Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
жила тем, что пряла шерсть. Во всем городе не было лучшей прядильщицы. Она ходила по улицам без посторонней помощи и знала город так же хорошо, как и зрячие. Так как она вела праведную и святую жизнь и часто постилась, то ей бывали видения. Так было ей откровение от святого апостола Иоанна о смуте во французском королевстве. И вот, когда она вполголоса молилась у подножья помоста под большим изображением пляски смерти, женщина, по имени Симона Лабардин, сидевшая на земле рядом с ней, спросила ее, скоро ли прибудет святой отец.
Гильометта Дионис не видела ни зеленого платья со шлейфом, ни высокого двурогого колпака Симоны Лабардин; однако она догадывалась, что та не была женщиной безупречной жизни. Она испытывала естественное отвращение к женщинам, промышляющим любовью, к тем, кого люди военные зовут «милашками» или «красотками», но она чувствовала, что их надо жалеть и обращаться с ними милосердно. Поэтому Гильометта ласково ответила Симоне Лабардин:
– Святой отец скоро посетит нас, если будет угодно господу. И мы не пожалеем о том, что ждали его, потому что он человек сведущий, его речи и проповеди наставляют народ в благочестии еще более, чем речи брата Ришара, проповедовавшего прошлой весной в этом же монастыре. Святой отец знает лучше любого из мирян, какие нам предстоят времена и какие необыкновенные чудеса должны свершиться. Я думаю, что его речи будут нам на благо.
– Дай-то бог, – молвила со вздохом Симона Лабардин. – Но окажите, вы не скорбите о том, что лишены зрения?
– Нет, я надеюсь увидеть бога.
Симона Лабардин подмостила себе под бок свою накидку и сказала:
– В жизни все – либо радость, либо горе. Я живу в конце улицы Сент-Антуан. Это самое красивое место в городе и самое веселое: ведь все лучшие гостиницы находятся на площади Воде или поблизости от нее. До этой войны там всегда можно было раздобыть горячий хлеб, свежие селедки и осеррское вино целыми бочками. Вместе с англичанами к нам пришел голод. Нет больше ни хлеба в ларе, ни вязанки хвороста в печи. Арманьяки, а за ними бургундцы выпили все вино, и в погребах осталась только лишь какая-то бурда из выжимок яблок и слив. Ни рыцари, вооруженные для турниров, ни пилигримы в капюшонах, с посохами в руках, ни купцы со своими мулами и сундуками, наполненными ножевым товаром или молитвенниками, – никто больше не приезжает на улицу Сент-Антуан, чтобы получить там ночлег и всласть пообедать. Только волки выходят по вечерам из окрестных лесов и пожирают в предместьях маленьких детей.
– Уповайте на господа, – сказала Гильометта Дионис.
– Аминь! – ответила Симона Лабардин. – Но вы еще не слышали про самое худшее. В четверг, накануне Иванова дня, в три часа ночи постучались в мою дверь два англичанина. Опасаясь, что они пришли меня обворовать или же для развлечения разнести в щепы мои сундуки и лари, или же устроить еще какое-нибудь бесчинство, я крикнула им из окна, чтобы они шли своей дорогой, что я их совсем не знаю и не открою им. Тогда они начали стучать еще сильнее, грозя высадить дверь и отрезать мне нос и уши. Чтобы прекратить этот шум я вылила им на голову кувшин воды, но кувшин выскользнул у меня из рук и разбился о голову одного из англичан, да так неудачно, что уложил его на месте. Его приятель позвал стражу. Меня увели в Шатле и бросили в темницу, откуда я вышла, лишь уплатив большую сумму денег. Дома я застала полный разгром – все от погреба до чердака было разграблено. С той поры дела мои идут все хуже и хуже. У меня не осталось ничего, кроме лохмотьев, которые на мне. В отчаянье я пришла послушать святого отца; говорят, что его речи приносят большое утешение.
– Господь любит вас, – сказала Гильометта Дионис. – Это он привел вас сюда.
В толпе воцарилось молчание. Брат Жоконд появился на помосте. Глаза его метали молнии.
Он заговорил, и голос его зазвучал как раскаты грома:
– Я побывал в Иерусалиме, доказательства чему – здесь, в этой суме: иерихонские розы, ветвь оливкового дерева, под которым Иисус Христос исходил кровавым потом, и горсть земли с Голгофы.
Он долго рассказывал о своем паломничестве. И добавил:
– В Сирии я встретил евреев, шедших куда-то большими толпами; я спросил их, куда они идут, и они ответили мне: «Мы идем толпою в Вавилон, потому что воистину мессия родился среди людей, и он вернет нам наше наследие и приведет нас в землю обетованную». Так говорили евреи из Сирии. Однако Писание учит нас, что тот, кого они именуют мессией, в действительности – антихрист, о коем написано, что он родится в Вавилоне, столице Персии, будет вскормлен в Вифсаиде и поселится в юности в Хоразине. Вот почему Иисус Христос сказал: «Vae, vae tibi, Bethsaida! Vae, Chorozain!»[4].
Далее брат Жоконд сказал:
– Будущий год явит самые необычайные чудеса, каких еще никто никогда не видел. Близок час. Уже родился человек греха, сын гибели и злобы, зверь, вышедший из бездны, мерзость отчаяния. Он из колена Данова, о коем сказано: «Дан будет змеем на дороге, аспидом на
Последние комментарии
3 часов 7 минут назад
10 часов 16 минут назад
11 часов 23 минут назад
12 часов 29 минут назад
12 часов 51 минут назад
12 часов 57 минут назад