Час кошки [Эйми Ямада] (fb2) читать постранично, страница - 2

долларовую бумажку, азартно резался в бильярд, я исподтишка наблюдала за Спуном. Он держал бокал с коктейлем «Две семерки» («Бурбон» с «7-Up»), и мне померещилось, что в его руке плещется, стекая по черным пальцам, золотистый мед (сейчас, когда я вижу такие бокалы, мне кажется, что это больше похоже на склянку с мочой на анализ). Другую руку он засунул в карман брюк и беспрестанно поглаживал что-то. Сквозь ткань было видно, что пальцы у него длинные и тонкие. Они двигались без остановки, как будто Спун нежно трогал изнанку кармана. Я вдруг представила, как он с такой же непроницаемой физиономией гладит своими блудливыми пальцами мою киску — и кровь бросилась мне в лицо.

Наши взгляды встретились, и мне показалось, что он прочитал мои мысли. Я уставилась в пол. Когда я подняла глаза, он перехватил мой взгляд и показал глазами в сторону выхода. Я встала, как завороженная, сказала своему дружку, что иду в туалет, и вышла из зала. Спун уже поджидал меня за дверью, подпирая стену. Теперь он держал в карманах уже обе руки, так что видок у него был, как у настоящей шпаны.

Он потащил меня к самой дальней двери, на которой висела табличка «Вход воспрещен». Это была котельная. Внутри переплетались бесчисленные трубы, и пахло застоявшейся пылью.

Дверь со щелчком захлопнулась: я оказалась наедине со Спуном. Я подумала, что он хочет поговорить и раскрыла рот — спросить, о чем, собственно, но он, похоже, воспринял это как приглашение к действию, а, может, просто решил, что слова здесь вообще ни к чему. Раздвинув мои полуоткрытые губы, он насильно просунул мне в рот язык. Язык извивался, жил своей жизнью и доводил меня до исступления. Уже не владея собой, я вцепилась в смокинг Спуна и попыталась расстегнуть пуговицы на рубашке. Скорее, скорее вдохнуть запах этого тела! Но его язык и руки продолжали ощупывать, оглаживать меня, не останавливаясь ни на мгновение. А у меня так дрожали пальцы, что я никак не могла совладать с проклятыми пуговицами.

Не в силах терпеть, я рванула рубашку. Пуговицы посыпались градом. Черную грудь Спуна покрывали густые волосы, на шее красовалась золотая цепь.

Я зарылась губами в его волосы, жадно вдыхая запах мужчины. Он был странно-знакомым, этот запах из далекого детства. Сладковатый, как у масла какао, немного прогорклый. Подмышки тоже пахли не так, как у прочих мужчин. Они отдавали легкой тухлинкой. Но этот запах тоже не вызывал отвращения, напротив, он создавал удивительное ощущение, что мое тело, соприкасаясь с чем-то нечистым, странным образом освобождается от скверны. Он рождал во мне чувство горделивого превосходства. Наверное, так же пахнут мускусом звери, призывающие самок во время спаривания.

Я вела себя просто разнузданно, а вот Спун был воплощением галантности и обходительности. Он раздел меня до обалдения деликатно. В котельной было слишком тесно, чтобы лечь на пол, и я осталась стоять, задрав ногу и уперевшись каблуком в стену. Крошечные трусики сползли вниз, обвивая лодыжку, как носовой платок. Черная ручища Спуна обхватила мою щиколотку, на которой ослепительно сверкал браслет. Его член был совсем не похож на омерзительно красные пенисы европейцев и поразительно отличался от хилых отростков японских мужчин — эти вообще ни на что не годны, пока не войдут во влагалище. Волосы вокруг них напоминают морские водоросли и вызывают у меня гадливое чувство липкого страха. Я вечно боюсь запутаться в этих зарослях. У Спуна волосы были одного цвета с кожей, так что его член воспринимался как отдельное, независимое существо. Такой огромный шоколадный батончик, мое любимое лакомство. У меня даже слюнки потекли. И по ногам тоже потекло.

Мы общались при помощи вздохов. Когда чересчур хорошо, нет сил кричать. От острой муки экстаза и невозможности выразить всю силу охвативших меня чувств я что было силы вцепилась в его смокинг… И неожиданно нащупала в кармане тот самый предмет, который Спун так вожделенно поглаживал, стоя перед бильярдным столом. Предмет был явно металлический. Нечто такое знакомое, повседневное… Но тут во мне словно бомба взорвалась, и я просто вырубилась.

Продолжая стоять с поднятой кверху ногой, я смотрела на Спуна. Он пальцем отвел с моего вспотевшего лба прядь волос и сказал:

— Теперь всякий раз потянет мастурбировать, как вспомню твое лицо.

Я представила себе эту картину, и мне стало горько.

— Как тебя зовут?

— Знаешь, как по-английски «ложка»? Спун.

И тут мне вспомнился твердый холодный предмет, который я нащупала в его кармане. Есть английская поговорка, «он родился с серебряной ложкой во рту», так говорят про счастливчиков. У Спуна была чудная привычка таскать в кармане серебряную ложку. Вот и прилепилось к нему это прозвище — вроде как добродушное, но все же насмешка. Ведь настоящие счастливчики, родившиеся «с ложкой во рту», не таскают ее при себе. У Спуна такое обалденное тело, а он цепляется за свою ложку и выпендривается, как последний пижон, словно ему нужно все время