Барвинок [Ванда Львовна Василевская] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Ванда Василевская БАРВИНОК
Только когда гражданин в сером пальто выпрямился, поставив в проходе один из узлов, которые он с трудом тащил, Петр понял, почему широкая спина и какое-то неповторимое движение головой показались ему очень знакомыми. — Доктор… — Что? Кто это? Кто? Близорукие глаза беспомощно блуждали по лицам столпившихся в коридоре вагона людей. Пенсне соскользнуло с переносицы, и доктор, стараясь поймать его, уронил второй узел. Наконец, он криво нацепил пенсне на нос. И только тогда нашел окликнувшего. — Петр Павлович! Не может быть, Петр Павлович! Идите, идите, я тут, в купе… Одну минуту, надо же эти вещи… — заволновался он и, опять потеряв пенсне, ухватился за узел. — Давайте-ка я помогу, — весело предложил Петр, с трудом засовывая пальцы под перекрученный, лохматый шпагат. — И зачем вам, доктор, столько багажа? — Нет, нет, ничего. Это не мои вещи… Я вот сейчас… Где же эта девушка? Только что тут была! Что же я теперь буду делать?.. — Я здесь, здесь. О, вот товарищ мне и поможет. Сюда, на полку. Чьи-то руки подхватили вещи, и доктор некоторое время стоял, не зная, что делать. — Петр Павлович… Вот сюрприз! Вот как в жизни случается! Вот сюда, здесь мое купе… Но доктор ошибся дверью и неловко попятился, смущенный и растерянный. — Может, здесь? — Вот, вот именно… Только эта девушка… — Ой, доктор, что-то тут неладно с этой девушкой! — Что вы, Петр Павлович, что вы! Бедняжка, у нее такие узлы, она чуть не осталась на станции. Узлы тяжелые, а тут такая толчея… Но у нас место есть, ничего, поместимся. Мой товарищ, — отрекомендовал доктор каким-то личностям, которых Петр не сразу мог рассмотреть в тумане серого дыма. — Подвинься, Фрося. Сонечка, угомонись, наконец. Товарищ хочет сесть, — жалобно прозвучал женский голос. Петр поместился рядом с доктором, втиснувшись между его плечом и старушкой, безуспешно пытающейся запихнуть под лавку корзину с продуктами. — Ой, бабушка, а с той стороны видно лес! Честное пионерское, лес! Я пойду посмотрю… — Не вертись, Соня, а то тебя проводник из загона высадит, — простонала толстая старушка, утирая платочком раскрасневшееся лицо. — Не высадит. Другие же ходят, а он не высаживает? — взбунтовалась девочка и, перелезая через ноги сидящих, оперлась вымазанными в повидле руками о колени Петра. — Ох, горе мое! — беспомощно простонала бабушка. Но доктор поспешил ее успокоить: — Ничего, ничего, пусть побегает, ребенку трудно усидеть столько времени на одном месте. — Вот встреча, доктор! — сказал Петр. — Садишься в поезд — и вдруг кто? Александр Илларионович! Мы всегда как-то неожиданно встречаемся: в поезде, на улице… Но теперь уж давно… — Да, да, много времени прошло… Стойте-ка, сколько же? С год, а то и больше. Ну, конечно, что ж это я? Ведь в последний раз мы встретились в Москве, это было еще во время войны… — Да, да… И вдруг — доктор, а с ним девушка, — засмеялся Петр. Тот замахал руками: — Что вы, что вы, Петр Павлович, как это можно! А что касается девушки… Пенсне опять упало с его носа, и он безуспешно искал его на коленях. Петр снял стекла, повисшие на пиджачной пуговице. — Ну вот, так всегда… Вечная возня. Я уж подумывал очки купить… — Нет, что вы, очки! По этому пенсне, которое никак не держится, я узнал бы вас не то что через год, а и через сто лет. Только пенсне, доктор, только пенсне! Очки сделали бы вас другим человеком, — засмеялся Петр, растроганно всматриваясь в озабоченное, беспомощное без стекол, лицо своего соседа. — Я помню, как в госпитале сестра Елена вечно их искала… — И находила, и находила!.. Как сквозь землю провалятся, а она их сразу и найдет! — Сестра Елена… Интересно, что она теперь поделывает? — Замуж вышла, как же! И, разумеется, работает по-прежнему в госпитале. Они умолкли. Петр вдруг почувствовал, что те госпитальные дни потеряли свою страшную окраску. Побледнели страдания, воспоминания стали приятными. Доктор Александр Илларионович, сестра Елена, радостный птичий щебет за окнами в кронах огромных деревьев, одно из которых расколола бомба. Маленький прифронтовый госпиталь с перспективы нескольких лет казался просто белой пристанью, обителью добрых людей, мягких рук, понимающих улыбок. Тем более что зажившая нога давно перестала ныть даже к дождю и не верилось, что когда-то она надолго приковала его к госпитальной койке. Обитель доброты… Да, таким и было это узкое кирпичное строение. И прежде всего благодаря врачу, который, несмотря на свою рассеянность, умел все организовать, все точно из-под земли достать, а главное — умел внести в работу известный тон, непоколебимую веру в то, что все будет хорошо, должно быть хорошо, и что страдание — не самое главное в жизни, оно отступает перед человеческим знанием, перед человеческой волей, перед человеческой добротой. — Виды почти такие же, как там, — заметил Петр, глядя в окно, за которым- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
1 час 46 минут назад
9 часов 35 минут назад
12 часов 6 минут назад
12 часов 14 минут назад
1 день 23 часов назад
2 дней 3 часов назад