Они принесли крылья в Арктику [Савва Тимофеевич Морозов] (fb2) читать постранично, страница - 2

о родословной крылатого племени в Арктике.

Так вырастали крылья

Сверстники нашего XX века, они, однако, не были ровесниками по возрасту. Петербуржец Боря Чухновский — сын ученого лесовода, уже заканчивал реальное училище в Гатчине, когда Толе Алексееву, родившемуся в семье железнодорожника, оставался еще не один год до аттестата зрелости в гимназии Троице-Сергиевского посада под Москвой. Оба ничего не знали друг о друге.

Но оба чувствовали учащенный пульс времени. Ведь подумать только, какие дела творились вокруг — на огромной планете Земля. Француз Луи Блерио перелетел Ла-Манш. До Северного полюса по дрейфующим льдам дошел на собачьих упряжках американец Роберт Пири. Почти одновременно, с интервалами в несколько дней, взметнулись над Южным полюсом национальные флаги Норвегии и Великобритании, водруженные Руалом Амундсеном и Робертом Скоттом. Заметным событием стало и первое состязание аэропланов между Петербургом и Москвой. И естественно, многих взволновала весть о полетах близ Новой Земли, осуществленных летом 1914 года поручиком по адмиралтейству Яном Нагурским, поляком по национальности, офицером российской службы.

Если Анатолий Алексеев знал о Нагурском только из газет, то Борис Чухновский мог гордиться личной встречей со знаменитым авиатором. Летом 1917 года девятнадцатилетний Борис — «охотник флота на правах вольноопределяющегося унтер-офицера» (так гласил приказ о переводе его из Морского корпуса в воздушный дивизион) — стоял в строю вместе с другими будущими пилотами. И вот на плацу появилась группа офицеров.

 — Нагурский, Нагурский, смотрите… — пронеслось по рядам.

Вытянув тонкую шею, застенчивый Борис старался во всех подробностях разглядеть стройную фигуру затянутого в щегольской китель штабс-капитана. Вот было бы замечательно, если бы на предстоящих вскоре выпускных экзаменах присутствовал он. Может быть, Борису выпала бы честь ответить на какой-нибудь из вопросов, заданных штабс-капитаном, может быть, Нагурский захотел бы поделиться с молодыми морскими летчиками впечатлениями об Арктике…

Нет, этого не случилось.

Сбитый немцами в воздушном бою над Рижским заливом, вылечившись после ранения, Ян Иосифович Нагурский отправился домой — в Польшу. Там начал работать инженером, расстался с авиацией, а в Советский Союз приехал погостить однажды, лишь спустя почти сорок лет.

Чухновскому же привелось сдавать экзамены на пилота в октябре семнадцатого в Ораниенбауме.

 — Все же Нагурского я считаю как бы своим крестным отцом в Арктике, — не раз говаривал он впоследствии, оглядываясь на пройденный жизненный путь.

Путь этот шел в фарватере молодой Республики Советов. Весной восемнадцатого года Борис, назначенный командовать воздушным дивизионом Балтийского моря, разведывал дорогу для наших кораблей, шедших на Кронштадт из захваченного немцами Гельсингфорса.

Вскоре Борис узнал о подписанном 2 июля 1918 года В. И. Лениным постановлении СНК о финансировании гидрографической экспедиции Западно-Сибирского района Северного Ледовитого океана, а еще через два года — о походе торговых судов через Карское море в Сибирь за хлебом для голодающей России.

Красного военморлета Чухновского гражданская война бросала по иным краям: то Волжская военная флотилия — бои против мятежных чехословаков и колчаковцев, то Каспий — бои против белогвардейцев и английских интервентов, то Азовье — поддержка наших морских частей, добивавших Врангеля.

Но вот наступила долгожданная мирная пора, и слушатель Морской академии Б. Г. Чухновский засел за извлеченные из флотских архивов отчеты Я. И. Нагурского. Было тут над чем поразмыслить, чему поучиться! С каким трудом Нагурский и его механик матрос Евгений Кузнецов доставляли от Мурмана к Новой Земле на пароходе разобранный по частям «Фарман». Гидроплан с мотором всего в 70 лошадиных сил был способен развивать скорость не более 100 километров в час, поднимая полезный груз до 300 килограммов.

Нелегко было перевозить ящики с деталями на шлюпках к пустынному берегу, а там собирать машину под снегом и дождем. Каждое утро начинать с очистки фюзеляжа и крыльев от нараставшего за ночь льда!

Каких волнений стоил первый полет! Но и сколько радости принес он, когда с километровой высоты авиаторы увидели и гористый берег, и плавучий лед в открытом море, и невзломанный припай в бухтах. Не прошли бесследно и поломка компаса, и перебои в моторе, и повреждение поплавка о камень при посадке, когда садиться на волну пришлось планируя, а потом вызывать шлюпку, чтобы буксировать гидроплан к берегу.

Проникаешься огромным уважением к пионерам авиации в Арктике, когда читаешь интервью, данное Нагурским по возвращении на Большую землю:

«Если бы мотор был сильнее, сил 90-100, можно было бы забрать с собой провизии на два месяца… Если бы к этому еще прибавить склады с бензином и маслом на