Волшебная луна [Алисон Ноэль] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алисон Ноэль Волшебная луна

Посвящается Джессике Броди — она такая до невозможности талантливая, это просто нечестно.

Благодарности

Огромная, неохватная, сверкающая благодарность этим людям: моему потрясающему редактору Роуз Хиллиард, которой я бесконечно признательна за энтузиазм, интуицию и нашу общую любовь к восклицательным знакам; а вместе с ней — Мэтью Шейру Кэти Хершбергер и вообще всей команде издательства «Сент-Мартинз Гриффин»; Биллу Контради, идеальному литагенту и даже более того; Патрику О'Малли Махони и Джолинн «Старки» Бенн, лучшим друзьям, которые всегда готовы отпраздновать завершение очередной рукописи; маме, которая уже четыре года как стала завсегдатаем отдела подростковой литературы в местном книжном магазине; замечательному мужу, Сэнди, который умеет буквально все, я даже подозреваю иногда уж не из «бессмертных» ли он; и, наконец, большущее-пребольшущее спасибо моим читателям — ребята, вы удивительные, вы лучше всех, что бы я без вас делала!

«У каждого — своя судьба, долг его в том, чтобы следовать ей, принимать любые ее превратности».

Генри Миллер

Глава 1

— Закрой глаза и представляй. Видишь его?

Я киваю, крепко зажмурив глаза.

— Вообрази его перед собой. Вызови в сознании его фактуру, форму, цвет. Получилось?

Я улыбаюсь, удерживая в голове возникший образ.

— Хорошо. Теперь протяни руку и дотронься до него. Проследи на ощупь его контуры, ощути его тяжесть в ладонях, затем собери вместе все чувства: зрение, осязание, запах, вкус… Чувствуешь его вкус?

Я закусываю губы, еле сдерживаясь, чтобы не хихикнуть.

— Прекрасно! Теперь прибавь ощущение реальности. Поверь в то, что он находится прямо перед тобой. Осязай его, воспринимай на вкус, прими как данность, материализуй его!

И я послушно выполняю все, что сказано. Услышав стон Деймена, открываю глаза и смотрю, что получилось.

— Эвер… — Деймен качает головой. — Задание было представить себе апельсин, Это даже близко на него не похоже!

— Да уж, совсем другой фрукт, — смеюсь я, улыбаясь обоим Дейменам: копии, которую я только что материализовала, и подлинному, из плоти и крови.

Оба высокие, темноволосые и сокрушительно красивые — до того, что кажутся нереальными.

— Ну что мне с тобой делать? — вопрошает настоящий Деймен.

Он старается грозно посмотреть на меня, но ничего у него не выходит. Деймена выдают глаза: в них всегда светится любовь.

— Хм-м… — я окидываю взглядом обоих своих бойфрендов. — По-моему, ты мог бы меня поцеловать. Но если ты слишком занят, я попрошу его тебя подменить. Мне кажется, он возражать не станет!

Я киваю в сторону поддельного Деймена и сгибаюсь от хохота, потому что он улыбается и подмигивает мне, хотя уже начинает истоньчаться по краям. Скоро совсем исчезнет.

Настоящий Деймен не смеется. Он опять качает головой и говорит:

— Эвер, я прошу тебя, будь серьезной! Мне столькому нужно тебя научить…

— А куда торопиться? — спрашиваю я, пожимая плечами, и взбиваю подушку рядом с собой, надеясь, что Деймен отойдет наконец от письменного стола и сядет ко мне на диван. — Я думала, у нас впереди куча времени.

Под взглядом Деймена меня с ног до головы окатывает жаркая волна, дыхание застревает в горле. Привыкну ли я когда-нибудь к его удивительной красоте? Гладкая оливковая кожа, блестящие темные волосы, идеально правильные черты лица и худощавое, прекрасно вылепленное тело — темный инь, идеально дополняющий мой светлый белокурый ян.

Я заглядываю в бездонные глаза.

— Вот увидишь, я буду старательной ученицей!

— Ты ненасытна, шепчет он, качая головой и садится рядом.

Его неудержимо влечет ко мне — так же, как и меня к нему.

— Просто стараюсь наверстать упущенное, — тихонько отзываюсь я.

Как я люблю эти краткие мгновения, когда мы вдвоем и не приходится его ни с кем делить. Хоть и знаю что у нас впереди вечность, все равно жадничаю.

Он наклоняется поцеловать меня — очевидно совсем забыв про наш урок. Все мысли о материализации ясновидении, телепатии и прочих парапсихических явлениях вылетают у меня из головы, уступив место более насущным вопросам. Деймен опрокидывает меня на кучу подушек и накрывает мое тело своим. Мы сплетаемся, словно две виноградные лозы, купающиеся в лучах ласкового солнца.

Его пальцы пробираются под мой топ, скользят по коже к краю лифчика, я закрываю глаза и шепчу:

— Я люблю тебя…

Когда-то я держала эти слова в себе, но с тех пор как впервые произнесла вслух, кажется, только это и повторяю.

Слышу его приглушенный стон. Деймен раскрывает застежку моего лифчика — так легко и умело, без неуверенности, без неловких лишних движений…

Так изящно, так безупречно…

Может быть, слишком безупречно.

— Что случилось? — спрашивает Деймен, когда я отталкиваю его.

Он дышит часто и неглубоко, его взгляд напряжен, глаза чуть прищурены — я уже привыкла видеть его таким.

— Ничего не случилось.

Я отворачиваюсь и одергиваю топ. Хорошо, что я уже научилась закрывать от Деймена свои мысли — это дает мне возможность солгать.

Он со вздохом встает, отнимая у меня свое тепло и жар своего взгляда. Начинает расхаживать взад-вперед. Когда он, наконец, останавливается и поворачивается ко мне, я крепко сжимаю губы, зная, что сейчас будет. Мы все это уже проходили.

— Эвер, я не хочу тебя торопить, Правда, не хочу. — Его лицо мрачнеет. — Но в какой-то момент ты должна будешь справиться с собой и принять меня таким, какой я есть. Я могу материализовать все, что ты пожелаешь, могу посылать тебе мысли и образы, когда мы далеко друг от друга, могу в любой миг унести тебя в Летнюю страну… Одного только я не могу: изменить прошлое. Оно уже свершилось.

Я смотрю в пол, чувствуя себя маленькой, жалкой и ужасно пристыженной. Я ненавижу себя за то, что не умею скрыть свои ревнивые страхи, за то, что все это так явно и очевидно. Все бесполезно, какие ментальные щиты ни ставь. За шесть сотен лет он успел изучить человеческие повадки — мои повадки — куда лучше, чем я за шестнадцать.

— Ты просто… просто дай мне еще немного времени, чтобы привыкнуть, — прошу я, дергая нитку из обтрепавшегося шва на подушке. — Всего несколько недель прошло…

Я пожимаю плечами, вспоминая, как убила его бывшую жену, призналась ему, что люблю, и окончательно приняла свое бессмертие — все это меньше трех недель назад.

Он смотрит на меня, стиснув губы, в глазах у него — тень сомнения. И хоть нас разделяют всего несколько шагов, это пространство кажется непреодолимым, словно целый океан.

— Я имею в виду нынешнее перерождение. — Мой голос повышается, я тороплюсь, надеясь заполнить пустоту и чуть-чуть разрядить обстановку. — Другие ведь я не помню, приходится обходиться этим. Мне всего лишь нужно немного времени, понимаешь?

Я тревожно улыбаюсь непослушными губами и с облегчением выдыхаю, когда Деймен садится рядом со мной и касается пальцем того места на лбу, где раньше был шрам.

— Ну что ж, чего-чего, а этого добра у нас в избытке.

Он вздыхает, проводит пальцем по моей щеке и, наклонившись, прокладывает цепочку поцелуев ото лба к носу, а оттуда — к губам.

И как раз когда я жду очередного поцелуя, он сжимает мою руку и, отстранившись, направляется к двери, а вместо него мне остается прекрасный алый тюльпан.

Глава 2

Деймен, конечно, почувствовал, что автомобиль моей тети Сабины только что выехал из-за угла и уже приближается к дому, но ушел он не из-за этого.

Он ушел из-за меня.

Все очень просто: он сотни лет разыскивал меня во всех перерождениях, только бы мы смогли быть вместе.

Но вот беда: мы по-прежнему не вместе.

«Это» так до сих пор и не произошло.

Насколько я понимаю, каждый раз, как мы готовы были сделать следующий шаг к любви, появлялась его бывшая жена Трина и убивала меня.

И вот, наконец, я убила ее. Уничтожила силой одной-единственной мысли, удачно попавшей в самое слабое место Трины — сердечную чакру. Теперь ничто не мешает нам соединиться.

Кроме меня самой.

Хотя я и люблю Деймена всей душой и отчаянно хочу сделать следующий шаг — я не могу выбросить из головы мысли о прошедших шести столетиях.

И о том, как он жил все эти годы. А жил Деймен, как он сам признается, весьма затейливо.

И с кем… (Со многими, судя по разным обмолвкам — и это не считая Трины, бывшей жены.)

Ну и вот — как это ни печально, от таких мыслей я начинаю чувствовать себя немного неуверенно.

Ладно, если честно — очень даже неуверенно. Нет, правда, жалкий перечень парней, с которыми я всего лишь целовалась, не идет ни в какое сравнение с его достижениями за шесть сотен лет.

И ведь понимаю, что все это просто смешно, знаю, что Деймен много веков меня любит — а поделать ничего не могу. Сердце с разумом не в ладу, бывает такое.

Это еще мягко сказано. Они у меня, можно сказать, практически не разговаривают друг с другом.

И все-таки каждый раз, как Деймен приходит меня учить, я первой начинаю ластиться к нему и надеюсь — может быть, сегодня все наконец-то случится!

И каждый раз сама отталкиваю его. Как будто нарочно дразню…

А на самом деле он правду сказал: прошлого не изменишь. То, что уже произошло, невозможно отменить. Нельзя отмотать время назад.

Можно только идти вперед.

Именно это мне и нужно сделать.

Не колебаться. Прыгнуть вперед, не оглядываясь.

Просто-напросто забыть прошлое и двигаться навстречу будущему.

Ох, если бы это действительно было так просто!

* * *
— Эвер?

Сабина уже поднимается по лестнице, а я спешно привожу комнату в порядок и плюхаюсь на стул за письменным столом — как будто делом занята.

Сабина заглядывает в дверь.

— Еще не спишь?

И хотя костюм у нее помят, волосы обвисли, а глаза покраснели от усталости, зато аура на месте — светится приятным зеленым оттенком.

— Да тут надо уроки доделать… — Я отодвигаю ноутбук, словно только что работала с ним.

— Ты поела?

Сабина прислоняется к двери, подозрительно прищурив глаза. Ее аура тянется ко мне — Сабина сама не знает, что повсюду носит с собой портативный детектор лжи.

— Конечно!

Я киваю и очень стараюсь казаться искренней, хотя улыбка как будто приклеена к лицу.

Ненавижу врать. Особенно Сабине. После всего, что она для меня сделала… Ее ведь никто не заставлял брать меня к себе после того, как вся моя семья погибла во время аварии. Из всей родни осталась одна Сабина — так ведь это еще не значит, что она не могла сказать «нет». И, думаю, часто жалеет, что не сказала. Пока я не поселилась у нее, жизнь Сабины была гораздо проще.

— Я имею в виду — что-нибудь кроме этого красного питья?

Сабина кивает в сторону бутылки, которая стоит на письменном столе. Мерцающая алая жидкость с горьковатым вкусом уже не кажется мне такой противной, как раньше. Оно и к лучшему, ведь, если верить Деймену, пить ее мне придется всю оставшуюся вечность. Нет, я могу есть и настоящую еду, просто не хочется. Сок бессмертия дает мне все необходимые питательные вещества. И неважно, много или мало я выпила — все равно чувствую себя сытой.

В то же время я понимаю Сабину — и не только потому, что читаю ее мысли. Я и сама раньше думала так о Деймене. Ужасно злилась, глядя, как он гоняет еду по тарелке, а на самом деле только притворяется, что ест. Ну конечно, когда узнала его тайну, это перестало меня раздражать.

— Я э-э… еще днем перекусила. — Не сжимать губы, не отводить глаза, не дергаться — это меня всегда выдает — с Майлзом и Хейвен, — прибавляю я в надежде, что это объяснит отсутствие грязной посуды на кухне, хоть и знаю, что лишние детали — словно красный сигнал светофора, означающий: «Внимание, вранье!».

Не говоря уже о том, что Сабина — юрист, один из лучших в фирме специалистов по судебным процессам, так что ложь чует просто на удивление. Хотя обычно приберегает эту способность для служебных надобностей, а в частной жизни предпочитает верить на слово.

Только не сегодня. Сегодня она смотрит на меня и говорит:

— Я беспокоюсь о тебе.

Я поворачиваюсь на крутящемся стуле к ней лицом. Стараюсь выглядеть совершенно открытой, хотя на самом деле отчаянно трушу.

— У меня все хорошо. — Киваю и улыбаюсь, лишь бы Сабина поверила. — Правда! Отметки у меня неплохие, с друзьями все нормально, с Дейменом… — Я запинаюсь — ведь мы никогда раньше не говорили о наших с ним отношениях.

Я и сама-то не могла в них разобраться, поэтому молчала. А теперь, вдруг начав, не знаю толком, как продолжить.

Сказать, что он «мой мальчик» — слишком банально и к тому же слабо сказано, если вспомнить нашу общую многовековую историю. Но и объявить, что у нас с ним вечная любовь, тоже не могу — слишком пафосно. Я бы вообще предпочла не определять все это словами. И так совсем запуталась. Да и что я скажу? Что мы много сотен лет любим друг друга, но так и не продвинулись дальше поцелуев?

— Ну, в общем, у нас с Дейменом… тоже все хорошо, — договариваю я и вздрагиваю, сообразив, что сказала «хорошо», а не «замечательно».

Пожалуй, только это и есть настоящая правда из всего, что я произнесла за сегодняшний день.

— Значит, он все-таки здесь был.

Сабина ставит на пол свой коричневый кейс и пристально смотрит на меня. Обе мы понимаем, что я, как дурочка, попалась в простейшую ловушку профессионального юриста.

Я киваю и в то же время мысленно даю себе пинка — и зачем только я настояла на том, чтобы встречаться здесь, а не у него, как он хотел!

— Мне показалось, что я видела его машину.

Сабина бросает взгляд на смятую постель и беспорядочно разбросанные подушки. Когда она снова поворачивается ко мне, я не могу сдержать дрожь, тем более что уже чувствую, о чем пойдет речь.

— Эвер… — Сабина вздыхает. — Мне жаль, что я так редко бываю дома и не могу проводить с тобой больше времени. Может быть, мы все еще только нащупываем путь друг к другу, но я хочу, чтобы ты знала — я всегда здесь, рядом. Если тебе понадобится поговорить, я обязательно тебя выслушаю.

Я сжимаю губы и киваю. Может, если я буду молчать и со всем соглашаться, разговор быстрее закончится.

— Ты, вероятно, думаешь, что я слишком старая и не могу понять, что ты сейчас переживаешь, но я прекрасно помню себя в твоем возрасте. Как бывает иногда тяжело постоянно сравнивать себя с актрисами, и фотомоделями, и прочими недостижимыми идеалами, какие показывают по телевизору.

Я сглатываю комок в горле и прячу глаза. Не реагировать, ни в коем случае не оправдываться! Пусть лучше Сабина думает так, чем узнает настоящую правду.

С тех пор, как меня на время исключили из школы, Сабина глаз с меня не спускает, а недавно еще и начиталась разных ценных книжек о воспитании, вроде «Как помочь подростку сохранить разум в наше безумное время» или «Ваш подросток и СМИ: что делать?». После этого стало совсем невмоготу. Сабина подчеркнула в книжках самые тревожные симптомы и теперь следит за мной неотрывно — не проявится ли один из них?

— Уверяю тебя, ты очень красивая девочка! Гораздо красивее, чем я в твоем возрасте. И голодать ради того, чтобы стать похожей на каких-нибудь истощенных знаменитостей, которые полжизни проводят в различных клиниках, не только неразумно и совершенно нереалистично, это еще и вредно для здоровья! — Сабина отчаянно хочет достучаться до меня. — Пойми, ты прекрасна именно такая, какая есть, и мне больно видеть, когда с тобой творится такое. И если все это из-за Деймена, то я могу сказать только одно…

— Да нет у меня анорексии!

Сабина растерянно смотрит на меня.

— И булимией я тоже не страдаю! Я не морю себя голодом и не увлекаюсь какими-то там безумными диетами. Я не мечтаю стать похожей на фотомодель! Серьезно, Сабина, разве похоже, что я чахну?

Я встаю, чтобы меня можно было как следует рассмотреть во всем великолепии туго обтягивающих джинсов. Если на то пошло, я не только не чахну, скорее наоборот — быстро набираю вес.

Сабина осматривает меня очень внимательно. С макушки до самых пяток и бледных лодыжек — с тех пор, как я обнаружила, что мои любимые джинсы стали мне коротки, я начала их подворачивать.

— Я просто подумала… — Она пожимает плечами, не зная, что сказать. Налицо вещественные доказательства, подтверждающие мою невиновность. — Просто в последнее время ты совсем ничего не ешь, только вечно прихлебываешь этот свой красный…

— И ты решила, что я перешла от подросткового пьянства к анорексии? — Я смеюсь, давая понять, что не рассердилась — ну, разве что самую чуточку, и то скорее не на нее, а на себя.

Нужно было лучше притворяться. Хотя бы для виду надо было есть!

— Тебе совершенно не о чем беспокоиться, честное слово! — улыбаюсь я. — Кстати, просто для ясности: я не собираюсь употреблять наркотики или торговать ими, резать себя, делать себе татуировки, пирсинги и что там еще на этой неделе числится в списке «Десяти самых типичных отклонений у трудных подростков». Для протокола: я пью свой красный напиток не для того, чтобы сравниться с костлявыми знаменитостями или угодить Деймену. Просто он мне нравится, и ничего больше. Кроме того, я точно знаю, что Деймен меня любит именно такой, какая я есть…

Тут я умолкаю. В эти дебри мне сейчас совсем не хочется углубляться. И пока в голове Сабины еще не успела окончательно оформиться следующая реплика, я прерываю ее, подняв руку:

— Нет-нет, я не то хотела сказать. Мы с Дейменом… — Встречаемся, дружим, у нас роман, серьезное чувство, вечная любовь. — В общем, мы вместе, понимаешь, но мы не спим друг с другом. Пока.

Сабине явно неловко, так же как и мне. Нам обеим не хочется продолжать этот разговор, но, в отличие от меня, Сабина считает, что это ее долг.

— Эвер, я не хотела намекать… — начинает она.

Потом смотрит на меня, а я — на нее, и Сабина смолкает, пожав плечами. Обе мы отлично понимаем, что именно на это она и намекала.

Я счастлива, что все позади и что я сравнительно легко отделалась, поэтому следующие слова Сабины застают меня врасплох.

— Что ж, поскольку ты, видимо, всерьез увлечена этим молодым человеком, надо бы мне с ним познакомиться поближе. Давай выберем время и поужинаем вместе где-нибудь. Например, в эти выходные, что скажешь?

— В эти выходные?!

Поперхнувшись, я смотрю на Сабину и точно знаю, что она задумала. Надеется одним выстрелом убить двух зайцев — впихнуть в меня полную тарелку еды и в то же время подвергнуть Деймена допросу с пристрастием.

— Это, конечно, замечательно, только в пятницу у Майлза спектакль. — Надеюсь, голос у меня звучит ровно и уверенно. — А после мы хотели собраться и отметить премьеру… Наверное, я приду довольно поздно, так что…

Сабина кивает, не отводя от меня глаз. Взгляд у нее такой всепонимающий, что меня прошибает пот.

— Так что, видимо, ничего не получится, — заканчиваю я.

Ясное дело, рано или поздно мне не отвертеться, но уж лучше пусть это будет когда-нибудь потом. Нет, я люблю Сабину, и Деймена люблю, просто я не уверена, что способна любить их обоих вместе, да еще во время допроса.

Сабина задумчиво смотрит на меня, потом кивает и отворачивается. Я уже готова вздохнуть с облегчением, и тут она бросает через плечо:

Что же, значит, пятница отменяется. Остается суббота. Пригласи Деймена, пусть приезжает к восьми.

Глава 3

Хотя я и проспала, все-таки каким-то чудом успела выползти из дома и прибыть к Майлзу вовремя. Может, я теперь быстрее собираюсь, потому что Райли больше не отвлекает? Раньше я злилась, что сестренка вечно сидит на моем туалетном столике, нарядившись в какой-нибудь безумный маскарадный костюм, выспрашивает о моих бойфрендах и смеется над тем, как я одеваюсь. Потом я убедила Райли, что нужно двигаться дальше и перейти наконец через мост, за которым ее ждут мама, папа и Лютик. С тех пор я ее не видела.

Значит, она была права — я вижу только души тех, кто задержался здесь. Тех, кто перешел на ту сторону, я видеть не могу.

Как всегда, стоит только подумать о Райли, горло у меня перехватывает и глаза начинают щипать. Привыкну ли я когда-нибудь к тому, что ее больше нет рядом? Я имею в виду, окончательно и бесповоротно. Да что там, я уже достаточно знаю о потерях, могла бы сразу сообразить, что к этому невозможно привыкнуть. Так и живешь с огромной незаживающей дырой там, где раньше был близкий человек.

Я вытираю глаза и останавливаю машину возле дома Майлза. Вдруг вспоминается, как Райли пообещала, что пришлет мне весточку — хоть какой-нибудь знак, что у нее все хорошо. Я постоянно ищу этот знак, но пока ничего такого не встретила.

Майлз открывает дверь. Я хочу поздороваться, но он останавливает меня, подняв руку.

— Молчи! Посмотри на меня и скажи, что ты видишь? Самое первое, что замечаешь? Только не ври!

— Твои прекрасные карие глаза, — говорю я, в который раз жалея, что не могу научить своих друзей ставить ментальные щиты и закрывать от меня особо личные мысли.

Увы, тогда пришлось бы рассказать о моих необычных способностях, а этого делать нельзя.

Майлз качает головой и, забравшись в машину, тут же поворачивает поудобнее зеркальце заднего вида и принимается рассматривать свой подбородок.

— Врунья! Посмотри, это же прямо сигнальный фонарь, его нельзя не заметить!

Я скашиваю на него глаза, выводя машину на дорогу. Конечно, я вижу расцветший пышным цветом прыщ, но мое внимание больше привлекают ногти, покрашенные розовым лаком.

— Симпатичный маникюр! — смеюсь я.

— Это для пьесы. — Майлз усмехается, все еще разглядывая прыщ. — Просто не могу поверить… Я распадаюсь на части, а ведь все так хорошо складывалось. Репетиции прошли замечательно, роль я выучил не хуже других… Казалось бы, все идеально, и вдруг такое!

— Это все нервы, — успокаиваю я его, дожидаясь, пока зажжется зеленый свет.

— Вот именно! Видишь, какой я дилетант? Настоящие профессионалы не нервничают перед спектаклем! Они просто включают свой творческий потенциал и… творят! Может быть, я бездарность? — Он жалобно смотрит на меня. — Может, мне случайно дали главную роль? Просто по ошибке?

Я смотрю на него и вспоминаю слова Трины о том, что она внушила режиссеру взять Майлза на главную роль. Ну и что? Все равно он — лучший, он справится!

— Глупость какая! — говорю я, мотнув головой, — Все актеры нервничают перед выходом на сцену. Правда-правда! Слышал бы ты, что рассказывала Райли…

Я замолкаю на полуслове, понимая, что закончить это предложение не смогу. Нельзя пересказывать истории моей покойной сестрички, которая получала массу удовольствия, подглядывая за голливудскими знаменитостями.

— Слушай, вы ведь все равно будете в гриме?

Майлз хмуро смотрит на меня.

— Ну да, и что? Спектакль, к твоему сведению, в пятницу — то есть завтра! Эта гадость за один день ни за что не пройдет!

Я пожимаю плечами.

— Может быть, но разве нельзя ее замазать гримом?

Майлз закатывает глаза.

— О да! Будет здоровенный бугор телесного цвета на физиономии! Да ты посмотри — разве это замажешь? У этой штуки собственная ДНК! Она даже тень отбрасывает!

Я въезжаю на школьную автостоянку и останавливаю машину на обычном месте — рядом с блестящим черным БМВ Деймена. Снова оглядываюсь на Майлза, и вдруг у меня возникает необъяснимое желание коснуться его лица. Мой указательный палец как магнитом притягивает к прыщу на подбородке.

Майлз съеживается.

— Ты что?

— Тихо… не двигайся, — шепчу я, сама не понимая, что я делаю и зачем.

Знаю только, что у моего пальца явно есть определенная цель.

— Эй не трогай! — орет Майлз, едва мой палец прикасается к нему. — Ну, замечательно! Теперь его еще больше раздует!

Он выбирается из машины, сердито мотая головой, а я невольно испытываю разочарование оттого, что прыщ никуда не делся.

Видно, я надеялась, что у меня развились способности целителя. После того, как Деймен мне все объяснил, а я приняла свою судьбу и начала пить сок бессмертия, естественно было ожидать изменений, от резкого обострения экстрасенсорного восприятия (ну, это меня как раз не привлекало) и до каких-нибудь невероятных физических способностей (что очень пригодилось бы на уроках физкультуры) или, может, чего-нибудь совсем нового, например — способности исцелять других. Вот это было бы действительно классно! Я ждала чудес, а вместо этого у меня всего-то навсего ноги стали длиннее. И что? Разве только новые джинсы пришлось покупать. Да я бы, наверное, и так выросла.

Я хватаю школьную сумку и вылезаю из машины. Деймен подходит ко мне, и наши губы немедленно встречаются.

— Послушайте, ну сколько можно?!

Мы отстраняемся друг от друга и смотрим на Майлза.

— Да-да, я это вам! Все целуетесь, обнимаетесь, еще и шепчете друг другу на ухо разные милые пустячки. — Он прищуривается, качая головой. — Нет, серьезно! Я надеялся, что вы уже успокоились. Поймите меня правильно: я, конечно, очень рад, что Деймен вернулся в школу, что вы нашли друг друга и, видимо, будете с ним жить долго и счастливо. Но не пора ли чуточку притушить страсти? Не все вокруг такие везунчики. Некоторые тоскуют в одиночестве.

— Это ты-то в одиночестве? — смеюсь я, совсем не обидевшись.

Я понимаю, что дело не в нас с Дейменом, просто Майлз изнервничался перед премьерой.

— А как же Холт?

— Холт?! — взвивается Майлз. — Не говори мне о нем, Эвер! Даже не напоминай!

Он встряхивает головой и, развернувшись на каблуках, шагает к воротам, где нас дожидается Хейвен.

— Что это с ним? — спрашивает Деймен, сплетая пальцы с моими.

В его глазах по-прежнему светится любовь, несмотря на вчерашнее.

Я пожимаю плечами.

— Завтра премьера, Майлз психует, да еще у него прыщ какой-то вскочил на подбородке. Ну и, естественно, мы во всем виноваты.

Майлз, подхватив Хейвен под руку, ведет ее к школьным дверям. На ходу оборачивается и грозно смотрит на нас.

— Мы с ними не разговариваем, правда? Объявляем забастовку до тех пор, пока они не перестанут нежничать на людях — или пока не пройдет прыщ. Не знаю, что раньше случится.

Он шутит всего лишь наполовину.

Хейвен хохочет, поспевая за ним вприпрыжку, а мы с Дейменом направляемся на урок английского. Когда проходим мимо Стейши Миллер, она сладко улыбается Деймену, а мне бросает под ноги сумку, рассчитывая насладиться прекрасным зрелищем — как я унизительно шлепнусь носом вниз.

И тут я вижу, как сумка взмывает в воздух, и чувствую, как она врезается прямо в колено Стейши. Пусть мне тоже больно, все равно я рада, что это сделала!

— О-ой! — вопит Стейша, потирая коленку и злобно глядя на меня, хоть у нее и нет никаких доказательств моей причастности.

А я, не обращая на нее внимания, спокойно усаживаюсь за парту. Мне теперь чуть получше удается игнорировать Стейшу. После того, как она чуть не добилась, чтобы меня исключили из школы за пьянство, я стараюсь с нею не связываться, но иногда удержаться просто невозможно.

— Зря ты это, — шепчет мне Деймен, стараясь сделать строгое лицо.

Я пожимаю плечами.

— Ты же меня сам учил материализации. Я просто применяю свои знания на практике.

Деймен качает головой.

— Как все запущено! К твоему сведению, то, что ты сделала, называется не материализацией, а психокинезом. Видишь, тебе еще учиться и учиться…

— Психо… что?

Я прищуриваюсь, озадаченная незнакомым термином. Во всяком случае, делать это было довольно увлекательно.

Деймен берет меня за руку. В уголках губ у него играет улыбка.

— Я тут подумал…

Я смотрю на часы: пять минут десятого. Как раз сейчас мистер Робинс выходит из учительской.

— Вечером в пятницу… может, прогуляемся в какое-нибудь… особенное место? — улыбается Деймен.

— В Летнюю страну?

У меня глаза расширяются и сердце начинает биться быстрее. Мне до смерти хочется вернуться в то волшебное, мистическое измерение между измерениями, где я могла материализовывать океаны и слонов и передвигать горы, не то что мелкие сумочки от «Прада». Только вот попасть туда без помощи Деймена я не могу.

А он смеется.

— Нет, не в Летнюю страну. Мы еще побываем там, обещаю, но сейчас я имел в виду… ну, не знаю — «Монтедж» или, может быть, «Ритц».

Деймен вопросительно выгибает бровь.

— В пятницу у Майлза премьера, Я обещала, что мы придем. — Уже произнеся эти слова, я вдруг соображаю, что, когда говорила о Летней стране, я совершенно не вспоминала про Майлза и его мюзикл «Лак для волос».

А теперь Деймен приглашает меня в один из самых роскошных отелей — и тут ко мне вернулась память.

— Тогда, может, после спектакля? — предлагает он, но, увидев, как я сжимаю губы, ища слова для вежливого отказа, прибавляет: — А может, и не надо. Это у меня так, просто мысль мелькнула.

Я смотрю на Деймена и понимаю, что нужно бы согласиться. Я и сама хочу согласиться! Слышу, как голосок в голове кричит: «Скажи «да»! Скажи «да»! Ты ведь решила идти вперед, не оглядываясь на прошлое, и вот такой случай — давай, действуй! Скажи! Да!»

Но, хоть я и убеждена, что пора двигаться дальше, хоть я люблю Деймена всем сердцем и твердо решила отбросить мысли о прошлом, изо рта у меня вылетают совсем другие слова.

— Посмотрим…

Я отвожу глаза и сосредоточенно рассматриваю дверь класса, в которую как раз входит мистер Робинс.

Глава 4

Когда наконец раздается звонок с четвертого урока, я встаю из-за парты и подхожу к мистеру Муньосу. Он поднимает взгляд от стопки бумаг.

— Ты уже закончила? Если нужно подумать еще минутку, можешь не спешить.

Взглянув на листок с заданием, отрицательно качаю головой. Интересно, что бы сделал мистер Муньос, если бы знал, что я закончила заполнять ответы теста примерно через сорок пять секунд после того, как нам его раздали, а остальные пятьдесят минут просто делала вид, будто усиленно размышляю.

— Все готово, — говорю я уверенно.

Одно из преимуществ особых способностей: мне больше не нужно учиться. Я просто знаю все ответы. И хотя иногда бывает большое искушение выпендриться и поразить всех вокруг долгим рядом высших баллов за контрольные, я обычно удерживаюсь. Хоть несколько ошибок всегда стараюсь добавить — во всем нужна мера.

Во всяком случае, так говорит Деймен. Он вечно твердит, как важно казаться нормальными — хотя сам этому совсем не следует. Когда Деймен в первый раз меня поучал, я напомнила ему, какая бурная активность по материализации тюльпанов происходила, когда мы только-только познакомились. Ну, он отговорился тем, что это, мол, было оправдано, потому что ему нужно было меня завоевать, и что все закончилось бы гораздо скорее, если бы я раньше догадалась посмотреть где-нибудь значение тюльпана: «вечная любовь». А так, пока я додумалась, чуть было не опоздала.

Я отдаю контрольную работу мистеру Муньосу и вздрагиваю, задев его руку кончиками пальцев. Даже такого мимолетного прикосновения достаточно, чтобы показать мне массу всякого разного, чего мне совсем не хочется видеть — начиная от неубранной квартиры, где на кухонном столе громоздятся коробки от готовой еды и несколько вариантов рукописи, над которой он работает уже семь лет, и до картинки, где мистер Муньос, напевая «Рожденный бежать», ищет чистую рубашку, чтобы отправиться в «Старбакс», где натыкается на хорошенькую блондинку, и та проливает на него полчашки ледяного латте, так что на рубашке остается холодное, мокрое, липкое пятно; правда, оно словно мгновенно высыхает от одной улыбки красавицы. И эта чудесная улыбка, которую он до сих пор не может забыть, принадлежит моей тетушке!

— Подождешь, пока я проверю?

Я киваю и судорожно ловлю ртом воздух, уставившись на красную ручку в руке учителя. Мысленно снова и снова прокручиваю только что увиденную сценку и каждый раз прихожу к одному и тому же выводу: преподаватель истории втрескался в Сабину!

Этого нельзя допустить! Сабина не должна повторять прошлых ошибок. Если оба они умные, симпатичные и одинокие, это еще не значит, что они должны встречаться!

Я стою, оцепенев, практически не дыша, и стараюсь отгородиться от мыслей в учительской голове, уставившись на кончик шариковой ручки, которая оставляет ряд красных точек и две галочки против номеров семнадцать и двадцать пять — как я и планировала.

— Всего две ошибки. Очень хорошо!

Он улыбается и, коснувшись влажного пятна на рубашке, думает: «Встречу ли я ее еще когда-нибудь?»

— Хочешь посмотреть правильные ответы?

Да вообще-то не очень. Я хочу поскорее уйти, и не только ради того, чтобы добраться до столовой и увидеть Деймена, а и просто на случай, если вдруг учительская фантазия пойдет дальше той точки, где я заставила ее остановиться.

Но я понимаю, что нормально было бы поинтересоваться, и потому, глубоко вздохнув, киваю, изображая усиленное внимание. Мистер Муньос показывает мне страничку с ответами, и я добросовестно ахаю:

— Ой, надо же, я перепутала дату! А вот это, конечно, как я забыла?

Он рассеянно кивает. Мысли историка уже вернулись к блондинке — единственной женщине во Вселенной, с кем ему категорически нельзя встречаться!

«Придет ли она туда завтра»?

Мысль о том, что учителя тоже подвержены плотским страстям, сама по себе довольно противна. А если учитель загорелся страстью к человеку, который мне практически заменил родителей — это уже за гранью!

Но тут я вспоминаю, что несколько месяцев назад у меня было видение — как Сабина встречает у себя на работе какого-то неотразимого парня. И поскольку Муньос работает здесь, в школе, а Сабина — где-то там, вряд ли нужно опасаться, что эти два мира каким-то образом пересекутся. Впрочем, на всякий случай я все-таки говорю:

— Гм, это была чистая случайность.

Историк смотрит на меня, сдвинув брови, и мучительно пытается донять, к чему это я.

А я, хотя и знаю, что зашла слишком далеко и что сейчас ляпну нечто совсем уже безумное, просто не вижу другого выхода. Ну не могу я допустить, чтобы мой преподаватель начал ухаживать за моей родной теткой!

Не могу, и все тут.

Поэтому я киваю на пятно у Муньоса на рубашке.

— Я про нее, про мисс Ледяной Латте. — Киваю, увидев на его лице испуг. — Вряд ли она еще раз появится в той забегаловке. Вообще-то она там не так уж часто бывает.

И, подхватив сумку, бегом бросаюсь к двери, пока не наговорила такого, что не только развеет учительские сладкие мечты, но и бесповоротно докажет мою полную ненормальность. Стряхивая на ходу прицепившиеся клочки духовной энергии мистера Муньоса, направляюсь в столовую. Там меня ждет Деймен, и мне не терпится снова увидеть его после долгих трех часов разлуки.

Только встреча наша оказывается не совсем такой приятной, как я ожидала. На моем обычном месте рядом с Дейменом сидит какой-то незнакомый парень, причем Деймен так увлеченно разговаривает с ним, что едва меня замечает.

Я прислоняюсь к краю стола и слушаю дружный хохот по поводу какой-то реплики новенького. Не хочется влезать в разговор, поэтому я сажусь напротив Деймена, а не на соседнее место, как обычно.

— Боже, какой ты остроумный! — Хейвен подается вперед и касается руки новенького, улыбаясь так, что сразу становится понятно — ее очередной суженый Джош, временно забыт. — Эвер, ты все пропустила! Он такой смешной, Майлз даже забыл о своем прыще!

— Спасибо, что напомнила, — хмурится Майлз, машинально хватаясь за подбородок. Только прыща там больше нет.

Майлз смотрит на нас широко раскрытыми глазами, не веря, что утренний кошмар, гигантских размеров прыщ, бесследно исчез. А я невольно думаю: неужели это из-за меня? Значит, мое прикосновение действительно исцеляет?

Но не успеваю я об этом подумать, как вмешивается новенький:

— Я же говорил, что подействует! Потрясающая штука. Остаток возьми себе — вдруг опять вскочит.

Я прищуриваюсь: когда это он успел порадеть о майлзовой физиономии, если я этого типчика сейчас впервые вижу?

А он оборачивается ко мне.

— Я дал Майлзу специальную мазь. Мы с ним познакомились на классном часе. Кстати, меня зовут Роман.

Вокруг него клубится ярко-желтая аура, от нее приветливо тянутся длинные выросты, словно приглашая по-дружески обняться. Но стоит мне получше приглядеться к самому Роману: темно-синие глаза, светлые взлохмаченные волосы, загорелая кожа, одет слегка небрежно, с точно отмеренной долей легкого пижонства — и почему-то мне вдруг хочется оказаться как можно дальше от этого красавца. Он одаряет меня ленивой улыбкой, от которой, по идее, сердце должно забиться чаще, а я сижу как на иголках и не могу себя заставить улыбнуться в ответ.

— А ты, должно быть, Эвер?

Он убирает протянутую руку, так и не дождавшись от меня рукопожатия — а я ее просто не замечала.

Оглядываюсь на Хейвен — та явно в ужасе от моего хамства. Майлз так увлеченно разглядывал себя в зеркальце, что не обратил внимания на мою оплошность. Деймен под столом сжимает мое колено, и я, прокашлявшись, говорю:

— Э-э, нуда, я Эвер.

И снова Роман одаривает меня ослепительной улыбкой, которая на меня опять не действует. Только в животе как будто что-то сжимается, и подступает тошнота.

— Оказывается, у нас с тобой много общего, — говорит Роман.

Не представляю, что бы это могло быть.

— На истории я сидел позади тебя, через два ряда. Смотрел, как ты мучаешься, и думал: да она ненавидит историю почти так же сильно, как я.

— Я не ненавижу историю, — отвечаю я слишком быстро, словно оправдываюсь, и в голосе прорезаются злые нотки, так что все смотрят на меня с изумлением.

Я оборачиваюсь к Деймену — неужели я одна ощущаю беспокойное движение энергии от Романа ко мне?

А Деймен только пожимает плечами и пьет себе свой алый напиток, словно ничего необычного не заметил. Тогда я снова поворачиваюсь к Роману и заглядываю в его разум. Подслушанные мысли совершенно безобидны — пожалуй, чуточку инфантильные, но в целом доброжелательные. Значит, это со мной что-то не в порядке.

— Да ну? — Роман поднимает брови и наклоняется поближе ко мне. — Копаться в прошлом, исследовать какие-то давно забытые края и даты, изучать жизнь людей, которые жили много веков назад и не имеют к нам ровно никакого отношения — разве это не противно? Не скучно?

Только не тогда, когда эти люди, места и даты каким-то образом связаны с моим бойфрендом и шестью сотнями лет, которые он провел в разгульных удовольствиях!

Я это только думаю, не произношу вслух, Для всех я пожимаю плечами и говорю:

— Да это на самом деле нетрудно. Я сдала тест на отлично.

Роман кивает и оглядывает меня очень внимательно сантиметр за сантиметром. Потом улыбается.

— Это не может не радовать. Муньос велел мне подтянуться за выходные — может, поможешь? Позанимаешься со мной?

У Хейвен глаза темнеют, аура приобретает тошнотно-зеленый ревнивый оттенок. Оглядываюсь на Майлза — тот отвлекся, наконец, от своего прыща и набирает смску Холту. Перевожу взгляд на Деймена, а он смотрит куда-то вдаль, как будто вообще нас не замечает. Я понимаю, что веду себя по-дурацки, что всем остальным Роман вроде нравится, что следовало бы ему помочь и все-таки говорю, передернув плечами:

— Ну, это необязательно. Я уверена, что ты и так справишься.

Наши взгляды встречаются, и я не могу притвориться перед самой собой, будто не заметила мурашки по коже и холодок в животе. А Роман произносит, показывая в улыбке безупречно ровные белые зубы:

— Спасибо за хорошее мнение обо мне, Эвер. Хоть я и не уверен, что его заслуживаю.

Глава 5

— Что это ты взъелась на новенького? — спрашивает Хейвен, задержавшись возле меня, когда все уже пошли на урок.

— Ничего подобного!

Я стряхиваю ее руку и ускоряю шаг. Роман, Майлз и Деймен болтают и смеются, словно давние друзья. Хейвен корчит гримаску.

— Да ладно тебе! Видно же, что он тебе не нравится.

— Не смеши!

Я не свожу глаз с Деймена — моего неотразимого распрекрасного то ли бойфренда, то ли суженого, то ли вечного спутника жизни (надо бы наконец найти верное слово), который с самого утра со мной почти и не разговаривал. Хочется надеяться, что я ошибаюсь, что это не из-за моего вчерашнего поведения и сегодняшнего отказа насчет выходных.

— Я серьезно, — говорит Хейвен. — Можно подумать, что ты, ну, плохо относишься к незнакомым людям или что-то в этом духе.

На самом деле ее мысль была куда жестче. Я сжимаю губы, глядя прямо перед собой и еле сдерживаясь, чтобы не поморщиться:

Хейвен смотрит на меня из-под огненно-красной ленты в волосах, подбоченившись и сощурив густо подведенные глаза.

— Если я правильно помню, а мы с тобой обе знаем, что помню я правильно, ты и Деймена поначалу терпеть не могла, когда он только-только появился в нашей школе.

— Ну прямо уж терпеть не могла… — Я закатываю глаза, несмотря на твердое решение удержаться.

А про себя думаю: «Точнее, я только делала вид, что терпеть его не могу. А на самом деле все это время его любила. Ну, кроме того короткого промежутка, когда я и правда его ненавидела — но даже и тогда любила. Просто не хотела признаться…»

— Уж извини, но тут я с тобой не соглашусь, — возражает Хейвен. Волосы в художественном беспорядке падают ей на лицо. — Помнишь, ты даже не пригласила его на Хэллоуин?

Я вздыхаю. Как мне все это надоело! Я хочу только одного: вернуться в класс и делать вид, будто внимательно слушаю учителя, а на самом деле мысленно болтать с Дейменом.

— Ага, и, если помнишь, в тот самый вечер все у нас и началось, — говорю я и тут же прикусываю язык.

Именно Хейвен застала нас, когда мы целовались у бассейна, и это чуть не разбило ей сердце.

Но сейчас она пропускает мои слова мимо ушей: ей важнее развить свою мысль, чем вспоминать прошлые обиды.

— А может, ты ревнуешь, потому что Деймен завел себе нового друга вместо того, чтобы думать только о тебе?

— Глупость какая! — выпаливаю я быстро и оттого неубедительно. — У Деймена много друзей, — прибавляю я, хотя мы обе знаем, что это неправда.

— Хейвен смотрит на меня непреклонно, поджав губы. А мне остается дальше гнуть свое.

— Конечно, много — и ты, и Майлз…

И я, добавляю я мысленно, хотя вслух не произношу, потому что в итоге перечень получается больно жалкий. И, если уж говорить правду, Деймен никогда не встречается с Хейвен и Майлзом без меня. Каждую свободную минуту он проводит со мной. А когда мы не вместе, он постоянно присылает мне свои мысли и образы. Между нами постоянно существует связь — и, если честно, это мне нравится. Потому что только с Дейменом я могу быть настоящей: слышать чужие мысли, воспринимать чужую энергию, видетьпривидения. Только с Дейменом можно дать себе волю и ничего не скрывать.

Но вот сейчас я смотрю на Хейвен и думаю: может, она права? Неужели я и правда ревную? Может быть, Роман — вполне нормальный парень. Перешел в новую школу и хочет завести себе друзей, а вовсе не лелеет какие-то неведомые коварные планы. Может, я и впрямь стала параноиком, и стоит Деймену на минутку отвлечься, я уже воображаю, что он меня бросит. Если так… то это уже ни в какие ворота не лезет, и признаться в таком просто невозможно. Поэтому я качаю головой и заставляю себя рассмеяться фальшивым смехом.

— Нет, ну правда, полная глупость!

И я старательно делаю вид, что так думаю.

— Да? А помнишь Трину? Что ты о ней скажешь? — усмехается Хейвен. — Ты ее невзлюбила с самой первой встречи, даже и не пробуй отрицать. А когда узнала, что она знакома с Дейменом, так и вообще возненавидела.

Я вся сжимаюсь — не только потому, что это правда, просто меня всегда корежит при имени Трины, бывшей жены Деймена. Ничего не могу с собой поделать. Но как это объяснишь Хейвен? Она знает только, что Трина притворялась ее подругой, потом бросила ее на праздничном сборище и больше не появилась. Хейвен не помнит, как Трина пыталась ее убить при помощи отравленной мази для воспалившейся зловещей татуировки, которую Хейвен только недавно наконец удалила со своего запястья, не помнит…

Господи! Мазь! Роман дал Майлзу мазь от прыщей. Так я и знала, есть в нем что-то странное. Я знала, что мне не померещилось!

— Хейвен, а какой у Майлза сейчас урок? — спрашиваю я, оглядываясь.

Майлза нигде не видно, и мысленно его найти не получается: территория вокруг школы слишком большая а я еще не совсем освоила это умение.

— Литература, кажется, а что?

— Ничего, просто… Мне нужно бежать!

— Ну, как знаешь. Но имей в виду: я все равно думаю, что ты терпеть не можешь новых людей!

Это она уже выкрикивает мне в спину.

Я бегу через школьный двор, мысленно сосредоточившись на духовной энергии Майлза, и стараюсь увидеть в каком он сейчас кабинете. Сворачиваю за угол, вижу справа дверь и, не раздумывая, распахиваю ее.

— В чем дело? — спрашивает учитель.

Он стоит у доски с кусочком мела в руке.

А я застываю столбом посреди класса, и несколько подпевал Стейши передразнивают, как я пытаюсь отдышаться.

— Майлз, — пыхчу я, показывая на него пальцем. — Мне нужно поговорить с Майлзом. На одну секундочку! — уверяю я, потому что учитель, скрестив руки на груди, грозно смотрит на меня. — Это очень важно! — прибавляю, увидев, что Майлз прикрыл глаза и качает головой.

— Полагаю, у тебя есть разрешение на выход из класса? — спрашивает преподаватель.

Видно, большой любитель соблюдать правила.

Я очень хорошо понимаю, что рискую восстановить его против себя, да только времени у меня нет на всю эту бюрократию! Школьное начальство ввело эти дурацкие правила ради нашей безопасности, но сейчас-то они мне мешают, а речь идет о жизни и смерти.

Ну, возможно.

Я не уверена. Хотелось бы выяснить поточнее.

В отчаянии мотаю головой.

— Послушайте, мы с вами оба знаем, что никакого разрешения у меня нет. Пожалуйста, позвольте Майлзу выйти в коридор. Честное слово, он поговорит со мной и сразу же вернется обратно!

Учитель мысленно перебирает разные варианты развития ситуация: выгнать меня вон, отконвоировать на урок, отвести к директору… Потом смотрит на Майлза и вздыхает.

— Хорошо, только быстро.

Едва за нами закрывается дверь, я говорю Майлзу:

— Дай мне мазь.

У него глаза лезут на лоб.

— Что-о?!

— Мазь. Ту, что тебе дал Роман. Покажи ее мне. Очень нужно.

Я протягиваю руку.

— С ума сошла? — шепчет Майлз, озираясь. Вокруг никого — только пол с ковровым покрытием, серые стены и мы с Майлзом.

— Ты не представляешь, насколько это серьезно.

Я смотрю ему в глаза. Не хочется его пугать, но если придется, я это сделаю.

— Ну, давай, не весь же день тут стоять!

Майлз пожимает плечами.

— Она в рюкзаке.

— Принеси.

— Эвер, ты серьезно? Какого…

Я молча киваю, скрестив на груди руки.

— Иди, я подожду.

Майлз, мотнув головой, исчезает за дверью. Через минуту появляется снова с кислым выражением на лице и белым тюбиком в руке. Бросает мне тюбик.

— Вот. Довольна?

Я внимательно осматриваю тюбик, верчу его так и этак, держа двумя пальцами. Марка знакомая — из магазина, куда я часто захожу. Не понимаю, как это может быть!

— Слушай, если ты не забыла, у меня завтра премьера. Мне совсем ни к чему лишние драмы и стресс, так что, если не возражаешь…

Он протягивает руку, ожидая, что я отдам ему мазь и он сможет вернуться на урок.

Но я пока не собираюсь возвращать тюбик. Я ищу след от иголки, прокол, хоть какое-нибудь доказательство, что с мазью что-то не так.

— Сегодня в столовой, когда вы с Дейменом не стали нежничать как обычно, я уже готов был восхититься, но ты, как вижу, нашла себе новое развлечение, еще похуже. Я серьезно, Эвер. Отвинти крышку и намажься уже, или отдавай!

Но я не отдаю тюбик, наоборот — сжимаю в руке, стараясь считать энергию. Нет, это действительно какой-то, дурацкий крем от прыщей. Причем действенный.

— Ну, ты закончила? — хмурится Майлз.

Пожав плечами, отдаю ему крем. Чувствую себя, мягко говоря, неловко. Майлз прячет тюбик в карман и делает шаг к двери, и тут я, не удержавшись, спрашиваю:

— Значит, ты заметил?

Он раздраженно останавливается.

— Что заметил?

— Отсутствие м-м… нежностей.

Майлз оглядывается и корчит выразительную гримасу.

— О да, я заметил! Я думал, вы просто приняли мою угрозу всерьез.

Я непонимающе смотрю на него.

— Сегодня утром, помнишь, я сказал, что мы с Хейвен устроим забастовку, если вы не прекратите… — Он встряхивает головой. — Ладно, проехали. Можно, я вернусь в класс?

Я киваю.

— Прости… Извини, что так получилось… Закончить я не успеваю — за Майлзом уже захлопнулась дверь.

Глава 6

Придя на шестой урок — изобразительное искусство — я с облегчением вижу, что Деймен уже на месте. На литературе мистер Робинс завалил нас заданиями, и в столовой поговорить не удалось, так что я мечтаю наконец остаться с Дейменом наедине. Ну насколько можно быть наедине, находясь в классе, где сидит еще тридцать учеников.

Накидываю халат, собираю рисовальные принадлежности, выхожу из подсобки, и сердце болезненно сжимается: на моем месте снова сидит Роман.

— А, Эвер, привет!

Он кивает, устанавливая чистый холст на моем мольберте, а я стою с кистями и красками в руках и беспомощно смотрю на Деймена — он так погружен в рисование, что меня в упор не видит.

Я уже готова шугануть Романа, как вдруг вспоминаю слова Хейвен: что я, мол, не терплю новых людей. Неужели она права? Испугавшись, я натягиваю на лицо улыбку и пристраиваю свой холст на свободный мольберт по другую сторону от Деймена. Завтра обязательно приду пораньше и займу свое законное место!

— Что же, излага-айте, чем мы тут будем занима-аться? — тянет Роман, зажав кисточку в зубах и вопросительно глядя на нас с Дейменом.

Вот еще что жутко раздражает: обычно британский акцент мне даже нравится, а у этого типа просто царапает слух. Может быть, потому что насквозь фальшивый. Видно же — он так говорит только тогда, когда хочет выпендриться.

Не успела я так подумать, как опять становится совестно. Все знают: если человек изо всех сил старается выглядеть крутым, это признак неуверенности в себе. Да и кто не будет чувствовать себя неуверенно в первый день в новой школе?

Я решаю, что надо быть с ним приветливее, хотя неприятное ощущение под ложечкой остается.

— Мы сейчас проходим всякие «-измы». В том месяце каждый выбирал себе направление по вкусу, а сей час всем велено изучать фотореализм, потому что в прошлый раз никто его не выбрал.

Роман осматривает меня — начиная с отросшей челки и заканчивая золотыми пляжными шлепанцами, Рассматривает неторопливо, с ленцой, так что у меня в животе все скручивает не по-хорошему.

— Понятно. Значит, нужно рисовать очень реалистично, как на фотографии? — спрашивает Роман, глядя мне в глаза.

Я не отворачиваюсь, а он задерживает взгляд на несколько секунд дольше, чем нужно. Все равно, ни за что не стану ежиться и отводить глаза! Вытерплю, сколько придется. И хоть вид у Романа вполне дружелюбный, что-то в нем чувствуется темное, угрожающее. Словно вызов.

А может, и нет.

Потому что не успела я об этом подумать, как он произносит:

— Какие у вас в Америке замечательные школы; А у нас, в дождливом старом Лондоне, вечно теория преобладала над практикой.

И подмигивает.

Мне сразу становится стыдно за дурацкие домыслы. Во-первых, раз он из Лондона, значит, акцент не поддельный, как я вообразила, а самый настоящий и потом — у Деймена парапсихические способности куда как посильнее моих, а ведь он совершенно спокоен.

Кажется, Роман ему даже нравится. Что ж, тем хуже для меня — выходит, Хейвен в самом деле была права.

Я действительно ревнивая.

Собственница.

И страдаю паранойей.

И к тому же ненавижу новых людей.

Сделав глубокий вдох, начинаю еще раз, преодолевая комок в горле и тугой узел в животе, заставлять себя говорить доброжелательно, пусть поначалу это и явное притворство.

— Можно рисовать все, что захочешь, — произношу я лучшим своим приветливым голоском из прошлой жизни, до того, как вся моя семья погибла в автомобильной аварии, а меня Деймен спас и сделал бессмертной.

В те далекие времена я только так и разговаривала.

— Главное, чтобы на рисунке все выглядело настоящим, будто на фотографии. Собственно говоря, оценку будут ставить после того, как сравнят рисунок с фотографией. Ну, понимаешь, чтобы было видно, насколько качественно получилось.

Я оглядываюсь на Деймена — слышит ли он? Мне досадно, что он с головой ушел в рисование и даже слова мне не скажет.

— А он что рисует? — спрашивает Роман, кивая на мольберт Деймена.

Там на холсте возникает идеально точное изображение Летней страны. Каждая травинка, каждая капля воды каждый лепесток — все сияет, все словно можно потрогать Я как будто снова оказалась там. Роман кивает:

— Похоже на рай!

— Это и есть рай, — шепчу я, замирая от восторга и не успев подумать над своим ответом.

Летняя страна — не просто священное место, это еще и наша тайна. Одна из многих тайн, которые я обещала беречь.

Роман выгибает бровь:

— Так это место существует на самом деле?

Я не успеваю ответить. Деймен качает головой и говорит:

— Ей бы хотелось, чтобы так было, но на самом деле я его придумал, оно существует только у меня в голове.

Затем Деймен бросает на меня быстрый взгляд, прибавив мысленное послание: «Осторожней!»

— А как же ты будешь сдавать задание, если у тебя нет к нему фотографии? — спрашивает Роман.

Деймен молча пожимает плечами и снова углубляется в работу.

Роман все еще смотрит на нас, вопросительно прищурив глаза, и я понимаю, что так заканчивать разговор нельзя. Поэтому говорю:

— Деймен не слишком любит соблюдать правила. Предпочитает устанавливать их сам. Сколько раз он подбивал меня прогуливать школу, играть на бегах и еще того похлеще!

Роман, кивнув, возвращается к своему мольберту, а Деймен мысленно посылает мне букет алых тюльпанов. Я понимаю, что это значит — все получилось, наша тайна в безопасности. Обмакиваю кисть в краску и берусь за дело. Скорей бы звонок! Мы наконец сможем вернуться ко мне домой, и вот тогда-то начнутся настоящие уроки.

После звонка мы убираем рисовальные принадлежности в подсобку и направляемся на автостоянку. Хоть я и решила быть доброжелательной к новичку, все-таки не могу сдержать усмешку, увидев, что его машина стоит в дальнем конце площадки.

— До завтра! — радостно кричу я ему вслед.

Пусть все от Романа без ума, я ничего хорошего в нем не вижу, как ни стараюсь.

Отпираю машину, швыряю на пол рюкзак и, залезая на сиденье, говорю Деймену:

— У Майлза репетиция, так что я сразу к себе. Поедешь со мной?

Оглядываюсь и замираю от удивления: Деймен стоит прямо против меня, чуть покачиваясь, лицо напряженное.

— Что с тобой?

Протягиваю руку, дотрагиваюсь до его щеки — не горячая ли, хоть на самом деле я не думаю, что он заболел. Деймен качает головой, и на какой-то миг вся кровь отливает у него от лица, оно становится совсем белым. В следующую секунду это проходит.

— Извини, я просто… Как-то странно в голове.

Он сжимает пальцами переносицу и зажмуривается.

— А я думала, ты никогда не болеешь… Мы никогда не болеем?

Я не могу скрыть тревогу. Хватаю рюкзак — может, если глотнуть сока бессмертия, ему станет лучше? Деймену этого напитка всегда требуется гораздо больше, чем мне. Толком не известно, почему — Деймен предполагает, что за шесть веков у него возникло своего рода привыкание, и теперь с каждым годом приходится употреблять все больше и больше. Наверное, и со мной будет то же самое. Наверное, не скоро, но все-таки я надеюсь, к тому времени Деймен меня научит готовить бессмертное зелье, чтобы мне не клянчить без конца у него добавки.

Пока я копаюсь, Деймен выхватывает свою собственную бутылку и делает большой глоток. Потом притягивает меня к себе и шепчет, задевая губами щеку:

— Все в норме. Честно! Давай наперегонки?

Глава 7

Деймен едет быстро. Гонит, как сумасшедший. Я что хочу сказать — пускай у нас с ним имеется особый парапсихический радар, очень полезный для того, чтобы вовремя замечать полицейских, встречный транспорт пешеходов, бездомных собак и прочее, что может попасться на пути, это еще не значит, что нужно такой способностью злоупотреблять.

А Деймен считает иначе — и потому ждет меня у крыльца, когда я подъезжаю к дому.

— Я думал, ты сегодня не доедешь! — смеется он, поднимаясь за мной в мою комнату.

С размаху плюхается на кровать, потянув меня следом, и склоняется надо мной, целует долго-долго… Будь моя воля, этот поцелуй никогда бы не закончился. Я готова всю оставшуюся вечность провести вот так, в его объятиях. Сознавать, что впереди бесконечное множество дней, которые мы можем провести вместе, — это почти невыносимое счастье.

Хотя я не всегда так чувствовала. Сначала, узнав правду, я ужасно расстроилась. Так расстроилась, что даже не хотела с ним встречаться, пока все не уляжется у меня в голове. Сами подумайте — не каждый день услышишь такое: «Между прочим, я бессмертный, и тебя тоже сделал бессмертной».

Сперва я вообще не хотела ему верить. Потом он заставил меня вспомнить, шаг за шагом, как я разбилась вместе с семьей в аварии и как увидела прямо перед собой его глаза, когда он вернул меня к жизни, и как я узнала эти глаза, как только встретила его в школе. В общем, деться некуда — все правда.

Это не значит, что я готова такую правду принять. Мало было мне кошмарных экстрасенсорных способностей, которые свалились на мою голову после клинической смерти (врачи упорно зовут ее клинической, хотя на самом-то деле я умерла по-настоящему). Я начала слышать чужие мысли, узнавать историю всей жизни человека по одному прикосновению, общаться с покойниками и так далее. Быть бессмертной, конечно, очень круто, но я никогда не смогу перейти через мост. Я не смогу попасть на другую сторону и никогда не увижу родных — а это, если вдуматься, не такая уж маленькая цена.

Нехотя отрываюсь от его губ и заглядываю в глаза — те самые глаза, в которые я смотрю уже четыреста лет. И все же, как ни стараюсь, не могу вспомнить наше общее прошлое. Ключ к нему у Деймена: он-то за прошедшие шесть сотен лет не умирал и не перевоплощался.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он, дотрагиваясь до моей щеки.

Пальцы Деймена оставляют после себя ощущение тепла.

Я делаю глубокий вдох. Знаю, Деймену хочется быть в настоящем, но я намерена получше узнать свое прошлое… наше с ним прошлое.

— О том, как мы с тобой познакомились.

Он выгибает бровь и качает головой.

— Да ну? И что ты об этом помнишь?

Пожимаю плечами.

— Ничего, Абсолютно ничего. Поэтому и надеюсь, что ты меня просветишь. Не обязательно рассказывать в подробностях — я же знаю, ты терпеть не можешь возвращаться в прошлое. Просто мне ужасно интересно, как все началось. Как мы с тобой встретились?

Он перекатывается на спину и застывает неподвижно, даже губы не шевелятся. Боюсь, иного ответа я не получу.

— Ну пожалуйста… — шепчу я, осторожно придвигаясь ближе и приникая к нему. — Так нечестно! Ты знаешь все до мелочей, а я в стороне. Хоть что-нибудь расскажи! Какая я была тогда? Как мы познакомились? Это была любовь с первого взгляда?

Чуть заметно поерзав, Деймен поворачивается набок и запускает руку мне в волосы.

— Это случилось в тысяча шестьсот восьмом году во Франции.

Я судорожно сглатываю и задерживаю дыхание. Что будет дальше?

— Если быть точным — в Париже.

В Париже! Мне сразу представляются пышные платья, поцелуи украдкой на Новом мосту, милая болтовня с Марией-Антуанеттой…

— Я был на обеде у друзей… — Он умолкает, глядя мимо меня, вглубь веков. — Ты работала в их доме служанкой.

Служанкой?!

— Одной из. Они были очень богаты, и слуг держали много.

Я лежу неподвижно, совершенно ошарашенная. Вот уж чего не ожидала!

— Ты была не похожа на других, — продолжает он почти шепотом. — Ты была прекрасна. Невероятно прекрасна. Примерно такая, как сейчас. — Он улыбается, подцепляет прядь моих волос и задумчиво перебирает их. — Как и сейчас, ты была сиротой. Твоя семья погибла при пожаре. А ты осталась без гроша, совсем одна на белом свете, и тебя наняли мои друзья.

Проглатываю комок в горле. Сама не пойму, как к этому всему относиться. Нет, правда, какой смысл рождаться заново, если надо снова и снова переживать одни и те же несчастья?

— И, раз уж тебе так хочется знать — да, это была любовь с первого взгляда. Я влюбился окончательно и бесповоротно. В ту минуту, как тебя увидел, я понял, что моя жизнь никогда уже не будет прежней.

Деймен прижимает пальцы к моим вискам, я проваливаюсь в его взгляд, и у меня перед глазами разворачивается сцена из прошлого.

Мои белокурые волосы спрятаны под чепчиком, я робею и не решаюсь поднять глаза. На мне какие-то поношенные тряпки, пальцы огрубели от работы, и красота моя пропадает зря, никем не замеченная.

Но Деймен ее увидел. Как только я вхожу в комнату, он встречается со мной взглядом. Сквозь внешнюю жалкую оболочку он видит душу, которая не желает прятаться. А сам Деймен так хорош собой, такой статный, черноволосый, изысканный… Я отворачиваюсь, понимая, что одни только пуговицы на его камзоле стоят больше, чем я заработаю за год. Сразу видно, что я ему не ровня.

— Все же приходилось быть осторожным, потому что…

— Потому что ты уже был женат на Трине! — шепчу я, а прошлое продолжает оживать у меня в голове: кто-то из гостей справляется о ее здоровье, а Деймен отвечает:

— Трина сейчас в Венгрии. Мы расстались.

Он понимает, что вызовет страшный скандал, и идет на это — неважно, что о нем подумают, главное, чтобы я услышала…

— Не в этом дело. Мы с ней уже к тому времени жили раздельно. Осторожничать приходилось потому, что в то время сближаться с людьми не своего круга считалось предосудительным. А ты была такой невинной, такой беззащитной — я не хотел навлечь на тебя беду, особенно если ты не чувствовала того же, что и я.

— Нет, я чувствовала!

Я вижу, как прошлое течет дальше: каждый раз, выходя из дому, я нечаянно сталкиваюсь с Дейменом.

— Если честно, я пускался на хитрости, караулил тебя на улице… — Он виновато смотрит на меня. — Мы встречались так часто, что в конце концов ты начала мне доверять. И тогда…

И тогда мы начали встречаться тайно. Поцелуи украдкой у черного входа в особняк, страстные объятия в темном переулке или в карете Деймена…

— Как я знаю сейчас, не такими уж тайными были наши встречи, — вздыхает он. — Трина никуда не уезжала, она следила за мной, строила разные замыслы, мечтала меня вернуть любой ценой.

Он переводит дух. Четырехсотлетние сожаления написаны у него на лице.

— Я хотел заботиться о тебе, Эвер. Хотел дать тебе все, чего только душа пожелает. Я обращался бы с тобой как с принцессой, ведь ты была рождена, чтобы царствовать. Наконец я уговорил тебя бежать со мной. Никогда еще я не чувствовал себя таким счастливым, таким живым! Мы должны были встретиться в полночь…

— Но я не пришла, — заканчиваю фразу.

Мысленно я вижу, как Деймен расхаживает взад-вперед, изнывая от беспокойства, уверенный, что я передумала…

— Только на другой день я узнал, что ты погибла. Несчастный случай. По дороге к месту нашей встречи тебя сбила карета. — Он смотрит на меня, и я вижу его горе — огромное, нестерпимое, убивающее душу горе. — Мне тогда и в голову не пришло, что во всем виновата Трина. Я ни о чем не подозревал, пока она не призналась тебе. Все выглядело как случайность, нелепая, чудовищная случайность. Я отупел от горя и ничего вокруг не замечал…

— Сколько лет мне было? — спрашиваю, едва дыша.

Я знаю, что я была молода, но мне нужны подробности.

Деймен прижимает меня к себе, очерчивает кончиками пальцев контуры моего лица.

— Тебе было шестнадцать, и звали тебя Эвелиной.

Губы Деймена касаются моего уха.

— Эвелина… — шепчу я, на миг ощутив единство с собой-в-прошлом.

Несчастная девушка, рано оставшаяся сиротой, приглянувшаяся Деймену и погибшая в шестнадцать лет… Не так уж непохоже на меня-теперешнюю.

— Много лет прошло, прежде чем я встретил тебя опять. Дело было в Новой Англии, на этот раз ты родилась дочерью пуританина. Я увидел тебя и вновь поверил в счастье.

— Дочерью пуританина?! — Я смотрю в глаза Деймена и вижу бледную темноволосую девушку в строгом синем платье. — Неужели во всех перерождениях моя жизнь была такой же скучной? И какое злосчастье на этот раз меня постигло?

— Ты утонула. — Он вздыхает, и меня снова захлестывает его скорбь. — Я был совершенно уничтожен и немедленно вернулся в Лондон. Там я прожил много лет. Уезжал и снова возвращался… Я собирался в Тунис, когда ты возникла передо мною вновь — в образе прекрасной, богатой и, сказать по правде, довольно избалованной девицы, дочери богатого землевладельца.

— Покажи мне!

Я приникаю к нему, сгорая от желания увидеть себя наконец в роскоши. Деймен проводит пальцем по моему лбу, и я мысленно вижу хорошенькую брюнетку в бесподобном зеленом платье, со сложной прической и всю увешанную драгоценностями.

Богатая, избалованная, взбалмошная кокетка… Вся ее жизнь проходила в непрерывных праздниках да поездках по дорогам магазинам. И кто-то уже был у нее на примете — до тех пор, пока она не встретила Деймена.

— И что случилось потом?

Мне грустно сознавать, что и она погибла, но я должна узнать, как.

— Упала с высоты и ужасно расшиблась. — Он закрывает глаза. — К тому времени я был уверен, что это кара свыше. Вечная жизнь без любви…

Деймен берет мое лицо в ладони. От его пальцев исходит такая нежность, такое преклонение, такое восхитительное тепло… Я закрываю глаза и льну к нему еще теснее. Впитываю ощущение его кожи. Все вокруг исчезает, остаемся только мы — ни прошлого, ни будущего, только одно-единственное мгновение.

Я с ним, он со мной — так и должно быть вечно. И как бы ни казались интересны наши прошлые жизни, на самом деле они были нужны лишь для того, чтобы подвести к этой, настоящей. Трины больше нет, и ничто не стоит у нас на пути. Ничто не может помешать нам двигаться дальше… только я сама. Пусть я хочу узнать все о прошлом — сейчас это может подождать. Пора мне преодолеть свою неуверенность и мелочную ревность, прекратить искать всевозможные предлоги для отступления и совершить наконец тот огромный шаг, к которому мы стремились все эти годы.

Я уже готова сказать об этом Деймену, но вдруг он отшатывается так стремительно, что я не сразу успеваю придвинуться к нему.

— Что случилось? — кричу я.

Он задыхается, сжимая большими пальцами виски, а когда оборачивается ко мне — в его глазах нет узнавания. Он смотрит сквозь меня.

Едва я успеваю это заметить, как все проходит. Снова я вижу уже привычное тепло его любви. Деймен трет глаза и мотает головой.

— Не испытывал такого с тех пор, как… — Он умолкает, глядя в пространство. — Да, пожалуй, никогда не испытывал. — Заметив мою тревогу, добавляет: — Все в порядке, правда.

Я по-прежнему цепляюсь за него, и тогда Деймен с улыбкой говорит:

— Эй, а не хочешь прогуляться в Летнюю страну? У меня загораются глаза.

— Серьезно?

В первый раз я попала в это волшебное место — измерение между мирами, — когда умерла. Я была так очарована тамошней красотой, что даже не хотела уходить. Во второй раз я оказалась там вместе с Дейменом. Он показал мне все великолепие Летней страны, и с тех пор я мечтала туда вернуться. Но попасть в Летнюю страну могут только достигшие особых высот духовного развития (ну, или мертвые), поэтому сама я не могу туда добраться.

Деймен пожимает плечами:

— Почему бы и нет?

— А как же уроки? — Я стараюсь притвориться, будто меня очень волнует школьное домашнее задание и освоение новых магических фокусов, хотя на самом деле мне гораздо больше хочется оказаться в Летней стране, где все получается мгновенно и без труда. — И потом, ты же плохо себя чувствуешь!

Я снова стискиваю руку Деймена — она все еще не согрелась.

— В Летней стране тоже можно многому научиться — улыбается он. — И если ты передашь мне сок, я сразу приду в себя. По крайней мере, достаточно, чтобы открыть портал.

Я подаю ему сок, Деймен делает несколько долгих глотков, но портал так и не появляется. На лбу Деймена выступают капельки пота.

— Может, я помогу?

— Нет… Я уже… У меня почти получилось. Еще секунду… — бормочет он сквозь зубы.

Я жду. Секунды складываются в минуты, и — ничего.

— Не понимаю! — прищуривается Деймен. — Такого не случалось с тех пор, как… С тех пор, как я впервые научился это делать.

— Может, все потому, что тебе нездоровится?

Деймен отпивает еще и еще, потом закрывает глаза и пробует снова — с тем же результатом.

— Можно, я попробую?

— Даже не думай! Ты не умеешь, — обрывает он.

Я стараюсь не обижаться: понимаю, что злится он не на меня, а на себя самого.

— Знаю, что не умею. Просто я подумала — ты мог бы меня научить, и тогда я…

Закончить не успеваю — Деймен вскакивает и начинает расхаживать по комнате.

— Так сразу не получится, Эвер. Я учился много лет. Нельзя перескочить в конец книги, пока не прочитаешь середину.

Он прислоняется к письменному столу, весь напряженный, и не смотрит мне в глаза, Я улыбаюсь:

— А давно тебе попадались такие книги, чтобы ты не знал заранее, что там написано в начале, в середине и в конце?

Деймен смотрит на меня с застывшим лицом, но через минуту вздыхает и берет меня за руку.

— Хочешь попробовать?

Я киваю.

Он окидывает меня взглядом — явно сомневается, что у нас что-нибудь выйдет, но ему хочется меня порадовать.

— Ладно, устраивайся поудобнее, только ноги не скрещивай. Это отсекает ци.

— Ци?

— Такое красивое название для духовной энергии, — улыбается он. — Разве что будешь сидеть в позе лотоса — это можно.

Я сбрасываю шлепанцы и прижимаю босые ступни к ковру. Стараюсь расслабиться, насколько позволяет волнение.

— Обычно требуется долгая подготовительная медитация, но время дорого, а ты уже многое освоила, так что перейдем сразу к делу, хорошо?

Я киваю. Мне и самой не терпится поскорее начать.

— Закрой глаза и представь себе мерцающую занавесь из мягкого золотого света, — говорит Деймен, держа меня за руку.

Я послушно представляю себе занавесь — точно такую же Деймен поместил на моем пути, чтобы снасти от Трины и переправить меня в Летнюю страну. Она такая красивая, светлая, сверкающая, что у меня сердце переполняется радостью. Я протягиваю руку, чтобы погрузить ее в этот сияющий дождь из ослепительного света. Скорее, я хочу вернуться в ту волшебную страну! Вот-вот дотронусь… И тут занавесь отдаляется, исчезает, и я снова оказываюсь у себя в комнате.

— Не может быть! Ведь почти получилось! — Я оборачиваюсь к Деймену. — Она была прямо передо мной! Ты видел?

— Да, у тебя почти получилось, это замечательно, — говорит Деймен.

В его взгляде нежность, но улыбка вымученная.

— Может, еще разок? Давай попробуем вместе?

Надежда гаснет, потому что Деймен качает головой и отворачивается.

— Эвер, мы и пробовали вместе, — шепчет он, утирая лоб, и отводит глаза. — Не очень-то хороший, видно, из меня учитель.

— Глупость какая! Ты прекрасный учитель, просто у тебя сегодня плохой день.

Мои слова Деймена явно не убедили, так что я меняю тактику и снова беру вину на себя.

— Я виновата! Я плохая ученица! Ленивая, неорганизованная, и все время тебя отвлекаю от урока, лишь бы пообниматься… — Я сжимаю его руку. — Больше этого не будет! Начинаю заниматься серьезно. Вот увидишь! Давай попробуем еще раз?

Деймен смотрит на меня с сомнением, но ему не хочется меня разочаровывать. Он берет меня за руку, и мы пробуем еще. Оба закрываем глаза и представляем себе светящийся портал. Он уже начинает обретать форму, как вдруг внизу хлопает дверь — Сабина пришла с работы. Она поднимается по лестнице, и мы еле успеваем отскочить друг от друга.

— Деймен! Я так и подумала, что это твоя машина стоит около дома.

Сабина сбрасывает жакет и в несколько шагов преодолевает расстояние от двери до письменного стола. Она все еще деловита и собранна — по инерции, после рабочего дня. Пожав руку Деймену, она замечает бутылку, которую он пристроил у себя на колене.

— Так вот кто подсадил Эвер на эту штуку!

Сабина смотрит на нас, поджав губы, словно обнаружила решающую улику.

От страха слова застревают у меня в горле. Оглядываюсь на Деймена — как он будет выкручиваться? А он только смеется:

— Виновен! Обычно это питье никому не нравится а Эвер почему-то пришлось по вкусу.

Он старается улыбнуться искренне и более того — обаятельно. На мой взгляд, и то, и другое ему блестяще удается.

Но Сабина все еще смотрит на него сурово и непреклонно.

— В последнее время она ничего другого не желает. Я таскаю домой сумки с продуктами, а она не ест!

— Неправда! — говорю я с досадой.

Ну зачем Сабина опять начинает, тем более при Деймене? А уж когда я вижу у нее на блузке пятно от кофе с молоком, досада перерастает в праведное возмущение.

— А это у тебя откуда?

Я тычу пальцем в пятно, словно это позорное клеймо Я должна приложить все усилия, чтобы Сабине не захотелось в ближайшее время возвращаться в ту забегаловку!

Она скашивает глаза на блузку. Потерев пятно пальцами, задумывается, потом пожимает плечами.

— Налетела на кого-то…

Сабина произносит это так небрежно, мимоходом: совершенно очевидно, что на нее встреча произвела куда меньшее впечатление, чем на мистера Муньоса.

— Так что, субботний ужин остается в силе? — спрашивает она.

Я судорожно сглатываю и мысленно умоляю Деймена улыбнуться и кивнуть, хоть он понятия не имеет, о чем речь — я же совсем забыла его предупредить!

— Я заказала столик на восемь.

Задерживаю дыхание: Деймен кивает и улыбается, точь-в-точь как я просила. И даже больше того, прибавляет от себя:

— Буду счастлив!

Он прощается с Сабиной и направляется к двери, держа меня за руку, так что у меня по всему телу пробегает чудесная теплая волна.

Я смотрю на него снизу вверх.

— Прости за эту историю с ужином. Я надеялась, она заработается и забудет.

Он касается губами моей щеки и гибким движением усаживается в машину.

— Сабина беспокоится о тебе. Хочет проверить, настоящее ли у меня чувство, не обижу ли я тебя. Все это мы уже проходили, поверь. И я не помню, чтобы хоть раз провалил испытание… Хотя бывало близко к тому. — Деймен улыбается.

Как же, как же, строгий отец-пуританин! — По моим предположениям, именно он больше всего подходит на роль придирчивого родителя.

— А вот и не угадала! — смеется Деймен. — Богатый землевладелец оказался куда более свирепым тюремщиком! И все-таки я исхитрился его обойти.

— Может быть, когда-нибудь ты покажешь мне свое прошлое, — говорю я. — Ну, как ты жил до нашей встречи. Твой дом, твоих родителей… Как ты стал таким…

Я замолкаю, заметив мелькнувшую в его глазах боль. Ему до сих пор не хочется об этом говорить. Вечно он замыкается в себе, а у меня от этого любопытство только сильнее разгорается.

— Все это неважно. — Деймен выпускает мою руку и принимается подкручивать зеркальце заднего вида. Лишь бы не смотреть на меня. — Важно только здесь и сейчас.

— Да, но, Деймен…

Я хочу объяснить, что спрашиваю не только из любопытства, я хочу быть ближе к нему, хочу, чтобы он мне доверял, не таил от меня все эти давние секреты — но, взглянув на него, понимаю, что лучше не настаивать. К тому же, может быть, пора и мне научиться ему доверять.

— Я тут подумала… — Мои пальцы мнут полу рубашки.

Деймен смотрит на меня, держа руку на рычаге, готовый переключиться на задний ход.

— Может, закажешь, как собирался… — Я крепко сжимаю губы, глядя ему прямо в глаза. — Ну, помнишь, ты говорил — в «Монтедж» или «Ритце»?

Я задерживаю дыхание, а чудесные темные глаза Деймена не отрываются от моего лица.

— Ты уверена?

Я киваю. Точно, уверена. Мы ждали этого сотни лет, зачем откладывать?

Наши взгляды встречаются, и я говорю:

— Более чем.

Деймен улыбается, его лицо светлеет впервые за весь день. Я так рада снова видеть его таким, как всегда — после всех этих странностей, его необычной замкнутости в школе, после неудачи с порталом и загадочного нездоровья. Все это так непохоже на Деймена, каким я его знаю. Он всегда такой сильный, красивый, сексуальный и совершенно неуязвимый, ему неведомы плохие дни и моменты слабости. А оказывается, он тоже может быть беззащитным, и это потрясло меня куда больше, чем я готова признать.

— Считай, что все уже сделано! — говорит Деймен и стремительно уезжает, оставив у меня в руках охапку алых тюльпанов.

Глава 8

На следующее утро Деймен встречает меня на автостоянке, и все мои страхи мигом рассеиваются, потому что, как только он распахивает для меня дверцу машины, я замечаю, что выглядит он совершенно здоровым и сокрушительно красивым. А заглянув ему в глаза, окончательно убеждаюсь, что вчерашние странности исчезли без следа. Мы влюблены друг в друга еще сильнее, чем раньше.

Нет, серьезно! На литературе он от меня не отлипал. Постоянно наклонялся ко мне, что-то шептал на ухо, чем жутко злил мистера Робинса и Стейшу с ее подружкой Хонор. А сейчас мы сидим в столовой, и он все продолжает в том же духе — гладит меня по щеке, заглядывает в глаза, только иногда отвлекается, чтобы глотнуть своего питья, и тут же снова принимается нашептывать мне милые пустячки.

Обычно, когда он так себя ведет, это бывает отчасти от любви, а отчасти — чтобы приглушить для меня шум и бурлящую энергию, всю круговерть красок, звуков и образов, которая непрерывно обрушивается на меня. Несколько месяцев назад я поставила щит, который отсекал все психические импульсы — с ним я совсем ничего не воспринимала, как когда-то давно, до того как умерла и возродилась вновь с особыми способностями. Потом я этот щит сломала и до сих пор не сумела поставить новый, который блокировал бы ненужную психическую энергию и пропускал нужную. Деймену такие трудности незнакомы, поэтому он не знает, как меня научить.

Но теперь, когда он снова рядом, все это кажется не таким уж необходимым. От одного звука его голоса все остальное стихает, а от одного его прикосновения у меня звон по всему телу. И когда я смотрю в его глаза… Скажу только одно: меня затягивает чудесное, теплое, гипнотическое ощущение, словно во всем мире остались только мы вдвоем, а все прочее перестало существовать, Деймен — мой идеальный щит. Моя вторая половинка. И даже когда мы не можем быть вместе, он посылает мне успокаивающие телепатические образы.

Правда, сегодня его нежный шепот предназначен не только для того, чтобы служить мне щитом — речь идет в основном о наших планах. О том, какой номер он снял для нас в отеле «Монтедж» и как давно он мечтал о сегодняшней ночи.

— Ты можешь себе представить, что это такое — ждать чего-нибудь четыреста лет? — шепчет он, прихватывая губами краешек моего уха.

— Четыреста? Я думала, тебе уже шестьсот. — Отодвигаюсь, чтобы лучше видеть его лицо.

— Увы, два столетия прошло, прежде чем я нашел тебя. — Губы Деймена пробираются от моей шеи к уху. — Два тоскливых столетия, могу прибавить.

Я сглатываю комок в горле, понимая, что провести два столетия в тоске еще не значит «в одиночестве». На самом деле совсем наоборот. Но я не ловлю его на слове. Я вообще молчу. Я решила преодолеть неуверенность и двигаться дальше. Как и обещала.

Я отказываюсь думать о том, как он жил без меня эти двести лет.

И как еще четыре столетия справлялся с тем, что он меня потерял.

И о том, что он на шестьсот лет раньше меня начал осваивать… гм… науку страсти нежной.

И я безусловно и категорически не желаю думать обо всех искушенных светских красавицах, которых он знал за эти столетия.

Нет-нет.

Ни в коем случае.

Даже и пробовать не стану.

— Я заеду за тобой в шесть? — Деймен собирает мои волосы на затылке и скручивает в длинный белокурый жгут. — Можно сначала поужинать.

— Ага, только мы не едим, — напоминаю я.

— Ах, да! Твоя правда. — Он улыбается и отпускает мои волосы. Они водопадом стекают на плечи и струятся дальше, до пояса. — Что ж, думаю, мы найдем, чем заняться?

Улыбаюсь в ответ. Я уже сказала Сабине, что переночую у Хейвен, и очень надеюсь, что проверять она не станет. Раньше она мне верила на слово, но с тех пор, как я чуть не вылетела из школы за выпивку, а потом практически перестала есть, Сабина часто отслеживает, где я и с кем я.

— Ты точно не против? — спрашивает Деймен.

Он неверно понял выражение моего лица — решил, что я опять не уверена, а на самом деле я просто дико волнуюсь.

Улыбаюсь и тянусь его поцеловать, чтобы стереть последние сомнения (не столько его, сколько свои собственные), и тут Майлз швыряет сумку на стол и говорит:

— Эй, Хейвен, смотри — наши влюбленные пташки опять тут!

Я отодвигаюсь, вся красная от смущения, а хохочущая Хейвен усаживается рядом с Майлзом и обводит взглядом стол.

— Кто-нибудь видел Романа? Где он?

— На классном часе был. — Майлз пожимает плечами и, содрав крышечку с йогурта, погружается в сценарий своего мюзикла.

И на истории был, вспоминаю я. Весь урок я игнорировала его многочисленные попытки привлечь мое внимание, а когда прозвенел звонок, нарочно задержалась в классе — притворилась, будто что-то ищу в рюкзаке. Уж лучше стерпеть сверлящий взгляд мистера Муньоса и его противоречивые мысли обо мне (хорошие оценки против явных странностей), чем общаться с Романом.

Хейвен, пожав плечами, открывает коробочку с кексом и вздыхает.

— Что ж, это было прекрасно, хоть и недолго.

— Ты о чем? — Майлз оторвался от сценария.

Хейвен показывает прямо перед собой. Ее губы кривятся, в глазах — вселенская печаль. Проследив направление ее пальца, мы видим Романа — он болтает и смеется со Стейшей, Хонор, Крейгом и остальной школьной элитой.

Майлз дергает плечом.

— Подумаешь! Вернется еще, никуда не денется.

— Откуда ты знаешь? — возражает Хейвен, отряхивая с юбки яркие крошки кекса «Красный бархат» и не отрывая взгляда от Романа.

— Я тебя умоляю! Мы все это уже миллион раз наблюдали. Каждый новенький с претензией на крутизну рано или поздно оказывался за их столом. Только те, кто по-настоящему круты, там не задерживались, а перебирались к нам. — Он смеется, постукивая по желтому пластику нашего столика ярко-розовыми ногтями.

— Кроме меня, — встреваю я.

Мне хочется увести разговор в сторону от Романа. В нашей компании я одна тихо радуюсь, что он перебрался от нас к более светскому обществу. Напоминаю Майлзу и Хейвен:

— Я сижу здесь с первого дня.

— Надо же! — хохочет Майлз. — Но я сейчас говорил о Деймене. Помните, как его на время затянуло в их компанию? А потом он одумался и вернулся. То же и с Романом будет.

Я верчу в руках бутылку с красным напитком и внимательно ее рассматриваю. Хоть я и знаю, что Деймен только притворялся, будто ухаживает за Стейшей, хотел проверить, будет ли мне это безразлично, все же картинка, как эти двое стоят рядом, навеки выжжена у меня в мозгу.

— Да, вернулся. — Деймен сжимает мою руку и касается губами щеки. Он не всегда может прочитать мои мысли, зато чувствует их всегда. — Я в самом деле одумался, это точно.

— Вот видите? Так будем верить, что и Роман придет в чувство, — кивает Майлз. — А не придет — значит, не так уж он и крут, правильно?

Хейвен, скорчив гримаску, слизывает с большого пальца глазурь и бурчит себе под нос:

— Мне все равно.

— Не похоже, — прищуривается Майлз. — У тебя вроде Джош?

— У меня Джош, — соглашается она, пряча глаза и стряхивает с колен еще какие-то несуществующие крошки.

Я вижу, как ее аура переливается лживыми зелеными оттенками, и понимаю, что Хейвен врет. Влюбилась по уши! А если еще и Роман ею увлечется, тогда все: прощай, Джош, здравствуй, зловещий незнакомец.

Я открываю пакет с завтраком, усиленно притворяясь, что меня по-прежнему интересует еда, и вдруг слышу:

— Эй, друг, в котором часу премьера?

— В шесть. А что? Ты придешь? — У Майлза загораются глаза и аура вспыхивает надеждой.

— Ни за что такого не пропущу, — отвечает Роман, усаживаясь рядом с Хейвен и задевая ее плечом.

Ну видно же, что нарочно! Явно замечает произведенный эффект и бессовестно этим пользуется.

— Ну, как тебе жизнь в высших сферах? Все так, как ты и мечтал? — спрашивает Хейвен.

Если не видеть ее ауры, по голосу можно подумать, что она флиртует — но я-то знаю, что все очень серьезно. Аура не врет.

Роман протягивает руку, осторожно отводит ей челку со лба. Жест настолько интимный, что у Хейвен розовеют щеки.

— О чем это ты? — спрашивает Роман, глядя ей в глаза.

— Ну как же — элитный столик… Тот, где ты сидишь, — лепечет Хейвен, из последних сил стараясь сохранить видимость спокойствия.

— Кастовая система школьной столовой, — поясняет Майлз, разрушая чары, и отодвигает в сторону недоеденный йогурт. — Она везде одинакова. Все разбиваются на группки, а чужаков к себе не пускают. Они не специально, просто не умеют по-другому. Ну, а те, с кем ты сегодня обедал — элитная группка, правящая каста в школьнойиерархии. Полная противоположность людям, с которыми ты сидишь сейчас. — Майлз тычет пальцем себе в грудь. — Нас еще называют «неприкасаемые».

— Чушь какая! — говорит Роман, отодвинувшись от Хейвен и откупоривая бутылку с содовой. — Полная ерунда! Я тебе не верю.

— Не верь, если не хочешь, но факт остается фактом.

Пожав плечами, Майлз грустно смотрит на элитный стол. Сколько бы он ни распространялся о том, что, мол, наш столик самый крутой, на самом деле он точно знает — для основной массы учеников «Бей-Вью» ничего крутого тут нет.

— Для тебя, может, и факт, а для меня — нет. Предпочитаю свободное и открытое общество, где можно садиться, с кем захочешь, и разговаривать, о чем угодно. — Тут Роман оборачивается к Деймену. — А ты? Веришь во всю эту чепуху?

Деймен пожимает плечами, не сводя с меня глаз. Плевать он хотел на элиту и не-элиту, на то, кто крут, а кто — нет. В эту школу он поступил исключительно ради меня, и только ради меня здесь остается.

— Мечтать не вредно, — вздыхает Хейвен, рассматривая свои коротко остриженные черные ногти. — А еще лучше, если бы эти мечты были хоть как-то связаны с реальностью.

— Вот тут ты ошибаешься, золотце. Это вовсе не мечты. — Роман улыбается, и от этой улыбки аура Хейвен начинает переливаться всеми оттенками розового. — Я добьюсь, чтобы это стало правдой. Увидишь.

— Да ну? Вообразил себя Че Геварой местного значения?

Я даже не пытаюсь скрыть яд в голосе. Хотя, если честно, меня больше удивляет, что я употребила слово «вообразил». С каких это пор я стала так разговаривать? Оглянувшись на Романа, вижу его напористую, желто-оранжевую ауру, и понимаю, что он и на меня тоже действует.

— Представь себе, вообразил. — Он улыбается обычной своей ленивой улыбочкой и заглядывает мне в глаза — так глубоко, что я вдруг чувствую себя голой. Как будто он все видит, все знает, и никуда от него не спрятаться. Считай меня, революционером, потому что не пройдет и недели, как этой вашей столовской кастовой системе настанет конец. Мы сломаем выдуманные барьеры, сдвинем столы и устроим большой общий пир!

— Пророчествуешь? — прищуриваюсь я, стараясь оттолкнуть прочь его бесцеремонную психическую энергию.

А он только смеется, ни капельки не обидевшись, На первый взгляд его смех кажется таким теплым, дружелюбным, обаятельным — никто не разглядит подтекст; жутковатый намек на злость, едва скрытую угрозу, предназначенную персонально для меня.

— Не поверю, пока не увижу своими глазами, — объявляет Хейвен, стирая с губ красные крошки.

— Когда увидишь — поверишь, — отвечает Роман, не отрывая от меня взгляда.


— Ну и что ты скажешь обо всем этом? — спрашиваю я.

Только что прозвенел звонок. Роман, Хейвен и Майлз побежали на урок, а мы с Дейменом немного отстали.

— О чем — обо всем? — Деймен останавливается и я тоже.

— О Романе. И об этой его столовско-революционной чуши?

Мне отчаянно хочется, чтобы кто-нибудь подтвердил, что я не ревнивая дура, а Роман действительно жуткий тип.

Но Деймен только пожимает плечами.

— Если ты не против, мне сейчас не очень хочется обсуждать Романа. Меня больше интересуешь ты!

Он притягивает меня к себе и одаряет неспешным обстоятельным поцелуем, от которого захватывает дух.

И хоть мы стоим посередине школьного двора, все вокруг как будто исчезает. Весь мир сжимается до одной-единственной точки. А когда я наконец отступаю от Деймена, я уже в таком состоянии, мне так жарко и трудно дышать, что я даже говорить не могу. Кое-как выдавливаю:

— На урок опоздаем.

И за руку тяну его к двери.

Деймен сильнее меня, мне его не сдвинуть.

— Я тут подумал — может, прогулять? — шепчет он, задевая губами мой висок, щеку, ухо. — Ну их, эти уроки. Есть столько других замечательных занятий…

Меня тянет к нему, как магнитом, я почти уже поддалась, и все-таки, покачав головой, делаю шаг назад. Я понимаю, он-то закончил школу несколько сотен лет назад, ему все это скучно и неинтересно. Мне и самой скучно. Какой смысл отсиживать уроки, если я могу мгновенно освоить любой предмет, которому нас пытаются обучить? И все-таки школа входит в число того немногого, что еще осталось нормальным в моей жизни. После аварии, когда я поняла, что никогда уже не буду нормальной, я такие вещи стала очень ценить.

— Ты вроде говорил, что нужно любой ценой сохранять видимость нормальности? — Я тащу его за собой, он упирается. — Разве для этого не нужно ходить в школу и хотя бы делать вид, что нам здесь интересно?

— Да, но что может быть нормальнее двух одолеваемых гормонами подростков, которые сбегают с уроков и раньше времени начинают уик-энд? — усмехается Деймен.

Его прекрасные темные глаза так и манят меня. Но я упрямо качаю головой и, еще крепче ухватив Деймена за руку, волоку его в класс.

Глава 9

Раз уж мы собираемся провести ночь вместе, Деймен не провожает меня после уроков. Наскоро поцеловавшись с ним на автостоянке, я ныряю в свою машину и еду в торговый центр.

Мне хочется купить что-нибудь особенное для сегодняшнего вечера. Что-нибудь хорошенькое Майлзу к спектаклю и мне на знаменательное свидание. У нас обоих нынче своего рода премьера. Бросаю взгляд на часы — оказывается, времени у меня не так уж много Может, надо было поймать Деймена на слове и прогулять оставшиеся уроки?

Вывожу машину с автостоянки, по дороге размышляя, не надо ли поискать Хейвен. Мы с ней очень мало общаемся после той странной истории с Триной. А потом она познакомилась с Джошем: они практически не расстаются, хоть он и учится не в нашей школе. Он даже ухитрился отвлечь ее от вредной привычки записываться во всевозможные группы психологической поддержки — а ведь прежде у нее был прямо-таки ритуал: после школы отправляться на очередное собрание в подвале при церкви, где участники накачиваются лимонадом, заедают его печеньицем и делятся друг с другом трогательными историями о борьбе с очередным пагубным увлечением.

То что мы стали реже видеться, меня не особенно огорчало — ведь Хейвен казалась вполне счастливой, как будто нашла наконец человека, который не просто любит ее, а еще и очень ей подходит. Но в последнее время мне стало ее не хватать. Хорошо бы все-таки встретиться и поболтать немножко…

Я замечаю Хейвен рядом с Романом. Он прислонился к своей шикарной красной спортивной машине, а Хейвен держит его за руку и хохочет над какой-то шуточкой. На ней черные джинсы в обтяжку и тесный черный кардиган, черная маечка с изображением рок-группы «Фолл Аут Бой», в черных, нарочно растрепанных волосах ярко-алая лента — общая картина могла получиться довольно мрачной, если бы ее не смягчала уютная розовая аура, которая все ширится, ширится, пока не поглощает обоих. Никаких сомнений — если бы Роман чувствовал то же, что и Хейвен, Джош быстро отошел бы на второй план. Я твердо намерена этому помешать, но тут Роман оглядывается и смотрит на меня через плечо — так пристально, так интимно и многозначительно, что я жму на педаль акселератора и проезжаю мимо, не останавливаясь.

Хотя все мои друзья считают Романа жутко классным и крутым, и школьная элита того же мнения, и даже Деймен его ни капельки не опасается — я все равно его терпеть не могу.

Пусть у меня на это нет никаких оснований, разве что под ложечкой что-то сжимается, когда Роман оказывается рядом, несомненно одно; от этого новичка мне сильно не по себе.

По случаю жары я отправляюсь в универмаг «Саут-Кост-Плаза», а не к торговым рядам на открытом воздухе под названием «Остров моды». Местные жители, наверное, поступают, как раз наоборот, но я — не местная Я из Орегона, а значит, привыкла, что погода в самом начале весны должна быть более… ну, предвесенней. Дождики, знаете ли, резкий ветер, хмурое небо и лужи. В общем, настоящая весна, а не этот странный, жаркий неестественный гибрид лета, пытающийся выдать себя за весну. И судя по тому, что мне рассказывали, дальше будет еще хуже. От этого я еще сильнее начинаю скучать по дому.

Обычно я стараюсь избегать общественных мест, где светло и шумно, давит накопленная толпой психическая энергия, от которой я не знаю, куда деваться. Да еще и Деймена со мною нет — он мог бы служить мне щитом. А так остается лишь старый верный плейер.

Я уже не натягиваю на голову капюшон, и темные очки тоже в прошлом. Не хочу больше выглядеть чокнутой уродкой. Просто сужаю поле зрения, ограничив его тем, что находится прямо передо мной, а от остального отгораживаюсь — это Деймен меня научил.

Вставляю в уши наушники, прибавляю громкость, и музыка отсекает посторонний шум. Только мельтешат перед глазами разноцветные ауры, да несколько бесплотных духов болтаются в воздухе прямо передо мной. Тех, что сбоку, я просто не вижу, поскольку поле зрения сузилось. Захожу в магазинчик «Секрет Виктории» и сразу направляюсь в отдел, где продают пикантные ночнушки. Я так сосредоточена на своей задаче, что не замечаю чуть поодаль Стейшу и Хонор.

— Ути-пути, боже ты мой! — нараспев тянет Стейша и шагает ко мне с таким решительным видом, будто я корзинка с надписью «Гуччи за полцены!». — Да неужели ж мы такое покупаем?!

И тычет пальцем в ночную сорочку у меня в руках. Проводит идеально; наманикюренным ноготком вдоль разрезов сверху и снизу, которые сходятся у круга в центре, украшенного мелкими стразиками.

Я и взяла-то эту вещь просто из любопытства, даже и не думала покупать, но увидев, как кривится Стейша, услышав ее издевательские мысли, чувствую себя круглой дурой.

Поскорее роняю ночнушку на полку и начинаю возиться с наушниками — якобы я ничего не услышала, а сама тем временем продвигаюсь к хлопчатобумажным комплектам. Эти халатики и рубашечки куда больше в моем вкусе.

Но перебирая миленькие вещицы в розово-оранжевую полоску, я вдруг понимаю, что они вряд ли придутся по вкусу Деймену. Он, скорее всего, предпочел бы что-нибудь более стильное, и чтобы кружев побольше а хлопка — значительно меньше. Что-нибудь такое, что и вправду можно назвать соблазнительным. А ведь Стейша со своей верной собачонкой так от меня и не отстали — знаю, даже не глядя.

— Ой, смотри, Хонор! Наша уродка не может выбрать, какую рубашечку взять — похабную или невинно-нежную? — Стейша гадко улыбается. — Мой тебе совет: если не можешь решить, бери похабную. Вернее будет, да к тому же, насколько я знаю Деймена, невинной нежностью его не проймешь.

Я застываю желудок скручивает беспричинная ревность, горло перехватывает. Всего лишь на мгновение — потом я заставляю себя дышать ровно и продолжаю разглядывать вещи на полках. Пусть она не думает, что ее слова задели меня хоть на секунду!

Кроме того, я прекрасно знаю, как все происходило на самом деле, и, к счастью, могу сказать совершенно точно: ничего между ними не было, ни похабства, ни нежностей. Деймен просто делал вид, будто Стейша ему нравится, назло мне. И все-таки мне до сих пор противно думать об этом, хоть там и было одно притворство.

— Да ладно, пойдем! Она все равно не слышит, — говорит Хонор, почесывая себе руку, после чего принимается в сотый раз проверять, не ответил ли Крейг на ее смску.

Но Стейшу не сдвинешь — она так легко не сдастся. Как же, такое развлечение!

— Слышит, слышит, — уверенно усмехается краешком губ. — Ты не смотри, что она в наушниках. Слышит не только, что мы говорим, а даже — что думаем. Эвер у нас не просто уродка, она еще и ведьма!

Отворачиваюсь и перехожу к другим полкам. Рассматриваю лифчики и корсеты, а про себя твержу: «Не обращай внимания, не обращай внимания! Притворись, что ничего не замечаешь — ей надоест, и она уйдет»

Не тут-то было. Стейша дергает меня за руку.

— Давай, не стесняйся, покажи Хонор, какое ты чудо природы!

Стейша уставилась прямо мне в глаза, от нее бьет поток злой темной энергии, а руку она мне стиснула так, что большой и указательный пальцы почти сомкнулись на моем запястье. Я понимаю, что она меня провоцирует. Стейша знает, на что я способна, после того случая в школьном коридоре, когда я потеряла терпение и не сдержалась. Только тогда Стейша меня доводила не нарочно — она ведь не знала, что может случиться.

Хонор переминается с ноги на ногу и ноет:

— Стейша, ну брось! Пойдем отсюда. Ску-у-учно. Стейша не слушает, еще сильнее сжимает мою руку вонзая ногти в тело, и шипит:

— Ну давай, скажи ей, что ты видишь!

Я закрываю глаза. Все внутренности скрутились узлом, а в голове, как в прошлый раз, теснятся образы: Стейша карабкается к успеху, прокладывая себе путь зубами и когтями, топча всех, кто попался на пути… В том числе и Хонор. Особенно Хонор, которая даже не смеет дать сдачи, так боится стать непопулярной,…

Я могла бы ей рассказать, какая у нее на самом деле подруга… Могла бы оторвать от себя Стейшу и швырнуть через всю комнату, так, чтобы пробила головой оконное стекло…

Но я не смею. В прошлый раз, когда я дала себе волю и высказала Стейше все, что знаю о ее мерзостях, это оказалось колоссальной ошибкой. Теперь мне еще больше приходится скрывать тайны — ведь они не только мои, но и Деймена.

Стейша смеется, а я изо всех сил уговариваю себя сохранять спокойствие. Напоминаю себе: казаться слабой — это нормально, страшнее поддаться слабости. Я обязана притворяться нормальной, делать вид, что ничего не понимаю, и пусть Стейша радуется, воображая, что победила.

Хонор морщится, глядя на часы — ей хочется уйти. Я уже собираюсь выдернуть руку и, может быть, совершенно случайно при этом смазать Стейше по физиономии как вдруг вижу нечто настолько ужасное, настолько отвратительное, что, шарахнувшись, опрокидываю всю стойку с нижним бельем.

Лифчики, трусики и прочие причиндалы кучей валятся на пол, а я приземляюсь сверху, словно вишенка на пирожное.

— Ой, мамочки! — визжит Стейша, ухватившись за Хонор. Они обе надо мной потешаются. — Вот припадочная!

Стейша вытаскивает мобильник, чтобы заснять все происходящее на видео. Подходит поближе и с удовольствием снимает, как я барахтаюсь, пытаясь сбросить красный кружевной поясок с резинками, обвившийся вокруг шеи.

— Давай, шустрей поднимайся и приводи все в порядок, а то ведь, знаешь, придется платить за испорченный товар!

Продавщица появляется как раз, когда я вскакиваю на ноги. Стейша и Хонор удирают. У самой двери Стейша оглядывается через плечо.

— Имей в виду, я за тобой слежу, Эвер! Я тебя в покое не оставлю!

Глава 10

Почувствовав, что машина Деймена свернула на нашу улицу, я — в который уже раз — бросаюсь к зеркалу, спешно поправляю одежду, убеждаюсь, что все детали — платье, лифчик, новые трусики — находятся на своих местах и, надеюсь, там и останутся… По крайней мере, до тех пор, пока не придет время все это снять.

После того, как мы с продавщицей разобрали и заново развесили упавшие вещи, она помогла мне выбрать очаровательный комплект — лифчик и трусики, не из хлопка, не слишком непристойные и в то же время ничего, по сути, не прикрывающие… Как я понимаю, именно это и требуется. Затем я отправилась в бутик фирмы «Нордстром» и там купила очень красивое зеленое платье и к нему — чудные босоножки. По дороге домой я еще забежала сделать маникюр и педикюр, чего со мной не случалось… да, наверное, с самой аварии, навсегда оборвавшей мою прежнюю жизнь — ту, в которой я была хорошенькой девочкой и пользовалась успехом, вроде Стейши.

Только на самом деле я никогда не была такой, как Стейша.

То есть, может, я и пользовалась успехом, и, как она, выступала в команде болельщиц, но я не была стервой.


— О чем задумалась? — спрашивает Деймен.

Поскольку Сабины нет дома, он сам открыл дверь и сразу поднялся ко мне.

Я не могу отвести от него глаз. Вот он прислонился к дверному косяку, стоит и улыбается. Я рассматриваю его всегдашнюю одежду: черные джинсы, темную рубашку, куртку, черные байкерские сапоги — и мое сердце делает перебой.

— О прошедших четырех столетиях, — отвечаю я и внутренне сжимаюсь, потому что его глаза мучительно темнеют. — Я не в том смысле! — Тороплюсь объяснить, чтобы он не решил, будто я опять страдаю из-за прошлого. — Просто я подумала: мы столько веков уже вместе и еще ни разу… ну…

Деймен выгибает бровь, а на губах у него играет улыбка.

— В общем, я рада, что эти четыре столетия закончились, — шепчу я.

Деймен подходит ближе, обнимает меня за талию и притягивает к себе. Мой взгляд скользит по резким чертам его лица, впивает его всего — темные глаза, гладкую кожу, неотразимый рот…

— Я тоже рад, — говорит Деймен, дразня меня смеющимся взглядом. — Нет, поправка — больше, чем рад. Я в полном восторге. — Он улыбается и тут же сдвигает брови. — Нет, все равно не то. Нужно придумать новое слово. — Он смеется, а потом шепчет, склонившись к моему уху: — Ты сегодня такая красивая — как никогда. Я хочу, чтобы все у нас было идеально. Не хуже, чем ты мечтала. Надеюсь, что не разочарую тебя.

Я отодвигаюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. И как он только мог подумать? Это я все время беспокоюсь, как бы его не разочаровать!

Он за подбородок приподнимает мое лицо, и в конце концов наши губы встречаются. Я целую Деймена с таким жаром, что он сам отодвигается со словами:

— Может, лучше поедем прямо в «Монтедж»?

— Ладно, — шепчу я, ища губами его губы.

И тут же начинаю жалеть о своей выходке, потому что Деймен отстраняется и я вижу в его глазах надежду.

— Да только нельзя — Майлз меня убьет, если я не приду на премьеру.

Я улыбаюсь и жду ответной улыбки.

А он не улыбается. Наоборот, смотрит на меня так серьезно и напряженно, что становится ясно: я слишком близко подошла к правде. Каждый раз моя жизнь заканчивалась в эту ночь — ночь, которую мы собирались провести вместе. И хоть я не помню подробностей, Деймен, как видно, помнит.

Правда, на его побледневшее лицо тут же возвращаются краски, и он берет меня за руку.

— К счастью, ты уже не убиваема, так что нас ничто не может разлучить.

* * *
Первое, что я замечаю, войдя в зрительный зал: Хейвен и Роман сидят рядом. Пользуясь отсутствием Джоша, моя подруга жмется к плечу Романа и наклоняет голову набок, чтобы удобней было не сводить с него восторженного взгляда, и улыбаться каждой его шутке. Сразу вслед за этим я замечаю еще кое-что: мое место — по другую сторону от Романа. Только, в отличие от Хейвен, я этому совсем не рада. Но Деймен уже занял место с краю, а я не хочу пересаживаться — это привлечет общее внимание. Так что я, скрепя сердце, сажусь на свободное место и сразу ощущаю напор бесцеремонной энергии Романа. Он заглядывает мне в глаза с таким сосредоточенным вниманием, что я невольно начинаю ерзать.

Стараясь отвлечься, оглядываюсь по сторонам — зрительный зал почти полон — и с облегчением вижу, что по проходу к нам приближается Джош, как всегда в тесных черных джинсах с ремнем в заклепках и ослепительно белой рубашке с узким клетчатым галстуком. Темные волосы падают на глаза, а в руках груз конфет и бутылок с минералкой. Сразу становится легче на душе. Они с Хейвен идеально подходят друг другу, и я рада, что Джош пока еще не изгнан.

— Водички? — Он плюхается на сиденье по другую сторону от Хейвен и протягивает мне две бутылки.

Я беру одну, а вторую хочу передать Деймену, но он, мотнув головой, отхлебывает свой красный напиток.

— Что это у тебя? — спрашивает Роман, перегнувшись через меня и показывая на бутылку Деймена. От нежеланного прикосновения холодок пробегает по коже. — Ты так присосался к этой штуке, будто она с градусами. Поделись, друг, не жадничай!

Он со смехом протягивает руку и требовательно шевелит пальцами, с вызовом глядя на нас.

Я уже готова вмешаться, потому что боюсь, как бы Деймен по доброте душевной в самом деле не дал Роману попробовать, и тут поднимается занавес. Начинает звучать музыка. Роман сдается и снова откидывается на спинку кресла, но при этом неотрывно смотрит на меня.

* * *
Майлз играет потрясающе. Настолько великолепно, что я время от времени и впрямь начинаю прислушиваться к его репликам и к тексту песен, которые он исполняет, а ведь в основном меня сейчас занимает совсем другое — сегодня я расстанусь с невинностью, впервые за четыреста лет.

Удивительно подумать — столько перерождений, и в каждом мы снова встречались, заново влюблялись друг в друга, а вот довести свои отношения до логического конца так ни разу и не смогли.

Сегодня все изменится.

Вообще все.

Этой ночью мы похороним прошлое и двинемся в будущее, навстречу нашей вечной любви.

После спектакля мы всей толпой отправляемся за кулисы. У двери в гримерку я останавливаю Деймена.

— Слушай, мы забыли купить цветов для Майлза!

Деймен усмехается.

— О чем ты говоришь? Цветы у нас под рукой — столько, сколько нужно.

Я с сомнением прищуриваюсь. По-моему, Деймен как и я, пришел с пустыми руками.

— Это ты о чем говоришь? — спрашиваю я шепотом, и снова чувствую, как по телу пробегает теплая волна только оттого, что он положил руку мне на локоть.

— Эвер, — отвечает он с веселыми огоньками в глазах, — цветы уже существуют на квантовом уровне. Если ты хочешь их получить на физическом уровне, всего-навсего нужно их материализовать, как я тебе показывал.

Я оглядываюсь — не подслушивает ли кто наш странный разговор? Потом, смущаясь, признаюсь, что не могу этого сделать.

— У меня не получится…

Материализовал бы он сам уже эти несчастные цветы, и дело с концом. Сейчас не время для урока! Нет, уперся.

— Конечно, получится! Неужели я так ничему тебя и не научил?

Я смотрю в пол, крепко сжав губы. Если честно, он хорошо меня учил и очень старался. Просто я ужасно глупая ученица, да еще и отлынивала постоянно. Так что пусть уж материализацией занимается Деймен.

— Давай лучше ты, — прошу я и вздрагиваю, увидев, как он разочарован. — У тебя гораздо быстрее выйдет! А я буду долго возиться, кто-нибудь обязательно заметит, и нам придется все это объяснять. Деймен упрямо качает головой.

— Если будешь все время надеяться на меня, сама никогда не научишься!

Я вздыхаю. Конечно, он прав, и все равно ужасно не хочется тратить драгоценное время на материализацию букета роз, который, может, еще и не появится. Мне бы получить этот самый букет в руки, сказать Майлзу: «Браво!» — и поскорее отправиться в «Монтедж», приводить в исполнение остальные наши планы на сегодняшний вечер. Всего секунду назад казалось, что и Деймен этого хочет — а теперь он вдруг посерьезнел, заговорил учительским тоном, и, честно говоря, это здорово сбивает с настроения.

Вдохнув поглубже, я мило улыбаюсь и провожу пальчиками по отвороту его воротника.

— Ты совершенно прав. Торжественно обещаю исправиться! Просто я подумала — может, хоть один раз ты сделаешь это за меня, потому что у тебя выйдет быстрее… — Я поглаживаю местечко у него за ухом, зная, что он уже готов сдаться. — Понимаешь, чем раньше мы добудем букет, тем скорее сможем уйти отсюда и…

Я еще не договорила, а Деймен уже закрывает глаза, вытянув руку вперед, словно в ней зажат пучок весенних цветов. Я озираюсь, проверяя, не смотрит ли кто, и тихо надеюсь, что мы сможем быстренько уйти.

А потом оглядываюсь на Деймена и пугаюсь. Мало того, что в руке у него по-прежнему ничего нет, еще и капелька пота сползает по щеке — уже второй раз за два дня.

Вроде бы, ничего странного, если не знать, что Деймен вообще не потеет.

И не болеет, и никогда у него не бывает плохих дней. Ну не вырабатывается у него пот, и все тут. Как бы жарко ни было на улице, какой бы тяжелой работой он ни занимался, Деймен всегда остается спокойным, невозмутимым и всегда способен справиться с поставленной задачей.

Так было до вчерашнего дня, когда у него не получилось открыть портал.

И вот сейчас — он не может материализовать простенький букет цветов для Майлза.

Я спрашиваю, все ли у него в порядке, дотрагиваюсь до его руки — и вместо обычной горячей волны ощущаю слабенькое тепло.

— Конечно, я в полном порядке.

Он приподнимает ресницы ровно настолько, чтобы бросить на меня быстрый взгляд, и тут же снова зажмуривается. И даже в этот краткий миг я успеваю заметить в его глазах такое, что у меня слабеют ноги и пробирает озноб.

Это не тот любящий взгляд, к которому я привыкла. Глаза у него холодные, отстраненные — так уже было несколько дней назад. Он хмурит брови, собираясь с силами, на верхней губе блестят капельки пота. Он весь полон решимости разделаться с проблемой и перейти к следующему пункту программы — нашей идеальной ночи. Я боюсь, что дело затянется, да еще вдруг у Деймена опять ничего не выйдет, как тогда с порталом, поэтому встаю рядом с ним и тоже закрываю глаза. Вижу в его руке прекрасный букет — две дюжины роз. Вдыхаю их густой аромат, ощущаю нежную бархатистость лепестков над длинными стеблями в острых шипах…

— Ай! — Деймен подносит палец к губам, хоть ранка уже затянулась. — Вазу создать забыл!

Он явно уверен, что сам провел материализацию — что ж, я его разубеждать не собираюсь.

— Давай я! Ты совершенно прав, мне нужно больше упражняться.

Зажмурившись, представляю себе вазу, которая стоит у нас дома, в столовой. Такую, довольно вычурную, со сложным переплетением сверкающих граней.

— Уотерфордский хрусталь? — усмехается Деймен. — Майлз подумает, что мы угрохали на эту штуку чудовищные деньги!

Я тоже смеюсь — от облегчения, что странности закончились и он снова шутит. Деймен вручает мне вазу.

— Держи! Преподнесешь Майлзу, а я пока подгоню машину.

— Ты уверен? — Я замечаю, что у Деймена кожа вокруг глаз побледнела и лоб влажный. — Может, зайдем вместе, поздравим его и побежим дальше? Это ведь недолго.

— Если не ждать в длиннющей очереди машин, будет еще быстрее, — улыбается он. — Тебе вроде хотелось поскорее удрать отсюда?

Хотелось, и сейчас хочется — так же, как и ему. И в то же время я встревожена. Меня обеспокоило, что он не смог провести материализацию, и напугал мгновенный холод в его глазах. Затаив дыхание, я смотрю, как он отпивает ярко-красную жидкость из бутылки, и напоминаю себе, как быстро исцелился порез у него на пальце — все-таки это хороший знак.

Знаю, что от моих страхов ему будет только тяжелее, и потому, прокашлявшись, говорю:

— Ладно, выводи машину и приходи за мной.

Я целую Деймена в щеку и невольно обращаю внимание на то, какая она холодная.

Глава 11

Когда я добираюсь до гримерки, вокруг Майлза толпятся родные и друзья. На нем все еще костюм из последней сцены мюзикла — белые сапоги в стиле семидесятых и мини-платьице.

— Браво! Ты был бесподобен! — объявляю я, протягивая ему цветы вместо объятий, потому что не могу рисковать, контактируя с чужой энергией: я сейчас так нервничаю, что и со своей-то едва справляюсь. — Нет, серьезно, я и не знала, что ты умеешь так петь!

— Знала-знала! — Он отводит в сторону длинные кудри парика и окунает нос в душистые лепестки. — Ты же сто раз слышала, как я пою караоке в машине.

— Это совсем не то! — Я улыбаюсь, хоть и говорю серьезно. Он правда здорово сыграл. Я бы даже сходила посмотреть спектакль еще раз, в более спокойный вечер. — А где Холт? — Я уже знаю ответ, просто нужно о чем-то говорить, пока не вернулся Деймен. — Вы, наверное, уже помирились?

Майлз хмурится, кивком указывая на своего папу, и я, охнув, одними губами выговариваю: «Прости!» Совсем забыла — он открылся нам, друзьям, а дома все еще скрывает свою ориентацию.

— Не волнуйся, все хорошо, — шепчет мне Майлз, хлопая накладными ресницами и перебирая длинные белокурые локоны. — У меня был небольшой нервный срыв, но теперь все прощено и забыто. Кстати, насчет Прекрасного принца…

Я оборачиваюсь к двери в уверенности, что сейчас увижу Деймена. Сердце пускается вскачь при одной мысли о нем — чудесной, восхитительной мысли о нем. И я даже не стараюсь скрыть разочарование, поняв, что речь шла о Хейвен и Джоше.

— Что думаешь? — спрашивает Майлз, мотнув головой в их сторону. — Сложится у них или не сложится?

Джош обнимает Хейвен за талию и тянет ближе к себе. Увы, старается он без толку — хотя они идеально подходят друг к другу, Хейвен глаз не может отвести от Романа. Копирует все его жесты — как он стоит, как запрокидывает голову, когда смеется, как держит руки… Ее энергия вся целиком устремляется к Роману, словно Джоша вообще не существует. Похоже, ее чувство безответно, да вот беда — такие, как Роман, готовы пользоваться тем, что само идет в руки.

Скова обернувшись к Майлзу, заставляю себя равнодушно пожать плечами.

А он говорит:

— Хизер устраивает вечеринку для труппы. Мы как раз собирались ехать. Вы с нами?

Я растерянно смотрю на него. Понятия не имею, что это за Хизер.

— Она играла Пенни Пинглтон.

Кто это, я тоже не знаю, но признаваться не собираюсь, поэтому киваю, как будто мне все ясно.

— Слушай, неужели вы настолько прилипли друг к; другу, что вообще на сцену не смотрели?

Видно, что он только наполовину шутит.

— Не говори ерунду! Я все видела! — оправдываюсь я, чувствуя, что лицо идет всеми оттенками красного и что Майлз никогда в жизни мне не поверит, хоть это и правда — более или менее.

На самом деле, пусть мы вели себя вполне прилично, зато руки наши и правда почти прилипли друг к другу: потому что Деймен переплел свои пальцы с моими, и мысли наши тоже друг к другу прилипли — мы все время обменивались телепатическими посланиями. Глазами я смотрела на сцену, а думала совсем о другом. Я мысленно была уже в гостинице, в нашем номере.

— Так поедете вы с нами или нет? — Майлз правильно угадал: не поедем. И это его не так уж сильно огорчает. — А куда вы собрались? Что может быть увлекательнее, чем вечеринка с театральной труппой?

Ужасное искушение — рассказать все, поделиться тайной с человеком, которому я точно могу доверять. Я уже уговорила себя выложить все Майлзу, и тут подходит Роман, а за ним — Хейвен и Джош.

— Мы отправляемся. Никого не надо подвезти? У меня, правда, двухместная, но еще один человек точно влезет.

Роман кивает мне. Я отворачиваюсь и все равно чувствую на себе его неотступный, какой-то ощупывающий взгляд.

Майлз качает головой.

— Я поеду с Холтом, а у Эвер какие-то свои секретные планы. Какие — не говорит.

Роман приподнимает в улыбке уголки губ, а взглядом проходится по моему телу. Его мысли даже нельзя назвать пошлыми, скорее лестными, но оттого, что это думает именно он, мне становится совсем не по себе.

Я отвожу глаза. Смотрю на дверь — Деймену давно пора быть здесь. Я собираюсь отправить ему телепатическое послание, пусть приходит за мной скорее, и тут меня перебивает Роман.

— Значит, это и от Деймена секрет? Он уже уехал.

Я оборачиваюсь, встречаюсь с ним взглядом, и внутри все привычно сжимается, а по коже пробегает холодок.

— Он не уехал! — Я даже не стараюсь скрыть злость в голосе. — Он пошел подогнать машину к служебному входу.

Роман пожимает плечами, глядя на меня с жалостью.

— Как скажешь. Просто я подумал, что тебе интересно будет узнать. Я сейчас вышел покурить и видел, как Деймен выехал с автостоянки и куда-то умчался.

Глава 12

Я распахиваю дверь и выбегаю в безлюдный переулок. Вижу ряд переполненных мусорных баков, горстку битого стекла на земле, голодную бездомную кошку… Деймена нет.

Я бегу, спотыкаясь, не разбирая дороги. Сердце так колотится, что вот-вот выскочит из груди. Не хочу верить, что Деймен уехал! Не хочу верить, что он бросил меня! Мерзкий Роман врет! Деймен никогда не поступил бы так со мной…

Держась рукой за кирпичную стену, закрываю глаза и пытаюсь настроиться на его энергию. Мысленно зову, шлю ему свою любовь и тревогу, а в ответ — глухая черная пустота. Я петляю между машинами, отъезжающими от театра, прижимаю к уху мобильник, на ходу заглядываю в окна. Оставляю на автоответчике Деймена одно сообщение за другим.

У меня подламывается правый каблук. Я сдираю с себя босоножки, отбрасываю их в сторону и иду дальше, не останавливаясь. Подумаешь, туфли. Я себе еще сотню пар наделаю.

А вот другого Деймена мне взять неоткуда.

Автостоянка понемногу пустеет, а Деймена как не было, так и нет. Я оседаю на мостовую, вся в поту, без сил и в полном унынии. Порезы и волдыри на ногах заживают сами собой, а я думаю о том, как хорошо было бы сейчас закрыть глаза и, если не найти Деймена, так хоть узнать его мысли.

Если честно, прочесть его мысли мне никогда не удавалось. Это мне в нем как раз и нравится. С ним я чувствую себя нормальной. И вот представьте — именно то, что так привлекало, сейчас работает против меня.

— Подвезти?

Я поднимаю глаза. Передо мной стоит Роман. В одной руке болтается связка ключей, в другой — мои злосчастные босоножки.

Я мотаю головой, глядя в сторону, потому что понимаю — не в том я сейчас положении, чтобы отказываться от помощи. Хотя я скорее поползла бы по битому стеклу и раскаленным углям, чем села бы с ним в двухместную машину.

— Да ладно тебе, — говорит Роман. — Я не буду кусаться, обещаю.

Я заталкиваю мобильник в сумочку, встаю, одергиваю платье и говорю:

— Мне и так хорошо.

— Правда? — Он улыбается и подходит ближе, так что его ботинки почти задевают пальцы моих босых ног, — с виду не скажешь, если честно.

Я поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь к выходу из переулка. Даже не сбавляю шаг, когда Роман говорит:

— Ничего особенно хорошего, сама посуди: идешь растрепанная, босая, и я, конечно, не знаю наверняка, но похоже, что тебя бросил бойфренд.

Сделав глубокий вдох, иду дальше. Надеюсь, ему скоро надоест надо мной издеваться, и он отстанет.

— И все-таки не могу не признать — даже в таком, несколько раздрызганном виде, ты неотразима!

Я останавливаюсь и рывком оборачиваюсь, хотя и обещала себе не оглядываться ни за что. Меня передергивает, когда Роман неторопливо проходится взглядом по моему телу, задерживаясь на ногах, талии и груди. Глаза у него поблескивают весьма недвусмысленно.

— И о чем только Деймен думает? Если спросишь меня…

— Никто тебя ни о чем не спрашивает, — огрызаюсь я, чувствуя, как трясутся руки.

Приходится напомнить себе, что ситуация полностью под контролем и нет никаких причин пугаться. Может со стороны я кажусь обычной беспомощной девочкой, но на самом-то деле я сильная, не то, что раньше. Если бы захотела, могла бы сбить его с ног одним ударом. А потом подобрать и швырнуть через всю автостоянку. И не думайте, что я не чувствую сильного искушения доказать это на деле.

Роман улыбается свой ленивой улыбочкой, которая безотказно действует на всех, кроме меня. Стальные голубые глаза смотрят прямо в мои — так интимно, так насмешливо, что мне невольно хочется убежать.

Но я сдерживаюсь.

Каждым жестом он словно бросает мне вызов, и я не отдам ему победу! В конце концов я говорю:

— Подвозить меня не надо.

Поворачиваюсь и иду прочь. Роман следует за мной, и от него веет холодом. Ледяное дыхание касается моего затылка, когда он говорит:

— Эвер, подожди минутку, пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть.

Нет, не буду я его ждать. Наоборот, постараюсь по возможности увеличить расстояние между нами.

— Ну, перестань! Я всего лишь помочь тебе хочу. Твои друзья уехали, Деймен удрал, уборщицы, и те разошлись из театра. Я — твоя единственная надежда.

— У меня есть и другие варианты, — отмахиваюсь я.

Хоть бы он отвалил — тогда я попробую материализовать машину, туфли и спокойно уеду отсюда.

— Я их не вижу.

Мотнув головой, шагаю дальше. Разговор окончен.

— Значит, ты предпочитаешь пешком тащиться до дома, лишь бы только не сесть в машину со мной?

Я подхожу к светофору и раз за разом жму кнопку. Скорей бы включился зеленый свет! Перейти через дорогу и отделаться, наконец, от этого типа.

— Не знаю, почему так плохо все у нас сложилось, но ты явно меня ненавидишь. Не представляю, почему.

Голос у Романа такой мягкий, приветливый, словно он и впрямь хочет все начать сначала, закрыть старый лист, загладить свою вину, и прочее, и прочее.

А я не хочу начинать сначала. Я хочу только одного: чтобы он сейчас повернулся и ушел куда-нибудь в другое место, чтобы я наконец оказалась одна и смогла найти Деймена.

И все-таки я не могу допустить, чтобы за ним осталось последнее слово. Оглядываюсь через плечо и бросаю:

— Не обольщайся, Роман! Нельзя ненавидеть того, к кому ты абсолютно равнодушен! Так что я ни в коем случае не могу тебя ненавидеть.

И я бросаюсь на другую сторону улицы, хотя светофор еще не переключился. Уворачиваюсь от пары автомобилей, водителям которых не терпится проскочить на желтый свет, и все время ощущаю на себе холод его взгляда.

— А как же туфли? — кричит он мне вслед. — Жаль их выбрасывать. Может, каблук еще можно починить!

Не останавливаясь, вижу, как у меня за спиной рука Романа описывает широкую дугу и как болтаются зажатые в ней босоножки. Его издевательский смех провожает меня, пока я бегу через бульвар, и дальше, до соседней улицы.

Глава 13

Осторожно выглядывая из-за угла, я дожидаюсь, пока вишневый «Астон-Мартин» Романа покинет стоянку и скроется вдали. Выдерживаю еще несколько минут для полной уверенности. Так, уехал и в ближайшее время не вернется.

Нужно найти Деймена! Узнать, что с ним случилось, почему он вдруг исчез, не сказав ни слова. Он ведь четыреста лет… мы оба четыреста лет мечтали об этой ночи и если сейчас его нет рядом со мной — значит, случилось что-то ужасное.

Но прежде всего мне нужна машина. В Южной Калифорнии без машины никуда. Поэтому я закрываю глаза и представляю себе первое, что приходит в голову — небесно-голубой «Фольксваген-жук», точно такой, какой был у Шейлы Спаркс, самой шикарной старшеклассницы за всю историю школы «Хилкрест» Вспоминаю его округлую форму, как у мультяшного автомобильчика, и черный брезентовый верх, который хоть и выглядел неотразимо, зато мгновенно промокал в безжалостные орегонские дожди. Он словно наяву стоит передо мной: весь такой блестящий и до невозможности хорошенький, ну просто лапочка! Я ощущаю, как мои пальцы смыкаются на дверной ручке, как приминается подо мной кожаное сиденье. Ставлю в стаканчик для цветов одинокий алый тюльпан, открываю глаза — и вот она, моя машина.

Только я понятия не имею, как ее завести.

Ключ материализовать забыла!

Впрочем, Деймена такие мелочи никогда не останавливали. Я просто снова закрываю глаза и мысленно приказываю мотору завестись. При этом стараюсь поточнее вспомнить, с каким звуком трогалась с места машина Шейлы, когда их избранная компания после уроков загружалась на переднее и заднее сиденье, а мы с моей бывшей подругой Рейчел издали смотрели на них и завидовали.

Мотор заводится, и я выезжаю на Береговое шоссе. Начну с отеля «Монтедж», где мы собирались провести сегодняшнюю ночь, а там посмотрим.

Вечером на шоссе много машин, но я не сбавляю скорость. Сосредоточившись, наблюдаю за другими водителями, вижу, что именно каждый из них собирается сделать в следующую секунду, и соответственно подправляю свой курс. Ныряю в просветы, пользуясь всякой возможностью, и, в конце концов, оказываюсь у входа в гостиницу. Выскочив из машины, бросаюсь в двери.

Останавливает меня окрик швейцара:

— Эй, погодите! А ключ?

Я спотыкаюсь на бегу. Дыхание вырывается из груди короткими рваными толчками. Только поймав изумленный взгляд парня, соображаю, что я не только без ключа, а еще и без обуви. Но время дорого, да и не хочется заниматься материализацией на глазах у гостиничного служащего, так что я бегу дальше, крикнув ему:

— Не выключайте, я на секундочку!

Бросаюсь прямо к стойке регистрации, мимо длинной очереди недовольных людей, нагруженных клюшками для гольфа, с монограммами на чемоданах. Все они громко жалуются, что рейс задержали на четыре часа, а когда еще и я втискиваюсь прямо перед солидной пожилой парой, возмущение доходит до предела.

Я не обращаю внимания на шумные протесты и, ухватившись за край стойки, спрашиваю, из последних сил стараясь сохранять спокойствие:

— Деймен Августа уже занял свой номер?

— Кто, простите?

Дежурная бросает на разгневанную пару у меня за спиной многозначительный взгляд: мол, не беспокойтесь, я быстро отделаюсь от этой малолетней психопатки.

— Дей-мен. Ав-гус-то, — выговариваю по слогам — откуда только терпение взялось.

Дежурная косо взглядывает на меня и произносит почти не шевеля тонкими губами:

— Извините, мы не сообщаем такую информацию о клиентах.

Мотнув головой, перебрасывает длинный темный хвостик через плечо, словно ставит точку в конце предложения.

Я прищуриваюсь и фокусирую взгляд на ее ауре Оранжевая — значит, девушка больше всего ценит в людях организованность и сдержанность. А я как раз проявила полное отсутствие того и другого, когда минуту назад перемахнула через турникет. Если я хочу получить нужные сведения, придется подольститься. Поэтому я сдерживаю желание огрызнуться и спокойно объясняю, что я второй из клиентов, для которых снят номер.

Дежурная смотрит на меня, потом на пару у меня за спиной.

— Простите, но вам следует подождать своей очереди. Как и всем.

Очевидно, у меня ровно десять секунд до того, как она позовет охранника.

— Я понимаю. — Понизив голос, наклоняюсь к ней через стойку. — Извините меня, пожалуйста. Дело в том…

Она смотрит на меня, одновременно протягивая руку к телефону, и в этот миг я успеваю рассмотреть ее длинный прямой нос, тонкие ненакрашенные губы, чуть припухшие глаза… Все ясно!

Ее бросил парень. Бросил совсем недавно, она до сих пор еще ревет ночами в подушку. Целыми днями заново переживает ужасное событие. Куда бы она ни пошла, чем бы ни занималась, кошмарная сцена разрыва неизменно стоит у нее перед глазами.

— Дело в том, что, понимаете… — Я запинаюсь, как будто не могу говорить от душевной боли, а на самом деле просто подбираю слова. Тряхнув головой, начинаю сначала, помня, что всегда лучше хоть чуточку придерживаться правды, если хочешь, чтобы тебе поверили. — Мы должны были встретиться, а он не пришел… И я… понимаете, я даже не знаю, придет он или нет…

Я судорожно сглатываю и с ужасом понимаю, что в глазах у меня стоят настоящие слезы.

Лицо дежурной смягчается. Сурово сжатые губы, сощуренные глаза, высокомерно вздернутый подбородок — все преображается, наполняется пониманием и сочувствием, и я вижу, что моя уловка сработала. Вот, мы уже сестры, представительницы единого племени брошенных женщин.

Дежурная набирает команду на клавиатуре компьютера, а я, настроившись на ее волну, вижу то же, что и она. Буквы, вспыхнувшие на экране, показывают, что вномере 309 никого нет.

— Наверняка он просто опаздывает, — говорит мне дежурная, хотя на самом деле в это не верит. Она убеждена, что все мужики — сволочи. — Если вы покажете какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность, я могу…

Договорить она не успевает — я уже бегу к выходу. Не нужен мне ключ от номера. Я не хочу сидеть в пустой тоскливой комнате и ждать друга, который явно не придет. Мне необходимо куда-то бежать, продолжать поиски. Надо проверить еще два места — единственные где он может находиться. Я вскакиваю в машину и мчусь к пляжу, молясь о том, чтобы найти Деймена.

Глава 14

Оставив машину возле закусочной «Шейк-Шэк», бегу к океану, ощупью пробираюсь по темной петляющей тропинке. Я обязательно найду тайную пещеру Деймена, и неважно, что сама была там всего один раз… Единственный раз, когда между нами чуть было все не произошло. И ведь произошло бы, если бы не я! Наверное, за нашу долгую историю я не раз нажимала на тормоза в решающий момент. Ну, или меня убивали. Как я надеялась, что сегодня все будет по-другому…

Чувствую под ногами песок. Наконец-то я в пещере. Увы, здесь все, как мы тогда оставили: стопка одеял и полотенец в углу, доски для серфинга у стены, гидрокостюм висит на спинке стула — Деймена нет.

Осталась только одна возможность. Скрестив пальцы на удачу, я бросаюсь к машине. Сама удивляюсь, как легко и стремительно я могу передвигаться. Ноги едва касаются земли. Миг — и я уже в машине. Давно ли у меня такие способности? И какие еще сюрпризы подарит бессмертие?

Когда я подъезжаю к воротам, охранница Шейла с улыбкой машет мне — проезжайте, мол. Она привыкла ко мне и знает, что Деймен включил меня в список постоянных посетителей. Я веду машину вверх по склону, останавливаюсь у крыльца и первым делом замечаю, что в доме не горят огни.

Вообще ничего не светится — даже фонарь над входной дверью, который Деймен не выключает никогда.

Я сижу в машине, мотор тихонько урчит, а я смотрю вверх, на холодные темные окна. Мне хочется выломать дверь, одним махом взлететь по лестнице и ворваться в его «особенную» комнату — ту самую, где среди позолоты и мягких кресел собраны дорогие для него вещи портреты Деймена кисти Пикассо, Ван Гога и Веласкеса, первые издания редчайших книг, бесценные реликвии его долгого и бурного прошлого. И все же я не трогаюсь с места — мне не нужно входить внутрь, чтобы понять, что Деймена там нет. Дом смотрит холодно и неприветливо: каменные стены, черепичная крыша и пустые окна лишены души.

Я закрываю глаза, силясь вспомнить, что он мне сказал на прощание. Кажется, он хотел подогнать машину, чтобы нам удрать побыстрее. Да, он совершенно точно сказал «мы». Мы оба должны были побыстрее удрать, чтобы наконец-то быть вместе. В эту ночь должно было завершиться наше четырехсотлетнее ожидание.

Ведь не мог же он иметь в виду, что хочет побыстрее удрать от меня.

Или мог?

Сделав глубокий вдох, вылезаю из машины. Я не найду ответов на свои вопросы, если так и буду сидеть сложа руки. Шлепаю замерзшими босыми ногами по мокрой от росы траве, на ходу нашариваю ключ и вдруг спохватываюсь — я же его оставила дома, в полной уверенности, что уж сегодня-то он мне никак не понадобится.

Остановившись перед входом в дом, как можно точнее запоминаю изогнутую арку двери, лакированное красное дерево и затейливую резьбу. Потом, зажмурившись, представляю себе другую такую же дверь. Слышу, как щелкает замок, вижу, как распахивается воображаемая дверь. Я никогда не пробовала этого раньше, но знаю, что такое возможно — Деймен у меня на глазах отпер таким способом ворота школы.

Увы, когда я снова открываю глаза, оказывается, что я всего лишь ухитрилась материализовать еще одну тяжелую деревянную дверь. Понятия не имею, как ее теперь убрать — до сих пор мне приходилось материализовать только такие вещи, которые хотелось сохранить. Прислонив дверь к стене, я отправляюсь в обход дома.

Деймен всегда оставляет приоткрытым окно в кухню, как раз за раковиной. Просунув пальцы в щель, поднимаю раму до отказа, переползаю через раковину, забитую пустыми стеклянными бутылками, и спрыгиваю на пол. Приземляюсь, шлепнув босыми ногами и размышляя о том, распространяется ли закон о неприкосновенности жилища на встревоженных подружек.

Осматриваю комнату: деревянный стол, стулья, металлические кастрюли на полке, суперсовременная кофеварка, блендер и соковыжималка — лучшее кухонное оборудование, какое можно купить за деньги (ну, или материализовать). Все тщательно подобрано, чтобы создать видимость образцового дома, все содержится в идеальном порядке и абсолютно не используется.

Я заглядываю в холодильник, ожидая увидеть, как обычно, ряды бутылочек с красным напитком, а нахожу всего несколько штук. Сунув нос в чуланчик, где у Деймена всегда по три дня выдерживается в темноте новое зелье — маринуется, или ферментируется, или какие там еще процессы происходят, — выясняю, что и там запасов практически не осталось.

Я в растерянности стою посреди кухни, глядя на скудную кучку бутылок. Под ложечкой сосет, сердце колотится. Я чувствую — все это не к добру. У Деймена просто пунктик насчет того, чтобы напиток всегда был под рукой в достаточном количестве, особенно теперь, когда он еще и меня должен обеспечивать.

С другой стороны, ему в последнее время нелегко пришлось, и зелье свое он глушил чуть ли не в двойном количестве. Может, просто-напросто не успел заготовить новую партию.

В теории звучит логично, только что-то не верится.

Ну кому я голову морочу? Деймен к этим вопросам относится крайне ответственно, чтобы не сказать — патологически. Он бы ни за что не забыл запасти зелье впрок.

Если только не случилось что-то ужасное.

И хотя у меня нету никаких доказательств, я просто нутром чую, что дело плохо. В последнее время с Дейменом явно творилось неладное — то вдруг замрет уставившись в пространство, пусть всего на несколько секунд, но это невозможно не заметить. Да еще вдруг начал потеть, и эти головные боли, и неспособность материализовать простейшие предметы или создать портал в Летнюю страну… В общем, ясно, что он заболел.

Вот только Деймен никогда не болеет.

И совсем недавно, когда он уколол палец о шипы на стебле розы, царапина тут же затянулась, я сама видела.

А все-таки, может, мне начать обзванивать больницы — просто на всякий случай?

Да, но Деймен не пойдет в больницу. Ни за что. Для него это признак слабости. Он скорее забьется куда-нибудь, как раненый зверь, и будет прятаться от всех.

Только он не ранен — раны на нем заживают мгновенно. И не стал бы он прятаться, не сказав мне.

С другой стороны, я была совершенно уверена, что он никогда без меня не уедет, а вон что вышло.

Я роюсь в ящиках письменного стола, ищу телефонный справочник. «Желтые страницы» — еще одна грань его плана по созданию видимости нормальной жизни. Конечно, по своей воле Деймен в больницу не пойдет. А вдруг несчастный случай? Тогда его могли отвезти, не спрашивая согласия.

Это, конечно, полностью противоречит версии Романа, который якобы видел, как Деймен умчался куда-то на полной скорости. Да ведь Роман мог и соврать! Так что я все равно звоню во все больницы штата и везде спрашиваю, не поступал ли к ним пациент по имени Деймен Августо — и каждый раз получаю отрицательный ответ.

Проверив последнюю больницу, я задумываюсь — не позвонить ли в полицию? Почти сразу решаю, что лучше не надо. Что я им скажу? Пропал бессмертный бойфренд, шестисот лет от роду?

С таким же успехом можно ездить по прибрежному шоссе и разыскивать черный БМВ с тонированными стеклами и красавцем-водителем — аналог пресловутой иголки в стоге сена.

А можно просто сидеть и ждать, зная, что рано или поздно Деймен объявится.

Поднимаюсь в его комнату. Раз я не могу быть сейчас с ним, побуду хотя бы среди его вещей. Устроившись на бархатном диванчике, я разглядываю предметы, которыми он дорожит, и из последних сил надеюсь, что сама еще отношусь к их числу.

Глава 15

Шея болит. И спина вся занемела. Открыв глаза, я понимаю, почему. Я так и провела всю ночь на старинном бархатном диванчике, предназначенном для милой светской болтовни и легкого флирта, но уж никак не для сна.

С трудом встаю, расправляя затекшие мышцы. Потянуться вверх, к небу, потом наклон — коснуться пальцев ног. Выполнив еще несколько наклонов в стороны и покрутив шеей, подхожу к окну и раздергиваю тяжелые бархатные шторы. Комнату заливает яркий свет, от него слезятся глаза, и я быстро возвращаю шторы на место. Аккуратно поправляю, чтобы они сомкнулись плотней, чтобы ни щелочки не осталось. В комнате снова устанавливается вечная ночь. Деймен предупреждал, что беспощадные лучи калифорнийского солнца могут погубить вещи, которые здесь хранятся.

Деймен…

От одной мысли о нем сердце наполняется такой тоской, такой невыносимой болью… Кружится голова, и я, пошатнувшись, хватаюсь за изысканное старинное бюро. Беглый взгляд убеждает меня в том, что я не совсем одинока.

Куда ни глянь — со всех сторон на меня смотрят его портреты в музейных рамах. Величайшие художники мира замечательно уловили сходство. На картине Пикассо он в строгом темном костюме, Веласкес изобразил его верхом на норовистом белом жеребце. Я думала, что хорошо знаю лицо Деймена — а сейчас он смотрит отстранение и как будто насмешливо, с вызовом вздернув подбородок, и эти губы, чудесные теплые губы, по которым я так стосковалась, что почти ощущаю их вкус, кажутся надменными, равнодушными, они сводят меня с ума и словно предупреждают: не приближайся!

Я закрываю глаза, лишь бы этого не видеть. Наверняка мне померещилось, нужно успокоиться. Заставляю себя несколько раз поглубже вдохнуть и снова берусь за телефон, В который раз наговариваю на автоответчик: «Позвони мне… Где ты?.. Что случилось?.. У тебя все в порядке?.. Позвони…»

Я уже оставила несчетное количество таких сообщений.

Сунув мобильник в сумку, в последний раз оглядываю комнату, стараясь не смотреть на портреты. Нужно убедиться, что я не пропустила какой-нибудь зацепки — хоть пустяка, который мог бы подсказать, что, как и почему.

Уверившись, что сделано все возможное, подхватываю сумочку и отправляюсь на кухню. Там оставляю короткую записку — в ней примерно все то же самое, что я наговорила на телефон. Я знаю — как только выйду за дверь, моя связь с Дейменом окажется еще слабее.

Глубоко вздохнув, закрываю глаза и представляю себе будущее, которое еще вчера казалось таким несомненным, где мы с Дейменом вместе и счастливы. Если бы можно было это будущее материализовать. Хотя в глубине души я сознаю, что это бесполезно.

Невозможно материализовать другого человека По крайней мере, надолго.

А потому я переключаюсь на то, что мне материализовать по силам. Представляю себе безупречно прекрасный алый тюльпан — восковые нежные лепестки, длинный гибкий стебель… Идеальный символ нашей бессмертной любви. Ощутив его в руке, я возвращаюсь в кухню рву записку и вместо нее оставляю на столе цветок.

Глава 16

Я соскучилась по Райли.

Мне ее физически не хватает, в буквальном смысле — до боли.

Видите ли, как только я поняла, что мне не остается ничего другого, кроме как сообщить Сабине, что Деймен явиться на ужин не сможет (а я тянула с этим до десяти минут девятого, когда окончательно стало ясно, что он не придет), посыпались вопросы. И это продолжалось все выходные. Сабина то и дело спрашивала:

«Что случилось? Я же знаю, что-то случилось! Почему ты не хочешь мне рассказать? Что-то с Дейменом? Вы поссорились?»

Что-то я ей отвечала, давясь ужином, лишь бы убедить Сабину, что у меня действительно нет анорексии, говорила мол, все отлично, просто Деймен занят, а я переутомилась после развеселого вечера в гостях у Хейвен. Было ясно — Сабина мне не верит. По крайней мере, не верит, что все отлично. Что я была в гостях у Хейвен, она и впрямь поверила.

Зато она упорно требовала объяснить, почему я все время вздыхаю, откуда эти перепады настроения от простой печали до истерики и обратно. Ужасно мне не хотелось ее обманывать, и все-таки я стояла на своем. Наверное, мне казалось, что, если соврать Сабине, легче будет врать и самой себе. Боялась, если я расскажу все как было, хоть сердце и отказывается верить, я начну по крайней мере, головой сомневаться — вдруг Деймен действительно меня бросил… И тогда это каким-то непонятным образом станет правдой.

Была бы Райли здесь, все было бы по-другому. Ей я все могла рассказать, от начала до конца, со всеми кошмарными подробностями. Она бы поняла, мало того — у нее и ответы нашлись бы.

Она ведь мертвая — это как пропуск без ограничений. Она может в один миг оказаться там, где захочет. Вся планета как на ладони, Это куда действеннее моих лихорадочных звонков по телефону и бессистемных метаний по городу.

Ведь в конечном итоге результат моего неумелого расследования оказался следующий: (то есть ничего).

Так что в понедельник утром я знаю не больше, чем в пятницу вечером, когда все и произошло. И сколько я ни названивала Майлзу и Хейвен, неизменно слышала в ответ:

«Пока сообщить нечего. Если что-нибудь узнаем, мы тебе обязательно позвоним».

Будь Райли здесь, она бы мигом закрыла дело. Быстрый результат и полноценные ответы — она бы мне точно сказала, с чем я столкнулась и как нужно действовать.

Но факт остается фактом — Райли со мной нет. Хоть она и обещала подать мне знак, что-то я начинаю сомневаться, дождусь ли этого когда-нибудь. И может быть — может быть! — пора покончить с ожиданием. Нужно жить дальше.

Я влезаю в первые попавшиеся джинсы, сую ноги в пляжные шлепанцы, натягиваю поверх топика футболку с длинным рукавом и, уже собираясь выйти из дома, в последний момент прихватываю с собой плейер, темные очки и рубашку с капюшоном. На всякий случай лучше приготовиться к худшему — неизвестно ведь, что там будет в школе.

* * *
— Ты его нашла?

Отрицательно качаю головой. Майлз усаживается в машину, бросает сумку себе под ноги и жалостливо смотрит на меня.

— Я пробовал звонить, — говорит он, отводя волосы с лица. На ногтях все еще блестит ярко-розовый лак. — Даже заезжал к нему, только меня в ворота не пропустили. С Большой Шейлой лучше не связываться, уж ты мне поверь. Она о-очень серьезно относится к работе.

Майлз надеется меня развеселить, но я только пожимаю плечами. Хотела бы посмеяться вместе с ним, да не могу. Я с пятницы в ужасном состоянии и в себя приду, только если опять увижу Деймена.

— Ты не волнуйся так, — уговаривает Майлз. — Все у него в порядке. Не первый раз он вот так пропадает.

Я воспринимаю мысли Майлза раньше, чем слова слетят у него с губ. Он имеет в виду прошлое исчезновение Деймена, когда я его прогнала.

Я говорю:

— Это совсем другое. Правда, сейчас все совершенно иначе.

— Откуда ты знаешь?

Майлз говорит ровно, размеренно и не сводит с меня взгляда.

Я глубоко вздыхаю, глядя на дорогу и решая про себя — рассказать или нет? Я так давно ни с кем по-настоящему не разговаривала, с той самой аварии, изменившей мою жизнь. Тянуть в одиночку груз всех этих тайн иногда становится ужасно тоскливо. Сил нет, до чего хочется сбросить ненадолго эту тяжесть и просто поболтать по душам, как подружка с подружкой.

Я смотрю на Майлза. Ему-то доверять можно, вот можно ли доверять мне — я не так уверена. Я сейчас как банка с содовой, которую хорошенько встряхнули, и теперь все секреты рвутся наружу.

— Ты как, нормально? — осторожно спрашивает он.

Я сглатываю комок в горле.

— В пятницу вечером… После твоего спектакля…

Я ненадолго замолкаю, зная, что полностью завладела его вниманием. — Понимаешь, мы… э-э… У нас были кое-какие планы.

— Планы? — переспрашивает Майлз, подавшись ко мне.

Я киваю.

— Большие планы.

В уголках губ у меня затаилась улыбка, но она тут же гаснет, стоит мне вспомнить, что все пошло катастрофически не так.

— Насколько большие? — спрашивает Майлз, глядя мне прямо в глаза.

Я мотаю головой, не отрывая взгляда от дороги.

— Обычные. Какие могут быть планы на вечер пятницы? Номер в «Монтедж», новое белье, клубника в шоколаде и два узких бокала с шампанским…

— Боже, да неужели? — придушенно взвизгивает Майлз.

Я молчу, и лицо у него вытягивается.

— Господи, так ведь, значит… Все сорвалось, потому что он… Ох, Эвер, сочувствую…

Я останавливаю машину перед светофором и пожимаю плечами, остро чувствуя, как расстроился Майлз. Да у него и на лице все написано.

— Послушай… — Он дотрагивается до моего локтя и тут же отдергивает руку, вспомнив, что я терпеть не могу, чтобы ко мне прикасался кто-нибудь, кроме Деймена.

Майлз не знает, что я просто стараюсь избежать лишнего обмена энергией.

— Эвер, ты потрясающе красивая, серьезно! Особенно с тех пор, как перестала носить эти кошмарные капюшоны и мешковатые штаны… — Он встряхивает головой. — В общем, я думаю, можно со спокойной душой сказать, что Деймен по доброй воле ни за что бы тебя не кинул. Он же влюблен по уши, сразу видно. Да все и видят, поверь, вы же ни от кого не скрываете свои чувства друг к другу. Не мог он дать задний ход, это просто исключено!

Мне очень хочется напомнить Майлзу, что сказал Роман — якобы Деймен уехал на большой скорости — чувствую, что Роман как-то со всем этим связан, может быть даже именно он во всем и виноват. И уже собравшись открыть рот, я вдруг понимаю, что сказать мне нечего, Нет никаких доказательств.

— Ты сообщила в полицию? — разом посерьезнев, спрашивает Майлз.

Я сжимаю губы и прищуриваюсь на огонек светофора Противно признаваться, что я на самом деле обратилась к копам. Если Деймен объявится живой и невредимый он мне спасибо не скажет, что я привлекаю к нему внимание официальных властей.

А что мне было делать? Я подумала: если несчастный случай или еще что, в полиции первыми узнают. Поэтому в воскресенье, прямо с утра, пошла в участок и написала заявление. Перечислила приметы, как полагается; пол мужской, белая раса, карие глаза, темные волосы… только, как дошли до возраста, я в последний момент поперхнулась, чуть было не ляпнула, примерно шестьсот семнадцать…

— Да, сообщила, — произношу я, наконец.

На светофоре загорается зеленый, и я резко жму на газ, наблюдая, как движется вперед стрелка спидометра.

— Они записали приметы. Сказали, будут искать.

— Ты соображаешь, что делаешь? Он вообще несовершеннолетний!

— Да, но он живет самостоятельно. Там все очень запутанно, в общем, по закону он сам отвечает за себя. Я не все подробности поняла. Да в полиции никто со мной не делился методами расследования!

Я сбрасываю скорость почти до нормальной, потому что мы уже подъезжаем к школе.

— Может, напечатать листовки с его портретом? Или собрать ребят, зажжем свечи, помолимся, как ты думаешь?

Тугой узел скручивается у меня в животе, хоть я и понимаю, что Майлз хочет как лучше — просто, как всегда, драматизирует. Мне самой и в голову не приходило, что дойдет до таких крайностей. Деймен скоро появится, обязательно! Он же бессмертный! Что могло с ним случиться?

Едва успев додумать эту мысль, я въезжаю на школьную автостоянку и вижу Деймена — он как раз выбирается из машины. Я бью по тормозам, автомобиль дергается вперед, потом назад, и следующему за мной водителю тоже приходится спешно жать на тормоза. Сердце у меня стучит, как сумасшедшее, руки трясутся, а мой неотразимый, пропавший без вести бойфренд поправляет волосы — так неторопливо и сосредоточенно, словно на свете нет более важного занятия.

Совсем не этого я ожидала.

— Что за черт? — спрашивает Майлз, уставившись на Деймена, в то время как позади нас уже гудит целая очередь из машин. — И что это он там припарковался? Обычно он занимает второе по удобству место, а лучшее придерживает для нас!

Я не знаю ответов на все эти вопросы. Останавливаю машину около Деймена — может, он знает?

Опускаю стекло, вдруг застеснявшись неизвестно чего, а Деймен, скользнув по мне взглядом, тут же отворачивается.

— Э-э… У тебя все в порядке? — спрашиваю я и вздрагиваю, потому что он едва кивает в ответ.

Потом вытаскивает из машины сумку с учебниками, не забыв полюбоваться на себя в боковое зеркальце. Я судорожно сглатываю.

— Просто ты в пятницу вроде как уехал… Я не могла тебя найти, и дозвониться тоже… Я немножко беспокоилась… Оставила пару сообщений на автоответчике… Ты их получил?

Я стискиваю губы и морщусь от собственных трусливых вопросов.

«Вроде как уехал»? «Немножко беспокоилась»?

Когда на самом деле мне хочется заорать: «ЭЙ, ТЫ! КРАСАВЧИК В ЧЕРНОМ! В ЧЕМ ДЕЛО, ЧЕРТ ПОДЕРИ?»

Он забрасывает сумку на плечо и одним стремительным шагом сокращает расстояние между нами. Только в физическом смысле, не в эмоциональном, потому что смотрит он как будто издалека.

Я вдруг замечаю, что все это время задерживала дыхание. Деймен наклоняется к окошку, почти вплотную к моему лицу, и произносит:

— О да, я получил твои сообщения. Все пятьдесят девять штук.

Я чувствую на щеке тепло его дыхания. Заглядываю в глаза, и меня пробирает дрожь: глаза у Деймена темные, пустые и холодные. Хотя совсем не так, как в прошлый раз, когда он не мог меня узнать. Нет, сейчас все гораздо хуже.

Сейчас, глядя в его глаза, я вижу ясно: он узнал меня, только его это совсем не обрадовало.

— Деймен, я…

Голос у меня срывается. Сзади раздаются гудки, и Майлз бормочет что-то неразборчивое.

Я не успеваю прокашляться и начать снова: Деймен тряхнув головой, уже идет прочь.

Глава 17

— Ты как? — спрашивает Майлз.

Его лицо отражает всю ту боль и тоску, которую должна бы испытывать я, если бы не была так оглушена. Пожимаю плечами. Как я? Да никак. И главное, сама сообразить не могу, что же все-таки не так?!

— Сволочь этот Деймен, — жестко произносит Майлз.

А я только вздыхаю. Не могу объяснить, вообще ничего не понимаю, просто нутром чувствую: все гораздо сложнее, чем кажется.

— Нет, он не такой, — шепчу я, вылезая из машины, и захлопываю дверцу значительно сильнее, чем нужно.

— Эвер, опомнись! Ты меня, конечно, извини, но ты же сама сейчас видела!

Я направляюсь к воротам, где нас дожидается Хейвен.

— Все я видела, не сомневайся.

Мысленно прокручиваю эту сцену в голове, вспоминая его отстраненный взгляд, едва теплящуюся энергию, полное равнодушие ко мне…

— Так ты со мной согласна? Что он подонок?

Майлз внимательно смотрит на меня, проверяет: я ведь не из тех, кто позволяет парню вытирать об себя ноги?

— Кто подонок? — вмешивается в разговор Хейвен.

Майлз взглядом спрашивает у меня разрешения, и когда я пожимаю плечами, отвечает:

— Деймен.

Хейвен прищуривается. В голове у нее роятся вопросы, но у меня и своих вопросов полный комплект, и не на все из них возможно ответить. Например:

«Что за чертовщина произошла сейчас на автостоянке?»

Или:

«С каких это пор у Деймена появилась аура?»

— Майлз тебе расскажет, — говорю я и быстро ухожу.

Больше всего на свете мне сейчас хочется быть нормальной, обычной девчонкой, чтобы выплакаться у них на плече. К сожалению, они простые смертные, им не дано понять всего, что кроется за происходящим. А я даже не могу ничего доказать. За ответами придется обратиться к первоисточнику.

Я думала, что буду долго мяться перед дверью, не решаясь войти, а на деле сама себя удивляю — с разбегу врываюсь в класс. Деймен, присев на парту Стейши, улыбается, шутит и заигрывает с ней. У меня появляется отчетливое ощущение дежавю.

Мысленно говорю себе; «С этим ты справишься. Это мы уже проходили»

Я хорошо помню, как совсем недавно Деймен притворялся, будто ему нравится Стейша — только для того, чтобы добиться моего внимания.

Но чем ближе я к ним подхожу, тем яснее понимаю, что на этот раз все совсем по-другому. Тогда мне стоило только взглянуть ему в глаза, чтобы увидеть в них крохотную искорку сочувствия, которую он был не в состоянии скрыть.

А сейчас он глаз не сводит со Стейши, а та, конечно, старается во всю: встряхивает кудрями, демонстрирует пышную грудь, хлопает ресницами, Я рядом с ними словно невидимка.

— Прошу прощения, — говорю я, и они с досадой оглядываются, явно недовольные, что им помешали. — Э-э… Деймен, можно тебя на секундочку?

Я прячу руки в карманах, чтобы не видно было, как они дрожат, и заставляю себя дышать нормально — вдох и выдох, медленно и размеренно, не хрипя и не задыхаясь.

Деймен и Стейша переглядываются и дружно заливаются хохотом. Деймен открывает рот, чтобы заговорить, но тут в класс входит мистер Робинс.

— Все по местам! Сейчас же займите свои места!

Я приглашающим жестом указываю на нашу парту:

— Прошу! Только после вас…

Иду за Дейменом, с трудом преодолевая желание схватить его за плечо, развернуть лицом к себе, посмотреть в глаза и крикнуть:

«Почему ты меня бросил? Что с тобой происходит? Как ты мог… в такую ночь?!»

Я понимаю, что действовать напролом нельзя — будет только хуже. Чтобы чего-то добиться, я должна быть спокойной, холодной и собранной.

Бросаю на пол сумку, выкладываю на нарту учебник, тетрадь, шариковую ручку. Улыбаюсь, как будто я ему всего лишь знакомая, и светским тоном спрашиваю:

— Ну что, как прошли выходные?

Деймен пожимает плечами и, скользнув по мне взглядом, смотрит прямо в глаза. И в эту секунду я вдруг понимаю, что ужасные мысли, которые слышу сейчас, идут из его головы.

«Вот привязалась… Что ж, по крайней мере, хорошенькая».

Так думает Деймен, сдвинув брови, и я машинально хватаюсь за плейер. Ужасно хочется заглушить, отгородиться, но нельзя — вдруг пропущу что-нибудь существенное. И пускай больно. Раньше мне ни разу не удавалось заглянуть в разум Деймена и узнать, о чем он думает. Вот только, получив наконец такую возможность, я совсем не уверена, что хочу этого.

Деймен кривит губы и щурит глаза, а про себя думает:

«Жаль, она полная психопатка. Лучше не связываться».

Мне эти слова — как удар ножом в грудь. Растерявшись от его небрежной жестокости, я выпаливаю, забыв, что он не говорил вслух:

— Прошу прощения? Что ты сейчас сказал?

Все оборачиваются к нам. Деймену явно сочувствуют — бедняжка, с кем приходится рядом сидеть!

— Что там у вас такое? — спрашивает мистер Робинс.

Я сижу, словно язык проглотила. Сердце сжимается, когда Деймен как ни в чем не бывало отвечает мистеру Робинсу:

— У меня все в порядке. Это вот у нее с головой неладно.

Глава 18

Я стала следить за Дейменом — и не стыжусь в этом признаться. Он не оставил мне выбора. Нет, серьезно — если Деймен решил меня избегать, мне не остается ничего другого, кроме как ходить за ним и подсматривать.

Я пошла за ним после нашего общего урока литературы, а после второго урока подкараулила его в коридоре. И после третьего, и четвертого. На глаза старалась не лезть, наблюдала издалека, жалея, что не позволила Деймену перевестись в мой класс по всем предметам, как он хотел. Я тогда подумала, что это будет неправильно — как будто мы и шагу друг без друга ступить не можем. Вот и приходится теперь дожидаться под дверью, подслушивать его разговоры и мысли у него в голове — ужасные мысли, самовлюбленные, пошлые, заносчивые.

Нет, я знаю, это не настоящий Деймен! Я не в том смысле, что его кто-то материализовал — такие развеиваются через несколько минут. Я хочу сказать, с ним что-то случилось. Что-то очень серьезное, оттого он и ведет себя так, и думает как… ну, как большинство мальчишек в нашей школе. Хоть я раньше и не могла читать его мысли, все равно знаю: он не был таким! Новый Деймен — абсолютно незнакомый человек. Только внешность осталась прежней, а внутри все совсем другое.

Я вхожу в столовую, внутренне приготовившись к тому, что сейчас будет, и только развернув пакет с завтраком и обтерев яблоко о рукав, понимаю, что я за столиком одна не потому, что пришла слишком рано.

А потому, что друзья тоже меня бросили.

Услышав знакомый смех, вскидываю голову. Вокруг Деймена разместились Стейша, Хонор, Крейг и вся элитная команда. Вроде ничего удивительного при том, как все повернулось, вот только Майлз и Хейвен тоже с ними. Я окидываю взглядом столовую, и яблоко падает у меня из рук, а во рту вдруг пересыхает. Все столики сдвинуты вместе.

Львы завтракают рядом с ягнятами.

А значит, сбылось предсказание Романа.

Кастовой системе в нашей школьной столовой пришел конец.

— Ну, как твое мнение? — спрашивает Роман, скользнув на скамью напротив. Он показывает большим пальцем через плечо и улыбается во весь рот. — Извини, что я без приглашения — просто заметил, что ты любуешься моей работой, вот и подошел поболтать. Ты хорошо себя чувствуешь?

Он наклоняется ко мне с искренней заботой на лице. К счастью, я не такая дура, чтобы на это клюнуть.

Смотрю ему в глаза, твердо решив, что выдержу era взгляд столько, сколько смогу. Я же чувствую, что именно Роман виноват в странном поведении Деймена, в дезертирстве Майлза и Хейвен, что мир и гармония в нашей школе — тоже его рук дело, а доказать ничего не могу.

Для всех он герой, прямо-таки Че Гевара. Столовский революционер.

А для меня — угроза.

— Как я понимаю, ты тогда благополучно добралась до дому? — спрашивает он, прихлебывая содовую, а сам глаз с меня не сводит.

Я оглядываюсь: Майлз что-то говорит Крейгу, и оба смеются. Перевожу взгляд на Хейвен — та перешептывается с Хонор.

На Деймена я не смотрю.

Не хочу видеть, как он заглядывает Стейше в глаза, кладет руку ей на колено, улыбаясь дразнящей улыбкой, в то время как его пальцы пробираются выше, к бедру…

Я уже на литературе насмотрелась. К тому же я не сомневаюсь, что все это лишь прелюдия — первые шаги к другим, ужасным вещам, которые я наблюдала раньше в сознании Стейши и которые напутали меня чуть не до обморока, так что я даже опрокинула стойку с бюстгальтерами. Правда, развешивая лифчики по местам, я успела убедить себя в том, что Стейша сделала это просто по злобе, а не напророчила. Я и теперь считаю, что тут случайное совпадение, а все-таки не по себе делается, когда видишь, как все сбывается.

Хоть я и не смотрю, зато прислушиваюсь, в надежде услышать что-нибудь полезное. Так тут другая беда — когда я пробую сосредоточиться, натыкаюсь на звуковую стену, Голоса и мысли сливаются в общий гул, ничего невозможно разобрать.

— Помнишь, в пятницу вечером? — продолжает между тем Роман, постукивая длинными пальцами по жестянке с содовой. Он упорно продолжает допрос, несмотря на мое молчание. — Должен сказать, Эвер, я чувствовал себя ужасно из-за того, что бросил тебя там одну, но ты же сама настаивала…

Мне совсем неинтересно играть с ним в эту игру, но, может, если ответить, он наконец уйдет?

— Я добралась нормально. Спасибо за заботу.

Он улыбается. От этой улыбки, наверное, миллионы девчонок свалились бы в обморок — а меня только пробирает озноб.

Роман наклоняется ко мне:

— Смотри-ка, у тебя сарказм прорезался?

Пожимаю плечами, сосредоточенно катая яблоко по столу.

— Скажи, что я тебе сделал? За что ты меня так ненавидишь? Наверняка все можно решить мирным путем.

Стискиваю губы и с такой силой надавливаю на яблоко, что оно вминается в стол. Я чувствую, как лопается кожица.

— Позволь, я приглашу тебя на ужин, — произносит Роман, глядя мне в глаза. — Что скажешь? Свидание по всем правилам. Только мы с тобой, никого больше. Я заново покрашу машину, куплю новую одежду, закажу номер в шикарном ресторане — незабываемый вечер гарантирован!

Я морщусь, качая головой. Другого ответа он не дождется.

Но Роман не собирается отступать.

— Брось, Эвер! Дай человеку возможность подняться в твоих глазах. Ты сможешь в любой момент дать задний ход, честное скаутское! Черт возьми, давай назначим кодовое слово. Ну, знаешь, если тебе вдруг покажется, что дело зашло слишком далеко, произнеси кодовое слово, и все немедленно отменяется, и мы никогда об этом не вспомним. — Отставив в сторону банку с содовой, он придвигает руку ближе, так что кончики пальцев почти касаются моих. Я отдергиваю руку. — Ну пожалуйста? Разве можно отказаться от такого предложения?

Тихий, вкрадчивый голос, взгляд глаза в глаза, а я по-прежнему катаю по столу яблоко, с которого уже слезает кожура.

— Обещаю, это будет совсем не то ерундовое свидание, что с твоим бездарным Дейменом. Во-первых, я ни за что не бросил бы такую потрясающую девушку в одиночестве на автостоянке. — Роман смотрит на меня, и на губах у него играет улыбка. — То есть я, конечно, бросил потрясающую девушку в одиночестве на автостоянке но это только потому, что ты так захотела. Видишь, я уже доказал, что уважаю твои желания. Готов подчиниться по первому требованию!

— Да что с тобой? — спрашиваю я, наконец, прямо глядя в его голубые глаза — не вздрагиваю и не отвожу взгляд. Когда же он успокоится и вернется за длинный стол, где дружной компанией собрались все, кроме меня? — Неужели тебе так необходимо нравиться всем без исключения? Тебе не кажется, что это признак неуверенности в себе?

Роман смеется. Искренне, от души, хлопая себя по коленкам. Отсмеявшись, качает головой.

— Да нет, не обязательно всем. Хотя, честно говоря, обычно так и бывает.

Он наклоняется ко мне, приближаясь почти вплотную.

— Что сказать? Я нравлюсь людям. Большинство находит меня очаровательным.

Мотнув головой, отворачиваюсь. Я устала от этих игр и хочу положить им конец.

— Прости, если огорчу, но, боюсь, меня придется зачислить в ряды тех немногих, кто тобой совсем не очарован. Только, сделай милость, не прими это за вызов и не вздумай меня переубеждать. Может, ты вернешься за свой стол, а меня оставишь в покое? Ты всех объединил, вот и наслаждайся.

Он улыбается и встает не отрывая от меня взгляда.

— Эвер, ты неотразима! Серьезно. Если бы я знал тебя чуточку хуже, мог бы даже подумать, что ты нарочно сводишь меня с ума.

Я морщусь, глядя в сторону.

— Ладно, пока ты не послала меня куда подальше я сам уйду. — Он тычет большим пальцем в сторону второго стола, где сидит вся школа. — Хотя, конечно, если ты передумаешь и решишь пойти со мной, я как-нибудь уговорил бы их потесниться.

Я взмахиваю рукой, чтобы он уходил. Ни слова произнести не могу — горло перехватило. Я отлично понимаю, что на самом деле в этом разговоре я не осталась победительницей. Совсем наоборот.

— Ах да, я тут подумал, наверное, они тебе еще пригодятся, — Роман бросает на стол мои босоножки из поддельной змеиной кожи, словно некий дар в знак перемирия. — Можешь не благодарить. — Он смехом оглядывается через плечо. — Яблоко-то хоть пожалей, ты его совсем измордовала!

Направившись прямо к Хейвен, Роман проводит пальцем по ее шее и что-то шепчет, прижимая губы к самому уху. Я так стискиваю яблоко, что оно лопается у меня в руке. Липкий сок стекает с пальцев, а Роман смотрит на меня издали и смеется.

Глава 19

Явившись на урок рисования, прямым ходом направляюсь в подсобку, накидываю халат, собираю кисти и краски, а придя в класс, вижу, что Деймен застыл в дверях с каким-то странным выражением. Хоть оно и странное, а мне внушает надежду. Взгляд у Деймена растерянный, рот приоткрыт, и весь он выглядит неуверенно, как будто нуждается в помощи.

Нужно ловить момент! Я подхожу и осторожно трогаю его за руку.

— Деймен? — Голос у меня дрожащий, скрипучий, словно я целый день им не пользовалась. — Деймен, солнышко, что с тобой? Все хорошо?

Я не могу оторвать от него глаз и едва сдерживаю порыв прижаться к его губам.

В его взгляде мелькает узнавание, потом нежность, желание и любовь. Я приближаю руку к его щеке, глаза щиплет от слез, рыжевато-коричневая аура Деймена тускнеет, он снова мой…

И тут:

— Эй, друг, освободи дорогу, ты всех задерживаешь!

Р-раз — и прежний Деймен исчезает. Возвращается незнакомец.

Он отталкивает меня, его аура разгорается, с новой силой. Мое прикосновение ему неприятно. Я отскакиваю к стене, вся съежившись. В класс входит Роман и будто случайно задевает меня всем телом.

— О, извини, моя радость! — скалится Роман.

Я закрываю глаза, придерживаясь за стену. Голова плывет. В сознание вторгается радостно бурлящая солнечная аура — поток сияющей оптимизмом энергии Разум наполняют образы, полные надежды, такие дружелюбные, бесхитростные, что мне становится стыдно за свои подозрения. Как могла я быть такой злой, несправедливой…

И все-таки что-то неправильно. У большинства людей в сознании полный разнобой, мешанина слов, обрывки образов, какофония звуков, как в самой беспорядочной джазовой импровизации. А у Романа сознание упорядоченное, строго организованное, одна мысль четко вытекает из другой. Это неестественно, словно все расписано по сценарию…

— Лапуся, посмотреть на тебя — так тебе было приятно не меньше моего. Ты уверена, что не передумала насчет свидания?

Его дыхание холодит мне щеку, губы так близко, что я пугаюсь — вдруг он меня поцелует? Хочу его оттолкнуть, и тут Деймен говорит, проходя мимо:

— Серьезно, чувак, ты с кем связался? Охота была тратить время на эту чокнутую?

* * *
Охота была тратить время на эту чокнутую охота была тратить время на эту чокнутую охота была тратить время на эту чокнутую охота была тратить время на эту чокнутую охота была тратить время на эту чокнутую охота была тратить время…

— Эвер? Ты что, выросла?

Огладываюсь — Сабина протягивает мне только что намыленную миску и я, сморгнув, с трудом вспоминаю что моя задача — поместить ее в посудомоечную машину.

— Что, прости?

Ухватив скользкую от мыла фарфоровую посудину я устанавливаю ее на решетку. Не могу думать ни о чем, кроме жестоких слов Деймена, терзаю себя снова и снова, без конца прокручивая их в голове.

— Похоже, что ты выросла. Так и есть! Эти джинсы я тебе недавно купила, правильно?

Опускаю глаза и с изумлением обнаруживаю, что джинсы мне коротки. На несколько дюймов не закрывают щиколотки. Это тем более странно, что еще сегодня утром штанины волочились по полу.

— Ну-у… вроде, да, — вру я.

Обе мы совершенно точно знаем, что джинсы — те самые.

Сабина качает головой.

— А мне казалось, они тебе как раз по размеру. Надо же, как ты вдруг вытянулась. Да и то сказать — шестнадцать лет, еще не поздно расти.

Всего шестнадцать… Почти семнадцать, мысленно поправляю я. Скорее бы дожить до восемнадцати, окончить школу и поселиться, наконец, одной, со своими ненормальными тайнами, а Сабина пусть вернется к обычной размеренной жизни. Не знаю, как и отплатить ей за всю ее доброту — и за эти дорогущие джинсы в том числе.

— Я, помню, перестала расти в пятнадцать, но ты будешь намного выше меня.

Сабина с улыбкой протягивает мне пучок зажатых в кулаке ложечек.

Я слабо улыбаюсь в ответ. До каких пределов я буду расти? Не стать бы великаншей какой-нибудь, из сборника «Невероятно, но факт». За один день вытянуться на три дюйма — явно ненормально.

Кстати, раз уж об этом зашла речь — я заметила, что и ногти у меня растут невероятно быстро, приходится каждый день их подстригать, и челка отросла ниже подбородка, а я всего пару недель как вообще ее завела. И цвет глаз сделался глубже, темнее, а чуть скошенные передние зубы выровнялись. За кожей я совсем не ухаживаю, а она всегда чистая, без прыщей и расширенных пор.

А теперь еще я выросла на три дюйма за время завтрака?!

Очевидно, причина тут одна — напиток бессмертия. Хотя я бессмертная уже больше полугода, до сих пор у меня проявлялись только способности к самоисцелению, больше ничего не менялось, пока я не начала пить это зелье. Зато теперь все, что было у меня хорошего в организме, стало еще лучше, а что было так себе, исправилось.

Отчасти это меня радует, и любопытно посмотреть, какие еще ждут сюрпризы, но с другой стороны, нельзя не отметить, что бессмертные сверхспособности у меня созреют как раз вовремя, чтобы провести остаток вечности в полном одиночестве.

— Может быть, всему виной тот сок, что ты постоянно глотаешь, — смеется Сабина. — Не попробовать ли и мне? Я бы не прочь одолеть планку в пять футов четыре дюйма без помощи высоких каблуков!

— Нет!

Слово вылетает раньше, чем я успеваю его остановить, хотя и понимаю, что такой ответ только подогреет ее любопытство.

Сабина смотрит на меня, сдвинув брови, с мокрой мочалкой в руке.

— Тебе не понравится. У него довольно своеобразный вкус.

Я киваю, старательно изображая беспечность. Не хочу, чтобы Сабина догадалась, как меня напугала ее просьба.

— Так ведь этого не узнаешь, пока не попробуешь, верно? — Она все еще не сводит с меня глаз. — Между прочим, где ты берешь этот напиток? В магазинах я такого не видела. И этикетки на нем нет. Как он называется?

— Мне его Деймен дает.

Я наслаждаюсь вкусом его имени на губах, пусть оно и не может заполнить пустоту из-за отсутствия самого Деймена.

— Так попроси его, пусть принесет и для меня.

И в тот же миг я понимаю, что дело уже не только в напитке. Сабина хочет, чтобы я раскрылась, чтобы объяснила, почему Деймен не появляется с прошлой субботы, когда пришлось отменить назначенный ужин.

Я захлопываю посудомоечную машину и отворачиваюсь. Пряча глаза, делаю вид, что протираю и без того чистый кухонный столик.

— Видишь ли, я не могу его попросить… Мы с ним… В общем, решили немного отдохнуть друг от друга.

Голос у меня срывается. Позор какой…

Сабина протягивает руку, хочет меня утешить, сказать, что все будет хорошо. Я стою к ней спиной, поэтому не могу ее видеть в прямом смысле, но мысленно вижу и отшагиваю в сторону.

— Ах, Эвер… Прости, я не знала… Она неловко опускает руки.

Я киваю, чувствуя себя виноватой. Ну вот, опять оттолкнула Сабину. Не объяснишь ведь, что я не могу допустить физического контакта, поскольку не могу позволить себе риска узнать ее секреты. Это меня отвлечет. Я и со своими-то тайнами не знаю, что делать, куда уж мне еще чужие.

— Это вышло… довольно неожиданно, — говорю я, зная, что Сабина не отстанет, пока не вытянет из меня хоть какие-нибудь подробности. — Просто… Так сложилось, и… Не знаю даже, что сказать…

— Если захочется поговорить — я всегда рядом.

— Я пока еще не готова это обсуждать. Все слишком свежо, и… Я хочу сама разобраться. Может быть, потом…

Я пожимаю плечами. Надеюсь, когда наступит это «потом», мы с Дейменом снова будем вместе, и объяснять ничего не понадобится.

Глава 20

Подъезжая утром к дому Майлза, я слегка нервничаю, потому что не представляю, чего ожидать. Но онждет меня на крыльце, и я вздыхаю с облегчением. Не все так плохо!

Я останавливаю машину, опускаю окошко и зову:

— Привет, Майлз, давай сюда!

А он отрывается от мобильника и качает головой.

— Извини, разве я не предупредил? Меня Крейг подвезет.

Я застываю. Улыбка примерзает к липу. Я пытаюсь осмыслить, что он сейчас сказал.

Крейг? Это который? Бойфренд Хонор? Неопределившийся в плане ориентации кроманьонец, чьи истинные предпочтения я подслушала в его мыслях? Тот, что без конца издевается над Майлзом, потому что так он чувствует себя в безопасности — убеждает себя, что он не «из этих»?

Тот самый Крейг?!

— Ты дружишь с Крейгом? Давно ли? — спрашиваю я, прищурившись.

Майлз нехотя подходит ко мне. Отвлекается от набора текста ровно настолько, чтобы сообщить:

— С тех пор, как решил не отгораживаться от жизни и расширить свои горизонты. Может, и тебе тоже стоит попробовать? Он классный, когда познакомишься с ним поближе.

И снова принимается жать на кнопки большими пальцами, а я ищу и не нахожу смысла в его словах. Я словно попала в какую-то безумную, невозможную альтернативную вселенную, где красотки из команды болельщиц общаются с готами, а тонкие художественные натуры заводят дружбу с тупыми спортсменами. Совершенно неестественный мир, таких просто не бывает.

Да нет, бывает. Называется — школа «Бей-Вью».

— Это случайно не тот Крейг, который называл тебя педиком и в первый же день в новой школе сунул головой в унитаз?

Майлз пожимает плечами.

— Люди меняются.

Я бы не сказала. Ох, не меняются.

По крайней мере, не так быстро. Разве если у них есть на то веская причина — к примеру, некто из-за кулис направляет события. Манипулирует людьми, заставляя их говорить и делать разные вещи против собственной природы, причем без их согласия, а они даже не подозревают об этом.

— Извини, я хотел тебя предупредить. Наверное, отвлекся на разные дела и забыл. Ты больше за мной не заезжай, меня есть кому подвезти.

Вот так, отмахнулся от нашей дружбы, словно все дело только в том, с кем доехать до школы.

Я проглатываю комок в горле. Ужасно хочется схватить Майлза за плечи и потребовать ответа — почему он так себя ведет, почему все так себя ведут и почему все вдруг в едином порыве ополчились против меня?

Каким-то чудом я удерживаюсь. В основном из-за ужасного подозрения, что я и так знаю ответ. И если окажется, что я права, то на Майлзе нет вины.

— Ну ладно, ты меня успокоил. — Через силу выдавливаю улыбку. — Тогда пока.

Я постукиваю пальцами по рычагу переключения скоростей, дожидаясь ответа — зря. Подъезжает машина Крейга, он дает двойной гудок и машет мне рукой, чтобы я освободила дорогу.

* * *
На уроке литературы все еще хуже, чем я ожидала. Не дойдя и до середины класса, я замечаю, что Деймен пересел к Стейше.

Мало того — они держатся за руки, перешептываются и обмениваются записочками.

А я болтаюсь на заднем плане, как какая-нибудь отверженная.

Сжав губы, делаю шаг к своей парте, а одноклассники дружно шипят, как один:

— Чокнутая! Аккуратней, припадочная! Смотри, не упади!

Те же слова я слышу с той минуты, как вышла из машины.

Понять не могу, что это должно значить. В общем, меня это не особо волнует — пока к общему хору не присоединяется Деймен. Когда и он начинает издеваться вместе со всеми, мне хочется только одного: повернуть обратно. Шмыгнуть в машину, помчаться домой, забиться в свою нору…

Нет, нельзя. Надо держаться. Я уговариваю себя, что все это скоро закончится, что я раскопаю, в чем тут дело, что я не могла навсегда потерять Деймена.

Удивительно — это помогает. Ну, и еще то, что мистер Робинс велит всем замолчать.

Когда, наконец, раздается звонок с урока и одноклассники один за другим выходят в коридор, я почти уже у двери слышу:

— Эвер, можно тебя на минуточку?

Я стискиваю дверную ручку. Пальцы сводит судорога.

— Я надолго тебя не задержу.

Сделав глубокий вдох, оборачиваюсь и на ощупь прибавляю звук в плейере.

Мистер Робинс ни разу не задерживал меня на перемене. Он вообще не из тех учителей, что любят разговоры по душам. Я всегда думала, что, если я исправно выполняю домашние задания и пишу контрольные на «отлично», то с меня и взятки гладки.

— Не знаю, право, как и сказать… Не хотелось бы лезть не в свое дело, но в данном случае я просто обязан с тобой поговорить. Видишь ли…

Деймен.

Мой суженый, моя половинка, моя вечная любовь. Тот, кто четыреста лет был от меня без ума, а сейчас и смотреть на меня не хочет.

Сегодня утром он попросил его пересадить.

Потому что опасается домогательств с моей стороны.

И вот мистер Робинс, недавно разведенный, искренне всем желающий добра преподаватель английской литературы, который ровным счетом ничего не знает ни обо мне, ни о Деймене, вообще ни о чем, кроме старых замшелых романов, сочиненных давно покойными писателями, собрался меня просветить насчет человеческих отношений.

Он объясняет, что первая любовь всегда ощущается необыкновенно остро. Кажется, будто ничего важнее нет на свете — но на самом деле это не так. Придет новая любовь, и не раз. Нужно обязательно двигаться дальше. Необходимо. Потому что:

— Домогательства по отношению к предмету своего чувства — не выход. Это серьезное преступление, и последствия могут быть очень серьезны.

Мистер Робинс хмурит брови, стараясь довести до моего сознания, насколько все серьезно.

— Я его не домогаюсь!

Запоздало спохватываюсь, сообразив, что такая реакция очень подозрительна. Нормальный, ни в чем не повинный человек сначала удивился бы: «Что? С чего он это взял? О чем вообще речь?»

Поперхнувшись, торопливо добавляю:

— Послушайте, мистер Робинс, я понимаю, что вы хотите мне добра. Не знаю, что Деймен вам сказал, но…

В его глазах я вижу, что именно сказал Деймен: что я ненормальная, что я днем и ночью езжу мимо его дома, без конца звоню по телефону, донимаю смсками, оставляю назойливые сообщения на автоответчике…

Может, в каком-то смысле это и правда, но все-таки!

Мистер Робинс не дает мне договорить.

— Эвер, я не намерен разбираться, кто из вас прав, кто виноват. Да и не мое это дело, честно говоря. С такими вещами ты должна справляться самостоятельно. Невзирая на твое недавнее исключение, на то, что ты невнимательна в классе и постоянно слушаешь музыку, хоть я и запрещаю включать на уроке плейер — все же ты одна из лучших моих учениц, ты умная девочка, и мне очень не хочется видеть, как ты ставишь под удар все свое будущее — из-за парня.

Зажмурившись, судорожно сглатываю. От унижения хочется исчезнуть — просто взять и раствориться в воздухе.

Нет, это еще мягко сказано. Я чувствую себя опозоренной, обесчещенной и как еще можно назвать все то, от чего хочется спрятаться подальше и умереть от стыда.

— Вы все не так поняли! — Я смотрю в глаза учителю, про себя умоляя его поверить. — Не знаю, что вам Деймен наговорил, но на самом деле все не так, как кажется!

Параллельно со вздохом мистера Робинса я слышу его мысли. Он хотел бы рассказать о себе, о том, каким потерянным чувствовал себя после ухода жены и дочери как думал, что не хватит сил дожить до завтра… Но он боится, что такая откровенность будет не к месту — и в этом конечно, прав.

— Не торопись, дай себе время. Постарайся отвлечься, займись чем-нибудь, — уговаривает мистер Робинс. Он искренне хочет мне помочь и в то же время опасается перейти границы, разделяющие учителя и ученика. — Вот увидишь…

Звонок.

Я закидываю сумку на плечо и плотно сжимаю губы.

Учитель качает головой.

— Хорошо… Я напишу записку, что ты опоздала на урок по уважительной причине. Можешь идти.

Глава 21

— Звезда Ютуба. Видеоролик, запечатлевший мою борьбу с бесконечным потоком лифчиков, стрингов и чулочных поясков с подвязками в магазине «Секрет Виктории», не только подарил мне остроумное прозвище «чокнутая», но еще и выдержал 2323 просмотра. По интересному совпадению, ровно столько учеников числится в списках школы «Бей-Вью». Ну, если еще прибавить пару-тройку сотрудников из преподавательского состава.

Все это мне сообщает Хейвен. Мы с ней встретились в раздевалке, после того, как я с трудом пробилась через толпу народа, оравшего: «Эй, чокнутая! Смотри, не упади!» Подруга по доброте душевной не только объяснила, откуда такая всенародная известность, но еще и скачала мне видеозапись, чтобы я могла полюбоваться на свои припадочные барахтания с помощью собственного плейера.

— Ну, замечательно!

Встряхиваю головой, понимая, что это — наименьшая из всех моих проблем, но все-таки…

— Что за нафиг, — соглашается Хейвен.

Она закрывает свой шкафчик и смотрит на меня с жалостью — мимолетной, впрочем, на пару секунд, которые можно уделить чокнутой вроде меня.

— Тебе еще что-нибудь нужно? А то мне бежать пора, я обещала Хонор…

Я смотрю на подругу. По-настоящему смотрю. Огненно-красная лента у нее в волосах сменилась розовой, пропал привычный облик бледной эмо-девочки в черном наряде, кожа обработана спреем с оттенком загара, платье в блестках, волосы кудряшками… Стандартный набор барышни-клона из школьной верхушки над какими она сама всегда смеялась. И все-таки, несмотря на новый наряд, новых друзей и прочее, я Хейвен не виню. Она сейчас сама за себя не отвечает. Хоть и есть у нашей Хейвен привычка выбрать себе объект для восхищения и подражать ему напропалую, но и свои принципы у нее тоже есть, я знаю. Вот уж с кем-с кем, а с компанией Стейши и Хонор она никогда в жизни не хотела водиться.

Увы, от понимания не становится легче. И ведь знаю, что все бесполезно и ничего уже не изменишь, а все-таки говорю:

— Как ты могла с ними подружиться? После всего, что они мне сделали…

Я встряхиваю головой — неужели Хейвен не понимает, как мне больно?

Ее ответ я слышу за секунду до того, как он прозвучал вслух, но это нисколько не смягчает удар.

— Они тебя толкали? Может, подножку поставили чтобы ты свалилась на эту стойку с барахлом? Ты же сама грохнулась, правда?

Хейвен смотрит на меня, изогнув брови и поджав губы. Сощуренные глаза уставились прямо в мои. А я стою как оглушенная. Горло свело так, что я не смогла бы заговорить, даже если бы попыталась.

— Да ладно тебе, не ной! — морщится Хейвен. — Люди просто посмеяться хотели. Тебе самой станет лучше, если не будешь так серьезно относиться к себе и ко всему, что происходит вокруг! Ну правда, Эвер, что за нафиг? Надо учиться жить. Ты подумай об этом, ладно?

Она отворачивается и мигом растворяется в толпе школьников, стремящихся к общему столу в новообретенном единстве, а я бросаюсь к воротам.

В самом деле, зачем себя мучить? Оставаться в школе только для того, чтобы наблюдать, как Деймен заигрывает со Стейшей, а мои собственные друзья обзывают меня чокнутой? Кому нужны пресловутые сверхспособности, если ими не пользоваться — например, для того, чтобы прогуливать школу?

— Уже уходишь?

Я иду дальше, будто не слышу голоса за спиной. Вот уж с Романом сейчас совсем не хочется разговаривать.

— Эвер, серьезно, подожди! — Смеясь, он ускоряет шаги и вдруг оказывается рядом со мной. — Где пожар?

Я отпираю машину и, скользнув за руль, захлопываю дверцу — но Роман успевает ее придержать, подставив ладонь. Я знаю, что я сильнее и, если захочу, вполне могу закрыть дверцу и уехать. Если я до сих пор этого не сделала, так только потому, что все еще не привыкла к своей бессмертной силе. И хотя Роман мне не нравится, все же не хотелось бы, чтобы он по моей вине лишился руки.

Такие методы лучше приберечь на крайний случай.

— Извини, мне правда нужно ехать.

Я дергаю дверцу на себя — Роман только крепче вцепляется в нее. И сопоставив его усмешку с неожиданной силой пальцев, ухватившихся за дверь, я ощущаю, как что-то тоскливо сжимается под ложечкой. Две вроде бы не связанные между собой вещи подтверждают худшие мои подозрения.

Но тут он подносит к губам банку с содовой, рукав задирается, и видно запястье — чистое, без всяких татуировок с изображением уробороса — змеи, пожирающей собственный хвост, мистического символа, которым отмечены бессмертные, ступившие на плохую дорожку. Не сходится!

Мало того, что он ест и пьет, как простые смертные его аура и мысли всякому видны (ну, не всякому, так, по крайней мере, мне). Ужасно не хочется признавать, но никаких внешних признаков зла на нем тоже нет. И как посмотришь на все это в целом, становится очевидным что подозрения мои не только параноидальны, но еще и необоснованны.

Отсюда следует, что Роман — не зловещий бессмертный негодяй, каким я его считала.

А отсюда, в свою очередь, следует, что не из-за его козней меня бросил Деймен, не из-за него от меня отступились Майлз и Хейвен. Нетушки, во всем виновата я сама.

Факты говорят об этом — а я все равно не могу смириться.

Потому что, стоит мне еще раз посмотреть на Романа, и сердце начинает колотиться, живот сводит, наваливаются страх и тревога. Я не верю, что он — простой английский паренек, который совершенно случайно оказался в нашей школе и непонятно с чего влюбился в меня.

Одно я знаю точно: все было хорошо, пока не появился Роман.

А после его появления все стало очень плохо.

— Завтрак пропускаешь, да?

Я делаю гримасу. И так ведь все ясно. Не стану тратить время, отвечая на дурацкий вопрос.

— Вижу, у тебя еще есть одно место в машине. Я присоединюсь, если ты не против?

— Вообще-то я против. Так что будь добр, убери руку.

Я щелкаю пальцами в международном жесте, означающем «пошел вон».

Роман поднимает руки, показывая, что сдается, и качает головой.

— Я не знаю, может, ты не заметила, Эвер, но чем больше от меня удирают, тем быстрее я догоняю. Нам обоим будет проще, если ты перестанешь от меня бегать.

Сощурив глаза, стараюсь увидеть что-нибудь за солнечной аурой и упорядоченными мыслями, но натыкаюсь на барьер. То ли и впрямь больше ничего нет, то ли этот человек гораздо страшнее, чем я думала.

— Если тебе обязательно хочется устроить гонки, — произношу я с уверенностью, которой не чувствую, — то начинай тренироваться. Я тебе устрою марафон, чувак!

Он вздрагивает всем телом, расширив глаза, словно ужаленный. Если бы я знала его чуточку хуже, могла бы и поверить. Но я его уже неплохо знаю. Он просто примеривает новое выражение лица, ради театрального эффекта. А у меня нет времени на подобные шуточки.

Я включаю задний ход и вывожу машину со стоянки. Надеюсь, что на этом все и закончится.

Какое там! Роман с улыбкой шлепает по капоту моей машины.

— Как хочешь, Эвер. Я в игре!

Глава 22

Я не еду домой. Сперва хотела. Нет, правда, я собиралась вернуться домой, заползти к себе в комнату, плюхнуться на постель, уткнуться лицом в кучу пухлых подушек и выплакать себе глаза, как распоследняя тетеря.

Но уже сворачивая на нашу улицу, вдруг передумала. Не могу я себе позволить такую роскошь! Время слишком дорого. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я отправляюсь в центр города. Пробираюсь по узким улочкам, минуя ухоженные коттеджи с живописными садами, среди которых нахально выпирают пафосные особняки. Я еду к единственному знакомому человеку, который может мне помочь.

— Эвер!

Она улыбается, отводя волнистые каштановые волосы с лица, и смотрит прямо на меня большими карими глазами. И хоть явилась я без приглашения, она как будто совсем не удивлена. Впрочем, трудно удивить ясновидящую.

— Извините, что не позвонила заранее. Наверное, я…

Она не дает мне договорить — просто открывает дверь и, махнув рукой, приглашает меня в дом. Ведет на кухню, усаживает за стол, где я уже сидела раньше — в прошлый раз, когда стряслась беда и мне некому было помочь.

Я ее ненавидела тогда. По-настоящему ненавидела. А когда она стала убеждать Райли, что пора перейти через мост, за которым ждут мама с папой и Лютик, невзлюбила еще сильнее. Я считала ее врагом хуже Стейши. Сейчас кажется, что все это было так давно…

Она хлопочет у стола, достает печенье, заваривает зеленый чай, а я смотрю на нее, и мне стыдно, что я прихожу сюда только тогда, когда мне позарез нужна помощь. Мы перешучиваемся, как водится, потом она садится напротив и говорит, баюкая чашку в ладонях:

— Ты выросла. Я знаю, что я коротышка, но рядом с тобой совсем уж пигалицей кажусь!

Я пожимаю плечами. Не знаю, что делать; надо как-то привыкать. Если вырастаешь за несколько дней на десяток сантиметров, на это начинают обращать внимание.

— Видимо, у меня запоздалый период роста, или как-то так.

Улыбка плохо держится на губах. Я сама понимаю, что надо бы придумать ответ поубедительнее или хотя бы научиться произносить его уверенно.

А она смотрит на меня и кивает. Ни на секунду не верит, но решает не цепляться к словам.

— Как щиты, держатся?

У меня перехватывает горло, я смаргиваю, раз, другой. Надо же, сосредоточилась на своей задаче и напрочь забыла про щиты, которые именно она когда-то помогла мне создать. Эти щиты блокируют все посторонние шумы. Я пользовалась щитом в прошлый раз, когда исчез Деймен, а когда он вернулся, я щит уничтожила.

— Да вот… Я его вроде как сняла, — говорю, а сама ерзаю.

Мы этот щит полдня устанавливали.

Она улыбается поверх чайной чашки.

— Ничего странного. Быть нормальной не так уж замечательно — после того, как испытаешь нечто большее.

Я дергаю плечом и отламываю кусочек овсяного печенья. Будь моя воля, я не глядя предпочту быть нормальной, чем такой, как сейчас.

— Значит, дело не в щитах… А в чем же?

— А то вы не знаете? Вы же ясновидящая! — Слишком громко я смеюсь для такой плоской шуточки.

Ава только пожимает плечами и говорит, водя пальцем с тяжелым перстнем по ободку чашки:

— Что делать, я не умею читать мысли, как ты. Хотя и чувствую, что происходит что-то серьезное.

— Это насчет Деймена, — начинаю я и останавливаюсь, прикусив губу. — Он… он изменился. Стал холодным, равнодушным. Жестоким даже. А я… — Опускаю глаза. Такую правду очень трудно произнести вслух, — Он не отвечает на звонки и в школе со мной не разговаривает. На литературе пересел от меня к одной девочке… Ухаживает за ней. Она… такая дрянь! Ну правда, ужасная дрянь. И он тоже ужасный…

— Эвер, — мягко произносит Ава, ласково глядя на меня.

Я не даю ей продолжить.

— Это не то, что вы думаете! Совсем не то. Мы с Дейменом не ссорились, мы не решили расстаться, ничего похожего. Только что все было прекрасно, а на другой день вдруг…

— Может быть, что-то случилось, что вызвало такую перемену? — задумчиво говорит Ава, не сводя с меня глаз.

Ага, случился Роман. Да только я ничем не могу обосновать свои подозрения о том, что он — сбившийся с пути бессмертный (хотя все говорит как раз об обратном), что он при помощи то ли гипноза, то ли заклинаний управляет массовым сознанием (я даже не уверена, что это вообще возможно). Я просто рассказываю о странном поведении Деймена в последнее время — о головных болях, потении и прочих несекретных вещах.

Потом я сижу, затаив дыхание, пока Ава пьет чай маленькими глоточками и смотрит в окно, за которым раскинулся прекрасный сад. Переведя взгляд на меня, она говорит:

— Расскажи мне все, что знаешь о Летней стране.

Я крепко сжимаю губы, уставившись на половинки так и не съеденного печенья. В первый раз это название произносят при мне так открыто и непринужденно. Я всегда думала, что это наша с Дейменом священная тайна, а оказывается, простые смертные тоже могут знать о ней.

— Ты, безусловно, там бывала. — Ава ставит чашку на стол и выгибает бровь. — Например, во время клинической смерти?

Я киваю, вспоминая оба своих путешествия: в первый раз — когда я умерла, во второй — вместе с Дейменом. Я была очарована этим чудесным, волшебным измерением, его душистыми лугами и пульсирующими деревьями, даже не хотела уходить.

— Ты посещала храмы, когда была там?

Храмы?! Не видела никаких храмов! Слоны были, пляжи и лошади — все это материализовали мы с Дейменом, но ни жилищ, ни вообще построек нам не встретилось.

— Летняя страна славится своими храмами — их еще называют Великие залы учености. Я думаю, там ты найдешь ответ.

— Н-но я… Я даже не знаю, как туда добраться без Деймена. Разве только если умереть… А вы откуда знаете про эту страну? Вы там были?

Ава качает головой.

— Я много лет пытаюсь туда попасть. Несколько раз почти удалось, и все же я ни разу не смогла пройти через портал. Может быть, если мы объединим свою энергию, то пробьемся — так сказать, общими силами.

— Не получится, — отвечаю я, вспомнив свою прошлую попытку. А ведь у Деймена, хоть он и был нездоров, сил все-таки больше, чем у Авы даже в самой лучшей форме. — Это не так легко. Даже если объединить энергию, все равно вы даже не представляете, насколько это трудно.

Ава только улыбается, качнув головой, и встает из-за стола.

— Мы этого не узнаем, пока не попробуем, верно?

Глава 23

Я иду за ней по короткому коридорчику, мои шлепанцы цепляются за красный плетеный ковер, а в голове одна мысль:

«Ничего не выйдет».

Если уж с Дейменом я не смогла войти в портал, куда нам с Авой… Она, конечно, талантливый экстрасенс, но все ее способности годятся разве что для вечеринок — развлекать гостей, предсказывая им судьбу по картам в ожидании щедрых чаевых.

Ава останавливается перед темно-синей дверью.

— Если не верить, ничего и не получится. Обязательно нужна вера! Так что, прежде чем войти, освободи свой разум от негативных мыслей. Не думай ни о чем печальном и не произноси мысленно слова «не могу».

Я делаю глубокий вдох. Смотрю на дверь, стараясь не морщиться, а в голове мысль: «Ну конечно, так я и знала». Когда имеешь дело с Авой, всегда приходится терпеть такую вот показуху.

Вслух я говорю только:

— Не беспокойтесь, я в полном порядке. Надеюсь, прозвучало убедительно. Ужасно хочется обойтись без ее любимой медитации, состоящей из двадцати шагов, или какие там еще фокусы у нее в запасе.

Но Ава стоит, как скала, руки в боки, взгляд мне в глаза. Она не сдвинется, пока у меня не будет нужного настроя.

Поэтому, когда она приказывает: «Закрой глаза», — я подчиняюсь, лишь бы вся эта история не затянулась.

— А теперь представь себе, что у тебя из ступней растут длинные тонкие корни. Они уходят в землю, буравят почву, проникают все глубже и, в конце концов, упираются в земное ядро. Представила?

Я киваю. Ну, представила — не потому, что верю в эту ерунду, просто нужно, наконец, стронуться с мертвой точки.

— Сделай глубокий вдох, повтори это несколько раз. Почувствуй, как расслабляются мышцы, уходит напряжение… Негативные мысли и эмоции исчезают… Отправь их за пределы своего энергетического поля и распрощайся с ними. Сможешь?

«Ладно, как скажете», — отвечаю я мысленно. Выполняю, что велено, чисто формально, и вдруг с удивлением чувствую, что мышцы действительно расслабились. По-настоящему, словно я отдыхаю после долгой и трудной битвы.

Кажется, я сама не замечала, насколько я напряжена и какой груз негативных мыслей таскаю с собой — пока Ава не заставила меня от всего этого избавиться. И хоть я готова сделать что угодно, лишь бы попасть скорее в комнату за синей дверью и приблизиться к Летней стране, приходится признать, что кое-что из этой белиберды в самом деле работает.

А теперь мысленно поднимайся вверх по собственному телу и сосредоточь внимание на голове, в области макушки. Представь, что на нее светит чистейший золотистый луч, он окутывает шею, руки, торс, всю тебя, до самых пяток. Ощути, как этот чудесный теплый свет исцеляет тебя, наполняет каждую клеточку, как остатки печали и злости переплавляются в энергию любви. Свет ширится, тебя переполняет бесконечная любовь и понимание. И когда ты почувствуешь себя очистившейся, словно бы невесомой, открой глаза и посмотри на меня. Когда будешь готова, не раньше.

Я добросовестно выполняю весь этот ритуал с золотым светом. Раз Ава придает этому такое значение, я должна, по крайней мере, притвориться, что принимаю ее указания всерьез. Представляю себе, что сквозь меня струится золотой свет, и одновременно прикидываю, когда уже можно будет открыть глаза.

И тут происходит нечто очень странное. Я словно становлюсь легкой, сильной, счастливой — заново обрела себя, хотя приехала сюда в полном отчаянии.

Открываю глаза и вижу, что Ава улыбается мне, а вокруг нее сияет фиолетовая аура — я такой красоты никогда еще не видела.

Ава открывает дверь, и я вхожу следом за ней. Моргаю и щурю глаза, привыкая к темно-лиловым стенам маленькой комнатки, похожей на какое-то подобие часовни.

— Вы здесь занимаетесь гаданием? — спрашиваю я, заметив несколько хрустальных шаров, свечи и ряды загадочных символов на стенах.

Ава, покачав головой, усаживается на вышитые подушки и показывает мне, чтобы я села рядом с ней.

— Обычно ко мне приходят люди с темным эмоциональным полем. Я не рискую впускать их в эту комнату. Я приложила много труда, чтобы здесь постоянно сохранялась чистая, светлая энергия. Я и сама сюда не вхожу, пока не очищу свою энергетику. Упражнение, которое ты сейчас выполнила, я делаю каждое утро, сразу, как только проснусь, и повторяю еще раз перед тем, как войти в эту комнату. Рекомендую и тебе так делать. Я знаю, ты считаешь такие вещи чепухой, но ведь ты сама удивилась насколько лучше себя после этого почувствовала.

Сжав губы, отвожу взгляд. Знаю, Аве не нужно читать мысли, чтобы понять, о чем я думаю. Лицо всегда меня выдает — оно не умеет врать.

— Про свет понятно, — говорю я, разглядывая бамбуковые шторы на окне и выставленные на полочке каменные статуэтки богов из разных стран. — Действительно, от него становится лучше. А корни зачем? Жутковатые они какие-то.

— Это называется «заземление», — отвечает Ава. — Когда ты пришла ко мне, твоя энергия была в раздрызганном состоянии. Упражнение помогает ее собрать. Советую и его также выполнять каждый день.

— А это не помешает нам попасть в Летнюю страну? Вдруг мы слишком здесь укоренимся?

Ава смеется.

— Нет! Скорее, это поможет тебе сосредоточиться на главной задаче.

Я осматриваюсь. Комната битком набита разными предметами, все и не разглядишь.

— Значит, это у вас вроде святилища?

Ава улыбается. Ее пальцы теребят вылезшую из подушки нитку.

— Я прихожу сюда молиться, медитировать, здесь пробую добраться до иных измерений. У меня предчувствие, что сегодня это нам удастся.

Она усаживается, скрестив ноги в позе лотоса, и взмахом руки приказывает мне сделать то же самое. Сперва мне кажется, что ставшие такими длинными ноги не получится скрестить и переплести, но они, к моему огромному удивлению, моментально складываются, как нужно. Легко и естественно, без малейшего сопротивления.

— Готова? — спрашивает Ава, устремив на меня взгляд карих глаз.

Пожимаю плечами. Странно видеть собственные подошвы, удобно устроившиеся у меня на коленях. Любопытно, какой еще ритуал придется выполнять.

— Вот и хорошо, — смеется Ава. — Потому что теперь твоя очередь руководить процессом. Я никогда раньше не бывала в Летней стране. Показывай дорогу!

Глава 24

Я не представляла, что все получится так легко. Думала, мы вообще туда не попадем, но стоило нам закрыть глаза и вообразить портал из сияющего света, как мы, взявшись за руки, провалились в него и сели на ту странную мерцающую траву.

Ава смотрит на меня широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот и не в силах вымолвить ни слова.

Я киваю, прекрасно понимая, что она сейчас чувствует. Хоть я сама и бывала здесь раньше, от этого все не перестает казаться совершенно нереальным.

— Эгей! — Я вскакиваю на ноги и отряхиваю джинсы Мне не терпится изобразить гида и показать Аве здешние чудеса. — Представьте себе что-нибудь — все равно что. Предмет, животное или даже человека. Закройте глаза и постарайтесь увидеть это как можно отчетливее, а потом…

Волнуясь, я смотрю, как Ава закрывает глаза и сосредоточенно хмурит брови.

Вновь открыв глаза, она прижимает руки к груди и заливается смехом.

— О! Не может быть! Посмотри, ну вылитый он — и такой настоящий!

Она опускается на колени, смеется и хлопает в ладоши, а чудесный золотистый ретривер прыгает вокруг и лижет ей щеки мокрым языком. Ава сгребает пса в охапку без конца повторяя его имя. Нужно ее предупредить, что на самом деле это не настоящая собака.

— М-м… простите, Ава, видите ли, он не…

Я не успеваю закончить фразу — пес начинает тускнеть, как картинка на экране компьютера, и вскоре совсем исчезает. При виде опустошенного лица Авы у меня сжимается сердце. Зря я начала эту игру…

— Надо было заранее объяснить… Простите.

Ава кивает, смаргивая слезы и отряхивая колени от травы.

— Ничего, все нормально. Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вернуть его, хоть на секундочку… Пусть не на самом деле, все равно — я не жалею. И ты не жалей, хорошо? — Она крепко сжимает мою руку. — Я так тосковала по нему. Увидеть его снова, хоть на несколько мгновений — редкий и бесценный дар, И это счастье подарила мне ты.

Я киваю, а в горле застрял комок. Надеюсь, Ава говорит искренне.

Мы могли бы еще несколько часов провести за материализацией, создавая все, что душе угодно, только, по правде, моей душе угодно одно-единственное. Да и после встречи Авы с ее любимой собакой материальные блага уже особо не привлекают.

Ава осматривается кругом.

— Значит, это и есть Летняя страна.

— Да, это она. Но я видела только это поле, вон тот ручей, ну, и еще несколько предметов, которые сама материализовала. Да, и еще, видите мост? Вон там, вдалеке, где туман?

Ава оборачивается и, увидев мост, кивает.

— Не ходите туда. Он ведет на ту сторону. Помните, Райли о нем рассказывала? Я потом все-таки уговорила ее перейти через него… с вашей помощью.

Ава смотрит вдаль, щуря глаза.

— Узнать бы, что случится, если мы попробуем перейти? Можно ли это сделать тому, кто еще не умер?

Пожимаю плечами. Мне даже пробовать не хочется…

Вдруг я замечаю, какие у нее глаза. Чего доброго, и впрямь отправится на ту сторону, хотя бы из чистого любопытства.

— Я бы не советовала. Можно и не вернуться… — поясняю, видя, что до Авы не доходит серьезность ситуации.

Наверное, это Летняя страна на нее действует. Так уж здесь красиво и волшебно, что невольно возникает соблазн отважиться на такое, что в нормальном состоянии ни за что в жизни не сделаешь.

Мне так и не удалось полностью убедить Аву, но ей слишком хочется увидеть что-нибудь еще, поэтому она берет меня под руку и спрашивает:

— С чего начнем?

Обе мы понятия не имеем, с чего начать, и просто идем, куда глаза глядят. Сперва по лугу с танцующими цветами, потом через лес пульсирующих деревьев, переходим вброд разноцветный ручей, где резвятся всевозможные рыбы, и в конце концов находим тропинку, которая, попетляв как следует, выводит нас на прямую безлюдную дорогу.

Эта дорога не вымощена ни золотом, ни желтым кирпичом. Самая обычная улица, и асфальт обычный, как у нас.

Нет, надо признать, получше, чем на наших улицах. Здешний асфальт идеально ровный и чистый, ни вмятин, ни трещин. Как новенький, будто по нему еще ни разу не ездили, а ведь Летняя страна, если верить Аве, существует с начала времен.

— Так, что известно об этих, как вы их назвали — храмах, или Великих залах учености?

Я смотрю снизу вверх на величественное здание из белого мрамора, с колоннами и скульптурами ангелов и всяких мифических существ. Не его ли мы ищем? А что, постройка хоть и вычурная, но солидная. Именно так я и представляла себе зал знаний.

Но Ава равнодушно пожимает плечами, словно храмы ее больше не интересуют.

Не нравится мне это! Она была так уверена, что ответ скрывается именно здесь, ведь сама же предложила объединить нашу энергию и пробиться через портал, а теперь увлеклась материализацией и ни о чем другом думать не хочет.

— Я знаю только, что они существуют. — Ава вытягивает перед собой руки и рассматривает их, поворачивая то вверх ладонями, то вниз. — Мне в ходе исследований много раз попадались упоминания о них.

Ага, а сейчас вы, значит, занялись исследованием колец с драгоценными камнями, которые только что материализовали у себя на пальцах! Я не произношу этого вслух, но если бы Ава не поленилась взглянуть на меня, по лицу увидела бы, как я зла.

А она только улыбается и материализует целую охапку браслетов — в комплект к новеньким перстням. Затем опускает взгляд на свои ноги, явно раздумывая, какие бы создать туфли, и я понимаю, что пора ее остановить.

— А что мы будем делать, когда найдем храм? — Пытаюсь напомнить, для чего мы, собственно, сюда явились.

Нет, серьезно, я выполнила свою часть работы, пусть и Ава потрудится — поможет мне найти дорогу.

— И какие сведения мы будем там искать? О внезапных головных болях? О необъяснимых приступах любви к человечеству? И вообще, пустят ли нас туда?

Я оглядываюсь, ожидая услышать очередную проповедь о вреде негативных мыслей и необходимости искоренить остатки пессимизма — и обнаруживаю, что Ава отсутствует.

Просто отсутствует, в самом прямом смысле слова. Нет ее, и все тут!

— Ава! — кричу я.

Кручусь на месте, всматриваюсь в мерцающую дымку, которая все здесь пронизывает.

— Ава! Ау! Вы где?

Бегаю по улице, заглядываю в окна и двери и никак не могу понять, почему здесь так много магазинов, ресторанов и картинных галерей, когда пользоваться всем этим совершенно некому.

— Ты ее не найдешь.

Оборачиваюсь — у меня за спиной стоит худенькая темноволосая девочка. Прямые волосы свисают до плеч, глаза почти черные, и челка ровная-ровная, словно обрезана бритвой.

— Здесь все время пропадают люди.

— Ты… ты кто?

Накрахмаленная белая блузка, юбка из шотландки, синий блейзер и гольфы — с виду обычная школьница. Ну, на самом деле не совсем обычная, иначе не оказалась бы здесь.

— Я Роми, — говорит девочка.

Только губы у нее не шевелятся, И голос раздается у меня из-за спины.

Резко оборачиваюсь — позади стоит такая же точно девчонка и говорит со смехом:

— А она — Рейн.

Крутанувшись обратно, вижу, что Рейн так и стоит где стояла, а Роми, обежав вокруг меня, замирает рядом с ней. И вот передо мной две одинаковые девочки. Волосы, одежда, лица, глаза — все одно и то же.

Только гольфы различаются: у Роми они сползли, а у Рейн аккуратно натянуты.

— Добро пожаловать в Летнюю страну! — Роми улыбается, а Рейн смотрит хмуро и подозрительно. — Сочувствуем, что у тебя пропала подруга. — Роми подталкивает сестру локтем и, не добившись результата, прибавляет: — Да-да, Рейн тоже сочувствует, просто не хочет признаться.

— А вы не знаете, где ее найти? — спрашиваю я, гадая, откуда они взялись.

Роми пожимает плечами.

— Она не хочет, чтобы ее находили. Поэтому мы нашли тебя вместо нее.

— О чем это ты? Вы откуда появились?

В прошлые разы я никого здесь не видела.

— Потому что не хотела видеть, — отвечает Роми на мою мысль, которую я так и не произнесла вслух. — А сейчас захотела.

Я тупо смотрю на нее, а в мозгу бьется осознание: девчонка читает мысли!

Роми пожимает плечами.

— Мысль — это энергия. А Летняя страна вся состоит из чистой, насыщенной энергии. Такой насыщенной, что читать можно.

И тут я вспоминаю, как мы были здесь с Дейменом. Мы с ним разговаривали телепатически. Честно говоря, я думала, что только мы одни так умеем.

— А почему тогда я не могла прочесть мысли Авы? И как она ухитрилась исчезнуть?

Рейн корчит гримаску, а Роми, чуть подавшись вперед, объясняет медленно, чуть ли не по слогам, словно разговаривает с маленьким ребенком, хотя с виду обе сестры намного младше меня:

— Потому что этого надо пожелать.

Увидев, что я все равно ничего не понимаю, она растолковывает:

— В Летней стране возможно все. Вообще все что угодно. Нужно только пожелать, иначе возможность не осуществится. Так и останется возможностью — одной из многих. Ну, не материализуется.

Я все смотрю на Роми и стараюсь найти смысл в ее словах.

— Раньше ты не видела людей, потому что не хотела их видеть. А сейчас — скажи, что ты видишь?

Я оглядываюсь — так и есть! В магазинах и ресторанчиках полно народу, в галерее развешивают картины для выставки, на ступеньках музея уже собралась толпа. Присмотревшись к духовной энергии и послушав мысли этих людей, я понимаю, что здесь есть представители самых разных народов и религий, и это ничуть не мешает им сосуществовать в мире.

Вот это да, думаю я, силясь охватить умом все происходящее.

Роми кивает.

— Поэтому, как только ты пожелала найти дорогу к храму, появились мы, чтобы тебе помочь. А твоя подруга Ава развеялась.

— Значит, она исчезла из-за меня? — Кажется, я начинаю понимать, как тут все устроено.

Роми смеется, а Рейн морщится и качает головой, глядя на меня, как на последнюю тупицу.

— Вот уж нет!

А все эти люди… Они… мертвые?

Я обращаюсь к Роми, потому что спрашивать Рейн — безнадежное дело.

Она что-то шепчет на ухо Роми, после чего та оборачивается ко мне:

— Сестра говорит, что ты задаешь слишком много вопросов.

Рейн хмурится и толкает ее в бок кулаком, но Роми только смеется.

Одна смотрит волком, другая говорит загадками. Конечно, они забавные, но, честно говорят, начинают действовать мне на нервы. У меня дело есть, нужно искать храм, а я тут время теряю на бестолковую трепотню.

Спохватываюсь, что обе могут читать мысли, только когда Роми произносит:

— Как хочешь. Мы покажем дорогу.

Глава 25

Они ведут меня по каким-то улицам, четко печатая шаг, да так быстро, что я едва поспеваю за ними. Все время попадаются уличные торговцы с самым разнообразным товаром — от свечей ручной работы до мелких деревянных игрушек. Покупатели берут у них красиво упакованные вещи, а в обмен предлагают всего лишь доброе слово или улыбку. Попадаются лотки с фруктами, кондитерские лавочки, иногда — модные бутики. На углу мы останавливаемся, пропуская конный экипаж; за ним кто-то едет в роллс-ройсе с шофером.

Я хочу спросить, как настолько разные вещи оказались вместе и почему старинные дома соседствуют с суперсовременными постройками, и тут Роми говорит:

— Я же уже объясняла — в Летней стране возможно все. Разные люди желают разного, поэтому здесь есть все, что только можно придумать.

Так это все материализовано? — догадываюсь я восхищенно.

Роми кивает, а Рейн с суровым видом марширует дальше.

— А кто все создал? Те, кто появляется здесь на один день, как я? Они живые или мертвые?

Вопрос относится к самим Роми и Рейн тоже. Хоть они и похожи на обычных девчонок, все-таки что-то в них есть странное, жутковатое даже… Как будто они вне времени.

Мой взгляд задерживается на Роми, но тут вдруг Рейн решает впервые заговорить со мной.

— Ты пожелала найти храм, поэтому мы тебе помогаем. А на вопросы отвечать мы не обязаны, так и знай! В Летней стране есть много такого, что тебя совсем не касается.

Поперхнувшись, гляжу на Роми — может, она извинится за сестру? Но нет, она молча сворачивает на другую оживленную улицу, потом в безлюдный переулок, а оттуда — на бульвар, где и останавливается перед великолепным зданием.

— Скажи мне, что ты видишь? — спрашивает она, и обе сестры требовательно смотрят на меня.

Я, вытаращив глаза и разинув рот, рассматриваю затейливую резьбу, крутые скаты кровли, внушительные колонны, массивную парадную дверь… Все детали здания словно текут, постоянно изменяются, напоминая то Парфенон, то Тадж-Махал или египетские пирамиды, то Храм Лотоса… Мозг не справляется с наплывом образов, а здание все трансформируется, и все величайшие архитектурные чудеса мира отражаются в его вечно меняющемся фасаде.

Что я вижу? Все! Так я думаю про себя, не в состоянии выговорить ни слова. От такой невероятной красоты у меня язык отнялся.

Оборачиваюсь посмотреть на Роми — видит ли она то же, что и я? А она толкает Рейн локтем:

— Я тебе говорила!

— Храм построен из духовной энергии, любви и знаний обо всем, что есть хорошего на свете! Только тем, кто способен это увидеть, позволено войти.

Услышав такое, я бросаюсь бегом по мраморным ступеням. Не терпится миновать ослепительный фасад и посмотреть, что же там внутри. У громадной двустворчатой двери останавливаюсь и оглядываюсь назад.

— Вы идете?

Рейн молча смотрит, подозрительно прищурившись, и явно жалеет, что они со мной связались. А Роми качает головой:

— Твои ответы там, внутри. Мы тебе больше не нужны.

— А с чего начать?

Роми переглядывается с сестрой, о чем-то мысленно советуется. Потом снова оборачивается ко мне.

— Разыщи Хроники Акаши. В них навечно записано все, что когда-нибудь говорилось, думалось и делалось — или будет говориться, думаться и делаться. Ты найдешь их, только если тебе суждено. Иначе… — Роми пожимает плечами. Она бы этим и ограничилась, но, увидев признаки паники в моих глазах, все-таки поясняет: — Если не суждено, ты их не найдешь. Все очень просто.

Обнадежила, называется. Я почти рада, что девочки собрались уходить.

— А теперь нам пора прощаться, мисс Эвер Блум. — Роми называет меня по имени и фамилии, хотя я совершенно точно не представлялась. — Но мы наверняка еще встретимся.

Я смотрю им вслед и вдруг вспоминаю еще один, последний вопрос. Кричу вслед:

— А как мне вернуться? Ну, когда я здесь закончу?

Спина Рейн мгновенно напрягается, а Роми, обернувшись, говорит с терпеливой улыбкой:

— Так же, как попала сюда. Через портал, само собой.

Глава 26

Я поворачиваюсь к двери, и в тот же миг она распахивается настежь. А поскольку это не какая-нибудь автоматическая дверь в супермаркете, я понимаю это в том смысле, что мне позволено войти.

Шагнув через порог, оказываюсь в просторном вестибюле, залитом теплым, ослепительно ярким светом. Потоки мерцающего сияния, как и везде в Летней стране, льются словно сразу отовсюду и пронизывают все углы и закоулочки, так что не остается ни единой тени. Я иду вперед между рядами белых мраморных колонн в древнегреческом стиле. За длинными деревянными столами сидят монахи в строгом облачении, рядом с ними — жрецы, раввины, шаманы и другие искатели истины. Все они вглядываются в хрустальные шары и расчерченные мистическими знаками таблички, внимательно изучая возникающие при этом образы.

Я останавливаюсь в нерешительности. Не будет слишком невежливо подойти и спросить, как мне найти Хроники Акаши? Здесь такая тишина и все так погружены всвои занятия… Не хочется отрывать людей от дела.

Я иду дальше, мимо великолепных статуй из чистейшего белого мрамора, и оказываюсь в обширном, пышно украшенном зале, который напоминает итальянские кафедральные соборы (по крайней мере, те, что я видела на фотографиях). Такой же сводчатый потолок, в окнах — витражи, а на стенах — фрески такой необыкновенной красоты, что самому Микеланджело прослезиться впору.

Я стою в центре зала, запрокинув голову, и поворачиваюсь кругом, пока все не начинает плыть. Невозможно все рассмотреть, а я и так уже много времени потратила. Зажмурившись, вспоминаю совет Роми: надо пожелать, чтобы сделалось то, что тебе нужно. Я прошу, чтобы меня провели туда, где находятся ответы на мои вопросы потом открываю глаза — и пожалуйста, передо мною длинный коридор.

Свет здесь не такой яркий — скорее, мягкое сияние Я иду вперед, хотя понятия не имею, куда. Под ноги ложится чудесной красоты персидская дорожка, уходящая в бесконечность. Я веду рукой по стене, покрытой иероглифами, задеваю пальцами резные изображения, и тут же истории, которые они рассказывают, разворачиваются у меня в голове, я читаю их на ощупь — своего рода телепатический Брайль.

И вдруг, без всякого предупреждения, я оказываюсь у входа в еще один прекрасный зал. Только он прекрасен по-другому — не росписями и резными украшениями, а строгой, безупречной простотой.

Зал круглый, стены в нем гладкие и блестящие. Поначалу они кажутся просто белыми, но, рассмотрев их поближе, я понимаю, что все ни в коем случае не «просто». Это истинно белый цвет, белизна в чистейшем своем значении. Такой оттенок может получиться, только если смешать все цвета спектра, создавая высший из всех цветов — свет, как нас учили на уроках рисования. С потолка свисает целая гроздь призм: тысячи кристаллов прекрасно ограненного хрусталя, все они сверкают и переливаются, рассыпая калейдоскоп цветных бликов. Больше в зале ничего нет, кроме одинокой мраморной скамьи, которая выглядит удивительно теплой и уютной, что вообще-то камню совсем не свойственно.

Я сажусь на эту скамью, сложив руки на коленях, а там, где я вошла, стена смыкается. Ни щелочки не остается, словно и не было никакого коридора.

Но мне не страшно. Вроде я в ловушке, в комнате без выхода, а чувствую себя в полной безопасности. Так мирно, и словно кто-то обо мне заботится. Как будто сама комната меня опекает, укачивает в сильных, надежных объятиях.

Я делаю глубокий вдох и загадываю желание — узнать ответы на все свои вопросы. Тут же передо мной возникает хрустальный экран и зависает в воздухе, дожидаясь моей следующей просьбы.

Ответ почти в моих руках, но сам вопрос внезапно изменился.

И вместо того, чтобы спросить: «Что случилось с Дейменом и как мне это исправить?» — я произношу мысленно: «Покажи все то, что мне необходимо знать о Деймене».

Может, у меня не будет другой возможности узнать о неведомом прошлом Деймена, которое он упорно отказывается обсуждать. Я старательно убеждаю себя, что спрашиваю вовсе не из праздного любопытства, я ищу решение задачи, и любая полученная информация может мне пригодиться… К тому же, если я не достойна знать об этом, то мне ничего и не покажут. Так почему бы не спросить?

Едва мысль оформляется у меня в голове, хрусталь начинает издавать негромкое гудение. Он вибрирует от потока энергии, а на его поверхности проступает изображение, подробное, словно на экране телевизора высокой четкости.

Я вижу тесную, загроможденную всевозможными предметами мастерскую. Окна затянуты тяжелой темной тканью, по стенам горят свечи. Маленький Деймен, лет трех, не больше, в простой коричневой тунике ниже колен, сидит за столом, на котором кипят какие-то жидкости в сосудах, лежат кучки камней, теснятся жестянки с разноцветными порошками, ступки и пестики, сушеные травы и склянки с красящими составами. Отец Деймена окунает перо в чернильницу и записывает какими-то хитрыми знаками результаты сегодняшней работы, время от времени останавливаясь и заглядывая в книгу, на обложке которой виднеются слова «Фичино Корпус герметикум»[1], а Деймен, подражая отцу, выводит каракули на обрывке бумаги.

И такой он очаровательный — ангелочек с пухлыми щеками, так трогательно темные волосы падают на безошибочно узнаваемые дейменовские глаза, а сзади кудряшки вьются по нежной детской шейке… Я не могу удержаться и невольно тянусь к нему. Все кажется таким реальным, таким близким — вот-вот дотронешься. Мне судится, что я могу оказаться там, рядом с Дейменом, в его мире.

Но как только мой палец приближается к поверхности, хрусталь накаляется. От него веет невыносимым жаром, и я отдергиваю руку. Кожа вздувается волдырем и мгновенно вновь исцеляется. Предупреждение понятно: смотреть — смотри, а руками не трогай.

Изображение ускоренно прокручивается, и вот уже Деймену исполняется десять лет, Этот важный день отмечен угощением и сластями, а вечером — походом в отцовскую мастерскую. Общего между отцом и сыном — не только темные кудри, оливковая гладкая кожа и красивый квадратный подбородок, их объединяют еще и страстные поиски алхимической субстанции, которая позволит превращать свинец в золото, мало того, продлить жизнь на неограниченный срок — знаменитого философского камня.

Они привычно берутся за работу. Деймен растирает в ступке травы, аккуратно отмеривает соли, масла, разноцветные жидкости и минералы, а его отец добавляет полученные ингредиенты в кипящие сосуды. При этом он подробно объясняет каждое свое действие.

— Наша цель — научиться превращать одно в другое. Болезнь — в здоровье, старость — в молодость, свинец — в золото. Вполне возможно получить и бессмертие. Все создано из одного первоэлемента. Если нам удастся выделить этот основополагающий элемент, из него можно сотворить все, что угодно!

Деймен слушает, как зачарованный, ловит каждое слово, хотя и слышал все это раньше много раз. Они говорят по-итальянски, я этот язык никогда не учила, а почему-то понимаю каждое слово.

Отец Деймена называет каждый ингредиент, прежде чем добавить его в сосуд, а последний из них откладывает в сторону. По его мнению, странного вида трава окажет более магическое действие, если вначале дать эликсиру настояться в течение трех дней.

Перелив непрозрачную ярко-красную жидкость в небольшой стеклянный флакон, Деймен закрывает его пробкой и убирает в потайной шкафчик. Когда отец с сыном уже заканчивают прибирать в мастерской, появляется матушка Деймена — красавица с молочно-белой кожей, в платье простого покроя из муарового шелка, лицо обрамляют золотистые локоны, а сзади волосы убраны в маленький чепчик. Она зовет их ужинать, и в каждом ее слове, в каждом жесте светится любовь — в том, как она улыбается мужу и как смотрит на Деймена. В их одинаковых темных глазах ясно отражается душа.

И тут в мастерскую врываются трое смуглых мужчин. Они набрасываются на отца, требуя эликсир, а мать успевает втолкнуть сына в потайной шкафчик и приказывает молчать, ни в коем случае не издавать ни звука.

Он сидит, скорчившись, в темном сыром закутке, выглядывая в дырочку на месте выпавшего сучка. На его глазах незнакомцы громят мастерскую отца, дело всей его жизни. Отец отдает им свои записи, но это его не спасает. Алхимика и его жену убивают, а Деймен, дрожа всем телом, беспомощно смотрит на это.

Я сижу на мраморной скамье, в голове все плывет в животе сплетается тугой узел. Я чувствую все, что чувствовал тогда Деймен, всю бурю эмоций, все отчаяние. В глазах расплывается из-за его слез, мое горячее, рваное дыхание неотличимо от его. В эту минуту мы — одно, соединенные невообразимым горем.

Оба мы потеряли родных людей.

И оба считаем себя виноватыми.

Он промывает их раны, ухаживает за мертвыми телами, веря, что через три дня добавит последний ингредиент — ту самую странного вида травку — и вернет родителей к жизни. А на третий день соседи, заметив запах, находят его свернувшимся в комочек возле трупов с флаконом эликсира, намертво зажатым в руке.

Деймен вырывается, в отчаянии хватает сушеную траву и бросает ее в эликсир. Он обязательно хочет вылить снадобье в рот мертвецам, но соседи оттаскивают его.

Решив, что Деймен занимается колдовством, его отдают под опеку церкви. Несчастного ребенка, раздавленного горем, оторванного от всего, что было в его жизни знакомого и родного, мучают церковники, дабы изгнать из него дьявола.

Он страдает молча, год за годом — пока в приюте не появляется Трина. Деймен, к тому времени сильный, красивый четырнадцатилетний юноша, поражен ее обликом, огненно-рыжими волосами, изумрудно-зелеными глазами, алебастровой кожей… От нее глаз невозможно отвести.

Мне становится трудно дышать. Я вижу, как сближаются Деймен и Трина, как они берегут и защищают друг друга. Зачем только я попросила показать мне все это? Я поступила необдуманно, попросту глупо! Она уже умерла и больше не представляет угрозы, а все равно невыносимо смотреть, как Деймен попадает под ее чары.

Он лечит ее раны, полученные от церковников, бережно и деликатно ухаживает за ней, отказываясь признаваться, что его влечет к ней, лишь бы только уберечь ее спасти, помочь сбежать. И этот день наступает раньше, чем ожидалось. Во Флоренции свирепствует чума — ужасная Черная смерть, она уже убила миллионы людей, превратив их в сплошную массу раздутых, усыпанных гнойниками тел.

Деймен беспомощно смотрит, как умирают дети в приюте, и только когда болезнь настигает его подругу, он снова берется за исследования, начатые отцом. Восстанавливает эликсир, к которому много лет назад поклялся не прикасаться, потому что из-за этого зелья лишился всего, что было ему дорого. Но выбора нет, и он поит снадобьем Трину, а остаток разделяет между собой и оставшимися еще в живых сиротами из приюта Он хочет всего лишь справиться с болезнью, не подозревая, что получит бессмертие.

Обретя непонятные им самим способности и не слушая стоны умирающих святош, сироты разбредаются кто куда. Они возвращаются на улицы Флоренции и мародерствуют, обирая трупы, а Деймен и Трина одержимы одной мыслью — отомстить троим незнакомцам которые убили родителей Деймена. В конце концов их удается выследить. Оказывается, без последнего ингредиента они не сумели защититься от чумы и сейчас уже при смерти.

Деймен дожидается, пока они умрут, и нарочно дразнит, обещая излечить, хотя совершенно не намерен этого делать. В конце концов негодяи умирают, но долгожданная победа приносит лишь опустошенность. Деймен обретает утешение в объятиях Трины…

Я закрываю глаза, хотя и знаю, что все, от чего я хочу отгородиться, навеки выжжено в них, как бы я ни старалась забыть.

Одно дело — знать, что эти двое были любовниками, расставались и вновь возвращались друг к другу в течение почти шести сотен лет, и совсем другое — видеть, как это происходило.

И еще: ужасно не хочется признавать, но прежний Деймен с его жестокостью, алчностью и неумеренным тщеславием очень похож на нового Деймена — того, что променял меня на Стейшу.

Отсмотрев больше ста лет жизни этих двоих, объединенных неисчерпаемой похотью и жаждой наживы, я уже не хочу видеть, как мы с ним встретились. Зачем мне смотреть на себя-прошлую? Если для этого придется наблюдать еще столетие в том же духе, лучше не надо.

Я закрываю глаза с безмолвной мольбой: «Давайте сразу в конец! Пожалуйста! Не могу больше этого видеть».

На гладкой поверхности хрусталя мелькают размытые образы, они проносятся с такой скоростью, что трудно отличить один от другого. Я лишь мимолетно замечаю Деймена, Трину и прошлые свои воплощения: брюнетку блондинку, рыжую… Все сливается в одно сплошное пятно, ни лица, ни фигуры не узнать, и только глаза всегда знакомые.

Даже когда я, вдруг передумав, прошу показывать помедленнее, образы продолжают сменять друг друга так же стремительно. И вот кульминация — появляется изображение Романа. Изогнув губы в кривой усмешке, он злорадно смотрит на дряхлого и совершенно мертвого Деймена.

А потом…

А потом — ничего.

Пустой и чистый хрусталь.

— Нееет! — Мой крик мечется по комнате. — Пожалуйста, верните изображение! Я не буду больше злиться и ревновать, честное слово! Я все подряд просмотрю, только промотайте еще раз!!!

Но кричу и умоляю я напрасно. Хрустальный экран исчез.

Я оглядываюсь — ищу, кого бы попросить о помощи. Должен же здесь быть какой-нибудь библиотекарь? Нет, я одна в комнате. Роняю голову на руки. Какая же я дура, опять поддалась нелепой мелочной ревности и неуверенности в себе.

Как будто я раньше не знала о Трине! Понимала ведь, что именно увижу. Трусиха несчастная, не выдержала, не смогла перетерпеть, а теперь понятия не имею, как спасать Деймена. И ведать не ведаю, как мы ухитрились прийти от такого чудесного пункта «А» к такому чудовищному пункту «Я».

Ясно одно — во всем виноват Роман. Жалкий результат, я же это и так давно угадала. Каким-то образом он отнял силу Деймена, забрал его бессмертие. И я обязательно должна узнать, если не «зачем», то хотя бы «как».

Потому что знаю наверняка — Деймен не стареет. Он прожил на свете больше шестисот лет, а выглядит как подросток.

Я обхватываю голову руками. Ненавижу себя за мелочность, за малодушие, за тупость. Мерзкая, ничтожная идиотка, сама лишила себя ответов, ради которых притащилась сюда! Отменить бы весь этот сеанс, вернуться, начать все сначала…

— Вернуться не выйдет.

Оборачиваюсь, услышав за спиной голосок Роми и не понимая, как она вошла в комнату. И вдруг оказывается, что я уже не в том чудесном круглом зале, а в вестибюле. Там, где раньше были монахи, жрецы, шаманы и раввины.

— Никогда не следует прокручивать пленку в будущее. Из-за этого теряешь настоящее, а ведь кроме него, по сути, ничего и нет.

Я оглядываюсь. О чем она говорит — о том хрустальном экране или вообще о жизни? А Роми только улыбается.

— Ты как, в порядке?

Пожимаю плечами и отворачиваюсь. Какой смысл объяснять? Она и так наверняка уже знает.

— Не-а. — Девчонка прислонилась к столу и качает головой. — Ничего я не знаю. То, что происходит в этих стенах, твое и только твое. Просто я услышала — ты кричишь, и решила проверить, как тут дела. Вот и все — не больше, не меньше.

— А где твоя вредная двойняшка? — спрашиваю, оглядываясь, не прячется ли Рейн где-нибудь поблизости. Роми с улыбкой делает мне знак идти за ней.

— Она снаружи осталась, приглядывает за твоей подругой.

— Ава тоже здесь? — удивляюсь я.

Странно, почему я так этому обрадовалась — я ведь все еще обижена на Аву за то, что она сбежала и бросила меня.

Роми вместо ответа снова машет рукой и ведет меня к двери.

Ава ждет нас на ступеньках.

— Где вы были? — Мой вопрос звучит скорее как обвинение.

Она пожимает плечами.

— Отвлеклась немного. Здесь все так удивительно! Я…

Она явно ждет, что я оттаю и прощу ее, а поняв, что этого не будет, отводит глаза.

— Как вы сюда пришли? Познакомьтесь, это Роми и Рейн…

Оглядываюсь — а их уже нет.

Ава теребит новенькие, только что материализованные золотые серьги в виде колец.

— Я пожелала найти тебя и оказалась здесь, только внутрь войти не смогла. — Она хмурится, глядя на дверь. — Значит, это и есть тот храм, который ты искала?

Я киваю. Глядя на дорогие туфли Авы и сумочку от известного дизайнера, злюсь все сильнее. Я ее взяла с собой в Летнюю страну, чтобы она помогла мне спасти жизнь любимого человека, а ей только бы по магазинам пробежаться!

— Понимаю, я увлеклась, — отвечает Ава на мои мысли. — Прости! Я готова тебе помочь, если это все еще требуется. Или ты получила ответы, которые искала?

Сжав губы, смотрю в пол.

— У меня, э-э… Случилась небольшая неприятность.

Меня захлестывает стыд, особенно когда я вспоминаю, что в «неприятности» сама же и виновата. — Боюсь, я вернулась в исходную точку, — заканчиваю я, чувствуя себя последним лузером.

— Может быть, я могу помочь?

Ава с улыбкой сжимает мою руку, чтобы показать, что говорит искренне.

Я только пожимаю плечами. Вряд ли она мне поможет.

— Не сдавайся так сразу! В конце концов, мы в Летней стране, а здесь возможно все!

Я понимаю, что она права, но понимаю и еще кое-что другое. Нам будет очень нелегко вернуться обратно, в мир смертных. Придется потрудиться, и очень серьезно, ни на что не отвлекаясь.

Спускаясь по ступенькам, я говорю Аве:

— Ну, кое-что вы можете сделать.

Глава 27

Ава хотела бы остаться, но я чуть ли не волоком тащу ее за собой. Мы и так потеряли кучу времени в Летней стране, а мне нужно побывать еще в нескольких местах.

Мы приземляемся на подушки в лиловой комнатке, в доме Авы. Она хмурится, разглядывая свои руки.

— Черт, я думала, они останутся…

Я киваю. Золотые перстни с драгоценными камнями, сотворенные Авой в Летней стране, вновь стали простыми серебряными колечками. Роскошная сумочка и туфли тоже не пережили обратного путешествия.

— А я как раз думала — останутся или нет? Знаете, материализация возможна и в нашем мире. Только нужно терпение, и тогда можно материализовать все, что захочешь.

Я встаю и улыбаюсь, чтобы закончить свою речь на позитивной ноте Точно так же Деймен меня наставлял, когда мы только начинали наши уроки. Ах, как я жалею теперь, что слушала невнимательно! Думала, раз мы бессмертные, то и торопиться некуда. К тому же мне становится совестно, что я так сурово осуждала Аву. А кто бы не увлекся, оказавшись впервые в волшебной стране? Она провожает меня до дверей.

— И что теперь? — спрашивает она. — Когда мы в следующий раз туда отправимся? То есть… Ты ведь не сможешь туда попасть без меня?

Я оборачиваюсь и встречаю ее взгляд. Ава вся захвачена впечатлениями, и я начинаю сомневаться, не зря ли взяла ее с собой. Пряча глаза, направляюсь к машине и на ходу бросаю через плечо:

— Я вам позвоню.

* * *
На следующее утро я приезжаю в школу и отправляюсь в класс, затерявшись в толпе учеников, как в любой другой день. Только сейчас я не стараюсь держаться подальше от всех, оберегая свое личное пространство. Плыву по течению и никак не реагирую, когда меня задевают локтями — и это несмотря на то, что я оставила дома плейер, фуфайку с капюшоном и темные очки.

Мне больше не нужно это старье, которое, честно говоря, никогда особо не помогало. Теперь я всегда ношу с собой защиту — квантовый дистанционный пульт.

Вчера, перед тем, как покинуть Летнюю страну, я с помощью Авы построила себе новый прочный щит. Конечно, я могла просто вернуться в храм и самостоятельно получить ответ, но Аве так хотелось мне помочь, и к тому же я подумала, что она по ходу дела тоже может чему-нибудь научиться. Мы остановились на нижней ступеньке, сфокусировали свою энергию и обе пожелали создать щит, который позволил бы нам (ну, точнее — мне, поскольку Ава не слышит чужих мыслей и не чувствует прошлое человека через прикосновение) — так вот, который позволил бы по желанию включать и отключать способность к сверхвосприятию. В следующий миг мы посмотрели друг на друга и в один голос произнесли: «Квантовый дистанционный пульт!»

И вот теперь, когда мне захочется услышать чьи-нибудь мысли, я всего лишь нацеливаюсь на их энергетическое поле и жму кнопку «Выбрать». А когда надоест, нажимаю кнопку «Отключить звук». В точности как на пульте от телевизора, которым я пользуюсь дома. Только этот пульт — невидимый, так что я могу постоянно держать его при себе.

На урок литературы я прихожу до звонка и могу наблюдать за всем, что там происходит. Я не хочу даром терять ни секунды. Хоть я и видела своими глазами, что Роман виноват в том, что случилось с Дейменом, этого пока маловато. Выяснили — кто, нужно установить — как и зачем.

Надеюсь, дело не затянется слишком надолго. Во-первых, я ужасно соскучилась по Деймену, а во-вторых, запасы бессмертного напитка подходят к концу. Уже приходится экономить. А рассказать мне рецепт Деймен так и не собрался, так что сама я этот напиток сделать не могу и даже не знаю, что случится, если я не буду его пить. Уверена, что ничего хорошего.

Деймен поначалу думал, что, выпив эликсир, можно исцелиться от всех болезней. Одного раза хватило на полторы сотни лет, потом появились признаки старения, и он решил снова выпить зелье. Потом еще, и еще, и в итоге он уже больше не мог без этого обходиться.

Кроме того, он считал, что бессмертного нельзя убить — пока я не прикончила Трину, его бывшую жену. По нашим предположениям, для этого нужно было метить в самую слабую чакру (у Трины это была чакра сердца). Я уверена, что никто, кроме нас, не знает об этом, и все же, судя по тому, что я увидела вчера в храме, Роман изобрел какой-то другой способ. А значит, если я хочу спасти Деймена, нужно узнать, что известно Роману — пока еще не поздно.

Дверь класса наконец распахивается, и в нее врывается толпа школьников. Я уже не первый раз это вижу, и все равно странно смотреть, как они хохочут, болтают и запросто общаются, а ведь еще на прошлой неделе в упор не замечали друг друга. Казалось бы, не школа, а мечта, но в сложившейся ситуации эта идиллическая картинка меня совсем не радует.

И не только потому, что я одна осталась в стороне. Просто все это неестественно до ужаса. Не бывает такого в старших классах школы! Люди не так устроены, и точка. Они всегда разбиваются на компании по общим вкусам, по интересам и так далее. Неписаное правило такое. И, потом, подружились-то они не по своей воле и даже не догадываются, что обнимаются и весело шутят друг с другом не потому, что ни с того ни с сего воспылали любовью к окружающим, а только из-за Романа.

Роман, как умелый кукловод, направляет их ради собственного развлечения. И хоть я не знаю, как и зачем он это делает, и не могу доказать, что дело именно в нем, в глубине души я знаю, что это правда. Не зря у меня все сжимается в животе и пробирает озноб, как только Роман подходит близко.

Деймен садится на свое место, а Стейша присаживается на край парты. Ее грудь, увеличенная с помощью специального лифчика, тычется ему чуть ли не в лицо. Стейша отбрасывает длинные волосы за плечо и хохочет над собственной глупой шуточкой. Саму шутку я не слышу — я специально отключила Стейшу, чтобы лучше слышать Деймена, — но раз он считает ее глупой, то я ему верю.

От этого во мне вспыхивает слабый лучик надежды. И в ту же секунду гаснет, потому что все внимание Деймена вновь направлено на вырез платья Стейши.

Такая пошлость — честно говоря, просто стыдно за него становится. Вчера мне больно было смотреть на него с Триной, но это ничто по сравнению с тем, что происходит сегодня.

Трина была тогда, от нее осталась лишь пустая красивая картинка на поверхности хрусталя.

А Стейша — здесь и сейчас.

Она тоже пустая и красивая, да вот беда — она стоит передо мной во всем своем трехмерном великолепии.

Я слышу, как Деймен в своем помутившемся сознании восхищается ее роскошным поддельным бюстом, и невольно начинаю думать: а вдруг ему на самом деле именно такие нравятся?

Может, он действительно предпочитает наглых, жадных, самовлюбленных девиц?

А я в его жизни — аномалия, нелепая причуда, которая мешается под ногами вот уже четыре сотни лет.

Весь урок я не свожу с него глаз, сидя в одиночестве за последней партой. Машинально отвечаю на вопросы мистера Робинса — не задумываясь, повторяю ответы, которые вижу у него в голове, а сама ни на миг не отвлекаюсь от Деймена и постоянно напоминаю себе, что на самом деле он не такой. Он хороший, добрый, верный — моя единственная любовь на много-много жизней. А то, что я вижу сейчас — всего лишь подделка. Пусть он ведет себя очень похоже на то, что я видела вчера в зеркале, все равно это не он.

Когда наконец раздается звонок, я выхожу из класса вслед за Дейменом. Прогуливаю физкультуру — весь второй урок провожу под дверью его класса вместо того, чтобы бегать по кругу в спортзале. Заранее чувствую приближение учителей, наблюдающих за порядком в коридорах, и прячусь, а переждав, пока они уйдут, возвращаюсь опять. Подглядываю через окошко в двери и подслушиваю мысли Деймена — словом, делаю все то, в чем он меня и обвинял. Не знаю, радоваться или пугаться, когда выясняется, что его мысли не полностью заняты Стейшей — он готов уделить внимание любой хоть чуть-чуть хорошенькой девчонке в пределах досягаемости (разумеется, кроме меня).

Весь третий урок я продолжаю следить за Дейменом, а к четвертому переключаюсь на Романа. Смотрю ему прямо в глаза, когда иду к своей парте. Оглядываюсь и даю понять, что заметила, всякий раз, как он смотрит на меня. И хотя его мысли обо мне такие же пошлые и банальные, как мысли Деймена о Стейше, я отказываюсь краснеть и смущаться. Улыбаюсь и киваю. Я готова терпеть, потому что, если уж я решила выяснить, кто этот тип на самом деле, нечего бегать от него, как от чумы.

К концу урока я принимаю решение — избавиться от роли отверженной, которую мне как-то незаметно навязали. Храбро подхожу к длинному столу, не обращая внимания на тугой узел в животе. Найду себе место и сяду вместе со всеми!

Роман, заметив меня, кивает, и мне невольно становится обидно, что он совсем не удивился.

— Эвер! — Он радостно улыбается, показывая место рядом с собой. — Значит, мне не показалось там, в классе? Ты в самом деле сменила гнев на милость?

Вымученно улыбнувшись, втискиваюсь на скамейку рядом с ним. Взгляд сам собой находит Деймена, но я тут же заставляю себя отвести глаза. Сейчас моя задача — Роман, отвлекаться нельзя.

— Я знал, что ты опомнишься. Жаль только, что не раньше. Столько времени зря потеряли!

Он наклоняется совсем близко, и я вижу разноцветные крапинки в его глазах — фиолетовые блестки, в которых так легко затеряться…

— Правда, хорошо? Все вместе, все как один! Только ты оставалась недостающим звеном. Теперь и ты с нами, так что моя миссия выполнена. А ты думала, что это невозможно!

Он смеется, запрокинув голову — глаза зажмурены, зубы сверкают, в растрепанных золотых волосах играют солнечные блики. Противно признавать, но, честно говоря, он совершенно неотразим.

Не так, как Деймен — даже близко нету. Скорее в стиле моей прежней жизни. Точно отмеренная доза внешней привлекательности и расчетливого обаяния — когда-то я бы непременно в него влюбилась. В те времена, когда я не умела смотреть глубже поверхности.

Роман надкусывает батончик «Марса», а я перевожу взгляд на Деймена. Любуюсь его несравненным профилем, и сердце наполняет такая тоска, что хоть кричи. Он машет руками, развлекая Стейшу очередной дурацкой историей, а меня куда больше интересует не его рассказ, а эти руки. Как чудесно было чувствовать их на своей коже…

— Приятно, конечно, что ты к нам вернулась, но знаешь, любопытно — почему на самом деле ты передумала? — спрашивает Роман, уставившись на меня.

А я все смотрю на Деймена. Смотрю, как он прижимает губы к щеке Стейши, потом перемещается за ушко и дальше, вниз по шее…

— И хотел бы думать, что тебя сразила моя несравненная красота, но ведь видно же, что не в этом дело. А в чем?

Я слышу, как Роман бубнит на заднем плане, словно муха жужжит, но не могу оторвать взгляд от Деймена. Любовь моя вечная, сейчас он и думать не думает обо мне. Все сжимается внутри, когда он касается губами ее ключицы и вновь возвращается к ушку, что-то шепчет уговаривает Стейшу удрать с уроков и поехать к нему домой…

Стойте! Уговаривает? Значит, она не соглашается?

А я-то вообразила, что между ними уже все произошло!

Я хочу настроиться на Стейшу и узнать из ее мыслей, с какой стати она разыгрывает недотрогу, но тут Роман дергает меня за руку.

— Да ладно тебе, Эвер! Не стесняйся, скажи, зачем пришла. Что стало последней каплей?

Я не успеваю ответить, потому что Стейша вдруг оглядывается на меня и говорит:

— Эй, чокнутая! Чего уставилась?

Я делаю вид, что не слышала, и перевожу взгляд на Деймена, словно Стейши здесь нет — хотя они буквально приклеились друг к другу. Хоть бы он обернулся и увидел меня! По-настоящему увидел, как раньше.

Но когда Деймен наконец оборачивается, то смотрит сквозь меня, словно я невидимка.

У меня перехватывает дыхание. Я не могу пошевелиться и застываю истуканом…

— Ау-у! — кричит Стейша на всю столовую. — Очнись! Или это уже безнадежно?

Майлз и Хейвен сидят в каком-нибудь метре от меня, качают головой и оба явно жалеют, что когда-то были со мной знакомы. Сглотнув, напоминаю себе, что они не виноваты, один только Роман — автор, постановщик, режиссер и продюсер этого кошмарного спектакля.

Натыкаюсь на взгляд Романа и, борясь с тошнотой, стараюсь вникнуть в его мысли. На этот раз я пробьюсь через верхний слой обычной пошлой чепухи! Очень хочется выяснить, правда ли он — всего лишь сексуально озабоченный наглый подросток, каким прикидывается. Честно говоря, я этому не верю. Тогда, в хрустале, с улыбкой злобной радости он выглядел куда страшнее.

И сейчас его улыбка становится шире, глаза смотрят мне в глаза, а все вокруг тускнеет.

Все отступает, остаемся только мы двое.

Я падаю, неудержимо падаю в темную бездну его сознания, а Роман показывает мне тщательно отобранные сцены. Деймен привел целую компанию в наш номер в «Монтедж» — Стейшу, Хонор, Крейга и других одноклассников, которые раньше с нами даже не разговаривали. Веселье продолжается несколько дней, пока Деймена не выгоняют из гостиницы за то, что он устроил в номере помойку. Роман заставляет меня смотреть разные гнусности, которых век бы не видеть, и заканчивает показ той самой сценой, которую я видела тогда в хрустале. Самой последней.

Я падаю со скамейки и с грохотом обрушиваюсь на пол, все еще в плену наваждения. Прихожу в себя под общий хохот и крики: «Чокнутая! Припадочная!» В ужасе смотрю, как мой красный эликсир, пролившийся из бутылки, растекается лужей по столу и капает с краев.

— Ты не ушиблась? — интересуется Роман, любуясь моими стараниями подняться. — Я понимаю, смотреть на это тяжело. Поверь, я знаю — я там был. Но на самом деле все к лучшему. Боюсь, тебе и в этом придется мне поверить.

— Я знала, что это все ты, — шепчу я, остановившись перед ним и вся дрожа от ярости. — С самого начала знала!

Роман улыбается.

— Знала, знала. Молодец! Одно очко в твою пользу. Впрочем, должен тебя предупредить: я все еще на добрых десять очков впереди.

— Ничего у тебя не получится!

Я со страхом смотрю, как он окунает средний палец в лужицу красного напитка и роняет каплю на язык — неторопливо и многозначительно, словно что-то хочет мне подсказать.

Но не успевает мысль оформиться в моей голове, как он произносит, облизнув губы:

— А вот тут ты ошибаешься. — Роман поворачивает голову так, что становится виден знак на его шее — искусно выполненная татуировка с изображением уробороса. — Все получилось, Эвер. Я уже выиграл.

Глава 28

На рисование я не пошла. Удрала сразу после завтрака.

Поправка: я удрала прямо посреди завтрака. Сразу после ужасного разговора с Романом помчалась на автостоянку (под непрерывные вопли: «Чокнутая!»), запрыгнула в машину и уехала задолго до звонка.

Мне было необходимо оказаться подальше от Романа с его жуткой татуировкой — детальным изображением уробороса, которое то пропадало, то снова проступало на коже, в точности как на запястье у Трины.

Верный признак того, что Роман — бессмертный негодяй, как я и думала с самого начала.

И хотя Деймен меня о них не предупреждал — до нашего столкновения с Триной он даже не знал, что такие бывают, — я понять не могу, почему столько времени не могла сообразить. Пусть он ест и пьет, как все, пусть у него аура и мысли легко читаются (по крайней мере, для меня), ясно, что все это только фасад, как у зданий на съемочных площадках Голливуда. Одна видимость. Роман специально создавал для всех образ веселого безалаберного английского паренька с ослепительной аурой и радостно-похабными мыслями. На самом-то деле он совсем не такой.

Настоящий Роман — темный.

Зловещий.

Жестокий.

В общем, все, что складывается в понятие «зло». И хуже всего то, что он собирается убить моего любимого, а я так до сих пор и не выяснила, почему.

Ибо мотива-то как раз я и не увидела за время своей короткой прогулки по закоулкам его разума.

А мотив очень важен, если мне все-таки придется его убить — ведь для этого необходимо определить самую слабую чакру. Не зная мотива, я могу фатально ошибиться.

Я вот о чем — в какую чакру бить? В первую — ее еще называют «основная» или «корневая» чакра, — где берут начало гнев, агрессия, жадность и злость? А может, чакру пупка, или сакральный центр, где гнездятся ревность и зависть? Если не знать, что движет Романом, слишком легко ударить не туда, куда нужно. Тогда я его не только не убью, а, скорее всего, еще и разозлю окончательно. Причем у меня останется еще шесть чакр на выбор, а Роман, боюсь, не даст мне времени на эксперименты.

С другой стороны, убить Романа слишком быстро — тоже не в мою пользу. Ведь тогда он унесет с собой в могилу тайну о том, что же все-таки он сделал с Дейменом и со всей нашей школой. А такого риска я себе позволить не могу. Не говоря уже о том, что я вообще не слишком-то люблю убивать. В прошлом я применяла такие методы, только если оказывалась перед выбором: драться или умереть. После того, как поняла, что сделала с Триной, я надеялась, что больше мне такого делать не придется. Хоть она и убивала меня много раз, хоть она и призналась, что из-за нее погибла вся моя семья, включая собаку, все равно меня мучает совесть. Ужасно сознавать, что я своими руками оборвала ее жизнь.

И раз уж я в своих поисках вернулась к исходной точке, то и решаю начать все сначала. Сворачиваю на прибрежное шоссе и отправляюсь к Деймену. Еще часа два все в школе — а я пока залезу в дом и осмотрюсь хорошенько.

* * *
Притормозив у пункта охраны, машу рукой Шейле и спокойно еду дальше в полной уверенности, что ворота передо мной откроются. А они не открываются, и мне приходится изо всей силы жать на тормоз, чтобы не смять в лепешку передний бампер.

— Извините! — кричит Шейла, бросаясь к моей машине, словно я невесть какая нарушительница.

Можно подумать, она меня впервые видит — когда я до прошлой недели практически каждый день сюда приезжала.

— Шейла, привет! — дружески улыбаюсь я. — Я тут хотела заехать к Деймену… Откройте ворота, пожалуйста!

Охранница смотрит на меня прищуренными глазами, сжав губы в жесткую линию.

— Попрошу вас удалиться!

— Что такое? Почему?

— Вас нет в списке, — объявляет она, подбоченившись.

И хоть бы чуть-чуть раскаяния на лице, а ведь сколько месяцев улыбалась мне и здоровалась…

Я сижу, стиснув зубы, и пытаюсь осмыслить, что она сказала.

Меня нет в списке. Мое имя больше не значится в списке постоянных посетителей. Меня занесли в черный список — или как это называется, когда человеку на неопределенный срок отказывают в праве въезда на территорию элитного поселка.

Это и само по себе плохо, но когда об официальном разрыве отношений тебе сообщает не твой бойфренд, а Большая Шейла — совсем тяжело.

Уткнувшись взглядом в собственные колени, я так стискиваю рычаг переключения скоростей, что чуть не отламываю его напрочь. Потом проглатываю комок в горле и говорю:

— Что делать: как вы, очевидно, уже знаете, мы с Дейменом расстались. Я просто хотела зайти на минуточку, забрать свои вещи. — Я расстегиваю сумочку. — Видите, у меня все еще есть ключ.

Поднимаю его повыше. Золотистый металл блестит в лучах полуденного солнца, а я так поглощена мыслями о своем унижении, что не успеваю заметить, как Шейла протягивает руку и выхватывает у меня ключ.

— Я вас по-хорошему прошу, покиньте территорию! Шейла прячет ключ в карман. Его очертания хорошо видны сквозь ткань, туго натянутую на великанской груди. Едва дав мне время перенести ногу с педали тормоза на педаль газа, охранница прибавляет:

— Езжай-езжай, и чтобы я тебя тут больше не видела!

Глава 29

На этот раз, оказавшись в Летней стране, я приземляюсь не посреди душистого луга, а там, где проходит, как я ее про себя называю, главная улица. Поднимаясь на ноги и отряхиваясь, я удивляюсь реакции прохожих. Все продолжают заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Можно подумать, когда кто-то падает с неба — это вполне обычное, заурядное явление. Хотя, пожалуй, в здешних краях так оно и есть.

Я иду мимо салонов красоты и караоке-баров, той дорогой, что показали мне Роми и Рейн. Наверное, можно было просто пожелать и сразу оказаться у храма, но мне хочется получше запомнить окрестности. Короткий переулок, поворот на бульвар — и вот я взбегаю по мраморным ступенькам. Тяжелые створки дверей распахиваются передо мной.

Я вхожу в огромный мраморный зал. Народу в нем заметно больше, чем в прошлый раз. Я мысленно перебираю вопросы. Не знаю даже, понадобятся мне Хроники Акаши или я смогу все узнать прямо здесь. Интересно, какой уровень доступа требуется для таких примерно вопросов: «Кто такой Роман и что он сделал с Дейменом?» или «Как его остановить и спасти Деймена?».

Нет, я думаю, нужно постараться и все вместить в одно предложение. Зажмурившись, произношу мысленно: «В общем, я хочу знать вот что: как сделать, чтобы все стало, как раньше?»

Едва только мысль окончательно сформировалась у меня в голове, передо мной открывается дверь. Теплый свет словно приглашает войти, и вот я оказываюсь в белой комнате со сплошными стенами — такой же радужно-белой, как и тогда, только вместо мраморной скамьи на этот раз потертое кожаное кресло.

С размаху плюхаюсь на него, выдвигаю подставку для ног и устраиваюсь поудобнее. До меня даже не доходит, что это точная копия любимого кресла моего отца, пока я не замечаю вырезанные на подлокотнике буквы: «Р.Б.» и «Э.Б.». Это же я когда-то подбила Райли процарапать наши инициалы скаутским складным ножом! Увидев инициалы, родители, конечно, сразу догадались, кто виновники безобразия, после чего нас целую неделю не пускали гулять.

Вернее, мое наказание продлили до десяти дней после того, как родители выяснили, что я была зачинщицей.

Я провожу пальцами по желобкам в коже. Ногти цепляются за набивку, вылезшую наружу в том месте, где линии буквы «Р» прорезаны слишком глубоко. Давлюсь всхлипом, вспоминая тот день. И все другие дни — чудесные, восхитительные дни, которые тогда воспринимала как должное, а теперь так по ним тоскую, что передать невозможно.

Я бы все сделала, только бы их вернуть. На все бы пошла, лишь бы все стало, как раньше. Едва лишь эта мысль сформировалась у меня в голове, все вокруг начинает преображаться. Пустая комната с одиноким креслом в центре превращается в точную копию кабинета в нашем старом доме в Орегоне.

Воздух наполняется ароматом маминого фирменного печенья, перламутрово-белые стены обретают мягкий бежевый оттенок, чуть блестящий — мама называла его «металлик». А потом на колени мне вдруг ложится связанный бабушкой плед трех оттенков синего, и, оглянувшись, я вижу висящий на крючке у двери поводок Лютика, а на полу — старые кроссовки Райли рядом с папиными. Кусочки мозаики один за другим встают на свое место — каждая книжка на полке, каждая фотография, каждая безделушка. И невольно приходит мысль; неужели все это из-за моего вопроса? Я попросила сделать все, как раньше…

Если честно, я имела в виду нас с Дейменом.

Или нет?

Возможно ли вообще вернуться назад во времени?

Или передо мной просто очень реалистичная копия — всего-навсего макет семьи Блум?

Пока я пытаюсь понять, что же здесь происходит, включается телевизор. На экране мелькают разноцветные пятна, а сам экран — хрустальный, как тот, на котором мне показывали прошлое Деймена.

Я плотнее закутываюсь в плед, уютно подоткнув его под коленками. На экране всплывает надпись: «L'HEUREBLUE». Что это значит? Немедленно возникает пояснение, выведенное красивым каллиграфическим шрифтом:

«Французское выражениеI'heureblue, или «синий час», обозначает время сумерек между дневным светом и темнотой — час, который ценен своеобразным освещением. В это время цветы благоухают особенно сильно»

Слова на экране постепенно гаснут, а вместо них появляется изображение полной луны чудесного голубоватого оттенка, почти как небо…

А потом… потом я вижу себя — там же, на экране Я в джинсах и черном свитере, с распущенными волосами, сижу у окна и любуюсь той же луной, время от времени поглядывая на часы, как будто кого-то жду. Ощущение нереальности — передо мною я, которая на самом деле не я… И все же я чувствую, что она чувствует сейчас, и даже слышу ее мысли. Она собирается куда-то, куда раньше считала невозможным попасть. Ждет с нетерпением, когда небо станет по цвету таким же, как луна — густо-синим, без проблеска солнца. В этот миг ей будет дарован единственный шанс вернуться сюда, в эту комнату, и найти дорогу в то место, которое она считала утраченным навсегда.

Я жду, не отрываясь от экрана. У меня перехватывает дыхание, когда та, в телевизоре, протягивает руку, касается пальцем хрусталя, и ее затягивает в прошлое.

Глава 30

Промчавшись через зал, я выскакиваю за дверь и бросаюсь вниз по ступенькам. В глазах все расплывается, сердце отчаянно стучит, и я даже не замечаю Роми и Рейн, пока не сбиваю Рейн с ног, сама рухнув сверху.

— О боже, прости меня, пожалуйста! Я… Протягиваю руку, чтобы помочь ей встать, без конца спрашиваю, не очень ли сильно она ушиблась, а когда Рейн поднимается на ноги, не приняв мою помощь, мне окончательно становится неловко. Она отряхивает юбку и поддергивает гольфы, а я с изумлением смотрю, как мгновенно затягиваются ссадины на тощих коленках. Мне почему-то и в голову не приходило, что эти девочки — такие же, как я.

— Значит, вы…

Я не успеваю выговорить вопрос — Рейн уже качает головой.

— Ничего подобного! Мы совсем не такие, как ты!

Она проверяет, ровно ли натянуты гольфы, поправляет синий блейзер и клетчатую юбочку и оглядывается на сестру. Роми хмурится и качает головой.

— Рейн, можно бы и повежливей!

Рейн продолжает зло сверкать глазами, но говорит уже чуточку сдержанней:

— В общем, мы другие.

— Так вы… знаете обо мне? — спрашиваю я и слышу мысли Рейн: «Еще бы!», — а Роми торжественно кивает. — Вы считаете, что я плохая?

Рейн морщится, а Роми говорит с мягкой улыбкой:

— Не обращай на нее внимания, пожалуйста. Мы ничего такого не думаем. Не нам тебя судить.

Я окидываю взглядом обеих сестер: бледная кожа, темные глазищи, ровные челочки, как по линейке отрезаны, и тонкие губы. Все черты утрированы, словно ожили персонажикакой-нибудь манги. Я невольно думаю: как странно, внешне одинаковые, а по характеру ничуть не похожи.

— Ну, расскажи, что ты здесь узнала. — Роми улыбается, шагая по улице в полной уверенности, что мы последуем за ней — и мы следуем. — Ты все ответы нашла, которые искала?

И даже больше…

Если честно, я в полном остолбенении с тех пор, как выключился телевизор. Не представляю, как понимать то, что мне показали. Ясно одно — это может изменить не только мою жизнь, но и, вполне возможно, весь мир Конечно, владеть такими могущественными знаниями очень захватывающе, но и ответственность огромная.

Что же делать? Для чего мне все это было показано? Есть какая-нибудь глобальная причина? Может, от меня чего-то ждут, а я и знать не знаю, чего именно? А если нет, то какой тогда смысл?

Серьезно — почему я?

Наверняка такой вопрос и до меня задавали.

Или нет?

Только один убедительный ответ приходит на ум: может быть, судьбе угодно, чтобы я вернулась в прошлое.

Не для того, чтобы останавливать убийства, предотвращать войны и вообще изменять ход истории — на такое я не гожусь.

И все-таки я уверена, все это мне показали не зря. Я же и сама о чем-то подобном думала.

А что будет с Дейменом? Он тоже вернется в прошлое?

И если да — он снова будет с Триной, пока она не исхитрится убить меня еще раз, и тогда все начнется сначала?

Получается, я добьюсь всего лишь отсрочки неизбежного?

Или все останется прежним, кроме меня? Деймен умрет от рук Романа, а я вернусь в Орегон и даже не буду знать о том, что он был на свете?

И если так, разве могу я это допустить?

Повернуться спиной к единственному человеку, которого я по-настоящему полюбила?

Встряхиваю головой и вдруг замечаю, что Роми и Рейн все еще смотрят на меня, ждут ответа, а я не знаю, что сказать. Просто стою, разинув рот, как дура. Даже в Летней стране, где царят любовь и совершенство, я осталась полной бестолковиной.

Роми с улыбкой зажмуривается, и у нее в руках появляется охапка алых тюльпанов.

Она протягивает мне цветы, но я не беру, даже отступаю на шаг.

— Ты что? — Голос у меня ломкий и дрожит.

Девочки переглядываются. Они явно растеряны не меньше меня.

— Прости, — успокаивающе произносит Роми. — Сама не знаю, зачем я это сделала. Мысль сама собой возникла в голове, ну и вот…

Постепенно тюльпаны тают, возвращаясь в то неведомое место, откуда появились. Только от этого не легче. Хоть бы и девчонки тоже исчезли вместе с ними!

— Да что ж от вас не деться никуда? — кричу я и сама понимаю, что не права, но остановиться не могу.

Если тюльпаны представляли собой закодированное послание, если Роми, подслушав мои мысли, намекала, чтобы я отказалась от прошлого и не отступалась от своей цели — так это не ее дело. Может, сестрички знают все о Летней стране, зато обо мне они ничего не знают и не имеют права вмешиваться! Им не приходилось принимать таких решений. Они не могут представить, каково это — потерять всех, кого ты в своей жизни любила…

Отступаю еще на шаг. Рейн хмурится, а Роми качает головой и говорит:

— Мы ничего не слышали, честное слово! Мы не все твои мысли читаем, Эвер — только то, что позволено. То, что ты видела в Хрониках Акаши, — твое и только твое, таким и останется. Просто мы видим, что ты расстроена, и беспокоимся за тебя. Вот и все — не больше, не меньше.

Я прищуриваюсь. Не доверяю ей ни на секунду. Наверняка обе шуровали в моих мыслях. Иначе почему предложили мне тюльпаны? Не могли материализовать что-нибудь другое?

— Я даже и не добралась до Хроник Акаши. Я была… — Запинаюсь, вспомнив аромат маминого печенья мягкий бабушкин плед под рукой, и зная, что все это может быть у меня снова. Только дождаться нужного дня и часа, и тогда я смогу вернуться к семье, к друзьям.

Я встряхиваю головой и пожимаю плечами. — Я была в другой комнате.

Роми наклоняет голову.

— Зал Хроник Акаши принимает много обличий. Он становится таким, какой тебе нужен. А мы здесь, чтобы помогать тебе, а не для того, чтобы расстраивать.

— И что, вы мои ангелы-хранители? Феи-крестные в школьной форме, да?

Роми смеется:

— Не совсем!

— Кто вы тогда? Что вы здесь делаете? И почему каждый раз ухитряетесь меня найти?

Рейн сердито дергает сестру за рукав — пошли, мол, отсюда. Но Роми не сдается, она смотрит мне прямо в глаза и говорит:

— Мы здесь, чтобы тебе помочь, и только. Это все, что тебе нужно знать.

Я смотрю на нее, на Рейн, и, покачав головой, иду прочь. Странные они, таинственность тут развели… Не знаю, что они задумали, но чувствую — ничего хорошего.

Роми что-то кричит мне вслед, а я иду, не оборачиваясь. Хочется поскорее оказаться от них как можно дальше, и я ускоряю шаг, направляясь к стоящей у входа в театр женщине с каштановыми волосами, которая издали ужасно похожа на Аву.

Глава 31

Тронув шатенку за плечо и убедившись, что это не Ава, я испытываю огромное разочарование — и только тут понимаю, насколько мне необходимо с ней поговорить. Так что я покидаю Летнюю страну и снова оказываюсь у себя в машине — приземляюсь прямо за руль напротив магазинчика сети «Трейдер Джо». Какая-то покупательница от неожиданности роняет сразу две сумки с покупками. Банки с кофе и супами катятся во все стороны, а я даю себе слово, что впредь постараюсь появляться и исчезать как-нибудь более незаметно.

Когда я приезжаю к Аве, она как раз принимает посетителя, и мне приходится ждать в залитой солнцем кухне, пока Ава закончит гадание. Хоть я и знаю, что подглядывать нехорошо, все-таки немедленно берусь за свой квантовый пульт и настраиваюсь на происходящий в соседней комнате сеанс ясновидения. Удивительное дело, какие точные и подробные получаются предсказания!

— Впечатляет, — говорю я, когда посетительница уходит и Ава появляется на кухне. — Серьезно, я и не представляла себе…

Улыбаясь, я наблюдаю за привычным ритуалом: Ава наполняет чайник водой, выкладывает печенье на тарелку и придвигает ко мне.

— В твоих устах это комплимент. — Ава садится напротив меня. — Хотя, если не ошибаюсь, однажды я и тебе тоже неплохо погадала.

Я беру печенье, зная, что этого от меня ждут. Слизываю с него крупинки сахара, и мне становится немного грустно — лакомство уже не доставляет радости.

Ава внимательно смотрит на меня.

— Помнишь, как я тебе гадала на Хэллоуин?

Я киваю. Еще бы не помнить! В тот вечер я обнаружила, что Ава тоже видит Райли. Я даже огорчилась тогда: прежде я была уверена, что никто, кроме меня, не может общаться с моей покойной сестричкой.

— Ты сказала своей клиентке, что она встречается с полным ничтожеством? — Я разламываю печенье пополам. — Что он ей изменяет с ее же собственной подругой и что лучше всего было бы ей послать их обоих куда подальше? — продолжаю я, стряхивая крошки с колен.

— Сказала, не сомневайся. — Чайник начинает свистеть, и Ава встает, чтобы налить нам обеим чай. — А ты, если решишь заняться гаданием, научись как-нибудь смягчать формулировки.

Я молчу. Сердце вдруг сжимает тоска. Как давно, оказывается, я не задумывалась о своем будущем — о том, кем я стану, когда вырасту. В раннем детстве я перебрала огромное количество профессий; хотела быть лесником, учительницей, космонавтом, супермоделью, поп-звездой… Список бесконечный. А теперь я бессмертная и могла бы на самом деле перепробовать все эти профессии за тысячу-другую лет, но охота пропала.

В последнее время я способна думать только об одном: как вернуть Деймена.

А после последнего путешествия в Летнюю страну я могу думать только о том, как вернуть себя прежнюю.

Знаете, когда весь мир у твоих ног, это не слишком заманчиво, если не с кем его разделить.

— Я… толком не знаю, чем хотела бы заниматься. Как-то не задумывалась. — Вру, а про себя думаю: сумею ли я вписаться в прежнюю жизнь — если, конечно, все-таки решу вернуться?

Захочется ли мне снова быть поп-звездой, или те перемены, которые произошли со мной здесь, останутся и там?

Я смотрю, как Ава дует на чай, прежде чем сделать глоток, и вспоминаю, что я пришла сюда не для того чтобы обсуждать свое будущее. Я пришла поговорить о прошлом. Решилась довериться Аве и поделиться с ней кое-какими секретами. Я уверена, что она никому не проболтается, и мало того — сумеет мне помочь.

Если честно, мне нужен человек, на которого можно положиться. Одна я не справлюсь, точно. Причем для принятия решения помощь мне не требуется. Ясно уже, что выбора, в сущности, нет. Правда, мысль о том что я никогда больше не увижу Деймена, приносит почти нестерпимую боль, но как подумаю о моих родных которые, сами того не зная, погибли из-за меня — то ли потому, что мне не вовремя понадобился дурацкий голубой свитер и я заставила папу вернуться за ним, то ли потому, что Трина подстроила аварию, выгнав оленя на дорогу перед нашей машиной, чтобы избавиться от меня и завоевать Деймена… В общем, я просто обязана каким-то образом все исправить.

Как ни посмотри, все случилось по моей вине. Из-за меня они не смогли прожить до конца свою жизнь, из-за меня трагически оборвалось их счастливое безоблачное будущее. Если бы не я, ничего бы этого не произошло. Хотя Райли и твердила, что так было суждено, одно то, что мне предложен выбор, доказывает, что я должна отказаться от будущего с Дейменом ради их будущего.

Это правильное решение.

Единственно возможное.

В школе я — отверженная, так что Ава теперь практически единственный мой друг. Ей одной я могу доверить неоконченные дела.

Подношу чашку к губам и тут же снова ставлю на стол. Водя пальцами по ручке чашки, делаю глубокий вдохи говорю:

— По-моему, кто-то отравил Деймена.

У Авы округляются глаза, а я продолжаю:

— Я думаю, кто-то добавил какую-то гадость в его… — Эликсир? — …любимый напиток. И из-за этого он себя ведет как… — Смертный. — …как все, только не в хорошем смысле. — Сжав губы, встаю с места и добавляю, не дав ей опомниться: — В поселок меня больше не пускают, так что вы мне, пожалуйста, помогите пробраться к нему в дом.

Глава 32

— Так, мы на месте. Держитесь понахальней, — советую я, скорчившись на заднем сиденье — Кивните, улыбнитесь и назовите охраннице имя, которое я вам сказала.

Я подбираю ноги, стараясь стать как можно незаметней — это было бы намного проще каких-нибудь две недели назад, до того, как я начала так по-дурацки расти. Съежившись еще сильнее, натягиваю на себя одеяло а тем временем Ава опускает стекло и с приветливой улыбкой называет охраннице имя — Стейша Миллер. Именно она заменила меня в списке постоянных посетителей Деймена. Я очень надеюсь, что Шейла еще не успела запомнить ее в лицо.

Ворота распахиваются, и мы проезжаем внутрь. Как только машина сворачивает на улочку, ведущую к дому Деймена, я сбрасываю одеяло и снова усаживаюсь на сиденье. Ава с завистью оглядывается вокруг и произносит вполголоса:

— Шикарно…

Пожав плечами, тоже выглядываю в окно. Я раньше как-то и не присматривалась — в памяти остались размытые силуэты особняков в стиле итальянского деревенского дома или испанской асьенды, с живописно оформленным садом и подземным гаражом. Мимо всего этого нужно было проехать, чтобы добраться до поддельного французского замка, где обитал Деймен.

— Понятия не имею, откуда у него такие деньги, но, во всяком случае, выглядит это мило, — говорит Ава, оглядываясь на меня.

— Он играет на скачках, — отвечаю я рассеянно, сосредоточив внимание на двери гаража.

Ава останавливает машину, а я, зажмурившись, представляю себе эту самую дверь в мельчайших подробностях и мысленно приказываю ей открыться.

Вижу, как она поднимается, открываю глаза, и дверь тут же с громким стуком обрушивается обратно. Эх, не до конца еще я овладела искусством телекинеза — то бишь умением силой мысли передвигать предметы, которые весят чуть больше, чем сумочка «Прада».

Смутившись от такой позорной неудачи, я говорю:

— Н-наверное, надо обойти сзади и залезть в окно. Я так обычно делаю.

Но Ава и слышать об этом не хочет. Подхватив мою сумку она решительно направляется к двери. Я бегу за ней повторяя, что это бессмысленно, что дверь заперта и мы войти не сможем, а она преспокойно отвечает, что в таком случае мы просто откроем эту дверь.

— Вы думаете, это просто? Знаете, сколько раз я пробовала, она не открывается!

Кстати, лишняя дверь, которую я в прошлый раз нечаянно материализовала, так и стоит, прислоненная к дальней стенке. Видно, у Деймена не нашлось времени ее убрать. Как же, он очень занят — ухаживает за Стейшей.

Едва только эта мысль приходит мне в голову, тут же хочется ее стереть. На душе становится грустно и пусто, накатывает отчаяние, хоть я ни за что в этом не признаюсь.

Ава улыбается:

— Нy; в этот раз я буду тебе помогать. Кажется, мы уже убедились, что отлично работаем вместе!

Она смотрит на меня с такой радостной уверенностью, что духу не хватает ей отказать. И вот я закрываю глаза, мы беремся за руки и представляем себе открывающуюся дверь. Через несколько секунд мы слышим как щелкает замок. Дверь широко и гостеприимно распахивается перед нами.

— После тебя! — Ава смотрит на часы, нахмурив брови. — Напомни мне, сколько у нас времени в запасе?

Я опускаю глаза, чтобы взглянуть на свое запястье и вижу браслет с хрустальными подковками — Деймен подарил мне его на ипподроме, и у меня сердце сжимается всякий раз, как вспомню тот день. И все-таки я продолжаю носить этот браслет. Ну, не могу я от него отказаться! Больше у меня ничего не осталось на память о том, что между нами было.

— Эй, ты в порядке? — встревоженно спрашивает Ава.

Сглотнув, киваю:

— Времени должно хватить. Только имейте в виду, у Деймена есть нехорошая привычка сбегать с уроков пораньше.

— Тогда начнем?

Ава проскальзывает в прихожую и осматривает все вокруг, от громадной люстры с хрустальными подвесками до кованых чугунных перил на лестнице. Блеснув глазами, Ава спрашивает:

— Мальчику семнадцать?

Я направляюсь в кухню. Что толку отвечать, она и сама знает. К тому же меня волнуют более важные вопросы, чем размеры дома и роскошная обстановка, малоподходящая для семнадцатилетнего парня, если он не рок-певец и не звезда популярного сериала.

— Постой-ка! — Ава удерживает меня за руку. — Что наверху?

— Ничего.

Едва раскрыв рот, я уже понимаю, что прокололась — ответила слишком быстро. Просто мне совсем ни к чему, чтобы Ава принялась исследовать второй этаж и наткнулась на «особенную» комнату Деймена.

— Да ладно тебе! — Ава дерзко улыбается, словно школьница, у которой родители уехали на выходные. — Когда кончаются занятия в школе? Без десяти три?

Я киваю — чуть-чуть наклоняю голову, но Аве этого достаточно.

— И еще на дорогу… Сколько? Минут десять?

— Скорее, две. — Я мотаю головой. — Нет, скорее полминуты! Вы не представляете, как быстро Деймен водит машину.

Ава еще раз бросает взгляд на часы. На губах у нее играет улыбка.

— Все равно еще остается куча времени. Мы успеем. Быстренько осмотрим дом, подменим напиток и уедем.

Я смотрю на нее, а тревожный голосок у меня в голове кричит: «Скажи «нет»! Скажи «нет»! Ну скажи — «нет», и все тут!»

Прислушаться бы к этому голоску…

Но его немедленно заглушает голос Авы.

— Ну что ты, Эвер? Не каждый день мне выпадает осмотреть такой роскошный дом. А вдруг мы найдем что-нибудь полезное? Ты об этом не думала?

Я неохотно киваю, сжав зубы, словно этот кивок причиняет мне боль. Плетусь за Авой, а она рысью мчится вперед, будто влюбленная девчонка, которой представился случай увидеть комнату своего обожаемого кумира — а ведь сама на десять лет меня старше. Первая же дверь, которую она открывает, ведет в его спальню. Я захожу внутрь следом за Авой и сама не знаю, что чувствую сильнее — удивление или облегчение, увидев, что комната выглядит точно так же, как я ее оставила. Только грязнее. Значительно грязнее.

Даже думать не хочется, что здесь происходило. И все-таки мебель, постельное белье, даже краска на стенах остались прежними. Теми самыми, что я помогала ему выбирать несколько недель назад, после того, как объявила, что ни минуты больше не намерена терпеть этот кошмарный мавзолей, в котором Деймен, представьте себе, считал возможным спать. Нет, ну правда, среди этих замшелых старых воспоминаний даже обниматься не хочется!

Не будем уточнять, что сама я, строго говоря, тоже отношусь к числу замшелых старых воспоминаний.

Даже после того, как он заново обставил спальню, мне больше нравилось встречаться у меня дома. Не знаю… Наверное, там я чувствовала себя в безопасности. Сознание, что в любую минуту может прийти Сабина, помогало мне удержаться и не совершить того, к чему я еще не была готова. Теперь это, мягко говоря, смешно. — Ого! Ты посмотри, что за ванная! — Ава разглядывает помещение в стиле римских бань, с мозаичным кафелем и таким количеством кранов, что здесь могут одновременно принимать душ человек двадцать, — Так можно жить! — Она присаживается на край джакузи. — Всегда мечтала о такой штуке! Ты здесь купалась когда-нибудь?

Я отворачиваюсь, но Ава успевает заметить, как вспыхнули у меня щеки. Нет, серьезно, если я открыла ей несколько секретов и привела сюда с собой, это еще не значит, что она имеет право лезть в мою личную жизнь!

— У меня дома такая тоже есть, — говорю я, наконец, искренне надеясь, что Ава этим удовлетворится и мы сможем, покончив с экскурсией, взяться за дело.

Мне нужно спуститься в кухню и подменить эликсир Деймена своим, а если оставить Аву наверху одну, то ее отсюда, боюсь, уже и не вытащишь.

Постукиваю пальцем по наручным часам, напоминая Аве, кто здесь все-таки главный.

— Ну хорошо, — вздыхает она и бредет за мной, как на аркане. Пройдя мимо нескольких дверей, внезапно останавливается. — На секундочку заглянем — что здесь?

И прежде, чем я успеваю ее остановить, Ава входит в ту самую комнату — святую святых, любимое убежище Деймена. В жутковатую музейную комнату.

Только здесь все изменилось.

Изменилось, можно сказать, до неузнаваемости.

Ни следа прежней жизни Деймена. Ни Пикассо, ни Ван Гога, ни бархатного диванчика.

Вместо всего этого — стол для бильярда, затянутый красным сукном, черная мраморная стойка бара, основательно укомплектованного алкогольными напитками, блестящие хромированные стулья и длинный ряд кресел перед огромным плоским телеэкраном на стене. Куда же делись те бесценные сокровища, которые когда-то так действовали мне на нервы? Теперь, когда их заменили супермодерновые предметы интерьера, они кажутся воплощением лучших времен.

До чего мне не хватает прежнего Деймена! Веселого, красивого, рыцарственного Деймена, который так дорожил своим прошлым, прожитым в эпоху Возрождения.

Нынешний Деймен — глянцевый мальчик нового тысячелетия — для меня незнакомец. Я еще раз оглядываю комнату. Закрадывается мысль: не поздно ли его спасать?

— Что случилось? — настораживается Ава. — Ты совсем побледнела!

Я тяну ее за руку.

— Скорее, надо торопиться, пока еще не поздно.

Глава 33

Я вихрем несусь вниз по лестнице и врываюсь в кухню с воплем:

— Принесите мне сумку, она около двери валяется!

Бросаюсь к холодильнику. Надо срочно выгружать оттуда бутылки с напитком. На их место поставлю свои, которые привезла из дома. Необходимо завершить всю операцию, пока Деймен не вернулся и не застиг нас.

Но, распахнув дверцу огромного суперсовременного холодильника, я застываю, обнаружив совсем не то, что ожидала. Во-первых, он весь набит едой.

Причем еды огромное количество, словно Деймен собирается позвать гостей дня на три, не меньше.

Громадные куски говядины, стопки бифштексов, увесистые треугольники сыра, полкурицы, две большие пиццы, кетчуп, майонез, коробочки с готовыми салатами — полный комплект! Не говоря уже о нескольких упаковках пива, уместившихся на нижней полке.

Вроде обычное дело, да только вот беда: Деймен — не обычный человек. Он уже шестьсот лет ничего по-настоящему не ел.

И пива он не пьет.

Напиток бессмертия, воду, изредка бокал шампанского — это да.

«Хайнекен» и «Корону» — весьма сомнительно.

— Что такое? — спрашивает Ава, плюхнув на пол сумку и заглядывая мне через плечо.

Она не понимает, что меня так напугало. Открывает морозильник — там водка, коробки с замороженной пиццей и несколько картонок мороженого «Бен и Джерри»

— Похоже, он недавно посетил супермаркет… И что? Не вижу повода для тревоги. Или вы по магазинам не ходите, просто материализуете себе еду, когда проголодаетесь?

Я молча качаю головой. Нельзя рассказывать, что мы с Дейменом никогда не бываем голодными. Хватит того что Ава знает о наших экстрасенсорных способностях и о материализации — незачем посвящать ее в остальные наши тайны: «Ах да, кстати, мы еще и бессмертные»…

Аве известно только то, что я ей рассказала — что, по моим подозрениям, Деймена кто-то пытается отравить. Я не объяснила, в чем действие яда: он отнимает экстрасенсорные способности, сверхъестественную физическую силу, подавляет интеллект, убивает веками совершенствовавшиеся таланты и умения, даже стирает память о далеком прошлом. Словом, постепенно возвращает Деймена в состояние смертного.

Но хотя с виду Деймен — обычный старшеклассник. Ну, допустим, потрясающий красавец, купается в деньгах, живет отдельно от родителей в роскошном особняке… важно другое. Через какое-то время он неизбежно начнет взрослеть.

А потом стареть.

И в конце концов умрет, как я и видела на хрустальном экране.

Вот потому-то я и должна подменить напиток. Необходимо, чтобы Деймен пил качественный сок бессмертия и восстанавливал силы, а я тем временем постараюсь найти противоядие, которое вернет ему память и прежние способности.

Судя по беспорядку в доме и продуктам в холодильнике, болезнь прогрессирует быстрее, чем я думала.

— Я даже не вижу бутылок, о которых ты говорила, — замечает Ава. — Ты уверена, что он хранит их в холодильнике?

— Там они, точно.

Разворошив самую большую в мире коллекцию приправ, я наконец-то нахожу эликсир. Подцепив сразу несколько бутылок за горлышки, передаю их Аве.

— Вот, как я и думала. Хоть какое-то достижение!

Ава смотрит на меня, изогнув брови.

— А тебя не удивляет, что он до сих пор это пьет? Если там отрава, вкус должен был измениться.

И тут меня начинают одолевать сомнения.

Что, если я и правда ошибаюсь?

Вдруг все совсем не так?

Вдруг я просто надоела Деймену? И всем в нашей школе надоела, а Роман совсем даже не при чем?

Я хватаю первую попавшуюся бутылку и подношу к губам.

Меня останавливает крик Авы:

— Ты что? Неужели будешь это пить?

Пожав плечами, делаю глоток. Есть только один способ установить, отравлено питье или нет. Будем надеяться, что от одного глотка ничего особо страшного мне не сделается. Едва попробовав, я сразу понимаю, почему Деймен не заметил разницы во вкусе — потому что ее нет. По крайней мере, до тех пор, пока не наступает послевкусие.

— Воды!

Я бросаюсь к раковине и жадно пью прямо из-под крана, лишь бы избавиться от омерзительного вкуса.

— Такая гадость?

Я киваю, утирая рот рукавом.

— Даже хуже! Но если бы вы видели, как Деймен пьет свой напиток, вы бы поняли, почему он ничего не заметил. Он его глотает, как…

Чуть было не сказала: «как в последний раз». Это слишком уж похоже на правду… Так что я, поперхнувшись, говорю:

— Как будто его давно мучает жажда.

Я передаю Аве оставшиеся бутылки, а она ставит их около раковины, отодвинув немытую посуду. Мы работаем на удивление слаженно, Отдав последнюю бутылку, я сразу начинаю вытаскивать из сумки свои. В них яда нет, это я знаю совершенно точно — Деймен мне привез последнюю партию несколько недель назад, задолго до того, как Роман появился в школе. Я их поставлю в холодильник, Деймен и знать не будет, что я здесь была.

— А старые куда денем? — спрашивает Ава. — Выбросим или сохраним как вещественное доказательство?

Я поднимаю голову, чтобы ответить, и тут в боковую дверь входит Деймен и спрашивает:

— Какого черта вы забыли у меня на кухне?

Глава 34

Я примерзаю к полу. Две бутылки неотравленного напитка все еще у меня в руках. Я так увлеклась мыслями о Деймене, что даже не почувствовала его приближения!

Ава тоже замирает на месте, вытаращив глаза и приоткрыв рот от ужаса.

Прокашлявшись, я оборачиваюсь к Деймену.

— Это совсем не то, что ты подумал…

Самое нелепое, что только можно было сказать. На самом деле произошло именно то, что он и подумал: мы с Авой влезли без спроса к нему в дом, чтобы стащить продукты. Ага, вот так все просто.

Он бросает школьную сумку на пол и делает шаг ко мне, глядя прямо в глаза.

— Ты не можешь знать, что я думаю.

Еще как могу! Я вздрагиваю от ужасных мыслей у него в голове: «Уродина! Маньячка!» И много всякого, еще похлеще.

— Как вы вообще сюда попали? — спрашивает Деймен.

— Э-э… Меня Шейла пропустила, — говорю я первое, что приходит в голову, лихорадочно соображая, куда девать бутылки.

У Деймена на виске бьется жилка. Он стискивает кулаки, и я вдруг понимаю, что никогда еще не видела его настолько рассерженным. Даже не подозревала, что он умеет так злиться. А от мысли, что злится он на меня, становится совсем плохо.

— С Шейлой я еще поговорю, — говорит он, еле сдерживаясь. — А вот что ты здесь делаешь? В моем доме? Шаришь в моем холодильнике… — Он прищуривается — Что ты задумала, отвечай?

Мне стыдно, что Ава видит, как любимый разговаривает со мной в таком тоне. Деймен тоже замечает ее.

— А эта здесь зачем? Притащила тетку-экстрасенса с вечеринки… Хочешь, чтобы она порчу навела, что ли?

— Так ты помнишь!

Я опускаю руку с бутылкой. Глупость, разумеется, но оттого, что Деймен помнит вечеринку у нас дома, на которой мы познакомились с Авой, во мне просыпается надежда.

— Помнишь Хэллоуин? — шепчу я.

Мы тогда впервые поцеловались, около бассейна. В тот вечер мы, не сговариваясь, надели парные костюмы — Марии-Антуанетты и ее возлюбленного, графа Ферзена.

— Да, я помню. — Деймен встряхивает головой. — Жаль тебя расстраивать, но это была минута слабости, которая ни-ког-да не повторится. А ты все приняла всерьез. Знал бы я, что ты ненормальная, ни за что не стал бы связываться. Дело того не стоило.

С трудом проглатываю комок в горле и смаргиваю слезы. Чувствую себя совершенно опустошенной, словно из меня выдрали все внутренности и выбросили на помойку. Последняя возможность вернуть любовь — единственное, ради чего стоит жить на этом свете — ускользает от меня. И сколько я ни напоминаю себе, что это слова Романа, что настоящий Деймен никогда и никому не сказал бы такого — легче не становится.

— Деймен, выслушай меня, пожалуйста! — выдавливаю я, наконец. — Конечно, выглядит все это не очень красиво, но я могу объяснить! Пойми, мы хотим тебе помочь.

Он смотрит на меня с такой насмешкой, что впору сгореть со стыда, но я заставляю себя продолжать. Я обязана сделать все, что в моих силах!

— Один человек пытается тебя отравить. — Я с трудом заставляю себя посмотреть ему в глаза. — Ты его знаешь.

Деймен качает головой — не верит. Он убежден, что я полоумная и меня надо запереть.

— Кто же этот «один человек»? Не ты ли? — Он делает еще шаг ко мне. — Ты влезла в мой дом, ты переворошила все в холодильнике, что-то делаешь с бутылками… По-моему, факты говорят сами за себя!

Я отчаянно мотаю головой и едва проталкиваю слова через сжавшееся горло.

— Понимаю, с виду все не так, но ты мне поверь, пожалуйста! Я не выдумываю, правда!

Деймен подходит еще ближе. Он надвигается медленно и грозно, словно хищник, подбирающийся к добыче. И тут я решаю: скажу все до конца. Терять все равно нечего.

— Это Роман, вот! — Я судорожно втягиваю воздух, увидев, как на его лице обвиняющее выражение сменяется возмущенным. — Твой новый друг Роман…

Из-за Авы я не могу сказать, что на самом деле Роман — бессмертный негодяй, по невыясненным пока причинам задумавший убить Деймена. Да и не будь Авы рядом, это ничего бы не изменило. Деймен не помнит ничего о Трине, не помнит, что и сам он бессмертный. Ему уже ничего не объяснишь.

— Пошла вон.

— От его ледяного тона пробирает озноб, хуже чем от морозного воздуха из холодильника.

— Выметайся отсюда, пока я не вызвал полицию!

Оглядываюсь на Аву — она выливает в раковину отравленный сок. Снова оборачиваюсь к Деймену. Он уже схватился за телефон. Указательный палец нажимает кнопку с цифрой девять, потом — единичку, потом…

Я должна его остановить! Ни в коем случае нельзя вмешивать в дело полицию, это слишком большой риск. Я заглядываю в глаза Деймену, хоть он и не желает на меня смотреть. Сфокусировав на нем всю свою энергию, я мысленно тянусь к нему, посылаю лучи теплого света, полного любви и сочувствия, а еще — телепатический букет алых тюльпанов.

Начинаю пятиться, непрерывно шепча: «Спокойно, мы уже уходим. Не надо никуда звонить».

Задерживаю дыхание — Деймен замер, уставившись на телефон, и никак не может понять, почему не нажимает последнюю единицу.

Он поднимает взгляд, и на краткое мгновение передо мной возникает прежний Деймен. Смотрит на меня, совсем как когда-то, так что меня окатывает жаркая волна. В следующую секунду все бесследно проходит, но я и тем счастлива.

Деймен, качнув головой, бросает телефон на барную стойку. Я понимаю, что нужно выметаться, пока мое воздействие не закончилось. Подхватив сумку, направляюсь к двери. Обернувшись у порога, я вижу, как Деймен вытаскивает из холодильника одну бутылку за другой, откручивает крышечки и выливает напиток в раковину. Он уверен, что я что-то вредное туда подсыпала.

Глава 35

— И что теперь будет? Без напитка лучше ему станет или хуже?

Ава задала этот вопрос, как только мы оказались в машине. По правде говоря, я не знала, что ей ответить. И до сих пор не знаю. Так что я ничего и не ответила — пожала плечами.

— Прости, — сказала Ава, стиснув руки на коленях и виновато глядя на меня. — Мне так совестно…

Я молча покачала головой. Конечно, отчасти она виновата — мы потеряли кучу времени из-за того, что ей захотелось осмотреть дом, но сама идея влезть без спросу принадлежала мне. И я, задумавшись, забыла поглядывать на дверь. В общем, если кого винить, так уж меня.

А хуже всего — в глазах Деймена я теперь не просто влюбленная дура, а полная психопатка. Он уверен, что я пыталась подмешать ему в питье какое-нибудь идиотское приворотное зелье.

Такую версию выдумала Стейша, когда он ей все рассказал.

И он предпочел этому поверить.

Да что там Деймен, вся школа этому поверила. В том числе и кое-кто из учителей.

Так что в школу ходить стало еще тоскливей, чем раньше. Мало того, что приходится выслушивать вопли: «Чокнутая! Припадочная!» и «Ведьма!», — так еще меня оставляют после уроков, да не один, а сразу двое учителей.

Правда, нельзя сказать, чтобы просьба мистера Робинса меня особенно удивила. Он уже проводил со мной душеспасительную беседу на тему о том, что нужно преодолеть свое чувство и строить жизнь дальше. В общем, для меня не стало неожиданностью, что он попросил меня остаться и побеседовать об «инциденте».

Удивила меня собственная реакция. Как я мгновенно пошла на то, чего, казалось, никогда в жизни бы не сделала — принялась изворачиваться.

Оборвала его речь на середине — буду я еще тут выслушивать благие советы от свежеразведенного, слегка пьющего учителя литературы!

— Извините, но, насколько я знаю, все это только слухи. Никакими доказательствами не подтвержденные.

Смотрю ему в глаза и нагло вру. Ну да, мы с Авой попались на месте преступления, но Деймен нас не сфотографировал. На сей раз видеоролик со мной в главной роли не выложен на Ютубе.

— Так что, пока не было суда и следствия… — Я кашляю, отчасти для пущего эффекта, а отчасти потому, что сама не очень верю собственному нахальству. — Я могу считаться невиновной. — Мистер Робине хочет что-то сказать, но я еще не закончила. — В общем, если вы не хотите обсудить мое поведение в школе — а мы с вами отлично знаем, что веду я себя примерно, — или мои оценки, а они у меня прямо-таки образцовые, — то на этом, я думаю, можно и закончить.

К счастью, от мистера Муньоса отделаться еще легче. Наверное, потому, что я сама к нему подошла.

Решила, что преподаватель истории, страстный любитель Ренессанса, как раз тот человек, что поможет мне выяснить название травы, необходимой для создания эликсира.

Вчера вечером я решила пошарить по Гуглу, и вдруг оказалось, я понятия не имею, какое слово набрать в поисковом окошке. А поскольку Сабина все еще следит за мной, как ястреб, хоть я и ем, и пью, и вообще веду себя по возможности нормально, то удрать в Летнюю страну и думать нечего, даже на несколько минут.

Так что мистер Муньос — моя последняя надежда. Во всяком случае, самая реальная в ближайшее время. Понимаете, после того, как Деймен вылил мои бутылки в раковину, у меня осталась всего половина запаса, а он и так был довольно скудный. А значит, необходимо сделать еще, и побольше. Чтобы хватило мне продержаться до того, как я отправлюсь в прошлое, и еще для Деймена осталось, на время его выздоровления.

А рецепта он мне так и не дал. Я знаю только то, что увидела в хрустале: отец Деймена, когда готовил напиток, называл вслух каждый ингредиент, и только последнее название прошептал на ухо сыну, совсем тихо, я не смогла расслышать.

От мистера Муньоса помощи никакой. Покопавшись в каких-то старых книжках и ровно ничего полезного не обнаружив, он оборачивается ко мне и говорит:

— К сожалению, Эвер, я не нашел ответа на твой вопрос, но раз уж ты здесь…

Я поднимаю руку, останавливая поток его слов, пока не поздно, И хотя я вовсе не горжусь своей отповедью мистеру Робинсу, если Муньос не отстанет по-хорошему сейчас получит ровно то же самое.

— Я понимаю, о чем вы, но вы ошибаетесь. — Говорю глядя ему прямо в глаза. — Все не так, как вы думаете.

Останавливаюсь, поняв, что мои объяснения звучат до ужаса беспомощно. По сути, мои слова означают, что нечто действительно случилось, просто немного не так, как он думает. Я практически признаю свою вину — всего лишь со смягчающими обстоятельствами.

Я качаю головой и мысленно делаю гримасу. Молодец, Эвер! Продолжай в том же духе, и скоро тебе понадобится адвокат в лице Сабины.

Учитель смотрит на меня, я смотрю на него, и мы одновременно качаем головой, безмолвно соглашаясь оставить все, как есть.

Когда я уже собираюсь уходить, подхватив сумку, он трогает меня за локоть.

— Держись! Все будет хорошо.

И все. Один простой жест — а я уже вижу, что Сабина чуть ли не каждый день заходит в кафе «Старбакс» Эти двое осторожно флиртуют, но дело, слава богу, не зашло дальше улыбок, хотя Муньос уже мечтает о большем. Надо бы все это прекратить — не ровен час, еще роман закрутят, вот только не до них мне сейчас.

Отряхиваюсь от чужой психической энергии и, выйдя за дверь, немедленно натыкаюсь на Романа. Шагая рядом, он с ухмылкой спрашивает:

— Ну, как Муньос? Помог?

Я иду, не оглядываясь. Морщусь, когда его холодное дыхание касается моей щеки.

— Времени у тебя почти не осталось. — Голос у Романа ласковый, словно поцелуй любовника. — Все очень быстро завертелось, правда? Оглянуться не успеешь, все уже и закончится. И тогда… останемся только ты и я.

Пожимаю плечами. Это не совсем верно. Я же видела, что произошло тогда в церкви во Флоренции. Если не ошибаюсь, еще шестеро бессмертных сирот, вполне вероятно, бродят по земле. Шестеро беспризорников, которые могут сейчас быть где угодно. А если Роман об этом не знает — что ж, не мне его просвещать.

Поэтому я смотрю ему в глаза, изо всех сил сопротивляясь их манящей синеве, и говорю:

— Надо же, как мне повезло.

Он улыбается.

— И мне тоже! Тебе понадобится человек, который поможет исцелить твое разбитое сердце, Который тебя поймет. Человек, который знает, что ты такое на самом деле.

Он проводит пальцем вдоль моей руки. Прикосновение ужасно холодное, даже сквозь рукав. Я отдергиваю руку.

— Ты ничего обо мне не знаешь! Ты меня недооцениваешь! Я бы на твоем месте не торопилась праздновать победу. Ты еще не выиграл!

Как я ни стараюсь говорить угрожающе, голос дрожит, и мои слова трудно принять всерьез. Я ускоряю шаги и под издевательский смех Романа подхожу к столу, где сидят Майлз и Хейвен.

Устраиваюсь рядом на скамье и улыбаюсь, глядя на них. Кажется, мы сто лет не общались, вот я и радуюсь, как идиотка.

— Привет, ребята! — Никак не могу согнать улыбку с лица.

А они смотрят на меня, потом переглядываются и синхронно кивают, будто отрепетировали заранее.

Майлз прихлебывает содовую — раньше ни за что в жизни даже близко бы к ней не подошел. Его ярко-розовые ногти постукивают по жестянке, а у меня живот подвело от страха. Может, заглянуть в их мысли — хоть подготовиться к тому, что они мне скажут? Нет, лучше не буду. Не хочу выслушивать это дважды.

— Нам надо поговорить, — начинает Майлз. — По поводу Деймена.

— Нет, — перебивает Хейвен, покосившись на Майлза, и деловито вытаскивает из сумки пакетик морковных палочек — низкокалорийное питание девчонок из школьной элиты. — По поводу тебя и Деймена.

— О чем тут говорить? Он со Стейшей, а я… как-то справляюсь.

Они опять переглядываются, коротко, но со значением.

— А ты точно справляешься? — спрашивает Майлз. — Послушай, Эвер — влезть к человеку в дом, что-то там добавлять в его еду… Это извращение какое-то! Адекватные люди так себя не ведут.

— Ага, а вы, значит, верите разным дурацким слухам? Сколько времени мы с вами дружили, вы сто раз были у меня дома, и считаете, что я способна…

Встряхнув головой, заставляю себя остановиться. Если уж от Деймена я с трудом добилась мимолетного узнавания, и то оно тут же перешло в презрение, а ведь мы с ним не одно столетие знакомы… Что говорить о Майлзе и Хейвен, с которыми мы общаемся меньше года?

— А зачем Деймену все это выдумывать?

Хейвен смотрит на меня так жестко и осуждающе, что я вдруг понимаю: она затеяла этот разговор вовсе не для того, чтобы мне помочь. Хоть и делает вид, что заботится обо мне, на самом деле она злорадствует. Если вспомнить, что Деймен выбрал меня, а не ее, и Роман бегает за мной, а на ее заходы внимания не обращает, она счастлива видеть меня в нокауте. И сегодня соизволила сесть рядом со мной, только чтобы потешить свое самолюбие.

Уткнувшись взглядом в стол, я удивляюсь тому, как все это больно. И все-таки стараюсь ее не судить и не обижаться. Я слишком хорошо знаю, что такое ревность. Разум тут ничего не значит.

— Ты должна справиться со своим чувством, — говорит Майлз и отпивает содовую, не отрывая взгляда от моего лица. — Нужно освободиться от этого и жить дальше.

— Все знают, что ты его преследуешь, — заявляет Хейвен, прикрывая рот ладонью. Ноготки выкрашены в бледно-розовый цвет вместо привычного черного. — Все знают, что ты, по крайней мере, два раза залезала к нему в дом. Это безумие какое-то, возьми себя в руки!

Я все рассматриваю стол. Долго еще они будут меня мучить?

— В общем, мы твои друзья, и мы хотим, чтобы ты поняла: нужно закрыть страницу и двигаться дальше. Если честно, это же ужас просто, что ты творишь! Не говоря уже о том, что…

Хейвен еще что-то бубнит — я уверена, они заранее подготовили план беседы, но я уже не слушаю. Перестала после слов «Мы твои друзья». Я цепляюсь за ее слова, как за соломинку, и неважно, что это уже неправда.

Подняв глаза, вижу Романа, который в упор смотрит на меня. Показывает на часы, потом на Деймена, таким зловещим жестом, что я мигом вскакиваю на ноги. Голос Хейвен затихает вдали, а я бросаюсь к машине, ругая себя за то, что потратила столько времени на ерунду, когда у меня полно более важных дел.

Глава 36

В школу я больше не пойду. Надоело каждый день терпеть эти пытки. Да и какой смысл туда ходить? Что меня там ждет? Равнодушие Деймена, издевательства Романа да поучения учителей и якобы желающих мне добра бывших друзей? К тому же, если все получится, как я задумала, скоро я опять буду учиться в своей старой школе в Орегоне, как будто всего вот этого никогда не было. Так что нечего зря стараться.

Я мчусь по Бродвею, обгоняя другие машины, а потом направляюсь к каньону. Там удобно будет открыть портал, не пугая ни в чем не повинных прохожих. Только уже приехав на место и остановив машину, я вдруг вспоминаю, что именно здесь произошло мое первое столкновение с Триной и отсюда потом Деймен перенес меня в Летнюю страну.

Сгорбившись на сиденье, представляю себе золотистый круг света и приземляюсь прямо перед Великим залом учения. Почти не обращая внимания на великолепный, непрерывно меняющийся фасад, взлетаю по ступенькам и бегу через мраморный зал, сосредоточившись на двух вещах.

«Есть ли противоядие, которое может спасти Деймена?»

И: «Как найти тайную траву — последний ингредиент, необходимый для приготовления эликсира?»

Повторяю эти вопросы снова и снова, дожидаясь, пока откроются, двери в комнату с Хрониками Акаши.

И — ничего.

Ни магических шаров, ни хрустальных экранов, ни белой круглой комнаты, ни мистического телевизора.

Ничего. Пусто. Полный ноль.

Только тихий голос за спиной: «Поздно…»

Оборачиваюсь, ожидая, что увижу Роми, но вместо нее передо мной оказывается Рейн.

Я бросаюсь к выходу, а она не отстает, идет за мной и повторяет все одно и то же.

Не до нее мне сейчас! Некогда разгадывать загадки самой кошмарной сестрички в мире. Хоть в Летней стране и не существует понятия времени, все происходит в постоянном «сейчас», я знаю точно — время, проведенное здесь, обязательно зачтется дома. Значит, мне надо спешить, бежать без оглядки, пока голос за спиной превращается в еле слышный шепот. Я должна спасти Деймена, прежде чем вернуться домой, в прошлое. Если здесь не удалось получить ответы — получу в другом месте.

С разбегу сворачиваю в переулок и тут же падаю на землю от раздирающей боли. Прижимаю пальцы к вискам — в голову словно воткнули несколько ножей с разных сторон, а в сознании разворачивается вереница образов. Картинки следуют одна за другой, будто страницы в книге, и после каждой — подробное объяснение того, что на ней было показано. Добравшись до третьей странички, я вдруг понимаю, что это — инструкция, как сделать противоядие для Деймена. В его состав входят травы, которые следует посеять в новолуние, редкие кристаллы и минералы, о которых я никогда и неслышала, шелковые мешочки, вышитые тибетскими монахами — и все это нужно собрать в строго определенном порядке и напитать энергией полной луны.

После того, как мне демонстрируют ту самую траву которой не хватает, чтобы создать эликсир бессмертия, в голове у меня проясняется и боль проходит, будто ничего и не было. Я нашариваю в сумке авторучку и клочок бумаги и едва успеваю набросать порядок действий, как появляется Ава.

— Я открыла портал! — объявляет она, сияя. — Была уверена, что не получится, а сегодня утром за медитацией вдруг подумала: что, если попробовать? И не успела опомниться…

— Вы здесь с самого утра? — перебиваю я, рассматривая ее великолепное платье, модельные туфельки тяжелые золотые браслеты и драгоценные перстни на пальцах.

— В Летней стране нет понятия времени, — сердится она.

— Может, и нет, зато дома уже середина дня. Ава хмурится и качает головой: ей совсем не хочется вспоминать скучные земные правила.

— Какая разница? Что я такого ценного пропущу? Длинную очередь клиентов, мечтающих услышать от меня, что станут богатыми и знаменитыми, при всей мало-вероятности такого исхода? — Она вздыхает, зажмурив глаза. — Я устала, Эвер. Ужасно устала от повседневной рутины. А здесь все так волшебно! Пожалуй, я тут останусь!

— Нельзя, — отвечаю машинально, хоть и не уверена в этом.

— Почему? — Она пожимает плечами и начинает кружиться, вскинув руки к небу. — Почему мне нельзя остаться здесь? Приведи хоть одну убедительную причину!

— Потому что… — Очень хочется этим и ограничиться, но Ава не ребенок. Ей нужны более весомые объяснения. — Потому что это неправильно, — говорю я, надеясь, что она меня услышит. — У вас есть своя задача в жизни. У каждого в жизни есть своя задача. А прятаться здесь — все равно, что жульничать.

Ава прищуривается.

— Кто бы говорил! Хочешь сказать, что все эти люди кругом уже умерли?

Я оглядываюсь и словно впервые замечаю толпы на тротуарах, длиннющие очереди перед кинотеатрами и барами с караоке. И что ей ответить? Сколько среди них таких, как Ава — уставших, разочаровавшихся? Тех, кто добрались сюда и решили никогда больше не возвращаться на грешную Землю? А сколько тех, что умерли и не захотели переходить через мост, как когда-то Райли?

Я не имею права диктовать Аве, что ей делать со своей жизнью — особенно, если вспомнить, как я собираюсь распорядиться своей.

Взяв ее за руку, говорю с улыбкой:

— Во всяком случае, сейчас вы мне очень нужны. Расскажите, пожалуйста, все, что знаете об астрологии.

Глава 37

— Ну что?

Я наклоняюсь к Аве, упираясь локтями в стол и всячески стараясь отвлечь ее от живописных видов.

— Я знаю, что я — Овен.

Ава пожимает плечами. Ей куда интереснее разглядывать реку Сену, Новый мост, Эйфелеву башню, Триумфальную арку и собор Нотр-Дам (в данной версии Парижа все они расположены рядышком друг с другом).

— Серьезно?

Я помешиваю свой капучино. Не понимаю, зачем я вообще его заказала, когда к нам подошел мультяшный гарсон с лихо закрученными усами, в белой рубашке и черном жилете. Я же не собираюсь это пить!

Ава со вздохом переводит взгляд на меня.

— Эвер, ты можешь расслабиться и просто любоваться видом? Когда ты в последний раз была в Париже?

— Никогда, — отвечаю я, поморщившись. — Я ни разу в жизни не была в Париже. И знаете, Ава, не хочется вас огорчать, но это… — Я широким жестом обвожу окрестности и в итоге указываю на Лувр, который соседствует с универмагом «Прентан», а тот, в свою очередь — с музеем д'Орсэ. — Это — не Париж. Это какая-то безумная диснеевская версия Парижа. Как будто взяли пачку туристических брошюрок, несколько французских открыток и пару очаровательных эпизодов из мультфильма «Рататуй», все это хорошенько перемешали, и вуа-ля — получилось нечто. Вы видели официанта? Как у него поднос все время кренился то на одну сторону, то на другую, но так ни разу и не упал? Я думаю, настоящий парижский официант не смог бы так жонглировать!

Как я ни стараюсь охладить ее энтузиазм, Ава только смеется. Перебросив через плечо каштановые волосы, она говорит:

— К твоему сведению, именно таким я его и запомнила. Может быть, все эти достопримечательности не стояли в ряд, но так ведь гораздо лучше? На самом деле я училась в Сорбонне. Кстати, я тебе не рассказывала…

— Это замечательно, Ава. Правда! Я бы с удовольствием послушала, только времени нет. Ну и вот, я хотела спросить, что вы знаете об астрологии, или астрономии, или какая там наука занимается лунными циклами?

Ава отламывает кусок багета и намазывает маслом.

— Что именно тебя интересует?

Я вынимаю из кармана сложенный листок бумаги, на котором записала рецепт эликсира.

— Вот, например, что такое новолуние и когда оно бывает?

Подув на кофе, Ава внимательно смотрит на меня.

— Новолуние — это когда Луна оказывается между Землей и Солнцем, Тогда, если смотреть с Земли, они занимают одно и то же место на небосводе. При этом Луна не отражает солнечных лучей и обращена к Земле темной стороной, а потому ее нельзя видеть.

— А что это значит? Это что-нибудь символизирует?

Ава кивает и отламывает еще кусочек багета.

— Это символ нового начала. Ну, ты знаешь — обновление, надежда, всякое такое. Благоприятное время для того, чтобы изменить свою жизнь, отказаться от вредных привычек… И даже от нежелательных знакомств.

Многозначительный взгляд.

Ава намекает на нас с Дейменом, не подозревая, что я планирую не просто прекратить это знакомство, а истребить его напрочь. Хоть я и люблю Деймена и без него не могу представить свое будущее, я глубоко убеждена — так будет лучше для всех. Ничего этого не должно было случиться. «Мы» не должны были случиться! Это неестественно, неправильно, и я обязана вернуть все на свои места.

— А полнолуние когда? — спрашиваю я, глядя, как Ава жует, прикрывая рот ладонью.

— Полнолуние наступает примерно через две недели после новолуния. В это время Луна максимально отражает солнечный свет, и с Земли она видна как целый круг. На самом-то деле Луна всегда целая, от нее куски не отваливаются. О, ты, наверное, хочешь опять-таки узнать символическое значение? — Ава улыбается. — Полнолуние — время завершенности, изобилия, полного расцвета всех способностей. В это время энергия Луны сильнее всего, так что магические силы тоже достигают высшей точки.

Я киваю, стараясь переварить услышанное. Кажется, я начинаю понимать, почему фазы Луны так важны для моего плана.

Ава поводит плечом.

— Все фазы Луны что-нибудь символизируют. Луна играет важную роль в древних учениях. Говорят, она управляет приливами и отливами. А кое-кто считает, что и людьми тоже, поскольку человеческое тело состоит большей частью из воды. Слово «лунатик» происходит от названия Луны. Да, и не забудь про оборотней — легенды о них все связаны с полной Луной!

Я мысленно морщусь. Нет никаких оборотней, демонов, вампиров — есть только бессмертные, и еще — бессмертные негодяи, которые хотят их убить.

— А можно спросить, зачем тебе все это? — произносит Ава, допив остатки эспрессо и отставив в сторону чашку.

— Сейчас скажу.

Я говорю отрывисто, совсем не так, как Ава. Я, в отличие от нее, не наслаждаюсь каникулами в Париже, а красивые виды просто терплю, лишь бы получить необходимые мне ответы.

— Последний вопрос: что такого особенного, если полная Луна появляется в час сумерек — его еще называют «синий час»?

Глаза Авы распахиваются, и она спрашивает, слегка задыхаясь:

— Ты говоришь о «синей луне»?

Пожимаю плечами. Луна, которую мне показали, была такого густо-синего цвета, что практически сливалась с вечерним небом. Видимо, это связано с цветом настоящей Луны.

— Ну да. Синяя Луна именно во время «синего часа», что вы об этом знаете?

Ава глубоко вздыхает, глядя куда-то вдаль.

— Принято считать, что во время второго за месяц полнолуния появляется синяя Луна. Но есть и другое, более эзотерическое учение, согласно которому истинная синяя Луна бывает, когда два полнолуния приходятся не на один и тот же месяц, а на один и тот же знак зодиака. Считают, что это — священный день, когда связь между измерениями особенно сильна, идеальное время для медитации, молитвы и мистических путешествий.

Говорят, если в «синий час» подчинить энергию синей Луны, можно творить любую магию. Ограничением как всегда, служат лишь пределы твоих собственных способностей.

Ава явно хотела бы узнать, что я задумала, но я еще не готова делиться своими планами.

— Только учти, — говорит Ава, — истинная синяя Луна случается очень редко, всего один раз за три года или даже пять лет.

У меня что-то сжимается в животе, а руки судорожно стискивают края сиденья.

— А когда будет следующая «синяя луна»?

Про себя я думаю: «Хоть бы поскорее, хоть бы поскорее!».

И чуть не падаю со стула, услышав ответ:

— Понятия не имею.

Ну конечно — самого-то главного она и не знает!

— Зато я знаю, как можно это выяснить, — улыбается Ава.

Я мотаю головой и хочу ей сказать, что, насколько мне известно, доступ к Хроникам Акаши для меня закрыт, но тут Ава закрывает глаза, и через миг на столе появляется серебристый компьютер iMac.

Ава со смехом подталкивает его ко мне.

— Знаешь такую штуку — Гугл?

Глава 38

Я конечно, чувствую себя идиоткой — ну как же я сама не додумалась? По крайней мере, ответ мы получаем очень быстро.

Правда, информация меня не радует.

Совсем даже наоборот.

Вроде все сходилось, один к одному, как будто это судьба так решила — и развалилось, едва только я узнала что синяя Луна, редчайшее полнолуние, которое бывает раз в три-пять лет, единственное окошко для путешествия в прошлое, должно случиться… завтра.

— Я до сих пор не верю, — шепчу я, выбираясь из машины, пока Ава опускает одну за другой монеты в щель парковочного счетчика. — Я думала: ну, полнолуние и полнолуние, какая разница, я понятия не имела, что это такая редкость… Что делать-то теперь?

Ава защелкивает кошелек.

— Как я понимаю, ты можешь выбрать одно из трех, Я сжимаю губы. Не уверена, что мне хочется это знать.

— Можно вообще ничего не делать. Сиди, сложа руки и смотри, как рушится все, что тебе дорого. Можно спасать что-нибудь одно, а остальным пожертвовать.

А можно рассказать мне, что все-таки происходит, и тогда я попробую тебе помочь.

Тяжело вздыхаю. Ава стоит передо мной, на ней вновь обычная одежда: застиранные джинсы, серебряные колечки, белая хлопчатобумажная туника, на ногах кожаные сандалии. Она всегда здесь, рядом, и всегда готова помочь, даже если я сама не думала, что мне нужна помощь.

Даже когда я от нее отмахивалась (и уж скажем честно — нередко хамила), Ава была рядом, терпеливо дожидалась, пока я одумаюсь, и не держала на меня зла. Она готова была занять место моей духовной старшей сестры. А теперь у меня и вовсе никого, кроме нее не осталось. Она одна знает меня почти настоящую — во всяком случае, ей известны многие мои тайны.

А учитывая последние события, у меня просто не остается выбора — я вынуждена ей все рассказать. Одной мне никак не справиться.

— Ладно! — Я киваю, убедив себя, что такой выход не только правильный, но и единственно возможный, — Вот что нужно сделать…

Я на ходу пересказываю, что увидела тогда в хрустале. Стараюсь быть откровенной, насколько возможно не упоминая слово «бессмертие» — я обещала Деймену сохранить тайну и держу слово. Плету, будто бы противоядие нужно Деймену, чтобы выздороветь, а «красный энергетический напиток» — чтобы поскорее набрать силы. Ну, и под конец объясняю, что передо мной выбор любовь всей моей жизни или спасение четырех человек, чья жизнь оборвалась намного раньше положенного срока.

К этому времени мы уже стоим около эзотерического заведения, где работает Ава — я здесь тысячу раз проходила, но поклялась, что никогда не зайду внутрь. Ава открывает рот, словно хочет что-то сказать, и закрывает снова. Так повторяется несколько раз, и, наконец, она с трудом выговаривает:

— Но чтобы завтра! Эвер, так скоро?

Дергаю плечом. Сердце сжимается, когда слышишь, как это произносят вслух, а что делать? Не ждать же три года и тем более — пять. Я киваю с уверенностью, которой не чувствую.

— Именно поэтому мне нужна ваша помощь. Нужно изготовить противоядие, а потом как-нибудь подсунуть ему вместе с элик… — Запинаюсь, надеясь, что не вызвала подозрений. — С тем красным энергетическим напитком! И тогда Деймен поправится. Где он живет, вы теперь знаете. Придумайте что-нибудь! Подлейте незаметно ему в питье или еще как-то… — Я понимаю, все это полный бред, но что-то делать нужно. — А когда ему станет лучше… Когда вернется прежний Деймен — объясните ему, что случилось, и передайте… красный напиток.

На лице Авы отражаются противоречивые эмоции. Разобраться в них я не могу, и потому продолжаю ломиться напрямик.

— Наверное, со стороны кажется, что я его бросаю, но на самом деле это не так. Правда-правда! Очень может быть, что ничего этого и не понадобится. Вполне возможно, как только я вернусь в прошлое, все остальное тоже станет таким, как раньше.

— Ты это видела? — мягко спрашивает она.

— Нет, это просто мои предположения, но, по-моему, все логично. А как еще может быть? В общем, это я говорю так, на всякий случай. Скорее всего, вы даже не вспомните этого разговора, как будто его и не было. Вы и вообще меня не вспомните. А если я ошибаюсь, — вряд ли, но если вдруг, — нам нужен запасной план.

Ну, вы знаете, просто на крайний случай, — лепечу я, плохо понимая, кого пытаюсь убедить — себя или ее Ава берет меня за руку, глаза ее полны сочувствия.

— Ты правильно решила. Я думаю, тебе повезло. Не каждому дается шанс вернуться в прошлое.

Мои губы кривятся в усмешке.

— Не каждому?

— Пожалуй, так сразу никто больше в голову не приходит, — улыбается она.

Хотя мы обе и смеемся, я мигом становлюсь серьезной.

— Нет, правда, Ава, я не вынесу, если с ним что-нибудь случится… Я… Я просто умру, если как-нибудь случайно узнаю, что из-за меня он…

Ава крепче сжимает мою руку и тянет меня за собой.

— Ни о чем не беспокойся, — шепчет она. — Ты можешь мне доверять.

Мы идем по коридору, мимо полок, заставленных книгами и компакт-дисками. Целый угол занят статуэтками ангелочков, дальше — аппарат, который якобы может фотографировать ауру. В конце концов, приходим к прилавку, за которым сидит старушка с длинной седой косой и читает какой-то роман.

— А я и не знала, что у вас сегодня дежурство, — удивляется она, откладывая книгу.

— Нет, я не на дежурстве, — улыбается Ава. — Просто моей подруге Эвер нужно в подсобку.

Старушка изучает меня, явно стараясь разглядеть ауру и проверить мою энергетику. Ничего не добившись, она вопросительно смотрит на Аву.

Ава только улыбается и ободряюще кивает — видно, дает понять, что я достойна находиться в «подсобке», что бы это ни значило.

— Эвер? — Старушка прикасается к бирюзовой подвеске, которая висит у нее на шее.

Почитав о разных камнях и самоцветах в Интернете, на том компьютере в Летней стране, я узнала, что бирюза уже много сотен лет используется для изготовления защитных и целительных амулетов. Судя по тому, как старушка произнесла мое имя и как подозрительно на меня смотрит, она сейчас обдумывает, не нужно ли от меня защититься.

Переводит взгляд с меня на Аву и обратно, затем представляется:

— Меня зовут Лина.

И все — ни рукопожатия, ни приветственных объятий. Назвала свое имя и сразу пошла к двери. Перевернула табличку «Открыто» другой стороной: «Перерыв десять минут». Провела нас по короткому коридорчику и остановилась перед блестящей фиолетовой дверью. Вытаскивает из кармана ключи и все-таки не решается нас впустить.

— Можно спросить, зачем вам это понадобилось? Ава кивает мне — объясняй, мол. Кашлянув, я лезу в карман совсем недавно материализованных джинсов — к счастью, они все еще достают до полу. Вынимаю мятый листок и говорю:

— Мне… нужно кое-что.

Вздрагиваю от неожиданности, когда Лина выхватывает листок из моей руки и просматривает список. Приподняв бровь, что-то бурчит неразборчиво себе под нос и снова принимается меня разглядывать.

И когда я уже не сомневаюсь, что меня прогонят, она сует список мне в руки, отпирает дверь и приглашает нас войти.

Комната оказывается совсем не такой, как я ожидала. Когда Ава сказала, что там я найду все, что мне нужно я очень разволновалась. Представляла себе, что меня засунут в какое-нибудь жуткое подземелье, где хранятся предметы для разнообразных ритуалов — ну, там, склянки с кошачьей кровью, крылья летучих мышей, засушенные головы, куклы вуду… В общем, вроде того, что показывают по телевизору. А на самом деле это обычная кладовка, очень чистенькая и аккуратная. Только стены фиолетовые, и на них развешаны тотемы и резные маски. Полки прогибаются под тяжестью старинных фолиантов и каменных идолов, а к полкам прислонены несколько картин с изображениями богини. Зато шкафчик с папками — вполне стандартный.

Старушка отпирает еще какой-то шкаф, роется в нем — я стараюсь заглянуть ей через плечо, но ничего не могу рассмотреть. Наконец она передает мне камень, какого-то совершенно неправильного вида.

— Лунный камень, — поясняет старушка, заметив мое недоумение.

Совсем не так я его себе представляла, и на ощупь он… не могу объяснить… какой-то не такой. Не хочется обижать тетеньку, хотя она и готова была меня выгнать, так что я, собравшись с духом, говорю как можно более деликатно:

— Э-э… Мне нужен неотполированный. Такой, как он встречается в природе. А этот чуточку гладкий и блестящий.

Старушка кивает — чуть заметно, но все-таки. Мимолетный наклон головы и едва-едва искривились губы. Она кладет мне в руку другой камень.

— Вот, это я и просила!

Понимаю, что прошла проверку. Рассматриваю лунный камень — совсем не так эффектно выглядит, зато, будем надеяться, подействует, как нужно. Его свойство — помогать в новых начинаниях.

— Еще мне нужна чаша из горного хрусталя, настроенная на седьмую чакру, красный шелковый мешочек, вышитый тибетскими монахами, четыре ограненных кристалла розового кварца, один небольшой стар… ставролит? Правильно? — Поднимаю глаза — старушка кивает. — Ага, и еще самый большой необработанный циозит, какой только найдется.

Лина молчит, подбоченившись, и я понимаю — она старается сообразить, для чего могут понадобиться такие на первый взгляд, не связанные между собой предметы.

— Ах да, еще кусочек бирюзы — наверное, вроде того, что у вас в кулоне.

Она коротко кивает и, отвернувшись, начинает собирать нужные кристаллы. Небрежно складывает их в пакет словно какое-нибудь печенье.

— И еще список трав.

Я вытаскиваю из другого кармана мятую бумажку.

— Желательно, чтобы они были собраны в новолуние в Индии, и чтобы вырастили их слепые монахини…

К моему огромному удивлению, Лина, глазом не моргнув, берет у меня бумажку и кивает.

— А можно спросить, для чего это все? — спрашивает она, глядя мне в глаза.

Я только качаю головой. Я еле себя заставила Аве рассказать, а ведь она мой хороший друг. Этой даме уж никак не могу, хоть она и похожа на добрую бабушку.

— Мне бы не хотелось об этом говорить. Надеюсь, она отнесется с пониманием, а то материализовать ингредиенты нельзя — они должны быть натуральными.

Мы долго так стоим, замерев и уставившись друг другу в глаза. Я готова держаться до последнего. Вскоре Лина отводит взгляд и выдвигает какой-то ящичек. Ее пальцы перебирают разные пакетики, а я говорю:

— Да, вот, еще кое-что…

Пошарив в рюкзаке, достаю свой рисунок той редкостной травы, — последнего ингредиента, который необходим, чтобы создать эликсир, — и показываю Лине.

— Есть у вас такое?

Глава 39

Все ингредиенты собраны — точнее, все, кроме родниковой воды, нерафинированного оливкового масла, тонких белых свечей (странно, что их не нашлось у Лины — казалось бы, самый обычный предмет во всем списке), апельсиновой кожуры и фотографии Деймена, которой у старушки уж никак неоткуда взяться.

Я уже открываю дверцу машины, как вдруг Ава говорит:

— Я, наверное, пешком домой дойду. Тут близко, только за угол свернуть.

— Вы уверены?

Она широко раскидывает руки, словно обнимает ночь, а губы расплываются в улыбке.

— Здесь так хорошо! Хочется насладиться всем этим.

— Лучше, чем в Летней стране?

Любопытно, откуда вдруг такой взрыв счастья? У себя на работе она была очень серьезной…

Ава смеется, откидывая голову назад, так что становится видна бледная шея.

— Не волнуйся, я не собираюсь переселиться туда насовсем! Просто приятно знать, что можно, если очень захочется, сбежать туда ненадолго.

— Только не слишком часто это делайте, — советую я, точно так же, как когда-то меня предупреждал Деймен. — А то привыкнете.

Ава обхватывает себя руками и зябко поводит плечом. Зря я старалась — видно же, что она туда будет удирать при всякой возможности.

— Ну как, у тебя есть все, что нужно?

Я киваю, прислонившись к машине.

— Остальное соберу по дороге домой.

— Ты уверена, что готова? — Лицо Авы вновь становится серьезным. — Покинуть все? Расстаться с Дейменом?

В горле стоит комок. Не хочу об этом думать… Будем решать проблемы одну за другой, а там наступит завтра и придет пора прощаться.

— Знаешь, то, что сделано, не переделаешь.

Пожимаю плечами.

— По-видимому, это не всегда верно.

Ава наклоняет голову набок. Длинные каштановые волосы падают ей на лицо, и она заправляет непослушные пряди за ухо.

— Ты ведь понимаешь, что, вернувшись, снова станешь такой, как все? Забудешь все, что знала… Ты уверена, что хочешь этого?

Смотрю в землю, поддавая ногой маленький камушек, лишь бы не глядеть на Аву.

— Не буду врать — все происходит слишком быстро Я думала, у меня будет больше времени, чтобы все здесь завершить. Но, в общем и целом… Да, я готова. Наверное. — Я останавливаюсь, мысленно еще раз прокручиваю все, что сказала, и понимаю, что получилось неубедительно. — Нет, я точно знаю, что готова! Вернуть все на свои места, чтобы все стало так, как нужно — это ведь правильно?

Голос мой невольно повышается к концу, так что мои слова звучат скорее как вопрос. Встряхиваю головой.

— То есть это абсолютно, несомненно правильно, на все сто процентов. — И прибавляю: — А иначе, почему мне дали доступ к Хроникам?

Ава смотрит на меня все так же пристально.

— И потом, знаете, как я буду рада вернуться к своим?

Ава крепко обнимает меня, прижимает к груди и шепчет:

— Я тоже радуюсь за тебя. Правда! Я буду по тебе скучать, но для меня большая честь, что ты доверила мне закончить твою работу.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — сдавленно шепчу я в ответ.

Ава гладит меня по голове.

— Ты уже отблагодарила, не сомневайся! Отступив на шаг, смотрю вокруг — великолепная ночь, очаровательный приморский городок… Неужели я действительно покину все это? Брошу Сабину, Майлза, Хейвен, Аву… Деймена… Все и всех, как будто ничего этого никогда не существовало.

Ава по моему лицу понимает, что со мной творится, и мягко спрашивает:

— Ты как? Все хорошо?

Кашлянув, киваю и показываю на фиолетовый бумажный пакет у ее ног, на котором золотыми буквами написано название магазина: «Мистика и лунный луч».

— Вы разобрались, что делать с травами? Их нужно хранить в прохладном темном месте, а истолочь и добавить в… красный напиток… только в самый последний момент — на третий день.

Ава смеется.

— Не беспокойся! Все, что не здесь, — прижимает к груди пакет, — то вот здесь!

И она тычет пальцем себе в висок.

Я киваю, смаргивая слезы. Не позволяю себе раскиснуть, потому что это всего лишь первое из долгой череды прощаний.

— Завтра я к вам заскочу, привезу остальное. Вдруг понадобится… Хотя вряд ли.

Сажусь в машину, завожу мотор и уезжаю — не помахав рукой, не оглянувшись. У меня больше нет выбора — только вперед.

Заезжаю в магазин, докупаю все, что нужно, притаскиваю сумки к себе на второй этаж и вываливаю содержимое на письменный стол. Переворошив флакончики масел, травы и свечи, первым делом берусь за кристаллы, поскольку с ними предстоит больше всего работы. Каждый в отдельности необходимо настроить согласно его типу, а затем поместить в шелковый вышитый мешочек и отложить в сторону — пусть напитывается лунным светом. А я пока материализую ступку и пестик (забыла купить их в магазине; ну, да это не ингредиенты, а всего лишь орудия, так что, думаю, все будет нормально). Растираю в порошок травы, кипячу их в мензурках, которые опять-таки материализовала. Затем смешиваю все прочие минералы и разноцветные порошки, которые Лина мне насыпала в стеклянные пузыречки с аккуратными этикетками. Весь процесс выполняется в семь этапов. Прежде всего нужно прозвонить в хрустальную чашу, настроенную таким образом, чтобы вибрировать в такт седьмой чакре — это дарует вдохновение, способность видеть через время и пространство и еще кучу разных полезных свойств, приближающих тебя к божественному. Глядя на гору ингредиентов, громоздящихся на столе, я не могу справиться с волнением: наконец-то, после стольких неудач, что-то начинает вырисовываться!

Что я беспокоилась, удастся ли собрать все необходимое — это еще мягко сказано. Такой странный список разнородных предметов… Я даже не была уверена, что все они существуют в природе, и потому почти не надеялась на успех. Но Ава убедила меня, что Айна способна раздобыть все на свете, а главное, что ей можно доверять. Насчет последнего я так до сих пор и не уверена, да только больше мне обратиться не к кому.

Лина так подозрительно на меня косилась все время, пока насыпала порошки и отбирала травы, что мне в конце концов стало сильно не по себе. А после того, как она, взглянув на мой рисунок, спросила: «Чем это ты занимаешься? Какая-то разновидность алхимии?» — я начала думать, что совершила колоссальную ошибку.

Ава уже готова была прийти мне на помощь, но я заставила себя засмеяться:

«Ну, если вы имеете в виду алхимию в истинном смысле слова — то есть искусство покорять природу, обуздывать хаос и неограниченно продлевать жизнь, — это определение я вычитала, собирая сведения об алхимии, и выучила наизусть, — тогда нет, увы, я на такое не замахиваюсь. Я всего лишь хочу попробовать кое-какую белую магию: надеюсь создать чары, чтобы успешно сдать экзамены, не остаться без партнера на выпускном балу, а если повезет, так еще чтобы аллергия у меня прошла, а то весна скоро, я же не хочу, чтобы на фотографиях с выпускного бала нос у меня был красный и сопливый!»

Видя, что Лину это не убедило, — особенно выдумка насчет аллергии, — я прибавила:

«Поэтому мне нужен розовый кварц — знаете, считается, что он приносит любовь, а еще бирюза… — Я показала на ее подвеску. — Вы же знаете, она славится своими целительными свойствами, и…»

Я могла бы тараторить и дальше, выложить хоть весь список свойств, о которых сама-то узнала не больше часа назад, но решила, что лучше будет остановиться и просто пожать плечами.

Бережно разворачиваю кристаллы, баюкаю каждый на ладони, крепко сжимаю в руке и представляю себе луч ослепительного света, пронизывающий камень насквозь. Это очень важная процедура очищения — если верить тому, что я вычитала в Интернете, всего лишь первый этап настройки. Затем следует — вслух! — попросить камень, чтобы он впитал в себя магическую энергию Луны и с ее помощью выполнил задачу, для которой его предназначила природа.

— Бирюза, — шепчу я, оглядываясь на дверь. Представляю, как было бы неловко, застань меня Сабина за разговором с камнями! — Прошу тебя, исцели, очисти и помоги уравновесить чакры, как велено тебе природой!

Сделав глубокий вдох, передаю камню энергию своих намерений, потом убираю его в мешочек и тянусь за следующим. Чувствую себя при этом до невозможности по-дурацки, но выбора нет, и приходится продолжать.

Один за другим беру ограненные кусочки розового кварца, их тоже обрабатываю воображаемым светом и четыре раза повторяю:

— Даруйте всепрощающую любовь и бесконечный мир!

Складываю кристаллы в красный шелковый мешочек — они там уютно размещаются вокруг бирюзы — и беру в руки ставролит. Очень красивый камень, по поверью это застывшие слезы фей. Я прошу его принести мне удачу, подарить древнюю мудрость и помочь установить связь с другими измерениями. Следующий — увесистый осколок циозита. Его приходится держать обеими руками. Просветив его белым лучом, закрываю глаза и шепчу:

— Преобрази негативную энергию в позитивную, помоги установить связь с мистическими царствами и…

— Эвер? Можно войти?

Оглядываюсь на дверь — всего полтора дюйма доски отделяют меня от Сабины. А у меня тут куча трав, масел, свечей и порошков, да к тому же здоровенный булыжник в руках.

— И еще прошу помощи в болезнях и во всем, в чем ты можешь помочь! — заканчиваю я скороговоркой и прячу камень в мешочек.

А он не лезет.

— Эвер?

Пихаю изо всех сил, но мешочек такой узкий, а камень такой большой, что его никак туда не засунешь, только швы лопнут.

Сабина опять стучится в дверь. Три четких удара ясно говорят: она знает, что я здесь, что я что-то затеваю, и терпение у нее на пределе. И хотя мне не до разговоров, приходится подать голос.

— Э-э… секундочку!

Кое-как затолкав циозит в мешочек, выбегаю на балкон и оставляю мешочек с камнями на столике — там, где ярче всего светит луна. Потом бросаюсь обратно. Сабина снова стучит. Страшно представить, что она подумает, когда увидит мою комнату — а времени что-то менять уже не осталось.

— Эвер? У тебя все в порядке? — спрашивает из-за двери Сабина, заботливо, но с легкой ноткой раздражения.

— Да-да! Я тут просто…

Сдергиваю через голову футболку и, повернувшись к двери спиной, говорю:

— Э-э… Входи, я просто…

Как только Сабина входит, я снова натягиваю футболку. Якобы меня скромность одолела ни с того ни с сего, и я стесняюсь переодеваться при Сабине — хотя раньше меня это нисколько не смущало.

— Я просто переодеться хотела…

Сабина хмурится, придирчиво разглядывая меня. Еще и принюхивается — не пахнет ли травкой, алкоголем, сигаретами с гвоздикой или о чем еще там пишут в ее любимых книжонках о воспитании подростков.

— Что это у тебя тут? — Показывает на мою футболку. — Что-то красное… Не отстирается, наверное…

Сабина брезгливо кривит губы, а я опускаю глаза, вижу большущее красное пятно на футболке и мгновенно узнаю один из порошков для эликсира. Должно быть, пакетик порвался. Точно — порошок просыпался на стол и даже на пол.

Замечательно! «А ты еще хотела ее убедить, что переодеваешься в чистое!» — думаю я, мысленно морщась.

А Сабина усаживается на мою кровать, скрестив ноги, с мобильником в руке. Стоит взглянуть на ее красновато-серую ауру, и сразу становится ясно, что тревожит ее не чистота одежды, а мое поведение в целом — странные поступки, таинственность, проблемы с едой. Сабина уверена, что за этим скрывается нечто зловещее.

Я ломаю голову над тем, как бы все объяснить, и следующие ее слова становятся для меня полной неожиданностью.

— Эвер, ты сегодня прогуляла школу?

Я замираю, а Сабина рассматривает мой письменный стол, заваленный травами, свечами, маслами и минералами, и прочими странными предметами, которые она не привыкла видеть собранными вместе, причем явно не случайно.

— Да… У меня голова разболелась. Ничего страшного.

Я плюхаюсь на стул и начинаю вертеться туда-сюда, в надежде отвлечь Сабину.

Она переводит взгляд с алхимических принадлежностей на меня и уже собирается что-то сказать, но я перебиваю.

— В смысле, сейчас уже все прошло. А утром боль была просто ужасная! Ты же знаешь, какие у меня бывают мигрени?

Чувствую себя самой гнусной племянницей на свете, неблагодарной лгуньей. Счастье Сабины, что скоро она от меня избавится.

— Может быть, это потому, что ты так мало ешь? — Вздохнув, Сабина сбрасывает туфли и внимательно смотрит на меня. — И при этом растешь как на дрожжах! За эти несколько дней ты еще больше вымахала.

Я потрясенно смотрю на свои лодыжки — материализованные утром джинсы стали мне коротки на целый дюйм!

— Если ты плохо себя чувствовала, почему не зашла к медсестре? Просто так сбегать с уроков не разрешается.

Как бы я хотела сказать ей, чтобы не беспокоилась понапрасну, что скоро все это закончится! Хотя я и буду по ней скучать, ей-то наверняка без меня станет легче. Сабина заслуживает лучшей жизни. Приятно думать, что скоро она наконец получит немного покоя.

— Наша медсестра ничего не понимает, — отвечаю я. — У нее на все случаи одно средство — аспирин. Ты же знаешь, мне он не помогает. Мне нужно прийти домой полежать немножко, и все. Вот я и ушла.

Сабина подается вперед.

— И действительно пришла домой?

Наши взгляды встречаются, и я понимаю, что это — проверка.

— Нет. — Вздыхаю, уставившись в пол, покрытый ковром, и поднимаю белый флаг. — Я поехала к каньону и…

Сабина смотрит на меня, ждет.

— И там заблудилась ненадолго.

Самый близкий к правде вариант, который я могу себе позволить.

— Эвер, это как-то связано с Дейменом?

И тут я вдруг начинаю плакать. Просто ничего с собой поделать не могу.

— Вот беда… — шепчет Сабина, распахивая объятия.

Я срываюсь со стула и бросаюсь ей на шею. Чуть не свалила Сабину на пол, потому что еще не привыкла к своим длинным неуклюжим конечностям.

— Прости! Я…

Говорить не могу и только захлебываюсь слезами. Сабина гладит меня по волосам и шепчет:

— Я понимаю, ты тоскуешь по нему. Я знаю, как тебе тяжело.

В ту же секунду я отодвигаюсь от нее. Мне совестно, что я свалила все на историю с Дейменом, когда по-настоящему дело не только в нем. Я тоскую по своим друзьям — здесь, в Лагуна-Бич, и в Орегоне. Тоскую по своей жизни — той, что постепенно установилась здесь, и той, к которой собираюсь вернуться. Хоть и очевидно, что без меня всем будет лучше — действительно всем, в том числе и Деймену, — мне-то от этого легче не становится.

И все-таки то, что я задумала, сделать необходимо. Выбора, правда, нет.

Когда думаешь об этом, в самом деле, становится чуточку легче. Ведь, как бы там ни было, такая возможность дается раз в жизни.

Пора возвращаться домой.

Жаль только, что не успею со всеми как следует попрощаться.

От этой мысли снова подступают слезы, и Сабина крепче обнимает меня, шепчет слова утешения, а я цепляюсь за нее, прячусь в ее объятиях, таких надежных, теплых, таких правильных… Таких безопасных.

Как будто действительно все будет хорошо.

Теснее прижимаюсь к ней, зажмурившись, уткнувшись лицом ей в плечо.

А мои губы беззвучно произносят:

«Прощай».

Глава 40

Я просыпаюсь очень рано. Наверное, потому, что хочется как можно полнее прожить этот день — последний в моей жизни. По крайней мере, в той жизни, которая сложилась у меня здесь, И хотя я знаю, что в школе меня наверняка встретят криками «Чокнутая! Припадочная!», со свеженьким добавлением «Ведьма!» все меняется от сознания, что я это услышу в последний раз.

В старой школе, «Хилкрест», у меня куча друзей. Так что находиться там с понедельника по пятницу вполне приятно, чтобы не сказать весело. Там у меня ни разу не возникало искушения прогулять уроки (не то, что здесь) Там мне не приходилось страдать и мучиться, чувствуя себя отверженной.

Честно говоря, мне кажется, именно поэтому я так хочу вернуться. То есть, прежде всего, я хочу снова увидеться с сестрой и родителями, но и хорошие друзья, которые меня любят и уважают, с кем я всегда могу быть самой собой, — тоже весомый стимул.

Да я бы ни минуты не колебалась, если бы не Деймен.

Трудно привыкнуть к мысли, что я его больше никогда не увижу. Не почувствую жар его взгляда, его губы не коснутся моих губ… И все-таки я готова отказаться от всего этого.

Если такой ценой я смогу вернуть себя прежнюю и вновь соединиться с семьей — выбирать и в самом деле не приходится.

Трина убила меня, чтобы забрать себе Деймена. А Деймен вернул меня к жизни, чтобы забрать меня себе. И хотя я люблю его всей душой, хотя у меня сердце болит при мысли о том, чтобы расстаться с ним навсегда, я знаю — воскресив меня, он нарушил естественный порядок вещей. И превратил меня в нечто такое, чем я быть не должна.

Теперь моя задача — вернуть все на свои места.

Я достаю из шкафа самые новые джинсы, черный свитер с V-образным вырезом и еще не старые балетки. Именно так я была одета в видении. Поправляю волосы, мажу губы блеском, вставляю в уши крошечные бриллиантовые сережки, которые родители купили мне на день рождения (они ведь обязательно заметят, если серег не будет), а на руку надеваю браслет с хрустальными подковками. Подарку Деймена нет места в моей прежней жизни, но я с ним ни за что не расстанусь.

Хватаю сумку, в последний раз оглядываю просторную до нелепости комнату и делаю шаг к двери. Взгляну напоследок на здешнюю жизнь. Не всегда она меня радовала, да и не вспомню я ее скорее всего, а все-таки надо попрощаться и кое-что уладить перед уходом.

Выскочив из машины на школьной автостоянке, сразу начинаю искать глазами Деймена. Увидеть его или его машину, да хоть какую-нибудь мелочь, пока еще можно… Ничего не увидев, невольно испытываю разочарование.

Иду в класс, уговаривая себя не делать поспешных выводов. Ну, опоздал в школу — это еще ничего не значит. С каждым днем Деймен ближе к обычным смертным, яд постепенно разъедает все, накопленное за сотни лет, но судя по тому, что вчера он с виду был прежним — все таким же красавцем, даже и не начинавшим стареть, — впереди еще долгий путь.

Конечно, он придет в школу. Почему бы не прийти? Он же звезда местного значения. Самый красивый, самый богатый, устраивает самые развеселые вечеринки… По крайней мере, я так слышала. Да стоит только Деймену появиться в школе, ему чуть ли не аплодируют стоя! Кто же от такого откажется?

Я пробираюсь через толпу учеников. С некоторыми я никогда не разговаривала, многие не разговаривали со мной — разве что кричали мне всякие гадости. Скучать по мне они, конечно, не будут. А интересно, заметят хоть, что меня больше нет? Или просто все сделается по-старому, а время, которое я прожила среди них, останется мимолетной помехой на экране?

На литературу прихожу, готовясь увидеть Стейшу с Дейменом, но оказывается, что она сидит одна. То есть она, как обычно, сплетничает с Хонор и Крейгом, а вот Деймена не видно. По дороге к своему месту я так и жду, что она опять что-нибудь бросит мне вслед, но нет — только каменное молчание. Стейша не желает меня замечать, и это тревожный знак.

Сажусь за парту и следующие пятьдесят минут смотрю то на часы, то на дверь и волнуюсь все сильнее. Всякие ужасы лезут в голову, и со звонком я пулей выскакиваю в коридор. К четвертому уроку Деймен все еще не появляется, я уже в состоянии полной паники, и тут, войдя в кабинет истории, обнаруживаю, что Роман тоже исчез.

Я смотрю на его пустую парту, и в животе все сжимается от ужаса.

— Эвер, — говорит мистер Муньос — тебе придется нагонять большой материал.

Ясное дело — он хочет обсудить мои прогулы, несделанную домашнюю работу и прочие посторонние темы. Да мне-то все это сейчас совсем ни к чему! Я выбегаю за дверь и, промчавшись через двор, останавливаюсь, еле переводя дух от облегчения — я увидела ЕГО. Точнее, его машину. Сверкающий черный БМВ, которым он так дорожил, теперь заляпан грязью и стоит как-то криво, в зоне, где запрещена парковка.

А я смотрю на запачканную машину, как на самое прекрасное зрелище на свете. Раз машина здесь — значит, и Деймен здесь, и все хорошо.

Надо бы ее передвинуть, а то еще заберут на штрафную стоянку… И тут у меня за спиной кто-то прокашливается, и низкий голос произносит:

— Прошу прощения, но, по-моему, урок уже начался?

Оборачиваюсь и вижу директора Бакли.

— Да… Только сначала мне нужно…

Я показываю на машину Деймена, словно, передвинув ее, сделаю доброе дело не только своему другу, а всей школе.

Бакли нарушения правил парковки не волнуют, его беспокоят упорные прогульщики вроде меня. Директор еще не забыл нашу прошлую встречу, когда Сабина упросила его не исключать меня из школы, а всего лишь отстранить от занятий на две недели. Он меряет меня взглядом с ног до головы и говорит:

— Могу предложить тебе выбор. Или я звоню твоей тете, пусть отпрашивается с работы и приезжает за тобой, или… — Он делает паузу, рассчитывая, что я буду мучиться от неизвестности, хотя и без экстрасенсорных способностей понятно, к чему дело идет. — Или я провожу тебя до класса. Что предпочитаешь?

Большой соблазн выбрать первый вариант — просто чтобы посмотреть, что директор тогда станет делать.

Но в итоге я плетусь за ним в класс. Директорские ботинки глухо стукают по асфальту. Он конвоирует меня через двор, потом по школьному коридору и сдает с рук на руки мистеру Муньосу. Пробираясь к своему месту, я с изумлением вижу Романа — он сидит, как ни в чем не бывало, да еще и смеется надо мной.

Муньос, хотя и привык уже к моим закидонам, все-таки решает отыграться — без конца задает вопросы о разных исторических событиях, в том числе и тех, которые мы еще не проходили. А я занята мыслями о Романе и Деймене и о своих планах на полнолуние, так что отвечаю машинально, как робот, подглядывая ответы у него в голове и повторяя их практически слово в слово.

Вдруг он говорит:

— А теперь скажи мне, Эвер, что я ел вчера на ужин?

И я машинально отвечаю:

— Два куска позавчерашней пиццы и полтора стакана кьянти.

Я так задумалась о своем, даже не сразу замечаю, что учитель уставился на меня, отвесив челюсть. Как и все в классе, собственно.

Только Роман качает головой и хохочет громче прежнего.

Раздается звонок, и я бросаюсь к двери, но мистер Муньос заступает мне дорогу.

— Как ты это делаешь?

Я сжимаю губы и дергаю плечом, словно не понимаю о чем он — хоть и ясно, что он не отстанет. Несколько недель голову ломал.

— Откуда ты знаешь… разные вещи? — прищуривается историк. — Об исторических событиях, которые мы еще не проходили? И… обо мне?

Смотрю в пол и тяжело вздыхаю. А может, бросить ему кость? В смысле, я же сегодня исчезну навсегда, он меня, по всей вероятности, даже и не вспомнит, так почему бы не сказать правду?

— Не знаю, откуда. Я ничего специально не делаю. Картинка сама появляется в голове.

Он смотрит на меня и не знает, верить или не верить. А у меня нет ни времени, ни желания его убеждать, ивсе-таки хочется порадовать человека на прощание. Поэтому я говорю:

— Например, я точно знаю, что вам не стоит бросать работу над книгой. Когда-нибудь ее обязательно опубликуют.

У него перехватывает дыхание, а в глазах дикая надежда борется с полным отрицанием.

И хотя следующие слова мне стоят пол жизни и тошнота подступает к горлу, только подумаю об этом, я знаю, что сказать их необходимо. Так будет правильно. И кому от этого хуже? Меня все равно здесь не будет, а Сабина заслужила кисочек счастья. Мистер Муньос — человек довольно безобидный, если не считать того, что он носит трусы с изображением «Роллинг Стоунз», увлекается песнями Брюса Спрингстона и задвинут на эпохе Возрождения. Да и не будет у них ничего серьезного, раз я видела ее вместе с красавцем, что работает в том же здании…

— Ее зовут Сабина, — говорю я, пока не успела передумать. Вижу недоумение в его глазах и поясняю: — Помните ту миниатюрную блондинку из кафе «Старбакс»? Которая пролила на вас кофе с молоком? О которой вы все время думаете?

Мистер Муньос явно лишился дара речи. Оно и к лучшему! Я хватаю сумку и бросаюсь к двери. У порога оглядываюсь через плечо.

— Вы подойдите к ней, не бойтесь! Увидите, она хорошая.

Глава 41

Я почти уверена, что Роман дожидается меня в коридоре все с тем же злорадным огоньком в глазах — но нет, его не видно. И выйдя во двор, я понимаю, почему.

Он демонстрирует свое искусство. Управляет толпой школьников: их мыслями и действиями, словно дирижер, или кукловод, или дрессировщик в цирке. Какая-то мысль начинает оформляться у меня в голове… И тут я вижу ЕГО.

Деймена.

Любовь всех моих жизней, спотыкаясь, идет к столу. Он еле держится на ногах, весь такой измученный и растерзанный, что становится ясно: болезнь прогрессирует до ужаса быстро. Времени почти совсем не осталось.

А когда Стейша, обернувшись, корчит гримаску и шипит: «Лууузер!», — я с изумлением понимаю, что это слово адресовано не мне.

Оно адресовано Деймену.

В следующую секунду его подхватывает вся школа. Как раньше все дружно потешались надо мной, так сейчас насмехаются над ним.

Даже Майлз и Хейвен включились в общий хор. Я бросаюсь к Деймену. Какая у него влажная и холодная кожа, высокие скулы пугающе заострились, а глубокие темные глаза, когда-то дарившие мне тепло, воспалились и слезятся, едва в состоянии сфокусировать взгляд. И хотя губы у него пересохли и потрескались, мне все равно хочется прижаться к ним губами. Потому что, как бы он ни выглядел, как бы ни изменился, все равно это Деймен. Мой Деймен. Молодой или старый, здоровый или больной, он мне дороже всех на свете. Кроме него я никогда никого не любила, и ни Роман, ни кто-нибудь другой не могут этого изменить.

— Эй, — шепчу я, голос срывается, а глаза полны слез.

Отгораживаюсь от издевательских воплей, сосредоточившись на одном только Деймене. Пока я занималась другими делами, с ним вон что происходило… Ненавижу себя! Он бы никогда не допустил, чтобы со мной случилось такое.

Деймен оборачивается, и в его глазах мелькает узнавание — всего на миг, и пропадает так быстро, что я уверена, мне просто почудилось.

— Пойдем отсюда! — Я тяну его за рукав. — Давай сбежим с уроков?

Я улыбаюсь, надеясь напомнить ему наш пятничный обычай. Мы уже приближаемся к воротам, когда на пути появляется Роман.

— И не лень тебе? — спрашивает он, скрестив руки на груди и наклонив голову к плечу, так что становится видно, как изображение уробороса то проступает, то исчезает опять.

Сжав руку Деймена, прищуриваю глаза. Роман меня не остановит!

— Серьезно, Эвер, зачем ты с ним возишься? Он старый, слабый, практически развалина! Увы, похоже, что он ненадолго задержится на этом свете. Неужели ты станешь тратить свою юность и свежесть на этого динозавра?

Он смотрит на меня, блестя синими глазами, чуть скривив губы, а когда крики и дразнилки становятся особенно громкими, косится на стол, где завтракают наши школьники.

И тут мне все становится ясно.

Мысль, которая брезжила в моем сознании, наконец-то оформилась окончательно, И пусть я не уверена, что права, и отлично понимаю, что в случае ошибки меня ждет полный позор. Обвожу взглядом толпу — от Майлза и Хейвен до Стейши, Хонор и Крейга. Все действуют в едином порыве, не рассуждая, тупо повторяют за другими и даже не задумываются — зачем?

Я набираю побольше воздуха, направляю на них свою энергию и, зажмурившись, кричу:

— ОПОМНИТЕСЬ!

И застываю на месте, не смея открыть глаза от стыда. Я знаю, теперь их внимание и все их насмешки переключились на меня. Но я не могу отступить! Роман подчинил их с помощью какого-то массового гипноза, ввел в транс и заставил выполнять его приказы.

— Эвер, умоляю — пожалей себя, пока еще не поздно! — хохочет Роман. — Если будешь продолжать в том же духе, даже я тебя не спасу.

Я не слушаю — нельзя его слушать. Я должна остановить его. Остановить их всех! Нужно встряхнуть их разбудить.

Встряхнуть, точно!

Щелкнув пальцами, делаю глубокий вдох, закрываю глаза и ору изо всех сил:

— ДА ОЧНИТЕСЬ ВЫ!

В результате наши дорогие школьники окончательно слетают с тормозов. Рев стоит оглушительный, и на меня уже сыплются банки из под содовой.

Роман вздыхает.

— Эвер, ну честное слово, прекрати? Видишь, не действует? Ты только полной дурой себя выставишь. И что ты намерена делать дальше? Бить их по щекам?

Я стою посреди школьного двора, дыхание вылетает из груди короткими рваными толчками. Пусть Роман говорит, что хочет, все равно я знаю — я права. Он заколдовал их, лишил разума.

Вдруг я вспоминаю, как по телевизору показывали старый документальный ролик. Там гипнотизер приводил пациента в чувство не пощечинами и не щелчками пальцев — он хлопал в ладоши на счет «три».

Я делаю глубокий вдох, а одноклассники уже лезут на столы и лавки, готовясь закидать меня недоеденными завтраками. Я понимаю, что это мой последний шанс — если ничего не выйдет, я уж и не знаю, что мне делать.

И вот я, зажмурившись, ору:

— ПРОСНИТЕСЬ!!!

Мысленно считаю: «Три-два-один», — и дважды хлопаю в ладоши.

А потом… А потом — тишина.

Толпа замолкает, постепенно приходя в сознание.

Школьники протирают глаза, моргают, зевают и потягиваются, словно долго спали, а теперь проснулись. Растерянно оглядываются, не могут понять — почему они сидят на столе, да к тому же рядом с теми, кого всегда считали ненормальными уродами.

Первым реагирует Крейг. Заметив, что оказался практически плечом к плечу с Майлзом, шарахается от него к дальнему концу стола. В компании приятелей-спортсменов он явно чувствует себя лучше и тычет кого-то кулаком в бок, доказывая свою мужественность.

Хейвен смотрит на морковные палочки с нескрываемым отвращением, и я невольно улыбаюсь. Наша большая семья опять в норме! Снова будут обзываться, задирать нос, разобьются на отдельные кучки, словом — вернутся в мир, где царят враждебность и разобщенность.

Нормальная школьная жизнь.

Я оборачиваюсь к воротам, готовая сразиться с Романом, но он уже куда-то делся. Я снова хватаю Деймена за руку и веду его к автостоянке. За нами идут Майлз и Хейвен, мои лучшие друзья, по которым я так соскучилась и которых больше никогда не увижу.

— Ребята, вы знаете, что я вас люблю?

Не сомневаюсь, они решат, что я спятила, но это нужно было сказать.

Они встревоженно переглядываются — что случилось с девчонкой, которую они сами когда-то прозвали Снежной королевой?

— Н-ну… да… — Хейвен качает головой.

А я стискиваю их обоих в объятиях и шепчу Майлзу:

— Ни в коем случае не бросай театр, когда-нибудь это… — Останавливаюсь — рассказать ли, что я видела блеск ослепительных огней на Бродвее? Нет, не буду портить ему путешествие, забегая вперед. — Это принесет тебе огромное счастье!

Не дав ему времени ответить, оборачиваюсь к Хейвен Я помню, что времени мало, необходимо еще отвезти Деймена к Аве, но я должна как-то втолковать Хейвен что нужно больше ценить себя, нельзя терять себя, цепляясь за других, а еще — что Джош хороший парень и за него стоит держаться изо всех сил.

— Ты такая замечательная! — говорю я. — Ты столько можешь дать людям… Видела бы ты, как ярко горит твоя звезда!

— Караул! — смеется она, отпихивая меня. — Ты, случаем, малость не того? А что это с Дейменом? Почему он такой скрюченный?

Мотнув головой, забираюсь в машину. Надо спешить.

Выезжая со стоянки, выглядываю в окошко.

— Эй, ребята, вы не знаете, где Роман живет?

Глава 42

Никак не ожидала, что буду радоваться своему ненормальному росту и окрепшим мускулам. Они позволяют мне практически волочь на себе Деймена (да к тому же он так истощен) от машины до крыльца дома Авы. Поддерживая его безвольное тело, стучу в дверь. Я готова высадить ее, если придется, но, к счастью Ава открывает и жестом приглашает нас войти.

Деймен, спотыкаясь, бредет за мной по коридору и бессмысленно смотрит на Аву. Мы останавливаемся у темно-синей двери. Ава не решается ее отпереть.

— Если эта комната действительно такая чистая и святая, вам не кажется, что она только поможет Деймену? Ему ведь нужна позитивная энергия.

Я понимаю, Ава опасается «запачкать» комнату духовной энергией больного и умирающего человека. Нелепость какая!

Ава долго-долго смотрит мне в глаза, а у меня терпение уже лопается. Когда она, наконец сдается, я врываюсь в комнату, усаживаю Деймена на футон в уголке и укутываю шерстяной накидкой, которую Ава всегда держит наготове.

— Напиток в багажнике, противоядие там же. — Я бросаю Аве ключи от машины. — Питье должно настаиваться еще два дня, но Деймену должно стать лучше уже сегодня, когда взойдет полная луна и будет готово противоядие. Напиток дайте ему позднее, для укрепления сил. Скорее всего, это и не понадобится — все просто отменится, как будто не было, но все-таки… На всякий случай.

Ох, мне бы на самом деле хоть половину этой уверенности…

— А оно точно подействует? — спрашивает Ава, глядя как я вытаскиваю из сумки последнюю бутылку эликсира.

— Должно.

Я смотрю на Деймена — такой бледный, слабый. Такой старый. И все же это Деймен. Еще видны следы былой красоты, только волосы стали серебряными, и кожа почти прозрачная, и морщинки у глаз…

— На это вся надежда.

Я делаю Аве знак уйти. Как только за нею закрывается дверь, я падаю на колени, отвожу у Деймена волосы с лица и заставляю его выпить эликсир.

Поначалу он не хочет пить, отворачивается и стискивает губы. Но я не сдаюсь, и, в конце концов, он покоряется Жидкость льется Деймену в горло, и постепенно щеки у него розовеют, а кожа становится теплее. Допив до конца, он смотрит на меня с такой любовью, что я сама не своя от счастья. Он вернулся!

— Я так соскучилась по тебе, — шепчу я, моргая, и прижимаюсь губами к его щеке, а сердце готово разорваться на части.

Все эмоции, которые я с таким трудом сдерживала, рвутся на свободу. Я целую Деймена снова и снова и повторяю:

— Все будет хорошо. Скоро ты станешь таким, как раньше.

И вдруг мое радостное настроение лопается, словно прокололи воздушный шарик, потому что взгляд Деймена мрачнеет.

— Ты отступилась от меня, — выдыхает он.

Я качаю головой: неправда! Сам Деймен от меня отступился, но он не виноват, и я его простила. Я все простила ему, все, что он говорил или делал, хотя уже слишком поздно и все это вообще больше не имеет значения…

Вслух я говорю совсем другое.

— Нет, я не отступилась. Ты был болен. Очень болен. Но теперь все прошло, скоро ты совсем поправишься. Только пообещай, что выпьешь противоядие, когда…

«Когда Ава даст его тебе» — я не могу выговорить этих слов. Не хочу, чтобы он знал, что это для нас минута расставания, наше последнее «прости».

— Главное, все будет хорошо. Только берегись Романа! Он тебе не друг. Он страшный, он пытался тебя убить. Так что набирайся сил, чтобы сразиться с ним.

Я касаюсь губами его лба, щеки, покрываю все лицо поцелуями. Чувствую собственные соленые слезы на его губах, дышу им, хочу навсегда запомнить его запах, его вкус, ощущение его тела, хочу сохранить память о нем, где бы я ни оказалась.

Но даже после моих слов, что я люблю его, даже после того, как я ложусь с ним рядом, обнимаю и прижимаю к себе, и лежу так несколько часов, пока он спит, закрыв глаза и мысленно вливая в него свою энергию, чтобы передать ему хоть малую частицу себя — даже после всего этого, едва только я отодвигаюсь, он повторяет сквозь сон свое обвинение:

— Ты меня бросила.

И только прошептав; «Прощай» — и закрыв за собой дверь, я понимаю, что он говорил не о прошлом. Он предсказывал будущее.

Глава 43

Я спускаюсь в кухню. На сердце тяжело, ноги как деревянные, и с каждым шагом, отдаляющим меня от Деймена, становится все хуже.

— Ты как, в порядке? — спрашивает Ава.

Она стоит у плиты и заваривает чай, словно и не прошло несколько часов.

Мотнув головой, прислоняюсь к стене. Что тут ответишь? По правде говоря, я совсем даже не в порядке. Чувствую себя опустошенной, потерянной, подавленной — но никак уж не «в порядке»

Это потому, что я преступница. Предательница. Гаже меня человека и не встретишь. Сколько раз я пыталась представить себе свое прощание с Дейменом, но никогда не думала, что все закончится вот так.

Почему-то мне в голову не приходило, что он меня обвинит. Хоть я этого, очевидно, заслуживаю.

Ава смотрит на стенные часы.

— Времени осталось мало. Выпьешь чаю перед дорогой?

Отрицательно качаю головой. Мне еще о многом нужно рассказать и еще побывать кое-где, прежде чем уйти навсегда.

Я спрашиваю:

— Так, вы помните, что надо делать?

Ава, кивнув, подносит чашку к губам.

— Поймите, я вам доверяю, Ава! Если вдруг получится не так, как я думала, и только я одна вернусь в прошлое, а все остальное не изменится, то вся надежда только на вас. — Я заглядываю ей в глаза. Хоть бы Ава поняла, насколько все это серьезно! — Вы обязательно должны позаботиться о Деймене. Он ведь вообще ни в чем не виноват, и… — Голос у меня срывается, я сжимаю губы и отвожу взгляд. Нужно сказать еще многое, но мне необходима передышка. — И еще — берегитесь Романа. Он красивый и обаятельный, но это только снаружи. На самом деле он ужасный человек, он хотел убить Деймена. Это из-за него Деймен стал таким…

— Не беспокойся ни о чем! Я разгрузила твой багажник, противоядие в шкафу, напиток настаивается. Траву я добавлю на третий день, как ты сказала, хоть она, вероятно, и не понадобится. Я уверена, все пройдет по плану.

Я вижу ее искренность, и на душе становится легче. По крайней мере, я оставляю все неоконченные дела в надежных руках.

— Так что отправляйся спокойно в Летнюю страну, а об остальном я позабочусь. — Ава крепко-крепко обнимает меня. — Кто знает? Может быть, когда-нибудь ты приедешь в Лагуна-Бич, и мы еще встретимся?

Она смеется, когда говорит это. Я бы тоже хотела посмеяться вместе с ней, но не могу. Странное дело — сколько раз приходится в жизни с кем-нибудь прощаться, а легче все равно не становится.

Я молча киваю. Если что-нибудь скажу, разревусь окончательно. Кое-как выдавив: «Спасибо», — отступаю к двери.

— Не за что. Скажи, а ты точно не хочешь заглянуть к Деймену еще разочек, напоследок?

Оборачиваюсь, взявшись за ручку двери. Задумываюсь лишь на мгновение, и, вздохнув, качаю головой. Нет смысла тянуть, и к тому же я боюсь вновь увидеть обвинение в его глазах.

— Мы уже попрощались. — Я выхожу на крыльцо и направляюсь к машине. — И времени уже нет. Мне еще надо заехать в одно место.

Глава 44

Сворачиваю на улицу, где живет Роман, останавливаю машину, подбегаю к дому и пинком вышибаю дверь. Дерево трескается, летят щепки, створка двери повисает на одной петле, и я врываюсь внутрь, надеясь застать Романа врасплох. Выбью ему все чакры, и дело с концом!

Постепенно продвигаюсь вперед, на ходу оглядываясь вокруг. Стены цвета яичной скорлупы, искусственные цветы из шелка в керамических вазах, на стенах репродукции, стандартный набор: «Звездная ночь» Ван Гога, «Поцелуй» Густава Климта и увеличенная копия «Рождения Венеры» Боттичелли в золотой раме над камином. Все на удивление нормальное. Может, я ошиблась домом?

Я-то представляла себе постапокалиптическое жилище, черные кожаные диваны, хромированные столики, зеркала и абстрактные картины… Нечто более стильное, но уж никак не типовую гостиную средней руки. Просто невозможно поверить, чтобы здесь жил такой человек, как Роман.

Я обхожу дом, проверяя каждую комнату, каждую кладовку, даже заглядываю под кровать. Убедившись, что Романа здесь нет, спускаюсь в кухню, нахожу запас напитка бессмертия и выливаю в раковину. Понимаю, что это чистый детский сад, абсолютно бессмысленное действие, ведь как только я отправлюсь в прошлое, здесь все станет, как было. Ну и ладно! Пусть Роман испытает лишь мимолетное неудобство — по крайней мере, он будет знать, что это неудобство устроила ему я.

Пошарив по ящикам комода, нахожу листок бумаги и шариковую ручку. Надо составить список того, о чем я должна помнить во что бы то ни стало. Очень кратко, чтобы самой не запутаться, когда я все здешнее забуду, и в то же время достаточно четко и ясно, чтобы не повторить ужасных ошибок.

Пишу:


1. Не возвращаться за свитером!

2 Не доверять Трине!

3 Ни в коем случае не возвращаться за свитером!

И под конец, в слабой надежде, что это сможет пробудить хотя бы смутные воспоминания, добавляю:

4. Деймен.


Проверяю список еще раз (и еще раз) — вроде, все записала, ничего не забыла. Складываю листок в несколько раз и заталкиваю поглубже в карман. Подхожу к окну. Солнце зашло, небо темно-синее, полная луна тяжело повисла над горизонтом. Глубоко вздыхаю и возвращаюсь к уродливому дивану, обитому веселеньким ситчиком. Пора!

Закрываю глаза и мысленно тянусь к свету. Хоть раз еще полюбоваться этим волшебным мерцанием… Приземляюсь на мягкую траву посреди огромного душистого луга. Бегу по пружинящей траве, подпрыгиваю кручу «колесо» и обратное сальто, едва задевая пальцами великолепные цветы с трепещущими лепестками и восхитительным нежным ароматом. Потом иду среди пульсирующих деревьев к разноцветному ручью. Впитываю все, что вокруг, хочу запомнить до мельчайших деталей. Если бы можно было удержать это чудесное ощущение и сохранить его навсегда!

Осталось еще несколько минут, а мне так необходимо увидеть его еще один, последний раз! И вот я закрываю глаза и материализую Деймена.

Я вижу его таким, каким он впервые появился передо мной на школьной автостоянке. Блестящие темные волосы обрамляют лицо с высокими скулами и доходят почти до плеч. Глубокие темные глаза миндалевидной формы кажутся странно знакомыми. А эти губы! Сочные, маняще изогнутые губы, и стройное, поджарое мускулистое тело. Моя память бережно хранит каждую черточку, каждую клеточку кожи.

И когда я открываю глаза, он склоняется передо мной и протягивает руку, приглашая на самый последний танец. Я кладу руку ему на ладонь, а он обнимает меня за талию и ведет по великолепному лугу. Мы кружимся, мы словно плывем по воздуху под музыку, слышную только нам. А когда Деймен начинает ускользать из моих рук, я закрываю глаза и материализую его вновь, ни на миг не сбиваясь с такта. Как граф Аксель Ферзен и Мария-Антуанетта, как Альберт и Виктория, как Антоний и Клеопатра… Мы — все великие любовники мира, мы — все те влюбленные пары, которыми были когда-то. Я прячу лицо в теплой впадинке у основания его шеи. Так хочется, чтобы наша песня не кончалась!

Но хотя в Летней стране и нет времени, оно есть там, куда мне нужно попасть. И потому я очерчиваю кончиками пальцев контуры лица Деймена, запоминаю гладкость кожи, очертания подбородка, форму губ, которые прижимаются к моим губам, и внушаю себе, что это он — что это действительно он!

Еще долго после того, как он развеялся в воздухе.

У края луга меня ждут Роми и Рейн. По их лицам я сразу понимаю, что они все видели.

— Времени у тебя уже не осталось, — говорит Рейн, глядя на меня огромными глазищами, от которых мне каждый раз становится не по себе.

Качнув головой, ускоряю шаги. Мне неприятно думать, что кто-то подглядывал за нами, и вообще, надоело, что эти девчонки все время лезут.

— Все под контролем, — бросаю через плечо. — Так что можете с чистой совестью…

Я запинаюсь. Понятия не имею, что они делают, когда не заняты тем, что допекают меня. Ну и ладно, в конце концов, это меня не касается.

Они бегут рядом со мной, переглядываются, о чем-то разговаривают без слов. Потом вдруг:

— Что-то тут не то!

Обе смотрят на меня, словно требуют прислушаться.

— Что-то ужасно неправильно…

Два голоса сливаются в один.

А я молча дергаю плечом. Не собираюсь отгадывать их загадки! Увидев перед собой мраморные ступени, я решительно шагаю вперед, почти не замечая, как сменяются, перетекая одно в другое, прекраснейшие здания мира. Захлопнувшаяся за спиной дверь отсекает голоса близнецов, и вот я стою в огромном мраморном зале, крепко зажмурив глаза и надеясь, что меня не прогонят, как в прошлый раз. Думаю про себя: «Я готова. Правда готова, честно. Пожалуйста, позвольте мне вернуться домой! В город Юджин, штат Орегон, к маме, и папе и Райли, и Лютику. Очень прошу, позвольте мне вернуться… И пусть все снова станет, как надо…»

В следующий миг передо мной появляется коротенький коридорчик, а за ним — комната. В ней только табуретка и стол. И не какой-нибудь, а длинный такой металлический стол, какие были у нас в старой школе в кабинете химии. Сажусь за него, и передо мной возникает большой хрустальный шар. Он висит в воздухе, мерцая и переливаясь. Наконец в нем появляется картинка: я сижу за этим же самым столом и мучаюсь над контрольной по химии. Хоть момент и не из тех, которые мне хотелось бы пережить еще раз, я понимаю, что другой возможности вернуться не будет. Глубоко вздохнув, дотрагиваюсь до хрустального шара… и ахаю, потому что вдруг становится совершенно темно.

Глава 45

— Ой, мамочки! Ну, я точно провалила контролку! — стонет Рейчел, отбрасывая за плечо копну каштановых волос и делая жалобную гримаску. — Слушай, вчера вообще не занималась почти! Серьезно! А потом полночи смс-ки отправляла… — Она качает головой, выразительно раскрывая глаза. — В общем, жизнь кончена, Полюбуйся на меня, пока можно, а то скоро нам сообщат оценки, и предки посадят меня под замок на всю оставшуюся жизнь. Так что больше ты меня не увидишь!

— Да ладно тебе! — отмахиваюсь я. — Если кто и провалил контрольную, так это я. Я в этой химии вообще ничего не понимаю! И зачем она мне? Я же не собираюсь в науку!

Мы стоим в школьной раздевалке. Рейчел отпирает свой шкафчик и запихивает внутрь стопку учебников.

— Хорошо хоть, что отделались! А оценки объявят только на следующей неделе, в общем, живем, пока можем! Кстати, в котором часу за тобой заехать?

Рейчел так высоко поднимает брови, что они совсем пропадают под челкой.

Я вздыхаю, сообразив, что ничего еще ей не рассказала. Вот она разозлится…

— Тут такое дело… — Мы идем к автостоянке, и я на ходу заправляю длинные белокурые волосы за уши. — Небольшое уточнение планов. Мама с папой куда-то собрались, и мне придется караулить Райли.

— Ничего себе «небольшое уточнение»!

Рейчел останавливается с краю стоянки и быстро осматривает ряды машин: кто с кем поедет?

— Ну, я подумала — может, когда она заснет, ты приедешь и…

Нет смысла заканчивать фразу — Рейчел явно не слушает. Отключилась, как только я упомянула младшую сестру. Рейчел — уникальный случай, она единственный ребенок в семье и при этом в жизни своей не мечтала о младшем братике или сестричке. Не любит ни с кем делить свет рампы, и все тут.

— Не-не-не, и думать забудь! Мелкие детишки или куда-нибудь залезут, или все подслушают. С ними ни в чем нельзя быть уверенными. Как насчет завтра?

— Не могу. Завтра мы всей семьей едем на озеро.

— Ясно. — Рейчел кивает. — Хорошо, когда родители в разводе — по крайней мере, от этой мороки я избавлена. Наша семья собирается вместе только в суде, когда родители спорят, кому оплачивать чек на содержание ребенка.

— Вот счастье-то!

Едва произнеся эти слова, я уже жалею о своей шуточке. Мало того, что это неправда, почему-то еще мне становится ужасно грустно и совестно. Так бы и взяла свои слова обратно…

Правда, Рейчел все равно не слушает. Ей не до меня — она пытается привлечь внимание Шейлы Спаркс, самой крутой старшеклассницы за всю историю нашей школы. Рейчел машет руками, только что не подпрыгивает с визгом, словно какая-нибудь фанатка. Надеется, что Шейла взглянет на нее, усаживаясь в небесно-голубой «Фольксваген-жук» вместе со своими шикарными друзьями. Шейла в упор не видит ее стараний, и Рейчел, опустив руку, делает вид, будто проста хотела почесать себе ухо.

— Машинка-то — ничего особенного. — Я смотрю на часы и озираюсь: куда Брэндон, к дьяволу, запропастился? Давно уже должен быть здесь. — «Миота» в сто раз лучше слушается руля.

— Извини? — Рейчел сводит брови в полном изумлении. — А то ты водила ту или другую? Давно ли?

Я растерянно прищуриваюсь. Все еще слышу эхо собственных слов у себя в голове и понять не могу — почему я так сказала?

— Да нет, не водила… Наверное, читала где-нибудь. Рейчел смотрит на меня. Взгляд прищуренных глаз продвигается сверху вниз, слегка зацепляется за черный свитер с V-образной горловиной и спускается на джинсы, волочащиеся по земле.

— А это у тебя откуда? — Рейчел хватает мое запястье.

— Да ты их миллион раз видела. Родители на Рождество подарили.

Я пытаюсь выдернуть руку, потому что к вам уже подходит Брэндон, Какой он хорошенький, когда волосы падают на глаза…

— Да не часы, дурочка ты, вот это!

Она подталкивает пальцем браслет, надетый вместе с часами. На нем болтаются серебряные подковки со вставками из розового хрусталя. Впервые в жизни его вижу, а почему-то от этого браслета возникает странное ощущение в животе.

— Н-не знаю… — мямлю я, а Рейчел смотрит на меня, как на слабоумную. — То есть, кажется, это мне тетя прислала — помнишь, я тебе про нее рассказывала, она живет в Лагуна-Бич…

— Кто живет в Лагуна-Бич? — Брэндон обхватывает меня рукой за талию.

Рейчел смотрит на нас и закатывает глаза, когда он склоняется меня поцеловать. А мне его губы сегодня почему-то кажутся чужими и неприятными. Я быстро отворачиваюсь.

— О, за мной мама приехала! — Рейчел бросается к джипу-паркетнику, крикнув через плечо: — Звони, если вдруг что изменится — ну, насчет сегодняшнего вечера!

Брэндон крепче прижимает меня к себе, так что я практически распластываюсь по его груди. От этого меня начинает чуть подташнивать.

— Если что изменится? — спрашивает Брэндон, словно не замечает, как я вывернулась из его рук.

Ну и хорошо, что не замечает, а то я понятия не имею, как ему это объяснить.

— Да Рейчел собирается на вечеринку к Джейдену, а мне сегодня сидеть дома с сестрой.

Я забираюсь в его джип и бросаю сумку себе под ноги.

Брэндон улыбается:

— Хочешь, заеду? Вдруг тебе понадобится помощь?

— Нет! — Отвечаю слишком резко и, заметив выражение его лица, понимаю, что нужно как-то сгладить. — Понимаешь, Райли всегда очень поздно засыпает, так что лучше не надо, наверное.

Он смотрит на меня, как будто тоже почувствовал неладное. Нечто необъяснимое повисло между нами, и из-за этого все стало так странно и неловко. Брэндон пожимает плечами и садится за руль. Домой мы едем в молчании. Точнее, мы с Брэндоном молчим, а вот радио разоряется вовсю. И хотя обычно это действует мне на нервы, сегодня я рада. Лучше уж думать об отвратной музыке, чем о том, что мне расхотелось целоваться со своим бойфрендом.

Я смотрю на Брэндона — смотрю по-настоящему, как не смотрела с тех пор, как привыкла, что мы с ним — пара. Косая челочка затеняет зеленые глазищи уголками книзу — неотразим, да и все тут, но только не сегодня. Сегодня его обаяние совсем не действует. И даже трудно себе представить, что еще вчера исписала целую тетрадку его именем.

Он почувствовал мой взгляд и, улыбаясь, берет меня за руку. Переплетает пальцы с моими, чуть сжимает их — и у меня в ответ сжимается желудок. Но я заставляю себя ответить улыбкой и таким же пожатием, потому что этого от меня ждут. Так положено себя вести хорошей подружке. Потом я, сдерживая тошноту, смотрю в окно на пролетающие мимо промокшие от дождя улицы, дощатые дома и сосны. Хорошо, что ехать осталось недолго.

— Ну так что, до вечера?

Он останавливает машину, приглушает радио и умильно смотрит на меня.

А я, сжав губы, заслоняюсь школьной сумкой, как щитом.

— Я тебе смс-ку пришлю, — мямлю я, пряча глаза. Соседка с дочерью перебрасываются мячиком на лужайке перед домом. Я берусь за ручку двери — скорее бы удрать и оказаться у себя в комнате.

Я уже открыла дверь и высунула одну ногу наружу, как вдруг слышу голос Брэндона:

— Ты ничего не забыла?

Я смотрю на свой рюкзак — вроде больше ничего при мне не было? Потом оглядываюсь на Брэндона, и вдруг до меня доходит что он говорил не о том. Есть только один способ отделаться, не вызывая еще больше подозрений — ни у себя, ни у него. Я наклоняюсь к нему, закрываю глаза и прижимаюсь губами к его губам. Объективно говоря, губы у него гладкие, но ровно никаких эмоций у меня не вызывают. Нет больше искры.

— Я, э-э… В общем, пока!

Я выскакиваю из джипа и крепко вытираю губы рукавом, даже еще не дойдя до крыльца. Оказавшись в доме, бросаюсь в нашу общую с сестрой комнату и чуть не налетаю на пластиковую ударную установку, гитару без струн и черный игрушечный микрофон, из-за которого Райли с подружкой вечно дерутся и скоро совсем их разломают.

— Мы же договорились! — кричит Райли, дергая к себе микрофон. — Я пою все мальчиковые песни, а ты — девочковые! В чем проблема?

— Проблема в том, — ноет подружка и тянет микрофон к себе, — что песен для девочек нет почти! Сама знаешь!

Райли только пожимает плечами.

— А я виновата? Жалуйся не мне, а авторам песен!

— Ну знаешь! Ты… — Подружка замолкает, увидев меня в дверях.

— Вы пойте по очереди, — предлагаю я, многозначительно глядя на Райли.

Хоть какую-то проблему я в состоянии решить — это приятно, пусть моего совета и не спрашивали.

— Эмили, ты исполняешь следующую песню, после тебя — Райли, и так далее.

Райли обиженно гримасничает, а Эмили радостно выхватывает у нее диск.

— Мама дома? — спрашиваю я.

Пускай себе Райли дуется, я к этому уже привыкла.

— Она у себя, собирается уходить.

Я выхожу из комнаты, а Райли шепчет подружке:

— Ладно, я спою «Мертвы по прибытии», а ты можешь петь «Кошмарного типа».

Забежав к себе и бросив рюкзак на пол, я иду к маме. Останавливаюсь в арке между спальней и ванной и наблюдаю, как мама наносит макияж. Я обожала смотреть на нее, когда была совсем маленькая и думала, что мама у меня — самая модная женщина на свете. А сейчас, если взглянуть объективно, я понимаю, что она и правда модная женщина, по крайней мере на уровне пригородной мамочки.

Мама поворачивает голову перед зеркалом сначала вправо, потом влево — проверяет, ровно ли лег тональник.

— Как дела в школе?

— Нормально… Была контрольная по химии. Наверное, я ее провалила.

На самом деле, по-моему, я написала не так уж плохо, просто я не знаю, как выразить то, что чувствую. Сегодня все кажется каким-то странным, зыбким, словно бы неустойчивым. Хочется добиться от мамы хоть какой-нибудь реакции.

А она только вздыхает и принимается подводить глаза. Мазнув кисточкой по векам, говорит:

— Я уверена, что ты все написала правильно. — Смотрит на меня через отражение в зеркале. — Наверняка получишь хорошую отметку.

Я обвожу пальцем пятно на стене, думая о том, что надо бы пойти к себе, остыть, послушать музыку, почитать хорошую книжку — любым способом отвлечься.

— Прости, что не предупредили заранее. — Мама обмакивает щеточку в тюбик с тушью. — У тебя, конечно, были свои планы.

Я пожимаю плечами и верчу на запястье браслет. Хрусталики вспыхивают в свете лампы. Кто мне все-таки его подарил?

Вслух я говорю:

— Все нормально. Будет еще вечер пятницы.

Мама внимательно смотрит на меня, не донеся щеточку до глаза.

— Эвер? Ты ли это? — Она смеется. — Что с тобой происходит? Я не узнаю свою дочь!

Вздохнув, приподнимаю плечи. Я и хотела бы ей сказать, что со мной действительно что-то происходит, мне самой непонятное, и что я сама себя не узнаю.

Но я молчу.

Сама не разберусь, в чем дело, тем более не смогу объяснить этого маме. Еще вчера все было отлично, а сегодня — совсем наоборот. Я чувствую себя инопланетянкой — словно мне здесь совсем не место. Не вписываюсь я, Как какое-нибудь… круглое существо в квадратном мире.

— Можешь даже пригласить к себе друзей. — Мама покрывает губы слоем губной помады и сверху накладывает блеск. — Только не зови целую толпу! Не больше трех человек, и про сестру чтобы не забывала!

— Спасибо. — Выжимаю улыбку — пусть мама думает, будто все в порядке. — Знаешь, сегодня мне хочется отдохнуть от всего этого.

Ухожу к себе и шлепаюсь на кровать, Лежу и смотрю в потолок, пока до меня не доходит, какое это жалкое занятие. Тогда беру с прикроватного столика книгу и погружаюсь в историю о парне и девушке, чьи судьбы так переплелись, что их любовь победила время. Забраться бы в эту книгу и остаться там навсегда… Их история нравится мне куда больше моей.

— Эв, ay! — В комнату заглядывает папа. — Здравствуй и до свидания! Мы уже опаздываем.

Я роняю книгу и бросаюсь к папе. Стискиваю его так крепко, что он смеется, качая головой.

— Рад видеть, что ты еще не слишком взрослая, чтобы обнимать своего старого папочку!

Он улыбается, а я отшатываюсь, ужаснувшись тому, что у меня по-настоящему слезы на глазах. Начинаю переставлять книги на полке и снова поворачиваюсь, только убедившись, что угроза миновала.

— Соберите с сестрой вещи, чтобы все было готово. Я хочу завтра выехать пораньше.

Я киваю, и он уходит, а меня гложет какое-то непонятное чувство. В который раз я спрашиваю себя: да что такое со мной творится?

Глава 46

— Эвер, отстань! Нечего тут командовать! Ты мне не начальница!

Райли скрестила руки на груди, насупилась и не желает двигаться с места.

Кто бы мог подумать, что тощенькая двенадцатилетняя девчонка окажется грозной силой природы? Но я не сдамся!

Когда мама с папой уехали, я быстренько покормила Райли и тут же отправила смс-ку Брэндону, чтобы приезжал к десяти. И вот он с минуты на минуту приедет, так что мне срочно нужно запихать Райли в постель.

Ну почему она такая упрямая? Ладно, я готова к бою.

— Жаль тебя огорчать, но пока мамы и папы нет дома, я твое начальство. На все сто процентов. Можешь спорить, сколько хочешь, это все равно ничего не изменит.

— Так нечестно! — вопит она. — Клянусь, как только мне исполнится тринадцать, в этом доме будет равенство!

Пожимаю плечами. Я, как и Райли, жду не дождусь этого дня.

— Вот и прекрасно! Тогда меня больше не будут заставлять с тобой нянчиться, и у меня появится хоть какая-то личная жизнь!

Райли корчит рожи и постукивает ногой по ковру.

— Думаешь, я совсем тупая? Не знаю, что Брэндон сейчас приедет? Ну и подумаешь! Мне-то что? Я хочу телик посмотреть, и все! А ты мне не разрешаешь, потому что хочешь сама занять гостиную и обжиматься там на диване со своим парнем! Я маме и папе скажу! Из-за тебя я не могу посмотреть любимую передачу!

— Подумаешь! Мне-то что? — огрызаюсь я, в точности передразнивая Райли. — Мама сказала, что я могу пригласить друзей, вот тебе!

И тут же прикусываю язык. Кто ведет себя по-детски, она или я?

То, что я сейчас скажу — просто пустая угроза, но я хочу действовать наверняка.

— Завтра папа хочет выехать пораньше, тебе надо выспаться, а то будешь ворчать и скандалить с утра. Брэндон, к твоему сведению, не приедет.

Ехидно усмехаюсь в надежде скрыть, что врунья из меня — никакая.

— Да ну? — У Райли загораются глаза. — А почему тогда его джип только что подъехал к нашему дому?

Рывком оборачиваюсь к окну, потом тихонько вздыхаю.

— Ладно, смотри свою передачу. Мне что за дело? Только если потом опять кошмар приснится, ко мне плакать не беги!

* * *
— Да что с тобой, Эвер? — спрашивает Брэндон, быстро переходя от удивления к злости. — Я целый час дожидался, пока твоя сестрица уляжется спать, наконец-то мы остались вдвоем, а ты вон как! В чем дело?

— Ни в чем — бурчу я, отводя глаза.

— Глупость какая-то, — бормочет он, мотая головой. — Притащился в такую даль, родителей дома нет, а ты ведешь себя, как…

— Как кто? — шепотом спрашиваю я.

Ну, пусть скажет! Пусть, наконец, определит словами, что со мной происходит. Когда я передумала и все-таки отправила ему смс-ку, я надеялась, что все опять придет в норму. А как только открыла ему дверь, сразу же захотелось ее поскорее захлопнуть. А почему — понять не могу.

Вот как посмотришь на него — сразу ясно, что мне жутко повезло. Он такой милый, и в футбол играет, и машина у него шикарная, в школе половина девчонок по нему с ума сходит, а уж мне-то он так долго нравился, я просто поверить не могла, когда узнала, что и я ему тоже. А теперь все по-другому. И не могу я себя заставить чувствовать то, чего больше нет!

Глубоко вздыхаю, чувствуя на себе тяжелый взгляд Брэндона, и верчу на запястье браслет. Никак не могу вспомнить, откуда он все-таки взялся… Что-то вертится в голове, а ухватить не могу…

Брэндон собирается уходить.

— Ладно, проехали! Но я серьезно, Эвер, давай решай, чего ты хочешь, иначе…

Я смотрю на него и не могу понять, почему мне абсолютно все равно, как он закончит фразу.

А он никак не заканчивает. Тряхнув головой, берет ключи от машины.

— Ну, неважно. Желаю завтра повеселиться на озере.

Вот он выходит, и за ним захлопывается дверь. Я забираюсь в папино любимое кресло, натягиваю на себя плед, который бабушка связала незадолго до смерти, укутываюсь до подбородка и поджимаю ноги. Еще на прошлой неделе я говорила Рейчел, что серьезно подумываю пойти до конца с Брэндоном, а сейчас еле-еле терплю, когда он ко мне прикасается.

— Эвер?

Открываю глаза. Передо мной стоит Райли. Губы у нее дрожат, синие глаза уставились прямо на меня.

— Он ушел?

Я киваю.

— Посидишь со мной, пока я засну? — Райли кусает губы и смотрит на меня щенячьими глазами.

Ну как тут устоять?

— Говорила же, что эта передача слишком страшная.

Обняв за плечи, веду сестренку спать. Подоткнув со всех сторон одеяло, устраиваюсь рядом. Желаю ей сладких снов, убираю волосы с лица и шепчу:

— Спи, ничего не бойся. Привидений не бывает.

Глава 47

— Эвер, ты готова? Мы уже выезжаем! Не хочется попасть в пробку.

— Иду! — кричу я в ответ, хотя это и неправда.

На самом деле я так и стою посреди комнаты, уставившись на смятый листок бумаги, который нашла в кармане джинсов. Почерк вроде мой, но я понятия не имею, откуда это у меня и что вообще означает. Читаю:

1. Не возвращаться за свитером!

2. Не доверять Трине!

3. Ни в коем случае не возвращаться за свитером!

4. Деймен.

После пятого прочтения понимаю не больше, чем после первого. Какой свитер? И почему за ним нельзя возвращаться? И разве есть у меня знакомая по имени Трина? И кто такой Деймен, и почему после его имени нарисовано сердечко?

Нет, ну зачем я это написала? И когда я это написала? Что все это может значить?

Папа опять зовет, и на лестнице слышны его гневные шаги. Я швыряю бумажку на туалетный столик — она приземляется на краю и, качнувшись, падает на пол. Ну ее, разберусь, когда вернемся.

А выходные оказались неожиданно приятными. Хорошо какое-то время побыть вдали от школы, от друзей (и от бойфренда). Не так часто мы собираемся всей семьей. Мне правда полегчало, и как только мы вернемся к цивилизации — то есть туда, где принимается сигнал мобильника, — я отправлю смс-ку Брэндону. Нехорошо у нас с ним получилось. Что-то со мной было странное, а теперь, я верю, все прошло.

Надеваю рюкзак. Я уже готова к отъезду. На прощание окидываю взглядом поляну, где был разбит наш лагерь, и никак не могу отделаться от ощущения, будто что-то забыла. Вроде, рюкзак упакован, и на земле ничего не валяется, а я стою столбом, и маме приходится звать меня несколько раз. В конце концов ей надоедает, и она посылает за мной Райли.

— Эй! — Сестра дергает меня за рукав. — Пошли, все ждут!

— Минуточку, — отвечаю я рассеянно. — Мне только нужно…

— Что тебе нужно? Еще часик-другой полюбоваться на угли от костра? Серьезно, Эвер, что с тобой?

Я пожимаю плечами, тереблю застежку браслета. Не знаю, что со мной! Не могу отделаться от ощущения, будто что-то не в порядке. Ну, не то, чтобы не в порядке, а… словно не хватает чего-то. Вроде, я должна была что-то сделать и не сделала. А что — неизвестно.

— Ну правда, мама велела тебя позвать. Папа хочет успеть, пока на дорогах не слишком много машин, и даже Лютик мечтает высунуть голову в окошко, и чтобы уши хлопали на ветру! А я хотела пораньше домой, пока все хорошие передачи не прошли. Может, поедем, а?

Но я продолжаю тупо стоять посреди поляны. Райли вздыхает.

— Забыла что-нибудь, да?

Присматривается ко мне внимательно, потом оглядывается на родителей.

— Может быть… — Я мотаю головой. — Не знаю.

— Рюкзак при тебе?

Я киваю.

— Мобильник взяла?

Хлопаю по рюкзаку.

— Мозги не забыла?

Я смеюсь. Понимаю, что веду себя странно, и смешно и ужасно по-дурацки. Хотя — за последние несколько дней должна бы уже и привыкнуть.

— Захватила свой любимый форменный свитер команды болельщиц лагеря «Сосновое озеро», цвета морской волны?

— Точно! — Сердце начинает отчаянно колотиться. — Оставила на берегу! Скажи маме с папой, я сейчас!

Поворачиваюсь бежать, но Райли хватает меня за рукав и тянет назад.

— Успокойся! Папа его нашел и бросил на заднее сиденье. Серьезно, пошли уже, а?

В последний раз оглядев поляну, иду за сестрой к машине. Устраиваюсь на заднем сиденье. Когда выезжаем на шоссе, из рюкзака доносится приглушенная мелодия мобильника. Только я его вытащила, даже не успела прочитать сообщение, как Райли наваливается на мое плечо, стараясь подсмотреть. Я резко оборачиваюсь и отпихиваю ее. Лютик возмущенно косится на меня, недовольный тем, что его потревожили, а Райли все равно тянет шею, лишь бы заглянуть в текст. Я, как обычно,воплю:

— Мама!

Она отвечает совершенно машинально, перелистывая страницу журнала:

— Девочки, не ссорьтесь.

— Ты даже не смотришь! — кричу я. — Я ничего не делала! Это Райли ко мне лезет!

— Потому что она тебя любит, — говорит папа, и наши взгляды встречаются в зеркальце заднего вида. — Просто жить без тебя не может, поэтому ей все время хочется быть поближе к тебе!

От таких слов Райли отлетает в дальний угол машины и прижимается спиной к дверце.

— Фу!

Она подбирает ноги, причем снова толкает злосчастного Лютика, и театрально передергивается, как будто от непереносимого отвращения. Мы с папой переглядываемся и хохочем.

Я открываю телефон. Сообщение от Брэндона: «извини, сам виноват, позвони вечером». Я сразу же отправляю в ответ смайлик. Сойдет, надеюсь, пока я не соберусь с силами сочинить более содержательное послание.


Прислоняюсь головой к окошку, чтобы немного подремать, и тут Райли говорит:

— Ты не можешь вернуться назад, Эвер. Невозможно изменить прошлое. Оно уже есть.

Оборачиваюсь к сестре. О чем она говорит? Хочу спросить, но она продолжает, качая головой:

— Это наша судьба. Не твоя. Ты хоть подумала — может, это судьба распорядилась, что ты должна остаться в живых? Может, не просто так Деймен тебя спас?

Я смотрю на нее, разинув рот. К чему это она? Слышали ее мама с папой? Оглядываюсь, и вдруг вижу, что все вокруг словно застыло. Папины руки замерли на руле, глаза, не мигая, смотрят вперед, а у маминого журнала страница неподвижно торчит прямо вверх, как ее перелистывали, и хвост у Лютика остался наполовину приподнятым. За окном птицы оцепенели в полете, а вокруг застыли на полной скорости другие машины, Райли наклоняется ко мне, пристально глядя в глаза, и я понимаю, что только мы с ней одни движемся в этом оцепеневшем мире.

— Ты должна вернуться. — Райли говорит твердо, уверенно. — Ты должна найти Деймена — пока не поздно.

— Что не поздно? — кричу я. Мне мучительно необходимо понять. — И кто такой этот Деймен? Почему ты сказала это имя? Что вообще значит…

Я даже не успеваю договорить — Райли, скорчив гримасу, отталкивает меня.


— Серьезно, Эвер, не лезь ко мне! Что он там ни говори, — она тычет пальцем в сторону папы, — я к тебе не пылаю нежными чувствами!

Скорчив гримасу, она отворачивается и принимается громко подпевать своему плейеру. Песня Келли Кларксон сочинялась вовсе не для того, чтобы ее выкрикивали таким сиплым и противным голосом. Мама улыбается и слегка шлепает Райли по коленке, а папа подмигивает мне в зеркальце, и мы с ним одновременно улыбаемся, словно какой-то шутке, известной только нам двоим.

Мы все еще улыбаемся, когда огромный грузовик, груженный бревнами, врезается в бок нашей машины и весь мир погружается в черноту.

Глава 48

Когда я снова начинаю сознавать себя и окружающее, я сижу на кровати, разинув рот в беззвучном крике, который некому услышать. Второй раз за год я потеряла семью, осталось только эхо слов Райли: Ты должна найти Деймена — пока не поздно!

Спрыгиваю с кровати и бегом бросаюсь в соседнюю комнату. Эликсира и противоядия нет на месте. Значит ли это, что я одна возвращалась в прошлое, а все остальное осталось так, как было? То есть я вернулась туда же, откуда сбежала, бросив Деймена в опасности?

Мчусь вниз по лестнице так быстро, что ступеньки под ногами сливаются в сплошную ленту. Я понятия не имею, какое сейчас число и даже который час. Знаю только, что я должна успеть к Аве, пока не поздно.

Я уже на первом этаже, и тут меня окликает Сабина:

— Эвер, это ты?

Я прирастаю к полу, а Сабина появляется из кухни в заляпанном фартуке и с тарелкой печенья в руке.

— А, хорошо! Я тут решила попробовать рецепт твоей мамы — помнишь, она все время такие пекла? Попробуй и скажи, как получилось.

Стою на месте и ничего не могу сделать, только моргать. Собрав какие-то ошметки терпения, отвечаю:

— Наверняка получилось отлично. Сабина, я…

Она перебивает, наклонив голову набок.

— Ну, хоть одну штучку попробуешь?

И я понимаю, что дело не просто в еде. Сабине нужно одобрение — мое одобрение. Она все время мучается вопросом: правильно ли она меня воспитывает, не из-за нее ли все эти странности в моем поведении? А если бы она сделала все иначе, может, ничего и не случилось бы? С ума сойти — моя умная, образованная, потрясающая тетя, которая ни разу не проиграла дела в суде, нуждается в моем одобрении!

— Всего одну! — упрашивает она. — Не отравлю же я тебя!

Наши взгляды встречаются. Вроде случайные слова, а почему-то они меня царапают, словно в них зашифровано тайное послание, подсказка, что нужно торопиться. Но прежде я должна успокоить Сабину.

А она продолжает:

— Я понимаю, наверняка вышло хуже, чем у твоей мамы, у нее они получались просто восхитительными, но все-таки я делала по ее рецепту. С утра проснулась, и вдруг захотелось их испечь, вот я и подумала…

Сабина способна целый час проговорить, лишь бы уболтать меня. Я протягиваю руку, беру с тарелки самый маленький квадратик — быстро сгрызу его и побегу. Но, увидев в самом центре печенья процарапанную букву «Э», я понимаю — это знак.

Тот, которого я ждала все это время.

Райли пробилась ко мне, когда я почти совсем потеряла надежду. Пометила самое маленькое печенье первой буквой моего имени — она и при жизни всегда так делала.

Нахожу глазами самое большое печенье — точно, на нем буква «Р», Теперь я знаю наверняка, это от нее. Тайное послание, обещанный знак, о котором она говорила, когда мы расставались навсегда.

И все-таки, вдруг я просто сумасшедшая и зря ищу какой-то тайный смысл в обычных кондитерских изделиях? Я показываю Сабине свое печенье с процарапанной буквой.

— Это ты вырезала?

Сабина смотрит на меня, на печенье и качает головой.

— Слушай, Эвер, если не хочешь — не ешь. Я просто подумала…

Я не даю ей закончить. Целиком засовываю печенье в рот и, зажмурившись, наслаждаюсь его рассыпчатой сладостью. Меня немедленно окутывает ощущение дома. Мой чудесный дом, где мне позволили побывать еще раз, пускай совсем ненадолго. И я, наконец, поняла: дом — не какое-то определенное место, он всюду, где ты его себе создашь.

Сабина смотрит на меня тревожно, словно ожидая приговора.

— Я когда-то давно пробовала их печь, но получалось далеко не так удачно, как у твоей мамы. Она еще шутила, что у нее есть секретный ингредиент. Не знаю, правда или нет…

Я проглатываю все разом, вытираю крошки с губ и улыбаюсь.

— Действительно, был секретный ингредиент! Лицо у Сабины вытягивается — неужели плохо? А я говорю:

— Секретный ингредиент — это любовь. По-моему, ты ее сюда вложила много, потому что вкусно просто до невозможности!

— Правда? — Ее глаза сияют.

— Правда! — Я крепко обнимаю ее и тут же отпускаю. — Скажи, сегодня пятница?

Сабина сдвигает брови.

— Пятница. А что? Ты хорошо себя чувствуешь?

Я молча киваю и вылетаю за дверь. Времени осталось еще меньше, чем я думала.

Глава 49

Подъехав к дому Авы, криво останавливаю машину: задними колесами на асфальте, передними — на газоне. Бегу к двери с такой скоростью, что едва замечаю ступеньки, а добежав, делаю шаг назад. Что-то здесь не то, а что именно — не могу объяснить. Вроде тихо слишком. С виду ничего не изменилось: растения в горшках по обе стороны двери, коврик у входа с надписью «Добро пожаловать» — все на месте. И все такое неподвижное, застывшее, что жуть берет. Поднимаю руку, чтобы постучать, и едва костяшки пальцев касаются двери, как она открывается.

Прохожу через гостиную в кухню, кричу: «Ава!» Здесь тоже все, как было: чашка на столе, тарелочка с печеньем, все на своих обычных местах. Смотрю на буфет — ни эликсира, ни противоядия. Не знаю, что и думать. То ли мой план удался и ничего не понадобилось, то ли все наоборот и случилось что-то плохое.

Бросаюсь к темно-синей двери в конце коридора — проверить, там ли еще Деймен. Дорогу мне загораживает Роман. Он стоит прямо перед дверью и говорит с широкой улыбкой:

— С возвращением, Эвер! Не зря я сказал Аве, что ты обязательно появишься. Знаешь ведь, как говорится: к прошлому возврата нет!

Его художественно растрепанные волосы приоткрывают татуировку в виде уробороса на шее. Хоть я и разбудила школу, Роман по-прежнему хозяин положения.

— Где Деймен? — Я вглядываюсь в лицо противника, а внутри все сжимается. — И что ты сделал с Авой?

— Ну что ты! Не надо так волноваться, Деймен там где ты его и оставила. До сих пор поверить не могу, что ты решилась его покинуть. Я тебя недооценил. А любопытно, как бы к этому отнесся Деймен, если бы узнал. Спорим, он тоже тебя недооценивал?

У меня комок встает в горле, когда вспоминаю прощальные слова Деймена: «Ты меня бросила». Нет, он меня не недооценивал. Он точно знал, какой путь я выберу.

А Роман улыбается.

— Что касается Авы, ты рада будешь узнать, что я ничего с ней не сделал. Ты могла бы уже заметить — я никого вокруг не вижу, кроме тебя… — Одно движение, такое стремительное, что я и моргнуть не успеваю, а его лицо уже почти вплотную к моему. — Ава удалилась по собственному желанию. Оставила нас наедине. И теперь всего… — Он бросает взгляд на часы. — Всего несколько секунд, и можно будет официально объявить, что мы вместе. Ты ведь стала бы мучиться угрызениями совести, соединись мы раньше, пока еще не стало совершенно ясно, что у него нет шансов. Я-то не мучился бы, а вот ты, видимо, из тех, кому нравится считать себя очень хорошими и честными, и прочая чушь в том же духе. Честно говоря, все это чересчур сентиментально, на мой вкус. Да ничего, как-нибудь мы это преодолеем.

Я уже не слушаю. Я продумываю свой следующий шаг. Пытаюсь определить, в чем его слабость. Какая чакра наиболее уязвима? Он загораживает дверь, за которой находится Деймен — значит, придется прорываться.

Только нужно действовать осторожно. Бить внезапно и очень быстро, прямо в цель. А то затяжной бой я могу и не выиграть.

Роман гладит меня по щеке, и я отталкиваю его руку с такой силой, что хруст костей раздирает воздух. Сломанные пальцы болтаются у меня перед глазами.

— Ой-ой! — Он улыбается и встряхивает кистью, потом сгибает и разгибает мгновенно исцелившиеся пальцы. — А ты злюка! Знаешь, меня это только заводит. — Я морщусь, чувствуя на щеке его холодное дыхание, а Роман говорит: — Эвер, зачем ты меня гонишь? Кроме меня у тебя никого не осталось.

— Зачем ты устроил все это? — спрашиваю я, подавляя тошноту. Его потемневшие глаза превращаются в узкие щелочки. — Что Деймен тебе сделал?

Он откидывает голову назад, глядя на меня из-под полуприкрытых век.

— Да все просто, милашка! — Голос у него вдруг меняется, напрочь исчезает британский акцент, и появляются интонации, каких я у него еще ни разу не слышала. — Он убил Трину. А я убью его. Будем квиты.

Едва он произносит эти слова, как я уже знаю. Я точно знаю, как его убить и добраться до синей двери. Потому что теперь мне известно не только «кто» и «как», но и «почему». И теперь меня от Деймена отгораживает всего лишь один хороший удар в пупочную чакру Романа. Ее еще называют «сакральный центр» — средоточие ревности, зависти и иррационального собственнического инстинкта.

Один хороший удар — и Роман останется в прошлом.

И все-таки, прежде чем ударить, я должна еще кое-что прояснить. Я смотрю на него прямо и твердо.

— Так ведь Деймен не убивал Трину. Ее убила я.

Роман смеется.

— Молодец, хорошая попытка! Немного сентиментально, как я и говорил, но, к сожалению, не прокатит. Таким способом ты Деймена не спасешь.

— А почему? Если тебя так волнует высшая справедливость, око за око и так далее, то тебе необходимо знать, что сделала это я. — Мой голос крепнет, постепенно набирая силу. — Я убила эту гадину! — Ага, он пошатнулся совсем чуть-чуть, но я заметила. — Она без конца приставала к Деймену. Ты знал об этом, правда? Прямо-таки зациклилась на нем.

Роман вздрагивает. Не отрицает и не подтверждает да мне достаточно того, что он вздрогнул. Я знаю, что попала по больному.

— Она хотела меня устранить и остаться с Дейменом Я долго старалась не обращать внимания, все надеялась, что она отступится, а она, тупица, явилась ко мне домой и напала на меня. Ну, я ее и убила. — Я пожимаю плечами. Когда все происходило, я чувствовала себя совсем не так спокойно, как рассказываю сейчас. Не стану же я говорить о своих тогдашних страхах, неуверенности и растерянности. — Это было так легко! — Улыбаюсь и покачиваю головой, словно заново переживая ту минуту. — Нет, серьезно, видел бы ты ее! Вот она стоит передо мной, огненно-рыжие волосы развеваются, кожа белая, как снег, а в следующую секунду — бац! — ее нет. И, между прочим, Деймен появился, уже когда дело было сделано. Видишь, если кто и виноват, так это не он, а я.

Я смотрю Роману в глаза и держу кулаки наготове. Подступаю ближе к нему.

— Ну, что скажешь? Все еще хочешь встречаться со мной? Или предпочтешь меня убить? В любом случае я пойму.

Кладу ладонь ему на грудь и с силой толкаю к двери. Как было бы просто ударить на несколько дюймов ниже и чуть посильнее, да и покончить со всей этой историей.

— Ты? — повторяет он, скорее с вопросительной интонацией. Хотел, чтобы прозвучало обвинением, а получилось беспомощно. — Ты, не Деймен?

Я киваю. Все тело напряглось в боевой стойке. Ничто не помешает мне войти в эту комнату! Я уже отвожу назад кулак, и тут Роман говорит:

— Еще не поздно! Мы еще можем его спасти!

Я замираю, задержав движение руки. Может, он пытается меня обхитрить?

Роман с несчастным видом качает головой.

— Я не знал… Я думал, это точно он… Он дал мне все. Он подарил мне жизнь! Вот эту жизнь. А я подумал, что он…

Роман проскакивает мимо меня и бросается прочь по коридору. Кричит на бегу:

— Посмотри, как он там! Я принесу противоядие!

Глава 50

Я врываюсь в дверь, и первое, что вижу — это Деймен. Он по-прежнему лежит на футоне, такой же худой и бледный, каким был, когда я уходила.

Второе, что я вижу — это Рейн. Девчонка сидит рядом с Дейменом, прижимая к его лбу влажную тряпку. Увидев меня, она широко раскрывает глаза и орет, вытянув перед собой руку:

— Эвер, не подходи! Если хочешь спасти Деймена, стой на месте — не нарушай круг!

Опустив глаза, вижу, что на полу насыпан ровненьким кругом какой-то белый порошок, похожий на соль. Те двое — внутри круга, а я — снаружи. Понять не могу, что этой Рейн здесь надо. Почему она скрючилась рядом с Дейменом, а меня прогоняет? Кстати, выглядит значительно старше, чем в Летней стране. Лицо бледное, как у призрака, мелкие черты и громадные угольно-черные глазищи.

Стоит мне перевести взгляд на Деймена, который хрипло и трудно дышит, как я понимаю — я должна подойти к нему, кто бы что ни говорил. Какой же я была эгоисткой! Глупо, наивно было думать, что все сложится хорошо только потому, что мне этого хочется, и что Ава сделает за меня все необходимое.

Делаю шаг вперед. Носок моей ноги касается круга, и туг откуда-то сзади выскакивает Роман с криком:

— Какого черта она здесь делает?

Он изумленно смотрит на Рейн, стоя за барьером. А она оглядывается, все так же склоняясь над Дейменом.

— Не верь ему! Он и раньше знал, что я здесь!

— Ничего я не знал! Первый раз в жизни тебя вижу! Прости, дорогая, но девочки из приюта — не в моем стиле. Предпочитаю пылких скандалисток — вроде Эвер.

Он проводит кончиками пальцев по моей спине, так что у меня мурашки бегут по коже. Хочется ему врезать, но я сдерживаюсь, только вдыхаю поглубже. Все мое внимание приковано к другой руке Романа — той, в которой противоядие.

В конечном итоге важно только одно — спасти Деймена, остальное подождет.

Выхватываю у Романа пузырек и отвинчиваю крышечку. Я уже готова шагнуть в круг, но Роман останавливает меня, поймав за локоть.

— Не так быстро!

Я оглядываюсь, Рейн смотрит мне прямо в глаза.

— Не надо, Эвер! Не слушай его! Слушай только меня! После того, как ты ушла, Ава выбросила противоядие и сбежала с эликсиром. К счастью, я успела сюда раньше, чем он. — Девчонка кивает в сторону Романа. Глаза Рейн — злые точки чернее ночи. — Без твоей помощи ему не добраться до Деймена. В круг может войти только человек, который желает добра. Но если ты сейчас разорвешь круг, Роман войдет за тобой. Так что, если ты правда хочешь защитить Деймена, подожди, пока придет Роми.

— Роми?

Рейн кивает.

— Она принесет противоядие. Оно будет готово к ночи, потому что для него необходима энергия полной луны.

Роман смеется.

— Какое противоядие? Только у меня есть противоядие! Черт, я же и сделал яд, а эта малявка что может знать? — Заметив мою растерянность, он добавляет: — По-моему, у тебя нет выбора. Если будешь ее слушать, Деймен умрет. А если послушаешь меня — он будет жить. Несложная задачка, как тебе кажется?

Рейн качает головой и умоляет меня не слушать, дождаться Роми, до ночи осталось еще несколько часов. А потом я смотрю на Деймена — он еле дышит, в лице ни кровинки…

— А что, если ты меня обманываешь? — спрашиваю Романа.

И на минуту перестаю дышать, услышав:

— Тогда он умрет.

Стою, уставившись в пол, и не знаю, что мне делать. Поверить Роману, бессмертному пройдохе, который и заварил всю эту кашу? Или довериться Рейн, зловещей двойняшке, которая вечно говорит загадками, а чего она добивается, вообще непонятно? Зажмурившись, пытаюсь обратиться к своей интуиции. Она у меня редко ошибается, но сейчас, как назло, молчит.

Открываю глаза, когда раздается голос Романа.

— А если я тебя не обманываю, он останется жив. Так что выбирать тебе особенно не приходится…

— Не слушай его! — кричит Рейн. — Я тебе помогаю, не он! Это я тогда послала тебе видение в Летней стране! Я показала тебе нужные ингредиенты! Тебя не допустили к Хроникам Акаши, потому что ты уже сделала выбор. Мы пытались показать тебе дорогу, не дать тебе уйти, но ты не захотела слушать, и теперь…

Я прищуриваюсь.

— А вы разве знали, что мне нужно? Я думала, вы не умеете… — При Романе нужно говорить с осторожностью. — Я думала, вы не можете видеть некоторые вещи.

Рейн потрясенно смотрит на меня.

— Мы ни разу не соврали тебе, Эвер! Да, правда, мы не видим некоторые вещи. Но Роми — эмпат, а я — провидица, так что вместе мы многое можем почувствовать и предвидеть. Поэтому мы тебя и нашли, и с тех пор старались помогать. Райли просила за тобой присмотреть…

— Райли? — Мне становится дурно. — Она-то здесь при чем?

— Мы с ней познакомились в Летней стране, помогали, показывали ей все. Мы даже в школу вместе ходили — она материализовала школу-интернат, вот и форма на мне…

Рейн жестом обводит клетчатую юбочку и школьный блейзер, их с сестрой постоянный наряд. И я вспоминаю, как Райли мечтала жить в школьном общежитии — подальше от меня, так она говорила. Все сходится!

— А потом, когда она решила… — Рейн косится на Романа. — …Перейти на ту сторону, она попросила нас присмотреть за тобой, если мы вдруг тебя встретим.

— Я тебе не верю! — выпаливаю я, хотя никаких причин не верить у меня нет. — Райли мне бы рассказала, она бы…

И тут я вспоминаю — однажды она действительно упоминала каких-то новых знакомых, которые ей помогают. Неужели она говорила про двойняшек?

— И Деймена мы знаем. Он… помог нам однажды. Очень давно… — Я уже готова сдаться, но тут Рейн добавляет: — Подожди еще несколько часов, тогда противоядие будет готово, Роми принесет его сюда и…

Я смотрю на Деймена. Он страшно истощен. Влажная, бледная кожа, запавшие глаза, рваное дыхание слабеет с каждым вдохом… И я понимаю, что выбора нет.

Поэтому я поворачиваюсь к Рейн спиной и обращаюсь к Роману:

— Ладно, говори, что надо делать.

Глава 51

Роман кивает, не отрывая от меня глаз. Он забирает у меня пузырек с противоядием.

— Нужно что-нибудь острое.

Не понимаю.

— О чем ты? Если это действительно противоядие, Деймену нужно просто его выпить, разве нет? Оно ведь уже готово?

Под его упорным взглядом у меня все скручивается в животе.

— Это действительно противоядие. Не хватает только одного последнего ингредиента.

Резко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. Можно было догадаться, что при участии Романа ничего не бывает просто.

— И что же это за ингредиент? — Голос у меня дрожит, и все дрожит внутри. — Опять в игры играешь?

— Ну-ну, спокойно! — улыбается он. — Никаких сложностей — и уж конечно, не придется ждать несколько часов. Достаточно всего лишь пары капель твоей крови, больше ничего.

Я растерянно смотрю на Романа. И от такой ерунды зависит жизнь и смерть?

Он отвечает на незаданный вопрос.

— Чтобы вернуть к жизни твоего бессмертного, нужно, чтобы противоядие содержало каплю крови его истинной возлюбленной. Поверь, другого способа нет.

Я с трудом сглатываю. Кровь отдать я не боюсь, страшно другое — поверить обману и потерять Деймена навсегда.

— Ты ведь не сомневаешься в его любви, правда? — Роман чуть кривит губы. — Может, лучше мне позвать Стейшу?

Я хватаю валяющиеся поблизости ножницы и нацеливаю на свое запястье. В последнее мгновение замираю от крика Рейн:

— Эвер, не надо! Это хитрость! Не верь ему! Не слушай его!

Смотрю на Деймена. Его дыхание стало таким медленным, грудь поднимается и опускается неровно, судорожными толчками. Нельзя терять времени! Я сердцем чувствую, счет идет уже не на часы — на минуты. С размаху втыкаю ножницы себе в руку. Острые кончики рассекают запястье чуть ли не пополам. Струя крови брызжет вверх, а потом, под действием земного тяготения, падает вниз. Я слышу, как отчаянно кричит Рейн. Ее вопль заглушает все остальные звуки, а Роман тем временем, присев на корточки, набирает в склянку мою кровь.

Легкая слабость, чуть-чуть закружилась голова, и все. Через несколько секунд вены срастаются, и кожа опять чистая. Я хватаю бутылку и врываюсь в круг. Оттолкнув Рейн, падаю на колени, просовываю ладонь под шею Деймена и пытаюсь заставить его пить. Дыхание Деймена все слабеет, слабеет и наконец совсем останавливается.

— Нееет! — кричу я. — Ты не можешь умереть! Не можешь меня оставить!

Я силой вливаю ему в горло противоядие. Я обязательно спасу его! Он вернул меня к жизни, и я его верну!

Я прижимаю его к себе, мысленно приказываю ему — живи! Ничто вокруг для меня не существует, только Деймен — моя половинка, мой вечный суженый, моя единственная любовь. Я не хочу, не хочу расставаться с надеждой! Флакон пустеет, я падаю Деймену на грудь, прижимаю губы к его губам, делюсь своим дыханием, своей жизнью и шепчу слова, которые он мне сказал когда-то:

— Открой глаза и посмотри на меня!

Снова и снова, раз за разом…

Пока он наконец не открывает глаза.

Я кричу:

— Деймен!

Слезы льются у меня по щекам и капают ему на лицо.

— Слава Богу, ты вернулся! Я так измучилась, я люблю тебя, и я обещаю — никогда, никогда больше тебя не оставлю! Только ты прости меня… пожалуйста…

Его губы силятся шевельнуться, произнося слова, которых я не слышу. Подставляю ухо к его губам, сама не своя от счастья, что мы снова вместе, и тут нас прерывают негромкие хлопки.

Роман стоит возле меня и размеренно хлопает в ладоши. Он вошел в круг, а Рейн сжалась в комочек в дальнем углу.

— Браво! — с издевкой говорит Роман. — Молодец, Эвер! Должен сказать, это было очень… трогательно. Я прямо-таки умилился. Не каждый день случается увидеть такую нежную встречу.

У меня комок стоит в горле, руки трясутся и живот сводит. Что задумал Роман? В смысле, Деймен жив, противоядие подействовало, чего ему еще надо?

Деймен снова засыпает, дыша глубоко и ровно. Рейн смотрит на меня так, словно не верит своим глазам.

А Роман, я уверена, просто дразнит меня. Использует последнюю возможность поиздеваться, раз Деймен уже спасен.

— Что, теперь меня убивать будешь? — спрашиваю я.

Если придется, я готова его уничтожить. Но он, посмеиваясь, качает головой.

— Зачем это мне? Стану я себя лишать совершенно нового развлечения, когда оно только-только начинается!

Я замираю, стараясь не показать, что мне опять страшно.

— Вот не думал, что ты настолько предсказуема! Хотя, с другой стороны, что поделаешь, это любовь. От нее люди сходят с ума, становятся чуточку импульсивными — даже, можно сказать, безрассудными, верно?

Не могу понять, что значат все эти разглагольствования. Уж конечно, ничего хорошего.

— И все-таки удивительно, как легко ты поверила. Разве так можно, Эвер? Ты руку себе располосовала, практически не задавая вопросов. Я с самого начала говорил — нельзя недооценивать силу любви. Или, в твоем случае, вины? Тебе лучше знать.

Я смотрю на него и с ужасом начинаю понимать, что промахнулась. Каким-то образом он меня обыграл.

— Ты так рвалась отдать жизнь за него, что все прошло очень гладко — гораздо легче, чем я ожидал. Честно говоря, я тебя понимаю. И я бы то же самое сделал для Трины — если бы мне дали такую возможность. — Он прищуривается, глаза превращаются в злые щелочки. — Ну, чем закончилась та история, мы уже знаем. Наверное, тебе интересно, чем закончится эта?

Я бросаю взгляд на Деймена — с ним пока все хорошо, он спит.

Роман кивает:

— Да-да, он все еще жив, не забивай этим свою хорошенькую головку. Скорее всего, он проживет еще много, много, много, много лет. Я не собираюсь больше его преследовать, можешь быть спокойна. Да я ни его, ни тебя не собирался убивать, что бы ты там ни думала. Хотя, по справедливости; я, наверное, должен тебя предупредить, что это счастье имеет свою цену.

— Какую? — шепчу я, не сводя глаз с Романа.

Что ему еще нужно, кроме Трины, которой уже нет? Неважно, какая бы ни была цена, я заплачу. Я сделаю все, чтобы вернуть Деймена.

— Вижу, я тебя расстроил, — говорит Роман ласково. — Ведь я уже сказал: с Дейменом все будет хорошо. И даже более того, он станет резвей, чем прежде. Вот посмотри на него! Видишь, на щеках румянец играет, мускулы взбугрились? Очень скоро он станет прежним красавчиком. Не зря же ты вообразила, будто любишь его, и готова ради него на все, не задавая вопросов…

— Можно ближе к делу? — спрашиваю я.

Меня раздражает, как эти бессмертные злодеи любят выпендриваться.

— О нет! — отвечает Роман. — Я долгие годы ждал этой минуты. Не надо меня торопить! Видишь ли, мы с Дейменом — старые знакомые. Познакомились еще во Флоренции. — Заметив, какое у меня лицо, он прибавляет: — Да-да, я тоже был сиротой, самым младшим в приюте, и после того, как Деймен спас меня от чумы, я воспринимал его, как отца.

— А Трину, значит, как мать? — спрашиваю я, внимательно наблюдая за ним.

Лицо Романа становится жестким, и тут же он вновь заставляет себя расслабиться.

— Едва ли! Трину я любил — не боюсь в этом признаться. Я любил ее всем сердцем. Так же, как ты воображаешь, что любишь его. — Он показывает на Деймена. А Деймен уже выглядит таким, каким я его впервые увидела. — Я любил ее каждой частицей своей души. Я бы все для нее сделал… И я бы никогда ее не бросил, как ты — его.

У меня перехватывает горло. Знаю, я это заслужила.

— А для нее существовал только Деймен. Только Деймен. Всегда. Кроме него, она ничего не видела. Пока он не встретил тебя — в первый раз, и тогда Трина бросилась ко мне. — Он мимолетно улыбается, но улыбка тут же гаснет, Роман буквально выплевывает следующие слова. — Ради дружбы! Ей нужно было крепкое плечо, чтобы выплакаться. Я дал бы ей все, что угодно. Все на свете — но у нее и так все было. А того, что она хотела, я ей дать не мог — и не хотел. Деймена, блин, Августо! — Он встряхивает головой. — К несчастью для Трины, Деймену была нужна только ты. Вот так и возник любовный треугольник на четыре сотни лет. Ни один из нас не желал сдаваться… Пока мне не пришлось отказаться от надежды — потому что ты убила ее. Теперь мы никогда не сможем быть вместе.

— Так ты знал, что я убила ее? — В животе у меня скручивается тугой комок. — Ты все время знал?

— Дооооо! — Роман хохочет, в точности передразнивая Стейшу. — Все было учтено и продумано, хотя, надо сказать, ты меня здорово озадачила, когда бросила его и ушла. Я недооценил тебя, Эвер. Здорово недооценил. И все равно я держался своего плана. Я говорил Аве, что ты вернешься.

Ава.

Я смотрю на Романа широко раскрытыми глазами. Боюсь услышать, что стало с единственным человеком, которого я считала до конца надежным.

— О да, твоя дорогая подруга Ава! Ей одной ты могла довериться, правда? А оказывается, она когда-то гадала мне, и очень неплохо. С тех пор мы не теряли друг друга из виду. Представь себе, она сбежала, можно сказать, едва дождавшись, пока ты исчезнешь. И эликсир забрала. Оставила Деймена одного в этой комнате — беззащитного, беспомощного… Не задержалась даже, чтобы проверить, правильной ли была твоя теория. Решила — раз тебя все равно уже нет, так какая тебе разница. Знаешь, ты все-таки думай, Эвер, кому доверяешь. Нельзя быть такой наивной.

Сглатываю комок в горле и пожимаю плечами. Что я теперь могу сделать? Прошлого не изменишь. Можно только изменить то, что еще не случилось.

— А еще мне ужасно понравилось, как ты все разглядывала мое запястье — искала уроборос! Даже не подумала, что татуировку можно сделать где угодно. Мне вот захотелось на шее.

Я молчу. Надеюсь узнать что-нибудь еще. Деймен не подозревал, что среди бессмертных бывают негодяи, пока Трина не оказалась злодейкой.

— Я все это начал, — кивает Роман, прижимая руку к сердцу. — Я — отец-основатель племени Бессмертных Пройдох. Правда, в самый первый раз напиток нам дал Деймен. Зато когда действие эликсира начало проходить, он предоставил нам стареть и дряхлеть, а новой порции напитка не дал, пожадничал.

Я морщусь и пожимаю плечами. Больше ста лет жизни он им все-таки подарил, причем бескорыстно.

— И тогда я взялся за опыты. Учился у величайших алхимиков мира и, в конце концов, превзошел Деймена.

— Это, по-твоему, победа? Даришь и отнимаешь жизнь по собственной воле? Разыгрываешь из себя Бога?

— Я делаю то, что должен делать, — отвечает Роман, рассматривая свои ногти. — По крайней мере, я не бросил остальных детей из приюта. В отличие от Деймена, я не поленился разыскать их всех и спасти. Да, время от времени я набираю новых. Но уверяю тебя, я не причиняю вреда невинным. Только тем, кто этого заслуживает.

Наши взгляды встречаются, и я быстро отвожу глаза. Нужно было сразу сообразить, что Триной дело не ограничится.

— Можешь себе представить, как я удивился, когда прибыл сюда и обнаружил эту мелкую девчонку, которая сидит и охраняет Деймена, загородившись магическим кругом, а ее сестра тем временем бегает по городу, отыскивает ингредиенты и, того гляди, успеет состряпать противоядие до захода солнца. И ведь успела бы! Зря ты нарушила круг, Эвер. Лучше было подождать. Эти две соплячки достойны лучшего отношения. Ну, да я же сказал — ты постоянно доверяешь не тому, кому следовало бы. Словом, я тянул время, ждал, когда ты явишься и разрушишь магический круг. Я знал, что так будет.

— Ну и что с того? — Я смотрю на Деймена, потом на Рейн — она так и сидит, съежившись, в уголке, и боится шевельнуться. — Какая разница?

Роман пожимает плечами.

— А такая, что это его и убило. Он еще несколько дней мог бы прожить, если б ты туда не вломилась. К счастью для тебя, у меня было с собой противоядие, и мы вернули его к жизни. И хотя цена весьма и весьма велика, что сделано, то сделано, правда? Назад дороги нет. Нельзя. Вернуться. В прошлое. Ты это знаешь лучше, чем кто-нибудь другой, верно?

— Хватит! — Я сжимаю кулаки.

Пора устранить его раз и навсегда.

А что? Деймен спасен, Роман больше не понадобится.

Только я не могу. Неправильно это. В смысле, он действительно спас Деймена. А я не могу просто взять и уничтожить человека только потому, что он, по моему мнению, плохой. Могуществом нельзя злоупотреблять. Кому много дано, с того много спросится, и так далее.

Я разжимаю кулаки, а Роман говорит: — Мудрое решение. Не следует совершать необдуманных поступков, хотя скоро у тебя будет большой соблазн это сделать. Видишь ли, Эвер, у Деймена и правда все будет хорошо, он останется здоров и в прекрасной форме, но тем тяжелее, увы, будет тебе, когда ты поймешь, что вам никогда уже не быть вместе.

Я смотрю на Романа. У меня дрожат пальцы, глаза сверкают. Я отказываюсь ему верить! Деймен жив, я жива — что может встать между нами?

— Не веришь? Отлично, вперед! Любите друг друга, дойдите до конца, а там увидите. Мне-то что? Деймену я уже много веков ничем не обязан. Так что совесть меня мучить не будет, когда ты набросишься на него с объятиями, а он от этого умрет.

Роман улыбается, глядя мне в глаза, а увидев мое изумление, начинает хохотать. Хохот летит к потолку, от него трясутся стены.

— Я тебе когда-нибудь врал, Эвер? Давай, подумай, а я подожду. Я ведь все время говорил правду. Может быть, придержал пару мелких, несущественных подробностей под конец. Пусть это нехорошо с моей стороны, зато как весело получилось! Ну, а сейчас вроде настала минута полной откровенности, так я скажу, чтобы уж все было ясно: вы не можете быть вместе. Никогда. Любой обмен ДНК полностью исключается. А если тебе и это нужно растолковать, поясняю: вам нельзя целоваться, пить, эликсир из одной бутылки — ну и, конечно, вам нельзя делать то, что вы до сих пор еще не сделали. Короче, вам ничего нельзя. По крайней мере, друг с другом. Потому что иначе Деймен умрет.

— Я тебе не верю! — Сердце у меня колотится, ладони влажные от пота. — Как это может быть?

— Ну, я не врач и не человек науки, но в свое время учился у великих. Имена Альберта Эйнштейна, Макса Планка, сэра Исаака Ньютона и Галилео Галилея тебе о чем-нибудь говорят?

Я пожимаю плечами. Хватит бросаться громкими словами, говорил бы уже по существу!

— В общем, как бы тебе объяснить попроще? Само по себе противоядие могло его спасти, прекратив увеличение числа состарившихся и поврежденных клеток, но когда мы добавили твою кровь, получили следующий результат: как только в его организм попадет вещество с твоей ДНК, эти клетки снова начнут множиться, весь процесс пойдет в обратную сторону и убьет Деймена. Ну, у нас тут не научно-популярная передача, достаточно знать одно: вам нельзя быть вместе. Никогда. Поняла? Иначе Деймен погибнет. Ну вот, я тебя просветил, а дальше как хочешь.

Я смотрю в пол и думаю: что же я наделала? Как могла быть такой дурочкой? Поверила Роману! Я едва слышу его следующие слова.

— Если не веришь — флаг тебе в руки. Попробуй, рискни! Только, когда он ласты склеит, ко мне не беги жаловаться.

Наши взгляды встречаются, и, как тогда в школе, меня затягивает в бездну его сознания. Я чувствую его влечение к Трине, ее — к Деймену, Деймена — ко мне, мою тоску по дому… И вот к чему все это привело.

Встряхиваю головой, заставляя себя вырваться.

Роман говорит:

— О, смотри, он просыпается! А как хорош! Наслаждайся встречей с любимым, дорогая, только смотри, не слишком увлекайся!

Оглядываюсь и вижу, что Деймен пошевелился, потянулся и начинает протирать глаза, И тут я бросаюсь на Романа. Мне хочется ударить его, уничтожить! Пусть заплатит за все, что он сделал!

А он только смеется и отпрыгивает в сторону. Словно танцуя, продвигается к двери, да еще и улыбается.

— Не советую этого делать! Может, когда-нибудь я тебе пригожусь.

Меня трясет от ярости, и такое искушение погрузить кулак в его самую уязвимую чакру, чтобы он пропал навсегда…

— Понимаю, сейчас ты мне не веришь, а подумай хоть немного! Paз нельзя больше нежничать с Дейменом, скоро тебе станет очень-очень скучно и одиноко. А я зла не помню и буду рад заполнить пустоту.

Я поднимаю руку, сжатую в кулак.

— Ну и есть еще один совсем маленький, незначительный факт… Может быть, существует противоядие к противоядию?

Я останавливаюсь, задохнувшись, а он смотрит мне прямо в глаза.

— Только я один знаю наверняка, ведь я его и создал. Так что, уничтожив меня, ты уничтожишь вашу единственную надежду быть вместе. Ты готова рискнуть?

Мы неподвижно стоим друг против друга, словно связанные какими-то мерзкими путами, и вдруг я слышу, как Деймен зовет меня по имени.

Обернувшись, я уже ничего не вижу, кроме него. Он поднимается с пола, такой же великолепный, как всегда, и я бросаюсь к нему на шею. Я снова чувствую его чудесное тепло, а он прижимает меня к себе и смотрит на меня так же, как раньше — словно я самое важное в его жизни.

Тычусь лицом ему в грудь, в плечо, в шею, все тело окатывает жаром, я снова и снова шепчу его имя, чувствуя губами ткань его рубашки, впитывая его тепло, его силу. Как, какими словами признаться ему в том, что я натворила?

Он отступает на шаг и заглядывает мне в глаза.

— Что случилось? У тебя все в порядке?

Оглядываюсь и вижу, что Роман и Рейн куда-то пропали. Тогда я заглядываю в его бездонные черные глаза.

— Ты не помнишь?

Он качает головой.

— Совсем-совсем ничего?

Деймен пожимает плечами.

— Последнее, что я помню — вечер пятницы. Мы смотрели спектакль, а потом… — Он осматривается кругом. — Где мы? Это явно не «Монтедж».

Мы идем к двери, и я прислоняюсь к Деймену плечом. Знаю, я должна ему все рассказать, и чем раньше, тем лучше, но я хочу как можно дальше отодвинуть этот момент. Хочу порадоваться тому, что он вернулся, он жив и здоров, и мы опять вместе.

Мы выходим на улицу, и я говорю, отпирая дверцу машины:

— Ты был болен. Очень болен. Теперь уже все прошло, но это довольно долгая история…

Я вставляю ключ в замок зажигания, а Деймен кладет мне руку на колено.

— Итак, куда поедем?

Я включаю задний ход. Чувствуя на себе взгляд Деймена, вывожу машину на шоссе и, оставив пока в стороне главное, говорю с улыбкой:

— Куда заходим, туда и поедем! Выходные только начинаются.

Примечания

1

Марсилио Фичино (1433–1499) — итальянский гуманист философ и астролог, основатель и глава флорентийской Платоновской академии. Много занимался переводами, перевел всего Платона на латынь. Он выполнил перевод так называемого «Corpus Hermeticum» — сборника анонимных греческих теологическо-философских трактатов, которые создавались, вероятно, постепенно в ходе I в. до н. э. и I в. н. э. Авторство этого сборника приписывалось Гермесу Трисмегисту (греческое имя египетского бога Тота — бога письма, чисел и книг). Сборник сохранился в сокращенном виде, его тексты местами нарушены. Всего в нем изложено 18 текстов и тайных религиозных, астрологических, магических и мистических учений.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Глава 44
  • Глава 45
  • Глава 46
  • Глава 47
  • Глава 48
  • Глава 49
  • Глава 50
  • Глава 51
  • *** Примечания ***