В первые дни свободы [Анатолий Семёнович Варшавский] (pdf) читать постранично, страница - 2

что парнишку чорт с квасом съел.
Старичок обиделся. Он аккуратно уплачивает членские
взносы в союз совработников и, кажется, может задать конкретный вопрос, куда девался мальчик, за которым, точно
сумасшедшие, гнались представители власти.
— Тьфу, дурная голова. Мы, что ли, гнались? Собака
гналась.
Старичок не верил и требовал составления протокола, к
которому настаивал приобщить рваные штаны и убитую
собаку в качестве вещественных доказательств.
Нашлись любители, которые добровольно согласились
стащить собаку в участок.
Толпа постепенно стала редеть.
II.

БЫЛО ЗАПЕРТО, А МЕЖДУ ТЕМ...
К вечеру удалоcь выяснить, что мальчик, растаявший в
воздухе, при падении с дерева, был звеновой 20 отряда пионеров на заводе «Трактор» — Кузьма Репьев.
А на другой день произошли еще более таинственные
события.
Егор Михеич Фурин, клубный инструктор и руководитель полит-кружка при том же заводе «Трактор», обнаружил
у себя на столе крайне загадочную записку следующего содержания:
«Члену РКП. Е. М. Фурину.
Милостивый государь! Сегодня во время обеденного перерыва вы должны обратиться к рабочим завода «Трактор» с
краткой речью, в которой скажете, что программа коммунистов — ложь. Цель ее — одурачивание темных людей, за счет
которых благоденствует шайка беззастенчивых авантюристов. Диктатура пролетариата — неслыханное от сотворения
15

мира насилие над честным, свободным трудом и личностью
граждан.
Отныне могущественный Бриг-Мортон обеспечивает России свободу. Она будет жить и развиваться так же, как и все
христианские страны. Коммунисты под страхом смерти
должны отказаться от управления государством.
В случае вашего нежелания произнести вышеуказанную
речь, вы получите первое предупреждение: в девять часов
вечера бесследно исчезнет ваш ребенок.
Бриг-Мортон.
7 утра. 24/VIII — 25».

Прочитав записку, Фурин рассмеялся:
— Творчество душевнобольного.
И поворотившись к детской, громко спросил:
— Лена, кто положил сюда эту мазню?
— Какую?
— Вот здесь на столе: нелепые требования и угрозы...
Елена Васильевна вышла, придерживая за руку краснощекую кудрявую девочку, нежно прижимавшую к груди
плюшевого медведя — подарок папы в день рождения.
— Про какую мазню ты говоришь?
— Вот бумажка. Подписано Бриг-Мортон. Не то фамилия, не то чорт знает что.
Елена Васильевна прочитала и слегка побледнела.
— Это что же такое?
— Ерунда какая-то.
— Но откуда?
— Почталион, вероятно.
Елена Васильевна отрицательно покачала, головой.
— Нет, почталион не мог зайти. Ведь утро еще — восьмой час. Двери не открывались.
— Молочница, может быть? — допытывался Фурин.
— Никто не заходил.
— Откуда же это? Разве вчера? Да, нет, я вчера на столе
ничего не заметил и, наконец, тут сегодняшнее число. Даже
7 утра. А теперь...
Фурин посмотрел на часы.
16

— 10 минут восьмого. Чепуха какая-то. Чай готов? На
завод к девяти надо.
— А ты не думаешь, что тут есть что-нибудь такое?..
Фурин расхохотался.
— Экая трусиха!
— Откуда же взялась записка?
— Да брось ты. Ну кто-нибудь подшутил, или маньяк
какой-нибудь из отставных военных подсунул. Теперь до
чорта бывших людей шляется по квартирам, а у тебя дурацкая манера всех расспрашивать и охать — бедненький, дом
реквизировали.
— Никого не было; уверяю тебя, Егор.
— Ладно. Выяснится потом. Давай чаю.
— Но если это серьезно?
— Пустяки, бред сумасшедшего.
Фурин скомкал бумажку и хотел бросить ее под стол, но
Елена Васильевна удержала.
— Лучше отдай ее в Гепеу или в угол-розыск, я... Ну да,
я боюсь. Ведь, подумать страшно, если Ната... Пожалуйста,
приходи пораньше домой. В семь приходи.
— Что за глупости. Когда освобожусь, тогда и приду.
Елена Васильевна, а за ней и Ната, разразились слезами.
Это было нелепо, ни с чем не сообразно, блажь какая-то,
но что вы поделаете, когда две женщины начинают реветь?
Егор Михеич дал честное слово, что бумажку он отправит в ГПУ, а сам, как из пушки, в семь будет дома.
И вернулся, но с маленьким опозданием — без четверти
в девять.
Минут пять стучал в дверь.
Елена Васильевна, прежде чем открыть, раз десять переспросила — он ли это и как его звать.
— Что за комедия, Лена?
— Сколько вашей дочери лет?
— Дура еловая.
Тут только она открыла. Дурой еловой, кроме мужа, никто не мог ее обозвать.
— Ради бога, иди скорей и вынь из ящика браунинг.
17

— Что случилось? — встревожился Фурин.
— Ничего пока, но уже без 10-ти девять, а в девять этот
самый Бриг-Мортон... Да проходи же скорей!
Елена Васильевна тщательно закрыла дверь на ключ и
крючок. Затем внимательно осмотрела все закоулки квартиры и потащила мужа в спальню.
— До половины десятого мы просидим у кровати Наты.
Но где же револьвер? Ах, ты какой.
Елена Васильевна, несмотря на ужас, который ей внушала даже кобура от револьвера, открыла письменный стол
и вынула браунинг.
—- На, и садись.
Спальню она защелкнула на