Язва [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать онлайн

Аркадий Аверченко Язва

По узким проселочным дорогам, по широкому шоссе, по железнодорожным сообщениям, по большим городам, по шумным улицам, по залитым светом театрам, по притихшим ресторанам, по мирным семейным столовым и гостиным — бродят они.

Бродят, имея одну общую физиономию — исковерканную тоской, смесью ужаса и хитрости, смесью таинственности и многозначительности.

Некоторые с ними обращаются довольно сурово:

— Врете вы все.

— Я вру? Спасибо вам! О, как бы я хотел, чтобы это было ложью! Но нет… Я имею самые верные сведения, что это правда.

— Что правда?!

— Да что наши дела на восточном театре войны не совсем тово…

— Именно?

— Немцы уже продвинулись до Мышекишек…

— Какие такие Мышекишки?

— Место такое есть: Мышекишки.

— Где?

— Ну, уж там не знаю где — у меня карты с собой нет, а уж вы мне поверьте: немцы уже под Мышекишками.

— Почему же штаб ничего не сообщает?

— Не знаю почему, но мне сказал Иван Захарыч.

— Офицер генеральнаго штаба?

— Нет, мой парикмахер. Но он имеет верные сведения. Видите ли, он бреет также и бакалейщика Поскудова, а денщик генерала Z закупает у Поскудова провизию. Вы понимаете?

Значительно прищуренный глаз. Лицо убежденное, тупо-уверенное в правоте. Оно говорит: «Вот, брат, я какой; стою у самого источника сенсационных сведений. Иван Захарыч с Поскудовым, врать не будут».

— Послушайте… А если Поскудов врет?

— Поскудов? Нет-с. Поскудов не врет! Зачем ему врать? Поскудов зря врать не будет.

Не такой это человек, Поскудов, чтобы врать. Отца родного зарежет, а не соврет.

— Ну, денщик соврал.

— Послушайте: ну как денщик может соврать? И скажет же человек такое, право.

Распространителю печальных сведений очевидно, смертельно жаль расстаться с так хорошо налаженным печальным сообщением, что немцы продвинулись до Мышекишек. Он выносил в себе это печальное сведение, взростил и без боя его не отдаст.

Ну, что ему такое эти Мышекишки? Никогда он там не был, на карте этого места найти не может, а если бы и нашел, так ведь он же, каналья, не знает: может быть, русские этот пункт и не хотели защищать? Может быть, у генералов были свои расчеты; может быть, несколько умных талантливых генералов, сидя дождливым осенним вечером в мокрой палатке вокруг разложенного на ящике из-под макарон плана, сказали друг другу: «А давайте, господа, нарочно отступим от Мышекишек, чтобы заманить неприятеля к Пильвишкам»… И может быть, все согласились с таким замысловатым планом, — и вот уже черные тени заколебались на освещенной парусине палатки, и вот уже несколько ординарцев, звучно шлепая по размокшей земле, поскакали по разным направлениям с приказом отступать на Пильвишки; да может быть, и так, что Мышекишек никаких и нет, и денщик генерала Z не прочь прилгнуть, чтобы получить у Поскудова даровую папироску, да и сам парикмахер Иван Захарыч едва ли толком донес — не расплескав наполовину, — полученное им известие.

Кажется — что такое Мышекишки, когда миллио ны бьются на доброй трети земного шара?

Но нет: жалко распространителю печальных сведений расстаться со своими Мышекишками и носится он с ними до тех пор, пока уж и немцы давно отброшены, изрядно перед этим поколоченные.

Встречаешь распространителя печальных сведений. Говоришь ему:

— Вот вам и Мышекишки! Наши-то отбросили немцев на всех пунктах.

Горькая улыбка освещает многозначительное, кое-что знающее, чего никто не знает — лицо.

— Так-с, так-с. Мы, вы говорите, отбросили немцев? И где же это?

Противная морда. Самодовольная.

— Да что вы спрашиваете? Сообщение генерального штаба не читали, что ли?

Хитрость, ирония брызжет из глаз его.

— Вот оно что!.. Генеральный штаб сообщает? Так-с, так-с… А мне, представьте, Иван

Захарыч говорил другое. Знаете ли вы, что два батальона попали на фугасы…

— Да откуда он знает это, черт его подери? — не выдерживает спокойный слушатель.

— Иван Захарыч-то?

— Да!

— Парикмахер-то?

— Да!!!

Дежурное многозначительное выражение появляется на лице распространителя печальных сведений.

— Он, видите ли, бреет Поскудова… и… вы, конечно, сами понимаете.

— Ну? Не понимаю!!

— А у Поскудова забирает всю бакалею и москатель генеральский денщик Z.

— Да почему же ты, скверная этакая, изъеденная хронической печалью, каналья, не веришь моему генеральному штабу, а я должен верить твоему парикмахеру Ивану Захарычу?!

Эта фраза, к сожалению, говорится более смягченно и, потому, особенного влияния на распространителя сведений не оказывает.

Он сидит печальный, погруженный в глубокую задумчивость.

Вздыхает. С тоской во взоре говорит:

— И на французском театре дела совсем, совсем швах. Немцы уже отступили за Монтраше.

— За какое Монтраше?

— Такое есть Монтраше. Стратегический пункт.

— Но ведь немцы же отступили.

— Немцы.

— Почему же вы говорите, что дела плохи у французов?!

— А откуда вы знаете — почему немцы отступили? Может, у них был такой расчет, после которого они от Франции камня на камне не оставят.

— Однако, французские и английские газеты сообщают, что положение союзников превосходно.

— Ну, что там ваши газеты…

— А вы откуда знаете насчет Монтраше?!

— А как же! Иван Захарыч говорил.

— Послушайте, вы! Размазня треклятая. Еще когда вы говорили о денщике генерала Z — я не спорил. Но откуда Ивану Захарычу известно положение на французском фронте?! Что он, дядя Жоффра? Племянник лорда Китченера, ваш Иван Захарыч? Отвечайте вы, гнилая улитка!!

К глубочайшему сожалению, вышеизложенные вопросы поставлены распространителю в более умеренных выражениях.

— Иван Захарыч насчет Монтраше знает из верных источников. Тут, в одной технической конторе француз служит, так он его бреет. А тот, конечно, из посольства имеет все сведения…

* * *

Однажды я, выслушав от распространителя печальных вестей сообщение о зверствах немцев в Смоленске, сказал ему:

— А вот я вам тоже сообщу новость из верных источников. Печальная новость: немцы навели понтоны на Иртыш, перешли его и двигаются уже на Благовещенск.

— Ну, вот! Я давно боялся этого, — обрадовался распространитель. — Что теперь только будет!

— Что будет! Вы откуда имеете это сведение?

— Мой портной, который бреет меня, покупает весь железный товар у родственника хутухты. Ну, вы, конечно, понимаете…

— Еще бы! Какой ужас, какой ужас! Семен Семеныч!

Проходивший мимо Семен Семеныч остановился.

— Ну?

— Слышали последнюю новость? Из самых верных источников передают, что Иртыш взят и немцы уже под Благовещенском.

Семен Семеныч, чрезвычайно польщенный этим сведением (он тоже распространитель печальных сведений), полетел дальше, а я схватил своего распространителя за руку и прошипел ему на ухо:

— Зачем вы ему это сказали?

— Ведь вы же мне сообщили…

— А зачем вы мне поверили?!!

— Ну, зачем же вам врать. Тем более, хутухта… который… портной…

— Я соврал!! — заревел я. — Сию секунду только и выдумал!! А вы, старый подлец, тухлая курица, уже и пошли передавать дальше! Исказили лицо по своему шаблону, да и пошли шептать на ухо!!! Генеральный штаб сообщает, что мы ведем по всей линии наступление…

— А Иван Захарыч…

— …Что на западном фронте немцев теснят…

— А у Поскудова говорили, что…

— …Немцы весенней кампании не дотянут!!!

— А у Поск… Ой, пустите, рука… больно!! Медведь…

* * *

Отдышавшись, эта осведомленная гадина сказала:

— Единственное, что меня утешает — так это, что у немцев самые большие пушки — восемнадцатидюймовые. Подумайте — всего 18 дюймов… Это ведь, кажется, не больше аршина длины? Ну, что они такими игрушечными орудиями сделают?! Да у моего Кольки пушчонка чуть не аршин длины. Такое, как у них орудие любой наш солдат возьмет подмышку и убежит. Иван Захарыч очень раскритиковал эти орудия. Одно только нехорошо — немцы уже около Лермонтова… Иван Захарыч говорил.