Странствия [Рэй Дуглас Брэдбери] (fb2) читать постранично, страница - 2

собак, и тогда Сеси начнет переживать щетинистые собачьи страсти, наслаждаться вкусом сахарной косточки и обнюхивать меченные мочой деревья. Ее слух станет собачьим слухом. Она полностью забудет, что значит обитать в человеческом теле. Она будет жить в собачьей шкуре. Это больше чем простая телепатия — заглянуть туда, сунуть нос сюда… Разум Сеси полностью покидал свое привычное вместилище, ее тело, и становился разумом, живущим в теле ином. Это открытая дверь, ведущая в собак, обнюхивающих столбы, в мужчин, в старых дев, в птиц… в детей, играющих в «классики», в любовников, еще не покинувших поутру постели, в потных землекопов, в розовый, погруженный в грезы крошечный мозг младенца в утробе…

Куда она направится сегодня? Сеси сделала выбор и полетела…

Мгновение спустя в комнату тихонько заглянула мама. Тело Сеси лежало на кровати, грудь оставалась неподвижна, лицо спокойно и безмятежно — Сеси окончательно покинула свое тело. Мама улыбнулась и кивнула.

День разгорался. Леонард, Байон и Сэм отправились на работу, равно как и Лаура, их сестра-маникюрша. Тимоти заставили пойти в школу. Суета улеглась. Единственное, что нарушало тишину днем, — это голоса трех младших кузин Сеси Эллиот, играющих на заднем дворе: «Вот уютный, вот пустой, вот дубовый гробик мой». В доме всегда было в избытке всевозможных кузин, дядь, внучатых племянников и чьих-то любовниц. Они приходили и уходили. Так вода течет из крана и уходит в сливное отверстие.

Кузины прервали игру: высокий, энергичный человек заколотил в парадную дверь кулаком, а когда из дома донесся голос матери — решительно вошел, не дожидаясь приглашения.

— Это же дядя Джон! — ахнула самая младшая из девочек.

— Тот, который нам враг? — уточнила другая.

— Что ему нужно? Он был такой злющий! — расхныкалась третья.

— Это мы злы на него, вот, — с апломбом объяснила вторая. — За то, что он сделал Семье шестьдесят лет назад, и семьдесят лет назад, и двадцать.

— Слушайте!

Все трое навострили уши.

— Он бежит по лестнице на второй этаж.

— Похоже, плачет…

— Плачет, как взрослые плачут?

— Конечно, глупышка.

— Он в комнате Сеси! Орет. Смеется. Умоляет. Рыдает. Он вроде бы и горюет, и тоскует, и злится, и боится — все разом.

Младшая из девочек и сама ударилась в слезы. Она подбежала к двери в подвал.

— Просыпайтесь! Просыпайтесь же вы! Вылезайте из своих ящиков! Дядя Джон пришел, кедровый кол принес! Я не хочу, чтобы мне в сердце воткнули кол! Просыпайтесь!

— Тсс! — шикнула на нее старшая. — Не было у него никаких кольев. А тех, кто в ящиках, все равно не разбудишь. Лучше слушайте!

Головки девочек напряженно склонились, глаза закатились. Кузины выжидали.

— Отойди от кровати! — велела мать, стоя в дверях.

Дядя Джон отпустил бесчувственное тело Сеси. Рот его был раззявлен, зеленые глаза прикованы к одному ему видимому ужасу, безумию и отчаянию.

— Я опоздал? — хрипло спросил он, всхлипывая. — Она ушла?

— Много часов назад! — фыркнула мать. — Ты что, слепой? Теперь она долго не вернется. Может, несколько дней пройдет. Иногда она лежит так целую неделю. Тело мне кормить не приходится, она сама находит, чем поддержать силы, — там, где Странствует, или в том, в кого вселилась. Отойди от нее!

Дядя Джон не двинулся с места. Он будто окаменел, уперев колено в пружины кровати.

— Почему она не дождалась меня? — в отчаянии простонал он, неотрывно глядя на Сеси.

Руки его снова и снова лихорадочно пытались нащупать ее неслышный пульс.

— Ты слышал, что я сказала? — Мать шагнула вперед. — Ее нельзя трогать. Пусть лежит как лежит. Когда она захочет вернуться, то вернется в свое тело благополучно.

Дядя Джон отдернул руку. Его вытянутое красное лицо с резкими чертами было покрыто оспинами и лишено выражения, усталые глаза до краев заполнили черные провалы под бровями.

— Куда она отправилась? Мне нужно, очень нужно найти ее!

Мать ответила — словно пощечину влепила:

— Не знаю. У Сеси есть излюбленные места. Ты можешь узнать ее в ребенке, бегущем по тропинке в овраге. Или она сейчас качается на виноградной лозе. Она может смотреть на тебя глазами рака, притаившегося под корягой в ручье. А может быть, она в это время играет в шахматы в сквере у здания суда, засев в голове старика. Ты не хуже меня знаешь, что она может быть где угодно. — Рот матери искривила злая усмешка. — Она может быть сейчас даже во мне. Может, это она, забавляясь, разговаривает с тобой моими устами. А ты ничего не замечаешь.

— Почему… — Он грузно развернулся, словно каменный валун на шарнирах. Крупные кисти рук дернулись вверх, пытаясь поймать нечто невидимое. — Если бы я думал…

Мать заговорила снова, спокойным, будничным тоном:

— Конечно, сейчас ее во мне нет. Но если бы даже и была, ты бы ни за что не заметил этого.

В глазах ее сверкнула отточенная, выверенная угроза. Мать стояла напротив, прямая и изящная, и смотрела на Джона без тени