Странствия [Рэй Дуглас Брэдбери] (fb2) читать постранично, страница - 5

Джон спустился в овраг, что раскалывал центр города надвое. Что сейчас творится в доме, думал он. Обзвонила ли мать Сеси родных? Испугались ли Эллиоты? Его качало, будто пьяного, под мышками разливались озера пота. Ничего, пусть Эллиоты немного поживут в страхе. Сам он уже устал бояться. Он еще немного поищет Сеси и отправится в полицию!

На берегу ручья он рассмеялся, представив себе, как мечутся Эллиоты. Они не могут допустить, чтобы старый добрый дядя Джон лишился рассудка и умер, нет, что вы!

Из-под воды на него таращились черные глаза — будто дула водяных пистолетов.

Жаркими летними днями Сеси любила скрыться от палящего солнца в мягкотелой серости рачьей головы. Она вытягивала волокнистые чувствительные стебельки с глазками-бусинками и наслаждалась ровным течением ручья, ускользающей прохладой придонных струй, игрой плененного света. Вдыхала и выдыхала принесенные водой частички, держа роговые замшелые клешни перед собой, будто изысканные столовые приборы, непомерно огромные и острые, как ножницы. Она видела великанские шаги мальчишеских ног, приближающиеся к ней по дну ручья, слышала приглушенные водой голоса перекликающихся юных ловцов. Тонкие пальцы обрушивались сверху, отпихивали камни, хватали обезумевшую живность и пихали в бидоны, где уже копошилось множество других пойманных раков, отчего каждый бидон напоминал ожившую корзину для бумажного мусора.

Она смотрела, как бледные столбики ног останавливаются напротив ее камня, как на грязное песчаное дно падает тень мальчишечьих бедер, как нависает над ее убежищем неуверенная, пугливая рука, слышала, как мальчик шепотом пытается заговорить свою жертву. А потом, когда рука стремительно ныряла в воду и камень откатывался в сторону, Сеси, взметнув песок фонтаном миниатюрного взрыва, игриво бросала позаимствованное тело назад, прочь от ловца, и исчезала, унесенная течением… чтобы устроиться под другим камнем и сидеть там, вороша песок и выставив клешни перед собой, с гордостью и достоинством. Таращить глаза-бусинки и чувствовать, как струящаяся вода наполняет распахнутый рот прохладой, прохладой, прохладой…

Мысль о том, что Сеси может скрываться у него под самым носом, в облике любой живой твари, приводила Джона в страшную ярость. В белке или бурундуке, в зловредной бактерии, даже внутри его собственного страдающего тела могла затаиться Сеси. Ей ничего не стоит войти даже в амебу.

Знойным летнем днем Сеси часто жила в теле амебы: то шныряла, то зависала в нерешительной неподвижности в скучающей и меланхолично-задумчивой глубине кухонного сифона. В те дни, когда мир по ту сторону неподвижной водной поверхности превращался в вялотекущий кошмар, когда жара выжигала свое клеймо на всякой вещи и любом живом существе в округе, Сеси мирно дремала, покачиваясь в жерле сифона. Там, наверху, деревья — как миражи, объятые зеленым пламенем. Птицы — как бронзовые печати, которые обмакивают в чернила и с размаху прикладывают к обнаженному мозгу. Дома исходят паром, будто навозные кучи. Хлопки дверей звучат как ружейные выстрелы. В такие дни, когда земля тушится на медленном огне, самый благословенный звук — астматическое сипение, с которым вода из сифона наполняет фарфоровую чашку, чтобы быть втянутой между старушечьими фарфоровыми зубами. Сеси слышит, как над нею надломленно шаркают старушечьи туфли, слышит сиплый голос самой старухи, изжарившейся под августовским солнцем. И Сеси, лежавшая у самого дна, где холоднее всего, взлетает, подхваченная извержением резервуара к сифону, чтобы выплеснуться в чашку, над которой уже ждут сморщенные от солнца губы. И в тот миг, когда чашка наклоняется к губам и фарфор стучит о фарфор, — только в этот самый последний миг Сеси покидает амебу.

Джон споткнулся и плюхнулся лицом прямо в ручей!

Вместо того чтобы встать на ноги, он уселся и остался сидеть, и с него капало.

Потом он принялся вопить и расшвыривать по сторонам камни со дна, хватать и с проклятиями выпускать из рук раков. Колокол в его голове звонил громче прежнего. А теперь под этот звон по воде перед ним чередой поплыли тела. Тела, которых не могло быть, но которые были совсем как настоящие. Белые, как черви, они проплывали мимо, словно марионетки с обрезанными ниточками. И течение чуть поворачивало их головы, так что Джон мог видеть их лица, лица с фамильными чертами Эллиотов.

По-прежнему сидя в ручье, он разрыдался. Ему была так нужна помощь Сеси, но разве теперь она захочет помочь ему — после всех глупостей, которые он натворил, после того, как он поносил ее, ненавидел ее, после того, как угрожал ей и Семье?

Джон встал. Его била дрожь. Теперь ему оставалось только одно: поговорить с каждым членом Семьи в отдельности. Умолить их вступиться за него. Заставить их упросить Сеси вернуться домой, и как можно скорее.

Дверь похоронного бюро на Коурт-стрит распахнулась. Владелец, низенький усатый человечек с тонкими чуткими руками, посмотрел на посетителя. На лице