Антициклон [Григорий Игнатьевич Пятков] (fb2) читать постранично, страница - 3

того не узнаю, где все это было, а не то что людей, — подумал он. — Да и наверняка погибли они тогда оба, прикрывая мой отход к морю... Может, только одна та девчонка и уцелела».

Чтобы отвлечься от назойливых мыслей о прошлом, Погожев стал рассматривать густо усыпанное звездам небо, стараясь угадать, которые из этих бесчисленных точек у него над головой братья-близнецы Диоскуры — Кастор и Полукс — покровители мореходов? Кажется, это одно из созвездий зодиака? В астрономии Погожев разбирался слабо. Но легенда об аргонавтах ему нравилась с детства. Язон, перехитрив своего коварного дядю фессалийского царя Пелия, царя Колхиды Айэта, вместе с золотым руном прихватил дочь царя — красавицу Медею. «Видимо, и дружки Язона — Кастор и Полукс отличились в этом плаванье на корабле «Арго» по водам Понта Эвксинского. За спасибо едва ли бы грозный Зевс даровал им бессмертие, поместил на небо и из полубогов произвел в боги — в покровителей гостеприимства и помощников мореплавателей», — усмехнулся он, вспомнив легенду об аргонавтах.

Андрей отыскал «близнецов» на самом горизонте, прямо по ходу сейнера. «Еще часок — и поминай как звали», — радовался он, что успел захватить его на небе, пусть хоть перед самым заходом. И тут же мысли о Диоскурах оборвались. На высоком лбу Погожева проступили глубокие морщины. Губы скривились. «Вместо того чтобы решать насущные земные дела, меня понесло чуть ли не к самому господу богу в гости, — хмыкнул он. — Только с такими мыслями ловить рыбу и поднимать идейно-политический уровень рыбаков»...

Вспомнились пророческие слова старшины Гаркуши, который говорил, что он, Погожев, со своим «мрийлывым характером» выше взводного не подымется. Так и получилось. Ровно через неделю после этих слов, при взятии штурмом высотки, Погожева тяжело ранило осколком мины в грудь. А спустя полгода вышел из госпиталя с белым билетом в кармане. Хотя в том, сорок четвертом году, ему было всего лишь восемнадцать.

С тех пор прошло много лет. Все это время жизнь не особо баловала Погожева благополучием: работа и заочная учеба то и дело чередовались с клиниками и госпиталями инвалидов войны. Ему перевалило за сорок. Из тонкого и звонкого «Ваньки-взводного» он превратился в солидного на вид мужчину. Пораздался вширь и от этого стал казаться ниже ростом, чем в те свои юношеские военные годы. Светлые волосы заметно поредели, проявились глубокие залысины, а виски слегка тронула седина. Теперь сыну его исполнилось столько же лет, сколько было Андрею Погожеву, когда он, девятиклассник, попал на войну. Только в характере Погожева мало что изменилось.

До рыбколхоза Погожев работал в порту, диспетчером на пригородных линиях. Так что жизнь рыбаков для него была не открытием. Сколько раз приходилось ссориться с ними из-за причалов. Год назад Погожева вызвали в административный отдел горкома партии и предложили эту работу. Погожев попробовал отказаться, ссылаясь на трудности работы с рыбаками.

«Не надо сгущать краски, — перебил его инструктор горкома. — Шестнадцать коммунистов. На сто человек — не так-то уж плохо. Там много хороших и беспартийных товарищей. Ваша задача, опираясь на лучших, призвать к порядку несознательных... Словом, принимайте клуб, вникайте в жизнь колхоза, а осенью мы вас будем рекомендовать в секретари», — подытожил инструктор.

Вот и вся его рыбацкая биография.

— Товарыш начальник, може, чайку трэба? — послышался голос Лехи. Погожев, уйдя в «мрийлывые» мысли, поначалу слова кока пропустил мимо ушей. «Да и какой он тут начальник? Особенно для него, кока». Но когда увидел, как тот, припадая на левую ногу, словно приплясывая, пробирается к нему на выборочную площадку, понял, что вопрос касался его.

— Да нет, Леха, спасибо. Не проголодался еще, — отозвался Погожев и слегка прищуренными глазами с неподдельным любопытством скользнул по мешковатой фигуре кока. «Сколько ему лет? От силы двадцать шесть, — подумал он. — Откуда у него это «товарыш начальник», которым он величает председателя и своего капитана? А теперь и я попал в эти «товарыши начальники». И он, мысленно усмехнувшись, спросил: — Леха, ты, случайно, в тюрьме не сидел?

— Ни-и ще. А шо? — Леха замер, так и не дойдя до Погожева. Его маленькие, глубоко сидящие глазки настороженно застыли, а длинное лицо еще больше вытянулось. — Ни-и, не був, — еще раз подтвердил Леха подавленно и, повернувшись, пошел обратно на камбуз, больше прежнего припадая на левую ногу.

Погожев, провожая его взглядом, подумал, что, пожалуй, вопросом о тюрьме переборщил: мнительный Леха может обидеться. Ему и так достается от рыбаков. Недолюбливают его, считают чужаком. Может, потому, что пришел он на море, соблазненный дележкой прошлогодних прибылей. А прибыли в «Дружбе» за прошлый год действительно были неплохими. Видимо, все это прикинул Леха, приплюсовал «муган» — самоотоваривание натурой, и решил податься в рыбаки. «Едва ли получится рыбак из Лехи, — усомнился Погожев. — Море не любит жадных. И рыбаки —