Холодная война [Генри Каттнер] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Генри Каттнер Холодная война

ГЛАВА 1 Последний из рода Пу

Каждый раз теперь, лишь вспомню о Пу-младшем, так меня озноб прошибает. Ну и уродится же такое, доложу я вам. Сложением напоминал гориллу. Жирный, рожа плоская, взгляд тупой, а глаза так близко один от другого сидят, что одним пальцем сразу в оба можно попасть. Однако же папаша евонный души в нем не чаял. Да и что удивляться, ведь сынок похож был на него, как две капли воды.

— Наше будущее, — любил говорить папаша, выпячивая грудь и тыча пальцем в эту молодую гориллу. — Молодость, молодость.

А у меня кровь стыла в жилах, когда я видел их обоих. Были же счастливые денечки, когда я еще их не знал. Короче, хотите верьте, хотите нет, а только эта парочка ублюдков решила промеж собой завоевать весь мир.

Мы, Хогбены, народ мирный. Живем-поживаем тихо в нашей маленькой долине. Только не трогай нас, и мы тебя не тронем. Соседи наши и деревенские, те так и поступают. Привыкли к нам. Они знают, что мы, Хогбены, из кожи вон лезем, лишь бы выглядеть как все. И со своей стороны тоже не шибко вредничают. Понимают.

Когда Па надерется, как это было на той неделе, и летает над их деревенской Главной Улицей в своих красных подштанниках, люди делают вид, что ничего не замечают. Это чтобы не ставить лишний раз Ма в неловкое положение. Ведь известно же, что Па, когда трезв, ходит по земле, как наихристианнейший из христиан.

В тот, последний раз Па накушался из-за Малыша Сэма. Сэм — это наш младшенький. Мы его держим в подвале, в цистерне с тех пор, как у него опять пошли резаться зубки. До этого они у него последний раз резались аккурат во время Гражданской войны. Ну все думали тогда, прорезались. Ан нет. С Малышом Сэмом никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Тот еще парень растет.

Прохвессор, ну который у нас в бутылке сидит, так тот болтает, что-де Малыш Сэм, оря, испускает чего-то там басисто-беззвучное. Ну да, это его манера изъясняться. Неважно. Но по нервам Малыш Сэм бьет здорово, точно. Па, так тот вообще не может выносить сэмовых воплей. В последний раз он даже Деда разбудил. Дед на чердаке спит, и с самого Рождества хош раз бы пошевелился. Стоило ему глаз открыть, он ка-ак напустится на Па:

— Увы мне, увы! — завывал он. — Зрю я и вижу презренного пса, предо мною стоящего. Отвечай мне, ничтожный, ужели опять в небесах ты болтался, толпе на потеху средь белого дня? О позор, о позор! Р-раздавлю тебя, червь!!!

Вслед за этим последовал могучий пинок, отправивший Па вниз, в долину.

— Эй, из-за тебя я сверзился с высоты в добрый десяток футов! — донесся снизу вопль Па. — Нельзя же так! Этак недолго и свернуть в себе чего-нибудь!

— Хуже чем есть ты вряд ли станешь, — ответствовал Дед, нечего тебе терять. Ибо все Дары ты уже во хмелю расточил. Подумать только! Летать средь бела дня на глазах у соседей! Да раньше и не за то на костер отправляли. Или желаешь ты, чтоб любопытный род людской проведал наши тайны? Заткнись и дай мне успокоить Малыша.

Дед как никто умеет успокаивать нашего крошку. Вот и теперь он спел ему какую-то песенку на санскрите и вскоре они уже похрапывали оба и на пару.

Так вот в тот день я трудился над устройством, которое сквашивало. бы сливки для сливочного печенья. Материалов под рукой, в общем-то, было не много. Так, старые сани да несколько кусков проволоки, — да тут ничего особенного и не надобно было. Как раз я нацеливал верхний конец проволоки точно на норд-норд-ост, когда явилось мне видение пары клетчатых штанин, прущих по лесу.

Это был дядюшка Лем. Я слышал, как он думает. «Меня нет! — громко сказал он словами в своей Голове. — Давай, трудись дальше, Сонк. Меня нет на целую милю вокруг тебя. Ты же знаешь, твой дядюшка Лем славный парень и не станет тебе лгать. Уж не думаешь ли ты, Сонки, мальчик, что я собираюсь тебя облапошить?»

«Как пить дать, — подумал я в ответ, — если только сможешь. Так что там у тебя, дядюшка Лем?»

Тут он замедлил свой шаг и начал меня обхаживать и так и эдак.

«Да видишь ли, я просто подумал, что твоя Ма обрадуется, набредя на место, где прорва черники, — думал он мне, с невиннейшим видом пиная ногой камушек. — Если кто-нибудь спросит, отвечай, что в глаза меня не видел. Ведь это правда. Ты же меня не видишь?»

«Дядя Лем, — громко подумал я, — я дал Ма честное-пречестное слово, что глаз с тебя не спущу, если ты здесь появишься, после того последнего случая, когда ты стянул…»

«Ну, ну, мальчик, — дядюшка Лем быстро перебил мою мысль, — кто старое помянет, тому глаз вон».

«Ты ведь не откажешь своему старому другу Сонку, дядюшка Лем, — подумал я, ловя его на слове, одновременно кладя последний виток проволоки на бегунок. — Так что, будь добр, подожди пока сквашу я эти сливки, а потом мы с тобой пойдем куда захочешь».

Меж кустов мелькнули клетчатые штаны и вот он, наконец, вышел на открытое место и одарил меня смиренно-виноватой улыбкой. Славный маленький толстячок, дядюшка Лем. Человек он хороший, только вот