Когда взошло солнце [Павел Георгиевич Крат] (fb2) читать постранично, страница - 2

говорить: мне было даже трудно угадать их возраст. А надето на них было такое, что мне стало неловко их рассматривать. То было нечто подобное персидским одеяниям — какие-то туманные покровы из почти прозрачного шелка; грудь была прикрыта золотыми чашами, а с плеч свисали невесомые, как паутина, накидки; прически напоминали египетские кораблики времен фараонов. Меня ослепил блеск золота, самоцветов, шелков и красоты. На мужчинах были белые рубахи и штаны, но некоторые красовались в одеяниях, похожих на древнегреческие тоги и туники. Мне показалось, что эта толпа явилась посмотреть на меня лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Но одно меня удивляло: их лица несли на себе печать разума и высшего интеллекта, чего я никогда не видывал у ветреной молодежи из капиталистического класса. Удивительным было и то, что они обращались ко мне и друг к другу со словом «товарищ». Что за перемены произошли на том свете?

Женщины уселись вокруг меня на кровати и зачирикали, как канарейки.

— Вы должны рассказать нам о вашей эпохе. Мы так обрадовались, узнав, что вас будут размораживать. Вы настоящий герой! Вы подарили науке доказательство, что людей можно замораживать на сотни лет. Теперь многие из нас сделают то же, чтобы увидеть будущие века…

Я, в свою очередь, собрался было расспросить гостей об их жизни, но докторша Глэдис сказала, что волноваться мне пока еще вредно, и они, желая мне как можно скорее встать на ноги, вышли из комнаты.

— Это местные капиталисты? — спросил я у Глэдис. Она не поняла этого термина.

— Капиталисты? Что такое капиталисты?

Я разъяснил.

— Нет, это наши…

— Ванкуверские мещане? — спросил я.

— Опять я вас не понимаю… Это наши.

Так я на первых порах и не узнал, что за люди ко мне приходили.

— Теперь мы снимем с вас все эти бинты и попробуем немного пройтись на свежем воздухе.

И она снова позвала больничных санитаров. Меня разбинтовали, выкупали и одели в модную римскую тогу, после чего я взглянул на себя в зеркало. От ужаса я буквально задрожал: в зеркале отражался какой-то изжелта-синий полумертвец.

— Ох, каким я стал! — воскликнул я.

— Не беспокойтесь, наши доктора за месяц превратят вас в молоденького парня, — утешила меня Глэдис.

Пытался идти, но ноги сгибались. Тогда меня усадили в красивое кресло с колесами, которое двигалось посредством какой-то неведомой силы. Глэдис сказала, что сама пойдет со мной на прогулку, только переоденется. Санитары подвезли меня к двери, а вскоре пришла и Глэдис, нарядная, как и прежние дамы, овитая легкой, как мечта, золотисто-зеленоватой дымкой.

Она нажала пуговку на кресле и оно неторопливо покатилось. Мы вышли через огромную стеклянную дверь на улицу. Но что это была за улица! Вымощенная красноватым, словно резиновым асфальтом, тротуары из голубого цемента, а между мостовыми и тротуарами цветы и цветы. Домов мало; здания отделены друг от друга садами, налитыми теперь яблоневым цветом.

Когда Глэдис перевозила меня через улицу, я увидел залив и горы по ту сторону.

— Это Северный Ванкувер? — спросил я ее.

— Да.

— А эта улица, на которой мы находимся?

— Не узнаете?.. Это Гейстинг.

— Гейстинг?.. Но ведь по всей улице должны быть сплошные стены. Где магазины, канцелярии, кинематографы, закусочные? Нет, это не Гейстинг, или же это не Ванкувер.

— Я видела фотографии старого Ванкувера и понимаю, о чем вы спрашиваете.

Тем временем навстречу нам попадались то юноши, то девушки, а то и пожилые люди, и все приветствовали мою докторшу словами «Добрый день, Глэдис» или «Здравствуйте, товарищ Глэдис». Что за диво, весь город ее знает, будто она всем сестра…

— Где же ваши магазины и весь деловой район?

— Вы говорите о наших потребительских складах?

— Потребительские склады?.. Я спрашиваю, где вы покупаете себе все, что вам нужно?

— Мы ничего не покупаем, я даже плохо понимаю, что значит это слово.

— Ну, меняете деньги на необходимые товары.

— Да, знаю; у нас в музее есть эти бумажки и блестящие кружочки. Надо же, какими глупыми были люди минувших веков — они соглашались в обмен на свой труд получать клочки никому и ни для чего не нужной бумаги.

— Но как вы живете без денег? — не поверил я ей, думая, что она шутит.

— А зачем нам деньги? Мы все работаем…

— И мы работали, — перебил я ее.

— Работали, но этот труд был одним мучением, а пользовались им единицы.

— А теперь как?

— Теперь у нас все счастливы, все довольны, а единиц тех больше нет.

— Что же такое случилось с миром?.. Неужели сбылись мечты социалистов?.. — взглянул я на нее.

— А вы не были социалистом?

— Нет, я в политику не играл. В голове у меня была только медицина…. Хотя я сочувствовал идее экономического равенства…. Когда это произошло?

Постепенно нас окружила толпа товарищей — мужчин и женщин всех