Дракон, играющий в прятки [Гилберт Кийт Честертон] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

облаков, только твёрдых. Слои были изрыты, искрошены, как каменоломня, и я понял, что это — то самое место, откуда берутся цвета, Божья коробка с красками. Прямо передо мной была расщелина, то ли пустая, то ли перегороженная стеной застывшего воздуха, или света, или воды. Если туда попадала краска, она зависала, как птица в небе.

— Ну, — сказал волшебник, — делай свой мир. Мне надоели твои капризы.

Я осторожно принялся за работу. Сперва я набросал голубого и синего, чтобы оно оттеняло сверху белый квадрат в середине, поставил по вдохновению золотое пятно, а внизу прибавил зелени. Что до красного, я понял один секрет: его должно быть очень мало; и посадил на белом, прямо над зелёным, несколько алых пятен. Трудясь, я открывал понемногу, что же я делаю, а это с нами, людьми, бывает редко. Я всё яснее видел, что заново создаю то, что мы сейчас видим, — белый домик с жёлтой крышей, летнее небо, зелёную, траву, ровный рядок роз. Вот почему они все здесь. Может быть, тебе это будет интересно.

Сказав так, он резко повернулся, и Томми не успел посмотреть, как он прыгает через изгородь. Да и вообще, он не мог бы оторвать взгляда от белого домика.

СОВРЕМЕННЫЙ СКРУДЖ

Мистер Вернон-Смит, окончивший Оксфорд, обитающий в Тутинге и написавший книгу «Интеллектуальная элита современного Лондона», просмотрел свою строго, даже сурово отобранную библиотеку и решил, что «Рождественская песнь» Диккенса как раз пойдёт приходящим уборщицам. Будь они мужчинами, он бы насильственно предложил им браунинговский «Сочельник», но женщин он щадил, а Диккенса считал вполне занятным и безвредным. Коллега его Уимпол, тоже занимавшийся низами общества, стал бы читать им «Трое в одной лодке», но Вернон-Смит не поступался принципами, или, как он бы сказал, достоинством. Не желая укреплять и без того плохой вкус, он твёрдо решил предлагать им только Литературу. Диккенса, худо-бедно, можно было причислить к ней — не элитарной, конечно, и не особенно полезной, но вполне пригодной для уборщиц.

Конечно, он сделал необходимые пояснения. Он сообщил, что Диккенс — не первоклассный писатель, ибо ему недостаёт серьёзности Мэтью Арнолда. Предупредил он и о том, что ему свойственны непозволительные преувеличения; и зря, поскольку слушательницы постоянно встречали точно таких же людей. Бедные не учатся в университетах и не обретают универсальности. Входя во вкус, лектор сообщил, что в наши дни невозможен такой сумасшедший скряга, как Скрудж; но поскольку у каждой уборщицы был очень похожий дядя, дедушка или свёкор, они не разделили его убеждённости. Вообще, он был не в ударе, к концу совсем сбился, стал говорить с ними, как с коллегами, и даже сообщил, что с духовной (то есть — с его) точки зрения тот плотский, земной план, на котором находится Диккенс, вызывает глубокое огорчение. Сославшись на Бернарда Шоу, он сказал, что можно попасть в рай, как можно пойти в концерт, но скука там — точно такая же. Заметив, что всё это — не по зубам аудитории, он поспешил кончить лекцию и снискал щедрые аплодисменты, поскольку рабочие люди уважают ритуал. Когда он шёл к выходу, его остановили трижды, и он ответил каждому вежливо, но с той торопливостью, которой не допустил бы в своём кругу. Щуплая учительница спросила с лихорадочной кротостью, правда ли, что Диккенс не прогрессивен. Она это слышала в лекции по этике и перепугалась, хотя в прогрессивности разбиралась не больше, чем кит. Женщина покрупнее попросила его дать денег на какие-то супы, и тут его тонкое лицо стало строгим.

— Нет-нет, — сказал он, качая головой и продвигаясь к двери. — Так нельзя. Система Бойга, только система Бойга.

Третий, почему-то — мужчина, изловил его на крыльце, под звёздным небом, и без околичностей попросил денег. Таких людей Вернон-Смит считал отъявленными мошенниками и, как истинный мистик, верил принципам больше, чем свидетельству чувств, которые могли бы подсказать, что вечер — холодный, а мужчина — слабый и седой.

— Зайдите в пятницу, — сказал он. — От четырёх до пяти. Там с вами побеседуют.

Мужчина отступил в снег, виновато улыбнувшись. Когда Вернон-Смит спустился со ступенек, он стоял наклонившись, словно завязывал шнурки. Однако это было не так; пока филантроп натягивал перчатки, в лицо ему угодило что-то крупное и круглое. Ослепнув на мгновенье, он машинально стряхнул снег и смутно, как сквозь лёд или сонное стекло, разглядел, что человек кланяется с грацией учителя танцев. Сказав: «Весёлого вам Рождества», незнакомец исчез.

Целых три минуты Сирил Вернон-Смит был ближе к людям, чем за всю свою возвышенную жизнь, ибо если не полюбил их, то хотя бы возненавидел. «Мерзавец! — бормотал он. — Грязное чучело! Снежками бросается, видите ли! И когда они только усвоят цивилизацию? Да что говорить, если улицы в таком виде! Одно искушение для идиотов. Почему снег не чистят?!»

И впрямь, снег лежал или даже стоял стеной с обеих сторон