Вальс любви [Хортенз Кэлшиер] (fb2) читать онлайн

Хортенз Кэлшиер Вальс любви

Пролог

— Отыскать себе половину с помощью почтовой открытки — ну не чудо ли! — начал доктор Шорт, пригубив первый глоток вина. Я поддержал его начинание доброй дозой своего напитка, сделав вид, что профессионально навострил свой писательский слух. — Отбросить сотни ответов претенденток и выбрать одну, — продолжал мой давний оппонент, — это ж какая могучая сила позволяет судить о людях на расстоянии. Это еще, помнится, Дюма приметил. А иной и фотографию не запросит: для меня, скажет, достаточно пробежать глазами по клочку исписанной бумаги, или услышать по телефону голос, или просто в глаза взглянуть. Счастливый выбор напарника — это прямо рулетка какая-то, беспроигрышная лотерея: вытянуть счастье по автобусному билетику. Да, любовь непостижима. Не зря говорят, что браки вершатся на небесах.

— Сколько же неведомых слагаемых нужно учесть, чтобы вывести формулу любви? — лениво подкинул я поленце в раздуваемый исцелителем ковбойских тел и душ костерок душеспасительных бесед, вечно тлеющих или бурно полыхающих в старинной таверне Стива, помнившей еще времена Дикого Запада.

Старик-доктор только этого и ждал. Я лениво потянулся за остатками недопитого виски, а Шорт, отодвинув свой бокал с едва отпитым виноградным вином, со сварливой охотой произнес:

— Уж я-то знаю одно слагаемое уравнения или, черт побери, один ингредиент колдовского любовного варева. И жизнь самого научила, и кое-какие кабинетные теоретики и иные литературные витии вдалбливают в наши податливые головы: один — некий Фрейд, с его премудрыми «либидо» и «эго», а другой — ты, неисправимый циник и графоман, со своим примитивным сексом и ковбойщиной.

Поперхнувшись последним глотком скотча, я замешкался, чем и воспользовался универсальный знаток печенок и селезенок, проктологических секретов и тайн человеческого мозга (вот бы доктора вместо Бенджамина Энцефалоном назвать), с его такими же непредсказуемыми вывертами скопища извилин, незатейливых, как прямая кишка, берущая начало от самого мозжечка… гипофиза, что ли…

Я и не заметил, как док Шорт перешел к очередному погрому моего последнего литературного опуса, после очередного выброса из гипофиза в прямую кишку.

Ох, какой же я циник, встрепенулась мысль в взбодревшей после легкого возлияния башке. И как ни странно, ее полости, словно бетоном, залили уже давно тревожащие меня мысли.

А док гнул свое:

— И почему у твоих героев едва ли не единственным слагаемым любви является секс? Почему у всех твоих слащавых двуногих жеребцов и длинноногих белокурых от перекиси красоток нет детей, уютного дома, просто тяги к своему очагу? И притягивает их какой-то сексуальный выверт. То они у тебя валяются в охапке сена в конюшне, то на задних сиденьях провонявших от проката дешевых автомобилей… И готовы они завалить кого угодно. Для них одна женщина не отличается от другой — стоит лишь мужику глаза зажмурить.

Ох, надоел ты мне, док Шорт, думал между тем я. Ведь за то, что я пишу, мне платят. Значит — читают. Значит, кому-то не хватает и той малой иллюзорной радости. Да хоть на охапке сена. И ведь каждый верит: это пока, сегодня. Завтра будет по-другому. Я найду своего принца или золушку. И ведь сбывается. Только один раз — на миллион. И каждого поддерживает вот эта восточная мудрость: «В каждой пустыне есть, есть свой оазис. Просто не каждому верблюду удается найти его». И каждый верит: а вдруг найду. А без веры… иначе и жить зачем же? Разве что переспать с кем попало на коридорном коврике…

Ох, надоел Шорт, ковбойский эскулап, снова подумал я и, обернувшись к бармену, крикнул:

— Стив, прерии горят! Затуши пожар двойным скотчем!

— Уходишь от разговора, — сердито проворчал дипломированный лекарь моей мятущейся души. Моя индифферентность стоила ему еще пары глотков красненького. — Да, — задекламировал он голосом Цицерона. — Я не кришнаит, признающий физическую близость двух полов как акт, допустимый лишь для продолжения рода. Скажу тебе больше: ежедневный стаканчик красного виноградного вина и регулярная половая жизнь — вот основа и телесного и психического здоровья. Регулярный секс поддерживает нормальное функционирование организма, придает сил. Ну, как, извини меня, ежедневная утренняя зарядка. А регулярность требует от человека сил и здоровья. Вот и получается замкнутый круг.

Бармен Стив, метнув между тем на столик двойную порцию шотландской пшеничной, шепнул:

— У нас все споры заканчиваются чем… пари. Заставь дока поставить на старика Джека и его внучку.

Вот повод, чтобы угомонить лихого ковбойского дока, подумал я, но мне ли остановить стадо мустангов. Словно их копыта, слова исцелителя припечатывали меня к грешной земле и тут же возносили на такие поэтические высоты, где все формулы любви и ее теоремы казались элементарной аксиомой, уравнением с одним неизвестным.

— Ну вот, — давил на меня литературный костоправ, — все твои герои только и трахаются что на чердаке или рядом с навозной кучей, а то и на муравьиной. Ну ладно, черт с тобой — на кухне. Но и в этом случае любовник мог бы проявить больше тонкости и не доводить даму до экстаза от муравьиных укусов и заноз на кухонном столе. Ведь ты уже не молод, неужели не уяснил, что каждая женщина, психически здоровая, хочет не только ЭТОГО, но и чтобы за ней ухаживали? Да, он удовлетворяет ее сексуально, и столько раз, сколько им требуется. Это естественно, ведь секс всегда был сутью взаимного притяжения двух полов. И все же… все же… Женщина нуждается и романтическом ухаживании. Более того — она нуждается и любви, в признании своей нужности и незаменимости…

— Ну правильно, — выикнул я после очередного глотка (последнего приказал я себе), — она нуждается в любви, но ведь первым составным формулы любви является секс. Вот мы и установили, что…

— Не мы, а человечество, — рубанул языком-скальпелем проклятый хирург, проктолог, педиатр, геронтолог и вообще, черт бы его взял, знаток человеческих тел и душ. — А нам же, вернее твоим героям, следует учесть обратную зависимость — основным элементом формулы секса является любовь.

— Ну и как все это приложимо к Джеку Симпсону — ведь старику за семьдесят, да и невеста идет за ним почти ноздря в ноздрю.

— Слушай, щелкопер, — вконец обозлился бог медицины от канадской границы до Орегона.

А ведь он сам разменял седьмой десяток, а какая у него жена — хорошенькая, удовлетворенная жизнью старушка, чуть не вдвое младше дока Шорта. Это пронеслось у меня в голове. А слух запечатлел для следующих набросок слова самого безжалостного из синклита провинциальных знахарей… нет не знахарей, а знатоков, настройщиков самых тонких струн человеческой души.

— Ты что, не слышал о сексе после шестидесяти? Готовь себя к этому, иначе как квелого жеребца на мыловарню отправят. Секс — единственный момент жизни. И радость тоже, особенно в нашем возрасте, — значит, мы вдыхаем все запахи жизни. А уж для внучки Джека и ее жениха — это вообще праздник жизни, который никогда не кончается.

— Держу пари, — вспомнив бармена Стива, подначил я дока, — что старик Джек в самый последний момент сникнет, да и перезрелой его внучке ближе парнокопытные. Некий ковбой уже отвадил ее от себе подобных. Один против двух, что почтовый роман стариков не состоится, да и молодых весь этот фрейдизм не бросит в объятия Гименея.

— Один против десяти, что ты ни черта не понимаешь ни в сексе, ни в любви, — вспылил доктор, и, расплескивая свой любовный напиток, допил его. — Считай, что я выиграл, — прокричал он на всю таверну. — И тогда я заставлю тебя укладывать своих героев на брачные ложа с накрахмаленными льняными простынями, а не валять их в соломе по конюшням или на кухонных столах.

В следующем романе я так и сделаю, а сейчас поступлю так, как будто я подглядывал за… за самим собой: ах, как приятен запах соломы, замешанный на любовных ароматах, ах, как некрасивы приоткрывшиеся глаза с немым укором:

Ты кто такой? Как зовут? И вообще, что тебе нужно?

I

— Дорис, девочка, тебе нужен мужчина.

Оставив тарелки в покое, Дорис Симпсон повернулась к деду и бросила на него взгляд столь же укоризненный, сколь укоризненными были его слова. Она слышала их уже не в первый раз. Душещипательными разговорами дед изводил ее, как овод лошадь.

— Ты у меня мужчина, — ответила она. — Зачем мне еще один, если мы справляемся с нашим ранчо без посторонней наемной силы?

— Я уже не тот, — гнул свое Джек Симпсон, покачиваясь на крепком сосновом стуле за кухонным столом. — Мне уже не унести кипу сена, не объездить коня, мне уже не осилить и половины работ по ранчо, с которыми я справлялся еще в прошлом году. И вообще мне нужна замена ничто не остановит ход времени.

Две шотландские овчарки — Бой и Той, лежавшие под столом у ног Джека, подали голос, словно подтверждая каждое сказанное им слово.

— Перестань, дед, — мягко попросила Дорис, проглотив ком в горле. Она снова повернулась к раковине и пустила струю горячей воды на сковородку. — Кроме тебя, мне никого здесь не надо еще много лет.

Она сделала вид, что смотрит в окно над раковиной, старательно избегая его пронзительного взгляда — дед сразу бы заметил подступившие к ее глазам слезы. Дорис видела перед собой высокогорную долину, окруженную гористыми склонами, густо заросшими лесом. Этот юго-восточный угол штата Вашингтон был совершенно изолирован и мало заселен, кроме диких зверей, лошадей, скота, здесь держались только стойкие ковбои вроде деда и ее самой.

— Я, дорогуша, толкую не о помощнике, а о муже, черт побери! Тебе уже за тридцать, впереди долгие годы, о которых ты совсем не думаешь. У меня их уже нет.

Скоро ему семьдесят, но Дорис упрямо не хотела признавать этот факт. Да и не такой уж он старый, если не считать жесткой седины. Правда, плечи его казались чуть уже, чуть слабее, чем тогда, когда в три года она скакала на них верхом вокруг этого же кухонного стола. Но стоит ей повернуться, и она увидит, как непроизвольно дрожит его рука, поднося чашку к губам, как темнеют на тыльной стороне его мозолистых ладоней возрастные пятна, как поправляет он бифокальные очки на крепком носу.

Джек Симпсон просто не может постареть, в отчаянии думала она. Он ей слишком дорог. Дороже этого ранчо и большого дома из сосновых бревен, в котором они жили. Дом он построил пятьдесят лет назад из стволов деревьев, спиленных рядом на склонах. Когда-нибудь она унаследует ранчо, но думать об этом совсем не хочется.

— Вовсе нет, тебе немало осталось, в твои-то незрелые семьдесят. — Дорис подошла к столу, чтобы смахнуть хлебные крошки.

— Незрелые! — фыркнул дед. После смерти Энни я уже перезрел. — Он уставился на кофейную гущу в кружке, словно мог увидеть там свою покойную жену, и тоскливо вздохнул, потом взглянул на внучку, нахмурив щетинистые брови. — Кстати о будущем, девочка, сколько детородных годков тебе остается, а? Четыре-пять, не больше?

Чувствуя, как вспыхнули ее щеки, она воспользовалась случаем, отвернулась и стряхнула крошки в раковину из мыльного камня.

— Поздно уже мне думать о муже и детях.

— Было бы не поздно, если бы ты дала объявление, поискала бы «мужа почтой».

— Уже давала. — Она вызывающе взглянула на него. — Помнишь?

— Еще бы, — откинулся он вместе со стулом к бревенчатой стене. — Ты, золотце, поместила объявление только один раз в «Новостях ранчо», да и то я тебя заставил.

— Помнишь, каких мужиков оно привлекло, дед? Трех закоренелых неудачников, которых не брали ни на одну работу. И стоило каждому только взглянуть на меня, как…

— А что они увидели? — перебил он ее. — Ты встречала их в сапогах, джинсах и вылинявшей рабочей рубашке, благоухая как конская попона.

— Чем еще я могу благоухать? Почти каждый день я скачу верхом. Они увидели, что я некрасива, как заборный столб, дед. Это же ясно, и мы оба знаем это.

— Платье и немного губной помады тебе не помешали бы, — проворчал он. — Ты могла бы надушить руки, распустить свои чудесные черные волосы или хотя бы повязать ленточкой свой конский хвост, с которым ты не расстаешься ни днем, ни ночью.

Дорис состроила ему рожицу.

— Я рабочая женщина со скотоводческого ранчо. А «мужики почтой» не желают ни ремонтировать мои изгороди, ни целовать мои мозоли.

— На тебя заглядывались двое местных парней. Да и этот, внебрачный ковбой, Дик Кочрэн.

— Внебрачный — слишком для него мягко сказано, — бросила она, с усилием отскребая грязь в раковине. — И все они уже дважды или больше были женаты и разведены. Лучше уж остаться одной, чем связываться с такими отбросами.

Джек покачал головой:

— Ты не так скроена, чтобы быть монахиней, да и я не гожусь в монахи. Тебе не хватает радости любви и брака, и мне тоже.

— Зато я независима, дед, делаю то, что хочу, и ни перед кем не отчитываюсь. Многие ли женщины знают, что это такое? А я знаю. Муж связал бы мою свободу, держал бы меня в загоне.

— Только не порядочный мужик, детка.

— Черт! Назови хоть одного мужика, который не хотел бы, чтобы я была хорошенькой, круглее или худее, с более пышной грудью или с более длинными ногами. Ну, назови!

— Ну, я-то любил Энни такой, какой она была, и тебя я люблю такой, какая ты есть.

— И все же ты хотел, чтобы я нарядилась ради тех трех неудачников.

— Гм, — изрек Джек. Так он всегда поступал, когда проигрывал в споре.

Довольная своей победой, Дорис вытерла руки полотенцем, заправила в свой конский хвост выбившуюся прядь и скосила взгляд на деда, он бывал не только милым, но и упрямым.

Громко вздохнув, Джек отодвинул стул и встал.

— Ладно, тогда я напишу объявление. Прозябающее тут с лошадьми и коровами тело просто обязано оповестить, что оно доступно.

— Дед, я отзову любое объявление, так что не трать напрасно время.

— Полегче, деточка. Речь не о тебе Мне нужна жена, но ни одна из вдовушек, что ходят в нашу церковь, меня не привлекает.

Дорис изумленно заморгала.

— Жена?

— Ага. Я помню Энни, но после четырех лет одиночества мое сердце жаждет любви доброй женщины. Да и любить я еще способен. И тебе не помешает помощница по дому, а? Он смахнул паутину, которая свисала с их самодельной люстры.

— Да нет… Но…

— Тогда я иду писать объявление. Посмотрим, что из этого получится.

* * *

«Вдов, штат Вашингтон. 69 л. Ищет жену. Фото пожал.»

Эта строка в колонке объявлений задала работы их почте, за один месяц пришло три сотни писем. Ежедневно Дорис извлекала из ящика пачку надушенных конвертов. Было от чего взбеситься! Вышагивая четверть мили по грунтовой подъездной дорожке к дому, она не уставала изумляться. Какой ужас! Почти половину писем написали женщины моложе ее. Одно письмо пришло аж из Парижа, из Франции! А какие фотографии были вложены в конверты!

Когда этот поток истончился до струйки, Джек разложил на обеденном столе фотографии наиболее перспективных кандидаток и принес лозу, с помощью которой всегда искал подпочвенные воды для колодцев.

Сидя за столом, Дорис со смешанным чувством наблюдала за этими приготовлениями. Хорошо, что дед так весел и оптимистичен. Но какое разочарование его ждет — она это испытала на себе, — когда приедут отозвавшиеся на его зов женщины и окажутся менее пригодными для жизни на ранчо, чем они это рекламировали в своих письмах.

— Нужно было бы тогда проверить лозой твои три письма, — бросил Джек, взяв в руки кончики раздвоенного прутика. — Пожалуй, нужно повторить твое объявление.

— С меня хватит и одного раза, — вспыхнула Дорис.

Закрыв глаза, Джек велел ей перемешать разложенные на столе двадцать пять фотографий. Господи, не станет же он выбирать себе жену вслепую, как искал воду под землей? Дорис не раз была свидетелем того, как со сверхъестественной точностью он выбирал место для очередного колодца. Но выбирать таким же способом жену? Такое даже не приснится!

— Я уже перемешала, дед.

Не открывая глаз, он начал проносить раздвоенный прутик над рядами фотографий. Дорис наблюдала, как подрагивает свободный конец ветки, медленно двигаясь над улыбающимися лицами. Джек отобрал снимки женщин не моложе шестидесяти пяти лет — красивых, средненьких и просто некрасивых.

Внезапно пруток нырнул к одной из фотографий, как если бы невидимая рука дернула его вниз.

— Так, — произнес Джек, открывая глаза. — Кто эта милая леди? — Отложив лозу в сторону, поправив свои бифокальные очки и откинувшись на спинку стула, он принялся изучать фотографию. — А, Салли Хаммел из Сиэтла. Отлично. Ее письмо понравилось мне больше остальных. — И он улыбнулся Салли. — Знаешь, Дорис, у нас с ней много общего. Мы оба вступили в брак сразу после окончания средней школы, а теперь оба овдовели.

Дорис взглянула на снимок. Ничего особенного: пухленькая, пышные седые волосы обрамляют лицо в форме сердца, темные живые глаза, теплая и открытая улыбка.

Джек зачитал отрывок из ее письма: «Я выросла на животноводческом ранчо в Техасе, но уехала из Техаса, когда встретила будущего мужа. Мы были счастливы в браке, и я очень страдаю от одиночества после того, как пять лет назад умер Кеннет. Наши сын и дочь уже взрослые и живут самостоятельно. Так что я свободна и с удовольствием познакомлюсь с вами, если и вы того пожелаете».

— Кажется, симпатичная женщина, — прошептала Дорис, стараясь не думать о бабушке, которая для нее была самой замечательной женщиной на свете.

— У меня сразу возникло расположение к Салли Хаммел, — кивнул Джек. Он отодвинул в сторону остальные фотографии и письма. — Отправлю ей письмо сегодняшней почтой, а остальным леди выражу мое сожаление потом. Сообщу Салли наш телефон и попрошу позвонить сюда за мой счет, если ей понравится мой ответ.

— Ты только хочешь вступить с ней в контакт, дед?

— Угу. — Джек лукаво улыбнулся и любовно похлопал по прутику, словно благодаря его за работу. — Старая лоза еще ни разу не подводила меня.

* * *

Салли Хаммел позвонила по междугородному телефону в тот же день, когда получила письмо Джека. Дед унес телефон в свою спальню и закрыл за собой дверь, продержав Дорис в неизвестности целых два часа.

Пытаясь смотреть телевизор, пока он разговаривал, Дорис слышала, как Джек несколько раз рассмеялся. Этого не было с тех пор, как умерла бабушка. Даже из-за двери было слышно, что смеялся он радостно, бодро, словно юноша.

Она сложила руки на груди и уставилась на экран. Ни один из трех звонков тех неудачников, отозвавшихся на ее объявление, не вызвал в ней ощущение счастья или молодости. А визиты их вообще были сплошным недоразумением. Когда же в последний раз она чувствовала себя счастливой?..

Ее лицо потемнело, мысли унеслись далеко в прошлое. Десять лет назад. Какая же она была дурочка, когда думала, что ковбой деда Дик Кочрэн действительно неровно дышит к ней! А он лишь сделал еще одну зарубку на спинке своей кровати! Три месяца самого льстивого ухаживания, которое она когда-либо знала, единственного ухаживания, которое она вообще знала.

Джек и Энни предостерегали ее, но она поверила своему сердцу. Соблазнив ее, на следующее утро он исчез из городка и больше не появлялся. Она страдала, пока однажды случайно не услышала в городе, что Дик проделал это на спор со своими дружками-выпивохами.

Дорис уже не страдала, она сгорала от унижения. В то время она была самой старой девственницей в округе. Достаточно старой и достаточно непривлекательной, чтобы ковбои заключали пари по поводу ее целомудрия.

Услышав, как открылась дверь спальни деда в конце коридора, она сделала вид, что полностью поглощена старым вестерном. Один из героев молниеносно выхватывал револьвер и целился в ковбоя-злодея, похожего на вонючку Дика.

— Застрели подонка, Мэт, — мрачно подсказала она.

— Салли погостит у нас пару недель. — Лицо у деда горело от возбуждения. — Говорит, приедет из Сиэтла на машине.

— Недель? — в изумлении повторила Дорис.

Посмеиваясь, Джек уселся в свое большое, обитое коровьей шкурой кресло.

— Мы отлично поболтали. Двух недель хватит, чтобы узнать друг друга. Она хочет приехать не одна, в сопровождении кого-то. Я сказал, что мы не возражаем. Правильно?

— Конечно, но…

— Надо приготовить две спальни к их приезду в субботу вечером.

— Дед, но остается только два дня.

— Угу. Я считаю, Салли мы приготовим комнату напротив моей спальни. — Он мигнул. — А сопровождающая может спать по соседству с тобой, и вы обе сможете пользоваться ванной комнатой.

Дорис хотела предостеречь его, чтобы он не очень раскатывал губки. Неужели дед забыл, как не повезло ей с ее объявлением?

Его ждет разочарование, подумала она, но не сказала этого. Язык не поворачивался. Она не видела его таким взволнованным и полным жизни с тех пор, как умерла Энни. Карие глаза искрились, лицо помолодело, и с него не сходила радостная улыбка.

Он заметил сомнение в ее глазах.

— Не волнуйся, деточка. Старый ивовый прутик знает, что делает.

Она прикусила губу и вздохнула. До субботы нужно так много сделать. Теперь придется менять планы.

* * *

В субботу при заходе солнца Дорис заняла наблюдательный пост у проволочной входной двери и вскоре увидела облако пыли в том месте, где подъездная дорожка выходила на шоссе.

— Дед, они! — крикнула она Джеку, готовившему за домом шашлык по-техасски. Пятьдесят лет назад он приехал в штат Вашингтон из Техаса, вспомнила Дорис.

К дому приближается дьявольский гонщик, подумала она, глядя на страшный шлейф пыли. Судя по письму, Салли Хаммел была не из тех, кто носится сломя голову по горным дорогам.

Подойдя к Дорис, Джек взглянул на облако пыли.

— Должно быть, они. По времени точно. Собак я запер в конюшне, чтоб не мешали.

В ковбойке, голубых джинсах и выходных сапогах, он был красивым и возбужденным. Дорис уловила запах лосьона после бритья и аромат поджаренных на углях ребрышек.

— Выглядишь ты молодцом, дед.

— Ты тоже. — Он сжал ее плечи. — Отлично смотришься в этом розовом платье, прозрачных чулках и особенно в туфлях на высоких каблуках. И волосы наконец не собраны в пучок, а подвиты. — Он принюхался. — А благоухаешь! Как букет!

— Ага, как Золушка на балу, — прошептала она застенчиво. Дед прекрасно знал, что женственность, красота и очарование не были ее сильными сторонами. Она знала, что он скажет, и дед не разочаровал ее.

— Ты обладаешь особой, внутренней, красотой, девочка. И твой принц обязательно явится.

Обычно бы Дорис, закатив глаза, пробормотала, что не будет никакого принца, что в целом свете ей уготованы лишь гадины вроде Дика, но, приодетая, завитая, надушенная, чтобы ради деда произвести впечатление на миссис Салли Хаммел, она попала в поле его любви и благожелательности и на какое-то мгновение почувствовала, что внешне она не менее привлекательна, чем внутренне, как заверял ее дед.

Урчание мощного двигателя стало громче и отчетливее, и вот перед ними появилась машина — скоростная, обтекаемая и красная, словно пожарная.

— Одна из этих иностранных штучек, — заметил Джек. — Похоже, под ее длинным капотом упрятано целое стадо мустангов.

Такая низкая машина совершенно не годится для горного ранчо, размышляла Дорис. Судя по спортивному автомобилю, миссис Хаммел слишком веселая вдовушка, чтобы жить на изолированном ранчо за сотни миль от Сиэтла. Она вернется домой еще до того, как дед снимет шашлык с решетки. А на снимке она казалась такой простенькой, такой обычной.

Джек вышел на длинное и широкое крыльцо и помахал рукой. Дорис последовала за ним, прикрывая ладошкой глаза от заходящего солнца. Бедный дед. Он так старался со своим шашлыком, а вчера несколько часов собирал полевые цветы, которые она поставила в спальни гостей в фаянсовых вазах. Дед помог ей привести гостевые комнаты в божеский вид, а потом долго начищал свои сапоги. И все для чего?

Щурясь от солнца, Дорис ощущала едва ли не сострадание к деду. Старый прутик все же подвел его. Он годится только для разжигания углей под решеткой.

Визжа тормозами, машина остановилась в облаке пыли. Дорис чихнула раз, второй, третий. Джек сунул ей в руку свой носовой платок и перекрестил ее, когда она чихнула еще раз.

Открылась дверца со стороны водителя, из нее появилась ковбойская шляпа, и Дорис опустила платок. Затем моргнула и снова прикрыла глаза ладошкой. На месте пассажира вроде сидела женщина, но водитель-то точно был мужчиной.

В водовороте пыли лучи заходящего солнца высветили высокую — более шести футов — фигуру Дорис напрягла глаза, но не смогла разглядеть лицо под низко надвинутой шляпой, а видела лишь светящийся силуэт, мужественные очертания широких плеч, узких бедер и длинных ног.

Она покачнулась на своих высоких каблуках: перед ней стоял мифический ковбой из ее снов и потаенных грез! И где? Прямо у ее дома!

Бросив на нее быстрый взгляд, Джек приподнял кустистую бровь:

— А? Черт меня побери, если это не принц!

II

— Привет Вы, должно быть, Энди Хаммел, внук Салли. А я Джек Симпсон.

Энди смахнул шляпу, радуясь возможности освободиться от нее, — этот головной убор заставила его надеть бабушка, желая произвести хорошее впечатление на Симпсонов.

Он пожал руку Джеку, бросив ему:

— Рад познакомиться с вами. — И хотя лицо его было любезным, рукопожатие отражало неодобрение поступка бабушки.

— И я очень рад, — заверил его Джек, глядя сквозь ветровое стекло на Салли и расплываясь в широкой улыбке. — Я помогу леди выбраться из машины, если вы не возражаете.

Энди кивнул, так и не улыбнувшись. Однажды он поймал жестокого убийцу, выбиравшего свои жертвы по частным объявлениям в газетах. Бабушка правильно сделала, что взяла его на эту смешняцкую «рыбалку». Иначе он сам напросился бы в поездку, не хватает еще, чтобы она стала очередной жертвой.

Правда, Джек Симпсон выглядит вполне прилично. Рукопожатие у деда твердое, достаточно мужское, косточки от него ноют до сих пор, но одного этого еще недостаточно для полного суждения. Работа полицейского приучила его к тому, что первое впечатление часто бывает обманчивым. Лишь со временем выясняется, чего стоит тот или иной человек. Джеку Симпсону еще предстояло доказать, что он достоин Салли Хаммел.

Энди бросил взгляд на женщину, стоявшую на верхней ступеньке крыльца. Это, стало быть, внучка. Не совсем то, что он ожидал увидеть. По описаниям Салли он вообразил себе девчонку-сорванца с веснушками и косичками. Теперь-то он понял, что бабушка слукавила, я не без причины.

— Энди Хаммел, — представился он и протянул ей руку. — А вы, верно, Дорис?

Он заметил, как она судорожно крутит в руках носовой платок. Краска, темнее, чем ее розовое платье, по шее поднималась у нее к щекам. Или она болезненно стеснительная, или пришла в ярость. Скорее последнее, решил он, заметив выставленный вперед упрямый подбородок и сверкающие серовато-зеленые глаза.

Она явно не ожидала увидеть такого сопровождающего Салли. Джек тоже, очевидно, ввел ее в заблуждение, дав понять, что с бабушкой прибудет женщина.

— Как поживаете, мистер Хаммел? — промолвила она, неуклюже спустившись по деревянным ступенькам крыльца и коснувшись его руки лишь кончиками пальцев. На нижней ступеньке ее каблук попал в дырку от сучка, и она по инерции рухнула вперед. — Ах! — вскрикнула она, падая. — Вот черт!

Энди подхватил ее в объятия. Он почувствовал, как прижались к нему ее груди, как упруга ее тонкая талия под его рукой, как шелковисты черные волосы, коснувшиеся его щеки. Он вдохнул запах ее духов — гардении — и прижал ее к себе чуть сильнее, чем требовала ситуация. Не красивая, даже не хорошенькая, но пахла она экзотически и соблазнительно, как оранжерейный цветок.

Онемевшая от шока и боли, Дорис очень близко увидела глаза Энди и поразилась их ясной голубизне. Спасительно удержавшие ее руки были крепки, как сталь. От его тела исходила надежная мужская сила.

Попытавшись оттолкнуть его от себя, она только случайно выбила из его руки шляпу и выругалась про себя.

Энди нагнулся, высвободил ее туфлю из отверстия в ступеньке и спросил:

— Вам не больно?

— Нет. — Она сделала шаг назад босой ногой и вздрогнула от боли, прострелившей лодыжку.

— Ступай легко на высоких каблуках, девочка, — посоветовал Джек, огибая машину под руку с Салли. — А теперь знакомься.

— Привет, Дорис, — поздоровалась Салли с теплой улыбкой. — Вы не пострадали? Энди мастер оказывать первую помощь, он знает, что делать при несчастном случае.

Дорис обменялась с Салли коротким рукопожатием и попыталась сделать еще один шаг, но ее лицо тут же исказилось от нестерпимой боли.

— Присядьте, я взгляну на вашу лодыжку. — Носком туфли Энди показал ей на ступеньку сзади нее.

— Нет, я…

— Сядь, девочка, — сердито приказал дед, надавливая на ее плечи. — Делай то, что говорит принц…. э…. я хочу сказать, этот человек. Пусть посмотрит, что у тебя там — вывих или трещина. А я пока покажу Салли наш дом.

— Снаружи он выглядит великолепно, — сказала Салли.

— Все построил сам, включая конюшню и коровник за домом, — гордо похвастался он, пропуская гостью в дверь. — Я сам ошкурил каждое бревно, сам подобрал каждый камень для очага. Вам, Салли, нравится открытый, потрескивающий огонь в очаге в холодные зимние вечера?

Раздосадованная унижением и невозможностью сделать шаг, Дорис слушала, как их голоса замерли в доме. Оставшись наедине с Энди, она вынуждена была отдать себя на его милость — подвергнуться осмотру.

— В этом нет необходимости, — все еще сопротивлялась она.

Он опустился перед ней на колени и взял в руки ее ступню.

— Пошевелите пальцами.

Скрипя зубами, она пошевелила ими.

— Если бы я была в сапогах, а не на этих проклятых каблуках, ничего бы не случилось.

— Если вывих, вам придется потерпеть день-два.

Дорис старалась не смотреть на пальцы, мягко прощупывавшие косточки на ее ступне и лодыжке. Она пыталась не обращать внимания на то, как интимно поднимались они выше — к икре и колену. Удовольствие от этого было более пронзительным, чем боль.

— Здесь больно?

— Нет. Послушайте, мистер Хаммел, я человек закаленный верхом пасу стадо, чиню изгороди, культивирую мозоли… И терпеть не могу, когда меня подставляют, как подставили нас с вами наши уважаемые предки.

— Зовите меня Энди. Вы не станете возражать, если я буду называть вас по имени?

— Нет. Какая разница, как называть? — добавила она скорее для себя.

Он согласно кивнул:

— Я и сам не в восторге от такой ситуации, Дорис. А что касается мозолей, то здесь мог бы поспорить с вами.

Дорис уже почувствовала это, когда его пальцы исследовали ее ногу. Эти осторожные прикосновения лишали ее сил, кружили ей голову, пробуждали ее женственность. Смешно сказать, но ей хотелось вскочить на ноги и гордо, с достоинством удалиться в сторону заката. Никогда не было такого, чтобы она упала с собственного крыльца. Никогда!

— Как вы заработали свои мозоли, Энди?

— Как и вы — тяжелым трудом.

— В качестве кого?

— Конного полицейского. Нам, лошадиным копам^[1], приходится еще и конюшни убирать. А сейчас наше подразделение вообще отправили на неделю в вынужденный отпуск, урезав нам расходы.

Еще один безработный, подумала Дорис. Но, конечно, не такой, как те трое неудачливых ее «поклонников почтой». Она заметила, что, кроме шляпы, в нем ничего не было от очаровавшего ее с первого взгляда образа ковбоя. На нем не было штанов из оленьей кожи, одет он был в саржевые брюки и голубую рубашку с подвернутыми рукавами.

Должно быть, взять шляпу велела ему Салли, как и дед заставил ее приодеться и надушиться.

У Энди были густые волосы с золотистым отливом и более темные брови над голубыми глазами. Его явно сломанный нос не потерял своей привлекательности, а квадратная челюсть и четкий подбородок говорили о мужественности. Сказать по правде, он был просто великолепен.

Дорис обратилась к себе. Она совсем не великолепная. Не хорошенькая. Не соблазнительная, не женственная, не очень-то и стройная, без внешней чувственности, которая так привлекает мужчин.

Нет. Из сорванца она превратилась в активную, работящую женщину, которая отлично скачет верхом, ловко ловит арканом коров, вполне справляется с небольшим породистым стадом и обходится без мужа и любовника. Ковбойские заботы были ее естественным состоянием.

— Отличный запах, — тихо проговорил Энди.

Дорис кивнула, принюхавшись:

— Шашлык по-техасски — конек деда. Жаренные на решетке ребрышки, острые перцы и… — Она смолкла под взглядом Энди. Теплые волны, возникшие на месте прикосновения его пальцев, поднимались вверх по ноге. Его взгляд был как голубое пламя в неподвижном воздухе.

— Я имел в виду ваши духи, Дорис.

— Никогда не пользуюсь духами, — хрипло призналась она. — Сегодня исключение. Все ради деда, чтобы произвести впечатление. — Только бы Энди не подумал, что она надушилась ради него. — Все остальное время я воняю потом и седельным мылом. И никогда не ношу платьев, чулок, туфель на шпильках или…

Она снова замолчала. Подсунув одну руку под ее колени, а другой обхватив ее за спину, Энди легко поднял Дорис и прижал к своей широкой и мощной груди.

— На лодыжку нужно положить лед и сесть на мягкое, — пояснил он.

— Я не…

— Еще как. — Ударом ноги он распахнул дверь из металлической сетки и внес ее в дом.

— Отпустите меня! Я могу допрыгать на одной ноге куда нужно.

— Наверное, можете, но сейчас доедете бесплатно, — отпарировал он.

Она возмущенно заворчала, а он посадил ее в обитое коровьей шкурой кресло в гостиной. Не обращая внимания на ее раздражение, накрыл скамеечку для ног подушкой из овечьей шкуры и осторожно разместил там ее лодыжку.

— Лед должен быть тут, — бросил он, направившись в кухню.

В этот момент в другую дверь вошли Джек и Салли.

— Я обожаю бревенчатые дома, — говорила она. Увидев ее в кресле, они поспешили к ней.

— Так плохо? — спросил дед, глядя на скамеечку с подушкой. — Неужели перелом?

— Нет, только вывих.

— А где Энди? — огляделась Салли.

— Мистер Всезнайка хлопочет на кухне, — резко ответила Дорис.

— А, — в унисон протянули Джек и Салли, искоса посмотрели друг на друга и обменялись улыбками. Дорис попыталась выбраться из глубокого кресла, но дед удержал ее своей большой рукой.

— Девочка, доверься Энди — он знает все способы спасения пострадавших.

— Да не нуждаюсь я в его спасении, — вспыхнула Дорис. — Достаточно надеть удобный сапог и…

— А вот и я, — прервал ее Энди, вернувшийся из кухни с ледяным компрессом из целлофанового пакета со льдом, обернутого кухонным полотенцем. Не дав ей выбраться из кресла, он завязал пакет на ее лодыжке.

— Я не собираюсь рассиживаться тут и…

Энди поднял руку.

— Вы и через неделю не сможете натянуть сапог на ногу, если не собьете опухоль льдом.

— Салли, пойдемте, я покажу вашу комнату. — Джек поспешно взял гостью под руку и увел ее в спальное крыло.

— А я принесу чемоданы из машины, — уходя бросил Энди.

Сложив руки на груди, Дорис мрачно наблюдала за ним. Какая наглость! Чувствует себя хозяином положения: внес ее в дом, как мешок с овсом, и начал тут командовать направо и налево. До него не доходит, что хозяйка-то здесь она, а он всего лишь незваный гость.

Если Салли похожа на своего внука, то дела ее плохи. Никто еще не командовал и не помыкал Джеком Симпсоном. И ей пора уже показать Энди Хаммелу его место. В этом отношении она настоящая внучка своего деда.

Дорис попыталась пошевелить лодыжкой, чтобы опровергнуть диагноз Энди, и вскрикнула от боли.

В этот момент в двери появился Энди с чемоданом в руках.

— Куда его?

Не в силах сказать ни слова, она ткнула рукой в сторону коридора.

— Улыбайтесь и терпите, Дорис, — посоветовал Энди с кривой усмешкой. — Именно это я и собираюсь делать, пока бабуля не образумится.

Он вышел в коридор спального крыла, оглядывая по дороге примитивную деревенскую мебель. Бревенчатый дом, лишенный никому не нужных украшений, обладал определенным очарованием, против его радушия, открытости, теплоты трудно было устоять.

Но ради спасения бабушки он решил не поддаваться ни очарованию дома, ни красоте затерянной горной долины.

В одной из дверей он увидел голову своей бабушки.

— Давай сюда мой чемодан, Энди, — позвала она. — Твоя комната за углом. Ну не здорово ли здесь?

— Из этого окна открывается чудесный вид, — похвалился Джек, раздвигая красные ситцевые занавески, чтобы они могли насладиться великолепной панорамой горной гряды.

Энди испытал немалое облегчение, увидев в комнате односпальную кровать. Двоим на ней не разгуляться. Все же он не верил в чистоту помыслов Джека. Мужчины всегда остаются мужчинами.

Следя за взглядом Энди, Джек хохотнул, но остался тем же приветливым хозяином.

— Цветы собирал я, а Дорис составила букеты. Она же сшила эти занавески и постельное покрывало. И готовит девочка неплохо. Кстати, побегу взгляну на свою стряпню, а вы располагайтесь.

— Мы будем готовы через несколько минут, — заверила Салли, с восхищением следя глазами за выходящим из спальни Джеком. Когда его свист послышался в другом конце коридора, она повернулась к Энди: — А, каков? Говорила я тебе, что ты напрасно беспокоишься насчет Джека Симпсона?

Энди положил ее чемодан на кровать.

— Однако ты не сказала, что его внучке за тридцать и что она не замужем.

— Ну, Энди, какое это имеет значение? Ты же здесь чисто случайно. Думаю, в любом случае ты бы поехал со мной как мой единственный родственник-мужчина.

— Не желаю, чтобы меня подставляли даже случайно, — укоризненно нахмурился Энди. — Дорис придерживается того же мнения и прямо сказала мне об этом. Если же она, как и я, возражает против рекламы наших предков в «Частных объявлениях», у нас с ней много общего.

Салли легко отмахнулась от его замечаний и нагнулась к полевым цветам, стоящим на туалетном столике с овальным зеркалом.

— Приятное совпадение, — заметила она, — если вспомнить, что вы оба неженатые и любите лошадей. Действительно, у вас много общего.

— Я не ищу общего с Дорис Симпсон, — возразил Энди. — Меня вполне устраивает жизнь в Сиэтле.

— Энди, ты живешь один, редко ходишь на свидания, тратишь свое свободное время на уличных мальчишек. Твоя жизнь достойна похвалы, но она не такая уж полная, какой могла бы быть. Забудь о разводах в нашей семье и поймешь, о чем я говорю.

— Забыть о них? — изумился Энди. — Мы с тобой единственные неразведенные члены семьи. Развод стал семейной традицией.

— Мой брак был счастливым с первого до последнего дня.

— Но он такой один в семье. — Энди сунул руки в карманы. По его мнению, ее брак был всего лишь счастливой случайностью. Но он слишком любил бабушку, чтобы причинить ей боль.

— Энди, развод — не смертельный вирус, а ты опасаешься, что подцепишь его, если женишься.

— Я останусь холостым и сохраню свой иммунитет. Мой девиз: не женись и тебе не придется разводиться.

— Вздор. Давно пора сменить эту пластинку. — Она опустила лицо в цветы. — Такие букеты и в твоей комнате — она за поворотом коридора слева. Дверь с ручкой в виде подковы.

И Энди пошел искать свою комнату. Она оказалась очень похожей на комнату бабушки, только отделана была голубым, а не красным ситцем. Узкая кровать была близняшкой кровати Салли, заметил он, заранее ощущая неудобство. Ей-то ничего с ее пятью футами тремя дюймами, а каково ему при шести футах двух дюймах?

Положив чемодан, он проверил ванную комнату. Вторая дверь в ней и женский халат на двери подсказали, что придется делить ванную комнату с внучкой хозяина. Это же подтвердил крошечный пробный флакончик духов, стоявший на сосновой полочке над раковиной.

Флакончик практически был полон, что свидетельствовало о правдивости слов Дорис: никогда не душусь, не ношу ни платьев, ни чулок, ни туфель на каблуках.

Разве мог мужчина не отозваться на такую неистовую независимость, служившую ей чем-то вроде пуленепробиваемого жилета?

Он ожидал встретить юного сорванца, а не зрелую, но закомплексованную женщину. Современная старая дева? Но в ее духах не было и намека на это. Он уступил чисто мужскому импульсу и поднес флакончик к носу.

Запах освежил в его памяти физическое, сексуальное возбуждение, которое он испытал, когда подхватил ее, ощутив ее груди, прижавшиеся к нему… живую силу рук и ног… гладкую шелковистость волос у его щеки. Как изменились ее светло-зеленые глаза, стали изумрудными, выражая и ярость, и замешательство, и боль. Позже он заметил, как она наблюдает за ним с плохо скрываемым интересом.

Он тоже не устоял, почувствовал себя польщенным и странно плененным ею. У нее сильный характер, твердые убеждения, а эти качества он ценит в женщине. Они возбуждают его не меньше эротических духов. Да, он противник брака, но не секса и не имеет ничего против романа.

— Дорис, — прошептал он ее имя. Два слога звучат сексуально, привлекательно, но не настолько, чтобы вдохновить его на глубокую привязанность. Он установил границы своим чувствам и не собирается нарушать их.

Неохотно ставя духи на место рядом с единственным тюбиком губной помады, он припомнил, что цвет ее губ соответствовал светло-розовому платью. Он почувствовал, что уже неравнодушен к этому цвету.

Достаточно неравнодушен, чтобы посчитать вывих Дорис удачей для мужчины, который отнесет ее на руках на обед.

III

Дорис встретила Энди свирепым взглядом, когда он вернулся в гостиную и остановился рядом с ней. Засунув большие пальцы за пояс и склонив голову набок, он как бы спрашивал ее о самочувствии.

Он переоделся и был в тщательно отглаженных серых брюках и шелковистой белой рубашке. Его глаза сверкали такой голубизной, что она не устояла перед искушением на мгновение погрузиться в их глубину. Они как лазурное озеро, где дед научил ее ловить на муху радужную форель.

Сейчас Дорис почувствовала то же изумление, как и тогда, когда она в первый раз увидела это спокойное, то светло-синее, то фиолетово-голубое озеро, окруженное цветами и диким виноградом, посреди высокогорного луга. Как и тогда, ее мозг оцепенел, сердце заколотилось, душа дрогнула.

Откуда-то издалека до нее донесся голос Энди:

— А где все?

Он склонился над ней, опершись руками на подлокотники кресла.

— Они… — Дорис отпрянула от него и глубоко вдохнула, — …они на чердаке. Ищут там старые костыли.

— Костыли? — повторил Энди таким голосом,словно это показалось ему оскорбительным.

— Лет тридцать назад дед сломал ногу и пришлось купить костыли, — пояснила она, старательно избегая его взгляда. — Он объезжал жеребца, и тот скинул его.

Ворот рубашки у Энди был расстегнут, и она сообразила, что пялится на жесткие золотистые волосы на его груди. Как далеко вниз спускались они по его широкой груди?

Шокированная своими мыслями, она даже зажмурилась. Сверху, с потолка, доносились приглушенные звуки шагов Джека и Салли. Совсем рядом с нею били теплые токи, исходившие от тела Энди, рождая в ней желание, только огорчавшее ее.

— Нечего крутиться вокруг меня, — огрызнулась она, словно он почувствовал ее состояние. — Я не обморочная девица, впавшая в ипохондрию.

С огорченным видом он выпрямился и снова сунул большие пальцы за пояс.

— А как ваше общее самочувствие?

— Получу костыли и буду чувствовать себя совсем хорошо.

Стряхивая с себя пыль, в гостиную вошли Джек и Салли.

— Не нашли, — объявил Джек. — Должно быть, я распилил их на дрова или еще на что-нибудь. Энди, вы не откажетесь еще раз помочь моей внученьке?

У Энди дернулись уголки рта. Перспектива стать ее персональным носильщиком явно не вызвала у него энтузиазма.

— К вашим услугам, Дорис, — однако сказал он.

— Дед! Костыли там, наверху, я видела их в прошлом месяце. Они… Дед! Вернись!

Но Джек и Салли уже выходили в дверь кухни.

— Обед ждет, — бросил дед через плечо. — Давайте прыгайте за нами.

— Великолепно! — язвительно откликнулась Дорис и встала из кресла на одну ногу, готовая прыгать на ней.

— Перестаньте валять дурака. — Энди сжал ее руку. — Что особенного в том, что я донесу вас до стола?

— Это унизительно, Энди. Уйдите с дороги и сделайте вид, что вас здесь нет.

— Прыгать вам ни к чему, — не уступал он. — До кухни даже не на что опереться. Не дай Бог, снова упадете, тогда не избежать осложнений.

«Это ты осложняешь все!» — Она с трудом удержалась, чтобы не крикнуть ему это в лицо. Не прошло и часа с приезда Хаммелов, а все уже пошло вкривь и вкось. Ей придется делить ванную комнату с мужиком, а не со степенной матроной. Он будет петь в душе, будет постоянно раздражать ее… постоянно притягивать.

Пусть только дед останется с ней наедине, она ему задаст за сокрытие столь важной информации!

Слыша, как Джек и Салли гремят посудой на кухне, она сделала пробный прыжок на здоровой ноге.

Энди не дал ей сделать второй, подхватив ее на руки.

Она пыталась вырваться, но он был неумолим.

— Будьте вы прокляты! — едва выдохнула она.

— Спокойно! — скомандовал он, сжимая ее в руках. — Я больше и сильнее. Признайте это и перестаньте сопротивляться.

— Энди, я не потерплю, чтобы со мной обращались, как с беспомощной дамочкой, попавшей в беду. Ни за что не позволю такому грубияну, как вы…

Он прервал ее, жарко прошептав на ухо:

— Не грубияну, а мужчине. Или вы так давно не общались с мужчинами, что забыли, какими полезными они могут быть?

Дорис опалил жар его дыхания, прикосновение губ к ее волосам, она ощутила толчки его сердца под своей ладонью, которой уперлась ему в грудь. Она вдыхала его запах — это был запах лимона, приправленного мускусом.

— Да не нуждаюсь я в мужской помощи, — отбивалась она, сама чувствуя, что звучит это весьма неубедительно. Энди так сжимал ее, что было трудно дышать. Его губы обжигали ей мочку уха.

— Время от времени любому нужна рука помощи. Даже вам, Дорис, — прошептал он.

— Мне не…

— Сейчас как раз нужна. — Теперь его дыхание жгло ей шею. — Не дергайтесь и не царапайтесь. Все равно это у вас не получится. Договорились?

Дорис уже не соображала, добровольно ли она согласилась, когда потеряла контроль над своими руками, но они, будто поддавшись уговорам Энди, сами по себе обвили его шею.

Только в мечтах так ее держали и обнимали. Только в мечтах была она такой ошеломляюще женственной, такой неотразимой, какой чувствовала себя сейчас. Энди заставил ее это почувствовать.

Как это ему удается? Куда подевался ее вес, куда пропали кости? Почему она льнет к нему, подчиняясь его силе? Это было выше ее понимания.

— Идите скорее! — донесся с улицы голос Джека.

— Вы проголодались, Дорис? спросил Энди, горячо дыша ей в ухо.

Он понимал, как действует на нее, но не мог удержаться от соблазна проявить свои силы. Вероятно, я слишком долго лишал себя женского общества, пронеслось у него в голове. Или все дело… Нет, признайся: это Дорис заставляет тебя быть сексуальным, толкает на то, чтобы соблазнить ее. Нужно ли этому удивляться?

Нет, решил он, потрагивая губами мочку ее уха. Секс всегда был сутью взаимного влечения мужчины и женщины. Ее упрямство провоцировало ее на борьбу с ним. Все так просто. Не менее возбуждающим было и открытие, что Дорис можно укротить. Правда, ненадолго.

Покраснев, она возобновила борьбу, снова назвала его грубияном, но он остался неумолимым.

— Перестаньте, Энди, — потребовала она. — Вам со мной не справиться!

Ее прерывистое дыхание убедило его: еще немного усилий — и ему удастся успокоить ее. Дорис бросала вызов, перед которым он не мог устоять. Он все равно укротит ее. Скоро.

Салли и Джек уже сидели за столом для пикника, когда он принес Дорис. Они чокались стаканами с вином, совершенно забыв о внуках.

Сидя рядом с Энди, Дорис видела, как пристально смотрит ее дед в глаза гостьи. Он словно совершенно одурел, забыв обо всем на свете. Салли выглядела такой же.

Дорис дважды громко прочистила горло, пока наконец не привлекла их внимание:

— Можно присоединиться к вашему тосту, дедушка?

— Ну разумеется, — отозвался Джек и наполнил их стаканы. — Мы уже два раза выпили за отдел частных объявлений в «Ранчо».

Не сказав, что она думает об этих проклятых объявлениях, Дорис чокнулась со всеми, надеясь, что красное вино приглушит ее влечение к Энди, обостренное его слишком близким соседством на скамье из красного дерева. Или просто вечер сегодня жарче обычного?

Заходящее солнце окрасило чистое небо в золотистые тона. Золотистые, как волосы Энди. Она поклялась больше не смотреть в его сторону.

Пока хозяин наполнял тарелки сочными ребрышками и острыми перцами, гостья рассказывала о своей жизни на техасском скотоводческом ранчо. Слушая ее, Дорис испытывала чувство вины перед своей бабушкой. Понравилось бы ей, что дед строит глазки другой женщине?

Решив, что он слишком влюблен, а Салли слишком привлекательна и мила, Дорис придралась к единственной несообразности, обратившей на себя ее внимание.

— Но вы говорите не как техаска, мэм, — вставила она.

Салли ухмыльнулась и, растягивая слова на манер Энди, проговорила:

— Дорис, девочка, я специально отделалась от техасского говора, чтобы жители Сиэтла не принимали меня за деревенщину. Легче говорить с ними на их языке, чем изменить их мышление. — Продолжала она уже без акцента: — Иногда я забываюсь и перехожу на техасский манер, но не часто.

— Только когда ругаешься, — улыбнулся Энди.

— Как все, — кротко откликнулась Салли.

— Надеюсь на это, — сказал Джек. — Не годится, если здесь только внучка и я будем расцвечивать нашу речь.

И снова они с Салли переглянулись, словно видели рай на земле.

Дорис выпила еще вина, чтобы укрепиться в своем неверии в любовь с первого взгляда. Эта идея столь же простодушна и нереальна, как упрямое утверждение Джека о том, что явится и ее принц. Энди не годится на эту роль. Скорее, он наказание Божье.

— Энди, — попросила Салли, — расскажи Джеку и Дорис о своих добрых делах на улицах Сиэтла.

— Я бы предпочел послушать кого-нибудь еще, — покачал он головой.

Дорис уловила косой взгляд, брошенный на нее. Чтобы намек был понятнее, он слегка ткнул ее локтем в бок. Она потянулась за стаканом, но он оказался пустым.

Но от Энди не так-то легко отделаться.

— Вы всегда жили на ранчо, Дорис?

— Нет.

— Почти всю свою жизнь, — охотно пояснил Джек. — Проводила здесь каждое лето и все каникулы вместе с бабушкой и со мной после того, как ее папа и мой сын Вуди, и ее мама переселились в Сиэтл. Вуди и Лори не нравилась жизнь на ранчо, а Дорис полюбила ее, как только научилась ползать. Нам с Энни она обязана своим воспитанием не меньше, чем родителям.

— Так, так, — довольно улыбнулась Салли. — Энди с братом проводили свои летние каникулы на ранчо моей сестры в Техасе.

— Не забывай, почему мы ездили туда на лето, — с горечью заметил Энди.

— Их родители развелись и начали бороться за детей, вот почему им приходилось уезжать в Техас, — объяснила Салли. — Некоторым людям противопоказано сочетаться браком друг с другом, но попробуйте сказать им об этом. Они учатся только на своих ошибках.

— Как все в нашей семье, — добавил Энди, — кроме тебя, деда Винсента и меня.

— Не время и не место для таких разговоров, Энди. — И Салли вновь обратилась к Дорис: — Как я говорила, на ранчо он научился ездить верхом и бросать лассо. Поэтому никто не удивился, когда он стал конным полицейским, к тому же одним из лучших.

— А у вас есть братья или сестры, Дорис? поинтересовался Энди, расстроенный бабушкиным упреком и последовавшей за ним похвалой.

— У меня замужняя сестра, Энди. Как и родители, она предпочитает город, — кивнула Дорис.

Такой обмен информацией, подумала она, совсем ни к чему. Не стоило и упоминать, что все члены семьи Хаммелов были и сейчас счастливы в браке. Несколько горьких слов Энди свидетельствовали о его взглядах на любовь и брак. Если он такой браконенавистник, их встреча вдвойне бессмысленна.

— Даже не знаю, что бы я делал без внучки все эти годы, — сказал дед. — Она лучший из всех моих ковбоев на ранчо. Она понимает в лошадях, коровах и…

— Дед — отличный учитель, — вмешалась Дорис.

Энди наверняка жалеет, что явился на ранчо. Интересно, что он подумал, выйдя из машины? Те три поклонника по почте при одном взгляде на нее изменились в лице. Сегодня ей повезло — заходящее солнце и поднятая машиной пыль избавили ее от очередного удара.

Глядя то на небо, то на горы под ними, Энди сказал:

— Здесь гораздо красивее, чем я ожидал.

— Эта долина напоминает мне некоторые места в Калифорнии, Орегоне и Монтане, — ответил Джек.

— Тут замечательно, — подтвердила Салли. — Разве ты не рад, Энди, что мы приехали сюда?

— Да, здесь можно отлично отдохнуть от города, — согласился он, поболтал вино в стакане и бросил взгляд на Дорис. — Тут должны быть приличные маршруты для прогулок верхом.

— Полно, на много миль вокруг, — поспешил Джек на выручку молчавшей внучке. — С троп открываются отличные виды. Если вы, Энди, любите удить на муху, Дорис проводит вас на Лазурное озеро. В моем возрасте мне уже не добраться туда пешком, иначе я поехал бы с вами. Можете взять мой спиннинг.

— Спасибо, Джек, а кто будет приглядывать за старшими, если мы с Дорис отправимся на рыбалку?

— Доверьтесь мне, молодой человек, я настоящий джентльмен. Спросите хозяев соседних ранчо, и они скажут вам то же самое. Слово Джека Симпсона твердо как камень. Кстати, а вы можете гарантировать, что отнесетесь к Дорис с таким же уважением?

— Дедушка… — Дорис не скрывала своего возмущения. — Я же не цветок в горшке. Я сижу за этим столом и способна постоять за себя.

— Разумеется, девочка. Не знаю, какой дьявол вселился в меня, — засмущался Джек.

— Можете не беспокоиться, Джек. — Энди протянул ему руку, и они обменялись крепким рукопожатием.

Оглядев присутствующих, Дорис убедилась, что только ее ужаснул мужской сговор. Желание отозвать деда в сторону, чтобы как можно скорее выбранить его как следует, только усилилось. Согласие же Энди на такую старомодную сделку с Джеком было просто возмутительно. Оно не укладывалось в рамки нормального почтительного отношения гостя к хозяину, а явно выходило за них.

— К сожалению, я буду слишком занята, чтобы отправиться на рыбалку с кем бы то ни было, — объявила она всему столу. — На этой неделе нужно врыть новые столбы для изгороди в конце долины — старые уже прогнили.

— Это может подождать неделю-две. Рыбалка пойдет тебе на пользу. Ты же любишь удить, — пожал Джек плечами.

— Еще день-два лодыжка Дорис не позволит ей ездить верхом и рыбачить, — вступил в разговор Энди, избавив ее от необходимости подыскивать более убедительную отговорку. Она была благодарна ему за выручку, но в то же время досадовала на себя за то, что не нашла такую очевидную отговорку.

Потом до нее дошло, что Энди выручил прежде всего себя.

Ее вежливо отвергли, и она почувствовала острую боль.

Ну что же, за день-два Салли и Джек могут надоесть друг другу, подумала она, Энди уедет вместе с бабкой, и все пойдет своим чередом.

Стемнело, и Джек зажег свечи в двух лампах. Энди помог убрать со стола и вернулся из кухни, держа в руках новый пузырь со льдом.

Дорис безропотно повернулась на скамейке и подняла ногу, когда он опустился рядом с ней на колени.

— Ну как лодыжка, болит?

— Нет. Она онемела ото льда. Онемела настолько, что едва чувствовала прикосновение его пальцев, особенно когда смотрела на звезды.

Через открытое окно кухни было слышно, как дед и его гостья мыли посуду и вполголоса переговаривались. Она вспомнила, какими открыто влюбленными были он и бабушка Энни, как часто они обменивались поцелуями. А теперь, судя по всему, он предаст ее и поцелует Салли. Как он может?

— Мне даже думать не хочется, что сказал бы дед, если бы увидел, как его вдова строит глазки другому мужчине, — словно подслушав ее мысли, сказал Энди. — А ваша бабушка, если бы она увидела сейчас Джека?

— Она пожелала бы ему счастья, — подумав, ответила Дорис. — Однако они с Салли ведут себя как подростки.

— Да, ни капли благоразумия, и мне это не нравится.

— Верно. — Дорис посмотрела на волосы Энди, золотисто блестевшие в свете свечей, и подумала, что бы она почувствовала, запустив в них свои пальцы? Сколько женщин удовлетворяли таким образом свое любопытство?

Затем тут же переключила внимание на звезды. Слишком много выпито красного вина, сказала она себе. Слишком много этого Энди Хаммела. Большая его ладонь ощутимо согревала ее подошву. На смену боли пришло наслаждение и мысль о Золушке и Принце с хрустальной туфелькой. Это ее туфелька, она придется ей впору.

— Почти не распухла, — прошептал Энди, — отлично. — Он бросил взгляд на кухонное окно. — Что-то они там затихли.

— Да уж, — откликнулась Дорис.

— Чем они там занимаются?

— Бог их знает.

— Может, один из них пошел в ванную комнату?

— Наверное. — Она подумала о своей ванной комнате. Энди будет там принимать душ, бриться и чистить зубы. Снова опустив глаза, она увидела, что он поднял свои и пристально смотрит на нее, забыв о Джеке и Салли.

— У вас очень тонкие щиколотки, Дорис.

Он захватил ее лодыжку большим и указательным пальцами, как бы снимая мерку. Ладонь другой руки все еще прижималась к ее подошве.

— Просто… у вас… длинные пальцы. — И голубейшие глаза, и широчайшие плечи, и роскошнейшие золотые волосы, сказала она себе.

— Не желаете принять комплимент за чистую монету, а, Дорис?

— Эй, вы там! — позвал их Джек. Мы с Салли собираемся немного прогуляться. Недалеко. Возьмем с собой Боя и Тоя. Как ее лодыжка, Энди?

— Отлично. Только не делайте ничего такого, чего не сделал бы бойскаут. Не забывайте о нашем уговоре.

Джек беззаботно помахал им из окна.

— Железно, парень.

— Да уж постарайтесь, — пробормотал Энди, поворачиваясь к Дорис.

Он взглянул на свои пальцы вокруг ее щиколотки. Она просто отличная, первоклассная. Кожа гладкая и теплая. Хорошенькие розовые пальчики, подвернувшиеся на его ладони. Как ему хотелось скользнуть рукой выше, пощупать ее икру, колено, бедро.

Но она не приняла его искреннего комплимента, так допустит ли его разведку лаской? А он сам? Хочет ли, чтобы его бабушка согласилась на подобную разведку Джека? Нет!

Он быстро навернул пакет со свежим льдом на ее щиколотку и закрепил его полотенцем.

— Благодарю вас. В ее голосе прозвучало явное облегчение. Не окажете ли мне еще одну любезность?

— С удовольствием. Его воображение рисовало далеко не одну любезность, которую он хотел бы оказать ей. Какую именно?

— Поищите еще раз костыли на чердаке.

Этого он представить себе не мог.

— Как туда попасть?

— В прачечной, за кухней, есть лесенка, спускающаяся с потолка. Свет на чердаке зажигается автоматически, при опускании лесенки.

— Я не прочь отнести вас.

— А я против.

— Ага. — Он встал. — Это-то вы ясно дали понять. Его подбородок опять выпятился вперед, а губы сжались в ниточку. Судя по ее виду, она нуждалась в долгом нежном поцелуе больше, нежели в костылях. И он поспешил уйти, чтобы не поддаться своему порыву.

В прачечной он опустил лесенку, и свет действительно зажегся. Он взобрался по лесенке, сунул голову в люк чердака и среди всякого пыльного хлама увидел деревянные костыли, прислоненные к огромному кедровому комоду.

Как же далеко готовы зайти предки-оптимисты, лишь бы сосватать своих внуков!

Ночное небо пересекла падающая звезда, и Дорис проследила за ней взглядом. Прекрасная ночь для романтической прогулки. Однако Джек и Салли видели только друг друга. Они, наверное, целуются, как подростки. Она представила на их месте себя и Энди, и вполне зрелый жар желания охватил все ее естество.

Хоть бы он принес эти проклятые костыли! Долго же он их ищет, дольше, чем Джек и Салли, если они вообще их искали. Она сразу заподозрила, что насчет костылей они приврали, лишь бы бросить их с Энди в объятия друг друга.

Как долго его нет! Или ей это только кажется из-за того, что она осталась одна за столом? Вероятно. В его присутствии время летело. С другой стороны, он на ранчо уже слишком долго. Черт бы его побрал! Все попадает под его влияние, даже время.

Сердце ее забилось, когда сзади открылась кухонная дверь.

— Никаких костылей. — Он присел рядом с ней на скамейку.

— О! — Невероятно, но Джек и Салли, похоже, не сговаривались. — Извините за беспокойство.

— Никакого беспокойства. — Не совсем так: его беспокоило собственное неблагоразумие там, наверху. Он мог думать только о том, как понесет Дорис в постель, как она будет сопротивляться — и проиграет — на всем пути к спальне.

Почувствовав небывалое влечение, глядя в сверкающие звездами глаза Дорис, он вдруг подумал, что на самом деле ему следовало ухватиться за костыли, как утопающий хватается за соломинку.

IV

На следующее утро Дорис разбудили незнакомые звуки. Плескалась вода, кто-то насвистывал веселую мелодию. Энди Хаммел уже в душе.

Она застонала, все еще пребывая в ярости. Ночью Энди отнес ее в спальню и практически уложил в постель, несмотря на все громкие протесты А сейчас он выльет на себя всю горячую воду. Однако даже досада не могла подавить ее воображения, представлявшего его намыленное тело под горячими струями — мокрое, мускулистое, очень мужское.

Она приложила немало усилий, освобождаясь от этого миража, и попыталась сосредоточиться на других вещах. Бодрая мелодия свидетельствовала, что он отлично выспался. Дорис с остервенением накрыла голову подушкой — она-то не выспалась и была сейчас совсем разбитая.

Вывихнутая лодыжка болезненно пульсировала всю ночь. А все ее тело испытывало смехотворное влечение к мужчине, виновному в вывихе. Ее заполняло желание.

Его не было с тех пор, как она уступила Дику. Думающий лишь о себе, он оказался не очень-то приятным любовником. И больше ее не тянуло в мужские объятия. А теперь вот в ее душе поет Энди…

Она прогнала эту мысль, откинула с головы подушку и услышала, что Энди завернул кран. Воображение снова встрепенулось, нарисовав картину того, как он обтирается полотенцем. Оно трется о его мускулистую грудь, плоский живот, его…

С завтрашнего утра я буду просыпаться первой и принимать душ. Стоически выждав, пока не закроется дверь из ванной комнаты в его спальню, она вернулась к своим размышлениям.

Через двадцать минут, стиснув зубы от непереносимой боли, она допрыгала на одной ноге до кухни. Сегодня утром ей было не до гостей, мокрые волосы она собрала в привычный конский хвост и натянула столь же привычные джинсы и ковбойку. Распухшая лодыжка не влезла в сапог для верховой езды, и она надела мокасины.

Бой и Той дремали под столом, за которым Джек и Энди пили кофе. Энди был в джинсах и синей рубашке. Салли вырядилась, словно дешевая танцовщица и суетилась у плиты. Как если бы уже была замужем за дедом.

— Доброе утро, девочка. — Дед широко улыбнулся ей. — Хорошо спала?

— Плохо. — Спать она будет, когда докучливые гости уберутся домой. Она заметила, что Салли украсила кухонный столик маленькой вазой с полевыми цветами. Что это она вынимает из духовки? Бисквиты. А что, что там шипит? Подлива. Любимый завтрак деда.

— С вашей щиколоткой не следует ходить, — нахмурился Энди. — Сядьте и поднимите повыше ногу.

Дорис проигнорировала непрошеный совет и запрыгала в сторону кофейника.

Салли преградила ей дорогу и мягко сказала:

— Пожалуйста, садитесь и дайте отдых ноге, Дорис. Я обслужу всех. Вы какой кофе предпочитаете?

— Черный, как грех, — ответила Дорис, желая сказать, что кухня принадлежит ей и бабушке Энни, а не Салли. Нечего ей суетиться тут.

Продолжая улыбаться, Салли налила кофе в чашку и попросила:

— Энди, помоги, пожалуйста, Дорис сесть.

— Я не нуждаюсь в помощи, миссис Хаммел. — Дорис ухитрилась сделать короткий шаг к столу и скривилась от боли.

Энди вскочил на ноги, сделал три гигантских шага и подхватил ее на руки.

— Вам явно не хватает здравого смысла, Дорис, — упрекнул он ее.

— Верно, черт возьми, — согласился Джек.

Дорис молча смирилась с таким насильственным переносом. Да и не могла она говорить, прижатая к сильному телу Энди, вдыхая запахи кастильского мыла и лимонного крема для бритья. Холодный душ успокоил ее, но от крепких мужских объятий она снова запылала.

Его волосы были еще влажными, и упавший на лоб золотистый завиток напомнил ей почему-то их рыжего жеребца. Пришлось снова перевести дух, когда он усадил ее на стул рядом с собой.

— Дед, — позвала она, как только смогла говорить, — эти костыли должны быть на чердаке. Знаю, ты их уже искал, и Энди, но…

— Он тоже искал? — поперхнулся Джек.

Энди, честно глядя в озабоченные глаза старика, подтвердил:

— Да, искал, но их нигде нет.

— Не посмотришь еще раз, дед?

Подняв на лоб одну кустистую бровь, Джек обратился к Энди:

— Не поможете мне поискать их?

— Конечно.

Они вышли из кухни и поднялись на чердак. Опираясь на балку, Джек широко ухмыльнулся, показывая пальцем на костыли.

— Почему вы их не заметили, Энди?

— Из уважения к бабушке и хозяину дома, наверное.

— А не потому, что вам понравилась моя девочка?

— Салли следовало бы сказать вам, что я противник брака, — пожал он плечами.

— Она сообщила мне об этом по телефону, как и я ей о том, что Дорис слишком горяча, горделива и упряма, чтобы быть покорной женой кого бы то ни было. Она противится знакомству с мужчинами с тех пор, как один из моих ковбоев разбил ей сердце.

— Тогда что же вы, старики, пытаетесь свести нас? — И Энди закатил глаза.

— Надежда вечна, сынок. Вы не можете отречься от себя. Вы не можете отрицать, что у вас много общего: вы оба любите лошадей и оба пугаетесь затруднительных положений, оба горячие, оба гордые и упрямые.

— Я не против женского пола, но избегаю серьезных увлечений.

— Ну, если вы немного поухаживаете за девочкой, я не выбью из вас душу, Энди. Но если вы разобьете ей сердце пустыми надеждами, я сделаю то же самое с вашим лицом, хоть оно и достойно обложки журнала.

— Не сердитесь, Джек, но я произведу нечто подобное, если вы причините боль Салли.

— Я сторонник брака, сынок, — обиделся Джек. — И жду только одного: «Я согласна».

— Я — нет.

— Это я уже понял, — заверил его Джек, потом на мгновение задумался. — Я прожил достаточно долго, чтобы знать о том, что думают женщины, кем бы они ни были. Возьмем для примера Энни. Она была упрямой, как Дорис, но чтобы ублажить ее, мне стоило лишь назвать ее мисс Энни, и она таяла, как мороженое в июле.

— Буду держать это в голове, Джек.

— А теперь отнесите треклятые костыли Дорис, пока она не допрыгалась до еще большей беды.

Они обменялись рукопожатиями, закрепляя достигнутое взаимопонимание, и Энди спустился вслед за Джеком по лесенке, держа костыли.

— Аллилуйя! — ликующе приветствовала их Дорис.

Она бодро выпила «черный, как грех» кофе Салли и нашла его гораздо вкуснее темной бурды, которую готовила Энни. Бисквит под подливой просто таял во рту. Отдавая должное кулинарным способностям Салли, она чувствовала, что предает память бабушки.

Из каких противоречий соткан человек! С нетерпением беря костыли из рук Энди, Дорис уже жалела, что настояла на своем: теперь она лишилась таких волнующих ее прикосновений.

К тому же ее задело явное облегчение, которое он испытывал, выполнив поручение.

На костылях она без особого труда добралась до двери кухни и объявила:

— Я присмотрю за лошадьми. Бой, Той, пошли.

Оба пса выбежали через специально сделанную для них дверку.

— Но вы же почти ничего не ели! — запротестовала Салли.

— Это ранчо, и меня ждет работа. Скотину надо накормить и напоить.

— Девочка, ведь у нас гости, их нужно развлечь, конюшня сейчас не пойдет на пользу твоей лодыжке.

Не слушая уговоров, она выбралась через дверь из металлической сетки, пересекла задний двор и направилась в сторону конюшни, встретившую ее привычным запахом сена, лошадей и навоза.

Услышав ее свист, лошади из загонов устремились к своим личным стойлам с кормушками и поилками. Сноровистый черный жеребец Снейк заржал, эгоистически требуя, чтобы ему первому уделили внимание.

— Доброе утро, большой, сексуально озабоченный зверь!

Она-то знала, что его непомерное самомнение взлелеяно Мулаткой и Розочкой — двумя кобылами в другом конце конюшни. Они признавали в нем лидера среди всех производителей на ранчо. Пожилые мерины Шейх и Вектор знали свое место в лошадином обществе и никогда не нарушали установленных границ. Молодой, некастрированный и необъезженный Снейк был королем.

Он заигрывал с ней, хватая ее губами за пальцы и фыркая в карман рубашки. А два гнедых мерина приветствовали ее весело и благодушно. Как и Мулатка, они много чего повидали за свою жизнь.

Розочка радостно заржала и потерлась своим вельветовым носом о ладошку Дорис. Она провела пальцем по белому пятну на лбу молодой кобылы, как бы повторяющему форму цветка.

— Как там твой маленький? — прошептала она. Розочка носила семя Снейка.

За их спариванием Дорис наблюдала без особого благоговения — обычное дело на скотоводческой ферме. Она видела бесчисленные брачные ритуалы быков и коров, жеребцов и кобыл, петухов и кур. И ночь, проведенная ею с Диком, мало чем отличалась от этих картин. Самцы постоянно оказываются наверху.

Представив себе Энди Хаммела в этой позиции, Дорис густо покраснела и спрятала разгоряченное лицо в гриве Розочки. В ее животе раздалось урчание, напоминающее Дорис о том, что животных пора кормить.

Она попыталась это сделать, но обнаружила, что ни на костылях, ни без них не в состоянии орудовать ни ведром, ни вилами.

Тут Дорис припомнила, как проклинал судьбу Джек, когда сломал ногу. Сейчас она его хорошо понимала и задумалась над собственной ситуацией, неужели это так серьезно?

— Помочь чем-нибудь? — раздался у нее за спиной голос Энди.

Она испуганно обернулась:

— Я управлюсь сама, как только отращу третью руку.

— Признайте очевидное, Дорис: вы вышли из строя. Скажите, что нужно, и я все сделаю.

Настроен он был решительно, и Дорис поняла: спорить бесполезно. Если не сказать этому лошадиному копу, что делать, он все перевернет по-своему.

— По две охапки сена каждой лошади. Снейку первому. Пятигаллоновое ведро воды. Осторожно с ним — он у нас дикарь.

— Джек уже предупредил меня, сказал, что вы купили Снейка и Розочку на аукционе диких лошадей. Интересно.

Энди взял вилы. Стоя за его спиной, Дорис завороженно наблюдала, как натягивалась рубашка на его широких плечах каждый раз, когда он подцеплял вилами охапку сена. Казалось, он мог метать сено целый день, даже не вспотев.

Энди бросил взгляд через плечо и застал ее в таком виде с открытым ртом. Она быстро сомкнула губы и перевела взгляд на Снейка, который, похоже, тоже оценивал мужественность Энди.

— Практически уже не осталось мест для диких лошадей. Многие гибнут от болезней, страдают от хищников. На аукцион я поехала из чистого любопытства, но не удержалась и купила эту красивую пару.

— По мнению Джека, их отправили бы на мыловаренный завод, если бы не ваше доброе сердце.

— Скорее, сочувствующее, — поправила она его. Только Джек мог знать, до чего довело ее доброе сердце. После Дика и его пари сердце у нее уже никогда не будет добрым.

— Нет ничего плохого в том, чтобы иметь доброе сердце для доброго дела, — укоризненно бросил Энди. — У меня есть такое дело — уличные ребята. Бездомные пацаны тоже как дикие лошади, они тоже борются за выживание. А сколько их из разбитых семей!

Дорис припомнила его отношение к разводу своих родителей, упоминание о долгой борьбе за детей.

— В нашей стране двести тысяч маленьких беспризорных, — продолжил он. — А их даже не включают в число бездомных.

— И скольким вы можете помочь, Энди?

— Совсем немногим. Я знаю, что они чувствуют. Их родители расходятся и продолжают свои стычки даже после развода. Ребенок почему-то считает себя виноватым. Никто не обращает на него внимания, и он попадает в плохую компанию.

— Вы сильно переживали развод своих родителей?

— Да, — с горечью признал он. — Как и разводы тети, дяди, сестры и брата. Я мог бы рассказать все о смерти любви и о жизни после развода.

Сердце Дорис содрогнулось от сочувствия к нему. В ее семье с этим все было в порядке. Трое детей Джека и Энни были счастливы в браке. Сестра Дорис Кэрол вышла замуж в семнадцать и сохранила семью, несмотря на ранний брак. Дед и бабушка жили счастливо, пока их не разлучила смерть.

Дорис мечтала о подобном счастье: явится ее принц, будет ухаживать за ней, они женятся и будут счастливы на ранчо. Но Бог не дал ей лица и тела, которые могли бы увлечь принца ее мечты. Зато увлекли эту гадину Дика…

— Короче говоря, сердцем вы не романтик, — подытожила она.

— Бывают у меня моменты влюбленности, но до алтаря дело не доходит. Счастливый брак бабушки и дедушки был исключением в семейной истории, так что я не питаю надежды повторить их успех. Он был просто случайностью.

Возмущенный невниманием к нему, Снейк фыркнул, стал хлестать хвостом и застучал копытами по доскам пола.

— Так эта парочка приучена к седлу? — спросил Энди, меняя тему разговора.

— Только Розочка.

— И кто объездил ее?

— Я.

Энди тихо присвистнул:

— Поздравляю.

Чувствуя, как пламенеют ее щеки, Дорис проковыляла в конец конюшни и погладила белое пятно Розочки.

Энди бросил две охапки сена в ясли жеребца.

— А кто будет объезжать Снейка?

— Настоящий объездчик здесь дед. Много лет он занимался этим профессионально.

— Объезжать Снейка человеку в возрасте Джека — самоубийство, — заметил Энди, подбрасывая сено в кормушки меринов и Мулатки.

— Семьдесят лет еще не старость, — огрызнулась Дорис, наградив его надменным взглядом.

Ее реакция удержала Энди от замечания, что только глупец решится объездить дикого жеребца в таком преклонном возрасте. Он прикусил язык, видя, как преданно Дорис любит своего деда, как идеализирует его. Похоже, она готова была отрицать, что он вообще смертен.

Приблизившись с последней охапкой сена к яслям Розочки, Энди мягко заметил:

— Никто не живет вечно.

— Даже слушать не хочу.

— Это ваше любимое занятие, — бросил он, теряя терпение. — Я говорил, чтобы вы держали лодыжку повыше, а вы и слушать не захотели. Посмотрите, как она распухает, черт побери!

— Я сама отвечаю за себя, и моя лодыжка — моя забота. Никому не дано командовать мною или моим дедом. Ни вам, ни Салли, ни кому бы то ни было.

Она резко повернулась и заковыляла в другой конец конюшни, в сторону Снейка. Едва она удалилась, как послышалось негромкое ржание Розочки.

— Ну-ну, полегче, красотка, — донесся до нее голос Энди. — У меня тоже есть лошадь. — Голос его зазвучал умиротворяюще, он явно пытался подружиться с Розочкой. — Тебе понравился бы мой конь Андрус. Он терпит всех, даже хулиганов-мальчишек, которые не доверяют копам. Но если коп верхом на Андрусе, он неотразим.

Добравшись до Снейка, Дорис заметила, что жеребец беспокойно вращает глазами. Он явно не одобрял ухаживание Энди за его подружкой. Дорис оно тоже не понравилось. С Розочкой он говорил слишком обольстительным тоном.

Оглянувшись, Дорис почувствовала досаду. Розочка моргала своими длинными ресницами и терлась мягким носом о бицепс Энди. Неверная, она тут же поддалась очарованию красивого лица.

Снейк ревниво заржал и ударил копытом в дверцу стойла. Дорис ухватила его за гриву и опустила голову жеребца на уровень своих глаз.

— Эй, парнишка, — мягко заговорила она. — Он всего лишь человек. Успокойся, или мне придется посадить тебя на цепь.

Нежно утешая его, она поглаживала дрожащую челюсть жеребца, и Снейк немного расслабился. Но тут же рванул голову вверх, услышав шаги Энди.

Он остановился сзади Дорис, прислушиваясь к ее словам.

— Он всего лишь человек, — снова прошептала она, чтобы поставить Энди на место. И добавила, уткнувшись своим носом в нос коня: — И не суперпроизводитель, как ты.

— Нет? — переспросил Энди низким горловым голосом. — Вы слишком долго общались только с лошадьми… мисс Дорис.

Мисс Дорис? Так всегда называл ее ковбой — принц ее мечты.

Снейк выбрал именно этот момент, чтобы резко тряхнуть головой. Его движение толкнуло Дорис назад, на Энди. Она не устояла на ногах, уронила костыли и попала в руки Энди: одна оказалась у нее под грудью, другая — на талии.

Пряжка его ремня приятно прижалась к ее пояснице, и Энди восстановил равновесие. Твердое бедро прильнуло к ее ягодице. И тут она почувствовала его губы у своего уха.

— Спокойно, мисс Дорис, — прошептал он.

Попытка протеста не состоялась — она просто не могла говорить. Сердце у нее колотилось, мелькнула мысль, что он должен чувствовать каждый его стук. Левая его рука под ее левой грудью словно желала сдержать сердцебиение… или насладиться им. Когда мягкие, теплые, влажные губы скользнули по шее к плечу, прикоснулись к чувствительной точке, у нее сразу ослабли коленки.

— Энди! — задохнулась она.

— Что? — Чуть повернув ее к себе, он заглянул в ее глаза и изумился. Из светло-зеленых они стали изумрудными. Лицо порозовело, горло изогнулось, губы приоткрылись и потянулись к его губам. Грудь под его рукой округлилась и напряглась, сосок стремительно набухал под подушечкой его большого пальца. — Чего вы хотите, Дорис? Немного романтики?

Его губы коснулись ее рта, и она издала звук, который можно было принять за приглашение. Их губы слились в поцелуе, его язык нашел ее язык, большим пальцем он снова и снова поглаживал ее сосок. Она не противилась, да и он не мог устоять.

Джинсы вдруг стали ему слишком тесны по очевидной причине. И не имело значения, что он никогда еще не целовал такую колючую, импульсивную, неуправляемую женщину. В одно мгновение она возбудила всю его мужественность. И это было здорово.

Где-то за конюшней закукарекал любимый петух Джека. Звук проник в сознание Дорис, и она вдруг сообразила, что делает. Целуется. Отвечает на поцелуй Энди. По-французски. Дает ему понять, как он воспламенил ее!

Она отпрянула и оттолкнула его ласкающую руку. Но другую руку он так и не убрал с талии.

— Что теперь? — спросил он дрожащим от желания голосом.

— Если бы Снейк не толкнул меня, я бы…

— Вы не били бы меня своими костылями, — вмешался он.

— Я была лишена такой возможности. — Она дернулась. — Пустите меня!

— Нет, вы слишком долго стояли на ногах.

— Я…

Он поднял ее и опустил на кипу сена.

— Дорис, неужели вы никогда не признаетесь ни в какой своей слабости?

Редко когда она чувствовала себя такой слабой, как сейчас, но признавать это не собиралась. Он не сводил с нее глаз, стоял, уперев руки в бока и не отдавая себе отчета, что прямо перед собой она видит то, что не могут скрыть застиранные синие джинсы.

Дорис с трудом заставила себя перевести взгляд на его лицо и заметила, как красноречиво уставился он на ее торчащие соски.

Энди поднял костыли и передал ей.

— Благодарю вас.

— Не за что. — Он поднял шланг, открыл кран и стал наполнять ведро. — Я здесь все сделаю. Идите в дом.

Дорис собралась с силами, поднялась и заковыляла к дому.

Энди, должно быть, здорово скучает по своей городской подружке, решила она. Ну поцеловал деревенскую простушку, пощупал ее грудь, откуда же такая реакция?

О том, что это она была ее причиной, Дорис даже не думала, хоть и чувствовала себя как впервые поцелованная Золушка.

Вернувшись в дом из конюшни, Дорис меньше всего думала, что наткнется на любовную сцену. Трудно было поверить, что Джек и Салли не слышали шума закрывающейся задней двери, но нет — они стояли и спокойно целовались посреди кухни.

Ей пришлось громко прочистить горло, чтобы они наконец отпрянули друг от друга. Джек даже не смутился, так и не снял свои руки с плеч Салли. Да и она не делала вид, что ее застали врасплох.

— А где мой внук? — невозмутимо спросила она, сверкнув глазами.

— Доделывает дела в конюшне.

— С костылями тебе легче, девочка?

— Во всяком случае могу передвигаться сама. А вы чем занимаетесь?

Дед ухмыльнулся, сильнее прижал Салли к себе и, кивнув на две плетеные корзинки на столе, гордо заявил:

— Готовимся к городскому пикнику.

— Ах вот оно что! — Дорис совсем забыла, что сегодня ежегодный праздник. Да она его никогда и не ждала.

— Я рассказывал Салли об аукционе — кульминационном пункте праздника.

Для Дорис аукцион всегда был испытанием. Содержимое корзинок готовили и заполняли женщины, мужчины делали ставки. Тот, кто предлагал наивысшую цену, делил пищу с хозяйкой корзины. Дорис всегда со страхом ждала момента, когда на аукцион выставят ее корзину и дед окажется единственным покупателем.

Ей ни разу не удалось увильнуть от аукциона — его устраивали с благотворительными целями, он стал уже местной традицией, и в нем участвовали все.

— Напиши имя Салли на обеих корзинках и оставь меня дома. — Дорис была рада, что впервые у нее появился такой основательный предлог, чтобы не участвовать в аукционе. — Ты и Энди купите по одной.

— Не отлынивай, Дорис. Ты обещала, — нахмурился Джек.

— С прошлой ночи у нас осталось достаточно ребрышков и перцев, чтобы наполнить обе корзинки, — восторженно предложила Салли. — Они практически готовы.

— У меня сильно распухла нога. — Лучшего предлога у нее никогда не было. — И она распухнет еще больше, если я поеду на пикник.

— С костылями и ледяными компрессами все обойдется, девочка.

— Дед!

— Ты же обещала. Если ты не поедешь, то никто не поедет.

— О, Джек. Я так предвкушала этот пикник. Там будут все ваши соседи и друзья. Я так хочу со всеми познакомиться. — Салли совсем упала духом.

— И они все хотят познакомиться с вами, — заверил ее Джек. Он преувеличенно надулся, стараясь разжалобить внучку.

— А, ладно, я поеду, — бросила Дорис, не желая испортить им праздник.

— Джек, что мне надеть? Может, блузку без рукавов и широкую юбку? И сандалии? — заволновалась Салли.

— По мне, так все прекрасно, — сверкнул глазами Джек.

— Я поеду в том, что на мне, — объявила Дорис.

— Только попробуй! — вмешался Джек. — Никто не выйдет из этого дома, пока ты не приведешь себя в божеский вид.

Дорис сосчитала про себя до десяти:

— О'кей, я надену чистые джинсы вместо этих.

— Вместе с блузкой с цветами, которые вышила Энни к твоему дню рождения, а? — напористо торговался Джек.

— Ее нужно гладить, дед. — Он имел в виду крестьянскую блузку с низким вырезом на резинке, которая, по ее мнению, совсем не шла ей. — Да и какое это имеет значение…

— Пожалуйста, Дорис, — принялась упрашивать и Салли. — Наверняка ваша бабушка надеялась, что вы будете надевать изредка блузку в память о ней.

— Для этого она подарила тебе и цветочные духи, — подлил Джек масла в огонь.

— Извините, времени мало, а мне еще нужно гладить, — бросила Дорис и заковыляла к себе.

Она не выходила, пока дед не забарабанил в дверь ее спальни и не позвал:

— Вперед! Выводи!

— Я не стадо скота, дедушка.

— Упряма, как сотня мулов, — проворчал он. — Надеюсь, ты одета? Сейчас я тебя вытащу оттуда. — Он открыл дверь и заглянул внутрь. — Ну что ж, на две трети ты выглядишь прилично. Но не расстраивайся на этот счет. Я же не настаивал на том, чтобы ты надела платье, правда же?

С помощью костыля Дорис широко распахнула дверь.

— Я согласна была только на бабушкины духи и блузку, не больше.

— Запах целого букета, — принюхавшись, одобрил он.

— Дед, тебя еще не нокаутировали костылем?

Он рассмеялся так искренне, что она не удержалась от всепрощающей улыбки. На крыльце Дорис увидела, как Энди и Салли втискивают две корзинки в крошечный багажник спортивной машины.

— Я сяду за руль, — похвастался Джек. — Как у всех глаза полезут на лоб, когда мы подкатим на гоночной тачке!

Дорис заглянула в закуток позади переднего сиденья.

— А мы поместимся здесь?

— Ага. Все четверо. Ты с Энди сзади, а я с Салли впереди.

— Но твоя машина гораздо…

— Мне хочется прокатиться с ветерком. Энди предложил мне место за рулем, и я от него не откажусь.

Дорис вопросительно посмотрела на Энди, он пожал плечами и захлопнул багажник с таким видом, словно одобрял ребяческое желание Джека удивить всех на пикнике.

— Так ведь сзади-то и не сядешь, и костыли не разместишь, — запротестовала она, вообразив себя свернувшейся на коленях Энди.

— Пусть торчат из окошка, моя девочка.

— Мы с Энди поедем в твоей машине.

— В моей аккумулятор сел. Так что, прошу, полезай. — И Джек, открыв дверцу, откинул вперед сиденье водителя.

Ей стоило немалого труда забраться на заднее сиденье и стало совсем невмоготу, когда рядом плюхнулся Энди, а ей пришлось положить свои ноги поперек его бедер в опасной близости от молнии на его брюках.

Нанем были вчерашние брюки из саржи цвета хаки и бледно-розовая трикотажная рубашка. Никогда еще она не видела в розовом столь мужественного мужчину.

На его лице не отразилось никаких эмоций ни когда она скрестила с ним ноги, ни когда он сам охватил ее плечо рукой, чтобы втиснуться на сиденье.

— Это просто смешно, — проворчала она.

— Только нам, — поддакнул он. — Остальные ловят кайф.

— Им пора обратиться к психиатру. — Дорис сложила руки на вышитых на блузе цветах.

Джек усадил Салли на переднем сиденье, разместил там костыли, и через пару минут спортивная машина уже неслась по шоссе.

— Банзай! — ликовал Джек, включив пятую скорость. Он начал рассказывать Салли о стихийных вулканических силах, образовавших местные горы, о затерянных среди них долинах.

Дорис же могла думать только о стихийной силе за застежкой-молнией брюк Энди и о грудных мышцах, растягивающих трикотажную рубашку. Интересно, о чем думал он? Лицо его ничего не выражало.

— Красивая у вас блузка, Дорис.

— Вы так добры. — Она заметила, что рука Джека опустилась на колено Салли. Он, видимо, совершенно забыл о покойной жене. Храня верность Энни, она громким голосом объяснила Энди:

— Это все бабушка, она вышила на блузке три дюжины калифорнийских маков.

— Надо будет как-нибудь посчитать, — прошептал Энди.

Джек не обращал на них внимания и продолжал болтать о вулканах и скалах из лавы. Никогда еще он не ездил так быстро, да еще держа руль одной рукой.

— Вы тоже так гоняете? — взглянула она на Энди.

— Обязательно, если поблизости нет полиции. Иначе я бы купил такой крейсер, как у Джека. — Он бросил на нее мимолетный взгляд и повторил вчерашнюю фразу. — Пахнет обворожительно.

— Это дед заставил меня надушиться, — пробормотала Дорис. — И надеть блузку.

— А-а! — Энди не мог скрыть свою досаду: значит, не ради него она вырядилась в эти маки и надушилась. Если бы его спросили, он бы не мог объяснить, почему ему хотелось, чтобы она сделала это ради него. Как не мог забыть и утренний поцелуй.

Лежащие на его бедрах ноги были стройными и сильными. Он вдруг пожалел, что она не в шортах или не в короткой юбке. Где там — джинсы по щиколотки! Вывихнутая лодыжка распухла. Он прикоснулся к ней, и Дорис дернулась.

— Нужно было захватить с собой пузырь со льдом, — бросил Энди, поглаживая кончиками пальцев поврежденный сустав, желая успокоить боль, но не удерживаясь и от откровенной ласки.

Дорис не осмеливалась ни встретиться взглядом с его голубыми глазами, ни оттолкнуть его руку. Вроде как ей, этой руке, самое место на ее щиколотке… теплой, успокаивающей… той самой, что утром ласкала ее грудь.

Энди так и держал руку всю дорогу до города, Дорис так и не выбрала момента, чтобы изменить ее положение: не привлекать же внимания стариков!

Джек не ошибся — у всех действительно полезли глаза на лоб, когда они прикатили в машине Энди. Вокруг собралась любопытствующая и восхищенная толпа. Джек принялся всем подряд представлять Салли и Энди.

Дорис оставила их и отправилась понаблюдать за ежегодными бегами черепах. Заговаривая со знакомыми, каждый раз объясняла, что случилось с ногой и зачем ей костыли. Не желая упоминать Энди и признавать собственную неловкость, она не вдавалась в детали.

Народ играл в бейсбол, волейбол и настольный теннис. Дорис всегда была душой волейбольных состязаний, но только не сегодня. Команда дружно оплакивала ее вывих, когда появился Энди, держа в руках пузырь со льдом.

— Не забыли, что вам предстоит? — спросил он.

— Прекрасно обойдусь и без этого. — Она заметила, как члены ее команды вопросительно посматривают на нее и Энди, и вынуждена была представить его. — Знакомьтесь, Энди Хаммел.

Он пожал всем руки. Дорис видела, как за его спиной женщины закатывали глаза, особенно Мэгги Уолстер. Она была воплощением мечты всех мужчин от канадской границы до Орегона — голубоглазая блондинка, загорелая, гибкая, с роскошными формами. Дорис избегала появляться с ней рядом.

— Дорис, давайте найдем скамейку. — Энди загремел льдом в пластиковом пакете.

— Черт побери, Энди…

— Вы опять не слушаетесь, — упрекнул он ее, потом обратился к членам команды: — Она всегда такая упрямая?

— Да уж, не только сегодня, — ответила Мэгги, пожирая глазами каждый дюйм груди Энди. — Розовый — мой любимый цвет.

— И мой, — отозвался Энди, глядя на Дорис. — Вчера ночью она была в розовом и просто привела меня в замешательство.

Опасаясь, что он расскажет в подробностях, как она ухитрилась вывихнуть ногу, Дорис поспешила увести его к незанятому столу для пикников.

— Как вы надоели, — проворчала она, садясь и вытягивая ногу на скамейке.

Он приладил пакет со льдом к ее лодыжке.

— Принести вам холодного пива?

— Лучше пойдите и поставьте на черепаху, поиграйте в бейсбол или пинг-понг. Там даже катают на собаках и пони, если вы скучаете по Андрусу.

— Я буду больше скучать по стычкам с вами, Дорис. — Он сел напротив нее за стол. — Все же, что вам во мне не нравится?

— Мне не нравится, как подстроили нашу встречу. А вам?

— Я решу, когда узнаю вас получше. Пока что я нахожу наше знакомство… — он сделал многозначительную паузу, — …приятным.

— Забудем то, что случилось утром в конюшне, ладно?

— Это было больше, чем просто желание, Дорис. Будьте честны в этом, как вы честны во всем остальном.

— Честно говоря, я бы не отказалась от холодного пива, если ваше предложение еще в силе.

Что угодно, лишь бы отослать его и спокойно краснеть в одиночестве. Слишком часто он поглядывал на глубокий вырез ее вышитой блузки, она чувствовала себя неодетой.

Энди хохотнул, поднялся на ноги и с улыбкой произнес:

— Весьма приятно услужить.

Следя за ним глазами, Дорис вздохнула с облегчением и одновременно с тревогой. Да, Мэгги Уолстер абсолютно права, отдавая предпочтение розовому цвету. Головы женщин так и поворачивались вслед принцу Энди, направляющемуся к фургону с пивом. Его волосы сверкали золотом в солнечных лучах, и вообще в нем не было ничего, что не понравилось бы любой женщине. Но только бы он не догадался о тех фантазиях, которые ее обуревают с того момента, как она свалилась со ступеньки.

О, Мэгги обуяла вдруг внезапная жажда, и с волейбольной площадки она устремилась к пивной точке. Интересно, какой переполох вызвал бы Энди в полицейской форме и верхом на Андрусе. Дорис захотелось крикнуть Мэгги:

«Он против брака!»

Правда, для Мэгги это было не так важно, как для Дорис. Мэгги уже дважды побывала замужем и сейчас пребывала в поисках. В тот момент, когда Энди протянул Мэгги кружку пива, Дорис возненавидела свою подругу по команде. Энди рассмеялся над какими-то ее словами. Он явно пожирал глазами ее зазывно торчащие соски.

Дорис даже зажмурилась, представляя, как Энди даст самую большую цену за корзинку Мэгги и не отойдет от нее в танцзале под бумажными фонариками. А позже будет целовать под звездами, и обе его руки заполнят…

— Обычное или светлое? Выбирайте.

Дорис открыла глаза — Энди ставил на стол перед ней две запотевшие коричневые бутылки. Мэгги пока не приклеилась к нему, а стояла у пивного фургона с ошарашенным видом. Энди оставил ее там одну?

— Это, если не возражаете, — дотронулась Дорис до бутылки с легким пивом.

— Не-а. Мне лишь бы холодное. Что это вы делали, пока меня не было? Дремали?

— Можно и так сказать. — Она с трудом отделалась от наваждения, в котором он обеими руками лелеет главные прелести Мэгги.

— Готов спорить, вывих действует на вас изнуряюще, — озабоченно проговорил он. — Думаю, вам не помешал бы рентгеновский снимок. На ощупь перелома вроде нет, но может быть трещина. — Он огляделся. — Тут не найдется врача?

— Есть один. Легок на помине! — Она заметила доктора Шорта, направлявшегося в их сторону. Через свои бифокальные очки в проволочной оправе он, очевидно, увидел ледяной компресс, а с ним и возможность заработать гонорар.

— Дорис, все говорят о твоем вывихе, — обратился к ней доктор. — Почему ты не позвала меня?

— У нас гости, — поспешила она познакомить их, — Энди Хаммел — специалист по неотложной помощи. Док Шорт.

— А! Внук Салли, конный патрульный. — Доктор пожал ему руку. — Чудесная женщина ваша бабушка. Джеку предстоит побороться со мной за ее корзинку.

— Я как раз говорил Дорис о рентгеновском снимке — на всякий случай.

— Согласен. — Доктор показал на противоположную сторону площади. — Мой кабинет там. Пошли.

В другом случае Дорис отказалась бы — она была против лишнего облучения, но сейчас она могла избавиться от Энди. Ее коробило, что он сопровождал ее, угождая Салли и Джеку. Ему, должно быть, нелегко было отойти от Мэгги.

— Как скажете, док. — Она схватила свои костыли. — Увидимся позже, Энди.

— Я пойду с вами.

— Нет никакой необходимости, — возразила она, следуя за врачом.

— Этого я не слышал, Дорис. — Захватив обе бутылки, Энди пошел за ними, не обратив внимания на ее свирепый взгляд.

Ему пришло в голову, что он проявляет прямо-таки семейную заботливость, а в этом качестве ни перед кем представать он не хотел. Но так он мог избежать когтей Мэгги Уолстер, потребовавшей без всяких тонкостей, чтобы он угостил ее пивом.

Жаль, обходительность ей бы не помешала. К тому же чувствовалось, что Мэгги слишком уверена в своих прелестях, слишком уж выпячивает их перед мужчиной. Дорис представлялась ему большим вызовом по множеству сложных причин. А он и копом-то стал не потому; что ему нравилось лишь простое и легкое.

Сидя в приемной доктора, листая журнал, он размышлял о своей интимной жизни. Нельзя сказать, что в последнее время она у него активная, вон он как распалился в конюшне с Дорис. Да и она отозвалась так, что едва не расплавила пуговицы на его ширинке.

— Всего лишь вывих, — объявил доктор Шорт, пропуская Дорис в приемную. — Ты почувствуешь себя гораздо лучше завтра, если пожалеешь свою ногу сегодня. Проследите за этим, Энди. Никаких танцев.

— Слушаюсь, сэр.

— Энди мне не указ, — нетерпеливо вставила Дорис. — Сколько я вам должна, док, за подтверждение того, что я уже знала и так?

— Я пришлю счет. А сейчас мне нужно срочно позвонить по телефону. Так что иди и развлекайся со своим молодым человеком.

Энди открыл для нее дверь и обернулся к Шорту:

— Спасибо, док. Рад познакомиться с вами.

Врач помахал рукой и еще раз предостерег:

— Никаких танцев.

Она еле сдержалась, досадуя при мысли о том, что на городском пикнике никто еще ни разу не приглашал ее танцевать.

— Я бы пригласил вас, если бы вы могли, — словно подслушал ее Энди.

— Благодарю, но я бы не пошла.

— Почему? — Энди казался обиженным. — Чем я не гож?

— Приглашая на танец, вы подсмеиваетесь надо мной, как и доктор, который назвал вас моим «молодым человеком», — съехидничала она, теряя терпение. — Весь город, включая и вас, знает, что я старая дева, в чью сторону ни один мужчина не повернул головы. Надо же: «молодой человек»!

— Прекратите, Дорис. Жалеть себя не в вашем духе.

— Что вы могли понять обо мне за сутки, что знаете, Энди Хаммел? Не так уж много! — тряхнула она головой.

Энди уловил, как сексуально мотнулся ее конский хвост, когда она налегла на костыли. Он не пошел за ней, не позвал ее.

Он решил подождать благоприятного момента, чтобы показать Дорис, что знает о ней больше, чем она думает.

V

Аукцион корзинок для пикника пришелся на час ужина и проводился в алфавитном порядке. И Хаммел, и Уолстер проходили раньше, чем Симпсон. Задолго до того, как на аукцион была выставлена корзинка Салли, Дорис подумывала о прогулке в другой конец городка.

Словно подслушав ее желание, после рентгеновского обследования Энди избегал ее. Она же скрытно следила за тем, как ловко играл он в бейсбол, победил в турнире по пинг-понгу, проиграл доллар Джеку, поставив на черепаху, которая так и не сдвинулась с линии старта. На пикнике маленького городка новости распространяются моментально.

Как только начался аукцион, он сменил тактику.

— Веселитесь? — спросил Энди, подойдя к ней, когда аукционист объявил первую корзинку.

— О, да, — нарочито зевнула она. — Жутко весело сидеть целый день на одном месте, задрав одну ногу выше другой. А вы?

— Я проголодался.

Дорис не удивилась, поскольку Энди только что закончил партию в волейбол. Он чуть глаза не вывихнул, глядя, как подает Мэгги.

— Корзинка Мэгги всегда стоит дорого, — пробормотала она.

— Вот как? Насколько дорого?

— Трехзначная цифра.

— Тут принимают чеки или кредитные карточки? — Энди достал свой бумажник и посчитал наличные.

— Тут принимают деньги в любом виде, — возник перед ними Джек. Они с Салли держались за руки и улыбались, завидно счастливые.

Надежда Дорис на прогулку по городу испарилась, но тут она увидела нечто другое — недалеко к женскому туалету тянулась длинная очередь. Если встать туда, ей может повезти, она окажется не на виду, когда будет разыгрываться ее корзинка. Можно проторчать там, пока ее не выкупит дед. Это была надежная уловка, она выручила ее уже дважды за последние три года.

Дорис уже взялась за костыли, но тут к ней наклонился Джек.

— Не думай исчезнуть и на этот раз, девочка, — сердито проворчал он. Веди себя хорошо.

— Какой чудный день, — говорила в этот момент Салли внуку. — Я помню такие деньки и аукционы в Техасе.

Она продолжала болтать, восторженно аплодируя, когда продавалась очередная корзинка. Дорис с ужасом ждала неизбежного.

Вскоре объявили корзинку Салли. В бой за нее вступили три городских вдовца: Джек, доктор Шорт и сам мэр. К удовольствию Салли, победил, естественно, Джек.

Когда он пошел за призом, Энди улизнул к автопивной. Следя за ним глазами, Дорис услышала, как аукционист объявил:

— Корзинка Мэгги Уолстер.

Отовсюду посыпались ставки. Городские холостяки жаждали перекусить с упоительной блондинкой. Дорис зажмурилась в ожидании ставки Энди.

— Пятьдесят! — прокричал его глубокий голос.

— Пятьдесят пять! — повысил ставку кто-то.

Третий обожатель предложил шестьдесят.

Дорис знала, что в итоге ставки превысят сотню долларов. Так бывало всегда — втрое больше, чем за другие корзинки. Она старалась не пропустить голос Энди. Каким будет его потолок?

— Обычное или светлое?

Она открыла глаза и увидела его стоящим перед ней с двумя бутылками пива в то время, как справа и слева мужчины поднимали цену на самую желанную корзинку.

— Раз… Два… — громче зазвучал голос аукциониста.

— Обычное или светлое, Дорис?

Оглох, что ли, Энди? Последний же шанс…

— Продана!

— Дорис, обе мне не выпить. Выбирайте. Какие там ставки? Семьдесят пять?

— Сто пятьдесят. — На этот раз Дорис выбрала обычное пиво. — Вы проиграли.

— Проиграл? — Энди щелкнул пальцами. — Вот черт!

— Следующая — корзинка Дорис, — предупредил Джек.

— Отлично, — отозвался Энди, сложив руки на груди.

Отлично, подумала она, страстно желая испариться, исчезнуть из города. Например, используя левитацию. Она потихоньку поднялась бы ввысь и умчалась отсюда. Обратно на ранчо, к лошадям, коровам, цыплятам, в единственную знакомую ей спокойную страну.

— Корзинка Дорис Симпсон!

— Пятьдесят долларов, — тут же предложил свою стандартную цену Джек.

— Пятьдесят-назовите-пятьдесят-пять, — скороговоркой пропел аукционист, сдвинув на затылок свою ковбойскую шляпу.

Все напрасно, напомнила себе Дорис. Потягивай пиво и делай вид, что тебе наплевать, кто, сколько и на что поставит.

— Двести долларов! — крикнул Энди.

Толпа удивленно охнула и замерла. Раскрылись рты, распахнулись глаза, люди не хотели верить тому, что слышат. Дорис тоже застыла, вытаращившись на Энди.

— Продана!

— Все мое, Дорис, — повернулся к ней Энди с ослепительной победной улыбкой.

— Вот это по-техасски! — воскликнул Джек, хлопнув его по спине.

Все еще ошеломленная, Дорис смотрела, как Энди пошел за своим ужином. Двести долларов! Надо же!

Онемение прошло, все снова зашумели, заговорили одновременно, переводя взгляды с Энди на Дорис и обратно. Она вдруг сообразила, что он уже вернулся с корзинкой и берет из ее замершей руки бутылку пива.

— Пойдемте поедим вон под тем деревом. Я страшно проголодался.

Не придя в себя от изумления, не в состоянии спорить или возражать, она взяла костыли и поковыляла за ним. Голос аукциониста за ее спиной пытался привлечь внимание к следующей корзинке. Ему пришлось повторить фамилию благотворительницы трижды, прежде чем кто-то назвал цену.

Она уселась на выбранную Энди парковую скамью. Он устроился рядом с корзинкой и следил, как краска медленно заливает ее лицо. Это не был стыдливый румянец — она распаляла себя.

— Две сотни долларов… — возмущенно забор мотала она.

— Хорошая цена, Дорис.

— Если дед подкупил вас…

— Я заплатил сам и решил сам. — Однако это не объясняло, почему он так поступил. Он не мог объяснить ей — да и себе тоже, — почему поступил так опрометчиво на глазах у всех.

— Вы меня пожалели, — казнила она его дрожащим от ярости и унижения голосом. — Дед сказал вам, что никто, кроме него, никогда не покупал мою корзинку, и вы…

— Я хотел заполучить ее и заполучил, — твердо прервал ее Энди. — Если вы не желаете разделить ее со мной, можете выкупить за полную цену плюс пятьдесят процентов компенсации за разочарование.

— Разочарованы? — фыркнула она. — Вы?

— Дорис ну почему вы постоянно спорите со мной, что бы я ни сказал или ни сделал? Почему бы нам не поесть ребрышки и перцы в мирной обстановке? А?

— Скажите, он разочарован, — продолжала она свое, но уже не столь ядовито.

— Вы мне нравитесь, Дорис. Не больше и не меньше. Это был всего лишь аукцион, а я просто-напросто голодный мужчина. — Энди открыл корзинку и вынул коробку с клубникой. — Расслабьтесь, Дорис.

— Вы знаете, я ничего не готовила для этой корзинки. Вы ее купили, только потому, что я… — Она все не успокаивалась.

И тут Энди взял крупную алую ягоду и сунул в ее открытый рот.

— Замолчите и дайте мне то, за что я заплатил сполна. — Он приготовил еще одну ягоду с явным намерением отправить ее вслед за первой.

Дорис покорилась и молча наслаждалась сладкой и сочной клубникой. Ей никогда не забыть благоговейную реакцию толпы. Энди, естественно, тоже слышал этот ошеломленный вздох. Понял ли он, в чем дело? Никто бы даже глазом не моргнул, если бы он предложил такую цену за корзинку Мэгги. Люди толкнули бы друг друга локтем в бок, но не больше.

Она бросила взгляд на Энди и увидела, что он смотрит на Мэгги. Ее кавалер — водитель грузовика — также не спускал с нее глаз.

— Она, наверное, тратит кучу денег на отбеливатель для волос, — заметил Энди, взглянув на Дорис. — Ваши волосы мне нравятся больше. — Все больше и больше, признался он себе не без неудовольствия.

Дорис восприняла его комплимент как горячую картошку.

— Ну, у меня по крайней мере натуральный цвет.

— У моей подружки в школе были такие же темные волосы, как у вас, — вдруг вспомнил Энди. — Она бросила меня ради председателя студенческого союза.

— Трудно поверить, — пробормотала Дорис, не в состоянии представить себе нормальную женщину, которая бросила бы Энди Хаммела.

Он начал опустошать корзинку. В меню у них оказались жаренные на углях ребрышки, перцы в термосе, пшеничный хлеб, желе и клубника.

Пока они ели, солнце село, зажглись бумажные фонарики на деревьях. Оркестр «кантри» в бальном павильоне заиграл классическую «Калифорнийскую розу». Естественно, Мэгги открыла этот танец со своим мускулистым шофером. Потом Джек заказал «Приди ко мне» и закрутил Салли по площадке.

Дорис заметила, как они прижимаются друг к другу в танце. Бросив последнюю ягоду в рот, она подумала, что Джек никогда не обнимал так Энни на танцплощадке. И никогда не выбрасывал за корзинку бабушки столько, сколько уплатил сегодня за корзинку Салли. Энни, наверное, переворачивается в своем гробу.

— Вы бы потанцевали со мной, если бы могли? — поинтересовался Энди, положив свою руку сзади нее на спинку скамьи.

Она едва не поперхнулась клубникой.

— Я совсем не танцую, и вы наверняка это знаете.

— А я немало заплатил, чтобы первым пригласить вас, Дорис.

Она наклонилась вперед, спасаясь от его руки, горячившей плечи и плавившей позвоночник.

— Посмотрите: дед и Салли устроили целый спектакль.

— Я уже заметил.

Замечал он и другие вещи: как темные волосы и загорелая кожа отражали мягкий свет лампы; как ее тонкие пальцы нервно оттягивают край выреза блузки; как ее духи манят его несбыточными надеждами. Он чуть коснулся ее плеча.

— Они уходят с танцплощадки, Энди, а танец еще не кончился. Они… смотрите! Они смываются на автостоянку! Что еще они надумали?

В любое другое время прежде всего он позаботился бы о Салли. Но сейчас ему важнее было побыть с Дорис. И он порадовался, что выбрал скамейку в тени деревьев, где их никто не видел.

Ему нравилось, как благоухал вечерний воздух, еще больше ему нравилось быть наедине с Дорис. Завлекать ее. Поддразнивать. Любопытно, подействует ли на нее романтическая музыка, эта звездная летняя ночь, сам он?

К ним приблизился продавец с цветочной тележкой.

— Букетик для леди, сэр?

— Давайте сюда все гардении, — ответил Энди, доставая бумажник.

— Их всего три.

— Продано. Энди заплатил и, взяв три экзотических цветка, протянул их Дорис. Только не говорите, что не принимаете цветов от своих поклонников.

Она и не собиралась говорить ему, что никогда еще не получала цветов, кроме вышитых маков на своей блузке. Неожиданный подарок заставил ее забыть обо всем, даже о беглецах, Джеке и Салли.

Ее цветы! Впервые подаренные ей мужчиной, и к тому же Энди! Она не стала морочить себе голову, не стала искать причин этого поступка, а просто сказала:

— Они прекрасны. Спасибо.

Он вставил все три цветка в ее конский хвост, потом взял в руки ее порозовевшее лицо:

— Рад услужить вам, мисс Дорис.

Она оробела: уж не собирается ли он поцеловать ее? Его лицо было так близко от нее, что она слышала и чувствовала его дыхание — горячее, влажное, хриплое. Кончики его пальцев пробегают по ее ушам, подбородку, и он шепчет ее имя.

— Дорис… вы так славно пахнете. Посмотрите на меня…

Посмотреть? Где взять на это силы? Его губы приближаются, приближаются. О, какое блаженство, его пальцы гладят горло, прикасаются к ключицам. Она положила свои ладони на его грудь, чтобы оттолкнуть, но как лишить себя сладости прикосновения к гладкой ткани его трикотажной рубашки, к твердым мускулам под нею.

— Мисс Дорис… — еще раз прошептал он и поцеловал ее так, как и следует целовать женщину в чудесный летний вечер. Мягко, до такой степени соблазнительно, что ей захотелось, чтобы его язык скользнул между ее губ.

Ненасытное эротическое желание охватило его, когда он заключил Дорис в свои объятия и наслаждался ее восхитительно свежими губами. У него было много женщин, но ни одной, похожей на эту, настолько изголодавшуюся по мужскому вниманию. Воспламенялась она моментально.

Он даже немного испугался, как глубоко это его задевает. Все мышцы напряглись, содрогаясь от желания, и он почувствовал, что готов зайти далеко с нею. Слишком далеко на парковой скамейке в общественном месте. Пришлось расслабить объятия.

Шокированная, взволнованная и испуганная, Дорис попыталась прийти в себя после затянувшегося поцелуя. Когда она вскочила на ноги, ее атаковали сразу несколько мыслей: Энди целовал ее со скуки или же потому, что так много заплатил и ему некуда было деваться от нее и ее корзинки. Она же целовала его потому, что ничего не могла поделать с собой.

И теперь она была не в состоянии сбежать от него.

— Нужно собираться домой, — задыхаясь, бросила она и схватила костыли. — Найди деда и Салли. Бог знает, чем они там занимаются. В их-то возрасте!

— Успокойся, Дорис, и дай мне время… э… прийти в себя.

Ей тоже требовалось на это время. Сегодня она дважды целовалась с Энди — пылко, с какой-то подростковой несдержанностью. Она подумала: я вела себя безрассудно с Диком, а вел ли себя безрассудно с ней хоть один мужчина? Никогда.

Чувственный аромат свежих гардений кружил голову, она поняла, что дрожит. Давно уже пора ехать домой.

— Поторопись, Энди.

— А что за спешка?

— Наши старики на парковке… они паркуются. Что они знают друг о друге? Еще меньше знают о безопасном сексе.

Мысль о Салли, занимающейся небезопасным сексом, подействовала на него так, что он поднялся на ноги, уже не имея видимой причины для смущения. Тем не менее он снова пошел на риск, обняв Дорис и слившись с ней в долгом поцелуе, полагая, что преподает ей урок.

— Не воображай, что можешь командовать мною, Дорис, — предостерег он и поспешил на поиски Джека и Салли.

Что так чертовски привлекает и возбуждает в острой на язык Дорис Симпсон, сердито спросил себя Энди по дороге на стоянку. Два поцелуя, почему он их добивался? После какого-то момента его поцелуи становились не такими, какие ей требовались. Хуже того, они и ему переставали нравиться. Что за глупость?

Он заглянул в свою машину — пусто. Если дед с бабкой не запарковались, как подростки, то куда они делись? С одной стороны стоянку ограждали густые кусты, Энди подошел и услышал тяжелое дыхание за ними.

— Джек? Салли? Что вы делаете в кустах?

— Ничего, — ответил задыхающийся голос подростка. — Ничего мы не делаем, мужик.

Энди представил, каким было это «ничего» и что делал парень со своей подружкой. И вообразил себя, укрывшимся за этими кустами и делящим украденные наслаждения с Дорис.

Тряхнув головой, чтобы отделаться от незваных образов, Энди вернулся к парковой скамейке. Дорис уже закрывала корзинку.

— На тропинке любви их не видать, — доложил он ей.

— Сейчас я их спугну. — Сунув два пальца в рот, она издала пронзительный свист на три тона. Дед научил меня этому сигналу тревоги, когда я была еще маленькой. Все равно, что набрать 9-1-1^[2].

И действительно, минутой позже появились Джек и Салли — запыхавшиеся и раскрасневшиеся.

— В чем дело, девочка?

— Пора двигать домой. Моя лодыжка устала. По правде говоря, дело было не в лодыжке, но им это знать ни к чему.

Идя к машине, Джек протянул Энди ключи.

— Я за справедливость: на обратном пути мы с Салли воспользуемся задним сиденьем.

Это не понравилось Энди по двум причинам. Во-первых, там или бабушка будет сидеть на Джеке, или наоборот. Во-вторых, Дорис окажется далеко от него.

Но, может, оно и к лучшему, задался он вопросом, соображая, радоваться ли ему или сожалеть по поводу предложения Джека. Наверное, все же радоваться, поскольку в его намерения входили лишь определенные отношения, не более того.

В отличие от него, Дорис стремилась к браку. Он подозревал, что если она уж полюбит, то от всего сердца, как любит деда. Инстинкт предостерегал его: открыв свое сердце, она будет надеяться на брак, а он вовсе не собирался жениться. Никогда.

— Сзади тесновато для двоих, — попытался отговорить стариков Энди.

Джек только ухмыльнулся, а Салли подтвердила:

— То-то и оно.

При всем своем благоразумии, сев за руль, Энди им позавидовал.

VI

На следующий день Дорис проснулась на рассвете, услышав чьи-то осторожные шаги у задней двери. Быстро приняв душ и войдя в кухню, она успела увидеть в окно Джека и Салли, скачущих верхом на Шейхе и Мулатке в направлении восходящего солнца. Их сопровождали Бой и Той. Джек оставил записку, извещая, что все утренние дела переделаны.

Пока она наблюдала за их бегством, пришел Энди. Он тоже нахмурился, увидев записку и припомнив слова Салли на пути домой: «Теперь я знаю, что это такое — любовь с первого взгляда».

— Я не верю в любовь с первого взгляда, — мрачно проворчала Дорис.

— Я тоже, — пробормотал Энди. — Они ведут себя по-детски.

— Кому-то нужно поехать и приглядеть за ними.

— С твоей лодыжкой не до верховой езды.

— Сегодня на один костыль лучше, чем вчера. — Она проковыляла к кофеварке, опираясь на один костыль. — Ты можешь взять Розочку и быстро догонишь их.

— К сожалению, — вздохнул Энди, — наши предки уже не дети.

— Но ведут они себя не как взрослые. Играют с огнем.

— Не как мы, — криво улыбнулся Энди, — если только ты не считаешь детскими наши два поцелуя.

— Конечно, они детские, и лучше их забыть. Они ничего не значили для тебя и для меня тоже.

Сегодня утром Энди не нравился сам себе — какой-то неотдохнувший и раздраженный. Проснулся он моментально и тут же возбудился, услышав, как Дорис включила душ. Воображение нарисовало ее вступающей под струи воды и пробудило в нем мучительные эротические фантазии. И сейчас слова Дорис не улучшили его настроение.

— Для меня значили, — проворчал он. — Я не целую всех подряд.

Дорис включила кофеварку.

— Многие мужчины теряются, лишенные удовольствий большого города.

— Знаешь, Дорис, в чем ты не права? — Он положил руку на ее плечо и повернул к себе. — Ты совсем не веришь в себя.

Наградив его испепеляющим взглядом, она стряхнула руку со своего плеча и выпалила:

— Как и Дик Кочрэн.

— Ну, к твоему сведению, я не Дик Кок-роуч^[3].— Он схватил ее руку и задергал вверх и вниз в преувеличенном рукопожатии. — Энди Хаммел, очень рад познакомиться. Что у нас на завтрак?

— Ничего, если не прекратишь свои глупости! — Хоть он и выводил ее из терпения, она не удержалась от улыбки, услышав, как удачно он переделал имя Дика.

— Не я начал, Дорис, а ты. — Он смягчил свой тон. — Эй! Уж не улыбку ли я вижу на губах, что целовал накануне?

— Только слабую. — Она уже немного успокоилась. — Он в самом деле был низшим из насекомых.

— Хочешь рассказать мне о нем?

— Не очень-то.

Она затолкала эту историю в дальний уголок своего сердца и памяти. Гораздо интереснее был мягкий тон и выражение лица Энди. Он и вправду казался озабоченным, готовым выслушать ее. Этим, наверное, он и подкупал беспризорных пацанов в его участке в Сиэтле. Они, должно быть, любили его.

— Ладно, тогда не надо, — согласился он. — Но заметь одно: мой поцелуй свидетельствует об искреннем интересе.

Хотела бы она знать, что означают его слова. Победило любопытство.

— Интерес к чему?

— Ты знаешь к чему, Дорис. Ничего серьезного. Просто естественное взаимное влечение без предварительных условий и видов на будущее. Мы оба люди достаточно взрослые, чтобы…

— Я не гожусь для одноразового развлечения, — перебила она и начала выдергивать руку.

Энди отпустил ее.

— Знаешь, я так и не думаю. Если ты тоже заинтересуешься, мы можем доставить удовольствие друг другу. Если нет…

Дорис не ожидала от Энди такой прямоты. Не могла же она ответить, что не заинтересуется. Это было бы неправдой, ведь он чувствовал ее состояние. Поэтому она выбрала косвенную нечестность.

— А что, если я не интересуюсь?

— Попытайся убедить меня в этом, Дорис. Я пойму и с полуслова.

Он сознавал, что с полуслова ему следовало понять свою интуицию, которая подсказывала ему: отвали, с Дорис Симпсон без эмоций не обойтись. Но сейчас, когда он любовался ее свежим, чистым лицом, другой внутренний голос утверждал, что все может быть.

Всего-то и нужно, что действовать искусно, хитро, хоть и откровенно. Поскольку прямолинейность он уже использовал, следовало применить хитрость, что человеку с его опытом не составит особого труда.

Дорис открыла холодильник.

— Яичница-болтунья сгодится? — спросила она.

— Нет, если ты не сядешь и не позволишь мне самому взболтать яйца. Пощади свой вывих, или я позвоню доктору Шорту и попрошу его еще раз осмотреть тебя.

— Честно, Энди, ты как диктатор, как…

— Я позвоню, Дорис, — вмешался он, бросив взгляд на телефон. — Учти, я не блефую.

Она села, схватила газету и сделала вид, что читает, пока Энди не поставил перед ней тарелку с яичницей и тостами.

— Благодарю. — Она пряталась за газетой от его взгляда, когда он наливал кофе.

Энди завтракал стоя, глядя в окно над раковиной. Еще один солнечный день, теплый, с легким западным бризом. Дорис, поглядывая из-за газеты, заметила, как джинсы туго обтягивают его зад. Еще раньше она обратила внимание на то, как они рельефно облегали все впереди.

— Так что ты надумала? — поинтересовался он, вымыв за собой тарелку.

Поскольку ее мысли были прикованы к ширинке на пяти пуговках, она еле выдавила:

— Насчет чего?

— Насчет естественного взаимного влечения. Наслаждения друг другом.

Дорис поднялась, опираясь на костыль.

— У меня куча неоплаченных счетов, нужно постирать полотенца для гостей, испечь хлеб и приготовить ланч на четверых. Так что развлекай себя сам.

Раздраженный ее недвусмысленным отказом, Энди пошел навестить лошадей, потом цыплят. Затем его задержал сарай с орудиями труда.

Тем временем Дорис выписала несколько чеков и подбила дебет с кредитом в гроссбухе ранчо, выстирала, высушила и сложила банные полотенца, ничем не выделив полотенце, которым два утра подряд вытирал свое великолепное тело Энди.

Она месила на кухне тесто, когда заработал мотор травокосилки. Из кухонного окна было видно, как Энди провел косилку через заднюю лужайку и исчез за углом.

Наконец-то он занялся чем-то полезным. Это напоминало ей, каким полезным предложил он стать для нее. Естественное взаимное влечение. Секс, откровенный секс, вот что он предлагал, именно то, чем много лет назад занимался с ней Дик. Только это. Ничего больше.

Если Энди вновь вернется к этой теме, она скажет, что вполне справится со своими потребностями. Миллионы женщин так поступают, скажет она ему, разве он не читал статистику, публикуемую в газетах? «Действительно безопасный секс». Даже один священник выступал с проповедями на эту деликатную тему.

Травокосилка остановилась. Войдя в кухню, Энди налил себе ледяной воды из кувшина в холодильнике.

— На улице жарко, — сообщил он, стянул с себя рубашку и вышел.

Дорис уставилась на тесто, чувствуя, как желание тут же опалило ей спину. Должно быть, так чувствует себя кобыла во время течки. Ведет себя беспокойно, болезненно, плавится в каждом своем потаенном женском уголке и щели.

Она подняла глаза и в окне увидела Энди, ведущего косилку по задней лужайке. Плечи и бицепсы у него блестели от пота. Она угадала: волосы на груди действительно были густыми, золотистыми, как пшеничное поле в августе. Они так и манили потрогать их, ощутить их живую упругость.

Возбужденная непрекращающимися эротическими мыслями и видениями, она месила тесто, краем глаза наблюдая за Энди. Руки ее безропотно делали свое дело, хотя им давно пора было остановиться: тесто она перемесила. Дорис опомнилась, когда вернулись Джек и Салли и отвели лошадей в конюшню.

Она бросилась накрывать на стол, услышав, что они вошли в дом. Энди тоже вернулся и пошел мыться. Она выставила на стол холодные закуски, два салата и тарелку с нарезанной дыней. Энди вошел в комнату и занял свое место за столом.

— Вижу, вы нагуляли аппетит, — заметил Джек, поблагодарив его за работу.

Энди кивнул, наполняя свою тарелку:

— Мне не мешало размяться. Дорис тоже потрудилась, занимаясь тестом.

— Оно не получилось, — пробормотала она, потирая гудевшие кисти. — Наверное, дрожжи плохие. — В следующий раз, когда она будет печь хлеб, нужно проследить, чтобы Энди и близко не было.

— Прогулка верхом в лучах восходящего солнца была просто восхитительна. — Джек проказливо улыбался, строя глазки Салли.

Она ответно стрельнула глазами:

— Отсюда просто не хочется уезжать.

— Вам не нужно будет уезжать навсегда, если вы этого не захотите, — хрипло заверил ее Джек.

Дорис уставилась на красный перчик, вдавленный в зеленую оливу, которая украшала кусок мяса на ее тарелке. Дед говорил слишком уж уверенно. Он практически вслух делал ей предложение. Бог мой, всего лишь на второй день знакомства.

— Бабушка Энни любила говорить: «Время покажет». Помнишь, дед?

Джек посмотрел на нее, нахмурив кустистые брови.

— Я рассказывал Салли все об Энни и о ее особой мудрости. В свою очередь Салли рассказала мне об особенностях характера Винсента. Никто никого не забывает, как ты могла подумать, девочка.

— Однако в чем-то Дорис права, — поддержал ее Энди. — Обе линии семейства Хаммелов слишком хорошо знакомы и с поспешным бракосочетанием, и с горестным раскаянием.

Удивленная тем, что он пришел ей на помощь, Дорис поблагодарила его взглядом. Так же взглядом он показал, что понял ее, и она вдруг почувствовала родство их душ.

— Вы двое мало пожили, чтобы говорить о времени старикам, — мягко возразил Джек.

— Безусловно, — согласилась с ним Салли.

Зазвонил телефон, и Джек взял трубку.

— Привет! — Послушав немного, он проговорил: — Да, он здесь. — Зажав микрофон трубки, он обратился к Энди: — Ваш начальник из конного патруля. Возьмите трубку в гостиной, чтобы поговорить спокойно.

— Спасибо, я так и сделаю.

Джек положил трубку, когда Энди ответил из гостиной.

— Голос его начальника совсем не понравился мне.

— О Господи, — вздохнула Салли. — Надеюсь, ям не урезали бюджет. Патрулю не выжить на гроши. Энди уже отправили в вынужденный отпуск из-за нехватки средств. Иначе он не приехал бы сюда.

— Вы, миссис Хаммел, все еще думаете, что нуждаетесь в сопровождающем?

— Это мой большой и сильный внук посчитал, что я в нем нуждаюсь. То, что вы благородный человек, я поняла, милый Джек, как только услышала ваш голос по телефону.

Милый Джек? Дорис с трудом удержала свои глаза, чтобы они не ринулись на лоб. Услышь это его дружки, как бы они закукарекали от восторга!

Вернувшись к столу, Энди мрачно сообщил:

— Снова урезали бюджет. Патруль отправлен в отпуск еще на шесть месяцев. Мне предложили выбор: или канцелярская работа сменного дежурного, или неоплаченный отпуск.

— Ты же ненавидишь сидячую работу! — расстроилась Салли.

— И ты мне об этом говоришь? Да я лучше буду в отпуске полгода, пока городские власти не решат, будет это сокращение временным или постоянным.

— Ты можешь себе позволить такой отпуск?

— Но не дольше шести месяцев, — пожал он плечами. — К тому моменту мои сбережения иссякнут. Начальник говорит, что наши лошади будут отправлены на фермы, хозяева которых согласились безвозмездно выделить им стойла и корм.

— О, Энди! — Темные глаза Салли выражали сочувствие. — Андруса отправят на ферму?

Джек шлепнул ладонью по столу.

— Черт побери, парень. Привезите Андруса сюда, если вам разрешат. Моя конюшня наполовину пуста. И сами переезжайте сюда, станете моим ковбоем, пока вы не у дел. Это решит ваши проблемы до тех пор, пока городские власти не разберутся со своим бюджетом.

Дорис заморгала, не желая верить, что Джек сделал такое предложение, не посоветовавшись с ней. Во всем, связанном с работой, они были равноправными партнерами, во всех важных делах. До сих пор было только так.

— Дед, Энди — полицейский, а не ковбой. Он ничего не понимает в разведении скота.

— Основное он знает, — вмешалась Салли. — Сколько летних каникул ты провел на ранчо в Техасе, где я выросла? По крайней мере десять.

— Энди научится на ходу, если потребуется, — ответил Джек.

— Но почему не поискать место конного полицейского в другом городе? — гнула свое Дорис.

— Да не так уж много конных патрулей по стране. Там, где они есть, длиннющие очереди желающих. Нет смысла искать в другом месте, пока город не примет окончательного решения, — настаивал Джек.

— Дед, нам ведь не нужен…

— Дорис, нам давно уже не хватает крепкого помощника. Так что вы решили, Энди? Работа дежурного или ковбоя?

Энди бросил косой взгляд на Дорис, и она покачала головой, словно желая отговорить его. Потом он взглянул на Салли, и та решительно кивнула.

— Извините, Дорис, — пожал Энди протянутую ему руку Джека, — выбираю ковбоя.

Дорис откинулась на спинку стула, совершенно обескураженная тем, что осталась в абсолютном меньшинстве, и тем, как в одно мгновение изменилось ее будущее. Перед ее мысленным взором промелькнули шесть месяцев с Энди Хаммелом, болтающимся под ногами каждую минуту каждого месяца!

VII

На следующий день Энди уехал в Сиэтл. Он взял пикап Джека с прицепом для лошадей. Поездка давала ему время подумать. Оказывается, Дорис занимала все его мысли, и это беспокоило его.

Он слишком увлечен, слишком заинтересован. Сиэтл должен поубавить этот неожиданный интерес.

По дороге он составлял планы на предстоящую неделю. Привести в порядок квартиру на полгода, уладить все дела, погрузить Андруса в прицеп, доставить на ранчо. Там начнется для него жизнь ковбоя.

Он решил позвонить одной стюардессе, с которой иногда встречался. Она обожала, когда он обедал с ней в каком-нибудь ресторанчике, и каждый раз приглашала в свою постель без намеков на какие-либо условия.

Таким образом он освободит свой организм от всего лишнего и восстановит нейтральное отношение к женщинам и любовным связям. А на ранчо звякнет Мэгги Уолстер и поиграет в любовные игры с ней. Без недомолвок, без разбитых сердец, без раскаяний… Дорис и не подозревала, как долго может тянуться неделя. Прошли, казалось, века, пока не наступил день возвращения Энди. Просыпаясь утром, она ожидала услышать, как в соседней комнате двигается мужчина, и лишь потом вспоминала, что он уехал. Теперь ванная комната и время были в ее полном распоряжении, но она не находила себе места.

Она готова была дать нагоняй Джеку за то, что он предложил работу Энди, не посоветовавшись с ней, но для этого ей нужно было остаться с дедом наедине. Но дед каждую минуту проводил с Салли. Они вели себя как голубки. Через несколько дней Дорис убедилась: да, Салли оказалась всем тем, что нужно Джеку в женщине и жене. Она сама радовалась ее веселому присутствию в доме.

Они были безумно, сумасшедше, забавно влюблены. Как-то за обедом дед открыто объявил об этом, как будто никто ничего не видел.

Но было на неделе и хорошее — заживала ее лодыжка. В день приезда Энди, когда она пришла домой на ланч, дед и Салли упаковывали чемоданы.

— Куда это вы собираетесь?

— В Сиэтл, — ответил Джек. — Салли хочет познакомить меня со своими друзьями и родственниками, а я ее — с твоими родителями и сестрой.

— И когда вы успели все спланировать?

— Прошлой ночью под одеялом, если хочешь знать.

— Дед!

— Перестань пялиться на меня, словно ты никогдане слыхала о сексе после шестидесяти. Секс — естественный момент жизни. И радость тоже, особенно в нашем возрасте.

Дорис закрыла было рот, но ненадолго.

— Когда Энди узнает, он…

— Поэтому мы и уедем, как только приедет он. Не хочу драться с ним двенадцать раундов из-за того, кто в чьей постели должен спать. У него слишком красивое лицо, чтобы вбивать в него факты жизни. Смотри, не разболтай и ты, дочка.

— Дедушка, ты же не оставишь меня наедине с незнакомым мужчиной?

— Тебе как раз необходимо побыть наедине с мужчиной. Ради разнообразия, Дорис. Энди — приличный, законопослушный парень, у него ясная голова. Может, он вернет блеск твоим глазам, как вернула его мне Салли.

Больше Дорис уже не спорила. Она бросилась вон из его спальни, понимая, что его уже не остановить и он уедет с новой подругой по любовным играм. Но пусть не ждут, чтобы она вышла на крыльцо и помахала им на прощание рукой.

Дорис седлала Мулатку, готовясь к долгой прогулке, когда залаяли собаки и она услышала, как во двор въезжает пикап Джека.

Энди…

— Выдохни, Мулатка, — приказала она, затягивая седельную подпругу.

На выгоне для кобыл Розочка подала голос на тон ниже обычного. В своем стойле Снейк издал громкое ржание — зов верховенства.

Дорис не повернулась, когда в конюшню вошел Энди в сопровождении обрадованных псов. Она услышала, как скрипят доски под его шагами. Бой тявкнул, привлекая ее внимание.

— Я вернулся, — объявил Энди. — Место все еще за мной?

— Вроде бы, если ты не передумал. — Она продолжала возиться с подпругой. — Выдохни еще на дюйм, Мулатка.

— Совсем по мне не скучала? — сипло прошептал он.

— Не больше, чем ты по мне. — Сердце ее колотилось, пальцы срывались с пряжки подпруги, но она попыталась взять себя в руки, прежде чем повернуться к нему лицом.

— Радушно же ты меня принимаешь, Дорис.

Она наконец повернулась.

— Я и не была членом комитета по встречам. — Она спешно надвинула шляпу на глаза, чтобы избежать его пронзительного взгляда.

— А где остальные члены комитета?

— Пакуют чемоданы, собираются в Сиэтл, чтобы познакомиться со всей родней. Вот-вот пустятся в путь. — И оставят меня здесь одну с тобой.

— Что за поездка?

— Спросите их, а не меня. У них свои головы на плечах, но, похоже, оба их потеряли. — Она замолчала и прислушалась. Хлопнула дверца машины. — Это они. Сбегают.

Крутанувшись на одном каблуке, он выскочил из конюшни и бросился к «форду» Джека. Бой и Той рванули за ним. Из ворот конюшни Дорис видела, как Джек захлопнул крышку багажника, как Энди подскочил к нему и как они, жестикулируя, заговорили явно на повышенных тонах. Собаки тут же вернулись к конюшне, поджав хвосты, словно спор разгорелся из-за них.

На крыльце появилась Салли, одетая по-дорожному. Она и Джек сели в машину и укатили, оставив Энди в облаке пыли.

Дорис сочувственно вздохнула, представив его беспомощность. В таком состоянии она прожила всю неделю, чувствуя себя третьей лишней из-за их постоянного воркования.

Он вернулся к конюшне, матерясь про себя, и она кивнула, как бы приветствуя этот мысленный поток бранных слов.

— Можете повторить все это вслух.

— Они ведут себя так, будто уже переспали. Так да или нет? — Энди кипятился не на шутку.

Она не стала выдавать их.

— Не знаю, но теперь их ничто не остановит. — Она повернулась к лошади и проверила подпругу.

— А куда собирались вы с Мулаткой?

— До конца долины. Ей нужно размяться, а мне посмотреть, в каком состоянии изгородь.

— Именно сейчас? Чертовски любезный прием, и это после того, как я целую неделю не мозолил никому глаза. В том числе и тебе, Дорис.

Он и не думал, что так соскучился по ней, и не хотел признаваться в этом себе. Планы его реализованы не были, хотя автоответчик и передал ему о звонке стюардессы: «У тебя или у меня?» Но он почему-то больше не позвонил ей.

Занимаясь делами, он неотступно думал о внучке Джека. А сейчас она показалась ему несчастливой. Или недостаточно счастливой.

— Если голоден, в холодильнике есть цыпленок и картофельный салат. Ты привез Андруса?

— Да. — Обрадовавшись Дорис, он забыл его выпустить. — В какое стойло можно поставить?

— Выбирай любое. — Она поспешно вывела Мулатку из конюшни и прыгнула в седло.

— Подожди минутку, поприветствуй Андруса, — попытался Энди задержать ее. — Могла бы и меня обнять и даже поцеловать.

— Познакомлюсь с ним, когда вернусь.

— Прекрасно. Ты права Дорис: никогда не делай одолжения наемному ковбою и его лошади, — сухо бросил он, сжав губы, повернулся к ней спиной и пошел к прицепу.

* * *

Дорис заменяла прогнивший столб изгороди новым, когда тихо заржала Мулатка. Заржала радостно. Она обернулась и увидела Энди верхом на Шейхе.

У Дорис перехватило дыхание: она еще не видела Энди верхом. И на лошади он был столь же неотразим, как и в самый первый раз, когда возник перед ней в светящемся облаке пыли. Он скакал, как типичный наездник гор, как человек в естественной своей стихии.

Господи, если существовал ковбой-принц с западного ранчо, так это был он. В седле он держался не хуже нее — уверенно и непринужденно. Бедра его бугрились мышцами.

При виде его Дорис чуть не уронила новый столб, который пыталась установить. Когда он натянул поводья рядом с ней, она с трудом вымолвила:

— Энди? Что ты здесь делаешь?

— Ищу себе работу. Я подумал, что Шейх найдет тебя. Мы доверились нашим инстинктам, и вот мы здесь. — Он гладил гриву жеребца, пропуская каштановые пряди между пальцами. — Окрестности здесь просто сказочные, хотя и уединенные.

Но смотрел он на нее, а не на окружающие красоты природы. Господи, откуда же он узнал, что ей сейчас так одиноко?

— Сказочная панорама составляет хорошую компанию нам с Мулаткой. Да и собаки здесь. — Она посвистела Бою и Тою, приказывая им вернуться оттуда, куда увлекли их запахи.

— Лучше, чем со мной?

Устав держать столб, она позволила ему соскользнуть в приготовленную яму.

— Я привыкла работать одна.

— Ты не ответила на вопрос, Дорис. — Он закрепил поводья, спешился и отпустил Шейха к Мулатке. — Лучше, чем со мной?

— Энди, ты же знаешь, я была против, когда дед пригласил тебя на ранчо.

— Давай кое-что проясним. Если я тебе действительно неинтересен, ты мне тоже неинтересна. И наоборот. В любом случае я выживу.

— Тебе бы жилось гораздо лучше в городе за столом дежурного. Если бы ты согласился на это место, дед никогда не удрал бы с Салли и не бросил бы меня здесь одну. Они улизнули, зная, что ты приедешь.

— Черт побери, Дорис, я же не виноват, что мне нужна работа и что я принял это предложение. Неужели ты совсем не рада единственному человеческому существу в радиусе двадцати миль?

Слишком рада, подумала она. Дик разбил мое сердце и сломал мою гордость. По-своему ты сделаешь то же самое, если я не поберегусь. Конечно, ты проявляешь ко мне интерес, но он опровергает всякую логику.

— Дед нанял тебя на работу. Если приехал сюда работать, то приступай и убери старые столбы.

— Я и сам вижу, что надо делать, так что нечего мне указывать. — И он извлек из заднего кармана рабочие рукавицы Джека. — Мне придется вкалывать сверхурочно?

— Нет.

— Чудесно. Опять же… — Он замолчал, натягивая перчатки. — А если я сам поработаю сверхурочно, чтобы заработать немного уважения и восхищения?

— Хорошо сделанная работа, — учил меня дед, — сама по себе вызывает уважение.

— Тогда я поработаю сверхурочно, чтобы преодолеть твое сопротивление естественному взаимному влечению, — пробормотал он. — Нельзя же пренебрегать им.

— Говори только о себе. Десять лет назад я научилась не доверять сладкоречию всякого ковбоя. После Дика я повзрослела.

— Десять лет! Слишком долго твое взрослое тело жило без того, что может дать ему мужчина, — заметил он, поднимая лопату. — Держи столб прямо, пока я закопаю яму.

Ее слова напомнили, что его собственное зрелое тело уже давно жило в одиночестве. Но недостаточно давно, чтобы, переспав с Дорис, забыть о своем отвращении к длительным и серьезным отношениям.

— Я и одна прекрасно сплю, — отпарировала она, держа столб, пока он засыпал яму. — И я все такая же костлявая и некрасивая, как и была. Ничего похожего на мужские сны. Скорее на кошмары.

Он утрамбовал землю рукояткой лопаты и каблуками.

— Разве внутренне ты не красива, Дорис? Не полна женской страсти и желания?

Возбужденная такими соблазнительными речами, Дорис отпустила наконец столб, подавляя внезапное желание поверить каждому его слову и принять грубоватое, но такое настойчивое ухаживание. Он мужчина ее тайной мечты, но дай она волю романтике, и Энди заимеет над ней власть, которой некогда воспользовался Дик.

— Ответь мне, Дорис! — потребовал Энди и схватил ее руку в рукавице.

— Отпусти!

Еще сильнее сжав руку, он притянул ее к себе, и она вынуждена была другой рукой упереться ему в грудь и поднять глаза. Позеленевшие еще сильнее, они красноречиво свидетельствовали, что она охвачена гневом или желанием, если не тем и другим вместе.

Да поможет мне Бог! Пусть это будет только одно желание! — взмолился он. Ему так хотелось вновь почувствовать ее губы, понять, что она скучала по нему всю неделю и радовалась его воз вращению.

— Нам было бы здорово вместе, если бы только ты пожелала, — прошептал он.

— Я… — Она смолкла, когда с запрокинутой головы свалилась шляпа и освобожденные пряди темных волос рассыпались под легким ветром, смешавшись с золотистыми волосами на его груди.

— Дай же нам шанс, Дорис.

Даже сквозь кожаную рабочую перчатку она чувствовала твердость его грудных мышц. Он все еще сжимал другую ее руку. Она бы не сказала, что ей больно, потому что вообще не чувствовала ее. Их тела соприкасались, его нога, переместившись, охватила ее ногу на уровне коленки.

Его интерес ко мне случаен, думала она. Все из-за того, что он застрял на этом затерянном ранчо, откуда до ближайшего города час езды на машине. На его месте любой мужчина нашел бы, что ее живое теплое тело лучше, чем ничего. Одна женщина сильно не отличается от другой, когда мужчина закрывает глаза.

Но в этот момент закрывались ее глаза. Его губы легко касались ее щеки. Ей послышался негромкий стон, и она не сразу сообразила, что он сорвался с ее губ. Казалось, она вся плавится под действием его силы. Его бедра пришли в движение, и она невольно задвигалась в унисон с ним.

— Будь ты проклят, Энди, — простонала она, отдаваясь этому сексуальному движению.

— Так-то лучше, — одобрил он. — Ругай меня, но и целуй.

Он приподнял ее подбородок и поцеловал дрожащие губы, которые раскрылись, позволяя его языку проскользнуть внутрь и соединиться с ее языком. Глотая ее страстные вздохи, он высвободил руку из перчатки и прикоснулся к ее груди. Упругая и теплая, она как бы сама угнездилась в его ладони. Он расстегнул две пуговки на ее рубашке, пальцы его, скользнув, охватили сосок.

— Энди! — задыхалась она. — Пожалуйста… ты заставляешь меня…

Чуть отклонившись, он расстегнул еще одну пуговку и обнажил грудь.

— Я всего лишь делают так, чтобы ты захотела того, что тебе просто необходимо.

Она видела, как двигается его рука, как пальцы ласкают ее, как набухает сосок, выдавая ее желание. Она почувствовала себя привлекательной, желанной и, как никогда до сих пор, женственной. Подняв взгляд, она увидела, что глаза у него закрыты.

Зажмурены! Не открыты, не любуются ею, не наслаждаются ее обнаженной плотью. Она окаменела. Его рука остановилась, она увидела, как удивленно открылись его глаза.

— Дорис?

Вырвав руку, она отступила назад, запахивая рубашку.

— Оставь меня в покое, ковбой.

— В чем… Что я?..

— Не прикасайся ко мне. Никогда! Ты уже не гость на этом ранчо. Ты работаешь здесь, как любой другой ковбой до тебя.

— По рассказам Джека, один из ковбоев не ограничился одной только работой. — Удивленный внезапной сменой ее настроения, он надвинул шляпу на лоб.

— Дик был единственным исключением, а дедушка не имел права рассказывать такие интимные подробности. — Она резко повернулась и, ничего не видя перед собой, направилась в сторону Мулатки.

— Стой! — Энди скомандовал это таким голосом, что она на мгновение замерла. — Хорошо, не трогать тебя — раз. Какие еще правила установлены для наемной рабочей силы?

— Ковбои спят в комнате при конюшне. Вечером я приведу ее в порядок. Там достаточно длинная и широкая койка. В ванной комнате есть душ и все остальное.

— Как насчет питания?

— Я буду готовить завтраки и обеды и давать тебе с собой бутерброды. Тебе понадобится несколько дней, чтобы заменить здесь столбы и натянуть проволочную сетку.

— Разве мы будем работать не вместе?

— Я буду заниматься другим. Крыша конюшни нуждается в починке, к примеру. Выходные дни у тебя — суббота и воскресенье. В доме ты можешь пользоваться стиральной машиной и смотреть телевизор по вечерам.

— Короче говоря, — сухо заключил он, — ты здесь хозяйка, а я всего лишь работник.

— В отсутствие деда — да. Таковы общие правила для наемных работников.

— Слушаюсь, леди-босс! — Энди пародийно приложил пальцы к полям шляпы. — Больше не буду расстегивать ваши пуговицы, если вы лично о том не попросите. Но если попросите — берегитесь!

Избегая его сверкающего взгляда, Дорис стянула с рук перчатки, застегнула рубашку и села на Мулатку.

— Когда заканчивать работу, решать тебе. Но не слишком рано и не слишком поздно.

— В какое время будет завтрак и обед?

— Утром найдешь завтрак на плите, то же самое вечером.

Энди сжал челюсти:

— После одинокого обеда приходи за сладким на мою койку.

Она развернула Мулатку и взяла с места галопом, напугав Шейха.

VIII

Энди не собирался уговаривать Дорис изменить ее решение, ни когда насыщался в одиночку подогретым паштетом из индейки, ни когда, взбешенный, ложился спать в комнате при конюшне.

Но первым утром, раздраженный одиноким завтраком, он оставил на столе короткую записку:

«Вчера мы оба, хоть и по разным причинам, погорячились. Давай дружить. Просто дружить. Э. X.»

Сегодня, когда пошел седлать Андруса, он заметил ее на крыше конюшни. Оставив пакет со своим ланчем и бутылку с водой на земле у лестницы, где сидели Бой и Той, и предупредив их: не смейте трогать мою еду, Энди взобрался по лесенке на крышу. В глаза ему бросились обтянутые джинсами, добела протертыми седлом, круглые ягодицы Дорис. Просто обалденные.

Не зная, видит ли она его или просто не замечает, он остановился на последней перекладине и прочистил горло. От неожиданности она скользнула по скату крыши на несколько дюймов.

— Прости, я не хотел пугать тебя.

— Что ты хочешь? — резко спросила она.

— Я насчет собак. Ты не против, если я возьму Боя и Тоя с собой для компании?

— Если они захотят. — Она снова принялась вытаскивать гвозди молотком с расщепом. — Мне они сегодня не понадобятся.

— Тогда до скорого. — Он спустился на одну перекладину, но задержался, глядя на нее.

— Иди уже, раз идешь.

— Уже ушел, — заверил он ее, все еще пожирая глазами упругие, круглые… — Ты встала раньше обычного.

— Кто рано встает, тому Бог подает. Лошади, и Андрус тоже, накормлены и напоены. Его я оставила в стойле, остальных выпустила.

— Спасибо. Навоз тоже убрала?

Она кивнула:

— Твоя работа — изгородь. Не тяни с ней.

— Вы босс, леди. — Насладившись в последний раз притягательным зрелищем, он спустился на землю. — Нужно поздороваться с Андрусом. Что ты об этом думаешь, приятель? — спросил Энди своего коня. — Неплохое местечко для шестимесячного отдыха, а? Надеюсь, другие лошади обращаются с тобой лучше, чем хозяйка с работником?

Андрус потерся носом о его плечо, и Энди почесал его за ушами.

— Здесь у тебя не будет дружков — уличных пацанов. Да и я тоже буду скучать по ним. Хорошо еще, что мне не придется скучать по тебе.

Дорис наблюдала за ним через щель в кровле. Энди и Андрус явно любили друг друга. Это она понимала. Она тоже любила своих лошадей и знала, как благотворно они влияют на нее.

Энди заботливо ощупывал каждую мышцу и каждое сухожилие жеребца. Сама она каждое утро так же тщательно осматривала своих лошадей.

Она вдруг представила руки Энди, так же аккуратно и любяще ощупывающие ее тело, и замерла. Возвращаясь к действительности, Дорис заметила, что он посмотрел в ее сторону, видимо, привлеченный тем, что она перестала шуметь.

— Дорис? — позвал он. — С тобой все в порядке?

— Я, о'кей! — Откликнувшись, она снова взялась за гвозди и дранки.

Несколько минут спустя он выехал на Андрусе, и она напрасно пыталась не смотреть на него. На его широкие плечи. На мускулистые бедра. На шляпу, надвинутую по самые глаза. Собаки резво припустили вперед по тропе. Конь зарысил вслед, и внезапно она почувствовала себя очень одинокой.

Повеселела Дорис лишь в середине дня: спустившись с крыши перекусить, она обнаружила, что Энди забыл ланч рядом с лесенкой.

Когда солнце миновало зенит, Энди сверился со своими часами. Приедет ли Дорис с его ланчем? Догадается ли, что он нарочно оставил его, или решит, что просто забыл? Прочитала ли его записку? Довольна ли ее содержанием или использует ее в качестве мишени для дротиков?

В желудке урчало. Он уже начал думать, что это его проблемы, что Дорис наплевать на него, пусть поголодает под жарким летним солнцем. Вдруг она захочет проучить его и не приедет? Не лучше ли самому натянуть рубашку и поехать на ранчо?

Тут он заметил, что Андрус поднял голову от травы и зашевелил ушами. Дремавшие в тени Бой и Той вскочили и понеслись по тропе, виляя хвостами и радостно тявкая. Он услышал перестук копыт и пронзительный свист Дорис, подзывавшей собак.

Ланч.

Дорис подъехала к изгороди и увидела Энди, опускающего столб в яму. На его голой груди явственно проступили капли пота. С трудом оторвав глаза от рельефно выпуклых мышц, она увидела, что сделал он за полдня гораздо больше, чем она ожидала. Столько столбов сама она ставила за целый день.

Однако он забыл свой ланч и воду. А сейчас смотрит на нее, словно еще не знает о своей оплошности. Неужели ему не хочется пить после работы на такой жаре?

Она подъехала к нему, показывая пакет с едой:

— В Сиэтле все конные полицейские такие забывчивые?

На его лице она увидела удивление, потом смущение.

— Я забыл свой ланч? О, прости.

— Не забудь его завтра, — проворчала она. — В следующий раз я не стану подбирать забытое тобой.

— Благодарю тебя за заботу, Дорис. — Он скинул рукавицы и принял от нее пакет, коснувшись ее пальцев и глядя прямо в глаза.

— Ну, Вектору не мешало размяться, — оправдалась она.

Он обезоруживающе улыбнулся ей: — Хочешь подкрепиться со мной? Пожав плечами, она закрепила поводья и спрыгнула с седла.

— Вектору нужно передохнуть. А я уже поела.

Энди первым подошел к высокой сосне и уселся в тени на ковер из иголок. Она осталась стоять, прислонившись плечом к стволу дерева и решив быть снисходительной.

— Я видела твою записку, Энди.

— И? — Держа горлышко у рта, он ждал ее ответа.

— «И просто дружить» предполагает наличие здравого смысла, особенно в нашем случае.

— Я выпью за это.

Дорис следила, как двигались мышцы на его горле, когда он, не отрываясь, опорожнил полбутылки. Влажные волосы у него на груди заставили ее подумать: интересно, в постели он проявляет такое же усердие, как в поле? С «просто дружить» ничего не получится, если она и дальше будет думать об этом. Или это будет как с Диком: раз-два и привет? Дик даже не соизволил сказать:

«Благодарю вас, мэм».

Энди вгрызся в один из сэндвичей с ростбифом, которые она приготовила для него, и чувственно застонал:

— О Боже! Как вкусно!

— Ростбиф по рецепту бабушки Энни. Секрет в маринаде из чеснока и горчицы.

Пусть рецепт не ее собственный, Дорис все равно почувствовала гордость. Есть неотразимое очарование в том, что мужчина оценивает твою стряпню.

— Дай роздых своим мозолям от седла, дружище. Расскажи мне о своей бабушке. — И он похлопотал по земле рядом с собой.

Поколебавшись, она опустилась на сосновые иголки в нескольких дюймах от указанного места.

— Ну, она умела делать все: готовить, шить, ездить верхом по самым крутым тропам, пасти скот, делать деда самым счастливым мужчиной в целом свете.

— Продолжай. — Энди приступил ко второму сэндвичу.

— Она была… замечательная. Постоянно занята чем-нибудь и бесконечно интересна.

— Я бы сказал, что это описание вполне соответствует и ее внучке.

— Вовсе нет. — Дорис энергично запротестовала. — Я следую ее рецептам, а не придумываю свои, как она. Я умею шить, но художественная вышивка, вроде маков на моей блузке, мне недоступна.

— Ты превосходная женщина, Дорис. Поверь мне и поблагодари твоего нового друга за то, что он заметил это.

— Благодарю, — пробормотала она. — И прими мои поздравления в связи с тем, что ты в рекордное время вкопал столько столбов.

— Спасибо. Однако сегодня ночью у меня будет все болеть. — Он поиграл мышцами плеч. — Я работаю с тяжестями в спортзале городского полицейского управления, но это совсем другое.

— Как ты провел неделю?

— Как и ожидал. Очистил холодильник, предупредил в доме, что уезжаю, и узнал, что с моими пацанами.

— Какие они, эти твои пацаны?

— Внешне — крутые, внутренне — страдающие от отсутствия внимания. Сердиты на себя и на весь мир. Только Андрус помог мне завязать с ними знакомство.

— Я всегда думала, что конные патрули больше красуются, чем делают дело. Постоянно вертятся в местах скопления туристов, — сказала Дорис, задумчиво просеивая сосновые иголки сквозь пальцы.

Энди кивнул:

— Ты имеешь в виду, наверное, подразделения полиции национальных парков. У нас же подразделение городской полиции, мы патрулируем общественные места. Иногда участвуем в массовых мероприятиях.

— И на вашем участке есть преступления?

— Больше, чем думаешь. Мы гордились своей работой. А теперь дела плохи. На прошлой неделе играл с ребятами по патрулю в покер по маленькой. Потому по маленькой, что всех отправили в неоплачиваемый отпуск или предложили должность простых клерков.

— Но у тебя бы не болели все мышцы сегодня ночью, если бы ты согласился на такую работу.

— Предпочитаю боль во всем теле, понятно? — Он взглянул на нее с упреком. — И отработаю каждый пенни, что заплатит мне Джек, уверяю тебя.

Глядя на аккуратный ряд новеньких столбов, Дорис уже не сомневалась в этом. Андрус и Вектор тыкались носами в свежеструганный столб и покусывали его.

— Эй, Вектор! — позвала она. — Кончай жевать!

— И ты, Андрус! — добавил Энди и, чтобы отвлечь их, вынул два яблока из своего пакета с едой. — Вот, каждому по яблоку.

— Так ты останешься без сладкого, — вздохнула Дорис, но припомнила вдруг его вчерашнее высказывание и вскочила на ноги. — Ну, мне пора.

— Неужели я опять найду на плите обед на одного?

Дорис пошевелила носком своего сапога камень на земле.

— Мы с дедом обычно берем подносы с едой и усаживаемся перед телевизором, что бы там ни показывали. Так что, если ты не против выпуска новостей или повторных летних передач…

— Я бы не отказался посмотреть новости в шесть. — Он подмигнул ей, поддразнивая: — А что сегодня на сладкое?

— Постельная вспышка или шербет из хамства, — ответила она, безуспешно пытаясь скрыть усмешку. — Выбирай.

— Я скорее проглочу обиду, — расхохотался он, откинув голову.

— Если хочешь, можешь пожить в комнате деда, пока его нет.

— С удовольствием, Дорис.

— Ладно, до шести.

— До нашего свидания.

Дорис не стала спорить. Все это лишь слова. За последние десять лет не было ни одного свидания. Не страшно делать вид, будто у нее свидания каждую ночь.

Он никогда не узнает и не догадается, что она действительно чувствует. Она ни за что не покажет, что влюблена в своего работника.

В течение недели Энди ковал дружбу с Дорис и преуспел в этом. Но его вовсе не удовлетворяло то, что он все еще спал один в кровати Джека под балдахином на четырех столбиках. Его комната была довольно далеко от ее спальни, но каждую ночь и утро в своих фантазиях он мгновенно преодолевал это расстояние.

И каждое утро он просыпался от эрекции, представляя, как принимает душ вместе с Дорис. Он едва слышал звук льющейся воды, но в воображении улавливал каждую каплю и давал полный простор фантазии. Вот он входит в душ… Она мокрая, гладкая, от нее идет пар, ее глаза становятся изумрудно-зелеными, когда он начинает намыливать ее груди…

Ему было так больно, что подчас он подумывал, не вернуться ли в город к скучной работе клерка. Временами он мечтал о возвращении Джека и Салли — они избавили бы его от этого напряжения. Дорис и удивляла, и ставила его в тупик, но больше всего притягивала, да так, что просто дружба его никак не устраивала.

Хотя упорным трудом на протяжении недели он и завоевал ее неохотное уважение и снизил бдительность, Энди хотел большего.

Большего. Но ничего серьезного.

Как-то ему пришло на ум, что здесь не помешали бы несколько парнишек с его участка — они отвлекли бы его от Дорис. Тяжелая работа и свежий воздух могут исправить любого пацана. Эта мысль все больше занимала его.

Утром Дорис, как обычно, готовила завтрак для себя и Энди. Внешне казалось, она приняла дружелюбное сосуществование с Энди и примирилась с ним как с чем-то обыденным. Вот только мысли и желания у нее не были обыденными. Были они эротичными, бурными и страстными.

— Доброе утро, Дорис. — Энди вошел в кухню вместе с Боем и Тоем, налил себе чашку кофе и сел за стол. Собаки легли у его ног.

— Рановато ты встал в свой выходной, — заметила она.

— Выходной? — с удивлением повторил он. — Уже суббота?

Она кивнула.

— Большинство работников уезжают в пятницу вечером и возвращаются в воскресенье на рассвете.

— А что делают хозяева ранчо? Рыбачат?

— Иногда.

— Джек упоминал о каком-то озере с поэтичным названием.

— Лазурное, — отозвалась она, отметив, что сегодня глаза Энди под цвет ее любимого озера.

Был он в застиранных джинсах и майке-безрукавке, обнажавшей его великолепную мускулатуру. Дорис пришлось повернуться к плите, чтобы не выдать своих мыслей и скрыть румянец. Благодарение небу, что не заметен жар, полыхнувший от бедер.

— Может, порыбачим сегодня на Лазурном, Дорис?

— Блины и яйца на завтрак? — спросила она, зажигая горелку.

— Если не хочешь рыбачить со мной, так и скажи.

Она достала из холодильника яйца и взбитое тесто для блинов.

— У меня много дел, Энди.

— Каких, например?

— Например… — Она никак не могла сообразить, что сказать. У него был такой разочарованный вид, что она не способна была думать дальше завтрака. — Так блины или яйца?

— И то, и другое, черт побери! — Он взял утреннюю газету и, отгородившись от нее, пробормотал. — Так и знал, что нужно было поехать с вечера в город и повидать Мэгги Уолстер.

Дорис скрипнула зубами. Значит, он не забыл Мэгги после городского пикника.

— Позвони ей, — решилась она на вызов. — Уж она-то не откажется поудить с тобой.

Энди сверкнул на нее глазами из-за газеты:

— А ты почему отказываешься?

— Просто я оказалась удобной. — Она грохнула сковородкой о плиту. — Ты хочешь половить рыбку, но не знаешь, как добраться до озера. Я знаю. Очень удобно. У тебя нет рыболовных снастей. У меня есть. Очень удоб…

— Еще одно слово в этом духе, Дорис, и я забуду, что мы друзья. — Он даже приподнялся со стула. — Мэгги — единственное «удобство», которое повстречалось мне здесь. Но мне еще не очень приспичило. Иначе сейчас я находился бы в ее гостеприимной постели.

— Тогда зачем ты ее упомянул?

— Ты меня отвергла, Дорис. Не дождешься, чтобы я кланялся тебе и благодарил тебя за это! Черт, теперь-то я понимаю, почему ты живешь, как старая дева, и не назначала никому свиданий целых десять лет. Кто осмелился бы попросить тебя о свидании, не рискуя при этом своей головой?

Из глаз Дорис брызнули слезы. Старая дева. Десять лет. Казалось, они навалились на нее, зажали ее в угол, из которого она не могла выбраться. Плита перед ней расплылась, словно в тумане, слезы капали на сковородку, издавая шипение.

Услышав его, Энди увидел, как судорожно вздрагивают ее плечи в попытке сдержать рыдания. Ругнув себя, он поспешил к ней, не давая ей выбежать из кухни.

— Прости, Дорис, я сегодня встал не с той ноги, — прошептал он, притронувшись к ее плечу.

Инстинкт подсказал ему, что она в ужасе от того, что поддалась эмоциям. Совсем как пацаны на улицах. Общаясь с ними, он научился понимать, что в таких случаях нужно проявить такт.

— Налить тебе чашечку кофе?

Она глубоко вдохнула и произнесла дрожащим голосом:

— Д-да.

Энди протянул руку из-за ее спины, выключил горелки, потом подал ей бумажное полотенце. Налив кофе, отнес чашку на стол.

— Присядь, Дорис. Завтрак может подождать, пока мы уладим недоразумение.

— Я веду себя ужасно глупо, — проронила она, опускаясь на стул, который он выдвинул для нее. — Я ведь никогда не плачу. Спроси у деда, если не веришь.

— Ты не делаешь массу вещей — никогда не плачешь, никогда не думаешь о себе, о хорошей компании. Послушай, я не хочу удить с Мэгги, я хочу ловить рыбу с тобой.

— Ты хоть думаешь, о чем говоришь?

— Как это?

— Мэгги красива. Она блондинка, прекрасно сложена…

— И она знает об этом, — кивнул он. — А вот ты представления не имеешь о своей привлекательности. Иногда, Дорис, ты напоминаешь мне Майка Нестера, одного из моих пацанов.

— Я напоминаю тебе какого-то сорванца? Ну очень привлекательно!

— Да нет же, здесь совсем другое. — Он помолчал. — Майк занимал мои мысли последние несколько дней, и вот я подумал…

— О чем?

— Ну, вы с Джеком приютили диких лошадей. А что, если вы разрешите одному-двум беспризорным паренькам пожить несколько дней на ранчо? Майку понравилось бы ездить верхом, и поработать ему полезно. Пусть убедится, что жизнь не сплошная дешевка. Я бы, конечно, оплатил его проживание и питание.

Как он и надеялся, Дорис сочувственно отнеслась к его просьбе. Себе она призналась, что беспокойство о трудных ребятах только украшает его.

— Хорошая идея, но нужно и согласие деда. — Она посмотрела на телефон. — Позвони Салли и спроси его.

— Они не подходят к телефону всю неделю, — криво усмехнулся Энди, беря телефонную трубку. — Наверное, вообще не выбираются из спальни. — Все же он набрал номер бабки, и когда ему ответили, брови у него полезли на лоб. — Джек? Старая змея? Это Энди. Ага. Чудесно. Нет. Я хочу поговорить сначала с вами.

Маленькими глотками Дорис пила кофе, слушая, как Энди объяснял причину звонка.

— В первую очередь я думаю о Майке Нестере. Ему тринадцать, и я нашел ему приют. Но на прошлой неделе он едва не сбежал к старой шайке. Несколько дней на ранчо могут благотворно повлиять на него. Дорис не возражает. А что скажете вы?

Он повернул трубку так, чтобы она слышала Джека, который говорил:

— Да, мы захватим его с собой, когда вернемся на следующей неделе.

— Спасибо, — сказал Энди. — Я попрошу, чтобы в приюте выполнили все формальности без задержки. — Потом он перекинулся несколькими словами с Салли и положил трубку. — Отличные новости! — Потянувшись через стол, он пожал ей руку. — Еще пара звонков, и у нас будет повод для празднования.

Заразившись его энтузиазмом, она широко улыбнулась. Каким светлым, солнечным стал летний день! Возбуждение Энди заставило ее забыть, что всего несколько минут назад она «жарила» на сковороде свои слезы.

Включившись в общее веселье, Бой и Той застучали хвостами под столом, напоминая о себе, и сердце Дорис забилось в том же ритме.

Энди сделал еще два быстрых звонка. Похоже, Майка ждали большие перемены.

— Главное решено, остались детали, — обрадовался Энди, схватил ее со стула и завальсировал с ней по кухне. — Радуйся, Дорис!

Она закружилась с ним, беззаботно смеясь. Это был самый головокружительный вальс в ее жизни. Она была Золушкой, а Энди — Очарованным Принцем. И вокруг прыгали солнечные зайчики.

Она обвила руками его шею, он поднял ее и прижал к себе в крепком, счастливом объятии. Ритм вальса замедлился, и они прижались щека к щеке.

— Ух, — выдохнул он ей в ухо. — Мисс Дорис. — Его губы коснулись мочки ее уха, скользнули вниз по шее и Поднялись к подбородку.

У нее перехватило дыхание, и она ничего не могла сделать со своими руками. Они нырнули в его густые золотистые волосы, губы прошептали его имя, и она уже жадно целовала его, втягивая ищущий язык своим ненастным ртом, выпуская на свободу всю любовь, с которой боролась эту долгую неделю.

Он медленно опустил ее на пол. И она тут же почувствовала его возбуждение — вот здесь, внизу… крепкий, несгибаемый, горячий, неотразимый. Его яростный язык оповещал о желании, равном пылающему жару между ее бедер.

Его руки, скользя вверх и вниз по спине, прижимали ее к груди.

— Не останавливай наш порыв, — шептал он, прильнув губами к ткани ее рубашки над грудью. — Только не сейчас.

— Не буду, — услышала она свой дрожащий голос. — Я… — Она втянула в себя воздух и задержала дыхание, когда его зубы куснули один ее сосок, потом другой… — хочу тебя.

— Сейчас? Здесь?

— Да!

— Без каких-либо условий, Дорис! — предостерег он, подталкивая ее к столу.

— Знаю. — Положив ладони ему на грудь, она так и не отняла их, когда он опускал ее на стол, тянула его за собой, вся поддавшись безумному порыву и потеряв всякий контроль над собой.

Она не думала ни о чем — видела только Энди, его горящие голубые глаза, широкие плечи, мощную грудь. Только они заполняли сейчас мир. Ухватившись за вырез его майки, она притянула его к себе.

Опершись на локоть и целуя ее губы, он расстегнул и распахнул ее рубашку. Вся изогнувшись, Дорис подставила себя его ищущим пальцам.

— Такая мягкая, — прошептал он, меся ее грудь в своей ладони, опаляя сосок своим языком. — И такой твердый.

Он накрыл ее сосок губами, и бедра ее раздвинулись. Ласкающая рука устремилась туда, куда ее пустили.

— Дорис, ты такая горячая. Такая горячая! Это ради меня, да?

— Да… ах… о…

Голова у нее закружилась. Он усилил ласки, и она начала постанывать, пока не издала высокий, беспомощный вопль, достигнув высшей точки наслаждения.

— О Боже, Дорис! — Он заключил ее в объятия, когда ее тело стало расслабляться. — С тобой я чувствую себя королем. Где тут ближайшая постель? Я что-то не соображу никак.

— В моей комнате, — еле вымолвила она.

Он понес ее туда, лихорадочно целуя по дороге. На постели он стянул с нее сапоги и джинсы. До нее стало доходить, что случилось на кухне. Он лишь прикоснулся к ней, а она потеряла всякий контроль над собой. Он почувствовал, как это происходило, он наблюдал за ней. Охваченная смущением, она запахнула рубашку, собираясь улизнуть от него.

Но в этот момент он быстро стянул с себя майку, джинсы, а вместе с ними и плавки — то, что она увидела, остановило ее. А увидела она мужчину, тоже потерявшего контроль над собой, возбужденного, бесстыжего, как жеребец перед случкой.

Достав из кармана маленький пакетик, он ногой отбросил джинсы.

— Я заглянул в будущее, Дорис.

— Спасибо, — прошептала она, не спуская с него глаз, зачарованная волшебной эрекцией.

— Не трогай меня тут пока, — мягко попросил он, ложась рядом. — Сейчас я не могу обещать тебе больше пары секунд.

— Но я… — Она пыталась подыскать слова… — уже… на столе…

— Ага. Ты получила свое, — улыбнулся он, разжимая ее пальцы на рубашке и снова обнажая нежную плоть. — Но будет еще, и много. — И он снова принялся целовать и засасывать ее соски.

Вцепившись в его золотистые волосы, она поворачивала его голову из стороны в сторону и, прерывисто дыша, просила:

— Еще, еще сильнее.

Энди не стал сдерживаться. Он так и знал, что ее страсть будет очень сильной и открытой, стоит только пробудить ее. Девушка с ранчо, она жила на природе, была крепкой, активной, по-своему не хуже его. И, естественно, она нуждалась в его силе, требовала ее. И он хотел почувствовать ее силу.

Он лег между бедрами Дорис и принялся мягко покусывать и подергивать зубами розово-коричневые пики ее грудей, вызывая на активность. Он чувствовал, как она двигается под ним, извивается, корчится, сжимая мышцами ног его бедра, словно всадница на коне.

Чтобы сохранить контроль над собой, он чуть приподнялся над ней. Ее руки скользнули вниз по торсу Энди, обвили его, измерили, охватили как перчаткой. Глядя ей в глаза, он вдруг почувствовал, что никогда в жизни не испытывал подобного.

— Не торопись, Дорис, пожалуйста. Я хочу, чтобы тебе это понравилось.

Она медленно погладила его, потом помогла надеть презерватив и попросила:

— Энди, сними с меня трусики. Побыстрее.

Зацепив резиночку большими пальцами, он не торопясь стянул их с нее. Он сдерживал себя, пожирая глазами обнажившееся женское чудо.

— Я хочу, чтобы у тебя получилось еще раз, моя хорошая, — прошептал он, проводя кончиком пальца от ямки у ее пупка до темного, в завитках, гнездышка. — Я очень этого хочу. — Он притронулся к розовым складочкам, нашел спрятанный в них набухший бутончик. — Скажи, что ты тоже хочешь этого.

— Я хочу… тебя… внутри.

— После этого, — пообещал он, наклонившись и целуя ее темные, сверкающие завитки, словно пробуя на вкус ее влажный жар. Он слышал, как она втянула в себя воздух и задержала дыхание, когда языком он коснулся этой самой чувствительной точки.

До сих пор она лишь воображала такой упоительный поцелуй. Дик такого не делал. Он вообще не делал ничего похожего на то, что делал, что делает Энди. Какое это было несказанное наслаждение. Гораздо больше, чем она могла себе представить. Она тяжело задышала, и он услышал бессвязные мольбы, слова любви к нему, Энди Хаммелу.

— Давай, — услышала она свой хриплый голос. — Давай же… о… пожалуйста…

— Подожди, — прохрипел и он, покрывая поцелуями ее тело и подбираясь к грудям. — Возьми меня.

Ей достаточно было лишь чуть больше раздвинуть бедра, и он своей твердостью проник в нее, наполнил ее. Опираясь на локти, он целовал ее опущенные веки, целовал ее губы, деля с ней естественный аромат ее тела.

— Открой глаза, Дорис. Посмотри на меня. Дай волю своим чувствам.

И она открыла глаза, встретилась с ним взглядом и обвила его ногами. Он начал двигаться в медленном, глубоком, пронзающем ритме. Напряжение их росло. Содрогаясь всем телом, с каждым его толчком, она подымалась на все более высокую вершину блаженства.

Раздался вопль, вначале ее. Последовала серия хриплых вскриков — его. Она расслабилась, и он обессиленно упал на нее, зарывшись лицом в ее волосах.

Переполненная неведомым наслаждением, вся пылающая, Дорис удерживала Энди в себе, в своих объятиях. Сейчас она представляла себя красивой, верила, что принц любит ее, даже зная, что и сама не красива и он не любит ее.

Достаточно скоро это будет иметь значение, но не так скоро. Пока еще нет.

IX

Лишь вечером вышла Дорис из своей спальни. Она неслышно оделась, чтобы не разбудить разметавшегося во сне Энди, и оставила ему записку на кухонном столе:

«Уехала в город ухаживать за больной подругой. Меня не будет две ночи».

Взяв все необходимое, она села в пикап Джека и выехала с ранчо. После любовных утех с Энди ей просто необходимо было убраться от него подальше, туда, куда не дойти пешком и не доехать верхом. Да и не усидеть ей сейчас в седле — уж очень неутомимым любовником оказался Энди, и она не захотела уступить ему в этом.

Она уехала, надеясь восстановить то, что потеряла в постели с Энди. Свою независимость. Свой самоконтроль. Она хотела возродить в себе ту женщину, которой была до встречи с ним и которая не нуждалась в мужчине.

И неважно, что за день она приобрела больше сексуального опыта, больше знаний о самой себе, чем за всю предшествующую жизнь. Ее поразило, что она такая крикунья. Удивительно, но это понравилось Энди. Он приложил немало усилий к тому, чтобы заставить ее кричать и кричать. Она и не подозревала в себе такого сладострастия.

Он учил ее, как продлить его возбудимость, и она с наслаждением делала это.

Ведя грузовичок по шоссе в город, Дорис напомнила себе, что Энди лишь временно на ранчо. Через несколько месяцев он вернется в свой конный патруль, оставив ее с разбитым сердцем. Он не будет таким бессердечным, как Дик, но все равно уедет.

«Без каких-либо условий». Энди остался верен своим установкам и ясно сказал о них с самого начала.

…Энди медленно открыл глаза и потянулся к Дорис. Сообразив, что он один в ее постели, он окончательно проснулся и позвал ее. Молчание. Дом словно вымер.

— Дорис!

На его призыв откликнулись только Бой и Той: они заскреблись в закрытую дверь спальни. Странно. Если бы Дорис была поблизости, собаки были бы с ней.

Сев в постели и потянувшись, он ощутил приятную усталость в мышцах. И было из-за чего. Самодовольно улыбаясь, он поскреб грудь. Ну и выходной денек! Никогда не было у него такого выходного дня! Он взглянул на один синяк на бедре, потом изогнулся и увидел второй на правой ягодице — их оставили ее зубы.

— Дорис! — крикнул он во весь голос. Собаки в ответ дружно заскулили за дверью.

Энди встал, пошатываясь, натянул джинсы и открыл дверь.

— Ну и где она?

Бой и Той виляли хвостами и выжидающе скалились. Почувствовав, что здорово проголодался, он прошлепал босиком на кухню и сразу же увидел записку.

Читая ее, Энди выматерился, потом скомкал листок в кулаке. С каких это пор Дорис заимела больную подругу в городке? Ни телефона, ни адреса. Черта с два она будет ухаживать за ней целых две ночи!

Ну что за женщина! Отдаваться так яростно, без остатка и тут же укрыться в своей гордости! Энди не сомневался, что именно ее колючая гордость была причиной таких непредсказуемых поступков.

Он опустился на стул и забарабанил по столу, размышляя. Неужели нужно было остановиться после первого поцелуя? Он уставился на поверхность стола — место ее первого оргазма.

В кухне, черт побери! Он мог бы проявить больше тонкости и не доводить ее до экстаза на обеденном столе.

Разве за долгие годы он не уяснил, что каждая женщина хочет, чтобы за ней ухаживали? Да, он удовлетворил ее сексуально и столько раз, что даже потерял счет. Это было правильно, но этого, видимо, недостаточно. Женщины нуждаются в романтическом ухаживании. Более того, они нуждаются в любви.

И сейчас, черт побери, он был очень близок к ощущению того,что любит ее! Неладно как-то, подумал он. В ее постели произошло нечто большее, нежели простая похоть. Была любовь. Он не мог этому поверить.

Может, и не любовь, размышлял он. Может, он просто ослаб от такого количества секса, какого еще не выпадало на его долю за один раз. Может, стоит позвонить Джеку и выяснить, куда, к черту, могла уехать его внучка.

— Десять к одному, что она спряталась в старой хижине на восточном склоне, — предположил Джек, когда Энди дозвонился до него и прочитал ему записку. — Она укрывается там, чтобы распушить свои перышки. Ты ей взъерошил их?

— Что-то в этом роде, — пробормотал Энди и с угрозой в голосе спросил. — Кстати, как ты там обращаешься с моей бабушкой?

— Стараюсь поддерживать постоянную улыбку на лице леди, парень.

— А как мне найти эту хижину, если вдруг захочется провести там выходной день?

— Нужно ехать в сторону городка. На полдороге к нему свернешь на проселок слева.

Джек подробно объяснял дорогу, и Энди все записал, не упуская деталей.

— Последний отрезок изрыт глубокими колеями, — предупредил старик. — Будь осторожен в своей колымаге. Ты хочешь найти Дорис?

— Черт, нет! Я наемный ковбой, а не ее опекун.

— Ей не помешают оба, — проворчал Джек.

— Джек, пока в Сиэтле, не сделаете ли одно одолжение?

— Разумеется. Какое именно?

— Не вызывайте постоянной улыбки на лице моей бабушки.

* * *

В свою вторую ночь в уютной хижине Дорис апатично ковыряла кочергой дрова в пузатой печке.

Она пыталась отделаться от грустных мыслей, оживляла в памяти поцелуи и ласки Энди, даже сожалела о своем побеге. К тому же ее волновало ранчо, лошади и все дела, которые она бросила на Энди в его два выходных дня. Как она оправдается перед дедом за сверхурочную оплату?

И что скажет Энди, когда она вернется? Вдруг он не подчинится приказу, который она собирается отдать ему, и не переберется в комнату для работников? Качая головой, она затушила огонь и переоделась в длинную ночную рубашку.

Прошлую ночь она плохо спала. Сначала полночи вокруг хижины бродил медведь. Она била ложкой в кастрюлю, чтобы напугать его, и он сбежал, проламываясь сквозь деревья и кусты. Вскоре недалеко завыл койот. Этот печальный звук вызвал у нее желание снова почувствовать на себе руки Энди.

Впервые ей было так одиноко в хижине. Это было ее безотказно надежное убежище — простенько обставленное, но с хорошим запасом всевозможных консервов. Родник неподалеку давал чистую горную воду. Что еще желать женщине, кроме любимого мужчины?

Проклиная направление, которое приняли ее мысли, она убедилась, что кастрюля и ложка были у нее под рукой, закрутила фонарь и забралась в постель. Странно, раньше она не замечала, что матрас весь в комках, а простыни из фланели и стеганое одеяло плохо греют.

Она ворочалась и металась, потом замерла, услышав треск сухой ветки. Вздохнув, схватила кастрюлю и ложку и громко застучала. Потом перестала колотить и прислушалась: нет ли звуков, свидетельствующих о бегстве зверя?

Вместо этого она услышала, как он заворчал и долбанул лапой по дощатой двери.

У Дорис сердце ушло в пятки. Медведь просто взбесился. Она забарабанила так оглушительно, что у нее еще звенело в ушах, когда она отложила кастрюлю и ложку.

Дверь с грохотом распахнулась. С диким воплем Дорис выпрыгнула из постели и схватила топор, лежавший у печки.

Огромная, рычащая, темная фигура заполонила дверной проем. Дорис завопила еще громче и подняла топор над головой.

— Проклятие! — проворчала фигура. — Это всего лишь я.

— Э-э-нди? — Она с грохотом уронила топор на пол.

— Чертов фонарик сдох. И кругом треклятая жгучая крапива. И за что мне такое горе!

— Что ты здесь делаешь?

— Умираю медленной смертью, — простонал он. — Ради Бога, зажги свет.

Она бросилась к столу, где оставила лампу и спички. Первая спичка сломалась. Вторая вспыхнула, осветив лицо Энди, перекошенное болью. На нем была меховая куртка. Руки он держал вытянутыми перед собой.

— Что с тобой, Энди?

— Я свалился в заросли крапивы и каких-то колючек, когда погас фонарик. — Он тяжело опустился в кресло у стола. — Выдерни занозы. Поторопись!

— Да-да, сейчас. — Она поспешно достала аптечку. — Здесь спрей от солнечных ожогов и щипчики. — Она достала баллончик и поболтала им. — Держись.

Он зажмурился и стиснул зубы, пока она опрыскивала обе его руки. Местное обезболивание принесло немедленное облегчение.

— Ну как? Лучше?

— Гораздо лучше. Какого черта на тропе оставлена крапива?

Она взяла щипчики и принялась осторожно выдергивать колючки.

— Там есть обходная тропинка. Утром я собиралась очистить эту тропу.

— Немного поздно, Дорис.

Сжав губы, отвергая его обвинительный тон, она молча занималась его руками. Он тоже молчал, наблюдая за ее движениями. Наконец все колючки были удалены.

— Ну вот, снова стал человеком, — пошевелил он кистями и пальцами.

— Было бы гораздо хуже, если бы у тебя не было мозолей, — заметила она. — Подожди, я вотру немного антисептика. — Она открыла тюбик и выдавила кружок желеобразного препарата на одну ладонь.

— На ощупь приятно, — бросил он, следя, как ее тонкие ловкие пальцы втирают светлую смесь в его широкую ладонь. Так же она притрагивалась к его соскам в то утро. — Обалденно приятно, — хрипло добавил он.

— Как ты меня нашел? — поинтересовалась она и удивилась своему голосу, тоже грудному, сексуальному.

— Все твой дед. Он был уверен, что ты укроешься здесь. Я же ни на секунду не поверил твоей записке.

— О? — Нежные вращательные движения, замедляясь, добрались до кончиков пальцев. Чуть медленнее, подумал он, и это станет откровенной лаской. Все медленнее и медленнее, эротичнее и эротичнее.

— Как приятно, — подбодрил он ее, чувствуя, как у него в паху набухает и… он становится твердым. Ах, каким твердым.

Он наблюдал, как в свете лампы ее темные ресницы отбрасывают на щеки длинные тени, как блестящие волосы отражают этот свет, как раздвигаются ее губы и кончик языка смачивает их… Она взялась за другую ладонь, выдавила на нее крем и стала размазывать его еще медленнее.

— Дорис?

— У?

Его пальцы обхватили ее кисть. Она подняла глаза, и он наклонился и поцеловал ее влажные губы.

— Пошли в постель, — прошептал он. — У меня был чертовски трудный день. Ты мне нужна. Я хочу тебя.

Он встал, поднял ее со стула и прижал к себе так, чтобы она почувствовала возбуждение, вызванное ее прикосновениями.

— Захоти и ты меня.

Где-то в ночи снова завыл койот. Чуть дальше от хижины второй койот начал вторить ему. В лампе кончался керосин, она заморгала, свет ее потускнел.

Поколебавшись, Дорис сама прижалась к нему.

— Я не должна бы делать это, — услышал он ее шепот.

Однако она уже расстегивала верхнюю пуговицу на его рубашке, и он поспешил стряхнуть на пол тяжелую куртку. Энди поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем, наслаждаясь свежим ароматом ее рта. Его удивило пронзительное, острое желание обладать ею. Все его мышцы напряглись и дрожали.

Чувствуя, что под ночной рубашкой на ней ничего нет, он скользнул руками под подол, взял ее за голые ягодицы и поднял. Ее ноги обвили его талию, мягкое нутро надвинулось на его твердость, ее язык соединился с его языком.

Он собирался быть мягким и нежным, но дикая, неуемная страсть пробудила в нем желание, чтобы она оседлала его тело и пустилась вскачь. Она тесно прижималась к нему, издавая горлом страстные звуки. Потом изогнулась, подставляя ему свои груди, и он стал целовать, ласкать их, увлажняя тонкую ткань, натянувшуюся на затвердевших сосках.

— Расстегнись, — задыхаясь, произнесла она, сжимая его плечи и приникая к нему всем средоточием своего тела. — Не могу ждать… не могу…

Он достал из кармана презерватив и расстегнул ремень, и она торопливо помогла ему во всем.

— Возьми меня с собой, — прохрипел он, вонзаясь в нее до предела. — Скачи на мне.

И она припустилась в отчаянном неистовом ритме. Одной рукой он рванул за вырез ее ночной рубашки — только пуговицы полетели. Она издала одобрительный горловой звук. Он сильно захватил губами один сосок так, как — он уже знал это — ей нравилось.

— Да-а-а… да-а-а, — шептала она. Ее пальцы впились в его волосы, она задрожала, закричала. Совсем не так, как кричала, когда он распахнул дверь и когда она схватила топор.

Это был высокий, ясный, пульсирующий звук, песнь сирены, призывавшей его к окончательному и самому глубокому прорыву.

— Да! — Он достиг обжигающего, неистового окончания.

Хрипло дыша, он пошатнулся под действием только что разделенного экстаза. Сделав два шага, опустился на стул, сохранив слияние их тел и продлевая наслаждение.

Она обмякла на нем и прошептала:

— О небо, Энди!

Водя носом по мягким закруглениям ее грудей, он откликнулся:

— Это рай, ты права.

Такого наслаждения он не знал ни с одной женщиной. Он приехал сюда, томимый жаждой еще раз познать Дорис, и она его не подвела. Удержаться, ждать еще два дня — это было свыше его сил. Даже мысль о том, что, похоже, он влюбляется, не остановила его.

Он припомнил, что уже пару раз был в таком состоянии, но сумел справиться и даже сохранил потом дружеские отношения. С Дорис будет то же самое, обещал он себе.

И как может мужчина думать, когда его бедра оседланы воплощением рая? Раздвинув рубашку, он осыпал нежными поцелуями ее сердце.

— Вам удобно, мисс Дорис?

— Да.

— Мне тоже. — Настолько удобно и уютно, что вскоре он раздался внутри нее и опять пришел в движение. На этот раз медленно, мягко, нежно, ищуще, касаясь пальцами набухшего бутона между ее бедрами, двигаясь внутри нее, желая дать ей все и взять все от нее. Но ей в первую очередь.

Любовь. Справится он с ней, если будет осторожен.

Лампа давно потухла. Койоты давно смолкли. В хижине слышалось лишь прерывистое дыхание двух любовников.

…Энди вздрогнул и проснулся, разбуженный чьим-то шумным дыханием и ворчанием за окном рядом с кроватью.

Он выглянул и заморгал: огромный темно-коричневый медведь осторожно осматривал поленницу. Проглотив комок в горле, Энди тронул локтем Дорис.

— К нам в гости медведь.

— Постучи ложкой в кастрюлю, — сонно пробормотала она.

Он вспомнил, что именно так она оглушила его ночью. А потом чуть не стукнула топором. Теперь-то понятно почему.

Какой красавец! Однако он предпочел бы увидеть в окно грабителя или похитителя машин. До сих пор он справлялся с ними. А вот с таким не приходилось.

Кастрюля и ложка показались ему сомнительными средствами обороны, однако Дорис пробормотала:

— Бей, как в барабан, и он сбежит.

— Точно? — Энди потянулся за «оружием».

— Точно, — зевнула она и закрыла уши.

Он забарабанил ложкой по кастрюле и убедился, что Дорис права. Медведь пустился наутек, проламываясь сквозь кусты.

— Здорово бегает, — удивился он. — И шумно. — Медведь исчез из виду, но они еще долго слышали треск, сопровождавший его бег по лесу.

Придя в себя, Энди повернулся к Дорис и взъерошил ее волосы. Они струились сквозь его пальцы, как темные шелковые нити, и рассыпались по подушке.

— Доброе утро, соня. — Он подождал, когда откроются ее глаза. Серовато-зеленые, они темнеют до изумрудного цвета, стоит ему дотронуться до нее. В момент оргазма они просто чернеют. Он уже видел эту метаморфозу.

После такой бурной ночи его тело совсем выбилось из сил. Но он подозревал, что она еще не истощена, он знал, что может исполнить ее желания и без эрекции. Конечно, он предпочитает с ней, и он чувствовал блаженство каждый раз, когда она хвалила его мужскую мощь.

Однако ей нравились и иные способы, как и ему. Он был счастлив — никогда еще ни одна женщина не подходила ему так, как она. Но, напомнил он себе, и речи не может быть о браке. Думать ему нужно не о любви к нему Дорис, а о дружеском, управляемом сексе.

Перебирая ее волосы, он наблюдал, как она просыпается.

Дорис открыла глаза и встретила взгляд Энди. Нет, предостерегла она себя, не любовь видит она в его глазах. Только самодовольное мужское удовлетворение, убеждение, что она находит его сексуально неотразимым. После сегодняшней ночи у него не осталось сомнений в этом.

— Что вы предложите мне на завтрак, мисс Дорис? — Он провел кончиками пальцев от ее волос к груди.

С трудом преодолев желание откликнуться на скрытое предложение, она села, повернувшись к нему спиной.

— На ранчо нас ждет работа, Энди. Поехали.

Он провел ладонью по ее голой спине и вздохнул:

— Ты босс. Я всего лишь работник, выходные дни которого кончились слишком быстро.

— Извини, что я бросила ранчо на тебя в твои выходные, — сказала она, подбирая с пола ночную рубашку, разорванный ворот которой напомнил ей о том, как много она ему позволила. Она могла остановить его, но не сопротивлялась даже для видимости. Отдалась ему полностью. Опять.

Поднявшись с постели, Дорис подошла к окну. Рассвет окрасил золотом горные вершины.

— Мне не следовало приезжать сюда, да и тебе тоже, Энди.

— Я и так с трудом добрался сюда. Объяснения Джека только поначалу казались ясными. Кто отвечает здесь за установку знаков с номерами пожарных дорог? Половина из них не обозначена.

— Здесь легко заблудиться, — пожала она плечами.

— Я едва не заблудился, — признал он. — Но потом случайно увидел тропинку. И все ради тебя. — Его голос стал жестче. — Почему ты сбежала от меня?

— Как там дед?

— Повернись, посмотри мне в глаза и ответь, Дорис. Почему?

Она повернулась, решив быть честной:

— Потому что я могла бы полюбить тебя. И мне было бы тяжело, когда ты вернулся бы в город.

— Могла бы полюбить меня? Но не любишь? — Он откинул одеяло и натянул джинсы. — Или просто не хочешь полюбить?

— Не могу. Здесь я независима больше, чем многие женщины. Зависеть же от тебя в любви или в чем-либо еще было бы… — Она вновь повернулась к окну. — Ты ведь противник брака.

— Любовь и брак разные вещи, — уточнил он, застегивая рубашку. — Мы можем заниматься любовью без бракосочетания. С тобой это хорошо получается.

Энди сам удивился своим словам. Когда это он решил, что любовь ему не грозит? Вот сейчас? Он был чертовски рад находиться здесь с Дорис.

— Я не так глупа, чтобы поверить, что ты любишь меня, Энди. Мужчины никогда не увивались за мной, даже из праздности. За исключением Дика, и тот только чтобы потешиться и выиграть пари, заключенное в пивной.

— Пари?

— Большое пари. — Она вызывающе посмотрела на него через плечо. — В то время я была самой некрасивой и самой старой девственницей в округе. Скучавшие в городской таверне ковбои, напившись, готовы были заключать любые дурацкие пари.

— Что именно произошло?

— Кто-то поспорил с Диком, что он не сможет соблазнить меня. Дик прикинул, что выигрыш позволит ему расплатиться с карточными долгами. Позже я слышала, что он спрятал магнитофон под своей кроватью, чтобы иметь доказательства.

— Ублюдок! — взорвался Энди.

— Он клялся, что любит меня, и я поверила ему, — с горечью усмехнулась Дорис.

— Дорис, я-то не пудрю тебе мозги. И я не делал ставку в пари, когда заплатил больше всех за твою корзинку. Ты чем-то достала меня уже тогда. И окончательно достала меня в то утро в своей постели.

— В то утро все случилось потому, что ты мужчина, а я женщина, и никого вокруг на многие мили, — сказала она, надевая джинсы. — Вчерашняя ночь была тем же противоядием одиночеству и уединению.

— Дорис. — Он довольно грубо схватил ее за руку и вынудил посмотреть ему в глаза. — Ты нагло солгала мне в своей записке, поэтому за правдой я приехал сюда. И я требую извинения. Я даже искал, наверное, какого-то основания для надежды… — Он замолчал, не в силах объяснить ей или себе, почему он оказался тут.

— Надежды на что? Ведь не на что-то длительное. Мы же оба знаем, какова твоя линия, нет? — высвободила она свою руку.

— Я с самого начала все объяснил вполне внятно. — Натягивая сапоги, Энди перешел в оборону. — А теперь меня самого занимает, что такого я увидел в тебе, чего не видел раньше в других. Может, внутренне ты и не так великолепна, как я начал было думать.

— Ой, только без этих старых хохм, — насмешливо сказала она. — Дик тоже болтал о «внутренней красоте». Но второй раз со мной это не пройдет.

Энди развел руками:

— Ты безнадежна.

— Чего, кроме голого секса, ожидать от мужчины, напуганного до потери пульса?

— Чем это?

— Любовью, браком, пожизненными обязательствами.

Он поднял с пола куртку.

— Приезжайте на ранчо к вечерним работам, так как меня там уже не будет. Даже самая скучная канцелярская работа лучше дневных и ночных споров с тобой.

— Куда послать чек? — спросила она ледяным голосом.

— Оплатите им пребывание здесь Андруса, пока я не пристрою его в другое место. — Он выскочил на улицу и с треском захлопнул за собой дверь.

Глаза Дорис защипало от слез. Она сжала зубы и сказала себе, что ее сердце не так уж и разбито, чтобы плакать. Энди должен был уехать — рано или поздно. И чем раньше, тем лучше. После нескольких дней изнурительного труда на ранчо память о нем начнет ослабевать.

А потом она загонит ее в самый дальний уголок, где в течение десяти лет увядали воспоминания о Дике.

Она опустилась на стул и разрыдалась.

X

Из хижины Дорис поехала в город. Хотела дать Энди время собрать свои вещи и убраться восвояси. К тому же ей просто необходимо увидеть другое человеческое лицо. Другое, не его. Она решила, что убьет время и восстановит внутреннее равновесие в магазине «Все для ранчо».

Хозяин магазина Джеффри, один из старых приятелей Симпсонов, держал для своих покупателей большую бочку с арахисом. Вокруг нее он поставил старые стулья, и можно было спокойно потрепаться, усеивая пол ореховой шелухой.

— Эй, красотка, — приветствовал ее Джеффри. Был он человек сердечный, но больной, скрюченный ревматизмом. Сейчас, когда не было покупателей, он раскачивался в кресле-качалке рядом со своей бочкой. — Как твоя чертова лодыжка, что подвела тебя на пикнике? — пригласил он ее сесть.

— Все хорошо, Джефф. — Для подтверждения Дорис покрутила щиколоткой.

— Как там Джек? Не видел старикашку с тех пор, как к нему приехала Салли.

— Теперь он поехал к ней в Сиэтл.

Джеффри одобрительно ухмыльнулся:

— На пикнике они показались мне отличной парой. Тебе-то, похоже, это не очень нравится.

— У меня своего рода аллергия, — отозвалась она, хрустнув кожурой ореха, сознавая, что покрасневшие глаза выдают недавние слезы. — Аллергическая реакция на Энди Хаммела.

— Док Шорт говорит, что Джек нанял внука Салли ковбоем.

— Сегодня он уволился. У него, похоже, жила тонка для такой работы, — пожала она плечами.

— Неужели? — Джеффри хрустнул кожурой и кинул ядрышки ореха в рот. — До сих пор город говорит о цене, которую он заплатил за твою корзину. Мне показалось, природа затратила на него немало своего материала.

— Как оказалось, не того материала. Сейчас, наверное, он уже на пути в Сиэтл.

— То-то мне показалось, что мимо проехала его красная гоночная машина. А когда вернется Джек?

— Надеюсь, скоро. — Она хрустнула еще одним орехом. — Что нового в городе после пикника?

— А ты ничего не слышала? — Его глаза округлились, а согбенная спина сделала попытку выпрямиться.

— Не слышала.

— Дик Кочрэн вернулся.

Дорис чуть не опрокинулась на своем стуле.

— И где же он?

— В таверне, в эту самую минуту режется в покер.

Стараясь скрыть шок, она приподняла одну бровь и с издевкой бросила:

— Тот самый Зад Таракана?

Джеффри зашелся в смехе.

— Зад! — вскрикнул он, ухватившись за бочку, чтобы не свалиться на пол. — Таракана!

— Кстати, Джефф, положите мне аэрозоль от тараканов, — весело попросила она, поднявшись к двери с таким видом, словно возвращение Дика было ей до лампочки.

На улице она хотела вскочить в пикап и тут же рвануть домой. Если Дик в городе, люди припомнят пари, выигранное им десять лет назад. Героиня того пари не может разгуливать сейчас по улице. В магазин Джеффри она тоже зашла случайно — мало ли что придет ему в голову?

Она не думала, что Джеффри или кто-либо еще злорадствовали по поводу нее. Нет. Но от безделья они перемывали ей косточки, ведь такое событие! Оно стало притчей во языцех. С тех пор она так и жила с воспоминанием об этом унижении, хотя и старалась всегда держать высоко голову.

Как же ей хотелось задушить этого подонка! Не дойдя до пикапа, она развернулась и решительно зашагала в направлении таверны.

На полпути ей встретилась Мэгги Уолстер.

— Привет, Дорис!

— Извини, Мэгги, но мне сейчас некогда. — Дорис даже не остановилась.

— Что случилось? — крикнула вдогонку Мэгги.

— Да вот собираюсь придушить одного подонка.

— Дика?

— Кого же еще?

— Что ты намерена сделать?

— Придушить его, пока он не станет умолять о пощаде.

— О Боже! — Мэгги ликующе хлопнула в ладоши. — Не торопись, пока я не соберу зрителей.

И Мэгги побежала в обратную сторону, а Дорис уверенно маршировала по улице, словно шериф из вестерна. Эти наемные ковбои уже достали ее.

Она ворвалась в таверну, сверкая глазами. В баре, как обычно, переполненном в полдень, наступила зловещая тишина.

Его она увидела за покерным столиком в углу. Он сидел к ней спиной, но она узнала его сразу — и по манере небрежно сдвигать шляпу на затылок, так, что непонятно было, на чем она держится, и по привычке цепляться стоптанными каблуками сапог за круг внизу стула. Подонок, он и есть подонок!

— Черт меня побери, если это не Зад Таракана! — громко, растягивая слова, произнесла Дорис, пересекая зал.

Дик повернул голову и побледнел.

Услышав это, Стив, здоровенный хозяин таверны, довольно хохотнул за стойкой.

— Зад? — переспросил он и зашелся в смехе.

Стоявшие у стойки дружно присоединились к нему. Кто-то добавил к общему веселью пронзительный свист, каким подбадривают ковбоев на родео.

— Мистер Таракан, мы не виделись десять лет. — Какое же это удовольствие — заставить корчиться насекомое. Он был в шоке, онемел, словно лишился вдруг сразу всей крови. — Ты, верно, не ожидал, что я заявлюсь и скажу тебе все, что о тебе думаю, а, Задница?

Она оглядела трех остальных игроков.

— Во что играете, парни? В конюшенный покер? Похоже, здесь жеребцы только вы трое.

Она с удовлетворением заметила, как трое игроков отодвигаются от стола вместе со своими стульями. Дик наконец приоткрыл рот. Видимо, он начал приходить в себя.

— Дорис… — прохрипел он.

— Я, Задница. Выиграл еще какое-нибудь пари?

— Ага, Задница, — подначил кто-то еще. — Хочешь поставить на то, что выберешься живым из заведения Стива?

— Не ставь на это, — предостерегла она его, судорожно соображая, что же теперь делать, когда он загнан в угол, а все подначивают ее. Как это она не замечала раньше, какой он костлявый? Неужели у него всегда были эти линялые тускло-серые глаза? В сравнении с Энди он был серым недомерком.

— Дорис, — опять прохрипел он, — могу я… — ему пришлось сделать паузу, чтобы проглотить ком в горле, — угостить тебя пивком?

— Не знаю, поймешь ли такой намек. — Она сдернула с него шляпу и вылила пиво из прихваченной кружки ему на голову.

Моргая и отплевываясь, он отодвинул назад свой стул, а кто-то сзади, из-за ее спины, услужливо протянул ей еще одну кружку.

— Вот тебе еще один намек, — сладко пропела она, опрокидывая на его голову и вторую порцию пива.

Сзади возникла третья кружка, и она протянула за ней руку. Однако взять не смогла. Подавшая ее рука крепко держала кружку. Дорис обернулась и уставилась в голубые глаза.

— Энди!

Воспользовавшись моментом, Дик вскочил со стула, матерясь и замахиваясь кулаком. Дорис увернулась, а Энди, поймав его кисть своими стальными пальцами, резко и сильно вывернул ее. Дик завопил от боли, колени у него подогнулись.

— Если ты не дурак, Задница, то поблагодаришь мисс Дорис за два пива, которыми она тебя угостила, — бросил Энди, продолжая выворачивать его руку и вынуждая его опуститься на колени. — Вот молодец! Только на коленях.

Безуспешно пытаясь достать Энди свободной рукой, Дик заскрипел зубами:

— Сукин сын!

— Поблагодари ее очень вежливо. — Энди усилил нажим.

— Спасибо, Дорис! — Дик завопил, как койот.

— Бис! — крикнул кто-то от стойки.

— Спасибо, Дорис!

— Бог любит Троицу. — Дорис опрокинула третью бутылку на его голову.

— С…спа…сибо… Дорис.

Она посмотрела в спокойные голубые глаза своего союзника, отпустившего наконец Дика.

— Благодарю, Энди.

— Рад стараться, мисс Дорис, — коснулся он пальцем своей шляпы.

Пошатываясь, Дик поднялся на ноги, растолкал зрителей и, матерясь последними словами, устремился к выходу.

Только сейчас Дорис увидела, что таверна битком набита. Казалось, стычка привлекла все население города. Были здесь Джеффри и Мэгги, доктор Шорт и его медсестра, ухажер Мэгги — водитель грузовика, почтмейстер, продавцы из бакалеи, парни с заправочной…

Все они окружили ее, пожимали ей руку, хлопали Энди по спине, плечам.

— Я засняла все на пленку! — крикнула Мэгги, подымая видеокамеру. — В цвете, со звуком и с перцем!

— Заведение угощает всех! — объявил Стив. Радостно колготясь, толпа ринулась к бару, отдавая должное щедрости хозяина.

Дорис снова взглянула на Энди.

— И что это ты делаешь в городе?

— Заправлялся и менял масло перед выездом в Сиэтл. Мимо пробежала Мэгги, сообщила новость, и я последовал за толпой любопытных.

— Ты был… великолепен.

Энди пожал плечами.

— Он обязан был заплатить за то, что сделал с тобой. Ты держалась молодцом, но мне захотелось поставить его перед тобой на колени.

— Сама я бы никогда не смогла сделать такое.

— По-своему ты добилась не меньшего эффекта, Дорис. После первого пива, которым ты его «угостила», ему уже не восстановить своего достоинства. — Он ухмыльнулся. — Зад Таракана. Я рад, что так обыграл его имя.

— Не знаю, как и благодарить тебя.

Улыбка исчезла с его лица.

— Еще как знаешь. Согласись со мной.

— Не могу изменить своего отношения к браку и связанным с ним обязательствам, Энди. Оно неизменно.

— Мое тоже, — отпарировал он. — Если бы ты все-таки забыла о брачных обязательствах.

— Ни за что.

— …Мы могли бы оставаться друзьями еще шесть месяцев.

— Мы уже гораздо больше, чем просто друзья. — У нее чесались руки, так хотелось ей вылить на него целое ведро пива.

— Тогда я уезжаю.

— Хорошо. Пусть и следа твоего не останется на ранчо, когда я приеду.

— Так и будет, можешь мне поверить.

Она отвернулась, чтобы не расплакаться у него на глазах, чтобы не видеть, как уходит из таверны и из ее жизни этот человек.

Он выполнил свое обещание и уехал к ее возвращению на ранчо. Она думала, что почувствует облегчение, но уныние вытеснило все чувства.

Даже Розочке передалось ее состояние, когда Дорис кормила и поила ее тем вечером. Снейк же повеселел, словно понял, что конкуренция ему уже не грозит. Он снова был жеребцом-королем и демонстрировал хорошую физическую форму.

Дорис даже подумала, не прикрыть ли попоной его прелести. Не хватало, чтобы каждый день он столь образно напоминал ей об Энди Хаммеле.

Однако оставался еще Андрус. Конь Энди наводил ее на жгучие воспоминания и вообще на мысли о нем — как он сидел в седле, как заботился о Майке, каким бесстрашным и благодарным был в таверне. Он унизил Дика так, как самой ей ни за что не удалось бы.

Теперь Майк уже не приедет на ранчо, и Энди, наверное, сожалеет об этом. Дорис совсем расстроилась.

Ночью зазвонил телефон, она поспешила схватить трубку, думая, что звонит Энди. Сердце у нее застучало, ладони стали мокрыми. Подняв трубку, она едва вымолвила:

— Алло?

— Привет, девочка. Ты, похоже, прогнала Энди, он и слышать не хочет ни о тебе, ни о ранчо. Ты спятила или как?

— Я его не прогоняла. Он сам решил уехать. Если подумать, мудрое решение.

— Мудрое, да? — фыркнул дед. — За всю свою жизнь не слышал большей глупости. Не нравится мне, что ты осталась там одна.

— Мне не нужна крыса, и точка.

— Крыса? — прорычал он. — Он что, шалопай? Наобещал тебе с три короба?

— Нет, но все равно крыса.

— Если сделал тебе больно, он у меня пожалеет.

— Нет, дед, честно. Ты позвонил, чтобы только наорать на меня?

— Нет. У меня потрясающая новость: мы с Салли женимся! Брачные узы заключим в субботу в сельской церквушке под Сиэтлом.

— Женитесь? Уедете из города?

— Да, в сельской местности забавнее, чем в большом городе. В нем много от вестерна, что вполне устраивает двух бывших техасцев.

— Ты же знаком с Салли всего…

— Но мое сердце сделало выбор. Док Шорт будет моим дружкой, ты — подружкой невесты, а Энди — шафером. Забавно будет видеть, как вы вместе пойдете по проходу церкви.

— Не шути, дед. Я действительно считаю его крысой.

— Возможно, но я не намерен вступать в пререкания с ослицей, — предупредил дед. — Не слышу полагающихся по случаю поздравлений. Твои родители и сестра рады такому прибавлению нашего семейства. Они тоже приедут.

— Извини, дед, — вздохнула Дорис. — Разумеется, я буду. — Она постаралась, чтобы голос ее звучал радостно. — Поздравляю тебя. Вы отличная пара.

— Вот такую внучку я люблю! Найди кого-нибудь, чтобы присмотрел за ранчо на время твоего отъезда. Закажи себе платье и сделай прическу, чтобы произвести на клан Хаммелов такое же хорошее впечатление, как и я. Возьми пикап. А теперь запиши адрес…

Дорис записала все подробно. Свадебный кортеж поедет из Сиэтла к месту венчания на автобусе «люкс». Ее ожидают на обеде для родственников и друзей в пятницу.

У нее оставалось четыре дня, чтобы купить себе платье и психологически подготовиться к тому, что она пойдет по проходу церкви в паре с бывшим ковбоем деда.

* * *

На следующий день Дорис поехала в город. Погода была удушливая, хмурая — то, что Джек называл «капризные гром и молния». Как обычно в это время года, в прогнозе погоды предупреждали об опасности пожара.

Дорис пропустила это сообщение мимо ушей. Ее слишком волновали воспоминания об Энди, да и мысль о предстоящей покупке платья и бигуди не давала покоя. В городке было два магазина готового платья и одна галантерея. Прежде всего она зашла в магазин Джеффри.

Хозяин приветствовал ее улыбкой:

— Догадайся, кто вчера по-быстрому убрал свой зад из города? Ух ты! Ну и представление вы устроили с внуком Салли! А куда он умчался?

— Он уехал отсюда. — Чувствуя, как румянец заливает ее лицо, она отвернулась к полке с мазью для лошадей. — Дедушка женится.

— Я уже слышал. Джек сообщил новость доктору и сейчас уже весь городок в курсе. Старший сын Стива обещает присмотреть за ранчо в твое отсутствие.

— Уже легче, — вздохнула Дорис.

— Ты что, не рада за дедушку?

— Мне нужно платье на свадьбу. Ты же знаешь, терпеть не могу магазинов.

— Ну, справляешься же ты с покупкой продуктов, упряжи и сена. Не так трудно купить и платье.

— Ты-то, Джефф, никогда не носил его, — огрызнулась она. — Как и туфель на шпильках.

— Бог миловал. Могу помочь тебе в выборе упряжи и кормов.

— Нет, я приехала только за платьем.

— Так позови Мэгги. Уж она-то разбирается в таких вещах.

— Спасибо за совет.

— Могу предложить еще один.

— Какой же?

— Если ты сама не заметила этого вчера, то скажу: Энди Хаммел неровно дышит к тебе.

— Это от трусости, — уточнила она. — Вообще-то его пугает брак.

Джеффри подавился орешком, а она отправилась в галантерею. Маленький магазинчик имел богатейший выбор всевозможных бигуди и машинок для завивки волос. Лучше бы их было меньше — в итоге она вышла из него, так ничего и не купив. Выбрать платье, наверное, будет легче. Она зашла в ближайший магазин одежды.

— Джинсы? Сапоги? — спросила ее продавщица.

— Нет, платье.

Мэри, пухленькая и веселая жена Стива, так и выпучила глаза:

— Что-о-о?

— Покажи, где они у тебя висят. Не спрашивай о размере, я его не знаю, и не пялься на меня, словно я спятила.

— Ну, Дорис, ты же ни разу не покупала у меня платья.

— Не платья, Мэри. Только одно. Свадебное.

— Энди Хаммел сделал тебе предложение? — Можно было подумать, что глаза ее вылезут из орбит.

— Женится дед, а не я. — Дорис нетерпеливо застучала сапогом по полу. — Энди никогда не женится на мне.

Наконец лицо Мэри вновь обрело осмысленное выражение.

— Так док Шорт не привирал? Джек и вправду женится? Я спросила Стива, а он говорит: почему бы и нет? А Джеффри вмешался и говорит, что он для венчания выбрал бы Лас-Вегас, который он и в глаза не видел.

К счастью, произнося свою тираду, Мэри направилась к секции, увешанной многоцветными платьями с кружевами и оборками, при виде которых Дорис уже не сомневалась, что на свадьбе Джека меньше всего она будет похожа на себя.

Рассматривая платья, она забыла об Энди. Интересно, может поэтому женщины не вылезают из магазинов до тех пор, пока не валятся с ног? Может, это единственный способ забыть некоторых мужчин?

— Лучше всего тебе вот это голубое, — говорила Мэри, снимая с вешалки одно платье за другим. — Ярко-розовое — слишком кричащее. Эти зеленые польстят твоим глазам. Белое не пойдет. Желтое… нет, не думаю. В этом оттенке слишком много горчицы.

Когда Мэри завела ее в кабинку с зеркалами, Дорис вдруг представила, что чувствуют животные, когда их загоняют в стойла.

— Тебе понадобится еще и нижняя юбка, — продолжала Мэри, закрывая дверь кабинки. — И колготки…

— У меня уже есть пара нейлоновых чулок, — прервала ее Дорис, подумав, что жена Стива никогда не говорила с таким красноречием о джинсах.

— Одна пара? А если петля спустится? — тревожилась Мэри за дверью кабинки. — Мэгги клянется, что новые чулки до паха не пузырятся на коленях. Конечно, других таких ног, как у нее, я не встречала.

Дорис шлепнулась в примерочной на табурет и заткнула уши, мечтая об одном — скорее выбраться отсюда, хотя бы с платьем. Она уже целую вечность в этом магазине.

Когда Мэри заговорила о модном платье цвета морской пены, Дорис поклялась в верности только магазину «Все для ранчо» с его хозяйственными товарами.

И все же она вынуждена была признать очевидное: нежно-зеленый цвет платья удивительно высветил ее глаза. Кроме того, его лиф позволял обойтись без бюстгальтера, а широкий подол юбки не сдерживал шаг. Он струился свободно и красиво, обвивая ноги, казавшиеся длиннее и стройнее в босоножках на среднем каблуке.

Мэри подобрала ей нитку переливчатого пресноводного жемчуга и такие же сережки.

По пути домой Дорис чувствовала себя совершенно без сил. Пасти бычков и навешивать проволочную изгородь было не так утомительно, как готовиться к свадьбе деда.

О будущем она старалась не думать. Ясно, что, когда на ранчо обоснуются новобрачные, она станет третьей лишней. Будет уже совсем не то, что раньше, хотя Джек и счастлив с Салли. Впрочем, самое важное именно это: они отличная пара.

Радио в пикапе опять передало штормовое предупреждение. Дорис надеялась, что доберется домой еще до грозы. В такую погоду она всегда заводила лошадей в конюшню. Особенно пугался грома и молний Снейк.

Сил у нее совсем нет, вся энергия ушла на две сумки с покупками, которые она вывезла на тележке из магазина. Слава Богу, с этим покончено. Неизвестно только, жива ли она еще.

Крупные капли упали из густых темных туч, когда она завернула на подъездную дорожку. Забросив сумки в свою комнату, Дорис поспешила к лошадям.

Она привязывала Снейка в его стойле, поздравляя себя с тем, что вовремя починила крышу, когда с громким треском раскололось небо. Жеребец вздрогнул и завращал глазами. Как-то ранней весной он уже довольно спокойно перенес сильную грозу, так что у Дорис не было особенных оснований для беспокойства о нем. Остальные лошади отличались ровным нравом и, запертые в знакомых стойлах, вели себя спокойно — было бы корма и воды в достатке. Мулатка ухитрялась дремать во время грозы. Андрус тоже казался невозмутимым.

В сопровождении Боя и Тоя Дорис вышла из конюшни. На полпути к дому ее остановила вспышка молнии столь яркая, что она инстинктивно прикрыла глаза рукой. Над ее головой треснули и оторвались от ствола три ветки, и ее осыпал дождь колючих сосновых иголок.

— Бой! Той! — крикнула она, показывая на их дверцу в задней двери дома. — Вперед!

Они помедлили, поджав хвосты, пока ветки не обрушились на землю рядом с ними.

— Вперед!

Бой первым помчался к дверце, за ним последовал Той. Оглушительно прогрохотал гром, и Дорис заткнула уши. Пошатываясь, заспешила она к двери, но споткнулась и упала.

Прямо перед ней, блокируя путь, шлепнулась здоровенная ветка. Она с трудом поднялась, увидела вспышку пламени и услышала, как сзади нее на землю посыпались другие сломанные ветки.

Новая молния расколола небо, и оно снова загрохотало.

— Энди! — услышала она свой вопль. Как глупо — он же уехал. Уехал совсем. Она осталась одна. Дорис сделала один шаг, услышала, как сломалась еще одна сосновая ветка, и увидела, что сейчас она упадет на нее.

— Энди! — крикнула она опять, и все вдруг потемнело.

XI

— Дорис?

Далекий голос повторял ее имя, и она попыталась открыть глаза. Казалось, на веках у нее тяжелые грузила. Чья-то рука похлопывала ее по щеке, потом сжала плечо. До нее донесся запах горящего дерева и сосновой смолы. Одежда на ней была мокрая.

— Дорис, ты слышишь меня? — умоляющий голос стал яснее, громче… женский голос…

— Покупать ничего не буду… — пробормотала она… — Нет… больше не надо чулок до паха.

— Дорис, открой глаза, если можешь.

— Никаких украшений… — Дорис безуспешно пыталась открыть глаза. — Никаких лифов… — В голове у нее вспыхивали фейерверки.

— Я с тобой, Дорис. Все будет в порядке. Доктор Шорт уже выехал сюда.

Веки у Дорис дрогнули, и она открыла глаза. Рядом шумно дышали Бой и Той, над нею склонилось знакомое пухлое, кругленькое лицо. Мэри! Она-то как здесь?

— О! Слава Богу! — улыбнулась Мэри дрожащими губами.

Собаки заскулили, и Дорис схватилась за голову — так ей стало больно.

— Что… случилось?

— Молния ударила в большую сосну.

— Где… я? — Оглядевшись, Дорис обнаружила, что лежит в кухне на полу, укрытая стеганым одеялом. Под головой у нее была подушка. Мэри стояла над ней на коленях.

— Я затащила тебя в дом и позвонила доктору. Тебе не больно?

Дорис безуспешно попыталась собраться с мыслями.

— Очень болит голова.

— Как мне кажется, падая, ветка хорошо стукнула тебя по голове, — сказала Мэри. — Во всяком случае, шишка у тебя здоровая.

— И я вся мокрая, — добавила Дорис, все больше приходя в себя.

— Это я тушила огонь из садового шланга и облила тебя, — кивнула Мэри. Ее глаза наполнились слезами. — Если бы я не приехала…

— Тушила огонь? — Дорис с трудом села, вспомнив вспышку, увиденную ею перед тем, как у нее потемнело в глазах.

— Он погас, — заверила ее Мэри. — Дождь помог. Когда я затащила тебя в дом, хлынул настоящий ливень.

Тут только Дорис услышала, как барабанят по крыше капли дождя. Она оперлась на локоть и с изумлением взглянула на Мэри.

— Но почему ты здесь?

— Да из-за твоих жемчужных сережек. Я забыла положить их в твою сумку и, чтобы ты не возвращалась, привезла их сама. И рада этому. Когда я приехала, огонь уже подбирался к тебе.

До нее наконец дошло, что могло случиться.

— О Боже, Мэри, спасибо тебе!

— Ложись, — твердо потребовала Мэри. — Доктор сказал, что тебе нельзя двигаться, пока он не приедет. Ждать уже недолго.

Не в силах спорить, Дорис опустилась на подушку.

— Долго я была без сознания? — спросила она.

— Почти час. Я напугалась до смерти. Тебе не следует жить здесь одной. Может случиться такое, что и не предугадаешь. У меня едва хватило сил затащить тебя в дом.

Тут Дорис вспомнила слова деда: «Дорис, девочка, тебе нужен мужчина». Теперь бы она не смогла спорить с ним. Случившееся слишком очевидно. Мать-Природа нанесла ей тяжелый удар.

— А если бы сюда никто не заглянул в течение нескольких дней? — Мэри покачала головой. — Энди Хаммелу или кому еще следовало быть здесь.

— Сюда вернутся дедушка и Салли после медового месяца, — напомнила ей Дорис.

— Доктор Шорт говорит, что Джек собирается жить попеременно то здесь, то в Сиэтле. Вообще-то это благоразумно, особенно с точки зрения Салли.

Собаки с лаем подбежали к двери, и Мэри вздохнула с облегчением:

— А вот и док.

— Ну как наша пациентка? — прогрохотал он, вбежав в кухню. — Пришла в себя, как я вижу?

— Привет, док. — Дорис улыбнулась ему через силу.

— Привет, болящая. — Опустившись на колени, он заглянул ей в глаза и одновременно пощупал пульс. — Вполне живая. Ты можешь сказать, кто ты, где живешь и какой сегодня день?

Сделав глубокий вдох, Дорис скороговоркой выпалила ответы, а также назвала Мэри, двух собак и пятерых лошадей в конюшне. Потом добавила:

— А ты — Бенджамин Шорт, доктор медицины.

— Отлично, медсестра, — улыбнулся он Мэри.

— Не только медсестра, но и пожарная, — откликнулась она. — Пламя уже добралось до рубашки Дорис, и я погасила его из садового шланга.

Доктор озабоченно посмотрел на пострадавшую.

— Одной здесь тебе грозила большая беда. Когда Джек узнает об…

— Не смей ничего говорить деду. Во всяком случае, не раньше, чем он женится.

— Да, плохие новости испортят ему предсвадебное настроение, — неохотно согласился доктор. — Давай-ка усадим тебя и посмотрим, насколько серьезно ты пострадала.

— Деду незачем знать о случившемся, док, — повторила Дорис, садясь с его помощью. — Если он позвонит кому-то из вас, ни слова об этом.

— Если у тебя ничего серьезного, Дорис, я промолчу.

— Я тоже, — пообещала Мэри. — Я нашла только большую шишку у нее на голове, док.

Шорт пощупал шишку, потом обратил внимание на Боя и Тоя — собаки лизали руку хозяйки.

— Что эти двое делают в моей операционной? — Он махнул рукой под стол. — Убирайтесь-ка на свое место.

Понурив головы, собаки подчинились. Глядя на них, Дорис вспомнила, как велела им укрыться в доме. Еще пару шагов, и она тоже была бы в безопасности. А если бы и их оглушило вместе с ней?

Если бы, если бы…

— Что горело-то? — спросила она Мэри, пока доктор копался в своем саквояже.

— Только одна большая ветка, которая упала с тобой. Вполне могло загореться и все дерево. Но дождь, наверное, быстро загасил бы его.

— Док, я хотела бы встать с пола, если выне возражаете.

— Я возражаю, Дорис.

— Но Снейк мог побиться в своем стойле. Я должна пойти…

— Ты должна сидеть тихо, пока я не посмотрю тебе глазное дно. После этого видно будет, сможешь ли ты встать.

— Но, док…

Доктор повернулся к Мэри.

— Если она не прекратит спорить, позвони Джеку и все скажи ему.

— Делай, что он говорит, Дорис. Через несколько минут я сама сбегаю в конюшню и посмотрю, что там.

— Как скажете, док, — покорно пробормотала Дорис, сложив руки на груди.

— Если такая активная и со всеми споришь, — сказал Шорт, — я думаю, ты скоро встанешь. Кстати, я привез радиокассету, заснятую Мэгги. Она назвала ее «Конец Задницы».

Мэри расхохоталась, и Дорис вынужденно последовала ее примеру.

Доктор тоже хихикнул, вокруг его глаз собрались морщинки.

— Смех — лучшее лекарство, которое я знаю.

Он продолжил осмотр и, видимо, пришел к выводу, что имеет место сильный ушиб. Он опасался сотрясения мозга и попросил Мэри остаться с Дорис на ночь.

— С радостью отдохну одну ночку от Стива и ребят, — заверила она. — Так что рассчитывайте на меня.

До отъезда доктора они посмотрели видеозапись и смеялись от души. При виде Энди глаза Дорис наполнились слезами, но она сделала вид, что это от смеха.

Доктор уехал, они рано пообедали и развлекались снова и снова, просматривая видеопленку. Мэри не могла оторваться от сцены с пивным душем, прокручивая ее в замедленном темпе.

Следя за Энди, Мэри прижала руки к груди и с придыханием объявила:

— Герой моего сердца. Еще не встречала никого, так похожего на мужика из рекламы «Кэмел».

— Только Энди не курит, — заметила Дорис, стараясь не выдать себя голосом.

— Тогда дважды мой герой. Какой мужичище! — Мэри закатила глаза. — Счастливица, могла любоваться им тут целыми днями. — Она задумалась. — Если бы он был здесь сегодня…

— Мэри, ты сделала все, что сделал бы он. Не знаю, как и благодарить тебя.

— Не будем об этом. Я рада, что забыла положить сережки. — Мэри снова впилась глазами в экран, где Дорис в мучительно замедленном темпе выливала на голову Дика вторую кружку. — После того, что сделал Дик, как ты набралась храбрости?

— Сама не знаю, — пожала плечами Дорис.

Она сама думала об этом и уже к утру решила, что этот ее поступок был результатом общения с Энди. Если бы он не вернул ей уверенности, никогда бы она за десять минут не избавилась от десятилетнего унижения. Какими бы ни были мотивы, Энди жалел ее, ее, а не кого-нибудь еще.

И в таверну она явилась после упоительной ночи с Энди. И после скверной перебранки с ним же. Она стала совсем не той Дорис, которую знал Дик.

На следующий день сын-подросток Мэри и Стива согласился присмотреть за ранчо, пока она будет в Сиэтле, и решил приступить к делу немедленно, чтобы привыкнуть к работе ковбоя.

Он явился на ранчо с орущим магнитофоном и занял комнату для упряжи. Дорис поставила его расчищать место пожара, которое тут же напомнило, как опасно оставаться одной. Но оказалось, что парень попросил своего школьного товарища помочь ему и обещал родителям звонить им три раза в день.

В пятницу она уложила в чемодан свое новое платье и все остальное, попрощалась с ребятами и пустилась в путь.

Жизнь преподнесла ей урок: женщина — не остров. Ну что же, может, и мужчина тоже не остров?

* * *

В пятницу дом Салли заполнили родственники и друзья. Гости заняли все свободные спальни, часть родственников Хаммелов расположилась лагерем в заднем дворе.

Энди приходил в себя после наплыва гостей в час ланча, уединившись в крошечном кабинетике Салли. Он вполголоса следил по телевизору за игрой в бейсбол, когда в дверях показался Джек. Видя, как он нетерпеливо перебрасывает из руки в руку видеокассету, Энди выключил телевизор.

— Неинтересная игра, — бросил он Джеку. — А что это у вас за кассета?

— Да вот доктор Шорт прислал по почте без всяких объяснений. — Джек хмуро прочитал наклейку: «Конец Задницы». Похоже на самопальную порнуху. Он, наверное, решил, что у меня сегодня холостяцкая вечеринка.

Вспомнив Мэгги с ее видеокамерой, Энди с большим трудом сохранил невозмутимое выражение лица.

— Это ваш последний день как одинокого мужчины, — сказал он, — а я еще холостяк. Закройте дверь и давайте мне кассету.

— Забаррикадируйте дверь, ты хочешь сказать, — пробормотал Джек. — Если какая-либо женщина поймает нас с поличным, от нас останется мокрое место.

Энди поднялся и задернул занавеси.

— Вставляйте кассету в видик. Я не видел порнофильмов с тех пор, как работал стажером в полиции нравов.

— Смотри, приятель, не арестуй меня за последнюю холостяцкую вечеринку, — сказал Джек, вставляя кассету в плейер. — Или доктора за то, что прислал порнуху, старый хулиган.

— Да, — вежливо согласился Энди, откидываясь на спинку дивана.

Джек уселся в кресло и положил ноги на пуф.

— Сделай потише звук, не дай Бог, кто-нибудь услышит.

— Есть, — ответил Энди, перевел ручку громкости на «Тихо» и пустил фильм.

— Что за черт? Это же таверна Стива, а вон Дорис! — воскликнул Джек, когда пошли первые кадры. Он разочарованно посмотрел на Энди. — На клубничку это совсем не похоже.

— Думаю, вам это все же понравится, Джек, — сказал Энди, усиливая звук.

— А ты откуда знаешь?

— Сами увидите.

— Я-то собрался погрешить часок и покаяться потом. — Он подозрительно посмотрел на Энди. — Не смейся, или я закрою тебе рот.

— Поверьте, Джек, вы получите удовольствие от этого фильма.

— Черта с два! Фильмы дока действуют как снотворное.

— Сейчас вы перестанете храпеть. Смотрите, Дик Кочрэн.

— Дик? — поразился Джек, потом прорычал. — Эта вонючка? — Он наклонился к экрану, напоминая быка, приготовившегося к атаке. — Что он делает снова в городке?

— Проигрывает в покер. А вот и я — сзади Дорис.

— Черт, а ты-то что там делаешь?

— Восстанавливаю порядок. — Энди нажал кнопку «Пауза». — Дорис отомстила Дику в день моего отъезда. А Мэгги Уолстер засняла все на видеокамеру.

— Ха! Будь я проклят! — Джек начал посмеиваться, когда Энди опять запустил пленку, потом, когда Дик принял пивной душ, зашелся в громовом смехе. Откинувшись на спинку кресла, он вытер глаза рукавом рубашки.

— Это было почище любой холостяцкой картины, какую я когда-либо видел.

Смеясь вместе с Джеком, Энди перемотал пленку и прокрутил ее еще раз.

Джек свистел и гукал в самых пикантных местах.

— Ну молодец, девочка! Святой Моисей! Посмотри, как она поливает пивом этот сосуд грязи! А вот и ты выкручиваешь его пакостную лапу!

Пленка заканчивалась приглашением Стива выпить за счет заведения.

Джек хлопнул Энди по спине.

— Спасибо за то, что заставили поползать эту крысу.

— Самое меньшее, что я мог сделать.

— Девочка вела себя безупречно.

— Да. — При виде Дорис у Энди перехватило дыхание. Ему слишком ее не хватало, это он вынужден был признать.

— Почему ты не рассказал мне эту историю с «Задом Таракана»? Самую интересную новость в городке я узнаю лишь через неделю.

— Я знал, что она до вас обязательно дойдет.

— Дай пять, ковбой, — протянул ему руку Джек, — ты не сделал с Диком того, что сделал бы с ним я, но оно и к лучшему. Я бы непременно попал в тюрьму за убийство, как только увидел бы его поганую морду.

— Дорис сделала главное, а я лишь довел дело до конца, — сказал Энди, пожимая ему руку.

— Девочка была великолепна, — не без гордости восхитился Джек, — когда искупала его в двух кружках пива. И ты подоспел вовремя.

— Не мог же я допустить, чтобы он ударил ее.

— Ну разумеется. — Джек помолчал. — Не скажешь ли мне наконец, почему ты не захотел работать на ранчо? Со всем этим столпотворением я так и не спросил тебя раньше.

— Мы с Дорис не спелись. Вот и все.

— Ей не следовало оставаться одной на ранчо, парень, а тебе нечего болтаться тут. Салли сказала мне как-то: Энди ведет себя так, словно хочет приударить кое за кем. Я и сам это заметил.

— Джек, ваша внучка ясно дала понять, что не желает меня видеть на ранчо в течение следующих шести месяцев.

— Какой же срок она имела в виду?

— Значительно больше шести месяцев.

— Пожизненный, — кивнул Джек, — вроде того, который выбрал я с твоей бабушкой. Все или ничего.

— Вот именно, Дорис — однолюбка. Это не по мне.

— Энди, неужели в сердце у тебя нет ничего, похожего на любовь к моей девочке? Только скажи правду.

Энди встал и заходил по комнате, засунув руки в карманы.

— Она постоянно спорит со мной. Упрется на своем, и ее не переубедишь. После случая в таверне я было подумал… Но нет, куда там! А ведь с самого начала я предупредил ее: никаких условий.

— Ты ведь и не думал влюбляться а?

— Нет. — Энди остановился как вкопанный.

— Все признаки налицо, — отмахнулся Джек. — Когда влюбляешься, этого не скроешь. Вопрос лишь в том, что ты намерен предпринять.

— Да нечего тут предпринимать, Джек. Вы же познакомились со всеми моими родственниками. Посмотрите только на них. Как они живут?

— Ага. Слова доброго друг другу не скажут. Но ты же познакомился с большинством наших родственников — совсем другое дело. Тебе понравились Симпсоны?

Энди нечего было возразить. Вуди и Лори, родители Дорис, произвели на него самое благоприятное впечатление, как и ее сестра. Кэрол и ее муж Рейли были не менее счастливы в браке, а дети у них были просто очаровательными.

Его родственники, напряженные, сдержанные, старательно избегали друг друга, в то время как Симпсоны так и светились дружелюбием. Он невольно потянулся к ним, с радостью уделял им внимание и знал уже, что будет скучать после их отъезда.

— Ты же видишь, каким необыкновенным может быть брак, когда двое подходят друг другу — как Вуди и Лори, Кэрол и Рейли. Или как Салли и твой покорный слуга. И, может быть, как ты и Дорис. — Джек поднялся из кресла.

В этот момент дверная ручка задергалась и в дверь постучали.

— Джек? — послышался голос Салли. — Ты здесь?

— Ага, с Энди.

— Почему дверь заперта?

— У нас холостяцкая вечеринка.

— Что?

Джек отпер дверь.

— Тут Энди воспитывает меня. Объясняет, что такое жизнь и развод.

— О, Энди. — Салли недовольно нахмурилась. — Как ты мог подумать, что наш брак — ошибка? Это ты ошибаешься, отказываясь от Дорис. А я счастлива стать частью такой семьи. Ты тоже мог бы.

В комнату заглянули Вуди и Лори.

— Матч еще идет? — поинтересовался Вуди.

— Милый Джек, жениху сегодня бейсбол не полагается. Тебя ждет невеста. — Салли поспешно увела его.

— Еще играют. Присаживайтесь, — сказал Энди, включив телевизор. Он с удовольствием досмотрит матч в их компании.

Ему не хватало только Дорис. Родственники каждый по-своему напоминали о ней, и он мысленно снова и снова возвращался и к тому, что у них было, и к их размолвке.

— Скоро должна быть Дорис, — сказал ее отец, — если только она уехала с ранчо, как обещала.

Энди незаметно взглянул на часы. Никогда еще секундная стрелка на них не двигалась так медленно.

XII

Дорис нашла свободное местечко для пикапа в полуквартале от дома Салли. Перед ним была уже целая выставка автомобилей. Она узнала машину своих родителей, фургончик Кэрол и Рэйли и кабриолет кузины.

А вот и красный спортивный автомобиль Энди.

Она глубоко вздохнула, выбираясь из пикапа. На улице, где жила Салли, с обеих сторон росли деревья. Участки были маленькие, дома компактные, с эркерами, типичными для этих мест. Чудесный квартал, признала Дорис, глядя на крошечные, аккуратно подстриженные газоны и кусты.

День был солнечный, теплый, с легким ветерком. Вчера по телефону дед сказал, что в городе жарища.

— Надень летнее платье, — велел он. — То, розовое.

Как будто у нее было какое-то другое платье — нового, конечно, он еще не видел. Розовое платье она надевать не стала, хотя и захватила его с собой, а выбрала трикотажную блузку без рукавов, чистые джинсы и теннисные туфли.

Только в одном она уступила деду — не собрала волосы в конский хвост, а распустила их. За это дед простит ей джинсы.

Что подумает Энди, ей было плевать.

Вытащив из пикапа тяжелый чемодан, она потащила его по тротуару к дому.

Первым увидел ее Энди — он выходил из дома. Она замедлила шаг.

— Постой, я помогу, — крикнул он с крыльца.

— Я справлюсь сама, — отпарировала она. — Можешь не беспокоиться.

— Ты уже не хозяйка, Дорис, — возразил он, беря чемодан. — На своей территории я босс.

Казалось, он смотрел на нее с безразличием, но точно этого она не знала, поскольку не могла поднять взгляд выше пряжки его брючного ремня. Не там он остановился, явно не там. Лучше на груди. Опять не там. Лучше на подбородке. Еще одна ошибка. Каждый его дюйм прожигал ее воспоминаниями.

— Учти, что доктор Шорт прислал Джеку видеокассету Мэгги. Сейчас все смотрят ее.

— Я уже ее видела.

— Отличный спектакль, Дорис. — Усмешка тронула уголки его губ. — Тебя даже могут наградить «Оскаром».

Тут она посмотрела ему в глаза, и ее сердце сделало бешеный скачок.

— Тебя тоже, мой герой.

Держа чемодан в одной руке, другой он взял ее под руку.

— Пошли. Твои родители жаждут видеть тебя. Собственно, все, кроме разведенных членов семейства Хаммелов. Они слишком заняты тем, Что избегают друг друга, и неспособны заметить кого-либо еще.

— Не очень-то это приятно для Салли и тебя. — Она ответила машинально, устремив все внимание на то, чтобы не отреагировать на его прикосновение.

— Для нашей семьи характерны вражда, непримиримые противоречия, отсутствие общения.

Она поднялась с ним по ступенькам, размышляя вслух:

— То же самое можно сказать и о наших отношениях.

— По крайней мере мы разговариваем, — покачал он головой. — А они даже этого не делают. Постарайся не принимать близко к сердцу излучаемый ими холод.

У двери Дорис заколебалась.

— Если ты не в ладах с кем-нибудь из них, мне бы не мешало это знать.

— Только с тобой, — прошептал он, сжимая ее локоть.

— Ради деда и Салли не делай из этого проблемы, Энди.

— Не буду, если и ты не будешь.

В гвалте радушных приветствий ей было уже не до Энди. Ее обнимали, целовали и поздравляли с успешным исполнением главной роли в видеофильме.

— Почему ты не в розовом платье, девочка? — не преминул пожурить ее дед, однако прическу одобрил и сердечно обнял ее. Салли стояла рядом, ожидая своей очереди. За ними последовали Вуди, Лори, Кэрол и Рейли. Энди посмотрел на свою мать, в окружении «союзников» сидевшую в одном конце длинной гостиной, и на отца, разместившегося с другими Хаммелами в противоположном конце комнаты. Оба они недавно развелись во второй раз.

К счастью, между участниками «холодной войны» Симпсоны образовали теплый буфер.

Улучив момент, Энди показал бабке чемодан Дорис.

— Куда его отнести?

— В твою комнату, — распорядилась бабушка.

— Что?

— В доме не осталось свободных комнат. А у тебя, насколько я помню, в комнате для гостей есть диван-кровать. Размести Дорис там.

— Послушай, мы с Дорис не…

Тут подошел к ним Джек и с тем же вопросом:

— Салли, куда прикажешь девать чемодан внучки?

— Энди любезно предложил комнату в своем доме, — сладко улыбнулась она внуку. — Он отвечает любезностью на любезность за пребывание на ранчо.

Джек хлопнул Энди по спине.

— Отлично, парень. Тогда багажом Дорис займешься ты.

— Дорис не согласится, — предостерег его Энди. — Ни за что.

— Джек уговорит ее. — Салли поцеловала жениха в щеку, окрасив ее яркой губной помадой.

— Мне так и носить твой поцелуй, мисс Салли?

— Да, как клеймо фирмы, — поддразнила она. — Сообщи Дорис добрую новость.

Джек отправился выполнять нелегкое поручение, а Энди поспешно скрылся в кабинетике, где сын и дочь Кэрол смотрели мультфильмы.

— Можно я присоединюсь к вам? — пробормотал он.

Дети, уставившиеся на экран, толком его и не видели, и Энди уселся перед телевизором, ожидая, когда взорвется Дорис.

* * *

Дорис рассказывала что-то о Снейке своей кузине, когда Джек притронулся к ее плечу.

— Извини. Хочешь знать, где тебе придется провести ночь? Пойдем со мной.

— Не мешало бы повесить новое платье на плечики, — откликнулась Дорис, следуя за ним наверх. — Мэри поклялась, что за ночь оно отвисится.

Джек провел ее по коридору, указывая на двери слева и справа:

— Комната Салли, здесь Кэрол и Рейли с детьми, следующая комната Вуди и Лори, а моя в конце. — Он завел ее в свою комнату и закрыл дверь.

— А где же буду я?

— У Энди есть отличный диван-кровать для тебя.

— У Энди? — Она чуть не задохнулась.

— Угу. Вам нужно помириться. Лучше его квартиры не придумаешь.

— Дед, это просто смеш…

— Прикуси свой язычок, девочка, и выслушай меня. Дом Салли переполнен. Часть родственников разместилась в палатках на заднем дворе и в гамаках в подвале.

— Тогда я поеду в мотель.

— Свободных мотелей нет. Они все забиты делегатами съезда Ассоциации скотопромышленников. Нет, мэм. И не думай провести ночь в пикапе на улице. Это город. Не выйдет.

— Но и квартира Энди не последнее прибежище.

— Он тоже так считает, но это наша с Салли свадьба. Невеста и жених решают по своему усмотрению. Вы с Энди тоже будете вольны поступать, как вам заблагорассудится, когда поженитесь.

— Вряд ли ты дождешься, — усмехнулась Дорис, — когда Энди Хаммел женится.

— На свете и не такие чудеса случались, девочка. Не желаю больше ничего слышать, поняла? И будь любезна вести себя как гостья, пока не уедешь на ранчо.

— Да, дед, это твоя свадьба, не моя.

Он нежно обнял ее опущенные плечи.

— Недолго ждать и тебе своего счастливого дня. Вот увидишь. Явится твой принц в сверкающих доспехах…

В дверь постучали.

— Джек? Можно войти? — услышали они голос Салли.

— Ну вот, вперед.

Она вошла с озабоченным видом.

— Только что звонили из ресторана. В заказанном на сегодняшний вечер банкетном зале сегодня случился пожар, и нас не смогут обслужить. Что будем делать?

Джек нахмурился, но тут же посветлел лицом.

— А не заказать ли нам на дом пиццу?

— Гм, — оживилась и Салли. — Но где мы сможем заказать столько порций?

— Закажем одновременно в пяти-шести пиццериях — им это не составит труда.

— Милый Джек, ты гений! Сейчас скажу Энди, чтобы он начал звонить. Может, это и к лучшему. Все смогут расслабиться, отобедать пораньше и хорошенько выспаться.

— И не придется наряжаться, — добавила Дорис.

— Джек сказал о нехватке помещений, Дорис?

— Да, — ответила она. — Как любезно со стороны Энди!

— Ну разве он не принц? — Салли поспешила уйти.

— Не мой принц, — пробормотала Дорис.

— Но ты хочешь, чтобы он был им, девочка? Скажи правду, — заглянул ей в глаза дед.

— Да, — после долгой паузы ответила она, — и давай переменим тему. Чего вдруг ты предложил пиццу?

— Наверно, все дело в галстуке, который пришлось бы повязывать, чтобы пойти в ресторан.

Дорис улыбнулась, потом не удержалась от смеха.

— Ну ты даешь!

Он подмигнул ей.

— То же говорит Салли под одеялом.

* * *

— Вы правильно поняли, шесть комбинированных «монстров», — говорил Энди по телефону в кабинете. — Без анчоусов. Доставьте их на Бэй-стрит, 202, к шести часам. Спасибо.

Он делал уже последний заказ. Кажется, для импровизированного домашнего обеда накануне свадьбы все уже предусмотрена Кого-то послали купить вина, прохладительные напитки и бумажные стаканчики. Кого-то отправили за бумажными тарелками и салфетками. Всем гостям сообщили об изменении планов на вечер.

Энди не знал, куда делась Дорис. Он только удивлялся, не слыша ожидаемого взрыва.

Покончив с телефонными звонками, Энди вдруг припомнил, что пицца — любимая еда многих уличных мальчишек, и мысли его приняли определенное направление.

В двери появилась Салли.

— Все системы работают нормально?

Он кивнул и тут же спросил:

— Поскольку обед у нас домашний, ты не будешь возражать, если я приглашу Майка Нестера?

— Позвони ему, — согласилась она, послала воздушный поцелуй и упорхнула.

Энди набрал номер приюта. К счастью, Майк оказался там. Пока он диктовал ему адрес, в кабинет вошла Дорис с двумя стаканами виски. Закончив разговор с Майком, он сказал:

— Надеюсь, один достанется мне?

— Один твой, — протянула она ему стакан. — Один мой. В обоих неразбавленный «Димпл». Будем здоровы.

— Празднуем что-нибудь?

— Твое любезное приглашение на сегодняшнюю ночь Ты, наверное, возражал не больше меня.

— Меньше, — криво усмехнулся он. — Я вообще не спорю так, как споришь ты.

Она присела на диван рядом с ним, даже не пытаясь доказывать, что он не прав.

— Ты уже приступил к своей канцелярской работе?

— Нет еще. Начну после свадьбы. — Он сделал глоток виски. — Как там Андрус?

— Прекрасно. — Она тоже сделала глоток и покачала головой. — Какая-то у нас замороженная, чопорная беседа. Очень похоже на тех Хаммелов, с которыми я тут познакомилась.

— Да. Если я когда-нибудь женюсь, у жены появятся обалденные родственники по мужу, а?

— У жены? Мне начинает нравиться Салли, Энди.

— Ты еще больше полюбишь ее, Дорис. — Он уставился в свой стакан. — А я отлично провел эти дни с твоими родственниками. Они такие… счастливые.

— Счастливые в браке, ты хочешь сказать. Ты им тоже понравился. С каких это пор детишки Кэрол называют тебя дядя Энди?

— Со дня приезда сюда. Я катал их на плечах и все такое. — Он поднял глаза от своего стакана. — А я скучал по тебе. С того самого момента, когда ушел из таверны.

Дорис с трудом проглотила ком в горле.

— Я тоже скучала по тебе с того момента, когда сказала себе: ну и пусть, счастливое избавление.

Энди вскочил так стремительно, что Дорис подпрыгнула. Он запер дверь, прислонился к ней спиной, вытянул руки и поманил ее.

— Иди сюда, мисс Дорис. Поздоровайся со мной как следует.

В мгновение ока она оказалась в его объятиях. Оказалась дома. Со времени грозы ей не было так надежно и безопасно. Энди! Она так его любит.

Ее возбуждение, ее потребность в нем перешли в поцелуй. Он с такой жаждой овладел ее мягкими, податливыми губами, что она тут же оказалась во власти его неистового желания.

Он словно не мог насытиться ею и понимал уже, что не насытится никогда. В нем вспыхнула надежда, которой он не знал раньше.

Взяв ее лицо в свои руки, он покрывал его лихорадочными поцелуями. Запустив пальцы в темные шелковистые волосы, пил живительный нектар из сочной глубины ее рта.

Вдруг его пальцы в своем эротическом танце наткнулись на твердую шишку. С большой неохотой Энди оставил ее губы, посмотрел на голову и снова прошелся кончиками пальцев по яйцевидному бугорку. В его глазах мелькнула тревога.

— Что это такое?

— Я получила хороший урок. — Она прижалась щекой к его груди и перевела дыхание.

— Как? Когда? Господи, Дорис! Ты поранилась?

— Ничего страшного. — Она погладила его щеку, расслабляя стиснутые челюсти. — Давай сядем, и я все расскажу.

Он опустился на диван и посадил ее к себе на колени.

— Так это ты поранилась после моего отъезда, — повторил он, наморщив лоб.

Дорис рассказала о грозе, пожаре и Мэри.

— Я не должен был оставлять тебя одну, — нахмурился он.

— Энди, я могла бы нанять работника в тот же день, если бы не моя гордыня. В итоге все и получилось. Теперь-то я понимаю, что не могу всецело полагаться на себя одну.

Он подставил свое плечо под ее голову и нежно гладил волосы.

— Ты могла погибнуть.

— Судьба уберегла меня.

— Я должен был спасти тебя. Если бы я остался, мы бы завели лошадей в стойла вместе. И к дому пошли бы вместе. И в постели вместе были бы в полной безопасности.

Она кивнула:

— Вместе.

— Дорис, я тоже дурака свалял. Я начал влюбляться в тебя, но…

— Ты начал влюбляться? — Она подняла голову.

— Начал и продолжаю. Это что-то бесконечное. Дружеский секс перерос в нечто, с чем я уже не могу справиться.

Дорис провела кончиком пальца по его подбородку.

— Я тоже влюбляюсь, ковбой.

Притянув его голову к себе, она поцеловала его нежно, любяще, долго, предлагая ему свое сердце и откуда-то взявшуюся нежность. В этом поцелуе она отдавала ему все, чего не давала раньше ни одному мужчине, — силу и красоту своей любви. Один ее поцелуй был щедрым залогом их будущего.

Он делал Энди другим человеком. Многие годы он возводил стену на пути любви. Сейчас она рухнула от ее мягкого прикосновения. Дорис такая теплая, такая податливая и такая настойчивая в своей любви! Она была его женщиной, единственной и необходимой. И она должна принадлежать ему безраздельно. Он берет ту надежду, которую она дает ему, открывает перед ним и в нем самом.

— Возьми меня, Энди, — прошептала она, оторвавшись от его губ.

— Сейчас, — хрипло отозвался он. — Сейчас.

Так уже было. Пуговицы расстегивались сами, одежды соскальзывали. Он касался пальцами и языком ее грудей, обнажая их. В ответ она ласкала и целовала его соски, и от нежного шепота зашевелились волосы на его обнаженной груди.

В дверь постучали.

— Энди? — послышался голос Джека. — Тут пришел Майк Нестер.

XIII

Дорис осталась в кабинете, когда Энди, приведя себя в порядок, вышел к Майку.

Она не знала, что ей думать. Практически Энди сказал, что любит ее! Но он не сказал ничего больше.

В его объятиях она чувствовала себя уверенной, желанной, женственной. И красивой. Впервые в жизни. Как если бы он действительно любил ее. Ее сердце парило и не желало опускаться на землю.

В кабинет заглянули ее маленькие племянники. Бобу шесть, а Кэти три. Оба в отца, кареглазые и белокурые, как Рейли.

— Тетя Дорис, можно посмотреть мультики? — спросил Боб.

— Конечно. — Она передала ему дистанционное управление. — Вам тут не скучновато?

— Очень много взрослых и мало детей, — пожаловался малыш, включая телевизор.

Он уселся на ковре, а Кэти вдруг потеряла интерес к телевизору, залезла на колени Дорис и стала ласкаться.

— Кэти, ты стала такой большой.

— Да, большая, как Боб.

— Вот уж нет, — пробормотал мальчик, не спуская глаз с экрана телевизора.

В двери появился Энди.

— Дорис, выйди-ка на задний двор. Майк хочет познакомиться с моей девушкой. Боб и Кэти, если хотят, тоже могут пойти с нами.

— Выйду через минутку, — еле вымолвила она.

Дети поднялись и ушли с Энди. Что увидит он в ней, когда пройдет ее сексуальная привлекательность. Что видели в ней другие, не ослепленные сексом? Тупо глядя на экран телевизора сквозь слезы, Дорис подумала, не лучше ли выскользнуть в парадную дверь и вернуться на ранчо? Лошади, коровы и куры уж точно не обидят ее.

Ее место там, там ей и надлежит быть, с Энди или без него. Не глядя, она нажала кнопку на дистанционном управлении.

Но экран не погас. Не та кнопка. На нем появились кадры из таверны. Она могла даже не смотреть их, она знала, что там — там была Дорис, разделывающаяся с Диком, побеждающая собственное унижение, побеждающая в себе ту женщину, какой она была.

И там был Энди — рядом с ней, Энди, делающий шаг вперед, Энди, помогающий ей победить.

Этот миг был решающим — она увидела, как победить свою непривлекательность…

— Так у тебя есть девушка или нет? — спрашивал Майк Энди во дворе, заполненном шумной толпой родственников.

— Ага, — ответил Энди, поудобней усаживаясь в шезлонге и бросая взгляд на часы. — Сейчас она придет.

— Ты говорил это десять минут назад. — Майк огляделся. — А сестренка ее ничего бабец.

— Женщина или леди, — сурово поправил Энди, — а не «бабец».

— Так говорят.

— Последи за своим языком, а то состаришься к тому моменту, когда доставят пиццу «монстр». Больше того, если ты не будешь вести себя с Дорис как джентльмен, тебе придется иметь дело с представителем закона.

— С ней я буду любезен, мужик. Если она вообще появится. — Майк поднял воротник своей черной кожаной куртки. — Из-за чего она задерживается?

Энди и сам хотел бы знать это. Может, она прихорашивается или ждет очереди в туалет? Все гости уже во дворе. Его отец сидит в одном углу, его мать — в другом, в центре — Хаммелы. Боб и Кэти играют у забора в мяч.

Майк показал на заднюю дверь.

— Это не она?

— Да. — Энди улыбнулся и помахал рукой.

Дорис огляделась: где Энди? А вот он где, и с ним парень в кожаной куртке.

О Господи! — воскликнула она про себя, разглядев Майка.

У него были каштановые волосы, серые глаза и большое, почти на все лицо, родимое пятно цвета портвейна.

Она почувствовала, как краснеет ее собственное лицо, когда подошла к ним и села на свободный шезлонг, который приберег для нее Энди. Она пожала руку Майка, когда Энди представил ее.

— Так Энди не предупредил вас, а? — спросил Майк, приподнимая одну бровь.

— Нет, — призналась она. — Извини меня.

— В первый раз все таращат глаза. Я уже к этому почти привык, — пожал он плечами.

— Я просто удивилась.

— Энди говорит, что я отмечен судьбой для особых дел, а я говорю, что у него в голове котяхи. — Он вызывающе посмотрел на него. — Видишь, полицейский Хаммел? Я не употребляю матерных слов. Андрус гордился бы мной. Как он поживает?

— Спроси у Дорис. Она последняя видела его.

— С Андрусом все хорошо, — ответила Дорис. — Он быстро подружился с моей кобылой Розочкой.

— Розочка, — задумчиво повторил Майк. — Она, что, такая красивая лошадь?

— Да. Из-за этого я и дала ей такое имя. К тому же у нее на морде отметина в форме цветка, так что имя ей подходит.

— Энди говорит, у вас потрясное ранчо, а ты скачешь верхом как ветер. Поэзия в движении, так ты говорил, Энди?

У дома загудела машина.

— Должно быть, привезли пиццу. Пойду помогу. Дорис, побереги Майка от неприятностей несколько минут.

Дорис заметила, с каким восхищением Майк проводил взглядом Энди.

— Ты давно знаешь Энди, Майк?

— Достаточно давно, чтобы узнать о нем кое-что. Раньше я ненавидел легавых. Но Энди совсем другой. — Он оглядел ее с ног до головы. — Как и ты. Я-то думал, ты сногсшибательная бабец… я хотел сказать, леди.

— Значит, мы оба удивили друг друга?

— Не знаю. У меня меняется картинка. Вполне могу представить тебя в шляпе и сапогах. И в замшевой куртке с бахромой. — Он осмотрелся. — Никогда еще не бывал на свадебной вечеринке. Бабушка Энди в самом деле выходит замуж за твоего деда?

— Да, в самом деле.

— Любовь с первого взгляда, а?

— Точно.

Разговаривая, Дорис поняла, что ее привлекли серые, яркие и проницательные глаза Майка, слишком зрелые для его тринадцати лет. Он совсем не походил на дитя трущоб, каким она его себе вообразила. Как жестоки могли быть к нему бесчувственные люди. Их-то хватает на свете.

— Энди научил меня прилично разговаривать. Мои старые дружки дразнят меня, когда я говорю правильно.

— Я бы и не догадалась, Майк, что ты с детства не говорил правильно.

Вернулся Энди и попросил их о помощи, вместе они быстро разнесли пиццу по столам, и вскоре гости были уже заняты делом. Пицца удалась, салат тоже, теплый летний вечер — особенно. И дальше события развивались в полной гармонии: гости насытились, небо потемнело, все потянулись в дом, Салли поставила спокойную музыку, и несколько пар уже танцевали.

Во дворе Дорис неожиданно для себя самой сказала:

— Я бы с радостью приняла тебя… и Энди на ранчо после свадьбы деда.

— А я думал, поездка повисла в воздухе. — Майк не скрыл радостного удивления.

— Я еще не понимала, насколько это важно, — объяснила она. — Для всех нас.

Энди проявил осторожность:

— Надо подумать.

— Только подумать? — В голосе Майка послышалась мольба.

— Ладно, я поеду. Но только на уик-энд — я же в понедельник приступаю к работе.

— Ты бы получил больше, если бы не приступал к работе вовсе, — тихо проговорила Дорис.

Бросив взгляд на Майка, Энди нахмурился:

— Поздно уже. Не годится опаздывать к отбою.

— До дома десять минут на трамвае. — Майк закатил глаза.

— Мы с Дорис подвезем тебя по пути домой.

— Домой? Вы живете вместе?

Энди прочистил горло:

— Я предложил Дорис диван-кровать. Только на сегодняшнюю ночь.

Майк ухмыльнулся, словно не поверил ни одному его слову.

— В твою машину мы и не влезем все.

— Поедем тогда на моем пикапе, — предложила Дорис, вспомнив о своем большом чемодане.

— Пора ехать. — Энди бросил взгляд на часы. — Завтра предстоит трудный день.

Через несколько минут Джек и Салли проводили их до пикапа. Энди сел за руль, а Дорис между ним и Майком. Зажмурившись, она загадала желание: чтобы в один прекрасный недалекий день вот так же в ряд они поехали верхом. Как одна семья.

— До встречи, — бросил Майк, выпрыгнув из кабины, когда они подъехали к приюту. — За мной должок, Энди.

— Спокойной ночи, Майк, — сказала Дорис. — Как хорошо, что Энди пригласил тебя на обед. Буду рада, если он привезет тебя на ранчо.

Майк помахал рукой и взбежал по ступенькам крыльца.

Оставшись с Энди, Дорис чувствовала, как она благодарна Майку, который показал ее Энди еще с одной стороны.

— Ты очень добр к парнишке, — сказала она наконец.

— Да любой поступил так же, узнав, какой он чудесный мальчик. И он становится чище с каждым днем.

— Ты тоже чудесный, Энди, и мог бы поспорить даже с моим дедом.

Энди с подозрением глянул на нее и направил машину на подъездную дорожку жилого комплекса.

— Приехали. О чемодане я позабочусь.

— Хорошо.

— Ты даже не споришь? Да ты сама на себя не похожа, Дорис.

— Может, я изменилась, Энди? — Она-то знала, что изменилась, и к лучшему. Оказывается, признаться в том, что ей нужна помощь, — вовсе не значит проявить слабость, как она думала раньше.

Пропустив ее в дверь, Энди поинтересовался:

— Что это ты говорила о поездке на ранчо после свадьбы?

— Дай я приведу себя в порядок с дороги. Потом поговорим. Которая комната моя?

— Выбирайте сами, мисс Дорис.

— Тогда выбираю твою комнату. По крайней мере, на сегодняшнюю ночь.

— Со мной в ней?

Она нежно улыбнулась в знак согласия.

— Подожди меня минутку и приготовь пока чего-нибудь выпить.

— Хорошо. — Занося ее чемодан в свою спальню, он предупредил. — Извини за беспорядок. Я никогда не застилаю постель. Да и в ванной комнате не прибрано.

Она с любопытством оглядела чисто утилитарную обстановку комнаты и поистине мужской беспорядок.

— Как я и ожидала. Вы с дедом очень похожи.

Энди вышел, затворив за собой дверь. На кухне он достал две рюмки и откупорил бутылку рислинга. Разливая вино, он вдруг подумал, что не в последний раз угощает Дорис.

Салли, должно быть, права. Упустить Дорис было бы величайшей ошибкой. Всю неделю он наблюдал за бабушкой и Джеком, видел, как с каждым днем светлеют их лица.

Только вчера Джек сказал ему:

— Я снова стал мужчиной, парень, благодаря любви твоей бабушки.

Энди ощущал себя менее зрелым, чем Джек, менее мужиком, менее любимым. Джек не боялся обета, который связывал его с Салли эмоционально и юридически. Не просто не боялся, но и жаждал рискнуть, принять обязательство на будущее.

Джек обладал той твердой уверенностью, которую раньше Энди видел только в собственном дедушке. До знакомства с Джеком он считал брак Салли со стариком отклонением от нормы, этакой случайностью. Джек показал, что это не так. Он цельный мужчина.

Энди принес вино в гостиную. Через минуту Дорис присоединилась к нему.

— М-м-м. Вино. Нужен тост.

Он протянул ей рюмку и взял свою.

— За что?

— За деда и Салли, естественно. — Она чокнулась с ним. — Я только сейчас сообразила, что сегодня вечером не было бесконечных тостов за жениха и невесту.

— Наверно, потому, что они выглядят уже женатыми, — предположил он.

— Похоже. — Отпив немного, она поставила рюмку. — А теперь поговорим о другом. О нас.

— Я много думал после отъезда с ранчо, Дорис. — Он поставил свою рюмку рядом с ее.

— Я тоже, Энди. Особенно сегодня вечером, после того как ты сказал, что любишь меня. Действительно любишь?

— Действительно, Дорис. Раньше я только заигрывал с любовью, но до сих пор влюблялся лишь наполовину. — Он взял ее руки в свои.

— Энди, приезжай, пожалуйста, на ранчо и привези Майка, хотя бы на пару дней. Он и не подозревает, что позволил мне сегодня увидеть тебя в ином свете.

— Что?

— Я увидела то, во что не желала поверить, пока ты был на ранчо. Твою душевную красоту.

— Дорис, твоя…

— Ш-ш-ш. Я не закончила. Сегодня я разглядела и свое внутреннее «я» в новом свете. — Она улыбнулась. — Я никогда не стану сногсшибательной ковбойкой, которую ожидал увидеть Майк.

— Ты все время нокаутируешь мое сердце, Дорис. — Энди еще сильнее сжал ее руки. — А в постели… сама знаешь, что ты со мной делаешь.

— Рада слышать это, ковбой. Но я не могла этому поверить, пока не увидела сегодня Майка. Лелеять свое разбитое сердце стало для меня дурной привычкой. Ты сказал как-то, что я недостаточно верю в себя, и был прав.

— Знаю. Ты отплатила мне, не признавая моего стремления избежать брака и каких-либо обязательств, словно выжить я мог только холостяком.

— Люди, действительно любящие друг друга, улаживают все между собой, Энди.

— Ты опять споришь со мной? — шутливо спросил он.

— Да. И надеюсь, что мы найдем способ все уладить.

— Давай начнем поиски в моей постели и посмотрим, что из этого получится.

Он покрыл ее лицо жадными, ищущими поцелуями, и Дорис было уже не до споров.

На следующее утро их разбудил телефон. Энди нащупал трубку.

— Где вы пропадаете? — ворчливо спросил голос Джека. — Автобусы уже загружены и готовы к выезду.

— Мы проспали, — пробормотал Энди. — Езжайте, нагоним вас на машине.

— Проспали? В одной постели или в двух?

— Э… в одной.

— Ну, парень, тебе придется давать объяснения Симпсонам.

— Придумаю что-нибудь в свое оправдание, Джек.

— Придумай счастливый конец, при котором ты с Дорис будешь вкалывать на моем ранчо, пока мы с Салли станем предаваться любовным утехам. Можешь заполнить нашу избу уличными мальчиками, нуждающимися в глотке горного воздуха. Вам пора уже завести и собственных детей. Живите.

— Да, сэр, — пообещал Энди и положил трубку. Руки его тут же потянулись к Дорис.

— Что сказал дед?

— Велел мне уволиться из полиции, сделать из тебя честную женщину и стать твоим партнером на ранчо.

— М-м-м. — Она укусила мочку его уха. — Это похоже на те условия, которые мы обговорили — дважды — на протяжении ночи.

Зарывшись носом между ее грудей, Энди зашептал:

— Ты выйдешь за меня замуж, Дорис? Разделишь со мной жизнь на ранчо? Позволишь привозить беспризорных детишек летом на ранчо?

— Ты уже дважды спрашивал об этом ночью.

— А я говорил тебе, что для меня дети важнее работы в полиции?

— Дважды.

— И твой ответ?

— Да, да, да. Но только при одном условии: если ты пойдешь по проходу церкви в своей ковбойской шляпе.

— Я уже дважды обещал тебе это ночью.

— И твой ответ все тот же, принц ковбоев?

— Да, да, да, мисс Дорис.

Он не сомневался в том, что порадует Джека счастливым концом. Твердый, как скала, и уверенный в себе, Энди начал медленно, сладостно, преданно любить самую прекрасную женщину на свете.

1

Коп — полицейский (жарг.)

(обратно)

2

Номер телефона, куда звонят в случаях катастроф, ограблений и т. д.

(обратно)

3

Игра слов. От замены букв получилось: «зад таракана».

(обратно)

Оглавление

Пролог

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

*** Примечания ***