Хочу быть богатой и знаменитой [Ольга Владимировна Мальцева] (fb2) читать онлайн

Ольга Мальцева Хочу быть богатой и знаменитой

ГЛАВА 1

Маленькая девочка стояла у окна и, кусая губы твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

— Таки Роман Александрович, горячо настаиваю на наличии своих трудностей, имею добавочное сожаление о том, что ви в них тоже участвуете!

— Семен Моисеевич, я тоже рад вас видеть!

— И я! Таки до всех есть предложение, не создавать друг другу трудности, шо мешают личной жизни!

— ????

— Ви отправляете сотрудника на Южный полюс без приказа, без суточных и денег на проезд, а он таки до сих пор не подписал приходно-расходные документы на свои железки! А потому уехать не мог! Это финансовое нарушение!

Семен Моисеевич вытер платком лоб и продолжил:

— За это у меня портится настроение, разливается желчь, и потому я не могу перед супругой исполнить свой долг. А я давал свою подпись в ЗАГСе и еще говорил перед раввином слова. А слово Семена Рискина — это мое слово, потому сильно его уважаю, и очень им дорожу! Моя Розочка за то мое настроение ощутимо огорчается и лишает меня эээ…

Кончики ушей финансового директора покраснели, но он продолжил, выкрутившись из ситуации:

— Гм! Все становится от своих мест очень далеко. Мне таки на голодный желудок размышляется ночью на кабинетном диване о философии жизни абсолютно не за те вещи! — Тут он развел руками.

Потом глубоко вздохнул, медленно выдохнул и решительно продолжил:

— Поскольку такое недоразумение нужно оформить, пишите приказ. Нет, два приказа. Хотя можно в одном, но в два, нет, в три параграфа. В первом — отправить на Южный полюс, вторым — перед отправкой подписать расходно-кассовые документы, третьим — замечание и лишить премии.

Шлепнул папкой по столу, всплеснул по-бабьи руками:

— Да и зачем, скажите, ему премия среди пингвинов? Премии лишить за нарушение финансовой дисциплины. Ви же знаете, у меня слабое здоровье и только она мне помогает вижить в этих акульих условиях. Ви спросите кто она? А я вам скажу, таки это — финансовая дисциплина!

Он на мгновение мечтательно вздохнул:

— Да, я имею скучать по тому времени! — Тут же схватился обеими руками за грудь:

— Умоляю, не делайте мне изжогу, я стар и помню советскую финансовую дисциплину, вот это был образец…

Молодой человек, сидевший в кресле своего отца, его перебил:

— Семен Моисеевич, а из какого отдела сотрудник командирован на Южный полюс?

— Из орготдела, — он присел к столу.

— Воронова — начальник. Там бардак. Вечный всеобщий бардак и никакой финансовой дисциплины! Два человека в подчинении и всегда….

— Я понял! Я ВСЕ ПОНЯЛ! У вас еще какие-то вопросы, которые я помог бы решить? Нет? Благодарю, и не смею задерживать.

Семен Моисеевич пожал плечами, развел руками, забрал документы, аккуратно положил их в доисторическую картонную папку с завязками, поднялся и вышел.

Из комнаты отдыха выглянул стажер на должность начальника службы безопасности холдинга:

— Рома, а что это было?

— Ни что, а кто! Это был Рискин Семен Моисеевич собственной персоной. Начальник финансовой службы компании, фанат финансовой дисциплины, настроения своей Розочки и собственного здоровья. Он обожает свою жену и в речи старается избегать «одесских оборотов». А жаль. Сейчас от него не услышишь: «Не смешите мне мозг! Шо можно здесь поиметь с туей финансовой аферы? Ничего за шо обещали, только срок от УК». Забавный он. В своем деле — почти бог.

— А Южный полюс откуда образовался? Кого туда закатал биг-босс?

— Вот и мне интересно. Сейчас узнаем.

Роман Александрович нажал кнопку старинного интеркома:

— Полина Платоновна, Воронову ко мне пригласите.

— Вороновой нет на месте. Таня Коркина, сотрудница отдела, устроит?

— Давайте.

Мужчины ждали недолго. Буквально через три минуты в кабинет гендиректора вошел… вошла… вошло…нечто, наверное, все-таки женского пола. Монтажные штаны цвета хаки с множеством больших и маленьких карманчиков, беленькая футболочка, пестрая флисовая курточка, на носу очки, закрывающие половину лица и белая с оранжевыми и зелеными клиньями бейсболка козырьком назад.

— Здрасть. Звали? Я — Коркина, из орготдела.

— А имя …?

— Тош… Татьяна.

— Гм. Татьяна, скажите, а кто у вас сейчас на Южном полюсе?

— Почему сейчас? Он всегда там. Эмик.

— Угу. Эмик. А Эмик у нас кто?

— Эммануил Пряхин, он программер, он и по железу, и по спецэффектам. Он и хакнуть может. Умный. Но — дурак.

Татьяна явно чувствовала себя дискомфортно в этом огромном кабинете, переминалась с ноги на ногу, смотрела с тоской в окно.

— Роман Александрович, — начала она ныть, — может, я пойду, работы страсть как много!

По мнению стажера, она не достаточно талантливо «косила» под девочку из деревни, а может, как двоечница филфака практиковалась в говоре какого-то села, отрабатывая материал для зачета.

Этот ребенок, сжав ладошки перед собой, продолжал почти на одной ноте:

— Если до конца работы РАБОТУ не выполню, то Регина Александровна меня к Лехе не пустит, скажет, что сначала работа, потом уроки, а потом Леха! Уроков — море. А без Лехи — никак, тогда коллоквиум и курсовик полетят клином. На юг.

Романа Александровича ситуация забавляла, но он продолжал изображать строгое начальство:

— Ничего не понял. Давай по порядку. Кто такой Леха?

— Леонард Делакруз. Мой однокашник — это называется носитель языка. Он из Франции. Я на инязе учусь, на третьем курсе. У меня три вторых языка: французский, итальянский и испанский. Грамматику почти знаю, а говорить — засада. Говорить и знать грамматику — это… ну…, короче, это — сильно разные вещи. Надо общаться с носителем языка, а не только по книжкам. Надо сленг понимать, юмор, чувствовать язык. А этому без живой речи не научишься. Вот. Как-то так. Я, правда, и сама не очень поняла, что сказала. Но вы поняли!

Тут она уже с радостным утверждением тряхнула головой, отчего очки съехали на кончик носика.

Молодой человек кивнул и улыбнулся:

— Не сказать, чтобы дословно, но общую концепцию уловил. Так, с Лехой понятно. Теперь Эмик. Почему он на Южном полюсе?

— О! Тут все просто, — ребенок явно оживился, и тема ему была близка.

— Эмик, он системник перетряхивал в декабре, заниматься этим в варежках, конечно можно, но не очень удобно. А в кабинете — у нас всю зиму такой дубак — жесть. Мы в куртках, шапках и варежках сидели. В туалет бегали греться. В туалете термометр на стенку повесили — там зимой плюс пятнадцать. Это чтоб народ там не курил и не тусовался. Вот.

Сдвинув очки с кончика носа, шумно вдохнула и продолжила:

— Так Эмик в кабинете стол к батарее пододвинул и закрылся монитором. У него еще и от системника тепло. Тут шкаф, — руки показали расположение мебели, — а с другой стороны — стена. Короче, он себе персональные апартаменты сотворил, метр на полтора. Батарея как парное молоко и висит она на южной стене. Понимаете? У него все одно теплее, чем во всем кабинете. Вот Регина Александровна смеется, что Эмик у нас в тепле, почти на Южном полюсе.

— Персональные апартаменты значит. Южный полюс, — стажер на должность начальника службы безопасности подошел к окну, потирая нижнюю челюсть, прикашливая, маскируя смех.

— А почему Эмик умный, но — дурак?

Девочка пожала плечами:

— Ну, он умный только там, где машины. Тут его никто не переплюнет. К нему даже IT-шники то и дело шастают. А по жизни — дурак.

Тонкий пальчик снова передвинул очки повыше:

— Он почему еще прячется? Его девки своим вниманием замучили: «Эмику — пирожки! А Эмик когда на обед? Эмик, у меня компьютер завис!», — девчушка явно передразнивала кого-то.

— Ему до них дела нет, а когда он в процессе, для него остального мира просто не существует. У него машина.

Насмешливо посмотрела на присутствующих в поисках понимания. Не нашла, потому продолжила:

— Вы не поняли! У него — МАШИНА! — и этим все сказано. В обед в столовку сбегаешь, чего-нибудь принесешь, за монитор засунешь, слышишь — чамкает, значит, все будет нормально. А не принесешь, то — все! Капец! Вечером, когда баба Валя его шваброй из-за стола выбьет, то он может в голодный обморок упасть. Плавали — знаем! Он в туалет-то забывает сходить. Иной раз вылетает, с ног сбить может, даже и не заметить. Однажды кто-то по его милости чуть не убился, а он и не понял.

— А машина какой марки? — стажер имел в виду автомобиль и с извращенным нетерпением ждал ответа, по типу: «копейка» или «девятка», но девочка его удивила.

— В этом я как-то не очень. Системник здоровый такой, а что там напихано, мне не ведомо.

Роман Александрович потер спинку носа пальцем и подытожил:

— Получается, Эммануил Пряхин — программер, машина — компьютер, Южный полюс — за столом около батареи.

Стажер, скрывая улыбку подытожил:

— Сложно все тут у вас.

Девочка, топчась около двери, и с тоской поглядывая в окно, вздохнула:

— Есть малехо.

Тут вдруг встрепенулась:

— Нее, так-то все норм.

И добавила с такой надеждой в голосе:

— Так я пойду?

— Иди уже. Как начальник отдела вернется, пусть зайдет.

— Ага. Как вернется, — и оно ускакало. И скакало из кабинета в прямом смысле слова.

Рома повернулся к другу:

— Тимур, как ты думаешь, сколько этому чуду лет?

— Не меньше четырнадцати, иначе какая для нее работа?

— Она на инязе, и не на первом курсе, второй язык только со второго вроде у них, дружил я с одной, что-то такое говорила. Посчитаем. Хотя чего считать, она сказала, что на третьем. Школа — это восемнадцать плюс три года, итого, вот смотри, комп не соврет, двадцать или двадцать один. Надо же, а выглядит юной балбеской. Может, косит под нее?

— Ага, ты еще психологическую незрелость вспомни и вообще, Ромыч, я не понял, в какой цирк ты меня пригласил работать? Здесь службу безопасности блюдет старый фээсбэшник. Сюда проходил, с меня только шкурку не сняли и результаты анализов не запросили. А только что такое выступление устроили, как будто год для нас репетировали.

— Сам покуда не понял. Сейчас отец с дядей Славой придут, может быть, что и обозначится. А пока все весело! — Младший наследник крутанулся в кресле.

Тимур фыркнул:

— Да уж! Не грустно — это точно.

Роман Александрович Белояров дождался когда кресло перестанет крутиться, и засмеялся, поднимаясь навстречу отцу.

Александр Иванович Белояров — один из основателей компании имел высокий рост, атлетическое телосложение и темную густую шевелюру с висками, блестевшими сединой, именно он сейчас входил в кабинет.

— Добрый день, молодые люди! Как обживаетесь на новом месте? — Мужчины обменялись рукопожатиями.

— Наконец-то! Пап, я уже попух от Южного полюса, Эмика и…

— И Семена Моисеевича!

Александр Иванович через старенький интерком обратился к своему бессменному секретарю:

— Полина Платоновна, чайку бы.

— Да, чайку, но ему только ройбуш, никакого «черного и покрепче», — в кабинет вошел Вячеслав Аркадьевич Каратаев, мужчина тоже не маленького роста с подтянутой фигурой и абсолютно седой головой, его висок перечеркивал рваный рубец. Рома знал папиного друга и однополчанина с детства. Дядя Слава в компании занимался юридическими делами.

— С Южным полюсом и Эмиком вы, мальчики, самостоятельно никогда не разберетесь, — Александр Иванович засмеялся. Он долго не видел сына и был рад посидеть в его компании и просто поболтать. В ожидании чая опустился на большой кожаный диван:

— Здесь история странная получилась. Два года назад ко мне на стол от службы рекрутинга попала одна бумажка, они тогда искали руководителя отдела корпоративной культуры. Бумажка как бумажка. Черновые записи с собеседования зацепились за скрепку. На листке все честь по чести, фамилия, имя, отчество, образование, несколько последних мест работы и прочая дребедень. Все идеально. Не работник — клад. И неожиданный вывод — категорически не подходит. О как. Любопытство меня к концу рабочего дня доконало. Приглашаю рекрутера, спрашиваю. А он в ответ, мол, слишком спокойно себя вела, уверена была, что возьмут. Ну не понравилась ему уверенность в себе этой дамочки. Еще он мне сказал, что гарантии гибкости и лояльности к компании, практически равны нулю. Каюсь, представил себе женщину крупную, солидную, этакий танк, с функцией «таран». А глянул на фотографию и обомлел.

— Признавайся, пап, зацепило?

— Не то слово. К тому же, рекрутер утверждал, что умна, но он сомневается, что она будет проявлять гибкость и лояльность к компании. Что-то задачка с ответом у него не сходилась. На следующий день звоню Михеевне.

— Александр Иванович, а Михеевна это кто? — стажер заинтересовано поглядывал на генерального директора, а тот продолжал:

— Ирэна Михеевна Эмираева — это женщина-легенда. Мой кадровик, женщина — рентген. Только глянет и все про человека знает. Мы с ней и с Вячеславом Аркадьевичем начинали всю эту канитель, которую теперь холдингом зовут. Она сейчас у нас директор по персоналу. Так вот. Зову к себе. Говорю как есть. Михеевна не любитель поговорить — кивнет и пошла. Через час звонит и спрашивает, мол, сам смотреть будешь или мне доверишь? А доверяю, говорю, чего бы не доверить! И все. Закрутился-завертелся, и благополучно забыл про тот случай. Через неделю подписание договора с иностранцами. Звоню Михеевне, прошу, дай сметливую девочку, чтоб организовала встречу — завтрак — прием и прочее. А она мне говорит, что тебе, старому, девочка не пригодится, вызывай начальника орготдела и работай с ней.

— Погоди, Иваныч, такого отдела у нас и не было на ту-то пору, — Вячеслав Аркадьевич разливал чай по чашкам и даже приостановился от таких слов.

— А я о чем? Ирэна Михеевна тихо смастерила этот орготдел, и эту умную, пробивную, инициативную, что «не будет проявлять гибкость и лояльность к компании», начальником отдела поставила. Была у нее в резерве ставка. Ох и съела она потом мне мозг за эту ставочку. Потом аж ножкой топнула — верни, антихрист!

— Вернул?

Роман с улыбкой ждал продолжения.

— А куда деваться? Не верни свое цыганке — огребешь, не разгребешь!

— Так Ирэна Михеевна еще и цыганка!? — ахнул стажер.

— Угу, самая что ни на есть чистокровная. Дочь баро! И жена баро.

Вячеслав Аркадьевич пил чай, смотрел с интересом на молодежь и посмеивался.

— А умную, пробивную, инициативную и солидную, этакий танк, с функцией «таран» увидите уже сегодня, так думаю, — Александр Иванович хитро глянул на молодых людей, как будто предвкушал реакцию на какой-то только ему ведомый сюрприз.

— Это еще не все. Через пару недель Ирэна Михеевна ей помощницу определила. А помощницей оказалась Алинка Панакова — краса университета, — последнее у Вячеслава Аркадьевича прозвучало с изрядной долей ехидства.

— Родственница Натэллы? — Рома подобрался. Он не понаслышке знал эту девицу, и с давних пор боялся как огня. Они как-то в Новый год оказались в одной компании у знакомых на даче. Красотка пасла его весь вечер. Ушел огородами, хорошо в соседях приятели старших братьев жили, приютили парнишку. Пацаны потом долго ржали над темой: как он в ту ночь сберег свою невинность.

Отец, отхлебнув чай, поморщился:

— Алинка? Да, внучка Натэллы. Никуда не годна. Ленива, корыстна, завистлива и бестолкова. Бабка с ней носилась, как с писаной торбой, а она сидит по сю пору в думках как с папиной шеи на мужнину пересесть. Ох и помучилась с ней Регина.

— Подожди, пап, так начальника орготдела зовут…?

— Воронова, Регина Александровна Воронова!

— Да уж, досталось, Регинке, — Каратаев попивая чаек, жмурился как сытый кот и мотал головой.

— А потом и нам. С этой Алинкой-«красой» чуть на два лимона не влетели. Ирэна отшептала.

— И не говори! — Каратаев кивал, соглашаясь. А отец продолжил:

— Алинка закончила иняз. Ее взяли не только помощником Регины, но и переводчиком. Похоже, училась краса с пятое на десятое, чтоб только диплом получить, ей и достаточно. Как дошло до работы, как говорила моя бабка — ни петь, ни свистеть.

На ту пору, мы немцев ждали. Вот сейчас вспоминаю и думаю, знал бы тогда об этом, с ума бы сошел от страха опозориться перед заморскими-то гостями. А Регина — она умница. Сразу просекла, что к чему и помчалась в университет к знакомой на факультет иностранных языков. Что там, да как, не рассказывает, а только на переговорах в зале уже была девчушка совсем юная, и видно было, что ее только сейчас переодели-переобули.

Вячеслав Аркадьевич с ухмылкой на лице фыркнул:

— Представь девочку-подростка, угловатая, сплошные локти-коленки, все одергивает на себе пиджачок, об юбку ладошки вытирает, а в самом дальнем углу сидит паренек, очки на носу, в ноутбук не мигая смотрит, а пальцы как будто сами по себе по клавиатуре бегают. Нам всем не до подробностей было, кто сидит, где сидит, что делает. У нас первые переговоры. Волнуемся страшно. Контракт на два миллиона. Тогда это были не деньги — деньжищи!

Он взмахнул руками, подтверждая свои слова.

— Видно было — девочки волнуются, а как только немцы заговорили, то Тоша про все забыла и выдавала нам синхронный перевод — это вообще-то считается высшим пилотажем среди переводчиков. Эти-то на каком-то местечковом диалекте рокотали, а она не струхнула, переспрашивала, уточняла. У нас велась запись тех переговоров. Потом дали спецу послушать и запись, и перевод, так он сказал, что перевод делал человек, который всю жизнь прожил в Германии и с детства говорил на двух языках. О как!

Александр Иванович сделал очередной глоток ройбуша и поморщился.

— Переговоры закончились, страсти улеглись. Зовем на ковер Регину, рассказывай, что и как. Она и поведала, что декан указала ей на Таню Коркину, но к ней в обязательном порядке прилагался Эммануил Пряхин.

— Детдомовские они, — Каратаев вздохнул и продолжил, — вышли из детдома, как вышли — сбежали. Что там было, одному Господу Богу известно, но как только Эмику исполнилось восемнадцать, от собеса дали им комнатку убогую, одну на двоих. Прибил бы крыс канцелярских! Не родственники, к тому же разнополые — безобразие! Но им деваться некуда. Вот и держатся они друг за друга. А дети талантливые.

— Вот такие ребята, — Александр Иванович поднял большой палец вверх.

— Регина перед переговорами приодела их на свои деньги, чтобы выглядели по-людски. На другой день пришли, вещи назад принесли, вернуть хотели, так их охрана не пустила — так были бедно детки одеты.

Каратаев вздохнув, аккуратно поставил пустую чашку на столик:

— Регина и приняла их под свое крыло. А Эмик — он программист, компьютерщик Божьей милостью. Так что мы не потеряли, а только приобрели. Вот такая история!

В кабинете стало тихо, каждый думал в этот момент о своем.

Открылась дверь кабинета:

— Здравия желаю!

Все дружно повернули головы в сторону вошедшего. Военная выправка, громкий голос, четкая дикция выдавала в нем начальника службы безопасности.

— Про детей полка речь? Хотел про них же спросить. Александр Иванович, Эммануила на завтра к своим забрать могу? Они говорят, что систему видеонаблюдения перетряхнуть надо. Пусть посмотрит? В прошлый раз малец там пошаманил, что-то перенастроил и все нормально пошло. Как ситуация складывается? На завтра?

Генеральный кивнул:

— Про них поговори с Вороновой. Может и найдет для твоих героев время.

Ожил интерком:

— Роман Александрович, Воронова подошла.

— Пусть войдет, — Александр Иванович встал из-за стола и пошел к двери.

Тимур и Роман переглянулись и тоже поднялись.

В кабинет вошла золотоволосая девушка. Хрупкая фигурка, невысокий рост, красивые кисти рук, держащие папку, они кажутся такими тонкими, почти прозрачными. Большие голубые глаза с такой печалью где-то на дне, что хочется заглянуть в них еще раз, а может и не раз, чтобы убедиться, что не привиделось, не померещилось. И плечи, как-то странно она держит плечи, как будто потревожить боится. А как забудется и расслабит мышцы, и вдруг замирает, чуть-чуть закусив нижнюю губу.

Тимуру показалось, что вошла девочка, только она очень-очень старается быть взрослой. Этакое противоречие между миниатюрной фигуркой и уверенным поведением взрослого человека. И глаза, которые выдают не возраст, нет, выдают какой-то печальный жизненный опыт.

Улыбнулась краешками губ:

— Здравствуйте! Александр Иванович, вы просили зайти.

Александр Иванович с удовольствием наблюдал за реакцией молодых людей. Понятно было, что каждый из них нарисовал себе портрет этой «дамы». Сейчас, сравнивая ожидаемое и реальное, они явно пребывали сначала в недоумении, а потом в изумлении. Про себя посмеивался и потирал руки — сюрприз удался. Махнул рукой в сторону стола:

— Да, Регина, проходи. Вот документы, которые тебе нужны будут. Эта папка — переговоры с китайцами, а эта — с итальянцами. Только время обязательно со всеми согласуй сама и Кахович пусть переводом займется. Тошку — не грузи, не ее это работа.

— Поняла, все сделаем. Простите, можно спрошу?

Хозяин кабинета кивнул.

— Вы уходите? Команда меняется? Или врут слухи?

Один из собственников холдинга потеребил нос, второй — потер ухо. Александр Иванович развел руками:

— Да кто их, девочка, знает, врут — не врут. Еще ничего не решено, а достойную смену готовим. Может и не смену. А пока знакомьтесь. Регина Александровна — это Роман Александрович, Тимур Давидович. Официальное представление через неделю. Ты уж не очень об этом распространяйся.

— Как же с китайцами и итальянцами? Кто на переговорах будет представлять компанию?

— Мы вместе и будем. Чего всполошилась? Будем работать сдвоенной командой, пока не введем молодежь в курс дела. Не думаю, что стоит волноваться. Все остается как есть. А потом — это будет потом.

ГЛАВА 2

Регина забрала приготовленные и подписанные документы, забежала к себе в кабинет, оставила папки на столе и покинула офисное здание.

Вышла, остановилась на крыльце. Думалось обо всем понемногу.

Дождь. Как она любила дождь. Но только летний, легкий, звонкий, чтобы солнышко и тепло, и зонтик, и туфельки. Тогда любовь к дождю была искренней и безграничной. А сейчас осень. Холод, яркими пятнами листья тополя и клена по дорожке. Небо сегодня совсем не голубое, какое-то грустное, сизое и плаксивое. Ветер порывами. Ветер и дождь. Брр! Может такси вызвать? Она начала считать. До остановки двести шагов, от остановки до магазина еще пятьсот, а вот потом уже не близко, минут двадцать бегом. Откуда-то пробилась мысль: кто же тебе дорогая с утра пораньше на память наступил, зонтик могла бы и прихватить. Только зонтик при таком ветре не спасет. Ну ладно, побежали, авось не подхватим простуду.

Громкий мужской голос заставил вздрогнуть:

— Регина Александровна! Садитесь в машину живее!

На автомате бросила:

— Спасибо! Я на автобус лучше, — у Регины зачастил пульс: неужели…?!!

— Да садитесь, не съем же я вас. Видите, к нам уже ДПС-ник спешит — садитесь!

— Вот и поезжайте быстрее, а то оштрафуют. Счастливо!

А сама не могла унять трясущиеся руки и чувствовала, что пульсирующая головная боль, которая своей интенсивностью иной раз могла свести с ума, уже на пороге. Все так моментально. Господи, неужели? Нет, надо думать о хорошем. Просто я перестраховщица, а на самом деле все хорошо. Но бдительности не терять! Бдительность — наше все!

Так учила тетя Фрося, дворничиха и революционерка. При воспоминании о тете Фросе на душе становилось тепло, всегда улучшалось настроение, а губы сами начинали улыбаться. Одна ее волшебная метла на длинной ручке чего стоила. Именно метелкой она моментально разгоняла местных алкашей. Хулиганы и те боялись тети Фроси как огня. А как мастерски она ругалась, причем так, что никто ни словечка матерного от нее не слышал. Только так припечатает, что и не отмоешься. Алкаш и дебошир Быховец стал Буховцом, а Рудик Козей, бегавший от жены к соседке, превратился в Козлея. Улыбаясь таким воспоминаниям, Регина Александровна стояла под козырьком офисного здания не решаясь сделать шаг навстречу дождю.

Интересный блондин за рулем роскошной, мощной машины явно нервничал и ждал.

Вот дура упертая. Или узнала? Нет, не могла. Как была «хорошей девочкой с принципами», так и осталась. Пять с половиной лет прошло, неужели жизнь так и не обломала? Вся такая правильная и принципы у нее! Тьфу! Будет под холодным ветром и проливным дождем стучать зубами и мерять лужи. А как иначе? Не с чужим же мужиком в машине — ах-ах-ах! Боже мой, как это дурно! Ах-ах-ах! А как же моя репутация! Тьфу ты! Чего кобенится? Довез бы до дому. С сухими ногами. Ну, конечно, как я мог?! Чуть развлечения не лишил! Чуть без соплей не оставил! Негодяй! Мерзавец! Каков подлец?!

Так сам с собой разговаривал охотник и посматривал в сторону потенциальной добычи.

Ничего не изменилось, и никто не изменился! Только подожди немножко, я тебя сначала привяжу к себе крепче, чем в прошлый раз, ошибки больше не будет, а потом на блюдечке с голубой каемочкой тебя преподнесу, кому надо. За хорошие денежки. Теперь не продешевлю.

Внезапно перед капотом внедорожника возник микроавтобус. Опустилось стекло и пушистая голова Катеньки, сотрудницы машбюро, высунулась в окно:

— Регина Александровна! Давайте с нами! Нам Пал Палыч разрешил Газельку взять, а она в ремонте, так Федюня, он сегодня дежурный механик, нам Мерсика дал. Мы, правда, в магазин хотели вначале заехать за продуктами, так мы там быстро!

Губы сами расползлись в улыбке, и Регина шагнула к машине:

— Спасибо, мне тоже в магазин не помешает. Так, что я с вами.

Двери еще не закрылись, а Катя-егоза уже интересовалась:

— А с кем это вы говорили? Ну, в той большой черной машине? Это кто? Ваш знакомый или поклонник?

Одна из молодых женщин засмеялась:

— Катька, ты — болтушка! Хорош молоть языком. Вот точно девчонки говорят, вы в машбюро намолчитесь за день, потом вас не переслушаешь.

— Не твое это дело, Катенька, не твое, — Марина Николаевна, главный бухгалтер, с укором покачала головой.

— Не мое? А вдруг любовь у них, они поругались и нужно помочь влюбленным. А тут — я, вот она. Хоп — и помогла!

— Ага, хоп, и мужика увела! — Девчонки из бухгалтерии захохотали в голос.

— Да ну вас всех! Злые вы! Никакого понятия о том, как тяжело влюбленным! Вот я читала в журнальчике…

— Все Катерина, умолкни со своим журнальчиком! Видишь к магазину прибыли! Андрей Сергеевич, мы — быстро!

Водитель обернулся к хохотушками:

— Девоньки, жду вас не боле двадцати минут. Так, что поторапливайтесь!

Настроение Регины Александровна просто расцветало. Очень кстати и магазин, и машина, и Андрей Сергеевич. Он дядька не вредный, до дома доставит. А значит надо все, что имеет не маленький вес, прикупить. Итак. Сахар, спагетти, рис краснодарский классический и пропаренный. О, гречка!

— Гречку здесь брать не рекомендую, она затхлая какая-то.

Регина вздрогнула и оглянулась, сзади стоял красавчик из той, роскошной машины.

— Опять — вы!

— Снова — я! — И обаятельнейшая улыбка.

Вместе со страхом пришло раздражение:

— Вы что, за мною следом перемещаетесь?

Мужское плечо дернулось как-то по-девчоночьи:

— Вот еще, очень надо. Просто так совпало. Хотите гречку, ну и лопайте ее на здоровье!

— Спасибо, что разрешили, — старалась, чтобы голос звучал спокойно. А по спине уже бежала морозная волна, как будто опасность была совсем рядом, а она ее не распознала сразу. Чего привязался этот, как с картинки? Интуиция вопила: его нужно бояться!

Девушка глянула в его сторону, не поворачивая головы, из-под ресниц. Вроде бы повода для реального страха не давал. Все равно как-то не по себе только от того, что он рядом и капельки пота уже бегут по спине. Бррр, кошмар ходячий в стильной обертке. Регина демонстративно отвернулась и кинула в тележку пакет с гречкой.

Катенька краем глаза зацепила шикарно одетого мужика, громко и агрессивно разговаривающего с Региной Александровной, а еще увидев, как она кусает губы и хмурится, быстро нырнула в соседнюю секцию:

— Девочки, а около Регины мужик какой-то орет. Красивый.

— Где они? — Тиночка из бухгалтерии завертела головой.

— Про гречку ор был, значит в соседнем проходе.

Главбух скомандовала:

— Катька, бегом туда, ты все одно без телеги!

Ниночка, из отдела стратегического планирования, всполошилась:

— Девочки, надо к ней бежать, она ведь не отобьется от этого психа. А что на психа нарвалась — факт. У них сезонное обострение! Осень!

— Погодите-ка, — Марина Николаевна давно приметила Андрея Сергеевича, который пас всю их компанию. Она-то знала, водится за ним такой грешок, любит он за народом издалека приглядывать. Махнула ему рукой.

Водитель микроавтобуса компании с самого начала решил походить по магазину понаблюдать за девчонками. Было у него такое хобби. Коллекционировал он поведение людей в магазинах. Когда человек сосредоточен на покупках, и не столь тщательно следит за выражением своего лица, о нем многое можно понять. Например, истинное отношение к обстоятельствам, ценам, обслуживанию, да и к жизни вообще. С головой выдают мимика, жесты, движения и прочие мелочи в поведении. В этот момент видно настоящего человека, его характер, привычки: тут натура полностью обнажена! Здесь никто не прикрыт той картинкой, которую хочет всем показать. Вот и сейчас наблюдал за девчонками и улыбался в усы. Внезапно услышал:

— Дядя Андрей! Там Регина на психа нарвалась, — Марина, пыхтя от быстрой ходьбы, пальцем ткнула по направлению к соседнему проходу. До него он буквально бежал.

— Регина, — бас водителя прозвучал над самым ухом, — ты скоро уже?

— Ой, Андрей Сергеевич!

Господи! — подумала Регина, — дай силы не начать страдать энурезом и заиканием! Что за день такой, все норовят подкрасться и в ухо рявкнуть!

— Фу ты, аж ладошки мокрые, — она пыталась справиться с испугом. Получалось плохо.

— Чего переполошилась-то? Задумалась над лапшой?

— Угу. Над лапшой. Вообще-то все взяла. Уже бегу на выход. Кошачий корм только прихвачу.

Бегу-то, бегу, не запнуться бы и не шлепнуться со всего размаху. Только вот градус настроения уже точно начал падать от встречи с этим «красавчиком». Настроение! Стоять! Любое движение — побег, прыжок на месте — провокация! Нет, мужик блондинистый, фиг ты меня собьешь с ровного настроя. Чего привязался со своей гречкой? Затхлая она тебе, да на здоровье! Неприятно-то как! Видела я его где-то или нет? Вспомнить бы, что же в тебе такого знакомого? Как бы спросила тетя Фрося? Кто ж ты, мил человек?

— Регина, ты все взяла, что надо? — водитель настороженно поглядывал по сторонам, провожая глазами странного щеголя. Высок, морда настолько смазлива, что бабы готовы шеи свернуть. И одет как на бал, вон, после него одеколоном слегка пованивает. Приятный запах, а как будто гнильцу маскирует. Нет, девочки, он не псих. Ему Регинка нужна. Ох, как нужна, прямо кровь из носу, как нужна. Ладно, сейчас мы ее до дому, до самой двери доведем, а вот что потом, надо покумекать. О! Откуда тут молодой безопасник нарисовался? Совсем все интересно становится. Вот с кем это дело сейчас бы обсудить.

Девушки, стоя в очереди, гомонили у кассы.

— Регина Александровна! — Одна из компании махнула Регине рукой, — мы уже очередь заняли, к нам идите!

— Смотрите, а мужик-скандалист у дверей стоит. Надо, чтобы дядя Андрей Регину из зала прямо в машину забрал, мы с покупками сами управимся, — Тиночка бухгалтер, завертела головой, высматривая водителя.

Остальные тоже были настороже.

— Девочки, смотрите, Сергеич с новым начальником службы безопасности.

— Откуда ты, Катя, все знаешь?

— А вот! Я у Полины Платоновны сегодня приказы забирала, его видела, вот и спросила.

— Ох и страшон же батюшка.

— Нда, на морду — не красавЕц. Зато, какие плечи, тонкая талия.

— И кубики, наверное, есть…

— А ноги? Накачанные ровные ноги.

— Черноглазый и нос крючком.

— А губы-то, губы! Пухлые, ровные, а край, как кто карандашиком рисовал.

— Угу, на такие в магазине лучше не смотреть.

— А где смотреть? — Катя разглядывала мужчину с заинтересованностью посетителя выставки изобразительного искусства.

Ее вопрос остался без ответа, зато Тиночка добавила:

— Не бугай.

— И лысый.

— Не лысый он, бритый.

— Как говаривала моя прабабка — однако, жгучий брунет.

— Судя по губам — капризен уж больно. А так интересный.

— Если присмотреться он даже очень ничего. Крупноват немного, так это и в тему. А какой вид сзади! Все такое упругонькое, кругленькое, приятно, должно быть, не только глазу. А ручонки шаловливые так и тянутся потрогать.

— И ущипнуть! Ох, грехи наши тяжкие!

Женщины переглянулись и снова засмеялись.

— Он не бритый, смотрите, у него и брови, и ресницы опалены. Наверное, волосья на голове тоже огнем прихватило, вот и побрился.

— Шашлыки поди жарил, вот и подпалил.

— Ничего, волоса не зубы — небось отрастут.

— Руки интеллектуала, смотрите, у него какая кисть и тонкие пальцы.

— Ага, и не волосатые.

— Тоже опалил, наверное.

— Так вот, судя по виду сзади, у него, должно быть, очень …гм! — хороший эмм… нрав.

Катя, самая молоденькая среди всех собравшихся, фыркнула, глядя на обсуждаемую фигуру:

— Действительно, судя по его роже, ну такой он добрый и приветливый! Жуть кромешная!

Вся женская компания грохнула хохотом:

— Катя, ох, не могу!

— Катька, да не про то речь!

— Катерина! Какой ты еще ребенок!

— Ой, мама моя! Катюха!

— Да ну вас! Все с вывертом каким-то. Говорите про нрав, вот про нрав и говорите, а то: не про то речь! Старые кошелки.

Девочки хохотали над Катериной, а она, похоже, немного обиделась.

Елена Ивановна, зам главного бухгалтера, погладила приятельницу по плечу:

— Эй, старая кошелка, тебе послезавтра тридцать один стукнет. На тортики глянь, тут своя кондитерская, все всегда свежее и вкусное.

Стажер на должность начальника службы безопасности внимательно слушал водителя, а мысли шли параллельно диалогу и не мешали внимательно отслеживать ситуацию вокруг.

Оказывается, Андрей Сергеевич работал в компании с момента ее основания. Завгар про него сказал, что это — скала, спокоен, невозмутим и надежен. В разных ситуациях проверен. Молодь называла его уважительно дядей, он и не противился. Вот и сейчас ситуацию с начальницей орготдела быстро засек, а она более чем странная.

Регина шарахается от какого-то мужика. Сергеич видел, как щеголь очень настойчиво приглашал ее в свою машину, потом поехал следом за ними, устроил сцену в магазине. К чему бы это? Судя по поведению Регины, она его не знает и боится. Надо проводить девушку и приглядеть.

А что там девочки про его… гм… нрав говорили? Краем уха обсуждение все-таки захватил. Неет, ну приятно, в кои-то веки заценили вид во всех сторон. Щелкнул пальцами:

— Ох, девки — шельмы! Плесни-ка мне еще «Агдам», интересую еще дам, интересую! Интересую! — Пропел он про себя строчку песенки из старой оперетты.

Проследил глазами как нагруженные пакетами женщины вышли из магазина и начали усаживаться в машину.

— Дядя Андрей, можно ехать, — дружно оглядели друг друга, — все здесь!

Седая голова водителя повернулась в сторону пассажиров:

— Значит так, девули. Сейчас Регину Александровну завезем, потом остальных.

Заурчал двигатель, и машина мягко покатила со стоянки. Огромный джип, пропустив микроавтобус вперед, последовал за ним.

В салоне разговоры не прекращались.

— Регина Александровна, приходите в среду на обед к нам в отдел. У меня день рождения, чайку попьем. Заодно и документы подпишите. Там Эмику опять какие-то железки пришли.

— Спасибо, Тина, я приду! На день рождения принято приходить не с пустыми руками. Может, скажете, что хотели получить в подарок? Не хотелось бы дарить непонятно что или абсолютно бесполезное и не нужное.

— Вот это понимаю подход! Хочу заварочный чайник. Большой! На литр. У меня вся семья чай пьет, мы пакетики не уважаем, а в семье, — Тина начала загибать пальцы, — итого девять душ, приходится два чайника держать на столе, и то, иной раз, всем не хватает.

— Люблю конкретные пожелания на подарки! Заморачиваться не надо и знаешь, что твой подарок будет кстати. Будет вам Тиночка большой заварочный чайник!

Машина заехала в просторный двор:

— Регина Александровна! Приехали!

— Спасибо, Андрей Сергеевич. До свидания всем!

— Счастливо!

— До завтра!

— Хорошего вечера!

Микроавтобус выезжал со двора, когда Катерина ойкнула:

— Ой, дядя Андрей, а они за Региной оба приехали следом. И блондин этот, и бугай, в смысле безопасник новый тоже.

Водитель с удовлетворением глянул в зеркало, кивнул своим мыслям, а вслух сказал:

— Разберутся. Не маленькие. Все загрузились? Никого не оставили? Тогда вперед, девули!

ГЛАВА 3

Регина поднималась на свой этаж и костерила себя вдоль и поперек.

Уфф! Жадность не порок, а большая дурость. Куда нахватала? Дорвалась до бесплатного транспорта. Доволочь бы все это дело до двери так, чтобы пакетики не лопнули. Пакетики не лопнут, лопнет твой пупок, дорогая. Или он развязывается в таких случаях? Развязывается — не развязывается. А вот грыжа у тебя будет. Это точно! Надо в Интернете посмотреть, что такое грыжа. А то все — грыжа, грыжа, — а ты и не знаешь, что это такое, хотя уже возраст к тому и идет. К грыже. Интересно, возраст от грыжи или грыжа от возраста? Глупость какая: возраст от грыжи! Конечно, возраст — страшная штука, особенно когда тебе уже глубоко за двадцать, почти тридцать, но еще не сорок.

С таким жизнеутверждающими уговорами доплелась до квартиры:

— Вот она родная, долгожданная дверь! Приветствую тебя, мой дом! Доволоклась до тебя с неподъемным грузом! Ура! Разуемся, разденемся, ручки помоем, холодильничек откроем: молоко, масло, кефирчик, огурчик. Холодильничек закроем!

Вздрогнула от внезапно возникших звуков. Громко, заунывно, на одной ноте. Что бы это? Сирена? Пожар? Не похоже. Откуда звук? Что это, в самом деле?! За окном? Балкон? Пришлось спешно открывать балконную дверь.

— Мурзон, паршивец! Что ж ты так орешь?! Ты не кот, ты слон в кошачьей шкурке! В гости пришел? Входи! Угощение уже в миске. Заходи, мой хороший.

Огромный полосатый кот вел себя странно, он делал шаг вперед, потом глядя на нее, снова уходил на балкон и орал как ненормальный.

— Да что случилось-то? Куда ты меня зовешь? Ну, идем. Да идем уже, идем. Не ори ты так, а то у меня мурашки строем по спине туда и обратно уже несколько раз сбегали. Что случилось, спрашиваю?

— Регина …, — какой то ли шепот, то ли стон.

— Регина …, — это, похоже, Амыр.

Регина перегнулась через балконную перегородку, а там лежит хозяин Мурзона.

— Голова…, выходил на балкон и упал, встать не могу, — видно было, что он испытывает сильную боль.

— Погоди немного, сейчас к тебе через балкон переберусь. Погоди минуточку, только трубу подергаю, мне за нее подержаться придется. О-оп! А вот и я.

Открывшаяся картина повергла девушку в ужас.

— Ничего себе! Погоди, дай сообразить. Как тебя вернуть в комнату и доволочь до дивана. А где еще болит? Нога сломана — это понятно. Ногу сейчас к швабре примотаем, а потом я тебя на горбушке до дивана попробую донести.

Регина прекрасно понимала, это сильно сказано — донести, с ее пятьюдесятью против его девяноста килограммов. А вдруг что-то с позвоночником? А если с головой? Значит, его нельзя трогать. Господи как страшно-то! Только не бояться и не паниковать. Как он упал? Лежит так, что его не поднять, под ребрами балконный порожек, голова на балконе на полу. Как бы еще в комнату попасть, на него не наступить.

— Ты не расстраивайся сильно, сейчас скорую вызовем, доктора приедут и все будет нормально. Все хорошо будет. Сейчас тихонько в комнату проскользну, буквально на одном носочке. Как говорила тетя Фрося, все будет у нас ладом. Да? Мурзон?

— Болит сильно, — Амыр дышал прерывисто, с каким-то хрипом, — но мы еще встретимся, любимая, так было предсказано.

Неужели бредит? Господи, как страшно!

— Потерпи, мой хороший, сейчас, мы уже вызвали скорую. Звонок в дверь слышишь? Для скорой слишком быстро, это кто-то там к тебе пришел.

Звонок звонил не переставая.

— Это кто ж такой лютый? Или упрямый, каких мало. Амыр, ты с почтальоном или с соседями не поссорился часом? Это они обычно, когда сердятся, так в дверь звонят. Я бы сказала, трезвонят.

Регина явно «забивала эфир», чтобы только не молчать, чтобы были заняты руки и мозг.

Двери распахнула не глядя. За порогом стоял тот самый магазинный бугай, чьи стати девушки очень энергично обсуждали.

Чем-то явно недовольный, вдруг неожиданно рявкнул:

— Что у вас происходит?!

Она вцепилась в косяк рукой, второй держась за ручку двери:

— А вы как здесь? Вы же безопасностью компании занимаетесь, а тут-то, каким ветром?

Тон немного понизился:

— Что. У вас. Происходит.

— У нас происходит Амыр. Кажется, он ногу сломал.

— Можно мне войти?

Регина оглянулась и прокричала:

— Амыр, он просит разрешения войти!

Глухо и еле различимо услышала:

— Кто он?

Ей снова пришлось повернуться к гостю:

— Вы кто?

Тот фыркнул:

— Театр абсурда.

И уже громче:

— Я — Рахманов Тимур Давидович, стажер на должность начальника службы безопасности компании, где работает Регина Александровна! Мы с нею немного знакомы!

Мельком глянул на девушку и продолжил:

— Я хочу помочь!

Амыр прохрипел в ответ:

— Он воин. Честен и бесстрашен. Он поможет. Пусть войдет.

Регина махнула пришедшему рукой, приглашая пройти в квартиру. Забежав вперед задала вопрос, который уже зудел на языке:

— Амыр, откуда ты взял, что воин и все остальное? На мой взгляд — обычный человек, хотя может и служил в армии. Откуда это знаешь? Ты его даже не видишь. Он у двери в комнате стоит, а ты головой на балконе лежишь.

Глухой стон и ответ:

— Таких вопросов шаману не задают. Все потом, девочка, все потом. Только ему не надо знать о том, что я шаман. Нет. Не надо. Давай его сюда.

Оглянулась на гостя:

— Проходите, вас зовут.

Неожиданно для него схватила за рукав и тихо проговорила:

— Амыр странно иногда себя ведет, не обращайте внимания, он воевал и был контужен. Может это последствия? Он очень хороший человек, не агрессивен, адекватен, но иногда, немного… своеобразный. Вот теперь идите.

И тот шагнул к Амыру.

— Здравствуйте, — Тимур внимательно осмотрел обстановку, — да уж, не самое удачноеприземление. Постарайтесь не шевелиться. Как ощущаете, с позвоночником есть проблемы? Встать с моей помощью сможете?

— Нет. Нужны двое мужчин.

— Ясно. Думаю, вас, действительно, трогать не стоит.

Оглянулся, встретился глазами с помощницей:

— Скорую вызвали?

Регина утвердительно кивнула, пристраивая под голову пострадавшего подушку.

— Хорошо. А вам, уважаемая Регина Александровна, я бы настоятельно порекомендовал не лазить с балкона на балкон. Упасть с четвертого этажа — это не шутки, — Тимур был зол.

Когда увидел хрупкую женскую фигурку, перебирающуюся через перила, и на несколько мгновений повисшую над пустотой, у него похолодело в груди. В момент преодолел расстояние от машины до дома, стоял, задрав голову, страховал ее, был готов подставить руки, чтобы, насколько возможно, амортизировать удар от падения, если такой вдруг случится. Внутри все дрожало, до сих пор не мог успокоиться и прийти в себя от ее безрассудного поступка.

— Скорее всего, вас госпитализируют, — обратился он к Амыру.

И не глядя на нее почти распорядился:

— Регина Александровна, наверное, надо помочь собраться в больницу. Что там взять, не знаю, ложку-чашку-кружку, тапки, полотенце, пижаму.

Девушка снова перебралась с балкона в комнату:

— Амыр, я соберу, мне не трудно, — она была не только расстроена, но и напугана состоянием мужчины. Для нее он давно был не просто соседом, а самым надежным другом, который частенько вытаскивал ее из таких душевных кризисов, что не всякому психотерапевту под силу, а он с этим справлялся. Регина очень ценила эту дружбу, хотя разница в возрасте была существенной.

Постояла, подумала, потерла лоб. Наверное, действительно, нужна посуда, средства гигиены. Что там у мужиков? Мыло, бритва? Спросить — не спросить? Амыр всегда без бороды и усов, бреется же он чем-то? В ванную заглянуть что ли?

Открыла двери и замерла. Вот это чистота! По сравнению с ним, я — хрюшка. Тут прямо как в операционной. Полочка и шкафчик. Открываем. Мыло, бритва, а это-то что? Баллончик с чем-то. По китайски-японски-корейски я не читаю, а перевода нет. Ладно, кинем и это китайско-корейское-японское нечто в пакет, может что-то важное для мужика. Бритвенный станок и бутылка с лосьоном.

Вышла из ванной:

— Амыр, какие-то пожелания будут? Мне и вправду не трудно.

— Тебе девочка и впрямь не будет трудно, потому, что собирать нечего. Все, что есть, все на мне. Зачем лишнее? Вечером постирал — утром надел. А кастрюлька, ложки и чашка — на кухне.

Шагнула туда и почти прокричала:

— Не обидишься, если сделаю подарок? От меня? Просто подарю кое-что, на мой взгляд, нужное.

— Нет, на тебя не обижусь. И приму от тебя подарок. Но только от тебя.

Регина в ожидании медиков начала заметно нервничать. Да где же скорая? Чего они так долго? Здесь человеку плохо, а они тащатся еле-еле. О! Звонят в дверь. Наконец-то!

— Это доктора!

Действительно, в квартиру вошел мужчина в форменной одежде врачей скорой помощи.

— Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Амыр Каримович неудачно упал, трогать его не стали до вашего приезда.

Доктор прошел в комнату, присел около пациента:

— Не спрашиваю, как себя чувствуете — вижу, что паршиво. Пошевелить пальцами рук можете? А ног?

Обернулся к фельдшеру:

— Серега, неси щит, зови Дмитрича. Поможете его переложить? — обратился к Тимуру.

Тот кивнул, внимательно наблюдая за манипуляциями врача. Богатый боевой опыт давал прекрасную возможность оценить качество оказываемой медицинской помощи.

Врач привычным движением раскрывает кейс, выбирает лекарство, делает укол и, наблюдая за состоянием больного, разговаривает с ним:

— Сейчас переберемся на щит и узнаем куда поедем.

Регина присаживается рядом со щитом, на котором лежит Амыр, берет его руку в свою, и с надеждой смотрит на врача. А тот звонит, говорит, опять звонит, опять говорит.

— А мест-то в травме нет, — видно, что доктор расстроен, — в коридор совсем не хотелось бы его определять. Может в пригороде?

Опять звонит, говорит, почти кричит, а у Регины назревает истерика, и справиться с нею девушка вряд ли сможет и это прекрасно видит Тимур. Она вначале шепчет, голос дрожит и срывается почти на крик:

— Как нет мест?! Он ветеран, он воевал, ему помощь нужна, ему очень больно, а он молчит!

Врач темнее тучи, от кого-то ждет ответа. Тимур, услышав ключевые слова о том, что Амыр ветеран, что воевал, достает телефон и тоже начинает звонить, поглядывая на травмированного, а в ожидании ответа интересуется:

— Амыр Каримович, скажите, как оно? Самочувствие?

Набирая номер телефона окружного военного госпиталя, Тимур, прошедший обе Чеченские, прекрасно знал, что вояку под медицинский присмотр штатских не отдадут, специфика не та, это — во-первых. А во-вторых, начальник госпиталя однажды высказал свое мнение о раненых воинах и качестве гражданской медицины, мат стоял такой, что генералы не знали, куда скрыться от стыда, только это ему запомнилось, и руки сами теперь действовали по инструкции, которую получил на этом запоминающемся совещании.

Осторожное покашливание с балкона вернуло его из воспоминаний.

— Норм, командир, еще жив.

— Регина Александровна, вещи уже собраны? Нет? Так займитесь, — в голосе Тимура прорезалось раздражение.

— Идите-идите. СТОЙТЕ!

Она замерла.

— Когда лезли через балкон, ключи от квартиры и телефон, конечно с собой прихватили. Неет? Теперь снова через балкон в свою квартиру вернетесь? Или моя очередь этот трюк исполнять?

Он выразительно помолчал:

— Ясно!

Девушка развернулась и уперла руки в бока:

— Чего это ясно? Ничего не ясно. Не надо через балкон. У Амыра Каримовича запасные ключи от моей квартиры есть. Мурзон однажды застрял у меня за трубой, и орал, пока меня дома не было, с тех пор запасной комплект здесь.

Она с тревогой глянула на пострадавшего:

— Я — к себе. Амыр, я быстро. Туда и обратно.

— Ну, хоть что-то приятное за день, — Тимур и Амыр улыбаются, хотя последнему улыбка дается с трудом.

Тимур вспоминает, что кое-что забыли:

— Амыр Каримович, документы ваши где? Их нужно взять с собой.

— Документы в левом шкафу на кухне, на верхней полке.

Быстро идет за документами. На кухне, на верхней полке. Паспорт, какие-то бумаги. Вот это да. Полковник в отставке. Наградное именное оружие. Герой Советского Союза, Герой России. Интересный персонаж. Квартира с евроремонтом, обстановка спартанская. Личных вещей на виду практически нет. Только шаманский бубен и колотушка. За чужаками внимательно наблюдаешь, полковник, оцениваешь будто, кто чего стоит. Интерееесно.

Стукнула входная дверь, на кухню вошла Регина и с надеждой посмотрела на Тимура:

— Вот, все принесла. Только мужских вещей у меня нет.

— Тимур, куда меня повезут? — Амыр уже понял, кто взялся за решение его проблемы.

Ответил врач скорой:

— Вас уже ждут в военном госпитале, на Широкой. Так, ребята, взяли щит на три. И пошли-пошли-пошли. Ровнее держим.

Седой полковник повернул к девушке голову:

— Регина, Мурзон на тебя остается, не балуй его. Ко мне не нужно приезжать, у тебя времени на сон нет, ты еще будешь ко мне через весь город мотаться.

— Приезжать — не приезжать — это остается на мое усмотрение. Душа попросит, приеду, ты же не прогонишь?

— Если душа попросит — приезжай, только не части.

— Я — с тобой!

И уже закрывая двери:

— Мурзон, ты остаешься на хозяйстве, не скучай. Еда-вода у тебя есть. Вернусь, все расскажу.

Спускаясь следом за носилками, обратилась к врачу:

— Доктор, можно мне с вами?

Доктор отказывая, помотал головой. Тимур оглянулся:

— Поедете со мной.

Компания вышла из подъезда. Молодой человек взял девушку за руку:

— Садитесь в машину. Кстати, кто это катается за вами на черном «Лексусе»? Поклонник? Он еще около офиса крутился.

— Где?

Регина испуганно дернулась:

— Опять он. Не знаю его, хотя такое чувство, что встречались где-то. Вспомнить не могу где. У вас такое бывает?

Тот кивнул, внимательно наблюдая, как грузят Амыра в машину скорой помощи. Открыл перед Региной дверь своего внедорожника.

— Бывает. Пристегнитесь, пожалуйста, — и мягко тронул машину, которая покатилась вслед за скорой.

Глядя в боковое зеркало, поморщился. А вот это мне совсем не нравится, — подумал Тимур. Этот хмырь не скрываясь тащится за нами. Что ж тебе крррасавчик надо? Около офиса отирался полдня, тебя же еще на подъезде засек, потом стража о тебе отчиталась, что Регину в машину зазывал.

Еще раз осмотрелся. Что-то неспокойно в Датском королевстве. Так все-таки личный интерес или засланец? Начальник орготдела — это не рядовая секретарша, здесь не только коммерческая тайна — это чуть больше. Значит, попал ты, ой, попал, парниша! Для начала надобно за тобою приглядеть. А потому, мы тебя сей же час срисуем в видеорегистратор, и знающим людям скинем, пусть поднапрягут мозги, это иной раз полезно для их развития. Потом будем, что называется «поглядеть». Вот так-то, дружок.

В машине скорой врач был обеспокоен состоянием пациента:

— Амыр Каримович, вы как? Простите, обезболить больше не могу. Мы сейчас скоренько домчим, там все будет по уму.

— Нормально, все нормально, — полковник уже не говорил, только шептал посеревшими губами.

Водитель скорой тоже был встревожен. С сереной и мигалками доставив пациента, действительно очень быстро, и прокатившись до приемного покоя, с облегчением выдохнул:

— Приехали! Нас уже встречают. Почти почетный караул.

Двери машины распахнулись:

— Так, выгружаем аккуратно, — команда была обращена к медикам, что вышли к машине с каталкой.

Неожиданно один из встречающих чуть ли не закричал:

— Амыр! Старый ты шаман! — около каталки, куда погрузили щит, стоял его старый фронтовой друг.

— Леха! Леха-костоправ! Живой, зараза!

— Не зараза, а инфекция! — И поднял вверх указательный палец и оба засмеялись только им понятной шутке.

— Девушка, вы далеко направились? — молодой человек в медицинской форме попробовал остановить Регину.

— С Амыром Каримовичем, не могу же его одного оставить.

Ябеда обратился к старшему:

— Алексей Давидович, тут девушка от больного оторваться не может.

Амыр взял Регину за руку:

— Леха, знакомься! Это — Регина, мой ангел-хранитель. Ближе, чем дочь, вернее, чем сестра, заботливее, чем мать.

Повернул к девушке голову:

— Регина — это мой фронтовой друг, врач, сиделка, ворчалка, кричалка, все в одном лице. Не беспокойся, теперь я — в надежных руках. Поезжай, девочка, домой. Все будет хорошо. Теперь все будет, как ты любишь говорить, ладом.

Амыр поискал глазами молодого высокого бритого мужчину:

— Тимур, на тебе Регина. Присмотри за ней, — Амыр выразительно посмотрел в сторону большого черного джипа, который маячил за воротами госпиталя.

— Она забывает поесть, отдохнуть, никогда не помнит о себе. Очень верный друг, многие этим пользуются. От людей ее надо беречь, а иной раз и от самой себя. Спасибо тебе, ты не знаешь, что для меня сделал! Спасибо! Все. Отправляйтесь. Регина!

Регина встала впереди Тимура и постаралась улыбнуться, а лежащий на каталке, продолжал:

— Банковская карта, знаешь где. Все, что посчитаешь нужным купить, оплатишь с нее. Пинкод — день и месяц, когда нашли Мурзона. Совпало как-то. Все! Давайте, ребята. Пока. Поехали, Леха!

Тимур внимательно и с должным уважением выслушал наставление и кивнул. Обратил внимание, с какой обеспокоенностью Регина провожает глазами каталку с Амыром и вздохнул. Откуда такая преданность, казалось бы совершенно чужому человеку? Положил руки ей на плечи и предложил:

— Давайте в машину, дождь накрапывает. И вопрос: теперь-то мы, в какую сторону?

Она с удивлением оглянулась, выворачиваясь из-под мужских рук:

— Мы?

— Ну да, мы. Вы и я — мы. Предлагаю заехать куда-нибудь и поужинать. Есть возражения?

— Нет, какие возражения? Только я бы домой.

— А дома из готовой еды, что-то есть?

Она покачала головой:

— Не успела ничего приготовить. Все с утра как-то закрутилось-завертелось, вообще сегодня все шумно, громко, не спокойно. Суета-маета какая-то.

И начала весь день в голове прокручивать снова и даже не заметила, как ее усадили в автомобиль.

В себя пришла только в салоне. С интересом оглядела машину. Просторная, тихо урчит двигатель, чистенько, ничем кроме автомобиля и кожи салона не пахнет. Через эти запахи доносится нотка парфюма самого Тимура, приятный аромат, так пахнут летом сосны на побережье Балтики. Когда-то в другой жизни, детьми их возили туда отдыхать. Этот аромат пробудил приятные, но не нужные сейчас воспоминания. Они только мешали сосредоточиться и не потерять контроль над эмоциями и окружающей обстановкой.

Тимур развернулся к ней всем корпусом:

— Так что?

Не столько от вопроса, сколько от его голоса память получила толчок, и вспомнилось, о чем говорили:

— Поесть? И вправду с обеда ничего не ела.

Регина размышляла: может и впрямь согласиться поужинать? Плохо то, что я его не знаю. Совсем. С другой стороны вон как Амыру помог. Мне бы так не удалось. А он: раз, и все встало на свои места. И вдруг вспомнила, что есть еще одно очень важное дело. К тому же она обещала.

— А белье Амыру? Тапки там, пижаму?

Тимур усмехнулся, вот же неугомонная и обязательная какая.

— Давай сделаем три вещи. Уже перейдем на «ты» — это первое, второе — ты перестанешь беспокоиться, потому, что Амыру сейчас выдадут все госпитальное. Но если хочешь, возьмем все завтра, после работы сразу отвезем. Заодно узнаем, что там с ним и как надолго его упекли. Может быть, ему еще что-то потребуется. Идет?

— Идет. Только целоваться не будем.

— Целоваться?

На мужском лице явно читалось недоумение: а при чем тут поцелуи. А потом проглянула обидка: собственно что мешает? О чем он и спросил:

— А почему не будем?

— Потому, что ты за рулем и пить тебе нельзя.

— Так я остановлю машину.

И наконец, до него дошло, и он улыбнулся:

— Погоди. Ключевые слова: целоваться, за рулем, а «пить» тоже сюда?

— Да, это тоже ключевое слово.

— Совсем ничего …, нет, почти все понял. Это про на «ты» и про брудершафт? Правильно?

— Угу.

И тут он тихонько засмеялся:

— Целоваться — не целоваться, с этим тоже разберемся.

Регина кивнула, соглашаясь и тут же поинтересовалась:

— Ты сказал, что три дела. Какое третье?

— Третье, вот какое. Скажи мне, как ты относишься к грузинской кухне.

— Нормально отношусь к любой, не люблю жирное и сильно острое. И кузнечиков есть тоже не люблю, мне их жалко. Тараканы не в моем вкусе, как и змеи с лягушками. Остальное — нормально. А что?

— Тогда едем в «Грузинский подвальчик». Сейчас поедим у Тамрико. Как она готовит — женился бы на ней!

Девушка хмыкнула:

— Так женись, что мешает?

— Кто. Гиви. Он против — это ее муж. Да и Тамрико за меня не пойдет. Молод я для нее и неопытен, она сама так сказала. Повзрослею, научусь за двадцать минут барашка разделывать, вот тогда она подумает.

Они засмеялись. Движок заурчал усерднее, и они мягко покатились с парковочной площадки.

Ехали не долго, болтая обо всем на свете. Остановились около старого дома, построенного каким-то замысловатым образом. По центру здания располагался вход в полуподвал, по обеим сторонам от мощной двери вились кованые лозы винограда, а наверху буквами грузинского алфавита было что-то написано. Внизу шел, по всей вероятности, перевод: «Грузинский подвальчик». На двери красовался геральдический щит, на нем виноградная гроздь, подвешенная на копье, а внизу лежит барс, внимательно рассматривая входящих.

— Приехали. Была здесь когда-нибудь? Нет? Вот тебе новые впечатления!

Он помог ей выйти из машины и, держа за руку, как маленькую девочку повел к крутой лестнице, что вела в помещение маленького симпатичного ресторанчика. С видимым усилием открыл двери:

— Смотри, настоящий грузинский подвальчик. Чувствуешь, какой аромат? Ммм! Подожди, вино принесут, запоют и все! Не захочешь отсюда уходить. Всю ночь просидеть можно. Всю ночь пить, есть, слушать, немного говорить самому.

Они не торопясь вошли в просторное хорошо освещенное помещение. Беленые стены, скругленные углы делали его каким-то особенным. Основательные, темные от времени, крепкие деревянные столы, такие же стулья с высокими спинками, на стенах репродукции с картин Нико Пиросмани.

— Вон смотри, Тамрико идет.

Через весь зал к ним шла невысокая полная женщина, одетая в синее длинное платье и белый фартук. Черные волосы покрывал платок. Она на ходу энергично вытирала руки длинным белоснежным полотенцем, перекинутым через плечо.

— Здравствуйте, уважаемая Тамрико. Все ли благополучно?

— Здравствуй, Тимур! Здравствуй, дорогой! Все хорошо, все нормально. Поужинать приехал? Гостью привез! Молодец! Давайте вот за этот столик, чтобы было удобно!

Она искренне улыбнулась гостям:

— Что есть будете? Мясо? Рыбу?

— Что будем есть?

Обернулся к девушке, улыбнулся и кивнул хозяйке, делая заказ:

— Давай и то, и другое. Только не острое, не жирное, я правильно помню? И вина домашнего.

Красавица грузинка махнула рукой:

— Вино сейчас Маленький Гиви принесет.

Вино действительно принес молодой человек. Про маленького — это было сильно сказано. Гиви головушкой подпирал потолок, имел разворот плеч, который в России именуют «косая сажень», бутылка вина в его руках выглядела аптечным флакончиком.

— Вино! — Провозгласил Гиви голосом не столько громким, сколько высоким. Иметь такую комплекцию в сочетании с таким голосом — это что-то. Правильные черты лица, искренняя улыбка — красавчик.

Регину уже усадили за стол и она, задавая вопрос, немного наклонилась через стол к собеседнику:

— Тимур, если есть Гиви Маленький, то должен быть Гиви Большой, я правильно понимаю?

— Погоди, не торопись, все увидишь, и, надеюсь, услышишь.

Тимур взял в руки бутылку, собираясь налить вино в бокал:

— Смотри, — кивнул в сторону прохода, — вот и Гиви Большой!

Тимур поднялся навстречу и протянул обе руки к подошедшему:

— Здравствуй, дорогой! Мы к тебе без звонка и приглашения. Регина — это Гиви Большой, Гиви — это Регина.

Хозяин со свойственной ему галантностью чуть склонил голову:

— Мне очень приятно, друзья моих друзей — мои друзья!

После таких слов, черноглазый и черноволосый, с крепкой фигурой воина мужчина, приветливо улыбнулся и взмахнул рукой в каком-то условном жесте. Со всех сторон послышались звуки разливаемого в бокалы вина, поплыл виноградный теплый терпкий аромат.

Гиви Большой оглядел всех, ожидая, когда наполнятся бокалы, и поднял руку. Гости в подвальчике замолчали.

— Дорогие друзья! Сегодня к нам пришли самые любимые гости! Тимур, Регина! Я хочу сказать. Когда у мудреца спросили, кого нужно приглашать в час горя? Он сказал: в час горя приходят без приглашения! Тогда его спросили, а кого надо приглашать в час радости? Он ответил: в час радости приходят без приглашения! Только тех, кто приходит и в час горя, и в час радости без приглашения ты можешь считать друзьями! Сегодня здесь мои друзья! Так выпьем за верных друзей!

Все приветственно зашумели, поднялись со своих мест и выпили.

Вино было … вином. Настоящим, густым, терпким, ароматным, с дымным послевкусием. Бокал опустел быстро. И снова наполнился.

— Осторожнее, — Тимур с улыбкой наблюдал за выражением лица Регины, — это вино коварное. Голова останется светлой, а вот ножки потом слушаться не станут.

Регина с опаской поставила бокал на стол, смущение залило щеки румянцем, и она опустила взгляд на свои руки. Тимура это тронуло. Надо же. Она еще умеет смущаться.

Вдруг встрепенулась:

— Я знаю еще один хмельной напиток, который обладает такими же свойствами, — Регина улыбнулась. Она смотрела на Тимура и удивлялась. Его лицо, оно стало другим, мужественным и обаятельным. Резкие черты сгладились, на губах играла улыбка, во всем его облике чувствовалась какая-то расслабленность.

— Медовуха? Пробовал. О! Сейчас расскажу!

Он положил закуску на тарелку сотрапезницы, подвинул поближе соус и тихонько засмеялся:

— Поделюсь опытом. В компании с друзьями были на Алтае. Сговорили нас на экскурсию, на пасеку. Встретил дедок, этакий божий одуванчик, чихнешь и улетит. Глаза у деда с хитринкой — это мне так Григорий сказал. Гришка у нас военный хирург. Себя он полевым называет. Как-то мимо ушей у меня прошло про хитрого деда. Идем по пасеке, дед показывает ульи, рассказывает про пчел, все так душевно. Зашли под навес он мед выставил в деревянной большой миске, кринку молока откуда-то достал. Я такие кринки только в музее видел. Молоко холодное по кружкам разлил, вышитое полотенце с хлеба откинул. Угощает, а сам приговаривает что-то, как привораживает.

Гришка все исподлобья на деда поглядывает. А старик такой довольный, прямо светится весь. Я тоже обратил внимание на поведение этих двух. Тут вдруг такой рев, мы аж подпрыгнули. На нас мужик несется, огромный, заросший весь, хватает Гриню в охапку и давай ломать ему ребра и реветь. Мы вскочили. А дед хохочет и тычет в эту пару пальцем, да и Гришка тоже этого медведя обхватил руками, и давай тискать. А мы не поймем, то ли обнимаются, то ли подраться собрались. Короче, когда они помяли ребра друг другу — расцепились. Тут наш доктор рассказал, что зовут бородача Петром. В Чечне было дело, и как-то удачно он прямо в поле зашил тому шею. Правда, способность говорить не вернул, но жизнь спас. Вот и радуются оба, как два дурака. Тогда и угостили нас медовухой. Пьешь ее как луговую росу, такой аромат — с ума сойти, и градуса не ощущаешь. Всю ночь просидели. А встать потом не смогли — не идут ноги, хоть ты что делай!

Снова лукаво сверкнул глазами:

— Вот и с этим вином та же история. Так что осторожнее. — И он подлил ей в бокал хмельного напитка.

— Хорошо, постараюсь. Такого вина еще не пробовала, мне очень нравится.

К столу подошел Гиви Маленький и объявил со всей ответственностью:

— Чакапули, сациви, рыба, запеченная в сливках, — каждое блюдо на стол ставил молодой человек лет десяти — двенадцати от роду. Все они встали полукругом перед ними и запели. Это было неожиданно. Первая реакция — потрясение. Четыре мощных голоса в небольшом подвальчике с неожиданно хорошей акустикой.

С первыми звуками девушка забыла про ужин. Забыла обо всем этом суматошном дне, о бедах и горестях, об извечных проблемах и той рутине, что окружает. Забыла, потому, что слушала. Ее купали в звуках, поднимали на волну и ласково провожали с гребня, гладили звуками и утешали. Все заботы куда-то попрятались, остались где-то за песней, которая отрезала всех от мира. Она, то ревела и крушила все на своем пути, то вдруг превращалась в журчащий поток и ласково уговаривала оставить все и отдохнуть. То, начиная новый мотив, то опять переливами возвращалась к прежнему напеву.

Смолкла песня. Тишина упала на слушателей. Не хотелось спугнуть это состояние. Хотелось, чтобы оно продлилось подольше. Но все заговорили, зазвенели приборами, и чувство пропало, осталась какая-то досада, что не дали продлить удовольствие. Гиви Маленький и мальчишки уловили это и заулыбались, довольные произведенным эффектом.

Изумленная услышанным тихо проговорила:

— Спасибо. Я потрясена. Спасибо. Можно больше ничего не буду говорить, чтобы не расплескать вот тут, — глядя на них, прикоснулась рукой к груди. Мальчики, улыбаясь, сдержанно с большим достоинством поклонились и ушли.

— Они пели для тебя, Регина. Это — старинная …., как бы в переводе не ошибиться, короче, если по-русски, то это величальная! Рассказали о твоих глазах-озерах, ресницах, как пики гор, о звонком голосе, что горный ручей, о твоей красоте, стати, ну и прочих достоинствах.

От неожиданности распахнулись глаза, так она была потрясена сказанным, Тимур накрыл своей ручищей тонкие девичьи пальчики:

— Смотрю, ты впечатлилась.

Отчего-то не захотелось ловить его слишком уж откровенный взгляд, поэтому почти прошептала, глядя на стол:

— Здесь хочется помолчать, не нужно ничего говорить.

Гиви Большой очень вовремя подошел к столу и наполнил вином бокалы:

— И не нужно разговаривать, ты кушай, и ты кушай дорогой!

ГЛАВА 4

Девушка стояла у окна и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Людмила Васильевна Скобцева, практикующий земский доктор, шестидесяти трех лет отроду сидела в своем кабинете и пила чай. День прошел спокойно и слава Господу! Евдокию Алексеевну, фельдшера и няню в одном лице, отпустила в город к дочери на недельку, наказав зайти в райздравотдел подписать документы на лекарства на следующий квартал. В деревне все было тихо, и хворых на сегодняшний день не наблюдалось.

В эту деревушку она попала после института, по распределению, вышла замуж, родила детишек, и прожила здесь всю жизнь. Пока деревня была большая — как ни говори, передовой колхоз по всей округе, шутка ли сказать восемь сотен дворов, да на каждом только по три — четыре дитенка, да родители, да еще бабки-дедки, вот и посчитай сколько душ.

Сидела, считала, вспоминала, как вдруг хлопнула входная дверь. Пришлось выглянуть из кабинета. На пороге стояли две девочки странного вида. Обе в белых когда-то рубахах до пят, в подвязанных по-монастырски платочках, в мужских куртках, больше размеров на шесть-семь и босиком. В руке одной узелок из белой ткани.

— Проходите девочки, что случилось?

— А это что? — одна из девочек повела вокруг рукой.

— Деревенская больница, я — доктор здешний. Меня зовут Людмила Васильевна.

Она стояла и ждала, когда они назовут себя и что-то сообщат еще. Но получила в ответ совсем не это.

— А мы заболели. Простыли, наверное, а вот она уже бредит.

Девочка действительно бубнила какую-то чушь про опыты и про то, что им нельзя здесь. Врач с раздражением подумала, насмотрятся по телевизору всякой жути, потом несут околесицу. Книжки надо читать. Книжки! И все в голове станет на свои места.

— Давайте походите в палату, вон двери напротив. Для начала отмоем вас немножко, а потом вас осмотрю.

Осмотр не дал ничего хорошего. У второй девочки что-то со спиной, это в придачу к простуде и гепатиту. Ее бы подобру изолировать от первой — но некуда. В трех оставшихся палатах ремонт, как на грех. Ладно, посмотрим.

— Скажи мне, как тебя зовут?

— Мне нельзя говорить, я боюсь навлечь на вас неприятности.

— Вот как? А как же мне к тебе обращаться.

— Девочкой так и называйте.

— А к ней?

— Вторая девочка. Ей пока без разницы. Она все равно без сознания.

Людмила Васильевна за годы своей непростой жизни должна бы перестать удивляться, но она удивилась, начиная выстраивать стратегию лечения обеих «девочек».

К вечеру дверь больнички открыли, наверное, пинком. На пороге стоял мужчина на плече держал окровавленную женщину. Только спросил:

— Куда?

Людмила Васильевна распахнула двери палаты, где не успели убрать кровати, а он сообщил:

— Там еще двое.

— Неси.

Она подошла к пострадавшей положила пальцы на шею — труп. Тело уже начало остывать. Скоро начнется трупное окоченение.

Мужчина заходил еще два раза. Результат тот же. В четвертый раз принес четыре багажные сумки, две женские сумочки и барсетку.

— Доберусь до города, гаишникам скажу — бывайте, — с этим и уехал.

Людмила Васильевна начала звонить и вызвать председателя сельского совета, которая взяла бы на себя заботу о погибших. Та пришла быстро. Снимая безразмерный брезентовый дождевик посетовала:

— Дождь, как из ведра льет. Раскисло все. Еле до вас добралась. Что тут?

И начались привычные для каждой деревни хлопоты по приготовлению в последний путь. Помощники нашлись. Как тут без помощников? К утру все было готово. Ждали из города или кого-нибудь из райцентра, но никто не приехал. Связи не было.

Тела решили оставить в деревенской старой церквушке. Православные они или нет, а все ближе к Богу, так посчитали. И через день, не дождавшись никакого ответа из райцентра, честь по чести похоронили.

А девочки боролись с болезнью. У старого доктора было впечатление, что они в какой-то тюрьме провели долгое время. Удивляло наличие на теле кое-где незначительных пролежней, особенно у той, что с гепатитом, и у каждой на локтевом сгибе след от прокола. Сбежали из психушки? Не похоже на то. Ведут себя адекватно. Чудны дела твои Господи! Что про это думать? Вытаскивать надо страдалиц.

Прошло дней десять. Фельдшер к тому времени вернулась в деревню. И как-то в обед заглянула к доктору в кабинет:

— Людмила Васильевна, к вам посетительница.

— Пусть войдет.

В кабинет вошла ее ровесница, может, немного моложе. В брючном стильном костюме, с тростью и сумочкой на локте.

— Здравствуйте. Мне сообщили, что моя внучка погибла в ДТП — это так? Вот ее фотография.

Дама присела на кушетку.

Голос говорившей был ровным и спокойным. Людмила Васильевна посмотрела на фото, кивнула, поднялась и открыла шкафчик, намереваясь достать успокоительное.

— Не трудитесь. Это лишнее. Я где-то даже рада, что все так случилось.

У Людмилы Васильевны брови встретились с макушкой, а незнакомка продолжала:

— Девочка выросла очень своевольной и, как следовало ожидать, принесла много хлопот и переживаний. Родители отказались участвовать в ее судьбе, едва ей исполнилось четырнадцать, обеспечивают финансово и на этом все. Все заботы о ней оказались на моих плечах. А не так давно мне сообщили, что она наркоманка и тут я задалась вопросом, где гарантия того, что она не ВИЧ-инфицирована?

Врач присела напротив посетительницы:

— Такой гарантии вам не сможет дать никто. На этот вопрос ответить может только результат анализов.

Вдруг из палаты послышался стон.

— Извините, — врач поднялась, — у меня две пациентки, которые нуждаются в моем немедленном внимании, извините.

Людмила Васильевна побежала в палату к девочкам. Жар у первой был запредельным. Нужны были еще одни руки, а Евдокия куда-то подевалась. Делать было нечего, нужно с этим как-то справляться одной.

И вдруг неожиданно:

— Я помогу. Халат дайте и покажите, где вымыть руки. — Около кровати стояла посетительница.

— Вы медик?

— Нет, я — юрист, но по военным документам медицинская сестра запаса. Говорите, что делать.

Так они провели два часа. Вернувшейся Евдокии досталось по первое число, зато они приобрели помощницу для первой девочки. А со второй уже втроем провозились до поздней ночи.

Немолодые уставшие женщины в кабинете пили чай, когда гостья спросила:

— Людмила Васильевна, мне негде остановиться, не подскажете, кто бы меня приютил на пару ночей.

Та кивнула:

— Отчего же не подсказать. Через дорогу стоит мой дом. Три комнаты пустуют — живите, сколько хотите.

И потекли дни. Казалось, что нескончаемый дождь так и не позволит навестить могилу внучки, именно эту причину выставила Екатерина Сергеевна в своем нежелании уехать. Только Людмила Васильевна видела, что она все больше и больше времени проводила около первой девочки, что шла на поправку.

В первое же утро гостья спросила:

— Вы упоминали о багаже, который принес мужчина. На него можно взглянуть?

— Конечно. Посмотрите в третьей палате, там и документы. Мы брали водительское удостоверение, чтобы свидетельство о смерти выписать — паспорта не нашли, я его положила назад, вместе со свидетельством. Даже не смотрела, что там еще есть.

— Спасибо.

Еще дней через пять Екатерина Сергеевна пригласила доктора для серьезного разговора:

— Людмила Васильевна, — начала она, потирая пальцы, — я хочу совершить преступление.

Доктор в удивлении смотрела на собеседницу и не знала, какой рассказ ее ждет, а та продолжала:

— Уже не один день общаюсь и наблюдаю за этой девочкой. У нее есть профессия, за плечами университет. Юридический факультет — это могу сказать с абсолютной точностью, как и ее специализацию, она цивилист. То, что попала к вам из какой-то немыслимой ситуации и ей требуется помощь — это понятно. Девочка не больна психически, вам это, полагаю, как доктору с многолетним стажем, тоже хорошо известно.

Людмила Васильевна открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыла услышав:

— Пожалуйста, не перебивайте, мне было очень трудно насмелиться, но я все тщательно взвесила и решила. Мою непутевую девочку из могилы не поднять, — тут голос задрожал, из глаз полились слезы. Все, что могла сделать добрая женщина, это сесть рядом и, утешая, обнять за плечи.

Екатерина Сергеевна вздохнула, посмотрела в окно, развернулась к доктору, взяла ее за руки и сказала:

— Люда, я хочу забрать этого ребенка к себе. Она будет нормально жить по документам моей внучки.

— Екатерина Сергеевна, Катюша, не горячись, надо все хорошенько взвесить, просчитать и продумать. Не все так просто.

И две немолодые женщины стали строить судьбу новоявленной Натальи Михайловны Рощиной.

ГЛАВА 5

А женщина стояла у окна и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Утро в орготделе выдалось суматошным. Готовили переговоры с китайской фирмой. Таня пребывала совсем не в радужном настроении, просматривала весь сценарий пребывания гостей, начиная со встречи в аэропорту и заканчивая проводами там же. Отель, размещение, машины, подготовка конференц-зала, культурная программа, питание, сувениры и дресс-код принимающей стороны — последнее для нее было самым неприятным.

Китайцы будут здесь три дня. Значит, целых три дня она должна выглядеть как…, короче выглядеть. Прощайте широкие любимые штаны, которые состоят в основном из карманов и карманчиков, маечку тоже придется менять на топ, как и ласковую безразмерную толстовку на офисный пиджак. И бейсболка тоже прощай. На целых три дня.

Родной шкодный голос прошептал на ушко:

— Тош, чего у тебя все такое мрачное с утра? Ты даже меня ничем не звезданула. Чувствую себя прямо брошенным каким-то.

Эмик-братик смотрел на Таню поверх дымчатых очков и прикидывал, как бы той настроение подправить. Если этим не заняться, Бог ее бедовую головушку знает, куда мысли могут повернуть. Когда Тошка в таком сосредоточенно — задумчивом настроении — это опасно, это значит жди беды. Тоша должна быть деятельной, шумной, тощенькие пальчики должны порхать над клавой, шариковая ручка — заткнута под бейсболкой где-то в волосах, девочке в этот момент нужно под нос песенку мурлыкать или нескладушки собственного сочинения бубнить или «рвать и метать, рвать и метать!». А вот когда она с утра пораньше — завтрак на стол, всякие там спасибо-пожалуйста, на вопросы только «да» и «нет» — это прямо дрожь пробирает. Работа после такого у него не идет. Тут душа ждет неприятностей. И они обязательно придут, ведь их кто-то ждет.

— Тош, а Тош?

Девушка замерла с листком бумаги в руках:

— Эмик, у тебя такое бывает?

— Какое?

— Вот как предчувствие?

— Тошка, какое, блин, предчувствие? Сроду ты этим не страдала! — Обеспокоенность в голосе молодого человека уже была ощутимой.

— Знаешь, а у меня как будто с утра, что-то сердце не на месте. Вот чего-то должно случиться. А что? Кто бы сказал или маякнул хоть как-то. Бумажки эти идиотские перебираю, а у самой мысль какая-то вертится в голове, а поймать, ну вот хоть рухни мир, — не могу. Понимаю, что-то важное пропустила, а вот в котором месте? Как будто что-то мелькнуло и пропало, а я без этого «чего-то» дальше жить спокойно не могу.

— О как! Тош, ты влюбилась, — Эмик прошептал трагически последнее слово, вжал голову в плечи и напрягся, ожидая, что сейчас оно, которое торнадо под именем Тоша его и настигнет. Ан нет, только посмотрела на братика как-то удивленно, пожала плечиком.

— Нет, не в кого.

В кабинет вошла Регина Александровна:

— Привет, народ! Давайте-ка все прогоним по встрече с китайцами, Тош, ты все проверила?

— Ага. Все. Вроде бы. Пойду, водички в чайничек наберу.

Девочка вышла из кабинета, а начальница как-то обеспокоилась:

— Эмик, что-то случилось?

Тот мотнул головой:

— Предчувствие. Тошка со вчерашнего вечера сама не своя. А утром, так полный пипец. Боюсь я ее и за нее, когда она такая. Последний раз, когда так задумалась, заведующую детдома под статью подвела, а мы по скорому оттуда свинтили.

Начальница с опаской глянула на входную дверь:

— Ладно, Господь милует, может и обойдется все. Давай потрудимся немножко на благо компании и наших премиальных. Найди-ка мне сайт китайских партнеров, надо их корпоративные цвета посмотреть.

Регина раскладывала по порядку страницы плана встречи, когда зашуршала дверь, впуская девушку с чайником в руках.

— Тоша, глянь сайт у китайцев и скажи, что там у них в компании в оргкультуре, какие примочки-заморочки.

Яркое пятно бейсболки метнулось от стола к столу:

— Эмик, ты не тот сайт открыл!

— Как не тот? Вот смотри, все иероглифы правильно набрал. Хочешь, на английском проверим. Я и в прошлый раз…, — тут Эмик немного растерялся. Он уже этот сайт посещал, а на поверку оказалось, что был и другой. Похожий, очень похожий, но не этот. Под ложечкой как-то противно засосало. Надо еще раз проверить. Попробуем иначе. Сайт открылся. Да что ж за байда такая! Пока он сам не разобрался, никому об этих близнецах знать не надо. Только Тоша это дело уловила.

— Нет, Эмик! Погоди! — Стояла, внимательно глядела на экран, листая сайт страницу за страницей. И… неожиданно для всех заголосила как по покойнику:

— Ой-ой-ой! Вот я — дуура! Ой, Регина Александровна, я не к тем китайцам приготовилааась!

Начальница от таких воплей, сжав пальцами виски, пыталась прийти в себя:

— Не к тем, это как? А к каким ты «приготовилась»?

— К другим совсем, — Таня тихонько присела на кончик стула и слезы покатились по щекам.

— Я контракт загубила, — девушка уже рыдала в голос.

Регина отодвинулась от бумаг, собираясь бежать за соседний стол, сгребать Тошку в охапку и начать успокаивать, а потом уже выяснять, почему китайцы, к «которым она приготовилась», оказались не те.

Двери снова зашуршали:

— Тоша, детка, что случилось? Твои слезы слышны у входа, — в кабинет входил стройный мужчина невысокого роста, длинные густые черные волосы без единой сединки, собраны в низкий хвост, прихвачены кожаным шнурком. Лицо очень гармоничное, с тонким хищным носом и широко распахнутыми синими глазами, опушенными черными, густыми, прямыми ресницами. Классический серый костюм и черная водолазка под горло.

— Деда, я контракт загубила. Я не к тем китайцам приготовилась, — истерика набирала обороты. Девушка упала головой на стол, продолжала реветь и причитать о том, что ее не только уволят, а еще и прибьют, и поделом, зачем она такая на свете никчемная дура. Она всем жизнь только портит. Дальше пошел длинный список всех, кто в этом попорченном сообществе, по ее мнению, значится.

— Эмик, ты забыл капли для глаз, — мужчина был спокоен и на эмоции внучки никак внешне не среагировал.

— Спасибо. У нас тут…

— Вижу.

Качая головой, подошел к девочке:

— Тоша, ты уже достаточно поплакала, держи платок. Все — все, успокаивайся уже, — провел рукой по золотистой макушке и похлопал тихонько по тонкой спинке.

Уреванное создание подняло голову, швыркая носом пробормотало:

— Лучше пойду, умоюсь, а то, наверное, страшная такая.

Мужчина великодушно согласился:

— Ну да, сопливая особа никогда не привлечет внимания достойного мужчины.

— Деда!

— А что деда? Деда опять прав. Иди уже и правда, умойся, придешь, будем с твоими китайцами разбираться.

Хрупкая фигурка скользнула из кабинета, братик тенью скользнул следом, а начальница отдела, проследив траекторию их движения, встала у стола и в размышлении потирала лоб:

— Леонид Александрович, мне неудобно…

Он махнул рукой:

— Регина, мы уже говорили об этом, но я повторюсь. Понимаешь, в чем суть, это я взял на себя обязательства перед собою за судьбу этих детей. Заметь, я далеко не юноша, и своей семьи у меня никогда не было. Любимая женщина выбрала не меня, и у меня не хватило духу настаивая, разбить пару, это было бы бесчестно. Всю жизнь наблюдал за ней, и мне было достаточно того, что она была счастлива. Она давно покинула этот мир. И когда я узнал об этом, понял, что остался совсем один, то жизнь просто потеряла краски.

Мужчина подошел к окну, постоял, помолчав минуту, потом развернулся:

— На склоне лет небо смилостивилось надо мной и подарило этих детей. Я буду делать все по своему разумению доброго, чтобы они выросли достойными людьми и мне на пороге жизни можно было сказать, что частичка моей души останется в них, в этих детях. Поэтому сейчас и здесь все удобно.

Он провел ладонью по голове, приглаживая и так идеально причесанные волосы. В голосе прорезались нотки деловитости:

— У меня сегодня в университете не присутственный день. Перевода книги осталось не так много, поэтому будем искать причину слез МОЕЙ девочки. Тем более, Регина Александровна, я — этнический китаец, и мне, как носителю языка и культуры, будет проще со всем разобраться.

Тем временем Таня, размазывая слезы по зареванному личику, быстрым шагом, как ей казалось, шла в дамскую комнату. На самом деле она неслась как метеор и, не вписавшись в поворот, влетела прямо в чью-то фигуру. Фигура охнула, схватила сопливую, зареванную спортсменку в охапку. Падение обоих было неминуемо, но сильные руки сумели ее затормозить, а мужское тело, как оказалось, крепко держалось на ногах. Девушка немножко постояла в кольце чьих-то рук, потерлась носом о пиджак, еще секундочку постояла, прижавшись щекой к груди, прерывисто вздохнула и выдала:

— Сердце функционирует превосходно, немножко частит, но я так думаю — это от неожиданной встречи.

Шмыгнула носом, посмотрела вверх, на лицо спасителя, вывернулась из нечаянных объятий и продолжила без пауз:

— Впредь, постарайтесь держаться своей полосы движения, потому как оно у нас тут в достаточной степени интенсивное. Надеюсь, вы не пострадали? Спасибо, со мною тоже все в порядке. Всего наилучшего, — и побежала дальше. Вошла в дамскую комнату и поняла, что уже не ревет. Отражение в зеркале в первую очередь показало ей язык и скорчило рожицу. Потом вздохнуло и проворчало:

— Красотка, чего уж тут скромничать, отворотясь не наглядишься, — открыла воду и начала умываться.

Эмик, наблюдавший весь забег со стороны, остался караулить неугомонного воробья,спрятавшись за колонной.

Генеральный директор компании ждал своих старших сыновей. Опаздывают что-то сорванцы.

Палец коснулся клавиши старенького интеркома:

— Полина Платоновна, как подъедут мальчики, организуйте нам чаек с плюшками и старЫх пригласите.

— Хорошо, чай через три минуты будет, и Саша с Алешей уже прибыли.

Буквально одновременно с этой фразой открылась дверь, в кабинет вошел высокий, молодой, интересный мужчина, очень похожий на отца.

— Привет, пап! — отец и сын обменялись рукопожатием, обнялись, хлопнув друг друга по спине. Видно было, что старший доволен тем, что увидел и рад сыну. Очень рад.

— Привет, Саша, как добрались? — отец оглядывал своего первенца с особой придирчивой нежностью. Заметил синеву под глазами, на себе поймал внимательный усталый взгляд. Сын тоже был рад отцу и видел, как сдал он за последние полгода.

— Над Веной поштормило немного, Алешку укачало. А так — все нормально.

Отец удивился:

— А что это у тебя с пиджаком? Весь пятнистый. Домой не заезжали что ли? Переодеться не успели? Так тут не к спеху.

— Заезжали, переоделись, умылись, позавтракали, Ромку потискали, по спортзалу погоняли.

Перевел глаза на свой костюм:

— Ты про пиджак и пятна на нем? А ты разве не в курсе? Всех, кто не в той полосе у тебя по коридору движется, хорошенькие, шустро бегающие девочки в слезах, соплями мажут.

— Кто кого тут соплями мажет? Привет, пап, — копия первого сына стояла перед отцом. Церемония приветствия в точности повторилась.

— Пока ты с тетей Ирэной обнимался, я поднимался по лестнице, выхожу из-за поворота, а в меня на всем скаку влетает девчушка. Монтажные штаны, бейсболка задом наперед, ревет в три ручья. Как с ног не сбила — до сих пор не пойму, едва успел в охапку схватить. Она сопливым носом об меня потерлась и выдала, что сердце у меня функционирует превосходно, немножко частит, но она так думает — это от неожиданной встречи, впредь, говорит она с важным видом, постарайтесь держаться своей полосы движения, потому, как оно у нас тут в достаточной степени интенсивное.

— Да пап, тут у тебя не скучно, — все улыбались, рассказ, пожалуй, позабавил всех.

— А как зовут девочку, не спросил? И чего ревела? Может к матери прибегала, а та денежку на мороженое не дала? — Алексей уже откровенно потешался над историей.

Только отец на веселье сыновей не повелся:

— Нет, мальчики. Судя по описанию — это моя сотрудница — Таня Коркина.

— Курьером бегает? Ей лет пятнадцать — шестнадцать, шустрая такая.

Александр подошел к окну и увидел еще одну картинку с участием маленького шустрого воробышка по имени Таня Коркина. Она сидела на скамейке и рукавом вытирала щеки и нос. К ней подошел мужчина невысокого роста, с прямыми черными волосами, собранными в хвост. Он что-то ей говорил, потом сел рядом, обнял за плечи. Она уткнулась подбородком себе в грудь. Вдруг во внутренний дворик вылетел еще один персонаж. А когда увидел на скамейке этих двоих, как будто выдохнул и уже спокойно подошел и сел рядом, упираясь руками в деревянное сидение. Потом встал, порылся в трех-четырех карманах, таких же монтажных штанов, как на девочке, достал аккуратно сложенный носовой платок, развернул бейсболку девчушки козырьком назад, повернул лицом к себе, внимательно осмотрел его, каким-то привычным жестом вытер ей щеки и нос.

— Пап, глянь. Это и есть Таня Коркина?

Отец подошел к окну, внимательно рассмотрел картинку и удивился:

— Что-то не так в нашем царстве-государстве, коли старый китаец прибежал, видать дело плохо. Подождите мальчики минутку.

— Ваш чай и плюшки, — в кабинете появилась статная женщина с подносом в руках.

— Спасибо, Полина Платоновна! Вы не меняетесь. Мне кажется или действительно это так, но год от года становитесь все красивее, — Александр говорил искренне, а это было приятно.

— Настоящая женщина как настоящее вино, с годами становится интереснее и крепче. Вот наша Полина Платоновна как раз из этой категории, — хозяин кабинета мужским взглядом рассматривал давнего друга и свою бессменную помощницу.

У всех присутствующих на лицах расцвели улыбки.

— Полина Платоновна, соедини-ка меня с Вороновой, что там у нее за тотальный слезоразлив.

Женщина, улыбаясь, удалилась, и уже по интеркому объявила:

— Александр Иванович, Воронова ждет.

Генеральный нажал кнопку старенького аппарата:

— Регина, что там у вас? Во дворике вижу старого китайца, не будем говорить кто его, но принес. Чего ради он здесь? Тошка почему рыдает?

— Ох, Александр Иванович, мы пока и сами не можем понять, что происходит. Даже говорить боюсь о подозрениях, сначала надо проверить.

— Проверяйте-проверяйте. Только девочку успокоить надо!

Сыновья заметили, что отец как-то расстроился. А тот размышлял. Очень странно, чтобы Тошка рыдала, это было на нее не похоже. Что ж такое должно было произойти, что довело ребенка до слез? К себе пригласить опасался, знал, еще больше испугается. Она при нем всегда косноязычием страдает. Регина толком ничего не объяснила. Ладно, немного подождем, потом к ним в кабинет за какой-нибудь надобой заглянем, может и прояснится что.

Сделал глубокий вдох, медленно выдохнул:

— Ну, что ж, дети мои, наследники отчего дела, давайте браться за него, за это самое дело! Полина Платоновна, финдиректора пригласите.

День был насыщенным, впрочем, все шло своим чередом, и его окончание наступило закономерно.

— Пап, время позднее, давай-ка ты поедешь уже отдыхать, — Алексей смотрел на отца с тревогой, — мы с Саней все здесь закончим.

— Ладно, и вправду, что-то приустал сегодня.

И вдруг вспомнил:

— А Полина Платоновна, что, до сих пор не ушла? На часах почти восемь.

— Да нет, я ее в пять домой отправил с Федюней, дежурным водителем. Он ее ждал и стеснялся. У них симпатия, похоже?

Отец ухмыльнулся:

— Там любовь! Федюнина. Безответная.

Надевая пиджак предупредил:

— На поздний ужин не опаздывайте. Посидим немножко, я и винца припас.

— Пап, какое тебе винцо? — Алексей обеспокоенно смотрел на отца, примечая не только усталость, мешки под глазами, и то, что кожа на лице отдает серым, все это не прибавляло сыну спокойствия.

— Ладно, ладно, по граммульке можно, доктор разрешает.

— Угу. Что наше слово против слова доктора? — Алексей усмехнулся.

— Пап, а то, что здесь два врача с учеными степенями, тебя не беспокоит? Нет? — Александр смотрел на отца с улыбкой, ожидая ехидного ответа.

Тот не заставил ждать и не обманул ожиданий:

— Ничего-ничего, не смущайтесь своими степенями и наградами, я к ним снисходителен и очень лоялен. Не поверите, почти привык! Международный уровень — это худо-бедно, но признание. Не следует, конечно, это афишировать, но и стыдиться тоже не стоит, — отец довольно улыбался, сыновья засмеялись в ответ.

— Идем, я тебя до машины провожу, заодно немного разомнусь, — Саша открыл перед отцом двери, ожидая его.

— Вы тут особо не засиживайтесь. Будет еще и завтра — успеете еще и войти в курс дела, и наработаться.

Проводив отца, Александр поднимался в кабинет гендиректора, проходя поворот, вспомнил утреннее наставление взъерошенного воробья, улыбнулся и сменил «полосу движения» на «правильную». Было бы интересно снова столкнуться с птахой по имени Тоша. То-ша, занятно, полное имя Антонина, надо полагать, хотя отец сказал, что Таня. Таня Коркина. Упс, а тут кто-то ползает на коленках по коридору. Пол, что ли моют таким образом. Ооо! Знакомые монтажные штанишки и надеты они на вполне ничего себе такой попе. Прямо таки очень, надо сказать, симпатичной попе.

— Добрый вечер!

Он старался, чтобы его голос звучал максимально дружелюбно, а в ответ получил:

— Кому как!

Недовольство не было закамуфлировано ничем. И хозяйка очаровательной попки даже не повернулась.

— Могу поинтересоваться, чем это вы заняты в такое время ползая в коридоре?

— Можете. Вы все можете. Скажите, — Тошка села на пятки и повернулась к говорившему, — вы в детстве не играли в игру «Найди десять различий и получи в подарок одиннадцатое»?

Мужчина усердно закивал и получил предложение:

— Не хотите поучаствовать?

— Хочу. Давайте, говорите, где и как.

Ему кивнули на пол, приглашая:

— Вот смотрите. Здесь две колонки по десять листов договора, на английском и китайском, надо найти знаки, которыми эти договоры отличаются. Нас интересует и смысл, и форма изложения.

Саша, поддернул обе брючины и присел рядом с ней на корточки:

— Так, что мы имеем? Слева страницы на китайском?

— На китайском, на китайском.

— А справа на английском?

— Угу.

— Как же искать различия? — Перевел взгляд на нее и замер, от нее пахло цветами флердоранжа. От этого аромата вдруг закружилась голова, а шустрое чудо продолжало:

— Глазками и искать. Берете предложение на английском и смотрите, а то ли по смыслу предложение исполнено на китайском или все-таки постарались партнеры его заменить, изменить, искалечить, испога…, в общем испортить.

Он поднялся:

— Я не могу так играть, потому, как не знаю китайского.

Тошка села на полу в позу лотоса и склонила голову к правому плечу. Она его только сейчас разглядела. Ммм! Это тот, в кого она врезалась утром. Ничего такой мужик. Молод, высок, широкие плечи. Или это пиджачок так искажает? Может этому помогает цвет, который ему очень к лицу? Светло серый, со стальным отливом.

Тут она решила, что широкие плечи — это обман, иллюзия, которую умело поддержал портной. Личико у дядьки… Почему вдруг дядьки? А кто его знает? У дядьки и все тут. Ну не мальчик же он и не парень. Дядька. Мужик. Так на мужика мося не тянет, уж больно интеллигентен для мужика. Дядька, как есть дядька. В возрасте уже, лет тридцать навскидку, а может и моложе, просто плохо выглядит. Так вот, лицо как лицо. Глаза, лоб, уши, ничего примечательного. Нос красивый, это не отнять. Прямой такой, с тонкой спинкой, ровным кончиком. А вот у Пашки у Боровкова из детдома кончик носа был шариком и раздвоенный, его, в том числе и за это, хрюном обзывали. А у этого не нос, а прямо эталон. И вообще — пижон, дед любит так называть пацанов, у которых, как и у этого, стильная стрижка на темных волосах, костюмчик, ручки такие ухоженные, приятным парфюмом слегонца веет. Ладно, будешь у нас проходить под ником «Пижон».

Пока Тошка его разглядывала, он стоял, засунув руки в карманы брюк и улыбался.

Ребенок, поправив на носике очки, сделал вывод:

— И какой прок от вас, сэр? Получается — никакого!

— Можно подумать от тебя прок есть. Ты-то китайский знаешь? Давай я буду хотя бы с английского переводить.

— Так вы же все одно китайского не знаете, как переводить-то будете?

— Так я на русский.

— А чего на него переводить, тут и так все понятно.

Только для Александра все было непонятно. Она что, настолько хорошо знает английский, что ей и перевод не нужен. Прямо с листа читает, что ли? А вот про китайский, ты зря, девочка, выпендриваешься, китайского ты, по любому, знать не можешь! Маленькая врушка! Хочешь поиграть в знайку? Давай поиграем! И он продолжил допрос:

— А почему ты ползаешь в коридоре?

Хотя уже знал ответ. Это он так думал. И снова промахнулся.

— А где вы видели такой стол, чтобы все страницы разом вошли? Вот и я не видела. Тетя Валя пол для нас помыла-протерла, мы и ползали сначала с Региной Александровной. Надо же и форму, и смысл не потерять, еще надо докопаться до или ошибки, или намеренного введения в заблуждение, или мошенничества. А последнее уже международного масштаба выходит. Все это не так легко обнаружить.

Александр до последнего был уверен, что шалит деточка, но с каждым словом убеждался, что тут не до шалостей.

— Ясно, а Регина Александровна где?

— Вон, присела за стол, пусть с пол часика подремлет, давление по ходу упало, мы сегодня без обеда-ужина и пятичасового чая. Понимаем, что нечисто с этой компанией, а доказать не можем. А на кону серьезные дела и времени не осталось.

Где-то что-то упало, и в коридор тенью метнулась тощая высокая мужская фигура:

— Тошка, представляешь, нашел, вот гадость какая, но я нашел!!! Здрасть, а вы кто?

Из кабинета вылетел тот паренек, который вытирал девушке нос в маленьком дворике. В руке папка с бумагами.

— Я — Александр Александрович Белояров, сын Александра Ивановича Белоярова.

— Вызвонить его можете? Правда сегодня уже поздно, только завтра еще позднее будет.

— Все так серьезно?

— Серьезнее некуда. Похоже компания башкой в мошенников вшаталась.

Почему-то поверил ему мгновенно и набрал номер отца:

— Пап, возвращайся, у нас форс-мажор.

— Опаа! Я тоже нашла!

Девочка заглянула в кабинет:

— Деда, подъем, нужен взгляд эксперта.

Из кабинета неспешно вышел китаец:

— Добрый вечер, — степенно поздоровался он.

— Здравствуйте, — Белояров-младший внимательно посмотрел на «деда» и «внучку». Явный китаец и славянка. Он синеглазый, черноволосый, а эта парочка золотоволосые, кстати, она голубоглазая, а у мальчишки глаза карие. Как умудрились при такой внешности быть дедушкой и внучкой? Интересно, а этот тоже внук? Или нет? Звонкий голосок заставил вернуться к проблеме.

— Деда! Вот посмотри — два иероглифа и следом три строки, а вот текст договора на английском.

Китаец проследил по строчкам пальцем и качнул головой, соглашаясь:

— Ты права, девочка. Это просто кабала для этой компании. Следовательно, договор на китайском, — как дети, вы любите говорить, — попадалово? Вот оно сейчас и есть. А он таким быть не может, здесь же прописано долгосрочное сотрудничество, а по факту цель: сорвать солидный куш, и, так думаю, исчезнуть.

По коридору быстро возвращался Александр Иванович. Он был явно обеспокоен.

— Добрый вечер всем.

Мужчины сдержанно кивнули друг другу.

— Что тут у вас стряслось? Татьяна, ты чего по полу ползаешь?

— Добрый вечер, Александр Иванович. Я… это… в общем…ну… сейчас! — Тошка сорвалась с места, влетела в кабинет и давай тормошить свою начальницу.

— Регина Александровна, мы нашли! А там Александр Иванович и дед! Они опять в гляделки играют, а мне страшно, и там Пижон, он говорит, что сын, все может быть, не суть важно, только идите вы, а то он опять, мол, Татьяна и все такое, а я не могу, ну чисто дура дурою.

Регина Александровна с трудом оторвала голову от поверхности стола. Глаза были красными, носогубный треугольник побелел:

— Тоша, из всего этого поняла только, что вы нашли что-то и ты дура дурою, — Регина замерла, оценивала свое состояние. Перед глазами мерцали черные точки, в ушах шум — это приближается сосудистый криз. Надо было бы просто лечь и уснуть и через три-четыре часа все нормализуется. НО! Сейчас не до того. Только бы не потерять сознание, только не грохнуться, а то потом костей не соберешь, да и стыдно как-то получится.

Поправила волосы и жакет. Поднялась. Покачивает немножко, но это можно скрыть медленными движениями, ничего, Бог не выдаст — свинья не съест.

Шагнула в коридор:

— Добрый вечер. Александр Иванович — у нас информация не особо удобоваримая. Давайте зайдем в кабинет.

Тот кивнул в сторону приемной:

— Пойдемте уже ко мне, все места больше. А у вас, можно двоим гостям только стоять, а остальные будут слушать из коридора. Идемте!

Тошка и Эмик начали быстро собирать листы договоров. Все остальные направились в кабинет генерального.

Регина говорила медленно, тщательно подбирая слова и жестко контролируя свое состояние:

— Компания, которая нам предложила сотрудничество, это действительно большой концерн со столетней безупречной репутацией. Они выпускают продукцию не особо известную на российском рынке, но продукция качественная, сертифицированная. Эксперты компании и лабораторные исследования института, куда мы обращались, это качество подтвердили. Проектами договоров мы обменялись, переговоры назначили на конец месяца и вдруг все меняется. Неожиданно они присылают уже договор, но не на ящик юротдела или гендиректора, а на наш, причем, на китайском вместо английского, где немного уступают в цене и торопят с подписанием договора, настаивая на послезавтра. Еще один нюанс, в договоре указали иные банковские реквизиты, как оказалось, банк находится в офшоре.

Она помолчала немного и продолжила:

— Если отставить эмоции, то результат следующий. Суть в том, что, похоже, в переписку вмешались третьи лица, мы думаем, что это мошенники и теперь уже завтра мы бы с ними встретились, заключили липовый договор, подарили бы всю сумму сделки. Хотя настоящий концерн предложил платить за каждую поставленную партию отдельно. Они поставили — мы заплатили. А эти попросили всю сумму одномоментно. Хотя так не принято.

Гендиректор свозь зубы начал цедить слова:

— А меня интересует вопрос, у нас в компании юристы идиоты, или этим китайцам за тридцать серебряников продались? Мы такую свору держим, а они мошенников на хвосте не чуют! Почему это все орготдел обнаруживает и разматывает, а не служба безопасности, в конце концов?!

Александр Иванович был в бешенстве, вены на шее вздулись канатами, он еле-еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик.

— Тихо, пап, смотри, два воробья спят на диванчике.

Александр Иванович подошел к двум практически еще детям, которые уберегли его компанию от больших неприятностей. Сердце затопила волна нежности.

— Умаялась малышня. Регина, а с тобой что? Ты же покрепче должна быть.

Вдруг дверь неожиданно открылась, на пороге со шваброй в руке показалась тетя Валя:

— Какого рожна в одиннадцатом часу еще здесь толчетесь? А? Иваныч! Мало я в твой зад уколов всадила?

Она перевела взгляд на девушку и вдруг рявкнула:

— Регинка! Мать вашу! Алеша, держи ее!

Алексей подхватил падавшую девушку.

— Аккуратненько посади. Сейчас, моя девочка, я быстренько, только руки помою, и все будет хорошо.

Она быстро вернулась, неся стойку капельницы, а из кармана уже белого халата доставая пакет со шприцами с лекарством.

— Давайте я, Валентина Исааковна. Говорите, что с нею, — Алексей, нахмурив брови, никак не мог понять, что же случилось? Явные симптомы были слишком противоречивы.

— Читать умеешь? Тогда нырни в правый карман ее жакета. Вот так вот у нас. Сейчас все принесу.

— Алеш, ее можно в комнате отдыха расположить. Там в шкафу подушка и пледик есть, я иной раз отдыхаю, — смутился Александр Иванович, — неси ее туда, как же так, я даже не подозревал, что у нее проблемы со здоровьем.

— У каждого порядочного человека, кто на тебя пашет, Иваныч, — тетя Валя набирала в шприц лекарство для генерального, — будут проблемы со здоровьем. Ты на часы смотрел, рабовладелец хренов! Сам угробляешься и людей губишь! Ладно старых, их не жалко, а молодь-то зачем? Они еще и не жили, — Валентина Исааковна постепенно перешла с крика на ворчание, тон немного, но все-таки, понизился.

— Саня, пока Алешка Регину реанимирует, отца уколи сам, — она отдала шприц в руки молодого человека, — а то я за себя не отвечаю, долбану еще, и посОдют во цвете лет, — она нахмурилась.

— Ладно тебе, Валя, режим уже соблюдаю, оздоровительной шведской ходьбой занимаюсь, воздухом дышу. Вон в пригород переехал, не пью, курить бросил, а ты меня гнобить продолжаешь.

В комнате отдыха было слышно, как в кабинете Валентина Исааковна костерит отца, а Санька, посмеиваясь, вставляет свои «пять копеек».

Алексей аккуратно положил свою ношу на диван. Измерил давление. Картина не классическая, но и не радостная. Ничего, сейчас покапаем, потом посмотрим, что из этого получится. Алексей удивился сам себе: женщина не юна, в обмороке, а он не хочет ее из рук выпускать — бред. Извращение какое-то. Осмотрел ее руки: венки как паутинки. Если бы не было опыта работы в реанимации — пришлось бы тетю Валю звать и признаваться в том, что сам балбес, и как медик — исключительно теоретик.

В голове уже крутились варианты развития лечебных событий. Как было бы хорошо, чтобы ты в себя пришла, но с такими сосудами — это просто мечта, если это то, о чем я думаю.

— Ну, лапочка, может, откроешь глазки, и всем будет проще. Мне только один вопросик задать надо и все. Только один, ну, давай же, маленькая, посмотри на меня.

Желание было исполнено. Большие, бездонные в своей голубизне, глаза распахнулись. Удивление, сомнение, осознание чего-то и это все за несколько секунд.

— Привет, меня Алексеем зовут и я врач. Вы потеряли сознание. Валентина Исааковна определила вас на мое попечение. В жакете нашел записку с диагнозом, но мне кажется, что он не верен. Все-таки не рискнул бы вводить вам то, что носите с собой. Давайте так, сейчас нажму на руке одну точку, а вы мне скажите, больно или нет.

— Так — нет.

— Если вот так? И вот тут?

Регина выгнулась от боли.

— Что и требовалось доказать. В общем и целом, есть веские основания полагать, что вы не больны, а имеете определенную особенность организма. Вас не лечить надо, а просто соблюдать определенные правила поведения и не обижать свое тело, тогда оно никогда не будет подводить.

Регина фыркнула:

— Как будто бы я этого не знала.

— Если знали, то зачем эти бумажки в кармашке?

— За тем, чтобы отстали. Валентина Исааковна не верит «в эти особенности». Она опытный доктор, поэтому у нее «лечить» — это на уровне безусловных рефлексов. Мне проще согласиться, чем спорить с нею и что-то доказывать.

— А что там? — Он кивнул на бутыль для капельницы, поднялся, прочитал и кивнул:

— Ясно, — и взялся за иголку.

Она проследила за ним и поежилась:

— Уколов страшно боюсь, как и докторов, поэтому уберите иголку от моей руки, а то мне только от этого дурно становится.

— Договорились. Я сейчас убираю иголку, а вы мне обещаете, что на днях едем ко мне в медицинский центр и проводим несколько диагностических процедур. Надо убедиться, что лечить вас не стоит.

— Убирайте.

— Сначала обещание.

— А если обещание дам, а не выполню его?

— Не выйдет. Вас совесть загрызет. Вам так сложно пообещать?

— Я не хочу к врачам. Они всю мою жизнь пытаются посмотреть, как же я устроена. Вечно лезут в мой организм. Им, видите ли, любопытно, почему у меня не так как у других! Никуда не поеду, не трогайте меня! — Регина даже говорила не просто громко, она кричала.

Двери приоткрылись:

— Леш, что тут у вас? Что за ор? Там отец по скайпу с кем-то разговаривает, а вы про иголку шумите.

Он перевел взгляд на девушку, а потом шагнул в комнату:

— О, спящая красавица глазки открыла. Привет! Откуда такая паника? Что случилось-то?

Александр присел на край дивана и положил ладонь на лоб Регины.

— Я не хочу иголку.

— Не хочешь, не надо, делов-то.

— Дел.

— В смысле?

— Не делов, так не говорят. Говорят — дел.

— Говорят-говорят. Просто ты не была там, где так говорят. Я Алексея Александровича на секунду умыкну и ровно через секунду — он весь ваш, прямо с потрохом.

Александр подмигнул и улыбнулся. Мужчины вышли. Пока их не было, Регина успела аккуратно подняться и осмотреться. Крошечная комната, диван, кресло, столик и бар. Еще одни двери, в туалетную комнату, наверное. И окно с широким подоконником.

Не успела рассмотреть инкрустацию столика, как вернулся Алексей.

— Экая непоседа, сказал же, что вернусь и обязательно договорим.

Регина покивала головой, обрадовавшись, что про дурацкое обещание забыто. Ан нет, оказывается, он ничего не забыл. Присел рядом и взял ее за руку.

— Что? — Она, не понимая смотрела на него.

— Обещание.

Регина помотала головой из стороны в сторону, заставляя Алексея искать иную тактику. Он понимал, что с этим делом нужно разобраться, чем быстрее, тем лучше, но, пациентка, похоже шанса на «быстрее» не оставляла. Было тревожно за нее. С такой симптоматикой можно было назвать три заболевания — это даже не задумываясь и не напрягаясь, все они не особо-то излечимые, но, надо сначала диагностировать, а потом выкладывать эти самые «НО».

— Ладно, и без обещания со мной съездите. Обещаю, диагностика особого дискомфорта не причинит. Никаких иголок — это точно. Мы сначала посмотрим, как все аппараты работают, потом уже решим, который из них, больше приглянется? Хорошо? Я буду рядом — торжественно клянусь! Никто не обидит, не причинит боли без вашей на то воли. Мне-то можно верить.

— Уфф, с чего бы это вам можно верить? — Она с облегчением прикрыла глаза. Он взял стакан со стола, полагая, что там чай, и вложил ей в руку. Девушка вздохнула, открыла глаза и не глядя отхлебнула изрядный глоток. Рот обожгло. Регина прикрыла рот рукой, быстрее проглотила и прошептала что-то.

— Леха, ты нужен, срочно, — в дверь заглянул Александр. Алексей отобрал у нее стакан, понюхал содержимое и рассмеялся.

— А что, хороший молдавский коньяк, из отцовских запасов. Со спиртным не особенно дружны, да, Регина Александровна? А крепкие напитки и вовсе не ваша тема?

Алексей положил руку Регине на плечо, тихонько сжал, провел ладонью от плеча до локтя и обратно, с неохотой убрал руку, рывком встал и твердым голосом произнес:

— Одной без сопровождения никуда не ходить, встать можно минут через десять — пятнадцать. Все, я ушел.

— Мне-то можно верить, — передразнила она его и решительно поднялась. Как показало доигрывание — зря. Очень даже зря.

ГЛАВА 6

Тимура подняли из постели звонком из компании. Звонил Ромыч.

— Тимур, подъем — у нас форс. Вся толпа на месте, только мы — лысые.

— Ромыч, какой форс? Ночь на дворе, на часы глянь. Там что, батареи потекли, и сантехника надо безопасникам искать?

— Не знаю, отец звонил, сказал, приезжайте, ребятки, у нас чуть ярд не умыкнули.

— Норм так-то. За окном темно еще, самое время для того, чтобы ярды умыкать. Сейчас приеду. Отбой, Ромыч!

Вот это я понимаю — служба, один день прошел и на тебе — уже форс.

Пока прыгал то на одной ноге, то на другой, надевая штаны, мысли в голове бегали как мальки на мелководье. Косяком. Ярд, говорите? Не хило. Кто ж такой лихой-то? У Белояровых попытаться ярд отжать. Идиот безбашенный или смертник потенциальный. А что? Тоже неплохой способ самоубийства.

Тимур натягивал футболку и прокручивал в голове события прошедшего дня. Так, и что мы имеем? А ничего не имеем. Что видели-слышали? А никого кроме Моисеича не слышали, а видели только как девчушку в слезах во дворе, обнимал мужик китайско-корейской наружности. Документы какие глядели? Физическую безопасность глядели. Что углядели? А ничего толком не углядели. Ну, ладно, две дыры заметили, только через них такое не упрешь.

Дальше у нас что? А дальше у нас информационная безопасность — это мы на завтра, пардон, господа, уже на сегодня оставили. Финансово — экономическая безопасность — это на Ромыче, мы туда нос не суем.

Дальше у нас безопасность персонала. Этим будет заниматься Рамилка, то есть Рамила Кимовна Эмираева. А ей сейчас недосуг, бедняжка устраняет последствия пылкой любви. Жалко девку, без детишек останется, но и рожать от такого урода — тоже не вариант. Остается безопасность внешняя, а это юристы, переговоры и дипломатические выкрутасы. А кто ж там-то рулит? Орготдел — это только процедуры, а сущность — это юристы, а с ними еще не встречались. Скорее оттуда дует. Продался кто? Ладно. Поехали. Кофе-то, поди, нам нальют?

К кабинету гендиректора Роман и Тимур подошли уже вместе. Последний зашел в пустой кабинет:

— А где все? Ромыч, тут никого нет. Ищи, где народ. Нет, погоди-ка.

И заглянул в приоткрытую дверь комнаты отдыха.

— Тук-тук! Привет.

Пытаясь понять, кто тут лежит, присел в кресло:

— Регина?

Нагнулся к подушке:

— Блин, что случилось?! Ты чего такая синяя?! Ромыч! — проорал он другу, — я в комнате отдыха, не теряй!

Тимур обеспокоенно, в растерянности глядел на девушку и не знал, как поступить. Хотелось кинуться, сжать в объятиях, унести в машину и увезти отсюда. Надо узнать, кто обидел ее, почему на лице такая синева. Прокрутил головой, пытаясь хоть что-то понять. Вдруг до него дошло. Тьфу! Это отсвет от гардины! Вот перепугала! Больше всего цапанула ее усталость. Бледная-то какая, поэтому кожа и срефлексировала на синий цвет. Ей спать надо, и, наверное, поесть не мешало. Бы.

Пересел на диванчик, взял ее руку, пальцы были ледяными. В ответ девушка натужно улыбнулась. Брови мужчины сошлись на переносице, голос хрипло прошептал:

— Ты когда ела в последний раз?

Девушка в ответ почему-то начала сосредоточенно рассматривать потолок, а потом озадаченно спросила:

— А мы ужинали у Тамрико…?

— Позавчера.

— Получается, что вчера утром завтракала. Да, завтракала, это точно!

Тимур грел ей руки:

— И что было на завтрак? Кофе, пирожок с яблочком и корицей или три икринки на кусочке тоста, может чайная ложка творога с фруктами. Я угадал?

— Угу, почти. Был чай без сахара. Из пакетика.

Тут фыркнули оба.

— И пакетик был вчерашним.

— Почему вчерашним? Новым был пакетик, — Регина засопела.

Тимур уже мог читать поведение этой капризули. Если сопит, значит, реагирует и почти обиделась. В данном случае — «почти» роли не играет. Вывод: красу писаную надо накормить, лучше чем-то горячим и сытным. А на часах начало седьмого. Утро.

Тимур знал только одного человека, который может в этом помочь.

Одна рука достала телефон, и палец ткнул кнопку быстрого набора. На той стороне трубку подняли после второго гудка, и густой бас что-то пророкотал в ответ.

— Гиви, дорогой, доброго тебе дня в начале, в середине, а в конце как сам решишь. Я не очень рано? Не отрываю тебя от утренних мужских дел? Нет? От Регины тебе привет. Она ела вчера, в меню на завтрак был только чай из пакетика. Да! Ее бы покормить.

Громкое возмущение в телефонной трубке, высказанное женским голосом, слышала даже Регина. Похоже, трубку отобрала жена.

— Доброе утро, краса Кахетии, здравствуй, уважаемая Тамрико! Да, Тамрико, — Тимур прикрыл рукой микрофон, — сейчас она наквохчется и скажет что-нибудь дельное.

— Да, уважаемая Тамрико! Вы правы! Так и до голодного обморока недалеко. Бледная сидит. Да, уважаемая Тамрико, понял, уважаемая Тамрико. Только прислать все нужно на адрес фирмы, там ребята встретят. Спасибо, уважаемая Тамрико! Вы — королева среди женщин и царица среди докторов!

Тимур хитро улыбнулся, прикоснувшись на экране телефона к полю отбоя.

— Сейчас приедет завтрак. А до него тебе бы не вставать. Давай-ка помогу устроиться поудобнее. Вот так! Глазки закрывай, а минут через сорок поедим! Вкусно поедим! Все будет хорошо! Вечером, если в этой компании еще кто-нибудь пару ярдов не попытается свистнуть, съездим к Амыру. Вчера у него был, он — молоток, держится огурцом, только скучно ему там. Просил тебя привести с очередной сказкой.

Тимур перешел на шепот:

— Ты ему, правда, сказки рассказываешь?

Регина махнула ресницами, на большее сил не хватило, глаза сами закрылись, еще минута и она спала.

ГЛАВА 7

А женщина стояла у окна и про себя твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Какая длинная ночь. Александр сидел за столом и пытался уложить в голове события в какую-то определенную логическую последовательность. А эта последовательность постоянно срывалась на мысли о маленьком взъерошенном воробушке. Вспоминал, как Эмика увел старый китаец, поминутно извиняясь, что машинка у него маленькая, рассчитанная только на двоих пассажиров, как он просил присмотреть за спящим ребенком. Улыбался, когда снова представил вытянувшееся лицо этого деда, который на деда явно не тянул, когда сказал, что привезет его внучку и об этом ему не стоит беспокоиться. Вспоминал, как не стал будить девочку, взяв на руки, нес до своего автомобиля, как вез ее по ночным улицам. Вспоминал ее запах, улыбнулся воспоминанию о том, как она прохладным носиком потерлась об его шею, как повозила руками по плечам, что-то там пробормотав на незнакомом языке, устроила ладошки под щечкой, с удовлетворением вздохнула.

Приехав, не торопясь добрались до небольшой уютной комнаты. Уложив спящее чудо на тахту, снял с нее кроссовки. Завозилась, устраиваясь поудобнее, но так и не проснулась.

Вспоминал, как она улыбалась и иногда причмокивала, как будто пробовала что-то вкусное во сне. Такая кроха. Поднимался с нею на руках на четвертый этаж и не сбил дыхания, она совсем ничего не весит. А ножка какая. Как будто бы еще в детском отделе обувается ребенок.

Только это не ребенок, в том все и дело. Шумно выдохнул и взъерошил волосы. Это маленькая женщина, которая своей женственности еще не осознает, и не знает, насколько притягательна в очаровании своей искренности и естественности. Этот маленький непосредственный нахаленок обещает превратиться в дерзкую красавицу. Нет, вы только подумайте, она владеет таким количеством языков, у него бы уже голова лопнула: английский, французский, немецкий, итальянский, испанский, какие-то диалекты новогреческого, он слышал, как утром мурлыкала песенку на болгарском. А китайский и японский? С ума сойти. Его девочка… стоп! Он думает о ней, как о своей девочке. У кого-то с головушкой проблемки? Какая «моя девочка»? Ей шестнадцать-то есть? Надо узнать. О ней так много надо узнать.

Стукнула дверь. Вошел Александр Иванович.

— Сань, давай домой, надо переодеться и умыться, Алешку ищи и поехали. Нормальные китайцы прилетят часам к четырем. Еще бы успеть передохнуть, а то наделаем дел с бессонной-то головы.

Александр Иванович распахнул дверь в комнату отдыха и замер на пороге. В кресле, лицом к диванчику сидел его старший сын и не спускал глаз со спящей Регины. Лицо Алексея отражалось в стекле шкафа, и, глядя на сына, отец понял очень многое. Что ж, подумал он, добро пожаловать в семью, Регина Александровна. Только «пожалует» ли эта умная, красивая женщина, вот этого он сказать не мог. Слишком уж много тайн она хранит. Справится ли с ними сын? Удастся ли ему зажечь такой же огонек в душе этой женщины, какой он зажег много лет назад в сердце их матери? Господи, помоги, не оставь моего детища в своем попечении!

— Сынок, — Александр Иванович положил руку ему на плечо, — поехали, переоденемся и позавтракаем.

— Спасибо, пап, что заказал ей завтрак.

На столике стояли накрытые крышками блюда, контейнеры, в упаковке лежала одноразовая посуда, термос с напитком стоял на полу.

— А это не я. Брата благодари.

Алексей поднялся, проморгался, похлопал по карманам пиджака руками, достал ключи от машины.

— Идем, Санька нас ждет, — отец тронул своего отпрыска за плечо, — ключи в карман верни, машину здесь оставим, на дежурке поедем. Ночь не спали, какой из тебя водила? Время хоть и раннее, а все равно, надо поосторожнее с этим делом. В городе молодых, да сопливых развелось — море. Безмозглые родители надарят скоростных машин своим безголовым чадам, они и носятся. Друг перед другом выделываются или перед девкам форсят. Бьются — немеряно. Похоронят дружка, а все одно настаются, как оголтелые, — отец ворчал, спускаясь по лестнице, внимательно наблюдая за сыновьями.

Оба высокие, плечистые, как говаривала его покойная бабка, приятной мужской наружности. Оба с двумя дипломами: Саня фармацевт и маркетолог, Алешка — анестезиолог-реаниматолог и менеджер. Оба поработали на земле, с нуля открыли каждый собственное дело. Подмогнуть пришлось деньжатами на первых порах, но потом все вернули до копейки — принципиальные, видите ли.

Александр Иванович вспомнил жену. Он часто разговаривал с ней в своих мыслях. Рассказывал, советовался. Вот и сейчас обратился к ней:

— Посмотри, Веруся, какие у нас мальчишки выросли. Эх, Веруся-Веруся. Почему же так получилось? Почти тридцать лет прошло, а все как вчера. Вера Ильина — краса, гордость и надежда российской, тогда советской вирусологии. За ней ухаживал молодой профессор Ухоловцев, а увел Верочку Санька Белояров. Как-то к слову пришлось, спросил: почему? Неужели такая любовь вдруг расцвела, что все остальное, что предлагал профессор, вместе со своей рукой и прочим ливером, стало не нужным? А ведь там была и квартира в центре большого города, машина — новенькая «Волга», дача с домом и садом, даже помощница по хозяйству имелась, по советским временам — ух! Девки не задумываясь, бросались на такие предложения. А она ответила, что, да, любовь с ума свела. А потом, смеясь, добавила: «Ты только посмотри на меня, какая же я Ухоловцева? Я же вылитая Белоярова!». Вот в этом вся Верочка и была.

Мягко хлопнула дверь автомобиля, и мужчина вынырнул из своих мыслей.

— А где Ромка? Он вроде бы приехал, — Александр Иванович не торопясь усаживался на переднее пассажирское сидение машины.

— Леш, они когда заявились?

— В два. Сразу с документами в финотделе с Моисеичем засели и двери заперли. Братик телефон не берет. Прислал СМС-ку.

Мужчина повернулся к сыновьям, что расположились на заднем сидении:

— И что там, нарыли что?

Саня, копавшийся с ремнем безопасности, буркнул:

— Отвали!

— Что значит «отвали»? Ты как с отцом разговариваешь?!

Тот поднял голову и обиженно проговорил:

— Пап, я тебе Ромкин ответ сказал, он это не тебе написал, а мне.

— Значит, роют еще.

Алексей повернул голову к брату:

— Сань, спасибо, что Регине завтрак организовал.

— Это не я. А что, там было что пожрать?

— Сын, что за слова такие: пожрать! Там было что поесть. Ресторанный вариант подачи блюд клиенту. Все горячее на металлических тарелках под большими стеклянными колпаками. Тарелки с толстым дном, чтобы дольше не остывало, колпаки тоже с толстой стенкой. И клеймо такое характерное на посуде. Где-то я такое уже видел: на щите виноградная гроздь, подвешенная на копье, а внизу, кто-то из кошачьих лежит, то ли барс, то ли ягуар. Красиво так смотрится, как герб. Надо бы и нам такую же символику придумать. Не герб, конечно, не дворянской породы мы, но для фирмы надо бы покумекать. Пусть орготдел этим займется. Алексей, слышишь?

— Понял, передам. Как все это дело с китайцами закончится, так и передам.

Алексей пребывал то ли в смятении, то ли в недоумении. Его терзало любопытство и проклевывающаяся ревность: кто заказал для Регины еду? В конторе были только мужики. Крошка Тошка — не в счет, она спала. Старому китайцу не до Регины, ему бы с детьми разобраться. Отец? Он себя забыл накормить, а тут Регина — нет, не он, сам же и сказал об этом. Не Саня. Кто у нас остался? Тетя Валя, что ли? Ага, она и какой-то дорогущий ресторан, как раз по ее совковым замашкам. Она обед-то с собой всю жизнь в железной коробочке носит, что отец ей еще из ГДР привез. Кто еще?

— Пап, а кого ты еще кроме Ромки и Моисеича позвал?

— Никого не звал больше. Не надо никому ничего знать. Меньше народу, целее будем.

Алексей был в смятении: кто?! Кто это был?! В одном он был уверен, это был мужчина, причем не просто мужик, а заботящийся о ней, о его Регине. Только вот он чуть не пропустил одно важное для себя слово «моя». Моя Регина. И осознав это вздрогнул, в беспокойстве уставившись в окно.

Доехали до дома. Автоматические ворота открывались не быстро.

— Все, мальчики, я в душ и спать. До двух меня не трогать. Ирину Павловну не гнобить за овсянку и тушеные овощи.

ГЛАВА 8

А женщина стояла у окна то про себя, то вслух твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой!

Регина проснулась от умопомрачительных запахов. Открыла в недоумении глаза и увидела довольную физиономию Тимура. Он сидел в пододвинутом к диванчику кресле и помахивал стеклянной крышкой.

— Как ароматы?

— Потрясающие!

— Есть будешь?

— А что, есть что поесть?

Мужчина с заинтересованным видом начал поднимать крышки с тарелок и контейнеров:

— Мясо какое-то ломтиками, соус. О, тут послание целое. От Тамрико добрые пожелания и инструкция: лепешки с соусом к мясу, рыба без костей, как любит Регина и в белом вине, как нравится Тимуру! Вот как нравится Тимуру, здесь главное!

— Да-да-да! Это надо еще раз повторить, чтобы закрепить в сознании и на подкорке!

Регина явно наслаждалась ситуацией. Было видно, что она передохнула и чувствовала себя сносно. Ее настроение явно прирастало. Она с удовольствием слушала сотрапезника, пытаясь сохранить серьезное вежливо-отстраненное выражение лица. Получалось плохо, губы то и дело вздрагивали, кривились, так и норовя расползтись в улыбке. Тимур это видел, ему очень нравилась такая игра. Он в такую никогда не играл. С ноткой пафоса продолжил:

— Фрукты и два салата. Один — острый, а второй — для Регины. Очень даже по-тамриковски: один — острый, а второй — для Регины. Соуса, оказывается тоже два. А второго я не вижу что-то.

Регина все осмотрела, восхитилась запахами каждого блюда, разноцветьем овощей и фруктов. Правильно говорят, что национальность кухни можно определить по ароматам. Грузинскую кухню, ни с какой другой не спутаешь. Вот это блюдо с хмели-сунели, вот тут обязательно добавлены кислые ткемали и грецкий орех, а это аджика. Все так притягательно красиво и аппетитно.

Тимур наблюдал за выражением лица голодной девушки:

— Мадемуазель, я понимаю, вы в нирване, но, все-таки скажите, что вам положить?

— Все сразу, но помаленьку, — Регина с удовольствием разглядывала все, что стояло на столе.

Она взглядом провожала каждое движение ложки. И не напрасно:

— Стой! Ты зачем в мясо десерт кладешь?

Он замер:

— Да? Ты считаешь, что это десерт? А я думал это для меня «острое» и решил с тобою поделиться, — улыбка Тимура была запредельной и такой наигранно детской и наивной, что Регина не выдержала и расхохоталась.

— Если так считаешь, то оставь себе. Не могу тебя обидеть, рука не поднимается. И потом, как я Тамрико и Гиви Большому скажу, что, лишила вашего друга лакомства, которое было предназначено именно для него? Нет уж, увольте!

— Хорошо! Увольняю!

В комнату отдыха ввалился Роман Александрович:

— Кто тут кого увольняет?

Видно, что он устал и перенервничал основательно.

— Я, Рома, увольняю Регину от поедания завтрака вот из этой тарелки.

Вновь прибывший внимательно оглядел стол и бросил взгляд на тарелку:

— Это ты Регину уволил, а не меня. Давай-ка тарелочку! Спасибо! Мне еще из вот этого сотейничка сверху полейте, пожалуйста!

Не дойдя до кресла, уже принялся за еду:

— Спасибо! Мнямм, большое!

Две минуты стояла благоговейная тишина. Потом девушка услышала довольный мужской голос:

— Ммм, вот это утро! Каждый день бы так начинать и жизнь стала бы сказкой! — И прикрыл в восторге глаза.

Тимур не стал комментировать поведение друга, только хмыкнул и украдкой щедро сыпанул ему красного перца.

Регина это видела и сначала вытаращила в ужасе глаза,а потом засмеялась.

Роман вздыхал, сопел и постанывал от удовольствия, но когда дошел до перченого, быстро и почти бесшумно подышал открытым ртом в сторону от стола и продолжил трапезу, как ни в чем, ни бывало. Зато Тимур, наблюдая за этой процедурой, не удержался от комментария:

— Этого ничего не берет, ни аджика, ни красный перец.

Рома соглашаясь, кивнул и потянулся за добавкой.

Регина наполнила свою тарелку, поглядывая на обоих сотрапезников. Оба ели сосредоточенно и очень красиво. Как-то по-мужски сдержано и основательно, не торопясь, не теряя ни капли соуса. И до того вкусно ели, что рядом с ними, даже такой малоежке как она, очень захотелось хотя бы попробовать все, что стоит на столе.

Далее изысканный завтрак продолжался в молчании. Все наслаждались едой, только иногда Рома постанывал и мычал от восторга. Но все когда-нибудь кончается. Мужчины насытились и принялись оглядываться в поисках чайника или кофемашины. Регина поняла сразу, что подача кофе или чая ляжет на ее хрупкие плечи и решила не дать такому случиться.

Рома повертел головой, Тимур внимательно оглядел комнату, но ни тот не другой не знали, что чудо техника расположена за панелью в баре, причем его надо было сначала открыть и нажать на правую широкую стенку, она отойдет и — вуаля — перед вами кофемашина, новейшей, до жути навороченной, модели.

С этим агрегатом была у секретаря генерального взаимная нелюбовь. Полина Платоновна жаловалась, что эта шайтан-машина диктовала рецепт, по которому должно действовать. А когда она однажды не досыпала одну несчастную мерную ложечку кофе, то машина назвала ее действия не корректными и не стала готовить напиток, потребовав все очистить и повторить процедуру в заданном режиме. Полина Платоновна, естественно, обиделась на «дурную железяку», машину помыла и в праведном гневе ей заявила, что она ее выключает, и не станет больше пользоваться! Вот автомат и стоял без дела, по словам Полины Платоновны, он был наказан и думал о своем поведении!

Регина записала эти жалобы на диктофон и дала послушать Тошке и Эмику. Эти были в полном восторге от услышанного. И теперь, если что-то с техникой не ладилось, они голосом Полины Платоновны грозили, что отмоют и выключат, пусть стоит наказанный. И думает. О своем поведении.

А эти двое, которые сейчас ожидали кофе, уже начали подавать отчетливые знаки нетерпения. Но Регина осталась непреклонна, и как будто бы ничего не понимая, улыбнулась:

— Спасибо, завтрак был выше всяческих похвал. Надо послать Тамрико цветы в благодарность.

— Хорошая идея.

Рома вертя головой удивился:

— О, так это из «Грузинского подвальчика» завтрак? В такую рань? На часах восемь, да мы почти час за столом сидели.

Тимур довольный собой только кивал:

— Это для Регины Тамрико старалась. Если бы для нас с тобою, даже не надейся на подобное, мы бы только в восемь пятнадцать дежурное блюдо получили, как простые смертные.

— А Регина у нас…?

— На королевском положении, даже кофе должны добыть мы, если ты еще не понял!

— Все верно, мужчина он всегда добытчик и защитник, — Регина поднялась и начала собирать посуду.

Тимур поднялся следом:

— Оставь, все само соберется и отправится. Давай-ка лучше тебя домой отвезу. Подремлешь, умоешься по-людски, переоденешься, а ближе к обеду заеду и заберу на работу.

Рома скорчил умильную мордаху:

— Тимур-джан, а давай и меня тоже домой? А?

Регина заулыбалась, прикусив губу, наблюдая за друзьями. Тимур смотрел на представление, которое устроил друг и понимал, что ждал этой улыбки.

— Ладно, — кивнул он другу, — иди, собирай шмутье, около машины встретимся.

Протянул девушке жакетик:

— Тебе тоже что-то надо прихватить? Не задерживайся только, спускайся к главному входу. Сама дойдешь?

Она с благодарностью кивнула, забралась в одежку и, поторапливаясь, вышла.

Проводив ее взглядом, взял рацию, нажал кнопку вызова:

— Стражи, мою машину к главному входу. Селим, в комнате отдыха у Александра Ивановича все убрать, посуду отправить в «Грузинский подвальчик».

— Сделаем.

— Добро.

Тимур не торопясь спускался по лестнице на первый этаж в главный холл здания. Куда спешить? Регина еще у себя в кабинете, не удержался мимо проходил и видел, как она присела за монитор. Посидит минут десять и ее нужно выдернуть оттуда, увезти уже, хоть пару часов дать поспать в нормальной кровати, по-человечески. Ромыч вон уже рысит.

— Тимур Давидович!

На обращение обернулся к сотруднику охраны, незаметному молодому человеку в офисном костюме.

— У нас гость. Черный «Лексус»…

— Р033ЗА?

— Да, РОЗА опять здесь.

Тимур ругнулся в полголоса.

— Он снова за Региной Александровной и не знает, что она еще и не выходила из здания.

— Мы везем ее домой отдыхать. Не надо им встречаться. Сейчас только его не хватает, она и так еле жива.

Страж оживился:

— А давайте мы вас загородим грузовиком с будкой? У вас же салон тонирован?

Начальник бросил взгляд в сторону машины гостя, кивнул и пикнул сигнализацией:

— Подгоняй.

Повернулся на стук каблучков:

— Регина Александровна! — Окликнул девушку, спускающуюся по боковой лестнице и вертящей головой в его поисках.

Та махнула рукой и подошла.

— Романа Александровича ждем минутку, пусть болтун договорит. Вот и он. Идем?

Взял ее за руку и шагнул к вертящимся дверям.

Машина с логотипом компании доставки воды встала так, что полностью перекрыла обзор черной машине. Тимур не торопясь, казалось бы, на самом деле очень быстро провел и усадил Регину в салон. Роман понял все, не говоря ни слова сел в машину. Мужчины действовали слажено и оперативно. Складывалось впечатление, что трое просто куда-то поехали и только стражи компании, да специально обученные могли оценить поведение этих двух.

Доехали молча. Тимур то и дело бросал взгляд в зеркало заднего вида. Никакого преследования не заметил. Рома тоже не спускал глаз с машин, что были рядом — все было спокойно. Добрались до нужного адреса, Рома проводил Регину до двери квартиры, подождал, пока закрываясь, щелкнет замок, спустился не торопясь к машине. Тимур в это время набрал номер начальника охраны здания офиса:

— Селим, что там с Розой?

— Стоит. Пару раз кому-то звонил. Один раз явно перед кем-то оправдывался. Выходил, крутился вокруг входа. Высматривал что-то в окнах. Опять сел в машину. Нервничает клиент, сильно нервничает. К стойке администратора на входе идет.

— Кто там сегодня?

— Марина и Володя.

— Не выключай телефон, хочу послушать. Маякни ребятам, пусть на меня третью камеру переведут. Глянуть на него не помешает.

— Добро.

В динамике зазвучал мужской, раздраженный голос:

— Доброе утро!

— Здравствуйте! — Это голос Марины, профессиональные доброжелательно-вежливые интонации.

— Я бы хотел встретиться с госпожой Вороновой. Это возможно?

— Минуточку, — пауза.

— К сожалению, ее нет в здании.

— А когда она будет?

— Этого мы не знаем. У нее свободный график и она подотчетна только своему начальнику и генеральному директору.

— А кто у нее начальник? — Клиент, похоже, уже в ярости.

— Эта информация вне нашей компетенции. Мы в этом вопросе ничем помочь не можем.

— То есть я не смогу с ней встретиться в любом случае, — в голосе говорившего, уже звучало бешенство.

Тут у Тимура на планшете появилось изображение. Марина за стойкой, с дежурной улыбкой:

— Встречу можно организовать. Оставьте свою визитку, мы передадим или запишитесь на прием у электронного секретаря. Стоечка, пожалуйста, напротив, — дежурная работала безупречно, внимательно наблюдая за поведением посетителя.

А тот почти впал в буйство. Скрывать такие сильные эмоции мастерства у него не хватало. Стоял напротив дежурных администраторов, сжимал и разжимал кулаки, скрежетал зубами, ноги держал на ширине плеч, будто собрался ударить или сам удара опасался. Володя еле заметно морщился. От посетителя попахивает? Вот и Марина, отвернувшись, старается вдохнуть поглубже, и задержать дыхание. Похоже, там очень характерный запашок, что не может перебить даже элитный парфюм.

— Спасибо! — шипит гость, отходя к стойке электронной регистрации, где на грани слышимости шепчет:

— Сука, уже и секретаршу себе завела.

Подойдя к стойке регистрации уже откровенно бурчит, что думает о Регине, что сделает с ней, когда они встретятся, что она отдаст все, что ему задолжала.

Тимур наблюдал за красавчиком, а тот даже не подозревал — все, что говорится, тем более рядом с регистрационной стойкой, все пишется. Камера высокого разрешения фиксирует все движения лицевых мышц, если даже откажет микрофон, можно будет воспроизвести текст, считывая его по губам. Наконец гость, произведя все необходимые действия, отошел от стойки, не прощаясь с дежурными, вышел из здания, сел в машину и уехал.

Тимур хмурился:

— Селим, все слышал?

— Слышал. Надо к дому наружное наблюдение и охрану ставить. Она от него не отобьется, если заварится что-то. Вы в курсе, что за клиент? Личный интерес или к компании неровно дышит?

— Правильные вопросы задаешь, дорогой, правильные. Вот и попытаемся на них ответить. Давай-ка и охрану, и наблюдение.

— Добро. Сделаем.

ГЛАВА 9

А в голове у женщины металась одна и та же мысль: «Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!».

А в это время Леонид Александрович Ким — приемный дед для Тоши и Эмика, этнический китаец и по совместительству доктор филологических наук, профессор кафедры восточных языков университета готовил внукам завтрак — жарил картошку с сосисками. Жарил и слушал, как Эмик пытается разбудить сестру, а перед ним в стеклах посудного шкафа отражалась самая счастливая физиономия самого счастливого человека.

Про Таню и Эмика он мог рассказывать часами. Дети не брат и сестра. Они носят разные фамилии, у них разные отчества. Если говорить про Эмика, то его вообще назвала медицинская сестра детской больницы, куда был доставлен новорожденный, оставленный на скамейке около магазина, заботливо завернутый в большое стеганое одеяло. Правда, на улице было почти плюс сорок. Вот и выхаживали кроху после теплового удара в детской больнице.

Одна из медсестер, сама многодетная мама, пожаловалась своей сменщице, что всех ее детей называл муж, пока она в роддоме лежала. Ни один из детей не получил ни одного благородного имени Эммануил или Эмиль. Еще она хотела назвать дочку Джорджианой. А в результате на белом свете счастливо жили Петр, Павел и Сергей Козловы. Они обожали дергать за косичку свою единственную младшую сестренку Светку. Но коршунами налетали на любого, кто прикасался к священному тощему хвостику, гордо именуемому косой. В нее вплетались ленты, для нее покупались на праздники самые красивые «заколки с блестючками». Коса для других была неприкосновенна! Вот так вот семейство Козловых не получило ни Роберта, ни Мирабэллы.

Поведав коллеге свою в чем-то печальную историю, женщина услышала дельный, с ее точки зрения, совет. Взять и назвать подкидыша. Так на свет появился Эммануил Иванович Пряхин. Самого Эммануила Ивановича Пряхина такое сочетание имени фамилии и отчества нисколько не смущало, как не смущало оно и его названную сестру Татьяну Вячеславовну Коркину.

Ее история была еще более странная. Девочка попала в детский дом из полной благополучной семьи. У мамы бухгалтера и папы шофера родилась пятая дочка. Хотели Федора, наследника и папиного помощника, потому как у мамы помощниц хватало, а родилась девочка. Все вздохнули с сожалением, но, деваться некуда, назвали девочку Татьяной и на этом бы успокоились. Но, что-то пошло не так. В семье все черноглазые, и волосы у всех черные, прямые и жесткие, — это мамина восточная кровь дает о себе знать, а Танюша родилась как одуванчик, белоголовая, волосики как пух легкие, завиваются в крупные кольца. У папы глаза карие, у мамы карие, а малышка — синеглазка. Закралось у папы нехорошее сомнение. Он молча состриг с Танюшиной головушки локон, поскреб ватной палочкой по крошечному ротику, как в кино показывали, да поехал в областной центр. Экспертиза показала, что он отцом девочки быть не может. Приехал с результатами домой, положил бумаги перед женой и сказал, что, мол, теперь — думай. Она думала не долго, отвезла ребенка в областной детский дом, написала от двухмесячной крохи отказ и была такова. Вот так просто, раз, и ты не дочка уже, и семьи у тебя нет.

Дед, когда узнал, был возмущен этими двумя историями. И было у него подозрение, что тут где-то имеются явные нестыковки. Почему-то дети друг на друга были похожи как две капли воды. Оба золотоволосые, голубоглазые, с фигурами, которые в народе называют тонкокостными. Хрупкость Тоши была настолько очевидна, что некоторые знакомые смеялись, уж не от стрекозы ли происходили ее предки.

Эмик был высоким молодым человеком, но не было в нем мужицкой основательности. Иной раз Леонид Александрович даже вздрагивал, когда смотрел на Тошку, а видел Эмика и наоборот. Не родные по крови дети, они были словно от одних родителей, это удивляло и рождало множество вопросов. Что-то здесь было не так. Но что? Этот вопрос он задавал себе все реже и реже, потому, что дети требовали смотреть в будущее, а не интересоваться прошлым.

Обо всем этом раздумывал профессор, готовя внукам завтрак.

Тем временем Тошка уже не спала, только делала вид, что не может проснуться. С удовольствием вспоминая, как каталась на руках у Пижона.

Сквозь сон чувствовала его руки, помнила его запах. Что-то ее задело. Хотя понимала, что этот мужчина не для нее. Но если подумать, то через полтора года она будет совершеннолетней, тогда, может быть. Нет, она для себя все твердо решила, никаких связей на стороне — противно это как-то. Только замужество и счастливая жизнь с любимым человеком. А такого пока не было даже в перспективе.

Зато есть брат, пусть названный, но все равно брат. И он пытается тебя поднять ранним утром с постели, потому как в университет всем к первой паре.

Эмику хорошо, корпус его факультета прямо напротив дома. Ему из подъезда выйти, дорогу перейти и он на месте. А Тошечке, умнице и красавице, все время достается больше всех. Факультет, где она учится, а дедушка заведует кафедрой, далеко. На дедовой машинке они добираются минут сорок, а на общественном транспорте, не приведи Создатель, и в полтора часа иной раз не уложишься.

А еще ей больше всех достается внимания мальчиков, потому, как они регулярно клянчат слизнуть переводы или темы списать, правда, обязательно рассчитываются потом, кто фруктиной, кто неделю личным водилой на старенькой девятке.

А сегодня ей больше всех достается от брата, который уже гремит в ванной чем-то стеклянным, а потом вдруг слышится звук льющейся в стакан воды.

Крупные холодные капли неожиданно попали на лицо и прервали Тошины размышления, и она подскочила:

— Ай! Эмик! Вот дурак! Ты зачем в меня водой?

— Дед сказал — подъем, значит, подъем! В пятнадцать минут надо уложиться, а я около тебя уже три минуты круги нарезаю.

— Ах, ты — так?! Вот тебе тапкой!

Предмет домашней обуви почему-то неожиданно поменял траекторию полета и упал в небольшую лужицу.

— Ну вот, теперь он мокрый! Балбес! Вылезай из-под кровати!

— Ты, Тошечка, иди уже умываться, а я за тебя чистоту тут проверю. О, а тут конфетка завалилась, смотри-ка, «Мишка», наверное, с Нового года!

Глухо звучавший голос брата заставил ее за пять секунд добежать до ванной и вернуться.

— Эмик, быстро вылезай, тут для тебя уже полный стакан холоднючей воды приготовлен, поэтому вылезай, тебе говорю!

— Ага, вылезай, а потом мокрым пойду что ли? У нас первой парой электротехника — вдарит током, будешь потом с идиотом всю оставшуюся жизнь мучиться. И с другой стороны, Тош, ну где логика? Ты мне командуешь вылезать, сама же предупреждаешь, что полный стакан холоднючей воды приготовила. Ну, вот скажи, кто так поступает?

Эмик высунул нос из-под кровати:

— Ты должна мне ласково сказать, что ты для меня пиццу заказала, а когда я на это поведусь и вылезу, ты сразу, — хоп! — и полный стакан холоднючей воды мне за шкирняк. Вот это будет правильно.

— Нет, Эмик, — Тошка сидела напротив на полу, — так правильно не будет. Пиццы у меня нет! Если скажу, что она тебя ждет — это будет враньем. Мало холодной водой получить, а потом еще и пиццы не будет. Потом ты сильно расстроишься, мне тоже станет грустно. Сразу. Что я враг себе — весь день коту под хвост. А здесь честно предупреждаю, потому, что все равно ты мне полный стакан холоднючей воды за шкирняк задолжал! Вылезай!

В этом была вся Тошка, которая не терпела вранья, а если воевала, то воевала по-честному. Подлые приемы вызывали у нее классовую ненависть и после обнаружения у кого-то этой черты характера она своему уже врагу объявляла в лучшем случае бойкот, а самый неудачный вариант для подлеца — война. А это, как показывала практика, опасно для всех сторон конфликта и для окружающих в том числе.

Эти двое с удовольствием возились, совсем позабыв о времени, поэтому дед заглянул к ним и скомандовал:

— Дети, пять минут у вас и идем завтракать! Через пятнадцать, Тоша, выезжаем!

Действительно, через пятнадцать минут маленькая юркая машинка встроилась в автомобильный поток. А через сорок, дед и внучка были около главного корпуса университета.

— Привет, Тоша! — невысокого роста, юркий и рыжий как белка однокурсник придержал для Тошки дверь.

— Привет, Гаррик! — Таня улыбнулась, вспомнив его первую каверзу. Он умудрился на лекции самого строгого преподавателя полазить под столами и связать шнурки у всех между собой. Досталось и Тошке. Они с дедом просидели почти пол пары минут на кафедре, распутывая узелки, пока не пришел Павел Иссаританович, он у народа читал грамматику испанского языка, и не дернул за петельку, узел — рраз, и развязался! Ура! И оказалось, что этот оболтус и рыжий плут ему приходится внуком, что именно дедушка научил его таким хитрым и смешным узлам. А следующим утром все пришли в обуви без шнурков и потребовали от обидчика сатисфакции. Тошка же встала на его защиту и развязала все узлы. Только вредной Инессе Изаровой развязывать не стала, потому, что она в это время опять какие-то гадости говорила. Что ж — это кара ей такая, гадости говорить, а не говорить она не может — болеть начинает — это дед ее так припечатал.

— Тоша! Салю! — это Левушка Бирманец. Его родители долго в Бирме жили. Отец у него военный советник при ком-то там был. Они сына сюда привезли, на руки бабушке, старушке весьма строгих правил, сдали с рук на руки и опять укатили куда-то кому-то что-то советовать.

А Левка стал верным другом и, где-то даже, оруженосцем для Тошки. Чаще всего именно он садился рядом с нею, молча, не отрывая глаз от конспекта во время лекции, подавал ручку, если Тошка свою забывала или теряла. Именно он занимал места всем девочкам на поточных лекциях, а девочек на курсе целых три на все отделение романо-германских языков, вредина Инесса Изарова не в счет. Именно он забирал Тошкин рюкзак до следующей пары, если ей приспичит эту пару прогулять. Вот такой вот Левушка — коренастый, коротко стриженый брюнет с большими карими глазами и густыми, загнутыми ресницами, как у девчонки.

Конечно, Инка Изарова и здесь отметилась, мол, она видела, как он завивает свои ресницы специальными щипчиками. Левка не растерялся и ответил, что он не знает как в России, а в Бирме — это хороший тон для мужчины, завивать по утрам ресницы. Весь ужас в том, что Левка вообще шутит с серьезной мордой, а у Инки с чувством юмора от слова никак. Она, естественно, восприняла это буквально. Утром следующего дня прилетел ее распрекрасный папаша для беседы с Левкой. Все замерли. Папаша-то потомок новых русских. Как прокомментировал после встречи с ним сам Левка, нормальный мужик, правда дубоват слегонца и златая цепь на дубе том, примерно, килограмма на два — три. Крест на цепи больше чем у батюшки в церкви. Ну, да у всех свои замороки, да и завидовать — грех. Так вот, он и попросил больше при его ненаглядной дочуре таких разговоров не вести, потому как она теперь требует от папочки вести себя соответственно бирманского этикету и по утрам завивать реснички, а папу это почему-то расстраивает. Печалька. Левка пообещал. Левка — мужик. А, как известно, мужик пообещал, мужик сделал. Левка, разумеется, выполнил обещание. Теперь при приближении Инессы он деликатно замолкает и опускает глаза в пол. А то, что при этом начинает похрюкивать, так в каждом домике свои гномики, вот у него, например, гномики похрюкивают, видя Инессу, а Левушка тут совершенно ни при чем.

— О, Пьер, хай! — и не вздумайте его назвать Петькой! Двухметровый шоколадный красавчик, обладает недюжинной силой и прекрасной реакцией, он — Пьер и никак иначе. Как принято выражаться политкорректно… как же это будет-то? — если афроамериканец, то Пьер афроафриканец что ли? или африканца достаточно? — бред какой-то получается с этой политкорректностью. В общем и целом Пьер — негр и очень этим гордится. Чисто говорит по-русски, потому, что родился и вырос в России, закончил, причем с золотой медалью, российскую среднюю школу и сейчас учится здесь.

— Привет всем! — Тошка влетела в аудиторию, на последних метрах выполнив рывок и все-таки обогнав преподавателя на повороте, влетев в аудиторию перед ним. Даже не опоздав! Ура! Сердце разрывало грудную клетку, пыхтение выдавало последствия последнего элемента обязательной утренней гимнастики — преодоление спринтерской дистанции.

Тошка плюхнулась рядом с Левушкой. На стол перед ней сразу лег чистый лист в клетку и ручка. Левушка заботился. Началась лекция. Первая половина занятия прошла тихо мирно. Объявили пятиминутный перерыв внутри пары. Рядом с Тошкой на стульчик изящно опустилась Лиля Ранбергер, перетаскивая за собою Агриппину Ковальски. Вот теперь вся девичья половина отделения в сборе и можно будет поболтать. Поболтать в прямом смысле слова не получится, а вот переписку устроить — это запросто.

— Итак, господа студенты, продолжим! Как я и обещал, готовим чистые двойные листочки и записываем практическое задание по тому материалу, который я вам только что объяснил. Кто справится, на зачете будет избавлен от этого вопроса, а кто не понял и как следствие не справился, добро пожаловать в день консультаций, будем разбираться еще раз. Итак…

Тошка была спокойна, все ее друзья с вопросами справятся. Лилька рядом, Пиночка под боком. Левка — сам с усам. Пьер сидит как раз за спиной у Лильки, если, что — подглядит. Куда Гаррик-то подевался? Гарика не было видно. Он что на пару не пришел? Вот попадалово.

— Левка, где Гаррик?

— У него мачеха приехала, в деканате мозг выносит.

— Сварливая грымза! Теперь будет наш бедненький отрабатывать три часа, за лекцию и потом писать вопрос на зачете.

— Может за него нарисуем? — это Пиночка шепчет.

— Нет. Нельзя. Самсон, — кивок в сторону препода, — видел, как Гаррика уводили под конвоем секретаря, и он уже молча всех в своей черной книжке и в журнале отметил.

— Вот же зараза!

— Угу!

Строгий голос их прервал:

— Кому-то непонятно задание? Что там за диалог?

Дальше всем за разговоры грозило наказание. Как всегда всех выручила Агриппина:

— Извините, Самсон Давидович, написанное на доске отсвечивает, можно я подойду? — Пиночка поднялась со своего места. Самсон Пиночку обожал и всем ставил в пример: тихий голосок, скромная манера держаться, доверчивый взгляд — этакий ангелок.

Пиночка старалась одеваться в монохромные темные тона. Только друзья знали, что у нее на руках после гибели мамы и сестры остался полугодовалый племянник. На светлой одежде отчетливее были видны следы его ладошек и пальчиков, то от детского пюре, то от каши. А тут пока едешь на занятия, следы можно отскрести ногтем, оттереть влажной салфеткой, оставить высохнуть и потереть рукавом — рецептов много. Нельзя оставить ребенка на весь день с няней, не потискав его на дорожку, не поцеловав в пухлую румяную щечку. Только за эти нежности надо платить и Пиночка платила, платила щедро, появляясь на занятия иногда в чем-то отчаянно пятнистом. Но на то есть друзья. Мальчишек споро выдворяли из аудитории, Пиночку оттирали, отчищали или даже случалось, что и переодевали, но это крайний случай, и все опять шло своим чередом.

Ангел Пиночка часто прикрывала друзей от гнева Самсона Великого — преподавателя требовательного, не злого, только очень эмоционального и памятливого. Почему-то память у него начинала интенсивно работать именно на зачете или экзамене. Странное дело, но он и вправду на курсовых испытаниях вспоминал всех, кто разговаривал. Помнил раздел, который читал и даже тему. И — все! Попал студент! Ему сыпались вопросы как из рога изобилия, причем Самсон вовсе не желал какого-то завалить, он добросовестно проверял наличие и качество знаний. И студенты пухли, и не каждый выползал из аудитории с заполненной Самсоном зачеткой!

Потому-то Пиночка сразу же старалась объяснить разговоры или ослабление внимания на таком важном предмете как латинский язык. Самсон принимал ее наивные хлопанья глазками за чистую монету, умилялся и только ей позволял подойти, списать с доски или повторить именно для нее задание немножко помедленнее, потому как полагал, что каллиграфический почерк ангела Пиночки не терпит скорости и недописанных букв. А после он наслаждался ее работами, неизменно выводя заслуженную оценку: превосходно. И ничего страшного, коли вся толпа над этим «превосходно» корпела, а потом со скоростью света копировала ответ себе на листок, с единственной мыслью, только бы успеть до звонка.

А еще Пиночка пела. Пела, действительно, как ангел. Тошка давно лелеяла надежду, что Пиночка пойдет куда-нибудь на прослушивание и будет заниматься тем, что любит больше всего на свете — пением. Но Пиночка, хмуря бровки, идти куда-то отказывалась наотрез. И строгим высоким голосом требовала таких разговоров с нею больше не вести. А в последний раз и вовсе расплакалась:

— Да не рвите мне душу, девочки! Какое прослушивание? Какие Ля Скалы! У меня мелкий на руках, я давно перед собой приоритеты расставила. Все. Точка.

Так было не правильно. И Тошка с Лилей не собирались такую несправедливость терпеть. Они решили, что надо Пиночку кому-то показать. Вопрос конечно интересный. Кому? Нужен спец. Не тот, кто на Пиночке сделает деньги и угробит ее. А специалист высочайшей квалификации, кто ее голос будет беречь. Этот вопрос они с Эмиком прокачивали уже два месяца. И прокачали. В консе есть профессор Знаменская И.Я., она считается самым крутым преподом для вокалистов. Только как устроить прослушивание? Не придешь же и не скажешь, послушайте ее, она хорошая. А собственно, почему не придешь и не скажешь? Придешь, Тошечка, и скажешь, пускай послушает. А послушать у нас есть чего. На дне рождения Эмика Пиночка пела Алябьевского соловья, а Тошечка — умница и красавица — записала это все. Запись потом послушали, она, правда, не студийная, но профи должен заценить и сказать свое веское слово.

Знаменская в консерватории преподает. Вывод? Правильно, курс надо держать туда. В консе, как и любом учебном заведении, имеется волшебная страничка на сайте или бумажка на стене, называется она расписанием. Там станем искать фамилию. Так-так-так, Знаменская И.Я., сегодня в 203 аудитории. Она и сейчас там!

Вот как надо все устраивать! Учитесь! Можете на листок записать и спрятать, а то уведут рецептик завистники и останетесь ни с чем!

И Тоша по окончании пары рванула в консерваторию.

Аудитория оказалось пустой. О как. Тьфу ты, сглазила! Рояль и все. Тут что, не сидят даже? Ни стульчика, ни столика.

— Вы что-то хотели? — Тошка вздрогнула от неожиданности. Из-за пюпитра с нотами встала немолодая, но еще красивая женщина.

— Ой! Простите, пожалуйста!

— Пожалуйста, — дама была одета в платье с высоким воротом и камеей на груди. Белая от седины голова, длинные волосы уложены каким-то причудливым образом. Она сидела за роялем, а сейчас вышла навстречу девочке.

— Я бы хотела встретиться с профессором Знаменской.

— Ваше желание исполнено, вы встретились с ней, — дама улыбнулась и стала лет на десять моложе.

— Так чем я могу быть вам полезна, юная леди?

— Уфф!

— Смелее! Так что же?

— У меня есть подруга и она поет. Вот.

— Так. Подруга. Поет. Это весьма похвально.

— Нет, вы не так поняли. Она ПОЕТ! Это надо послушать. Можно отнять у вас три минуты, я запись принесла, а вы скажете — надо ей учиться петь или пусть все так и остается.

— Три минуты записи — это грандиозно. Три минуты этому благородному делу я могу посвятить. Давайте, включайте вашу запись.

И по гулкой аудитории полился дивный голос Пиночки. Профессор замерла. Боже, какой тембр. Не каждый профессионал возьмется за эту вещь, а тут. Так все просто, наивно и без подтекста. Вот как услышала, так и спела.

— Это Бог услышал меня, — подумала Инга Яновна, — на склоне лет послал такое сокровище. Только не испортить, не испугать, не оттолкнуть.

Сердце просто зашлось от восторга.

Запись закончилась. Обе молчали. Тошка переминалась с ноги на ногу, руки подрагивали, а Знаменская не торопилась с ответом. Девочка сникла. Судорожно начала расстегивать рюкзак, запихивая туда телефон, буркнув:

— Простите, — и поторопилась выйти.

— Куда же вы? А как же ваша подруга? Она за дверью стоит? Я права? Так зовите, я должна с нею поговорить.

— Нет ее за дверью, она вообще не знает, что я к вам пошла, — в голосе Тошки прорезалось раздражение.

— Отчего же все так странно? Она не любит петь? — Знаменская начала нервничать, вдруг эта необычная девочка, похожая на мальчишку-сорванца развернется и уйдет?

— Любит. У нее полгода назад погибли мама и сестра, остался полугодовалый племянник. Пиночка боится, что если будет еще и учиться петь, то на Арсения не останется ни времени, ни сил, она же еще подрабатывает.

— Пиночка. Есть такая певчая птичка с дивным голосом. А полное имя?

— Агриппина Ковальски.

— Агриппина Ковальски — вот как. Что ж, пусть приходит, надо послушать вживую, а не запись. Сомнения — это хорошо. Сомнения способствуют росту, но только здоровые сомнения. Пусть приходит. Кстати, где она учится?

— Мы на инязе учимся, на потоке профессора Кима.

— Профессора Кима? — Профессор как-то немного побледнела.

— Он еще предпочитает называть себя на русский манер — Леонидом Александровичем?

— Ну, да. Дед всегда себя по-русски называет.

— Дед? Вы его внучка? Потрясающе. Сегодня день откровений Божиих. И как же вас зовут, внучка Лео Кима?

— Тоша, то есть Татьяна меня зовут. Простите, я не спросила ваше имя. В расписании только фамилия и инициалы.

— Меня зовут Инга Яновна. Передавайте деду от меня привет. Вот возьмите визитку. Если у него возникнет желание со мною поговорить, буду рада. А Пиночка пусть подойдет завтра от трех до пяти, в этой аудитории я буду ждать.

— Спасибо!

Настроение Тошки подпрыгнуло до небес.

— Спасибо! Она придет, обязательно завтра придет! До свидания!

Девочка выскочила окрыленная, а женщина в каком-то изнеможении прислонилась к оконному косяку и немного так постояла.

— Боже мой! Ким. Лео Ким. Внучка Лео Кима. То ли плакать, то ли смеяться?

Инга Яновна села за рояль. Начала бездумно перебирать клавиши. Зазвучала «Песня Сольвейг» Грига — она была спутницей этой женщины все тридцать лет, что они не виделись и ничего не знали друг о друге. Она считала свою судьбу похожей на судьбу Сольвейг, хотя все-таки сходства было как-то маловато.

ГЛАВА 10

А женщина все твердила и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой!

Тошка в прямом смысле вползла в аудиторию на четвереньках, опоздав на занятие на добрых двадцать минут. Пока Светлана Ивановна на доске выводила анализ домашнего задания. Тошка прошмыгнула за стол к верному Левке, и сразу получила зверскую гримасу и вопрос на листке:

— Где носит? Тут тебя дед обыскался. Светик собралась перекличку делать, хорошо, что Лилька дебильный вопрос по домашке задала, вот сидим очевидное — невероятное слушаем и смотрим.

— Так получаем вот эту форму. Лилия, теперь понятно, что в преобразовании вы упустили влияние суффикса, и эта ошибка потянула за собою, неверное употребление следующего усложнения формы.

— Да, Светлана Ивановна, спасибо, я все поняла!

Лилька из-под стола показывала Тошке кулак.

— Переходим к нынешней теме, — преподаватель с обаятельной улыбкой оглядела группу.

— Дорогие мои, сегодня обзорная лекция по спецкурсам, которые вам предстоит выбрать.

Она отошла от доски, вытирая от мела руки салфеточкой:

— Я предлагаю познакомиться с поэзией Роберта Бернса.

Окинув взглядом студентов, удивилась:

— Татьяна? А вы откуда появились? Вас не было на начале лекции.

— Простите, Светлана Ивановна, но я… из-под стола.

— ???

— Кто-то из мальчиков на перемене связал шнурки на кроссовках, я развязать пыталась.

— Насколько успешно?

— Спасибо, все удалось!

— Странные развлечения для студентов вашего возраста. Ну да ладно. Может, вы порадуете нас чем-то из творчества поэта?

— Почему нет? Только я буду читать в оригинале.

— Прошу вас.

Тошка встала, вздохнула, уставилась в окно и начала читать. Тусклый не выразительный голос. Народ замер. Все терпеливо ждали, она не заставила их разочароваться. Ее голос медленно начал набирать мощь, стал сильным и звонким, голова повернулась в сторону доски, речь стала убыстряться, руки поднялись к груди, и на самой вершине эмоции вдруг наступила тишина. Голос оборвал строчку, как будто ожидания не оправдались, и это случилось так неожиданно и так внезапно, что стало горько и больно. Руки бессильно упали. Последнюю строчку она прочитала глухо, как будто глотая слезы, пытаясь справиться с эмоциями, поэтому замедляя темп. В аудитории стояла оглушительная тишина.

— Запомните это состояние души, оно называется катарсис, — Светлана Ивановна взяла со стола свои записи и вышла из аудитории, пряча глаза.

Все дружно повернулись к Тошке. Потрясение, вот, что было написано на лицах.

— Тош, у меня к тебе просьба, — голос Пьера явно подрагивал, — при мне никогда Бернса не читай, ладно? Может, на моих поминках, чтобы всех пробрало.

— Тьфу! Дурак! — Тошка кинула в Пьера ручкой, — что попало говоришь!

Ручка прилетела Пьеру точнехонько в ладонь. Прозвенел звонок, и все вздохнули, выходя из какого-то транса. Народ отмер и загомонил.

— Тоша, — Лиля теребила ее рукав, у нас только пять минут. Быстро говори, где тебя носило прошлую пару!

Девушка посмотрела по сторонам, увидела, что предмет ее хлопот кокетничает с Пьером и тихонько выдала:

— Я Пиночку ездила на прослушивание пристраивать. В консу.

— Иии?

— Все получилось. Завтра между тремя и пятью часами ее ждет в 203 аудитории профессор Знаменская Инга Яновна.

— УР…

— Тихо ты! Чего орешь? — Тошка испуганно оглядываясь, зажала ладошкой рот не в меру эмоциональной подружке.

— Надо еще придумать, как нам ее туда сманить. Думай, давай! Только не ори.

В таких раздумьях прошла вторая половина пары. После звонка в аудиторию заглянул Леонид Александрович и кивнул Тошке на выход. Они вышли из здания и направились вдоль по улице.

— Я — прогуляться, — сообщил внучке дед.

— Ты со мной или дела какие-то, например, такие, что не позволяют во время прийти на занятия? А россказням про шнурки уже три года. Чего опять замутила? Колись.

— Деда, я подвиг во имя дружбы совершала.

— Какое пафосное начало. Давай дальше.

— Ездила в консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание.

— Куда ты ездила?

Дед развернулся к Тошке.

— В консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание, — послушно повторила девушка.

И тут же полезла в свой рюкзачок, отыскивая что-то в кармашке:

— А Инга Яновна тебе визитку передала и сказала, что встретиться была бы рада. Держи, — девушка передала белый бумажный прямоугольник деду.

Прочитав, он вдруг резко побледнел.

— Деда, ты чего? Тебе плохо? — Тошка забеспокоилась.

— А давай в кафешку зайдем, у меня стипендия пришла, кофейку закажем тебе, а мне мороженое. А, дед?

Леонид Александрович, не мигая смотрел куда-то в сторону парка. Ни одна эмоция не просачивалась сквозь бесстрастное выражение лица. Тошка очень опасалась этой маски. Перед ней стоял не ее любимый, добрый, великодушный дед, а мужчина-воин, таким он становился только на татами или в зале на тренировках, когда учил Эмика управляться с каким-то боевым шестом. Ей стало откровенно страшно. Дед молчал. Тошка, кусая губы, нажала кнопку экстренного вызова у себя на телефоне:

— Эмик, — в голосе Тошки стояли слезы, и отчетливо слышался страх, — Эмик, а ты где сейчас?

— Через дорогу стою, на вас с дедом гляжу. Ты чего? Опять влезла куда?! Сейчас перейду и разберемся. Да говори уже что-нибудь!

Эмик перешел на крик, а потом совершенно будничным голосом добавил:

— А то я боюсь.

Он поспешил перейти дорогу:

— Привет!

— А, Эмик, привет-привет!

Мужчина провел по лицу ладонью, как будто стирая капли с лица. Улыбнулся. У Тошки от сердца отлегло. Она вытерла вспотевшие ладошки об штаны, подняла глаза полные слез на брата. Тот в недоумении смотрел то на того, то на другого. Только открыл рот, чтобы спросить, что за бодяга тут у них, но дед перехватил его взгляд, почти незаметно мотнул головой, мол, все потом и не при девочке. Эмик склонил голову, делая вид, что рассматривает кроссы, этим самым подавая сигнал, что все понял, и все, действительно, потом.

Леонид Александрович, глядя на малышку, вдруг осознал, что она успела испугаться, и поторопился нивелировать впечатление:

— Тош, ты в кафе просилась или я неправильно постиг твои возвышенные гастрономические чувства?

— Просилась, ага. Мороженого купишь?

Он усмехнулся:

— Кто-то мне кофе со стипендии обещал, наверное, привиделось-прислышалось.

— Ой, и не говори, иной раз такое приглючится, что прямо оторопь берет, — Тошка приходила в себя медленно. Сдвинула со лба неизменную бейсболку, вытерла испарину рукавом толстовки.

— Погодите! Ничего пока не понял. Я через половину города к вам на перекладных скакал, чтобы мороженного именно в этой кафешке поесть?

Эмик попытался выйти на привычный для Тошки режим общения. Прекрасно видел, что девочка чем-то напугана. И точно знал, чем это может закончиться. Она может пойти или побежать успокаиваться в любую сторону, потому, что в таком состоянии себя не контролирует абсолютно. Вот тут и надо ее ловить. Держать за руку очень крепко и вести туда, куда тебе надо. А когда в себя придет, то обязательно будет удивляться, как это она сюда добралась? Так, что Эмик подошел к сестре, обнял ее за плечи и великодушно проговорил:

— Ладно, гуляем за мой счет, я сегодня программку продал, денежку уже на карту кинули. Мы можем даже после кафешки смотаться в магазин, нам с тобою новые кроссы прикупить — осень, холодно. Вот!

Эмик гордо выпятил цыплячью грудь и оглядел всех взором с ноткой превосходства. Дед улыбался чуть снисходительно, ласково поглядывая на детей, и думал о том, что ему с ними не просто повезло, а его за что-то одарили высшие силы. У него появилась настоящая семья, и мир поселился в его доме и душе. Гармония сознания, духа и тела — так примерно переводилось название упражнений в одной из духовных практик, которыми он постоянно занимался. Гармония, надо же, он и не задумывался над названием. Гармония стоит сейчас рядом, взявшись за руки, и взирает на окружающих с некоторым снисхождением. Брат гордится своими достижениями, а сестра братом. Они привязаны друг к другу и приняли его в свой круг. И он никогда, пока жив, не обманет их ожиданий — в этих детях счастье его жизни.

— Деда, дед!

Пока он умилялся, девочка трясла его за руку.

— Деда, у меня стресс! Я есть хочу!

— Это опасно, очень опасно, доводить тебя до стресса! — Эмик улыбался, глядя на сестру.

— Чего это опасно? Для кого?

Тоша свела бровки к переносице и исподлобья глянула на брата.

— Для кармана опасно, правда, дед?

При виде нахмуренной мордашки у мужчин на лица просилась улыбка.

— Ты сам — обжора!

Тошка, отпустив руку Эмика, забежала вперед и наставила на него пальчик.

— Всем известно, что как только речь заходит про «поесть», ты всегда первый, и никто-никто тебя в этом победить не может, правда, деда?

Леонид Александрович шел рядом с этой парочкой и каждый раз слова «правда, деда» звучали сладчайшей музыкой в его душе.

Девочка повернулась, придержала шаг и просунула маленькую ладошку в руку мужчины и продолжила:

— Кроссы — это здорово, потому, что у тебя на большом пальце уже дыра, а это говорит о самонадеянности натуры, — она покосилась на деда ища на его лице хоть какие-то знаки согласия или одобрения.

— Потом надо бы тебе толстовку прикупить, а то эта на горбу под рюкзаком совсем протерлась, там тоже скоро будет дыра!

Эмик в показном негодовании чуть замедлил шаг и сказал:

— Ты хочешь сказать, что я самонадеянный горбун?

— Ну, горбун — не горбун, но Квазимодо точно у тебя где-то в родне затесался! Ой-ой-ой! Деда-деда-деда!

Взрослые дети с хохотом кружились вокруг неторопливо идущего мужчины.

— Я, значит, где-то рядом с Квазимодой, а ты тогда…, — она не дала брату закончить фразу, остановилась, покружилась, расставив руки в стороны, и изрекла почти по слогам, задрав подбородок к небу:

— А я — СОВЕРШЕНСТВО!

И все прохожие дружно закивали головами. Всех прохожих был один спешащий куда-то подросток, но это не так важно, потому, что солнышко согласилось, ветерок подтвердил, клен бросил на плечо свой листок и засвидетельствовал свое положительное мнение, а все остальные вынуждены под давлением большинства согласиться и рассмеяться.

В таком замечательном настроении они зашли в кафе, выбрали столик рядом с панорамным окном. Только устроились, к ним подошла официантка, молоденькая улыбчивая девушка со стопкой книжечек.

— Добрый день. Меню, пожалуйста.

Леонид Александрович не любил копаться в перечне блюд, бросил взгляд на бейджик:

— Екатерина, скажите, а пообедать быстро и вкусно можно?

Та улыбнулась:

— Можно! Если очень быстро, то ризотто уже на подходе, минутки три и подавать. А если минут десять подождете, то стейки будут готовы с жареной картошечкой.

Дед глянул на детей:

— По стейку?

Оголодавшие дружно кивнули.

— Катя, можно мою порцию картошки, вот ему на тарелку, — Тошка ткнула пальчиком в брата, — он таакой ужористый!

Дед схватил меню и спешно распахнул его, закрывая лицо. А что? Он, может быть что-то еще заказать хочет. Только за этой красиво оформленной книжечкой он мог не «держать лицо», а зайтись в беззвучном хохоте. Месть Тошки за утреннюю холодную воду была ужасной.

Эмик сидел с непроницаемым видом, высокомерно поглядывая по сторонам и постукивая пальцами по столику. Как она сказала? Обжористый? Ладно-ладно, попросишь ты у меня в войну пироженку. Эмик обратил внимание на деда. Дед сидел, высоко к глазам подняв меню, так читают те, кто плохо видит или хочет закрыть лицо, пряча эмоции. Но у деда со зрением все в порядке. Интересно, а почему книжечка-то у него в руках кверху ногами, и плечи подрагивают. Эмик только сейчас осознал, что дед смеется. Как же он пропустил монолог своей сестрицы? Что она опять выдала такого, что дед откровенно ржет, закрывшись меню, даже официантка пытается не смеяться и кусает губы. Филологи! С ними надо ухо держать востро, особенно в общественных местах. А то, как сбрякают что, народ ржет, а ты не в курсе, чего потешаются-то. И что-то Эмику подсказывало, что в этот раз объектом «ласкового внимания» был он сам. Ладно, пусть так. Он будет по-аристократически невозмутим. Короли и насмешки — понятия суть не совместимые!

— Может что-то еще?

Посетители девушке понравились, с ними было легко и приятно общаться. Тоша кивнула:

— А можно мне еще салатику, греческого, с сыром?

— Хорошо!

Девушка решила вмешаться в процесс чтения меню дедом:

— Простите, у вас меню вверх ногами, переверните, вам будет удобнее.

Тут захохотали уже все участники действа. Дед убрал от лица книжицу, достал платок и вытер глаза.

— Все, больше пока ничего не нужно. Может быть, потом чайку попьем.

Девушка кивнула, спрятала в кармашек передника карандаш, улыбнулась и отправилась выполнять пожелания веселых клиентов.

Леонид Александрович наклонился к внучке и тихонько проговорил:

— На досуге посмотри словарь.

— М? — Девушка склонила голову к плечу, ожидая пояснений.

— Про «ужористый». И ты поймешь многозначность того, что сказала.

Щечки Тоши порозовели, и она кивнула, размышляя, где совершила ошибку.

Действительно, заказ принесли быстро. Приготовлено было со знанием дела, вкусно. Все с удовольствием жевали, поглядывая по сторонам. Насытились почти одновременно, Эмик малость приотстал, поди-ка справься с двойной порцией картошки. Все довольные отодвинули приборы, сыто щурясь на картинку за окном.

Дед заботливо поглядел на осоловевшую от еды девочку:

— Тоша, ты чай будешь?

— С пироженкой? — уточнила она.

— С пироженкой, с пироженкой, — мужчины улыбались, глядя на нее.

— Буду! Которое с вишенкой и сливками. Эмик, а ты будешь?

— Чай — да, пироженку — нет. У нас в семь тренировка, какая пироженка? Меня ж дед выворачивать наизнанку будет.

Быстро убрали посуду, накрыли стол к чаю. Леонид Александрович, крутил чайную ложечку и не знал с чего начать разговор, для которого он Эмика и Тошку вытянул сюда, на нейтральную территорию.

— Дети, я хотел бы с вами обсудить два вопроса, — неторопливо начал он.

Дети заметно насторожились.

— Первое, чего я хочу. Я хочу официально сделать вас своими наследниками.

Эмик и Тошка одновременно открыли рты, желая возразить, но в ответ получили поднятую ладонь деда:

— Пожалуйста, не перебивайте меня. Сначала выслушайте. Мы с вами живем вместе уже не первый год. Друг к другу притерлись, привыкли, понимаем друг друга и принимаем таким, какими каждый из нас есть на самом деле, мы стали семьей. Можно было бы так и дальше жить. Только надо иметь в виду, что живем мы в государстве, где каждый шаг расписан и закреплен в законе. Вот вам пример.

Он посмотрел на внука:

— У тебя Эмик в собственности имеется комнатка в старом доме. Только документы на эту комнатку должным образом до сих пор не оформлены. Тебе уже почти девятнадцать без одного месяца, а Тане будет восемнадцать через полтора года.

Мужчина оглядел детей серьезным взглядом и продолжил:

— В начале этой недели ко мне приходил ваш новый сосед по коммуналке, предложил за комнату миллион, но настаивал на том, что он отдает деньги наличкой прямо сейчас, и въедет сразу же. А документы оформим, мол, как-нибудь потом, как время у всех будет.

— Какой-то аферой попахивает? — Эмик поднял глаза от чашки с чаем.

— Угу, похоже на то, — Тошка смотрела внимательно на деда.

— Так вот. Я бы хотел вас усыновить-удочерить, но, тогда вы потеряете те крохи, на которые расщедрились чиновники. А мне эта потеря не нравится. Недвижимость — это хорошее вложение средств. Пусть она будет. Но! Чтобы защитить ваши имущественные и все прочие интересы, нам надо быть юридически связанными, понимаете? Почему надо быть связанными? Эмик — совершеннолетний и он имеет весь объем прав и обязанностей гражданина, он законом защищен и вполне самостоятелен, и проблему с комнатой решает в ближайшие дни. Сам. А Таня у нас пока несовершеннолетняя и мне не нравится, что ее права представляет учреждение для детей с ограниченными возможностями.

— С какими это ограниченными возможностями? — Ребята в недоумении уставились на деда.

— Тоша у нас по документам находится в доме-интернате для детей инвалидов и детей с проблемами психики. Вот так вот оказывается.

Ребята одновременно заорали, перебивая друг друга и размахивая руками.

— Успокойтесь и сядьте, вы в общественном месте, вот и ведите себя, соответственно, — в голосе говорившего зазвенел металл. Этого момента и опасался Леонид Александрович, в том числе поэтому, предпочел разговор вести там, где были посторонние люди.

— Ваш детский дом перепрофилировали еще год назад, а по документам Таню оставили именно в нем, не стали со всеми другими переводить, якобы, чтобы не перегружать новое учреждение старшими и выпускниками, мол, они все равно уйдут через год. А когда началась плановая проверка, и комиссия начала проводить контрольные мероприятия, то в Танином личном деле появилась запись о психическом заболевании, которое требует ее пребывания именно в таком заведении, причем рекомендован строгий режим содержания, потому, что она склонна к побегам и немотивированно агрессивна.

Мужчина замолчал и внимательно наблюдал за реакцией детей.

— Вы когда убежали?

— Пять лет назад, но мы забрали оба свидетельства о рождении.

— Пять лет назад? А как же комната?

Тоша в растерянности смотрела на брата и заговорила как-то неуверенно:

— Когда Эмику исполнилось шестнадцать, он работал дворником, его Валентин Францевич устроил, они сходили в областной отдел соцзащиты, и эту комнату выделили, как сироте. Мы не встречались ни с кем из детского дома.

Тошка ничего не могла понять, ее тошнило, пульс частил, перед глазами плавали противные радужные круги.

Эмик не выдержал:

— Подождите, получается, Тошку ищут что ли? Она не должна значится ни в каких документах, свидетельство о рождении — у нее на руках. Нет, я не пойму. Как же это так? Получается, если бы я …, то тоже — псих? Галоперидола горстку — глазки в кучку и полное счастье?

Эмик сжимал-разжимал кулаки. Он видел, Тошке совсем плохо, боялся, что она может потерять сознание. Пересел на диванчик к ней поближе и обнял за плечи. Девочка сидела, опустив подбородок на грудь, потом подняла голову и очень спокойным безжизненным голосом спросила:

— Леонид Александрович, когда меня заберут?

Тут Эмик буквально взорвался, колотя кулаком по колену:

— ТЕБЯ. НИКТО. НИКУДА. НЕ. ЗАБЕРЕТ!!!

— Эмик, не кричи. Успокойся. Тошка, я тебе — дед, мы же договаривались. Это мы официально оформим обязательно. Тебя от меня никто не заберет — это тебе могу пообещать твердо. Мы сейчас ждем юриста, который нам все расскажет, надеюсь и поможет. Он мой старинный приятель и очень хорош в своем деле.

Эмика трясло, Тошка сидела оглушенная новостями, и не знала, что и думать. Страх сковывал мозг, мешая анализировать сложившуюся ситуацию. Знаний отчаянно не хватало. Нужен кто-то, кто даст дельный совет, тот, кто не заинтересован во всей этой истории. Взгляд упал за окно, а там, у обочины стоял Пижон и с кем-то разговаривал. Она вскочила со своего места и замерла.

Александр Александрович Белояров разговаривал с заведующим клинической лабораторией своего медицинского центра. Краем глаза заметил какое-то движение за стеклом кафе и увидел Тошку, несчастную, потерянную, со слезами на глазах и дрожащими губами. Сердце совершило кульбит: его девочке было плохо. Ее кто-то обидел? Может проблемы со здоровьем или поссорилась с кем? Двойку получила или лекцию прогуляла? Пока эти мысли проносились в голове, рука сама потянулась к собеседнику в прощальном рукопожатии, а ноги уже шли по направлению к крыльцу.

— Тоша! — Его окрик практически совпал с тем моментом, когда девочка влетела в его объятия.

— Воробушек, что случилось?

Тошка захлебывалась в слезах, пытаясь связно что-то рассказать, но получалось так страшно, что тот моментально понял, сейчас у него самого случится истерика и уже он будет все тут крушить.

— Меня в детдом… снова… а они… что я … совсем… коррекционный он теперь… а они … документы… а я… теперь … отклонение… а я … нет у меня такого… я же здорова… я учусь в университете… а они… что надо… возвращаться…

Саша кивком поздоровался с Эмиком, протянул руку для пожатия Леониду Александровичу, посадил ее рядом с собою на диванчик, кивнул официантке:

— Воды со льдом и лимоном, потом чаю, горячего черного с сахаром. Блюдо пирожных. Лучше со взбитыми сливками и фруктами. Спасибо!

Официантка, наблюдавшая как из оптимистичной, смешливой непоседы девочка превратилась в маленький комочек горя и отчаяния, тоже была расстроена.

Тошка держала стакан воды со льдом и потихоньку успокаивалась. Зубки уже не стучали о край, а глазки внимательно изучали большое блюдо с разнообразным десертом.

Убедившись, что девочка уверенно держит в руках стакан, и заинтересованно оглядывает поданные сладости, Белояров поинтересовался:

— Что происходит?

Александр, как только вошел, сразу заметил и бледное лицо Леонида Александровича, и какую-то злую растерянность молодого человека, обратил внимание на его беспокойные руки, которые крутили Тошкину заколку. Эмик попытался ответить:

— Сейчас приедет директор детского дома с юристом и психологом. Подделали документы, написали, что Тошка нуждается в коррекционном обучении и постоянном надзоре, потому хотят ее забрать. Она несовершеннолетняя и жить будет там. Представляете? В коррекционном детском доме, среди психов и идиотов! В коррекционном! Для нее уже приготовили строгие условия проживания, потому, что девочка склонна к побегам и агрессивна!

Эмик постарался взять себя в руки и уже спокойнее продолжил рассказ:

— Сбежали мы оттуда, пять лет назад. Понимаете?! Сбежали! Потому, что не выдержали! Потому, что узнали кое-что! А это был обычный детский дом! А теперь интернат для психбольных! И они ее как-то нашли!!! — Эмик сорвался на крик.

Ким накрыл своей рукой сжатые в кулак пальцы внука:

— Никто никого никуда не заберет. Эмик, успокойся, — Леониду Александровичу самому очень тяжело давалось видимость внешнего спокойствия, но он держался. Для того чтобы все это закончилось так, как они задумали, необходимо было именно спокойствие. Только со спокойным внешним видом можно построить, — так он думал, — конструктивный диалог.

— Подождите, — Белояров младший явно недоумевал, — почему забрать, она же совершеннолетняя.

— Нет, Тоше только шестнадцать, в июле будет семнадцать. Формально она должна находиться в этом богоугодном заведении, так как по документам нуждается в постоянном надзоре и одна, самостоятельно проживать не может. Вот так-то, — Леонид Александрович, потер лоб, пытаясь разогнать начинающуюся головную боль.

Белояров, не спуская глаз с девочки, пододвинул ей чашку чая, что только что принесли:

— Итак, если все правильно понял, Эмик и Тошка сбежали из детского дома…, сколько лет назад?

— Пять с хвостиком. Свидетельства о рождении мы забрали.

— Эмик, тебе теперь…?

— Девятнадцать, почти. Я совершеннолетний.

— А у Тоши нет других родственников, опекунов или попечителей. Погодите, Эмик, так ты же брат…

Молодой человек покачал головой:

— Формально я ей никто. Мы вместе держались в детдоме и потом сбежали.

Таня схватилась рукой за толстовку Эмика:

— Мы брат и сестра! Эмик!

— Тихо, не шуми. Брат и сестра, только по документам мы друг другу никто, понимаешь?

Девочка удрученно кивнула. Александр Александрович глядел на эту пару и удивлялся увиденному. На его взгляд они были ближайшими родственниками, до того были похожи:

— То есть Таня несовершеннолетняя и одна. Поэтому ее ждет этот интернат?

— Да, все именно так. Только Тошку нельзя отдавать. Что там на самом деле есть, мы не знаем. Ее там некому будет защитить, — Эмик с ожиданием смотрел на Александра Александровича.

— Значит, пока все не выяснится, мы ее спрячем, и будем искать выход из ситуации, — Александр бросил взгляд на Леонида Александровича, тот согласно кивнул головой, а Белояров продолжил, — это — во-первых. Во-вторых, жить Тошка пока будет у нас в усадьбе, на попечении нашей экономки. Университет пропускать — это себя не любить, потом от отработок не отмажешься. Возить в универ будет Федюня — это опытный шофер, мы его убедительно попросим. Давай, Тоша, вытирай носик, бери пирожное.

Входные двери мигнули солнечным зайчиком, к столу не торопясь подошел Родин Андрей Вячеславович — адвокат и давний приятель Кима. Мужчины поздоровались, Леонид Александрович представил его всем.

— Вы уже в курсе наших проблем? — Александр Александрович внимательно смотрел на высокого, подтянутого седовласого мужчину. Он слышал эту фамилию от отца, который сетовал иной раз, что в суде не Родин представляет интересы их стороны.

— Да, мы коротенько переговорили. Предлагаю спрятать девочку до выяснения обстоятельств.

Крупная мужская фигура склонилась над столом в сторону оробевшей девочки:

— Таня, ты же склонна к побегу, — Андрей Вячеславович с ироничной интонацией обратился к Тошке, — вот и побегаешь от этих странных людей, а мы пока разберемся.

— Мы тоже так решили. Она поживет пока в усадьбе моего отца. Там безопасно, ее повозят на занятия и присмотрят, пока ситуация не прояснится. Что-то здесь все как-то мутно и непонятно.

— Только я без Эмика никуда не поеду, — Тоша держала в обеих руках по пирожному, но увидев, что на нее обратили внимание, застеснялась и тут же все вернула на блюдо.

— С Эмиком, значит с Эмиком. Давайте-ка в машину оба и сидите там, пока мы не посмотрим на директора детского дома и всех прочих персонажей.

Эмик получил брелок с ключами и они, держась за руки, осторожно оглядываясь, вышли из кафе, и направились к машине. Минут через двадцать Эмик вернулся.

— Уснула как то быстро, я ее запер.

Он заметно успокоился, видно было, что готовится к бою и так просто сестру не отдаст, в любом случае будет за нее биться.

Александр Александрович достал телефон, отойдя к соседнему свободному столику, негромко начал с кем-то переговариваться:

— Валера, привет, дружище! Да, вернулся! Валер, времени нет. Ты в своем старом ведомстве? Мне нужен профи по детским вопросам. Суть? Девочку шестнадцати лет, умышленно оставили в детском доме, когда его переформировали в коррекционный. Документы, по всей вероятности сфабриковали. Девочку? Не только видел, но и работал с ней в паре. Она студентка иняза, в холдинге у отца переводчиком синхронистом: английский-немецкий-французский-испанский-итальянский и еще что-то там восточное.

Он послушал собеседника и продолжил:

— Надо разбираться, потому как странно все это. Что? Девочка? Да, очень хорошенькая. Физических или психических недостатков нет никаких, по крайней мере, я за два дня ничего не увидел. Мы сейчас ждем этих деятелей. Они за Тошкой должны приехать и забрать ее. До выяснения обстоятельств. Она, по их мнению, будет жить в этом коррекционном дурдоме. Мы? Сидим в кафе «Золотой ключик» на Раздольном. Давай, ждем. Да, мы их придержим до твоего приезда.

Еще один звонок брату.

— Леш, ты в конторе? Мне нужен юрист. Поговори с отцом, кто в отделе поопытней и понаглей, пусть пришлет его ко мне в кафе «Золотой ключик» на Раздольном. Поторопи, я встречу и ситуацию обрисую. Леш, не до объяснений, все потом.

Пока Александр разговаривал по телефону, в кафе зашли две женщины и какой-то непонятный мужичок. Они прошли мимо него и остановились осматриваясь. Очень интересная компания, про себя отметил Александр Александрович. Пергидрольная блондинка с начесом в стиле шестидесятых прошлого века. Даме за пятьдесят. Таких отец почему-то называл странным словом — корпулентная. Как врач, он отметил третью степень ожирения у этой корпулентной. Подведенные ладошкой с углем глаза, утопали в щеках, губы с яркой красной помадой капризно кривились. Костюм в любой момент мог лопнуть, и не факт, что по швам. Вторая особа с постным личиком, с немытой недели две головой в застиранном головном уборе фасона «блин-берет». На плечах серый костюм, стиля «прощай, молодость», который висел на ней с каким-то странным перекосом. Самым мерзким был запах, от нее несло гнилым луком.

— Что ж за инфекция у вас, вонючая леди, — пробурчал Александр Александрович, стараясь просчитать варианты посадки пришедших. Он не мог гарантировать, что не сбежит от этакого «аромата». А это было бы совсем некстати. Последним был мужичонка, потрепанный жизнью, дешевым алкоголем и куревом, замученный мегерой женой, он постоянно подтягивал брюки и проверял ширинку.

Компания заметила Эмика и корпулентная дама решительным шагом, долбя каблуками, направилась в его сторону. Он подобрался, немного побледнел, но не дрогнул.

— Эммануил Пряхин! Чему тебя учили?! Ты должен встать и приветствовать дам первым!

— Где тут дамы?

Удивление Эмик сыграл очень достоверно или, действительно, так считал. Он вообще с места не сдвинулся. Все остальные участники действа тоже остались сидеть.

— Эммануил, принеси для меня стул и представь присутствующих!

Эмик посмотрел на нее, пожал плечами и остался на своем месте.

Александр Александрович обалдел, нет — офонарел! Нет, тоже не то. Он пришел в восторг от «королевского» поведения этой хамки, облеченной маленькой толикой власти.

Леонид Александрович хотел было поздороваться, но так и остался со своим, не реализованным желанием. Его потрясли манеры директора коррекционного интерната, а это, по всей видимости, была она. Примерно его ровесница, отметил он про себя. Значит, они получили образование в одно и то же время, одного и того же качества, были воспитаны советской школой и советским вузом. Откуда такое вульгарное поведение? Откуда такая уверенность, что по ее слову все подпрыгнут и побегут выполнять ее волю?

Родин тоже наблюдал за ней с толикой восхищения и брезгливости. Это как же надо быть уверенной в своей безнаказанности, чтобы так себя вести? Здесь не просто поведение бесстыдницы при исполнении служебных обязанностей, это поведение человека, не имеющего ни малейшего представления о воспитании и нравственности. В голове не укладывался вопрос о том, как ей могли доверить руководство таким учреждением? Пусть там дети с очень специфическими проблемами, тем более, такой организацией не должен руководить подобный человек.

— Это Сусанна Евтифеевна — директор детского дома, в просторечьи «Суска». Очень любит выпить коньячку, закусить икоркой и лимончиком. Обожает сговорчивых выпускников покрупнее и подебильнее. Называет такие встречи зовом природы, говорит, что от него никуда не денешься. Что еще? Предпочитает комфорт в кабинете, он у нее квадратов на семьдесят. Там ковер на полу каждый год меняется, а старый отправляется малышам. Ничего, что на ковре пятна от вина и от кое-чего еще. Сервиз тоже обновляется, остатки отправляются на кухню. На кухне ей готовят в отдельной кастрюльке, а вот жрет она вместе с детьми. И упаси вас Создатель нарушить благословенную тишину ее трапезы! Виновнику сразу прилетает в лоб большой сувенирной деревянной, расписной ложкой. Я ничего не забыл, Сусанна Евтифеевна?

В кафе стояла оглушительная тишина.

— Доказать поможешь?

Какой-то дядька, высокого роста стоял за спиной Сусанны и внимательно смотрел на Эмика. Тот кивнул:

— Я вам адреса ребят дам, кого она гнобила, вы их поспрашивайте.

Вначале послышалось недовольное и громкое сопение, а потом директор детского дома начала громко, прокуренным, каркающим голосом возмущаться:

— Так! Достаточно! Оскорблений в свой адрес не потреплю! Где эта психованная, склонная к побегам, мы ее забираем, она несовершеннолетняя, поэтому не задерживайте нас! Эммануил! Это ты ей помог! — Толстый как сарделька палец с огромным наращенным горбатым алым ногтем ткнулся в сторону молодого человека.

— Я сразу это поняла! Перед законом ты должен оправдаться, а то так и до тюрьмы не далеко. Где она?!

Двери кафе распахнулись и к компании, что привлекла внимание всех посетителей кафе, подошел высокий, седой, худощавый мужчина:

— Добрый день, я — Морозов Владимир Андреевич, юрист, представляющий интересы Татьяны Вячеславовны Коркиной, — Александр Александрович обменялся рукопожатием с юристом из компании отца.

Другой мужчина стоял за спиной директора детского дома с самого начала разговора и только сейчас представился:

— Я — Глумов Валерий Владимирович, полковник ФСБ. Думаю, что тоже буду представлять интересы Татьяны Вячеславовны Коркиной.

Из-за стола поднялся дед:

— Я — Ким Леонид Александрович. Татьяна Вячеславовна Коркина обучается на романо-германском отделении университета, где я заведую кафедрой и курирую это отделение.

Приятель деда заговорил самым последним:

— А я — Родин Андрей Вячеславович — адвокат, меня пригласил Леонид Александрович.

Александр Александрович молчал, он пока не мог представлять Тошкины интересы, но он теперь точно знал, что придет время и он будет для нее той стеной, за которой она укроется. Что бы ни случилось, будет беречь свое сокровище и никто, никто не посмеет ее обидеть!

Сусанна Евтифеевна взором полководца оглядела всех присутствующих, вздохнула, как будто они не оправдали ее ожиданий и молвила:

— Так полагаю, что нам не найти здесь никакой поддержки и понимания, — снова картинно вздохнула, — что ж, тогда вынуждена обратиться в правоохранительные органы за помощью. Девочку надо спасать! — Пафосно закончила она.

— Да, вы абсолютно правы. Девочку надо спасать, чем мы все сейчас и займемся. Прошу всех следовать за мной, — Глумов в приглашающем жесте вскинул руку, указав направление к выходу из кафе. На улице вдоль крыльца стоял спецназ в зеленой форме, все в защитных шлемах.

Сусанна Евтифеевна заметно занервничала, изобразила некоторую занятость, попробовала поблагодарить и отчалить, но — нет, всю сомнительную компанию сопроводили почетным спецназовским эскортом, погрузили в автобус и увезли.

Глумов осмотрел оставшихся.

— Господа, пожалуйста, оставьте свои координаты, как только ваша помощь потребуется, вас пригласят. Александр Александрович, можно тебя на пару слов?

Они отошли немного в сторону.

— Спасибо тебе, Валера!

— Да ну, какое спасибо. Это тебе спасибо. Мы уже год ищем тех, кто на нашей земле детками торгует. Точечные какие-то раскрытия были. А тут такая прЭлесть попалась, похоже, нас всех ждет сюрприз.

Хлопнул себя по карманам, достал ключи. В глазах появился хитрый огонек:

— Сань, — легонько ткнул друга локтем, — девочку-то покажи. Где она?

— У меня в машине. Пойдем, правда посмотреть ее надо, душно там, а она уже около часа спит.

Оглянулся, в поисках долговязой фигуры.

— Эмик! — Махнул рукой в приглашающем жесте.

— Это ее названный брат.

И уже повернувшись к молодому человеку, пикнул автосигнализацией:

— Разбуди Тошку. Боюсь ее напугать.

Тот, скрывая облегчение, бубня что-то, подошел к автомобилю:

— Ага, напугаешь ее, сама кого хочешь, напугает. — И слышалась в этой воркотне такая нежность, теплота и забота, что сразу было понятно, этот молодой мужчина будет ворчать на нее, ругать, кричать, но никогда, ни за что, не оставит ее наедине с этим грубым и жестоким миром, всегда встанет рядом, крепко держа за руку.

Хлопнула дверь машины. Из салона показалась заспанная мордашка голубоглазой куколки с кудрявой головушкой. Волосы, всегда убранные под бейсболку, сейчас лишившиеся своего убежища рассыпались вольной волной по плечам. Девушка повернулась спиной, аккуратно закрывая дверь автомобиля, и мужчины замерли в восторге. Золотистые локоны спускались ниже талии.

— Ничего себе, — только и смог выдохнуть полковник ФСБ.

А девчушка, быстро скрутила буйную гриву в жгут, ловко спрятала ее под бейсболку, которую ей подал брат, живенько напялила на маленький точеный носик большие очки в черной пластиковой оправе и повернулась лицом к народу.

— Сань, ей надо охрану обеспечить, пока все не закончилось. Если это то, что я думаю, то за нею объявлена охота — уж больно ценный приз. Ее такой детский камуфляж не спасет.

— Уже, Валера, уже. Она с братом поживет у нас в усадьбе. А вы давайте шевелитесь в темпе за этими злодеями.

Тошка повертела затекшей кистью и дернула брата за край толстовки:

— Эмик, а дед где?

— Да вон, со своим друганом прощается.

— А это кто? Рядом с Пижоном?

— Полковник ФСБ. Это он Суску загрузил в автобус и оправил куда-то, похоже, она у него долго в гостях засидится, — Эмик в удовольствии потер ладошки и ехидненько заулыбался.

— Расскажешь?

— Угу. Дома.

— Договорились. Дома, так дома.

Девочка из одного из кармашков достала телефон, глянула на экран и с ужасом выдохнула:

— Эмик, нам кирдык, — трагический голос сестры заставил его вздрогнуть и медленно повернуть к ней лицо.

— Мы на работу опоздали на… много. И Регину не предупредили. Все! Мы — два идиота. Регине-то позвонить можно было?

Он усиленно закивал:

— Ага, нам только до звонков Регине было. Ты себя-то помнишь?

В ответ, услышав неопределенное мычание, соглашаясь, кивнул:

— Позвонить надо сейчас. На часах половина пятого. Достанется нам, конечно, но не убьет же она нас, как ты думаешь?

— Неет, не убьет, — девочка уже улыбалась, — может, попинает немного, она не злая вообще-то, наша Регина.

ГЛАВА 11

Женщина стояла у темного окна, дышала на стекло и пальцем выводила: Хочу! Быть! Богатой!!! И! Знаменитой!!!.

У Регины Александровны с утра на сегодня были наполеоновские планы. Недавно решила поменять машину, об этом ей уже полгода твердил механик СТО, обсуживающий ее верного железного друга. В обеденный перерыв поехала в автосалон, взглянуть на машинки одним глазком, так она себя уговаривала, на более подробный осмотр и выбор времени было маловато.

Подходя к стоянке, увидела только что открывшийся магазин. На рекламном плакате, вместе со словами «Мы открылись»» значилось «Все для охоты: стрелковое и холодное оружие». Ноги сами потопали туда, ей давно нужно было проверить одно предположение, которое не давало покоя.

Зашла в просторный с витринами зал, подошла к прилавку, осмотрелась, поймала насмешливый взгляд продавца, молодого человека одетого в форменную футболку, не скрывающую накаченных бицепсов, попросила охотничье ружье. Тот моментально оказался рядом с посетительницей и обаятельно улыбнулся:

— Вам какое?

— Давайте посмотрим самую легкую модель. Я слышала, трех килограммовые для женской руки — самый оптимальный вариант.

Тот с уважением глянул на посетительницу:

— Могу предложить ружье от отечественного производителя. Немного укорочен ствол, но и масса, как вы сказали, для женской руки оптимальна — 2,7 кг.

Открыл витрину, снял оружие с демонстрационной стойки и подал его Регине. С удивлением наблюдал, как хрупкая красавица миниатюрными ручками уверенно взяла оружие, со знанием дела оглядела, расцепила казенную часть и стволы, осмотрела каналы. Неожиданно побледнела и оперлась рукой о прилавок.

Вспомнила. Почти все вспомнила. Картинка перед глазами стояла настолько четко, что ее можно было спутать с явью. Вот она в лесу рядом с озером стоит около пенька, к которому прислонены два охотничьих ружья. Она берет оба. В одном проверяет патроны в стволе, взводит курки, и кому-то говорит:

— Не вздумайте подойти, стрелять буду без предупреждения. Вы на какой машине?

Мужской голос ей отвечает:

— На УАЗике.

— Машину мы забираем. Ключики сами дадите или придется провода рвать?

Ключи полетели в ее сторону, их нашла в траве собака — или это был волк? — и принес ей. Он же, ведет еще одну девочку вместе с ней к машине. Вот она садится за руль, и они вдвоем уезжают. Потом откуда-то выплывает лицо старенького батюшки.

Картинка медленно тает, и приходит осознание, что сейчас она стоит в магазине и ее поддерживает продавец.

Молодой человек уже перепрыгнул через прилавок, одной рукой подхватил Регину, другой забрал оружие и крикнул:

— Трофим, тут девушке плохо!

Из подсобки качая головой, выходит мужчина с ободранной табуреткой в одной руке и стаканом воды в другой:

— Еще одна три дня не ела, потому, что на пятках лишнее сало наросло?

Они улыбаются чему-то своему, усаживают Регину, суют ей в руку стакан с водой, и угощают конфетой из вазочки, стоящей на прилавке.

— Спасибо большое, — почти шепчет благодарность.

А старший ворчит:

— Да не за что. Чего вам всем не естся-то? На какую охоту собралась, коль ствол подняла и сразу от нагрузки в обморок вздумала рухнуть?

Трофим, не таясь, разглядывает заинтересовавшую его покупательницу:

— Кто учил с оружием обращаться? Отец?

Регине не хочется объяснять про тренера, про то, что давно КМС и что ей без разницы из чего стрелять, поэтому кивает и старается как можно беззаботнее улыбнуться.

Через пару минут старший, тихонько похлопав ее по плечу, интересуется:

— Ну, что? Полегче? Ты за руль не садилась бы сейчас, красавица. Не ровен час в неприятности вмажешься. Давай-ка лучше такси вызову. А машинку свою завтра заберешь, коль от голодухи не помрешь.

Регина кивает, с благодарностью смотрит на Трофима. Он мотает головой, что-то ворчит и уходит в подсобку.

Молодой продавец подает ей визитку:

— Приходите к нам, подберем самую шикарную модель. А хотите, телефончик оставьте, на днях новая партия приходит, можем вместе посмотреть, — он с надеждой глядит на Регину, таким нехитрым способом намекая на встречу. А у нее остаются силы только на то, что бы пробормотать слова благодарности и забрать визитку.

После такого нужно успокоиться, привести мысли и чувства в порядок. Она садится в такси и называет домашний адрес.

ГЛАВА 12

«Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!» — Шепчет она, стоя на крошечном резном балкончике.

Тимур сидит в своей конторе и читает с экрана монитора сведения, добытые его сотрудниками.

— Эммануил Пряхин. Закончил начальную школу при детском доме. Два года сидел в первом классе. Сбежал из детского дома в двенадцать с половиной лет. Сертификат по ЕГЭ. А год какой? Секунду. Ошибка? Берет телефон и просит:

— Володя, зайди ко мне.

В кабинет входит невысокого роста, крепкий молодой мужчина:

— По Пряхину вопросы?

— Да. Смотри. Он в средней школе не учился. Два года в первом классе. Сертификат по ЕГЭ получил в пятнадцать.

— Сертификат не подделка, сам проверял.

— Тогда ничего не понимаю. ЕГЭ по четырем предметам на 398 баллов общей суммой. И результатом университет?

— Угу. Был я там. Секретарь приемной комиссии в год его поступления ушла на пенсию. Но мальчишку помнит. Она обратила внимание, что будущему студенту шестнадцати еще нет, взяла с него честное слово, что копию аттестата за среднюю школу «забывчивый», нескладный, но очень обаятельный паренек принесет завтра обязательно-преобязательно.

— И что? Аттестат-то где?

— Так його нэмае, от слова совсем.

— Погоди, он как на ЕГЭ пришел и все прочее?

— Ооо, тут все интересно.

Владимир достал диктофон и включил его. Зазвучал женский голос, глухой и усталый.

— Я могу надеяться на конфиденциальность? Благодарю.

Женщина вздохнула и немного помолчала.

— Школа эта была расположена в одном из элитных поселков. В ней учились дети влиятельных людей, все сотрудники школы находились в существенной зависимости от них. Вы даже представить себе не можете в какой.

Было слышно, как открывается пачка сигарет, щелкает зажигалка и как громко и долго она выдыхает — женщина закурила.

— Дети есть дети. Они разные. В основном уже с младших классов нацелены на конкретную специальность и, что называется, пашут. Основная программа, плюс дополнительные предметы, без которых в Кембридж или Сорбонну не поступить. К этому прибавьте все возможные развивающие программы: музыка, танцы, спорт, стихосложение, рисование — они элита. А были и такие как Вова Кабанов.

Еще один шумный выдох:

— Вот, можете посмотреть на фотографию. Мы каждый год фотографировали детей. Смотрите, справа второй. Это и есть Вова.

Владимир остановил запись.

— Там хариус, наглый, высокомерный, самоуверенный. Помнишь Сережу Смайловского, которого вымазали в смоле и вываляли в перьях однокурсники? Этот номер два: я король, все остальные грязь под моими сапогами. Значок на груди у него приметный: вы — рабы, я — ваш господин.

— Ясно. Давай дальше.

Снова зазвучал женский голос.

— Вова встретил меня около школы и заявил, что вместо него ЕГЭ будет писать его верный раб.

— А вы, уважаемая, Инна Александровна, об этом нашем маленьком секрете станете молчать, — сказало это маленькое мерзавчество.

— Иначе вашу доченьку выпрут из нашей школки за аморальное поведение. Все уже знают, как она была изнасилована моим отцом, — он засмеялся гаденько так, явно получая от этого извращенное удовольствие.

— А почему вы не обратились в правоохранительные органы?

Голос Владимира звучал удивленно.

— Да не было никакого изнасилования! И быть не могло! У меня дочь — пловчиха. Рост два ноль семь. Она мастер спорта. А Кабанов старший ростом в сто шестьдесят не впишется. Если Лера в уме и твердой памяти, дай Бог, чтобы она его даже при такой попытке не жулькнула поплотнее, он же не поднимется после этого.

Женщина засмеялась:

— Слухи сынок, конечно, распустил. Вот тогда мы решили, как говорит нынешняя молодежь, линять надо отсюда. Я стала готовить отступление. Пользуясь хорошим расположением нескольких родителей, протолкнула Леру в школу олимпийского резерва. Туда эти сволочи уже не дотянутся. Сама уехала в Рейкьявик в школу при русскоговорящей общине.

Снова послышалась сигаретная затяжка.

— Мальчика он привел более чем странного. Одет чисто, но до того бедно, что просто слезы из глаз. Посадили его на экзамен, а он взял и заполнил бланк на имя Эммануила Пряхина. А мы и «не заметили». Четыре экзамена он сдал на четыреста баллов без двух или трех — у учителей шок. Пришел получать сертификат, я поинтересовалась, где такие знания получил. А он ничего не сказал, только головой покачал.

Еще одна затяжка.

— После разбирательство было, скандал. Но мальчик исчез. А все, кто из учителей в этом участвовал, не только уволились буквально на следующий день, но и покинули страну. Вот так мы помогли, я надеюсь, что помогли, умному и перспективному ребенку. И мне ничуточки не стыдно.

Запись закончилась.

— Как тебе?

— Мда. Не поверил бы. Только слышал я про этот скандал. Помнишь маленького плешивого мужика, он которого несло какой-то дрянью.

— О! Оксана его обзывала «навозная куча»!

— Это было как раз чуть более трех лет назад. Он просил взять дело о мошенничестве с ЕГЭ. Потом отказался. А мы все гадали, в чем причина. А она вот какая, оказывается.

— Таким образом, все у нас сходится. Эмику полных восемнадцать. Минус три курса. Пятнадцать.

— Тимур Дамирович, у нас выпадает год или чуть больше перед ЕГЭ.

— Вот и займитесь с Оксаной. Все равно нужно выяснить.

— Понял. Сделаем.

Регина вышла из подъезда своего дома, улыбаясь мыслям, и сразу же случилось несколько событий. Возле подъезда, гася высокую скорость, попытался затормозить черный джип, только большую тяжелую машину инерция унесла намного дальше. Следом же к подъезду мягко подкатила машинка класса люкс, приоткрылась дверь и знакомый голос проговорил:

— Регина Александровна, а я за вами, меня Александр Иванович прислал, — за рулем сидел Степа Лезин — личный водитель Александра Ивановича.

Регина села в машину и обеспокоенно спросила:

— Случилось что?

— Да вроде нет. Надо только на почту заехать, тут доверенность, — водитель подал папку с бумагами.

— И что, мы прямо сейчас съездим?

— А есть другие пожелания?

— Других пожеланий нет. Только давай остановимся за углом, в «Конфетти» заглянем, хочу своих ребят вкусненьким чем-нибудь угостить.

— На мой взгляд, вкуснее мяса еще никто ничего не придумал. Хотя они еще малыши, им и вправду чем-то сладким мозги надо питать.

Собеседники рассмеялись, и машина плавно влилась в транспортный поток.

Витрина кондитерской потрясала своим роскошным оформлением. Тортики и тортильи, чизкейки и панкейки, пирожные и кусочки нарезанного пирога, печенье, мармелад и пастила, и что-то еще неведомое и все такое притягательное даже для самого взыскательного покупателя.

Регина вышла из машины и вошла в двери. Степан внимательно наблюдал за тем, что происходит в магазине, и пропустил момент, когда туда вошел светловолосый молодой мужчина. Водитель не удивился появлению рядом с Региной нового лица. Увидев рядом черный джип, тихонько ругнулся на себя и легко взбежал по ступеням.

Девушка стояла рядом с прилавком, держа упакованный в прозрачный контейнер тортик. Мужчина настойчиво пытался его забрать и в чем-то Регину убеждал. Когда к этой парочке подошел Степан, блондин грубо схватил ее за руку, чуть выше локтя и поволок к кассе.

— Что происходит, Регина Александровна?

— Не знаю, и ничего не понимаю. Этот человек говорит, что он мой муж, но он даже на него не похож. Мой муж считается безвестно отсутствующим уже больше четырех с половиной лет!

Степан вежливо попросил:

— Отпусти руку, уважаемый.

Тот взвился:

— А ты кто такой?! Ты ее любовник?!

Блондин развернулся к девушке и поднял руку для удара:

— Шлюха! Муж не успел за порог, а ты уже и хахаля себе завела! Дома поговорим!

Степан легонько перехватил кисть мужчины и сжал ее, тот взвыл и выпустил женскую руку. Только Степан не отпустил его, а аккуратненько повел мимо кассы на выход, повернувшись к растерявшейся девушке проговорил:

— Вы пока выпейте чашечку горячего шоколада, он здесь просто космос, и подождите меня, лучше никуда не выходите из здания. Я — быстро.

Девушка, потирая руку, наблюдала за всем, что происходит на улице. Прошла к кассе, наконец-то рассчиталась за тортик.

Кассир, молодой человек приятной наружности, с улыбкой подал ей меню и громко проговорил:

— Наташа, у нас гостья в кафе!

И уже обращаясь к посетительнице пригласил:

— Идемте, я вас устрою за самый нескучный столик.

Столик и впрямь оказался очень удобным и симпатичным. Он располагался около большого окна, а от зала был отгорожен рамкой, на которую натянуты шнуры от кремового цвета до глубоких оттенков кофейного. Регина обратила внимание на стекло в окне, оно было как будто бы с дымчатым, радужным эффектом. Сидела, рассматривала все это, пытаясь успокоиться и проанализировать, что же произошло. Как не крутила ситуацию, получилось, что она снова нарвалась на того же психа, что и несколько дней назад. Степа прав, надо выдохнуть, успокоиться, а потом, на свежую голову еще раз прокрутить ситуацию с так называемым мужем, который, выходит, устроил на нее охоту. Наконец, она обратила внимание на стоящую у столика молодую особу в форменной одежде.

— Простите, немного задумалась, — улыбнулась ей Регина.

— Ничего страшного. Что вам предложить?

— Порекомендуйте что-нибудь.

— Горячий горький шоколад очень хорош, его тот мужчина заказывал, остался доволен. Еще можно «Эстамадо» попробовать — это классическое какао без сахара, но с молоком, это все получается со вкусом ореха, а сверху шапкой взбитые сливки. К нему обычно подаются маленькие бисквитики, которые на один укус, на тарелочке их пять штук. Они не сладкие, поэтому к ним — три вида соусов: белый шоколад, молочный шоколад или горький с миндалем. А можно на них капнуть джемом или медом. Мед у нас башкирский, аккураевый, он белого цвета и особенного неповторимого аромата. Традиционного вкуса меда в нем практически не ощущается. Он больше на ванильный крем похож. Тут надо не слушать о вкусе, а попробовать. Только его больше столовой ложки в день есть нельзя, — молодая женщина улыбалась, видя, как колеблется клиентка в выборе.

— Заманчиво. Остановимся на «Эстамадо» с тарелочкой бисквитиков. Как-то вы очень привлекательно про мед рассказали. Давайте его. Только еще и белый шоколад, пожалуйста, — Регина ответила на улыбку, вспомнив, что у нее возник еще один вопрос.

— Скажите, что это за стекло такое интересное, оно радужное?

Девушка кивнула:

— Все про него спрашивают. Оно с той стороны зеркальное. Мы не специально поставили такое. Это было подсобное помещение кондитерской, мы каждое лето мучились. Весь день солнце, кондиционеры с жарой не справлялись, жалюзи тоже не давали ожидаемого результата. А здесь маленький мальчик нечаянно кинул в витрину камнем, а его папа, возмещая урон, предложил нам такой вариант. Он сразу сказал, что стекло считается бракованным, потому, что со стороны кафе оно будет расплываться радугой, но от прямого солнышка укроет надежно. Мы подумали и согласились, получилось неожиданно интересно. Всем нравится, — молодая женщина с удовольствием оглядела окно, опять улыбнулась и ушла выполнять заказ.

Регина уже бывала здесь, но впервые зашла в зону кафе. В крошечном зале было очень мило, уютно, удачно оформленный интерьер, тихая музыка, толстенькое меню, к которому Регина так и не прикоснулась.

За окном остановилась машина, из нее вышел Алексей АлександровичБелояров. Регина почему-то обрадовалась тому, что она может за ним понаблюдать, будучи незамеченной. Он поискал глазами вывеску, поставил машину на сигнализацию, вошел в кондитерскую и сразу прошел к столику, где сидела девушка.

— Здравствуйте, Регина Александровна! Я к вам, меня Степан прислал.

К столику подошла официантка, поставила на столик большую чашку с высокой шапкой взбитых сливок. Рядом встала тарелочка с бисквитами, розеточки с медом и белым шоколадом. Алексей Александрович внимательно осмотрел все кондитерское великолепие и, присаживаясь за столик, сделал заказ:

— Мне, пожалуйста, то же самое, только вместо вот этого, со сливками, двойной американо или эспрессо.

Девушка кивнула и удалилась.

Регина сидела и смотрела на своего возможного будущего начальника. Молчала, потому, что не знала о чем говорить. Оправдываться не хотелось, что-то объяснять не имело смысла. Вдруг навалилась такая усталость, что захотелось домой, в уютное большое мягкое кресло, укрыться мохнатым пледом, рядом поставить чего-нибудь погрызть, и книжку. Она вспомнила свою детскую подружку. Когда у той портилось настроение, она выдавала самые невероятные рецепты по его поднятию, но все они заканчивались традиционным — «и мороженку». А у Регины вместо «мороженки» всегда была книжка. Смешно и немножко грустно. Регина даже не заметила, когда она начала попивать через трубочку какао и черпать крошечной ложечкой взбитые сливки. Оказалось очень вкусно. Не сладко, вовсе не сладко, а вкусно. И губы расплылись в улыбке.

Алексей Александрович не мог избавиться от напряжения. Когда ехал за Региной, оно висло на плечах, мешая вздохнуть полной грудью. Иррациональное чувство надвигающейся беды мешало. Ведь знал, что она в кафе, жива, здорова, может быть немного напугана или встревожена. Не ранена, не страдает, у нее, по большому счету, все должно быть нормально. Только откуда эта тревога? На светофоре торопил секунды. Когда подъехал, спешил войти в кондитерскую, торопился-торопился, пока ее не увидел. Она действительно была в полном порядке, по крайней мере, явных признаков нездоровья или последствий волнения он не заметил. Как только ему улыбнулась, все напряжение исчезло. Как любил говаривать дед, его, наконец, отпустило.

Странные все-таки бывают ситуации. Сидят двое за столиком в крохотном кафе, жуют какие-то вкусности, жмурятся от удовольствия и молчат. Попивают из чашек и молчат. Смотрят друг на друга и молчат. Молчание не тяготит. Оно помогает. Но не всем. Нужно уметь правильно молчать. Не все этому искусству обучены, а кто-то вовсе не понимает ценности молчания. Жаль. Молчание о многом может сказать. Оно может многое продемонстрировать. Вот и сейчас эти двое молчали. Каждый думал о своем или не думал ни о чем. Вообще.

Наконец все было съедено, все выпито, счет оплачен.

— Идем? — Он протянул ей руку.

— Да, уже давно пора. Ведь обещала быть на месте в четыре, — в ответ подала ему свою.

— Кому обещала? — Не сводя с нее глаз, так и шел, глядя только на нее.

— Ребятам своим обещала. Наверное, меня уже потеряли. Здесь им тортик купила. Они такие милые. И сладкоежки в придачу.

Он наконец-то очнулся, и на самом выходе положил ее руку на сгиб своего локтя и нарочито медленно повел по улице.

— Хотел на тортик напроситься, но боюсь, не справлюсь после бисквитиков. Но было вкусно.

Соглашаясь, кивнула:

— У меня сегодня день детских воспоминаний. Моя подружка частенько после сладкого просила у мамы солененького огурчика или кусочек селедки.

— А я бы и вправду от селедки сейчас не отказался! — И они дружно засмеялись.

Доехали быстро и без происшествий. Только вошли в здание, как у Регины зазвонил телефон.

— Регина Александровна, а мы опаздываем, — голос Тошки был виноватым и каким-то не таким, как обычно, что несколько встревожило.

— Не критично, приезжайте уже. Я жду. У вас все в порядке?

— У нас? Ну, как бы, почти… да.

— Информативно! Приезжайте.

— Ага! Мы быстро!

ГЛАВА 13

А женщина стояла на набережной, у реки, и твердила как мантру:

«Хочу быть богатой и знаменитой!».

В кабинете сидели трое мужчин, а один стоял, прислонившись к стене у входа.

— Не томи, — Алексей Александрович внимательно смотрел на Степана. Тот крутил в руках стиплер и молчал.

— Кто с ним работал? Степ, чего молчишь?

— Его Марина допрашивала. Короче, нарик, стадия последняя. Деревенский, морда привлекательная — это он осознавал с детских лет. Окончил школу, поехал в город, взяли на работу в стрип-клуб. Думал, что все клево, бабло попрет косяком, а там, оказывается надо пахать почище, чем в поле.

Степан поклацал стиплером и продолжил:

— Утром подъем в шесть, получасовая пробежка, контрастный душ, легкий завтрак, тренировка плюс репетиция до двух. Потом часовой отдых с обязательным сном, плотный обед, косметические процедуры, где депиляция во всех возможных местах — это отдельный разговор, потом разминка перед работой, одеваемся и к шесту. Или на помост. Зарплата более чем скромная, он-то рассчитывал тыщ на сто не меньше, с его-то красотой, а его быстро обломали. Думал, что полные трусы денег насуют, и будет он на «Бентли» рассекать.

Алексей Александрович брезгливо фыркнул.

— А его в массовку поставили, на разогрев. Короче не оценили, не оценили. А тут еще коллеги начали наезжать, мол, из-за тебя только терпим лишние никому не нужные тренировки, а ты болван деревенский даже не стараешься. Ну и устроили ему темную, малость рожу смазливую отрихтовали — попал в больничку. Там все подшили, подлатали и приглянулся он врачихе. Она пожалела его, очень своеобразно «пожалела»: на дорогой алкоголь и наркоту подсадила. Раз в две недели устраивала ему праздники, где красивые девочки и мальчики свальным грехом баловались. И все-то ему нравилось. Только в один прекрасный день, позвала врачиха этого красавца и сказала: «Вот тебе машинка, денежка и крутой прикид. Будешь ездить по клубам, и клеить тех, кого укажу. Привезешь в дом — респект и уважуха. Провалишь задание, будешь неделю трудиться на сексуальной ниве у «сынов неба».

— У китайцев, что ли?

— Да нет, они голубых теперь так называют.

— Тьфу ты!

— Ага. Вышел на дело, а у него ничего не получилось. Неделю отпахал в наказание. Второй раз — тоже самое. Опять неделю оттрубил. Задница уже не то горит, дымом исходит. А тут подслушал разговор врачихи и какого-то мужика. Ищут они Воронову Регину Александровну. Она вдова — не вдова, непонятно. Короче мужик у нее затерялся где-то и считается безвестно отсутствующим. Имя у разыскиваемой редкое, и это имя он услышал около нашей конторы. Решил приятное хозяйке сделать и Регину ей привезти. А там еще и месть у него в колоде затесалась. Сталкивался он с нею лет пять назад, на каком-то корпоративе, даже не в нашем городе. Хотел маленько развлечься, а она на контакт не пошла, и это парнишку сильно задело.

В кабинете повисла тишина.

— И?

— Не «и», все! Конец истории.

— Степа, не зли меня! — Алексей Александрович уже рычал.

— Не нервирую. Пока везли на скорой, в машине он… был готов.

— С чего бы это? Марина никогда кулаками не баловалась, зачем бы ей? Она в другом сильна и это страшнее, — Селим в недоумении уставился на Степана.

— Никто его пальцем не тронул. Абстинентный синдром. А мы маленько затянули, то, се, сам понимаешь, пока сообразили, что у него реальная ломка, а не придуривается — время ушло. Скорая через пробки минут сорок продиралась, короче поздно было. Хоть и деревенский, а сердчишко слабеньким оказалось.

Алексей Александрович ругнулся сквозь зубы:

— Селим, кто сегодня на страже?

— Володя и Оксана. Все записи привели в порядок. Все нормально. Человек зашел к нам и упал. Сразу начали оказывать помощь, вызвали скорую.

— По времени все стянули?

— Синхронизировано абсолютно все.

— Селим, надо убрать все записи с его участием. Подчистить все. Электронную регистрационную стойку…

— Так завтра новый месяц начинается, Алексей Александрович, регистрационная стойка с утра чистая.

Ожила рация:

— Алексей Александрович, это стража. У нас гости.

— Доблестные органы полиции?

— Они.

— Проводи в переговорную на первом этаже, Степан сейчас к ним подойдет.

— Принято. Переговорная на первом этаже.

— Давай, не оплошай. Закончишь, отзвонись. Тимуру и Подольскому об этом пока знать не надо. Пока напрямую это не касается компании — это не их зона ответственности.

К кабинету с табличкой «Орготдел» все подошли одновременно. Эмик и Тошка со стороны лестницы, а Регина поднималась на лифте.

— Регина Александровна!

Тошка подбежала к ней и сразу заинтересовано уставилась на коробку с тортиком:

— Давайте помогу! Здрасти.

— Добрый день, Регина Александровна!

Эмик, довольный видом содержимого прозрачного контейнера, уже мысленно разлил чай и пододвинул к себе большой кусок.

— Привет, ребята. Эмик, держи пакет, там документы, их надо будет посмотреть и отсканировать, а может в электронный вариант перевести.

Регина Александровна обратила внимание на грустную, осунувшуюся мордашку девочки.

Обняла рукой за плечи:

— Тоша, тебя не кормили!

Та швыркнула носиком:

— Ну, можно сказать и так. Обед, конечно, был, а вот блюдо с пироженками куда-то подевалось. Куда? Ума не приложу.

— Тогда сначала чай, потом работа, и дальше посмотрим, что на следующей неделе нам предстоит.

Ребята разулыбались. Открылись двери кабинета. Звонко щелкнула кнопка чайника. Тошка полезла в шкаф за посудой, а день потек своим чередом. Ну, не сказать, чтобы день, скорее его окончание, но оно точно было наполнено каким-то очарованием рабочей неторопливости, основательности и комфорта, которые бывают только там, где работает команда заинтересованная не только в рабочем процессе и ожидаемом результате, но и в доверии и приятном общении между собой.

Все были так увлечены работой, что не заметили, как пробежало время и повернули головы на звук неожиданно открывшейся двери:

— Восемнадцать ноль-ноль, трудоголики, — в кабинет вошел Тимур, — привет, человеки!

Народ ответил улыбками и кивками.

— Рабочий день закончен, господа, пора разбегаться по личным делам.

Эмик угукнул и уткнулся в монитор.

— Регина Александровна, — Тимур с улыбкой глянул на Тошку, которая вслепую набирая текст, успевала прихлебывать чай, жевать тортик, что-то мычать телефонному собеседнику в гарнитуру и притопывать ногой в такт музыке.

— А у нас с вами нарисовался поход. Шаман ждет, предсказатель прошлого и будущего!

— Амыр! Он нас зовет?

— Ну, не то, чтобы зовет, но повидаться разрешили и даже передали список потребностей уважаемого. Список реализован, а нам надо поторопиться, посещения разрешены до 19 часов и блат не спасет. Там тааакие медсестрички, — Тимур чмокнул над щепотью собранных пальцев, — Медуза Горгона по сравнению с ними почти эталон радушия и гостеприимства. Поторопимся!

Снял со стойки плечики:

— Ваш плащик, леди, народ — пока!

Начальница улыбнулась на прощание:

— Ребята, вам нормальных выходных! Счастливо! До понедельника!

— До свидания, и вам продуктивных выходных, хи-хи! — раздалось им в след.

— Вот поросята! Дети еще, а туда же, — Тимур фыркнул.

Регина с улыбкой вошла в лифт и остановилась около зеркальной стены и внимательно себя оглядела. Поймала заботливый взгляд Тимура и почему-то смутилась.

Мелькнула непонятная эмоция: прямо как девочка, которая на первое свидание собралась, залейся еще румянцем и будет законченный портрет. Стало смешно, губы сами растянулись в улыбке.

— Над чем веселимся? Над бедным стражем, замученным системой безопасности, в которую кто-то регулярно вмешивается?

Повернулась лицом к собеседнику:

— Кто может вмешиваться в систему охраны и видеонаблюдения?

— Ух ты, какие познания! Откуда дровишки?

— Из житейского опыта вестимо!

— Тогда позвольте восхититься вашим житейским опытом.

— Позволяю!

Дверь лифта распахнулась. Тут их поджидал Селим. Быстро кивнул, провел раскрытой ладонью правой руки от плеча до локтя левой, потом перевел взгляд на Регину, улыбнулся и вскинул согнутую в локте левую руку с открытой ладонью.

— Всего доброго!

— До свидания, до понедельника! — почти хором проговорили Регина и Тимур.

Пересекая холл, Тимур с обеспокоенностью думал, о чем же друг маякнул ему: надо поговорить, это важно, но особой срочности нет. Была поднята ладонь. Значит, разговор надо составить сегодня. Ладно, у нас есть еще целый вечер. Сейчас на первом месте Регина и Амыр.

Вышли из здания офиса, открыл двери для девушки, помог сесть в машину, сел сам и в зеркало увидел как Селим, стоящий на крыльце, прижал правый кулак груди и потом, не отнимая руки, выбросил большой палец вверх.

— Зараза старая, одобряет он, — проворчал себе под нос, но остался доволен увиденным.

Доехали до госпиталя быстро, почему-то молчали всю дорогу. Зашли в холл, где их уже ждали. Молоденькая медсестричка отчаянно кокетничала с офицером медицинской службы. Регина очень хотела посмотреть на его погоны. Вытягивала шею, подумывала, а не встать ли на цыпочки. Ее телодвижения заметил Тимур и проговорил шепотком на ухо:

— Чего хочешь-то? Привлечь к себе его внимание, так тебе это удалось. Только боюсь, что ты заинтересовала его не как женщина, а как потенциальный подпрыгивающий без причины пациент.

Офицер отреагировал на последнее слово, повернулся к вошедшим и поинтересовался, глядя на Регину:

— О каком пациенте идет речь? Вы кого-то навестить хотели?

Тимур шагнул вперед:

— Да, нас пригласил Алексей Давидович Лоор, он разрешил встретиться с Амыром Каримовичем. А вы …?

— Лукин Сергей Владимирович — военврач, полковник медицинской службы, — улыбка была запредельно обаятельная, только Регина все равно сделала шаг за спину Тимура. Мужчины, один вопросительно уставился на нее, а второй замер, не видя, что творится сзади, и ничего не понимая.

— Чего тут понимать, — внезапно раздался скрипучий, но такой знакомый голос Амыра, — она до смерти докторов боится. Не белых халатов, а именно докторов. А еще у нее есть поверье, что чем выше звание у военного врача, тем дальней стороной его надо обходить.

Регина согласно закивала головой и быстро из-за спины Тимура переместилась к коляске, на которой прибыл Амыр. Седой мужчина взял ее за руку.

— Привет, девочка! Что-то ты совсем измученной выглядишь. И трех суток без меня не прошло, а уже все наперекосяк, и мне хоть домой возвращайся. Ты ела сегодня?

Регина усердно закивала, прекрасно зная, что стоит заговорить, как Амыр замолчит, поэтому лучше отвечать жестами, или хлопать глазами, вот тогда он скажет все и еще чуть-чуть. А тот продолжал добродушно ворчать:

— Опять тортик? Можешь не отвечать, и так знаю, от тебя чаем и взбитыми сливками с ванилью пахнет. Регина, человеку нужно есть кроме сладкого мясо, овощи, — Амыр оседлал своего любимого конька и погонял его что есть мочи.

Мужчины стояли рядом, слушали гастрономического проповедника со знанием дела, соглашаясь, тоже кивали. Нет, девушка, наблюдая этих китайских болванчиков, понимала, что Тимур в силу знакомства с нею, может участвовать в этом цирке. А этот, который только что подошел, оставив хорошенькую молодую мордашку в отчаянно коротеньком белом халатике, куда лезет? Так еще и военврач! Брр! Жуть какая! И ведь не скажешь ему, мол, уважаемый, шли бы вы своей дорогой! Вообще в этой компании вам не рады. Скажет еще чего, и Амыр замолчит. Ладно, с Тимуром разберемся позже, а этот пусть идет лесом-полем! Дорога вон там! — И выразительно посмотрела на двери.

— Тебя нельзя оставлять без присмотра, — Амыр продолжал самозабвенно рассказывать, как о ней нужно заботиться. Закончил как-то странно:

— За тобою нужен присмотр, тебе он нужен больше, чем Мурзону. Кстати, как он там? Все хорошо?

Тимур тоже просек Амырову фишку и теперь вместе с Региной усердно кивал головой.

Ветеран неожиданно, даже как-то не вежливо, закончил встречу:

— Ладно, утомили вы меня, приезжайте в воскресение, завтра мне не до вас. И не привозите ничего! Тимур, у меня к тебе разговор. Иди Регина, подыши свежим воздухом. Пока, девочка, спасибо, что навестила меня. Пока, Мурзону — привет. И не балуй его! Знаю я вас, — завершил он на той же ворчливой ноте.

Регина вышла из холла на улицу. Начинался дождик. Холодный, нудный, моросящий дождик.

— Простите меня, — раздался голос за ее спиной, — этот мужчина вам кем приходится?

Военврач стоял рядом, довольно заинтересованно оглядывая девушку с ног до головы.

— Он мой друг. А что?

— Просто он так с вами разговаривает, что я подумал, это родственник, хотя вы внешне не просто не похожи, вы не можете быть одной крови. Удивило то, как он обеспокоен тем, что о вас некому стало заботиться.

Тимур, выходя их двери, слышал последнюю фразу, внутри все ощетинилось:

— Почему решили, что о ней некому позаботиться?

Вот на этой фразе Регина и сорвалась:

— В общем так! Девочка я уже большая, и забочусь о себе сама. Даже не думайте о том, что позволено Амыру Каримовичу, будет позволено и вам. Всего наилучшего. Это касается вас обоих!

Регина пребывала в ярости. Да что же это такое?! Неужели она выглядит как абсолютная идиотка, над которой надо квохтать и ежесекундно наставлять на путь истинный?! Что-то в мировом пространстве пошло не так. С утра не так. Абсолютно не правильно! Регина шла под дождем и никак не могла успокоиться.

Тимур, наблюдая за удаляющейся тоненькой фигуркой понял, что перегнул палку, в раздражении пнул маленький камешек в лужу и с силой провел рукой от макушки к затылку и обратно.

К крыльцу госпитального корпуса подошло такси. Из машины вышел молодой человек, помог выйти даме в возрасте.

Тимур быстро сориентировался. Регина очень обижена. Все правильно. Он бы на ее месте тоже рассердился. Кто тянул его за язык? Заботишься молча, вот и наслаждайся сам. Он уже понял свою ошибку, обругал себя вдоль, потом поперек, раскаялся, а теперь искал выход. Маленькая обиженка с ним ехать не согласится. До автобусной остановки через парк госпиталя — это добрые полчаса. В дождь. В холодный дождь. А вот такси — это выход. С этой мыслью быстро спустился со ступенек и подошел к машине с шашечками:

— Здравствуйте!

— День добрый!

— У меня к вам огромная просьба, — Тимур протягивал тысячную купюру водителю, — пожалуйста, довезите вот ту девушку, куда она скажет. Просто посигнальте, когда к ней подъедете.

— Поругались, что ли? — Водила понятливо глянул вслед удаляющейся девушке, молодой человек шумно выдохнул в ответ.

— Есть такое дело. Она со мною не поедет. Только боюсь, как бы не простыла. Дождь, холодно. Автобуса на этом маршруте не дождешься.

Таксист взял деньги, кивнул и потихоньку покатил вслед за Региной. Тимур внимательно наблюдал за происходящим. Вот водитель притормозил, опустил стекло, о чем-то начал говорить. Регина постояла, глянула на небо, передернула плечами, кивнула, открыла заднюю дверь машины и нырнула в салон. Тимур облегченно выдохнул. Он рассчитывал поужинать вместе с нею где-нибудь в ресторанчике, а получилось, что ресторанчик придется отложить на неопределенное время. Значит, — вскинул запястье к глазам, глянул на часы, — можно навестить Селима.

Лукин Сергей Владимирович — военврач, полковник медицинской службы стоял на крыльце госпиталя и разминал третью сигарету. То, чему он только что стал свидетелем и нечаянно даже поучаствовал, сильно его удивило. Сколько событий за последний час. Самое интересное, он себя назвал, а она нет. Такая молоденькая, а имеет в друзьях ветерана-афганца с целой кучей проблем, да и разница в возрасте у них приличная. Она позволила ему отчитывать себя при посторонних, а это значит…, а это очень много значит. Им же не позволила и слова сказать в оправдание. Ишь, как задело этого красавчика. Хотя, это тоже странно. Он ей, похоже, тоже никто, а побежал, договорился с такси, проследил, чтобы села в машину. Интересно как. И не сказать, что королева подиума, но зацепила. Ладно, пойдем консультировать. А вот сигаретку выкинем, товарищ военврач. Да-да, выкинем и пойдем помогать одерживать воинам победу в их госпитальной войне.

ГЛАВА 14

Это как наваждение: «Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!».

Селим ждал Тимура, чтобы рассказать об дневных событиях. Выстраивал события как элементы мозаики, а картинка все равно получалась какая-то странная, куцая что ли? Чего же здесь не хватает? Почему пазл не выкладывается до логического конца?

Друг явился намного раньше ожидаемого. Принес беременной жене Селима пакет фруктов и какую-то книжку по флоре островных государств. Цветы были слабостью его Эльмиры. В связи с ее деликатным положением доктора запретили ими заниматься. Глядя на огорченную будущую маму, Тимур предложил не расстраиваться, а повышать квалификацию и расширять кругозор. Это и спасало, прежде всего Селима, от плохого настроения жены, от ее надуманных горестей и проблем. Теперь она все свободное время проводила за книжками или сидела за компьютером на своих цветочных сайтах. Вот и сейчас Тимур угадал с подарком. Теперь Эльмира завязнет в новой толстой книжке с очень эффектными фотографиями, а они спокойно поговорят.

Мужчины прошли на кухню. Хозяин поставил чайник и сел за стол. Помолчал. Потом поднялся, достал флэшку, воткнул в висевший на стене монитор и включил. Тимур смотрел и слушал весь допрос блондина, хозяина огромного черного внедорожника, что преследовал Регину, видел, как его увезли на скорой. Просмотрел рассказ Степана. Обратил внимание на поведение Алексея Александровича и крепко задумался.

— Что ты думаешь по этому поводу, Селим-джан?

— Думать — это твоя фишка, моя — добывать информацию.

— В чем интерес Алексея?

— В самой Регине?

— А они давно знакомы?

— Алексей прибыл домой только на днях и сразу попал под китайское мошенничество. Регина пересекаться с Алексеем до недавнего времени не могла.

— Ох, еще и эти на нашу голову. Китайцы прибывают двумя группами. Одна из нормальной компании, другие — мошенники. С последними будет работать старая команда Подольского.

— Старый, хитрый, бритый лис. Орготдел во встрече будет задействован?

Селим разливал чай и поглядывал на друга:

— Нет, они здесь не помощники. Вот будут нормальные переговоры, тогда и будут работать.

— А переводчик?

— А что переводчик? В Интерполе нормальные переводчики. Меня больше волнует Регина.

— Этот нарик сказал, в каком клубе он работал?

— Тимур, ты думаешь это все размотать?

— Селим, дорогой, а у нас есть другой выход? Что думаешь?

Тимур отхлебнул крепчайшего настоящего чая, который выращивала мама Эльмиры, она сама собирала чайный лист, ферментировала-сушила, и пересылала детям. Теща Селима жила в Индии, когда-то работала там биологом на советской биостанции, влюбилась, вышла замуж и осталась. Теперь баловала детей вот такими диковинками. Второй глоток ароматного напитка, позволил Селиму вольготно развалиться на стуле:

— На первый взгляд это не имеет никакого отношения к компании. Может исключительно личное?

— Пока не знаю, Селим, пока ничего не знаю. Только мне не понятно, зачем Алексей под ногами болтается? Ему-то какая забота? Знает Регину в сумме несколько часов. В чем его интерес?

— А кто его знает, — Селим снова отхлебнул из чашки, повертел ее на блюдце, посмотрел на друга. Спросил:

— Ты планируешь задействовать ресурс своего охранного агентства? Это влетит в копеечку из твоего кармана. А если она выберет не тебя?

— Обо всем этом обязательно подумаю, а главное посчитаю. Копеечку посчитаю, — раздражение свозило в каждом слове Тимура.

— Это ты сейчас с кем разговаривал?

— С тобой, с собой и мировым разумом!

— Ааа, а то я уже подумал…

— Думать — это моя фишка, твоя — добывать информацию.

— Понял. Командуй парадом, генерал!

Селим про себя потирал руки: попал командир, ох, как ты попал! Цапануло тебя! Только сам ты пока этого не понял.

— В первую очередь надо найти врачиху и узнать, зачем ей понадобилась Регина. Что она девочек в клинику ловит — понятно. Зачем, можно предположить. А вот зачем ей нужна именно Регина, вот главный вопрос. И, думаю, искать надо через клуб. Кстати, позаботься о том, чтобы приставить стражей к Регине, круглосуточно.

— Ты опоздал, мой генерал! Уже! Алексей к ней Степу и Женю пристроил.

Мысли Тимура неслись со скоростью света. Неужели Алексей и Регина…? Нда! Похоже на то! Поставить Степана в охрану можно только для женщины, которая тебе не безразлична. С другой стороны та же песня: Степа и простым охранником? Это как же зацепило тебя, мужик?

Тимур кусал губы, крутил пустую чашку и не отрывал взгляда от оставшейся на дне золотистой чайной капли:

— Прости дружище, но ты меня добил, пойду я. За чай отдельное спасибо. Эля! Пока!

Он вышел от Селима. Мысли одна за другой неслись, цеплялись друг за друга, появлялись новые, как-то странно трансформируясь, снова всплывали старые.

Ему не нравилось уже то, с какой легкостью стражи лазят в системе наблюдения и правят ее по своему усмотрению. Голову на отсечение не отдал бы, но, был более чем уверен, что Подольский об этом даже не подозревает. А это уже опасно. Взвалить на себя ответственность за такую контору и не знать о том, что по чьему-то приказу в обход него корректируется информация на носителях охранных блоков. Если так и дальше пойдет, то нет, ребятушки, я так не играю. Вы как хотите, но, пожалуйста, без меня. Если что, своих я заберу, без работы не останутся, но голову подставлять под чьи-то не всегда понятные игры — увольте.

Надо Подольского предупредить. Шутки закончились. Мало китайских мошенников, тут еще эти чистильщики объявились. Достал телефон, нашел нужный номер.

— Владимир Сергеевич, добрый вечер, я не очень поздно? У меня разговор, он не терпит отлагательств. Хорошо, приеду. А это удобно? Может в кафе? Хорошо, как скажете. Диктуйте адрес.

До дома Подольского добирался часа два. Жил тот в пригороде в старом огромном рубленом доме. Было видно, что дом когда-то был на два хода, теперь их заложили чем-то очень похожим на бревна, прорубили центральный вход и наверняка внутри дома провели перепланировку. Жилище было похоже на хозяина, такое же большое, основательное и крепкое.

Тимур подошел к калитке и позвонил. Его вышел встречать сам Владимир Сергеевич. В домашних широких штанах, пижамной куртке и меховой жилетке он выглядел как пенсионер на отдыхе с рекламных открыток шестидесятых годов.

— Здорово, Тимур!

— Добрый вечер, Владимир Сергеевич. Простите, что поздно, но, боюсь еще больше опоздать.

— О как. Ладно, проходи. Ужинал?

— Да, спасибо, нам бы поговорить.

Они вошли в просторную прихожую, хозяин махнул рукой в сторону большой гостиной. Кивнул в сторону одного из кресел.

— Садись. Ну, давай, говори, что там. Пожар?

— Думаю, что может быть гораздо хуже.

Разговор затянулся за полночь. Два офицера с разницей в возрасте больше чем в поколение говорили на равных. У каждого за плечами немалый опыт. У каждого свое видение проблемы. Обговаривали даже самую незначительную деталь, потому как знали, что и она может привести к фатальным последствиям. Владимир Сергеевич убеждал Тимура не горячиться с решением. Уйти никогда не поздно, проблему надо решать, а не бежать от нее. И решать нужно оперативно и, похоже, сразу со всех сторон. Только надо как-то подготовить Александра Ивановича к серьезному разговору. На том и порешили. Проговорили еще раз все возможные варианты развития китайских событий. Наконец распрощались.

Тимур сел в машину. На приборной доске высветилось: ноль один десять. Вот теперь можно и домой. Спать. Умыться и спать.

ГЛАВА 15

Это уже было похоже на болезнь. А женщина стояла у окна и с остервенением твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой!

Утро выдалось погожим и тихим. Голубое небо, желтые листья кленов на фоне зеленых вязов и покрасневшей рябины. Осеннее многоцветье, ласковое тепло, как в бабье лето.

Начало дня. Все спешат, все торопятся. Тошка неслась к автобусной остановке в привычном режиме, который она называла «почти»: почти успела, почти поела, почти прыгнула в автобус.

Водителей на этом маршруте было четверо. Все они давно приметили девчушку с нелепыми очками на маленьком носике, которая, подбегая к остановке, махала как ветряная мельница руками, боясь опоздать. Трое, если видели это создание в широченных штанах, со множеством карманов и карманчиков, обязательно поджидали ее, а один всегда, как только из-за поворота показывалась тоненькая фигурка, закрывал дверь и плавно отъезжал ровно на сорок сантиметров. Видел в зеркало огорченную мордашку, тормозил, двери открывались, впуская непоседливое чадо, с удовольствием слушал ее звонкое «Спасибо!» и знал, что день у него удался. Для него она была как талисманчик. Если это чудо появлялось на остановке, значит, все невзгоды и горести его сегодня обойдут стороной.

Сегодня в очередной раз услышал это самое волшебное из слов и разулыбался. Девочка плюхнулась на сиденье и начала копаться в своем рюкзачке.

А Тошка судорожно искала клочок бумажки, на котором записала имя и отчество профессора консерватории.

— Да что это за профессор-то такая вреднючая, никак не находится, — бурчала она под нос.

Вот уже нужная остановка, а записка так и не нашлась.

— Привет, ребята! — Тошка залетела в аудиторию за секунду до звонка и плюхнулась за первый стол.

— Тоша! Ты еще позднее не могла прийти?! Я уже тут как на иголках сижу!

Это орала благим матом Лилька и к ней оборачиваться не стоило. Вот пара закончится, она прокипит, успокоится, тогда и поговорим.

— Доброе утро, господа!

В аудиторию вплыла любимая преподавательница немецкого.

— Сегодня, как вы и просили — диктант!

— А мы просили?

Народ вытаращил глаза и судорожно начал вспоминать последнее занятие. Когда, и самое главное КТО! мог устроить такую подляну? В субботу на первой паре и диктант.

— Сегодня видела дивный сон, — продолжала она, — Виталий Гриборский умолял меня провести диктант, чтобы он мог продемонстрировать свои блестящие знания. Вот и подумала, если мальчик забрался даже в мои сны, почему не пойти ему навстречу. Итак, господа, вы готовы и мы начинаем.

Это было непередаваемо. Народ уселся на пару как попало. Тошка сидела одна, подстраховать — читай: дать списать — просто не могла. А диктантом был какой-то кусок из Послания Святого Августина переведенного на современный немецкий. Тут через грамматику не продраться. Надо быть внимательным. Супер внимательным. Хорошо хотя бы то, что диктовали им не слишком быстро.

На второй половине пары потребовали литературный перевод диктанта — еще не легче. Но, зато сообщество уже сориентировалось в ситуации и пересело в стратегически выверенной последовательности. Тошка в центре, справа и слева Лиля с Пиночкой, сзади — Гаррик, Левушка Бирманец и Пьер. За половину пары вся разлюбезная компания успела переписать с Тошкиного листочка сам диктант, с переводом справились сами. Ну, почти. На вторую пару они получили еще один сюрприз. На английской литературе их ждало сочинение на тему «Осень — лирическое настроение». Похоже, всем преподам сегодня работать совсем не хотелось. Засадили бедных студентов за самостоятельные изыскания в их почти пустых головах, а сами копаются у себя в планшетах. Довольные! До тошноты.

— Тош, а Тош? Писать-то о чем?

— Об осени, листочках, цветочках, облачке, ветерке, синем небушке, о душевном благополучии.

— Да, душевное здоровье — это всегда актуальная тема у известных спецов.

— Господа! О чем совещание? Еще одно замечание и вы лишитесь своего консультанта.

Как говаривал кто-то из классиков: был урок, скрипели мозги и перья. С грехом пополам доскрипели до перерыва и с галдежом вся толпа вывалились из аудитории.

Последняя пара, суббота и день рождения у Пиночки. Тошка подбежала к ней, обняла и расцеловала поздравляя:

— За мной подарок. Он будет готов в три часа. Лиля, Гаррик, можно вас на минутку, — ребята отошли за колонну вестибюля.

Молодой человек подхватил двух девушек под руки:

— Тош, мы столик в «Пиноккио» заказали.

— Чего это в «Пиноккио»?

— А то ты не знаешь? Там для мелкого будет няня в отдельной комнате — это раз, молодой мамаше, в день ее рождения и в день рождения малыша — скидка от тридцати процентов на все угощение — это два, от ее дома два шага, если Сеня уснет, чтоб не тащить его через весь город потом — это три.

— Ничего себе. Ты прям, как молодой папаша все просчитал.

— Да я бы рад быть молодым папашей, только…

Девушки ахнули:

— Гаррик, ты серьезно?

У Лили сорвался голос на половине фразы.

— Я сильно на шутника похож? — Однокурсник явно пребывал в жутком раздражении. Тошка в растерянности молчала. Он и Пиночка? Для всех это было неожиданностью. Гаррик сверкая очами? Глазами? Да он готов их был растерзать! Прямо здесь! На этом самом месте!

— Гарричек, прости-прости. Ну, прости, ну пожалуйста. Гаррик, миленький, мы же даже не догадывались. Правда.

— Ты тоже? — его глаза остановились на Тошке. Она помотала головой из стороны в сторону.

— Может и она не догадывается, потому на меня никак не реагирует?

— Может быть, тебе стоит ей об этом сказать? Или вести себя более… ну, как-то … повыразительнее, что ли.

Разговор прервал высокий красивый седой мужчина:

— Добрый день, молодые люди!

— Здрассти, Павел Иссаританович!

— Что за заговор? Гаррик, ты ключи дома забыл, держи-ка.

— Никакой ни заговор, — Тошка повернула голову в сторону самого доброго и великодушного преподавателя.

— У Пиночки сегодня день рождения, мы ей сюрприз приготовили, но нужна для сюрприза машина, вот думаем в какой компании такси подешевле, — девушка выпалила это в тайне надеясь, что Павел Иссаританович разрешит Гаррику взять его старенький BMW, он водил очень аккуратно. И она не ошиблась.

— У Пиночки, говорите? А малыша куда?

— Мы в детском кафе собирались посидеть, там детская есть и няня хорошая, — Лиля пока ничего не понимала и крутила головой от одного собеседника к другому.

Профессор выслушал, вытянув губы в трубочку, почесал кончик носа:

— Гаррик, меня докинь домой и забирай машину. Нехорошо малышу в общественном транспорте кататься. Даже в такси заразу словить можно. Пиночке от меня поздравления. Счастливого праздника.

Тошка от избытка чувств, подпрыгнула и чмокнула деда Гаррика куда-то в бороду. Тот придержал ее за руки и засмеялся, качая головой:

— Это было, я так полагаю, спасибо? Пожалуйста-пожалуйста! Всего наилучшего.

Лиля стояла, чуть приоткрыв рот, уши Гаррика полыхали огнем, только Тошка подскакивая от нетерпения начала излагать суть проблемы:

— В общем так. Я договорилась в консе с одним из профессоров, чтобы Пиночку прослушали. Ее ждут с трех до пяти. Гаррик! — Она подергала однокашника за рукав:

— Отомри уже! У нас кафешка на сколько заказана?

— На пять часов, — с ноткой растерянности ответил он.

— Тогда все хорошо! Ты сейчас везешь деда домой. Лиля, очнись уже!

— А?

— Ага! Ты бежишь и переодеваешь Пиночку для праздника. Гаррик вас Сеней забирает и на последнем светофоре Лилька Пиночке завязывает глаза плотным шарфиком.

Гаррик вытаращил глаза:

— Зачем?

Тошка всплеснула руками и помотала головой из стороны в сторону, но все-таки терпеливо начала объяснять:

— Ты пойми, она очень любит петь. Но считает, что учиться петь сейчас для нее непозволительная роскошь. Потому, что она ставит Сенькины интересы на первое место и говорит, что у нас еще один учебный год впереди. Плюс ей надо с ребенком заниматься и зарабатывать, а учиться петь — это еще к этому году плюс пять, если не больше. И ко всему более глобальный вопрос: в случае, если она начнет петь, куда Кильку девать?

— Килька — это что? — Гаррик явно был озадачен.

— Не что, а кто! Сеньку она иной раз так обзывает.

Лиля тряхнула кудрявой головой:

— Я правильно поняла? Мы ей глаза завяжем. Выводим из машины и…?

— И я вас на крыльце жду! Караулю эту Ингу Яновну Знаменскую. Вдруг старушка про нас забыла и соберется смыться? Дальше прослушиваемся, и едем в кафе.

— Девчонки, Пиночка — на прослушивание, а Кильку нашу куда? — Гаррик в недоумении огляделся, как будто няню искал.

— Ты останешься в машине вместе с Сеней, — Лиля даже мысли не допускала, что она составит Гаррику и малышу компанию.

Ободряюще похлопала друга по руке:

— Гаррик, ты только что сказал, что готов стать папой — вперед! Ко всему вы всегда находили с мелким общий язык. Погуляете, посмотрите на птичек-кошечек-собачек. Мы же не долго. Не боись! Если что — звони, мы — рядом.

— Ладно, я попробую, — только в мужском голосе уверенности не было.

— Через полчаса буду у Пиночки во дворе.

— Все! Как говорит мой братик — по коням!

И все разошлись в разные стороны.

Окна консерваторской преподавательской выходят на центральную аллею. Инга Яновна в ожидании стояла и смотрела за всеми, кто бродил там, благо сама аллея начиналась прямо у крыльца. Все утро заметно нервничала, была более резкой с учениками, не стала присоединяться к чаепитию коллег на большом перерыве. В напряжении и подспудным страхом ждала. Ждала новую ученицу — так она себя убеждала. Конечно новую ученицу. А глаза выглядывали девочку в нелепых штанах и бейсболке. А может быть, рядом с ней появится по-юношески стройная, мужская фигура. Стояла, теребила платочек и ждала.

Вдруг ее взгляд зацепился за странную парочку. Две девушки, одетые очень нарядно, шли вдоль аллеи, у одной завязаны глаза широким ярким шарфом. Обе шли осторожно и медленно. А вот и персонаж, которого с утра ожидала Инга Яновна. Только девочка была одна.

Теперь по аллее вышагивала троица. Пиночку с завязанными глазами вели Тошка и Лиля. Аккуратно завели на крыльцо, повернули на лестницу и вошли в аудиторию.

Лиля и Тошка кивнули в знак приветствия профессору, Тоша приложила палец к губам, и по умоляющему взгляду Инга Яновна поняла, что ей пока лучше помолчать. В ответ тоже кивнула и улыбнулась.

— Пиночка, я тебе обещала, что будет сюрприз, только ты не снимай пока шарф. Ладно? Ты можешь здесь петь, тут обалденная акустика. Вот попробуй.

— Правда?

— Ага!

Пиночка постояла, покрутила в разные стороны головой, пытаясь, что-то услышать, потопталась и тихонько запела выходную арию мистера Икса. Начала очень неуверенно, как будто пробуя голос, вслушиваясь в окружающее пространство. Потом просто забыла, что она ничего не видит, перед глазами была арена, а она жила в теле мистера Икса и все свое состояние души выпевала так, как будто хотела освободиться от его тоски и горечи.

Двери в аудиторию были открыты. Студенты и преподаватели шли с закончившейся пары и останавливались у порога. Никто не вошел, все замерли в восхищенном молчании. Вдруг они расступились, и в аудиторию вкатился толстячок, замер на долю секунды и поспешил к роялю. Слова «Да, я шут, я циркач, так что же…» уже звучали под аккомпанемент.

Пиночка допела. Оглушающая тишина стояла секунд пять. Вдох — выдох и тишина взорвалась аплодисментами. Пиночка содрала шарфик с глаз и растерялась. Она увидела, что стоит в аудитории с высоченными потолками рядом с роялем. За инструментом сидит аккомпаниатор и улыбается, как будто ему премию выдали или он увидел какую-то диковинку. А около окна рядом с какой-то женщиной стоят Тошка с Лилей и смеются. Пиночка оценила Тошкин подарок — сюрприз. Только что она пела, забыв про весь мир, пела и проживала чужую жизнь, не понимая, что она действительно не ее. Она пела, ей аккомпанировали, вот только что она поняла, как может петь. И грянула овация. Это были ее первые аплодисменты. И шок.

Надо было «вынырнуть» из чужой жизни. Надо было справиться с чужими переживаниями. А ее этому не учили. И по щекам поползли слезы мистера Икса. Преподаватель выскочил из-за рояля, выхватил белоснежный носовой платок, взмахнул им в двери аудитории и, крикнув какому-то Платонову принести воды, подбежал к Пиночке.

— Деточка, все хорошо! Все просто отлично! Отчего же слезки? Не справился с эмоциями, птенчик? Это бывает, ты научишься, обязательно научишься. Будешь усердно трудиться и всему научишься. Даю честное слово Краммера!

Пиночка начала успокаиваться, а здесь подоспела вода.

— Держи, пей маленькими глоточками, — проинструктировал ее высокий молодой человек. Он говорил таким глубоким и бархатным баритоном, что Пиночка забыла плакать. По лицу еще струились слезы, а она смотрела с приоткрытым ротиком на киношного красавца. Тот деловито взял у нее из рук платок, вытер слезы и нос. И снова подал стакан.

— Давай, пей, — сначала внимательно наблюдал за поглощением воды, потом отошел к девочкам, что стояли у окна.

А толстячок, всплескивая руками, тараторил:

— Инга Яновна, вы меня, голубушка, потрясли в очередной раз. Я совершенно запамятовал, что нужно подойти сюда и посмотреть деточку. Хорошо, что двери обеих аудиторий были открыты. Вы слышали?! Полный восторг! Надо идти к ректору. Сейчас только начало сентября. Ей нельзя пропускать год. Очень опасаюсь, что ее перехватят эти проходимцы с телевидения и загубят этот редкий цветок. Его надо холить и лелеять, нельзя убирать самобытность тембра и звукоизвлечения. Ее голос надо рОстить как любимую розу в саду!

Было видно, что профессор тоже сильно удивлена:

— Иосиф Израильевич, от меня ничего не зависит. Насколько я знаю, она хочет учиться, но возможности у нее очень ограничены.

— Пфе, найти на такой голос спонсоров не так и сложно.

— Дело не в этом, у нее полугодовалый племянник на руках.

— Пусть племянником занимаются его родители.

— Этим очень сложно заниматься с того света, — подала голос сама Пиночка.

— Подождите, деточка, давайте знакомиться. Меня зовут Иосиф Израильевич, а вас?

— Агриппина Ковальски, я студентка третьего курса иняза.

— Как это кстати, — продолжил преподаватель свою речь уже на итальянском. Пиночка рассмеялась, но беседу поддержала, вовлекая в нее своих однокурсниц. Тут Игорь Платонов вклинился в разговор фразой на немецком. Теперь рассмеялась Тошка и ответила.

— Давайте перейдем ко мне в кабинет и продолжим разговор, — Иосиф Израильевич покатился из аудитории, а Пиночка, вцепившись вруку Игоря, думая, что это Тоша, прошептала:

— Я без тебя не пойду, я боюсь.

Платонов усмехнулся и в ответ пожал девичью руку. Пиночка подняла голову и поняла, что ошиблась, покраснела, извинилась, спрятала руки за спину, глянула на подруг.

— Ладно, идемте все вместе, — великодушно проговорил Игорь и указал направление.

К Гаррику все вышли спустя почти час. Малыш сладко посапывал у него на руках, а сам он делал перевод и выглядел как заправский молодой папаша, периодически поглядывавший на сына.

Пиночка представила мужчин друг другу и остановилась, о чем-то раздумывая. Тошка наслаждалась картинкой. Она уже поняла, что вся сложившаяся ситуация вызывает ревность у Гаррика, который пока ничего понять не может, и ждет хоть какого-то объяснения.

— Игорь, — голос Пиночки еще немного подрагивал от всего свалившегося на нее, — у меня сегодня день рождения. Мы отмечаем его в детском кафе. Я приглашаю тебя, если, конечно у тебя есть возможность и желание присоединиться к нам.

У нового знакомого взметнулись брови, он, подумав секунд десять, кивнул:

— Спасибо, я приду. Где и во сколько?

— Мы едем в «Пиноккио», на Съезжей, собирались к пяти. Сейчас уже без пятнадцати.

— Приеду обязательно, только опоздаю немножко. Ничего?

— Да, конечно, это не смертельно, я буду ждать, — на том и распрощались. Девочки сели в машину. Гаррик пристроил маленького Арсения в автомобильное кресло, и они покатили навстречу празднику.

К кафе подъехали в полной тишине. Надутый водитель ни о чем не расспрашивал. А девочки? Они думали каждая о своем. Пиночка о том счастье, которое Тошка уронила ей в руки. Лилькины раздумья касались исключительно персоны Игоря, а сама Тошка просчитывала варианты устройства судьбы Арсения.

Она хорошо помнила, что у Пиночки была где-то родня. Дальняя-дальняя и бездетная, какая-то восемнадцатиюродная сестра матери Пиночки. Живут небедно. На Кипре? А может на Сицилии. Спросить надо будет. Но по рассказам, они всегда поддерживали связь друг с другом, и Пиночка не единожды была у них в гостях, отзывалась очень тепло. А все связи прервала после гибели мамы и Ларисы, ни писать, ни говорить об этом не могла. Теперь Тоша стучала пальчиком по стеклу, а сама строила план под названием «как бы зазвать этих родственников в гости, сюда, к Пиночке». Они должны, по идее, помочь с малышом и тогда все встанет на свои места. Пиночка потянет выпускной курс на инязе и параллельно консу. Запросто. Она уже давно моталась на каникулах переводчиком, и как говорила тетя Даша, которая помогала деду вести хозяйство, уже наблатыкалась в европейских языках. И Кильке будет на солнечном острове всяко лучше, чем здесь, в средней полосе России.

Гаррик уверенно вел машину и тоже ломал голову: откуда нарисовался этот красавчик и самое главное, почему Пиночка пригласила его на свой праздник?

Так и доехали в молчаливых переживаниях каждый о своем.

Спящий малыш был вынут из салона уверенными мужскими руками:

— Девочки, делаем все как договаривались. Я зайду первым и занесу ребенка, а вы постойте до сигнала здесь.

Телефонный звонок Лиля сбросила, две подружки заговорщицки переглянулись и первой в дверь пустили Пиночку. Ее встретили друзья и все сотрудники кафе, выстроившись по обе стороны от входа, стреляя из хлопушек с конфетти, награждая аплодисментами и криками с поздравлением с днем рождения. Левушка и Пьер стояли самыми первыми и орали громче всех.

Компания уселась за стол, и начался праздник. Все поднимали бокалы с соком, нисколько не расстраиваясь, что это не спиртное, читали стихи на всех языках, которыми владели. Тошка блеснула китайским и японским. После дословного перевода — народ просто лег от хохота на стол. Что поделать, японская поэзия — это тебе не «У лукоморья дуб зеленый…», тут специальная подготовка нужна, «…коли ты не живешь и не созерцаешь в этом благословенном краю».

В самый разгар веселья в кафе шумною толпой ввалились цыгане. Двое молодых людей и две девушки. Молодой человек на сгибе локтя держал корзину, из которой торчали горлышко бутылки в фольге, хвостики фруктов, был виден какой-то пушистый зверь, не опознаваемой породы. В руках молодого человека был подносик с бокалом чего-то игристого. В зубах цыган держал розу на длинном стебле. Девушка и парень наигрывали что-то на гитарах, а у второй девушки в руках звенел бубен.

Второй молодой цыган возвестил:

— Нас пригласили петь заздравную Агриппине Ковальски!

Пиночка поднялась. И зазвенели первые узнаваемые переборы вступления. Ребята притихли и немного растерялись. Звоном бубна и последним аккордом заздравная не закончилась, потому, что зазвучало:

— Пей до дна, пей до дна, пей до дна!

Пиночка взяла с подносика бокал понюхала и рассмеялась. В бокале было налито, что-то искристое, играющее пузырьками, шипящее, с таким знакомым ароматом. Она подняла бокал, обвела глазами всех присутствующих:

— Друзья мои верные! Спасибо за то, что вы у меня есть! Я пью за нашу удачу и наше совместное перспективное будущее!

И храбро выпила… лимонад!

— Агриппина Ковальски! — зазвучал знакомый баритон, — с днем рождения!

Гитарист взял у второго цыгана розу и подошел к Пиночке. Глаза знакомо и хитро блеснули, он склонился к изящной ручке с поцелуем. Трио запело цыганский романс. И Лиля, и Тошка, и Гаррик узнали Игоря, остальные терпеливо ожидали объяснений. Романс закончился, подарки были вручены, и наконец-то все представлены всем.

В этот вечер много пели, смеялись байкам, которыми веселили всех обе компании. Девочки умилялись маленькому Арсению, который спокойно праздновал день рождения любимой тети в компании няни в детской комнате, тихонько делились впечатлениями и сведениями о мальчиках, преподавателях, практиках, подработках и халтурах.

Так в дружной компании иняза появился квартет из консерватории: Филипп Бурмистров — скрипач, Лера Савинова — пианистка и Ксения Задонцева — гитарист. Она именно так и сказала — гитарист, в женском роде употреблять ни в коем случае нельзя. Лиля поинтересовалась Игорем. Девчонки смеялись от души. Игорь Платонов — баритон, восходящая звезда мировой оперы, дипломант, номинант и прочая, и прочая, и прочая. По секрету было сказано, что не бабник, — НО! — за ним половина девок из консы засохло, вторая половина в процессе. А любовь у него только одна. И угадывать никому ничего не пришлось, потому, как все хором сказали:

— Музыка!

Эти пять часов просто пролетели. Жаль, но праздник закончился. Арсений давно спит. Всех своих развезут по домам Гаррик и Пьер. Музыканты поедут с Игорем. У всех договорено о встречах, звонках, все обменялись телефонами и скайпами. Усталые, довольные друг другом и веселым вечером, они расстались, чтобы, может быть даже завтра встретиться снова.

ГЛАВА 16

Утро для Регины началось скверно, высокой температурой и головной болью, похоже на последствие пятиминутной прогулки под осенним дождем. Вылезать из постели совсем не хотелось, но на балконном подоконнике уже сидел Мурзон, внимательно вглядывался в стекло и периодически скреб по нему лапой.

Пришлось встать, впустить зверя в дом и насыпать ему корма. Завтрак был встречен с благодарностью и приветственным топтанием по одеялу.

Телефонный звонок выдернул из какого-то не то сна, не то бреда. На экране значилось «Амыр». Она взяла трубку.

— Привет, Амыр.

— Что с тобою?! Ты заболела! Ты сейчас дома?!

— Амыр, миленький, не кричи. У меня нет сил, просто нет сил. Вот отлежусь немного, и все будет нормально. Завтра буду уже как огурчик.

— Зелененький и с пупырышками. Ладно, отлеживайся. Вечером позвоню. Телефон положи рядом. Очень прошу, положи его рядом. Слышишь?

— Слышу. Положу. Не беспокойся за меня. Все будет нормально, только отдохну немного.

Амыр чувствовал Регину очень хорошо, так, если она была с ним одной крови. Недаром ему сегодня не спалось. С трудом, но поднялся в самый темный час ночи и пошел петь в дальний блок, который только вчера освободили и уже отмыли. Шаман знал, что палаты, расположенные в старом здании, это то, что ему сейчас нужно. Все-таки девятнадцатый век, там стены по полтора метра, потому звукоизоляция отличная. Потому шел туда разговаривать с предками.

На посту сидела сестричка, перебирая какие-то бумаги. Девушка заполняла документы и его не видела, да и видеть не могла. Никого волшебства, это «магия» разведчика. Его дед тоже мог отводить глаза или пройти с человеком почти рядом так, что его и не заметят.

Зашел в палату. Плотно закрыл дверь, сначала осмотрелся, сел на пол, закрыл глаза и запел. Голос звучал на грани слышимости, а он взывал к душам ушедших предков, чтобы помогли глянуть на ту, о которой так беспокоился. И увидел. Регина лежала у себя в комнате, свернувшись калачиком. Ее бил озноб, девушка тихонько то шептала, то снова вскрикивала — опять бедняжку мучили кошмары.

Амыр изменил тональность, изменил темп и уже что-то наговаривал, речитатив все убыстрялся и убыстрялся, пока не закончился громким выкриком.

Поднявшись с пола, пересел на край не застеленной кровати. Силы быстро покидали его. Но теперь шаман был спокоен, за его девочкой приглядят и до утра все будет хорошо. Девочка будет под присмотром и ни один дурной сон ее не потревожит. А утром все изменится. Об этом уже позаботятся.

Утром Амыра потеряли. Начался обход, а пациента нет. Нашли спустя минут сорок. С таким сложным переломом, после операции, ему запретили подниматься вообще. А тут этакое. Как!? Как он поднялся и дошел по длиннющему коридору в дальний блок? Как его проворонила постовая сестра?! Алексей Давидович Лоор — фронтовой друг Амыра, его ординатор, он же грозный начмед, устроил персоналу разборки и репрессии. Амыра мгновенно уложили на каталку и бегом повезли в рентгеновский кабинет, а потом в палату интенсивной терапии.

Алексей Давидович спешно звонил Лукину. Неделю назад Сергей Владимирович приехал специально, чтобы оперировать Амыра, и должен был улететь транспортным бортом в десять. Часы показывали без четверти. Трубку долго не брали, это не добавляло оптимизма. Наконец-то на том конце недовольно засопели:

— Да, Леха, что случилось?

— Возвращайся. Он самостоятельно ночью прошел больше пятидесяти метров. Сейчас в палате интенсивной терапии без сознания. Давление низкое и дальше падает.

— Тьфу ты, вашу мать! Кого в среднем персонале держишь?! Титьки наголе, подолы по самое не могу! Куда смотрела дежурная! Еду!

Алексей Давидович сидел около кровати шамана и изводил себя и своего друга вопросами.

— Что ж ты, Амыр, творишь-то?! Что тебя, друг любезный, понесло в дальнюю палату? Что ты там забыл, зараза алтайская?!

Или он казах? Может и бурят. Все это не отменяет вопроса, что с ним произошло? Только бы успеть. Только бы успеть!

Лукин тоже нервничал. До госпиталя не ехали, летели с мигалкой и сереной.

Шагнул в палату, на ходу натягивая халат:

— Что тут у вас? Кровотечение?

— Если бы.

— Дай гляну. — Откинул простынку, начал осматривать ногу.

— Не похоже. Дай еще здесь посмотрю. — Зашел с другой стороны кровати.

— Да, загадка бабушки Насти. — Стоял, потирал руки и размышлял, прокручивая в голове самые невероятные варианты.

— Чего рыщите, ироды?

Голос больного прозвучал так неожиданно, что два взрослых мужика, прошедших войну, оперировавших в полевых госпиталях, под грохоты снарядов и свист пуль, вздрогнули:

— Тьфу! Амырище, твою ж! Напугал до мокрых портов! Ты чего удумал, изверг?! Встанешь еще раз без разрешения хоть на одну ногу, я тебе в морду съезжу, зараза!

Алексей Давидович ревел как раненый медведь. Персонал жался к стенам, только Лукин улыбался из-под маски.

— Ладно орать-то, — Амыр чуть приоткрытыми глазами смотрел на своего друга.

Повернул голову в другую сторону и попросил:

— Серега, что-то у меня из-под ключицы как будто торчит, под шкурой зудит и мешает. Посмотри. Однако, привет из прошлого.

— Посмотрю.

Сергей наклонился над больным и замер. Заговорил слишком уж спокойно и медленно:

— Леха, отойди от кровати. И принеси лучше мне такую интересную штучку, ампула называется, а к ней жгут давай и приборчик, шприцем дебилы зовут. Только тихонько так. Я понял, что у него тут. Я понял.

Тот спешно вышел из палаты, он тоже уже все понял. Амыр с восемьдесят шестого года жил с разрывной пулей, которая в свое время не разорвалась внутри тела и жила вместе с Амыром все эти годы. А сейчас она выглянула из-под ключицы.

Начмед не шел, летел по коридору и раздавал распоряжения:

— Готовьте первую операционную. Ассистировать вызывайте Шахматова.

Голова работала очень четко. Много раз читал о таком. Но, чтобы столкнуться самому — Боже сохрани! А вот теперь придется пройти через такое испытание. Оперировать одному — не получится, надо бы втроем, только надо бы умудриться управиться двумя парами рук — чем меньше народу, тем меньше жертв. Тьфу-тьфу-тьфу! Типун тебе на язык, начмед!

Шел к себе в кабинет, потирая в волнении руки. Господи, не дай Господи никому такого. Амыр, милый ты мой человек. Я тебе жизнью обязан. Помню и буду помнить до последнего моего часа, как выволакивал из ямы, в которую меня, пленного раненного и полуживого бросили. Сам себе отмерил еще дней семь-десять, а ты отдал в подарок всю мою жизнь. Вот настал тот день, чтобы я вернул долг. И я верну. Верну!

Телефон уже дымился:

— Ященко? Анатолий Романович? Здравия желаю, это Лоор. Да это я. У меня пациент с разрывной пулей под ключицей. Пуля та с восемьдесят шестого года. Надо оперировать, она начала уже выходить из тела. Хорошо, я жду.

Однополчанин вошел в кабинет и поинтересовался:

— Леха, операционную приготовили?

— Угу.

— Взрывникам или саперам позвонил?

— Угу.

— Ты план операции составил?

— Угу.

— Леха, за меня замуж пойдешь?

— У…, тьфу ты! Что б тебя! Все сделал. Должны ребята из спецназа подъехать, броники привезти, ящик или кастрюлю. Да и посоветоваться не грех. Амыр спит?

— Угу, — Лукин через силу улыбнулся. Он понимал, что надо всеми возможными способами если не снять, то хотя бы ослабить напряжение, которое висело в воздухе и ощущалось как материальная субстанция.

Ожила рация:

— Алексей Давидович, к вам Ященко Анатолий Романович.

— Пропустите и проводите. Они с багажом, пропустите не досматривая — это к операции.

Минут через пять двери кабинета распахнулись:

— Здравия желаю!

— Здоров! — Мужчины пожали друг другу руки.

— Показывайте, что тут у вас.

— Сначала мыться, потом покажем.

И начался первый этап подготовки операции. Сначала осмотрели больного. Прикинули возможные варианты развития событий. Приготовили еще две операционные и вызвали еще две бригады. Все всё понимали и трезво оценивали последствия. Могут быть ранены и сами хирурги, вот тогда ими и займутся коллеги. Если успеют. Надеялись аккуратно извлечь, поместить в ящик на мягонькую подстилочку из войлока и увезти ее отсюда. Решили, что за стол встанут двое, больше пока не нужно: Лоор и Шахматов. Лукин будет в операционной, но под руки не лезет. Тут же встал Ященко с ящиком — вот такая вот игра слов получилась.

Нарядились в бронежилеты, Ященко заставил надеть каски, хотя какой от них прок, если сработает, то осколки полетят снизу вверх, а не наоборот, но спорить не стали. Перекрестились и начали.

Разрезали. Высвободили от тканей. Убрали патрон в ящик. Почистили. Ушили. Зашили.

Сели прямо на пол у операционного стола.

— Эй! Как вы там? Живы?

Шахматов завертел головой:

— Алексей Давидович, простите, у меня слуховые галлюцинации. Кажется.

Лоор вскочил:

— Это не глюки, Слава. Живо к монитору, похоже у нас боец на столе проснулся!

А пациент продолжал:

— Ну и проснулся, и что?

— Амырище, все у тебя не как у людей! Ты спать должен! Спать. Ты понимаешь?! Это не шутки. Сердце такой нагрузки может не выдержать, — с тревогой наклонился над другом.

— Подожди, Леха не шуми. Дай сказать и я усну, проснусь, когда скажешь.

Амыр нахмурился:

— Регина больна и она одна. Задыхается. Пошли к ней этого, Лукин его зовут.

Заговорил громче:

— Лукин! Ключи и адрес у меня в вещмешке!

Теперь перешел на шепот:

— Пусть поторопится. Ей совсем плохо. Проснусь, как скажешь. Конец связи.

— ВЫ такое видали?! Нет, ВЫ такого видеть просто не могли. Я уже двадцать лет стою за операционным столом. И если бы сам не давал наркоз и не контролировал тоже сам, да я бы на хрен сейчас попер анестезиолога, и погоны содрал, диплом порвал. Все! С ним надо как-то договариваться. Мне его шаманские штучки не парой седых волос обойдутся, а лысиной в полбашки!

В оперблок заглянул Лукин:

— Чего пылишь, Леш? Звал?

— Тебе от Амыра поручение. Там какая-то Регина задыхается, ей совсем плохо. ОН! — Врач ткнул пальцем в сторону только что прооперированного:

— Велел поторопиться. Адрес и ключи в вещмешке.

Лукин подошел к хирургу и озабоченно его оглядел:

— Тебе бы, дружище, отдохнуть. Амыр от наркоза еще не отошел. Погоди, это до операции сказал что ли?

— Нет, этот… добрый человек сей цирковой трюк только что продемонстрировал. Вон капитана до икоты едва не довел.

— Хочешь сказать, что с тобой сейчас разговаривал?!

— Сейчас-сейчас.

— Леш, он под наркозом!

— Короче, Серега, если ты не поедешь к Регине, то этот встанет и поедет сам.

— Ё-моё! Сюр, мля. Ладно, все понял и поехал. Машину только дай.

— Ключи в кабинете, в кармане куртки. Все равно здесь останусь. Куда его одного, без пригляду. Заикой кого-нибудь оставит.

— Ну, шаман, ты меня пугаешь, — Лукин бросил взгляд на больного.

— Да ладно, не такой уж я страшный.

Лукин от таких слов вздрогнул, а Лоор рявкнул:

— Амыр! Спи, блин! Ты обещал!

— Да сплю я, сплю.

ГЛАВА 17

Единственная мысль, которая посещала ее голову, стоило ей только подойти к окну или увидеть бегущую воду: «Хочу… Хочу быть богатой… и… знаменитой!».

Воскресный город выглядел пустынным. В погожий денек все старались выбраться на дачи, в огороды, устроить пикник где-нибудь на берегу озера или речки. Лукин по указанному адресу на брелоке от ключей добрался быстро. Сразу нашел дом, поднялся на этаж и открыл дверь.

Регина лежала в спальне, укрывшись с головой одеялом, и действительно дышала с трудом. Лукин положил руку на лоб — температура была высокой. Дела, конечно не особо, но, будем надеяться, не смертельные.

Огляделся, увидел старый ртутный тонометр. Норм, можно хоть осмотреть ее, а потом принимать решение.

Раздвинул гардины, подошел к больной и тихонько похлопал ее по плечу:

— Регина, давай просыпайся. Мне надо тебя осмотреть.

Из-под одеяла показался нос:

— Вы кто и как сюда попали? — Зубы выстукивали дробь, а это означало одно — подъем температуры.

— Ты меня не помнишь?

Подтащил к кровати стул, уселся:

— Сергей Лукин, на днях оперировал ногу Амыра. А сегодня он мне велел приехать и тебя полечить. Давай, выбирайся из кокона.

Поднялся:

— Только руки помою и гляну, что с тобой.

И уже из кухни прокричал:

— Скажи мне, у тебя термометр есть?

В ответ различил еле слышное:

— Аптечка на кухне на верхней полке, там что-то есть. Вообще редко болею, и мне бы просто отлежаться. И осматривать меня не надо, и трогать не надо. И вообще уходите уже. И вообще…

— И вообще, прости, что прерываю. Хорошо, что уселась, рот открой, горло посмотрю.

Регина со всех сторон обложилась подушками и исподлобья глядела на незваного гостя. Доктор понимал, что тут придется уговаривать, а быть может и торговаться. Что ж, хмыкнул про себя, давай попробуем:

— Ну ладно. Давай так. Ты показываешь горло, а я тебе про Амыра рассказываю, — и взял паузу, знал, что не надо в этом случае торопиться, — все честно, ты — горло, я — про Амыра. Он еще тебе велел кое-что на словах передать.

Пауза явно затягивалась и она все-таки решилась:

— Ладно, только без ложки.

— Без ложки, так без ложки. Только вот так тебя поверну к свету. Тра-та-там, тра-та-там. Теперь надо легкие послушать, — он уже знал, что сейчас будет. Ожидание его не обмануло.

— Нет.

Посмотрел на нее, потер пальцем бровь и неожиданно для себя согласился:

— Ладно. Нет, так нет. Амыра прооперировали, но вставать ему еще рано. Мы-то думали аппарат Елизарова поставить, а не получилось. Так вот, есть вопрос, зачем он ночью в дальний бокс ушел?

— Петь.

— Петь? Бред. Пел бы в палате, коль приспичило.

Девушка плотнее завернулась в одеяло:

— Это не пение в общепринятом смысле. Он так называет одну из своих духовных практик. Амыр должен говорить с духами или с душами предков, которые либо его призывают, если кому-то нужна его помощь или он сам такой помощи просит.

— Вот как. Занятно. Давай, все-таки, легкие послушаю. Ты даже майку снимать не будешь. Хочешь, глаза закрою?

— Хочу.

— Годится. Видишь, я закрыл. Все честно.

Она сидела к нему боком. Пока выслушивал со стороны груди, глаза и вправду держал почти закрытыми, когда перешел на спину, то чуть не заорал. Спина была покрыта толстыми рубцами. Он, как хирург, сразу понял, что из кожи на спине вырезали ремни, а потом просто несколькими стежками все стянули внахлест. Кожа была воспалена, шелушилась и выглядела жутко. Как доктор он прекрасно знал, что она ощущает. И, честно говоря, растерялся. Механически переставляя головку фонендоскопа, судорожно искал решение, прикидывал варианты событий, результат которых видел сейчас.

— Вдохни поглубже и задержи дыхание, — его пульс грохотал так, что мешал диагностике. Сам глубоко вдохнул, медленно выдохнул, собираясь с мыслями.

— Так, все понятно. Теперь градусник держи, а мы пока померяем давление твоим ртутным монстром.

— Ничего это не монстр. Это аппарат времен моей прабабушки и по сравнению с электронными, этот более точен. Мы проверяли.

— Погоди. Дай разобраться. Я такие раритеты, только в музее видел, мне же интересно. Так, штуцер вот сюда. Грушу — сюда и качаем.

Минуту помолчал:

— Низковато, но не критично. Давай термометр. И температура почти нормальная, всего-то тридцать восемь и девять. У тебя жаропонижающее есть?

— Не знаю, может и есть. Я погреться под водой хочу. Пусти.

— Сидеть! Ты куда?

— Под душ. Мне холодно.

— Погоди минутку. Сейчас погреемся.

Пошел на кухню, щелкнул клавишей чайника, залез в аптечку, а там — пусто. Абсолютно. Бинт, йод, жгут резиновый и лейкопластырь не в счет.

Внезапно раздался звонок в дверь. За дверью оказалась бабулечка. Кругленькая, седенькая, в цветастом платочке, фланелевом халатике, надетом поверх еще какой-то одежки. Она держала в руках тарелку, накрытую вышитой салфеткой, а оттуда шел умопомрачительный аромат свежеиспеченной сдобы. С любопытством оглядела гостя:

— Здравствуйте, молодой человек!

— Здравствуйте.

— Я к Регине. Она дома?

— Дома, проходите. А вы, так понял, — соседка.

— Правильно понял. Меня Мария Петровна зовут. Регина, — бабушка повысила голосок, — вот, булки нынче пекла и к тебе с гостинцем.

— Да вы проходите в комнату. Болеет Регина. Ангина. Слушайте, а у вас жаропонижающего не найдется?

Бабуля почти оскорбилась:

— Как это не найдется? Все у меня найдется. Это у Регины в аптечке пусто. Там даже пыли нет — я права?

Лукину понравилась эта пожилая женщина.

— Вот милок, держи тарель, сейчас все принесу. Малину, наверное, тоже надо захватить, и чего-нибудь горло полоскать тоже надо взять, — Мария Петровна, рассуждая вслух, поспешила к себе.

Сергей подошел к Регине. Она сидела. Глаза закрыты, сама что-то бормочет. Подошел, тряхнул за плечо. Глаза распахнулись, и она закричала так, что у него моментально покрылся испариной лоб. Так кричали в полевом госпитале молоденькие бойцы от боли и страха, когда на них резали обмундирование, добираясь до поврежденного участка тела. Безумный взгляд, сухие губы, и зубы, выстукивающие дробь.

В себя его привел женский голос:

— А вот и я, с таблетками — микстурками, малинкой, да лимоном. Что ж ты ее, мил человек, пугаешь? Ну-ка отойди, — сухая старческая ладошка легла на горячий лоб.

— У нее около тридцати девяти. Надо бы водкой обтереть. Неси, там где-то в шкафчике у нее стоит.

Пожилая женщина устроилась на краешке кровати:

— Региночка, посмотри на меня. Скажи-ка мне деточка, как меня зовут?

— Мария Петровна, здравствуйте.

— Здравствуй, здравствуй! Чего это вы с Амыром хворать задумали? Все-то вы с ним вместях делаете, все-то вы вместях обретаетесь. Вместях помойных котов ловите-моете, потом вместях от блох дом отмываете, а теперь вместях и хворать надумали. Неча сказать — команда. Давай-ка вот это выпьем, мужика выгоним, водочкой оботремся и все, даст Бог, наладится.

Старушка вышла на кухню. Внимательно осмотрела Лукина.

— Доктор?

— Да.

— Военный.

— Да.

— Ох, ты ж, как все складывается. Вот и не верь опосля этого шаману. Прав ведь был стревец. Проспорила ить я ему бутылку наливки черносмородишной, что военный придет ей в помощь. И не жаль. Нет, не жаль. Тебя-то как звать-величать?

— Лукин Сергей Владимирович — военврач, полковник медицинской службы. Хирург.

— Вестимо, что хирург, по ухватке-то сразу видать. А я терапевтом в районе всю свою жизнь оттрубила. Сколько деревенских через мои руки прошло — страсть. Не об этом речь. Ты сходи-ка в аптеку, принеси то, что напишу. Забеги в районную поликлинику к участковой, по фамилии Тырина, пусть эта дура нам больничный дён на десять выпишет. Скажи, от Марии Петровны — привет, она сразу забегает. А мы тут с Божией помощью пока жар уймем.

— Мария Петровна, там на спине…

— Знаю, милок, знаю, — старушка пригорюнилась, — только не ведаю, как к ей подступиться. Не дается она. Раздеть не получается. Всегда в закрытом под горло ходит. Чем лечить этакую страсть — не ведаю. Там рассекать, да шить наново надобно. Мазилки эти не помогут. Может у вас, вояк, что новое придумали? Ты поспрашай, авось и полечим нашу деточку. А сейчас иди, сынок, у нас время дорого. Днем и посижу, и полечу, и с хозяйством помогу. А ночь — твоя. Стара я для бессонных ночей. Нужна буду — квартира насупротив. Ступай уже.

ГЛАВА 18

«…богатой и знаменитой! …богатой и знаменитой!».

Понедельник — день тяжелый. Это Александр Иванович Белояров знал не только из цитирования народных перлов. На первом месте китайцы. С силой потер бровь. Его интересовало, как эта фитюлечка Тошка ухватила суть? Мимо бы проскакала, пробежала, и пошел бы ты, милый, побираться. Ладно, мы их к ногтю прижмем! Умные самые? Вот же…! Стоп! Сам себе обещал не накручивать? Обещал! Вот и не накручивай! Если за эту канитель Ромка с Моисеичем взялись, то можно быть спокойным. Они всю шоблу быстро раскрутят-разгонят и на место поставят. Эх, не хотелось бы, чтобы к нам Интерпол влез. Хотя Подольский обещал, что только зацепочку даст, пусть сами копают, а то нам только дурной славы не хватало. Итальянцы на подходе, работы — валом, слава Богу! Что ж, благословясь приступим.

Аккуратно нажал кнопку старенького Интеркома:

— Полина, все старье ко мне гони.

— Подольский занят.

— А он и не нужен. Поль, сделай мне чаю, нормального, черного и покрепче. Раз в день можно.

— Хорошо. Будет чай через три минуты, старье — через десять, — и он услышал в голосе старинного верного друга усмешку.

Действительно через десять минут в кабинете у генерального собрались остальные собственники и основатели компании, когда-то ее цвет и надежда, сегодня умудренные жизнью, обогащенные опытом зубры.

Ирэна Михеевна Эмираева — директор по персоналу — черноволосая с седой прядью ото лба, черноглазая, невысокого росточка полненькая цыганка, вся в золоте, которое на ней не смотрелось вульгарно, было вполне уместно с черным, почти в пол, платьем. Рядом сел Вячеслав Аркадьевич Каратаев, начальник юридической службы, высокий, подтянутый, седой мужчина с пронзительным взглядом. Напротив устроился Рискин Семен Моисеевич, начальник финансовой службы компании. Про себя он говорил, что он старый и больной еврей, который фанатеет по советской финансовой дисциплине. Ни слова не соврал, разве что преувеличил про «старый» — ему едва исполнилось шестьдесят. Чувствовал себя и выглядел замечательно: прямая спина, черная кудрявая грива с проседью на висках, крючковатый нос и печальный взгляд хитрых глаз — что сказать, еврей.

— Все в сборе. Ребята, сегодня нам предстоит решить один немаловажный вопрос. Все в курсе, что компания последние двадцать лет росла худо-бедно.

— Таки я скажу, хоть мне и не давали слова. Она выросла до таких размеров, что двигаться с таким откормленным задом просто невозможно! И теперь мы теряем больше, чем приобретаем. Я туманно гляжу на финансовое благополучие фирмы и не дотягиваюсь до положительных результатов прибыли. А отчего такое неудовлетворенное ожидание? Таки могу сформулировать. Это потому, что мы увеличились в разы, стали огромной неповоротливой скотиной. Конечно, в свое время скупали площади и оборудование там, где было выгоднее. Таки выгоднее, где дешевле. И в те халявные времена, можно было с этого снять без надрыва и грыжи вполне неплохой гешефт. Только это был плешивый гешефт!

Его прервал низкий, густой, как патока, женский голос:

— Почему он плешивый, Сема?

— Ирэна, дорогая. Плешивый он потому, что на разных, далеко от основного производства территориях, расположены участки и цеха. Дороги строить не собираются в ближайшие полсотни лет. Транспорт гробится, логисты жиреют, а мы в прогоне. И заметь — это только один процент расходов, который забирает у меня здоровье!

Семен Моисеевич достал из кармана белоснежный носовой платок, по краю обвязанный тонкой полоской кружева, и промокнул на лбу не существующий пот.

— Вот скажи мне, Слава, — он развернулся ко второму собеседнику, — ты умный человек, скажи мне за прибыль. Как ее повысить, туе прибыль? И я за тебя сделаю ответ, что надо уменьшать затраты. А как ты их уменьшишь, если только транспорт столько жрет?

— Сема, может, воруют много? — Ирэна крутила в руках ручку и на стене от колец играли блики.

— Ирэна, дорогая. Как не воровать — живем в России. И с другой стороны, таки ты сама этих воров набирала.

Теперь его перебил сам Белояров:

— Подожди, Сема, Давай других послушаем.

— Саня, что тут слушать, надо что-то решать!

— Вот и решаем. Нас от этого всего спасет только реструктуризация. Если мы выделим три филиала при одной голове, то можно попробовать сохранить все или что-то продать, оставить только голову и расширять производство, уже здесь, у нас под боком.

— Три? Саня, ты имеешь в виду, что каждый филиал будет самостоятелен в производственных задачах, но не в финансовых? — Ирэна смотрела на своего давнего друга и сама про себя улыбалась, не изменился Саня Белояров за двадцать лет. Только седина немного припорошила виски. Жаль Вера так рано ушла, какая была красивая пара.

— Да, не в финансовых. Пока так, а там посмотрим.

— Кто возьмет эти три филиала? — Каратаев оглядел давних друзей и деловых партнеров.

— Какие-то странные вопросы вы задаете, ребята. Сашка-мелкий сядет во главе Заречного, Ромка — возглавит тот, что в промзоне, а третий возьмет Сергей Каратаев. Да-да! И не сверкай на меня глазами — поздно, Слава. Твой сын будет директором на третьем участке.

Тот все-таки решил уточнить:

— Подождите, почему Серега? Почему не Алексей, Сань?

— С Алексеем все не так просто. Ему пока не до того и он не хочет бросать свой Центр в Австрии.

— Слава, как будем оформлять все это? — Семен Моисеевич как всегда требовал конкретики.

Вячеслав Аркадьевич пожал плечами:

— Пока не знаю, надо смотреть.

Белояров хлопнул ладонями по столу:

— Скажите мне, все согласны, что пока не надо компанию делить, надо отдать детям управление частями? А координировать пока станем сами и посмотрим, что из этого получится.

— Таки все — «за»!

— Ирэна? — Та кивнула.

— Каратаева не спрашиваю, потому, что это его идея.

Внимательно еще раз оглядел друзей:

— Какие-то проблемы есть, что нужно разрешить сегодня?

Все дружно помотали головами.

— Тогда — работаем. Слава, останься, кое-что надо бы обговорить.

Двое поднялись и покинули кабинет.

А генеральный поинтересовался:

— Что с юридической службой?

— А что с ней? Завелась козявка, попыталась прикормить еще парочку, номер не прошел. Последствия знаешь.

— Ее убрали?

— Да. Подчистили все основательно. Уволили и двух помощников. Решили пока объявить только об одной вакансии. Ирэна на это место уже прислала юриста. Ее еще не видел. Говорит, что взяла неплохого специалиста. Может для разминки поставить на место Регины? Пока у меня в отделе муть не осядет?

— А что с Региной?

— Как в детском стихотворении: у Регины — ангина. Дома посидит десять дней, если осложнений не будет. А у нас итальянцы на пороге. Их надо еще с китайской горячкой развести.

— А ты под китайцев что отдал?

— Все левое крыло старого офиса. Его подшаманили и там есть отдельный выход. Коль аресты пойдут, то сотрудники хотя бы не будут зрителями такого шоу.

— Ладно, пусть пока займется итальянцами. Напортачить тут трудно, да и Тошка с Эмиком на подхвате, эти, наверняка, в курсе дел.

— Контроль на ком?

— Сам смотреть буду. Только документы подготовь. И будь добр, проверь. Нам только «Китайцев — 2» не хватает.

— Добро. Все?

— Все.

Мужчины покинули кабинет и разошлись в разные стороны. А в это время в орготдел входила женщина лет двадцати пяти — двадцати восьми, в брючном костюме цвета горького шоколада с элегантной сумочкой в руках. Тоненькая, невысокого роста, кареглазая шатенка, она держалась уверенно и спокойно.

— Здравствуйте, я — Рощина Наталья Михайловна. Сказали, что Регина Александровна прихворнула, вот ее функционал, пока будет на мне.

— А потом? — Дуэт был очень слаженным.

Новенькая улыбнулась в ответ:

— Меня вообще-то взяли в юротдел. А что потом, кто его знает, этого «потом», — женщина огляделась, подошла к столу Регины, поставила сумочку в нишу, посмотрела на двух молодых людей. Девочка в огромных очках, бейсболке, развернутой козырьком назад представилась:

— Я — Татьяна, мне привычнее — Тоша.

Молодой человек выглянул из-за монитора:

— Я вообще-то — Эммануил, но меня все зовут Эмик.

— Очень приятно!

— И нам, — ребята с интересом присматривались к новой временной начальнице, но какого-то негатива с ее стороны, снобизма или высокомерия по отношению к ним, не почувствовали.

Расположившись за столом, начала расспрашивать подчиненных:

— Давайте, рассказывайте, что делаем ближайшие два-три дня. Ирэна Михеевна сказала, что компания встречает итальянцев. Что на нас?

Ответила девочка:

— На нас встреча, размещение, быт, культурная программа, организация конференцзала для переговоров, перевод в период отдыха, компьютерное и информационное сопровождение.

— Кто последними двумя занимается?

— Мы, — хор был слаженным и немножко удивленным.

— Понятно. Что-нибудь уже готово?

— Да все почти готово. Вот распечатка. Только Регина Александровна не стянула все по времени с самими переговорами и таможня с подарками зависла, — Эмик подал Наталье Михайловне папку с документами.

Тошка встала у нее за спиной и взялась комментировать распечатку встречи:

— Мы их встречаем в аэропорту и сразу отвозим на Большую Дачу — это база отдыха. Они там были в прошлые переговоры, им так понравилось, что сейчас не захотели жить в отеле. Дома там цветные, так вот за ними забронировали коричневый домик. Мы будем в зеленом. Три номера, все коммуникации работают, отопление есть, вода, душ, туалет, все действует. Только завтра надо съездить, проверить. Дальше. Из троих — два мужика и тетка.

Наталья Михайловна засмеялась такой непосредственности:

— Тооошааа!

— Да ладно, леди и два джентльмена. У каждого по номеру. Общий холл. Общий холодильник. Это тоже завтра надо проверить, а то они такие прожорливые — жуть. Пиво им очень нравится. Так, что надо затариться по полной. Каждый из них за вечер выпивает литра по три, по четыре.

— Слабаки. У нас Егорыч под таранечку и мужской разговор ведро приголубить за вечер может, — Эмик комментировал, не высовывая носа из-за монитора, поэтому создавалось впечатление, что это домовой откуда-то из-под стола ворчит.

Сестричка не выдержала:

— Эмик!

— Да молчу, я! Молчу.

— Так, на чем остановились-то? — Девушка вытянула откуда-то из-под бейсболки карандаш и что-то отметила на листке.

Наталья Михайловна кивнула:

— На пиве.

— А что до пива было? Эмик! Не перебивай больше, и без тебя голова как улей!

Из-за монитора тут же вылетело предположение:

— Жужжит и шевелится?

В Эмика полетел смятый в шар листок. Он проворно его поймал:

— Двадцать второй! Полет нормальный!

Наталья, просматривая распечатку, делала заметки на полях. Дойдя до встречи поинтересовалась:

— Приедут они вечером или утром?

— В час Москвы будут здесь, значит, у нас будет четыре. Пока доберемся из аэропорта, это — шесть. Отдых. Ужин. То, да се и баиньки, — Тошка, поправляя очки, смотрела на нового руководителя, и погрозила Эмику кулаком из-за ее спины.

Увидев пометки, что та делала на сценарии встречи, снова сосредоточилась на бумагах:

— Второй день. Надо выяснить, во сколько начало переговоров. И от этого уже плясать.

— Кто ведет переговоры?

— Генеральный сам.

— Ясно. Что там дальше?

— После переговоров, если не затянутся, обед, а там едем по грузди. Если будет дождь, отправимся на форелевое озеро ловить рыбу. С навесом над пристанью дождь не помеха.

Из-за монитора показался кончик носа, а потом очки:

— А я слышал, что в дождь грибы быстрее растут и рыба лучше клюет.

Тошка подпрыгнула и развернулась всем корпусом к брату:

— Эмик! Дальше ужин или с грибами, или с рыбой, — это прозвучало с такой реальной угрозой, как будто бы Тошка грозилась пустить на обед не рыбу или грузди, а Эмика.

— День третий. Утром едут подписывать договор, сувенирами обменяются, фишка у них такая, потом запланирована оперативная прогулка по лавочкам декоративно-прикладного искусства и провожаем до аэропорта. Все!

Наталья подняла голову от бумаг:

— Что с транспортом? Машину уже дали?

— Нет, но лучше просить «Мерсика».

— Кто такой «Мерсик», у кого просить станем?

— «Мерседес» — это микроавтобус на восемь мест. Новая комфортабельная машина. В нее поместятся все гости и мы тоже. А просить надо у Пал Палыча Русанова — он завгар. Заявку у гендиректора придется на «Мерсика» подписывать, зам по транспорту в отпуске.

— На завгара. Заявку. Подписываем у генерального?

— Ага!

— Почти все поняла, если что, по ходу разберемся.

— В чем вы собрались разбираться?

В кабинет вошел Александр Иванович и остановился у стола, где сидела… Регина? Нет — новенькая, а ему на мгновение показалось, что это Регина, только волосы темные. Странно, что он обознался, но перед ним была Наталья Михайловна Рощина. Надо же, как похожи. Он почему-то замер, рассматривая ее. Медленно и глубоко вдохнул и почувствовал какой-то аромат. Еле уловимый аромат. Приятный, теплый и такой родной. Тряхнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение.

— Так в чем нужно разобраться? — Повторил свой вопрос.

Она начала отвечать, не поднимая головы от разложенных по всему столу листов:

— Мы собрались разбираться в логической цепочке: генеральный — завгар — «Мерсик». Надо еще узнать, как к генеральному на прием попасть.

Тошка и Эмик, вытаращив глаза, стояли-сидели, и опасались лишний раз вздохнуть. В компании генеральный директор мог сравниться только с и.о. Господа Бога. А тут он вдруг сам, вот так запросто вошел в кабинет и разговаривает с новой начальницей. Хотя у всех возникло подозрение, что та даже не подозревает, с кем беседует.

Эмик старался подать сигнал Наталье Михайловне. Вот Регина бы его сразу поняла, а эта подняла глаза от документов, и начала внимательно присматриваться, и отчего-то хмурила брови. Как-то очень знакомо она их хмурила. В конце концов, не выдержала:

— Тоша, посмотри, пожалуйста, на Эмика, по-моему, у него припадок. Нет?

Девочка глянула на корчащего рожи брата, моментально все поняла и бросилась ему на помощь:

— Ааа… нет… он… это просто солнышко так… ему в глаз светит, ага.

Наталья ничего не могла понять. С Эмиком явно творилось что-то неладное. Бедный паренек то часто кивал головой, закрыв рукой рот, то делал большие глаза, то вдруг начинал подмигивать одним, то другим глазом, при том, что солнышко светило ему в спину.

Молодая женщина задумалась и спросила:

— Может, ему помощь нужна? А мы ничего не делаем…

Александр Иванович тоже внимательно смотрел на молодого человека, и уже все понял. Скрывая улыбку проговорил:

— Нет, Наталья Михайловна, тут все в порядке. Вот мы сейчас пройдем ко мне в кабинет, весь припадок сразу закончится. Правда, Эмик? — Тот, соглашаясь, часто-часто закивал.

Наталья, пребывая в полной растерянности, отправилась следом за мужчиной, оглядываясь и явно недоумевая, что же здесь происходит? Уже в коридоре ее руку взяли, положили на сгиб своей и не торопясь направились в сторону приемной генерального директора компании. Вошли, кивнули секретарю, попросили чаю и провели в кабинет, на табличке которого было указано: Генеральный директор …, остальное она не успела прочитать.

Когда вошли в кабинет, Александр Иванович нехотя отпустил ее:

— Давайте знакомиться, — и широко улыбнулся, — Белояров, Александр Иванович.

— Наталья Михайловна Рощина, — новая сотрудница явно была смущена и несколько растеряна.

— Присаживайтесь, сейчас будем чай пить. Конфеты любите?

Девушка кивнула и подумала: слишком уж демократичные нравы в этой компании. Непривычно как-то. А генеральный махнул рукой в сторону зоны отдыха:

— Вот и чудесно. Я тоже сладкоежка. Присаживайтесь, где вам будет удобнее. Так что там с «Мерсиком»?

Она опустилась в одно из кресел:

— Простите, я в компании работаю всего лишь, — она глянула на часики на тонком запястье, — два с половиной часа и еще не успела разобраться. Но ребята, сказали, что на этом автомобиле будет оптимально доставить из аэропорта гостей и тех, кто их будет встречать. Думаю, вообще лучше одну и ту же машину закрепить за этим мероприятием на все время пребывания гостей.

Мужчина открыл створку шкафа, вынул оттуда небольшую коробку сладостей:

— А вы самисобираетесь их встречать?

— Пока не знаю, как будет лучше. Может быть, дела будут обстоять таким образом, что мне будет лучше быть здесь. Хотя опасаюсь оставлять гостей на Тошу и Эмика. Ребята чудесные, но не слишком ли молоды для такого дела?

Дверь открылась, вошла Полина Платоновна с двумя чашками, чайником и сахарницей на подносе. Она постаралась не выдать своего удивления видом открытой коробки конфет на столе. Конфеты для шефа заказывали только в одном месте в Швейцарии, и он никогда их никому не предлагал. Ее угостил только единожды. По какому-то серьезному поводу. А тут открыта вся коробка. Боже! Что происходит? Ее, бедную, уже распирало от любопытства.

Александр Иванович слушал план встречи с итальянцами и думал. Вот эта вот женщина была ему нужна. Откуда-то знал это так твердо, что не допустил ни малейшего сомнения в этом странном знании. Нужна. Просто необходима! Нельзя допустить, чтобы взяла и исчезла. Ирэна говорила, что у нее испытательный срок. Выход один, распорядиться, чтобы приняли без испытательного срока.

Ее голос ласкал слух. Чистый, как горный ручеек, звенит и переливается интонациями, его можно слушать бесконечно. Вот берет чашку, отпила глоток, глаза распахнулись в удивлении и он еще раз убедился в том, что именно она ему нужна. Нужна. Не на минуту, не на неделю. На всю жизнь?

Тряхнул головой, вдох — выдох, чтобы прийти в себя и не натворить глупостей, снова начал вслушиваться в ее голос и понял, что пропал. Основательно и безвозвратно. А она в очередной раз сделала глоток, глазки распахнулись в восхищении:

— Вкусно. Такой замечательный чай пила, наверное, только в детстве. Почему-то считала, что этот вкус — просто детские воспоминания, которым во взрослом мире не место. Оказывается, а вот и нет, — она искренне рассмеялась, а он пил эту радость, и в душе расцветало какое-то неведомое или давно забытое чувство. Сидел и не мог найти ему определения, но так хотел его удержать, продлить, а в идеале никогда не потерять.

Слушал, любовался, старался как можно незаметнее вдыхать ее аромат и радовался, превращаясь в того юного Саньку Белоярова за которым бегали все девчонки университета.

Старые часы пробили пять раз. Рабочий день закончен. Все было обговорено. Вопросы решены, планы скорректированы, чай выпит. Нужно ее отпустить, взять себя в руки и отпустить. Завтра будет день, он найдет повод для встречи. Давай, Саня, она уже стоит у двери. Отпусти ее до завтра.

— До завтра.

— До свидания, — Наталья Михайловна кивнула и отправилась в свой кабинет, имея на руках список дел, которые нужно решить до завтрашнего утра, а часы уже показывали семнадцать десять.

ГЛАВА 19

«… богатой! … и знаменитой!»

— Тоша, Эмик, время — восьмой час. Давайте-ка собираться. Завтра будет день, будет пища — так моя бабушка говорит, — Наталья Михайловна прикрыла уставшие глаза.

Приоткрылась дверь кабинета.

— Привет, трудящимся!

— Здравствуйте, Александр Александрович, — Тошка с удивлением смотрела, как в кабинет заглядывает Пижон. Он не хотел входить, но увидев незнакомое, но кого-то явно напоминающее, лицо, перешагнул порог.

— Ребята, я к вашему деду на консультацию. Если вы домой, то нам по пути, — он внимательно осмотрел незнакомку. Подошел поближе, представился, она тоже себя назвала. Молодой человек забрал ребят, прощаясь, кивнув, шагнул за порог кабинета, а сам никак не мог сообразить, кого она ему напоминает?

Выйдя на улицу, Наталья Михайловна не торопясь пошла вдоль здания, не замечая, что следом катится автомобиль, а из-за стекла за ней наблюдает генеральный директор одной из крупнейших компаний страны.

А в другую сторону к машине поскакала Тошка, за нею степенно шли Эмик и Александр Александрович, громко обсуждая последнюю игру ЦСКА. Вдруг около Тошки остановилась машина с тонированными стеклами, оттуда выскочил мужик, сгреб девочку в охапку и начал запихивать ее в салон. Она визжала и кусалась. Нескольких секунд хватило, чтобы пара любителей спортивных игр подлетели к похитителю. Один вцепился в Тошку, а второй нанес сокрушительный удар похитителю по шее. Вор разжал руки, дернулся и упал на асфальт. Из здания компании уже бежали сотрудники охраны. Машина рыкнула движком и с открытой дверцей рванула к перекрестку. Визг шин слился с выстрелом по колесам. Машину повело, она перестала слушаться управления и остановилась. С водительского места вывалился кто-то и с визгом побежал, петляя как заяц. Навстречу ему не торопясь шла девушка, весело цокая каблучками. Она подставила ножку бегуну, тот с визгом грохнулся и замер.

— Это ваше? — Девушка обратилась к подбежавшим людям.

— Наше! Это теперь наше!

Молодой человек в форме охраны, упираясь руками в коленки, отпыхиваясь, остановился напротив нее:

— Девушка — вы мой идеал, — разорялся он на всю улицу, — мое восхищение не знает границ! Я… ваш… поклонник! Не дайте… увянуть… благородному чувству! Дайте телефончик, а…?

Она засмеялась:

— Телефончик мне самой нужен, потому не дам. Зато дам рекомендации по бегу на короткие дистанции, а то так можно и до больнички не добежать. Смотрите, как тяжело дышите! Приходите, молодой человек, в клуб «Атлант». И не благодарите! До встречи, надеюсь.

— До встречи! Я обязательно…уфф… приду! — Крикнул ей вслед.

Она весело зацокала каблучками, а он не мог остановиться в высказывании восхищения:

— Что за девочка. Мечта, а не девочка!

К месту происшествия подбежал Степан. Посмотрел на лежавшего, тяжело вздохнул:

— Что ж за начало недели такое?! Забирайте это г…, будем разбираться.

А Тошку трясло. Она не могла успокоиться. Заплакать не получалось. Вцепившись в толстовку Эмика, никак не могла разжать пальцы. Стояла, вспоминая уроки деда, он давно раскрыл ей нехитрый секрет: чтобы успокоиться, надо глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Надо себя взять в руки и вдохнуть. Это же просто! Стояла и даже не замечала, что разговаривает вслух.

Эмик тоже был перепуган не на шутку. Он судорожно перебирал варианты возможных похитителей и понимал, что информации не хватает. Суску забрали, кто еще мог быть заинтересован в похищении, он придумать не мог.

Неожиданно на пальцы Тошки легла чья-то маленькая ладошка. Девочка повернула голову и увидела, что это Наталья Михайловна поглаживает их с Эмиком руки.

— Хорошо, что не успела далеко уйти, — она заговорила нарочито медленно, спокойные интонации заставили обоих ребят начать прислушиваться к ним.

— Тошенька, смотри на меня.

Установив зрительный контакт, она продолжала:

— Как же ты перепугалась, девочка. Дай глазки посмотрю. Глянь на небо!

Тошка послушно завела глаза под лоб.

— А теперь снова на меня, — девочка послушно выполнила команду.

— Молодец, а теперь со мною вместе: вдох и медленно выдох. И еще разок. И еще. Умница!

Около них остановилась машина, из нее очень энергично вышел генеральный:

— Я почти все видел.

Он что-то хотел еще сказать, но Наталья Михайловна его перебила:

— Александр Иванович, Тоше нужна помощь, я могу этим заняться. Только мне нужен пчелиный воск с ее кулак, непитая вода и дом, обыкновенный деревенский дом, не высотка.

Он, не спуская с нее глаз, кивнул:

— Садитесь в машину, сейчас все организуем. Тоша, Эмик, давайте, ребятки, забирайтесь в салон.

Белояров-младший тронул отца за рукав:

— Пап, я их заберу. Всем у тебя будет тесновато.

— Годится. Домой поедем.

Минут через сорок подъехали к коттеджному поселку. Поселок как поселок, никаких дворцов, крепкие основательные дома вдоль улицы, асфальтированные дороги. Все огорожено и на выездах пропускные пункты.

Ворота усадьбы были открыты, их ждали. На крыльцо вышла дородная высокая женщина, одетая в домашнее платье и фартук.

— Слава Богу! Приехали! Здравствуйте! Меня зовите Ириной Павловной. Что там у вас стряслось, что воск понадобился?

Женщина говорила, говорила, сама задавала вопросы, сама и отвечала них. Ей не требовался собеседник, она вполне себе справлялась с этими двумя ролями.

Тошка стояла около машины и жалась к брату. Тот оглядывал двор, рассматривал дом, оценивал парк. А посмотреть было на что. Голубые ели, кедр, какие-то деревца с кронами совершенно невообразимых силуэтов, кустарники с причудливой формой веток и не облетевшей еще листвой. Замысловатый маршрут дорожек, то тут, то там островки каких-то растений с красными, желтыми, даже все еще зелеными листьями.

Наталья Михайловна тоже разглядывала все это с интересом, пока не почувствовала на плече мужскую руку и не услышала:

— Идемте в дом, прохладно уже. Все-таки осень на дворе.

Вошли в прихожую, которую прихожей назвать было нельзя. Красивый просторный холл с двумя лестницами, одна из них вела на второй этаж, а другая — вниз. Четыре двери. Две из них распахнуты. Эмик с шумом втянул носом воздух:

— Вкусно пахнет. Тош, ты есть хочешь?

— Я жить хочу! Я…, — Эмик ладонью зажал ей рот.

— Тихо, не бузи. И вообще, мне бы надо привыкнуть, что у нас разные приоритеты, — Эмик, как всегда начинал болтать ни о чем, стараясь немножко задеть ее, чтобы внимание с дурацкого события переключилось на него, чтобы акцент эмоций сместился, она отвлеклась от потрясения, рассердилась на него и угроза истерики отступила. Бы.

— Так вот, о приоритетах. Вот у меня, в приоритете всегда…

— Пожрать! Пожрать у тебя в приоритете!

— Правильно. А как ты догадалась?

Тошка фыркнула:

— Тоже мне, задачка.

И начала осматриваться, прижимаясь к брату:

— Эмик, я боюсь. Правда, боюсь. Сильно-сильно.

— Тош, — он крепко прижимал сестру к себе, — я тоже за тебя боюсь. И тоже сильно-сильно. И боюсь больше чем ты, потому, что не понимаю, что происходит.

— Я тоже боюсь, — к ним подошел Александр Александрович.

— Боюсь за Тошку, потому, что тоже не понимаю, что вокруг вас творится, боюсь за Эмика, потому, что он в своем незнании и желании защитить вмажется куда-нибудь, боюсь за отца, он много работает и в последнее время сильно устает, боюсь за брата, Алешка частенько рискованно водит машину. Я много чего боюсь. Только меня учили, что бояться — это нормально для психически здорового человека. Страх — это реакция организма на опасность. Нужно найти источник и его уничтожить или хотя бы нивелировать его действие. Только бояться долго нельзя, так и…

— С глузду съехать можно! За стол идите, психотерапевты доморощенные. Руки мыть и за стол! — Ирина Павловна выглянула с кухни и проследила траекторию движения прибывшего народа.

— Эмик, — Тошка доверчивыми глазами, полными слез, смотрела на брата, — я есть, наверное, не смогу, меня стошнит.

К ним подошла Наталья Михайловна.

— Александр Александрович, я правильно поняла, что вы сын Александра Ивановича?

— Все верно, он мой сын.

Александр Иванович стоял сзади и внимательно наблюдал за реакцией этой женщины. В голове пронеслось сразу с сотню мыслей, а главной была одна: неужели Саня ей понравился? Он моложе, интереснее. Да и у них, наверняка, разница в возрасте меньше, чем у меня с ней. Надо что-то делать. Надо увести ее отсюда. Надо… надо… надо… Раздражение росло и грозило перелиться через край ревом раненого зверя. Только Наталья Михайловна его удивила, повернувшись к нему лицом, спокойно проговорила:

— Тоше сейчас есть нельзя. От этого может стать только хуже. Ей нужна вода из колодца, родника, ключа. Раздобудьте, пожалуйста. Для начала ее напоить этой водой нужно. И баня, мальчика нужно в баню.

— Воды как много? Кружку? Ведро?

— Пару ведер вполне достаточно, — Наталья улыбнулась, — для бани. А для малышки стакана довольно.

Высказав просьбу, она уверенно пошла в сторону кухни. Как будто бы жила здесь всю жизнь. Она не вела себя как хозяйка, нет, ни в коей мере, но рядом с ней все становилось на свои места, жизнь обретала более четкие очертания и становилась на порядок интереснее.

— Что сейчас было? А? — Александр Александрович в веселом недоумении уставился на отца.

— Вот и мне бы понять, что. Ладно, идите, переоденьтесь и ступайте выполнять поручение.

— Какое такое поручение? — Эмик уже что-то жевал.

— Нужна вода из колодца, родника, ключа. Пару ведер. И баня. Эмика нужно в баню!

Сказал, а сам быстро отвернулся от ребят и практически побежал на второй этаж. Бежал по лестнице, переступая через ступеньки, сердце грохотало о ребра, а он задыхался не от широкого быстрого шага, нет, он задыхался от желания. Там, в холле при словах о том, что она заказала баню, воображение быстро подкинуло картинку хрупкого маленького женского тела на белой простынке на полке. Он увидел мужскую фигуру с веником в руке, нежно помахивающую веником над ножками и попой разомлевшей красавицы. Сам себе хмыкнул.

В его жизни, как только Верочка ушла за грань, оставив трех мальчишек у него на руках, женщин было не так много. Редко разовые встречи. Была и постоянная женщина, которую он изредка навещал. Делил постель, как смеялся его верный друг, справлял надобу. Помогал ей в тяжелые моменты жизни, чем мог. Но чтобы вот так, как было принято в его родительской семье, когда по субботам мать с отцом вместе намывали гвардию его братьев, а потом уединялись в баньке часа на два? После отец нес маму на руках, закутанную в простынку, укладывал на кровать в горнице, задергивал занавески на окнах и двери, грозил им пальцем, при этом шептал:

— Тихо сидите, пусть мать отдохнет, умаялась, поди за неделю с вами, неслухами, — и они, действительно тихонько играли, пока мама не выходила из горницы сушить длинные волосы, расчесывать их костяным гребнем и рассказывать бесконечную волшебную сказку.

Такого у него с уходом Веры не стало. А могло быть. И он понял, что будет. Без какого-то напряга, высчитывания вариантов событий, понял: вот будет и все. Только не надо торопиться. Пусть все пойдет своим чередом. Она пока не знает ничего, и пусть остается в неведении, для ее же спокойствия. И счастья. Их счастья.

Тем временем Тошка уже сидела на пороге гостевой комнаты, над ее головой одной рукой Наталья Михайловна держала миску с водой, второй рукой в холодную воду лила растопленный воск, при этом, что-то бормотала. Пыхнуло легкое облачко пара, запахло воском, летним лугом. Врачевательница выглянула из комнаты и кивнула Эмику:

— Тихонько отведи ее на улицу и определи на солнышко, пока оно не ушло.

Откуда вынырнул Сан Саныч, он же Белояров-младший, никто так и не понял. Аккуратно поднял Тошку на руки, прижал к себе и понес. А Тошка неожиданно для себя обняла его и уткнулась куда-то в основание шеи. Через мгновение, смешно и щекотно посапывая, она уже спала. Эмик с растопыренными руками стоял в недоумении и даже в потрясении, потом повернулся к Наталье Михайловне, спросил:

— Чем помочь?

Получил ответ:

— Баней.

— Понял. Пошел. Хотя ничего не понял.

Наталья Михайловна улыбалась. Держала в обеих руках по миске и наблюдала за происходящим. Она подумала, что теперь с Тошей все будет хорошо, и странная ситуация должна в ближайшее время разрешиться, а все Тошкины страхи вылились, только не стоит смотреть на воск, чтобы самой не испугаться. Спустилась со второго этажа и не заметила, что за нею идет Александр Иванович, внимательно наблюдая за каждым движением.

Добежав до своей комнаты, отчаянно торопясь, переоделся из офисного костюма в джинсы и футболку, стал выглядеть намного моложе своих пятидесяти. Сейчас наблюдал за женщиной и пытался уложить возникшие чувства в душе и в голове.

Тем временем Наташа остановилась на крыльце в раздумье, оглядывая двор.

— О чем задумалась?

Оглянулась на голос:

— Мне нужно вылить эту воду под дерево или кустарник женского рода, только не под елку.

— Береза подойдет?

Подумала мгновение, кивнула.

— Идем, около пруда растет береза, туда и выльем. Только погоди секундочку, — вернулся в холл, взял две толстовки, — осень, уже прохладно.

Щелкнул тумблером, включая отопление в застекленной беседке у озера.

— Надень, — протянул ей толстовку.

Наташа помотала головой:

— Миску эту не могу выпустить из рук, сначала надо вылить воду, а потом вымыть руки.

— Давай так. В одну руку бери свою миску, вторую дай мне, рукав на нее надену, а потом повторим процедуру с другой рукой.

— Я же руки не мыла.

— А ты в кулачок сожми и в рукав, не запачкаешь. Вперед.

Он надевал на нее толстовку и млел от счастья. У него была возможность, — заметьте, все приличия соблюдены и никаких пошлостей, — помочь ей одеться, хотя не столько помочь, сколько прикоснуться к ней под благовидным предлогом, еще раз вдохнуть ее запах и замереть на мгновение от восторга. Закатал рукава, поправил воротник и все придумывал, какой предлог найти, чтобы прикоснуться к ней хотя бы еще раз.

— Хочешь, — он перешел на «ты», — поужинаем в беседке?

— И околеем. Правильно поняла, что беседка на берегу озера?

— Да, но околеть не успеем.

— Окочуримся быстрее? Только я бы в тепле посидела.

— Договорились, в тепле, так в тепле.

Шел, улыбался, представляя ее удивление, когда она войдет в теплую застекленную беседку, и стало так хорошо на душе в ожидании ее восхищения.

Подошли к озеру. Вода была вылита под березу, руки вымыты ледяной озерной водой.

— Брр, вправду осень. Вода-то какая стылая, аж зубы ломит.

Мужчина задохнулся от радости, слово из детства вернуло его в пору большого и безграничного счастья. Надо же, вода стылая!

— Давай сюда, — и протянул к ней руки.

— Чего давать? Зубы, которые ломит? Нет уж, пусть они пока побудут при мне. Я ими дорожу.

Александр Иванович улыбаясь, развернул ее лицом к себе, положил ладошки себе на грудь, накрыл своими большими руками, а сверху еще и полами толстовки.

— Так лучше?

— Определенно. Только теперь мне не видно озера.

Она предпочла бы не прикасаться к нему. Бог его знает, что у этого олигарха на уме. Все они одним мирром мазаны. С другой стороны посмотреть, он мужчина, а они тоже… ну… все такие. Да. Абсолютно все. Исключение составляют только влюбленные. Где тут влюбленность? Ей почти тридцать, господа! О чем вы?! Какая влюбленность? Все теперь по жизни должно быть тихо и ровно. А ей нужно спокойствие и стабильность, в том числе, отсутствие мужчин в обозримом будущем. Она считала, что на старости лет, (по ее мнению, именно в тридцать старость и начинается!) она имела право на тишину. Дом — работа, работа — дом. Все. Больше ничего не нужно. Никаких отношений. «Душа должна обретаться в покое», — так наказывала ей пожилая сиделка в больнице. Так она и проживет. Одна. В покое. Вот только поможет этой девочке. И домой.

Кстати, про домой. Надо спросить, как назад добраться. Здесь, наверное, автобусного сообщения нет, придется из города такси вызывать. И сделать это надо сейчас. Пока машина до этого места доберется, уже темно будет. Подняла глаза, обратила внимание, что мужчина для нее высоковат. Повертела головой, как будто искала табличку:

— Александр Иванович, как этот поселок называется?

— Тривиально. «Озерный». Почему спросила?

— Потому, что такси нужно вызвать, домой пора.

— Уже? А не хочешь остаться переночевать? Я очень редко делаю такие предложения.

Ей подумалось: Господи, спаси и сохрани от таких предложений.

— Не хочу.

Высвободила руки, и шагнула на дорожку, ведущую к дому, и даже не зашла в беседку. Он огорчился.

— Я хотела…, — а у него зашлось сердце: передумала и остается!

— … сказать про Эмика и вашего сына. Они тоже очень сильно испугаться успели, но не настолько, как Тоша. Бани им вполне достаточно. Только после нее нужно окатить мальчиков водой из колодца.

Когда подошли к дому, их встретила Галина Ивановна — сестра Александра Ивановича. Она только хотела о чем-то спросить, но закрыла рот — сам был в ярости. Бедная женщина ожидала взрыва. Уж их-то досыта насмотрелась от любимого братца. Такие периодически случались с самого детства. Этих вспышек даже отец боялся. Гляди-ка, а эта идет рядом и не дернется. Господи, страшно-то как!

Прикрыв рот кончиком платка, так и стояла, боясь даже моргнуть. А птичка-невеличка шагнула к ней навстречу:

— Галина Ивановна, все, что сейчас нужно ребятам рассказала Александру Ивановичу. Если молодые люди в бане вымылись, то пусть обольются из ведра водой из колодца.

Наташа, внимательно смотрела на Александра Ивановича, хотя разговаривала с его сестрой.

— Мужчины не особо на это обращают внимание — это ведь женская участь передать детям правила поведения, обычаи семьи и рецепты сохранения здоровья. Пожалуйста, проследите за этим. А мне пора, приятно было познакомиться. До свидания. И еще, — она подошла и что-то прошептала женщине на ухо. Потом внимательно посмотрела той в глаза и решительно покивала. Бледная Галина Ивановна, недоверчиво поглядела на собеседницу, потом хлопнула себя по бокам и тоже закивала. Так они и расстались.

Александр Иванович не позволил гостье вызвать такси, а оправил ее на своей машине. Как только мигнули фонари на повороте, сестра услышала зубовный скрежет.

— Галя! Есть сегодня не буду! — Рявкнул он, и получил со всего маха деревянной ложкой в лоб.

Сестрица стояла с ожиданием в глазах, а потом и вовсе выдала непонятное:

— Молодец, девка, все правильно сказала.

— Эй, ты чего? — Уже нормальным голосом спросил сестру, потирая место ушиба.

— За стол, говорю, садись! Ужин давно остыл. Мальчишки в бане плещутся. Алеша в городе остался. Вот тебя накормлю, мне еще Эмика надо определять куда-то на ночевку. Может его в кабинет поселить? Там тахта удобная и длинная. Наверное, там и постелю. А ты ешь, ешь, я-то уже попробовала. Куриные отбивные сегодня удались. А завтра к утру квас созреет и будет тебе окрошка с хреном. Редьку вечером положу, а то, боюсь, будешь подчиненных трелями из туалета пугать.

Он плюхнулся на стул, во все глаза глядя на сестру:

— Галя, что происходит?

Женщина аккуратно присела напротив и по-бабьи подперла кулачком щеку:

— А вот и мне бы знать. Всю жизнь тебя эти приступы доводили до упадка сил. Как в ярости, так все покрушишь-побьешь, а потом и в себя прийти не можешь. Считай дня три, а то и четыре выбито из колеи. Сил после такого нет, головушку от подухи оторвать не в силах, а сам и не помнишь ничего. Сюда прибавь убытки. Мебели, посуде, тряпкам, горшкам с цветами — всему конец. А про окружающих вообще молчу. Уговаривать пытались, — Галина Ивановна начала загибать пальцы на руке, — драться в ответ тоже, связывали даже. Все безрезультатно. Пугаешь всех знатно, и старых, и малых. Рад бы избавиться от недуга, а не получается. И по сю пору никто ничего ни сказать не мог, ни посоветовать. А эта приехала, одним глазком поглядела и все поняла. Рецепт только не написала, на ушко мне шепнула. И вот ты сидишь, цел, невредим, спокоен, только смотрю, удивлен. Да вон шишка на лбу зреет. И вся недолга.

С этими словами подала ему поварешку, чтобы прислонил к ушибу.

— Вот, что тебе, милый братик, скажу. Вижу все. Прихватила красна девка за душу? Вот и добивайся ее. Только не как олигарх, а как простой мужик. Деньгами и побрякушками, этакую не возьмешь. Тут надо сердцем и умом. Упустишь — в дураках останешься. Так-то. Ужинай-ужинай. Приятного аппетита.

Александр Иванович с удивлением выслушал пространное выступление свой сестры. Ее слова заставили всерьез задуматься. Взялся за вилку и нож. Ел не торопясь. Шишка на лбу давала о себе знать, поэтому периодически ее поглаживал и ухмылялся. Кое-что про себя наконец-то понял. Сидел, как дурак улыбался, и рисовал в мечтах картины завтрашней встречи.

ГЛАВА 20

А странная женщина стояла у окна и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Лукин Сергей Владимирович — военврач, полковник медицинской службы топтался в аптеке и тихонько зверел. Перед ним в очереди стояли пенсионеры, и заняты были тем, что обсуждали способы лечения радикулита народными средствами. Аптекарь принимала товар, именно об этом извещала табличка, выставленная в окошечке.

— А я вам говорю, нужен свежий навоз. Раздеваешься и садишься в него — это самое лучшее средство. Он горит изнутри, тепло обеспечено. Радикулит, в первую очередь, прогреть хорошенько нужно.

— А сами пробовали? — Одна из седовласых дам брезгливо морщила носик.

— Нет, мне не доводилось. Но знаю доподлинно. Это мне соседка по саду советовала. Так вот, ей помогло.

В разговор вступил представительный мужчина:

— Надо употреблять ежедневно порох. На кончике ножа обыкновенный порох. Вот я принимаю порох уже десять лет и никакого радикулита.

— А в аптеку, зачем пришли?

— Печенка что-то расхандрилась, надо спросить, чем полечить. Я всегда так делаю. Пришел в аптеку, посоветовался, да и полечился. И никаких неграмотных докторов. Все быстро и эффективно.

Сергей Владимирович вылетел на крыльцо, еще минуту, и он того и гляди разгонит этот клуб самоубийц. Господи, как они на гражданке живут? Это же надо додуматься порох жрать десять лет! Это каким могучим должен быть организм, чтобы выдержать пытку порохом? Нет, еще одной аптеки ему не выдержать. Надо ехать в госпиталь и там выцыганить у Лехи все, что надо.

Дорога не заняла много времени. Припарковал машину у приемного покоя, а выходя из нее, столкнулся с Тимуром. Тот был явно обеспокоен. Мужчины поздоровались и Лукин поинтересовался:

— Какими судьбами? Амыра повидать? Так он в палату интенсивной терапии попал, к нему не пустят.

— Меня уже выдворили оттуда. Я Регину жду. Телефон весь день не отвечает. Мне ее надо было еще с работы забрать, да дела закружили так, что только сейчас освободился.

Военврач качнул головой:

— Регина больна, вот приехал для нее за лекарствами.

— Все-таки простыла! Твою ж …, — Тимур хлопнул рукой по бедру, — как она?

Лукин пожал плечами, ему абсолютно не хотелось, чтобы Тимур появлялся у Регины или предлагал свою помощь.

— Болеет.

— Она же совсем одна, за нею некому ухаживать.

— Почему же одна? Совсем не одна. Ей компанию соседка составляет. Продукты привезут, лекарства я доставлю.

— Тогда ладно. Счастливо, — и Тимур как-то слишком суетливо сбежал с крыльца.

— Пока.

Лукин торопливо прошел через приемный покой на административный этаж. Двери кабинета были распахнуты настежь. Начмед спал. Диван был коротким, кожаным, с большими неудобными подлокотниками, но и на нем умудрился расположиться высокого роста мужчина и он спал. Он не просто спал. Он СПАЛ. Как будто отсыпаясь за все ночи, которые провел около кроватей своих больных, за то время, когда оперировал в палатке или под открытым небом. Отсыпался за все ЧС.

Лукин прекрасно знал об удивительной Лехиной способности. Это его тело сейчас изволило почивать на диване, в позе морской звезды, скрутив шейный отдел позвоночника в вопросительный знак. Тот засыпал при первой же возможности, в любом месте, в любое время, в любой позе. Он мог спать до двух суток подряд. Кто как избавлялся от стресса и накопившейся усталости: кто-то ел, кто-то пьянствовал, кто-то не вылезал от баб, а Леха спал.

— Рота подъем, боевая тревога!

Алексей Давидович Лоор открыл глаза, вздохнул и сел, потирая шею.

— Тревога? По какому поводу?

— Леш, ты бы хоть подпрыгнул для приличия.

— Отподпрыгивал я свое. Так чего вопишь, как резаный без анестезии?

— Выполнял поручение твоего фронтового друга. Дела там мне не нравятся. Лакунарная ангина — это полбеды. Там страшнее, — и он рассказал о той картине, которую увидел на спине Регины.

— Нужно, чтобы посмотрели дерматологи или косметологи, они в этом разбираться должны, — Алексей Давидович смачно зевнул.

— Они должны. Но она не пускает никого смотреть свою спину. А докторам тройной запрет. Впечатление, что она от кого-то прячется, и этот кто-то врач.

— Все может быть. Ты от меня-то чего хочешь?

Лукин пересказал, чего бы он хотел. Перечень оказался длинным: от продления командировки и выплаты командировочных, до пакетиков с лекарствами, шприцами, травками, микстурками, перевязочным материалом и т. д.

— Ну, ты и наглый перец!

— Есть малехо. Так сделаешь?

— Куда денусь. Но только путем честного обмена!

Коллега хмыкнул, вспомнив строчку из «Конька Горбунка»:

— «Что в промен берешь добра?»

Начмед наставил на просителя палец и, прищурив глаз, предложил:

— Два пять шапок серебра? А вот фиг! Посмотришь двух, нет трех ребят. Прямо сейчас.

— Вымогатель. Давай уже, веди. Только халат мне найди и дай помыть руки.

Тимур мчался как угорелый к Регине. Чувство вины грызло его острыми зубами. По дороге забежал в ближайший супермаркет, в тележку закинул курицу, мандаринов, клубники в корзинке и упаковку минералки. Подумал, прихватил лимоны и мед, сетку морковки и лук.

Звонить в квартиру не стал, он еще с прошлого посещения сделал себе дубликат ключей. Вошел осторожно. Регина спала. Шторы прикрывали окно. Тихонько прошел на кухню, выгрузил покупки. На столе — тарелка с булками. В холодильнике бутылка кефира и банка малинового варенья. Тимур про себя ругнулся, передразнил Лукина: «Продукты ей привезут». В его холодильнике закоренелого холостяка и то съестного было больше. Взял кастрюлю, кинул туда курицу, налил воды и поставил на плиту. Зашел в комнату. Она спала на животе. Одеяло упало на пол, широкая футболка перекрутилась и задралась. Тимур замер, в ужасе глядя на открывшуюся картину. Кто-то вырезал из ее спины ремни. То, что осталось, его, неподготовленного, ввергло в ужас. Ноги быстро вынесли из комнаты.

Постоял на кухне, собираясь с силами, закрыл плотнее двери, и закурил. Руки дрожали так, то не мог сразу вытянуть сигарету из пачки. Зажигалка прыгала в руке и не хотела работать. Шок. Это был шок.

Девочка, милая девочка, это кто же… так? Как домашняя, умная, воспитанная кроха попала в такую ситуацию? Почему не уберегли родные? Почему не защитили? И отчего так все оставили? Все это нужно как-то исправлять!

И тут он вспомнил, с каким напряжением она всегда держала плечи. И если только немного забывалась, то вздрагивала и снова как-то странно выпрямлялась.

Эмоции захлестывали и не давали трезво мыслить. Нужно было успокоиться. Тут, как на зло, закипела вода в кастрюльке с курицей, и пена поползла через край. Тимур ругнулся, схватил полотенце, убрал кастрюлю и начал вытирать плиту. Пальцем чиркнул по конфорке. На пальце осталась тоненькая полоска ожога. И тут вспомнил. Подобную историю он недавно где-то слышал. Осталось сообразить и понять, где искать концы и что делать дальше. А то, что продолжение будет, в этом нисколько не сомневался.

Наведя порядок, тихонько вошел в комнату, Регина не пошевелилась. Вынул телефон и сделал снимок. Подошел к кровати, укрыл одеялом, подоткнул со всех сторон. Его на кухне ждала курица, из которой надо было все-таки сварить бульон.

Осень тихо вступала в свои права. Золотыми макушками подпирали выставочный павильон клены. Шиповник красными шарами раскатился по еще зеленым газонам. Алексей Александрович наблюдал за этим разноцветьем и предвкушал, как здесь, в небольшом ресторанчике, закажет столик, а часиков в девять привезет сюда Регину. Ужинать.

Телефонный звонок нарушил все планы.

— Леш, ты в городе остаешься или домой поедешь?

— В городе. Что-то случилось?

— Надо из конторы отправить документы, которые касаются переговоров.

— Вот прямо сейчас? Приспичило, что ли?

— Не то слово. Мы с Эмиком и отцом сидим дома и обнаружили, что нужно еще одно приложение к договору. Его уже сделали. Отправить только надо. Давай, скину тебе, а ты уже из кабинета отца кинешь нашим партерам.

— Вы чего там дурью маетесь? Если Эмик с тобой, то вы и с домашнего все скинете.

— Нет, не скинем. Если скинем с домашнего, документ не прочтут, тут у нас кто-то грамотный в программном обеспечении поработал. Эмик концы ищет. А документ с телефона кину. Все. Пока.

Алексей был недоволен. Его тщательно выстроенные планы рушились. Но, тем не менее, зашел в ресторанчик, зарезервировал столик, обещал позвонить, если планы изменятся, и поехал в контору. А в конторе увяз так, что даже обрадовался, не успев пригласить девушку, получилось бы очень неловко. Документы отправляли уже с дежурным сисадмином, промучились почти до десяти. Оба устали и были сердиты.

Когда Алексей Александрович уже направился домой, спустился в холл офиса, то услышал конец фразы. Выходящий из кабинета мужчина сказал:

— …Регина. А она моя.

Алексей помнил, как приехал домой. И… все. Утром пришел в себя в абсолютно разгромленной комнате, с разбитыми в кровь костяшками, со страшной головной болью и жуткой тошнотой. Его преследовал тот же самый недуг, что и отца. Приступы ярости выливались вот такими последствиями. Никто не знал средства от этого. Он стал врачом, потому, что искал способы лечения. Научился держать себя в руках, заталкивать внутрь эмоции, расплачиваясь за это бессонницей и жуткими головными болями, иногда на грани потери сознания. Но ничего такого, чтобы решить эту проблему, найти до сих пор не мог.

ГЛАВА 21

А она теперь даже сидя за столом твердила про себя «Хочу быть… Хочу быть… Хочу быть…».

Итальянцев встречали в аэропорту. Наталья Михайловна была в платье цвета весенней травы. Тошка нарядилась в голубой офисный костюм, а свою золотистую гриву закрутила в низкий пучок и затянула голубой стильной сеточкой со стразиками. Обе смотрели на табло и ждали объявления, из какого сектора ждать гостей.

Тошка уже общалась с ними в прошлый приезд и не сомневалась, что узнает их. Они тоже запомнили шуструю, совсем молоденькую девочку и в толпе выделили ее сразу. Встреча была вполне дружеской. Поприветствовав друг друга, и перезнакомившись, все направились к машине. Багаж должны были забрать сотрудники компании. Оказывается, гости хорошо говорили по-русски. Антонио и Джованни стажировались когда-то в Москве, а Вера была из русскоязычной семьи, во время войны оказавшейся в Италии.

Веселые, дружелюбные и очень говорливые люди загрузились в машину и поехали на базу отдыха.

У въезда на территорию их поджидал генеральный директор компании, чем вызвал бурный восторг гостей. Они долго трясли ему руку, высказывая слова удивления демократическим настроениям, царящим у партнеров. Антонио до самого вечера не мог успокоиться, по телефону рассказывая всем своим друзьям, какой чести он удостоился.

Эмик потихоньку потешался над ним:

— Все! Теперь весь год не станет руку мыть, потому, как ее сподобился пожать генеральный директор! — Он при этом закатывал глаза и поднимал вверх указательный палец.

Тошка пихнула брата локтем в ребра:

— Эмик, братик, ЗАТКНИСЬ! — последнее слово было сказано почти неслышным шепотом, но с такой угрожающей интонацией, что Эмик проникся.

Начали устраиваться на ночлег. Гости — в коричневый домик, Эмик и Тошка — в зеленый. Наталья Михайловна планировала вернуться домой. Ребята утром на завтраке справятся без нее. Потом они — в университет, а она встретит гостей в конторе и будет с ними находиться неотлучно уже все переговоры.

Александр Иванович приехал сюда, чтобы лишний раз с ней встретиться, сейчас же вышел из двухэтажного коттеджа и увидел, что Наталья Михайловна идет к маленькой почти игрушечной машинке, и моментально понял — она не собирается оставаться и это ему не понравилось.

— Наталья Михайловна! — окликнул он свою подчиненную. Девушка остановилась, оглянулась и удивилась: что генеральному от нее понадобилось?

— Да, Александр Иванович, слушаю.

— Вы собираетесь ехать?

— Вообще-то планировала завтра прибыть в офис пораньше и все проверить.

— Может, останетесь?

— А есть необходимость?

— Есть.

Она не понимала. Все уже приготовлено. Для вечернего мероприятия остаются Эмик и Тошка. На базе отдыхают еще две семьи. Выяснилось, что все любят пиво и «страдают» одним и тем же хобби — биллиардом — вот и пусть устроят турнир. Тошка уже получила задание, Эмик настраивал настоящее табло, чтобы оно отображало счет на экране огромного телевизора, расположенного на стене в биллиардном зале.

Все при деле, вечер будет для всех интересным, ей здесь делать нечего. Она тихонько доедет, отдохнет, завтра все еще раз проверит. И чем дольше она говорит с генеральным, тем темнее становится на улице. Если признаться, то она вообще не любит водить машину, а тут придется по темноте ползти до трассы по его милости.

В ответ помотала головой:

— Нет, Александр Иванович, в городе от меня завтра будет больше проку.

— Ну, не смею задерживать, — он так надеялся, так ждал, но девушка не захотела остаться. Сильно расстроился, потому, что был твердо уверен — вечер они проведут вместе, собственно, поэтому сюда и приехал.

Она села за руль, вывела машину на подъездную аллею и стала потихоньку набирать скорость, выезжая с базы. Вдруг под колеса с громким лаем бросился огромный пес. Наталья ударила по тормозам. Машину основательно протащило по мокрому, укрытому листьями проезду, закружило, бампер ткнулся в высокий бордюрный камень, и она остановилась. Александр Иванович постоял пару секунд, сначала пошел к машине, а потом побежал. Он несся и молился, чтобы только была жива, чтобы была жива. Подбежав, рванул дверь. Она лежала лицом на рулевом колесе и была без сознания. Взрослый мужик, который прошел Афганистан, закрывал глаза своим погибшим друзьям, который выносил на руках молодых ребят, истекавших кровью, так вот сейчас он растерялся. Стоял и не знал, что нужно делать, а рядом с довольной мордой сидел пес, заглядывая в салон, ожидая заслуженной похвалы — он исполнил долг, прогнал со своей территории машину, шумное вонючее существо, которым почему-то дорожат люди.

Некому было помочь, единственный кто был рядом, огромный лохматый кобель, и поручение досталось ему:

— Пират, быстро веди сюда Варвару! Бегом давай!

Собака все поняла и помчалась за помощью.

Сам Александр Иванович немного пришел в себя, положил пальцы ей на шею, пульс прощупывался очень хорошо, был учащенным, но ровным, хорошего наполнения. Наконец-то услышал лай Пирата. Псина бежала, периодически останавливаясь и оглядываясь, как будто требуя от кого-то, чтобы он следовал за нею. К машине спешила женщина солидной комплекции с чемоданчиком в руках. На базе отдыха происшествий почти не случалось. Самыми страшными были аллергия, похмелье и порезанные пальцы, поэтому здесь работала фельдшером Варвара Степановна Стрельцова. Пенсионерка уже лет пятнадцать, но со своими обязанностями справлялась.

— Что случилось?

Александр Иванович кивнул в салон:

— Пират под колеса бросился, поэтому резко тормознула, ее бросило на рулевое колесо. Боюсь, что сильно ударилась головой, похоже, не пристегнулась.

— Сейчас посмотрим.

Женщина открыла саквояж:

— Давай-ка нашатыря, для начала, нюхнем.

Девушка вздрогнула.

— Вот, уже и реакция появилась. Все хорошо? Посмотрите, пожалуйста, на меня.

Наталья Михайловна вначале подняла голову, потом повернулась на голос.

— Где болит?

— Вроде бы нигде.

— А сколько пальцев видите?

— Два.

— Выйти из машины самостоятельно сможете?

— Постараюсь.

— Ну, давайте, сначала ножки. Молодец, хорошо, не торопитесь. Так, а теперь поднимаемся, тихонько. Вот. Постойте немного. А ремешок безопасности можно отпустить. Как ощущения?

— Ничего, нормально. А где собака? Я ее сбила?

В голосе зазвучали слезы.

— Да что этой собаке сделается! — Голос Александра Ивановича звенел радостью. Он был счастлив! Она жива, все остальное ерунда. При чем здесь эта псина? Или не понимает, что могла просто не подняться больше из машины? Самое главное, что осталась жива! Господи, Слава тебе! Слава тебе! Слава!

— Наташа…

— Александр Иванович?

— Ну да, я это. Прости, но после такого сегодня никуда не поедешь. Остаешься ночевать здесь. Спорить будешь?

— Нет, не буду. Только я же не планировала оставаться. У меня даже зубной щетки нет.

— Вот нашла проблему. Идем уже. Все найдем, и щетку, и все остальное. Давай руку.

Осторожно положил ее кисть на сгиб своего локтя и повел в сторону большого двухэтажного кирпичного дома. Девушка явно растерялась:

— А машина? Она же посредине дороги стоит?

— Ключи оставь. Варвара Степановна, — повернул голову к фельдшеру, — Андрей пусть отгонит в бокс, а заодно глянет, все ли в порядке после всего. И, да, чуть не забыл Пирата из вольера не выпускать — это приказ!

Медленно шел, не отпуская ее руку, до самого коттеджа. Открыл для нее двери, теперь взял за руку и как маленькую девочку повел на второй этаж.

— Твоя комната. Моя рядом. Не стану закрывать двери, если меня позовешь, то услышу. Иди, осмотрись, отмой руки, и пойдем ужинать.

Комната была большая, с высоким окном. Посередине стояла кровать под балдахином — это удивило. Зачем здесь балдахин? Вспомнились романчики в тонких обложках, которые так любит соседка, изредка забегавшая то за солью, то за картошкой. Романтика! Встречи, прощания, принцы и принцессы, свечи, вино, полуночная страсть. Стало смешно, подошла поближе, вот же! …, вся романтика пошла в… лес, а балдахин превратился в противомоскитную сетку. Что там психологи говорят по этому поводу? Спроецировались, матушка! Давно романтики не было? Спаси и сохрани меня от этой романтики, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Ладно, посмотрим, что там дальше. Из комнаты две двери. Она заглянула за одну из них — санблок: душевая кабина и все остальное. Вторая дверь оказалась запертой на ключ. (Она и не предполагала, что эта дверь ведет к нему в комнату, а он сейчас стоит с той стороны и прислушивается, а потом тихонько крадется, спускаясь по лестнице и отдавая распоряжения для ужина).

Шагнула к раковине. Помыть руки, велено помыть руки. А ни мыла, ни полотенца нет. Будем исходить из того, что имеем, а имеем, — тут раздался стук в дверь, — а имеем стук в дверь.

— Да, войдите.

За порогом стояла статная, румяная сорокалетняя женщина с корзиной в руке:

— Добрый вечер, можно все тут для вас обустрою?

— Да, пожалуйста.

Горничная кивнула на выход:

— А вас ждут внизу, там уже накрыто к ужину.

— Спасибо.

Наталья Михайловна внимательно посмотрела на свои руки.

Мокрые — это так неприятно, а вытереть нечем. Ладно, потрем, высохнут же они, в конце концов. Шагнула из комнаты и растерялась. Лестниц вниз было три и не факт, что все три вели в одно и то же помещение. Она не могла сообразить, по какой лестнице спускаться. По которой из этих поднимались? Головой вроде не особо ударилась. Правда сознание потеряла от страха.Испугалась, что собаку сбила.

Низкий мужской голос раздался откуда-то снизу:

— Наташа! Ты где?

— Я здесь!

— Спускайся. Или мне подняться?

Она совершенно растерялась.

— Поднимитесь, пожалуйста, — стыдно-то как. Но не признаваться же, что у тебя географический кретинизм и ты можешь заблудиться в новом, незнакомом для тебя месте.

Над деревянными ступеньками появилась сначала голова, потом широкие мужские плечи:

— Что-то случилось? Ты плохо себя почувствовала? Голова кружится?

— Нет, немножко заблудилась. Когда поднимались, вроде бы запомнила лестницу, около нее еще ваза стояла, вышла, вазы нет, а лестницы неожиданно оказалось три.

Александр Иванович почувствовал в сердце такую волну тепла и радости. Он уже Бог знает, что подумать успел. А его девочка потерялась, она плохо ориентируется в незнакомых местах. Ясненько. Нельзя оставить ни на миг — заблудиться может. Или? Если это последствия удара головой? Похоже, нужен врач.

— Идем, там ужин остывает.

Они благополучно спустились вниз, прошли в столовую и уселись за стол.

— Ты сегодня ела?

— Ну да.

Он положил ей на тарелку ложечку салата:

— А что у тебя было на обед? Деликатесы небось?

— Две печеньки и сушка. И море вчерашнего чая.

— О, да вы гурманка, Наталья Михайловна, — быстро глянул на нее, увидел, что она улыбается.

— Боюсь не удовлетворить ваш взыскательный вкус.

Немного наклонившись над столом и уже доверительным тоном:

— Прости, но вчерашнего чая нет. В этом я уверен.

— Что станем делать?

Она постучала пальчиком по столу, изображая глубокую задумчивость. Вдруг ее глазки просияли так, как будто она нашла выход из сложнейшей ситуации:

— А давайте ужин перенесем на завтра!

Он даже остановился, не донеся вилку с груздем до своей тарелки:

— На завтра?

— Да! Сегодня заварим чай и оставим на завтра! Тогда все будет в порядке!

Видя его непонимание, она тихонько засмеялась. До него наконец-то дошло — с ним пытаются шутить, хмыкнул:

— Что ж, тоже хорошо. Только давай поедим все-таки сегодня, а деликатес в виде вчерашнего чая, получишь завтра. Годится? А чтобы не очень расстраивалась, на десерт будут свежие персики. Как тебе?

Она театрально вздохнула и опустила взгляд на руки:

— Хорошо, персики так персики, — но он заметил, как заблестели в предвкушении лакомства ее глаза. А язычок прошелся по нижней губке. Божже мой! Из нее актриса — никакая и все ее желания видно невооруженным глазом. Она читается как открытая книга. И его мысли заметались испуганными птицами. Девочка, что ж ты со мною делаешь?! Взять бы тебя на руки, крепко прижимая отнести наверх и не выходить оттуда дня два. Нет — три. А лучше всю оставшуюся жизнь.

В столовую заглянула администратор:

— Александр Иванович, врач прибыл.

Он повернулся к гостье:

— Иду. Подождешь минуточку?

Кивнув в ответ, схватилась за виски, голову прострелило болью, и она волной пошла от затылка на лоб.

Он обеспокоился:

— Врача зовите сюда. У нас оказывается все не так радужно.

В столовую вошла молодая женщина приятной наружности. Никакого белого халата или медицинской пижамы. Элегантная сумочка на сгибе локтя, в другой руке современный медицинский кейс.

— Добрый вечер, — она огляделась.

Улыбнулась и распорядилась:

— Александр Иванович, покиньте нас, пожалуйста, — генеральный отрыл было рот, но увидев, как доктор качает головой, вышел, неплотно притворив за собою двери. Заметив такое, доктор резким движением ее закрыла, заслужив бубнеж в ответ.

Прошла к диванчику, удобно на нем устроилась и спросила:

— Итак, как вас зовут и что произошло?

Знакомство и рассказ не занял много времени. Доктор начала задавать вопросы. Они касались ее образа жизни, ежедневного самочувствия, количества детей и женской сферы. Потом был осмотр, тщательный и доскональный осмотр. Была взята кровь на экспресс-анализ.

Рассматривая результаты, женщина хмурилась:

— Итак, предварительный итог. У вас давно такие головные боли?

— Почти семь лет.

— И принимаете препараты без перерыва и до сих пор, в итоге сколько времени?

— Года четыре.

— А у доктора давно были?

— На прошлой неделе.

— И он ни словом не обмолвился, что прием этих средств нужно прекратить?

— Он сказал, что все принимаем по прежней схеме, иначе грозит инсульт.

— Ясно, — доктор про себя уже минут десять костерила врача-недоучку. Мало пациентка принимала лошадиные дозы сильного обезболивающего, так еще и так долго. Сволочь. Морду набить и руки оторвать.

— Сделаем так. Вот визитка. Здесь координаты медицинского центра, который обслуживает компанию. Звоните, вам назначат прием к неврологу и окулисту, еще попросите, чтобы вашу кровь посмотрел гематолог. Не пугайтесь, просто есть вопросы в этой области. Как к гематологу придете на прием, пусть он со мною свяжется. Для него будет готова информация. Травмы головы у вас нет, имеются проблемы шейного отдела позвоночника, их надо порешать, плюс переутомление. У вас какой-то проект, что так нервничаете?

— Да, есть такое.

— Поверьте, оно того не стоит. Головную боль снимем. Часа через полтора — теплая банька, не утомительный, расслабляющий массаж и спать до семи утра без сновидений — вот и все рекомендации. Чай, который будете пить вечером, я оставлю девочкам. Он в кувшине будет стоять в комнате, как захотите пить — пейте, начиная с обеда, но вот из этого пакетика, все нужно будет выпить сейчас. Да, и никакого спиртного — это на данный момент вообще будет лишним. Вот и все, — доктор улыбнулась и начала собирать в кейс все свои молоточки, баночки, тестовые полоски и прочее неведомое для простого смертного.

— Теперь можно и Александра Ивановича впустить, — она распахнула дверь.

— Мы закончили, — улыбнулась всем вошедшим.

Две дородные женщины начали расставлять какие-то закуски, следом за ними шагнул генеральный:

— Останешься на ужин, Лера?

— Нет, поеду, поздно уже. Пока доеду, пока с Кирюхой против домашнего задания войну выиграем, — она улыбалась, мыслями уже давно дома, рядом с обожаемым сыном первоклассником и неугомонным мужем, который переживал за какие-то очередные футбольные неудачи любимой команды.

Он перехватил у доктора кейс:

— Спасибо, что приехала. Провожу тебя до машины.

Повернулся к девушке:

— Наташа, ты же не станешь скучать?

Врач усмехнулась:

— Ей скучать некогда, ей спешно надо выпить лекарство и чаек, который сейчас принесут, быстро его чем-то не мясным зажевать, вкус уж больно мерзкий у этого зелья, но результат того стоит.

Наташа улыбнулась:

— Спасибо, до свидания.

— До свидания, берегите себя, — и с этим пожеланием доктор Валерия Ярош покинула столовую.

— Лера, что с ней? — начал допрос Александр Иванович спускаясь с крыльца коттеджа.

— С ней? С ней все в порядке. Почти. Перенервничала. Да и травили неврологи не слабо в течение нескольких лет. А так, все в норме. Шею нужно в порядок привести, так это каждому нужно. На присутствующих пальцем показывать не станем, — она развернулась лицом к мужчине.

— И еще. В ближайшее время ее нужно отвезти к нам в Центр. Там с кровью какие-то непонятные дела. Лучше все выяснить. И чем быстрее, тем лучше. А сегодня после легкого ужина нужна тепленькая банька и расслабляющий массажик. Стефана бы сюда, с его-то руками.

— О! Это будет непросто. Этот… разноцветный куда-то на прошлой неделе рванул, за очередной своей мечтой. Хотя, погоди, — телефон в сумерках мигнул экраном.

— Стеф, привет! Ты где сегодня ночевать собрался? Дома у себя — вот это хорошая новость. С Лерой не хочешь поболтать? Держи!

Он передал доктору телефон. А сам отошел на пару метров и махнул призывно рукой. Из темноты вынырнула мужская фигура:

— Да, Александр Иванович!

— Баньку надо организовать. Температура не выше шестидесяти.

— Сделаем.

— Стефан приедет, встретить, устроить на ночлег. Да, в бане попроси Демидовну присмотреть за гостьей.

— Добро.

— Кобель где?

— В вольере мается.

— Машину отогнали?

— В гараже ребята диагностику провели, ремонтируют чего-то там, я не смотрел.

— Гости чем заняты?

— В биллиард режутся. Пиво — рекой. Все довольны. Девочка бойкая такая, всех в пиратов нарядила, попросила Егорыча старую бочку приволочь к ним в холл. Теперь сидит на бочке, командует и комментирует. Час назад ужинали, после ужина пели.

— Пели?

— Пели-пели. То по-русски, то на каком-то иностранном языке. Смеются. Вроде довольны все.

— Доктора до трассы проводи, а то темнеет уже.

— Хорошо. Что-то еще?

— Да нет, пожалуй. Пока ничего не нужно.

Тем временем Наталья Михайловна пробовала выпить «чаек». Болотная тина по вкусу считалась бы деликатесом по сравнению с этим варевом. Сначала пробовала большими глотками. Удалось проглотить только один. Потом попробовала маленькими, но часто. Уже на третьем подкатила тошнота, хоть беги и ищи, где тут туалет. Решила переждать.

Открылась дверь, и мужской голос почти проворковал:

— Омм, ты уже гастрономическими изысками балуешься?

Александр Иванович зашел практически бесшумно и девушка, вздрогнув, чуть не плеснула отваром на стол.

— Присоединяйтесь, — блеснула в его сторону глазами, а Александр Иванович уже понял, что готовится какая-то каверза и дал себе слово быть осторожным.

— Аперитив?

Получив утвердительный кивок, мужчина устроился напротив. Наполнив из злосчастного кувшина высокий стакан наполовину, Наташа начала свою игру:

— Не подумайте, что я — жадина, если налила только половину против двух третей, которые полагаются по правилам.

Он протянул руку и забрал бокал.

— А ты приверженец правил?

— Ну, не то чтобы, но иногда это меньшее из зол и выручает в неоднозначных ситуациях. Вот сейчас, вы по правилам должны выпить практически все, что я налила, и при этом поддерживать непринужденную беседу.

— Вот как? Ну, давай, попробуем придерживаться твоих правил, — он, не спуская с нее глаз, сделал первый глоток и чуть не выплюнул эту мерзость.

— Умм! Какой интересный напиток.

Что за гадость?! Кто, кто это… набодяжил?! Первым порывом было вызвать кухонных и наорать. Тут он повнимательнее присмотрелся к собеседнице и увидел смешинки у нее в глазах и тщательно скрываемую улыбку. О как! Интересненько. Что же ты, моя затейница, придумала? Ну, давай, коли тебе так интересно, пошалим. Он сделал второй глоток. Уфф! Пакость неимоверная. Улыбнулся и сделал еще один глоток. Она теперь не с интересом, а с ужасом и долей восхищения смотрела на него. Он мужественно пил то, что априори пить нормальному здоровому человеку невозможно!

— Как вы это пьете?

Восторженное придыхание было столь заметно, что он расхохотался.

— Наташа, скажи мне, что это?

Она сникла:

— Доктор велела выпить, сказала, что голова станет как новенькая.

Он пересел к ней на диванчик:

— Сколько было велено выпить?

— Половину стакана, — она с глазами побитой собаки смотрела на него и не знала чего ожидать. Прибьет, наверное. Ведь о вспыльчивом и несдержанном генеральном ходили по офису легенды. Сидела, сжимала в руке поставленный на колени стакан, опустив голову, и он вдруг увидел, как капля булькнула о зеркальную гладь отвара. Белояров в который раз рядом с ней растерялся. Что случилось-то? Голова еще сильнее разболелась? Отвар до такой степени не нравится, что слезы из глаз? Подвинулся ближе, обнял за плечи:

— Что-то произошло? Отчего пореветь надумала? Голова болит?

Девушка покачала головой.

— Отвар не нравится?

Покивала. Понятно. Стало быть, будем уговаривать:

— Ты же понимаешь, что это нужно выпить. Хочешь, я свой тоже выпью? Давай залпом, как водку, тут осталось всего ничего.

Подняла на него глаза:

— Как водку? Я ее ни разу не пила.

Наклонив голову к плечу, смотрела на него доверчивыми глазами и пыталась вытереть мокрые нос и щеки тыльной стороной ладони. Подал ей салфетки и отвернулся. Отвернулся потому, что не смог скрыть улыбки. Господи, ей не доводилось водки пробовать, что за женщина!

Официантки, которые принесли горячее, застали странную картину. Эти двое чокнулись стаканами с отваром, который прописал доктор, затем Александр Иванович резко опрокинул содержимое стакана в рот и проглотил, никак не показав, как относится к вкусу напитка. А гостья, которую он называл Наташей, сидела и в восхищении взирала на это действо.

— Теперь твоя очередь. Давай, залпом!

Понаблюдал, как она поглотила мерзкое снадобье, забрал стакан и сразу же поднес к ее рту грибок на вилке:

— Надо закусить.

Удивлению женщин не было предела. Он кормил женщину. Без всякого там подтекста, без пошлых намеков и вздохов. Он кормил СВОЮ женщину.

Подавальщицы не переглядывались между собой, не комментировали происходящее какими-то жестами. Быстро поставив блюдо с жареным мясом и мантами, тихонько вышли, аккуратно притворив за собою двери. Одна из них перекрестилась, вторая прошептала:

— Дай-то Бог!

А эта пара ужинала. Он подкладывал ей на тарелку самые аппетитные кусочки, внимательно наблюдая, чтобы она все съела. Она, прихватывая с тарелки грибок или огурчик, в первую очередь предлагала угощение ему. Это было так, как обычно бывает в дружных семьях: сначала ему, потом себе — это нормально, это во все времена называли вниманием и заботой.

— Все, наелась, больше не могу, — отодвинувшись от стола, ждала, когда он нальет себе чаю.

— Было вкусно, спасибо большое.

— А персики?

Александр Иванович хитро глянул на порозовевшее личико Наташи.

— Не войдут, — со вздохом и огорчением в голосе изрекла она, опустив глазки.

— Трагедия прямо, — он старался не улыбаться и вдруг понял, что и впрямь трагедия. Боже мой! Для нее в нынешний момент печалька заключалась в том, что сию минуту не попробует персиков. Моя девочка, как же мало тебя баловали! С каким удовольствием он примется за это дело!

— Давай после бани и массажа…

Она с непониманием уставилась на него:

— Чего давать?

— Персики тебя будут ждать после бани и массажа.

— А откуда взялся массаж и баня?

Наташа с подозрением и каким-то ожиданием замерла, а Александр Иванович решил поиграть в ее игру:

— Баню построили года три назад, а массаж, так это доктор прописал.

Его честный взгляд мог покорить любого разведчика, настолько он был искренним.

— Массаж пусть будет, если тетенька не злая, а баню я не особо люблю, там жарко и веточками дерутся.

— Что в бане делают? — Он не смог удержаться от смеха, глядя на ее искреннее недоумение.

— Ну… там, я не знаю, как это называется, кто-то мне говорил, я и по телевизору видела, был какой-то рекламный ролик, там один лежит на столе, а второй его веточками крапивы бьет, потом какими-то еще. И так вздыхает тот, которого бьют, как будто несказанное наслаждение получает. Потом они меняются, а потом каждый себя хлещет и потом они веточками дерутся. Вот как-то так.

Так весело он еще не ужинал! Можно было подумать, что она притворяется. Придумывает всякую небыль про русскую баню и с умным видом выдает. Но он видел, что ее мнение абсолютно искреннее и она этой, по ее мнению неприятной процедуры по имени «баня», явно опасается.

— Давай так. Мы с тобою вместе пойдем в баню, сначала посмотрим, а потом все про нее расскажу.

Александр Иванович в предвкушении новой для него забавы поднялся из-за стола и подал ей руку.

— Пойдем, я тебя провожу. Соберешься и — в баню.

— Как собираться-то? У меня же веточек с собою нет. Может в парке наломать?

— Все, все, я все понял, — он не мог вздохнуть от смеха.

А она начинала сердиться. Что бы она ни говорила, он все встречает смехом! Что тут смешного? Не было в ее жизни бани, так уж случилось. Ведра с ледяной водой вместо душа — сколько угодно, иной раз кружка — уже была роскошью. А вот с баней как-то не срослось.

— Иди, в номере возьми халат и полотенце. Я тебя здесь жду. Подожди секунду. Ты же про баню говорила, когда лечила мальчишек. А сама про нее не знаешь. Как так?

Он внимательно смотрел на ее реакцию.

Она пожала плечами:

— Меня бабушка учила немного. Знать, как лечить — это одно. А быть в бане и принимать там процедуры — это другое, не находите?

— Гм, интересно. То есть, как лечить ты знаешь, а сама веточками ни разу не дралась?

— Нет, не приходилось мне в бане бывать. Лечить знаю как. Бабушка рассказывала. А саму баню не видела ни разу. Может только на картинке, ну, избушка такая.

— Что ж, сегодня будем знакомиться. Иди, я тебя пожду здесь.

Она поднималась в номер. В голове творился какой-то бардак. Она, гендиректор и баня. Полный бред! У нее испытательный срок, а тут такое! И как с ее-то рассудительностью и предусмотрительностью оказаться в такой ситуации?

Оглянулась на дверь. С ним-то все понятно, у него переговоры на носу и светиться перед партнерами не хочется, а она как домашний питомец что ли? Развлекает его. Ну да! Весь вечер на арене. С другой стороны — после ДТП запретил возвращаться в город, поселил в номер, накормил, вызвал врача явно не из районной поликлиники. Кто их знает, этих олигархов, у них свои забавы. Не тянет в койку, не пристает, не обижает, заботится и ладно. И, слава Богу. А завтра видно будет.

Вздохнула. Теперь баня эта. Надо с ней уже разобраться, а то вдруг кто из гостей попросит рассказать, позору не оберешься. Можно конечно в Инет нырнуть, но лучше самой все посмотреть.

Тем временем Александр Иванович поинтересовался у дежурного администратора гостями, у которых веселье было в самом разгаре. Позвонил Владимиру Сергеевичу Подольскому, спросил, как идут дела с китайцами. Узнал, что все продвигается по составленному плану и графику, завтра прилетают сотрудники службы безопасности китайской стороны, Интерпол на подходе. Перезвонил охране, узнал, приехал ли Стеф. Покрутил в раздумьях телефон и, все-таки, набрал номер автомастерской.

— Что там у вас? Ее машину посмотрели?

— Странно тут все. Ослаблены крепления на рулевых тягах и надрезаны тормозные шланги. Надрезаны грамотно, так, что только тщательная экспертиза выявит.

— Интересно. Мысли есть какие-нибудь по этому поводу?

— А что тут думать, крепления разболтались бы недели за две, по нашим дорогам. Не справилась с управлением, а там по ситуации. От травм до логического конца. Похоже, еще и подстраховались, та же схема, только с тормозными шлангами. Это подольше будет, где-то к концу сезона. По ходу дела, некто не особо торопится барышню выводить из строя, но конечная цель именно эта. Есть еще один вариант. Этот подарочек достался от старого хозяина, если она недавно купила машину.

— Все привели в порядок?

— Тормозные шланги завтра привезут, сделаем.

— Добро.

— И еще, подрезан ремень безопасности. Она пристегнулась, когда поехала, только он, похоже, был подшит на живую нитку, оторвался от рывка, вот ее и бросило на рулевое колесо, еще надо разобраться с подушками безопасности, почему не сработали.

Генеральный скрипнул зубами:

— Разбирайтесь. Утром, чтобы был результат.

— Сделаем.

Он стоял в холле, тер обросший за день подбородок и рассуждал сам с собой. Что-то на орготдел все несчастья сыплются. Сначала блондин и Регина. Потом идиотская история с Тошкой. Теперь Наташа. Это уже система. Как говаривал дед: думай голова, картуз куплю!

По лестнице спускалась Наталья. На руке, по всей вероятности халат и полотенце. Идет, смотрит вперед, как-то странно жмурится, нащупывая ногой каждую ступеньку. Доходит до конца лестницы и начинает… прислушиваться? Он стоит в тени большого буфета, она дважды просматривала это место и не увидела его. Не увидела? Что-то в ней неуловимо изменилось. Взгляд стал каким-то спокойным и голубым. А девушка-то голубоглазка, цветные линзы-то ей зачем? Мода что ль такая? Безмятежный, немного расфокусированный взгляд. Вон оно что! Так обычно выглядят близорукие без очков, понял он.

— Наташа!

— Ой, я вас не заметила. Вот, почти готова. В меру своего разумения.

— Если готова, то идем.

Он намеренно не подал руки, внимательно наблюдая за ней. Она пошла осторожно. Действительно, так двигаются те, кто плохо видит без очков. Остается вопрос, насколько плохо она видит?

— Объясни мне, пожалуйста, что происходит, — подхватывая ее под локоть, поговорил он тихо, — она посмотрела на него, взгляд был очень странным.

— Что объяснить?

— Ты плохо видишь, — в голосе прорезались обвинительные нотки.

— Хорошо я вижу. В линзах. Мы же идем в эту, в баню, вот я линзы и сняла. Там же жарко будет.

— А еще там опасно, там горячая печь, кипяток, там скамейки, там много чего, а ты в этом помещении не ориентируешься абсолютно.

Он чуть не перешел на крик, сдержавшись в последний момент. Взгляд у него стал очень удивленным и растерянным после слов:

— Я же там буду с вами.

Аут. Гейм овер. Он убит. Просто наповал. Она. Ему. Доверяла. Вот так просто и без всяких условий. «Я же там буду с вами». В который раз за сегодняшний вечер она ставила его в тупик. Остановился, и не знал, что ответить. В его голове план был прост, все показать и уйти. Пусть парится сама, в конце концов, не маленькая. А теперь: «Я же там буду с вами».

Стоял, перебирая ее пальчики, и еле переводил дух: девочка моя, хорошо, что не понимаешь, какой пытке меня собралась подвергнуть. Ты ничего не понимаешь! Господи, дай мне силы выдержать этот честный, немного наивный взгляд. Он медленно и как-то рвано выдохнул, прежде чем спросить:

— Как много ты видишь?

— Нечеткие очертания предметов. Цвет вижу хорошо, мелкие детали — как небольшие пятна, если уж совсем маленькие — то они сливаются с остальным фоном.

Эта взрослая женщина иной раз вела себя как умудренный жизнью человек, а иногда как ребенок. Любознательный, искренне доверяющий тому, на кого, полагаться нельзя — это он о себе, как ни странно. Будь на то его воля, он бы ее себе не поручил ни при каких обстоятельствах. Но она доверила. Вот с этим надо что-то делать. И с самой ситуацией, и с ее детской непосредственностью. С ее ожиданием, которое нельзя обмануть.

Вдох-выдох и неторопливая прогулка до пункта назначения.

— Баня! Конечная остановка, леди энд джентльмены. Входи. Надо было тебе ее заранее осмотреть. Ну да ладно. Вот тут народ раздевается, от слова совсем. В баню изначально ходили мыться. А теперь гигиенические процедуры в бане выполняются в деревнях, после трудового дня. А для таких праздношатающихся как мы, осталось только удовольствие попариться. Для этого прогревается помещение, нагреваются камни на каменке — эти камни, лежащие на печи, становятся настолько горячими, что если на них попадет вода, то она с шипением испаряется и получается пар. Именно от этого слова и образован глагол «париться». Чтобы усилить физиотерапевтический эффект пациента раскладывают на полке и шлепают веником березовым или дубовым, некоторые елку предпочитают, эвкалипт. Некоторые предпочитают овевание, но об этом — потом.

В дверях предбанника показалась Демидовна.

— Как вам банька? Что-то плохонько ноне натопили.

— Нам сегодня она горячая и не нужна. Для массажа только погреться немного. Демидовна, забирай гостью.

Большая, грузная, спокойная женщина в возрасте, одетая в белый халат и косынку, наметанным глазом стрельнула в одного, потом в другую, и улыбнулась про себя: ой девкиии, однако и впрямь Иваныч себе жонку нашел. Сам мнется, спужать боится, а она, горлица, видать, и не поймет ничего. Вот редкой, чистой души дева-то.

— Все справим как должно. Только вы, Лександра Иваныч не уходите дале. За порожком и посидите. Мы как снарядимся, вас тут жа и кликнем.

Она повернулась к девушке:

— Скидавай одежу, вот простынку кинем на полок, забирайся на него и ложись на пузо. Чего стоишь?

— Что такое полок и где он?

— Ох, ты ж батюшки. Полок вот. Вот это место полком зовется. Моя ты красота, а уж не слепенькая ли ты? — Женщина даже нагнулась к лицу, внимательно рассматривая глаза гостьи.

— Нет, я вижу, в очках, в линзах. Очки с собою не взяла, а линзы в баню не носят.

— Ох, ты ж мнеченьки!

Она всплеснула руками:

— Давай-ка, вот этак, под локотки. От, нашарила? Теперь укладывайся. Лицом к стеночке, чтоб не хлестануть ненароком. Лежи, грейся. С себя одежу стяну и попарю тебя. Тут не до разговоров. Да и ты помалкивай, береги дыхание.

Демидовна плеснула на каменку домашним квасом, по бане поплыл хлебный дух, сама вышла в предбанник, затворив в баню дверь, наткнувшись на генерального.

— Вот, что я тебе скажу, мил человек, — обратилась она к стоящему у порога мужчине.

— Не знаю тваво роду-племени, заведения в дому у отца-матери, тока скажу тебе вот этак, по-простому, а опосля можешь выгонять меня за мои-то речи. Свою бабу кажон мужик сам парит. Она, поди, и по сю пору девка. Для нее мож и баня в новинку, токо ты ж мне про свои-то мысли сказки не сказывай. Сам входи, сам парь, да потом поговорите, аль наоборот — это не моего ума дело. Коль выбрал ее, так держи, не упусти. Да не спужай, знаю я вас кобелей блудливых, еще слова не вымолвите, а уже и заскочить норовите. А коль не твоя она, то вот те Бог, а вот порог. Не обессудь, но забижать тебе я ее не дам, как и игроваться. Видать сильно ей за жизню досталось и без тебя. Потому думай, да сказывай, одежу кто скидавать ноне станет? Ты? Иль мне раздягаться?

— Тебе, — сказал он и вышел из бани.

А вслед услышал:

— Тьфу ты, прости Господи, что за мужик-то ноне пошел!

Демидовна плюнула в сердцах и вошла в баню.

Наташу погрели и даже немножко попарили. Процедура не была болезненной, но и особой эйфории у нее не вызвала.

— Како ж тута удовольствие, када чужая тетка по тебе веником ходит? — Ворчала Демидовна.

— Да и банька чуть теплее, чем дедов пим, — что такое пим Наташа не знала, а спрашивать не решилась. Ей с баней хватило позора.

Потом был сказочный массаж. Такого массажиста она встретила впервые. Высокий, гибкий, одетый в розовое гимнастическое трико с темным пояском. На пояске столько стразов, что солнечные зайчики от них кружили нескончаемым хороводом вокруг нее, лежавшей на массажном столе. Он просил себя называть Стеф. Разминал, растирал, мурлыкал что-то о правильном питании, необходимости гимнастики, регулярности какого-то массажа, о новинках в ювелирном деле и о показе мод в Милане.

До номера она доплелась, рухнула на кровать и уснула без снов. Проснулась в три, захотелось пить. Кувшин стоял на столике. Ночная тишина оглушала. Пахло деревом, и было такое ощущение, что она выспалась. Была бы дома, то взялась бы за какое-нибудь дело. А здесь явно заняться нечем. Легла, закрыла глаза, и ей снова приснился сон, который мучил уже давно. Но только сейчас она наблюдала за собою как бы со стороны, а не была участницей событий.

Курс новоиспеченных юристов празднует получение дипломов в ресторане. Вот она выходит на улицу, а потом оказывается в какой-то комнате, где кроме больничной кровати нет ничего, в том числе и окон. Это она лежит на той кровати, привязана, у нее мама опять берет кровь, в маске и защитном щитке, но она узнает ее из тысячи. Разглядывая картинку, удивляется, отчего мама со мною не разговаривает, ставит систему и уходит.

И такой сон не сон, но он длится, длится, длится бесконечно долго. Раз за разом все сложнее открывать глаза и тут приходит понимание, что она умирает, медленно, но умирает.

И вдруг дверь открывается и появляется тоненькая фигурка, невысокий рост, больничная рубашка в крови. Она ее знает, очень хорошо знает, как и то, что будет дальше. Ей сейчас отвесят хорошую оплеуху, качественную такую, какую может отвесить только один человек во всем мире. С трудом открываются глаза, а девочка отстегивает ремни, что привязывают меня к кровати и шепчет: быстрее, вставай быстрее, иначе нас тут и похоронят. Потом мы бежим, выбираясь откуда-то из подвального узкого окошка. Какая-то грузовая небольшая машина, старая-престарая. Она меня подсаживает в кузов, мешком сваливаюсь туда, больно стукнувшись спиной, она тоже с трудом переваливается через борт. Мы куда-то едем. Потом наступает ночь. Вдруг грузовик останавливается, а мы все лежим, и сил нет выкарабкаться оттуда. Начинаем приходить в себя от холода, темно, а мы выбираемся из кузова, ободрав руки и коленки. На нас только больничные рубашки, мы босые и стоим посреди леса.

Зачем старенький грузовик загнали в лес? Почему никого из людей нет рядом?

Отходим от машины, идем-идем-идем, долго идем, а потом видим озеро, радуемся и уже плетемся к нему еле-еле, так хочется пить. Напились, умылись. Потом к нам подходит собака, большая серая собака, странная немного. Обнюхивает и ложится около ног. Мы разглядываем ее и не боимся улечься на моховую подстилку к ней под бок и уснуть.

Дальше вообще непонятно. Какие-то деревенские мужики, ружье охотничье в ее руках и вопросы от дядек:

— Вы кто и почему здесь с волком?

— Мы не знаем. И это собачка, она нас греет и охраняет.

— Вы откуда?

— Мы не знаем.

— Вам одеться надо, держите, хоть в куртки замотайтесь, холодно ведь. Дети, мы вам зла не желаем.

Они начали подходить к нам, и сердце затопил ужас! Собака вдруг громко рычит и щерится, а потом … я проснулась. Рубашка как всегда от пота мокрая, волосы слиплись. Голова, моя голова, как же она болит. Лучше бы не ложилась снова. На часах шесть, пожалуй, надо умыться, спуститься вниз, еще вечером видела там чайник, и как-то начинать день.

ГЛАВА 22

«Хочу… Хочу быть… Хочу быть богатой… Хочу быть богатой и знаменитой!!!» — и только это желание было двигателем всех ее действий и поступков.

Тимур сидел в кабинете своего сыскного агентства, читая материалы, которые ему приготовили. Его ребята побывали и в клубе, и в клинике. Оказывается, Регину искала некая Тригорская Надежда Паисьевна (в миру Павловна) — доктор медицинских наук, академик, действительный член Российской Академии наук, международных организаций и прочая, и прочая, и прочая.

Надежда Павловна заведовала лабораторией, где уже более двадцати лет исследовались проблемы крови, в том числе и генетические. Одинока. Мать двоих детей. Девочки закончили в девятнадцать лет юридический факультет университета и были похищены с выпускного вечера из ресторана «Айасар». Заявление по поводу похищения в полицию написано деканом юридического факультета. Дальше протоколы допросов восемнадцати свидетелей, описание с камер наблюдения. Интересно, а что, от матери заявления не было, что ли? А вот и фотографии этих девочек. Ничего себе. В объектив камеры, смеясь, смотрела Воронова Регина Александровна и ее близняшка. Они не были двумя каплями воды, но были сильно похожи. Конечно, на фотографии они были лет на десять моложе, но то, что это были они, в этом сомневаться не приходилось. Значит сестры близнецы, что ж, Регина Александровна, минус одна тайна.

Телефонный звонок заставил вздрогнуть.

— Тимур, мы тут нашли старушку очень интересную, ты бы с ней встретился сам и поговорил. А то нам кажется, она местами не особо в адеквате.

— Тема?

— Тригорская.

— Еду. Адрес кинь.

Женщина жила с родственницей в старом доме постройки годов этак пятидесятых. Большая квартира, высокие потолки, полированная низенькая мебель на высоких ножках. Тимура встретили, предложили разуться и проводили в гостиную. В кресле сидела маленькая, сухонькая седовласая женщина, видно было, что она следит за собой и заботится о своей внешности.

— Здравствуйте.

— Проходите, пожалуйста. Добрый день. Вы, как я поняла, разбираетесь со старым делом похищения Вероники и Валерии, дочерей Тригорской Надежды Павловны?

— Да, мне это дело поручили.

— Посмотрела серию передач и сразу поняла, что новые порядки в полиции повлекут за собой какие-то изменения в лучшую сторону. Так что бы хотели узнать?

— Расскажите все, что знаете, только по порядку.

— Так и хочется начать: в стародавние времена…, — женщина улыбнулась и продолжила, — тридцать четыре года назад во ВНИИ генетики пришла аспирантка Наденька Тригорская. Исследовала, писала диссертацию, никаких нареканий, а тут больничный за больничным. Конечно, начали интересоваться, что случилось, в чем дело. Она рассказала о смерти сестры и о том, что на ее попечении остались новорожденные дети.

Женщина заметно нервничала, то и дело складывала — разворачивала на коленях батистовый платочек с кружевной каемкой:

— Это потом, когда уже познакомилась с няней девочек, Клавдией Васильевной, она мне под коньячок и открыла тайну рождения малышей. Суррогатное материнство на основе экстракорпорального оплодотворения, причем донор яйцеклеток на момент оплодотворения уже два года как пребывал на кладбище. Причем эта операция тогда была на уровне эксперимента. Прямого законодательного разрешения на подобное еще не было.

Рассказчица вздохнула:

— Мы приятельствовали с няней, она меня иной раз выручала с детьми. У нас с мужем мальчишки росли, такие непоседы и баловники! Это сейчас они солидные обеспеченные мужчины, а тогда, это были любознательные, чересчур бойкие, как теперь говорят гиперактивные дети. Иной раз она забирала всю команду, освобождая мне половину дня, у меня кандидатская на ту пору была на выходе.

Прошло время, Наденька Тригорская стала завлабом, и у нее освободилось место старшего научного сотрудника. Пришла к ней — она меня взяла. Понятно, что в лаборатории проводятся все исследования на биоматериале, имелся там свой виварий, а еще были два бокса. В боксы входила только она. Открывала коридор, выключала противовирусную защиту, сколько-то там находилась и выходила. Иногда оставалась на ночь. Кому не задавала вопросы, — что там? — все делали большие глаза и молчали. Только единожды Клавдия Васильевна, нянечка наша не выдержала. Мы с ней в ночь дежурили, как водится, болтали за чаем, она испугалась, что время просрочила для боксов. Я и спроси. Она палец к губам приложила, рукой махнула и повела меня. Заходим, а там в одном боксе — Лера, а в другом Ника. У меня чуть сердце не остановилось, их же похитили! Как они здесь? А они под системами, и у каждой, внутривенный катетер, как бы объяснить, ну, штука такая, чтобы венку лишний раз не дырявить, через него можно многократно на анализ кровь брать или лекарство вливать. Пока Клава девочек переворачивала, мыла, делала массаж, чтобы пролежней не было, перестилала белье, я успела кровь взять на анализ. Наверх поднялась, руки дрожат, боюсь, но пытаюсь выяснить, что же с этими детьми не так. А все нормально. Вот так. Доза снотворного, остальное все в полном порядке. Отклонение от нормы по генетическим показателям, но оно незначительное. Такое встречается у детей, если оба родителя им страдают, в этом случае можно прогнозировать неприятности со здоровьем и довольно серьезные, а если у одного из них такая особенность, то не страшно.

Клава с меня клятву взяла, чтобы НИКОМУ! А вскоре она уволилась и умерла. Так вот, прихожу я на следующее свое ночное дежурство, а в боксах двери открыты и никого. За Наденькой наблюдала. Ничего. Никаких эмоций, ни словом не обмолвилась, ни жестом, ни взглядом себя не выдала.

— А чего же молчали до сих пор?

— А кто бы мне поверил? Вот и у вас на лице недоверие большими буквами. Думаете, старуха в уме повредилась. Ну, не такая уж и старуха, просто плохо спала сегодня, — она немножко пококетничала, поправляя выбившийся из прически локон, и это выглядело так мило, что Тимур улыбнулся, — но с головой все в порядке пока, слава Богу. Еще один момент. У Леры спина была распахана.

У гостя бровь выгнулась, обозначая не озвученный вопрос. Хозяйка, понимая, о чем хотят спросить, кивнула:

— Объясню сейчас. Для некоторых восстанавливающих операций берется лоскут кожи и приращивается. Например, ожоговые поверхности, большие по площади. Оптимальный вариант свою кожу пересаживают с одного места на другое или используется кожа близкого родственника. Так вот на спине у Леры были вырезаны две неширокие полосы как для пересадки кому-то. А разрез не зашит как должно, кожа взята слишком глубоко, понимаете, она… она была почему-то внахлест прихвачена, как будто было все равно, как она станет с этим жить. Или не жить. Или как будто еще собирались резать или поместили что-то внутрь.

Она комкала платочек в руках и щурила глаза на свет, лившийся из окна.

— Думайте, молодой человек, ищите. Тригорская существенно моложе меня, она сейчас на пике славы и наверняка боится, что девочки остались живы. Они живой укор если не совести, то угроза ее репутации, подобное, как правило, квалифицируется минимум, как нарушение врачебной этики.

Женщина повернула голову к окну и немного помолчала.

— И думается, что они все-таки живы. Или мне так хочется в это верить?

Снова повернулась к гостю:

— Спасибо, что выслушали меня. Спасибо, а теперь ступайте, хоть и моложусь, а устала. Тяжелый вышел разговор. Всего хорошего.

— До свидания.

Уходя, увидел, что в карман куртки аккуратно вложен листок. Когда хотел этот листок достать, то получил ощутимый тычок в ребра от провожавшей его женщины. При этом она потерла свой висок пальчиком, и скосила глаза на зеркало, что стояло в прихожей. Большое, старинное, овальное, в деревянной резной раме, которая держалась на стойке, за счет этого его можно покачать вверх-вниз или повернуть вправо-влево. Сейчас зеркало было поставлено так, что сидящей в гостиной женщине, видно было все, что происходило в коридоре. Кстати, как при входе не заметил, что оно выбивается из общей строгой геометрии расположения всей мебели? Это тоже заставило задуматься.

Тимур кивнул провожавшей, пожелал ей всего доброго и вышел на лестничную клетку.

Регина сидела на тахте, обложенная со всех сторон подушками, рядом на табурете возвышался Лукин и держал тронную речь.

— Это же не сложно понять, ангина — штука серьезная. Никто даже предположить не может, какие осложнения у этого заболевания выплывут. Оно на самом деле очень коварное.

— Здравствуйте, ребятишки, — Мария Петровна выглянула из прохожей, — чего двери нараспашку?

— Мария Петровна, здравствуйте, проходите, пожалуйста, — голос Регины напоминал карканье простуженной вороны.

— Мария Петровна, ну скажите хоть вы ей, что мыться еще рано и не безопасно. В душ собралась, вон и полотенце из шкафа вытянула.

Женщина не торопясь прошла в комнату:

— Доктор прав, деточка. Понимаю, что душа и тело просят, но рисковать не станем. Сначала поглядим, что будет с твоим горлом к вечеру, глянем, что преподнесет нам завтра, а там, как Господь распорядится. А ноне поступим по старинке, полотенце теплой водичкой намочим и протрем тебя. Сережа, ступай на кухню, сынок.

— Да я — пожалуйста, могу и выйти, — Мария Петровна маякнула ему, чтобы он не уходил далеко, нужно было посмотреть спину Регины.

Проследив за военврачом, старушка, поправив платочек, внимательно посмотрела на больную:

— Скажи, детонька, где взять чистую одежку, надо тебя переодеть.

Девушка кивнула на шкаф. Бабуля распахнула створки, хмыкнула, обнаружив идеальный порядок, и взяла то, что по ее разумению сейчас должно было пригодиться. Неспешно добралась до ванной, вернулась:

— Вот полотенчик, вытирайся сама, где достанешь, а я тебе спину протру.

Регина вскинулась:

— Спину — не надо.

— Вот спину-то как раз и надо!

Женщина махнула рукой:

— Чего ее от меня прятать? Я уже все видала. Ничего там страшного нет, так что давай, ложись на живот, личиком к стенке, а то твой нос как раз мне ниже пупка и уткнется. А я тоже стесняюсь.

Мария Петровна кивнула Лукину головой, он вошел и заиграл желваками. Смотрел и прикидывал. Тут вначале надо снять воспаление, потом уже думать, можно что-то сделать или нет. Кожа на спине до такой степени стянута, что ее по идее рассекать надо бы, а потом? Вот то-то и оно, что не понятно, что потом. Только неясно, откуда такой толщины рубец? И зачем его так грубо внахлест «смастерили»?

Мария Петровна, толкнула его локтем, показала глазами на выход. Тут в дверь кто-то позвонил. Лукин пошел открывать. За дверью стоял Тимур, за его спиной переминались с ноги на ногу девочка и молодой человек. Они так трогательно держались за руки, что Лукин улыбнулся.

— Мы проведать Регину Александровну. К ней можно? — Юноша поправил очки.

— Можно. Только держитесь от нее подальше, она может быть носителем инфекции. Входите.

— Ничего, у нас иммунная система крепкая, — девчушка пацанской наружности с подскоком вошла в прихожую и завертела головой.

Военврач из коридора крикнул:

— Мария Петровна, к Регине посетители!

— Путь входят, мы уже готовы принимать гостей.

Она вышла из комнаты, поздоровалась:

— Вы тут почаевничайте без меня, а я через часок зайду, — и не торопясь направилась к себе.

Тошка и Эмик нерешительно потоптались на пороге комнаты и вошли. Тимур прошел следом, сразу взял стул и уселся рядом с тахтой:

— Привет! Как ты?

Девочка выглянула из-за брата, расплылась в улыбке:

— Здрасти, Регина Александровна! Вот решили вас навестить. Фрукты принесли и фотографии с переговоров. Как себя чувствуете?

Эмику было не очень комфортно, и он не торопился проходить. Регина, на его взгляд, была бледной, немного схуднувшей, а так ничего себе. Пожалуй, остальное в ней было все, как обычно.

Тошка, оторвалась от брата, шагнула к тахте:

— У нас в отделе временная замена. Наталья Михайловна. Рощина. И чем-то на вас похожа. Кажется добрая, и не задавака, — девчушка тараторя, внимательно смотрела на Регину, как будто боялась мыслей своей начальницы о том, что ее променяли на кого-то или предали.

— Она совсем новенькая. Ее вообще-то в юридический отдел приняли, а из-за переговоров к нам определили. Александр Иванович сказал, что только на нас положиться в этом деле нельзя — они так зря думают! Просто несправедливость какая-то, мы уже большие! Вот ее временно к нам и приставили.

Тошка не сводила с Регины глаз.

— Она сказала, что до вашего выздоровления будет выполнять ваш функционал, а потом, как Бог даст, — и Эмик, оказывается, беспокоился нисколько не меньше, чем Тошка.

— Все нормально, ребята. Ведь кому-то надо координировать действия всех участников. Вот ее и попросили. Надеюсь, она справляется?

— Вроде все как надо.

Вдруг Тошка приняла вид, она его называла «мадам»: выпрямлялась спина, поднимался подбородок, голос делался ниже и богаче модуляциями, а в глазах плясали искры смеха:

— Сегодняшний раунд переговоров прошел продуктивно, в дружеской атмосфере и с ожидаемыми результатами, — Тошка с чувством выполненного долга степенно оглядела окружающих и хихикнула. Смехподхватили все. Она ткнула брата кулачком в бок:

— Эмик, давай показывай фотки. И те, которые со вчера, тоже.

Он от удара деланно скривился и полез в рюкзак.

Кадры на планшетнике менялись не быстро, потому, что комментировали их оба участника. С чувством юмора у ребят было все в порядке. Эмик в качестве репортера выступал не впервые и фотографом оказался отменным. Глаз у него был чутким и всевидящим. Вот встреча в аэропорту. Лица гостей немного напряженные и утомленные, хотя улыбки выглядят довольно искренними. А вот уже начало вечеринки. Банданы на головах у мужчин, повязки на глазах, рубахи до пупа расстегнуты, по кию у каждого в руке и что-то стоит в красном углу на приставном столике.

— Пираты, что с них взять, — Тошка деланно вздыхала, пожимала плечиком и комментировала дальше.

Регина внимательно смотрела на очередной кадр:

— Ребята, а что делает старое эмалированное ведро на столе в углу?

Все начали рассматривать изображение на экране. И впрямь, в углу стояло эмалированное голубое двенадцатилитровое ведро советского времени, из него что-то торчало. С бантиком.

Регина покрутила головой, ища ответ у всей честной компании. Тимур в неведении развел руками. Тошка со всей непосредственностью и удивлением о том, что ее спрашивают об очевидном сказала:

— Так это приз!

Тимур что-то понял и начал беззвучно хохотать, а Регина недоумевала:

— Приз? Ведро — приз? Старое побитое эмалированное ведро с крышкой — приз? Оно что — археологический экспонат? Его откопала, отмыла археолог Демидовна и сказала, что это реальный мезозой ценой в миллион на аукционе «Сотбис»?

— Да нет же! Причем тут ведро? Приз в ведре!

Эмик выглядел немного обиженным за то, что не оценили, его, вообще-то, задумку с призом.

— Это то, что торчит из ведра?

— Нет, торчит из ведра черпак!

— Черпак, — девушка смотрела на ребят.

— Мы еще бантик на нем завязали…, — голос Татьяны как-то сник.

Тимур хохотал уже в голос. А Регина никак не могла понять причину его веселья.

— И что же за приз в ведре с черпаком? Надеюсь не зверушка? Нет? Молоко?

— Нет. Пиво, — Тошка уже поняла, что сейчас последует разгон. И он не заставил себя ждать.

— Ребята, вы… — Регина откинулась на подушки, а эти двое кинулись к ней.

— Вам совсем худо? А мы тут с ведрами, черпаками. Мы пойдем, наверное, уже, — Тошка тянула Эмика за рукав к выходу. Но тот не понял всей опасности ситуации и с наивной мордахой ожидал заслуженной похвалы.

— Что ж, давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны, — Регина старалась говорить спокойно и рассудительно, — вы приезжаете в Виндзор на праздник, а вам выдают обед в железной миске.

Эмик уставился на сестру, та больно пнула его по ноге. Он обиженно начал потирать пострадавшую конечность и выговаривать ей:

— Тошка, завязывай пинаться, а то в Виндзор не пустят даже с твоим ведром.

Тоша закатила глаза под лоб, показывая отношение к сообразительности брата, потом осторожненько начала:

— Регина Александровна, мы поняли уже, что с ведром — перебор, но все остались довольны, и даже в очередь в туалет стояли, — это Тимура добило, он вылетел из комнаты. Через несколько минут на кухне стоял ржач, только теперь в два голоса. Сергей мог в этом деле дать фору Тимуру.

Когда эти шалопаи осознали, что сейчас было сказано и, самое главное, что было сделано, то оба сначала замерли, в ужасе глядя на свою начальницу. Увидев, что она не выдерживает и тоже начинает смеяться, захохотали и плюхнулись на ковер около тахты.

— Ребята, а это кто, — Регина показала на гостей базы отдыха, которые с ними проводили турнир по биллиарду.

— Это гости на базе, две супружеские пары, которые готовы были повеситься с тоски. А мы эту тоску малёхо разбодяжили и хорошенько вытрясли их карманы, хотя они нисколько не расстроились по этому поводу.

— Они даже мелочь выгребли.

Регина схватилась за сердце:

— Вы что, на деньги играли?!

— Играли не мы, но мы подали такую идею. Им скучно было играть «за просто так». Когда деньги закончились, они на пиво начали играть. Вот смотрите дальше, когда их Тошка нарядила пиратами, они, делая ставку, орали «Деньги на бочку!».

— Господи! Иностранцы — гости компании, играли на деньги с гостями базы! Эмик, а ты куда смотрел?

— Я? В объектив. А чего? Они взрослые люди, сами решают, как деньгами распорядиться.

— Они еще весь выигрыш нам отдали, — Тошкина непосредственность не имела границ. Регина не знала, за что хвататься в первую очередь, за голову или за сердце.

— Ребята! Вы деньги взяли?!

— А мы решили благотворительную акцию быстренько провернуть.

Регина уже стонала, держась за голову, ужасаясь, боясь даже предположить, что они без нее еще вытворили.

— Какая акция? — она говорить не могла, только тихонько шептала.

— Мы детишкам, ну, которые больные, из соседнего Ревматологического центра хотим подарок сделать. У них нет игрового зала, они как идиоты с родителями часами в коридоре сидят и ждут приема, а огроменный холл пустует. Понятное дело, сначала с главврачом поговорим, что там можно установить: всякие качели, горки там, можно столики-стульчики с играми. Можно стеллаж с игрулями забабахать. А на пол коврик с мишками!

— Ребята, а сколько денег вы вчера заработали таким сомнительным способом?

— Семь.

— Чего семь?

— Семь штук.

— Семь тысяч рублей?

— Почему это рублей? Евро.

— Меня посадят, — Регина в ужасе застонала.

— Чего это сразу посадят? — Тошка давно перебралась на краешек тахты и сейчас разглаживала уголок пледа.

— Может и не сразу. Но посадят. Вы что, чада малые и не понимаете, что устраиваете азартные игры на деньги в общественном месте?

Регина ужасалась тому, что натворила ребятня без ее присмотра. Одновременно ей было смешно от того, что они натворили. Было огромное желание отшлепать обоих и расцеловать великодушных, добрых, щедрых, но все-таки детей!

— Никто ничего не устраивает — Тошка надулась.

— Они нам эти деньги выдали на благотворительность. Вон Эмик взял с них заяву, что они, нижеподписавшиеся, хотят внести посильный вклад в дело развития и воспитания подрастающего поколения в России. Целевой взнос. Вот. И не спрашивайте про итальянцев.

— Не спрашиваю, — Регина откинулась на подушки и в изнеможении закрыла глаза.

— Так они сами! Это же не мы! И утром они сказали, что все клево, что вечер они хотят провести так же весело.

Больная приоткрыла один глаз:

— Боюсь спросить о программе.

— Не бойтесь, — Эмик явно что-то еще искал для показа, усердно пролистывая кадр за кадром, между делом поддерживая диалог.

— Мы едем на рыбалку. Егорыч повезет на форелевое озеро, а потом будет турнир по бриджу. Фраки — манишки, кринолины — веера, хорошие манеры, ликер и шоколад.

Тоша ерзала, явно желая о чем-то рассказать. Регина повернула голову в ее сторону.

— Да мы уже все привезли из театра! У нас будет костюмированный турнир! Лилька приедет делать дамам макияж и прически.

Эмик подтвердил:

— Там будет трио: фортепиано, гитара и скрипка.

Девочка кивала, глядя на брата и продолжила:

— Еще будет петь баритон. Мы в бюджет вписались из копеечки в копеечку. И договоры сделали, и финансовый отчет. А все бумаги, как нас учили, уже приготовили. Правда-правда, — Тошка усердно кивала головой.

Начальница поинтересовалась:

— Откуда баритон и трио? Из перехода на Павловском?

Подчиненный, не соблюдая правил субординации, фыркнул:

— Вот еще! Это Тошкины друзья из консы.

— Только не подумайте, они все с выпускного курса. Там все по-настоящему.

Эта парочка на пару секунд замерла, оценивая ситуацию. Эмик, тронул сестру за рукав курточки и почти незаметно кивнул, и сестричка продолжила:

— Регина Александровна, им вправду нравится. И на переговорах они подписали все, как миленькие. И Наталья Михайловна нас хвалила. Мы понимаем, что только с этими так можно, а если бы приехали кичливые снобы — вот для них все было бы иначе. Все по правилам, напыщенно и официально. Мы все понимаем — не волнуйтесь!

Тошка прижала свои худенькие ручонки к груди, сделала щенячью мордочку и вздохнула прерывисто, как вздыхают дети после слез. Она уже видела, что вся работа на переговорах одобрена, и они прощены. Почти.

Чтобы закрепить полученный результат попросила брата:

— Эмик, покажи официальную часть переговоров, — видно было, что Регина утомилась, но досмотреть до конца фоторепортаж хотелось ужасно.

Молодой человек пролистнул несколько кадров и начал рассказывать. Вдруг Регина побелела:

— Это кто?

— Так это Наталья Михайловна Рощина, она, пока вы болеете, вместо вас.

Тоша перевела взгляд на начальницу, ожидая реакции и вдруг переполошилась:

— Ой, а чего это с вами? Что, совсем не хорошо?

Тошка и Эмик спрыгнули с тахты, на краю которой сидели, и рванули на кухню за помощью.

Когда мужчины вбежали в комнату, Регина задыхалась.

Ребят срочно выдворили, Лукин велел позвать Марию Петровну и начал спрашивать, что случилось. Она мотала головой, хрипела, показывала, что все нормально, а он все больше и больше беспокоился. Мария Петровна зашла и с первого шага отдала приказ Тимуру:

— Вызывай скорую, скажешь вот так: пусть присылают реанемобиль.

Тимур, диспетчеру скорой в точности повторил слова старого терапевта, подтвердил наличие около больной двух квалифицированных докторов.

Скорая прибыла почти сразу, они были где-то рядом. В квартиру вошли трое. Один начал осмотр, тихонько переговариваясь с Марией Петровной.

В своем мнении он был непреклонен:

— Госпитализация, чем скорее, тем лучше. И еще добрый совет, ищите выход на лабораторию Тригорской. Только она сможет вытащить ее. Похоже, дела совсем плохи.

Тимур, услышав фамилию, обомлел, и начал быстро просчитывать ситуацию, молча ругаясь всеми матерными словами, которые узнал за свои тридцать с лишним лет. Сейчас прекрасно понимал, что в свое время, эта Тригорская что-то сотворила с организмом Регины и сделала все, чтобы та при побеге или вернулась к ней, или умерла. Схватив за рукав, вытащил Сергея на кухню и закрыл двери.

— В обычную гражданскую больницу нельзя, она будет моментально вывезена оттуда, может быть даже из страны и наверняка уничтожена, — Тимур внимательно смотрел на Сергея, тот в недоумении вглядывался в лицо собеседника, соображая, насколько и, самое главное, когда тот успел свихнуться.

— Если не поможешь, сам этим займусь. Время теряем.

— Поехали.

Военврач вышел из кухни, отдал необходимые распоряжения сотрудникам скорой, вручил ключи от квартиры Марии Петровне, напомнил про кота, потрепал по плечу Тошку и подмигнул.

Когда уселся в машину к Тимуру начал звонить начмеду Лехе, а сам думал, в своем ли он уме. Куда он везет эту странную девочку и довезет ли? Никак не мог сообразить, что за ерунда происходит? Почему началось удушье и как это все разрулить?

Дозвонился Лехе, объяснил положение дел, тот ругнулся по-армейски крепко:

— Вас вижу, заезжайте уже, там разберемся.

Регину отправили в реанимацию сразу. Тимур остался со своими мыслями и умозаключениями на крыльце. Через какое-то время к нему вышли покурить начмед и Сергей.

Леха потребовал:

— Излагай, — и Тимур начал рассказывать все, о чем знал или только догадывался.

Оказалось, что Тригорскую знали и эти двое. Значимая фигура в медицинском мире, ничего не скажешь. Крутили-вертели ситуацию, но ни к чему так и не пришли. Тут на крыльцо вышел реаниматолог:

— Закурить дайте.

Ему протянули две пачки и зажигалку. Тот, уже вертя в руках сигарету, медленно оглядел хмурую троицу:

— Короче… у нее на спине, в рубце, зашиты две капсулы. Что в этих капсулах, не знаете?

Все замерли от новости.

ГЛАВА 23

«Хочу быть богатой! Хочу быть знаменитой!!!».

Наталья Михайловна приехала в аэропорт утрясти формальности по поводу сувениров, которые они решили преподнести партнерам на официальном приеме завтра. Ей нужно было узнать, нужны ли разрешительные документы для перемещения этих предметов через границу. Когда она изучала этот вопрос в нормативной документации, то обнаружила несколько пробелов и не решилась все оставлять на волю случая.

Войдя в здание, подошла к дежурному и изложила свою проблему. Он связался с начальником службы безопасности, что сидел в одном кабинете с таможенниками, и получил указание проводить посетительницу к нему, что было исполнено в точности. Регина открыла дверь в кабинет, спросила:

— Я могу войти?

И услышала совершенно неожиданное:

— Лерка, ты нафиг гриву обрезала и перекрасилась?

Перед ней стоял мужчина в сером костюме, ростом выше ее на голову, русоволосый и сероглазый. Стоял и улыбался. Наташа растерялась. Она не знала этого человека. Не знала совершенно, а вот имя Лера, ей было знакомо. Замерла в ужасе, не представляя, что делать. Бежать? Глупо. Ее тотчас задержат. Отпираться до последнего, тоже не вариант.

А этот стоял и улыбался, засунув руки в карманы брюк.

— Теперь ты от меня никуда не денешься, пока не расскажешь, кто устроил это идиотское похищение, и что было потом. Мы же перепугались до смерти! Потом искали вас!

Похищение. Он знает про похищение. Значит это либо однокурсник, а она его просто не узнала, либо… А вот про второе «либо» было просто страшно подумать. И она решилась.

— Простите, я не узнала вас. А прочитать табличку на кабинете не успела.

— Ты всегда была сторонницей правил. Садись уже, посетительница. Лер, неужели и вправду не узнала?

— Простите, но я не Лера.

— Погоди, если ты не Лера, значит ты — Ника? Лерина родная сестра, и ты специализировалась по цивилистике, правильно?

А Наташа не знала, что и сказать. Кивнула. Она был так растеряна, комкала в руках ручки сумочки и смотрела с ужасом на собеседника.

— Ника, да Извеков я! Женя Извеков! Помнишь, как на экзамене по гражданке, ты за меня задачу решила, а я тебе ведро яблок принес? А Колька Забродин яблочко об штаны потер и дал его Катьке Пареновой, та откусила и завизжала — оттуда червяк на нее смотрел! Помнишь?

Вероника смотрела на него глазами полными ужаса.

И тут он кое-что понял. Быстро взял что-то из выдвижного ящика, рассовал по карманам и подал ей руку.

— Вставай, поговорим в машине.

Она соскочила так, что тяжелый стул грохнулся об пол и почти закричала:

— Я никуда с вами не поеду! Я лучше уже умру! Сама! Я не могу больше так! Господи, за что ты так с нами! Мы ни в чем не виноваты, Господи!

Как говорил его сосед, вот тут мужик растерялся. Извеков редко видел женские слезы, а чтоб еще и вот с такими эмоциями, причитаниями, как будто в доме покойник, такого ни разу. Он за всю жизнь никогда не сталкивался с подобным, и как себя вести в этом случае не знал совершенно. Не придумав ничего лучше, сгреб ее в охапку, прижал к себе и зашептал в макушку:

— Тихо, тихо, маленький. Все будет нормально, мы обо всем поговорим, я тебе клянусь, все устроим и разрулим. Не плачь. Обязательно всех победим, все будет хорошо и не надо бояться. Тихо, тихо, успокойся.

Он слышал, что истерика гаснет, судорожные всхлипы почти прекращаются. Немного отстранил ее от себя, посмотрел в лицо:

— Давай вытрем слезки, и пойдем уже. В ботанический сад хочешь? Там такие пироги с картошкой пекут, такие же, как в наше время. Хочешь, газировки купим? У меня в машине даже пачка салфеток есть. Пошли-пошли.

В тот же самый момент Александр Иванович потерял и.о. начальника орготдела Рощину. Полина Платоновна ушла к стоматологу, спросить не у кого. А орготдел закрыт.

Переговоры проходили легко, потому, что их готовили почти семь месяцев, закончились около часа назад, где он ее видел мельком. Она была озабочена и предельно собрана. А сейчас куда-то подевалась. Настроение генерального портилось, накатывало раздражение. Ткнул в кнопку интеркома:

— Стража, Рощина где?

— Вышла в шестнадцать двадцать, ключи сдала.

— Что потом? Из вас надо все вытягивать?!

— Пошла в сторону автобусной остановки. Больше видеокамера ничего не зафиксировала.

— Понял. Спасибо.

Куда направилась? Глянул на часы, еще сорок минут рабочего времени! Надо Ирэну взгреть: шастают в разгар рабочего дня по своим личным делам!

Хлопнула дверь, вошла Полина Платоновна и услышала рык генерального:

— Полина! Рощина где?!

Секретарь в недоумении подняла брови:

— Рощина в аэропорт и в таможню поехала, насчет документов узнавать.

— Каких документов? — Тон стал много спокойнее.

— Подарки итальянцам приготовили? Приготовили. А как они их будут через границу перевозить, не подумали, Вороновой во время не сказали. Поэтому Наталья поехала с таможней разбираться и со всем остальным. А что, сильно нужна?

— Сильно, — сказал шеф и громко хлопнул дверью.

Через пару тройку секунд дверь опять распахнулась:

— Если она по служебным делам поехала, почему на автобусе? У нас что, машины перевелись или Русанов опять перед молоденькими выкаблучивается?! Завгаром быть надоело?!

Двери снова закрылись. Полина Платоновна с опаской смотрела туда и ждала. Дождалась. Двери снова рывком распахнулись:

— Я в аэропорт. Сегодня не вернусь! Все завтра!

Рычание САМОГО слышал весь этаж. Пока шел к лестнице, ни одному сотруднику в голову не пришло высунуть нос навстречу разъяренному чем-то директору.

В аэропорт добирались через пробки, какие-то переходы, переезды, заторы и аварии. Водитель за всю дорогу не проронил ни слова, молчал и Александр Иванович. Подъехали к зданию аэровокзала в тот момент, когда какой-то мужик выводил Наташу, всю в слезах, обнимая ее за плечи, уговаривая, вытирая ей щеки. Они сели в машину и поехали.

Шеф скрипнул зубами:

— За ними, только осторожно.

Водитель про себя засвистел, но команду выполнил в точности. Приехали в ботанический сад. Эти двое купили пирогов, газировки, нашли скамейку, сели и начали есть.

Александр Иванович ничего не понимал. Он видел, как на Наташу смотрел мужик, но так смотрят на хорошую знакомую, на сестру, в конце концов, на жену друга. Не было здесь никакого подтекста. Потом и вовсе случилось что-то непонятное. Она расстегнула сумочку и достала оттуда паспорт, подала ему. Он прочитал его от корки до корки, посмотрел на нее и протянул красную книжечку назад.

Белояров не знал, что и подумать. Прекрасно видел, что она расстроена, а мужик ее утешал, но что все это значит? Он вышел из машины, тихонько пробрался по газону и присел под кустом с другой стороны лавки.

А Женька Извеков был доволен. Они действительно приехали в ботанический сад, ели пироги, запивали газировкой. Сидел, жевал, наблюдая за Никой, и удивлялся: что ж я за идиот? Такую девушку упустил. Женился на Таньке Коляде и много это счастья принесло? Вот надо было кого в жены брать! Ее так приятно кормить, утешать и очень хочется защищать. «И это хотение ты удовлетворишь, по ходу, в самое ближайшее время», — он это уже понял.

Когда был доеден последний пирог и допита газировка, он почти приказал:

— А теперь рассказывай.

— Я не знаю с чего начать.

— С начала.

Девушка вздохнула, открыла сумочку и подала ему свой паспорт.

Прочитал его, посмотрел на нее внимательно:

— Значит ты сейчас Рощина.

И через небольшую паузу уже недоумевая, спросил:

— Погоди, твое полное имя Вероника, а почему ты Наталья? И отчество — Вячеславовна, а тут Михайловна.

— Женя, правда, не знаю с чего начать, просто сильно боюсь. Может я что напридумывала или это горячечный бред? Где — правда, где мой вымысел? Просто опасаюсь что-то рассказывать кому-то, как сглазить боюсь. Вдруг расскажу, и все вернется опять. Дрожу от страха всякий раз, когда вспомню, что она нас ищет. Мы ведь малыша у нее украли, а сами не смогли сбежать, а потом успокоились глупые. А она дала нам доучиться и вот.

— Ника, погоди, я ничего не понял, давай сначала. Вы с Леркой близнецы. Но не однояйцевые. Ну, не абсолютная у вас схожесть.

— Да, это так. Тригорская Надежда Павловна — это наша мать. По документам. Только нас Лерой выносила одна женщина, а двух малышей — две других.

— Больная она, что ли?

— Нет, она абсолютно здорова. Нам было по семь лет, когда в доме появился новорожденный мальчик. Мама сказала, что это наш брат. У него будет няня, но к нему нужно соответственно относиться и любить. Его назвали Георгием. Мы решили, что будем его называть Дюком. Ты же знаешь линейку преобразования имени: Георгий — Гергий — Дюрги — Дюк, — Наташа улыбнулась.

Дюку было около пяти недель отроду, когда в первый раз мать брала у него кровь на анализ. Она думала, что мы крепко спим, а мы зачитались приключениями. Фонарик под одеяло и все довольны. Вдруг услышали, как он закричал. За то время, что он жил вместе с нами уже все его крики наизусть знали и иной раз даже спорили: мокрый или есть хочет. А тут он кричал, как будто бы звал на помощь. Мы и вылетели из своей комнаты как сумасшедшие, а в стеклянную створку коридорного шкафа увидели, как она большой иглой проколола венку у него на голове и набирает в шприц-пробирку кровь.

Наташа прерывисто вздохнула и вытерла нос.

— Знаешь, нас никогда не называли проблемными детьми, мы росли послушными и неконфликтными, только очень боялись своей матери. У нас были няня, гувернантки, репетиторы, школы. Всегда одевали как кукол, дорого, со вкусом. И, сколько себя помню, мы всегда сдавали кровь на анализ и никогда в детской поликлинике. Только в маминой лаборатории. Каждый месяц нас привозили туда. Мы уже знали, что неизлечимо больны и пока болезнь спит, за нею нужно следить, и пока заболевание для нас не опасно. Но, если внезапно угроза активации возникнет, то необходимо среагировать очень быстро. К этому как-то привыкли. Только для маленького человечка такая жестокость была выше нашего понимания. Еще был страх за него, неужели и он тоже не здоров?

Сидела, терла руки, как будто бы мерзла, и продолжала:

— Тогда постарались ничем не выдать себя. Потом залезли вдвоем под одеяло, я проплакала всю ночь, а Лера держала меня за руку и говорила, что нужно что-то придумывать, иначе она из него всю кровь выцедит.

Наташа перевела взгляд со стаканчика с остатками газировки на Женю. Он взял ее за руку, ободряюще пожал:

— Долго думали, когда что-то придумали?

— Уже утром план у двух детей был готов.

— Быстро вы.

Она кивнула:

— Теперь терпеливо ждали удобного случая, и он подвернулся. Мама в июне уехала на две недели за границу кому-то читать лекции. Нас летом всегда отправляли с няней за город, на дачу. Няня была не старенькая, но любила выпить и подремать в тенечке — это давало нам известную степень свободы, а применительно к этой ситуации понятно, что имели возможность ненадолго сбежать в город. Поехали сначала на электричке, а потом на автобусе. Открываем дверь в квартиру, а там какие-то странные звуки: стоны, вздохи. Это теперь я могу сказать, чем там няня с дядей занимались, а тогда мы просто испугались, схватили Дюка, завернули его в первое попавшееся одеяло, выскочили из дома, пробежали пару автобусных остановок, и положили его на скамейку около самого большого магазина. Завернули на наш взгляд очень удачно, потому, что мордаха осталась открытой и если он заревет, то кто-то к нему обязательно подойдет.

Сами засели в соседних кустах, ждем. А тут милиция и как раз к Дюку. Забрали его и увезли. А мы остались довольны результатом своей миссии и поехали назад.

Девушка уже улыбалась.

— Няня проснулась, нас позвала, мы откликнулись, что сидим в малиннике малину в бидончик собираем — такие умницы.

Она потерла висок:

— Никто про Дюка слова в доме не сказал. Мы спросили о нем, как приехали с дачи. Мама сказала, что ему лучше жить в другом климате пока не подрастет. А сейчас поживет у какой-то мифической тети Зои на море. Мы очень хотели узнать, где он, хорошо ли с ним обращаются. Но как мы не рассуждали, получалось, что любым шагом мы себя сразу же выдадим.

Наташа взяла из пачки еще одну салфетку и теперь теребила ее.

— Через четыре с половиной года или чуть больше история повторилась. Только девочку мы не спасли. Не успели. Нам объявили, что она умерла от коклюша. Кстати, странная была девочка. Мы все светловолосые и голубоглазые, а она на татарчонка была похожа. Волосы темные, прямые, жесткие, черноглазая такая и орала басом.

— Ты думаешь, что и ее…

— Знаешь, уже просто боюсь думать, понимаешь? Мне иной раз кажется, что все, что я думаю, это так гадко, так думать просто нельзя — грех! Так ведь не может быть! Мои сомнения должны как-то иначе объясняться. А потом снова воспоминания лезут в голову и от них никуда не деться, и так по кругу.

Наташа замолчала. Она смотрела куда-то в себя. Вспоминая, переживая и впервые рассказывая другому человеку о своих страхах.

— А ваше похищение?

— Похищение? Я плохо, что помню. Только то, что мама снова у нас берет кровь, а потом Лера приходит, и мы выбираемся из подвального окна, забираемся в кузов какой-то маленькой старенькой машинки. Машина едет куда-то, потом Лера выпихивает меня из кузова, и мы идем — идем — идем и выходим к озеру. Пьем и ложимся, а рядом собака. Большая и добрая, она нас облизала пару раз. Щекотно так. Около нее так тепло, ведь мы только в тонких рубашонках. Потом появляются два мужика, охотники. И вот как у Леры в руках оказывается два ружья, не помню, она собирается стрелять. А потом, они отдают нам куртки и все говорят, что не обидят нас. Только Лера забирает у них ключи и сама садится за руль старенького УАЗика и мы уезжаем. Куда? Зачем? Дальше просто какие-то обрывки воспоминаний. Дорога, деревня, больничка. Нет, не помню.

Извеков смотрел на девушку, сам для себя решая, здорова ли она душевно, и понимал — здорова. Врет? Нет, она, рассказывая свою страшную историю, говорила правду.

Девушка подняла к нему лицо, и, встретившись с ним взглядом, с ноткой сомнения в голосе продолжила:

— Один из них не дает мне покоя, я никуда его не могу пристроить в своей голове.

Она помолчала, перевела взгляд на пожелтевшие кусты клена:

— Ночь, ничего не видно. Мы в стареньком уазике спим, а утром в стекло стучат. За окном стоит батюшка. Он в рясе и с лукошком полным грибов. Старенький такой батюшка. Мы вышли, поздоровались. Он на нас посмотрел, головой покачал и сказал, пойдемте, окрестить вас надобно для начала, а потом как Бог даст. Почему ему доверились, я не знаю.

— И что потом?

— А потом нас батюшка привел в малюсенький домик, велел надеть в какие-то длинные белые рубахи, выдал платки и повел в старую деревянную церковь и окрестил. Покормил, с собою выдал краюху хлеба, в белом платке завязанную, и мы куда-то пошли после его благословения.

Наташа глубоко вздохнула и медленно выдохнула:

— Странно все, правда? Идут в современном мире по дороге, две девушки в длинных до пят рубахах, в куртках с чужого плеча, с узелком. Идут, взявшись за руки, по ноябрьскому холоду босиком и ни один человек не остановился и не предложил подвезти, и ни один не поинтересовался, нужна ли нам помощь.

Из Наташиных глаз снова полились слезы. Женя сидел и не знал что сказать. Видел перед собою хрупкую, девочку-женщину, уже не рассуждал, где правда, где ложь, больше не сомневался в ее словах, потому, что наблюдал, как она рассказывала-проживала это снова. Знал, все, что она рассказала, как любят говорить юристы: имеет место быть. Для него задача была предельно ясна: защитить, не допустить, чтобы что-то подобное произошло с ней или с кем-то другим. Хочешь-не хочешь, а придется эту историю распутывать. Вот только как? Этого пока не придумал.

Сорвал пожелтевшую травинку, что высунулась между брусками скамейки:

— А Рощиной Натальей Михайловной как ты стала?

Подал ей еще одну салфетку. Она вытерла носик, вздохнула:

— К вечеру добрели мы с Лерой до какой-то деревни. На окраине стоит больничка. Такой барак, выкрашенный когда-то до революции в зеленый цвет. Я уже тогда поняла, что мы основательно простыли. У Лерки начинался жар, она всю жизнь при высокой температуре бредила. А меня на бред никогда не выводило. Так, вялое безвольное существование овоща, дня на три-четыре. Вот мы и ввалились в эту больничку.

Наташа рассказывала свою страшную историю дальше.

А за скамейкой сидел Белояров-старший. Сидел на пеньке и не мог поверить ее словам. Ему казалось все рассказанное выдумкой, которую преподнесла доверчивому мужику умная и хитрая лиса. Она станет давить на жалость, он возьмет ее в жены и все — пиши — пропало. Казну придется делить. Но дальше этот сюжет в его голове почему-то продолжения не нашел. Ну, захомутает и что? Какие доходы у того? Что с него взять? Половину трешки в стандартной высотке? Тогда почему она до сих пор не нашла себе такого лоха?

А если все то, что она рассказала — это правда? То ее должны искать. Она угроза репутации и благополучия той, что проводила с ними непонятные медицинские манипуляции. Нет, не так. Если «мама» найдет свою дочь или дочерей, то теперь будет в сто раз умнее, она же врач. Неужели не найдет способов убедить общественность в болезни своих «ненаглядных дочурок»? Найдет. Что их ждет? Опять те же палаты, только до недалекого конца их жизни.

Женя Извеков просчитал развитие ситуации по тому же сценарию раз в десять быстрее и давно уже строил план по выяснению всей этой истории.

Наташа рассказывала, рассказывала, а мужчин пробирал холод. Ведь с этими двумя, по сути, детьми, могло случиться все, что угодно! Как они избежали опасности?! Как двух хрупких, золотоволосых, пусть грязных, истощенных, но все равно привлекательных девочек не изнасиловали в первой же канаве? Не убили, не продали в какой-нибудь притон или бордель? Кто и что их уберегло? Все что угодно, только не сила материнской любви.

ГЛАВА 24

А женщина стояла у окна и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу…!!! Хочу!!!

В кабинете начмеда собрались доктора.

— Каково ее состояние?

— Вполне удовлетворительное. Организм удивлен отсутствием агрессора и пока молчит.

— Что в капсулах?

— Вирусологи говорят — материал вирусов и бактерий разных видов и модификаций. Капсулы длиной двадцать сантиметров, разделены на множество секций. Первая пустая. Они должны открываться по какому-то принципу. Сначала одна, потом другая или все вместе или какими-то группами. Механизм, как и материал самих капсул, нам не известен, народ работает. А культуры мы опознали — наши дорогие коллеги из-за бугра видно подарок кому-то сделали.

— Почему она не погибла?

— А потому она не погибла, что иммунная система окружила эти две колбы смерти видоизмененными клетками, создав мощный заградительный барьер, этим сейчас Рохнович занимается.

— Ребята, дело принимает какой-то жуткий оборот.

Молчание затопило кабинет. Все присутствующие прекрасно осознавали, что среди людей ходила бомба, фаршированная биологическим оружием, и об этом даже не подозревала. У всех возникал вопрос, но никто не хотел его озвучивать, да и не время рефлексировать, надо заниматься текущими проблемами эффективно и по возможности быстро.

— Что станем делать дальше?

Лукин выдохнул:

— Мы — лечить.

Начмед проворчал:

— А кто-то звезды на одно место собирать, не подумайте, что на погоны или на грудь!

Все заулыбались, это как-то разрядило обстановку. Хозяин кабинета стукнул ладошкой по столу:

— Так, товарищи военврачи, а теперь все идем писать. Шарафутдинов — ударение на второй слог! ПисАть! Тоже мне, циники доморощенные!

Мужской хохот загрохотал в небольшом кабинете.

— Просто невоспитанные мальчишки. Наказать их дежурствами в инфекционном отделении! — Седовласые военврачи потешались над двумя молодыми лейтенантами, которые старались выглядеть солидно, чем вызывали дружеское подтрунивание среди коллег.

— Все что сделали, видели, слышали — описать. ОписАть — Шарафутдинов! Это первое. На других листочках, слышишь, Василий Степанович, на других! На новых и чистых!

Он оглядел всех строгим взглядом:

— Второе: напишите мне о своих прогнозах по Вороновой. Все. Спасибо! Все свободны! Лукин — останься.

Алексей Давидович Лоор листал телефонный справочник, оттягивая время звонка в соответствующую контору, и косо поглядывал на своего друга. Лукин сидел, крутил в руках карандаш.

— Сергей Владимирович, вы мой должник, — начал начмед.

— В покрытие долга, я написал рапорт в округ с просьбой перевести вас, товарищ военврач, сюда в госпиталь. Место есть.

— Леха? Ты волшебник? — Лукин сидел ошарашенный новостью.

— Нет, я — начмед, у которого не хватает одного хирурга. Пойдешь? Или выкаблучиваться будешь?

— Пойду.

— Вот и добренько, — Алексей Давидович улыбаясь, потирал руки, — заберешь отделение, …

— Эй-эй-эй!

— Чтооо?!!

— Слушай, ты мне этим своим: «заберешь отделение» напомнил старую батину побасенку про цыгана.

— Ммм?

— Решил старый цыган сына женить, зовет его и говорит:

— Хочу тебя женить сынок на самой красивой девушке!

— Вот и добренько! Дело отец, говоришь, дело!

— Дам тебе земельный надел!

— Вот и добренько! Дело отец, говоришь, дело!

— Дам лошадь!

— Вот и добренько! Дело отец, говоришь, дело!

— Сам будешь пахать…

— Вот и замолол старый дурень, вот и замолол!

— Ты хочешь сказать, что я мало того, что старый, так еще и дурень?

— Ну как тебе…, — он не успел договорить.

Резко прозвучал сигнал вызова:

— Реанимация это. У Вороновой остановка сердца.

Тимур в это время сидел у себя в охранном агентстве и читал новый договор. Некая Иванова Клавдия Ивановна просила найти ее любимых давно потерянных детей. К договору прилагались две фотографии: двух девочек лет десяти и новорожденного малыша. Малыш лежал на животике, пялил в камеру круглые голубые глазки, а на попке у него было родимое пятно похожее на отпечаток крошечной детской руки.

— Очень хорошо.

Сыщик посмотрел на даты рождения и прикинул. Девочкам сейчас по двадцать пять — двадцать семь, а малышу восемнадцать — девятнадцать должно быть.

— Когда стратегию поиска девятнадцатилетнего «малыша» с отпечатком на попке станем реализовывать, всех возможных и невозможных кандидатов будем просить: не скинете ли вы портки, нам на вашу задницу очень полюбоваться охота, — последнее было сказано с сарказмом и вслух.

В кабинет шагнул Селим:

— На чью задницу тебе очень полюбоваться охота?

— Видел? — Тимур кивнул на бумаги, лежавшие на столе.

— Нет еще, — вошедший подошел к столу, взял в руки фотографии, — заказ сдавал.

— И как?

— Норм, заказчик доволен, можно сказать счастлив. О! У тебя фотки совсем юной Регины! Чудо как хороша сейчас и прелестна была в детстве.

— Регина в военном госпитале и не факт, что выживет. Где ты ее фотки увидел?

Селим положил руку на плечо друга, подал ему фотографию:

— Вот она или они.

Тимур обомлел. На него смотрели с фотографии девочки в школьных форменных костюмчиках. Юбки в клетку, темные жакетики с белыми блузками, воротники, отделаны пышным кружевом. У каждой по две толстые косы, переброшенные вперед и огромные печальные глаза.

— Тимур, тебе не кажется, что рядом с Региной стоит, которая сейчас Рощина Наталья Михайловна.

— Угу. Чем-то похожа. Только эти светленькие обе, а Рощина — темно русая.

— Она волосы красит. Светлые корни отрастают — видно.

— Вот как? Чем ей родной цвет не угодил или прячется от кого? Почему не общаются?

— Ты ждешь от меня ответов? Так я их с дюжину могу с ходу набуровить.

— Тимур Давидович, — ожила рация, — клиент на подходе. К кому?

— Ко мне давайте, — и, сгребая бумаги со стола, обращаясь к другу начал говорить с уже кавказским акцентом:

— Садись дарагой, клиента встречать будем, чаем поить будем, угощать будем.

— Всякую хрень про неверных жен — мужей слушать будем, — продолжил Селим.

— Нууу, не без этого, — расплылся в улыбке начальник.

Только ошиблись оба. В кабинет вошел высокий мужчина, в деловом костюме, с кейсом в руках.

— Здравствуйте, меня зовут Извеков Евгений Валерьевич. И прежде чем начну излагать свою проблему, хотел бы, чтобы мы подписали договор о неразглашении.

— В стандартном договоре пункт о неразглашении имеется. Но если вы хотите сначала подписать договор — пожалуйста.

Тимур и Селим внимательно разглядывали нового клиента. Абсолютно невозмутим, сдержан, уверенным движением открыл сумку, вытащив документ, положил его перед Тимуром на стол.

Договор был составлен не просто грамотно, его делал супер профессионал, предусмотрев такие моменты, которые Тимуру даже в голову не приходили.

Селим читал текст договора из-за плеча начальника и диву давался: клиент опасался по меньшей мере за государственную тайну. В этом случае стоит ли им влезать во все это? Начальника интересовал тот же вопрос. Он уже принял решение, и, отодвинув от себя договор, собрался отказаться от заказа, какой бы заоблачной цена не оказалась. Но посетитель его огорошил:

— Речь пойдет о безопасности некой Рощиной Натальи Михайловны. Ранее она проживала под именем Тригорской Вероники Вячеславовны.

Друзья переглянулись. Селим погладил указательным пальцем правую бровь, что означало «да, берем» и Тимур на обеих бланках договора поставил свою подпись, тем самым показывая, что принимает заказ.

Разговаривали мужчины долго, стараясь выстроить цепочку событий и выяснить: кто есть кто.

— Итак, вы говорите, что Рощина Наталья Михайловна и Тригорская Вероника Вячеславовна — одно и то же лицо.

— Да, совершенно верно. У Вероники Тригорской есть или была, будем говорить, все-таки есть, родная сестра. Они близнецы. Похожи очень, но не как две капли воды. Обе родились от суррогатной матери. Фактически сейчас им по двадцать шесть лет.

— Подождите. Суррогатное материнство урегулировано законом меньше, чем двадцать лет назад, ну, плюс — минус, три года, глянуть надо. Это что? Экспериментальный образец какой-то, эти дети?

— Боюсь, что да.

Тимур слушал Извекова и недоумевал. Зачем здоровой женщине пришла в голову мысль о суррогатном варианте? Боялась рожать? Странно.

Селима занимал другой вопрос. Он на днях уже слышал, кажется от Тимура, фамилию Тригорская.

— А кто мать этой Натальи — Вероники?

— Тригорская Надежда Паисьевна, в миру Павловна — доктор медицинских наук, академик.

Селим кивнул в сторону убранной в шкаф папки:

— Тимур, так это к ней предлагали обратиться за консультацией с проблемами …

— Да. Все обсудим позже.

Мужчины засиделись в кабинете директора сыскного агентства до позднего вечера. Тщательно выстраивали логические цепочки, искали причинно-следственные связи и понимали, что информации явно не хватает. Для этого Извеков и пришел за помощью к ним. Именно за поиском этой самой информации.

Нужны были ответы на множество вопросов. Например, где искать Валерию Тригорскую. И что происходило с сестрами Тригорскими около пяти с половиной лет назад? Есть ли угроза в отношении них сейчас, и какова вероятность того, что Тригорская найдет своих «дочерей» раньше, чем они размотают весь клубок событий и что из этого выйдет?

Вопросы. Вопросы. Вопросы.

Ими и озадачились частные сыщики. Решили собраться завтра, чтобы подумать о том, с чего начать.

ГЛАВА 25

«… богатой и знаменитой! …богатой и знаменитой!».

Амыру не сказали, что Регину привезли сюда, в госпиталь. Он и сам это знал. С самого первого мгновения. Его выкинуло из спокойного глубокого сна, и он понял, что его тревожит.

Прекрасно помнил, что она больна и задыхалась, помнил и о том, что просил Лукина помочь ей. Неужели тот опоздал, и его девочку привезли сюда? Если сюда, то дело худо.

Мужчина медленно и аккуратно поднялся с кровати, постоял, понял, что до дальней палаты в старом корпусе одному ему не дойти. Сел в кресло, нажал кнопку включения электропитания, положил руку на джойстик и поехал. Доехал до палаты на удивление без помех, остановок, расспросов. Въехал в палату, закрыл дверь и почувствовал, ему надо торопиться, потому, что произошло самое страшное — девочка уходит из этого мира. Только Проводник ее не ожидает, значит… Это много чего может значить. И он «запел». Сознание трансформировалось, и Амыр ее увидел.

Она стояла перед ним и улыбалась:

— Амыр, я попрощаться.

— Ты не можешь уйти, стебелек. За тобою еще не прислали.

— Амыр, я плохо тебя понимаю, но то, что я умерла — это точно. У меня остановилось сердце.

— Ты — маленький заблудившийся ребенок, сейчас тебя поведут обратно, и проводит моя бабушка, она в этом знает толк.

— Твоя бабушка? Давай! Я буду рада с нею познакомиться.

Они поплыли тихонько, минуя коридоры, двери. Где-то к ним присоединилась женщина в странном национальном наряде. Она погладила Регину по голове, поцеловала в лоб, и, положив руку ей на грудь и сказала:

— Живи деточка. Амыру будь опорой и надеждой. Ступай, они ждут тебя.

— Они?

— Да. Они. Брат, две сестры и их дед. Не забывай, Амыр — твой отец по духу. Береги его. И еще один мужчина ждет тебя и только тебя — не ошибись, моя девочка. Прощай и поторопись. Время на исходе.

А в реанимации стояли люди в медицинских формах, лица закрыты масками. Стояли и понимали что все без толку, они все сделали для того, чтобы эта девочка жила. Один стоял, опустив руки, в бессилии сжимая-разжимая кулаки, второй еле сдерживал себя, чтобы не закричать, не двинуть кулаком по стене, чтобы физическая боль вытеснила на какое-то время боль души, третий поднял лицо вверх, делая вид, что смотрит на высоко висящие часы, а сам прятал слезы. Эти сделали все, но… сейчас и здесь существовало это проклятое НО!

— Время смерти…

И всхлип или вдох, или это плакал кто-то из сестер? Только вдруг аппаратура захлебнулась звуковыми сигналами, настройки сбились! А пациентка глубоко вздохнула, открыла глаза и внятно проговорила:

— Амыр в дальней палате, а я яблоко хочу.

Военврачи замерли. Не все среагировали моментально. Ступор длился целую вечность, оказалось с полсекунды, полвздоха, пока Лоор не рявкнул:

— По местам! — И дальше каждый занялся своим делом, только Лукин сдернул маску, взял ее руку, прижал к своей щеке, говоря:

— Никогда так больше не делай! Слышишь? Никогда!

Она смотрела на него своими невероятными глазами. А он продолжил:

— Никогда не уходи без меня.

А про это яблоко долго по госпиталю легенды будут ходить. Она вернулась с того света, потому, что захотела яблоко!

Тимур медленно надевал куртку, собираясь поехать из агентства домой. Хоть на часок. День вразгаре, а на плечи наваливалась какая-то вязкая усталость. Слишком много проблем упало в руки за последнее время. В компании надо бы все подробнее проверить. Похоже, кто-то сливает информацию на сторону. Порции пока невелики, да и по значимости инфа была так себе. Но сам факт! Такое надо пресечь. И дыру залатать.

Пока проверял карманы и ключи, к нему в голову забрела дельная мысль: может Эмика на это «зафрахтовать»? Поговорить что ли с Александром Ивановичем, может, отдаст его Рощина на денек другой?

Мысли перескакивали с одного на другое.

Рощина, Рощина, здесь тоже не все так просто. Где же искать твою сестру? Где и как спряталась эта девочка? Перед глазами встала фотография двух девочек в школьной форме. Ее надо было показать Извекову. Может прав Селим, и это Регина рядом с ней? Тогда эта Иванова, и есть сама Тригорская? Или кого-то отправила с поручением? С этой мыслью он ринулся в соседний кабинет:

— Слушай, — Тимур заглянул за дверь и обомлел. Селим стоял с телефонной трубкой в руках и булькал что-то невразумительное. Друг был белее стены, за которую держался, чтобы не упасть.

— Селим! Что?!!!..

— Мы рожаем…

Тимур знал Селима еще с Суворовского училища. Видел его в разных ситуациях. Но чтобы в таком состоянии?! Подобное было впервые. Основательно тряхнул друга за плечо:

— Погоди! Говори, что делать?

Тот дрожащей рукой протянул ему телефон.

— Здравствуйте, — сказал Тимур осторожно, не зная с кем говорит.

— Тимурчик, привет!

Голос Элички звучал спокойно и уверенно:

— Собралась рожать, скорую вызвала, тревожный чемоданчик с собой, курвиметр положила, документы проверила. Как драгоценный супруг?

История с курвиметром вызывала у всех участников неизменную улыбку и разрядила обстановку. Губы сами растянулись, и он почувствовал, что обретает эмоциональное равновесие. Кашлянул в сторону от телефона и, стараясь «держать голос», сказал:

— Нормально с ним все. Волнуется немного. В какой роддом ехать?

— В третий. Документы на третий оформляли. У меня все по плану, все только началось, так что часов восемь — двенадцать у нас есть. Не беспокойтесь.

— Тогда до встречи, мы тоже сейчас в роддом подъедем.

— Пока-пока!

Нажав кнопку отбоя, посмотрел на едва живого мужика:

— По коням, молодой почти папаша! Селим! Алло! На барке!

— Да здесь я, здесь…

— За руль-то тебя сейчас можно посадить? А то давай ко мне.

— Нет, сам поеду, — нахмуренные брови, сердитый голос, значит, пришел в себя.

— Сам так сам, — пожал плечами и снова хлопнул себя по карманам куртки, «бумажный» звук его насторожил и он извлек из кармана листок, на котором было написано: Монастырь «Святого Духа» в Каменке.

Ткнул друга локтем:

— О как! Смотри, какую наводку дали у той дамы, помнишь? А я уже успел забыть о записке.

— Ну-ка, дай, — глянул на записку.

— Это что, мужской монастырь строгого режима?

— В народе его все так зовут. Может, махнем туда? У нас до вечера куча времени. А Эличка все одно занята.

— А там сидеть разве не надо?

— Где?

— Ну, в роддоме?

— Хочешь сидеть там?

— Честно? Нет. Лучше чем-то заняться, а то я свихнусь от страха, пока жду.

— Ладно, сначала в роддом, может надо чего, а потом уже в монастырь сгоняем.

До роддома добирались почти час. Зашли в приемный покой. Полненькая бойкая медсестричка, посмотрела регистрационный журнал, сказала, что Эличку привезли, состояние удовлетворительное. На вопрос: когда все начнется, она, смеясь, заметила, что все уже началось и процесс в разгаре. Предупредила, что из коридора прогонит, места для каталок мало — ширины коридора едва хватает. Погрозила пальчиком, ткнув им в двери: все папаши ожидают на улице.

Мужчины вышли на свежий воздух, позвонили Эличке. Та откликнулась моментально:

— А я вас вижу!

Селим завертел головой в разные стороны и заорал:

— Ты где?! Эличка, где ты?!

— Чего кричишь? Глаза на четвертый этаж подними!

Она махала им рукой:

— Привет! Это предродовая. Как малыши появятся на свет, меня переведут в другую палату. И вообще, шли бы вы отсюда, не до вас. Как все случится, позвоню! Тимур! Займи его чем-нибудь! Правда, не до него! Ой! Все! Пока!

И Эличка отошла от окна. Тимур засмеялся:

— Селим, нас прогнали! Поэтому мы поехали. Кстати, почему Эличка сказала про малышей? Двойня что ли?

— Да, обещали двух пацанов. Только маленькие они какие-то. А живот огромный. Ладно, двинули, хоть время ожидания с пользой проведем, — молодой почти папаша глубоко вздохнул пару раз и сел в машину.

Пока выбирались из городских пробок попробовали восстановить канву произошедшего с сестрами. Селим крутил в руках телефон, и рассуждал вслух:

— Получается, им удалось удрать из НИИ через подвал, выбраться через окно и попасть на хоздвор.

Тимур, поглядывая на очередной сигнал светофора, кивнул:

— Ну да. А там уже забрались в кузов старого грузовичка, водитель которого поехал на лесную заимку. Зачем?

— Думаю, что на рыбалку. По карте глянул — озеро посреди леса, и в километрах в пятидесяти в каком-то селе есть старая церквушка.

Оба, пережидая сложную дорожную ситуацию, немного помолчали.

Тимур глубоко вздохнул:

— Не клеятся между собой два события. Как они из леса выбрались?

— Это тоже не давало мне покоя, потому, посмотрел сводки за последние годы, именно по той территории, и обнаружил интересные заявления.

Следующий светофор снова не позволил двигаться дальше, и Тимур смог потереть лицо двумя руками:

— И что там?

— А там два мужика заявили о том, что по пьяни потеряли каждый по охотничьему ружью. И ко всему не помнят, где оставили старенький УАЗик, на котором двинули на охоту. Все свалили на паленую водку, что покупали в местном маленьком магазинчике.

Водитель, послушно следующий разрешающему знаку светофора, не торопясь двинулся вперед и повернул на вторую от перекрестка улицу, решив срезать путь.

— И что там дальше?

— А дальше, стараниями оперов было выяснено, что автомобиль был брошен ими за сорок девять километров от означенного озера, вблизи деревни под названием Усяты, где имеется старая церквушка. И батюшка там действительно был до прошлого года.

— И что дальше?

— А что дальше?

— Ты хочешь сказать, что следуя рассказу Натальи — Вероники, это они уехали от озера и уснули, там их батюшка и обнаружил?

— Как-то так.

— Что ж, вполне себе рабочая версия. Только как ее проверить?

— Пока никак.

— Вот именно.

И оба на какое-то время замолчали.

До монастыря оставалось не так и далеко. Две машины только выбрались за город и поползли. Дорога, как после бомбежки. Ямы такие широкие и глубокие, что приходится переползать из одной в другую, чтобы не потерять колеса. Пятьдесят километров преодолели за два часа! Наконец-то съехали по указателю с трассы и обнаружили такое качество дорожного полотна — хоть на боку катись! Двадцать километров и они у цели. Высокий глухой забор, из-за которого виднеются только маковки церкви.

— Приехали. Что дальше? Тут ворота-то открываются?

Вдруг из динамика они услышали:

— Добрый день! Слушаю вас.

Тимур обернулся, ища глазами камеру. Обнаружил и сразу успокоился:

— День добрый! Мы хотели поговорить с настоятелем. Это возможно?

— Я должен спросить. Подождите, пожалуйста.

Забор, опоясывающий территорию монастыря, был действительно очень высоким, метра два с половиной и терялся где-то в ближайшей роще. Тишина — это было самое невероятное.

— Селим, слышишь, как будто ручей звенит?

А тот уже давно прислушивался:

— Тут озеро где-то должно быть. Чувствуешь, пахнет озерной водой и рыбой.

Кто-то за их спинами кашлянул:

— Правильно, тут у нас и озеро, и рыба в озере. Здравствуйте, молодые люди. Я настоятель этого монастыря — отец Максим.

Они оглянулись. Перед ними стоял мужчина лет пятидесяти, невысокого роста, худощавый, внимательные добрые глаза, впалые щеки, окладистая борода и длинные волосы, перехваченные шнурком под черным головным убором. Батюшка стоял и улыбался:

— Вы хотели меня видеть и поговорить. Давайте пройдем в беседку, — он махнул в сторону рощи рукой.

— На территорию монастыря вам нельзя. А побеседовать в беседке будет удобно всем.

Мужчины удивились каждый сам про себя и двинулись вдоль забора. Зашли в рощицу, увидели беседку. Скамейки по периметру, в центре круглый стол, над входом — икона. Расположились за столом.

— Отец Максим, прочитайте вот это, — Тимур положил на стол записку, полученную столь странным образом. Настоятель внимательно прочитал, кивнул. Дальше на стол легли фотографии двух школьниц с соответствующими комментариями. Потом шел рассказ о Тригорских.

— Мы ищем того, кто обладает хоть какой-то информацией по этому делу. Останутся ли сестры Тригорские живы, зависит от того, кто первый их найдет. Помогите, если можете.

Батюшка сидел, не торопясь перебирал бусины четок, поглядывал на посетителей. Помолчал немного, кивнул и начал:

— Что могу вам сказать? Неделю или около того, приезжала сюда Тригорская, представилась Клавдией Ивановной Ивановой, даже паспорт показала.

Мужчины переглянулись.

— Я узнал ее сразу, мы были знакомы с ней в прошлой жизни. Она искала инока, который находится в этом монастыре. Об этом я ей сказал. Только встречаться с ним не благословил. И вам встречаться с ним не нужно. А вот с другим человеком встреча была бы полезна. Если он согласится, то сейчас к вам выйдет.

Отец Максим перебирал бусины на четках и поглядывал на гостей.

— Про первого, что могу сказать? Он все написал, я заверил. Бумаги отправил в соответствующие органы. Рассказать, что было написано, не могу. Сами понимаете — тайна исповеди. Скажу только имя, с которым он жил в миру: врач, Константин Сабин. Второй — Воронов Виктор Сергеевич. Если только захочет с вами повидаться. Это все, чем могу, кроме молитвы помочь. На этом прощаюсь.

Он поднялся:

— Господи благослови!

Мужчины встали. Отец Максим отправился в сторону ворот, а друзья остались стоять в беседке.

— Тимур, а ты кто по религии?

— Я? Я — атеист, а что?

— Я вообще-то мусульманин, а тут меня, этим, крестом и слова там какие-то про Господа.

Вдруг он услышал тихий смех:

— У Господа виноградников много! А еще не спешите, уважаемый мусульманин, ваши два сына и дочь родятся только завтра, все у них будет хорошо.

Селим заметался, выбежал из беседки огляделся, пробежался по тропе. Внимательно все осмотрел. Вернулся, скинул ботинки, встал на скамейку, стал искать динамики, видеокамеру. Но так ничего и не нашел.

— Ты слышал?

— Ммм?

— Ты сейчас слышал, что кто-то сказал, что, мол, не спешите, уважаемый мусульманин, ваши два сына и дочь родятся только завтра, все у них будет хорошо.

Друг, бегающий по скамейкам беседки, несколько озадачил Тимура:

— Нууу… Ты это, не нервничай. Много думаешь про Эличку и детей, потому и мерещится всякое. А то, что у них все нормально будет, так это и я знаю. Садись уже, озабоченный папаша! Ждем.

Они прождали час. К ним никто так и не вышел.

ГЛАВА 26

«Это просто невозможно КАК хочу быть богатой и знаменитой!».

Время давным-давно перевалило за полдень. Итальянцы резвились в большой сувенирной лавке. Наталья Михайловна Рощина сопровождала их, и сама с удовольствием принимала участие в театрализованном действе под названием «Стань на пять минут крестьянкой, купчихой или княжной». Они меряли славянскую праздничную одежду и с наслаждением крутились перед зеркальной стеной.

Высокий черноволосый молодой мужчина с придирчивостью оглядывал свое отражение:

— Натали, мне кажется, что эти холщевые брюки мне несколько великоваты.

— Нет, это именно ваш размер, Антонио. Давайте спросим у консультанта? Лиза, что скажете про размер?

Девушка в легком желтом платьице отвлеклась от наряжающихся дам:

— Говорите, что порты велики? Это нетрудно проверить. Как испокон веку поступали, так и мы сделаем. Посмотрите в окно, во дворе лошадка под седлом, нужно на нее сесть, прокатиться по кругу, вот тогда и оцените размерчик.

Иностранец оживился:

— О! Это очень мило. Я неплохой наездник!

Все вышли во двор. Хороший скаковой круг, ворота распахнуты. Антонио, рисуясь перед дамами, с чувством собственного превосходства, подошел к лошади, не вставляя ноги в стремена, взялся рукой за луку, спружинил ногой для прыжка в седло, поднимая в махе другую, а лошадка вывернулась и отошла. Несостоявшийся седок основательно шмякнулся, правда, в стожок соломы!

Торговцы сувенирами достаточно часто становились свидетелями этого фокуса, и он им никогда не надоедал. Они и в этот раз высыпали на улицу оценить сообразительность седока.

Наталья Михайловна моментально все поняла. Лошадка без лакомства не позволит сесть в седло даже самому опытному всаднику. Можно было бы жестко повести себя со строптивой скотиной, так кто ж позволит?

Антонио попробовал еще раз, с тем же результатом. Лошадка выкручивалась из рук, как только он не изощрялся.

Вера, наряженная в русский сарафан, с праздничной кикой на голове, неожиданно для всех, задрав подол, побежала через дорогу во фруктовый ряд. Прибежала назад и на открытой ладони подала лошадке яблоко. Хитрое животное схрумкало угощение и встало на колени, как делают цирковые, махнуло в сторону седла головой, мол, садись уже! — и пошло ровным шагом по скаковому кругу, катая щедрую гостью.

Итальянцы были в восторге от такого аттракциона. Антонио хотел взять реванш, закупив яблок столько, сколько поместилось в большой пакет. Коняшка оценила щедрость и покатала гостя галопом вдоль улицы, а в конце все равно сбросила наездника в стожок соломы!

Больше всех радовался Джованни, он привезет на родину редкие кадры: лошадка с видом победителя рядом с взметнувшимися в полете на стожок ногами в холщевых портах. А вот зад в тех же штанах — участники прежние. А вот мелькает и лицо — состав исполнителей не изменен. И, наконец, вот это кадр! Вера с яблоком на ладошке и лошадиная морда! Круче был только комментарий Антонио: «Вера с яблоком и лошадиное, вполне интеллигентное, лицо рядом!» Народ смеяться уже не мог. Все старались взять у Антонио автограф, обязательно сфотографироваться с итальянцами на память.

Фраза: лошадиное, вполне интеллигентное, лицо рядом! — стала крылатой на этой улице.

Наконец-то костюмы упакованы, фотографии сделаны, автографы розданы, желающие на лошадке покатаны, все довольны, гостям пора в аэропорт.

Когда они прошли в зал регистрации, Наташа уже еле стояла на ногах и не заметила у эскалатора Белоярова-старшего, не сводившего с нее глаз. Медленно пересекая зал, неожиданно увидела мать, та стояла с какой-то дамой и вполне мирно беседовала.

Девушка медленно развернулась и почти не дыша пошла вперед. Шла-шла все быстрее и быстрее. Белояров не мог понять ее маневров. А она, не видя ничего кругом, лавировала по залам аэропорта. Спустя несколько минут, он наконец-то уловил, что девушка мечется, боясь встречи с кем-то. Не отставая, телефонной кнопкой экстренного вызова затребовал к себе охрану и активировал крошечный чип с маяком. Охрана была рядом спустя минуты. Кивнув в сторону Наташи, перевел взгляд на вход в зал. Володя, один из стражей, забежал вперед нее, развернулся, распахнув объятия и громко, именно для нее объявил с некоторой укоризной:

— Ну, Наталья Михайловна! Мы едем домой или как?

Даже ослепленная ужасом, она узнала его, ведь они здоровались на входе почти через утро. Именно он вызывал ей пару раз такси, консультировал по поводу нахождения тех или иных людей и открытых переходов во время ремонта левого крыла офиса. Бросившись к нему, она так вцепилась в рубашку, что та затрещала. Володя стоял со спокойным лицом, придерживая перепуганную бедолажку за плечи одной рукой, и ждал, что та успокоится. Прошла минута, ее дыхание немного выровнялось. Уловив это, наклонился к виску, тихонько спросил:

— Кто?

Получил совершенно сумасшедший ответ:

— Мать.

Дальше диалог был более чем странным.

— Где?

— Соседний зал, высокая блондинка в голубом платье, как статуэтка, разговаривает с дамой примерно семидесяти лет в ядовито сиреневом костюме с охапкой желтых хризантем.

— Цель?

— Хочет получить мое тело для опытов.

— Результат?

— Для нее очередное открытие и премия какая-нибудь.

— А для тебя — славный кирдык?

— Как-то так.

— Класс! Понял. Пошли. Не поверишь, но знаю еще один выход. Мы выйдем прямо к нашей машине.

Подставил локоть и приказал:

— Держись крепче. И не бойся, мы не одни.

Они шли не торопясь, а он высматривал описанную парочку и увидел. Те уже стояли на улице, по всей вероятности, завершая разговор. Если бы Наташа ее не заметила в зале, то сейчас бы попала прямо к ней в руки. Завершив прощание, дама с хризантемами села в автомобиль, а вторая подошла к минивэну, постучала пальчиком по стеклу и кивнула. Самое интересное, что оттуда вышел мужчина в офисном костюме, высокий, хорошо тренированный, что-то ей сказал и пошел… искать!

Александр Иванович слепотой, глухотой, глупостью и прочими этакими недугами не страдал. Сейчас стоял за спиной Наташи, все видел и слышал. Когда ищущий не нашел, что искал, Володя отвернувшись от Наташи, буркнув в микрофон:

— У нас два ноля. Стального цвета костюм, брюнет, выше ста восьмидесяти, направляется ко мне. Всем — хоровод.

Разговор со стороны мог показаться немного странным, последняя фраза, вообще, намекала на своеобразие мыслей в голове говорящего, только ситуация действительно была критической. Нельзя было допустить, чтобы случились сразу несколько событий. Нельзя было допустить, чтобы посланный достиг цели. Нельзя было упустить его или дать возможность к явному для всех сопротивлению. Нельзя было, чтобы Наташа поняла, что происходит, чтобы увидела, как за нею уже идет здоровый, хорошо обученный профессионал. Нельзя было, чтобы мать Наташи обо всем догадалась.

Вот предотвращая все эти «нельзя» и работала стража Белоярова.

Александр Иванович подходил к девушке так, чтобы она могла увидеть его боковым зрением, негромко окликнул:

— Наталья Михайловна!

Она повернула голову на его голос, искренне и тепло улыбнулась. Сердце мужчины дрогнуло.

— Я опоздал. Спешил, как мог, хотел их проводить, но опоздал.

— Они только прошли регистрацию.

Наташа недоумевала немного, рядовые переговоры, а столько личного внимания главы холдинга. Наверное, это какие-то личные отношения, о которых ей никто ни словом не обмолвился. Да и кто она такая, чтобы ей все докладывать.

Генеральный взял ее за руку и повел, как маленькую, через зал. Она оглянулась:

— Ой, мы Володю потеряли, неловко как-то получилось!

— Все нормально, не беспокойся. Машину сейчас к боковому входу подгонит, смотри, на улице льет как из ведра.

И демонстративно посмотрел на ее обувь. На маленьких стройных ножках красовались классические лодочки.

Мотнул головой, недовольный увиденным:

— Ты почему в сапоги не переобулась? Холод, воды по колено. Не хватало, чтобы ты, как Регина, с ангиной свалилась.

Шел, ворчал, а сам внимательно отслеживал обстановку. Вот ищущий подошел к пятачку, где только что стояла Наташа, завертел головой в поиске. Надо же, даже не видит, что стоит в круге из стражей компании. Деятель!

Его тем временем аккуратно ведут к стойке кафе. А он продолжает вертеть головой. Вот подходит к официантке, о чем-то с нею говорит. Она, улыбаясь, отвечает. Ситуация развивается без сбоев, по одному из намеченных сценариев.

Александр Иванович спокоен за ситуацию и за своих ребят. Самых первых учил сам. Первенцы твердо усвоили науку и эти, ученики его учеников, его не подведут.

Боковой служебный выход, возле него стоят сотрудники службы безопасности аэропорта и стражи компании, о чем-то говорят и смеются. Генеральный открывает для Наташи двери автомобиля, помогает ей усесться, обходит машину, сам садится рядом. Теперь они поедут в сторону города, подальше от этой ненормальной публики.

Наташа устроилась в машине и увидела, что сегодня Александра Ивановича привез не Степа, а седой коренастый дядька, чем-то ей напоминающий хозяина тайги. Ходит вперевалочку, руки как-то колесом держит и голос у него иной раз, как рык у медведя. А вот глаза добрые. А еще он заботливый. Пару раз подвозил ее на своей машине. Как-то в городе встретились, он с женой был. Почему-то тогда подумалось: как интересно, прямо семья медвежья. Жена у него женщина крупная и с таким же низким и рокочущим голосом. Получилось познакомиться и немного поговорить. Ее даже в гости пригласили.

Сейчас девушка была очень рада его видеть:

— Здравствуйте, Иван Ильич!

— Здравствуйте-здравствуйте, Наталья Михайловна! Мне Володя отдал ваш пакет. Он у меня в багажнике. Там, как я понял, сапоги? Переобуться не хотите? Холодно уже. Хотя в машине вряд ли замерзните.

— Ой, забыла совсем. Спасибо большое!

Белояров внимательно наблюдал за нею, пытаясь предугадать ее поведение, но она в который раз его удивила:

— Иван Ильич, а можно меня высадить где-нибудь поближе к автобусной остановке?

Александр Иванович с удивлением решил поинтересоваться:

— Чем не нравится то, что доставим прямо к дому?

Наташа смущается, но делать нечего, надо признаваться:

— Мне нужно сапоги отдать в починку. Девочки сказали, что на Волочаевской, около старого ресторана, работает опытный и добросовестный сапожник.

— Ты хочешь отремонтировать сапоги?

Удивление Белоярова не знает границ:

— Они тебе дороги как память?

Ехидство всегда было его сильной стороной, жаль, пока не понял, что нашел на свою голову достойного противника.

— И как память тоже. У меня начальство не жадное, однако, на сапоги по заказу нужны четыре моих зарплаты!

— Вот как? Предпочитаете обувь только на заказ?

— Почему нет? Хотя позволить себе такого пока не могу.

И после некоторой паузы уже с грустью:

— Мне сложно найти готовую обувь, нога не стандартная.

Наташа начинала сердиться и снова нервничала: чего привязался с сапогами? Других тем для беседы нет? Мельком глянула на соседа и решила перевести тему в нейтральное русло:

— Осень нынче ранняя и такая холодная. Надо же, сентябрь на дворе, а холодно и сыро как в конце октября. И деревья почти все пожелтели и покраснели, зелени совсем мало осталось. Хоть холодно и мокро, но все равно красиво! Правда? И листья осенью такие интересные, разноцветные и абсолютно разные, даже если на одном и том же дереве.

— Что нестандартного-то в них?

— В них? Они не похожи друг на друга. Вот даже если они одни и те же. Вы их в школе наверняка собирали. Для гербария.

Сам Александр Иванович пребывал в растерянности. Эта девочка ткнула его носом в то, что он коллекционировал женские ножки! Причем коллекционировал, начиная со школы! Неслыханная дерзость! А может смелость? Или знак, а может сигнал? И нужно этим воспользоваться? И решился. Немного наклонился в ее сторону, и фраза вышла на одном дыхании:

— Я обещаю, — сказал Александр Иванович предельно тихим голосом, — что пока я рядом с вами, больше ничьих в коллекции не будет. Только ваши!

Иван Ильич рулил. Рулил и улыбался. Ему нравилась эта девочка. Шефа поставила на место, но сделала это так деликатно, что тот даже не понял произошедшего. А сейчас будет театр абсурда. Только шеф в своей кичливой значимости уже пропустил начало и обязательно попадется. Старый водитель в предвкушении, еле сдерживая улыбку, то и дело поглядывал в зеркало на пассажиров, в нетерпении ожидая забавного продолжения.

Наташа с опаской глянула на соседа, потом посмотрела в панорамное зеркало заднего вида, пытаясь поймать взгляд водителя. Как тот не притворялся серьезным, она все равно заметила, что прячет мужик озорную улыбку, именно это и заставило ее задуматься. Что-то вдруг засомневалась в целесообразности дальнейшей беседы, которая ее весьма озадачила. Сидела, глядела в окно и размышляла о том, что совершенно не подозревала, как уважаемый бизнесмен, руководитель огромного холдинга предпочитает такое занятие, увлекается составлением гербария. Только как говаривала ее няня, в каждом домике свои гномики. Бог с ними, с гномиками, раз они не в моем «домике», решила она и на этом хотела уже успокоиться.

Но тут Александр Иванович набрался храбрости и выпалил:

— Хочешь, прямо сейчас поедем на Большую базу, я сам тебя попарю!

И вот, довольный собою за свою храбрость и решительность уже растянул губы и … получил от всей души пластиковой папкой с документами по лбу. Удар получился не столько весомым, сколько неожиданным и громким.

Иван Ильич скоренько нашел парковку, поставил машину, а сам вылетел из нее, как будто бы за ним охотничья свора погоню устроила.

В машине установилась тишина. Только генеральный директор, с взглядом обиженного мальчишки, которому попало от девочки за дернутую косичку, потирал лоб. А девочка сидела, сведя хмурые бровки в кучку, строго смотрела на обидчика.

— Я про эту баню уже многое знаю, — обвиняющий пальчик был наставлен на мужчину.

— У меня в прошлый раз было два очень хороших учителя. Не сметь делать мне неприличные предложения! Ясно?! Не сметь! И не посмотрю, что у вас столько власти и возможностей!

Смотрела перед собой и продолжала пыхтеть как рассерженный еж:

— Это просто не слыхано! Даже если вы большой и сильный! Вам мама не говорила, что подчиненных обижать нельзя?! Говорила?!

Генеральный, не убирая руки от ушиба, быстро-быстро закивал.

— Выходит, — она повернулась к нему всем корпусом, — мало вас в детстве пороли! — Припечатала она, отвернулась от собеседника, откинувшись на спинку сидения, сопя от праведного гнева.

Он обескураженно промямлил:

— Ты же сама сказала про коллекцию женских ножек…, — не договорив, вжал голову в плечи, ожидая еще раз получить теперь уже по макушке.

— Про какие ножки? — Девушка повернулась к нему, явно растерялась, а он замер.

— Я про ножки ничего не говорила. Мы обсуждали осень и листья, что они разные, очень красивые, что вы любите составлять гербарий из них.

— А я люблю? — Теперь настала его очередь в растерянности недоверчиво смотреть на нее, а она уверенно покивала.

— Вы сказали, что доверяете составить его мне, что в этом сезоне больше ничьих гербариев в коллекции не будет. Только мои. Честно говоря, со школьных времен этим не занималась, но если вам так хочется, то попробую восстановить навык.

Он не знал, как реагировать, не выдержал и засмеялся. Кроха для него согласна сделать гербарий! Встретился с ней взглядом. Девушка в недоумении глядела на него своими по-детски распахнутыми глазами, а его душа наполнялась неимоверным счастьем! Оно играло внутри как пузырьки шампанского в бокале, переливаясь всеми красками радости, …и тут пришло понимание, что он может еще быть счастливым и сделать счастливой ее. Эта мысль расставила все по своим местам. Печаль, что жила в его душе с момента прощания с Верой, махнула черной косынкой и пропала. Мир задышал, небо стало голубым, на нем почти проступила радуга! (Хотя с чего бы это? Вообще-то за окном лил дождь и завывал ветер. Холод, слякоть, грязь и мокрая листва под ногами. Но это для тех, кто не влюблен!) А здесь счастье фонтаном, только нужно его как-то контролировать, а то переливающееся через край, оно может напугать маленькую девочку, вот тогда пиши — пропало.

Александр Иванович открыл дверь машины и окликнул водителя:

— Ильич, поехали!

Мужчина занял свое место и запустил двигатель. Убегая и захлопывая двери, он видел замах и предполагал, что генеральному досталось тоненькой пластиковой папкой по лбу, и теперь с нетерпением ждал продолжения.

Сел на свое место, запустил движок и аккуратно вырулил на дорогу.

А шеф мялся. Шеф аккуратно подбирал слова. Иван Ильич готов был поставить кружку пива против трех, что тот боялся начать разговор про сапожки для Наташи. Из мужской солидарности решил ему помочь.

— Александр Иванович, — обратил на себя внимание, — похолодание обещают со стойким минусом на неделе. Надо на Старой даче отопление включить, как бы систему не разморозить.

— На Старой даче? Съезди сам, все там посмотри.

— Добро, — ответил водитель, мельком глянув на начальство.

Александр Иванович пребывал в счастливой задумчивости, а тут встрепенулся, моргнул водителю в знак благодарности:

— Похолодание, говоришь? Ильич, давай заедем к Рубэну в салон. Заодно, проконсультируемся насчет Наташиных сапожек, себе может, чего присмотрим.

Тот кивнул и включил указатель поворота, перестраиваясь в другой ряд.

Рубэн Вачаканович Атонесян — седой армянин с характерным национальным профилем, собственник сети обувных салонов, славился прямотой, честностью и порядочностью. Товар, который выставлялся на продажу, неизменно отличался качеством. Была у него и своя мастерская, где тачали для театра, для людей, которые нуждались в специальной обуви: танцоров, инвалидов, спортсменов. Вот к нему-то и направилась компания.

Салон встретил запахом качественной кожи и улыбчивыми молодыми людьми в форменной одежде: у Рубэна работали только молодые мужчины.

Улыбающийся паренек встретил покупателей у входа:

— Добрый день! Проходите, осмотритесь! Рубэн Вачаканович сейчас подойдет.

Через несколько минут хозяин торопливым шагом уже пересекал зал, встречая гостей:

— Александр Иванович, дорогой! Наконец-то! Осень на дворе, тебя заждались башмаки для прогулок!

— Рубэн Вачаканович, здравствуй, уважаемый, неужели привезли?

— Привезли, а как иначе? Я обещал! Я выполнил обещание! — Мужчины обменялись рукопожатием.

Тем временем водитель, стоя посредине зала и вертя головой, рассматривал товар и тихонько покашливал, прочищая глотку. Хозяин на покашливание развернулся в его сторону, радостный и довольный встречей со старым другом шагнул к нему:

— Иван! Старый бродяга! Здравствуй, дорогой!

— Здравствуй, Рубэн, здравствуй множество лет!

Мужчины не только пожали руки, но и от всей души похлопали друг друга по спинам.

— Сапоги для охоты просил? Просил! Сапоги в коробке, касса — вон там, — Рубэн Вачаканович махнул в сторону расчетной стойки.

Иван Ильич ухмыльнулся, кивнул, увидев внука своего друга. Рубэн-младший работал в салоне два или три дня в неделю, получал за это зарплату, занимался в университете и одновременно учился управлять бизнесом деда. Ильич развернулся в его сторону, поднял руку в приветственном жесте и направился к нему.

Наташа сначала стояла рядом с Александром Ивановичем, осматриваясь, потом тихонько отошла и направилась в зал женской обуви. Осенняя коллекция была небольшая, но очень впечатляла фасонами, разнообразием стилей и расцветок. Девушку никто не беспокоил. Она поставила пакет со старенькими сапожками на диванчик, шагнула к полкам. Брала туфельки, сапожки, рассматривала, крутила в руках, но так ни одну пару и не примерила.

Мужчины беседовали в соседнем зале, поглядывая на покупательницу.

— Саша, это …?

— Надеюсь — будущая жена.

— Ыыы???

— Вот и я! Так же, «Ыыы!!!», — Александр Иванович скорчил рожу.

— Что так?

— Рубэн, понимаешь, я начинаю ЖИТЬ рядом с ней. Она меня сегодня папкой по лбу шлепнула, — в голосе нотки гордости и мечтательная улыбка на лице.

— Ты ей уже так много позволяешь?

— Ничего не позволяю. Девочка даже не знает, насколько мне дорога и необходима, свято веря в то, что для меня она только рядовой сотрудник, а я для нее — генеральный директор.

— Тогда по лбу за что?

Другу Александр Иванович рассказал все честно. Рассмеялись оба.

— Рубэн, к тебе привез ее обуть, как я понял, ей трудно подобрать что-то готовое. У нее старенькие сапожки на ремонт, может быть, ты ей чем-то поможешь?

Тот кивнул:

— Давай позовем Казаряна и попросим, пусть посмотрит.

Трое мужчин вошли в дамский зал.

— Наташа, — Александр Иванович окликнул девушку, — это Рубэн Вачаканович Атонесян и Альберт Химсанович Казарян. Альберт — мастер обувщик.

— Сапожник я, девочка, старый сапожник. Давай посмотрим, что там у тебя на ремонт.

Протянул руку к пакету, но остановился:

— Погоди. Сними-ка туфельки, встань сюда.

Седой армянин с роскошными усами махнул рукой на невысокий подиум. Стоял, рассматривая крошечные девичьи ножки.

— Рубэн, мы ее не обуем, — рука старого сапожника с въевшейся в кожу черной краской медленно потирала бритый до синевы подбородок.

— Стандартная линейка готовой обуви начинается от тридцать седьмого, редко от тридцать шестого. В этот раз ты привез всю партию от тридцать восьмого. Девочке с такой ножкой все будет велико. Ее надо вести в детский зал.

Кашлянул и снова покачал головой.

— Дальше смотри, у нее очень высокий подъем стопы. И в детском зале не обуешь. Подай мне ее туфельку. Гляди, в чем фокус. Она может купить готовую обувь очень редко. Обуйся, дитя.

Подал ей руку, помогая:

— Видишь, Рубэн, пальчики еле прикрыты, как только мыс пойдет наверх, ножка в них не влезет. Сними-ка туфельку, я еще посмотрю.

Наташа стояла с пунцовыми щеками и последняя надежда на покупку обуви таяла на глазах. Вдруг двери открылись, и в салон бойким шагом вошла элегантно одетая молодая женщина. Окинула всех цепким взглядом, быстро подошла к Наташе, порывисто обняла за талию и громко проговорила:

— Дорогая, как давно мы не виделись!

И уже шепотом:

— Только дернись тварь, прошью иглой. Ты у меня еще побегай, сучка.

К боку Наташи действительно прижалось что-то острое. Краска просто схлынула с лица. А эта особа, продолжая приобнимать Наташу, подтолкнула ее к обуви:

— Давай, обувайся, поехали, завалимся куда-нибудь и славно отметим встречу!

Наташа покрылась холодным потом, губы задрожали, из глаз потекли слезы, но она начала послушно обуваться, и никак не могла попасть ножкой в туфлю. Тут, наконец, отмер Александр Иванович, перетекая за спину этой дамочки, перехватил руку и нажал на точку в основании шеи, и странная посетительница сползла на пол.

Тут очнулись остальные. Казарян рявкнул:

— Рубэн — забери девочку!

Тот подхватил на руки Наташу, огромными шагами пересек холл и скрылся, растворяясь в стене.

Иван Ильич уже был в зале и командовал:

— Иваныч, сам не лезь, без тебя хлопот хватает, — нашел глазами Рубэна-младшего, тот кивнул, в два шага оказался у двери, повернул табличку на «Закрыто», предварительно щелкнув замком. Подойдя к щитку, приглушил в салоне свет и улыбнулся:

— Зеркальные окна бывают иногда очень полезны.

Седой армянин подошел к лежащему на полу телу, носком ботинка перевернул его на спину. Из руки со звоном выпала длинная игла с крошечной капелькой-капсулой на конце. Крепко шепотом выругался, и, не сводя с лежащей глаз, распорядился:

— Рубэн, мальчик, эту надо осмотреть, пока без сознания, там еще сюрпризы могут быть.

Тот, махнув рукой еще одному юноше, кивнул:

— Да, дядя Альберт, сейчас все сделаем.

В госпитале Амыра уже никто не терял. Весь медицинский персонал знал, что тот переехал в палату к Регине и там облюбовал себе угол. Двое старых друзей шептались. Регина не спала, просто лежала с закрытыми глазами и наслаждалась диалогом.

— Амыр, старый хрен, поднимись с пола. Пол каменный — отморозишь все самое ценное.

— Ну да, а ты-то хрен молодой! От пола до моих мозгов большое расстояние. Не переживай!

— Конечно, только о твоих мозгах и пекусь. Встань уже.

— Уже понял, о чем ты. Только прости, про то, что ты считаешь у меня самым ценным, при девочке не надо, не говори. Хотя мне лестно, спасибо. Только не следует ее смущать.

— Так тебе про то же самое! Не смущай кроху. Ее выхаживать надо. При тебе не все процедуры удобно проводить. Иди уже в соседнюю палату, куда тебя определили.

— Если что — отвернусь. Ты не понимаешь. Я должен быть здесь. Ее охранять надо!

— Совсем свихнулся. От кого охранять? Может психиатра пригласить, пусть на тебя посмотрит?

— Иди уже, Леха, иди! Зови кого хочешь. Не мешай выздоравливать. Какой-то ты назойливый доктор. Иди, там тебя другие пациенты ждут. Вот что в тебе самого ценного, так это золотые руки. Остальное можно выкинуть.

Лоор поднялся и, ворча, пошел из палаты:

— Иди-иди. Слыхано ли такое, чтобы больной доктором командовал? А вот у нас имеются такие экземпляры, можете прийти, полюбоваться, особенно на тех, у кого отмороженные… гм, мозги!

— Дежурный, — начмед поднес к губам рацию, — в пятую палату перенесите вторую кровать.

Тимур читал показания врача Константина Сабина об опытах в лаборатории Тригорской и старался не скрипеть зубами. За соседним столом сидел его однополчанин, который помог добыть «сей опус», как он выразился, и кривил губы. Мужчины все понимали, исследовательский интерес, азарт ученого, они могли понять желание прославиться, но опыты на двух девочках, которые длились годами? Это было уже за гранью понимания взрослого здорового человека. Так считали оба.

Две девочки. Требования окончания школы в четырнадцать, причем обе закончили с высоким средним аттестационным баллом. Университет, юридический факультет — окончание в девятнадцать лет — как результат два красных диплома, со второго курса обе работают помощниками юристов. Над ними постоянные опыты и исследования. Это никак не укладывается в голове. Пусть другая женщина выносила и родила этих детей, но, получается, что Тригорская этих детей «сделала» имея одну единственную цель: родятся не дети, а материал для экспериментов. Тимур отодвинул бумаги не дочитав, поднялся из-за стола.

— Что, не можешь без перекура читать это все?

— Пойдем на воздух, мне не просто плохо! Тут отвращение такое, что прибить ее хочется, а после помыться в настоящей русской бане, а потом спалить ее к…, чтоб кто другой подобную заразу не подхватил.

Уже на крыльце, после пары глубоких затяжек задал вопрос мировому разуму:

— Что ж за монстр такой, эта Тригорская?

Друг отреагировал:

— Подышим, придем, хочешь, ролик с ее участием покажу? И учти, она уже в разработке, особо не суйся. С этими двумя из аэропорта и обувного салона тоже работают.

— И что там?

— Пешки. Мышцы в тренажерке накачали, курсы охранников прослушали. На веру приняли информацию о психическом заболевании объекта охраны и от клиента приняли средства задержания. Идиоты.

— За Тригорской наблюдение давно установили?

— О!!! Хватка как у малыша Трезора! Какой он породы был?

— Какая в горах порода? Да у щенка и не поймешь — комок шерсти с глазами.

— Помнишь, как он за ляжку прапора Мичридайло ухватил? Ножом челюсти разжимали, а ты кругами ходил и причитал: только зубки не пораньте ребенку, нам только у малыша кариеса не хватало!

Оба захохотали.

— Вот и сейчас ты как тот Трезор.

— Да понял уже, понял. Только количество вопросов пока не уменьшилось. Да и покоя мне не дает не состоявшаяся встреча с этим монахом. Как-то у него все просто получается.

— Здесь все просто, да не просто. Между прочим, ты мне до сих пор ничего толком не рассказал. А у меня уже…

Тимур оборвал его на середине фразы:

— Ой, только мне не рассказывай, что там у тебя от любопытства распухло, какие такие стратегически важные части тела.

— Пошляк! И не делай мне такое удивленное лицо!

— Ладно, не буду. Вообще-то голову многомудрую имел в виду.

— Ну да, ну да! Так сразу и понял.

— Так что там с монахом? С Вороновым. Почему он с нами не стал разговаривать?

— Видишь ли, этот чудак из семьи священников. Какое-то там эннадцатое поколение. Только его отец отличился и создал собственную фирму, а потом банк сварганил. А этому все батины примочки по барабану. Ему бы молиться. Остальное — мирское. Суета сует короче. Батя — против. Этого засунул в университет на экономфак. Тот закончил, диплом папане на стол, мол, дорогой отец, ваша мечта сбылась, только у меня цель в жизни другая. Сам тем же ходом в семинарию. Отец единственное условие смог отвоевать, что сынок не в монахи уйдет, а в миру священником будет. А там то ли правило такое, то ли еще что-то, но прежде чем служить начнешь, тебе жениться надо.

— Ничего себе, а если нет подходящей кандидатуры?

— А без разницы. Короче, папаня подогнал ему деваху, дочку своего делового партнера, оторву, каких мало, и она, естественно, жениху не понравилась. Только батя пошел на шантаж: или женишься, или маманю из дома вон.

— Ну и ушел бы вместе с матерью. Неужели на кусок хлеба не заработали бы?

— Чудак человек. Он же в монастырь на самом деле намылился, а тут мать! Так вот. Женили. Этот к жене даже не прикоснулся, оскоромиться не захотел. А она прихватила какого-то левого молодца и укатила. Только печалька с ними в дороге приключилась. В лобовое столкновение попали с одной такой же обдолбанной дурой. Втроем и полегли.

— Все равно не понимаю, зачем себя велел объявить безвестно отсутствующим? Ушел ты в монастырь и ушел, зачем какие-то сложности? Чего заморачиваться?

— А вот тут нотариуса надо бы порасспрашивать, потому, что там дела, которые касаются наследования имущества. Вероятно, обрати внимание, это я так думаю, не захотел заморачиваться с добром, что папаша подогнал. Да и с папашей контактировать более не пожелал. Исчез и дело с концом.

— А настоятель?

— Так никто об этом не знает, как он в монастырь попал. Покаялся может быть? А вот дальше, если хочешь подробностей, дам адрес и поедешь ты в одну заброшенную деревеньку к земской докторице. Дальше с ней надо разговоры разговаривать. Людмила Васильевна Скобцева. Дай-то Бог, чтоб жива была. Ей уже где-то хорошо за шестьдесят.

ГЛАВА 27

А женщина стояла у окна все твердила и твердила:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Белояров был в бешенстве. Двое гавриков, которых взяли одного в аэропорту, другую — в обувном салоне, не собирались отпираться, сразу выложили фамилию Тригорской, озвучили ожидаемый результат и сумму. Вознаграждение было солидным, а результат…, здесь слов не было. Были эмоции, которые захлестнули волной, так бывает, когда катаясь на лыжах, вдруг понимаешь, что неверно оценил склон, с которого на тебя идет лавина, и сейчас просто накроет, а вот выберешься ли оттуда или нет — уже большой вопрос.

Результат: Тригорской нужна была Наташа и еще кто-то. Кто, они не знали. И таких ловцов-идиотов могло быть два, три, пять… Скольких же ты наняла, стерва?

У одного была задача доставить девушку по указанному адресу, у второй хотя бы оцарапать иголкой. Прав был седой армянин, на кончике иглыбыла капсула. В капсуле вещество, вызывающее остановку сердца. Дальше просто один мат на языке. Мать, которая согласна на остановку сердца собственного ребенка! Мать ее! Стоп! А почему все решили, что она мать? Документы документами, а на самом-то деле как?

Регина осознала, что жива еще в палате интенсивной терапии. Помог в этом Амыр. Куда же без него. Его хрипловатый голос заставил повернуть голову:

— Ты чего молчишь, девочка?

— Думаю.

— Зря. Пустое это. Надо выздоравливать. А ты думать взялась. Сначала себя изнутри послушай. Почувствуй, нет ли в тебе чего лишнего? А может чего не хватает?

— Амыр, а как это «послушать себя»?

— У каждого это по-разному. Про себя расскажу. Вот закрываю глаза, вижу долину, горы, быструю речку и я как скала. Не торопясь осматриваю себя со стороны. Гляжу, кто рядом. Иной раз вижу друга. Иной раз врага. И все сразу становится понятно.

Со вздохом поднялся со стула, на котором сидел, подошел к кровати, положил прохладную ладонь ей на лоб:

— Вот и ты, закрывай глаза и гляди. Не торопись. Хорошенько все рассмотри. Мы еще успеем поговорить.

Его голос удалялся, а сознание уплывало в долину, про которую рассказал Амыр. Она видела и скалу, и быструю говорливую речку, и два дерева, абсолютно одинаковых, растущих от одного корня. Нет не два, а четыре. Третье какое-то немножко иное, вот как бы оно было мужского рода. Четвертое совсем маленькое, тоненькое и какое-то шумное, что ли. Оно за третье все норовило спрятаться. И вдруг она увидела огромного червя. Нет, не змею, а именно червя, который у самого корня начинает подгрызать маленькое деревце, а три больших закрывают малыша листьями и ветками хлещут этого монстра. Друг-скала приходит на помощь и с ее склона скатывается огромный валун и придавливает пожирателя. Регина просыпается с криком и садится, тяжело дыша, вся в холодном поту, дрожащая и испуганная.

— Шшш, успокойся, это только сон, понимаешь? Это был сон, маленькая.

Рядом с Региной на кровати сидит Лукин и держит ее за руки. Большие пальцы растирают кисти, глаза внимательно осматривают с ног до головы. Осторожно обнимает ее, прижимает к себе, шепчет какие-то глупости. И вдруг заглядывая в лицо спрашивает:

— Хочешь чаю? У меня сегодня твой любимый с собой. Так что?

Получает в ответ кивок, берет рацию:

— В пятую палату дежурного, перестелить постель и одежду для пациентки принесите.

— Есть. В пятую палату дежурного, перестелить постель и одежду для пациентки.

Убирает прядь за ушко и снова оглядывает ее:

— Сейчас тебе сухую рубашку принесут, и пойдем в ординаторскую. Пить чай. Пока Амыр на процедурах, можно поговорить, а то он не отходит от тебя ни на шаг. Потребовал даже кровать у тебя в палате поставить.

Тук-тук! Кто-то деликатно стукнул костяшками пальцев об косяк.

— Разрешите?

— Да.

В палату шагнул молодой человек в хирургической пижаме, держа в руках два запаянных пакета.

— Товарищ военврач, одежда для пациентки и постельное белье.

— Положите сюда. Спасибо, свободны.

— Помочь переодеть?

— Думаю, справимся. Зайдите минут через пять, перестелите здесь все.

Медбрат ушел. Лукин поднялся и протянул ей один пакет:

— Давай раздевайся. Тебе нельзя в мокром. Снимай все, — и встал перед ней, готовый помочь.

— Отвернись.

Брови в удивлении скользнули поближе к кромке волос:

— Чего?

— Отвернись, говорю!

— Стесняешься! — Это был не вопрос.

Это было веселое утверждение, на которое девушка возмущенно фыркнула:

— Представь себе. А что не должна?

Он понял, что немного «зарулил не туда» и пошел на попятный:

— Меня-то чего стесняться?

В ответ девушка всплеснула руками:

— Да и вправду. Чего это я голышом не ношусь пред вашими светлыми очами?

Ему пришлось склонить голову, чтобы скрыть довольную улыбку:

— Ладно, только если упадешь…

— Вот КОГДА упаду, тогда и поговорим.

Военврач помотал головой, и больная снова удостоилась внимательного разглядывания и оценки физического состояния, после чего он медленно отвернулся, чтобы в зеркальной дверце шкафа наблюдать за тем, что происходит у него за спиной.

Быстро глянув из-под ресниц на впечатляющую мужскую фигуру, пробормотала:

— Слушай, в душ бы на минуточку.

Тот был категоричен:

— Нельзя пока. Потерпи до завтра. Посмотрим как швы, тогда можно будет и в душ.

— Швы?

— Да, тебе немножко спину подлатали. Не чувствуешь?

Та помотала головой.

— Вот и хорошо. Но об этом потом.

Регина вздохнула тяжело, а в ответ веселый голос обнадежил:

— Не переживай, завтра даже голову можно будет помыть. С удовольствием помогу. Хочешь?

Она снова фыркнула, а мужчина, увидев в стекле ее смущение, вздохнул и согласился на уступку:

— Ладно, девочек попросим. Завтра хорошая смена. Все? Можно, повернусь?

Лукин обернулся. Регина пыталась сообразить, как завязать халат с двумя огромными поясами, пришитыми к обеим полам. Дело оказалось не таким простым.

— Давайте попробую помочь.

Регина обернулась, в дверях стояла ее сестра:

— Ника!

— Лера!

И одновременно хором:

— Живая!

И слезы, и несвязные фразы, какое-то бормотание. Стояли, обнявшись, плача, потом долго ощупывали и оглядывали друг друга. Задавали вопросы, со стороны, казавшиеся полным бредом.

— Как ты здесь очутилась?

— Документы на подпись принесла Вороновой Регине Александровне и всю дорогу молилась, чтобы это была ты!

— На кладбище была?

— Сначала бабушка мне все рассказала, а потом, когда уже до конца в себя пришла — да, была и все поняла. Искать тебя только боялась.

— Она нас ищет и почти нашла.

— Фиг ей! Мы вдвоем сильнее, чем она одна!

— Мы живы, понимаешь, живы!

— Понимаю, но до конца не верю!

— Представляешь, каждый день на почту бегала!

— И я!

— Как сказали, что для Рощиной письмо, в этот день даже поспать первый раз спокойно смогла.

— А я каждое утро бегала туда, сидела и плакала, потому, что забыла от кого письмо должно прийти, писем для Вороновых было очень много. Хорошо тетенька жалостливая попалась, спросила, чего прихожу каждый день и реву, пришлось объяснять. Так она мне потом все фамилии на конвертах перечитывала. В какой-то день как услышала фамилию Рощиной, вспомнила, о чем мы договорились, и опять ревела! От радости, наверное. До сих пор и сердечко, и нашего зайца, что ты нарисовала, все в книжке храню.

— А меня сюда бабуля привезла. Когда немного в себя пришла, подумала, если ты далеко, то тебе ничего не грозит. А у меня боевая старушка и если что, запросто сможет поднять шум.

— Знаешь, у меня все так странно пошло. Четыре года на Дальнем Востоке провела, только друзей как-то не образовалось. Домой тянуло страшно, хотя понимала, что если она меня найдет…

Девушка тихонько всхлипнула:

— И тут так заскучала, вот хоть умри. Рискнула и приехала. По улицам с такой опаской в первое время ходила, а потом поняла — она пешком давно не ходит и не бывает там, где бываю я. Вот и успокоилась. Зато тебя на улицах постоянно высматривала.

Девушка вытерла щеки себе, потом потянулась к сестре. А она снова в ответ ее обняла:

— Знаешь, тебе с бабулей нужно познакомиться!

Лукин ничего не мог понять. Уже начал опасаться за душевное здоровье Регины. Но тут была еще одна девушка, такая же хрупкая, с волосами, выкрашенными в более темный цвет. И глаза карие. Открыл рот, чтобы кое-что уточнить, как услышал:

— Ника, ты в линзах?

— Да, после бокса, зрение так и не восстановилось. Слепая как кротик. Хотя в линзах удобнее, чем в очках, и цвет глаз можно скрыть.

— Лера, тебе нужно присесть.

— Тебе тоже не помешает.

Военврач крутил головой от одной собеседницы к другой. Только ему это надоело:

— Так, барышни, давайте-ка в ординаторскую пройдем и успокоимся.

Тут на пороге палаты появился Амыр. И его неожиданное:

— Здравствуй, дочь, — всех заставило замереть.

Седой воин стоял в дверях, улыбался:

— Долго добиралась, но дошла.

— Скала на берегу ручья! Отец! — Ника сначала нерешительно шагнула к нему, потом порывисто обняла, прижалась на мгновение, отпустила, и долгое время с нежностью смотрела на шамана, не выпуская его руки из своей.

— Ника, ты в порядке? — Регина забеспокоилась, наблюдая за необычным для сестры поведением, — это Амыр, мой друг.

— А мой духовный отец. Мне бабушка про духовные практики рассказывала, научила медитировать, вот там, — она ткнула куда-то в неопределенном направлении, — с ним и познакомилась. Он ко мне во сне приходил и дорогу к тебе показывал. Общались с помощью образов, правда. Только пока разобралась в его языке, столько времени потеряла!

Ника уткнулась лбом ему в плечо:

— Спасибо, что привел меня к … ней. Спасибо!

Стояла, вздыхая, пытаясь остановить подступающие слезы.

Он гладил ее по голове:

— Так рад, что ты, наконец, добралась.

Потом обнял одной рукой за плечи:

— Долгая дорога у тебя была, стебелек. И она еще не закончена.

Регина подошла к Амыру с другой стороны, тоже его обняла и повела к кровати:

— Тебе надо отдохнуть. Мы чаю в ординаторской попьем и поговорим. После твоих процедур пить еще час нельзя. Поэтому не станем тебя дразнить. Отдыхай.

Обе девушки улыбнулись Амыру и вышли, Лукин последовал за ними.

В ординаторской никого в этот час, кроме дежурных докторов, не было. Включил чайник, достал вазочку с печением, открыл коробку конфет. И так надеялся на обстоятельный рассказ от обеих девушек, а они молча сели рядышком, глядя друг другу в глаза и держась за руки. Не сразу военврач понял, что не дождется сегодня ничего ни от одной, ни от другой. Поняв это вздохнул, разлил ароматный напиток по чашкам, с удовольствием отхлебнул из своей, и подумал, все равно все узнает первым. На том и успокоился.

Селим звонил Тимуру:

— Тимур, приезжай, мне одному тут так хреново. Эличка трубку не берет, надо ехать в роддом, узнать, что там, а я ключ в замочную скважину вставить не могу, руки трясутся как у алкаша.

— Ты дома?

— НЕТ, мля!!! По бабам шляюсь!!!

— Понял. Когда мне так вот не громко и ласково, не поверишь, таким понятливым становлюсь! Чего орать?

— Кончай треп!

— Скажи, зачем нервничаешь? Это вредно! Вот уже иду к машине, друга разговором развлекаю-поддерживаю. Пришел, слышишь, движок запустил? Селимчик, дорогой, спросить хотел, не в обиду, а так, ради информации, ты в роддом звонить не пытался?

— Звонить?

— Ага!

— А куда там звонить?

— Ну, не знаю, не рожал ни разу.

— Тимур, я тебе …

— Знаю-знаю, что ты мне. Есть такой всемирный прикол, Интернет называется. Сечешь фишку?

— Как бы да, но не до конца.

— Сейчас объясню, двери открывай, а то под порогом уже минуты три торчу, бабуленция из квартиры напротив забегалась к глазку, пожалей старушку, — двери моментально распахнулись.

— Привет!

— Здоров! Наконец-то! Поехали!

В последний момент схватил друга за рукав:

— Да подожди ты, может ей нужно что, а мы припремся с пустыми руками. Сядь, не мельтеши, — Тимур накидал пару слов в поисковике.

Глянул на экран, набрал номер телефона роддома:

— Здравствуйте, девушка! Про Исханову хотел бы узнать.

Женский голос начал что-то объяснять.

— Понял, понял, говорите, запомню. Ага, надо больше. А вот про это не понял. Упс, там тоже все по размерам? Так. А мамочка почему трубку не берет? С ней все нормально? После обеда. Хорошо. Может из еды что-то? Бульончик куриный, батончик зерновой. Сделаем, все сделаем. Спасибо! Спасибо!

Тимур опустил руку с телефоном на стол. Опустил глаза на руки. Резко подскочил и заорал:

— Селим! У нас тройня! Уррааа!

Селим, осел на ковер, провел по лицу рукой, помолчал, осмысливая новость, потом голосом высоким, как у девчонки спросил, глядя снизу вверх:

— Как это тройня? Они что там, в процессе размножаются?! На УЗИ было двое.

Сидел, с трудом осознавая то, что услышал. Пока это плохо укладывалось в голове. Он отец и у него трое детей. Ребятишек он любил. Племянники на нем гроздью висели, когда приезжал к братьям в гости.

Но свои! Теперь свои, и он отец! Отец! Как звучит! Отец! Слышите, люди, я — отец! Только почему трое? Последнюю фразу он произнес вслух. А друг только пожал плечами:

— Вот уж не знаю почему. Сколько сделал, все твои. Потом станешь на эту тему размышлять. Теперь у нас дел невпроворот.

— Трое, — гнул свою линию Селим, — трое кто?

— Кто? — Недоумевал теперь Тимур.

— Кто по полу: мальчики или девочки или все сразу?

— Наверное, все сразу, — Тимур потешался над другом, но не позволил себе даже тени улыбки.

— Ты их спросил про это?

— Спросил, — Тимур намеренно держал паузу, — приедешь в роддом и сам все у Элички узнаешь.

— Чего она телефон отключила? Точно знаю, батарея села, а зарядка, спорим — дома, а телефон мужа мы не можем выучить, там «цифАр много», — бурчал Селим, прикрывая за ворчанием тревогу и нетерпение от ожидания.

— Селим, по коням. Деньжат прихвати. Нам нужны одноразовые пеленки, памперсы самого маленького размера, все это в тройном количестве. Эличка все взяла на двоих, а их трое оказалось. Завтра будет дефицит. Все остальное ты слышал.

— Тимур, где все это люди берут? Куда ехать? И что делать дальше? Тут Эличка список оставила, что нужно купить детям, пока она в роддоме будет. Где все это взять?

Молодой папаша развернул тетрадный листок и расплылся в улыбке:

— Моя девочка все предусмотрела, она даже названия магазинов написала, и фотки товаров есть в ноутбуке, его с собой надо прихватить, чтобы не промахнуться, — счастливый муж прикоснулся губами к листку бумаги.

Друг снисходительно наблюдал за всем этим:

— Даа, вот, что, оказывается, делает отцовство с людьми! А был он боевым офицером!

Помотал головой, потом закатил глаза и от души рассмеялся, счастливый не меньше, чем молодой отец.

За две недели первый осенний день без дождя. Тошка шагала по улице, руки в карманах. Наушники в ушах, рюкзак за плечами. Вдруг в основание шеи укол.

— Надо же осень, а еще комары, — пробормотала она, проваливаясь в темноту.

Игорь Платонов шел за Тошкой от самого университета и никак не мог изобрести повод подойти к ней и заговорить. Нравилась ему эта девочка. Только не спрашивайте чем. Или почему. На его взгляд более идиотского вопроса еще никто не придумал, и ответить на него невозможно. Анализировать чувства — это как препарировать живое существо: разобрали на части, рассмотрели со всех сторон, стало вроде бы все понятно, но только живого, теплого, радостного создания больше нет, и никогда такого не будет. Остались именно части. Никому не нужные части.

Внимание Игоря привлекла машина, которая неспешно катилась вслед за малышкой. Девочка повернула к любимой кондитерской, остановилась около зеркального окна, рядом с прозрачной витриной. Тем временем, из автомобиля вышел мужчина, подошел к Тошке сзади, поднес руку к основанию шеи и она вдруг начала заваливаться в сторону. Этот подхватил ее на руки и запихнул в салон. Игорь, понимая, что не успевает помочь, поднял телефон и прикоснулся к знаку видеосъемки.

С другой стороны улицы несся Эмик.

— Что успел?

— Практически ничего. Почему все это…?

— Подожди.

Эмик набрал номер:

— Тимур Давидович, Тошку на улице укололи в шею и забрали. Да, увезли. Мы у зеркальной кондитерской. Игорь Платонов. Он успел на телефон кое-что снять.

Эмик говорил спокойно, уверенно, крутя по сторонам головой, как будто бы что-то отыскивая. А искал он глазок камеры видеонаблюдения. Игорь понял это не сразу, но когда увидел, быстро сложил два и два.

— Да, ждем.

Молодые люди, не сговариваясь, зашли в кондитерскую и практически одновременно заговорили.

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста…

— Пожалуйста! — продавец улыбнулся широко и искренне, ему явно понравились эти двое.

— У вас камера видеонаблюдения пишет? — Эмик затаил дыхание.

— Пишет, а что случилось?

— Тимур Давидович, камера пишет. Только боюсь, что раньше вас эти окажутся здесь и уберут запись.

— Эмик, дай телефон тому, с кем ты там говорил, — Тимур уже маячил Селиму, потирая переносицу, рисуя на ней птичку.

Жующий молодой папаша оторвался от тарелки с чакапули, и уставился на Тимура. Тамрико, хозяйка «Грузинского подвальчика», где сейчас обедала эта пара, видела жест Тимура. Кому как не ей, прошедшей курсы языка жестов разведки, где одним единственным преподавателем был ее отец, не знать, что это значило. По языку жестов разведчиков с востока у Тамрико можно было бы брать уроки.

Она решительно подошла к столику и протянула ему руку. Селим смотрел на нее, распахнув и так не маленькие глазки.

— Телефон давай, по которому ты с Эличкой говоришь, — тон Тамрико был требовательным.

Селим полез в карман и отдал ей аппарат, где было всего пять номеров: жены, двух братьев, Тимура, а пятым значился номер «Грузинского подвальчика».

Она командовала дальше:

— Какой роддом?

— Третий.

— Что купить?

— Вот список, еще на троих пеленки и памперсы в роддом.

— На троих?!

— Да, на троих, — Селим слушал одним ухом разговор Тимура.

— Ты зачем молчал?! А?! Ты почему молчал?! А?! Гиви, он молчал! У него трое! Гиви, ты слышишь?!!

И уже нормальным голосом:

— Иди, за Эличку и детей не беспокойся, все сделаем. Девочку спасайте. Торопитесь!

Тимур уже садился в машину, продолжая разговор:

— В какую сторону поехала машина?

— Тимур Давидович, на Тошке маячок стоит. У нее крошечные гвоздики в ушках, они не заметны и в складку пупка я ей тоже чипок воткнул — пирсинг типа. Карта у меня в компе.

— Понял, Эмик, я все понял, мы едем. Сидите там, главное — не отсвечивайте!

Селим стоял рядом, для него ничего не пришлось повторять.

Продавец в кондитерской тоже все слышал:

— Ребята, давайте-ка в кофейню, за дальний столик. Наташа, — крикнул жене, — пацанам чего-нибудь горячего, но не кофе, хорош с них адреналина на сегодня.

Игорь прошел за столик, поставил свою сумку рядом, Эмик закинул рюкзак на широкий подоконник за жалюзи. Прекрасно понимал, что будущая оперная звезда здесь совсем ни к чему и случись что, он может пострадать. Как не перебирал варианты аргументов, но так ничего не смог найти лучше, чем простую просьбу:

— Игорь, короче, дела совсем плохи. Сюда в любой момент могут вломиться хорошо тренированные уроды и …

— Это уже понял. И не уйду, — проговорил Игорь, наблюдая за тем, как продавец идет к двери кондитерской, чтобы запереть ее.

Дальше все развивалось со стремительностью урагана. Только Эмику почему-то казалось, что все идет как в замедленной съемке.

Вот продавец отлетает, получив удар от открывающейся двери, его буквально впечатывает в стену. На грохот выглядывает из подсобки его жена и кричит что-то. Игорь вопит про сигнализацию, и о том, чтобы женщина пряталась. Она успевает захлопнуть дверь, следом начинает верещать сигнализация. Двое, что вломились в кондитерскую, избивают продавца и орут: им нужна запись с камер. Эмик выскакивает из зала и влазит в драку, за ним поднимается Игорь, руки у него почему-то в перчатках и он тоже начинает драться. Пацанов бьют с тем расчетом, чтобы остались инвалидами. Продавец, доползает до стойки, достает пистолет и стреляет. Один из нападавших падает — резиновая пуля прошивает ему висок. Второй продолжает наносить Эмику удары ногами по ребрам. Игорь доползает до этой пары и резко дергает этого за ногу, тот начинает падать, тут открывается дверь в зал влетают Тимур и Селим. Потом для Эмика наступает ночь.

Он приходит в себя и опять уплывает в небытие. Его сознание выхватывает картинки, которые никак не соединяются в одну. Потолок машины и рев серены. Потом потолок какого-то помещения и люди цветными пятнами — это он в драке потерял очки. Потом другой потолок. Как он их различил, а кто его знает? Только это потолок уже точно был другим, а сознание ясным. И только что он слышал голос Регины Александровны и… Тошки!

Ему казалось, что он орет так, что в Париже слышно. На самом деле он едва прошептал:

— Тоша, Тошенька, — и пытался улыбнуться разбитыми и опухшими губами.

Шепот услышали все, и сразу бросились к его кровати.

— Эмик! Ты проснулся. Слава Богу! — Это Регина со вздохом облегчения.

От соседней кровати маленьким торнадо проносится хрупкая фигурка — это Тошка. Ах, как ей хочется запрыгнуть на Эмика, устроить бой подушками, сказать ему какой он все-таки балбес и потискать его. Но она, подойдя к брату, осторожно дотрагивается до его щек, а по ее — льются слезы:

— Теперь все станет на свои места и все-превсе будет хорошо, — шепчут ее губы.

— А теперь, спи. Просто спи, а я рядом посижу и расскажу сказку про колобка — современный, модифицированный вариант, обработанный мною, а дополненный тобой. Спи.

— Регина Александровна, а как вы здесь?

— А я с Тошкой! Спи! Я теперь для тебя сестра, — Регина улыбнулась, — в тебе теперь есть моей крови немного, потому — спи, мой братик, спи. Все потом. СПИ.

Они тихонько вышли из палаты.

Тошка тронула начальницу за рукав:

— Регина Александровна, тут еще Игорь, к нему хотела заглянуть.

— Иди-иди, не переживай, никуда не уйду, в коридоре посижу. Он же в обычной палате?

— Ага, в третьей. Я быстро!

— Давай!

Доскакала до палаты и тихонько постучала, потом приоткрыла двери:

— Тук-тук-тук?

— Входите.

— Привет!

— Тошааа! Ты пришлааа! Ты живая!

— Игорек, у тебя головушка совсем бо-бо?

— Нет, с головой все нормально. Бока болят!

— Бедный — бедный! Прости, все из-за меня. Я ненадолго. Тебе надо отдыхать, так доктор сказал. Ко всему меня там ждут.

— Кто это? — Голос Игоря был полон ревности.

А девочка этого и не заметила:

— Да Регина Александровна. Она кровь для Эмика сдавала, хотя сама первый день из госпиталя. У них что-то там идеально совпало. У Эмика кровь какая-то редкая, а наша Регина то ли универсальный донор, то ли у нее сходные особенности, я не вникала. Ты-то как?

— Да все как после классической драки. Главное, голос на месте и шея не пострадала.

— А личико?

— Шрамы украшение для любого мужчины. Нос не сломан, зубы целы, над бровью все зарастет. А фонарь — это так экзотично для оперного певца — просто редкость!

— А ребра?

— Ребра целые, мышцы болят.

— Слушай, а зачем тебе рукавички понадобились в драке? А?

— Вот любопытная какая! Кстати, откуда про перчатки узнала? Жалко, что потерял.

— Ничего не потерял. У меня они.

— У тебя?! Здорово, а то я уже расстроился.

— Чего они такие тяжелые? Ты туда камней напихал, что ли?

Молодой человек, глядя на нее старался не улыбаться, но разбитые губы сами разъезжались:

— Там по форме и по размеру ладони залит свинец. Это утяжеление. Смотри сама, просто ладошкой ударить или свинчаткой приласкать, что эффективнее?

— Вот оно что. А мне такое сделаешь?

— После всего этого? Куда денусь? Сделать придется и тебе, и Эмику. Как он там?

— Спит. Его изнутри просветили, там все малость побитое, но целое. Теперь спит. Только нос разбили основательно и крови много из-за этого потерял. Кстати, нос ему уже сделали. Прикинь, пластическая хирургия для Эмика. Красавец будет — закачаешься!

Оба засмеялись, только больной схватился за ребра и поморщился.

— Тош, а с тобой-то, что было?

— Кто бы знал. Какие-то отморозки укололи в шею, запихали в машину и куда-то повезли. А потом меня кто-то теребит, бубнит что-то, про то, что он ястреб, а какой-то там стриж уже где-то на подлете, и двое готовы — бред короче. Глаза открываю, машина стоит пустая, двери настежь, ключ в замке зажигания. Ну, я и поехала. Чего? Их ждать, что ли? А потом гляжу, по встречной на всех парусах три машины из офиса, я им поморгала и погудела. Они маленько обалдели, но остановились. Меня к себе пересадили, потом я оказалась дома. Только знаешь, что?

— Ммм?

— Этот, который бубнил, он одет был странно. И лица не было, только глаза, они ржали.

— Глаза ржали? Тош, это слишком сильно сказано. Глаза ржать не могут по определению. Это ведь глаза.

— Ну, не могу я объяснить, он смеялся без звука. Ему, короче, было весело.

— Ты после укола как?

— Нормально. Только противный вкус во рту и в голове звон, как после церковной службы. Но врачи сказали, что так часа два будет, а потом пройдет. Велели воду пить.

— С тобою не соскучишься. По всему выходит, тебя теперь стеречь надо, что ли?

— Ага! Два раза. Только бы понять, кому и чего от меня вдруг потребовалось, и от кого стеречь-то?

— По ходу дела это всем интересно.

Тут Игорь и Тошка одновременно вздохнули и задумались. И ведь были правы: это было интересно всем.

В кабинете генерального директора собрались все, или почти все, заинтересованные лица. Решили, что основным докладчиком будет Тимур.

Расположив бумаги на столе в одном ему ведомом порядке, включил проектор, на экране появился первый кадр. На них смотрели девочки-близняшки.

— Знакомьтесь, сестры Тригорские: Наденька — та, что справа, и Верочка.

Готовили это «выступление» долго, потратив на выяснение основных обстоятельств немало времени. Следствие продолжало свою работу, периодически выискивая то одного, то другого участника событий. Но основные моменты уже были ясны.

Итоги расследования обсуждали вначале в агентстве у Тимура. Потом держали ответ перед заказчиком.

Господин Извеков оказался клиентом капризным и требовал на каждое утверждение неопровержимых доказательств. И сейчас Тимур освещал не материалы уголовного дела, а скорее рассказывал историю.

— В нормальной благополучной семье с папой и мамой врачами жили две девочки близняшки: Наденька и Верочка. Росли послушными, умными детьми. Окончили школу, поступили в медицинский, отучились положенный срок, получили дипломы, кстати, у той и у другой они красные. На празднике по поводу вручения дипломов предлагают им аспирантуру. Одной говорят, что нам нужен биофизик-генетик, а второй предлагают специальность биохимика-генетика. Девочки уже заканчивают аспирантуру и диссертации почти готовы, но за месяц до защиты Верочка заболевает и умирает. Патанатомическое исследование указывает на генетическое заболевание крови как причину смерти.

Наденька ссорится со своими родителями. Предъявляет им претензии в том, что они, врачи, могли бы выявить на ранней стадии такое отклонение. Если бы вовремя была проведена диагностика и мониторинг ее состояния, то можно было бы дать ей возможность побороться, проводя курс поддерживающей терапии, плюс наука продвигается вперед, может кто-то что-то бы изобрел, и сестра, может быть, осталась бы, жива. Накричалась на родителей, поссорилась с ними и уехала в неизвестном направлении.

В беседу вступил Лукин:

— Вот отсюда начинается вся история. И начинаются в полученной информации накладки и противоречия. На самом деле Верочка якобы умерла не от генетических проблем крови, а от инфекции, которую сама себе, якобы, ввела, чтобы получить доказательства устойчивости организма к вирусам и бактериям, если организм обладает определенными генетическими отклонениями в крови. Надо обратить ваше внимание на то, что обе сестры обладали этой особенностью, причем, это отклонение не является угрозой жизни, но работает в отношении выработки антител при наличии инфекции более эффективно, чем у людей, подобного аномалии не имеющих. Так вот, будто бы одна из сестер умерла, тело кремировали.

На этом месте Лукин, как фокусник, достал из папки документ и огорошил новостью:

— Только Верочка не умерла. Экспертиза праха показала, что собственно праха среди древесной золы не обнаружено. А документы, содержание которых я только что прочел, фальсифицированы. Человек, который эти документы готовил, умер от остановки сердца, прямо на руках у Надежды Тригорской.

Тимур размышляя потер подбородок, и продолжил:

— Так вот, Верочка и Наденька, будучи студентами, сдали в банк клиники «ЭкоГармония» свой биоматериал на случай экстракорпорального оплодотворения. Причин подобного поведения выяснить не удалось. Не знаю, может на тот момент фишка у студентов такая была, может они подумали, что рано рожать — смысла нет, а когда этот смысл появится, организм будет уже изношен, а тут без девяти месяцев почти готовые младенцы. А может на мужиков аллергия — не знаю, так чего предполагать? А может заранее приготовили материал для исследований. Короче, материал хранился до момента «смерти» одной из сестер. Существует договор, где эти двое оговорили условие, что в случае смерти, оставшаяся в живых, получает в полное распоряжение биоматериал усопшей.

После скандала с родителями Наденька продает дедово наследство, находит суррогатную мать и получает в результате Валерию и Веронику. Маргарита и Георгий получены тем же путем, но позже.

Тимур, поднял несколько листков, нашел нужный и продолжил:

— Когда родилась Маргарита, неизвестно по какой причине, но младенцев перепутали в роддоме и вместо Маргариты, Тригорской вручили ребенка другой мамаши.

Алексей Александрович в недоумении поглядел на присутствующих:

— Как можно перепутать младенцев, они же не похожи друг на друга?

— Погоди, так они родные все четверо? — Роман Александрович оторвался от блокнота, в котором, что-то рисовал.

— По материнской яйцеклетке — да.

— Ничего не понял, — Рома оглянулся на брата.

— Валерия и Вероника — да. У них обе яйцеклетки от одной и той же матери, они были оплодотворены одним и тем же донором, носила их одна и та же женщина. А у Маргариты и Георгия, будем говорить бытовым человеческим языком, отцы разные, женщины, их выносившие, тоже разные, только яйцеклетки получены от одной и той же матери, что и у Валерии, и у Вероники.

— А Георгий как попал в детский дом? — Алексей Александрович обратился к Тимуру.

— Его нашли сотрудники тогда еще милиции на скамейке около большого магазина. Кто-то решил, что оставлять его в доме Тригорской нельзя.

— Не кто-то, а Валерия и Вероника, когда поняли, что мальчику угрожает серьезная опасность, — вклинился в объяснения Извеков.

— Как показывает практика, правильно решили, потому, что Маргарита умерла в младенческом возрасте. И не факт, что естественной смертью, а не в результате очередного эксперимента.

— Так доказано, что ее смерть это результат эксперимента? Или нет? — Александр Иванович крутил ручку в руках и смотрел на Тимура.

— Прямых доказательств пока нет. Но все косвенные на то указывают. Продолжаю. Тригорская начала изучать кровь новорожденных Валерии и Вероники, мониторя их состояние.

Внешне все было пристойно. Мать-одиночка воспитывает двух девочек одна. Работает во ВНИИ, лекции читает в меде. Детьми занимаются квалифицированные няни, потом гувернантки и репетиторы. Только они для нее не дети сестры, не свои дети, да и не дети вообще, они биологический материал. И на этом биоматериале, она проводит исследования. На материалах этого исследования защищает кандидатскую, затем докторскую.

Когда девочки вошли в пору полового созревания, выяснилось, что организм Вероники обладает какой-то особенностью, которая вызывает высокую степень регенерации тканей. Например, у обычных людей, допустим, синяк проходит за шесть-семь дней, а нее — за два-три.

Кто-то из присутствующих хмыкнул. Тимур сменил очередной слайд:

— Обе окончили школу в четырнадцать лет, юрфак — в девятнадцать. С выпускного вечера девушек похищают и помещают в два бокса лаборатории. Где у Вероники исследуют функцию повышенной регенерации, а у Валерии — свойства крови и особенности функционирования иммунной системы в ответ на комплексные вирусные и бактериальные атаки.

Селим пододвигает ближе к себе графики и таблицы:

— Я сопоставил даты похищения и удержания сестер и сроки опубликования результатов некоего эксперимента в нескольких монографиях Тригорской. Она на девочках проводила исследования и выдвигала самые невероятные предположения, выдавая, что работает с лабораторными животными. Вот так прошло около четырех месяцев.

— Столько времени в боксе, это как так?! Ведь кругом люди. Все видят и знают, что что-то происходит. И никто не интересуется?! Что за…?!!! — Александр Иванович не выдержал и вскочил со своего места и заметался по кабинету.

— Погоди, не пыли, — Вячеслав Аркадьевич повернулся к другу, — послушаем дальше.

— Девушки находились под воздействием соответствующих препаратов. Тригорская собственноручно вводила лекарства, контролируя состояние, держала их в закрытых специально оборудованных боксах с противовирусной защитой.

Тимур продолжил:

— Только поигрывала в рулетку Наденька Тригорская. Не хватало в ее жизни эмоций, живых человеческих эмоций. И как-то раз она проигралась основательно. Поставила на кон двух девочек, и, естественно, проиграла. Играла трое суток. Некогда ей было думать о том, что девочки без лекарств придут в себя, трезво оценят обстановку и начнут действовать.

Девушек приехали забрать в уплату проигрыша, а они успели сбежать. Такой товар ушел! Хорошенькие, воспитанные, с образованием, девственницы.

На Тригорской повис долг, как она его выплатила — это еще предстоит выяснить.

— Итак, что мы имеем, — Александр Иванович подошел к столу, — у Тригорской четверо детей: Вероника, Валерия, Маргарита и Георгий.

Тимур кивал вслед каждому сказанному слову.

Генеральный продолжил:

— Маргарита умерла в младенчестве. И она не была ребенком Тригорской. Осталась ее дочь живой или нет? Кто-то знает ответ на этот вопрос?

Извеков внимательно следил за ходом рассуждений:

— Мне достоверно известно, что Вероника Тригорская и Рощина Наталья Михайловна — это один и тот же человек.

Тимур собирал бумаги в папку:

— Все мы стали свидетелями охоты за Региной Александровной. Она очень похожа на одну из девочек в школьной форме, что на фотографии. Лукин стал свидетелем встречи и странного разговора между Натальей и Региной, но не факт, что они действительно сестры.

Лукин кивнул и добавил:

— Если это она с сестрой, то как из Вероники и Валерии они стали Натальей и Региной? Это первый вопрос. Где сейчас Георгий и Маргарита и нет ли опасности, что Тригорская продолжает опыты на них или других людях — это второй и третий.

ГЛАВА 28

А она стояла и как безумная бормотала:

— Хочу быть богатой и знаменитой! Хочу быть богатой и знаменитой!

Тимур и Селим остановились около старого, но еще крепкого деревенского дома, оглядели его и теперь пытались войти во двор. Оба были немного ошарашены тем, что калитку стережет бычок, крепкий такой, ростом повыше, чем иной конь. Селим открыл калитку, сторож подошел и лбом закрыл ее с другой стороны, потом поднял голову и теперь смотрел на посетителей поверх забора. Фокус с открыванием калитки попробовал проделать Тимур. Результат не заставил себя ждать. Калитка была демонстративно захлопнута.

Друзья посмотрели друг на друга:

— Орать что ли?

— Пойдем вдоль, может еще есть калитка или дыра.

Они двинулись и бычок вместе с ними. Они по эту сторону, а он по ту, не спуская с них глаз. Далеко не ушли, остановились от громкого покряхтывания. Оглянулись.

— Весело тут у вас, как я погляжу, — на мужчин любовался дедок, наряженный в фуфайку и видавшую виды, старую, вылинявшую кепку. Это он кряхтел, что должно было означать, наверное, смех.

Мужчины кивнули на приветствие:

— Здравствуйте, нам бы повидать Людмилу Васильевну Скобцеву.

— Так чего в калитку долбитесь? В больничке она. Вон ворота насупротив. А в дом вас Борька не пускает, потому как хозяйка на службе. Вы с им не балуйте, вмиг на рога подымет. Было уж этакое. А Людмила-то Васильна — вон она, на крыльцо вышла.

— Спасибо!

— На здоровье! Бывайте!

Дедок снял — надел кепку и пошел дальше по дороге.

Гости перешли на другую сторону, вслед им раздалось громоподобное: «МУУУ!», оглянулись с опаской, а женщина в белом халате и шапочке звонко, как девчонка рассмеялась:

— Вы ко мне? Входите.

Тимур и Селим прошли узкий длинный коридор со множеством дверей и последовали за доктором. Беленые известкой стены, голубой краской выкрашенные панели, окна и двери. Запах чего-то лекарственного и хлорки.

Она вошла в кабинет, махнула рукой на стулья:

— Проходите. Слушаю вас.

— Людмила Васильевна, вот наши документы.

Посетители подали удостоверения:

— Мы из детективного агентства.

Врач внимательно изучила бумаги, записала название агентства и данные гостей в журнал посещений и подняла на них глаза, ожидая продолжения.

Мужчины терпеливо ждали, увидев, что она закончила все переписывать, озвучили цель визита:

— Мы бы хотели переговорить по поводу некоторых событий.

Тимур начал обстоятельно излагать известные ему обстоятельства дела.

Та слушала внимательно, кивала головой и вздыхала:

— Что могу рассказать? Екатерина Сергеевна Еникеева — это она взяла на себя заботу об одной из девочек, и как только ее можно было увезти, сразу же увезла. Дети не назвали имен. Я их так и называла про себя — первая девочка и девочка с гепатитом.

— Почему же вы не спросили об именах и всем прочем, что полагается? Наши координаты вписали в журнал, а здесь даже не поинтересовались?

— Поинтересовалась, пока хоть одна была в сознании, как не поинтересоваться! Только девочка мне ответила, что их имен мне знать не нужно, не хочет она, чтобы у меня были из-за них неприятности. Так-то.

— Екатерина Сергеевна Еникеева — кто она и почему забрала девочку?

— Авария была на трассе. Дети пришли после обеда где-то, а поздно вечером мужчина занес на руках три тела: двух женщин и мужчину, потом принес их вещи и уехал. Сказал, что ГАИшникам позвонит. Так вот, спустя несколько дней приехала Екатерина Сергеевна. Одна из погибших — ее внучка. Только на похороны опоздала. Мы всех троих похоронили уже на следующий день. Дожди шли проливные, помедли хотя бы день, то на кладбище не попали бы. Тут-то три гроба везли на волокуше, гусеничным трактором.

— Она приехала и что?

— И помогала мне выхаживать девочек. Для них было важно не столько лечение, сколько уход.

Людмила Васильевна очень тщательно подбирала слова, видно было, что она о многом умалчивает.

— Вторая девочка была очень тяжелой — гепатит. Изолировать от сестры я смогла ее только на четвертые сутки — ремонт крыши у нас затеяли, а тут дождь. Сами понимаете — потоп во всех палатах.

— А вторая девочка куда подевалась?

— Недели через две приехал молодой человек, мне показалось, что он верующий. Приехал, сходил на кладбище. Долго там был. Пришел, спросил, сколько и кому он должен заплатить за похороны жены. Отправила с этим вопросом к председателю сельсовета, похороны она организовывала. Пока мы с ним говорили, девочка закричала. Бедняжка часто кричала. Боялась очень сильно, что мать за нею вернется. Я так поняла, что мать у нее умерла и она боится, что мать за ней с того света придет.

Людмила Васильевна переставила с места на место стакан.

— Пришлось извиниться и бежать к ней. Он почему-то пошел за мной. Посмотрел и говорит, могу чем-то помочь? Чем тут поможешь? А он так настойчиво предлагал свою помощь в уходе за девочкой, что мы с Евдокией Алексеевной — это фельдшер и няня у нас, сильно удивились. Оглядел все и говорит, давайте воду буду носить, печь топить, опять же готовлю хорошо. За продуктами и лекарствами съезжу. За деньги не переживайте, если нужно скажите только.

Она немного помолчала глядя в окно и вдруг встрепенулась:

— Евдокию Алексеевну поспрашивайте, он у нее жил. Вон она в больничку входит.

Евдокия Алексеевна, невысокого роста пышная женщина, одетая фуфайку, крытую веселеньким сатином, заглянула в кабинет. Седые волосы повязаны белым платком, а сверху накинут яркий полушалок. Когда ей объяснили, о чем здесь идет разговор, она призадумалась.

— Что вам сказать про него? Не пьющий он. Мой-то — горе-горькое. Нагляделась на его мутные очи за жизню-то мою. А этот не пьет и мой пить при ем не стал. Ага. Гость-то утром и вечером у иконы встанет, глаза закроет и молится. Ненароком приметила, как он молиться начинает, девочка наша спит крепко, не кричит, не вздрагивает, дышит, что не слышно, ровно ангелок. Так он приспособился у ее кровати молиться. Она на поправку пошла при ем. Хоть верьте — хоть нет. Только мы до него уже поговаривали, что не выкарабкаться дитенку. А тут и с едой дело наладилось, и со сном. Разговаривать начала с нами, а вот его побаивалась. Он придет, в уголочку сядет, молитвенник там какой-то, что ли читает, книжку такую толстую, с крестом на обложке. Я-то спросила, мол, не сектант ли? А он засмеялся тихонько этак, нет, говорит, православный и в церкву хожу. Вот и успокоилась.

В разговор вступила Людмила Васильевна:

— Девочка выздоравливала при нем на удивление быстро. Они проговорили как-то всю ночь, а на утро он уведомил меня, что забирает ее.

Евдокия Алексеевна оживилась:

— Мы-то прямо испужалися. Девочка уж больно красивая. Ее выходить, подкормить и картинки рисовать. А он сразу, мол, не переживайте, зла ей не желаю. Ага. Как они поехали, так я ей в кулачок тыщу сунула, да пошептала, что, коль худо станет, пусть сюда возвертается, тут ей будут рады. Она этак улыбнулась кривовато, обняла и меня, и Васильну. Спасибо сказывала, плакала. Про сестру спросила. Только что мы ей скажем, окромя того, что в добрых руках она. Услыхала про то, и успокоилась за ее. Только зачем-то на кладбище сходила, к тем могилам.

Мужчины пребывали в глубокой задумчивости. Селим, все-таки поинтересовался:

— Ну и как нам его искать? Вы фамилию тоже у него не спросили?

— Почему так плохо думаете о нас. Конечно, же, выписала все данные его паспорта. Они в архиве в районном отделе здравоохранения.

Евдокия Алексеевна оживилась:

— Вам только фамилия его нужна? Так сходите на кладбище. Там он говорил, что жену его похоронили. Фамилия-то одинакова поди, у мужа да жены. А его самого звали Виктором Сергеевичем. Молиться он за себя просил нашего батюшку, а я слыхала. А запомнила потому как моего-то горького этак же навеличивают.

Людмила Васильевна кивнула за окно:

— Если хотите, то вон Петрович идет, он вас на кладбище проводит и могилы укажет.

На этом и попрощались.

До кладбища добрались на машине быстро. Петрович был доволен покататься с таким комфортом, а еще больше ему понравился читок водки, который предложили вместо оплаты за услугу. Дедок быстро нашел ряд с тремя могилами.

— Вот они. Любуйтеся. А я пошел. Не заблудитеся, поди, обратной-то дорогой?

— Да не должны бы. Спасибо!

— На здоровьишко! Ещеприезжайте!

Снял — надел кепку и ушел.

Тимур проводил дедка взглядом, оглянулся и озадаченно хмыкнул. Он стоял перед памятником, на котором было высечено: Рощина Наталья Михайловна, даты рождения и смерти. Фотографии нет. Рядом памятник Вороновой Регине Александровне.

— Вот это да!

— Ага!

— Такого я еще не видел.

Сделав снимки двух памятников, два друга пошли к машине, переваривая информацию.

А доктор Скобцева набирала телефонный номер, уверенно нажимая кнопочки:

— Катюша, здравствуй, дорогая! Не представляешь, так скучаю, приезжай, пожалуйста, ко мне. Нынче такого варенья наварила из крыжовника. Королевское варенье. Приезжай. Очень жду!

Регина ждала в коридоре Тошку. Почему-то боялась оставлять ее одну. Похищение никак не шло у нее из головы, и думать могла сейчас только об этом. Зашуршала тихонько дверь и звук противно царапнул по нервам. Из палаты выглянула медсестра:

— Девушка, это же ваш родственник тут лежит?

— Ммм, да!

— Тогда помогите мне, пожалуйста. Его нужно привести в порядок и переодеть. А то после операции сидит не особо уверенно. Мне обтереть его надо, а вы за плечи придержите. Боюсь, завалится еще.

Вместе вошли в палату и объяснили больному суть гигиенической процедуры. На заклеенный нос пациента поползла простыня:

— Регина Александровна! Я стесняюсь.

— Глаза закрой. К тому же у тебя голова кружится.

Эмик сидел на кровати краснее свеклы и держался за простынку мертвой хваткой. Глаза заплыли до такой степени, что он почти ничего не видел. Регина стояла у него за спиной, держала за плечи и уговаривала:

— После того, как ты повалялся на полу в кафе, пофантанировал кровью, тебя нужно хоть немножко привести в порядок. Одежку с тебя срезали еще перед операционной. Кровь запеклась, кожа стянута, тебе же неприятно. Давай, помаленьку ототремся и переоденемся. Благо дедушка тебе из одежды уже кое-что привез.

Эмик пыхтел от недовольства, но терпел. И вдруг спросил:

— А что с хозяином кондитерской? Он жив?

— Да, на скуле синяк и ногу подвернул, хромает. А так все нормально. Уже работает.

— А почему его не арестовали? Он же стрелял и убил одного.

— Расследование ведется. Но его действительно не арестовали. А вот почему, не знаю. Зайду к нему сегодня, поинтересуюсь, нужна ли помощь. Не переживай, там все будет нормально. Мы его в обиду не дадим!

Регина отодвинулась от спины, дала возможность сестричке ее протереть, осмотрела кожу, выискивая синяки, опустила глаза на поясницу паренька и вздрогнула. Из-за пояса трусов, виднелся край родимого пятна. Такого же, которое носила она сама, такое же было у Вероники.

Регина решительно сдвинула вниз резинку и увидела все. Теперь она была уверена, что держит за плечи Дюка.

— Эй-эй-эй! Трусы на место верните!

А у нее по лицу поползли слезы. Пыталась с ними справиться, но ничего не получалось, начала всхлипывать и, сжимая предплечья Эмика, уткнулась носом ему в затылок.

— Регина Александровна, да что там происходит! Мне же не видно ни хр… ничего. Вы плачете, что ли? Чего там у меня такое, что слезы прям по спине у меня текут?!

— Все в порядке, Дюк! Все в порядке. А мы боялись тебя искать и так переживали.

— Почему я стал вдруг Дюком? Я же Эмик! Вы забыли что ли? Или это из-за того, что мне много крови отдали?

Регина уже целовала его в макушку:

— Потому, что ты Георгий, а мы с Вероникой звали тебя Дюком.

Эмик попытался развернуться и разлепить глаза.

— Регина Александровна, да что с вами?

Голос молодого человека был полон паники:

— Доктора, надо позвать доктора.

Медицинская сестричка, которая обтирала Эмика, взглянула на Регину и тут же побежала за врачом.

В палату вошла немолодая женщина в медицинской форме:

— Что происходит? Почему здесь посетительница? Часы визитов истекли. Идемте, уважаемая, идемте. А вам, больной, прописан покой. Только покой и сон.

— Лена, — она обратилась к дежурной сестре, — доводите процедуру до конца и ужином кормите его с ложечки. А пациент не капризничает. Господин Пряхин, вы меня поняли?

— Да доктор, все понял. Только за Региной Александровной присмотрите, пожалуйста.

Женщина вывела Регину в коридор.

— Успокоительного?

— Спасибо, я справлюсь.

— Что-то серьезное?

— Только что нашла брата, которого отправили новорожденным в детский дом.

— Удачно все — радоваться нужно. Идемте, все-таки накапаю чего-нибудь.

Тут из палаты Игоря появилась хрупкая девичья фигурка в безразмерных монтажных штанах и широкой футболке:

— Регина Александровна!!! Куда это вы?! Почему в слезах?! А?!

Тошка бежала с другого конца коридора, махала руками, обеспокоенность сквозила в каждом жесте.

— Все хорошо, Тош. Правда. Все хорошо. Эмик — мой брат.

— Ну да, с ним же поделились кровью, теперь он ваш брат по крови.

— Нет, Тошенька. Он мой настоящий брат, которого я потеряла в детстве.

Регина повернулась к доктору:

— Спасибо, я успокоилась. Завтра ведь к нему можно?

— Конечно, в приемные часы — пожалуйста.

— А что ему принести?

— Хорошие эмоции, мягкие фрукты, паштет, любую еду, только такое, чтобы не особенно двигать челюстями.

— Спасибо!

— Всего доброго! Берегите себя!

Девочка стояла напротив своей начальницы и теребила ее за руку:

— Регина Александровна! Давайте вы меня тоже найдете? А?

Регина обняла за плечи Тошку, и они пошли к выходу, где их ждал Леонид Александрович, переживая за своих детей.

Александр Иванович ждал Наташу в своем кабинете.

Ожил интерком:

— Александр Иванович, Рощина подошла.

— Пусть войдет.

Наталья Михайловна заглянула в приоткрытую дверь:

— Добрый день, Александр Иванович!

— Добрый, входи.

Внимательно оглядел любимую женщину, отметил какую-то тихую радость в выражении глаз, легкую улыбку, которой раньше не было.

— Наташа, у тебя что-то хорошее случилось?

— Да, спасибо.

— Что же это, секрет?

— Нет, отчего же секрет? Я сестру нашла. Мы потерялись как-то странно и вчера нашли друг друга.

— Очень рад за тебя и за сестру.

Не обратив особого внимания на фразу про сестру, взял ее за руку и проводил к чайному столику в зоне отдыха. Усадил на диван, сам устроился напротив:

— Чаю хочешь?

— Чаю?

— Да, чаю. У меня конфеты есть. Они тебе в прошлый раз понравились.

— Если чай и конфеты, то какая-то проблема, да?

— Почему сразу проблема. Просто вопрос.

Она согласилась:

— Хорошо, пусть будет чай с конфетами и вопросом.

Александр Иванович вышел в комнату отдыха, отдышался, решаясь на серьезный шаг, принес чашки, чайник. Открыл шкаф, достал коробочку конфет. Наташа разливала чай, когда он спросил:

— Наташа, замуж за меня пойдешь?

Рука девушки дрогнула, и она щедро плеснула кипятком на запястье и вскрикнула.

Белояров вскочил с места и схватил ее за руку, держащую чайник.

— Твою ж! Старый идиот! Нашел время, — ругал он себя и видел, как у его девочки медленно закрываются глазки и она начинает клониться куда-то вбок и вперед. Перехватил чайник поудобнее, аккуратно поставил на стол и успел подхватить Наташу до того, как она упадет, сложившись пополам.

— Полина!!!

В кабинет спокойно вошла секретарь. Очки на кончике носа и вопрос на лице.

— Скорую! Живо!

Он тяжело дышал, пот бисеринками выступил на лбу и висках.

— Санька или Алешка здесь?!

— Сейчас все будут.

Буквально через минуту в кабинет отца влетели двое мужчин.

— Что тут?

— Кипятком плеснула на запястье и вот.

Александр Иванович держал Наташу, смотрел с ужасом и надеждой на сыновей, то на одного, то на другого.

— Пап, дай я сяду. Поднимайся. Принеси лед. Давай быстрее. — Алексей поменялся местами с отцом. Перехватил безвольное тело молодой женщины и принялся нащупывать пульс.

— Сань, отца займи чем-нибудь.

— Угу. Что там?

— Без понятия. Похоже болевой порог минимальный Пульс нитевидный. Дыхание поверхностное. Слышишь, как будто бы присвистывает?

— Угу. Мокрая как мышь.

Алексей похлопал девушку по щекам:

— Давай, моя дорогая, давай глазки откроем. Будь умницей, не пугай старого…

Отцовский голос почти над ухом прохрипел:

— Ты хотел сказать козла?

— Пап, почему козла?

Саня стоял в дверях с аптечкой:

— А ты козел?

Алексей оторвался от наблюдения за пациенткой, и глянул на отца:

— Что ж прям так радикально?

— Получается, что так. Все было нормально, сидела, чай разливала, а я к ней с предложением пристал как банный лист к жж…жизни моей поганой! Она и плеснула на руку. От неожиданности или от отвращения.

Махнул рукой:

— Старый я все эти предложения делать…, — мужчина набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул, — Сань, лед куда?

— Лед? В платок и на место ожога.

Интерком пробормотал голосом секретаря:

— Александр Иванович, скорая у входа.

— Пусть проводят ко мне.

Двое в форменных куртках врачей неотложки вошли в кабинет. Начали переговариваться с Алексеем, одновременно выполняя диагностические манипуляции и перебрасывая друг другу медицинские термины, как будто бы играя в мяч.

Зашуршал открываемый медицинский саквояж, послышались звуки разрываемой упаковки, вскрываемой ампулы и шумный вдох.

— Смотрите, ваша красавица снова с нами. Как себя чувствуете?

Наташа рассматривала всех присутствующих:

— Ничего себе так. Только рука болит и замерзла.

— Запястье сейчас обезболим.

Из саквояжа достали цилиндр спрея, обработали.

Доктор взял за здоровую руку, посчитал пульс:

— Нужно тихонько посидеть. Сейчас лекарство подействует и будет полегче.

— Спасибо!

— На здоровье. Выпишу сигнальный лист, и направление на перевязки в районную поликлинику. Хотя, как я понял, здесь докторов полон дом, потому без поликлиники обойдетесь, — доктор улыбнулся, попрощался, закрыл саквояж и ушел, фельдшер, передав листок, тоже покинул кабинет.

— Наташа, — Александр Иванович присел перед девушкой на корточки, — тебе в очередной раз удалось меня напугать.

— Может, поедем домой? — Он с ожиданием глядел на нее.

У нее не было сил возражать, и она кивнула:

— Только Леру заберем, ладно? Когда она рядом, мне легче. Правда. Легче.

Он с готовностью откликнулся:

— Заберем и Леру, и кого хочешь, заберем.

Дрожащие пальчики мазнули по экрану телефона:

— Лера, меня, пожалуйста, не теряй, — всхлип, Наташа вытирает тыльной стороной здоровой руки нос, — Лераа, я обожглааась.

Из телефона все слышат встревоженный голос… Регины?

— Ника, ты где? Ты же к генеральному пошла.

— Я у негооо и врачиии…, — снова очередной всхлип.

— Никуша, какие врачи? Нам нельзя, чтоб врачи! Я бегу! Вот двери в кабинет закрою и бегу. Смотри, я уже вхожу!

Двери в кабинет распахнулись, и вошла, действительно, Регина Александровна.

— Лераа, я так испугалась. Глаза открываю, а тут врачи скорой. Подумала, что …

Сестры обнялись. Одна рыдала в голос, по лицу второй тоже дорожками текли слезы. Наташа плакала на плече у сестры, а та ее утешала, говорила какие-то слова и немного покачивала.

— Все-все, успокаивайся. Мы немедленно уезжаем втроем. Я Дюка нашла. Он в больнице, но ходить может. Мы все уезжаем. Сейчас заявление напишем и уезжаем.

— Дюка?

— Ага!

— А он…?

— А он Эмик. И ладошка на попе, и башка у него золотистая, я в макушку его уже целовала. И глаза голубые — он в линзах. Тоже цветные любит.

— Лерааа!

— Тихо, тихо, нас уже трое и мы все равно от нее сбежим. Фиг найдет. Я уже и …

— Девочки…, — Александр Иванович попытался обратить на себя внимание.

Регина махнула в его сторону рукой:

— А вы вообще молчите! Вам и хомяка доверить нельзя! Лучше дайте три листочка бумаги.

— Зачем вам бумага?

— Мы увольняемся по собственному желанию.

Молодые люди пока ничего не понимали. Алексей поинтересовался:

— Мы — это кто, позвольте полюбопытствовать?

— Я, Ни… Наташа, — она быстро исправила оговорку и …

— И Эмик, — Наташа со значением посмотрела на Леру.

— Никто не увольняется и никуда не уедет, — на удивление спокойный голос Александра Ивановича прозвучал в кабинете тихо, но уверенно.

Стул встал перед диваном и его оккупировал Белояров-старший:

— Регина Александровна, Наташа, … девочки, вам нужно успокоиться. Дело в том, что мы кое-что знаем и хотим этим знанием поделиться с вами.

Два брата взяли по стулу и сели напротив сестер. А у пары, расположившейся на диванчике, глаза были полны ужаса, они еще плотнее прижались друг к другу.

Александр Иванович поднял руку в успокаивающем жесте:

— Не надо бояться. Мы расскажем, что знаем, а вы, если хотите, можете рассказ дополнить. Готов поклясться чем угодно дорогим для меня, чтобы вы были уверены — мы на вашей стороне и не желаем зла. Наоборот, будем защищать в любой ситуации.

Выжидая замолчал, давая им услышать и осознать то, о чем говорил.

Видя их неверие и страх, продолжил:

— Наташа, вспомни, мы всегда были на одной стороне против всякого зла. Я никогда не причинял тебе боли, не давал повода думать обо мне как о злодее.

Посмотрел на обеих:

— Давайте поговорим.

Сестры не соглашаясь, одновременно помотали головами. Алексей подошел к дивану и присел рядом с Региной так, что его рука легла на спинку дивана прямо за ее спиной.

Все вздрогнули, когда услышали голос Полины Платоновны:

— Александр Иванович, к вам Таня Коркина рвется.

Он кивнул:

— Пусть войдет.

В кабинет ворвался маленький смерч, замер на минуту и нахмурил бровки.

— Чего это они ревут?! — Грозно спросил воробей по имени Тоша.

Эта картинка была до умиления трогательной. Маленькая девочка в безразмерных монтажных штанах, кепке, козырьком назад, в огромных очках, грозным взглядом прожигающая всех присутствующих мужчин. Влетев в кабинет, остановилась перед диваном: ноги на ширине плеч, кулачки сжаты, голова наклонена чуть вперед, корпус повернут в три четверти к предполагаемому противнику. Она готова к бою. Неважно, что перед ней трое здоровых мужиков. Уж она-то не побоится защищать своих, которые прижались друг к другу как две пичуги и рыдают.

Александр Александрович задохнулся от восторга, Алексей Александрович от смеха, а Александр Иванович замер от изумления. Первый поднялся со стула, а Тоша продолжила допрос:

— Кто обеих довел до слез?!

— Тош, ты с нами поедешь? — Голос Наташи был еле слышен.

— Поеду, только сейчас тут всем наваляю и поеду!

— Тошка, — Саня откровенно ржал и подошел к ней сзади, как оказалось зря. Девочка не выдержала. Начала движение, и как учили, без лишних замахов и эффектных движений ловко выполнила подсечку. И не маленький, молодой, тренированный мужик просто рухнул на ковер, а девочка от него отскочила. Так, на всякий случай. От неожиданности сестры перестали плакать, Алексей захохотал в полный голос, Александр Иванович так и замер со стаканом и кувшином в руках.

— Саня! — Алексей не мог остановиться, — она тебя сделала! Классно сделала! Красиво!

Дверь тихонько отворилась, в кабинет заглянула Полина Платоновна, за ней стояли двое: Тимур и Владимир Сергеевич. Безопасники и секретарь видели все, что произошло, но не проронили ни слова.

Тут с дивана поднялся Алексей. Он подал руку брату, помог подняться с ковра и с некоторой опаской покосился на Тошку, та стояла, как будто бы полностью расслабившись. Это и подвело Алексея, он, как и его брат, не оценил в должной степени противника. Захотел взять ее поперек туловища, но каким-то немыслимым образом оказался на полу, лицом вниз, да еще и с заломленной рукой. Боль в руке была ощутимой, и он сразу же захлопал ладошкой по ковру, прося закончить спарринг.

— Ни хрена себе, — Владимир Сергеевич провел пятерней по седым коротко стриженым волосам, — Тоша, скажи мне, ребенок, чего еще я о тебе не знаю? — Александр Иванович с изумлением глядел на девочку.

— Ничего вы обо мне не знаете, — припечатала она.

— Вот так и живем. Ничего друг о друге, не зная, — Владимир Сергеевич ласково смотрел на нежный, хрупкий цветочек и понимал, как может быть обманчива внешность. Перед ним был неплохо подготовленный боец. Маленький, тоненький, верткий, уже опытный, и что самое интересное и опасное — умный.

Начальник службы безопасности поинтересовался:

— Тош, ты у кого занимаешься?

— Не у кого, а с кем. С дедом, естественно.

— Может, дашь пару уроков стражам? А?

— Подумаю! Вот узнаю, чего они ревели и подумаю!

И уже обращаясь к сестрам:

— Что случилось?! Кто обидел?! Кому морду чистить?! Куда едем? Эмика берем? А деда? Амыр без нас не останется. А Мурзон?

Регина засмеялась, вытирая глаза и нос:

— Куда мы таким табором?

Тимур и Владимир Сергеевич теперь уже вошли в кабинет и, не спрашивая разрешения, уселись за большой стол, лицом к публике.

Александр Иванович наконец-то пришел в себя, набулькал полный стакан воды и практически залпом ее выпил. Помолчал с полминуты:

— Тош, слезь с Алексея, пожалуйста. И хочу сказать сразу, что я с тобою драться не стану. Старый я!

— Ага! Как жениться, так не старый, а как драться, так увольте, я — пенсионер!

Народ замер.

— Тош, откуда…?!

Наташа сидела краснее помидора, Александр Иванович потянулся за второй порцией воды и только Владимир Сергеевич восхищенно пробормотал:

— Во молодь наглая пошла. Никакого уважения к седи…, — и почти шепотом закончил, — … — нам.

Тошка вскочила со спины Алексея, подошла к сестрам и привалилась к боку Регины, та ее обняла. Алексей одним плавным красивым движением поднялся с ковра.

Тимур осмотрел всю картину, вздохнул:

— Что ж, коли почти все заинтересованные лица присутствуют, то позвольте вам представить сестер Тригорских: Веронику и Валерию.

Тошка отступила в удивлении от Леры и сразу же попала в руки Александра Александровича, который приткнул ее к себе на одно колено и приобнял за талию.

— Если никто не против, я начну, — и начал рассказ обо всем, что удалось узнать.

Большое совещание, так сказать в расширенном составе, удалось устроить лишь через неделю.

День, в который оно состоялось, оказался насыщенным и долгим. Девушки устали, Эмику эмоции тоже не пошли на пользу. Из кабинета все долго не могли разбрестись. Молодой человек уже неделю знал, что они втроем «одной крови», но только позавчера ему стало известно, что именно Наташа им приходится сестрой. Они все это время жили, стараясь не расплескать свое счастье. Без конца это обсуждали. То никого не было, а теперь такая толпа родственников, и каких родственников, которые не только по крови, но и по духу. Двое мелких никого больше не замечали, кроме своих сестер. Они как маленькие бродили за ними тенью и поминутно спрашивали: а ты куда? И сами же отвечали так, что всех смешили: ловить верблюдА, пока лежит, а то встанет — убежит! — всем было весело и все снова повторялось. Тошка иногда немного грустила от того, что не кровная сестра этим трем, но была счастлива уже тем, что ее приняли в свою семью и, кажется, даже полюбили.

Сестры тоже были счастливы, ходили, взявшись за руки. Иной раз, переглянувшись и кивнув друг другу, начинали что-то делать, обмениваясь только взглядами. Друг друга не просто понимали, а как будто бы чувствовали, предугадывая мысли. Одна начинала предложение, вторая заканчивала. Собираясь вместе, говорили-говорили-говорили и никак не могли наговориться.

Только сейчас все выходили из кабинета и молчали. С одной стороны все были рады тому, что кошмар одиночества закончился, а с другой — рассказывая обо всем, это нужно было еще раз пережить. На это необходимы были силы, которые на эти переживания были потрачены, а сейчас почти иссякли.

Леонид Александрович был обеспокоен и растерян, потому, что не знал, как будут строиться отношения между ними теперь. Сейчас подошел к детям. Рядом стояли Регина и Наташа.

— Какие планы на вечер? — задал вопрос всем.

Тошка подняла в удивлении брови:

— Деда, мы все, — оглядела толпу, — домой. А ты?

Мужчина тяжело вздохнул, поменялся в лице, последняя надежда куда-то исчезла. Ему стало худо. Для него все закончилось, он опять остался один. Понимал, что с этим нужно как-то справляться и заново учиться жить. Только чтобы не случилось, он не бросит этих ребят. Будут же они встречаться в университете, станут его навещать, в конце концов. А то, что он теперь не приготовит им завтрак, не проверит домашнее задание и не озадачится, например, тем, куда отправить детей отдохнуть этим летом, так это… ничего, справится.

— Дед, а я опять голодный, — Эмик с надеждой глядел на него и ждал ответа на незаданный вопрос.

— Он опять голодный, а нас теперь много, — Наташа улыбалась и застенчиво мяла в руках длинные ручки сумки.

— Надо заехать в магазин и взять продуктов? Наверное. — Регина озабочено глядела на Леонида Александровича.

— Продуктов — это хорошо, — он вздохнул, сгорбившись и, как будто постарев на несколько лет, побрел по коридору.

— Деда, — окликнула его Регина, а он вздрогнул и встрепенулся, — можно мы тоже так станем вас называть?

Он механически кивнул и, медленно осознавая просьбу, начал всех рассматривать.

— Дед, ты на такую семью не успел приготовить ужин и сильно расстраиваешься? Ведь у тебя теперь не двое, а четверо внуков, — Эмик старался достучаться до него сообщением о том, что он не останется один. Теперь их много и они вместе.

— Может в пиццерию, я денежку за видеоклуб получил? Ты как на счет пиццы?

Эмик стоял рядом с дедом, с другой стороны его за рукав теребила Тошка, а он сделал вид, что размышляет над предложением — наконец-то все понял, и сердце завопило от радости. Дети его не бросили, а привели в семью своих сестер! Вот теперь, действительно, все будет хорошо!

— Эй, народ! — Из кабинета вышел Тимур, как будто бы слышал разговор о пиццерии.

— Регина, уговаривай всех, поедем к Тамрико. Селим, ты с нами?

Шагнувший следом мужчина помотал головой:

— Нет, я к Эличке и детям, — и счастливо улыбнулся.

— У вас сколько детей? — Тошка, держа деда за руку, ждала ответа.

— Трое: два сына и дочь, — с гордостью ответил любопытной «Варваре», — им сегодня месяц.

— В смысле им всем? — Она заломила бровки, — они тройняшки, что ли?

Гордый папаша кивнул:

— Старший — Тимур, старше брата на восемь минут, средний — Камиль, а дочка Дамира. Крошкой родилась, всего восемьсот грамм, но мы растем, — он поднял вверх указательный палец, — весим уже кило триста! И она такая красавица.

Все улыбались, радуясь за молодого отца. А тот махнул другу в сторону своей машины:

— Тимур, дорогой, передай кое-что для Тамрико! Это от Элички! Будь другом!

— Буду! Давай посылку.

— Ой, и мне нужно к Тамрико, — Регина вспомнила, как эта добрая женщина ранним утром собирала ей завтрак.

— Деда, — Регина обратилась к Леониду Александровичу, — давайте поедем, а по пути возьмем для нее корзину цветов и шоколад.

— Уговорили, показывайте, куда едем! — радостный китаец повез кормить ужином СВОИХ ВНУКОВ! Вот теперь он был счастлив!

И это счастье видел Александр Иванович и не знал, что делать. Стоя в проеме двери кабинета, наблюдал за всей сценой, а руки в карманах брюк сжимались в кулаки. Наташа теперь старого китайца тоже станет звать дедом. Тот не на много старше его, разница меньше, чем лет в десять. Значит, девочка видит в нем самом старика. Это очевидно. Тогда можно похоронить всякую надежду на счастье. Зачем ей нужен еще один дед? С этими мыслями закрыл двери, пошел в комнату отдыха, чтобы устроиться поближе к бару.

В дверях столкнулся с сыном:

— Пап, куда Тошка умчалась?

— С дедом и всем семейством поехали к какой-то Тамрико.

— Спасибо, я уехал! — Саша одним движением сгреб пиджак со спинки стула и метнулся к двери.

Александр Иванович открыл бар и достал бутылку виски. Взял бокал.

— Пап, бутылку на место поставь, — спокойный голос Алексея доносился из кабинета.

— Ты как видишь?!

— Я не вижу, а слышу. Поставь. Хочешь выпить, там у тебя бутылка «Кинзмараули» стоит, давай ее откроем.

— Давай ее.

Звякнули бокалы, раздался характерный хлопок пробки, в бокалы полилось густое красное вино. По комнате поплыл аромат винограда и знойного дня.

— Ты когда ей скажешь?

Александр Иванович с удивлением посмотрел на сына, что встал в дверях.

— Кому и что я должен сказать?

— Наташе. О том, что чувствует твое сердце, пап.

— Что, так заметно?

— Мне — да, потому, что я в таком же положении.

— Вот как. И кто она? Регина?

— Угу, а Саня на Тошку запал.

— Еще не легче. Ей только шестнадцать — дите дитем.

— А ему без разницы. Он счастлив. Говорит, что рОстить будет и всех парней-мужиков отвадит. А ты Саню знаешь: сказал — мое, значит, его и будет. В лепешку расшибется, а завоюет свое счастье. Причем учти, что Сане, как и мне, тридцать, Тошке шестнадцать, вот и посчитай на досуге разницу в возрасте.

— Да, сын, силен ты в математике. Наташе по документам тридцать один, а фактически меньше. А мне ты забыл сколько? Я ей в дедушки гожусь. Сам видел, как на днях предложил выйти за меня замуж, а она руку кипятком облила. Так что разговор окончен и не начинай его снова. Вообще помалкивай и не трави душу! — Бокал грохнул об стол.

— Все тут убери. Я — домой.

Шумная компания ввалилась в подвальчик. Гиви Большой был предупрежден Тимуром и приготовил для них самый большой столик. Закуски и соусы уже стояли на столе. Девочки пошли мыть руки, когда Тошка спросила:

— Регина, а можно позвать сюда Игоря? Ты рассказывала, что Гиви с сыновьями поет. Ему будет очень интересно.

— Конечно, зови. Пусть послушает, а мы заодно присмотримся к будущему зятю.

Регина хитренько глянула на Наташу, а потом на Тошку, чьи щеки вспыхнули.

— Скажешь тоже, — фыркнула она.

— Он же тебе нравится!

— Ну, не то чтобы нравится, но ничего так, нормальный пацан, — Тошка намылила руки, сложила пальцы колечком и выдула мыльный пузырь, — и у него планы.

— Что за планы? — Наташа с удовольствием разглядывала полет мыльного пузыря.

— Его ждет какая-то школа Милана или в Милане, не разобралась еще в этих тонкостях! Конечно, мы были бы прекрасной парой, — добавила она интонаций «мадам», — но! В этом случае я была бы при нем нянькой, переводчиком, да кем хотите, хоть артдиректором! А что? Я смогу! Только подучусь малёхо. Только вся фигня в том, что я не хочу быть при ком-то, а хочу быть самой при себе! Вот!

Еще один мыльный пузырь полетел в сторону зеркала.

— Ясно! — Сестры через зеркало обменялись улыбками.

— Тош, отмывай руки и идем, народ голодный, а когда он голодный…

— Он еще прожорливей становится! Это житейский опыт! — Тошка подняла вверх указательный пальчик и девочки засмеялись.

Так со смехом и появились около стола.

— Вы чего так долго? — Эмик бурчал очень выразительно.

— Мыльные пузыри пускали!

Регина улыбалась, глядя на братика, надо сказать на голодного братика.

— Дед, ты только посмотри на них! Они мыльные пузыри пускают, а мы с голодухи пухнем, скоро сами в пузыри превратимся!

Леонид Александрович знал, что ответа на свою реплику внук не ждет, потому только улыбался. Осмотрев всех внимательно, предложил:

— Что ж, коли семья в сборе, то давайте поужинаем! Приятного аппетита!

И со всех сторон раздалось:

— Спасибо! Вам тоже приятного аппетита!

И столовые приборы замелькали в руках голодных гостей подвальчика Тамрико.

Звякнул колокольчик на входной двери.

— Игорь! — Тошка махнула призывно рукой, и к столу подошел Игорь Платонов. Саня заметно напрягся. Молодой человек поздоровался и в ответ народ приветственно загалдел, с Игорем в этой компании были знакомы почти все. Тошка придвинула свободный стул к себе и похлопала по сидению рукой:

— Есть будешь?

Он улыбнулся:

— Нет, спасибо, а вот чаю я бы выпил с удовольствием.

Проговорив эту фразу, новый гость немного озадачился:

— Слушай, а грузины чай предпочитают или кофе?

— Грузины пьют вино!

К столу подошел Гиви Большой с чайником и чайной парой в руках:

— Ты — Игорь. Ты поёшь! Мне Тоша про тебя говорила. И пришел, чтобы нас послушать. Правильно пришел. Слушай!

И запел. Через какой-то промежуток времени к столу подошел Гиви Маленький и подхватил песню, потом по очереди еще трое мальчишек. Они ставили каждый свое блюдо на стол и вливались голосами в напев. Все замерли и слушали как завороженные. Песня лилась многоголосьем, переходя на различные интервалы между голосами. Напев то рассыпался каплями воды горных говорливых рек, то отражался от твердыни гор, гудел и поражал своей мощью. Мелодия заполнила все пространство, как густым вином, переливы можно было черпать ложкой и наслаждаться ими! Только внезапно песня закончилась. Все сидели оглушенные и молчали. Вдруг Игорь поднялся и начал аплодировать, все подхватили, и простые хлопки в ладоши превратились в овацию. Исполнители с достоинством поклонились.

— Теперь ты, — сказал Гиви Маленький, кивая Игорю.

Тот обошел стул, взялся за его спинку, немного помолчал, опустив голову, а потом запел. По грузинскому подвальчику лилась русская песня. «Ой, ты степь широоокаая, степь раздоольнаая….». Теперь другой голос рассказывал о своей стороне. Можно было не знать языка, но услышать шорох ковыля и шелест берез под ветром, увидеть просторы без конца и без края, почувствовать ширь Волги-матушки. Игорь пел. Он был сейчас далеко. Видел степь, вдыхал воздух полей полной грудью, его голос летел над рекой и уплывал вместе с водой, напитываясь ее мощью и силой.

Тошка замерла от счастья. Она много раз сидела тихонько в уголке на репетициях у ребят, ожидая, когда они освободятся, и знала весь учебный репертуар Игоря, но не могла и предположить, что он так может!

Была у них в детском доме учительница музыки, пианист-аккомпаниатор оперного театра. Уже более десяти лет на пенсии, она с удовольствием разучивала детские песенки с подкидышами, и часто говорила с детьми о музыке. Однажды заметила, чтобы что-то нравилось, нужно это «что-то» не только услышать, но и понять, а чтобы понять, нужно многому научиться. И слушать. Много слушать. Когда уши и разум насытятся, а мозг и руки научатся и созреют, музыка царапнет по твоей душе или сожмет сердце в кулак так, что невозможно станет дышать, и тогда ты кое-что поймешь. Вот теперь до Тошки дошло, о чем говорила старая пианистка.

Песня закончилась, и сразу все начали хлопать. Игорь в благодарность за аплодисменты склонил голову и улыбнулся. Тошка была горда другом и, недолго думая, подскочила и поцеловала его куда-то в подбородок. Она рассчитывала на то, что Игорь подставит щеку, но тот не ожидал такой порывистой благодарности и во время не сориентировался. Девочка покачнулась и упала бы, не подхвати он ее за талию. Парочка рассмеялась, так и простояла некоторое время в обнимку.

Александр Александрович улыбался, глядя на них. Так старательно растянул губы в улыбке, что те затекли от напряжения. Взял стакан с соком и прикрылся им, но было поздно, эту «улыбку» увидел Тимур, и ему было, над чем поразмыслить.

Ужин подходил к концу, когда Игорь шепнул Тошке:

— В Португальском торговом представительстве бал, нас пригласили.

— Нас — это кого? — поинтересовалась Тошка.

— Как кого? Меня и мою даму. У меня билет на две персоны.

— А я твоя дама? Ничего себе. Почему ничего не знаю? И что теперь? А когда? А форма одежды? — вопросы сыпались из нее как гречка из дырявого мешка.

— Давай все завтра? Или сегодня по скайпу переговорим. Вон, деду отдыхать пора.

— Ладно, по скайпу, так по скайпу.

Видя, как молодой человек накидывает ремень сумки на плечо, озабоченно проговорила, крутя головой и явно кого-то высматривая:

— Нужно, чтобы тебя кто-то отвез. Хочешь, я Александра Александровича попрошу, вам все равно по пути.

Игорь на такое предложение едва не расхохотался:

— Тошка, ты еще не поняла? Он на тебя глаз положил, а может и влюбился. Если мы с ним поедем, он меня под первым раскидистым кустиком и прикопает.

— Как прикопает, так и раскопает.

Собеседник хмыкнул:

— Ты в некроманты собралась податься?

— Да ну тебя, болтун. Давай, пока! До скайпа!

— Пока! До свидания!

Все начали подниматься, собираться, мужчины пошли рассчитываться. Эмик вернулся надутый, его от кассы прогнали, сказали, что ростом не вышел и рожа подкачала. Все дамы, хихикая, дружно согласились, что роста в 189 сантиметров не достаточно для оплаты даже части счета. А рожица, еще не восстановившаяся после драки и операции, действительно подкачала фиолетовыми и желто-зелеными разводами.

Наконец все утряслось, выяснили, кто с кем поедет, кто с кем и когда встретится еще раз. Дед даже договорился с Тимуром на днях съездить в салон и посмотреть большую машину — семья-то выросла.

Саша, покусывая щеку изнутри, смотрел, как то сестрички тискают Тошку, то Эмик, то дед, — все обнимают ее, то и дело без повода касаются его воробья. Мучился и понимал, что его терзает зеленоглазое чудовище по имени ревность и ничего с этим поделать не мог. Пытаясь отвлечься, задавал себе вопрос почему считают ревность зеленоглазой, не находил ответа и снова сам себя мучил несбывшимся желанием держать ее за руку и никому не позволять не то, что прикасаться, даже смотреть в ее сторону.

Коллективный ужин был закончен, все расселись по машинам и разъехались. Завтра будет новый день, новые заботы и хлопоты.

ГЛАВА 29

«Я хочу…! Я хочу…! Я хочу…!!!».

В деревенском старом доме утро выдалось на удивление солнечным и тихим. Екатерина Сергеевна и Людмила Васильевна пили чай с королевским вареньем.

— Людочка, как ты его делаешь?

— Берешь самый мелкий крыжовник и запихиваешь в вишню, на место косточки. Засыпаешь сахаром, а как даст сок, кипятишь пять минут, даешь остыть. Так три раза. Надо тебя еще одним деликатесом угостить. Погоди, рассветет, сходим в погреб, попробую кое-чем удивить.

— Считай, уже удивила. В себя не могу прийти. Как думаешь, что этим, из охранного агентства, на самом деле надо?

— Думаешь, зря им кое-что рассказала?

— Не знаю. С другой стороны чего думать? Рассказала и рассказала.

— Действительно. Сегодня к позднему завтраку ждем гостей из районного центра. Приедут и все скажут. Давай лучше, про Наташу.

Женщина мечтательно вздохнула:

— Эта девочка — моя воплощенная мечта о внучке. Хороша собой, умна, воспитана, тактична. Но и характерец, не дай Боже! Упряма, своенравна, горда! Ох-ох-ох! Подай Господи мужчине, которого она выберет, терпения и выдержки.

Людмила Васильевна улыбаясь, слушала женщину, которая ей стала верным и преданным другом.

— Как она вошла в семью?

— Знаешь, прежде чем познакомить ее со всеми, немного подумала и решила немного иначе, чем мы с тобой придумали.

Не торопясь помешала ложечкой чай и продолжила:

— У меня старший сын пропал без вести в Афганистане за неделю до вывода войск, и он вполне мог быть отцом Наташи. Так, что для моего младшего, она дочь его старшего брата.

— И как?

— Проглотили! Предложили даже материальную поддержку.

— И как? Встречалась с ними? С сыном и его женой?

— Все вместе были у меня лишь раз. Левушка старается с ней как-то пересечься, пообщаться, может где-то даже и помочь. А вот Елена держится настороженно.

Старая женщина вздохнула:

— Их дочь погибла. Ее можно понять.

— Я тебя умоляю! Она даже на могилу не захотела съездить! Помнишь, Левка приезжал, это тайком от нее, а она — нет, ни в какую. Тут заикнулась о перезахоронении, сноха большие глаза сделала и сказала, что пусть ее ребенок покоится с миром на тихом сельском кладбище.

Людмила Васильевна фыркнула, а Екатерина Сергеевна продолжила:

— Нет, мой Левушка в бабах совершенно не разбирается, в этом он дурень, каких поискать. Но он щедрый дурень. Как увидел Наташу, обомлел. Она тогда только-только вернула свой натуральный цвет волосам и по масти стала нашей девочкой. Жена по этому поводу что-то там сбрякала в очередной раз, а он быстро ее заткнул, сказал, что если свою не воспитала как должно, то пускай на чужую дочь, свой поганый рот даже не разевает. Вот так.

Они немного помолчали.

— Катюша, как-то все не спрошу про Наташиного мужа. Кто он, что он, жив — не жив и какие-то новости про него есть? Там ведь штамп в паспорте был.

— Угу. Узнала. Да как тебе сказать? Он — голубой.

— Что, так астма бедного мучает? Или порок сердца? Обычно такой цвет лица бывает при…

Женщина в сердцах брякнула чашкой о блюдце:

— Ох, Людочка, член его мучает!

— ???

— Он предпочитает не женщин, а мужчин. Поняла?

— Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас, грешных!

— Он и женился, как оказалось, для того, чтобы прикрыть грех и уехать за границу.

— Уехал?

— Уехал!

— И, слава Богу! Только если Наташа встретит кого по сердцу, то, как же быть?

— Паспорт потеряет. Поедет в другой город паспорт там и потеряет.

— А как же там всякие эти Интернеты, которые обо всех все знают?

Екатерина Сергеевна пожала плечами и доверительно прошептала:

— Деньги более осведомлены, заметь, во всех вопросах.

Собеседница на минутку задумалась, и кивнула:

— Наверное, соглашусь с тобою.

Во дворе заревел бык-охранник. Хозяйка поднялась:

— Похоже, у нас гости, и они Борьке явно не нравятся. Не пустит он их во двор.

Людмила Васильевна вышла на крыльцо в подаренной жилетке, подбитой мехом чернобурой лисицы. Через десять минут вернулась.

— Боря не любит пьяных и запаха перегара. А от моего бывшего пациента так разит, что за версту учуять можно. Вот бычок и разбушевался. Ни его во двор не впустил, ни меня к нему не выпустил.

— Ты именно его ждала?

— Да. Вот что сказал. Эти странные гости и впрямь хотели узнать то, о чем спрашивали и ничего более.

Женщина с облегчением выдохнула:

— Уфф! Гора с плеч!

Энергично поднялась с места:

— Садись, Людочка, чаек пока не остыл! Пока ты ходила, я выпечку в печку поставила погреться, чувствуешь, как пахнет?

— Да, аромат чудесный. Наливай покрепче чаю и доставай булки!

Леонид Александрович проснулся от запаха блинчиков. Примешивалось к нему еще что-то еле уловимое, зовущее на кухню. Он, насколько мог, убыстрил утренние процедуры, пару раз махнул щеткой по густым черным волосам, на ходу собирая их под кожаный шнурок, спустился вниз.

За столом сидела Регина с чайной чашкой перед блинной горкой, у плиты на высоком барном табурете хозяйничала Наташа, переворачивая на сковородке очередной золотистый шедевр.

— Доброе утро, девочки!

— Доброе! — Сестры частенько говорили одновременно, иной раз это пугало его, а со вчерашнего дня стало умилять.

Регина поднялась, достала тарелку, положила приборы, подвинула растопленное масло, сметану и варенье:

— Скажи, что пить? Чай? Или кофе сварить?

Не торопясь оглядел стол:

— Ммм, какая красота! — Такого завтрака своим детям никогда не готовил, просто так и не научился печь блинчики. А теперь наслаждался соблазнительными запахами и видом горки золотистого чуда. Это блюдо они с детьми пробовали только в кафе или на Масленицу, когда на соседней площади устраивался грандиозный праздник и блины пекли прямо на улице.

В предвкушении, потирая руки, спросил:

— А вы чего пьете?

— Мы — чаек. Он с травками. Называется «Байкальская ночь». Будешь?

Регина протянула ему заварочный чайник и открыла крышку. Так вот откуда шел такой тонкий и необычный аромат.

— Наливай!

Леонид Александрович расположился за столом, положил на тарелку парочку блинчиков, помазал сметаной и начал утреннюю трапезу.

— Ммм! Песня!

Улыбаясь с удовлетворением вздохнул:

— Какие планы на сегодня? Конец недели на дворе.

— Планов громадье. Только бы успеть их исполнить, — Регина смотрела на Наташу, а та с тревогой на деда.

Он стразу увидел этот отблеск беспокойства. Положив на стол приборы, внимательно посмотрел на сестер:

— Девочки, договариваемся сразу: мы — семья. У вас, как я понял, ее не было и какого-то набора правил вы не приобрели, а у меня была только родительская. Давно. И как себя вели мои родители в той или иной ситуации я просто не знаю, а что знал, забыл, — он тяжко вздохнул.

— Поэтому, ничего друг от друга не скрываем, доверяем. Все! Абсолютно все! Все делим на всех! Поровну, — он снова посмотрела поочередно на обеих внучек.

— Давайте. Смелее!

Регина начала рассказывать об Амыре. Коротенько описала его характер, привычки. Подробно обрисовала ситуацию, когда он вывел ее из-за грани. Рассказала, как ее назначили его духовной дочерью. Упомянула о своем скромном опыте в духовных практиках, и его роли в их освоении. Завершила вполне ожидаемо:

— Одного его оставить не могу, неправильно это! Понимаю, что взрослый и более иль менее здоровый человек, но он одинок и после контузии за ним нужен присмотр. Тем более, я обещала, там, за гранью. И вообще-то мне это нужнее, чем ему. Наверное.

Китаец слушал внимательно, кое-что, читая между строк, кивая в нужных местах:

— И что вы решили?

— Ничего. Мы пока думаем.

— Вариантов не так уж и много, — Леонид Александрович продолжал рассуждать вслух.

— Сюда не поместимся. А то, что мы должны быть рядом — это осознали уже все. Вы слишком долго были разлучены.

Не торопясь глубоко вздохнул:

— Теперь про Амыра Каримовича. Регина, я бы хотел, чтобы твоя квартира была сохранена, как и квартира Наташи, и комната в коммуналке у Эмика.

— У Эмика есть комната?

Дед кивнул:

— Не каморка, но в коммуналке. С прошлого века не видавшая ремонта. Холодная, грязная и вонючая комната, потому, как рядом с уборной, которую не моют никогда. Принцип хозяев двенадцати квартир! Принцип! — Он поднял вверх указательный палец.

— Но она из всех самая большая — двадцать квадратов и за нее один гражданин осенью предлагал миллион наличкой. Правда без оформления документов, что нас и заставило отказаться от сделки.

В Наташе ожидаемо «проснулся» юрист:

— А эта комната оформлена в собственность?

— Да, я все-таки победил у Эмика чувство страха перед чиновниками и мы с ним документы «выходили» наконец-то.

Леонид Александрович снова взялся за завтрак. Наташа дожаривала последний блин. Регина в обеих ладошках держала чашку, как будто грела руки, когда на кухню, гремя всем, чем только можно, ввалился Эмик и радостно возвестил:

— Доброе утро! Тошка сейчас моську от гуаши отмоет и спустится!

— От гуаши? — ахнули девушки.

— Ага, она с утра дежурный индеец!

Дед был невозмутим, неторопясь положил себе добавки. Внук с шумом пододвинул стул, посмотрел на Регину, потом Наташу, ткнул пальцем в стопку блинов, скорчил скорбную рожицу:

— Можно мне тоже?

В ответ, получая хоровой ответ, в котором участвовал и дед:

— Можно!

— Приятного аппетита!

— Спасибо! А чай я сам, ладно?

— Хорошо, — Регина смотрела на формирующуюся мужскую фигуру и умилялась. Почти два метра ростом, руки-ноги — жерди. Ему почти девятнадцать. Как смеялась одна ее знакомая, рассказывая про своего пятнадцатилетнего сына: выглядит на десять, ведет себя на пять! Этот тоже не выглядит на свои девятнадцать, а ведет себя иной раз и правда на девять. Поинтересовалась:

— А что Тоша? По какому поводу у нее моська в гуаши?

Наташа отвлеклась от перекладывания сметаны из банки в небольшую пиалу:

— Почему она дежурный индеец, и когда она ее уже отмоет?

— Уже! Я ее отмыла уже!

На пороге стояла младшая сестричка в желтой пижамке с котятками. Волосы жгутом, заколотым двумя бамбуковыми палочкам. Покрасневшая кожа на лице говорила о том, что ее только что отчаянно оттирали:

— Ну, Эмик! — Тошка погрозила братику маленьким кулачком, — я тоже поиграю с тобой в индейцев, как-нибудь! Жди! Доброе утро всем!

Братик деланно вздохнул:

— Вот всегда так! И ты, Тошенька, меня не ценишь. Не поверите, — оглядел всех с деланной скорбью на лице, — все утро гуашь грел, чтобы тепленьким ее разрисовать.

Потерпевшая усердно кивала:

— Ага! Это чтобы я раньше времени от холодного не проснулась!

Тошка чмокнула деда в щеку, отчего у него побежали вокруг глаз лучики-смешинки. Подошла к сестрам, обняла и на мгновение прижалась к каждой, удостоилась от всех ответного поцелуя, объятий и тисканья.

Брат, наблюдая за процедурой утреннего приветствия, не выдержал:

— Я тоже так хочу!

— Чтобы тебя тепленьким разрисовали? — Ехидство Тошки просто зашкаливало.

Эмик поднял голову от тарелки и посмотрел на Наташу. Она удивилась и немного растерялась:

— Как так?

— Вот так вот: и чмок, и обнимашки, и «ты мой хорошенький».

Наташа обвела глазами просторную кухню, спокойно подошла к широкой деревянной табуретке, поднялась на нее, махнула рукой Эмику, предлагая подойти. Он с некоторым недоумением, опаской и ожиданием какого-то сюрприза, поднялся из-за стола и подошел.

Теперь она с ним сравнялась в росте и даже была чуточку повыше. Положив руки ему на плечи, с видимым удовольствием поцеловала в нос, потом расцеловала в обе щеки. Держа за уши, заставила повертеть головой из стороны в сторону, сопровождая это комментарием:

— Посмотрите, люди добрые!

— И не добрые тоже! — Вставила свои «пять копеек» Тоша.

— Какой он у нас уродился хорошенький, умненький, славненький, уй, так бы и съела!

Братик с притворным ужасом отцепил Наташины руки от своих ушей:

— Эй-эй-эй! Мне было достаточно сюсюканья и восхищения моими качествами! По поводу «съела бы» — перебор!

Мелкая тихим голосом заметила:

— Правильно — верно! Костей в тебе много! Больше, чем у карася.

Все засмеялись.

Эмик обнял Наташу за талию, аккуратно снял с табуретки, буквально на секунду дольше необходимого задержав ее в объятиях, прижался к ней. Наташа провела ладонью по щеке брата и прерывисто вздохнула.

Леонид Александрович прокашлялся:

— Так, все получили по порции … блинов и расселись, — глаза деда подозрительно блестели, — у нас проблема и ее надо разрешить сначала нам.

И принялся излагать эту самую проблему.

— Чего думать-то, деда? С нами он будет жить, в соседней квартире. — По мнению Тошки взрослые люди всегда все усложняют.

У них квартира в новом доме в двух уровнях. Дед ее купил, как только решил, что Эмик и Тошка будут жить с ним. Четыре спальни наверху, кухня, гостиная, дедов кабинет и просторная прихожая — внизу.

Сейчас квартира напротив пустует, ее меняют на две. Только там не четыре, а три спальни. В объявлении написано, что любые варианты рассмотрят. Она читала это объявление. Не объявление, а крик души. Тошка уже знала, что обменять такое на две проблематично, быстро продать — потеряешь значительную сумму. Да и молодой хозяин выставил ее на рынок буквально по бросовой цене, потому, что мечтал разъехаться с любимой мамой, поставившей под реальную угрозу развала его семью.

— Давайте соседу позвоним, предложим квартиру Амыра Каримовича и комнату Эмика, ну или еще как.

Регина задумалась.

— Эмик, ты не против?

— Нет, мы там не живем, жить не будем, даже если жить будет негде, — он потянулся к розетке с вареньем, — если в соседях появится боевая тетка, она всех заставит квартиру в стерильный вид привести. Ей чисто и всем хорошо.

Леонид Александрович кивнул:

— А что? Неплохой вариант. Нужно подумать.

Регина с видимым удовольствием прихлебывала чай:

— После работы поедем за Амыром, его сегодня выписывают. Потом все вместе и поговорим.

— Верно, его забираем из госпиталя и едем сюда. Только давай на такси, — Наташа после столкновения с собакой стала с опаской садиться за руль. Пассажиров не брала, потому, считала так: если попадет в аварию, пострадает одна, а если кто-то с ней поедет, вдруг, что-то случится! Нет! Как водитель она будет в салоне только одна! Всегда!

— Значит, подводим итог, — дед посмотрел на всех, — Эмик и Тошка отправляются на занятия в университет. Тоша, ты со мною. Регина и Наташа едут на работу. К четырем Эмик и Тоша присоединятся к девочкам.

Регина смотрела на деда:

— Мы вообще-то в обед хотели забрать Амыра, а если не получится, то после работы. Поэтому всем отзвонимся, как все пойдет.

Леонид Александрович, соглашаясь, кивал:

— Правильно, привозите его сюда. После трех уже буду дома. Познакомимся, поговорим. В конце концов, в кабинете тахта удобная, там и оставим его до вашего прихода, а дальше видно будет.

Эмик соскочил с места с воплем:

— По коням!

Регина и Наташа улыбались, наблюдая за братом, а Тошка закричала вслед:

— Эй, конноармеец, чашку в мойку убери, про тазик свой не забудь. Ты его по ошибке тарелкой считаешь.

Братик вернулся, виновато поглядывая на девушек, поставил всю посуду в посудомоечную машину, закрыл ее и уже спокойным голосом проговорил:

— Всем пока, я ушел.

Рабочий день начался по ожидаемому сценарию. Тошка корчилась над китайской каллиграфией. Регина и Наташа обсуждали рабочие вопросы компании. Леонид Александрович читал лекцию магистрантам. Эмик сидел на семинаре по схемотехнике, писал другу о новом сайте на планшетнике и флиртовал с девушкой по телефону, СМСки сегодня ему особо удавались.

Тимур заглянул к девушкам ближе к обеду.

— Привет! В курсе, Амыра после двенадцати выписывают? Возьмете меня с собой?

— Вообще-то собрались на такси, — Регина кивая смотрела на Тимура, а он почему-то начал хмуриться.

— Что такое? Я же лучше собаки, — все улыбнулись, — в смысле, я же лучше такси, — скорчил он умильную рожицу. В его исполнении это выглядело зверской рожей с наивными глазками и неизменно вызывало неудержимый хохот. Именно этой реакции и ждал Тимур. Девушки рассмеялись. Их диалог прервал телефонный звонок от мелкой:

— Регина, не забыла? С вами хочу Амыра встречать. Только со мною будет моя подружка, мы на секундочку заскочим к начмеду, у нее к нему вопрос. Как ты думаешь, если попросить ее выслушать, он откажет?

— Тош, я не знаю. А что за вопрос-то?

— Важный вопрос. Не могу сказать. Он не мой. Может Ксюша захочет и тогда скажет?

— Ну, давай, попробуем, спрос не грех, в лоб не дадут. Откажет, значит откажет. Так-то он, вроде, мужик нормальный.

— Так мы прискочим?

— Куда?

— В кабинет.

— Тоша!

— Да мы уже в холле на первом этаже!

— Стойте там, мы спускаемся!

Завершив разговор, улыбалась:

— Сколько в ней энергии, — выдохнула она, пребывая в полном восторге.

Девушки кивнули друг другу, и троица направилась на первый этаж.

Выйдя из лифта, Тимур остолбенел.

— Здравствуйте! — на него в удивлении смотрели глаза его друга, только в женском исполнении. Он шагнул к ней:

— Ты — Ксю, Ксения Задонцева, сестра Витьки Задонцева!

Тимур схватил девушку за руки и не знал, как поступить дальше. Ксения была сестрой его лучшего друга, который погиб, прикрывая собой детей, которых выводили из зоны боевых действий в Чечне. С Витькой в школе сидели за одной партой, жили в соседних подъездах так, что балконы были через перегородку. Они выпилили там лаз и перебирались друг к другу много лет, пока в эту дыру не пролезла малышка и не довела до сердечного приступа бабушку Витьки, потерявшую Ксю, так она себя называла, как только начала что-то лепетать. В тот раз она и сдала секрет друзей.

Ксю продолжала лазить к Тимуру до тех пор, пока друзья не уехали учиться. Пока была крохой, ходила за Тимуром хвостиком и называла его Тим, делилась конфетами с мокрой шоколадной ладошки, приносила ему свои сокровища на хранение: фантики, красивые камушки, осколки разноцветных стекол. А он, когда замазывал в очередной раз разбитые коленки зеленкой, обязательно дул на ранку, чтобы меньше щипало. Витька воспитывал в сестре пацана. Камушки с фантиками выбрасывал, при этом приговаривал, что нечего девчачьи сопли разводить. Зеленкой мазал от всей души и никогда не дул, приговаривая:

— Терпи, Ксю, жизнь она такая, не подует на разбитую коленку.

И вот теперь Ксю стояла перед ним взрослая, красивая и немного чужая. Он потерял с ними связь, потому, что после гибели Витьки его родители переехали в другой район, а адреса не оставили. Тимуру лишний раз встречаться с родными Витьки было тяжело. Он горевал об одном, что не сможет снова повидаться с Ксю.

И вот теперь она перед ним, застенчиво разглядывает его, и как в детстве, теребит кончик косы, которая теперь у нее почти до пояса.

Девушка стояла, молчала, а потом порывисто обняла и как впечаталась в Тимура. Схватила его за рубашку на плечах так, что швы затрещали, а костяшки пальчиков побелели. Он сначала растерялся, потом аккуратно обнял, положил подбородок на макушку и замер, боясь спугнуть.

Наконец отстранил от себя, заглянул в сухие покрасневшие глаза:

— Ты с нами?

Она покивала, вздохнула, справляясь с эмоциями:

— Вите после ранения и плена нужна специализированная помощь, а мы в госпиталь не можем пробиться. Хотя бы на консультацию. Вот Тошка взялась устроить мне разговор с начальником. Не знаю, получится ли.

Тимур замер, так испугался за Ксю, что перехватило дыхание! Неужели ее рассудок не выдержал смерти брата? Он сам привез в закрытом гробу тело своего друга. Организовывал похороны и поминальные обеды. Сам устанавливал памятник через год на его могиле.

Ксения поняла его состояние.

— Тим, Витя вернулся полгода назад, нас еле нашел, мы же переехали. Похоронили кого-то другого. Витька жив, но ему нужна помощь. Из плена пытался бежать, а его поймали, переломали ноги. Ходит теперь с трудом и боль не проходит. Никто не может помочь. В поликлинике доктор отправляет в госпиталь. А там говорят, идите в поликлинику. Уже год не может доказать, что жив. По документам значится, что погиб. В военкомате ему говорят, ищите хотя бы командира, чтобы подтвердил, что вы там были, а не пострадали в пьяной драке. Только никого в живых не осталось, и подтвердить никто не может. Был у военкома на приеме и кулаком стол из-за этого сломал. Мы его из полиции вытаскивали три дня. Вот как у нас весело, — девушка грустно улыбнулась.

— У мамы инфаркт, она в больнице уже три месяца, у отца язва открылась, я его в ту же больницу отвезла, чтобы не бегать в разные концы города. Вот теперь занятия пропускаю, пробиваясь к военным медикам. Витя перестал спать, ест с трудом, боль ничем унять не может, — голос задрожал, а она с силой сжала кулаки, так, что коротко стриженые ногти врезались в кожу ладоней.

Мужчина стоял, слушал, раздувая ноздри и едва не скрипя зубами:

— Ясно. Поехали, навестим-ка мы друга Витьку! Девочки, давайте для поездки организую машину, как-то неожиданно дельце образовалось.

— Мы уже взрослые! — Тошка с высоко поднятым подбородком оглядела Тимура.

Наташа и Регина засмеялись:

— Не беспокойся, поезжай. Неужели сами не управимся?

Тим обнял девушку одной рукой за плечи:

— Ксень, я поговорю с Амыром Каримовичем, уж он точно в протекции не откажет, шаман — мировой дядька. А вы, — оглянулся на девушек, — как к госпиталю приедете — позвоните! Ладно?

— Хорошо, позвоним, что доехали.

Ксения разжала кулаки и обняла девушку:

— Спасибо тебе, Тош, ты даже не представляешь, какое оно мое спасибо!

— Да ладно тебе! Все же хорошо? И хорошо, что все хорошо!

Тошка достала телефон и оглядела присутствующих:

— Вызываем такси!

Машина подошла на удивление быстро, водитель почему-то вошел в холл и громко спросил: кто такси заказывал? Сообщение о том, какая машина подошла, кто водитель и сколько стоит поездка, приходит на телефон, с которого сделан заказ. А тут как-то все странно. Стражи внимательно смотрели на ситуацию, дежурный включил еще одну камеру, так, на всякий пожарный.

Девушки внимательно осмотрели водителя, простоватого мужичка в кепке, с большими руками, в кожу которых въелась машинная смазка.

Неожиданный телефонный звонок от генерального заставил Наташу подняться к нему в кабинет, она кивнула сестрам:

— Поезжайте одни, меня на ковер требуют. Да и хорошо получится, вас с Амыром будет трое, одной машиной и управитесь. Давайте! До вечера!

— Пока!

Девушки пошли к машине.

Эмик тем временем сидел в аппаратной службы безопасности и настраивал сеть видеонаблюдения. Ну, как настраивал, он уже давно все сделал, а сейчас тролил стражей. Как будто бы проверяя сеть, гонял пятерых здоровых мужиков по приставным лестницам, заставляя их крутить камеры то вправо, то влево, то чуток вниз довернуть, то вверх направить. Все нормально работает вообще-то. Просто это была маленькая Эмикова мстя, за все подколки, которыми осыпали эти лбы его угловатую фигуру.

Он видел, как центральный пост подключил дополнительную панорамную камеру. Вот Регина и Тошка садятся в такси — это они за Амыром поехали. И внезапно, огромные мужские руки на лица девчонок накладывают тряпки, и обе моментально начинают заваливаться на бок. Тут Эмик заорал как ненормальный.

А машина через пять секунд благополучно отъехала от здания офиса компании и покатила вдоль проспекта.

Сознание возвращалось рывками, тошнота скручивала внутренности, запястья саднило от впившейся веревки. Рядом кто-то возился. Регина открыла глаза. Тошка выразительно прикусывала язык. Регина кивнула. Машина въехала на заправку. Они дружно закрыли глаза.

Водитель обернулся, оглядел девушек, вышел и оценил вид салона с улицы. Устали девочки и спят, заботливо укрытые пледиком. Тошка первая дернулась.

— Регина, это что, нас опять кто-то сцапал?

— Похоже на то. Ныряй вниз и развязывай ноги, позже развяжем руки. Давай быстрее.

Тошка вспомнила уроки своего преподавателя, большого любителя морских узлов. Рассмотрела плетение и дернула за нужную петлю. Она освободила их от веревок, хорошо, что руки завязали спереди.

— Накинь веревки так, чтобы не возникло подозрения, что сумели освободиться.

Регина внимательно наблюдала за выходом из здания заправки.

— Ложись, как лежала, вон он идет. Нам надо его как-то… обезвредить, пока не подоспела помощь, водитель-то не зря поменялся на молодого бугая.

В холле компании творилось что-то непонятное для того, кто не был посвящен в происшествие. Высокий щуплый паренек сбегал по лестнице со второго этажа, не отрывая глаз от ноутбука.

— Вижу! Я их вижу! Хотя их — это сильно сказано, вижу только Тошкин маячок, причем один. Значит, второй нашли и сняли.

Владимир Сергеевич Подольский — старый эфэсбешник, возглавляющий сейчас службу безопасности компании отдавал приказ за приказом.

— Все по машинам. Эмик, давай вперед. Володя, Олег — оружие проверить и документы на него. Снаряжение с собой. Оксана связь и координирование через тебя. Ищите Тимура, он в городе, собирался ехать в госпиталь.

К водителю первой машины подошел Андрей Сергеевич Подольский, мужик в возрасте, опытный водитель и не только. Открыл водительскую дверь:

— Пусти-ка меня, парень. Так будет лучше.

— Сам поведешь?

Владимир Сергеевич не был удивлен. Слишком хорошо знал натуру своего брата.

— Сам. Садись уже. Сынок, дай глянуть, где их искать станем, — Андрей Сергеевич минуты полторы внимательно наблюдал за движением зеленой точки на планшетнике Эмика.

— Поехали.

И три автомобиля сорвались со стоянки.

Регина знала этот участок дороги. Метров через пятьдесят будет крутой поворот влево мимо старой кривой березы и жуткого высоченного обрыва к реке. Здесь и можно будет попробовать освободиться. Она взяла двумя руками веревку, показала ее Тошке, та кивнула. Они вдвоем накинули удавку на шею водителя и держали изо всех сил, упершись коленями в спинку сидения. Вдвоем. Против огромного сильного мужика. Вдруг Регина осознала, что машину повело. Она крикнула Тошке:

— Руль держи!

Регина боялась, что этот детина может притвориться, что потерял сознание, а сам потом, снова их связать. Но он на самом деле был в отключке. Тошка забралась к нему на колени, остановила машину.

Они вывалились из салона. Тошку начало выворачивать с такою силой, что Регина испугалась. Нужно что-то делать с этим уродом, пока не подоспела к нему помощь, и пока он не пришел в себя. Регина с видом «опытного грабителя» трясущимися руками обшарила карманы, забрала телефон, бумажник, водительское, барсетку, бегло осмотрела салон, бардачок и багажник, забрала оттуда одеяло, нож в ножнах, фляжку, коробку со спичками и какой-то гремящий тяжеленный мешок, почему-то решила, что все пригодится. Скомандовала притихшей Тошке:

— Иди, будем толкать, — и, выкручивая руль, навалилась всем весом на стойку автомобиля. Машина покатилась, благо было под горку. Они толкали ее к обрыву. Последний рывок и машина полетела вниз, тяжело упала, полежала и взорвалась. В небо взметнулся столб пламени, потом оттуда повалил черный вонючий дым.

Регину мутило, очень хотелось пить. Дрожащей рукой взяла фляжку, открутила пробку, понюхала — что-то спиртное, причем крепкое. Скомандовала Тошке:

— Один глоток, это или коньяк, или виски. Давай быстрее и надо отсюда уходить.

Обе сделали по глотку.

— А водички нет? — Ребенок, отдышавшись, скривился от вкуса напитка.

— Нет, воды нет. Тихо! Сюда кто-то едет. Тоша, под обрывом есть ниша, там можно устроиться на корнях березы. Давай туда. Быстро!

Схватив новоприобретенное имущество, успели только нырнуть под обрыв, как на поляне показался огромный черный «Хаммер» с тонированными стеклами.

Из машины вышли двое вполне интеллигентного вида молодых людей в офисных костюмах, ведя диалог:

— Макс, что ж ты такой любопытный? Кто-то устроил большой бумс и что? Нас ждут в аэропорту, там еще двух девочек за бугор переправлять, а мы тут время теряем.

— А ты Боря, возьми бинокль и внимательно на номера машинки посмотри, что внизу грохнула. Вон номерок-то в сторонку отскочил.

Тот выполнил просьбу приятеля:

— Матерь Божья! Так это Димка что ли с жизнью рассчитался? Вот это да! А девки где? Вместе с ним что ли?

— Боря, валим отсюда, валим, пока нас не припрягли и не расписали. Не знаем мы ничего, никого не видели и ничего не слышали. Мы только в аэропорту ждать будем до утра, а потом позвоним, скажем, что нет никого. Пусть сами ищут. Боренька, давай, дружочек. Жить-то как хочется, ой как хочется! Бегом отсюда! Бегом! Бегом!

Ксения и Тимур уселись в машину. Девушка назвала адрес, и они поехали. Тимур нервничал, не зная чего ожидать от человека, который назвался Витькой. Там, на перевале был уверен, что именно своего друга он собирал по частям. Тела не было. Было кровавое месиво. Только Витькины часы остались лежать и показывали семнадцать тридцать две, на гравировке значилось: «Любимому сыночку Витеньке. В день рождения».

Подъехали к типовой высотке. Шестнадцать этажей.

— Нам на четвертый.

Поднялись, Ксения своим ключом открыла квартиру и в нерешительности остановилась:

— Иди.

И он пошел. Заранее знал, что скажет и каков должен быть ответ. Только будет ли правильным этот ответ? Опасаясь этого, еще из коридора вполголоса спросил:

— Витька, это ты сигареты перепрятал?

И с облегчением услышал:

— Ага. Я. Агриппа узнала про тайник. Нас Петька Смола заложил.

Это действительно был Витька. Это они собрались первый раз покурить и стырили полпачки сигарет у Витькиного отца. А школьная уборщица, Агриппина Васильевна, гроза курильщиков и хулиганов, узнала и забрала то, что они спрятали в воздуховоде в тупичке, около мужского туалета. Память об этом осталась надолго. В училище хотели провернуть тот же номер, но там была не Агриппа, а старший прапорщик Дувайло, который после этого стал для всех Агриппой.

А эти двое сейчас сделали шаг навстречу друг другу.

— Тимур.

Порывисто обнялись. Стояли не долго, но стиснув друг друга до хруста костей. Наконец-то добрались до дивана и устроились рядом.

— Витька, ты — балбес! Не мог позвонить?

Дружок вытаращил глаза.

— Чего идиота изображаешь? Адрес у меня тот же, телефон на тумбочке на том же месте, номер не поменялся. Родители вечером с работы приходят и вокруг него круги нарезают. Вдруг кто позвонит?

— Нашу дыру заделал?

— Отец заколотил, когда мы в первую чеченскую ушли.

Витька, кивнул и повесил голову. Тимур хлопнул его по спине:

— Давай все воспоминания потом. В общих чертах проблемы знаю. Все будет, как отец командир скажет. Рассказывай про свое состояние.

— Нечего рассказывать, — Витька поднял штанины. Ноги были искромсаны. Мышцы, сухожилия, все это срослось в каком-то комковатом и бесформенном виде, выглядело жутко. Кости криво топорщились и не добавляли чего-то доброго к внешнему виду искалеченных ног.

— Ясно, собирайся. Поехали.

— Куда?

— В госпиталь. Куда же еще?

— Меня не возьмут.

— Ксю, шмотки собери, — скомандовал замершей в дверях подружке.

— Давай, Вить, похромали!

Оба прекрасно помнили и эту шутку.

В училище их учили мотать портянки. Однажды отец командир держал одну из своих недлинных, но судьбоносных речей:

— Ребятки, кто его знает, как она, судьба, сложится. Вы можете оказаться там, где спасти могут только портянки. Помните, ноги для солдата — это самое главное после головы и пуза. Учитесь, шалопаи.

Эти науку пропустили мимо ушей. Наутро тревога и приказ: ноги в сапоги. В портянках. Конечно, намотали, как получилось, и после пятичасового марш-броска снесли кожу на ногах так, что в лазарете месяц провалялись, а потом еще месяц из нарядов не вылезали.

Сейчас вспоминая эти дни, оба улыбались и хромали к машине. А Ксения, закусив кулачок, наблюдала за ними из кухонного окна. Слезы катились из глаз, но это были слезы облегчения. Если что-то можно было поправить, Тимур все сделает для этого. И она уже больше не одна со всеми бедами, у нее появился помощник, а у брата — надежда.

Звонок Подольского застал Тимура уже в машине. В ответ на пару коротких предложений немногословно бросил:

— Понял. Сделаем.

Виктор поинтересовался:

— Что там?

— Девушек похитили. Теперь уже обеих. И это не в первый раз.

— Детки богатеньких родителей? Выкуп требуют?

— Нет детки с особой кровью. Для опытов забрали.

— Ну и шутки у тебя, Тимур.

— Какие шутки. Это, Витя, реальное положение дел.

Тимур набрал номер телефона следователя, который ведет дело Тригорской и обрисовал ситуацию, а тот его удивил:

— Тригорская дома под подпиской о невыезде. Суд пошел навстречу ходатайству адвоката. А тот мотивировал тем, что госпожа Тригорская видный научный и общественный деятель, скрываться, не намерена, и будет всемерно оказывать помощь следствию. Поэтому, давай к ней на дом. Адрес знаешь.

— Принял.

Повернулся к другу:

— Вить, тут такое дело…

— Все слышал, понял, бери с собой. Не бойся, обузой не буду.

— Да знаю про тебя все. Поехали. Посмотрим на эту дамочку и потом сразу в госпиталь.

Только в госпиталь они попали только утром следующего дня.

Регина и Тошка просидели под корнями березы почти всю ночь. Прекрасно слышали, что кто-то приезжал и не один раз. Единожды даже показалось, что слышали голос Эмика. Но выходить не рискнули. Регина сразу вынула у всех телефонов батарейки, и связываться ни с кем пока не спешила.

Она не понимала, что произошло. Тошкино похищение еще не забылось. Там было столько вопросов. Теперь похитили вместе с Тошкой и ее. Тригорская под арестом, как и директор детдома. Неужели появился кто-то третий? Нынешние похитители не вели себя так, как те, кто желал ее участия в эксперименте. Тряпка непонятно с чем под нос. Нет, это не медики заказали привезти их куда-то. Кто тогда? И зачем? Ничего не понятно. Надо пока «уйти в подполье» до выяснения обстоятельств.

Вспомнила, как они с Наташей после побега брели по лесу, а потом вдоль дороги в жесточайшей интоксикации, босые, практически голышом в начале ноября. И выбрались. Никто не знает, чего это стоило, и никому этого знать не нужно.

Сейчас они одеты по сезону, обуты. У них есть документы, деньги, фляжка с чем-то крепким, одеяло и мешок. Кстати, а с чем мешочек?

Очень ранним утром, как только забрезжил рассвет, они покинули убежище. Регина развязала тесемки странной громыхающей торбы и тихонько ахнула. В мешке, который она еле волокла, было оружие. С ходу конкретно определить что там, не могла, но вываливать и рассматривать не стала.

Тошка тоже сунула туда свой носик:

— Ничего себе. Зачем тогда прятались? Мы бы просто отстрелялись.

— Ты лучше скажи, куда это все девать?

— Под березу воткнуть.

— Угу. Кто туда нырнет, сразу клад найдет! — пропела Регина детский стишок.

— Ага! А на себе волочь — не та у нас весовая категория.

Тошка крутила головой в поисках укромного места.

— Тош, даже если бы мы с тобой могли это уволочь, то что бы дальше делали? Это оружие, а не зефирки!

— Это как раз и понятно. Пошли, посмотрим, что за бугорком. Может там, что найдем?

— Что?

— Ну, ямку какую, что ли.

— Только это придется теперь с собою таскать, не ровен час, кто найдет.

И они поплелись, голодные, мучимые жаждой, со стертыми до крови запястьями и синими в полоску от веревок щиколотками, волоком таща за собой дурацкий мешок. Старшая заметно прихрамывала.

— Регина, а как ты определила, что Эмик тебе брат? — Задала Тошка вопрос, который ее уже давненько допекал.

— Понимаешь, есть у нас, так называемая родовая метка.

— Ммм?

— Ну да! Она передается из поколения в поколение. Наши кровные прямые родственники всегда золотоволосы, голубоглазы, и с меткой, прости, на попе.

— Ааа! Я думала, что-то там, ну, типа зова крови. Или что-то еще такое крутое. У меня тоже грива желтенькая, глазки голубые и на попе коричневый шлепок, как будто кто маленькой ручкой, обмазанной шоколадом шлепнул.

Регина села там, где стояла.

— Снимай штаны.

— Ага, счаззз!

— Тошка, сними штаны, ну пожалуйста. Всего-то посмотреть надо. У нас еще сестра должна быть. Мы не знаем, выжила она или ее тоже замучили.

— Замучили?! Гонишь!

— Тоша! Тебе ведь не надо их до конца снимать, верно? Нужно только приспустить с поясницы. Родимое пятно оно с правой стороны в верхней правой четвертинке, куда обычно уколы делают. Да?

— Ты подглядывала что ли? — Ребенок недоверчиво смотрел на свою начальницу.

— Никто никуда не подглядывал. Показывай!

— Да на! Смотри!

— Вот и сошлось все.

Регина прилегла на мягкую травку и ближайшие десять минут не отзывалась. Тошка успела перепугаться, побегать кругами вокруг объявившейся сестрички, насмелилась, открыла фляжку, и влила Регине в рот отвратно пахнущий напиток. Та закашлялась, но в себя пришла.

— Тоша, погоди, не торопи меня, сейчас полежу немножко и пойдем. Нам нельзя здесь долго.

Их искали. Пошли вторые сутки. Никаких следов. Сигнал с маячка пропал вчера часов в семь вечера и больше не появлялся. Машины стояли практически в степи. У поворота виднелась старая кривая береза. Они видели столб дыма, слышали взрыв, обратили внимание на «Хаммер», который свернул туда, постоял минут десять и рванул назад, не разбирая дороги. Сигнал шел оттуда, был четким, а потом резко пропал. Эмик уговорил проехать туда посмотреть. Проехали, полюбовались на раскуроченную машину, походили, нашли новеньких три патрона от беретты и поехали снова на прежнее место. Сигнал пропал после взрыва, минут через пятнадцать, значит, они живы. И это вселяло какую-то надежду.

ГЛАВА 30

Тимур и Виктор подъехали к дому Тригорской. Она проживала в большой сталинке, составленной из двух квартир. Позвонили, когда Виктор заметил:

— Дверь только прикрыта, входи.

— Хозяева, есть кто живой?! Ау!

Тимур осторожно входил в каждую комнату, ожидая нападения. Виктор привычно встал ему за спину и тоже был готов к любым неожиданностям.

Они обходили квартиру, где никого не было.

Восемь комнат, два санузла, прихожая, широкие коридоры в которых стоят шкафы с книгами на застекленных полках, везде чисто и как-то необычно. Как будто-то нет современных материалов в отделке. Но все так добротно, как только вчера был сделан ремонт. Мужчины прошли в последнюю комнату. На полу с перерезанным горлом в луже крови на спине лежала женщина, на лбу красовался отпечаток большого штампа «ОПЛАЧЕНО».

Тимур узнал ее, ругнулся, потянулся за телефоном.

— Подожди, — Виктор наклонился к убитой.

— Надо здесь все осмотреть, пока не заявились господа заинтересованные лица.

— А вот тут ты прав, Витя, прав.

Тимур выдвинул верхний ящик огромного письменного стола. Там лежали документы на имя Валерии Вячеславовны Тригорской и Вероники Вячеславовны Тригорской. Паспорта, дипломы об образовании, школьные аттестаты, метрики, медицинские полисы, пенсионные и прочие бумаги. Тимур выглянул в окно, выходившее в узенький переулок, и моментально принял решение.

— Вить, дай сумку багажную, где-то в коридоре какую-то синюю видел, и спускайся вниз. Из окна груз примешь.

В сумку легло содержимое четырех выдвижных ящиков, как и старинной работы ларец. Чтобы сыщики не обнаружили пропажи, быстро переложил в пустые ящики ровными стопками бумаги, что были на столе. Ключи, по всей вероятности от сейфа и какие-то еще, он тоже забрал с собой. Внимательно осмотрел кабинет, увидел дамскую сумочку, заглянул, но там кроме каких-то женских мелочей и ключей от входной двери ничего не увидел, эти ключики тоже прихватил. Услышав шаги, быстро открыл окно и кинул сумку прямо Виктору в руки. Захлопнул створку и обернулся, ожидая сотрудников из известного ведомства. Но на пороге стояла женщина лет шестидесяти — шестидесяти пяти и внимательно его рассматривала. Он кашлянул и произнес:

— Пришел поговорить с Тригорской, дверь была открыта, вошел, и вот что увидел.

Женщина перевела взгляд на тело, спокойно прошла и села в кресло:

— Я ее мать, Тригорская Марина Владимировна. Ее обнаружила уже в таком виде и вызвала полицию. У меня сел сотовый, пришлось идти к соседям. Пока нашла тех, кто дома, прошло время, вы, наверное, тогда и вошли.

Тимур был, по меньшей мере, удивлен реакцией той, что назвалась матерью убитой. Абсолютное спокойствие и ни единой эмоции. И это мать? Это ее ребенка убили?! Ничего себе!

В коридоре кто-то топал:

— Хозяева!

— Это полицейские, вероятно.

В комнату вошел следователь. Обменялся рукопожатием с Тимуром. Обошел тело вокруг. Прочитал надпись на лбу.

— Тимур Давидович, теперь вы понимаете, кто мог увезти девочек?

— Теперь, да. Уже позвонил своим и дал команду проверить вокзалы и аэропорт.

— Могу осведомиться, о каких девочках идет речь?

Сотрудник полиции в удивлении посмотрел туда, где сидела женщина. Тимур пожал плечами:

— Говорит, что это, — кивнул на труп, — ее дочь.

Следователь взглянул на даму:

— Позвольте ваши документы.

Та протянула паспорт, он внимательно его прочитал, сверил фотографию с оригиналом и вернул:

— Речь идет о ваших внучках.

— Позвольте, о каких внучках?

— Или вы к ним тоже относитесь как к биоматериалу?

Следователь внимательно смотрел на женщину и ждал реакции на свои слова. Реакции не было. Было непонимание.

— Марина Владимировна, когда вы видели в последний раз свою дочь живой?

— На похоронах своей второй дочери. Двадцать девять лет, три месяца и пять дней назад.

— А когда с нею в последний раз говорили?

— Двадцать девять лет, три месяца и пять дней назад. Она прислала мне письмо с неделю тому. Там было два слова: прошу, приезжай. И адрес. Вот это письмо, — она подала следователю надорванный конверт.

— Приехала сюда на такси. Дверь была приоткрыта. Все обошла и увидела ее.

— А ваш муж?

— Он ушел от меня на следующий день, как уехала Надя. Я не видела его с тех пор ни разу и ничего о нем не знаю.

— Вот они!!! — Эмик тыкал пальцем в появившийся сигнал и потом показывал куда-то в сторону реки.

— По машинам! Помчались!

И они действительно помчались. По кочкам, не разбирая дороги. Машины подпрыгивали, их болтало из стороны в сторону, что ж говорить о тех, кто летал в этих машинах.

Эмик так боялся, что они исчезнут опять или испугаются и побегут прятаться, что высунулся по пояс из окна и орал как мог громко:

— ТОШКА!!! РЕГИНА!!!

И они его услышали и сначала не поверили. Откуда в такой дали от города, от основной трассы, вдруг взялся их шумный братик?

— Регина, — осторожный Тошкин голос, заставил старшую сестру довольно основательно напрячься. Она слышала голос Эмика и сама испугалась за свой рассудок: если я сойду с ума, что будет с ребенком?

Только Тошка всматривалась в столб пыли и убеждала сестру:

— Регина, это не глюк! Это Эмик орет. Он всегда так орет, когда меня теряет!

Наконец из-за этого злосчастного бугра появились три машины, высунувшаяся из салона тощая фигура была уже не только слышна, а вопил он знатно, но и видна.

Осматривать девушек повезли к начмеду, что встретил их с такой широкой улыбкой, как обычно встречал друзей. Лукин занялся Региной, Шахматову досталась Тошка.

У Тоши кроме пары синяков и содранных в кровь запястий и щиколоток ничего обнаружено не было. Регина приплюсовала к такому же списку травму связочного аппарата левой кисти. Лукин, сжав челюсти, сам обрабатывал все ссадины и синяки. Сам накладывал тугую повязку на руку. Его вердикт был однозначным:

— Ночь она проводит здесь. За ней нужно присмотреть. Тем более, сегодня дежурю.

— Ну-ну, — Шахматов вышел из женской палаты, держа руки в карманах халата и улыбался. Они знали друг друга давно, с детского сада. Были школа, вуз, а потом судьба их разбросала по разным сторонам света. Встретились только здесь. Оба не успели обзавестись семьями. Только Шахматов точно знал, что в женской палате сейчас отдыхает без пяти минут Лукина. Регина Лукина. А что? Звучит!

Наташа сидела рядом с кроватью Регины.

— Я уже не сплю. Иди сюда, поваляемся как в детстве, — Регина подвинулась, с улыбкой наблюдала за тем, как Наташа снимала сапожки с бахилами и занимала свое место «у стенки». Легли на одну подушку, лицами друг к другу.

— Лера, у меня для тебя сюрприз-новость.

— И у меня.

— Ника, ты в прошлый раз была первая. Теперь моя очередь.

Интонации маленькой девочки, оказывается, никуда не исчезают с возрастом, они просто на время прячутся куда-то.

— Ладно, давай, ты — первая.

— Тошка — это наша сестра, которую подменили в роддоме.

— Угу. Как и Эмик.

— Ты не удивлена?

Наташа спрыгнула с кровати, подбежала к сумочке, достала два конверта и протянула Регине.

— Что это?

— Читай!

Пока Наташа забиралась на кровать, Регина успела сесть, спиной опершись на стену. Наташа устроилась рядом.

— Результат …. тра-та-та… генетической экспертизы. Коркина Татьяна … тра-та-та, Эммануил — тоже. Значит мы вчетвером родные по крови. Показывать им будем?

— Думаю, — нет. Они еще маленькие и думают, что все должно быть по-чесноку.

— Какому такому чесноку?

— Лера, по-честному — по-чесноку! Ясно?

— Ну, более иль менее. А как у них в головах-то, этот чеснок?

— Наверное, максимализм махровым цветом: или абсолютное «да», или абсолютное «нет». И никаких полутонов.

— Но для нас — это просто знание. И, в конце концов, было бы не важно, действительно родная кровь и вся эта генетическая мутотень. Важно то, что вот тут.

Регина приложила руку к сердцу.

— Да, ты права, в принципе это, — Наташа потыкала пальцем в бумажки, — совершенно не важно. Надо все это порвать и сжечь, так надежнее.

— Угу, — и бумажки были порваны в мелкие клочки и засунуты в мешок с кучей фантиков и апельсиновой кожурой.

Они снова улеглись и зашептали. Начала Наташа:

— Регина, тебе Амыр стал отцом, а я приобрела бабушку. Она меня тогда забрала и выходила. Я ее действительно ощущаю как свою кровную бабку, которой у нас никогда не было. Иногда она бывает абсолютно невыносима. Но! Надо ей отдать должное, с нею можно договориться. И говорить обо всем. Она не такая уж и старая ретроградка, как любит себя обзывать. И научила меня многому. Ей я обязана тем, что сохранила рассудок. С нею начала медитировать и молиться. С нею советовалась, когда начала видеть странные сны с Амыром, а он меня все время куда-то вел.

Наташа улыбнулась. Регина махнула ресницами и прошептала:

— Сны? Ты сказала сны. Слушай, сейчас кое-что расскажу. А ты объяснишь, что я увидела. Или скажешь, что уже схожу с ума.

И Регина пересказала сон, что увидела в палате интенсивной терапии. Про четыре деревца, растущие из одного корня. Про страшного огромного червя. И про то, как гора помогла от этого монстра избавиться. Передала разговор с бабушкой Амыра.

Наташа задумалась:

— А ведь это все про нас. Нас четверо, как бабушка Амыра и сказала, у тебя две сестры и брат, и про дерево — мы все от одного корня.

— Думаешь, огромный червь — это Тригорская?

— Очень на то похоже. Надо бы с Амыром все это обсудить.

— И деду рассказать. Он в духовных практиках дока.

— А еще я по документам вдова, — продолжила Наташа без всякого перехода.

— Ее внучка, та, которая погибла, она, оказывается, незадолго до аварии, успела выскочить замуж за какого-то там красавчика, а бабушка от такой новости была в ауте. Два дня ходила туча-тучей, а потом вдруг заявила, что я вдова. Прибила она зятя что ли? Прямо любопытство разбирает. Но здравый смысл твердит: меньше знаешь — крепче спишь. Только документов на это вдовство у меня нет.

— Может они у старушки?

Та в ответ только пожала плечами.

Регина вздохнула:

— Ох, не знаю, что тебе на это сказать. У меня не легче.

— Ты тоже вдова?

Наташино изумление можно было черпать горстями, таким оно было ощутимым.

— Соломенная вдова. Кажется, так таких женщин в народе зовут.

— Как это?

— Когда голова начала немного работать, Людмила Васильевна сказала, что тебя забрала добрая женщина. Что она записала все на бумажку и когда я немного окрепну, то бумажку эту отдаст и я смогу тебя найти.

— Она же не знала, что нам нельзя было показываться вместе, что ищет Тригорская двух. А по одной затеряться легче.

— Ну да. Так вот. В это время приехал навестить могилу муж второй женщины, той, которая погибла. Она уехала от него со своей собственной свадьбы с любовником, и разбилась. А мужик этот, который молодой супруг, давно мечтал в монастырь уйти.

— Ничего себе история.

— Так вот. Приехал на могилу, а потом почему-то взялся помогать двум нашим старушкам меня выхаживать: воду носил, дрова рубил, печку топил.

— Слова из детской сказки.

— Точно. Как-то и не задумывалась раньше. ЧуднО. Он провел около меня месяц. Честно сказать, как-то опасалась его, особенно первое время, а потом привыкла. Сидит себе в уголке, читает молитвенник. Иной раз читает шепотом, и я засыпаю. Мне кошмары перестали сниться, и ведь знала откуда-то, что у тебя все хорошо.

— А у меня и впрямь все было хорошо. Если это можно было так оценить.

Сестры обнялись, да так и остались лежать, тесно прижимаясь друг к другу. Регина всхлипнула:

— Когда все поняли, что я практически здорова и лечения больше не требуется, мы с ним проговорили всю ночь. Он предложил воспользоваться документами его жены. Паспорт нужно было менять в связи со сменой фамилии. Только он поставил условие. Паспорт меняем, он поможет, если будут накладки, и я остаюсь жить в его квартире, занимаюсь, чем хочу. Хочу работать — пожалуйста, не хочу, да как скажешь! Диплом есть на имя его жены, она закончила факультет управления. Пакет легальных документов он делает для меня в полном объеме.

— И что взамен?

— Отсутствие интима, никаких вопросов, выяснений отношений и всего прочего. Поможет адаптироваться в новых условиях и через месяц уходит в монастырь, а я через две недели после его ухода подаю документы в полицию об объявлении его безвестно отсутствующим. И второе условие: переехать в другое место, город, деревню — неважно, главное подальше от его родственников.

— Он естественно не знал, что ты юрист и не самый плохой, со стажем в три года, на тот момент.

— Неа, я про себя ни слова ему не сказала.

— И?

— Согласилась. Так боялась, что где-то подвох еще будет. Все вроде бы просчитала. Но информации-то, как Людмила Васильевна говорила — петух чихнул. И деваться некуда. Не могла же я остаться в этой деревеньке. Гаишники заявятся, а тут, как говорила няня Дуся, все шито белыми нитками, крупными стежками. Посмотреть на фотографии погибших и на нас. И сразу подлог в полный рост, а дальше дело техники.

— Я тоже этого боялась. А еще знакомых этой девушки, родственников или знакомых бабули, но она как-то все это устроила, что со мною все познакомились и лишнего слова ни сказали. И стала я дочерью ее старшего сына, что пропал без вести на войне. А что первое время боялась, еще как!

— Вот-вот. О том и речь.

— И что дальше?

— А дальше мне няня Дуся тысячу сунула и прошептала, что коль плохо все будет, чтоб в деревню возвращалась, меня там всегда ждут.

— Ты деньги вернула?

— Ага. С первой зарплаты почтовым переводом. Нашим бабулькам регулярно посылки отправляю с подарками из разных деревень. Сама боюсь туда наведаться, мало ли.

— А моя бабуля подружилась с Людмилой Васильевной и они друг к другу даже в гости ездят. Теперь понятно, о каких подарках она рассказывает все время. Нашему доктору меховой жилет с лисойи тапки из овчины сильно понравились.

Девочки в очередной раз поглядели друг на друга и засмеялись.

— Что потом? — Ника смотрела на сестру и ждала продолжения.

Регина потрогала пальчиком губы, вспоминая:

— А потом было что-то странное. Приехали в город, сразу по магазинам. Одежда, обувь, белье. Он наблюдает за тем, что беру. Даже в аптеку за женскими штучками со мной зашел, правда, когда понял, что за покупки, сразу же сбежал оттуда.

Девушки захихикали.

— Заехали в фотосалон, сделали фотографии на документы, а через неделю документы были готовы. Приехали в усадьбу, сразу познакомил с помощниками по хозяйству: супружеская пара глухонемых, а ругаются почище всех слышащих и говорящих. Помог с работой и жильем на новом месте, все-таки Дальний Восток, на то он и Дальний, что далеко, и, как обещал, через две недели исчез. Оставил доверенность и номер телефона для экстренной связи.

— Ничего себе.

— Вот так. В общем, сделала все, как он велел. Через год продала два дома, машины, квартиру сдала в аренду. Деньги положила на свое имя, на тот счет в банке, что он указал, но ни копейки оттуда не взяла. Зачем мне чужие деньги, даже если это тридцать с половиной миллионов!

Наташа зажала рот рукой и вытаращила глаза.

— СМСку отправила с вопросом, куда девать, а он написал, пусть у тебя останутся. Только тогда я уже знала, где тебя искать и планировала, как вернуться.

— Тебе страшно было.

— И тебе тоже было страшно.

— Знаешь, иногда ночью лежу и слушаю: кто-то идет по лестнице, а вдруг это за мной? Отгоняю все свои страхи, а они опять в голову лезут. Еще стала бояться не того, что за мной придут, а того, что свихнусь от этого ожидания и тебя больше не увижу.

Лежали, вцепившись друг в друга, молчали и всхлипывали. Когда слезы закончились, потерлись как в детстве носами:

— Лера, знаешь, чего бы я хотела?

— Чего?

— Вернуть свое имя, документы и свою жизнь. Как ты думаешь, можно будет так сделать? Может не сейчас, а когда-нибудь потом? А?

— Ох, не знаю Никочка, только мне тоже этого хочется и надо надеяться на это. Давай надеяться и ждать. Может все изменится еще разок и уже встанет на свои места.

Девочек выписали на следующий день, кстати сказать, вместе с Амыром Каримовичем, который ворчал, что уже решил, что о нем забыли, бросили в госпитале на веки вечные, что он ждал целые сутки, пока постовая сестричка не шепнула ему: Регина опять угодила в соседнюю палату. А то он не знал! Потому и уговорил Леху его тут оставить.

Всех отправили под надзор к Леониду Александровичу, который сразу же определил Амыра на постой в кабинет, подозревая, что тот там и осядет. Кстати, не ошибся. А вечером, когда все собрались за праздничным столом, пришли Лукин, Тимур и почему-то, по Тошкиному определению, приперся Пижон. Начался пир. Пили вино, понемногу. Много и вкусно ели — Тамрико большая искусница. Букеты украшали стол и подоконники. И говорили — говорили — говорили.

Эмик был неподражаем:

— У меня только следилка выскочила на поле, смотрю на окошко — меньше пятисот метров, как заору. Глядим, стоят две такие несчастные, уморенные, уставшие-голодные, а посредине мешок. Обычный мешок такой. Джутовый. Мы обниматься, я давай Тошку тискать, пытаемся их оттащить от мешка, а они страшные глаза делают, друг на дружку глядят, а мешок из рук не выпускают. Владимир Сергеевич говорит, что может быть у них судорогой руки свело, надо осторожненько по пальчику отгибать, и это очень больно. Вдруг Тошка как заорет: «Не дам мешок! Там имущество! Наше!».

Все от такого крика подпрыгнули, давай ее убеждать, что не тронут его. Клянутся-божатся, что ничего с ним не случится. Ладно, с грехом пополам отцепили. У Регины и правда с кистью что-то случилось, ух, как она распухла к концу дороги. А Тошка, та сразу прямо в машине и уснула, только когда она засыпает, у нее можно все секреты выведать.

Рассказчик вдруг резко замолчал, а потом прокомментировал с опаской:

— Кажется кто-то лоханулся только что!

И начал медленно поворачивать голову в Тошкину сторону, только она ничем не показала, что обижена или рассердилась. Эмик поглядел, помолчал секунду другую, заметно успокоился и продолжил:

— Так вот, спрашиваю у нее, каким таким имуществом обзавелась по случаю, что даже не показывает никому. Мешочек к Сергеичу в багажник определили и попросили еще и на ключ запереть. Тошечка и говорит: оружие там, отвяжись, спать охота. Мы просто обалдели от такой новости. Как только она покрепче уснула, все тихонько вышли из машины, глядим, а в мешке целый арсенал, да какой! Представляете, там даже «беретта пико» оказалась, это от нее на полянке три патрона нашли, когда в первый раз к этому месту подъезжали, в мешочке дырочка оказалась. Девчонок в госпиталь отвезли, они о мешке и не вспомнили.

Все притихли, ожидая продолжение и хоть каких-то объяснений. Рассказчик оглядел всех хитрыми глазами и продолжил:

— Приехали в контору, все высыпали у Александра Ивановича в кабинете, прямо на ковер, а он и говорит: надо бы девочек научить с оружием обращаться. А то тут можно было половину города перестрелять, а они, наверное, и защититься при случае не смогли бы.

Тимур смеялся вместе со всеми:

— Как хотите, но не могу представить эти две фигурки, а между ними мешок с оружием!

— Ооо! Ты не можешь этого представить еще и потому, что не знаешь еще одну новость.

Эмик отхлебнул сока из стакана:

— Александр Иванович, сидя на корточках, перебирает этот походный арсенал, тут заходит Наташа, вся такая женственная и хрупкая, крошечная ножка в туфельках на тонюсенькой шпильке, вся такая из себя леди-леди.

И он начал изображать Наташу:

— Оу, как мило. У вас даже такие штуки есть.

Тут он хрюкнул и, вытаращив глаза начал разыгрывать пантомиму:

— Берет беретту… и управляется нею так уверенно, как не каждый мужик-то сумеет. Все в ауте. Занавес.

В комнате наступает тишина. Мужчины в ожидании ответа переводят взгляд с Эмика на Наташу и обратно. Эмик смотрит на всех с видом победителя:

— А вы разве не знали, что и Наташа, и Регина — КМС по пулевой стрельбе? Они в университете занимались, даже на студенческие спартакиады ездили.

Лукин задумчиво поглядывает на Регину:

— Скажи, а крестиком ты не вышиваешь?

— Нет. А что, надо? Можно попробовать.

Мужчина помотал головой из стороны в сторону:

— Думаю, до такого экстрима все-таки не дойдет.

Народ грохнул хохотом так, что вазочки с цветами звонко дзинькнули об оконное стекло.

Потом Тимур начал говорить о Тригорской. Рассказ вышел коротким, но все равно тяжелым. Немного помолчали, и он обратился к сестрам:

— Регина, Наташа, вам надо на кое-что взглянуть. Давайте завтра в конторе.

— Хорошо. Во сколько?

— Можно до обеда.

Девушки одновременно кивнули.

— Вы знаете, что приехала бабушка? — Обратился Лукин к девушкам и Эмику.

Наташа встрепенулась:

— Бабушка? Уже? Она же собиралась у Людмилы Васильевны погостить!

— Какая такая бабушка? — Эмик и Тошка разом выпалили одни и те же слова.

Тимур пожал плечами:

— Ваша.

— У нас нет никакой бабушки, — Тошка настороженно вскинула голову, — вон у Наташи есть, но мы еще не познакомились и пока не знаем, всешная это бабушка или только ее.

— Всешная? — Александр Александрович аккуратно поставил чайную чашку на стол и с веселым любопытством, глядя на своего любимого воробья, ждал объяснения.

— Ну, это для всех нас: для девочек, для Эмика и для меня? Мы же не знаем, как она к нам отнесется и примет ли нас вообще.

— Или вы еще какую-то бабушку имели в виду? — Аккуратно поинтересовался Эмик.

Тимур удивленно глянул на Леонида Александровича, тот покаянно покачал головой:

— В этой суматохе так и не успел рассказать.

— Так о ком речь? — Эмик снова что-то жевал, а Лукин осторожно подбирал слова.

— Ребята, — он в основном обращался к Эмику и Тошке, — Тригорская приходится всем вам матерью. По документам. И у нее тоже есть родители, только она не общалась ними почти тридцать лет. А тут, буквально на днях, ее мать получает от нее письмо с просьбой приехать. Та приезжает и находит дочь убитой.

Эмик перестал жевать:

— Про убийство, выходит, знаем. А вот про приезд ее матери — нет.

— А вы повидаться и познакомиться не хотите?

Тимур почему-то выжидательно смотрел на Тошку. Та моментально ощетинилась, как будто бы готовясь к бою. Эмик это понял и сразу же бросился на помощь сестре:

— Чего с ней встречаться? Мы же чужие люди. Разве только поздороваться, как воспитанные дети. Правда, Тош?

— Угу.

В этом «угу» послышалась такая неприкрытая угроза, что всем стало немного неуютно. Этого, по сути, еще ребенка, можно было понять. Она сейчас выглядела как загнанный зверек, который задешево не отдаст свою жизнь. Для нее это была война, прежде всего с тем миром, который делился на «ее» и «не ее». В ее мир входили все, кто сейчас сидел за столом, ее однокурсники, ребята из консы, дядя Витя, с которым ее вчера познакомил Тимур и остальные люди целого мира. В черный список входило не так много народу: директор детского дома и Тригорская, — те, кому было доверено ее защищать, а они предали, продали и старались причинить боль не только ей, но и ее настоящей семье. А за свою семью она станет драться, из последних сил, до последнего вздоха. А потом еще чуть-чуть. Все это поняли и не могли придумать, как разрядить обстановку.

— У моего народа есть правило, — Амыр говорил, не обращаясь ни к кому, — если в дом пришел человек, а он тебе ни друг и не враг, дай ему им стать или отпусти с миром.

— Амыр Каримович, вы предлагаете этой женщине решить самой, кем она станет для детей? — перевел его речь дед.

Тошка выжидательно смотрела на Амыра и ждала продолжения, оно не заставило себя ждать:

— Тоша, налей старому Амыру чаю, — интонации мягкой просьбы убедили девочку в том, что он не станет больше затрагивать эту тему, а с языка Тошки, неожиданно сорвалась фраза:

— Ага, как чаю, так старому Амыру, а как красивые и достойные женщины, так для сильного Амыра воина-защитника.

Эмик среагировал моментально:

— Вот так рождаются пророчества. Тошка, признайся, ты не это хотела сказать!

— А ты откуда знаешь? Оно как-то само с языка сорвалось.

— Смотрите, Амыр Каримович, а вы говорили, что предсказателей из женщин не бывает. А в нашей семье бывает, это, наверное, «генетически» от вас передалось!

Народ заулыбался и все поняли один нехитрый рецепт вхождения в эту семью. Только формулировал его каждый по-своему, но суть от этого не менялась.

ГЛАВА 31

Прошло три дня. На этот раз собрались только мужчины. Девочек решили больше в свои планы не посвящать, им и так хватило. Очередное похищение, убийство матери, хотя какая она мать, и знакомство с бабкой. Бабка кремень. Ни слезинки на людях. Может и плакала в одиночестве, но при посторонних держалась, спокойная и уверенная в себе не молодая женщина.

Сейчас сидели узким кругом. Следователя не позвали. В конце концов, дело-то почти семейное. Когда эти дети вошли в семью, так никто и не понял, но сами Белояровы считали себя обязанными, заботится об этом странном квартете.

— Узнали кто заказчик последнего похищения? — Александр Иванович смотрел на Подольского.

— Последнего и предпоследнего, Тошкиного, — Выха. Выхаревский Сергей Валерьевич — лидер одной из ОПГ области. Тригорская в его игорном клубе проигралась и сделала конкретную ставку, — Владимир Сергеевич говорил, а сам что-то рисовал на листке бумаги.

— Дуура! Ой дуура! Прийти в грязную забегаловку к Выхе, когда играла в Баден-Бадене. Что, сил не было дотерпеть до выезда в приличный клуб? Или… — Алексей Александрович смотрел на Тимура.

— Думаю, пресловутое «или». Она поняла, что вернуть их не сможет, а они слишком многое поняли. Вот и сделала ставку именно на девочек, назвав их имена, фамилии, места работы и передав фотографии. Только девочек было проиграно две, а похищено должно быть три.

— Наташа тоже?

Голос Белоярова-старшего был убийственно спокойным.

— Да, именно так: Татьяна, Регина и Наташа.

Александр Александрович оторвался от бумаг, которые изучал:

— Все понятно по Регине и Наташе, но наш воробей тут каким боком?

— Таня для Выхи за просрочку долга. А для Тригорской? Девочку удобнее держать где-то там, — Тимур махнул неопределенно рукой, — Тошка была незаконно зачата в пробирке, и пока была в состоянии эмбриона, над ней проводились какие-то манипуляции для улучшения «материала». Ты думаешь, откуда у нее такие таланты к языкам. Ей шестнадцать, а она свободно владеет девятью европейскими и тремя восточными языками. Так вот, биоматериал нужно было убрать подальше, а лучше уничтожить. Ты думаешь, почему врачу-лаборанту, оставшемуся в живых, срочно понадобилось скрыться в мужском монастыре и начать усердно каяться не только настоятелю, но и спецслужбам?

Владимир Сергеевич посмотрел на Белоярова-старшего:

— Обрати внимание, что все, кто непосредственно работали с биоматериалом — читай Региной, Тошкой и Наташей, — все уже покинули этот мир. И у всех, неожиданно, на ровном месте, вдруг перед самой смертью стали возникать проблемы со здоровьем. Они начинались после чаепития с Тригорской: то сердце остановится, то легкие откажут, то еще какая хрень приключится.

Тимур молчал, внимательно оглядывая присутствующих.

— Как думаете, могут ли быть еще какие-то люди, которых использовала Тригорская в качестве биоматериала? — Александр Александрович в ожидании смотрел сейчас на отца, потом перевел взгляд на Владимира Сергеевича. Но ответил ему Тимур:

— Нет, в дневнике фигурируют только четыре человека.

— Откуда про дневник знаешь? — Александр Иванович поднялся из-за стола и прошел к окну. Руки Тимура легли на стол и сцепились в замок:

— Каюсь. Дневник прихватил из квартиры Тригорской. Там такая суматоха поднялась, что никто и не обратил внимания на скромного частного сыщика, читавшего книжку в роскошном переплете.

Окно кабинета генерального выходило на маленький проходной внутренний дворик. Там же было обустроено место для курения. Только новички не знали, что из кабинета директора этот пятак, как на ладони, Александр Иванович сам не курил и других курящих не жаловал. А сейчас наблюдал как новенький, молодой мужчина приятной наружности выдыхает дым Тошке прямо в лицо, причем удерживая ее за локоть.

— Сань, — в голосе отца Саша услышал еще что-то кроме раздражения, только что — разобрать не мог, — иди сюда.

Сын подошел к отцу. Увидев картину, развернулся и рванул к двери.

— Тимур, присмотри, прибьет ведь, — Владимир Сергеевич кивнул на картинку, что складывалась за окном.

— Ирэна, — генеральный уже разговаривал по Интеркому с директором по персоналу, — во внутреннем дворике сейчас курит сотрудник. Его уволить за нарушение правил внутреннего распорядка и отправить с волчьим билетом на…, короче уволить!

— Уволить, значит — уволим, — голос Ирэны Михеевны был с легкой хрипотцой и как всегда спокойным, — все?

— Да!!!

Спустя минут пятнадцать в кабинете у генерального стоял гомон.

— Я побреюсь налысо!

Это Тошка без привычной бейсболки на голове, с роскошной гривой золотистых волнистых волос, без очков, сидящая на коленях у Саши, поливающая слезами его порванный пиджак, и рубашку.

— Я тебе побреюсь! — шлепает разбитой губой Саша, обнимая Тошку и поглаживая по спинке.

— Саня, голову поверни, надо посмотреть, шьем или нет, что-то крови много, — это Алешка со своим докторским инстинктом.

— Зуб ему выбила — это понятно, но зачем ты ему еще и в пах-то заехала? — Это уже Тимур.

— Эта мстительная скотина теперь собирается побои снимать и компании предъявлять требования по возмещению вреда!

— Хренушки ему, насильнику проклятому! А не возмещение! — Это опять всхлипывающая Тошка.

— Кхе-кхе-кхе! Тоша, такие слова маленькие девочки не говорят, — это теперь уже сам генеральный.

Она в ответ оторвалась от Саши и фыркнула:

— Жаль, что не оставила совсем кастратом, в последний момент ногу придержала!

Владимир Сергеевич рассматривал порванную флисовую курточку:

— Ладно, все сидите здесь. Посмотрим на вашего насильника. Тош, а что с рукой?

Тимур хмурился, глядя на проступающие синяки у нее на руке:

— Как умудрилась синяк заработать?

— Он схватил и пытался удержать, а я дернулась, неудачно вывернулась, вот рукав и остался у него в руке, — Тошка уже не рыдала, вытирая нос, и тоже рассматривала порванную толстовку.

И совсем неожиданно для всех громко и с подвываниями заголосила:

— Ыыы! Она была такая удобная! Ыыы! Еще совсем новая! Гад! Ыыы! А еще она счастливая! Была! Ыыы!

Рыдания пошли по второму кругу.

— Саня, — Алексей отодвинул обнимающую руку брата, — дай гляну на ее руку.

Тимур почти зажимал уши:

— Тош, не реви, съездим в магазин, новую купим!

— Не хочу новую, я эту люблюуу!

— Хочешь, зашью?

Рев прекратился моментально. На Сашу с недоверием и надеждой глядели два синих блюдечка, которые кто-то по недоразумению назвал Тошиными глазками.

— Хочу, — шмыганье носом продолжилось, но слезы уже кончились, — а ты умеешь?

Присутствующие онемели от услышанного:

— Научусь! Обязательно научусь и зашью.

Благодарная заказчица спрятала улыбку на груди у будущего портного, а тот сгреб в охапку свое сокровище, положил подбородок на ее макушку и закрыл глаза.

Наташа и Регина занимались текучкой. Тошку отправили к завгару с заявкой. Ее не было уже больше чем полчаса. Обе начали беспокоиться. Тут в кабинет вошел Тимур.

— Привет, мелкую не потеряли?

Наташа схватилась за край стола и медленно начала оседать на стул.

— Эй!

Ее подхватили руки Тимура:

— Все норм, как говорит наш воробей. Она в кабинете у генерального. Порешают пару проблем и вернется ребенок. Чего уж прям так-то? — он «забивал эфир» быстро наливая в стакан воды и подавая Наташе. Регина стояла рядом с подоконником белее снега, намертво вцепившись в него рукой.

— Девчонки, вы чего переполошились-то? Все хорошо. Не верите? Вот смотрите.

Подошел к внутреннему телефону, поднял трубку, ткнув пару кнопок:

— Полина Платоновна, Наташа и Регина спросить стесняются, Тошка у генерального? Они ее малехо потеряли.

Секретарь была в курсе всех перипетий, и сразу поняла, в каком ключе от нее ожидается ответ:

— Да, ребенок здесь. Тут ей еще одно задание выдали, пару часиков будет занята, так думаю, — а сама прикидывала, что надо везти девочку за новой курточкой, и за это время следы от слез должны бы исчезнуть.

Тимур тоже так думал, с огромной скоростью просчитывая возможные варианты развития событий. Положив трубку, кивнул на столы:

— У вас очень много работы?

Поглядывая на бумаги, которые были разложены по всем горизонтальным поверхностям, похлопывая себя по бедру свернутыми в трубку документами, размышлял, стоит ли срочно занять сестер.

Регина начала потихоньку приходить в себя:

— Есть немного, но оторваться можем. Вчера говорил, что хочешь о чем-то рассказать? Или показать?

Тот кивнул:

— Не столько рассказать, скорее показать. Это кое-что у меня в кабинете. Давайте собирайтесь и минуток через десять подгребайте ко мне.

Девушки, соглашаясь с поступившим предложением, дружно покивали головами и проводили его взглядами к двери.

Тимур летел в кабинет к директору с одной мыслью: надо успеть до того, как Тошку в разорванной куртке отправят к сестрам. Залетел в приемную со словами:

— Полина Платоновна! Я вас обожаю! Вы умнейшая среди женщин и самая женственная среди умных!

Ей было приятно слышать такое, потому сидела и улыбалась, наблюдая, как он почти вбежал в кабинет. А Тимур с порога выпалил:

— Александр Иванович, можно Тошку забрать?

— Куда это? — Саша развернулся к вошедшему всем корпусом, было видно, что даже такое движение доставляет ему боль.

— Рабочий день вообще-то в разгаре! — Директор смотрел на своего подчиненного в недоумении.

Вошедший кивнул, соглашаясь, и глядя в сторону Тошки, все-таки проговорил:

— Воробья надо приодеть, нельзя ее в таком рванье сестрам показывать, они уже потеряли малышку и такого надумали, что их пришлось холодной водой с уговорами отпаивать.

Девочка поднялась с мужских коленей:

— Я не в рванье! Подумаешь, немножко рукав порвала.

Она начала осматриваться, разыскивая бейсболку и очки.

— Делаем так, — Алексей вступил в разговор, — Сань, сиди здесь и трудись, нечего расписным личиком по всей конторе светить. А мы по магазинам метнемся, за час все порешаем. Управимся, Тош?

Девочка усердно покивала головой, заправляя волосы под головной убор.

— Тогда поехали, а вы трудитесь. Все, воробей, погнали!

Выйдя из кабинета, Тошка держала порванную толстовку в руках.

— Тоша, деточка, — Полина Платоновна протянула руку к пострадавшей одежке, — дай-ка я посмотрю, может, получится зашить аккуратно.

Внимательно осмотрела рукав, рассмотрела место разрыва, и решительно шагнула к столу:

— Подождите минуточку.

Достала телефон, набрала номер:

— Жанночка, здравствуй, моя дорогая! Я с просьбой. Девочка курточку порвала, посмотри, пожалуйста, можно ли помочь горю. Курточка-то? Она волшебная, наша студентка только в ней экзамены сдает, — Полина Платоновна подмигнула Тошке, — спасибо, они сейчас подъедут.

— Вот вам адрес, — протянула листочек Алексею, вас уже ждут. Справитесь?

Тошка подлетела и расцеловала женщину. Когда они выходили из кабинета, секретарь услышала мечтательное:

— Вот бы и мне такую бабушку.

Полина Платоновна улыбнулась про себя, она бы тоже не отказалась от такой внучки:

— Только нет моего Амыра. Сгинул. Пропал. А без него какие дети-внуки.

Она всю жизнь надеялась, что предсказание старой цыганки исполнится и жизнь дарует им еще одно свидание. Только судьба оставалась глухой к ее просьбе, и не подарила долгожданной встречи с любимым, а те, кого приводила, ей были не нужны.

ГЛАВА 32

Регина и Наташа сидели в кабинете у Тимура и завороженно смотрели на багажную сумку.

— Девочки, говорю сразу, то, что в этой сумке я свистнул из стола в кабинете Тригорской. Здесь ключи от дома, еще какая-то связка ключей и ключиков, ларец — короче смотрите сами.

— Тимур, мне страшно, — Наташа опустила голову и начала перебирать поясок на платье.

— Наташа, давай посмотрим. Это только вещи, — молодой мужчина коснулся хрупкой девичьей руки, поддерживая ее решимость.

Регина тоже с некоторым опасением смотрела на сумку.

— И документы, — все-таки внимательно наблюдал, опасаясь слез, истерики или других эмоций, но они, стиснув зубы, смотрели на эту проклятущую сумку так, как будто там сидит выводок мышей.

— Помочь?

— Нет, мы сами.

— Мне выйти?

— Зачем? Останься, нам будет не так страшно.

Вжикнула молния. На стол Регина поставила ларец.

— Там ключи на связке, — подсказал Тимур.

Действительно, в сумке лежали две связки ключей, одна от квартиры, другая с ключами, похожими на ключи от сейфа, еще какие-то ключи и самый маленький ключик отдельно от всех, на длинной узкой узорной ленте.

Регина обернулась к сестре:

— Помнишь, мамы не было дома, нам, маленьким, няня приносила этот ларец, мы играли в принцесс.

Из ларца одно за другим осторожно извлеклись драгоценности.

Наташа рассматривала переливающееся в свете ламп украшение:

— Смотри изумрудное колье, ты его вместо пояса надевала всегда.

— А эта брошь закалывала кружевную накидку на подушку, и она превращалась в фату.

— Да, давно это было. Вспоминается как детский сон. Волшебный и несбыточный.

Все вынутое возвращается на место. Дальше достается пластиковая папка. Щелкнул замочек.

Регина листает странички:

— Документы Дюка. Смотри, метрика и свидетельство о смерти.

Наташа заметно бледнеет и почти выкрикивает:

— Какой смерти, с ума сошла? Эмик в университете, с утра был жив-здоров.

— Да не про Эмика это все, а про Георгия Вячеславовича Тригорского.

— Господи. Дай выдохну, как страшно-то. Почему она похоронила живого ребенка?

— Чтоб не искали? Да, Тимур? — Регина вопросительно смотрит на молодого мужчину, стоящего рядом. Он только пожимает плечами:

— Наверное. Сейчас спросить не у кого.

Шуршит открываемая дверь, и скрипучий голос уверенно заявляет:

— Почему это не у кого? — В дверях стоит старушка, с сумочкой советских времен на согнутом локте, в длинном плащике, с зонтом тростью.

— Еле отыскала эту вашу контору. Здравствуйте!

— Няня?… — Регина медленно поднялась, отодвигая от себя бумаги.

Наташа была расторопнее, шагнула к вошедшей, всего мгновение всматривалась в лицо, и резко без замаха ударила.

Старушка упала, с головы слетели седой парик и очки. Девушка взяла влажную салфетку и провела по лицу лежащей женщины. Вместо старческих лучистых морщинок появился след более светлой и молодой кожи. Стало понятно, что это грим.

— Наташа …, — голос Регины сорвался, — что происходит?

— Сама бы хотела это узнать, — тыльная сторона руки отбросила с лица волосы, — ее надо обыскать.

А сестра уже держалась за виски:

— Когда научилась так драться? И зачем ее ударила? Господи, что еще свалилось на наши головы?!

Пока все это происходило, Тимур успел вызвать сотрудников службы безопасности и оттеснить девушек от лежащего на полу тела:

— Драться Наташу научил я, и видишь, как пригодилось — Тимур с гордостью смотрел на свою ученицу.

Дверь распахнулась, вошли Володя, Селим и Оксана.

Селим начал «командовать парадом»:

— Володя, тело обыскать и «украсить» браслетами. Только руки за спину.

— Я бы ее догола раздела и надела что-то другое. Думаю, эта на многое способна, — Наташа с брезгливостью смотрела на лежащую женщину.

Ее обыскали и нашли много интересного: включенный диктофон, иголки разной величины, спрятанные в разных местах, в придачу с капсулами на конце. Крошечный баллончик с непонятным содержимым, упаковку влажных салфеток — можно было подозревать, что они пропитаны какой-то дрянью, возможно и ядом, и много еще такого интересного. Селима же заинтересовал зонтик.

— Руки от него убрал! Даже не думай. Не прикасайся, — Оксана не глядела в его сторону, — это электрошокер, там еще должен быть встроен кнопочный нож, и спрятаны от трех до пяти стандартных дротиков с парализатором или быстродействующим ядом.

— Ничего себе, бабулечка.

В кабинет вошла тетя Валя с неизменной шваброй:

— Что тут у вас? Костюмированный бал, я смотрю? Чего без чувств валяемся? Кто это ее так приласкал?

— Наталья Михайловна осерчала маненько, — Володя раскладывал свои находки по порядку на полу.

— Девочки, уберите со стола все в сумку, — Тимур наблюдал за девушками, ему не нравилось состояние именно Регины.

— Теть Валь, глянь, что с ней.

— Ах ты ж, батюшки! Селим, ее на руки и ко мне на диванчик. Тут ей оставаться нельзя.

— Регина, — Наташа кинулась к сестре, на глазах блестели слезы, — я сама испугалась, только по-другому нельзя. У нас еще мелкие на руках. Региночка, миленькая, ты только не переживай сильно. Попереживай немножко и приходи. Я боюсь одна, — последние слова Наташа уже шептала.

Та кивнула в ответ, но что-то ответить уже не могла, сил на это просто не осталось.

Селим подхватил бедняжку под руку и повел в подсобку, к тете Вале, и Наташа направилась вместе с ней.

А в кабинете все шло своим чередом.

— Тимур, как ты нашел эту «няню»?

Володя рассматривал экипировку и удивлялся фантазии этой дамы.

— Не поверишь, под машиной.

— В смысле?

— Помнишь, нас Иваныч озадачил состоянием здоровья Наташиной мазды?

— Помню. В тот день ребятам на Большую дачу тормозные шланги привозил и новый ремень безопасности.

— Так вот. Машинку ей пригнали и около дома оставили. Ключи-то у нас. Сижу на скамейке, жду ее, не быстро же с работы на автобусе. Смотрю, а из-под машины кто-то выбирается. Стало интересно, вышел посмотреть. Рассмотрел хорошо. Двор-колодец почти не освещается, никого кроме нее нет, хотя она особо и не скрывалась.

Посмотрел. Плюнул со злости. Пришлось ключи у себя подержать, чтобы новые, уже основательно порезанные шланги, заменить уже совсем на новые. Машинку отогнали на Большую дачу. Замучился шланги покупать. Я покупаю — она режет. Опять покупаю, а она опять режет. На меня уже продавцы коситься начали.

— Так ты к ней Марину приставил вначале? — Оксана отвлеклась от изучения какого-то непонятного устройства.

— Ну да, вначале Марина ее пасла. Увидела, что за ней наблюдает еще одна женщина. Только потом мы узнали, что это ее мать. А это, — ткнул в лежащее на полу тело, — ее похороненная дочь.

Селим оторвался от фотосъемки всего изъятого:

— Погоди, сколько дочерей-то было? Я запутался.

— Две и было. Одна, которая умершая в юности, вот валяется. Гроб пустой сожгли.

— Как же родители? Когда узнали, что дочь жива?

— А что им родители? Эти двое должны быть богатыми и знаменитыми.

Володя помотал головой, не соглашаясь:

— Не сходится! Одна же умерла. Как будто. Тогда как она будет знаменитой? И нафиг ей тогда мертвой быть богатой?

— Вот очнется и узнаем.

Скрипучий прокуренный голос прозвучал для всех неожиданно:

— Очнулась уже. Сволочи. Какие же вы все сволочи!

— Вот, только очнулись, а уже ругаетесь, — Володя внимательно наблюдал за женщиной.

— Какое дело загубили, — странная гостья очень энергично приняла вертикально положение и устроилась на полу, согнув ноги в коленях. Оглядев присутствующих зло сплюнула:

— Гады! Надя на него всю жизнь положила, с ее-то мозгами можно было человечество идеальным сделать. Это же мечта, — она попыталась подняться, — идеальный человек с огромным объемом памяти, аналитическими возможностями такими — компьютер отдыхает. Здоровый, гармоничный, никаких уродов и идиотов. А вы? Тьфу! Четыре тела пожалели!

— А что, кроме них никого больше не было? — осторожно поинтересовалась Оксана.

В ответ, получив рявк:

— Нет!!!

После небольшой паузы совершенно спокойным, где-то даже доброжелательным тоном гостья продолжила:

— Мы только собирались еще трем самкам подсадку сделать. А что? Мои яйцеклетки, как хочу, так и распоряжаюсь ими! А тут вы нарисовались — не сотрешь! Зависть вас к чужой красивой жизни замучила? Так мы свои пропивали-проигрывали, кровно заработанные, а четыре яйцеклеточки мои сейчас изображают из себя людей!

Она замолчала на пару минут и уже устало проговорила:

— Впахивали мы денно и нощно. Попробуйте тело в пятьдесят килограммов ворочать через каждые три часа, обмывая, обтирая, обмазывая маслом, массируя. И это работа для доктора наук, который хочет получить результат не на мышах! Реальный результат!

И снова внимательно, как будто бы старалась всех запомнить, оглядела всех.

Володя не смог скрыть брезгливости:

— А как же постулат: не навреди?

— Да идите вы, со своими постулатами. Все хотят избавиться от болезней, а как живое тело предоставить для экспериментов — так орут о ценности человеческой жизни. На ком экспериментировать? Ищем способы и приемы лечения, в основном методом тыка. Мышей вам не жалко, а человека жаль. Только мышь — не человек! Механизм иной, для дебилов объясняю! Моралисты хреновы! С двойной моралью и живете, загибаясь от болячек, хотя могли бы давно быть сильными и здоровыми долгожителями, старясь в последние годы жизни.

Женщина все-таки поднялась с пола, ковыляя, дошла до ближайшего стула.

— Как вас зовут?

— Не зовут, сама прихожу, когда хочу!

— Подожди Оксана, давай я спрошу. У вас в прошлой жизни было имя, которое дали родители?

— В прошлой? Вера Тригорская. Только нет меня, умерла. Документы и памятник, все в наличии. Что, не ожидали?

Селим пожал плечами:

— Зачем весь этот маскарад устроили? В чем смысл?

— Сложно объяснить, хотя на самом деле все проще простого. Сейчас пришла за Наденькой следы подчистить.

Женщина сидела на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону.

— А тогда. Как не грустно, но это Наденька меня погубила. Нам никто не был нужен, мы сами со всеми проблемами справлялись. Только эмоций ей не хватало. Вот и подсела сестричка на азартные игры. И единожды проиграла меня. Когда поняла, что наделала, поздно было. Меня уже продали в школу профессиональных шлюх. Вот тогда я для всех и умерла.

Вздохнула и начала вспоминать, окунувшись с головой в прошлое. Было заметно, она не в первый раз отслеживает минувшее, смотрит как старый, знакомый, интересный фильм, нырнув в сюжет и потеряв связь с настоящим:

— Сбежала однажды и одно время была нянькой для своего биоматериала. Отслеживала состояние не хуже, чем Наденька, сделала два открытия. Только прокололась где-то. Напрасно думала, что со временем обо мне забудут. Нет. Меня искали и не прекращали искать. Нашли, коллективно вправили мозги, через все интересные и не очень места, и вернули. Больше желания побегать не возникало.

Женщина подняла глаза, как будто бы очнувшись, осмотрела всех внимательно и попросила закурить. Только на просьбу никто не отреагировал, тогда пожав плечами, она продолжила:

— Наденька одно тело упустила. Куда пацан девался? До сих пор не могу понять! Второе — запорола, начала работать с новорожденной. Надо было все-таки подождать. Потом уже сама призналась, как меня ей не хватало. В паре мы всегда уравновешивали друг друга. Она импульсивная, я намного спокойнее.

Назвавшаяся Верой Тригорской помолчала, как будто бы что-то припоминая:

— Наденька была с детства помешана на желании стать богатой и знаменитой. Ей претила родительская умеренность, я ко всему этому относилась равнодушно.

— Это что, у нее с детства желание было такое?

— Можно сказать и так. Но в одном она была права, с нашими мозгами и потенциалом нужно было вытянуть из этого дрянного мира все, что можно, по максимуму. Для этого надо стать богатыми и знаменитыми. Не состоятельными и популярными в узких кругах, нет, а именно богатыми и знаменитыми! Нужно сделать все, чтобы в очереди стояли только для того, чтобы на нас хотя бы издали посмотреть. Чтобы преклонялись и поклонялись. Единственный мотив такого поведения для адекватного человека — это жизнь. Здоровая, интересная, энергичная жизнь. Без болячек, отклонений, с отодвинутым старением. И мы делали все, чтобы этого добиться.

Володя все-таки решил вклиниться в монолог:

— Со знаменитыми — понятно. А богатыми?

— Стать богатыми, молодой человек, для нас так, пустяк! Продать одну нашу разработку и можно безбедно прожить на островах половину жизни и аборигены статут подползать к тебе на карачках, исполняя все твои даже самые низменные желания. Только вот Наденька набякала, дурочка импульсивная! Приходится все чистить и убирать. По всей вероятности, нужно будет начинать все сначала.

— А вот с этого момента подробнее, — в кабинет вошел следователь ФСБ, который вел дело Тригорской.

Вера повернула голову к вошедшему:

— Ооо! Принесло пса не ко времени. Ладно, птенчики. Водички дайте, что ли.

Она деланно всхлипнула, закусила воротник своего платья и упала со стула некрасивым кулем.

— О Господи!

Оксана подбежала к ней, положила пальцы на шею, медленно разогнулась.

Селим даже не дернулся:

— Что там?

— Ничего.

— Реанимировать, полагаю, бесполезно?

— Ну да. Явно не фенолфталеин в воротничке зашит.

Регина уснула. Диванчик в подсобке был стареньким, но вполне удобным. Тетя Валя осталась около нее, а Наташу отправила заниматься своими делами. Возвращаться в кабинет к Тимуру без Регины девушка не захотела и отправилась к себе, пытаясь отвлечься от произошедшего и думая, сколько еще нужно всего переделать. Тошка прислала СМСку, что приедет через час, как выполнит поручение Александра Ивановича, Эмик завис в аппаратной вместе с Владимиром Сергеевичем. Уже входя в кабинет, вдруг вспомнила кое о чем и позвонила Лукину, который моментально отозвался на звонок:

— Наташа, что-то с Региной?

— И вам здравствуйте, Сережа!

— Простите, здравствуйте!

— Регина плохо себя почувствовала, она сейчас у тети Вали спит.

— Выезжаю! Говорите адрес вашей тети Вали.

— Вы не поняли. Она в подсобке. Здесь, в офисном здании. Валентина Исааковна проработала всю жизнь врачом, а сейчас в компании пол моет. У нее здесь на первом этаже подсобка с диванчиком. Просто Регина сказала, что вы сегодня хотели вечер провести вместе и собирались встретиться часов в шесть. А сейчас уже половина. Вот и звоню предупредить, что ее телефон поставила на беззвучный режим.

С той стороны послышался энергичный выдох:

— Наташа, есть возможность меня встретить в офисе компании? Меня же не пропустят.

— Да, приезжайте, около стойки на входе жду.

Лукин подъехал быстро, не прошло и двадцати минут. В руках нес чемоданчик как у докторов на скорой.

— Добрый день, — получилось у них одновременно.

— Идемте, — кивнула она гостю.

Проведя Сергея до конца коридора первого этажа, распахнула дверь. Он увидел крошечную кухню, за столом сидела пожилая женщина чем-то неуловимо напоминавшая Эмика — честно говоря, это его удивило, но не то сейчас было важным.

— Здравствуйте, я — Лукин Сергей Владимирович, жених Регины. Еще и врач. Что с ней?

И они перешли на язык медицинских терминов. Наташа кивнула им обоим и вышла, раздумывая, знает ли сестричка, кем стала для Лукина? По всему выходило, что та еще не в курсе. Девушка, загадочно улыбаясь от предвкушения реакции сестры на новость о том, что она невеста, вошла в свой кабинет.

ГЛАВА 33

Рабочий день закончен. Полина отправлена домой. Офис затих. Обе двери из приемной в кабинет генерального открыты, чтобы видеть входящего. Александр Иванович внимательно просматривает биржевые котировки. Вопль, а потом визг буквально выбрасывают его из кресла. Уже выскакивая из кабинета, понимает, что кричит Наташа. Там что-то происходит такое, что напугало его девочку. На бегу выхватывает телефон:

— Стража! Кабинет 607!

На рев генерального срываются двое. Бегом наверх!

Александр Иванович влетает в помещение, дверь грохочет об стену. Наташа стоит около стола и визжит, закрыв глаза и прикрывая лицо руками. Только там никого нет. Никакой видимой угрозы. ЧТО ПРОИСХОДИТ?!!!

Два шага и хватая ее в охапку, вглядываясь в лицо, приговаривает:

— Что случилось, маленькая? Чего ты так испугалась? Тихо-тихо, я здесь, все хорошо. Ну, посмотри на меня.

Осознав, кто перед ней, она замолкает, поднимает на него глаза, по щекам ползут слезы:

— Ты чего так долго?

От этих слов мужчина растерялся, а потом его душу затопила такая нежность:

— Прости, спешил, как мог. — И не удержался, прижимаясь губами к пушистой макушке, потерся носом о ее волосы.

— Что случилось? Скажи мне. Чего ты так испугалась?

— И вовсе не испугалась, только там паук и я его боюсь, — последние слова она произносит шепотом.

Александр Иванович, с трудом оторвавшись от такой желанной добычи, наклоняется и внимательно вглядывается в ее лицо. Ответ его любимой девочки поставил в тупик. Давно не сталкивался с такой логикой и боялся ошибиться. Может дело в том, что малышка перенервничала и ей пора отдохнуть? Понять бы еще как это: не испугалась, но боится. Если бы такое сказал мужик, то можно было бы поинтересоваться: сам-то понял что сказал? Но такое сказала его девочка, его маленькая, любимая девочка.

Мужчина на ушко шепотом задает вопрос:

— Ты мышек тоже боишься?

Она наконец-то поднимает голову и смотрит на него:

— А ты?

— Я — нет.

В его глазах появляются искорки счастья, а рот сам расползается в улыбке, которую он пытается укротить.

Уловив ее вздох и наблюдая за опускающейся головой, слышит ответ, приводящий в изумление:

— Я их хвостов боюсь.

На всякий случай переспрашивает:

— Хвостов?

— Да.

— А если без хвостов, — немного отстранив ее от себя, внимательно оглядывает ее лицо.

— Без хвоста будет хомяк, они иногда даже симпатичные бывают.

На этой фразе в кабинет врываются два хорошо подготовленных, тренированных молодых человека и останавливаются, увидев, как директор нежно держит в объятиях маленькую хрупкую девушку.

Увидев стражей, генеральный командует:

— Бойцы, паука поймать и…

Почувствовав движение, опускает взгляд на смущенное личико, а она явно стесняясь, почти шепотом заканчивает инструктаж:

— И в банку его, и на улицу. Убивать не надо. Паук не виноват, что его не любят.

Александр Иванович выразительно смотрит на ребят, улыбается, переводит взгляд на Наташу и послушно повторяет со вздохом:

— И в банку его, и на улицу, — сейчас просто не может скрыть бесконечной нежности к этой женщине. Да и женщине ли? В голову крадется на цыпочках крамольная мысль и начинает волновать его мужское эго. И, похоже, права была Демидовна! За этой в голове появляется еще одна: лучше бы я об этом не думал!

Кусая губы, чтобы отвлечься, оглядел ее. Бледная, тоненькая, почти прозрачная, и наверняка, голодная! И практически приказал:

— Идем, тебя надо покормить. После стресса, обязательно чем-то сладким.

С этими словами они покидают кабинет, а два бодигарда, основательно тренированные на охрану и защиту, бродят по кабинету, то тут, то там, что-то переставляют, ищут или делают вид, что ищут паука, который уже давным-давно спрятался от такого шума или убежал. Но они шарят по всем щелям, улыбаются, переглядываются между собой и добросовестно выполняют приказ босса: паука поймать и…и в банку его, и на улицу, потому, что он не виноват, что его не любят.

Регина проснулась и прислушалась. Тишина. Открыла глаза — темно. Только тесновато как-то лежать. Повернула голову и увидела Лукина. Он спал. Дышал ритмично, глубоко и абсолютно беззвучно. Лежала, смотрела на него, а прислушивалась к себе.

Мужской тип лица, высокий лоб, ровный нос с тонкой спинкой, высокие скулы. Губы достойны особого внимания. Смотрела на них и вспоминала все возможные литературные описания. Пожалуй, они напоминают «лук Амура».

— Ты меня так долго рассматриваешь. Нашла что-то примечательное?

Наташа вздрогнула и была тут же придвинута к большому, такому теплому телу. Сергей смотрел на нее внимательно, с некоторым ожиданием. Была бы на ее месте другая, они бы уже давно начали играть увертюру извечной пьесы, последовательно переходя от одной части к другой. Только она не другая. И самое странное то, что достаточно опытный в этом деле мужчинане знал, как подойти в первый раз. Не оттолкнуть, не испугать, потому, как прекрасно видел — опыта в этом деле у нее нет или он совершенно ничтожен. С другой стороны ее женского интереса к себе как-то не ощущал, это и останавливало, и очень беспокоило. Только этот цветок манил к себе так, что иной раз было трудно дышать, стоило лишь просто подумать о ней. Маленькая, хрупкая, с огромными невозможно голубыми глазами, которые смотрели на него чересчур мудро, чем постоянно и основательно смущали. К этому опасался и характера со стальным стержнем, понимая, что теперь ее очередь ответить или нет. Все шаги к ней он уже сделал. Теперь ее очередь.

Повернул к ней голову, попытался обнять. Реакции — ноль. Вздохнул с сожалением и сел:

— Домой тебя отвезти?

— А который час?

— Что-то около одиннадцати.

— Ой! Мои, наверное, с ума сходят.

— Не беспокойся, вечером Наташу предупредил, что приедем, как проснешься. Как ощущения? Голова болит?

— Нет, все нормально.

Аккуратно поднялся, подал ей руку.

— Вставай, только осторожно, без рывков и резких движений.

Она послушно и медленно присела на край, опустив вниз ноги. Прислушалась к себе.

— Ну, как?

— Вроде бы ничего. К себе придется подняться, сумку забрать. И поедем.

— Сумка уже здесь. Можем ехать хоть сейчас.

— Хорошо. Поехали.

Осторожно поднялась на ноги, оценила свое состояние. Вроде бы все тихо. Глянула в небольшое зеркальце, пару раз махнула расческой по непослушным волнистым волосам.

Из машины позвонила Наташе и в трубке с удивлением услышала голос Александра Ивановича:

— Да!

— Добрый вечер, а Наташу можно услышать?

— Добрый, Регина. Как себя чувствуешь?

— Спасибо, все в порядке.

— Слава Богу, держи тебе Наташу.

— Привет, ты как? — Голос сестры был обеспокоенным.

— Нормально все, домой еду. Правильно поняла — ты в гостях? В Озерном? Останешься в усадьбе или домой?

Было слышно, как сестричка немного смутилась:

— Как-то не думала еще. Наверное, домой поеду.

Где-то на втором плане появился голос хозяина:

— Оставайся, комнату для тебя уже приготовили.

Сестра пару секунд помолчала:

— Регина, может, и правда, останусь. Твой жених сказал, что он за тобою приглядит, поэтому я не волнуюсь.

— Кто? — На вопросном слове голос как-то пискнул.

Хитренький голос с нотками явного веселья подтвердил:

— Жених.

— Какой еще жених? — Недоумение Регины чувствовалось в достаточной степени отчетливо.

— А ты сейчас где?

— Я в машине Сергея, мы домой едем.

— Ааа, так ты с женихом, тогда все нормально.

— Откуда дровишки?

— От персонажа вестимо! А ты не в курсе?

— Теперь да, — в голосе прорезались хмурые нотки.

— Не забывай, он за рулем. Безопасность на дорогах — наше все!

И едва сдерживая смех:

— Пока, доброй ночи, невеста!

— Ага! Без места.

Регина нажала кнопку отбоя и повернулась к водителю.

— Ничего не хочешь мне объяснить?

— Что назвался твоим женихом? А ты — против? Выходи за меня.

Она отвернулась, рассматривая мелькающие огни в боковом стекле:

— Не заезжай во двор, сама дойду.

Огорченный водитель заглушил двигатель, повернулся к ней:

— Сердишься? Все равно провожу.

Шли молча. Повернулась к нему лицом около самой двери:

— Спасибо. Спокойной ночи.

Поднял руку, чтобы удержать, но наткнулся на холодный взгляд и рука сама опустилась. Смог только тихо пробормотать:

— Все-таки надо поговорить. Не хочу оставлять все так неопределенно.

— До свидания, — девушка развернулась, открыла замок и вошла к себе, даже не обернувшись.

Сергей ударил кулаком об ладонь, ругнулся сквозь зубы и пошел к машине.

Регина вошла в большую комнату.

— Мау-мау-мау, — басом на балконе орал Мурзон.

Открыв балконную дверь, улыбнулась любимцу:

— Давай уже быстрее, холодно. Чего разбегался? Скучно тебе? Давай-ка завтра к деду и к Амыру поедем? Вот там веселая компания. Там Тошка и Эмик, вкусно кормят и тискают. Только надо бы не забыть твое приданое забрать.

Телефонный звонок заставил Регину вздрогнуть:

— Да, слушаю.

— Регина, это Валентина Исааковна. Добрый вечер, я не поздно?

— Добрый вечер, Валентина Исааковна, нет, не поздно. Вот только что приехала. Спасибо, что в очередной раз помогли мне.

— На здоровье. Как себя чувствуешь?

— Поспала и все пришло в норму. Спасибо большое!

— И хорошо. И пожалуйста. Регина, у меня есть разговор, но не по телефону. Нельзя ли нам завтра встретиться?

— Только рада буду. Заходите после пяти, и мы поговорим.

— А можно и Наташу пригласить?

— Наташу? Хорошо, передам, чтобы она осталась. Приходите, мы будем ждать.

— Спасибо. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Положив трубку, девушка наблюдала за ужином кота и рассуждала вслух:

— Вот интересно, что это потребовалось от нас тете Вале? А, Мурзон? Ты не знаешь? По глазам твоим хитрым вижу, что знаешь, но не скажешь. Ты — партизан, Мурзон! Партизан! Давай, ешь уже и спать-спать-спать.

— Наташа, пора просыпаться, — Александр Иванович минут пять уже сидел на краешке кровати в ее комнате, рассматривая свое сокровище, прежде чем начать будить. А сокровище лежало на боку, подобрав под себя одну ногу, положив обе руки под щеку и посапывало. Золотистые кудри в беспорядке закрывали лицо. Видно было, что с волос исчезает темная краска, и возвращается свой естественный цвет.

Неожиданно подняв голову, пальцами убирая с лица пряди, спросила:

— На работу?

— На работу, на работу, — он уже улыбался. А она опять закрыла глазки, плюхнулась назад, поменяв положение рук, обняв подушку.

— Сейчас-сейчас. Просыпаюсь-просыпаюсь-просыпаюсь, — с каждым словом голос становился тише и слабее, было понятно, что Наташа благополучно снова засыпает. Счастливый поводил рукой по ее плечику, выглядывающему из кокона одеяла, и услышал бормотание:

— Мурзон, паршивец, ты опять из горшка с холодными и мокрыми лапами приперся!

Александр Иванович, хрюкнул от смеха.

— Ты еще и с соплями. Иди отсюда, поганец, пускай тебя Регина лечит и лапы помоет.

Одеяло благополучно ползло вниз, со спящей девушки.

— Натаашаа…

Александр Иванович, заговорил громче. Из-под одеяла раздалось:

— Мурзон, даже если ты научился говорить, кормить тебя все равно не пойду! Завтрак в семь у всех, а сейчас шесть двадцать! Отвали! У меня сорок минут заслуженного сна! Все, исчезни!

Часы показывали действительно шесть двадцать, он сильно удивился такому чувству времени. Она даже во сне умудрилась с точностью до минуты назвать минуты-часы и не ошибиться. К тому же Александр Иванович понял, что раньше чем в семь Наташа не поднимется. Что ж, придется опоздать. Сегодня не страшно.

И они опоздали. Приехали к двенадцати вместо восьми, когда в конторе давно кипела работа.

Орготдел опять готовил переговоры с правильными на этот раз китайцами.

Тошка и Эмик приехали после занятий в университете ближе к трем, довольные тем, что Мурзона удалось перевести домой к деду и Амыру.

Наташа вошла в кабинет в тот момент, когда Эмик с упоением рассказывал историю переезда кота на ПМЖ.

— Как он вдохновенно орал!

Рассказывая про кота, Эмик принял позу истинного трагика.

— Божже, это были вопли прощания с любимой миской!

Рассказчик остановился посредине кабинета, заломив руки, закатив глаза, и как талантливый актер держал паузу. Держал ее долго. Секунды три. Когда понял, что все впечатлились, то перешел на вполне обычный тон:

— А чего мне не сказали, что у него по жизни все по два? Один набор мебели, сантехники и посуды у Амыра, а второй у Регины. Нехорошо получилось. Пока это до меня доперло, мы же успели отъехать от дома.

— И что?

— Что-что, пришлось извиняться и возвращаться.

— И как? Мурзон, извинения принял?

— При чем тут Мурзик? Эмик перед таксистом извинялся, — Тошка захихикала.

— Простите, извините, мы что-то забыли, но не знаем что. Давайте вернемся, нам нужно еще раз все посмотреть. А то кот так расстроился и ревет как раненый тигр.

— А таксист говорит, что когда у него кошак так расстраивается, он лечит его тапком, потом подумал и добавил, что надо его все-таки кастрировать. Оказывается, коты после кастрации так не орут.

— Кстати, а Мурзик кастрирован? Нет?

Регина помотала головой. Тоша обрадовалась:

— И очень хорошо. Такие котятки будут у него славные. Надо найти ему девочку, красивую и с хорошим характером.

Эмик, потирая руки, согласился:

— Точно, ему одному будет скучно.

— Только давайте не породистую, а обыкновенную, умненькую, уютную Мурочку ему отыщем.

— А что, Мурочка и Мурзик — хорошо звучит.

Все присутствующие улыбались, и тут Эмик пожаловался:

— Я тут за Мурзика лапой по макушке получил.

— Ага. Он просто его шлепнул. Без когтей. Вот тебе и Мурзик. Теперь его только полным именем и никаких нежностей и домашних прозвищ!

Мелкие щебетали не затыкаясь. Они влюбились в этого кота. И теперь строили планы по устройству его личной жизни.

Вдруг Тошка всплеснула руками:

— Ой! Регина, Наташа! Меня Игорь пригласил на бал в какое-то там посольство.

— И что? — Эмик склонил голову к плечу, внимательно рассматривая сестренку.

— Ты для бала очень даже ничего. Иди. Игорь нормальный парень.

— Эмик, а платье?

— У тебя есть, в цветочек такое, прошлым летом на пляж ходили. Оно здоровское.

— Братик, ты притворяешься или совсем дурак, — Тошкин проникновенный голос не обещал ничего хорошего.

Начальница хлопнула в ладоши:

— Так, ребята! Давайте вначале поработаем чуть-чуть, а потом про кота, про бал, про платье. Все личные вопросы после пяти! Вперед! Эмик мне нужен график переговоров, а лучше весь график встречи с китайцами. Тоша, тебе нужно обговорить по скайпу вот это, — Регина подала ей листок, — не забудь спросить, сколько человек требуется на перевод. Наташа, — повернулась к сестре, — поезжай в «Голубую бухту» или в «Тихий дворик», закажи банкетный зал на день подписания договора.

— «Тихий дворик» — как-то уж очень по-семейному, а нам нужно чуть-чуть пафоса. Остается «Голубая бухта»? Мне доводилось как-то обедать там, кухня не впечатлила. Может лучше в «Бирюзу»?

— Нет, это Тошке на прием нужно бирюзовое платье, а обед …

Эмик ткнул пальцем в монитор:

— О, смотрите, все ломанулись к «Северной лагуне». Они только открылись. Интерьерчик свежий и шеф-повара хвалят.

— Тогда я — в «Северную лагуну», — Наташа повернулась к выходу из кабинета.

Неожиданное появление генерального всех немного напрягло.

— А меня с собою не прихватите? Мне бы тоже хотелось посмотреть на интерьерчик и поесть, тем более что пообедать сегодня не получилось, — Александр Иванович стоял в проеме двери и улыбался.

— И меня тоже. Прихватить. А я бы и Регину Александровну забрал. Там бы все по приему и обсудили, — Алексей Александрович стоял за спиной отца, перебирал какие-то бумаги, а сам периодически поглядывал в сторону Регины.

Девушка давно заметила к себе интерес Алексея, но еще не решила нравится ей это или нет, а потому сейчас нахмурила бровки. Когда успел войти в кабинет? Непонятно. Отчего-то покраснела и срочно стала искать что-то у себя на столе.

— Решено. Поехали все.

Генеральный сделал шаг из кабинета, но вернулся:

— Эмик, Тоша, собирайтесь. Как без вас? — Александр Иванович вздохнул, как будто мирясь с неизбежным.

— Я не могу, — Эмик изобразил высшую степень страданий, — у меня проект горит.

— Ааа… я… я без Эмика не поеду. И работы много, и вообще — это для взрослых. И не люблю эти пафосные рестораны. Я у Тамрико люблю.

— Ясно. Тогда трудитесь, пчелята. Мы приедем через пару часиков. Тоша, Полину Платоновну предупреди.

Тошка тряхнула козырьком бейсболки.

Вся компания двинулась по коридору. Навстречу им попалась Валентина Исааковна, немного неуверенно улыбнулась:

— Регина, мы договаривались о встрече.

— Да, я помню. И к пяти обязательно подойду.

— Нет, не успеешь, — Александр Иванович смотрел на них с предвкушением препирательства. Уже представлял, как одна из них сейчас взбрыкнет, и ему придется рыкнуть. Но все пошло немного не так.

Валентина кивнула своим мыслям и поставила перед фактом:

— Тогда я с вами. Сейчас слышала из коридора, что в новый ресторан обедать собрались. Не беспокойтесь, надолго не задержу и не помешаю. Может и правильно, что все всё узнают. Устала уже это в себе держать.

В ресторан отправились пешком. Здание стояло на соседней улице и представляло собой современный кубик с большими окнами, широким невысоким крыльцом и огромной зеркальной дверью. Внутри интерьер был выполнен в голубых, светлых песочных и зеленых тонах. Лаконично, стильно, запаха кухни не ощущалось. К ним сразу подошел администратор, проводил за столик. Пока усаживались, подошли два официанта и подали меню.

Валентина Исааковна меню отложила. Сидела задумавшись. Сделали заказ. Чтобы выбор был более широк, договорились, что закажут разные блюда. Регина для Эмика и Тошки сразу отметила десерт. Попросила упаковать, уж эти сластены запросто выступят в качестве экспертов. Подали аперитив.

Валентина Исааковна вздохнула и, ни на кого не глядя, начала говорить, обращаясь к Белоярову-старшему:

— Саша, ты мою историю знаешь как никто. Я всю оставшуюся жизнь буду тебе благодарна за помощь сыну. Но случилось, как случилось.

Женщина опять вздохнула, достала платочек и скомкала его в руке.

— Давид…, он как чувствовал что-то. За год до болезни, сдал сперму в «Биобанк». Мы так над ним шутили. Время показало — зря.

Она помолчала.

— Когда все уже случилось, моя племянница, что работала тогда в этом самом «Биобанке», шепнула мне: семенной материал выбран, и даже написала, кто будет матерью ребенка Давида. Странная женщина вынашивала моего внука. Умная, интеллигентная, но какая-то неприкаянная что ли. Это потом я узнала, что она всего лишь суррогатная мать. А документы были оформлены на другую женщину, обеспеченную, одинокую, которая похоронила сестру и решила, что в память о ней родится малыш.

Валентина Исааковна растягивала платок, потом комкала его опять.

— Даже видела малыша в роддоме. Потом наблюдала за ним на прогулках, и как-то совершенно неожиданно потеряла внука из виду. Он как пропал из семьи. То ли она его увезла, то ли кому отдала на воспитание — не знаю. Я его искала все эти годы и уже отчаялась. А тут год назад увидела копию своего сына, только светловолосую и кареглазую. Тут поняла, что Господь смилостивился надо мной и вернул продолжение моего сыночка. Он работал у тебя, Саша.

Она подняла голову:

— Медик в офис не был нужен, а нужна была уборщица. Вот и пошла, только чтобы быть рядом с моим внуком. С Эмиком.

Александр Иванович передвинул бокал с водой:

— Погоди, Эмик — твой внук? Эмик — сын Давида, ты это хочешь сказать?

— Да, Саша. Эмик — сын Давида. Вот документы экспертизы.

— И как ты это провернула?

— Просто. Эмик как-то порезал палец, обрабатывала, бинтовала, естественно я. У меня сохранился окровавленный платок Давида, еще со студенческих времен. Отчего его не стирала — не знаю.

Александр Иванович читал бумагу, задумчиво поглядывал на женщину. Положив документ на стол, пододвинул его к женщине, которая сидела с таким несчастным видом. Спросил осторожно:

— Валя, а от нас ты чего хочешь?

Неожиданно громкий голос всех заставил вздрогнуть:

— Не отнимайте у меня мальчика! Я вас всех очень прошу! У меня в жизни ничего не осталось и никого не осталось. Не отнимайте. Я на колени встану!

Белояров-старший вскинул на нее глаза:

— Валя? Что с тобой? Скажи мне КАК?! Как мы можем у тебя его отнять? Вот объясни мне, тупому мужику!

Она явно не ожидала такой реакции и обескураженно зашептала:

— Вас много, а я одна. Вдруг вы что-то придумаете.

— А зачем нам это нужно? — Регина заговорила тоже почти шепотом.

Взгляд женщины заметался по залу, а пальцы порвали платочек:

— Не знаю, но так боюсь. А вдруг он уедет, и я его опять потеряю и теперь уже навсегда.

Наташа смотрела на эту измученную горем женщину и не могла взять в толк: как эта женщина хочет быть рядом с Эмиком, которому ничего не объясняет? Получается, что тот и не знает: у него имеется кровная бабушка. Или знает? Она все-таки спросила:

— Вы с ним говорили об этом? Что вы его бабушка?

— Нет. Не знаю, как подойти. И так боюсь испортить мальчику жизнь. Он молодой. Ему нужно жить, расти, развиваться, а я буду только мешать. Я старею, вдруг не сумею стать ему опорой.

Наташа понятливо кивнула:

— Ну да. Он жил в детдоме и никому был не нужен, кроме маленькой беззащитной девочки. Сейчас живет самостоятельно, но без бабушки, которая фактически у него есть.

Регина была более жесткой в рассуждениях:

— Зачем вы этот разговор затеяли? Эмик вам не нужен. Вы не его обожаете, глядя на него со стороны, а лелеете память о сыне. Вы не печете ему пироги, не шумите вслед, что нужно одеться теплее, не ворчите за то, что мало спит и ест иной раз что попало. Не сердитесь за то, что пропадает все время за монитором и забыл о прогулках. Вы не покупаете ему маленьких сюрпризов, чтобы его порадовать, не кладете в рюкзак мешок с бутербродами, наказывая поделиться с друзьями и не забыть, перед едой помыть руки. И все потому, что его бабушка боится, вдруг не сумеет стать ему опорой? Бред! Человек просто должен быть кому-то нужен! Ему нужна забота! Слышите?! Забота и любовь! А не ваше плечо или кошелек в качестве опоры.

Регина не могла кричать в ресторане, она говорила почти шепотом.

— Забота, доверие, чувство востребованности! Понимаете?! Это то, с чем человек должен жить. Он должен быть кому-то необходим. Нужно, чтобы его любили! Любили не за что-то, а просто так. Он должен чувствовать: нужен не за что-то, а за то, что он просто есть!

Регина перевела дыхание:

— Простите. Выйду на минуту.

Наташа собралась идти за ней, но была остановлена Алексеем. Он поднялся и вышел следом.

Александр Иванович уткнулся носом в бокал, покачал головой, и глянул на собеседницу. Отведя глаза произнес:

— Вот что тебе скажу. Дура ты, Валя.

Откинулся на спинку диванчика и начал рассказывать:

— Эмик сбежал с Тошкой из детдома, когда ее, десятилетнюю девочку, собрались продать в подпольный бордель. Он выживал вместе с Тошкой по подвалам и вокзалам больше года. Твоего внука выудил из подворотни Валентин Францевич Брокк. Старенький учитель математики. Просто забрал из подвала двоих детей, грязных, тощих, больных, со вшами, глистами, непрекращающимся кашлем и поносом, со страшным дефицитом веса.

Регина и Алексей вернулись за стол, а Александр Иванович продолжал:

— Этот человек их отмыл, вылечил, откормил, прошел программу средней школы за два года, научил всему, чему только мог. Он не боялся не стать для них опорой, он просто о них заботился. Это он научил Тошку говорить, писать и читать по-немецки. Купил на свою нищенскую пенсию допотопный компьютер для Эмика, осваивал вместе с ним информатику и радовался первой написанной мальчиком программе. Помогал им, как это понимал и как мог.

Алексей потягивал вино из бокала:

— Кстати, мы с ним встречались три месяца назад. Жив, по возрасту здоров. Ему восемьдесят четыре года, живет с племянником, которому шестьдесят. Надо сказать, что он более живой, чем его родственник. Они каждый день общаются по скайпу с Эмиком и Тошкой. Обговаривают какие-то свои дела, делятся проблемами, мыслями, предположениями. Я с Валентином Францевичем рядом сидел, когда Тошка звонила. Мы втроем хохотали почти час, пока они разрешали какие-то философские проблемы — ребенок реферат писал.

Белояров навис над столом:

— Год, Валя! Ты потеряла год счастья!

После этих слов снова сел опираясь на спинку дивана. Над ними повисло молчание. Валентина Исааковна комкала свой платок:

— Саша, что мне делать?

— Не знаю, Валя, не знаю. Это твой внук. Это твоя жизнь. Раскладывай по полкам все сама, не маленькая уже. Только помни, что Эмик, Тошка, Регина и Наташа — они родные, и по крови, и по духу. Только Эмика в единоличное пользование ты получить не сможешь.

Алексей засмеялся:

— А дальше к ним прилагаются два деда, три будущих зятя, куча друзей, подруг, много шума-гама, проблем, вопросов!

Тут Белояров-старший взял в руки бокал, поднял его в приветственном жесте, обращаясь к сыну:

— И как мне донесла сегодня стража, сверху еще кот.

Молодой человек внимательно наблюдал за состоянием отца, но при последних словах понял, что того начало отпускать.

— Кот?! — Алексей округлил глаза, — пап! Кот! Это же нашей Мурочке дружок будет. Вечером обговорим это дело. Надо подумать, как его залучить к нам.

И двое мужчин начали стоить планы устройства личной жизни любимицы семьи, потом в диалог вклинились две сестры, и уже вчетвером они начали разрабатывать стратегию кошачьего знакомства.

Валентина Исааковна глядя на разговор этого квартета поняла одно, она обжилась в своем горе. Ей там стало так уютно, что она долгое время даже не подозревала о жизни вокруг, которая течет своим чередом, где, если она того захочет, будет и для нее местечко. Если она захочет. А вот захочет ли?

ЭПИЛОГ

Тимур сидел над дневником Тригорской Надежды Паисьевны. Ворошил пятерней волосы, читая страницу за страницей. Это не был дневник в полном смысле слова. Это были разрозненные записи о своих планах и их реализации. Иногда проскальзывали описания событий с какими-то людьми, которых хозяйка дневника обозначала как леди Х или сволочь Z. Встречались какие-то расчеты, формулы, уравнения из физики, химии, генетики, какие-то графики и таблицы. Конечно, Тимур, с его профильным военно-юридическим образованием, мог только опознать область знаний и не более, но некоторые небольшие комментарии заставляли восхищаться и ужасаться злым гением этой женщины. Она писала о вещах, о которых пишут только фантасты.

В ее планы входило такое количество новорожденных для опытных исследований — одного роддома будет мало. Волосы вставали дыбом от ее гипотез и возможной смертности биоматериала. И это ее нисколько не смущало.

Тимур потянулся за чашкой остывшего кофе, чашка поехала от руки, Тимур вздрогнул, сердчишко ёкнуло. Внимательно осмотрел свою любимую посудину, увидел ниточку, тянувшуюся на соседний стол. Поднял глаза. Там устроились двое. Виктор и Селим смотрели на него с некоторым напряжением.

— Чего?

— И тебе здравствуй, дорогой друг!

— Уфф! Мужики, я тут маленько охренел!

— Мы так и поняли, и пришли тебя спасать.

— Тимур, спасать в прямом смысле слова. Нас Ксю пригнала.

Тимур выдохнул:

— Это, — он потыкал пальцем в дневник, — читать нормальному человеку нельзя. Дам посмотреть первые десять страниц и последние. Это пипец как страшно.

Селим брезгливо дернул рукой:

— То ли я не смотрел эту дрянь. Вчера сидел, заняться было нечем, вот и полистал. Хочет она быть богатой и знаменитой! Мля! Какая хотелка должна для этого быть, чтобы угробить на экспериментах детей своей родной сестры, а ее проиграть в рулетку.

— Ты не прав, это не дети, это биоматериал!

— Тьфу! Биоматериал — это она со своей долбаной сестричкой.

— Ребята, а эта, она вправду была профессиональной шпионкой-шлюхой?

— Да. Это правда. Где-то там, в Латинской Америке ее обучали, только обучали как-то стремно. Наши ее быстро срисовали.

— Угу. Или она захотела, чтобы срисовали.

Селим скривился:

— Все равно про их деятельность говорить и читать — противно. Жизнь в мир приводит Женщина. Через муки, боль и страдания. В результате получается столько любви. Посмотрите на моих. Как мы жили без этих беззубых улыбок? Без этих каканых попок, мокрых пальчиков, которые лезут тебе то в глаз, то в рот. Без новых наших достижений каждый день?! Тимур сегодня сам перевернулся на животик. Слышишь, тезка?

— Он еще мал для таких подвигов, вы чего ребята, из него ниндзю готовите? Ему чуть больше месяца! Аккуратнее там, с моим крестником, пусть развивается в графике обычных детишек!

— Нормально все у нас. Не переживай.

Виктор листал дневник:

— А чего она тут пишет, про «хочу»? Через страницу большими буквами: ХОЧУ БЫТЬ БОГАТОЙ И ЗНАМЕНИТОЙ! Это ж клиника! Почему никто не заметил, что у нее крыша давно в пути?

— По ходу — да. Это уже к психиатру.

— Только с ее позиций, она не учла одного: хоти ты, сколько в тебя влезет, и помни, что может найтись еще более сильный и умный, который тоже хочет стать за твой счет богатым и знаменитым. Тогда ты превратишься в биоматериал.

— Хреново ее выучили. Это же Дарвин и Ницше в чистом виде.

— Очень похожа она своими повадками именно на животное, примитивное животное. Только таким в прайде не место. Их изгоняют или уничтожают.

— Изолировать ее надо было еще в детском саду. Наверняка кошек мучила.

— Она тут пишет, что имеет на это право и это ее свобода выбора.

— У фашистов тоже была своя философия и свобода выбора.

— Помнишь, Селим, как нас учили: твое право и твоя свобода заканчиваются на кончике твоего носа!

— Свободен ты тогда, когда ощущаешь свою связанность законом и нравственным правилом. Где тут можно увидеть это нравственное правило, среди одного лишь животного «хочу»?

— Ей надо было на морде это татуировкой написать, как в зеркало глянет, так читает! Хочу, мля!

— Откуда и какое такое «хочу», самое главное за чей счет?

— А такое волшебное «хочу», которое нужно было удовлетворять за счет сестры, ее жизни, ее карьеры, ее семейного счастья, которого не случилось, ее деток. Это ОНА хотела. А остальные — это средство, их не жалко. Это биоматериал и накладные расходы! Жаль, что только перед смертью сестра это поняла.

— Надо это сжечь. Дневник этот.

— Тебя не смущает то, что в этом дневнике могут быть открытия полезные для всего человечества.

— Меня смущает то, что найдется какой-нибудь отморозок или больной на всю голову и попробует это реализовать так, как она планировала. Вот это меня смущает.

Селим привычно похлопал по карманам брюк, проверяя наличие ключей.

— Погнали, мужики. Надо это, — он потряс дневником Тригорской, — уничтожить, а потом успеть к Тамрико, она для Элички что-то там готовит, чтобы молока побольше было.

— Вперед, так вперед!

— Иди уже быстрее!

— О! Витюха после госпиталя ожил, меня поторапливает!

Три друга вышли из здания охранного агентства и поехали выполнять задуманное.

Наташа и Регина приехали поздно вечером, когда остальные домашние уже разбрелись по своим углам. Амыр с Мурзоном о чем-то беседовали в библиотеке, Тошка с Эмиком в очередной раз по скайпу терзали вопросами Валентина Францевича и периодически из их комнаты раздавались взрывы хохота или обиженный Тошкин голос.

Леонид Александрович ждал девочек, услышав, как открывается входная дверь, стал спускаться им на встречу.

— Привет, деда!

Девочки выглядели довольными, но во взглядах мелькала какая-то озабоченность.

— Привет, как добрались?

Сестрички снимали сапожки, определяли куртки в шкаф:

— Нас Степа привез.

— Мы в новом ресторане обедали. В «Северной лагуне».

— И как? Понравилось?

— Нормально. Интерьер интереснее, чем кухня. Но она на приличном уровне. Сытно, вкусно, не заоблачно дорого.

— Соотношение цены и качества блюд вполне приемлемые. И Александру Ивановичу, и Алексею Александровичу понравилось.

На стол встала коробка:

— Это десерт, малышня должна оценить. И для взрослых там кое-что интересное есть.

Коробочка с фирменным вензелем перекочевала в руки деда. Он открыл крышку и улыбнулся, а Наташа продолжала:

— Китайцев решили кормить там после подписания договора.

— Только мы все равно хотим твоего чая.

— И поговорить.

Он улыбался, слушая два журчащих нежных голоса:

— Хорошо. Сейчас будет чай, и сколько хотите разговоров. Умывайтесь и спускайтесь.

Леонид Александрович потирая руки, пошел на кухню. Если чаю и поговорить, то разговор не простой. Но как же это приятно «хотим, твоего чая. И поговорить». Девочки мои. Так греет сердце это «и поговорить». Взрослые, умные, характер сформирован, прошли через такое, что не каждому в дурном сне привидеться может. А вот возникает желание «и поговорить». Эти минуты он ценил более всего.

Колдовал над чаем, а сам раздумывал о своих детях. Как-то тревожить его начало повышенное внимание к его девочкам семьи Белояровых. Старший смотрит на Нику, глаз отвести не может. Стал моложе и свежее выглядеть. В свои пятьдесят просто сорокалетний красавец. Наташа рядом с ним расцветает. Алексей около Леры вьется. Не навязчив, не выпячивает свой интерес как Лукин, но так плотно держит, что даже со стороны уже видно: не отпустит. Как бы Лукин не проиграл эту партию. Хотя тоже неплохой человек, правда, иной раз слишком уж жестко диктует, а это не для нашей девочки, тут нажимать нельзя. Вот договориться — всегда пожалуйста. А вот так, как танк, императивно — нет, не получится.

У Тошки тоже все не так однозначно. Игорь пригласил на бал. Весь ужин про платье пришлось разговор поддерживать. Где интересы старого китайца, а где бальное платье для юной барышни? Пришлось сбежать на минутку к себе, открывать сайты, смотреть, «что ныне в тренде». Кому из его прошлого рассказать — хохотали бы до слез, может, даже и не поверили.

А он спустился на кухню и блеснул. Цвет, фасон, аксессуары, туфельки, макияж. Эмик замер в восторге: «Дед, ну ты…». Вот так вот. Надо соответствовать! На тебя детям надеяться полагается. Вот и соответствуй.

Пока девочки переодевались, мыли руки и спускались вниз, Леонид Александрович успел помудрить над чаем, решил, что время позднее и успокоиться перед сном им не помешает, добавил в чай щепотку своей любимой заварки.

Уселись каждый на свое место, сделали по первому глотку.

— Деда, скажи, чего сегодня положил туда? В чай? Вкус немного изменился.

— У меня свои секреты. Годиков через эннадцать, точно не скажу через сколько, каждой из вас достанется по небольшому чайному рецептурнику, вот оттуда все и узнаете, — Леонид Александрович с улыбкой посматривал на своих девочек.

Все сделали еще по паре глотков и Регина начала разговор:

— Деда, нам Тимур отдал наши документы.

— Документы на фамилию Тригорских. Паспорта, метрики, полисы, дипломы, аттестаты. Он их забрал из ее квартиры.

— Мы ведь живем под чужими именами.

— А вам бы хотелось свои вернуть.

Они покивали головами.

— Что мешает? Были Наташа и Регина, а стали Валерия и Вероника?

Он хитрым глазом стрельнул в обеих:

— Общественное мнение?

— Наверное, да.

— Это не то, чем в этом случае нужно руководствоваться. Важно то, что важно для вас.

— Мы хотим вернуть свою настоящую жизнь. Не прятаться за каждым кустом и не бояться, что нас вот-вот разоблачат, что мы не те, за кого себя выдаем.

— И что этому мешает? Есть какие-то сомнения?

Регина вертела чашку с чаем:

— У каждой из нас есть определенные обязательства, и исполнить их мы сможем только со своими нынешними фамилиями и именами.

— Обязательства? Какие?

Регина вздохнула:

— Я обещала человеку, по документам жены которого я жила, что его безвестное отсутствие будет зафиксировано, а через пять лет он будет признан умершим.

— Признан? На самом деле жив?

— Да, он в монастыре. Принял постриг.

— Зачем ему тогда все это?

— Не знаю. Он не рассказал свою историю. Но я обещала.

— А когда срок истекает?

— Через неделю.

— Ты собираешься выполнить свое обещание?

— Да. Я должна его выполнить.

— Лера, неделя не такой уж большой срок. Обещание выполнишь, все встанет на свои места. Ты снова станешь Валерией Тригорской.

Вторая чашка чая была сейчас более чем, кстати, потому, что Наташа решила рассказать еще кое о чем.

— Деда, ты только не пугайся, но у меня есть бабушка…

— И она тоже будет жить с нами?!

Ужасу Леонида Александровича не было предела. Он аккуратно поставил чашку и приготовился отстаивать суверенитет своей жилплощади. Девочки от души рассмеялись.

— Нет, она не согласится, хотя…

— Наташа, кончай деда дразнить!

Это спустился Эмик и уже инспектировал холодильник на тему «перекусить бы чего».

— Да ладно вам! Екатерина Сергеевна и Людмила Васильевна — две милейшие старушки, у каждой есть жилье и каждая дорожит своей независимостью. Кстати, обе сейчас в городе. Они по очереди ездят друг к другу в гости, — Тошка довольная тем, что все объяснила, хлебнула чаю из Никиной чашки, встала позади деда и положила руки ему на плечи.

Эмик, набив полный рот, прочамкал:

— Нужен ужин знакомств. Лучше у Тамрико. Я — в доле, дед. Все-таки взрослый, имеющий заработок мужик в доме, а вы меня всегда игнорите в местах общественного питания. Не хорошо это!

Все дружно согласились:

— Не хорошо!

И засмеялись.

Из библиотеки вышел Амыр с котом на руках:

— И мне чайку, пожалуйста, налейте. Мурз, ты чай будешь?

Кот как-то странно муркнул.

— Так я и думал. Лера, а он у тебя тоже чай пил? — Амыр подозрительно поглядывал на кота.

— Угу, бывало. С мятой.

— Вот оно что. С мятой. Тогда все понятно. А то я уже собрался его к ветеринару везти. А если с мятой, то все ясно. Эмик! Я все вижу!

Амыр стоял к Эмику спиной, но наблюдал за манипуляциями молодого человека в отражении стеклянных дверок шкафа.

— Валерьянку будешь пробовать с котом и на себе. Закрою в одной комнате.

— А я дверь чем-нибудь подопру, — Тошка потянулась к коту, тот с удовольствием перекочевал в девичьи руки.

Потом были разговоры про бал, про платье, про ресторан и правильных китайцев, и про все на свете. Семья сидела за вечерним чаем. Разговоры перемежались веселым смехом, шутками. Свистел чайник, иной раз позванивали чайные ложечки, задевая о бока чашек. Вечер тихо перетекал в ночь.

Леонид Александрович Ким сидел за столиком в кафе и ожидал Екатерину Сергеевну, бабушку Наташи. Они договорились встретиться, чтобы обсудить некоторые моменты праздника по поводу дня рождения Амыра Каримовича.

Екатерина Сергеевна очень органично вписалась в их семью и принимала активное участие с жизни неугомонной компании. Старше Леонида Александровича, она умудрялась выглядеть его ровесницей. Одного роста с ним, старалась не надевать на встречи туфли на каблуке, чтобы не выглядеть рядом с этим интересным мужчиной странно. Гуляя вместе, они частенько замечали, как взгляды многих молодых людей останавливаются на их паре, с одобрением осматривая с ног до головы.

Леонид Александрович пришел на встречу с небольшим букетом, заказал любимые пирожные для своей… родственницы? Или… Он задумался над тем, кем же ему приходится Екатерина Сергеевна и не заметил, как около панорамного окна, на улице, остановилась немолодая, седая, одетая в строгое темное пальто женщина.

Инга Яновна Знаменская увидела Лео Кима и замерла. Сердце забилось пойманной птичкой, она сделала шаг ко входу и остановилась. К нему в кафе спешила женщина, которая выглядела намного лучше, чем она. Сдержанные манеры, стильно одетая, ухоженная. Больше всего ее потрясла нежность, с которой он встретил даму. Помог снять пальто, вручив букет цветов, прикоснувшись губами к ее руке, помог устроиться на маленьком диванчике, сам присел напротив, и они о чем-то оживленно начали беседовать.

Она поняла, что ее надежды несбыточны. Они не встретятся. В молодости она выбрала не того мужчину. Признаваться ему в этом было унизительно. Но очень хотелось, чтобы ему тоже было так же больно, поэтому она послала ему весточку о том, что ее больше нет. Зачем это сделала? И сама не знала. Ей было в то время плохо. Очень плохо! И так хотелось, чтобы ему было так же горько и больно, как и ей.

Инга Яновна повернулась и медленно отошла от окна. Было невыносимо смотреть на чужое счастье и думать, что на месте этой элегантной жизнерадостной дамы могла быть она.

А эти двое, похоже, наслаждаясь обществом друг друга, строили планы, и действительно, были счастливы.

Утром выпал снег. Все бело. На елке легкая снежная пыль. Везде такая красота. И воздух. О таком говорят, что он хрустальный.

В усадьбе Белояровых собрались гости по поводу дня рождения Амыра Каримовича. Никто не захотел заходить в дом. Тошка, Эмик и Саша пошли разжигать мангал и спорить о способах приготовления мяса на гриле. Вот Тошка уже тихонько подбирается к Эмику с горсточкой снега. Эмик делает вид, что ни о чем не подозревает, а сам уже присмотрел елку, под которую запихнет Тошку, чтобы сыпануть на нее снегом, дернув дерево за лапу. Саша всем этим безобразием явно наслаждается, но сам настороже, потому, как понимает, что его обязательно зацепит в своей проказе не один, так другой из этих неугомонных.

Вероника стоит рядом с Белояровым-старшим, он держит ее за руку, счастлив, молод и полон надежд.

Валерия приехала одна. Лукин на дежурстве или его не пригласили? Им так и не удалось встретиться и поговорить. Или Лера от этой встречи упорно уклонялась?

Только ее машина въехала во двор, навстречу вышел Алексей, держа в руках овчинный тулупчик.

— Привет.

Лера открыла дверь и еще не вышла из машины, как он протянул ей руку.

— Привет.

— Выбирайся из машины. Надевай!

— Что это?

— Тулупчик овчинный. Новенький. Давай, руки в рукава, пока он не остыл. И пошли.

— Далеко ли мы пошли?

— Нет, тут рядышком. Я тебе пасеку свою хочу показать.

— Зимой?

— Зимой.

— Пасеку.

— Угу, — он энергично покивал головой.

— Ты была когда-нибудь на пасеке? Нет? Видела, как пчелы зимуют? Вот и посмотришь. Это вообще отдельная сказка. Помнишь, мед пробовали в кондитерской? Так я еще года три назад посеял аккурай — это растение такое. Попробуем аккураевый мед! Он не такой как башкирский, но все равно интересный.

И эта парочка скрылась из виду. Вскоре приехал Тимур вместе с друзьями. Он ни на минуту не отпускал от себя сестру Виктора — Ксению. Виктор только-только начал ходить после сложнейшей операции, поэтому в основном пока передвигался на коляске.

В ожидании остальных гостей Леонид Александрович и Амыр Каримович отправились исследовать оранжерею за домом, удивляясь разнообразию диковинных растений. Дверь в теплицу открылась, туда вошла Полина Платоновна и замерла.

— Амыр?

— Полинка? Поленька! Родная моя!

Они смотрели друг на друга и смеялись, держали друг друга за руки и тихонько смеялись. Долгие годы оба не переставали верить в предсказание. «Вы встретитесь дважды», — услышали они однажды от старой цыганки. Пророчество сбылось. И не было людей счастливей.

Светило солнышко, искрился снег, голубое небо укрывало всех своим легким куполом от бед. И было счастье. У каждого было свое счастье.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ЭПИЛОГ