Джанни [Роберт Силверберг] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Роберт Силверберг Джанни

— Но почему не Моцарта? — спросил Хоугланд, с сомнением качнув головой. — Почему не Шуберта, например? В конце концов, если вы хотели воскресить великого музыканта, могли бы перенести сюда Бикса Бейдербека.

— Бейдербек — это джаз, — ответил я. — А меня джаз не интересует. Джаз вообще сейчас никого не интересует, кроме тебя.

— Ты хочешь сказать, что в две тысячи восьмом году людей все еще интересует Перголези?

— Он интересует меня.

— Моцарт произвел бы на публику большее впечатление. Рано или поздно тебе ведь понадобятся дополнительные средства. Ты объявляешь на весь мир, что у тебя в лаборатории сидит Моцарт и пишет новую оперу, после чего можешь сам проставлять в чеках сумму. Но какой толк в Перголези? Он совершенно забыт.

— Только невеждами, Сэм. И потом, зачем давать Моцарту второй шанс? Пусть он умер молодым, но не настолько же молодым. Моцарт оставил после себя огромное количество работ, горы! А Джанни, ты сам знаешь, умер в двадцать шесть. Он мог бы стать известнее Моцарта, проживи еще хотя бы десяток лет.

— Джонни?

— Джанни. Джованни Баттиста Перголези. Сам он называет себя Джанни. Пойдем, я вас познакомлю.

— И все-таки, Дейв, вам следовало воскресить Моцарта.

— Не говори ерунды, — сказал я. — Ты поймешь, что я поступил правильно, когда увидишь его. К тому же с Моцартом было бы слишком много проблем. Все эти рассказы о его личной жизни, что мне довелось слышать… У тебя парик дыбом встанет! Пойдем.

Мы вышли из кабинета, и я провел его по длинному коридору мимо аппаратной и клети «временного ковша» к шлюзу, разделявшему лабораторию и жилую пристройку, где Джанни поселился сразу же после того, как его «зачерпнули» из прошлого. Когда мы остановились в шлюзовой камере для дезинфекции, Сэм нахмурился, и мне пришлось объяснять:

— Болезнетворные микроорганизмы сильно мутировали за прошедшие три века, и мы вынуждены держать Д жанни в почти стерильном окружении, пока не повысим сопротивляемость его организма. Сразу после переноса он мог умереть от чего угодно. Даже обычный насморк оказался бы для него смертельным. А кроме того, не забывай, он и так умирал, когда мы его вытащили: одно легкое было полностью поражено туберкулезом, второго тоже надолго не хватило бы.

— Да? — произнес Хоугланд с сомнением.

Я рассмеялся.

— Не волнуйся, ты ничем от него не заразишься. Сейчас он почти здоров. Мы истратили такие колоссальные средства на его перенос вовсе не для того, чтобы он умер здесь, на наших глазах.

Замок открылся, и мы шагнули в похожий на декорацию д ля киносъемок кабинет, заполненный рядами сверкающей телеметрической аппаратуры. Клодия, дневная медсестра, как раз проверяла показания диагностических приборов.

— Джанни ждет вас, доктор Ливис, — сказала она. — Сегодня он ведет себя слишком резво.

«Сегодня он ведет себя слишком резво».

— Резво?

— Игриво. Ну, вы сами знаете…

Да уж. На двери в комнату Джанни красовалась табличка, которой еще вчера не было. Выполненная размашистым почерком с вычурными барочными буквами надпись гласила:


ДЖОВАННИ БАТТИСТА ПЕРГОЛЕЗИ

Ези. 04.0L1710 — Поциуоли. 17.03.1736.

Лос-Анджелес. 20.12.2007—

Гений работает!!!!

Per piacere[1], стучите, прежде чем входить!


— Он говорит по-английски? — спросил Хоугланд.

— Теперь говорит, — ответил я. — Мы в первую же неделю обучили его во сне. Но он и так схватывает все очень быстро, — Я усмехнулся: — Надо же, «гений работает»! Пожалуй, подобного можно было бы ожидать скорее от Моцарта.

— Все талантливые люди чем-то похожи друг на друга, — сказал Хоугланд.

Я постучал.

— Chie lа?[2]— отозвался Джанни.

— Дейв Ливис.

— Avanti, dottore illustrissimo![3]

— А кто-то говорил, что он владеет английским, — пробормотал Хоугланд.

— Клодия сказала, что у него сегодня игривое настроение, забыл?

Мы вошли в комнату. Как обычно, Джанни сидел с опущенными жалюзи, отгородившись от ослепительного январского солнца, великолепия желтых цветов акации сразу за окном, огромных пламенеющих бугенвиллей, прекрасного вида на долину внизу и раскинувшихся за ней гор. Может быть, вид из окна его просто не интересовал, но, скорее всего, ему хотелось превратить свою комнату в маленькую, запечатанную со всех сторон келью, своего рода остров в потоке времени. За последние недели ему пришлось пережить немало потрясений: обычно люди чувствуют себя неуютно, даже перелетев через несколько часовых поясов, а тут прыжок в будущее на 271 год.

Однако выглядел Джанни вполне жизнерадостно, почти озорно. Роста он был небольшого, сложения хрупкого. Движения грациозны, взгляд острый, цепкий, жестикуляция умеренна и точна. В нем чувствовалась живость и уверенность в себе. Но как же сильно он изменился всего за несколько недель! Когда мы выдернули его из