Переговоры с Марсом [Валентин Петрович Катаев] (pdf) читать постранично, страница - 2

тенор, писк, кряхтение. Одни гаснут, другие нарастают, и все долбят, долбят,
долбят. Голова слегка кружится, телефоны теснят уши, тяжело давит пружина. Звуки скачут, как эльфы, и ворожат в
бешеной пляске.
Кричагин упорно скользил ручкой по контактам. Нестройный хор поющих и пляшущих звуков удалился,
умчался в бездну, вот, наконец, совсем затих. Трудно сказать, шумит ли в ушах, гудят ли в телефоне тайные силы,
стонет ли где-то вдали жалобный хор станций.
Тишина. Мерцают лампы, качаются стрелки приборов,
да тикают часы. Мы колдуем, мы дерзко вызываем грозную
силу.
11

Какая-то струна слабо-слабо вздохнула. Еще и еще.
Кричагин коснулся моего колена. Не может быть. Неужели
это правда? Из бесконечности, болезненно слабо, почти
умирая, умоляли о чем-то настойчивые сигналы. Страх за
их жизнь, тоску и жалость внушали они: вот-вот угаснут...
Но, нет, поворот ручки, и звуки слышны отчетливее, в них
больше силы и надежды. Мне мучительно захотелось верить, что это действительность, что и впрямь через смертоносно холодную пропасть миллионов верст, с далекого, неведомого Марса летят к нам эти нежные звуки, просящие о
помощи. Мне почудилось, что это правда, радостно замерло
сердце, остановилась мысль. Казалось, что завороженный
полутьмою, слабым сиянием лампочек и таинственными
сигналами, в оцепенении лечу я навстречу быстрым точкам.
Вдруг какая-то хрипящая радиостанция грубо закашляла
мне в уши.
— Довольно, — сказал Кричагин и стал дергать ручки.
Оборвались звуки, погасли лампы, исчезло колдовство.
— Так это правда? С Марса?
— Ты же читал, что мы слышим эти сигналы. Почему
бы, не могли послушать их, и ты или я? — ответил, как будто недовольным голосом Кричагин.
Ошеломленный и обессиленный, я встал и пошел за ним
в кабинет. Мне не хотелось ни сомневаться, ни расспрашивать. Только, усевшись в глубокое кресло, я почувствовал,
что ко мне вернулся дар речи.
— Итак, ты задумал „им“ ответить?
— Да, это моя мечта.
— Хорошо, пусть мы слышим Марс. Но, как и что передать им? Можно ли построить такую радиостанцию? На каком языке, какими сигналами отвечать? Поймут ли они нас?
Ведь мы же их не понимаем.
— Конечно, не понимаем. Но все это пустяки. На тысячу
твоих вопросов я отвечу — все возможно, все разрешимо.
Ты увидишь.
— Итак, я еду. Но скажи на милость, почему же в Афганистан, а не куда-либо попроще и поближе? Нет! нет! Я
12

спрашиваю не потому, что меня устрашают афганцы*). Мне
кажется, что все эти сложные работы легче провести в цивилизованном месте.
— И легче и труднее, — уклонился Кричагин. — Станция должна быть поставлена в горах, поближе к тропикам.
К тому же, я имею разрешение афганского эмира.
— Еще вопрос. Откуда ты знал, в какое время будет работать Марс?
— Знал. И ты будешь знать.
— А! Он, наверное, работает каждый день в одно и то
же время? — догадался я.
— Да, а часы проверяет у Мозера или на Арбатской
площади — сыронизировал Кричагин.
II.
…С невысоких холмов быстро спускаемся к Ташкенту.
Слепит незимний блеск солнца, манят чуждые горизонты,
радуют незнакомые скелеты деревьев и силуэты построек.
Лесс оборван повсюду крутыми стенами, под ними пласты
талого снега крупными зернами сверкают на солнце. Дома
на кривых жердочках, плоские навесы, арбы с огромными
колесами и равнодушные возницы — „арбакеши“ — верхом
на понурых, разукрашенных бусами и раковинами лошадях
— все ново, все интересно.
Старая Бухара верстах в двенадцати от станции Каган.
По коротенькой ветке шустро бегает туда маленький паровозик с тремя вагончиками. Не без трепета проходишь в
неуклюжие ворота в огромной, полуосыпавшейся стене из
сырца и сразу же окунаешься в старый, дряхлый Восток.
Мимо кладбищ, где могилы покрыты глиняными сводиками, где конские хвосты на высоких шестах маячат над
склепами мулл; мимо мертвых домов, за слепыми стенами кокоторых не чувствуешь движения, ведут путанные проулки
в сердце Бухары. Древние люди сидят у лавочек, или, пре*) Некоторыми исследователями слово «афганцы» переводится — «разрушители».
13

важно возвышаясь на ковровых седлах, трусят на забавных,
семенящих тонкими ножками, ишаках. Иногда пугливая
женщина под мертвой волосяной чадрой, с головой покрытая «фараджей», халатом, рукава которой пришиты за спиной к подолу, быстро шмыгнет в закоулок.
Улиц нет. Узкие проходы стиснуты высокими глиняными стенами. Редкие двери, покрытые наивной ветхозаветной
резьбой, заперты наглухо, и строго хранят тайны Востока,
их крупными коваными кольцами смеют стучать только хозяева. Иногда, в чуть приоткрытые ворота можно увидеть
огромные узкогорлые кувшины, ковровые седла, циновки и
колеса арбы, составленные в темном нижнем этаже у охабки
длинноусого камыша. Шаткая лесенка с резными перилами,
покрытая „паласами“*) ведет в таинственные покои гарема.
Яркий Али-Баба с огромным кривым кинжалом, в чалме и
остроконечных туфлях может