Воспоминания и впечатления [Анатолий Васильевич Луначарский] (fb2) читать постранично, страница - 2

утверждал, что историк не смеет игнорировать индивидуальное и неповторимое. Отсюда — необходимость внимательного изучения биографий деятелей культуры. И в самый последний период своей жизни, вновь возвращаясь к спорам с «марксистами… сверхличного толка», Луначарский писал: «Глупые россказни о том, что мы отрицаем роль личности и что поэтому нам нечего заниматься индивидуальными биографиями, — не заслуживают даже опровержения»^[5].

Признавая большое воспитательное, образовательное, научное значение биографий выдающихся деятелей, Луначарский приветствовал идею Горького о создании серии «Жизнь замечательных людей». Он выступил с рецензией на первый выпуск этой серии и намерен был принять активное участие в подготовке некоторых биографий.

Луначарский был мастером литературных портретов, силуэтов, этюдов, характеристик, опирающихся на живой биографический материал. Естественно, что он одобрял и поддерживал издание мемуаров, автобиографий, дневников, сборников писем и тому подобных историко-литературных документов. Не раз давал он свои предисловия и вступительные статьи к отдельным мемуарным произведениям и их сериям. Назовем, например, его предисловия к книгам, выпускавшимся издательством «Academia»: к серии «Памятники литературного и общественного быта» (в книге «Жизнь и приключения Андрея Болотова»), к серии «Памятники искусства и художественного быта» (в книге «Венецианов в письмах художника и воспоминаниях современников»), к мемуарам выдающегося русского актера Павла Орленева…

Подобного рода книги, «наполненные о себе самой свидетельствующей жизнью», Луначарский считал лучшим и наиболее увлекательным чтением и для юношества и для зрелых людей. Давая в одном из писем к сыну совет много читать, он добавлял: «Больше всего — кроме того, что нужно тебе, так сказать, для техники знания — биографий, мемуаров. Для меня это было и осталось огромным наслаждением и поучением»^[6].

Луначарский и сам на протяжении своего жизненного пути неоднократно обращался к мемуарному жанру, но, поглощенный почти непрерывно огромной работой, он записывал воспоминания о тех или иных эпизодах и фактах своей жизни только урывками. Несколько чаще делился он впечатлениями и воспоминаниями о своих современниках, главным образом в выступлениях, связанных с их юбилеями или смертью. Порой куски воспоминаний он вкрапливал и в свои литературно-критические или публицистические статьи.

Следует заметить, что Луначарский склонен был недооценивать значительность некоторых своих впечатлений и наблюдений, и это тоже сдерживало его перо мемуариста. Например, в статье, посвященной воспоминаниям о времени гражданской войны, он писал: «Правду сказать, наезды пропагандиста на фронт, рядом со всей гигантской эпопеей гражданской войны, и его воспоминания, рядом с сокровищами воспоминаний подлинных бойцов фронта, представляют нечто весьма второстепенное и бледное. Поэтому до сих пор я не считал возможным обрабатывать относящиеся сюда мои воспоминания»^[7].

Наиболее значительной попыткой Луначарского создать произведение мемуарного характера явилась книга «Великий переворот»^[8], которую он писал в 1919 году и которая должна была представлять рассказ участника и очевидца Октябрьской революции о ее событиях. Была задумана четырехтомная работа. Но Луначарский успел написать и дал для предварительного ознакомления издателю З. Гржебину лишь вступительную главу под названием «Мое партийное прошлое» и характеристики нескольких наиболее видных деятелей революции. Это и составило первый том, поспешно и даже неожиданно для автора опубликованный издателем и оставшийся единственным^[9]. Продолжение не состоялось: суровая и напряженная обстановка тех лет не способствовала занятиям мемуарным летописанием.

К тому же Луначарский, по его признанию, «убедился, что писать воспоминания в то время, как ни один акт революции не остыл и мы живем в самом ее горниле, попросту невозможно»^[10]. И позже он высказывал мнение, что «писать о жгучих днях, которые нами пережиты и сейчас переживаются»^[11], придется, вероятно, лишь в глубокой старости. А теперь в лучшем случае можно иногда, в свободную минуту, набрасывать лишь маленькие эскизы пережитого.

С годами Луначарский все чаще возвращается к мысли о своих мемуарах, об автобиографии. Так, например, находясь в начале 1932 года в Женеве, он обещал сыну «коротко раскомментировать» свою жизнь и начал писать автобиографические письма, хотя обычная загруженность работой, а затем начавшееся заболевание глаз очень мешали ему выполнять свое обещание.

Намереваясь приступить к созданию своих развернутых мемуаров, Луначарский предвкушал, что он с «наслаждением» и увлечением отдастся выполнению этой своей последней задачи. В