Картина [Николай Владимирович Коляда] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Николай Коляда КАРТИНА Пьеса в одном действии

Действующие лица

СТАРИК

БАБЁНКА

ДЕВОЧКА, её дочка

ВЬЕТНАМЕЦ


Пельменная на улица Бажова, 37, ночь.


Я шёл по улице, там, где подвальчик, на углу Бажова и Куйбышева, (ну, там, где пельменная, знаете эту пристройку в торце пятиэтажки на Бажова, та, которую санэпидемстанция четыре раза закрывала из-за крыс и тараканов), так вот, тот подвальчик, в котором я когда-то стоял в очередях и сдавал пустые бутылки, а потом покупал на вырученные деньги «Беломор» и хлеб. Так вот, я там у пельменной и подвальчика шел, и солнце было. Я всё время хожу и думаю о чём-то. Так вот. Так вот. И вот у подвальчика у этого подумал вдруг что-то страшное и странное. Потому что вдруг толкнуло в бок, нет, в грудь, или в животе застучало ногами что-то или кто-то. Мне стало страшно, я пошел быстрее, чтобы не думать то, что подумал, не думать, не думать, забыть. Другое помнить: в этой пельменной я когда-то сторожем работал, много-много лет назад. Только это и помнить, а всё остальное — забыть. У меня полный карман денег, я в «коже», разодет, раздухарен, а когда-то я мыл подъезды, сторожил пельменную, был вахтером, и не думал такого странного и страшного о том, что внутри меня кто-то живёт. Потому что бред это. Молчать. Дальше.

Так вот. В пельменной на Бажова,37 дело и происходит: немытый пол, пыльные батареи центрального отопления, шесть шатающихся, покрытых жирным слоем грязи, столов, на окнах зелёные в пятнах шторы. На столах солонки, тарелки с горчицей, уксус в бутылках из-под нерусского и русского вина.

В центре зала, отделяя кухню и едальню, стоит сваренная из железных прутьев в виде лепестков вокруг серпа и молота железная изгородь, по которой движется очередь за пельменями к кассе, которая тоже вся со всех сторон в решётках, только дырочка, чтоб руку с деньгами сунуть к кассирше, пока она в зеркальце смотрится. На изгороди несколько горшков с цветами хилыми, висят, уют создают. За изгородью этой стоит стол из алюминия, на котором весы синие со стрелкой, а за столом этим проём, дверь, вход на кухню, где стоит большая плита и два стола для делания пельменей. На плите большие алюминиевые кастрюли с надписями «Хлорка» и «Для полов», в которых кипит вода, а пар от кастрюль выходит в вентиляционную трубу, что над плитой изогнулась, пылью и паутиной заросла.

На стене — огромная, нарисованная маслом, картина: Дева Мария держит младенца Иисуса Христа, Иосиф-плотник напротив, одну руку к ней тянет, а в другой руке у Иосифа поднос с яблоками, апельсинами и бананами. Там за ними — бараны пасутся, там горы, солнце встаёт.

Все стены в пельменной, столы, пол, касса, стулья в белых крестах — травили тараканов карандашом специальным, белые кресты чертили.

Ну, вспомнили теперь эту пельменную? Да, да, возле подвальчика, та рыгаловка, тошниловка. Она самая.

Ночь. Горит верхний свет — люминесцентные лампы. За столом сидят Старик, Бабёнка, её Дочка и Вьетнамец. Сидят, на картину смотрят.


БАБЁНКА. (Молчит, улыбается.) А что — там?

СТАРИК. Где?

БАБЁНКА. Ну, там, дальше, за ними? Там горы, река, там солнце. Да?

ДЕВОЧКА. Вьетнам.

БАБЁНКА. (Молчит, улыбается, смотрит на картину.) А может, и Вьетнам. Наверное, Вьетнам. Конечно, Вьетнам. Да? И река там — Ганг называется, да? Вьетнамцы там в реке рыбу ловят, сети сушат, в воде бельё стирают, бананы кушают, живут себе. Так?

МОЛЧАНИЕ.

СТАРИК. Да тут один закройся и спи. А мы три! Кто приказал?! Да с кем меня, главное, смешали?! С Хабибулиным сторожить — ещё не сторожил!

БАБЁНКА. Он вьетнамец, не Хабибулин, он же ясно вам сказал.

СТАРИК. Да он ни слова еще не сказал, только ты, сорока, балаболишь без передыху. Ты документы у него видела? Может он — вор?

БАБЁНКА. (Вяжет.) Позвонили же, сказали: «Шлём вам на усиление вьетнамца». Я ему двери открываю, а он, как солнышко, стоит на пороге, говорит: «Я — вьетнамец, здрасьте…»

СТАРИК. Даунклуб, блин. Солнышко! Так, может, это воры, сообщники позвонили, вьетнамцы же такие вот как вот и он вот, а?!

Вьетнамец что-то пишет на бумажке.

ДЕВОЧКА. (Читает надпись на бутылке с уксусом.) Аг-д-ам… Конь-я-к…

СТАРИК. Я тебя спрашиваю — кто прислал, ну?! Старший по смене?! Троих?! Ну ты — ладно, ты — с ней, понятно, но этот, этот, видала?! Зырит и зырит, чума японская. Он по-русски хоть бум-бум? Чуркестан, угрёбище, шнобель пипкой, глазки — пуговки, помесь негра с мотоциклом, квазиморда, говоришь по-русскому, нет, ну?!!!

БАБЁНКА. Он вьетнамец, прекратите. Надо дружить с народами всех стран.

ДЕВОЧКА. (Раскладывает вилки на столе.) Это — мами, это — папи, это — снова мами, это — снова папи. (Старику.) А тебе — нет.

СТАРИК. Идите домой, сказал! Я сам досторожу. Зачем он нам нужен? Зачем нам его прислали? Ружье бы лучше дали, чем его. Даунклуб, блин. (Вдруг закивал головой, захрапел и уснул на стуле.)

БАБЁНКА.