Через борозды [Н Каратыгина] (fb2) читать постранично, страница - 9

дверей, крыша блистала золотом, но ярче сверкали волосы королевской дочки...

Как бусинки, нанизывались заманчивые слова. Едва мама останавливалась, переводя дух, Кирик понукал.

Трепетали золотистые видения: лоснилась королевская корона, плавали круглогрудые лебеди, и зарыто было в жадную землю алмазное сокровище, не найти, не взглянуть на него, лежит среди желтых корней, под кротовыми норками...

Кирику жалко. Кирик весь вьется от нетерпения.

Но кончена сказка.

- Баиньки.

Он трет ножкой об ножку, снимая сапожок.

- Спокойной ночи.

Легко вздрагивает железная кроватка.

Екатерина Владимировна вынимает из кармана шифрованное письмо и разбирает:

- Перешли границу пароль динамит пока Силантьев служит можно торопитесь, службу устроим.

- Мамочка!

- Господи... Спи, несносный!

- Мамочка, пусть дядя Андрей помолится.

- Хорошо, спи... Спи, Кика.

Наконец, спит.

Тени покоятся недвижно. Мысль свободна.

--------------

Екатерина Владимировна бежала домой. Несла в ушах гул, в руке, прижатой к груди, таила трепет.

Привыкший к ней, влюбленный Логинов уговаривал бежать через границу.

Уже развертывалась в воображении прежняя красочная жизнь, пронизанная острым наслаждением.

Раньше!..

Сидела в благоухающем будуаре, протягивала руку к звонку, вдавливала розовый ноготь в скользкую кнопку, и бежала через десять комнат - десять сюда и столько же обратно - горничная, чтобы подать коробку шоколада из соседней столовой.

Раньше!..

Никогда не смотрела на покорные, ловко ступающие ноги, казалось, прислуге приятно вытаптывать пухлые ковры.

А нынче, если придется послать, Екатерина Владимировна опустит свои глаза на грубые рубчики чулок и оценит все угодливые движения, думая: Все для меня, для меня. И ласково скажет: - Спасибо, милая...

Сквозь муть большевистскую, уколы голода - ярче горит призрачная жизнь...

Бежала по двору, одолела ступени. Замок был снят, и Андрей с Кириком стояли посреди кухни.

- Так... - сказал Андрей. - Подождем.

Она швырнула поленья, дернула щепки, пристукнула сковородкой плиту.

- Выйди на двор, Кика, - приказал Андрей.

Когда Кирик выбежал, спросил:

- Откуда ты?..

- В очереди была...

- Лжешь!

- Почему лгу?

- Пахнешь дымом.

Невольно Екатерина Владимировна подняла руку к волосам.

- На воре шапка горит, Катерина.

- Оставьте, глупости.

- Говори, где была... Ну?

Страшен был Андрей. Влил пальцы в плечо жены.

- Оставь!

- Ну?..

Она схватилась за волосы, растрепала прядку, крича:

- Нюхай, вот они, пахнут, отруби!

Молния над самой переносицей и тьма.

Екатерина Владимировна упала.

Андрей тряс над ней руками, повторял:

- Падаль... падаль...

Валил дым из плиты.

Екатерина Владимировна плакала.

- Катерина, что ты сделала?..

- Господи, господи!.. - сказала она.

- Господи тебя этому научил?.. Припрячь его... подлая.

Долбящий звук, один-одинешенек, тянулся в горле Андрея, как нудная дождевая струя в жолобе.

--------------

Андрей два дня не возвращался домой.

Две ночи прикидывалась тихоней его несмятая постель.

Два вечера под-ряд Кирик молился за дядю Андрея.

На третий день Андрей вернулся, сел за стол, молча положил жилистые руки на белые незарисованные листы.

--------------

Андрей ударил кулаком по столу. Тюкнулся тонконогий столик, скакнула вазочка и упала. Наклонился, медленно поднимал осколки.

- Катина вазочка. Жаль.

--------------

Екатерина Владимировна спала.

Андрей рассматривал.

Размякло все лицо, бежало беспорядочно во все стороны, уже ничто не сдерживало его черты.

Так тесно были сжаты ресницы, что взгляд казался несуществующим.

И губы, открытые...

Не было Птиченьки, не было Екатерины Владимировны.

Горько, но умудренно вздымалась глубина Андрея.

Чужое, непобежденное и уже несоблазняющее лежало перед ним тело.

Андрей пошел к дверям.

Зашелестел простыней Кирик.

Лежал на животе, вдавив личико в теплую подушку.

Ножонка свисала.

Взял ее Андрей, подержал в руке, согрел, покрыл.

- Киринька...

Не отвечал, спал.

- Нет, Киринька... неужели, нет, не поймет? И не пойдет рядом?

Пошевелился, забормотал во сне...

Андрей вышел на цыпочках.

В кармане зашелестело письмо.

Любезный Андрей. Кланяемся тебе низко, Семен, Гаврила, а еще кланяются Иван Прокофьев и все Заханские. Ты просил писать, так что сообщаем, приезжали к нам из Политпросвета, относительно земли и прочего было разъяснение. Урожай ничего, подходящий, думаем притти с властью в согласие. Приезжай, однако, с мыльным камнем, солью. Еще кланяемся тебе

Семен и Гаврила.

А когда вышел на улицу, сразу вспомнил: 25 октября - 7 ноября сегодня.

И по всему телу сверху донизу потекли светлые мурашки. Праздник пролетарский! Выйдет на улицу весь пролетариат. Можно будет кинуться к нему и в его разверстые мощные колени головой уткнуться, ничего, кроме родных песен, не слышать.

Андрей поднял глаза - хлестало навстречу красное пятно - флаг.

Уже двигались колонны людей с плакатами.

Слабость, детскую