Синица в руках [Борис Петров] (fb2) читать онлайн

Борис Петров Синица в руках

Синица в руках¹

Принято писать так: «основано на реальных событиях». Отчасти это правда, но больше вымысла. Все предприятия реальны, названия и адреса намеренно не называю. С одной стороны получается свободный очерк о событиях, в которых участвовал сам, с другой, гораздо большей, художественный вымысел, дописанные и дорисованные судьбы людей, с которыми довелось работать и немного узнать.

1.

Самолет лег на левое крыло, зачерпнув добрую горсть мясистых облаков. Сквозь белую пелену стал проступать солнечный день, и в иллюминаторе оказался огромный котлован заснеженного карьера, к которому самолет стремительно приближался, совершенно не боясь задеть крылом извилистый серпантин, заполонивший собой все вокруг.

От крутого виража у Игоря захватило дыхание, живот резко похолодел от истинного понимания высоты, усугубляющегося стремительным развитием мысли о ничтожности этой трясущейся коробки, так безответственно теряющей высоту. Самолет выровнялся и снова врезался в густоту облаков, продолжая быстро снижаться. Вот уже подернулась нижняя поволока, и показалась наскоро очищенная полоса. Садимся. Самолет дернуло в сторону при касании, Игорь вцепился руками в подлокотники, ожидая резкого ухода в сторону или удара, но самолет упрямо выравнивался резкими толчками, заныло шасси слева.

Пассажиры рядом даже не повели бровью, продолжая свое тупое копание в огромных смартфонах, с трудом помещавшихся в маленьких ручках коренного населении. Проснулся малыш сзади, возвещая своим ревом окончание полета, его поддержали еще пара недовольных голосов, требовавших внимания от своих мам, безразлично глядевших в сторону.

Самолет вырулил с единственной полосы и встал рядом с одноэтажным зданием северного аэропорта. Они задержались на два часа, ожидая разрешения от аэропорта.

— Так вот только и прояснилось, — объясняла стюардесса, провожая недовольно бурчавших пассажиров. — Доброго вам пути.

— Спасибо, — поблагодарил Игорь, когда она с несвойственной ее тонкой фигуре ловкостью вытащила его набитый рюкзак из служебного шкафа.

Она улыбнулась ему в ответ, слегка сощурившись, открывая взору подлые морщинки уже начавшей стареть женщины. Он замялся и, неожиданно для себя, спросил.

— А через месяц Вы будете?

— Через месяц, — она задумалась. — Нет, меня переводят на другой рейс. Они нас тасуют периодически, чтобы не скучали.

Она засмеялась тихим, легким смехом, игриво посматривая на его давно небритое, уставшее лицо.

— Не беспокойтесь, с нашими девчонками не пропадете, — улыбаясь, она кивнула ему на выход.

Внизу уже собралась целая очередь на получение багажа, выдававшегося прямо с борта самолета. Игорь спустился на землю, с головой погрузившись в морозную свежесть запоздалого дня, набираясь сил после душного салона самолета и бессонной ночи. Где-то там, в глубине багажного отделения, стоял его тяжелый чемодан, рюкзак, забитый запчастями и тяжелым ноутом, безжалостно оттягивал плечи.

Впереди открылись зеленые ворота, и несколько блестящих Prado влетело на аэродром, бесцеремонно закрывая часть дороги. Они приехали за директорами фабрики, Игорь подметил их еще во время ожидания вылета. По странному стечению обстоятельств, он не был склонен к построению теорий заговора, но получалось так, что самолет вылетел только после их появления на борту.

Он подошел поближе к самолету, ожидая своей очереди на выдачу. Собственно его чемодан уже выгрузили на снежное поле, но расталкивать людей, не хотелось, торопиться было некуда. Прадики, забрав ценный груз, так же резко дернулись с места, обдав зазевавшихся мужчин снежной пылью.

— Я тебе говорю, сам посмотри! — возмущался крупнолицый мужчина в замасленной спецовке, указывая пальцем на левую стойку шасси. — Заказывай. Это тебе не АН-ка. В Край вернешься, ставь на ремонт.

— Да понял я, — нервно сплевывая, курил рядом мужчина в темно синем пальто и летной фуражке. — Достала меня эта французская хрень. Ну не для Севера это!

— Спасибо, что хоть это есть, — вздохнул крупнолицый мужчина. — Ладно, зайдешь?

— Да, рейс сдам. Сейчас приборку начнем и забегу.

Игорь с интересом со стороны разглядывал левую стойку шасси, но поймав неодобрительный взгляд пилота, поспешил забрать свой чемодан. Последние пассажиры уже приближались к зеленым воротам, он поспешил на выход.

Северный город, проносившийся за окнами фабричного автобуса, был нов и, в то же время, не отличим от подобных ему городов и поселений, с невысокими домами с большим первым этажом, опасно утыканными на склонах бесконечных оврагов. Узкие, покрытые толстым слоем снега дороги, не имеющие ни начала, ни конца, резко уходящие в сторону и вновь растекающиеся по равнине, как успокоенная горная река. Все было как всегда, но чувствовался иной дух города, застрявшего между рудниками и промысловым бытом. С блестящими праворульными «японцами» последних годов выпуска и со связками шкур, небрежно брошенных на забор или шаткие стропила у дома, заделанного неестественно белыми рамами стеклопакетов.

Не тормозя, автобус резко ушел влево, взлетая на гору, и выскочил из города, оставляя за спиной яркое солнце и манящие клубы пара от домов. Дорога приветствовала пассажиров чередой ударов в спину, водитель, подпрыгивая на месте от бесконечных ям, не сбавлял хода, летя вперед по лесной дороге с крутым откосом, переходящим в глубокий овраг, внизу которого тихо поджидали заостренные стволы мертвых деревьев.

Игорь осмотрелся, вокруг все уже спали, упершись ногами в свои сумки. Водитель воткнул трансмиттер с флэшкой в прикуриватель, и салон заполнился кислотной попсой прошлого десятилетия, с инфантильными текстами, но почему-то так точно вписывающуюся с бесконечность ледяной дороги, окружившей их автобус со всех сторон.

Быстро стемнело. Позади остались безликие населенные пункты с полуразвалившимися коровниками с одной стороны и парой-тройкой магазинчиков, с яркими вывесками «Свежее пиво» и «Мясо». Дорога стала ровнее, изредка напоминая о себе небольшими провалами и буграми, чем дальше уходила она вглубь тайги, тем казалась ровней.

— Первый раз на вахту? — спросил Игоря проснувшийся сосед, он, как и многие другие, проснулся почти сразу после того, как автобус пересек первый КПП, где стояли полусонные охранники, больше для вида осматривавшие автобус.

— Сюда уже не в первый. У меня короткая вахта.

— А, понятно. Подрядчик, что ль? — сосед бросил на него слегка насмешливый взгляд. Это был скуластый плотный мужчина, наглухо пропитанный плохим табаком.

— Да, можно и так сказать.

— Понятно, — протянул он. — А нам тут три месяца куковать. Есть правда, идиоты, по полгода сидят.

— Почему идиоты? — Может хотят больше заработать.

— Идиоты и все. К чему все эти деньги, когда в итоге быстрее сдохнешь, чем они тебе пригодятся, — он посмотрел на Игоря с той же усмешкой. — По доброй воле никто тут работать не станет, никто из нас.

Они молчали до самого конца пути. Когда показались пятиэтажные корпуса общежитий, сосед неожиданно, будто разговаривая сам с собой, сказал.

— Это моя двадцатая вахта. Каждый раз я себе обещаю, что она последняя. Каждый раз…

— Хорош заливать, Виктор! — толкнул его в спинку кресла сидящий сзади.

— Не слушайте его, он уже обоим дочкам по квартире купил, горазд заливать.

— Ну и что? А жить когда буду? Только и есть перед глазами этот чертов ГОК².

— Все, философы, хреновы, приехали, — гаркнул позади хриплый бас.

— Да, — вздохнул сосед. — А мне в ночную.

Он встал, легко подхватив свою увесистую сумку, и вышел из автобуса одним из первых. На остановке дремало еще несколько автобусов, черные людские змейки расползлись вверх и вниз по склону к разноцветным корпусам. Молодой парень толкнул Игоря в плечо и молча показал на единственную белую пятиэтажку, видимо там теперь сидел комендант. Рядом находился небольшой магазинчик с яркими большими окнами, забитый полностью зелеными и синими фигурами, часть толпилась снаружи, ожидая товарищей и куря, не торопясь.

Комендант оказался моложавым мужчиной лет шестидесяти, как показалось Игорю, со слегка лукавым взглядом добрых карих глаз. Он аккуратно записал данные паспорта и название компании, не терзая его лишними разговорами и передал ключ, хотя Игорь почувствовал, что он не прочь поговорить, но, скорее всего, внешний вид Игоря наглядно демонстрировал его неготовность к долгим беседам.

— Ну, отдыхайте, отдыхайте. Вот тут у нас расписание автобусов, завтра изучите, — улыбнулся комендант и ушел в свою комнатку.

Игорь вышел на улицу и подумал, что получилось не очень хорошо, он не поблагодарил и начисто забыл его имя, правда и возвращаться не хотелось, все завтра. Он спустился вниз к синему корпусу, вытянутому небольшой змейкой вдоль склона. Не без труда найдя нужный вход, пришлось полностью обогнуть длинный корпус, т. к. пошел сразу не с того конца, он выпросил у недовольного служащего свежее белье и отправился в свою комнату.

В коридоре его встретил запах недавно помытого пола, следы застоявшегося мужского пота, перемешанного с отдушкой дешевой косметики.

— Куда? — возмутилась женщина неопределенных лет, выходя из одной из комнат.

— Тут женское крыло, туда иди.

Она дернула рукой в противоположное крыло, Игорь пожал плечами и пошел обратно, слыша в спину шумное перешептывание и незлобное хихиканье.

Комната на четыре кровати, короткая ванная и туалет, тепло и душно. За окном начала разыгрываться метель, задувая легким ветерком сквозь невидимые щелки в старых рамах. Игорь наскоро расстелил постель и лег спать, моментально проваливаясь в водоворот событий вторых бессонных суток.

Большая часть дня прошла в тупом ожидании, когда же служба безопасности полностью отработает свой хлеб и договорится внутри себя с собой же. Конторский служащий безапелляционно сказал, что это надолго, и ушел в систематическое перебирание бумажек и вялые ответы на редкие телефонные звонки. Не желая долго находится в одном помещении с этим бледным, уже начавшим свой путь юношеского ожирения молодым человеком с жидкими волосами неясного цвета, Игорь предупредил, что будет снаружи. Служащий не выявил никакого интереса к его словам, заметив, что за сохранность оставленных им вещей он ответственности не несет.

«Вот тебе и служба безопасности», — проговорил Игорь и вышел.

Утренний туман, застилавший своим низким одеялом усыпанную пустой породой выровненную дорогу фабрики, медленно поднимающуюся на плоский холм, где едва виднелись сине-желтые панели новых корпусов гидрометаллургических цехов, был рассеян не злобным ветерком, весело гулявшим в лучах яркого горного солнца. Голову слегка припекало, неизвестно откуда выползли ленивые собаки, нагло растянувшись на убранном плацу возле административного корпуса.

— Тут нельзя пользоваться телефоном. Уберите, — строго сказал Игорю проходивший мимо охранник.

— Да, хорошо, — он послушно убрал телефон, он уже набросал пару утренних приветствий Кристине.

Фабрика жила своей неторопливой жизнью, громыхали грязные самосвалы, тянущие наверх черные оглобли затейливых металлоконструкций, не спеша следовали по своим делам бригады сварщиков и слесарей, покуривая сладковатый дешевый табак. Никто особо не интересовался его фигурой, одиноко стоящей возле одноэтажного корпуса СБ, только несколько девушек, закутанных в неженственную пухлую робу, спешащих к лаборатории, изучали его своими черными, блестящими на солнце, озорными глазами. Игорь пытался представить этих милых девушек в нормальной одежде, но безликая роба не давала больше информации, открывая взору только глаза, тонкие носики и полураскрытые в слегка насмешливой улыбке губы. Определенно это была не Кристина, с ее пафосом и стилем, хотя в простом макияже лаборанток угадывалось стремление к другой, лучшей жизни.

— О-о! Здорово! — хлопнул Игоря по плечу тяжелой рукой широкоплечий мужчина в смешно болтающейся на толстой шапке белой каске. — Давно приехал?

— Привет, вчера вечером, — улыбнулся Игорь, потирая плечо. — Я думал, что Вы сменились, вроде не Ваша вахта.

— Да попросили, сам знаешь, как это. Сейчас вторую очередь ГМО³ ставим, вот. Лучше я сам все проконтролирую, чтобы потом не переделывать, верно?

— Согласен. Я собственно к вам на участок.

— Ну так это хорошо. Привез?

— Да, полный чемодан. Я хотел сегодня план работ согласовать, но опять это, — Игорь махнул за спину.

— Саныч! Ты обедать идешь? — крикнул один из группы белых касок около КПП.

— Да! Догоню! — крикнул Саныч, махнув рукой. — А чего тут стоишь, пошли, обед уже.

— Так вроде еще и работать не начал.

— Похвально, но не верно. Я ж тебе еще в первый раз сказал, что тут ничего по-быстрому не бывает, каждое большое дело требует уважительного подхода, а начинать надо с обеда.

— Ну, Сан Саныч, уговорили.

Сан Саныч нахлобучил плотнее каску на шапку и властно повел Игоря к КПП. Он был как всегда гладко выбрит, ровные небольшие усы слегка заиндевели, видимо он долгое время стоял на улице. Он был немного ниже Игоря, но значительно шире в плечах. Твердая походка свидетельствовала о хорошей физической форме, не смотря на предпенсионный возраст, новенькая чистая роба смотрелась на нем как военный мундир, подтягиваясь под армейскую выучку.

— Ваше поколение какое-то не торопливое, что ли. Вы когда жить то собираетесь? — Сан Саныч махнул охранникам, требуя пропустить. — Да, со мной. Ну куда, на время посмотри!

— Игорь не нашелся, что ответить и только пожал плечами.

— Ты не обижайся, я привык все напрямую говорить.

— Да я и не обижаюсь, — пожал плечами Игорь.

Когда он приехал на фабрику в первый раз, то он старался вылезти из кожи, доказать всем, но что доказать сам не понимал. Его поначалу сильно коробили слова Сан Саныча, но позже, возвращаясь домой, он каждый раз понимал, что житейская мудрость, может и передана слишком резко, но все же она была вернее его убеждений.

— Вот и не обижайся, а то помнишь, какой раньше был?

— О, да, помню. Сейчас другой. Старею, видимо.

— Это я старею, а ты взрослеешь, — усмехнулся Сан Саныч. — Ох, ты не представляешь, таких операторов взяли. Ребята все конечно хорошие, умные, но ничего делать не хотят. А как работать, если ничего не делать? Ну ничего, я из них выкую гвозди.

— А Вы думаете им это надо?

— Они сами, по-моему, не знают, что им надо.

— Жизнь такая.

— Нет, сам знаешь. Жизнь она другая. Кстати, ты женился?

— Нет, пока нет, — смутился Игорь, вспомнив свою попытку сделать предложение Кристине, после последней командировки на фабрику.

— Так, не понял. Отказала что ли?

— Нет, не отказала. Сказала, что надо подождать, проверить чувства.

— Пф, фу ты ну ты. Бросай ты ее, это не то. Я, конечно, понимаю, что пока ты думаешь только членом, но это же все временно. Тебе надо к нам переезжать, найдешь себе хорошую дивчину.

— Ну вы меня совсем раскатали, — пожурил его Игорь. Они вошли в корпус столовой.

— И где мне ее сыскать-то?

— Начинай прямо здесь, у нас классные девчонки, — Сан Саныч подмигнул двум девушкам, спускавшимся из столовой, девчонки заразительно рассмеялись, погрозив ему пальцем.

— Ну все, крыть нечем! — рассмеялся Игорь, вешая фирменную куртку.

В «офицерской» столовой, как называли ее на фабрике, потому что в нее пускали работников ИТР и конторских, было многолюдно, очередь тянулась от самой раздевалки. Сан Саныч перекрикивался со знакомыми, стоящими впереди, несколько незнакомых людей, по-видимому, знавших Игоря, поздоровались с ним, крепко пожимая его небольшую ладонь.

— А как цех работает? — решил сменить тему Игорь.

— Да как, работает, — пожал плечами Сан Саныч. — Как и раньше, днем все хорошо, а как ночная смена, так все, хоть вешайся.

— Понятно. Короче, как и раньше, ничего не меняется.

— А что должно поменяться? Сам подумай, люди все те же, с чего меняться-то? Вот и я думаю, что не с чего.

— Не вы одни такие, у нас тоже самое.

— Ну, куда нам, до вашей Москвы.

— Москва она и ваша тоже, не забывайте.

— Да помню я, не начинай опять. Но мы тебя за москвича не признаем.

— Почему это? Это мой родной город.

— Ну что ты Ваньку валяешь? Понял же, о чем я.

— Понял, конечно.

Взгляд Игоря скользнул по залу, почти ничего не изменилось, те же круглые столы, маленькие островки участков, даже в столовой, на нейтральной территории, все старались держаться своего участка, обособляясь от других. В конце зала у окна два столика занимали лаборантки в сиреневых костюмах. Они шумно что-то обсуждали, разряжая атмосферу короткими взрывами хохота.

Сан Саныч подтолкнул Игоря вперед, заметив, что тот слишком пристально разглядывал одну из лаборанток, молча копающуюся вилкой в тарелке и не принимающую в беседе никакого участия.

— Не спи, — Сан Саныч передал ему мокрый после мойки поднос. — Ты на Катьку что ли засмотрелся? Она уже многим яду в сердце напустила, смотри, пожалеешь.

— Я? Да нет, какая еще Катька? — Игорь вновь бросил взгляд на столик у окна. Девушка отодвинула от себя тарелку и ответила на его взгляд, а может и нет, трудно было через весь зал понять, куда она смотрит, но по его спине пробежал легкий холодок и он отвернулся к стойке с салатами.

— Ее зовут Катя?

— Кого ее? — начал дурачиться Сан Саныч. — Да. Хорошая барышня, но уж больно строгая, от этого и несчастная.

— Почему Вы думаете, что она несчастная? На вид вполне неплохо выглядит.

— Ты давай, бери уже, — снова подтолкнул его Сан Саныч и добавил тише. — Не везет ей.

— Ладно, меня это не касается.

Во время обеда к ним за столик подсаживались старшие мастера соседних цехов, с неизменным вопросом «Как там Москва?» и, удовлетворившись простым ответом: «Стоит, не сдается», быстро уходили, не дожидаясь встречных вопросов от Сан Саныча.

— Вот ведь жуки, — ворчал Сан Саныч. — Ничего толкового от них не добьешься.

— Может, вы не правы. Они заботятся о своем участке.

— Да ну, что ты. Их заботит только их премия.

— По-моему это всех заботит.

— Тебя же не заботит.

— У меня ее нет, мне проще.

— О, Катюша, привет, — помахал рукой Сан Саныч Кате, ставящей поднос в приемный шкаф.

Она подошла к их столику и бросила прищуренный взгляд на Игоря.

— Привет, Саныч, — ответила она, поправляя рукой съехавшую заколку.

— Вот, знакомься. Это специалист из Москвы, зовут Игорь.

Игорь от неожиданности привстал, чем вызвал у нее незлобный смешок. Она пригвоздила его к стулу взглядом внимательных серых глаз и улыбнулась, в ответ на его попытку галантного поведения.

— Желаю удачи, — сказала она и удалилась быстрым шагом.

— Все, подцепила, — цокнул языком Сан Саныч.

— В смысле? Не понял.

— А тебе и не надо понимать, главное дурака не валяй.

— А что, обычно валяю?

— Да, мы тебя каждый раз вспоминаем.

— Ну, перебрал, с кем не бывает. Пора бы уже забыть.

— А потому что нечего доверчивым барышням заманчивые дали обещать!

— Мне кажется, что у меня опять начинает болеть челюсть.

— Это болит твоя совесть, вот как, — Сан Саныч сложил все тарелки на свой поднос. — Пойдем, твой пропуск уже должен быть готов.

Вечер наступил незаметно. Едва вступив за порог цеха, Игорь потерял счет времени, растворяясь в дружеских разговорах со знакомыми мастерами и операторами, будто бы они недавно расстались, а ведь прошло уже больше года. Все в цеху было знакомо и мило сердцу, Игорь чувствовал здесь настоящую работу, пускай и с большой долей бессмысленности, зачастую принимающей поистине гигантские размеры, но разве кто-то волен сам выбирать начальство, и главное, не станет ли он сам таким же, попав в этот капкан?

Строгость учета была призвана экономить ресурсы, но порождала собой буквоедство исполнителей, по бумагам все было верно, но в итоге простой вопрос решался неделями, зато масштабные проекты вводились в строй в максимально короткие сроки, хотя этого и не требовалось. Ничего не изменилось, все как и раньше, как дома.

Возвратившись в общежитие, Игорь вспомнил про телефон, и что он так и не позвонил Кристине. С работы тоже никто не звонил, что было к лучшему. Телефон распух от входящих сообщений, почувствовав устойчивый сигнал. Вслепую пролистав ленту вайбера, Игорь решил ничего не отвечать и набрал Кристину.

— Привет. Да, вот, закончил. Нет, не видел… но там не было связи, вот и не вид…да я понимаю… ладно, короче. Что ты хочешь?.. Но это моя работа, и другой нет… Нет, не собираюсь… А, что? Собираться? То есть ты так ставишь вопрос?.. Хм, оно и правильно, я тоже так думаю… Все, приеду, заберу вещи… выбрасывай… да выбрасывай! — он в сердцах бросил телефон на кровать.

После очередного душного разговора захотелось помыться. Игорь быстро скинул одежду и залез в начавшую облезать ванну. Через десять минут он наконец почувствовал, что вода стала совсем холодной, наскоро вытерся и как был улегся спать.

Легкий дурман стоял в голове, местные говорили, что это всегда, когда возвращаешься, горы, разреженная атмосфера, но он чувствовал, что это не давление, необъятная, всепоглощающая тоска сковывала его сознание каждый раз, когда он приезжал сюда.

Дни пролетали мимо, сливаясь в одну долгую смену. Он не замечал ни восхода, ни заката солнца, пропадая в искусственном бетонном и стальном мире с мертвым солнцем.

Работа процесс интересный, не имеющий ни начала, ни конца. Оговоренный план разрастался, как куст, попавший в жирную почву, раскидывая свои ветви все дальше. И по мере того, как рос этот куст, росла и потребность фабрики в дальнейших работах.

Он уже выбрал свой лимит командировки, с трудом согласовав ее продление еще на месяц. Выдумывая все новые объяснения для руководства, Игорь все больше утопал в своем комплексе абсолютизма. Ему доставляло физическую боль несовершенство процесса, недочеты на отдельных участках, которые все вместе вели к выходу из процесса всей линии. Можно было бы оперировать формальным подходом, что и требовало от него руководство, но природное упрямство вело его вперед, все дальше развивая сюжет придуманной им легенды.

Директора фабрики, когда заканчивались грозные телеконференции с его работодателем, где основной повесткой всегда была плохая работа их линии, лично с ним были приветливы, и он чувствовал даже некую благодарность. Но упрямый характер и тут не помогал ему продвинуться, набрать побольше очков, кому они правда были нужны. Никто и никогда не любит критики, тем более от того, кто в этом понимает.

— Ночная с реакторов передала, — ухмылялся у пульта молоденький оператор. Игорь его помнил еще шнырем, драившим раздевалки с душем.

— Их вчера так выдрали после твоего отчета. Так им и надо. Они косячат, а нам потом ноль отмывать из-за них.

— Не знаю Леха, мне кажется все это бесполезно.

— Конечно, бесполезно. Вот ты уедешь, и все вернется, как было. Ты думаешь это надо кому-то? Ни хрена. Они только за сводки свои дрожат, — Леха сплюнул вниз на транспортер. — Саныча кто слушать будет? Его дело за машинами следить, а не в технологию лезть.

— Да уж. А почему больше журнал не ведете, я же оставлял программу.

— Ха, так они нам больше данных не дают, чтобы мы их прищучить не смогли. Анализы с нас сняли, а у меня получалось чище, чем у этих, лаборантских, — хвастливо вскинул голову Леха, густые темные волосы выбивались из-под каски, он нравился Игорю, высокий, статный парень, с горделивым и умным взглядом.

— Да у вас вроде нормальная лаборатория была.

— Была, сейчас понабрали, типа наших, — он махнул рукой на операторскую.

— Только семки щелкать могут, да порнуху в телефоне смотреть. Вот Катя уйдет и тогда совсем труба будет.

— Катя? — переспросил Игорь, вспомнив о девушке в столовой.

— Да, она там за старшего мастера. Вот ведь суки, — Дима оскалил зубы. — Не дала одному уроду, так ее не то что старшим мастером не сделали, так хотели вообще разряд понизить.

— Прямо мексиканские страсти. Так не понизили же?

— Нет, директор фабрики вмешался, когда Саныч попросил. Он конечно умный, но он директор, куда ему до нас.

— Да, он нормальный. Так она последнюю вахту здесь?

— Пацаны говорят что да, больше вызывать не будут. А у нее сестренка больная, только и жили на ее зарплату.

— Откуда ты все знаешь?

— Так тут как в моей деревне, все всё знают. Ты, кстати, сходи к коменданту, он тебе и не такое расскажет, — Леха показал руками небольшой пузырь. — Он очень уважает.

— Да, хотел сходить. А как его зовут, всегда забываю.

— Не знаю, все зовут Паном, — пожал плечами Леха.

— А почему Паном?

— Поляк, потому что. Я вот тоже не знаю, вернусь ли на следующую вахту, — вдруг помрачнел он.

— А что так? Нашел другую работу?

— Нет, просто надо в одном деле разобраться. Понимаешь, была у нас одна девчонка, вместе выросли, короче, как сестра она мне. А тут мне мать пишет, что умерла.

— Как умерла?

— Говорят, упала и головой ударилась. Но это все не то, не могла она, не могла. Связалась с одним уродом, он у нее деньги таскал, бил, сука. Я хотел в этот отпуск разобраться, но видишь, не успел.

— Хм, а что полиция говорит?

— Ничего, несчастный случай. Но соседи говорят, что она к нему тогда ходила.

Разговор прервала сирена, снизу послышался звук бурно текущей воды, запахло серой и сладковатой горечью.

— Ах, ты ж твою мать! — вскрикнул Леха и они вместе побежали вниз на нулевой уровень.

Стоя по колено в горячей пульпе, они в четыре руки пытались передавить задвижкой неистовый насос, чтобы перекрыть поток, вырывавшийся из лопнувшего патрубка. Сверху слышались возгласы разбуженных операторов, суетливо бегающих вверх-вниз.

Это был последний чистый комплект спецовки, и Игорю выдали фабричную, и теперь он полностью слился с заводчанами, на него даже перестало обращать внимание СБ, пропуская не глядя.

Игорь стоял возле КПП и ожидал автобуса до жилого сектора. Ночная смена уже заступила, и это был последний рейс. Народу было немного, несколько запоздалых работяг, сильно хотелось спать.

— Я смотрю, вы уже к нам работать устроились? — спросила Игоря девушка в безликой зимней робе.

— Ой, добрый вечер, — удивился он, не сразу разглядев сквозь слабую метель насмешливые глаза Кати. — Да, как видите, поработили.

— Поработили! Ха-ха, скажете тоже, — рассмеялась она. — А чего не уехали? Ваши недельки-то прошли.

— А откуда вы все знаете? — удивился он.

— Что тут знать, спросила кого надо, — она запнулась, понимая, что выдала себя.

— Спросили, значит, так-так. Значит, интересовались, хм.

— Особо не воображайте себе, — фыркнула она и пошла к резко разворачивавшемуся автобусу.

Игорь догнал ее и встал рядом.

— А вы почему так поздно?

— Ну уж точно не в пульпе купалась, — расхохоталась она.

Они вошли в автобус, Игорь, не веря себе, нагло сел рядом с ней, Катя строго посмотрела на него, но ничего не сказала.

— А вы и это знаете?

— Да, — отчеканила она. — Это вы зря, здоровья себе не прибавите.

— Это я знаю. А вы всегда так задерживаетесь?

— А вы?

— Наверно, не особо это отслеживал, — пожал плечами Игорь.

— А что ж так? У Вас такое рвение к работе?

— Вроде нет, просто в общежитии делать нечего.

— Как нечего? У нас же есть бассейн, библиотека, в конце концов. Есть даже концертный зал! — она расхохоталась. — Правда, я сама не знаю, где он! Ни разу не была.

— Так давай поищем вместе.

— А мы разве перешли на «ты»? — неожиданно жестко ответила она.

— Давай перейдем.

Оставшееся время они ехали молча, Игорь старался сидеть аккуратнее, но раскачивающийся на крутых поворотах автобус сталкивал их ноги, и ему было неудобно, за себя.

— Где Ваше общежитие? — спросил он, когда они вышли.

— Так почему это мы должны перейти на «ты»? — Катя пристально посмотрела на него.

— Не думаю, что для этого нужна причина. Просто должно быть так.

— В первый раз слышу такое объяснение. Ладно, ты хочешь меня проводить?

— Да, хочу, — твердо сказал Игорь.

— А не боишься, что тебя мой парень изобьет?

— Нет, не боюсь.

— Ну, раз такой храбрый, пошли.

Ее корпус находился в верхней точке склона, и Игорь под конец сильно запыхался, перебирая уставшими ногами скользкие ступеньки.

— Ну вот и пришли, — Катя с ухмылкой смотрела на него. — Теперь мне тебя проводить?

А то не дойдешь.

— Нет, дойду, спасибо, — шумно выдохнул он. — Так как насчет зала?

— Какого зала?

— Концертного, пойдем искать?

— Ты что, ты меня погулять зовешь? О-го-го, Я должна растаять?

— Это ты сама решай, будешь таять или нет. Так когда?

— Не знаю, нет времени.

— А в выходные?

— А что выходные? У меня куча дел, знаешь, сколько надо постирать? Тут же нет горничных, все сами, да сами.

— Тогда завтра. Во сколько?

— Я разве согласилась?

— Ты не отказала.

Катя нервно потопталась на месте, завидев приближающиеся к ним из корпуса фигуры.

— В половине первого. Все, я побежала.

— В 12.30! — крикнул он ей вдогонку, курившие у входа в корпус стали громко гортанно хохотать.

За окном прогромыхали пустые КАМАЗы, опаздывавшие на пересменку, солнце даже и не пыталось выглянуть сквозь толщу облаков, низко свисавших над землей. Игорь тяжело поднялся с постели и открыл окно. Тяжелый холодный воздух с привкусом дешевой солярки вошел в комнату, вытесняя духоту перетопленного помещения.

После неуспешной попытки размяться, кровати стояли слишком близко в узкой комнате, и Игорь пару раз сильно приложился ногой о железный корпус, он пошел умываться. В узком зеркале его встретила мятая небритая физиономия с воспаленными глазами, а ведь в этот раз он даже не пил, передав всю привезенную батарею Сан Санычу без малейшего сомнения. Брился он медленно, тщательно очищая каждый сантиметр, в голове медленно вращались вчерашние переговоры с офисом, чувство досады от непонимания руководства он пытался выжимать из себя с каждым взмахом бритвы. Быть может, Кристина не так уж и была не права в том, что ему давно уже следовало поменять работу. Да, Кристина, а ведь они не общались уже несколько недель. Вчера Коля забрал его вещи из ее квартиры, странно, он только сейчас заметил, насколько Коля сдружился с Кристиной. Игорь усмехнулся сам себе в зеркале, прямо «Малаховские страсти». Не было ни чувства сожаления, ни досады от новой мысли, только легкое пощипывание одеколона на чисто выбритом лице.

Уже к девяти часам он был полностью готов, одетый в чистую рубашку. Вот только зачем, вряд ли сквозь глухо застегнутую куртку он сможет продемонстрировать этот жест своей галантности, наверное, ему просто хотелось чувствовать это самому. Он сидел за небольшим столиком у окна, пил остывший чай и методично чистил рабочую почту от пустых сообщений коллег по работе, впутывающих в свой треп всю компанию «остроумными ответами» по элементарным вопросам. Игорь отложил телефон в сторону и надолго задумался, глядя на посеревшую от старости светло-коричневую штору.

В комнату постучали, Игорю показалось, что это в соседнюю комнату, но второй настойчивый стук снял все его сомнения. Он быстро встал и открыл дверь.

— Доброе утро! Хорошо, что не разбудил! — весело поприветствовал его Слава, мастер их участка. Игорь крепко пожал его руку и закрыл дверь.

— Привет, а что случилось, Слав? У тебя вроде выходной.

— Да какой там, вызвали с ночи, вот, только вернулся, — Слава раздосадовано хлопнул себя большими ладонями по бедрам, расстегивая куртку.

— Давай чаю попьем, — распорядился Игорь, набирая в ванной электрочайник.

— Не откажусь, — Слава бросил свою одежду на свободную кровать и сел за стол, сразу ухватив рукой пару печенек.

— Ты представляешь, вчера опять прорвало. Я только со смены вернулся, через два часа за мной машина пришла.

— Что, опять черные патрубки варили? — спросил Игорь, ставя чайник.

— Извини, кроме печенья больше ничего нет.

— Да ладно, я в столовку на завтрак забежал, так, чайком побалуемся, — он улыбнулся своим широким скуластым лицом с немного узкими, с добрыми морщинками светло-коричневыми глазами.

Игорь до сих пор не мог понять, сколько ему лет, на вид было не больше сорока, но Дима как-то сказал, что его дочка уже родила второго внука.

— В итоге-то все заварили?

— Да, заварили. Нашли, оказывается, черт, а ведь оказывается, все закупили! Ну, помнишь, мы с тобой и с Санычем в прошлый раз ведомость составляли, так ведь эти черти все закупили!

— Поразительно, а почему не выдали?

— А вот шут их разберет. Короче все дошло до директора фабрики, он же лично Санычу подписанную заявку отдавал, блин, хороший мужик, все помнит. Короче, там такая кутерьма началась. Эти две аварии остановили реакторный блок, у-у-у, сейчас головы полетят!

— Да у вас всегда так, а потом волевые кадровые решения.

— Почему только у нас, у нас так везде в стране. Вот я тебе скажу, в моем городке пока полгорода не замерзло, никто даже и пальцем шевелить не хотел. А как замерзли, так

нате, пожалуйста, оказывается, все было еще два года назад закуплено. И в итоге, по морозу, землю долбили, ох, как вспомню, все поменяли. Ну не идиоты, а?

— Я все больше склоняюсь к мысли, что идиоты мы.

— Не понял, поясни?

— Давай разберем твой случай, кстати, у нас такое тоже было, но давно, я еще в только-только в школу ходить начал.

— Ну, так куда нам то, уральцам, до Москвы-матушки! — патетично прогудел Слава, довольный своей шуткой.

— И это тоже верно. Но, с вас, как с жителей, никто ответственности не снимает.

— А точно мы можем? Не самим же все менять, хотя, я могу организовать бригаду, сам, если надо, поварю, навык не утрачен, все будет по ГОСТу, шовчик одно загляденье.

— Давить надо, эту гадину, вот я о чем. Выход найти, чтобы напрямую решать все вопросы.

— Где ж нам найти такого Саныча, чтобы он мог в любые кабинеты ходить? Клонировать, что ли?

— Можно и клонировать. Почему бы и тебе им не стать? Ведь ты же получше других знаешь, что нужно?

— Ой, да куда нам, семь классов церковно-приходской, — рассмеялся Слава.

— Не, не говори, ты же в этой письменной галиматье разбираешься? У тебя порядок с нарядами и списаниями.

— Приходится, некуда деваться! Знал бы ты, как мне все это осточертело!

— Не а, тут ты брат лукавишь, — покачал головой Игорь, искоса взглянув на него.

— Тебе это нравится.

— Вот что ты за человек! От тебя житья спокойного нет! Каждый раз приезжаешь и тыкаешь всех — у вас тут неверно, тут переделать, ужас какой-то, — расхохотался Слава, покрасневший после чая.

— Может ты и прав. Мне жена о том же говорила. Зять так вообще возню какую-то начал, дочка написала, что они меня выдвинули, вот. Приеду, буду разбираться.

— Ну, вот видишь, значит так и должно быть. Леха сказал, что у тебя еще прибавление в семье.

— Да, второго батыра доченька родила, а я тебе не говорил? Ой, я уж и забыл, кому еще не говорил!

— Да ничего, я гость редкий.

— Ох, ладно, уболтал ты меня. Пойду думать. Честно говоря, мне тут работать уже осточертело. Жена нашла пару вариантов дома, денег конечно меньше, но зато ты дома. Не хочу всю жизнь на ГМО прожить, устал, что ли, — он хлопнул Игоря по плечу и поднялся.

— Кстати, а куда это ты намылился? Уж не на свиданку ли?

— А тут можно назначать свидания? Не особо романтичное место, — попытался скрыть смущение Игорь, но щеки все же выдали его.

— Романтики тут хоть отбавляй. Пойдешь за концертный зал, туда, дальше вверх по склону, там такой вид, — ни одна баба не устоит!

— А где концертный зал? — оживился Игорь.

— Ну как где? Пройдешь дальше пятаки, там будет магазин, ну помнишь? Вот, чеши еще дальше до развилки, куда КАМАЗы сворачивают, а тебе налево, и там сразу почти концертный зал. Это был раньше дом культуры, красивый, с колоннами, не промахнешься. Ну а сразу за ним узенькая дорожка вверх. Кого заприметил, надеюсь не этих шлюх? — он махнул рукой на женское крыло.

— Нет, а почему шлюх?

— Так потому что шлюхи и есть. Берут по три-четыре рубля. Тьфу, что за женщины, им бы только бабло грести.

— Ты это серьезно? — удивился Игорь, вспомнив, как несколько раз слишком красноречиво на него смотрели трое размалеванных девах.

— Серьезно. Потом долго лечиться будешь. В этот корпус всех подрядчиков селят, чтоб культурная программа была под боком.

— Хм, не знал, я раньше в офицерском корпусе был, в этот раз все занято.

— Ага, там акционеров понаехало, то бухают, то в баню к шмарам ездят. Ладно, это не наша жизнь. Давай, завтра в смену?

— Да, завтра, что тут еще делать?

— И то верно! — они попрощались, и Слава вышел, захлопнув за собой дверь.

На условленное место Игорь подошел ровно в 12.30, успев прогуляться до старого дома культуры, и уже подготовленным идти на встречу. Слова Славы о романтике заставили его долго вспоминать опыт своей юности, и в итоге часовой борьбы у него вышла вполне ровная розочка из белого листа бумаги, теперь аккуратно лежащая в кармане безразмерной куртки.

Ветер с легкой снежной пылью бил прямо в лицо, и он отвернулся от входа в корпус, выискивая на небе редкие лучи зимнего солнца.

— Не красиво стоять к даме спиной, — раздалось сзади.

Он резко повернулся и увидел перед собой Катю, смотревшую на него все теми же чуть насмешливыми серыми глазами, которые сейчас казались ему скорее темно-голубыми. Он заметил слегка подведенные глаза и накрашенные ресницы, от этого сердце радостно сжалось, истомленное ожиданием.

— Привет, ветер, — сказал он и, немного помедлив, протянул ей бумажную розочку, прикрывая второй рукой от порывов нервного ветра.

— О, какая прелесть! — без иронии сказала Катя, ловко выхватывая цветок меховыми варежками и тут же пряча его во внутреннем кармане безразмерной куртки.

— А я смотрю, ты прямо гардемарин.

— Любовь и Родина едины! — поклонился он, и они оба расхохотались.

— Ну, пойдем, — Катя властно взяла его под руку. — Знаешь куда идти?

— Да, знаю, — сознался Игорь.

— Разведал уже? — усмехнулась Катя.

— Да, маршрут проверил.

— Ну, тогда веди.

До клуба они шли молча, ветер немилосердно хлестал по лицу, проезжающие на бешенной скорости груженные щебнем КАМАЗы обдавали их сладковатым угаром дешевой солярки. Он искоса посматривал на ее лицо, почти полностью скрытое капюшоном, открывавшим ему только покрасневшие от мороза щеки с острыми скулами и тонкий нос, который она периодически терла варежкой. Она замечала его внимание и колола ответными взглядами, слишком серьезными, но левый край рта выдавал ее, кривясь в еле сдерживаемой озорной улыбке.

— Вот, это и есть дом культуры, — сказал Игорь, подводя ее к высоким белым колоннам недавно покрашенного здания.

— Пойдем внутрь?

— Что, замерз уже?

— Пока нет. А тебе неинтересно, что там внутри?

Дверь оказалась закрыта, на стенде висела старая афиша, приглашающая на вечер самодеятельности, прошедший уже два месяца назад.

— Не судьба, пойдем обратно? — спросила Катя, быстро взглянув на часы в телефоне.

— Нет, рано еще. Пойдем, мне посоветовали одно место.

Катя не стала спорить, и он повел вверх по узенькой дорожке, начинавшейся сразу от здания клуба. Было видно, что по ней несколько дней никто не ходил, ноги вязли в снегу, а подъем становился все круче. Катя, казалось, не испытывала затруднений, когда как он уже чувствовал нарастающий тем сердца, непривыкшего к таким нагрузкам.

Вершина была усеяна невысокими соснами и редкими кустарниками, пройдя вперед по этому небольшому плато, они вышли к крутому обрыву. Перед ними открылась огромная чаша, обрамленная грядой невысоких холмов. Вдали слева виднелась вся клубах пара фабрика, ветер доносил глухие раскаты с карьера, оранжевыми букашками казались редкие КАМАЗы, снующие далеко-далеко по серпантинам дорог.

— Спасибо, — Катя повернулась к нему и сверкнула глазами на пробившемся сквозь тучи солнце.

— С меня ответ.

— Я сам не ожидал, — сознался Игорь. Он достал телефон и сделал панорамный снимок, потом перевел камеру на Катю, та недовольно поморщилась, но все же встала так, чтобы фотографу было удобнее.

— Теперь ты, — она достала свой телефон и долго вымеряла позицию, заставляя шевелиться то в одну, то в другую сторону. — Мне пора, завтра в смену, а я ничего не сделала, все проспала.

Игорь понимающе кивнул, Катя крепко взяла его под руку, и они стали медленно спускаться. Торопиться никто не хотел, растягивая обратную дорогу как можно дольше.

— Когда ты уезжаешь? — спросила она, когда они вернулись к ее корпусу.

— Через неделю. А ты?

— Мне еще две недели и все. И все, — грустно улыбнулась она. — Не забудь, с меня ответ, через неделю, хорошо?

— Хорошо. А как я узнаю?

— Узнаешь. Ну, до встречи.

— А где мы встретимся? — забеспокоился Игорь.

— Как где? — засмеялась она. — В столовой. Ну, не грусти, пока-пока!

Она легонько ткнула его кулаком в живот и убежала. Он некоторое время еще стоял как столб, обдумывая, чем дальше заняться, нестерпимо хотелось курить.

Сан Саныч нервно копался в шатких кучах бумаг, выискивая нужные отчеты, его лицо покраснело от напряжения, а могучие руки зависали каждый раз в опасном движении, способном снести все со стола на пол.

— Задолбали своими совещаниями, — бурчал он. — Чего сидишь, тебе не надо подготовиться?

— Нет, я и так все помню, — пожал плечами Игорь, отрываясь от своих раздумий.

Неделя уже подходила к концу, а ему так и не удалось толком поговорить с Катей, отрывистые приветствия в столовой не в счет. Он каждый день пытался угадать время ее обеда, но всегда приходил либо он раньше, либо она. Игорь бесцельно вращал свой телефон, время уходит, а у него нет даже ее номера.

— Ну чего задумался, Ромео? — окликнул снова его Сан Саныч, заталкивая нужные бумаги в сумку с символикой фабрики. — Пошли, пора.

По пути к административному корпусу Сан Саныч согласовывал с ним их линию поведения, настойчиво отмечая наиболее острые моменты, которые Игорю не стоит обострять, он через два дня уедет, а им тут жить. Игорь соглашался, прикидывая про себя как обойти эти скользкие моменты, но все же добиться своего.

Не смотря на всю проделанную работу, результат был достигнут лишь отчасти, вставал вопрос о принципиальной невозможности достижения требуемого уровня извлечения для данной технологии, получалось, что крайним, как и раньше, былон, точнее компания, на которую он работал, но, т. к. больше никого не было, то и отвечать ему.

— Вы же понимаете, что все работает, когда другие работают нормально? Выполняют хотя бы то, что обязаны! — Игорь в возмущении вскидывал руки вверх, не находя для себя лазеек, обойти этот вопрос.

— Надо как-то помягче, деликатнее, понимаешь? — Сан Саныч изобразил руками небольшой шарик. — Как с девушкой, бережно, чтобы не травмировать тонкую душу руководства.

— Боюсь, что с девушкой было бы попроще, — усмехнулся Игорь.

Они проходили мимо лаборатории, Сан Саныч махнул кому-то рукой в окне и сбавил ход.

— Так, я пока сводку занесу, а ты меня тут подожди, хорошо? — не дожидаясь ответа, он побежал в диспетчерскую.

Игорь подошел ближе к зданию, прячась в не глубокой нише от разгулявшегося ветра, ворочавшего снежными клубами по плацу.

— Вот ты где! — Катя возмущенно дернула его за рукав. — Я вышла, а его нет.

— Привет, — расцвел он. — Саныч, Саныч.

— Это я его попросила. Ты когда уезжаешь?

— Послезавтра. А мы…

— Так, у меня завтра выходной, так что будь готов. Подходи к шести вечера к моему корпусу, договорились?

— Хорошо, а что ты задумала?

— Вот завтра и узнаешь. Все, не опаздывай, хорошо? — она пристально посмотрела ему в глаза, он утвердительно кивнул, не в силах скрыть дурацкой улыбки.

— Мне пора.

Катя огляделась, вокруг никого не было. Она жестом потребовала его протянуть руку, Игорь снял толстую перчатку и протянул ей свою красную от химического ожога ладонь. Катя неодобрительно покачала головой, быстро сняла свою варежку и, пошарив в кармане, положила ему в ладонь пару конфет. Ее ладонь была холодной и немного влажной, слышался резкий запах дезинфицирующего раствора. Он бережно сжал ее в своей ладони, ловя яркие вспышки в ее глазах.

— Да завтра, — прошептала она, и убежала, заслышав, как заворчал вдали дизель КАМАЗа.

Вскоре вернулся Сан Саныч, и они быстрым шагом, поскальзываясь на спрятавшимся под свежим снегом льду, направились на совещание.

Кабинет главного инженера был полностью заполнен, стояла душная атмосфера от пропахшей кислотами и потом робы, старшие мастера участков в полголоса переговаривались между собой, инженера смотрели что-то без звука на мониторе, переговариваясь возбужденными междометиями.

— Так, все в сборе, — сказал главный инженер. Когда Игорь с Сан Санычем заняли места между директором фабрики и исследовательским отделом, на которые никто не хотел садиться, стараясь максимально удалиться от взора высокого руководства.

— Ну, какие можем подвести итоги?

— Да какие итоги, — возмущенно вздохнул директор исследовательского центра.

— Итоги такие же, как и были раньше, ни хрена эта линия не работает.

Сан Саныч сжал руку Игоря, призывая не начинать первым полемику, но Игорь, все еще переживающий встречу с Катей, спокойно улыбался.

— Разве в этом есть что-то смешное, а, Игорь? — легким фальцетом спросил заведующий лабораторией.

— Нет, я не смеюсь. Просто настроение хорошее, — пожал плечами Игорь.

— Понятно, ты то уезжаешь, а нам как быть?

— Я бы не стал вешать всех собак на Игоря, он свою работу выполнил, я считаю, хорошо. Давайте лучше послушаем представителя компании, что он может предложить, — сказал директор фабрики.

Сан Саныч легонько пнул ногой Игоря, напоминая о своей просьбе.

— Да что слушать, надо было сюда конструкторов звать, — начал было заведующий лабораторией, но главный инженер остановил его жестом руки.

— Для начала я предлагаю обозначить то, с чем согласятся все присутствующие. Перво嬬: требуемое качество извлечения не достигнуто, — Игорь сделал паузу, ожидая возражений, но все согласно закивали головами.

— Второе: имеются сложности в переработке сырья и периодическое забивание оборудования.

— Периодическое? Постоянное! Периодическое — постоянное! — хохотнул старший мастер реакторного цеха.

— Нет, все же периодическое, — спокойно парировал Игорь, — думаю, что предварительный анализ сводок по сменам показал, что эффективность извлечения имеет волнообразный характер.

— Ну и что? Какую руду достали, такая и выработка, — возмутился старший мастер первого участка, его поддержали мастера других участков.

— Это легко проверить по данным анализа руды, поступающей на фабрику, и, насколько мне позволяют мои знания, большая часть полезной руды в итоге идет на хвосты, особенно в первую смену, — Игорь замолчал, ожидая, но кабинет погрузился в глухое молчание.

— Мы уже неоднократно убеждались в том, что эффективность работы новой линии зависит от степени раскрывания руды. При недостаточной степени раскрытия линия не работает.

— Значит, вы поставили не то оборудование! — воскликнул директор исследовательского отдела.

— Мы не поставляли оборудование для переработки нераскрытой руды, — спокойно, делая паузу между словами, ответил Игорь. — Это оборудование другого типа, которое, следовало бы, устанавливать перед нашей линией.

— То есть вы хотите сказать, что мы сами виноваты? Виноваты в том, что поверили вам и купили это говно? — вспылил директор исследовательского центра.

— Это юридический вопрос, который вы можете решить в рамках контракта на поставку. Но, я считаю, что главной задачей является не поиск виновных, а подготовка маршрутной карты решения сложившейся проблемы.

— Поддерживаю, — сказал директор фабрики и обратился к главному инженеру.

— Павел Николаевич, что думаете?

— Согласен. Я думаю, что мы все должны уже понять, что решить все вопросы одной линей не удастся, — главный инженер остановил резким жестом директора исследовательского центра. — Наука наукой, но работаем мы с тем, что есть. Какие Ваши предложения, Игорь?

— Основной проблемой я считаю запаздывание информации, а именно данных о первичных анализах и промежуточных пробах. Анализы поступают слишком поздно, и их результаты видит уже следующая смена, а процесс уже вошел в необратимую стадию. Для работы не требуется абсолютная точность, важно понимать тенденцию. Поэтому стоит разработать схему экспресс-анализов, которые бы могли выполнять операторы участков на месте и совместно с технологами корректировать процесс.

— Так, принято. Вы записывайте, записывайте, — обратился главный инженер к заведующему лаборатории.

— Но операторы и так перегружены работой, где нам взять ресурсы еще и на анализы? — возмутились старшие мастера участков.

— Я думаю, что поначалу им будут помогать лаборанты, а потом, когда процесс наладится, им будет хватать времени на все, так же? — директор фабрики хмуро посмотрел на старших мастеров. — Поменьше ноль будете мыть и дыры латать.

— Второй важный вопрос — это отсутствие прямой коммуникации участков между собой. Общение через диспетчерскую и сводки ничего не дает. Необходимо, чтобы мастера смен своевременно оповещали последующие технологические участки о своих проблемах. Это поможет скорректировать производительность и сохранить оборудование, — Игорь поерзал на стуле, ощущая на себе злые взгляды старших мастеров, Сан Саныч старательно записывал все в свой ежедневник, больше не пиная его ногой.

— И, наконец, третье — своевременная закупка и выдача материалов требуемого качества и исполнения.

— С этим мы разберемся, — сказал директор фабрики. — Мне этот завскладом еще ответит, козел…

— Пока хватит, — резюмировал главный инженер. — Есть что добавить?

Все отрицательно покачали головой, главный инженер встал, показывая, что собрание окончено.

— Через неделю жду отчетов о выполнении, — главный инженер взглянул на часы, время подошло к ужину. — Закончили, пора на ужин.

Когда все расходились, Игоря в дверях поймал директор исследовательского центра.

— Ты особо на нас не обижайся, понимаешь же ситуацию? Иначе бы денег не выделили, а так все довольно неплохо, я думал, что будет хуже, — он пожал руку Игорю, тот понимающе кивнул.

— Ну что, нормально? — спросил Игорь Сан Саныча в коридоре.

— Нормально, в один момент я испугался, что опять начнешь всех крыть. Посмотрим. Мне кажется, что до них дошло.

— Я вот никак в толк не возьму, разве больше никто этого не понимает?

— Да все понимают, вот только нет пророка в своем отечестве, а когда кто-то со стороны скажет, а тем более иностранец, тогда да, сразу под козырек.

— Но я не иностранец.

— Ты все равно от них, так или иначе прямая связь, а немцам Россия всю жизнь в рот смотрит.

— Знаю. Тошно уже от этого.

— Это не твоя война, пошли на ужин и по домам, ты же завтра работать не собираешься?

— Нет, с утра заберу вещи, подпишу документы и свободен.

— Ну, все, пошли.

Сан Саныч потянул его в столовую, почему-то весело подмигнув.

Столовая практически опустела, а Игорь с Сан Санычем все сидели, медленно допивая теплый чай. Разговор шел ни о чем, плавно сворачиваясь в сферу общежитейских интересов.

Когда Сан Саныч относил поднос на мойку, к Игорю подошел незнакомый мужчина в костюме. Он видел его пару раз в компании акционеров.

— Вы же завтра уезжаете? — не здороваясь, спросил он.

— Послезавтра, а что?

— Дома же хорошо, всегда хочется, чтобы все было хорошо?

— Я Вас не понимаю.

— Завтра сиди в общаге, понял?

— Почему это я должен Вас слушать?

— А ты послушай, а то ведь мало ли что, — незнакомец недобро посмотрел ему в глаза и вышел из зала.

— Что он хотел? — спросил подошедший взволнованный Сан Саныч.

— Не знаю, я так и не понял.

— Лучше с этим не общаться, плохой человек, — Сан Саныч задумался, стоит ли говорить. — Он очень мстительный, особенно к женщинам.

В комнате мастеров было шумно, под горячий чай и кофе с печеньем и конфетами, которыми должен был проставляться каждый, кто заканчивал вахту, вспоминались последние курьезные случаи, прополаскивали заново особо отличившихся. Складывалось впечатление, что все было похоже не на проводы друга на большую землю, а на долгожданную встречу старых друзей.

— Не понимаю, что ты все время туда — сюда ездишь? Давай уже, иди в наш отдел кадров и оформляйся! — прожевал Слава, шумно запивая горячим кофе три тягучие конфеты, схваченные им от жадности со стола.

— Да, — подхватил его Леха. — Мы тебе дорогу покажем, можем проводить, если что!

— Да что его провожать, он тут и сам уже каждый угол знает, — по-доброму проворчал мастер по ремонту, в очередной раз неаккуратно взявший хрупкое печенье, раскрошив его в мелкую пыль на столе.

— Тебе бы только гайки есть! — воскликнул Сан Саныч, под дружный хохот.

— Саныч, иди-ка сюда, я тебе руку пожму, по-дружески, — улыбнулся мастер по ремонту, грозно выставляя свою большую красную ладонь.

— С удовольствием, друг! Но, чур, левую, а то как я журналы заполнять буду?

Дружный хохот заглушил звонок телефона.

— Тихо вы! — прикрикнул Сан Саныч. И взял трубку.

— Да, а, понятно. Ну, сейчас отправим. Спасибо, спасибо. Ну, конечно, как полагается.

— Что, готов уже? — спросил Слава, раздумывая о третьей чашке.

— Да, Игорь, документы тебе все подписали, надо до обеда забрать, а то она намылилась куда-то.

— Понятно, тогда пора собираться, — ответил Игорь.

— Я с тобой пройдусь, мне надо бы еще в диспетчерскую до обеда заскочить, — Сан Саныч поставил чашку на небольшой, покрытый чистой клеенкой столик около потертого холодильника.

Прощание было недолгим и теплым, каждый желал по сути одно и тоже, крепко пожимая руку, чувствовалось, что расстаются они ненадолго, куда ж без родного ГОКа?

Громыхая пустым чемоданом, Игорь налегке скользил вниз по склону, Сан Саныч подгонял его, боясь, что он не успеет на автобус до общежития и придется ждать, когда кончится обед на всех участках.

В общем отделе женщина неопределенного возраста и с неизменным недовольным выражением лица выдала ему все документы, заставляя расписываться в бесконечных журналах, разложенных на отдельном столе.

— Ну что ж, спасибо, спасибо что приехал! — Сан Саныч сердечно пожал ему руку, увидев в туманной дымке карабкавшийся вверх по склону автобус.

— Ты всерьез подумай, может ну ее, вашу столицу, а? Давай к нам, поживешь по-настоящему!

— Это и ваша столица, не забывайте, — ухмыльнулся Игорь, глядя на очередное проявление сепаратизма сибиряков.

— Нам до Москвы далеко, мы ее не знаем, а она нас знать не желает, — назидательно ответил ему Сан Саныч.

— Но я и так вижу, что ты задумался об этом.

— Задумался, — сознался Игорь и вздохнул, — дома меня особо тоже ничего не держит, так что почему нет?

— Ладно, бывай. Приезжай в следующий раз летом, у нас такая рыбалка!

— Знаю я вашу рыбалку, — махнул рукой Игорь.

— Так тебя никто пить и не заставляет, лови себе на здоровье.

— Ну-ну, вашими бы устами да мед пить.

— Все, до скорого! — Игорь схватил чемодан и направился к резко затормозившему автобусу. Сан Саныч подождал, пока автобус не уедет и отправился по своим делам, прижимая к себе сумку с бумагами, все норовящую сорваться с плеча от сильных порывов ветра.

До заветного часа времени было много. Игорь сходил в «пацанячью» столовую, где столовались преимущественно слесаря и аппаратчики низших разрядов. Столовая находилась в соседнем корпусе общежития, кормили там не так разнообразно, как в «офицерской», но зато порции были больше, и в целом ему там понравилось, сытно и просто.

Вещи были собраны еще со вчерашнего дня, оставалось бросить подаренную ему спецовку в пустой пластиковый чемодан, но это завтра, сегодня она ему еще понадобится, почему-то не хотелось в последний день выделяться, в голове прокручивалось вчерашнее предупреждение этого странного субъекта, нечеткие намеки Сан Саныча. Он лег на кровать и закрыл глаза. Откуда-то снизу поднялись воспоминания о Кристине, не отозвавшиеся в его душе даже малейшим звуком. Он понимал, что эти отношения надо было заканчивать сразу же, после ее обтекаемого отказа. Хм, обтекаемого, верное слово, так точно отражавшее всю ее. Он подумал о своем друге, который, когда-то и познакомил их, в голове тут же сопоставились факты, дружеские приходы Коли к Кристине, дружеские ли? Игорь поморщился от мысли, что у него довольно странные друзья, хотя он сам тоже не особо. Он спокойно и рассудительно, как бы со стороны, оценил себя, да ничем не лучше, но все же потаенное чувство обиды все нарастало в нем, не то, чтобы ему хотелось вернуть их отношения, нет, было просто обидно от этих гнусных игр, наверное этим он отличался от них.

Игорь достал телефон и долго смотрел на фотографию Кати. Ее лицо горело от лучей прорвавшегося солнца, слегка косые глаза сузились до маленьких щелочек, из-под которых выбивался тот озорной огонек, который так ему нравился. А может он и его придумал? Как придумал для себя отношения с Кристиной и друга Колю? Пускай! Он любовался ею, сощуренными глазами, тонкими острыми скулами, ровным, прямым носом, полураскрытый рот застыл в улыбке, жадно манящей негой поцелуя нежных алых губ.

«Вот дурак!» — вслух воскликнул Игорь, откладывая рядом телефон и понимая, что давно уже не ощущал этого забытого с солнечного студенчества томительного чувства влюбленности, подогретого неопределенностью ее решения, ее чувств. Сейчас все переносилось легче, чем тогда, когда душа буквально разрывалась от обилия чувств, когда сердце, руки, ноги — весь он был готов на все, лишь бы добиться хотя бы тайного, брошенного как бы случайно, благожелательного взгляда самой прекрасной девушки в мире! Да что там в мире, во всей Вселенной, будь она в тысячу раз больше той, чем представления даже самого сумасшедшего ученого!

Он вскочил и бросился к окну, чтобы впустить холодного воздуха. В памяти всплывали все предыдущие несчастные влюбленности, вспоминался и он. Ведущий себя как дурак, не понимавший, оглушенный гормонами, простых вещей и напрочь портивший все, руша хлипкие мостики его избранниц, которые они строили для него к себе. Нет, они не были похожи на Катю, нет, абсолютно не похожи, возводя ее в непоколебимый абсолют, он знал, что все может быть лишь его воображением, он сам придумал себе все это! Пускай так и будет, не в первый и не в последний раз! Но сердце ему уже сигнализировало, что это будет последний раз.

Ему далось выпросить у неприветливого служащего общежития утюг, и потертую засаленную гладильную доску, подкупив его нетронутой пачкой печенья, на которое он уже смотреть не мог. Постиранная накануне рубашка плохо проглаживалась, топорщась от неровно сложенной на доске простыни. Чисто выбритый, густо пахнущий одеколоном, Игорь придирчиво оглядывал свое лицо, осунувшееся за последние две недели. Серые мешки под глазами, нос, больше чем требовалось бы, вытянутое лицо, не урод, но и не красавец.

Ровно в шесть вечера он стоял на том же месте, теперь уже не отворачиваясь от входа в корпус, стойко перенося резкие порыва ветра, бьющие прямо в лицо.

— Ай, опять ты спиной к даме! — воскликнула Катя, подойдя снизу с двумя большими пакетами.

— Опять ты меня подловила, — Игорь принял у нее пакеты и вопросительно посмотрел.

— Пойдем, что стоишь? — удивилась Катя, потянув его за рукав в сторону корпуса.

— Блин, вот лопух, — с легкой досадой произнес Игорь. — Стоило бы догадаться, а так с пустыми руками, нехорошо.

— Ничего, я же тебя не предупреждала, — успокоила его Катя. — Давай быстрее.

Ее комната находилась на третьем этаже. Ночная смена уже отправилась, а дневная еще не вернулась, общежитие было пустынным, где-то далеко гремел телевизор.

— Заходи, — Катя открыла дверь и первой юркнула в комнату.

Она была такой же, те же четыре кровати, из которых занято было две, а на остальных ровными кучками были сложены вещи. Но в отличие от его комнаты, здесь стоял волнующий запах женской комнаты, чувствовалось присутствие двух совершенно разных женщин.

Катя буквально выпрыгнула из безразмерной куртки и ватных штанов полукомбинезона, оставшись в мягком, слегка обтягивающем трикотажном костюме, намекавшем на тонкую талию его обладательницы, стройные ноги и волнующую округлость маленьких ягодиц. Катя ему казалась совсем маленькой и походила на школьницу.

— Давай пакеты! — одернула она его нескромные взгляды, явно довольная его интересом. — Раздевайся и мой руки.

Он послушно разделся, оставшись в белоснежной рубашке и темно-синих джинсах. Катя улыбнулась, оглядывая его, но промолчала, кивнув на дверь ванной. Раковина была вычищена до блеска, все вокруг пахло чистотой и задушенным парфюмерными отдушками хлором.

— У тебя очень приятно, — нашел неуклюжий комплимент Игорь, садясь на указанное ему место за столом. Катя бросила на него благодарный взгляд, сейчас ее глаза не были такими узкими, едва-едва выдавая национальную принадлежность одного из родителей.

— Ну, это не только моя комната. Нас тут двое живет, к счастью.

— Для меня — это твоя комната, — безапелляционно сказал Игорь. — Это изумительно!

Он с восторгом смотрел на стол, уставленный тарелками со всевозможными салатами, как ей удалось из столь скудного ассортимента местных чипков соорудить такое роскошество. После многих недель питания в заводской столовой, организм ликовал, при виде домашней еды.

— Ну ты меня совсем захвалил, — рассмеялась Катя, добрым, солнечным смехом, который бывает у настоящей хозяйки, смущенной похвалой, но так в ней нуждающейся.

— Нет, все честно. Я в настоящем восторге.

— Да ладно, будто тебе жена не готовит, а? — Катя бросила хитрый взгляд, ловя реакцию его лица.

— У меня нет жены, да и не планируется, — пожал плечами Игорь, не выдав лицом и тени лукавства, он себя именно сейчас так и ощущал. В душе росло чувство неистощимой любви, не требующей сразу же взаимности, но подталкивающей его прямо сейчас бросить все цветы к ее ногам. Он засмеялся.

— Что смешного? — недоуменно возмутилась Катя.

— Да ничего, я себя ощущаю зеленым студентом, вот и смеюсь над собой.

— А сколько тебе лет?

— Много, целых тридцать два года.

— Да ну, это разве много. Много лет мне.

— А сколько тебе лет?

— Вообще-то воспитанные люди у дамы возраст не спрашивают.

— Можно я буду немного невоспитанным? Так сколько же?

— Тридцать, — Катя расхохоталась. — Старушка уже.

— Вовсе и не старушка, — пожал плечами Игорь.

— Старушка, меня так бабушка называет. Ей все не дает покоя, что у меня нет мужа, и деток еще не нарожала. Она меня воспринимает как инкубатор.

— А как воспринимаешь себя ты?

Катя наконец закончила с приготовлениями и села рядом. Она пристально посмотрела в его глаза, гипнотизируя глубокими серо-голубыми озерами.

— А с какой целью интересуешься? — она резко отвернулась, неестественно отшучиваясь.

— С прямой. Может, я жениться хочу?

— Да ну! — она бросила слегка презрительный взгляд на него.

— Знаю я ваших, московских.

Игорь возмущенно прокашлялся, не ожидая такого выпада. Катя, чувствуя свою излишнюю грубость, положила ему на тарелку кушанья и ласково дотронулась до его руки.

— Не сердись, сам же знаешь, как мы к вашим относимся, вот и вырвалось. Давай есть, а? А то я не обедала, все готовила и готовила! — она игриво блеснула глазами, толкнув под столом ногой. — Давай, хватит дуться.

— Действительно, надо есть, — согласился он, с удовольствием принимаясь за предложенное угощение.

Вдвоем они умяли почти все, что было на столе. Катя ни на шаг не отступала от него, но, в отличие от себя, он даже не заметил, что у нее хоть на чуть-чуть надулся живот, хотя его ремень уже просил пощады.

— Не в коня корм! — Так всегда говорит моя бабушка. Она все хочет, чтобы я набрала вес, а то я, по ее мнению, так со школы и не выросла. Поэтому мужчины на меня и не смотрят, — она заразительно рассмеялась.

— По-моему все прекрасно, но, может, твоя бабушка и отчасти права.

— Вот так да, значит я некрасивая? — возмутилась Катя, собирая пустые тарелки со стола.

— Нет, некрасивая, — ехидно улыбнулся Игорь, за что тут же получил ложкой в лоб.

— Хам! И чего я тебя в гости позвала?

— Ты меня не так поняла. Я пока не могу подобрать слова, — начал оправдываться он, вертя в голове весь свободный словарь, подбирая нужный эпитет.

— Мне надо еще подумать.

— У, думай, думай, — фыркнула Катя, унося тарелки в ванную.

— Расскажи о себе? — спросила Катя, разливая чай.

— Да особо нечего рассказывать. Довольно пустая жизнь. Родился, учился, потом опять учился, непонятно зачем, работаю. Ни семьи, ни детей. Ничего особенного.

— Грустно, как-то. И что, нет ничего, даже увлечение?

— Раньше было, сейчас все забросил.

— А чем занимался, почему забросил?

— Музыкой, гитарист-любитель, — он изобразил руками гитариста виртуоза, — не до этого теперь, одна работа, вот и все.

— Песни поешь?

— Нет, не пою, мне мой голос не нравится, противный такой, — он поморщился.

— А я пою, меня бабушка научила.

— Споешь что-нибудь?

— Сыграй, тогда спою! — увернулась Катя.

— Хорошо, я запомню.

— Запоминай, — она пожала плечами, — опять все спуталось.

Катя положила на стол заколку и распустила темные волосы по плечам, строгость прически улетучилась, и на него смотрела простая красивая женщина, выискивая ответы в его смущенных, слегка опущенных глазах.

— А как мы дальше будем? — решился Игорь, собирая всю силу воли, твердо смотря ей в глаза.

— В смысле? Ты завтра уедешь. Вот и все. А чего ты хочешь?

— Не знаю, но…

— Так узнай, а потом говори! — воскликнула она, сверкнув гневно глазами. Он опешил от ее поведения, выдав это лицом. Катя, распаляясь, неверно понимая его реакцию, вскочила.

— Продолжения хочешь? Тебе же, конечно, рассказали, сколько тут что стоит, да? Нашелся тут, московский мажор! Так вот что, я тебе не всякая там, вырядился он тут! Да вам всем только одно и нужно!

Она резко дернула за молнию курточки костюма, обнажив плоский белый живот и небольшую грудь, спрятанную в простой белый лифчик.

— Пять рублей, понял? Потянешь, нет? — закричала она, покраснев.

— Десять, — не поддаваясь на ее истерику ответил Игорь.

— Что десять?!

— Дам десять рублей, — он встал и, взяв кружку, ушел в ванну.

Катя стояла посреди комнаты, открыв от возмущения рот, не в силах выговорить ни слова от накатившего на нее гневного оцепенения. Игорь вернулся и молча вылил ей кружку холодной воды на голову. Катя изумленно смотрела на него, медленно остывая, Игорь протянул ей полотенце со словами: «Вытрись».

Катя послушно вытерла лицо и шею и застегнула курточку.

— Садись, — приказал Игорь, она села на свое место.

— Я не буду спорить, что мне этого тоже надо, как ты выражаешься. Но не только этого, понимаешь?

Он встал и стал ходить по комнате, ероша волосы на голове, не в силах больше бороться с волнением.

— Я не знаю, что это, но не хочу, понимаешь, не хочу, чтобы все закончилось здесь и сейчас.

— Но зачем я тебе? Как, как ты себе это представляешь? — Катя плакала от досады на него, на себя, давшую волю своей наболевшей истерике.

— А что, что нам мешает? Расстояния? Ерунда! — воскликнул он. — Давай поедем отпуск вместе. Я не сделаю ничего, чтобы тебя могло оскорбить. Но надо попробовать, ты сама это чувствуешь, не ври хоть себе.

— Я… я, не могу, — заплакала она, закрыв лицо руками. — Не могу, не могу, не могу…

— Не понимаю, объясни, — он встал рядом с ней на колени, деликатно взяв за плечи.

Катя уронила свою голову ему на плечо и зашептала жарким дыханием: «Мне надо работать, понимаешь? Мне нужны деньги, а меня увольняют. Я не имею права».

— Ты не имеешь права? Кто это решил?

Катя нежно посмотрела блестящими от слез глазами и поцеловала его в губы, обжигая его жаром своих чувств.

— Не терзай меня. Я просто не могу.

— Не согласен, не согласен! Черт возьми! — неожиданно для себя, Игорь с легкостью поднял ее вместе со стулом, держа на весу возле своего лица. Катя негромко охнула от резкого подъема, от удивления широко раскрыв глаза. — Так не будет, слышишь?!

— Опусти меня, ну, что за игры? — Катя слегка повеселела, гладя его напряженные плечи. — Ну, не дури.

— Не отпущу! Не отпущу, никогда!

— Ты уверен, что тебе это надо? Я же не камень, пожалей меня.

— Уверен. Я никогда в своей жизни еще не был так уверен!

— Отпусти меня! — потребовала Катя и еще раз поцеловала. — Я согласна, согласна! Отпусти же!

Игорь отпустил ее на пол и устало сел на свой стул. Они долго еще смотрели друг на друга, глупо улыбаясь, Катя утирала последние слезы ладонью, второй рукой она крепко сжимала его пальцы.

— Тебе пора, — Катя вздохнула, опасливо глядя на часы.

— Давай свой номер, Игорь достал телефон.

Катя продиктовала ему номер, он тут же набрал его, проверив, не обманула ли. В мессенджере тут же появился новый контакт с маленькой птичкой, вместо фотографии.

— Это ты? — спросил он. — Что это за птица?

— Синичка, — пожала плечами Катя. А сбрось мне мою фотографию, а?

— Ты когда будешь дома?

— Через неделю, может чуть позже. Но ты так сильно не торопись, ладно? Дай мне время, — суетливо заговорила Катя.

— Я не буду тебя неволить, но и на поводу у тебя идти отказываюсь.

— Хорошо, я согласна. Позвони мне, как домой доберешься, хорошо?

— Конечно, позвоню.

— Все, тебе надо идти, — голос ее дрогнул.

— А что случилось?

— Пожалуйста, не спорь.

— Я тебе завтра вечером позвоню, хорошо? — спросил Игорь, уже одетый, с наглухо завязанным Катей шарфом.

— Хорошо, я буду ждать, — она притянула его к себе и быстро поцеловала.

— Всё, иди уже!

Выйдя из общежития, он так и не понял ее опасений, в коридорах на него никто не обратил внимании, редкие жильцы молча шли по своим делам, уткнувшись в телефоны.

Ветер на улице разгулялся, неистовствуя и продувая насквозь толстую робу. Игорь спешил в свой корпус, не замечая, как еще от ее общежития за ним следовали две фигуры в безликой робе.

— Эй! Закурить не найдется? — окликнул его сиплый голос на лестнице, ведущей вниз к его корпусу.

— Не курю, ребят, — только и успел ответить он, почувствовав обжигающую боль, от вонзившейся в его живот холодной стали.

— Тебе же говорили, чтобы ты сидел дома! — шепнул ему второй голос, выдернув нож и толкая его вниз.

— Ты че? Я на мокрое не подписывался? — зашипел первый, видя, как тело Игоря кубарем катится вниз по металлической лестнице.

— Заткнись, козел! Валим! — шикнул второй, и они убежали наверх.

2.

В комнате было тепло и очень сухо. Стоявший рядом с принтером увлажнитель изо всех сил пылил водяным туманом, но датчик упрямо не хотел двигаться дальше 15 %. Принтер тихо зажужжал, и из него снова вылез абсолютно чистый лист.

В комнату вошел высокий мужчина в синем зимнем комбинезоне, на голове крепко держалась белая каска, насаженная на толстую вязаную шапку, лицо было покрыто белым инеем, нос слегка посинел.

— Ох, ну и морозец сегодня, аж зубы ломит! — Антон с трудом расстегнул ремешок каски, еще не оттаявшую за переход по длинному коридору между рабочими корпусами, замерзшие, даже сквозь двойные перчатки, пальцы не слушались, молния на куртке долго сопротивлялась, перекошенная от мороза.

— Антон, наконец-то ты вернулся. А то я никак не могу распечатать отчет, посмотри, пожалуйста, — обратилась к нему сидевшая у окна женщина с пышной прической, на вид ей было уже за пятьдесят, но поговаривали, что значительно больше, косвенно это подтверждалось желанием отдела кадров каждую вахту отправить ее на пенсию, но главный энергетик отменял это решение, видя, какую смену ей готовят.

— Да. Что-то я задержался, скоро же сводку отправлять. Сейчас поправим, Маргарита Федоровна, — Антон стянул с себя дубовые штаны полукомбинезона, ощущая легкое покалывание во всем теле, отходившем от ледяной стужи, внезапно накрывшей месторождение. — Так-так. Я сейчас второй поставлю.

Антон достал из тумбочки второй увлажнитель и поставил его совсем рядом с принтером.

— У меня что-то горло першит, — пожаловалась Маргарита Федоровна.

— Еще бы, — бодро ответил Антон. — Вы бы знали, какой там ветер поднялся, ни зги не видать, влажность ноль, минус сорок пять, ух, благодать!

— Кошмар какой! Я, наверное, тут спать останусь, не дойду до автобуса, — ужаснулась Маргарита Федоровна.

— Ничего, не беспокойтесь. Если что, мы Вашу окоченевшую тушку сами в автобус загрузим, — весело подмигнул ей Антон, набирая из кулера воду для увлажнителя в бутылку.

— Я всегда знала, что на Вас можно положиться. Вы настоящий друг! — по-молодецки воскликнула она. — Ну как там наш печатный станок, жить будет?

— Будет, но минут через десять.

— Ну, хорошо. Я тогда пока чайку поставлю.

— Вот спасибо, а то мне еще надо сводку набросать, — Антон закончил возиться с увлажнителем и сел за свой стол перебирать разбросанные сменой отчеты.

— Какой бардак.

— Я им говорила, чтобы клали аккуратно, но они меня не слушают, — пожаловалась Маргарита Федоровна, ставя ему кружку чая с малиновым вареньем.

— Большое спасибо, Маргарита Федоровна! Вы знаете, что мужчине нужно.

— Да, — нескромно ответила она, изящно поправляя прическу.

— Вот только мужчины об этом не знают.

Они дружно рассмеялись. В комнату ворвался запыхавшийся слесарь с заледеневшими усами и тремя здоровыми сосульками на бороде.

— Эй, дед мороз, ты бы хоть отряхнулся, — пожурил его Антон, принимая замасленный отчет.

— Да куда уж там, только закончили. Два раза пламя гасло, это просто… — он посмотрел на Маргариту Федоровну.

— В общем ужас, а не погода.

— Браво, Никита, я из тебя сделаю джентльмена, — похвалила его Маргарита Федоровна. — Чайку?

— Спасибо большое, но я побегу, автобус скоро, а мне еще переодеться надо.

— А чего спешишь так? — спросил Антон, внося его каракули в сводку.

— Это что, за слово?

— Это? Да шут его знает, прорыв, вроде. Сегодня привоз был, так что надо успеть пока все не разобрали.

— Понятно, ну беги, а то действительно разберут. Маргарита Федоровна, а Вам не надо пополнить запасы?

— Да у меня вроде все есть. Кофе я девчонкам заказала, они для меня отложат. Себе бы взяли что-нибудь, а то до последнего рейса торчите на работе, — она покачала головой.

— До свидания! — попрощался замерзший Никита, пожав протянутую руку Антона, плотно засевшего в набивание сводки.

— Да куда там, вечером не сделаешь, утром стружку снимут. Лучше я все закончу. Попробуйте, должно уже нормально напечатать.

Принтер зажужжал, и из него вылез запечатанный лист с бледными серыми буквами.

— Ну, хоть что-то, — удовлетворилась Маргарита Федоровна.

— Пошла отчитываться, не опаздывайте. Когда наконец возьмут еще инженера, раньше — было до трех в смену, а теперь вы один.

— Да, да, мне еще пару минут, — Антон с тоской поглядел на оставшиеся отчеты и на ожидающе его журналы, стопкой подпиравшие монитор. — Оптимизация непреклонна, не мне тут права качать.

— Да, не нам уж точно. Но мы не будем сдаваться!

— Никогда! Победа будет за нами!

— Абсолютно точно! — она гордо вышла, унося за собой шлейф недорогих, но вполне выносимых духов.

Антон уважительно относился к ней, всегда помогая, когда у нее были трудности с новыми бланками или очередной надстройкой к базе, назойливо спускаемой отделом развития, постепенно выдавливающим тем самым всех «динозавров» с предприятия. Никто никогда ее не расспрашивал, но все знали, что она была единственная работающая в семье, вытягивая на себе непутевую дочку с двумя внуками, в которых она души не чаяла, с удовольствием рассказывая о том, как они встречают ее в короткие дни отпусков между вахтами. Антону казалось, что Маргарита Федоровна, показывая ему новые фотографии из дома, молодела лет на двадцать, заново переживая в своем рассказе забавы озорных внучат.

В очередной раз он опоздал на сводку, спасало только то, что его участок был самым последним. Редкие проверяющие грозили потом, что в следующий раз с него и начнут, но главный энергетик объяснял, что у него самый отдаленный участок и это необходимо принимать во внимание.

Антон протараторил отчет за день. Половина запланированных работ была не сделана, скользящим графиком переходя на следующий день.

— И долго Вы будете копить долги? — недовольно буркнул мастер смены. — Это уже похоже на стиль работы, безответственной работы, не находите?

— У нас не хватает людей, в такую погоду работать дольше нельзя, — твердо ответил Антон. — Я об этом уже неоднократно писал в отчетах. Переведите ко мне по два человека от других участков, разгребем завал. Также прошу снять с меня списания, на это уходит очень много времени.

— Нам некого дать, — развел руками мастер смены. — Я не буду разрывать участки, а то там начнется то же самое. По поводу списания Вы все знаете, позиция была сокращена, этим должны заниматься мастера участков.

— Но тогда потребуйте, чтобы база начала нормально работать, а то каждое действие по пять минут выполняется! — возмутился Антон.

— Почему это только у Вас на участке такие проблемы? Все время жалуетесь только Вы, почему? — возразил мастер смены, обращаясь к главному энергетику.

— Антон, насчет базы я поговорю, а людей действительно нет, надо самим выбираться, понимаешь? — главный энергетик по-дружески кивнул Антону и обратился к мастеру смены. — Олег Павлович, прошу найти резервы, надо помочь Антону. Дайте инженера на списания, мы материал в этом квартале получили только на его участок. Решите вопрос?

— Да, Дмитрий Александрович, — мастер смены кинул недовольный взгляд на Антона.

— Остались еще открытые вопросы? Нет, тогда до завтра, Ночная смена, удачи, — сказал главный энергетик.

Все молча покинули переговорную. Мастер смены отвел в сторону Антона.

— Завтра пришлю к тебе Никифорова, объяснишь ему.

— А можно не Никифорова? — вздохнул Антон.

— Больше никого нет, бери, что дают.

— Ладно, присылайте.

Антон вернулся к себе и устало сел за стол. Маргарита Федоровна расправляла на себе толстый слегка приталенный пуховик, кокетливо рассматривая себя в зеркале.

— Не засиживайтесь, Антон. До завтра, — попрощалась она, торопясь на первый рейс.

— До завтра! — крикнул ей вдогонку Антон.

На заполнение журналов ушло больше двух часов, связь была неважная, и поэтому дублирование рукописных журналов в базе приходилось делать по нескольку раз, получая после каждого обрыва чистый бланк на экране.

До последнего рейса в жилой блок оставалось еще полчаса. Антон открыл личную папку и медленно пролистывал фотографии с дочерями, сделанные им в последний отпуск. Девочки росли прямо на глазах, все больше походя на мать, а иногда на него. Старшая Женя копировала поведение бабушки и смотрела с экрана на него строгим взглядом тещи, младшая, Маша, только начавшая ходить в школу, широко улыбалась, протягивая к фотографу тоненькие ручки. Он с грустью посмотрел на календарь, оставалось еще четыре недели, а потом всего полтора месяца и снова обратно, обратно в тундру. Антон долго смотрел на экран невидящим взглядом, слушая неистовые завывания ветра снаружи. Он в который раз открыл папку с фотографиями жены, красивой, с белоснежными волосами и такой далекой, совсем далекой уже от них улыбкой. Рука дрогнула, и он в который раз не смог удалить ее фотографии.

В столовой было немноголюдно, в полголоса переговаривались запоздалые посетители под притушенные вопли безликих певцов на Ru-tv. Антон набрал на поднос все, что осталось, и подошел к кассе.

Девушка на кассе скучала, искоса поглядывая на экран. Было видно, что ей неудобно сидеть на поворотном стуле, слишком высоком для ее роста, поэтому каждый раз ей приходилось, сильно ссутулившись, наклоняться к терминалу.

— Добрый вечер, Вы как всегда последний, — простой, слегка смущенной улыбкой поздоровалась она, неодобрительно оглядев его поднос.

— Добрый вечер, — Антон улыбнулся ей в ответ, ловя на себе легкие искорки ее заинтересованного взгляда, брошенного вскользь по нему большими черными глазами, под стать длинным толстым волосам, распирающим своим объемом стандартный поварской колпак. — Работаем, Вы, между прочим, тоже припозднились.

— Ну, я, — усмехнулась она и вытащила из невидимой взглядом полки снизу тарелочку с двумя пирожками, поставив его на поднос. — У меня работа такая.

— Большое спасибо, — Антон прямо посмотрел ей в глаза, ему нравился этот рабочий флирт, глупый и детский, но приятно щекотавший нервы. — Вы меня откормить решили?

— Я знала, что вы придете поздно. А некоторым следовало бы и поменьше лопать, — она суетливо стала копаться в терминале, а на ее щеках ярким пятном на белоснежной коже выступил откровенный румянец. — Приятного аппетита, и приходите пораньше, сегодня оленину завезли, надо нормально питаться, не одними же салатами.

— Я постараюсь выполнить ваш наказ, — Антон взял поднос и пошел на свое место прямо под телевизором. Он как всегда сел к нему спиной, чтобы не видеть происходящего на экране.

Девушка за кассой ушла, выключив над пустыми прилавками свет. Последние посетители устало несли подносы с грязной посудой к мойке. Через несколько минут он остался один в большой столовой, окруженный пустыми белыми столами, над которыми висела неестественная чувствительность песен женоподобных гладеньких мальчиков с экрана. Кто-то заботливо выключил над ним телевизор, и Антон облегченно вздохнул.

Вот уже больше года, пятую вахту, он вяло флиртовал с мастером по столовой, он не знал ее должности и определил ее так, наподобие структуры его подразделения. Он даже не знал ее имени, хотя она знала точно, каждый раз получая на терминале его полное имя и индивидуальный номер при валидации личной карточки. Пора было уже на что-то решаться, убеждал он каждый день себя, но раздувающаяся не к месту рефлексия по сбежавшей жене, появляющаяся всегда к вечеру, рубила на корню все его попытки и желания.

— Антон, вот ты где! — вбежал в столовую высокий худощавый парень с всклокоченными волосами. Он был чуть выше Антона, но когда они стояли рядом казался очень высоким, по сравнению с широкоплечим Антоном. — Я уже к тебе забегал, Никитич сказал, что ты еще не приходил.

— Я на последнем рейсе вернулся. Чего искал то?

— Да как чего? — возмутился парень. — Ты что, новостей вообще не читаешь?

— Нет, вроде просматриваю газету, а что случилось то, Дим?

— Через две недели к нам приезжают команда со старого месторождения, нам нужен ты, без такого подающего, мы не выиграем! — воскликнул он. — Так что ты бросай свою работу, я уже договорился с главным энергетиком, после обеда должен идти на тренировки, мы должны победить, сам понимаешь!

— Да, честь завода на кону, — усмехнулся Антон, слегка презиравший это постоянное соперничество между месторождениями, возведенное в ранг принципиального противостояния, но перспектива тренировок его обрадовала. — Конечно же, я согласен, но не знаю, старый я уже.

— Да ладно тебе причитать! Нашел тут молодых! Я всего на пять лет моложе тебя, а удар твой валит с ног даже этих лосей! Помнишь, летний матч?

— Да, нехорошо тогда получилось.

— Хорошо, просто отлично получилось! Как ты разыгрывающему в лоб подачей засвистел, а? Жалко записи нет.

— Ладно, я тебя понял, Дим, — Антон поднялся и отнес поднос в окошко мойки.

— Во сколько завтра?

— В два часа начинаем, так что после обеда на первом же рейсе к нам, ага?

— Договорились! — он крепко пожал горячую руку Димы, и они, продолжая обсуждать будущую стратегию игры, направились по длинным коридорам мимо библиотеки и спортивного зала в жилые отсеки.

На перекрестке рядом с маленьким киоском они распрощались, и Дима пошел по перпендикулярному коридору в свой корпус. Дима работал на буровой, они познакомились три года назад, когда набирался первый состав волейбольной команды. Диму приняли в команду сразу, так как он был мастером спорта, а вот Антон прошел все круги отбора, поражая назначенного тренера своей сногсшибательной подачей, правда в розыгрыше Антон сильно уступал другим, подчас отдавал слишком сильные или неточные пасы.

В киоске Антон взял пару плиток горького шоколада, который, по мнению смурной девушки продавца, брал только он, и пошел к себе в комнату. Никитич, слесарь высшего разряда предпенсионного возраста, как всегда смотрел бесконечные дебаты политологов на телевизоре, покачивая сильно поседевшей головой и цокая языком. По статусу Антона должны были перевести в инженерный отсек, но он не хотел переезжать, не желая жить рядом состаршими мастерами, погрязшими в обсуждениях планов своего развития и карьерного роста. Антону было гораздо приятнее жить с Никитичем, житейская мудрость которого стоила многих десятков высших образований, отмеченных на корочках инженеров.

— Добрый вечер, Степан Никитич! — поздоровался Антон, отрывая Никитича от просмотра.

— О, привет Антон. Опять ты поздно, это к добру не приведет, — осуждающе цокнул языком Никитич. — Работа тебе не поможет избавиться от хандры, поверь мне.

— Просто много работы, — пожал плечами Антон.

— Ее и много потому, что ты ее себе сам создаешь. Никитич посмотрел на него слезящимися от телевизора глазами. — Тебя Димка нашел?

— Да, мы поговорили. Берут в команду.

— Вот, отвлечешься. Я надеюсь, ты не отказался?

— Нет, я же не совсем дурак.

— А мне иногда кажется, что совсем. Из дома пишут?

— Да, дочки набросали сообщений, каждая свое, личное. Совсем большие стали.

— Да, дети растут неожиданно. Чего пишут?

— Их на экскурсию в соседний город возили, у каждой свои впечатления, кардинально противоположные. Старшей не понравилось, а вот младшая в восторге.

— А старшая это Маша или Женя?

— Старшая Женя, строгая такая, приказывает уже.

— А что приказывает?

— Говорит, чтобы нашел им новую маму, чтобы вернулся уже с вариантами.

— Вариантами, ты смотри, и правда взрослая уже. Ай-яй-яй. Ну а ты что?

— Какие в тундре варианты? Лемминги?

— Сам ты лемминг! Столько красивых барышень вокруг, я вот начинаю сомневаться, ты часом может не мужик?

— Мужик, мужик, не беспокойся, — расхохотался Антон. — Ладно, я пошел мыться.

— Ты давай, думай, как наказ дочери выполнить, а то они с тебя не слезут.

— Знаю, буду думать. Теща мне тоже самое говорит, не верит, что Олеся вернется.

— Она не вернется, забудь про нее. Раз уж теща, да какая она тебе теща, она для тебя уже мама, золотая женщина, только на земле русской такие могут родиться.

— Да, теща у меня золотая, — улыбнулся Антон. — Ты прав, она мне уже как мама, как мама.

Он в задумчивости разделся и пошел в душ. Мылся он долго, меняя воду с обжигающей до ледяной, представляя в голове назидательный тон Жени, отчитывающий его за невыполнение наказа, и большие яркие серо-голубые глаза Маши, любящей душить его в своих объятьях.

Спортивный азарт, особенно у руководства, способен сдвинуть даже самые неприступные горы. На участок Антона неожиданно нашлись резервы в лице двух слесарей на дневную смену и маленькой юркой девчонки с огромными синими глазами из общего отдела. Присланного инженера Никифорова Антон быстро отправил обратно, несколько дней подряд переделывая за ним работу.

Слесаря теперь подолгу зависали в его кабинете, надиктовывая свои каракули в отчетах маленькой Оле из общего отдела, покорившей их своим заразительным смехом и неподдельным, по-детски наивным, удивлением, когда они рассказывали ей о тягостях работы настоящих мужиков.

Антон первую половину дня пропадал на объектах, по ходу составляя план на следующие смены, а Оля, приходя после обеда, быстренько решала все вопросы со списаниями и вносила данные в базу. На вторую неделю тренировок им вместе удалось расчистить все накопившиеся завалы, главный энергетик уже вел переговоры о переводе Оли к ним на постоянную работу, видя, как все вокруг подтягивались под влиянием чар молодой девушки.

Движение и нагрузка — вот главные компоненты успеха. Не задерживаясь на одном месте подолгу, Антон почти полностью освободился от навязчивой хандры, довлеющей над ним уже долгих два года. Как прав был Никитич, он действительно создавал себе слишком много ненужной работы, пытаясь мнимой занятостью заместить пустоту в душе.

Тренер, невысокий армянин с карикатурно большим носом, которого все называли Арсеном, изматывал всех так, что члены команды после ужина буквально падали на кровати и тут же засыпали. Тренировки шли в усиленном режиме, иногда казалось, что сам тренер двигается на площадке больше спортсменов, отыгрывая своим зычным голосом каждую подачу, каждый розыгрыш.

На вторую неделю тренировок Антон заметил, что на кассе в столовой уже сидел белобрысый парень, постоянно зависающий в своем телефоне. Тогда у Антона екнуло сердце от мысли, что он так и не поговорил с милым мастером по столовой, а она, скорее всего, уже ушла в отпуск. Эти мысли тут же сказались на его игре, подача стала жестче и менее точной. Арсен тогда отвел его в сторону и, с сильным акцентом, который появлялся у него, когда он был в возбужденном состоянии, заставил его «выбить дурь из себя», оставляя после тренировки его еще полчаса пробивать стену зала с тридцати метров удвоенной подачей. К концу тренировки Антон еле-еле добрел до комнаты, но с абсолютно чистой головой.

Ко дню матча накал страстей достиг своего апогея, ни у кого не было и тени сомнения, что возможно было бы проиграть на своей земле. Спортивный зал был заполнен до отказа, для гостей выделили отдельный сектор, подальше от разгоряченных болельщиков. Для всех работающих смен была организована радиотрансляция, вещавшая по линии экстренных оповещений.

И вот матч начался. Сложная, тягучая борьба с долгими розыгрышами, каждая команда буквально выгрызало заветное очко для себя, не уступая противнику. Комментатор захлебывался в эмоциях, искусно передавая напряжение игры через узкий канал экстренной связи. В час игры были приостановлены все работы, все слушали молча, ожидая окончания розыгрыша, взрываясь победными воплями, когда родная команда выбивала соперника с поля. Комментатор старался вести радиорепортаж максимально объективно, не выдавая своих пристрастий к одной из команд, но все равно каждое набранное победное очко выдавало его чувства.

Антон был полностью погружен в игру, он не видел ничего, кроме площадки и мяча. Он даже толком не рассмотрел своих соперников, настолько все его внимание было поглощено игрой. Его подачи доставляли сопернику сильные неудобства, заставляя разыгрывающих свечой запускать мяч при приеме к потолку и падать на площадку, и только растущий азарт не позволял Антону максимально точно использовать свои пушечные подачи, отправляя мяч далеко за пределы площадки.

Бешенный стук крови в ушах, окрики Арсена, мечущегося по бровке площадки — все растворялось в дыхании зала, полностью отдавшегося азарту игры, казалось, что он сам становился единым целым со своей командой, бесстрашной волной набрасывавшейся на неприступный риф команды соперника. Пот застилал глаза, Антон чувствовал, как время замедляется, и мяч уже не столь стремительно летит, посланный мощным ударом его руки, которую он уже давно перестал чувствовать, забив окончательно все мышцы. В пылу азарта он даже сразу не понял, как и многие другие игроки его команды и соперники, что игра закончилась. Команды продолжали стоять на изготовке, ожидая свистка судьи. Радостные вопли болельщиков, счет на табло — все это было неважно, хотелось играть дальше, просто играть.

Болельщики на трибунах, поддерживавшие обе команды, не смотря на навязанное противостояние, ликовали, поздравляя друг друга с победой. Как сквозь сон слышался крик Арсена: «Мы выиграли! Выиграли!».

Потом были совместные фото для газеты, братание с командой соперника, еще

неостывшей, как и они, от игры, жаждущей выплеснуть куда-нибудь накопленную борьбой энергию, праздник спорта и дружбы. Еще долго все вместе, с командой соперника, таких же как они сами, обсуждали игру, подчеркивая особо сильные моменты и подтрунивая друг над другом за глупые ошибки. Спортсмены остывали, а вместе с энергией уходило и зыбкое чувство свободы, спортивного счастья, день заканчивался, и праздник тоже кончался, оставляя после себя воспоминания и безликость рабочих будней.

— Я на участок, — Антон нахлобучил на шапку каску и помахал улыбчивой Оле, уже прочно закрепившийся у них в кабинете, чему Маргарита Федоровна была очень рада.

Буханка врезалась в разгулявшуюся метель, подпрыгивая на неровностях дороги. Водитель напряженно всматривался вперед, вполголоса ругаясь на непогоду.

— Вот и как я должен ехать? А мне еще в три места надо успеть! А тут своего носа не видишь, вот врежемся сейчас в опору, пиши пропало!

— Но ты же знаешь дорогу, Семен, — успокаивал его Антон, безразлично смотря на белую пелену впереди.

— Я-то доеду, а вот как ты обратно собираешься, я не пойму. Сейчас все заметет, а технику выпустят только утром, когда метель утихнет.

— Разберемся, не замерзну же я там.

— Кто знает. Я в этот цех уже год не ездил. С чего его решили восстанавливать? Что, лета нельзя было дождаться? — не унимался водитель.

— Руководству виднее, когда работы проще проводить, сам понимаешь.

— Да что они там понимают, сидят себе в кабинетах за двести верст отсюда, — Семен длинно и затейливо выругался.

— А ты когда в отпуск?

— Да я только что оттуда. Страсть как хочется обратно. Представляешь, попытался найти что-нибудь дома, вроде обещали варианты, а на деле, пф. Пшик!

— Понятно. А я через неделю.

— Это хорошо, дочек увидишь. Красавицы растут, просто загляденье.

— Да у тебя тоже вроде ничего деваха вымахала.

— Вот именно, что вымахала. Отца не слушается, мать посылает. В город собралась, не хочет, как мы, в этой дыре прозябать.

— А может она не так уж и не права?

— Да я сам понимаю, что она права. Но не могу, что-то давит внутри. Как можно родной край покинуть? Тут же все свои, не могу, — Семен помолчал.

— Мы с женой ей уже вариант в Тюмени подыскали, хоть поближе будет от дома, а то в Москву собралась. А где мы, и где Москва.

— Ну, Москва не так уж и далеко.

— Очень далеко, как на другой планете, — вздохнул Семен.

— Наверное, я об этом не задумывался.

— И не задумывайся, а то знаешь, какая тоска берет. Посмотрю этот ящик, убить кого-нибудь хочется.

— Так все же просто, не смотри.

— Как не смотри? А что тогда делать?

— Хм, действительно.

— Вот, то-то. Я же, сам знаешь, в институтах не учился. Ящик же он как, наше все, поздно из себя интеллектуала делать. А почитать я люблю, но летом, Лермонтова, например. Как в школе полюбил, так больше ничего и не хочу.

— Я давно Лермонтова не читал, — задумался Антон. — Не могу вспомнить, когда сам читал в что-нибудь в последний раз. Все как-то не до того — то на работе, то дома, а дома одни дела, дела.

— Вот, а ящик вечером включишь, мозг отключился, вроде как отдохнул. А читать — это как работать, тут силы нужны.

— Нужны, — повторил Антон.

Через полчаса буханка остановилась около еле заметного в снежной пыли здания.

— Ну, смотри, не замерзни там. Через два часа постараюсь быть, — сказал Семен, что-то отмечая в маршрутной карте.

— Договорились. Ты на рацию сообщай, когда подъезжать будешь, — Антон застегнулся и вышел из теплой машины в ледяную стужу.

Буханка затарахтела и, проскальзывая при развороте, понеслась обратно.

В здании было темно и пахло старой масляной краской. Антон быстрым шагом прошел в цех, уловив ухом неровные шаги со стороны столовой.

— Привет! — поздоровался он с незнакомцем, присланным, видимо так же, как и он на инвентаризацию.

В столовой загромыхала металлическая посуда, Антон понял, что напугал сотрудника и поспешил скрыться в цеху.

По цеху навалом валялись наполовину разобранные газовые насосы, остатки порванных уплотнений и прочий мусор. Скорее всего сюда уже давно свозили то, что выбросить было нельзя, но вкладываться в ремонт никто не хотел. Освещение не работало, пол был весь покрыт легкой изморозью. Антон старался подолгу не засиживаться, ограничившись простой описью имеющегося, оценкой состояния лучше заниматься в нормально освещенном помещении, а не с карманным фонариком в руках и медленно коченевшими пальцами. Паста в ручке быстро замерзла, и возле каждого агрегата приходилось отогревать ее своим дыханием.

Прошло уже больше четырех часов, а рация все молчала. Антон попробовал связаться с диспетчерской, но в ответ слышался только белый шум и завывание ветра, беснующегося за стеной.

— Эй! Простите! — оторвал его от вызова женский голос, донесшийся от входа в цех.

— У Вас рация работает? Вы машину вызвали?

Антон увидел вдалеке высокую женскую фигуру, одетую в длинный пуховик, а не в безразмерную робу, как он.

— Пытаюсь! — крикнул он в ответ и направился к ней.

— О, это вы! Какая встреча, — сказала женщина, осветив его фонариком, когда он подошел. — А меня сюда на инвентаризацию отправили.

— Здравствуйте, не ожидал Вас тут увидеть, — улыбнулся Антон, узнав девушку с кассы.

— Да я сама как-то не ожидала себя здесь увидеть, — иронически рассмеялась она.

— Так что с машиной? Моя рация молчит, а уже поздно.

— Моя тоже молчит, но Семен обещал приехать. Тут холодно.

— Да, я уже вся окоченела. Надо было робу выпросить, как у Вас.

— Мне кажется, она бы Вам не пошла.

Девушка была немногим ниже его, но, как и все женщины, казалась выше. Ее черные глаза блестели при свете фонаря красноватым блеском заинтересованности.

— Сейчас бы не помешали Ваши пирожки, — вздохнул Антон, вспомнив, что на обед он не успел, сорвавшись на инвентаризацию.

— Да, я бы тоже не отказалась. Пойдемте лучше в столовую, мне кажется там теплее.

Они вышли из цеха, она повела его в небольшую кухоньку, где так же, как и в цеху все валялось на полу в безобразном виде.

— Вот, с этим будем работать, — вздохнула она, с досады махнув рукой. — Что за люди, зачем так делать? Самим же потом тут жить, не понимаю.

— Никто не хочет лишней работы, тем более, ее никто и не требует.

— А стоило бы! — ее глаза вспыхнули.

Антон стряхнул мусор с пары стульев и предложил ей сесть.

— Я смотрела игру. Мне очень понравилось, как вы играли. На площадке Вы совсем другой.

— Другой? А где лучше?

— Не знаю, я же Вас в жизни не видела, только в столовой.

— И какой я в столовой?

— Смешной, — смущенно хихикнула она. — Надеюсь, я вас не обидела?

— Вовсе нет, — пожал плечами Антон, пытаясь представить себя со стороны.

— Вы наверное правы, и правда смешон.

— Почему же? — оживилась она.

— Ну, хотя бы потому, что до сих пор не знаю вашего имени.

— А хотели бы знать?

— Да, хотел бы. Мое имя вы знаете.

— Знаю, Антон. Мое имя тоже на «А», сможете угадать?

— Алла?

— Ну, Антон, какая же я Алла? — девушка звонко расхохоталась. — Ну, посмотрите на меня.

— Действительно, Вам больше подойдет Алина или Альбина.

— Алина.

— Алина? — он внимательно посмотрел ей в лицо, угадывая искорки веселого нрава в ее глазах, внимательно следивших за ним. — Подходит.

— Ну слава богу, а то я думала, что вам не понравится.

Они рассмеялись, следом нависла неловкая пауза.

— Вы не замерзли? — спросил он ее, глядя, как она ерзает на стуле.

— Начинаю коченеть, — призналась она.

— Вот, держите, — он стал снимать свою куртку.

— Э, нет, а как же вы? Я, конечно, чувствую, что вы настоящий гусар, но гусары нужны даме здоровыми.

— Подождите отказываться, — Антон снял куртку и через мгновение отстегнул подкладку, протянув ее ей. — Поделим поровну.

Алина, не споря, завернулась в толстую подкладку, стуча крепкими зубами.

— Может, перейдем на ты? А то мне неудобно, чувствую себя совсем старой. Не девочка уже, что таить возраст.

— Давай, — он бесцеремонно изучал ее белое лицо, отливавшее желтоватым тоном слоновой кости при свете его фонарика, Алина, нисколько не смущаясь, подбадривала его движение внимательным взглядом больших черных глаз. — Я веду себя бесцеремонно?

— Да, но пока мне это нравится, — она притянулась к нему ближе трогая холодной ладонью его горячее лицо. — Ты всегда такой горячий?

— Не знаю, — он обнял ее, почувствовав сквозь мягкую одежду стройный стан.

Алина обдала его жарким дыханием, он не стал терять это драгоценное тепло, ловя губами ее жаркие поцелуи, вздрагивая от прикосновений ее руки к его лицу, когда она нежно гладила его обветренную кожу.

— О чем ты думаешь? — спросила Алина, прижимаясь к нему, истомленные долгим первым поцелуем, стесненные невозможностью желанного продолжения, их тела под толстой одеждой слегка вздрагивали, расточая впустую накопленную энергию.

— Ни о чем.

— Ну вот! А я думала обо мне.

— О тебе, — поспешно поправился Антон.

— Врешь, ты сейчас не думал обо мне.

— Нет, думал, но не только о тебе. О многом сразу, а по сути ни о чем.

— Ты женат?

— Формально да.

— Как это формально, не понимаю? — она с легкой ухмылкой посмотрела ему в глаза.

— Да нет, так и есть. Осталась одна формальность. В этот отпуск иду в суд, там и разведут.

— Понятно, — она почувствовала, как он весь напрягся, и решила более не терзать его расспросами, хоть внутри нее все кипело от любопытства и затаившейся надежды.

— А у вас есть дети?

— Да, две дочки. Это даже смешно, — Антон широко улыбнулся, глядя куда-то в сторону.

— Что смешного?

— Просто старшая Женя дала мне наказ, строгий наказ, получается я его выполняю.

— А что за наказ? Сколько ей лет?

— В этом году будет одиннадцать. Они с младшей, Машей, каждый отпуск терроризируют, чтобы я нашел им новую маму.

— И ты думаешь, что нашел, наконец? А куда делась старая? — не удержалась от вопроса Алина, немного с вызовом глядя ему в глаза.

— Мама у нас сбежала, — вздохнул Антон. — Пока я на вахте, девчонки живут с тещей, а в отпуске со мной.

— Прости, я же не знала.

— За что? Все это уже не так уж важно. Да и случилось это неслучайно. Несколько лет теща намекала мне, когда я был на вахте, ну а потом впрямую стала говорить, что жена моя гулящая, вот так, — Антон с досады цокнул языком, непроизвольно копирую Никитича.

— Не понимаю, как мать может бросить своих детей.

— И я не понимаю. Собственно заявление на развод за меня теща составила, а мне надо было только расписаться. Все вокруг все понимают, один только я, как тюлень, хватаюсь за призрачные надежды.

— Ты ее до сих пор любишь? — с плохо скрываемой досадой спросила Алина.

— Нет, не люблю, но и забыть о ней тоже не могу. Это просто невозможно, все-таки почти десять лет вместе прожили.

— Понятно, — Алина отвернулась в сторону, злясь на его слова и на свое любопытство.

— Ну чего ты обиделась? — сильнее прижал он ее к себе, — разве я был с тобой нечестен?

— Нет, просто я замерзла. Когда за нами придет вахтовка?

— Надеюсь, что скоро. Эфир пока молчит, — он задумался, вдыхая запах ее шапки с едва слышимым ароматом терпких зимних духов.

— Ну а ты что думаешь?

— О чем?

— О нас, как будем дальше жить?

— А что такого произошло? Будем жить, как и жили. Ты будешь моим вахтовым мужем! — неестественно весело воскликнула она.

— Почему ты решил, что я не замужем?

— Не знаю, просто.

— Ну, раз просто, тогда сам сначала разведись, а потом и думай, — она отстранилась от него, резко поправляя одежду.

— По-моему за нами приехали.

— Дай свой телефон.

— Зачем?

— Чтобы я мог сообщить тебе, когда я разведусь.

— Ну, записывай, — она нехотя продиктовала свой номер. — Все, пошли, или ты решил тут ночевать?

Она резко встала, было видно, что она сильно раздражена, ее белое лицо покрылось густым красным румянцем, который еле-еле был виден в свете двух фонарей. Алина резкими отрывистыми движениями расправляла на себе пуховик, отказавшись от подкладки куртки Антона, она злилась на себя, выдавшую свои чувства и так нелепо закончившую разговор, но природная гордость не позволяла ей вернуться назад, требуя встречного шага от него.

— Эй! Не замерзли там еще? — раздался голос Семена, вошедшего в здание.

3.

— Семен Карлович, наше Вам, — вальяжно раскланялся здоровый мужчина в помятой спецовке с масляными разводами перед пожилым слесарем, не спеша обедавшим в полупустой заводской столовой.

— Не паясничай, Миша, садись, — Семен Карлович указал на свободное место, на которое тут же плюхнулся здоровяк, прогремев неаккуратно поставленным подносом.

— Вот все у тебя так, Миша, — покачал головой Семен Карлович.

— Смотри, разлил же суп на поднос.

— А мы в гимназиях не учены, вообще безграмотны наполовину, вот оно как.

— Давай вытирай, а то грязь развел. Вот, посмотри на меня и на себя, — Семен Карлович показал на свою старую идеально чистую робу.

— Я сделаю из тебя настоящего трудового интеллигента.

— Так ведь я и не против, — пожал плечами Миша. — Эй, Марат, иди к нам!

Он помахал рукой молодому парню, отошедшему от кассы с полным подносом. Марат подошел к ним и сел за стол.

— Добрый день, — поздоровался Марат, голос его был низким и не совсем подходил для его небольшого роста и худого тела, но в каждом его движении опытному глазу была видна сила, скрытая от всех легкостью телосложения.

— Семен Карлович, вот наша новая смена, Марат, — представил его Миша. — Марат, а это наш гуру, сенсей всея Руси, Семен Карлович. Если у тебя что не получается, смело спрашивай у него, он поворчит, но поможет.

— Ну не такой уж я и ворчун, просто люблю порядок. А ты, Марат, не стесняйся, хорошо?

— Хорошо, Семен Карлович, я понял, — Марат четко, по-армейски, ответил, немного смущаясь при разговоре со старшим коллегой.

— Зови меня просто Карлович, а то затеяли здесь формальщину, — Семен Карлович аккуратно отложил на салфетку две котлеты с тарелки.

Марат удивленно посмотрел, но решил ничего не спрашивать.

— Это он подружке своей, — пояснил Миша. — Обратно пойдем, посмотришь.

— А ты откуда к нам? — спросил Марата Семен Карлович.

— Я местный, — улыбнулся Марат.

— Хм, что-то я тебя не припомню. Как это тебе удалось мимо нашей фабрики пройти? — удивился Семен Карлович.

— Ага, мимо нее еще никому не удавалось пройти, без вариантов! — гоготнул Миша.

— После срочки остался на контракте, вот, вернулся, — ответил Марат, быстрее всех закончив обед.

— А что не остался на контракте? Там вроде не хуже, чем у нас, — пожал плечами Семен Карлович.

— Да нигде не хуже чем у нас! — захохотал Миша, остальные поддержали его, одобрив шутку.

— Отец умер, надо матери помогать, — Марат забрал посуду у Семена Карловича и поставил на свой поднос. — Я отнесу.

— Молодец, — одобрительно кивнул ему вслед Семен Карлович. — Хороший парень.

— Ты не представляешь, какой он зануда! Все по правилам, по стандартам, с ним работать умаешься, — Миша запихнул в себя последний пирожок.

— Это называется педант — очень полезное качество, тебе бы не помешало.

— Мое дело гайки крутить, а не бумажки всякие читать, — Миша встал и понес поднос к мойке.

— Не куришь? — спрятал пачку сигарет Семен Карлович, после того как Марат отрицательно покачал головой.

Они вышли из столовой и, не торопясь, разогретые сытным обедом, шли по заводской территории к своему цеху. По устланной утрамбованным снегом дороге громыхали пустыми кузовами КАМАЗы, спешившие на обед, фабрика медленно затихала, переходя в заветное ленивое время, заводскую сиесту.

Когда они дошли до небольшого палисадника, втиснутого между дорогой и бесконечными эстакадами трубопроводов, опутавших всю фабрику, Семен Карлович смахнул снег со скамьи и сел на нее, разложив возле себя на салфетке припасенные котлеты. Миша с Маратом остались стоять в стороне, наблюдая за происходящим.

Через минуту на скамейку, совершено не боясь, села большая серая ворона и громко каркнула.

— Это она здоровается, — пояснил Семен Карлович. — И тебе привет, Каркуша.

Ворона еще несколько раз довольно каркнула, причем звук ее карканья напоминал человеческую речь: «Карович, Карович».

— Ну, ты, Карлович, прямо братец Запашный, — подивился Миша. — Вороний дрессировщик.

— Нет, какой я дрессировщик. У нас все по-дружески, — он по-детски, с легкой наивностью смотрел, как ворона методично уплетает предложенное ей угощение.

Закончив с едой, ворона поблагодарила его громким карканьем, будто даже кивая в такт, и дала себя погладить по головке.

— Ну, давай, лети, — скомандовал Семен Карлович, и ворона взмыла в воздух, совершив над ним круг почета, и улетела по своим делам. — Пошли работать?

— Какой работать? А как же чай? — возмутился Миша, смоля очередную сигарету.

— Да, пойдемте чай пить, — улыбнулся Марат. — Мне мама дала с собой большой кусок пирога.

— Ну все, уговорили, — сдался Семен Карлович. — Тем более, что вроде нарядов пока не присылали.

— Ага, поспим пару часиков, а там уже и по домам, — обрадовался Миша. — То-то я смотрю, погода разгулялась, вон, солнце выглянуло, какая уж тут работа.

— Да тебе бы и не работать, — заметил Семен Карлович.

— Неправда, неправда, — возмутился Миша, — когда надо я самый первый поработать.

— Да, конечно, — похлопал его по плечу Семен Карлович.

После затянувшегося чаепития в слесарке, да и мастеров как ветром сдуло, и все были предоставлены сами себе, Семен Карлович повел Марата по цеху, так как он еще плохо ориентировался в новом месте.

Цех жил своей жизнью: тихо гудели трубопроводы, вырвавшиеся из пола и несущиеся через весь цех. Грозно стояли давно некрашеные колонны и широкие емкости, где-то шипел не закрывшийся пневмоцилиндр, вдали гудела компрессорная станция, и вокруг никого. Семен Карлович в общих чертах описал технологию, больше уделяя внимание основным болевым точкам, где не прекращались ремонты.

— А разве нельзя сразу поставить опоры или заказать болты из нержавейки? — удивлялся Марат, выслушивая очередной рассказ о провалившейся в емкость мешалке из-за черных деталей, выписанных мастерами со склада.

— Все можно, вот только зачем? Понимаешь, тут логика проста, чем больше ремонтов, тем выше эффективность или как ее там, забыл, как они это называют, — объяснял Семен Карлович. — Все вроде работает, а премия считается от количества успешных ремонтов. Не будет ремонтов, не будет премии. Вот так.

— Не понимаю, бред какой-то. Это же вредительство.

— Это раньше было вредительство, а сейчас это, черт, как ее, все время по ящику твердят, — Семен Карлович пытался вспомнить набившее оскомину слово.

— Инновации? Оптимизация?

— Точно, оптимизация. Закупки снизили бюджет — премия, ремцех выполнил работы — премия.

— Но это же опасно. Тут больше 70 атмосфер! — возмутился Марат. — Как можно экономить на материалах!

— Пока никто не получил травмы, поэтому можно. А как будет несчастный случай, так забегают, все поменяют, как надо. А потом опять успокоятся.

На другой стороне, у реактора, показалась высокая худая девушка в темно синей робе и с деревянной переноской, уставленной большими пластиковыми емкостями. Она подошла к пробоотборнику и стала прятать выбившиеся из-под шапочки-кислотки тонкие черные волосы.

— Саша, подожди! — крикнул ей Семен Карлович, направляясь к ней.

— Здравствуйте, дядя Семен, — улыбнулась она, бросив взгляд на подошедшего следом Марата.

У нее было очень худое усталое лицо, и при свете жесткой лампы освещения казалось, что левая щека отливала фиолетовым пятном. Марат долго, нахмурившись смотрел на нее, она это почувствовала и сильно наклонила голову, пытаясь скрыть синеву лица.

— Дочка, тут уже худой пробоотборник, видишь, я уже несколько раз заваривал редуктор, — Семен Карлович показал на грязный редукционный клапан. — Он уже на ладан дышит, отбери в другом месте.

— Не могу, мне надо взять пробу с этой колонны, — вздохнула Саша, голос у нее был также тонок, как она сама.

— Давай я отберу, — вызвался Марат, подойдя ближе и забирая из переноски длинные, по локоть, черные перчатки.

Он был немногим ниже ее, размер перчаток подошел ему, только слегка стягивая кожу.

— Марат, ты аккуратнее, полегонечку открывай. Давай, Сашенька, отойдем, — Семен Карлович отвел в сторону совсем засмущавшуюся Сашу.

— Сколько надо, одну? — спросил Марат, набрав полную емкость едкой жидкости, вырвавшейся рывками через напряженный редуктор.

— Да, спасибо большое, — ответила Саша.

Марат старался не дышать, но не удержался и сделал пару вдохов, почувствовав, как внутри его легкие сжали железные тиски, стало трудно дышать.

— Держи, — он передал плотно закрытую емкость Саше и стянул перчатки с рук.

Она его еще раз тихо поблагодарила и побежала дальше, оглянувшись назад, чувствуя на себе взгляд Марата.

— Она замужем, — похлопал его по плечу Семен Карлович.

— Это муж ее так? — Марат показал на лицо.

— Наверное, она все время говорит, что это она сама, упала. Врет, конечно же, но не нам же в ее семью лезть.

— Только слабый мужчина может ударить женщину, — хмуро проговорил Марат.

— Не только, ситуации бывают разные. Ладно, пойдем дальше.

— Ты меня уже достал своими подозрениями. Кто тебя просит писать в журнале об этом, а? Я разве тебе говорил об этом писать? — мастер по ремонту злобно смотрел на Марата, нервно листая журнал. — Вот как твоя смена, так весь журнал исписан. Тебе что, больше всех надо? Ты сколько тут уже работаешь?

— На фабрике я работаю год, в этот цех меня перевели две недели назад, — спокойно отвечал Марат, не поддаваясь на провокацию со стороны мастера. — Все, что написано, соответствует действительности. Согласно пункту 6.1 правил заполнения журнала я должен своевременно выявлять и сообщать…

— Да что ты меня лечишь? Я лучше тебя знаю, что надо делать! — вскричал мастер. — Ты у меня будешь ходить только в ночные смены, понял?!

— Не имеете права, это нарушение правил охраны труда.

— Не хочешь по-хорошему? Хорошо, раз ты у нас такой правильный, с завтра будешь у меня приямок в земле ломом долбить.

Марат пожал плечами, равнодушно глядя на мастера.

— Делайте что хотите, но арматуру на линии надо менять. Ее уже много раз заваривали, а она работает под высоким давлением, подобный тип ремонта недопустим, — максимально спокойно, подавляя в себе кипевшую внутри ненависть, сказал Марат, глядя мастеру прямо в глаза.

— Да ты понимаешь, сколько все это стоит? — мастер не выдержал взгляда, выдергивая из неровной пачки какие-то бумажки. — Вот, один кран десятки рублей, ты с ума сошел?

— Надо менять или останавливать линию.

— Останавливать линию? Это ты так решил? Все, завтра работаешь на улице, свободен! — мастер гневно кинул журнал на край стола.

Марат вышел из кабинета и еще долго стоял посреди цеха, успокаивая нервы. Ему хотелось вернуться и набить морду этому напыщенному уроду, но в глубине души он понимал, что мастеру тоже приходится нелегко, находясь под постоянным прессингом старшего мастера цеха, старавшегося минимизировать затраты цеха.

Издали ему помахала девушка в синей кислотке. Это была Саша, как обычно под конец смены отбиравшая пробы с реакторов. Он помахал ей в ответ и собирался было подойти к ней, но остановился, видя, как она поспешно скрывается от его взора в лабиринте емкостей. За эти две недели в новом цеху ему так и не удалось с ней поговорить, Саша всегда при встрече коротко здоровалась с ним и убегала, боясь его внимательного взгляда, подмечавшего новые синяки и ссадины на ее лице, уже плохо скрываемые тусклым тональным кремом.

Излишняя щепетильность в вопросе справедливости сильно мешала ему в жизни, безжалостно руша открывавшиеся ему возможности, заставляя зачастую оставаться не у дел и начинать все заново. Но, как и раньше, он не мог оставить этот вопрос.

— Чего замечтался? — спросил подошедший Миша, неизменно вертящий в руках сигарету. — Пойдем, покурим?

— Пойдем, — вздохнул Марат.

— Ну что, отымели? — спросил его Миша, когда они шли в курилку.

— Да, как обычно. Завтра буду ломом мерзлую землю долбить.

— А, так это не беда, — махнул рукой Миша. — Я бывало по два месяца на улице торчал, когда пару раз прошлого мастера по столу мордой поводил. Дураком был, обвыкнешь, поймешь, что к чему.

— Да, все я понимаю! — горячо воскликнул Марат. — Но также нельзя.

— Нельзя, кто ж спорит то? Вот только нас с тобой никто слушать не станет. Наше дело копать, а когда копать не надо, то не копать. Вот и все. Разве тебе плохо? Да вроде нет, а душевные переживания — это все не для наших чугунных сердец.

— Посмотрим, все равно сделают так, как я сказал.

— Уверенность — это хорошо, а работа еще лучше. Эти ребята, — Миша махнул рукой в сторону кабинетов. — Они тебе могут волчий билет выписать, а в нашем городище вряд ли найдешь работу с такими характеристиками. Точно тебе говорю, сам проходил. Ты молодой, тебе жениться надо, а не с ветряными мельницами бороться.

— Ты говоришь, как моя мама, — улыбнулся Марат, понимая дружеский совет товарища.

— А твоя мама мудрый человек, а уж какие она печет пироги! — да!

— Я ей передавал твои похвалы. Не забыл, что ты обещал в гости к нам?

— Нет, как договаривались, припремся всем нашим семейством. Моя жена так обрадовалась, что я не на рыбалку еду. Кстати, поедем сегодня?

— Да что-то не хочется. Холодно же.

— Да ладно тебе, на пару часиков и по домам, а?

— Ну уговорил, уговорил.

После смены они двинулись в сторону незамерзающей поймы, каждый на своей машине, Миша гнал впереди на новенькой Гранте, а Марат с трудом поспевал за ним, не желая насиловать в мороз отцовскую Ниву. Быстро выскочив из города, машины буквально потерялись в широте белых полей с узкой дорогой, идущей вдоль реки.

Как у каждого второго в городе, у них в багажнике было все для рыбалки, которая могла начаться в любое время года, в любую погоду. Половина рыбаков также имела дома охотничье ружье, с разрешением или без него.

После часа на ледяной стуже даже Миша согласился, что пора домой, тем более что в багажнике у каждого оказалось с десятка вполне взрослых окуней.

Ветер задувал снег за воротник расстегнутой куртки, пот градом стекал со лба, нависая крупными каплями на бровях, норовя свалиться вниз и залить глаза. Марат смахнул рукавом накатившиеся водяные гроздья, шумно дыша, разгоряченный, он с веселой злостью еще до восхода солнца начал продалбливать периметр для будущего приямка около цеха. Отбойник везли уже несколько часов, и он понимал, что скорее всего никто технику и не заказывал, не желая облегчить его наказание.

Пару раз подходил Миша, настойчиво уводя его на положенный перерыв при работе на улице в мороз в курилку или в слесарку, пить чай, где их тут же находил мастер, с неизменным требованием продолжить «сверхважную» работу.

За четыре полные рабочие смены Марату удалось только на полметра углубиться в замерзшую землю, к пятнице подъехала наконец техника, и они до обеда вместе с шумной бригадой слегка нетрезвых рабочих выкопали глубокий приямок, оставляя его до весны засыпаться снегом.

Он не замечал усталости в пылу азарта, который часто посещал Марата при выполнении любой работы, ему нравилось видеть результат своего труда, но больше всего в жизни он ненавидел бессмысленную работу. Бригадир строителей размашисто махнул рукой и, витиевато матерясь, объяснил ему, что больше половины работ впустую, для отчетности, и не стоит из-за этого сердце рвать, повторяя сказанную и Мишей мудрость, что можно копать, а можно и не копать, начальству виднее, голова же большая.

— Ничего, привыкнешь, — по-дружески похлопал по плечу Марата краснолицый бригадир. — Я после армии горячий был, спорил со всеми, а что толку. А толку нет, как был с лопатой в руках, так с ней и сдохну!

Он гортанно заржал, пыхтя дешевым сладким табаком.

На обед Марат пришел поздно, когда уже вся фабрика поела и нежилась по комнатенкам за чаем и густым табачным дымом, обсуждая мировую политику и баб.

Марат набрал на поднос все, что осталось на прилавках, и вышел в пустой обеденный зал. В дальнем углу, подальше от света, сидела Саша, будто бы застыв как статуя, и смотрела в одну точку на стене напротив. Марат недолго колебался и, не спрашивая разрешения, сел за ее столик.

Саша, вырвавшись из своих раздумий, удивленно посмотрела на него и застенчиво улыбнулась, но, вновь ощутив тупую боль под левой скулой, где красноречиво виднелся замазанный сине-красный синяк, нервно заерзала на стуле, пытаясь спрятать свое лицо в тарелку.

Они ели молча, Марат пристально смотрел на нее, не отпуская нависший над нею немой вопрос.

— Пожалуйста, не смотри на меня, — прошептала она, отвечая на его взгляд набухшими от слез глазами.

— Извини, — Марату стало неудобно за свое поведение, но внутри него уже полыхал пожар негодования.

Из столовой они вышли вместе, идя рядом по пустынной дороге фабрики, по которой уже перестали громыхать КАМАЗы, и только лишь один ветер носил клубы снега по одному ему известному маршруту.

Дойдя до палисадника, Марат остановился, деликатно взяв ее под локоть. Рука у нее была совсем тоненькая, хрупкая. Саша непонимающе смотрела на него, но не сопротивлялась. Марат в красках рассказал ей про то, как Карлович подкармливает ворону, изображая то старого слесаря, то ворону. Саша негромко смеялась, видя, как он неловкими движениями пытается изобразить птицу.

Ее лицо прояснилось и перестало быть подавленно-серым, открыв молодую красивую девушку, которая может радоваться, смеяться, любить, жить. Уже не был так заметен позорный синяк на скуле в лучах зимнего солнца, казалось, что она и забыла про него, глаза ее светились яркими искорками и светом тайной любви. Он почувствовал это, не отрываясь глядя в ее широко раскрывшиеся, слегка косые серые глаза. Повинуясь своему желанию, которое он ощущал сейчас как самое верное, Марат подошел к ней вплотную, обнял и уверенно поцеловал.

Вкус ее влажных соленых губ будоражил мозг, она не сопротивлялась, отдаваясь полностью напору его жестких обветренных губ. Нега разливалась по всему телу, он прижимал к себе тонкое тело, боясь сломать его, настолько хрупким оно ему казалось. Она чувствовала напряжение его стальных мышц, мелкую дрожь возбужденного тела, все глубже отдаваясь накатившему на нее желанию.

— Ну и место мы выбрали, — сказала Саша, когда первый послеобеденный КамАЗ разрушил хрустальную сферу первого поцелуя, скрывавшую влюбленных от окружающего мира.

— Да, — рассмеялся он, не отпуская ее из объятий.

— Надо идти, пойдем? — Саша высвободилась из его рук, поворачивая в сторону цеха.

Слегка касаясь плечами, чувствуя возникшую внезапно между ними близость, они дошли до цеха, еще долго не решаясь зайти внутрь, разговаривая друг с другом глазами, открывая то, что нельзя было передать даже самой искусной фразой, вычитанной из классического романа.

— Ну что, дождался. Вот, держи, — мастер указал Марату на коробку на столе с беспорядочно брошенной арматурой. — Держи наряд, чтобы сегодня, до ночной смены установил, пока цех стоит.

Марат выложил арматуру на столе, внимательно рассматривая.

— Чего ты там смотришь? Привезли все, что заказывал.

— На той арматуре была другая маркировка. Где паспорт?

— Какой еще паспорт? Это не твоя работа, паспорт приложен куда надо. Устанавливай и все. Давай, мы все тебя ждем.

— Эта маркировка на более низкое давление. Но я могу ошибаться. Надо сверить с паспортом, — Марат покрутил в руках редукционный клапан. — Вот, тут стоит 16 бар, а у нас в системе больше 50 атмосфер. Его нельзя ставить.

— Все можно, вот, — мастер показал письмо на бланке производителя, — почитай.

Марат пробежался глазами по копии письма и отдал его мастеру.

— Тут говорится только о среде, о давлении ни слова. Мне нужен паспорт, чтобы можно было проверить маркировку.

— Что-то не пойму. То ты пишешь каждый день в журнале, что необходимо заменить клапана, а теперь, когда завод изыскал средства и закупил, вдруг отказываешься?

— Я думаю, что было закуплено не то, что нужно. Мне нужен паспорт, чтобы удостовериться.

— Откуда ты такой упрямый? Да что будет этому клапану? Ну не взорвется же он, сам посмотри, какая отливка.

— И не такие вещи взрываются, я и не такое видел.

— Хватит мне уже про свой армейский опыт трындеть, я этого не видел, значит, этого не было, понятно. Иди, устанавливай.

— Нет, его нельзя устанавливать. Где журнал, я напишу причину отказа выполнения работ.

— Какой журнал, ничего еще на тебя не заполнял, — мастер придвинул к себе журнал. — Ладно, мне надоело спорить. Поручу работу другому, нормальному. А с тобой мы видимо не сработаемся. Может тебе обратно в ремцех перейти?

— Если надо будет, то перейду, пока для этого нет оснований.

— Так, завтра выходишь в ночную. Все, свободен.

— Опять в ночную? Я же только вчера с нее, это нарушение.

— Это производственная необходимость. Так, наряд на сегодня — очистка приямка циркуляционного насоса. Свободен. Журнал заполнишь после выполнения, — мастер махнул рукой на дверь.

Марат вышел из кабинета. В цеху было тихо, шелестели вентиляторы вытяжной вентиляции, в дальнем углу неторопливо стучал молоток, выбивая закисший палец из опоры насоса.

— Привет! — Саша выбежала к нему из лаборатории. — Мне Миша сказал, что ты у мастеров.

— Привет, — вяло улыбнулся он, еще переживая разговор с мастером.

— Эльдар уехал до завтра. Я договорилась с Нинкой, она даст мне ключи от бабушкиной квартиры, — глаза ее светились от радости, полураскрытые тонкие губы застыли в смущенной улыбке.

— Здорово, — ответил Марат, ища в себе силы для воодушевления, но голос его звучал вяло. — Извини, меня достал этот придурок.

— Ничего, я понимаю, — она дотронулась своей горячей ладонью до его лица, Марат прижал ее к губам и поцеловал, ощутив вкус стерильной лаборатории и ее запах.

— Ну, прекрати. Все вечером. Давай, в обед поболтаем, ага?

— Давай.

Саша скрылась в лаборатории, а он пошел переодеваться в кислотку и за сапогами, предвкушая полное погружение в зловонный приямок с подсыхающей кислотной пульпой.

Приямок он вычистил до обеда, подтянув и густо набив смазкой торцевые уплотнения насоса. Миша с Карловичем собирались на обед, приглашая его с ними, но видя, что он колеблется, не стали настаивать. Карлович считал, что нехорошо спать с чужой женой, а вот Миша был полностью на стороне Марата, поддерживая его словом и советом, бывалого ходока.

В столовой Саша сидела вместе с другими лаборантками, которые, при виде выходящего с подносом от кассы Марата, многозначительно подняли брови, но быстро собрались и ушли, освободив место.

Странным образом их служебный роман повлиял и на ее отношения с мужем. Она больше старалась не позволять ему рукоприкладство, угрожая вызвать полицию, да и он чувствовал, что в ней что-то изменилось, стал чаще уезжать куда-то по работе. Синяки на лице у нее почти совсем прошли, и Саша перестала густо краситься,давая свободу своему красивому молодому лицу, без косметики она походила на ученицу старших классов.

— Вот! — Саша продемонстрировала связку ключей и тут же убрала ее обратно в карман.

Марат заговорщицки улыбался. Встречи по чужим квартирам ему порядком надоели, но он не хотел торопить Сашу и себя, еще до конца не осознавая, чем могут закончиться их отношения. Иногда ему казалось, что Саша ждет от него шага на решение этой, по сути постыдной связи, но каждый раз, когда он начинал издалека этот разговор, она пугалась, прося его не торопить события.

— Мне уже пора, — извиняющимся тоном сказала Саша. — Надо до ухода еще пару анализов доделать. Ты на машине?

— Да, на второй проходной оставил.

— Отлично, тогда там и встретимся, хорошо?

Она собралась отнести свой поднос, но Марат, как всегда, жестом показал, что он все отнесет.

— О, Костя, заходи, заходи, — мастер добродушно поманил к себе молодого парня, неуверенно вошедшего в кабинет.

— Звали? — спросил парень с явным деревенским выговором.

— Да, звал. Ты же хотел перейти в слесаря? Ну не всю же жизнь тебе шнырем ноль драить?

— Да, да. Хотел, — разулыбался парень.

— Так вот, Костя, ты же кран сможешь поставить. Ну там открутишь старый, ленты намотаешь, и закрутишь. Делов-то.

— Могу, почему бы не поставить. А слесаря дадите?

— А зачем тебе слесарь? Давай сам учись, сам не сделаешь, не научишься.

— Но разве я могу…

— Под мою ответственность, — махнул рукой мастер. — Мне надо растить кадры, вот я тебя и выбрал. А журнал я сам заполню, это не проблема.

— Ну тогда ладно, что надо делать?

— А я тебе покажу, бери коробку, я возьму инструмент, — мастер взял со стола несколько газовых ключей и указал на коробку с арматурой на столе.

Марат стоял возле машины, ожидая, когда печка старой Нивы прогреет салон. Из его головы не выходила глумливая физиономия мастера, когда он заполнял журнал, что-то было в ней не так.

— Поехали? — Саша первая села в машину, ей пришлось чуть задержаться, подбивая данные по анализам.

— Куда едем? — спросил Марат, мягко трогаясь на ледяной дороге, укатанной сотнями колес грузовиков, снующих через эту проходную от карьера на фабрику и обратно.

— До гостиницы, а там налево до моста, там покажу, — Саша игриво смотрела то на него, то на дорогу.

— Все успела?

— Ой, да. Сегодня все как с цепи сорвались, Нинка сказала, что какая-то комиссии приезжает.

— Мама тебе привет передает. Все спрашивает, когда ты к нам снова придешь.

— Ой, не знаю. Сам же понимаешь, но не думай, что я не хочу.

— Да я так и не думаю.

— А о чем думаешь?

— Думаю, что пора уже перестать прятаться.

— Давай не сегодня, а? Я все знаю, я тоже так думаю, но пока не время. Я же тебе говорила, моя мама этого не переживет, надо ее подготовить.

— Прости, но я не понимаю этого.

— Да я сама не понимаю. Мне с детства вдалбливали, что интересы семьи важнее, а теперь у них с Эльдаром совместный бизнес, он с папой на рыбалку ездит.

— Но разве твоя мама ничего не знает, как он себя ведет?

— Она говорит, что это я виновата, значит плохая жена, надо быть лучше. Не терзай меня, пожалуйста, мне и так тошно.

— Ладно, извини.

Они проехали мост, Саша слегка потерялась, но через двадцать минут кружения по району они нашли нужный дом. Безликая белая пятиэтажка, затерянная в окружении себе подобных. В подъезде пахло затхлостью подвала и давно разлитым пивом.

Воздух в квартире застоялся, было видно, что в ней уже давно никто не живет. Саша, по-хозяйски, расстилала принесенную с собой чистую простыню на старом диване, Марат боролся с забитой рамой, пытаясь открыть окно, чтобы впустить свежий воздух и развеять дурман чужого дома.

— Потом, потом, милый, — Саша увела его с кухни, когда он собирал на стол куски маминого пирога и кусок соленой рыбы.

Без разговоров, нелепых прелюдий, каждый знал, зачем он сюда пришел. Одежда уже небрежно валялась на полу, отмечая собой путь накопленной долгим ожиданием страсти. Губы жадно ловили поцелуи друг друга, он любовался ее телом, тонким, почти прозрачным, принимающим серебряный оттенок в лучах заходящего зимнего солнца. Осыпая ее горячими поцелуями, он чувствовал каждым своим нервом, как она отзывается на его ласку, как она притягивает его к себе каждым его движением,

погружая его все глубже в себя, сливаясь с ним в одно целое, в единый организм.

Последняя волна страсти отхлынула от них, когда на улице уже была кромешная тьма. Саша немного замерзла, сильно прижимаясь тонким телом к нему, длинные тонкие ноги обвивали его неказистые, состоящие из выпирающих мышц ноги, так гротескно смотрящиеся с ее ровными, тонкими и такими волнительными. Ее маленькая грудь щекотала его ребра, когда она рисовала пальцем контуры его лица, заставляя все его тело вздрагивать от последних искорок желания, мирно гаснущего у него внутри.

— Я люблю тебя, — прошептал Марат, боясь своим голосом нарушить упоительную тишину.

— И я тебя тоже люблю, — Саша осыпала его поцелуями, блестя счастливыми глазами.

— Выходи за меня замуж, — прошептал Марат.

— Что? — Саша привстала на локте, ее длинные тонкие волосы упали ему на лицо.

— Ты хорошо подумал? Я же могу и согласиться?

— Я надеюсь на это. Я тебя не тороплю, просто, хочу, чтобы ты знала.

— То есть, могу подумать? — игриво прошептала она, хитро похихикивая.

— Конечно, сколько хочешь.

— Да не буду я думать, что ты в самом деле! — Воскликнула Саша.

— Да согласна я, согласна!

На фабрике было непривычно тихо, затаенная где-то внутри нее жизнь стыдливо выглядывала отдельными темными фигурами, мелькавшими вдали короткими перебежками между зданиями. Марат быстрым шагом пересекал территорию, пытаясь нагнать проспанное время. В нем еще не затихали огоньки прошлой ночи, подсвечивая его лицо изнутри светом искреннего счастья.

— Марат! Иди сюда! — Миша махнул ему рукой из курилки. Его жизнерадостное, с легким оттенком бесшабашности, лицо было встревоженным и даже слегка вытянутым.

— Привет, — поздоровался Марат, крепко пожав холодную руку и растягивая слова, как мурлычет довольный кот после сытного обеда. — Я проспал.

— Да ладно, — махнул рукой Миша, понимающе подмигнув, но в то же мгновение его лицо опять вытянулось, набирая меловую белизну внутреннего переживания. — Короче, вчера Карлович в ночной был. Вот.

Миша тяжело затянулся, втягивая в себя почти половину сигареты, Марат наконец уловил настроение друга, выхватив себя из неги счастливых переживаний в серую реальность.

— Что случилось?

— Ой, не знаю даже. Короче, я смотрел по журналу, потом его забрали следователи, — затараторил Миша.

— Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.

— Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.

— Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т. к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.

— Ну не томи! — Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.

— Черт, Карловича обдало кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, — Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.

— Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! — Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.

— Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.

— А мастер где? Где мастер смены?

— Все там, — Миша махнул в сторону административного корпуса, — всех допрашивают.

— Как Семен Карлович?

— Девчонки звонили в больницу, говорят жив.

— Так что мы стоим? Надо идти к нему!

— Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.

— Какой еще допрос?

— Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?

— Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.

— А ты все прочитал, что там было написано?

— Нет, я торопился, — Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.

— Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.

— На меня? — глаза Марата округлились, теряя природный прищур. — Но я же…

— Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, — Миша со злостью бросил окурок в урну. — Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!

Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.

Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше — все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.

Пришедший, наконец, следователь почти с порога стал обвинять его, давя на Марата, тыча пальцем в кривую подпись на странице в журнале, но не давая ему толком рассмотреть ее. Марат плохо соображал, чего от него хотят и повторял, как заведенный, требуя дать ему ознакомиться с журналом, что это не его подпись. Следователь совал ему под нос какие-то документы, сплошь запечатанные мелким шрифтом, заставляя его расписаться под ними и не давая времени ознакомиться. Следуя совету Миши, Марат отказывался раз за разом подписывать бесконечные безликие страницы.

Вскоре он и вовсе перестал реагировать на следователя, не различая для себя его лицо, видя перед собой только пустую белую маску. Отключив от себя эту чужую реальность, Марат смотрел в одну точку на грязном окне, поверх головы следователя, исключая себя из происходящего вокруг, все глубже погружаясь в трясину томительных раздумий.

Саша с трудом открыла глаза, разлепляя слипшиеся от запекшейся крови веки. Тело тут же отозвалось тысячами ударов острой боли, сливавшихся в одну невыносимую муку, раздирающую искалеченное тело на части. Она осторожно ощупала свое лицо ослабевшей рукой, чувствуя, как оно опухло от бешеных ударов Эльдара, которыми он ее встретил поздно ночью, когда она вернулась домой.

У нее не было сил плакать, каждый всхлип отдавался резкой болью в груди. Холодно, голое тело, беззащитное, укрытое лишь жалкими лоскутами разорванной одежды. Саша с омерзением проверила себя, белье было на месте, ее спасло то, что она отключилась раньше, чем он успел ее изнасиловать, отправив ударом наотмашь к подножью дивана. Она медленно встала. Из соседней комнаты доносился резкий храп, все вокруг пахло перегаром и смрадом. Саша дрожащими руками достала из шкафа чистую одежду, боязливо глядя на раскинувшегося по всей кровати Эльдара, заполнившего своей огромной тушей все пространство вокруг.

Горячая вода больно обжигала тело, не принося желаемого освобождения, только усиливая все нарастающую боль. Саша с ужасом глядела на себя, лицо сильно опухло, глаз, за огромными кровоподтеками почти не было видно. Она осторожно подергала нос, он сломан не был, только сильно опух.

Тайком, пугаясь каждого звука, она собрала свои вещи в сумку, беря только те вещи, которые она покупала сама, оставляя все, что могло бы ей напомнить о теперь уже чужом доме здесь, в этом аду.

— Куда ты идешь? — остановил ее в дверях пьяный голос Эльдара.

— Я ухожу от тебя! — неожиданно для самой себя, громко и уверенно ответила Саша, суетливо застегивая куртку.

— Куда это ты уходишь? — рассмеялся неприятным смехом Эльдар. — Здесь я решаю, куда, брось сумку, я сказал!

— Отойди! Отойди от меня! Помогите, Помогите! — закричала Саша, когда он схватил ее и потащил от двери.

Она вцепилась руками в полку, висевшую справа. Рука скользила по гладкой поверхности полки, норовя оторваться в любой момент, вторая рука нащупала холодную грань тяжелой хрустальной вазы, Саша схватила ее за край и, как смогла, наотмашь ударила ею в голову Эльдара.

Он молча повалился на пол, потянув ее за собой. Саша с трудом выбралась из-под тяжелого тела. Обезумевшее сознание увидело нескончаемые потоки черной крови, разливавшейся из его головы. Саша в ужасе схватила сумку и выбежала за дверь.

Она долго бежала вперед, не разбирая редких прохожих, удивленно глядящих ей вслед, не чувствуя тяжести сумки. Бежать, только бежать, бежать! Куда бежать и зачем она не понимала.

— Эй, давай подвезу, что бежишь, а? — Около нее остановился потертый жигуленок, из которого на нее дружелюбно смотрел пожилой армянин.

— За городом знаешь село, там, за совхозом? — задыхаясь, выпалила Саша, садясь к нему в машину.

— Знаю, знаю, конечно, — ответил он, с сожалением разглядывая ее в зеркало заднего вида. — Ничего, сейчас отвезу, не переживай.

Он быстро довез ее почти к самому дому Марата, ничего не спрашивая и не говоря во время поездки. Саша было протянула ему деньги, не глядя вытащив несколько банкнот из кошелька, но он только отрицательно покачал головой.

— Не надо, не надо, дочка. Пойдем, я тебе помогу, — он взял ее сумку и сразу пошел к дому Марата, верно определив направление по ее испуганному взгляду.

— Все будет хорошо, хорошо.

Он по-отечески приобнял ее у двери и ушел. Дверь дома приоткрылась, и показалось испуганное лицо матери Марата, невысокой маленькой женщины, с небольшими раскосыми глазами.

— Ой, Сашенька! — она всплеснула руками, отворяя широко дверь и буквально втаскивая ее в дом. — Господи, что же это с тобой! Как же это так?

От ее тихого, заботливого голоса Саша разревелась, упав в ее объятья. Не смотря на свой малый рост, мать Марата легко увела на кровать высокую Сашу, не сопротивлявшуюся ее тонким сильным хозяйским рукам, привычным управлять скотиной и вести хозяйство.

— Я, я, — плакала Саша, безвольно лежа на кровати, когда с нее стягивали верхнюю одежду, — я убила его, убила, убила.

— Ну-ну, прекрати милая, никого ты не убила, — успокаивала ее маленькая женщина.

— Подожди, милая, я сейчас.

Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с маленькой рюмкой, из которой густо пахло травами и алкоголем.

— Ну-ка, выпей, до дна, — приказала она.

Саша послушно выпила и сильно закашлялась.

— Ну вот, а теперь спать, спать, — она накрыла Сашу одеялом и села рядом.

— Алия Каримовна, как мне быть? — шептала Саша, поддаваясь напавшей на нее в теплом доме после крутой настойки сонливости.

— Что как? Как все, все будет хорошо. Все пройдет, не переживай. Ты спи, спи.

— Я убила его. Я не хотела, — шептала Саша.

— Неправда, ты не могла никого убить. Спи, милая, спи, — Алия Каримовна нежно гладила ее по голове, сдерживая накопившиеся в ней вздохи, ее ладонь подрагивала, ощущая боль Саши через искалеченное лицо.

— Марат, Марат, — уже отключаясь, прошептала Саша.

— Придет, скоро придет, — дрогнувшим голосом прошептала Алия Каримовна, не желая говорить правду, переданную Мишей несколько часов назад по телефону.

4.

Жесткий свет фонаря бликовал на льду замерзшей горки, ведущей крутым накатом вниз к парковке магазина. Алена шла неуверенным шагом к магазину, ее ноги, обутые в уже давно прохудившиеся сапоги, продолжившие свою жизнь после очередного ремонта, отчаянно цеплялись за замерзший асфальт. Рядом вальяжно прошелестела большая машина, блестя багровым превосходством начищенного стального бока. Алена проводила ее завистливым взглядом и поспешила дальше.

В магазине было как всегда многолюдно, около каждой кассы уже выросла пятнистая змейка из покупателей с отсутствующими лицами. Алена с трудом протиснулась сквозь пару людских заборов, получив в свой адрес несколько «лестных» эпитетов. Прилавки светились ярким светом, гордо демонстрируя полупустые полки, несколько уставших служащих вяло распаковывали последние коробки с поддона, выкладывая остатки молочной продукции. Проходящие мимо женщины со встревоженными лицами тут же хватали это с полок, скрываясь в лабиринтах стеллажей с набитыми доверху тележками.

Алена провожала их долгим взглядом, прикидывая в уме хватит ли у нее денег, на то, что она уже набрала. В ее корзине неуверенно болтались пару булок и связка бананов, подпертых небрежно брошенными бутылочками с кефиром. Около соседнего холодильного прилавка стоял парень в простой с виду куртке. Алена профессиональным взглядом отметила, что простота всей его одежды была только с виду, скрывая за кажущейся неброскостью качество дорого бренда. Острая боль в животе напомнила о себе, и она решилась, тем более ей захотелось поближе рассмотреть этого неуверенного покупателя, застывшего в раздумье около мясного прилавка.

Алена подошла к нему и быстрым движением положила к себе в корзину упаковку копченой грудинки, успев быстрым взглядом оценить стоявшего рядом. Нельзя сказать, что он ей понравился, скорее нет, лицо было вполне заурядным и носило серую тень неизменной городской усталости.

Парень посмотрел на ее выбор и, пожав плечами, положил себе то же самое. Он долго, изучающе посмотрел на нее, уловив в ее карих глазах лихорадочный блеск нездорового человека. Она почувствовала его настороженный взгляд, отрывистым движением заправила непослушную прядь каштановых волос, выбившуюся из-под толстой зеленой вязаной шапки, и поспешила на кассу.

Длинная очередь и не собиралась расходиться, перед ее глазами только и мелькали кучи продуктов, выгруженных из бездонных тележек. Голова тяжело кружилась, увлекая Алену в тошнотворный водоворот. Не чувствуя себя, она как-то расплатилась, с трудом побросав покупки в пакет, ватные ноги довели ее до стойки с банкоматами, стоявшими напротив касс, где она безвольно сползла на пол.

— Девушка! Девушка! Вы меня слышите? Ну, давайте, очнитесь уже! — требовательный голос администратора магазина вытаскивал Алену из внезапного забытья, в нос ударял резкий запах нашатыря.

— Приходит в себя.

Ее усадили на стул, забранный у продавца палатки с мобильными телефонами, рядом охали безвозрастные женщины, делая предположения о ее беременности.

— Да куда ей, худющая вся, как на ногах то ходит!

Это сейчас так модно, фигуру берегут.

— А что плохого в хорошей фигуре?

— Отойдите, пожалуйста, — потребовал строгий мужской голос, отодвигая зрителей в сторону. — Не мешайте, дайте воздуху.

К Алене подошел тот самый парень, бросив пакет со своими покупками рядом с банкоматом.

— Скорую вызывали? — спросил он администратора.

— Ой, нет. Я что-то все пыталась ее в чувство привести.

— Сейчас вызову, — парень набрал номер и стал ждать вызова. Алена глядела на него полуобморочным взглядом, готовая в любой момент провалиться обратно в обморок. Он взял ее холодную ладонь в свою руку и крепко сжал, заставляя ее шире раскрыть глаза от легкой боли. — Как тебя зовут, имя, фамилия?

— Алена Тарасова, — прошептала она.

— Принесите теплой воды с сахаром и щепоткой соли, — приказал он администратору, та, повинуясь, побежала в служебное помещение.

— Ты что-нибудь принимаешь?

Он напряженно вглядывался в ее худое, бледное лицо, с безвольной кожей, чувствовалось, что ей было тяжело дышать. Не спрашивая, стянул с нее шапку, выпуская на свободу слегка растрепанные своенравные волосы, размотал туго стянутый розовый шарф, открывая тоненькую шею. Алена попыталась сделать все это сама, но руки безвольно повисали в воздухе, не находя сил на продолжение действия. Парень расстегнул ее куртку, как раз ответила экстренная служба. Он четко объяснил ситуацию и дал свой номер для связи, видя, что выспрашивать номер у Алены бесполезно, девушка вновь закатывала глаза. Но боролась, желая оставаться в сознании.

— Пей, — он протянул Алене кружку с теплым жидким чаем.

— Я посолила, вот только может сильно, — волновалась администратор, наблюдая, как парень буквально заставлял Алену пить приторно сладкую водичку.

— Лучше бы ей холодной воды дали, сразу бы пришла в себя, — посоветовала стоявшая рядом женщина в длинном пуховике.

— Холодную нельзя, ее вырвет, — спокойно объяснил парень.

— Давайте ее уведем в комнату, — он пристально посмотрел на администратора, та утвердительно кивнула.

— Алена, идти сможешь?

Алена попыталась встать, но рухнула обратно на стул, слабо улыбнувшись. Теплое питье придало сил, но затравленный ею самой организм не желал больше двигаться. Он взял ее на руки и пошел в сторону служебного помещения, прятавшегося за тенью торговых палаток. Администратор собрала ее вещи и пакет с продуктами и, дав указание другим служащим разогнать зевак, поспешила за ним.

В комнате отдыха Алену положили на старый диван, застеленный дешевым покрывалом, подложив под голову ее куртку. Горизонтальное положение ее слабому организму понравилось больше. И сознание теперь не порывалось провалиться сквозь землю, медленно осознавая происходящее и окружающих.

Скорая приехала через двадцать минут. Внося свежий запах мороза и спирта вошли два фельдшера. Первая покачала головой и с укоризной посмотрела на парня.

— Что ж Вы так, — она неодобрительно цокнула языком. — Так, Алена, жить-то хотим?

Алена что-то слабо пропищала в ответ.

— Ох, третья уже за неделю, — проворчала вторая, готовя шприц.

— В смысле? — удивился парень.

— Вас как зовут? — спросила его первая.

— Иван.

— Что ты Ваня за девушкой своей не следишь? Мордует она себя, а ты спокойно на это смотришь? — возмущенно ответила ему первая.

— Не понял.

— Да анорексичка она! Ольга, не наезжай на парня, она сама себя так. Ну, милая, давай за ум браться, и так уже тоща, как Кощей, — вторая медсестра потрогала ее тело сквозь тонкую кофту, не найдя ничего, кроме костей.

— Все понял, исправим, — ответил Иван, обдумывая свои ощущения от ее тела, когда он нес ее в комнату. Алена была очень легкая и хрупкая, он явственно чувствовал ее острые ребра и тонкие ноги.

— Ладно, пусть полежит еще полчасика, а потом домой. Отвезешь же, а, кавалер? — строго спросила его первая.

— Отвезу, — с готовностью ответил Иван.

— А ты, моя милая, чтобы завтра же потопала к терапевту. Где живешь?

— Я… я не отсюда, — прошептала Алена.

— Понятно, снимаешь? Так, — вторая достала бланк и начала заполнять. — Я тебе даю это направление, возьмешь с собой полис и паспорт. Там припишут. Ты же здесь, неподалеку живешь?

— Да, недалеко.

— Ну вот и ладушки, — хлопнула ладонями первая. — Ты ее корми давай, будет отказываться, насильно, хорошо?

— Хорошо, — сказал Иван, все это время стоявший в стороне и не спускавший глаз с Алены.

Фельдшеры собрали свои вещи и вышли, оставив короткий лист с назначениями. Администратор облегченно вздохнула и убежала обратно в зал, переглянувшись с Иваном, который утвердительно кивнул.

Он взял стул и сел рядом. Алена смущалась от его взгляда, внимательного и тревожного, искавшего в ее глазах виденные им ранее искорки нездорового блеска. Он грел ее холодную руку в своих ладонях и молчал.

— Где ты живешь? — спросил ее Иван через час.

— Тут недалеко, я сама…

— Нет, сама ты не дойдешь, — отрезал он.

— Я покажу, ладно? — она боялась назвать свой адрес, пугаясь его молчания, строгого взгляда серых глаз и грубоватой нежности его рук, с твердыми небольшими ладонями, стискивавшие ее две тоненькие ладошки. Ей это нравилось, и она его боялась, чувствуя подавляющее превосходство его воли.

Иван, проявив неожиданную галантность, помог ей одеться, крепко ведя ее под локоть к выходу из магазина.

— Молодой человек! Постойте! — окликнула его кассирша, срываясь со своего места. В ее руках был набитый белый пакет с продуктами.

— Вы забыли свои покупки, держите.

— Большое спасибо, я совсем забыл про них, — его голос звучал обстоятельно и слегка с хрипотцой, Алене он понравился, но в голове росли сомнения, вскормленные бесчисленными телеистериками и наставлениями матери, вот сейчас ее увезут неизвестно куда и будут делать неизвестно что, но у нее не было сил сопротивляться.

Он подвел ее к красивому, отливавшему багровой краснотой, кроссоверу и помог сесть. Побросав покупки назад, он выехал с парковки, медленно двигаясь по односторонней улице к светофору.

— Какой адрес?

— Сейчас налево, — выдохнула Алена, чувствуя себя неудобно от своей подозрительности.

Иван пожал плечами, не торопясь, двинулся под левую стрелку. На третьем повороте Алена занервничала, и он, не дожидаясь ее ответа свернул с главной дороги. Минут десять они блуждали по узким дворам, уставленным множеством машин, стоявших друг на друге. Алена не могла точно сказать, как вернее проехать к ее дому, так как знала только пеший проход, плохо ассоциируя его с подъездными дорогами.

— Вот, приехали, — Алена порывалась выйти из машины, но двери были заблокированы.

— Не спеши, я сейчас припаркуюсь, — Иван нашел свободное неудобное место около мусорки с огромным сугробом, и заехал на него, машина встала под углом, задрав капот.

Ничего не говоря, Иван вышел из машины и помог Алене спуститься со снежного настила. Пока она поправляла куртку и копалась в сумке, он забрал с собой оба пакета и уверенно повел ее к подъезду старой пятиэтажки.

— Другой, — Алена тихо улыбалась его уверенности, мягко уводя к соседнему подъезду.

Открытая входная дверь выпустила наружу застойные запахи невкусной еды и простого быта. Квартира находилась на последнем этаже, Алена попыталась было спровадить настойчивого кавалера, но его лицо не выражало ни тени сомнения в непоколебимой уверенности проконтролировать все до конца.

— Я снимаю комнату, — начала извиняться Алена, вводя его в свое царство давно не видевшей ремонта стандартной хрущевки, запаха старых хозяйских вещей с легкими оттенками недорогой женской косметики.

— Спасибо большое, Иван, — Алена испытующе посмотрела ему в глаза, смутив его уверенный вид. Она это заметила и самодовольно улыбнулась.

— Пошли на кухню, — он поставил пакеты на пол и стал раздеваться.

— Уже поздно, да и мы с тобой не знакомы, — начала Алена, но он только хмыкнул в ответ.

— Мне сказано было тебя покормить.

— А ты всегда делаешь то, что тебе говорят другие?

— Да, если это совпадает с моими интересами, — он поднял пакеты и по-хозяйски ушел на кухню.

Алена некоторое время стояла на месте, приоткрыв рот от возмущения, но в глубине души она была довольна его напором.

Вскоре на кухне загремели кастрюли, и зашумела вода. Алена бесшумно скользнула на кухню, застав Ивана в ее маленьком фартуке, чудом налезшим на него, на плите уже стояла кастрюля с водой, в которой через мгновение оказалась куриная грудка. Иван занял собой все пространство маленькой кухни, бесцеремонно осматривая шкафчики и Ловко орудуя ножом. Алена некоторое время смотрела на него сзади, не вдаваясь в подробности его действий, а потом удалилась в комнату переодеваться.

— А если мне завтра на работу? — спросила она, вернувшись переодетой в трикотажный домашний костюм.

— А тебе завтра на работу? — спросил он, бросив взгляд на нее, высокую, худую, и кажущуюся от этого еще выше.

— Нет, — честно ответила она.

— Тогда не вижу проблемы.

— А тебе не кажется, что ты нагловатый тип?

— Нет, не кажется. Я действительно наглый тип.

— Хо, вот это да! Первый раз такого встречаю, — Алена потерла свой тонкий нос, чувствуя уже начинавшие набирать ароматы бульона. — И чем же ты меня кормить собираешься?

— Тем, что приготовлю. Мы не в ресторане.

— А может я хочу как в ресторане? — она с удовольствием жевала бутерброд с выбранной ею грудинкой и листом салата.

— Вот когда пойдем в ресторан, тогда и будешь выбирать, — практически без эмоций ответил он.

— А с чего ты решил, что я пойду с тобой в ресторан? Может у меня есть парень или муж?

— Или муж, — повторил он. — Не убедительно.

— Да, согласна, — согласилась Алена. — Ну а я тебе зачем, такая чахоточная?

— А что разве уже жениться обещал? Не торопи события, мы с тобой пока только ужинать собираемся.

— А ты зануда. Да?

— Скорее всего, меня это мало заботит.

— А у тебя есть жена, дети? — Алена вложила в свой голос максимальное количество издевки, на которое была сейчас способна.

— Нет.

— И все? Больше ничего не скажешь?

— Больше ничего.

Алена вздохнула, пристыдив себя за этот наезд на странного, совсем не похожего на ее знакомых, но простого и доброго человека, молчаливого, слегка грубоватого в своих речах. Она с тоской посмотрела на висевший на стене квартальный календарь с ее работы, на следующей неделе ей платить за комнату, а зарплату опять задерживают, снова придется унижаться перед этой жадной старухой. Погруженная в эти мысли, она жевала третий бутерброд, наблюдая, как он хозяйничает на ее кухне, получивший, наконец, власть разум требовал от нее заканчивать с этой бездумной экономией, так можно и под поезд упасть. Придется в этом месяце перевести домой только половину.

У нее потяжелело на душе от этой мысли, запутавшись в собственном вранье, она не знала, как это теперь всё объяснить родным, не знавшим о ее реальной ситуации, и рассказывавшим всем друзьям, как их дочка успешно закончила институт и теперь работает на хорошей должности. Впереди были два выходных, и потом снова две смены по двенадцать часов, все дальше отдаляя ее от возможности использовать свое образование, цену которому она поняла уже несколько лет назад.

Когда Алена потянулась за очередным бутербродом, он забрал его у нее из рук и поставил перед ней парящую тарелку с бульоном с мелко нарубленной зеленью, сметаной и курицей. Алена с благодарностью посмотрела на него, за все время самостоятельной жизни она так и не научилась нормально готовить.

Они ели молча, стараясь не напрягать друг друга разговорами. Алена бросала на него короткие взгляды, видя, как напрягаются желваки на его лице, выдававшие его внутренней напряжение.

— На завтра какие планы? — спросил он ее, убирая грязную посуду в раковину.

— Никаких, поспать. А что?

— Я заеду за тобой в двенадцать, хватит времени?

— Хватит. А тебе не кажется, что ты спешишь?

— Я тебя не на свидание зову. Отвезу тебя к моему другу, он работает в клинике.

— Я думаю, что могу сама о себе позаботиться, — твердо сказала Алена, блеснув глазами. — Мне кажется, что ты много на себя берешь.

— Может и так, — он стал мыть посуду. Закончив, добавил.

— В двенадцать. Будь готова. Спокойной ночи.

Иван вышел из кухни, через две минуты хлопнула входная дверь, выводя Алену из ступора удивления. После еды она чувствовала себя хорошо, катастрофически хотелось спать. Она собрала все со стола и открыла холодильник, Иван все оставил ей.

Ровно в полдень в дверь позвонили. Алена напрочь забыла о встрече, вся растрепанная, только проснувшись, она осторожно подошла к двери, прислушиваясь. Звонок настойчиво засвистел, требуя к себе внимания.

— Кто там? — не решаясь подойти к глазку, спросила Алена.

— Это Иван. Мы с тобой вчера договаривались.

— Ой, черт! — Алена отворила дверь, забыв про свой внешний вид.

— Привет, я совсем забыла. Подождешь минут десять? Проходи.

— Ничего, собирайся, я подожду тебя в машине.

Он развернулся и пошел вниз, оставляя ее в своем беспорядке, реальность которого она ощутила только при его приходе. Алена заметалась по квартире, спешно собираясь. Выбирая наряд возле помутневшего от старости зеркала стенного шкафа, она долго смотрела на себя, с острыми ключицами, торчащими из тела, тонкими худыми руками она обхватила свою грудь с болезненно выпирающими ребрами, ей было стыдно за свою наготу, она казалась себе уродиной, не понимая, что мог он найти в ней. И главное, нашел ли он в ней что-то? А может это всего лишь глупая причуда, меценатство? Зачем он ей хочет помочь? Что ему от нее надо? Буря этих мыслей захлестнула ее, вытесняя то теплое чувство, которое она испытала к нему вчера.

Решив не выделяться, Алена надела привычный рабочий набор, придирчиво, правда, выбирая кофту.

— Я готова! — Алена подошла к нему быстрым шагом, несколько раз поскользнувшись на тонкой подошве.

Иван стоял около машины и курил. Он кивнул ей, и галантно отворил пассажирскую дверь.

— У меня сегодня больше сил, — попыталась пошутить она, на что Иван только криво ухмыльнулся.

За время езды он не произнес ни слова, нервно покашливая. По радио звучала новостная волна, и Алена, слегка обиженная его молчанием и тем, что он не взял ее за руку, отвернулась к боковому окну, разглядывая пролетавшие мимо застывшие в зимней красоте пейзажи субботней столицы. Голоса ведущих радио, непрерывно читавших новости, мешали ей сосредоточиться на своих мыслях, не давая развиться глупой обиде.

— А ты всегда такой молчаливый? — спросила она его, дотронувшись до его ладони, лежавшей на подлокотнике.

Иван пожал плечами, рука его была шершавая на ощупь, покрытая сухой грубой кожей.

— Нет, просто настроение неважное, поэтому лучше молчать, — ответил он, прокашлявшись.

Алену все подмывало спросить, что у него случилось, но она вовремя сдержалась, понимая, что у нее самой проблем полон дом, и ей бы точно не хотелось сейчас их с кем-нибудь обсуждать.

Он припарковался на стоянке частной клиники, расположенной недалеко от набережной, по которой Алена любила гулять. Склонная к поиску неслучайных совпадений, она отметила для себя его выбор, с большим интересом присматриваясь к нему. Он не был в ее вкусе, но эта простота, прямолинейность и твердость — это было так не похоже на тех парней, с которыми она пыталась встречаться, не было вездесущей жеманности, он не пытался сразу же затащить ее в постель. От мысли о возможной близости она поморщилась, с ненавистью и отвращением вспоминая свое тело.

— Пойдем, у нас прием через десять минут, — Иван хотел открыть для нее дверь, но Алена уже сама выскользнула из машины.

— Видишь, я могу сама, — она широко улыбнулась, слегка щурясь на солнце.

Он улыбнулся ей в ответ, смущаясь проявлять чувства, но не отвернулся, любуясь ее сияющим на выглянувшем солнце лицом, с маленькими точечками веснушек, красивыми, сощуренными в легкой хитрой усмешке глазами, тонким носом, немного длиннее чем следовало бы, бледно-розовыми губами, полураскрытыми в застывшей улыбке. Без макияжа она казалась ему очень красивой, с той настоящей красотой, которую он не находил среди этих эмалированных кукол, которых под него подкладывали друзья.

Алена взяла его под руку, чувствуя твердость проработанных мышц. В медцентре его поприветствовали как старого знакомого, медсестра на приемной стойке вежливо поздоровалась, осведомившись о его здоровье.

— Как тебя тут ценят, Иван Николаевич, — повторила Алена, передразнивая елейный тон современного клиентского сервиса.

— У нашей компании тут очень хорошая страховка, — объяснил он. — Тебя везде любят, когда у тебя есть деньги.

— А у тебя есть деньги?

— Есть, что-то есть.

— Что-то есть — это у меня, — поправила она его.

— Ваня, привет! — навстречу им вышел улыбающийся высокий мужчина в белом халате и большими мягкими ладонями.

— А вы, наверное. Алена, верно?

— Да, — смутилась от его взгляда Алена.

— Меня зовут Юрий, проходите пока в кабинет, Иван сдаст вашу куртку.

Алена отдала вещи Ивану и послушно вошла в кабинет. Юрий закрыл за ней дверь и, взяв Ивана под локоть, повел к гардеробу.

— А ты не меняешься, — сказал Юрий, неодобрительно глядя на друга.

— А почему я должен меняться? — спокойно ответил ему Иван, заранее угадывая тон дальнейшего разговора.

— А потому! Опять на те же грабли. Когда ты уже повзрослеешь?

— Ничего страшного пока не произошло, не придумывай.

— По-моему тебе уже пора прекратить играть принца на белом коне. Это нечестно, по отношению к ней нечестно.

— Ничего я не играю. Ты не знаешь всего. Если тебе сложно мне помочь, перезапиши нас к другому врачу.

— Ладно, не кипятись. Записывать будем на твой полис?

— Да, давай на мой.

Юрий забрал у него карточку и пошел в регистратуру.

— Запишите мой прием на его полис, — передал он карточку на имя Ивана Терентьева медсестре с идеальной кожей.

Юрий оставил Ивана в холле, широкими шагами спеша в кабинет. Иван занял свободное место около аквариума.

Через полчаса к нему подошел Юрий и сел рядом. Он долго смотрел на рыбок, бездумно плывущих между искусственными преградами.

— Первый раз вижу, чтобы человек сознательно себя так губил, — наконец проговорил Юрий. — Ты же знаешь, что к нам подобный контингент не ходит. Она, кстати, всего на четыре года младше тебя. Поздравляю, наконец, хоть кто-то твоего поколения.

— У нас с ней ничего нет.

— Что, просто друзья?

— Нет, просто, — пожал плечами Иван, подавляя в себе нетерпение от пространных речей друга.

— То, что она почти анорексичка, думаю, ты и так знаешь. Очень плохо с нервами, рефлексы отрабатывает вяло.

— Не грузи, давай по сути.

— Так я и так максимально упрощаю. Я составлю план лечения, но, боюсь, что она не сможет это потянуть.

— Разберемся.

— Уж не решил ли ты за нее заплатить? Я тебя скоро к психиатру сдам с твоим синдромом Дон-Кихота.

— Давай список, Борменталь.

— Нет, список назначений я передам ей, врачебная тайна. А уж как она себя поведет, не знаю. Одно могу сказать, что девочка гордая, имей в виду.

— Разве это плохо?

— Для нее — да. Ладно, в следующую субботу как всегда, а?

— Посмотрим, могу уехать в командировку.

— Давай, созвонимся, — Юрий пожал ему руку и тем же бодрым шагом скрылся в коридорах клиники.

Вскоре появилась Алена, побледневшая и напряженная. Она села рядом с ним, сжимая в руках свернутый в четыре раза лист бумаги.

— Дай посмотреть, — Иван протянул руку к листку.

— Не надо, — Алена помотала головой, отводя взгляд в сторону. — Зачем ты меня сюда привез? Сколько я тебе должна за прием?

— Ты мне ничего не должна, — Иван выхватил листок из ее дрожащих пальцев и бегло пробежался по нему.

— Не делай так больше, — тихо проговорила она, гневно сверкнув на него глазами, но не стала вырывать листок обратно.

Он спрятал лист назначений к себе в сумку и пошел за вещами. Идеальная медсестра вежливо попрощалась с ними, пожелав хорошего дня.

— Что теперь? — спросила она его, ожидая, пока он докурит.

— Надо все это купить.

— Но у меня нет таких денег! Даже представить не могу, сколько это все стоит, — затараторила она.

— Я куплю, ничего страшного.

— Я тебе все отдам, слышишь? С каждой зарплаты…

— Хорошо, только отдашь все сразу, я тебе не банк.

Они сели в машину, Иван набросал заказ на сайте аптеки, переругиваясь с неудобным планшетом. Эта детская непосредственность при общении с техникой развеселила Алену, и она открыто смеялась над его особо выдающимися выпадами. Ее поведение его нисколько не смущало, скорее он сам стал улыбаться своему глупому гневу.

— Завтра все привезу, после двух. Дома будешь?

— Да, конечно. Тогда до завтра? — она дернулась выйти из машины, но остановилась из-за его удивленного взгляда.

— Я тебе уже так надоел?

— Нет, просто ты и так для меня много сделал, не хотела тебя еще больше задерживать. У тебя и без меня есть дела, — неумело, дивясь фальши своего голоса, оправдывалась она.

— Да нет у меня никаких дел! — с досадой проговорил он, уставившись в левое зеркало заднего вида.

— Пойдем, погуляем? Тут так красиво? — она дотронулась до его ладони, укоряя себя за неверие в его искренность.

Они вышли из теплой машины, Алена взяла его под руку и повела вниз по переулку к набережной. Ветер задувал им сзади, подгоняя их неспешную ходьбу, под ногами была слякоть, перемешанная со свежим снегом. Редкие машины проносились рядом, исчезая блестящими силуэтами в закоулках старой Москвы.

— А кем ты работаешь? — спросила Алена, после того, как они перебежали на другую сторону дороги, скрываясь, от потерявшегося на просторе ветра.

— Продавцом.

— Ну и как? Тебе это нравится?

— Как? Вроде успешно. Работа не должна нравиться, она должна хотя бы не вызывать отвращения.

— Фу, какой ты грубый. Зачем же ты этим занимаешься?

— Затем же, зачем и ты, зарабатываю деньги. То, что мне нравится, денег не приносит.

— А что тебе нравится? Расскажи, а?

— Я тебе покажу, но только после того, как ты пройдешь весь курс.

— А ты, оказывается, мужчина с загадкой.

— Тебе не идет такая риторика.

— А какая риторика мне идет? Откуда ты знаешь, что мне идет?

— Знаю. Не выпендривайся, я же ничего от тебя не требую.

— А может это меня как раз и злит?

— Злись, сколько влезет.

— Хорошо, забыли. Давай начнем заново. Меня зовут Алена, а ты Иван.

— Пока все верно.

— А сколько тебе лет?

— Тридцать пять. А тебе?

— Ну, женщинам же…

— Так сколько?

— Страшно и сказать, уже тридцать один год.

— Ты плохо выглядишь.

— А ты хам, тебе не говорили об этом.

— Говорили, но это не меняет сути. Ты действительно плохо выглядишь, хотя и очень красивая.

— Вот и как мне теперь быть? То ли нахамил, то ли комплимент сделал?

— Пусть будет комплимент.

— Все с тобой понятно.

— Что понятно.

— Именно поэтому ты и не женат. С женщинами нельзя так прямолинейно разговаривать.

— А тебе бы хотелось, чтобы тебе все время врали?

— А причем тут я, я же в общем говорю.

— Ну а чего хотелось бы тебе? — он остановился и повернулся к ней.

— Я не люблю, когда мне врут, — сверкнула глазами Алена.

— Тебе не вру, но тебе это тоже не нравится.

— Да, не нравится. И нравится.

Они остановились около небольшого кафе с заманчивыми запахами итальянской пиццы. Не спрашивая, Иван повел Алену на запах. В кафе Иван преобразился, из замкнутого с виду человека он предстал перед ней интересным и веселым собеседником, знающим бесчисленное количество баек про работу на Севере, таежную охоту и зимнюю рыбалку — про все, что было настолько далеко от ее жизни и непонятно, но его рассказы рисовали перед ней небывалые картины, заставлявшие живо переживать порой курьезные приключения героев. Иван не стал лукавить и сразу объявил, что он никогда не был участником этого праздника жизни, большее, на что его хватило, так это на зимнюю рыбалку на омуля в марте на Байкале, в самую темную ночь, когда не видно ни однойзвезды. Сначала они долго ехали до «рыбного места», потом, обливаясь потом на тридцати градусном морозе, для Алены это было настолько неожиданно, она никак не могла себе представить, что в такой мороз может быть настолько жарко, ей, как человеку выросшему далеко от северных ветров, в бескрайних просторах Белгородского края, ей все это казалось сказкой, сшитой толстыми грубыми нитками, но почему-то такой правдивой.

— Так вот, потом эти ребята достали прожектор и стали светить прямо в лунку. Омуль должен был с глубины, стремясь на свет, попасть в нашу ловушку. В итоге мы, конечно же, ничего не поймали, слишком холодно, луна не в той фазе — настоящий рыбак всегда может обосновать свою неудачу.

— Никогда не понимала рыбаков. Мой отец частенько уходил рано утром на рыбалку. Я как-то напросилась с ним, маленькая еще была, только в школу пошла. Ох, досталось же ему, я вся изнылась, мне было скучно, а еще вставать ни свет ни заря, да еще и тащиться черти куда, а там только туман, комары и тишина. Бр-р, не понимаю, что в этом хорошего.

— Честно говоря, я тоже небольшой любитель, наверное, потому что городской.

— Мне кажется дело не в этом. Ты любишь действовать, а на рыбалке надо уметь ждать.

— Возможно, никогда об этом не задумывался.

— Но на омуля я бы сходила, только когда будет потеплее, не люблю зиму!

— Зиму мало кто любит.

— Ты любишь, я угадала?

— Да, все так.

— Не понимаю, как можно любить холод, ужас какой!

— Это потому, что ты не видела настоящую зиму, а зима в городе тяжелее.

— Странный ты, — Алена справилась со своей порцией пасты и находилась в блаженной истоме сытого человека. — Говоришь, что не любишь свою работу, а столько всего рассказал. Мне вот нечего рассказывать.

— Я тебе ничего не рассказывал про свою работу, — улыбнулся Иван.

— Ну так расскажи, мне интересно, — Алена поигрывала блестящей десертной вилкой, глаза ее поблескивали игривым огоньком. Определенно улыбка его красила, сбрасывая несколько лет, в ее голове уже начали строиться небывалые планы, которые никогда так и не были воплощены. Она мечтательно потянулась и играючи легонько ткнула его руку вилкой. — Давай колись!

— Особо не о чем колоться. Работаю на иностранную компанию, продаю разное оборудование на предприятия. Особо нечего рассказывать.

— Не понимаю, что тебя не устраивает? Стабильная компания, «белая» зарплата, — она пожала недоуменно плечами.

— Я бы от такой работы не отказалась.

— Все верно, я не жалуюсь.

— Но все же она тебе не нравится, верно?

— Не совсем. Мне не нравится другое, но не будем об этом.

— Как скажешь, — Алена сделала вид, что обиделась, но в душе она его понимала, но тяга к излишней театральности была в ней неистребима.

— Расскажи о себе, а то сегодня говорю только я.

— А так и должно быть, мужчина говорит, а женщина слушает, — она погладила его ладонь, пристально глядя в глаза.

— А я хочу тебя послушать, — он не отвел взгляда.

К ним подошел официант и поставил десерт. Алена решила уйти от ответа и заняться заказанным тортом с кофе, но Иван не отпустил ее руку, глядя на нее с легкой усмешкой. Ее это возмутило, и она принялась искать достойного ответа на стене справа, но в голову ничего не пришло.

— Ну ладно. Приехала учиться в Москву. Перевелась с третьего курса. Даже не спрашивай на кого, я сама уже не помню, только одна корочка осталась, лежит на почетном месте в чемодане, — она горько рассмеялась. — Потом решила остаться в Москве. Нашла работу еще, когда проходила практику. Сидела и клепала отчеты с умным видом, а о чем шла речь даже не вникала. Потом начались сокращения и все, работы нет, деньги заканчиваются. Пришлось забыть про амбиции и пойти продавцом. Все думала, что это временно, ха-ха — это уже судьба. Как видишь, ничего особенного. Она горько усмехнулась и принялась за торт.

— Ты так и не сказала, где ты работаешь.

— Продаю одежду в бутике, недалеко от моего дома, знаешь ТРЦ построили?

— Да, вроде пару лет назад. Был там пару раз.

— Ну вот, я там работаю. Раньше на Ленинском была, но добилась перевода поближе к дому. Но ты знаешь, мне эта работа нравится больше, чем просиживание в конторе над бесконечными таблицами. Иногда такие кадры приходят! — она рассмеялась. — Но тебе это вряд ли будет интересно.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты очень серьезный мужчина, — поставленным голосом ответила она. — Извини, я, наверное, устала. Еще ты меня откармливаешь, как гуся на Рождество.

— Хорошо, поедем домой.

— А ты тоже там живешь? Как ты вообще оказался в этом магазине? Я думала, что такие как ты не ходят в плебейские места.

— В смысле такие как я?

— Ну такие, успешные.

— Нечего меня в этом укорять, — нахмурился он, — а живу я неподалеку.

— Извини, это во мне зависть говорит. У меня же не хватило амбиций, чтобы достичь хоть чего-нибудь.

— Ты заканчивай прибедняться, тебе это совсем не идет, — он встал из-за стола и пошел расплачиваться по счету.

Алена сделала последнее усилие и умяла десерт, не желая оставлять такую вкуснятину несъеденной. Сытный обед клонил ее ко сну, и она чувствовала, что еще немного и уснет прямо тут.

На улице их встретил морозный ветер, взбодрив ее легким пощипыванием, это ее разбудило и всю дорогу до машины Алена рассказывала курьезные случаи с работы, сводившиеся к одной простой истории, когда массивные покупательницы пытаются примерить на себя образ маленькой девочки. Иван искренне смеялся, когда она разыгрывала короткие сценки. И часто не понимал многое, что ей казалось столь очевидным. Уже дома, после того, как он отвез ее прямо к подъезду, но сказав, что у него, к сожалению, дела, уехал, она обдумывала сказанные им слова, что не бывает недостойной работы, если она помогает людям. Это было так похоже на то, чему ее учили бабушка с дедушкой, всю жизнь проработавшие в колхозе.

Алена проснулась рано утром, солнце еще и не собиралось вставать, а за окном угрюмо чернели силуэты железных коней в тусклом свете редких фонарей столбов освещения. Не было привычного тошнотворного чувства, всегда предшествующего началу рабочей смены — все это будет завтра, а сегодня уйма дел, которые она уже распланировала накануне.

Бодро поднявшись с кровати, Алена побежала в ванную, где застыла перед зеркалом, придирчиво осматривая свое бледное лицо с темно-серыми мешками под глазами, еле заметный румянец на щеках обнадеживал ее, давая понять, что не все так уж плохо. Захотелось позаниматься, это желание не посещало ее уже многие месяцы. Основательно умывшись, она побежала обратно в комнату, настежь распахнув форточку. Свежий воздух с легкими снежинками медленно вытеснял накопившийся за ночь душный жар перетопленного помещения и дурмана старой квартиры.

Тело было послушно, вместе с ней вспоминая гимнастическую школу, в порыве азарта она все более усложняла упражнения, проверяя степень былой растяжки и гибкости в членах, но долгий перерыв и слабость взяли вверх, и она обессилено рухнула на кровать, завернувшись в одеяло. Свежий воздух и приятное напряжение в мышцах убаюкали ее, и она снова уснула.

Второе пробуждение было уже, когда солнце встало и уверенно вступало в свои права, освещая комнату ярким теплым светом. На часах стрелка перешла за одиннадцать часов, медленно приближаясь к полудню.

Легко позавтракав, Алена пришла в свое привычное состояние суетливой заботы, бешенным веником носясь по маленькой квартире. Желая показать себя настоящей хозяйкой, она пыталась делать все одновременно, постоянно подгоняя себя, в итоге тратя время на бесцельную суету. Ей хотелось понравиться Ивану. Говоря себе вслух, что красотой она завлечь его вряд ли сможет, ловя свое отражение в зеркале. Но в глубине души она чувствовала свое лукавство, вспоминая его откровенные взгляды и легкое подрагивание руки, когда она как бы невзначай касалась ее своей ладонью. Она совсем не понимала его нерешительности, считая, что уже давно пора было отбросить все предрассудки и стеснительность, возраст обязывал.

Иван пришел ровно в два, как и обещал. Она, не спрашивая, отворила дверь, широко улыбаясь ему светящейся улыбкой и, ничего не говоря, втащила его в квартиру.

— Привет, — улыбнулся он, осматривая прибранную квартиру.

— Привет! — Алена обняла его за шею и, неожиданно даже для себя, поцеловала его в губы.

От ее волос приятно пахло цветочным ароматом шампуня, вкус алых губ, слегка подведенных помадой, передал ему некий привкус копченой грудинки и сыра, на которые она налегла, когда готовила незатейливое угощение для них. Она это почувствовала и смущенно стерла с его губ этот жирный налет.

— Ну что? — нахмурилась она, видя, как он беззвучно смеется, глядя на нее.

— Ничего, все прекрасно, — Иван снял куртку, оставшись в одной бледно-розовой рубашке, на полу остался стоять его старомодный кожаный портфель, смешно надувшийся от содержимого.

Чувствуя возрастающее в нем напряжение, Алена открыто распустила волосы, накрывшие шелковистой волной плечи, еле заметно подрагивающие от нетерпения. Потом он еще долго целовал ее, нежно гладя ее плечи и спину, бережно контролируя свою разгоряченную силу, боясь сломать или раздавить ее хрупкое на ощупь тело. Распаляя себя и ее все больше, он весь напрягся, боря в себе стремительность желания. Она прижималась к его напряженному торсу, шепча еле слышно: «Ну не здесь же, не здесь». Легко, как пушинку, он поднял ее на руки и отнес в комнату…

Солнце игриво грело их обнаженные тела, не оставляя ни малейшей возможности для недосказанности или секрета друг от друга.

— Пойдем, поедим? — Алена водила пальчиком по его умиротворенному лицу, губам, совсем не пахнущим сигаретами, видимо он сегодня не курил.

— Наверно пора уже, — он поцеловал ее ладонь.

— Так лень, — она сильнее прижалась к нему, — но надо!

Она соскочила с кровати и, быстро накинув на себя разбросанную на полу одежду, убежала на кухню. Зашумел за стенкой чайник, раздался звон расставляемой в спешке посуды.

— Ну где ты там? — крикнула она ему с кухни.

— Сейчас буду, — Иван педантично расправлял на себе рубашку, медленно заправляя ее ленивыми руками в брюки.

На кухне его уже заждался накрытый праздничный стол, уставленный тарелками с маленькими бутербродиками и рулетами из ветчины с сыром. Нетерпеливая хозяйка силой усадила его за стол, гневаясь его недопустимой медлительности, о чем было тут же сказано. Ее руки, как бы невзначай, касались его, помогая ориентироваться за столом, указывая, с чего начать в первую очередь, в итоге Алена села рядом, ласково, как кошка, прижимаясь к большому зверю.

Оказалось, что Иван ест немногим больше, чем она. У Алены разыгрался зверский аппетит, щеки порозовели, налитые теплой энергией счастья. Пока она убирала со стола, он сходил за портфелем, сразу сделавшись серьезным, как обычно.

— Значит так, — Иван разложил на столе принесенные им коробки с невыговариваемыми названиями.

— Я составил для тебя график, согласно указаниям Юрия.

— Ну, ты даешь! — Алена с уважением посмотрела на разложенные перед ней листы, исчерченные строгими таблицами. — Ты странный и удивительный. Я никогда не встречала такого как ты.

— Ты меня плохо знаешь. Познакомишься поближе, поменяешь мнение.

— Возможно, — она игриво закусила губу. — А я тебе как?

— Ты глупая, но не дура.

— Я тебе уже говорила, что ты хам?

— Да, несколько раз.

— Не понимаю, зачем тебе нужна такая глупая? — наигранно обиделась она, понимая правильно его слова.

— Наверно, потому, что сам дурак. Это бессмысленный разговор, давай вернемся к делу.

— Хорошо, мой капитан! — она приложила ладонь ко лбу, вытянувшись по струнке.

— А должны быть только осмысленные разговоры? Ну, чтобы смысл был, настоящий такой, да?

— Нет, конечно, я не такой зануда.

— Но зануда, да?

— Безусловно, как и ты.

— Я не буду обижаться на твои слова, — Алена подняла палец вверх, выделяя свою мысль. — Но только потому, что мне об этом постоянно говорит мама.

— Маму надо слушать. Давай теперь меня послушай, — он разложил коробки по порядку, сверяясь с таблицей.

— Мне все понятно, — уверенно заявила Алена.

— Уж с таблицами я работать умею, не зря пять лет училась.

Он хотел что-то сказать, но только прокашлялся.

— Честно, я все сделаю, как написано. Ведь это мне надо, правильно. Сколько это все стоило?

Он поморщился, подбирая слова для ответа, но она опередила его, звонко поцеловав.

— Мы с тобой договаривались, ты же не мог забыть?

— Нет, не забыл, — он достал чек и протянул ей, Алена широко раскрыла глаза и присвистнула.

— Потерпишь полгодика? Я быстрее не накоплю.

— Я не хочу на тебя давить, но это неправильно.

— Почему это? Я тебе не жена, мы с тобой всего два дня знакомы.

— Срок не имеет значения.

— Тебе не кажется, что ты чересчур всерьез воспринимаешь наши отношения? А вдруг все скоро закончится?

— Почему? — нахмурился он.

— Ну, не знаю, я тебе надоем.

— Нет, такого не будет, — Иван пристально посмотрел ей в глаза, в уголках которых горел ярким огнем его сдерживаемый силой воли гнев и обида.

— Я опять сболтнула лишнего, — она по-кошачьи погладила его по груди. — Я же дура.

— Нет. Ты не дура, нечего прибедняться, это тебя не красит.

— А что меня красит?

— Улыбка.

— И все? — Алена обиженно надула губки, картинно поморгав ресницами.

— Не мучай меня! — возмутился он, прижав ее к себе.

— Да ладно, не обижайся, я же шучу. Уже темнеет, — вздохнула она, взглянув за окно, где уже давно скрылось солнце, подсвечивая нависшие на небе низко плывущие облака.

— Да, и мне уже пора идти.

— Как? — но я думала, что мы с тобой еще посидим? Ну почему?

— Я сегодня улетаю, пора собираться, не люблю суеты.

— Ну вот. А надолго? Куда летишь?

— Далеко— далеко, я тебе покажу. Вернусь через неделю.

— Через неделю, — она задумалась. — Ну, хорошо, я как раз в воскресенье буду выходная.

— Хорошо, что-нибудь придумаю.

— Я хочу погулять, пойдем, а?

— Пойдем, а ты не замерзнешь?

— А ты меня согреешь!

— Ой, какая красота! И горы какие красивые. Аленка, не уж то нашла, наконец, себе нормального мужчину, а? Давай колись, — девушка с черными волосами, усыпанными разноцветными блестками передала телефон стоявшей рядом своей копии, одетой в однотонную униформу модного бренда.

— А это где? — спросила та, возвращая телефон Алене.

— На Урале, вроде пермский край, я опять забыла! — она хихикнула, извиняясь. — Смешное название такое, но вспомнить не могу, одна «рубаха» на языке вертится.

— Ну-у, я-то думала, это где-то в Европе. А что мы тут не видели, — махнула рукой вторая и вышла из-за стойки в зал к случайно зашедшим посетителям.

— Может, — нахмурилась первая, листая страницу поиска. — Тут только Губаха подходит.

— Вот, точно — Губаха! Меня оно так рассмешило в первый раз. Я поначалу думала, что он шутит.

— Нормальное название, — пожала она плечами. — А этой только Европу подавай, нашлась, тоже мне, европейка — года три назад только из своего Воронежа приехала и туда же!

— Олесь, ну мы же знаем, кого она себе ищет, — Алена хитро улыбнулась, глядя, как фигуристая подруга заигрывает с моложавым мужчиной у стойки с мужскими сорочками.

— Ага, вот только находит она только азеров! — и они обе захохотали.

Через пару минут она подвела покупателя к стойке, выложив три бледно-голубые рубашки.

— Если Вам не понравится, Вы сможете сдать покупку или обменять на другую. Но я уверена, — она говорила с еле заметным придыханием, слегка задевая своим упругим бюстом край стойки, чем буквально гипнотизировала молодящегося мужчину, разрывающегося между ее туго обтянутыми футболкой грудями и полураскрытым ртом.

— Приходите к нам еще, я буду ждать.

Покупатель расплатился, счастливый, вышел, немного задержавшись у двери, разглядывая повернувшуюся к нему выигрышным боком девушку. Как только он скрылся из виду, они втроем громко расхохотались.

— Я буду тебя ждать, — томным голосом повторила Олеся. — Светка, тебе бы фильмы озвучивать.

— Да что там озвучивать. — Света надула губки и сладострастно застонала.

— Не хотела бы сняться? — спросила Алена, покраснев от ее голоса.

— Поздновато уже, старая стала, — ответила Света, помахав в ответ улыбчивому кавказцу, махавшему ей от двери.

— Он меня зарежет, если узнает, что я в таком фильме снялась.

— А ты снялась? — спросила Олеся, уловив самодовольный блеск в глазах подруги.

— Пусть это останется тайной, — многозначительно ответила Света.

— Ладно, я Ромке скажу, он поищет, — Олеся стала быстро набирать на телефоне.

— И как это ты ему разрешаешь смотреть порно. Это же омерзительно! — возмутилась Алена.

— Наша монашка негодует, — сказала Света. — Пусть занимаются, чем хотят. Главное, чтобы я об этом не знала.

— Вот именно, — Олеся усмехнулась, глядя в телефон. — Он уже искал, пока не нашел. Вот же козел, а!

— Аленка, а ты когда замуж-то собираешься? — спросила Света.

— Да какой замуж, ты что! — смутилась Аленка. — Мы с ним только неделю знакомы, завтра приедет.

— Ты посмотри, она прямо светится, дурочка, — показала на нее Олеся.

— Ты главное дурой не будь, поняла? — Света строго взглянула на нее.

— Я разве дурочка? — возмутилась Алена.

— Еще какая, — ответила Олеся. — настоящий мужик, романтик, стихи пишет. Мы тебя знаем, думай, перед тем как делаешь.

— И говоришь, — щелкнула ее в нос Света. — С мужчинами так нельзя, надо беречь их уши, иначе они звереют. Вот когда капкан нацепишь, тогда и рот разевай, а пока пищи себе тихонько.

— Не обижайся, мы же тебе добра хотим, — погладила по плечам напрягшуюся Алену Олеся.

— Прочитай еще раз, что он тебе вчера написал.

— Ладно, прочитаю, хоть я на вас и зла. Но вы, наверно, правы, я могу сболтнуть лишнего, — Алена покопалась в телефоне и, глубоко вздохнув, начала читать.

«Задумчивы, заброшенные горы,

Под толстой шапкой скрыв свое лицо,

Молчат, и смотрят, как сгорает воля

Под самым слабым солнечным лучом.

Сгорает воля вся и без остатка,

Но тут же возрождается в ночи,

Стремленье, взлет, паденье, схватка!

Пора тревожная — пора любви!

О, как хотелось б мне им передать хоть толику огня,

Заставить сбросить шапки на мгновенье,

Увидеть свет, каким увидел его я,

Увидеть мир без тягостных сомнений!

Но вновь заря рождает свет,

И с ним рождает новые волненья,

А горы столь же молчаливы, как и день назад,

Мне стоит попросить у них терпенья».

— Если бы не тушь, то я бы сейчас заплакала, — сказала Света, заморгав пышными ресницами.

— А, по-моему, это очень искренно, — смутилась Алена.

— Да я серьезно! — обиделась Света.

Часовая стрелка уже уверенно перешагнула за вторую половину дня, его все не было. Алена, уже давно готовая, ярко, но не вызывающе накрашенная, сидела на кухне, расстроено поглядывая на часы. Рука вновь потянулась к телефону, но она одернула себя, решив не выказывать ему свое нарастающее волнение, не так уж и сильно он опаздывает, всего-то на двадцать минут, но воображение с отчаянным энтузиазмом рисовало небывалые картины, давая ей повод быть обиженной на него и требовать компенсацию.

Желая переключиться, она откопала в ворохе вещей давно забытую электронную книгу. На удивление, заряд был, экран радостно мигнул, приветствуя свою хозяйку. Недочитанный роман медленно увлекал ее в банальную перипетию событий другой страны, происходивших больше века назад, но ничуть не утративших своей актуальности. Герои были глупы и банальны в своих поступках, просты и беспомощны в своих желаниях.

В дверь уверенно позвонили, книга, чувствуя, что не до нее сейчас, поморгала и погасла, когда Алена на автомате перелистнула страницу.

— Привет! Ну чего ты так долго! — успела воскликнуть Алена до того, как он скрылся за букетом из бледно-розовых и белых тюльпанов. — Ух ты!

Она схватила букет и с головой ушла в цветы, Иван смущенно улыбался, стоя на пороге. Ей показалось, что за командировку он слегка похудел, лицо осунулось, два неглубоких пореза под подбородком свидетельствовали о его сильной спешке.

— Ну что, ты готова? Я немного задержался, — он прокашлялся, — забыл, какой на дворе месяц.

— Да ничего страшного! — крикнула ему Алена с кухни, пристраивая букет в старенькую массивную вазу. Вернувшись, она повисла у него на шее, наградив долгим страстным поцелуем.

— Спасибо. Пойдем гулять или как? Алена блеснула глазами, заметив его сомнения.

— Гулять, мы же так решили, — ответил он.

— Ну, как хочешь, — Алена рассмеялась, видя, как он весь напрягся от ее слов.

— Это я глупость сморозила, не обижайся.

Они вышли из подъезда и направились в сторону метро. Она сразу же позволила себе ехидный вопрос о том, как он смог опуститься до плебейского вида транспорта, за что почти тут же оказалась на вершине ближайшего сугроба.

— Разве можно так с дамами обращаться! — возмущалась она, не решаясь соскользнуть вниз, чтобы не запачкать обувь в темно-серой каше снизу.

— Я тебя на трон усадил, чем же ты недовольна?

— А ха-ха, как смешно. Снимай меня!

Он лишь покачал головой, насмешливо глядя на ее негодование.

— Ну, хорошо, — Алена изловчилась и сползла на чистый участок.

— Но я тебе еще отомщу — И месть моя будет страшна!

— Буду ждать с нетерпением.

Дорога уводила вниз к узкой улице, шедшей параллельно путям метро. Шумно гудели заснеженные автомобили, рядом с которыми курили вялые водители, недавно проснувшиеся и теперь, подгоняемые женами, готовившиеся совершить воскресный ритуал посещения гипермаркета. Медленно тянулись вверх бабульки с неподъемными сумками тележками, громко зевали безответственные собаководы, лениво ожидая, когда их питомец завершит просроченный туалет в ближайшем углу.

Поезд скользил колесами по мокрым рельсам, гудя натруженными моторами, непонятный говор пассажиров, занявших все места, дополнял звуковой фон монотонным шумом, перемешанным с назойливыми звонками и выкриками видео из интернета.

Они встали в углу вагона, Алена, не умолкая, все шептала ему на ухо всякую ерунду, не задумываясь о том, интересно ли это было ему. Ей хотелось говорить, у нее было столько ему сказать, передать, и пускай, он мог лишь изредка вставлять пару фраз в ее монолог, нельзя было сказать, что ему это не нравилось. Алена специально приближалась к нему, щекоча его ухо горячим дыханием и легкими прикосновениями губ, ощущая его ответную реакцию. На «Киевской» вагон опустел, они двигались вслед за неповоротливой людской змейкой, подпираемые сзади полуслепыми вечно спешащими пассажирами. Одна станция по «Кольцевой», и вот они уже на Садовом кольце, исчерченном потоками автомобилей и людей, возникающих из ниоткуда и пропадавших в никуда, поглощаемые бездонным чревом подземки.

Ветер властвовал на мосту, подгоняя замедляющихся пешеходов резкими порывами, влажного холода, забиравшегося сквозь самую теплую одежду. Начинался весенний ледоход, пришедший не по календарному графику. Скрывшись от потока, спешащего в парк, они остановились на смотровой площадке. Надежно укрывшись за спиной Ивана, Алена восторженно смотрела за движением массивных льдин, светящихся в лучах солнца, пробивающегося сквозь тучи, разгоняемые непоседливым ветром.

— Красиво, правда? — спросила она его, зажмурив глаза от резко пробившегося солнца.

— Да, с погодой нам повезло.

— Вот так бы тут стояла и смотрела, — мечтательно сказала она.

— Ты замерзнешь.

— Фу, какой ты все-таки зануда! — воскликнула она. — По правде я уже замерзаю.

— Что, уже нагулялись?

— Нет! — твердо ответила она. — Еще пока нет.

Их потеснила группа туристов из Китая, громко выкрикивая непонятные слова. Алена похихикивала, толкая его локтем при особо комичных моментах в поведении гостей столицы.

— Не понимаю, почему тебе не нравится твоя работа? — удивлялась Алена.

Они не спеша шли по парку, интуитивно смещаясь в сторону набережной. Иван живописно рассказывал о своей поездке, стараясь сильно не углубляться в детали, но Алена все же иногда его не понимала, догадываясь о сказанном по контексту или просто не задумывалась.

— Мне нравятся люди, с которыми я встречаюсь — это безусловный плюс.

— А коллеги не нравятся?

Он скривил лицо и отрицательно покачал головой.

— Скорее всего я просто излишне идеалистичен, в этом и проблема.

— Ну не знаю, а разве это так плохо?

— Хм, как посмотреть. Наверное, все же это плохо.

— Может стоит что-то в жизни поменять? Сменить работу, например, а?

— Я об этом думал, но не хочу.

— Ага, значит все-таки работа тебе нравится! — торжествующе заключила Алена.

— Нет, не так.

— Какой ты неуверенный! Разве таким должен быть мужчина? Ты хоть что-то можешь сказать точно, без всяких там отговорок?

— Да, могу.

— Ну, скажи!

— Я могу с полной уверенностью, не колеблясь, сказать точно, — он патетично вздернул голову, кривя рот в еле сдерживаемой улыбке.

— Ну, не томи, что ты мне тут за театр устроил?

— Ты мне нравишься — это я могу сказать абсолютно точно.

— И все? Просто нравлюсь? — Алена состроила обиженное лицо.

— Нет, не просто, все гораздо сложнее.

— Ну вот, опять пошли оговорки! — она улучила момент и столкнула его в ближайший сугроб. — Все, квиты!

— Купаться! — Иван вскочил и схватил ее на руки, направляясь к набережной.

— Какой купаться? Ты что, дурак, — билась на его руках Алена, щипая за нос и щеки острыми коготками.

— Нет, тебя надо купнуть, обязательно!

— Я же замерзну! Ты хочешь, чтобы я замерзла?

— Да, очень хочу! — он подошел к ограждению и вытянул руки вперед, держа ее на весу над бетонным откосом.

— Отпусти, — прошипела Алена. — Я же выберусь и убью тебя! Буду к тебе по ночам приходить.

— Я не против, — он опустил ее на тротуар, успокаивая свое дыхание.

— Ты знаешь, что ты достоин кары? — Алена поправила задравшуюся куртку.

— И какая же кара меня ожидает?

— Я пока не придумала, — она сжала его локоть, — но я подумаю.

По набережной неспешно прогуливались молодые парочки, с интересом глядя на двух глупо улыбающихся влюбленных, не уступавших им в молодости, несмотря на паспортный возраст. Гудя подшипниками втулок, проносились лихие велосипедисты, окликая зазевавшихся мелодичными переливами звонков. Наверху склона темнел стволами деревьев Нескучный сад, доносилась гулким басом репетиция какой-то группы. Наглые воробьи облепили клочок земли около скамейки, выпрашивая еду у шумной компании, расположившейся здесь для небольшого пикника, выстроив на гранитных плитах облицовки склона бар из разношерстных бутылок.

— Не устала?

— Нет, но хочу есть.

— Дойдем до конца, — он показал на уже видневшееся здание академии наук. — И пойдем обедать.

— А куда?

— Не знаю, найдем что-нибудь.

— Я такая голодная, что готова на все! И в этом ты виноват!

— Почему же?

— Приучил меня много есть. Я, кстати, все съела, что ты мне оставил! Я молодец?

— Хм, там же немного было.

— Для меня это уже много. Смотри, растолстею!

— Это будет очень нескоро.

— Мне кажется, я уже вес набрала.

— Это на тебя снег налип, — он сделал вид, что стряхнул его, хлопнув ее по нижней части куртки.

— Эй! Ну не здесь же! — возмутилась она.

— Ничего, никто и не заметил.

— Так вот это-то и обидно!

Подъем по крутой лестнице заставил их обоих тяжело дышать на вершине, улыбаясь и весело переглядываясь, они спустились к подземному переходу. В свете желтых фонарей, скрытых от очумелых ручек металлической решеткой, тоннель, отливал медным цветом. Вдали слышались простые аккорды, кто-то нестройно тянул Цоя.

— Постой-ка, — Алена остановилась около уставшего певца, кинув ему горсть монет.

— Ты мне говорил, что играешь на гитаре, да?

— Да, играю. А что ты хотела?

Алена подошла к музыканту и долго о чем-то с ним говорила, музыкант удивленно смотрел на нее, потом пожал плечами и передал гитару.

— Давай, сыграй!

— Мне неудобно, — Иван взял чужую гитару в руки, оглядываясь по сторонам.

Вокруг них уже скопилась небольшая часть народа, заинтересованная происходящим.

— Давай играй! Или ты мне врал?

Иван снял куртку и передал ей. Он встал около отдыхающего музыканта, также с интересом глядевшего на него. Гитара была слегка расстроена, Иван спросил, может ли он подтянуть струны, хозяин инструмента только развел руками, давая ему полную свободу. Ожидание затянулось, и он, смущенно прокашлявшись, заиграл.

Тоннель заполнился красивой мелодией, он сбивался поначалу с темпа, но по мере развития темы играл увереннее, повышая сложность и темперамент игры. Алена смотрела на него затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, открыв рот от удивления. Музыка стихла, еще долго затухая слабым эхом в длинном тоннеле. Случайные зрители одобрительно похлопали, осыпав горстями монет разложенный на полу кофр.

— Держи, твоя доля, — музыкант сунул горсть монет в руку Ивана, после того, как он отдал ему инструмент.

— Нет, спасибо, мне не надо.

— Заработал, держи, — музыкант насыпал монеты ему в карман.

— Ну что, проверила? — спросил он Алену, когда они подошли к выходу из тоннеля. Алена все это время молчала, находясь под впечатлением.

— Проверила. А что ты играл?

— Так, ничего, — смутился он.

— Нет, скажи!

— Не хочу, ты меня высмеешь, — он нервно дернулся, поднимаясь по лестнице наверх.

— Нет, я не буду смеяться! Правда! — она догнала его почти у самого выхода.

— Я набросал ее по приезду, вчера вечером.

— А как она называется?

— Не знаю, сама придумай.

— А почему я? Ты же автор.

— Потому, что она о тебе.

— Обо мне? — Алена округлила глаза. — Мне еще никто не писал музыку. Да и стихи тоже.

— Ну, мысли есть?

— Пока нет, — она закусила губу, терзаясь желанием расцеловать его тут же.

— Ну, вот и у меня нет.

— Знаю! Я знаю — бабочка⁴.

— Что «бабочка»?

— Она называется «Бабочка».

— Похоже, пусть будет бабочка. Я согласен.

— Бабочка, бабочка, — повторяла Алена, когда они вышли на площадь.

— Почему ты ее написал?

— Не знаю, просто захотелось.

— Почему? — Алена остановилась, отстранившись от него.

— А разве это плохо? — он непонимающе смотрел на нее.

— Почему? — Алена топнула ногой.

— Потому, что я в тебя влюбился, как дурак. Ты это хотела услышать? — разозлился он. Рука потянулась в карман, но он уже неделю не курил, решив наконец бросить, с досады он хлопнул по набитому мелочью карману.

— Да! — крикнула Алена. — Какие вы мужики непонятливые!

— Ты слишком много от меня хочешь.

— Почему? А ты, разве, этого не хочешь?

— Я не хочу это больше обсуждать. Так и будем тут стоять?

— Действительно, как два дурака тут стоим! — Алена огляделась, на площади были только они, рядом шумел проспект.

— Так я не пойму, вы съехались или нет? — Света строго взглянула на Алену, но та делала вид, что занята отчетом по дневной выручке.

— Ну, нет же, иногда я у него живу, иногда он у меня.

— А, понятно. Ну и где лучше? У него хороша квартира?

— Да, неплохая.

— Это очень важно. Он тебе ключ дал?

— Да, но я не взяла.

— Ты что, дура? Иди и возьми немедленно!

— Нет, я считаю, что пока еще рано.

— Какой рано? Ты в паспорт то поглядывай, чай не девочка уже.

— Спасибо, что хоть не в зеркало.

— Ну, с фэйсом тебе повезло, это я вот мучаюсь, — Света подошла к зеркалу на стойке и придирчиво стала всматриваться в свое отражение. — Лет пять назад у меня тоже были подобные убеждения, но сейчас, нет, пока еще есть шанс, надо брать быка за…

— Рога? — уточнила Алена, видя, что Света застыла перед зеркалом в задумчивости.

— Да что толку с рогов? Рога это ты ему нарастишь, но потом. А брать надо сама знаешь за что, с мужиками все просто.

— Нет, он не такой. Я так не хочу! — Алена торжествующе отправила отчет на печать.

— Ну-ну. Рассказывай.

Из подсобного помещения вышла сонная Олеся, постоянно зевая.

— Чего поднялась? Могла бы еще полчасика поспать. — Света, недовольная собой, отвернулась от зеркала.

— Хватит спать. Надо еще успеть нашу принцессу попытать.

— Я уже пытаю, не поддается. Прикинь, ей мужик ключи от дома давал, а она отказалась, гордая, фу!

— Ну не гордая, просто, мне кажется, рано еще, — обиделась Алена.

— Ну не взяла и не взяла, что ты на нее давишь. Он все равно от нее никуда теперь не денется, — Олеся открыто зевнула, заражая стоявших рядом подруг.

— Это еще почему это? — сквозь зевоту спросила Света.

— Романтики будут любить до гроба, либо его, либо моего — мне так бабушка всегда говорила, когда брала в руки фотографию дедушки, она у нее на почетном месте была — на телевизоре, — Олеся плюхнулась на стул рядом с Аленой.

— Был у меня один такой, романтик. До сих пор пишет.

— А чего ж еще не замужем? — удивилась Света.

— Так глупая была, хотелось всего и сразу, — Олеся махнула рукой. — А теперь то что, у него семья и дети.

— Так чего ж он тебе пишет? — непонимающе взглянула на нее Алена.

— Не знаю, может любит, а может по привычке, — пожала плечами Олеся.

— Это тот что ли, ну, у которого пара магазинов? — спросила Света.

— Ага, и еще одна автомойка.

— Я тебя не понимаю, я бы уже давно отбила его у жены. Он вроде и ничего сам.

— Видела бы ты его лет десять назад, — усмехнулась Олеся.

— Дрыщ такой, оглобля! А отбить я его не могу, мне совесть не позволяет.

— Тебе совесть? — Алена округлила глаза. — Вот это да, где ж ты ее нашла то?

— Кажись в старом сундуке откопала, — добавила Света.

— Именно там! Не могу же я у своей собственной сестры мужа отбить? Вот, не могу и не хочу. Если б это были вы, не задумываясь отбила бы.

— Аленка, ты смотри поосторожней, видишь, какая беспринципная у нас подруга, оказывается.

— Не стоит беспокоиться, — Олеся важно обвела их взглядом.

— Ромка сделал мне предложение, так что выдыхайте, выдыхайте, выдыхайте!

— Ой, да не уж то! — Света саркастически похлопала в ладоши. — Первый пошел.

— А что ж ты молчишь, когда?

— Вчера. Ох, что-то мы вчера переборщили. А он как огурец утром встал, ненавижу его за это, мог бы хоть из солидарности со мной слегка пострадать.

— Ну, ты ему это еще припомнишь, — сказала Света.

— Конечно, но только после свадьбы.

— Ну что, поздравляем, извини, что без подарков, — Света села рядом.

— Еще успеете. Кстати, лучше сами знаете что.

— Нет уж, мы тебе подарок купим, в отместку. Верно, Аленка?

— Безусловно — огромный сервиз!

— Чтоб ты нас не забывала!

Около машины стояло несколько коробок, Иван ходил вокруг, ища свободное место для них.

— Ты действительно хочешь поехать со мной? — он вопросительно посмотрел в глаза Алене, державшей в руках большую пачку с памперсами.

— Пойми, это не развлечение, там очень тяжело находиться.

— Да, я хочу! — уверенно воскликнула Алена. — Я все понимаю, я готова.

— Это вряд ли, — покачал головой Иван. — Я сколько лет уже езжу, а так и не смог стать к этому готовым.

Он запихал оставшиеся коробки на задние сиденья, и они выехали. Ранним утром дороги были абсолютно пустыми, окна близлежащих домов черны, город спал. Он вел машину не торопясь, понимая, что не опаздывает. Алена старалась держать себя бодрой, но вскоре уснула под монотонный бубнеж еле слышного радио. Иван выключил его и, борясь с зевотой, сосредоточился на дороге.

— Мы уже приехали? — Алена проснулась, почувствовав, что дорога стала неровной. Машину нервно потряхивало на бесконечных ямах.

— Почти, минут двадцать еще. Выспалась?

— Да, что-то вроде. Я бы, конечно, еще бы поспала, — она потянулась и задела рукой его плечо. — Ой, извини.

Медленно светало. Машина кралась по улочкам маленького города с угрюмыми спящими домами. Изредка навстречу появлялась машина такси с заспанным шофером, плелся впереди старый мусоровоз. Они выехали за пределы города и свернули на узкую дорожку, ведущую к небольшому лесу. Стали яснее прорисовываться очертания пары двухэтажных корпусов, окруженных решетчатым забором. Около въездных ворот стояла черная машина, за рулем которой сидел Юрий. Иван поравнялся с ней и остановился.

Привет, давно приехал? — он вышел из машины и подошел к медленно вылезшему из теплого салона Юрию.

— Да нет, — протянул тот. — Минут десять назад. Вон, Дашка еще спит.

Он кивнул на спящую на пассажирском кресле жену.

— Доброе утро, — Алена вылезла из машины и подошла к ним.

— О, привет-привет. Выглядишь значительно лучше, — Юрий профессиональным взглядом осмотрел Алену.

— Это все он, — она с нежностью посмотрела на Ивана. — Такой заботливый.

— Ага, от слова забота, да, Ваня?

— Заканчивай, — огрызнулся Иван.

— Ванька, привет! — Даша помахала ему рукой из машины и стала с интересом разглядывать Алену.

Алена стояла напряженная, не понимая выпада Юрия и чувствуя, что между мужчинами возникло сильное напряжение.

— Ваня, а что ты не знакомишь меня? — Даша вышла из машины и подошла к Алене.

— Сама познакомлюсь. Я Даша.

— Алена, — смутилась она от изучающего взгляда Даши.

— Аленушка и братец ее Иванушка, как мило, — Даша широко заулыбалась. Она была ниже Алены и обладала приятной полнотой, которая всегда привлекала мужчин, дополняя неиссякаемым источником жизнерадостности и доброты.

— Ваня, я одобряю.

— Алена, ты уж извини, но наш непримиримый холостяк Иван — это притча во языцех.

Я могу нести всякий вздор, так что ты не обижайся.

— Это да, она и не такое еще сморозит, — подтвердил Юрий.

— Да я не обижаюсь, — сказала Алена.

— Ну, вот и славненько, — Даша взяла под локоть Алену и повела ее к своей машине.

— Пока мужики меряются своей доминантностью, мы с тобой перекусим, а они пусть как хотят, верно?

— Сейчас подойдем, — махнул рукой Юрий.

Пока девушки доставали из дорожной сумки подготовленные Дашей бутерброды, мужчины вполголоса переговаривались, Иван нервно взмахивал руками, а Юрий только пожимал плечами.

— Я ему не нравлюсь, — прошептала Алена, понимая, что разговор идет о ней.

— А, не бери в голову, — махнула на них рукой Даша. — Юрка почему-то вбил себе в голову, что должен уберечь друга от ошибок. Самодовольный баран, уж не знаю, за что я его люблю.

— Не понимаю, — напряглась Алена.

— Ванька тебе не рассказывал, уверена, что не рассказывал. Так вот скажу тебе по секрету. Парень-то он хороший, но вот с бабами не везет. Ну, это грустные и нехорошие истории, не в этом суть. Вот Юрка теперь как полиция нравов, в каждой ищет подвох.

— И много уже было?

— А ты не такая простая, как кажешься, — негромко рассмеялась Даша. — Не беспокойся, за последние годы ты первая. Сама-то как думаешь?

— Никак не думаю, просто люблю.

— Ну, вот и славненько. А с Юркой я поговорю, он хороший, сама потом поймешь, — Даша доверительно сжала ее руку и строгим голосом обратилась к мужчинам. — Так, петухи, к столу!

— Ты это кого тут петухами назвала? — возмутился Юрий, подходя к ним.

— Ты мне еще покудахтай тут, ешь давай, — Даша налила ему кофе из термоса и сунула большой бутерброд.

Еще горячий кофе и вкусная еда окончательно расслабили атмосферу, Юрий даже похвалил Алену за хороший аппетит.

— Пора разгружаться, — Юрий достал телефон и набрал номер.

— Да, доброе утро. Ну, мы подъехали. Ага, да, конечно, ждем.

Ворота им открыла вышедшая через пару минут из дальнего здания женщина в простеньком пальто с добрыми, но очень усталыми глазами.

— Нина Сергеевна, — мое почтение, — Юрий галантно поклонился и пошел в машину.

— Доброе утро, как вас сегодня много, — всплеснула руками Нина Сергеевна, — я там все открыла.

Машины въехали на территорию и скрылись за дальним корпусом.

— Идемте, они пока разгрузятся, — Нина Сергеевна закрыла ворота и повела гостей в ближайший корпус.

Внутри безликого здания с казенной медной табличкой у входа было тихо и душно, пахло застоявшейся хлоркой и страхом. Алена застыла на месте, ежась от боязливого волнения. Все вокруг было так непривычно и в то же время знакомо, подобное чувству внезапной встречи с незнакомцем с до боли знакомым обликом и знать которого ты бы не хотел никогда. Вдали послышалась приглушенная речь, неразборчивая, с надрывом.

— В первый раз, — пояснила Даша Нине Сергеевне, ожидавшей их у входа в полураскрытый темный кабинет.

— В первый раз оно всегда тяжелее, — сказала она, когда все вошли в кабинет, — может примете успокоительного? Так будет легче, поверьте мне.

— Нет, спасибо, — прокашлявшись, ответила Алена. — Я себя хорошо чувствую, просто не выспалась.

— А, ну ладно, но если что, не стесняйтесь, — она встала и пошла к выходу.

— Я пойду посмотрю, что привезли, ну, а после завтрака придем к вам.

Она заговорщицки улыбнулась и вышла.

— А что мы будем делать? — спросила Алена, вешая свою куртку в старый шкаф, из которого пахло старыми газетами и нафталином.

— Мы? Ну как сказать, — Даша задумалась, наморщив лоб. — Я до сих пор не могу для себя решить, что мы тут делаем. Сама все увидишь. Если захочешь, то сможешь поучаствовать. Главное, запомни это, старайся держать дистанцию, не знаю, как точнее объяснить, мне так один психолог говорил.

— А у вас с Юрой есть дети?

— Да, двое разбойников, копия отца, сплошное наказание.

— Здорово. А они большие уже?

— Старший в школу пошел, завидует теперь младшему, ему же только через год топать. Ох, а какие лентяи, но это, видимо, в меня, — она заразительно расхохоталась.

— А у меня нет детей, — вздохнула Алена.

— Так в чем же дело, рожай. Я в первый раз долго сомневалась, боялась, думала, о карьере, а потом, так оно все завертелось, уж не помню и, как там было. Не сомневайся, время идет, мы не молодеем.

— Это да.

— Ну ты то неплохо сохранилась. А я вот слегка расширилась, как говорит Юрка, а

по-моему меня просто разнесло!

В коридоре послышались шаги, и комнату вошли Иван и Юрий, каждый нес по увесистой коробке.

— Так, барышни, давай за работу! — скомандовал Юрий.

Они поставили коробки на стол и вышли. В коробках лежали маленькие плюшевые медвежата, одинаковые, но разных цветов, и большие пакеты с конфетами.

— Так, надо все пересчитать. Каждому ребенку должно хватить и всем поровну, — сказала Даша, вытаскивая пакеты сконфетами на стол.

— А сегодня какой-то праздник?

— Да, у Нины Сергеевны день рождения. Так повелось много лет назад, своего рода День Рождения этого интерната.

— Как неудобно, а я не поздравила.

— Не переживай, Нина Сергеевна не любит, когда ее поздравляют. Такой человек, странный, но очень добрый.

— Она на вид очень строгая.

— Она и не на вид тоже строгая, это ты новенькая, пока бережет, чтобы сразу не испугалась.

Через десять минут вернулись Иван с Юрием, переодетые в скоморохов. Причем костюм наиболее комично смотрелся на фигуре Юрия, штаны были малы, рукава короткие, пугало, да и только.

— Мне материала не хватило, так даже забавнее, — объяснила Даша. — Это я им предложила выступать в костюмах.

— Да, это наш главный продюсер! — Юрий звонко чмокнул жену и жадным взглядом взглянул на стол с подарками.

— На, осталось как раз для тебя, — Даша протянула ему три конфеты.

— Одна тебе, две мне, — Юрий протянул Ивану конфету и остальные сунул в рот.

— Собрались! — голосом опытного тренера воскликнул Иван. — Пора.

Пройдя дальше по узкому пустому коридору, утыканному справа и слева безликими дверями с цифровыми табличками, они вошли в светлый зал, превращенный в игровую комнату. Стены были красочно расписаны героями мультфильмов, в дальнем углу располагалась игровая зона с аккуратными стеллажами, заполненными ящиками и коробками с игрушками. Игровой зал настолько сильно контрастировал с обликом здания, что не верилось, что все это может находиться рядом.

— Нравится? — спросила Алену Даша, видя, как она завороженно осматривается.

— Видела бы ты, как все тут было раньше. У, мрак!

— А почему ж все остальное не отремонтировали?

— Денег нет. У меня подруга работает в одной компании, — Даша показала на неизвестный Алене логотип на скромной табличке у входа. — Так вот это они все сделали. В планах было переоснастить и лечебный корпус. Но там какие-то сложности, я не вдавалась в подробности.

— Получается, что америкосам наши дети важнее? — Алена достала один ящик с развивающими игрушками, с интересом разглядывая их.

— Ну почему же сразу америкосам? — хохотнула Даша. — Работают там наши люди. — Хотя, отчасти ты и права. У нас подобная культура, эм, корпоративная культура, только зарождается.

В другом конце зала звякнула гитара, и пропищал игрушечный рожок. Иван доставал из потайного шкафа гитару, а Юрий продувал рожки, издавая самые невообразимые звуки.

— Нас сюда затащил Ванька, он тогда, кстати, работал на эту компанию. Собственно он там и работает, только в другом направлении, ну или как-то так, я не разбираюсь во всех этих железяках, — ответила Даша на немой вопрос, не сходивший с лица Алены. — Если бы меня кто-нибудь лет пять назад спросил бы, а не поеду ли в интернат? Ха-ха-ха! Сама до сих пор не верю, что каждый раз сюда возвращаюсь. Есть же свои дети, но не могу.

Она укусила себя за губу, быстро поморгав увлажнившимися глазами. Она взяла из рук Алены непонятную игрушку и показала, как должны собираться кубики в башенку.

— Каждая из этих игрушек помогает детям чуть-чуть улучшить свою адаптацию к нашему миру, Мы ездим раз месяц, когда совпадут у всех графики. Но чаще и не стоит, — она замолчала, глядя куда-то в сторону. — Не знаю. Если бы это было с моими детьми, я бы, наверное, наложила бы на себя руки. Каждый раз, возвращаясь домой, я пытаю себя и мужа, зачем нам это надо.

— И зачем? Вы не похожи на волонтеров благотворительного фонда. Извини, если обидела.

— Да нет, что ты, конечно не обидела. Мы не доверяем фондам, хотя, что проще, перечислить деньги и вроде как помог. Наверное, мы не справедливы к ним, там работают честные люди, но я этого не могу понять, что-то мешает полностью им довериться.

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Через некоммерческий фонд можно отмыть много левых доходов. Нам об этом в институте рассказывали, но я не придавала этому значения — все это настолько далеко от нас, что кажется какой-то сказкой, небывалым миром, — Алена сложила игрушки в ящик и поставила его обратно.

— Ой, ну ты прямо, как Ванька. Этот тоже, как задвинет с Юркой, так у меня голова пухнет!

— Да, он любит порассуждать.

— Да все мужики такие, стратеги!

В зал вошла Нина Сергеевна, Иван с Юрой уже разыгрались и встретили ее приход разудалым маршем.

— Готовы? — строго посмотрела она на них.

— Да, мой командир! — отрапортовал Юрий.

— Вот и хорошо. Через минут пятнадцать запущу. Часа два продержитесь?

— Выстоим, Нина Сергеевна, — ответил Иван, заиграв военную песню.

— Вы с нами будете?

— Конечно, вы тут без меня учините дел, — она подошла к Алене, заметив сильную напряженность в ее лице.

— Все нормально?

— Да, — Алена закивала головой, — просто волнуюсь.

— Волноваться — это нормально. Главное запомни — ты не должна показывать свою жалость или страх, веди себя с ними, как с равными, чувствуй их как равных. Они все чувствуют и понимают. Жалость — это последнее, что им нужно.

— Я все поняла, — Алена приободрилась, показывая свою готовность.

— Вот и хорошо. И, не обижайся на мой тон, все-таки педагогический стаж окончательно убил во мне человека.

— Да я не обижаюсь… — начала было оправдываться Алена, но получила легкий щелчок по напряженному лбу, выдавшему ее.

— Ой, да вовсе вы и нестрогая, — разулыбалась Даша, но в ответ получила строгий взгляд и встала по стойке, приложив руку к пустой голове.

— Так, я пошла за моими бандитами. Ни пуха, ни пера.

— К черту! — хором пробасили мужчины.

— Мы с Ванькой решили, — Юрий подошел к Даше с Аленой, — сначала поздравим Нину Сергеевну, и пускай она будет недовольна!

— Ничего, побросает молниями и успокоится, — махнула рукой Даша.

— Давно пора, дети же все знают.

— Ты думаешь, они помнят? — удивился Иван, настраивая гитару.

— Конечно, помнят, — уверенно ответил Юрий. — Это я тебе как врач заявляю.

— Иди сюда, врач, — Даша подтянула его к себе и стала расправлять помятую одежду.

— Чучело ты, а не врач.

— Готовсь! — воскликнул Иван, заслышав топот детских ног в коридоре.

Все встали по центру зала, плотно прижимаясь друг к другу, будто бы это сможет помочь против натиска несокрушимой лавины детского любопытства и веселья. Отворилась дверь, вслед за молодой воспитательницей в зал втекла бурлящая река детских глаз, рук, ног, заполнившая собой все вокруг, поглотив взрослых своей неудержимой пляской. Молодая воспитательница старалась быть строгой, но ее показная строгость разбивалась на слабые приказы, которые дети воспринимали как игру. Алена поймала себя на том, что она долго и пристально рассматривает воспитательницу. Это была молодая девушка,

некрасивая, с угловатым телом и большими длинными руками, которыми она умело руководила детьми, нежно направляя каждого и оставляя ребенку необходимую свободу выбора. Ее лицо светилось от внутреннего огня большого сердца, и внешняя красота была совсем не важна. Алене захотелось хоть немного быть похожей на нее, но она не могла в себе найти того огня доброты, который питал эту молодую девушку. При виде детей, смотрящих на новую тетю с интересом пугающе скошенными глазами, вертя невпопад большой головой, и от непривычного детского смеха ей стало жутко, она слышала в нем и радость, и безудержное веселье, и боль, и страх.

Две девочки подбежали к Алене и начали методично ощупывать ее, проверяя, настоящая ли она. Алена вспомнила слова Нины Сергеевны и сделала над собой усилие, заставляя себя влиться в эту пучину веселья. Даша уже вовсю играла с особо смелыми мальчишками, Юрий издавал из пластмассовой дудки неожиданные звуки, вводя детей в изумление. Одна из девочек сильно ущипнула Алену, довольная результатом, отпрыгнула в сторону, но Алена успела поймать ее и ощутимо ущипнуть в ответ.

— Так, — вошла Нина Сергеевна, излишне строго глядя на происходящее.

— И, раз, два — три! — скомандовал Юрий, и Иван заиграл песенку крокодила Гены.

— Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой, — хором запели Юрий с Дашей, она слегка не попадала, придавая песне смешное звучание.

Нина Сергеевна попыталась возмутиться, но видя, как дети успокоились и внимательно слушают, растаяла. После каждого куплета Юрий пытался на маленькой дудочке сыграть проигрыш, но походило больше на ярмарочные песенки, простые и разудалые. К концу песни молодая воспитательница выскочила за дверь и вернулась с огромным букетом.

— С Днем Рождения! — хором прокричали взрослые, и воспитательница вручила Нине Сергеевне букет.

— И ты с ними заодно, Оля! — возмутилась она, принимая букет.

— Ой, да ладно Вам, Нина Сергеевна, — нараспев ответила та, не поддаваясь на строгость начальницы.

— Ой, ну спасибо, спасибо, — Нина Сергеевна смутилась, стоя под прицелом десятков глаз.

— С Днем Рождения, — повторила девочка, стоявшая возле Алены, быстро посмотрев на нее, верно ли сказала.

— Ты смотри, Лизонька заговорила! — Нина Сергеевна всплеснула руками.

— Оль, ты слышала, слышала?

— Да! Да! — обе женщины подбежали к совсем смутившейся девочке, прятавшейся за спиной Алены.

— Ну, Лизочка, ну, повтори, что ты сейчас сказала?

— С Днем Рождения, — повторила девочка и сильнее прижалась к Алене.

Алена стояла чуть дыша, чувствуя, как глаза заволакивает слезная пелена. Оля взяла ее за руку и широко улыбнулась, обнажив крепкие ровные зубы.

— Держись, — шепнула она Алене и подмигнула, как старой знакомой.

— А, ну-ка все, кто к нам пришел, давай вставай в хоровод, будем песни петь, танцевать! На других смотреть, да себя показывать! — запел громким голосом Юрий.

Заиграл рожок и гитара, женщины стали выстраивать детей в хоровод, кружась вокруг музыкантов.

— Кто не будет танцевать, тот не сможет устоять! Растряси скорей себя, и давай танцуй как я! — призывал Юрий, показывая детям нужные движения и руководя вращением хоровода.

Задорно звенела гитара, наращивая темп. От танцев Юрия и от нелепой сосредоточенности, с которой дети старались повторить несложные движении, Алена веселилась все больше и больше, стремительно вливаясь в эту радостную реку.

Время пролетело незаметно. Казалось бы только начали, немного попели, потанцевали, еще не все игрушки были собраны, не все игры сыграны, но устали все, и взрослые, утомленные отданной и полученной энергией, и дети, разбившиеся по кучкам выбрав себе по-взрослому, засыпали на глазах. Мальчишки больше терзали Юрия с Иваном, строившими вместе с ними высокие крепости. Трое девочек не слазили с Алены, путая ей волосы и хватая за нос.

— Так! На обед! — скомандовала Нина Сергеевна, сама с трудом отрываясь от игры с более старшими детьми. Все послушно встали, и взрослые повели свои группы на обед. В столовой уже было все накрыто, уставшие и проголодавшиеся дети опережали взрослых в поедании простой, но непротивной казенной пищи.

— Ты придешь? — маленькая девочка смотрела в глаза Алене, нервно теребя свою одежду.

— Да, Лиза, конечно, приду, — Алена больше не замечала, что глаза девочки смотрели не на нее, а в разные стороны, она видела душу ребенка, а душа ребенка смотрела прямо ей в сердце.

Всех детей уложили спать, взрослые еще долго стояли в дверном проеме, слушая, как засыпают счастливые дети.

— А ты молодец, — похвалила ее Нина Сергеевна, когда они все вместе сидели в ее кабинете и пили чай с тортом, который испекла Оля.

— Нет, не молодец, — Алена дрожащей рукой поставила чашку на блюдце.

— Извините меня.

Она поспешно вышла из кабинета, следом вышел Иван.

— Что с тобой? — он нашел ее в дальнем углу коридора, спрятавшуюся в нише дверного проема. Ее тело подрагивало от нервной дрожи, она плакала, закрыв лицо руками.

— Я понимаю, понимаю.

Он прижал ее к себе, нежно гладя по голове. Алена медленно успокаивалась, всматриваясь красными от слез глазами в его спокойное лицо.

— Я когда первый раз был, ох, не помню, как потом домой доехал. Напился, но не мог уснуть. С каждым разом это притупляется, но не уходит никогда.

— Я не знаю, не знаю, — шептала Алена. — Я больше не смогу, не смогу.

— Если ты не захочешь, то можешь не ехать.

— Я хочу! Хочу! Но, боюсь, боюсь.

— А чего ты боишься?

— Боюсь, что не смогу забыть. Эта девочка, она не выходит у меня из головы, не выходит. — Она помотала головой, силясь стряхнуть наваждение, — она так смотрела на меня.

— Ты знаешь, она назвала меня мамой. Как это? Как?

— Я не знаю, что тебе ответить. Давай подождем. Если ты этого захочешь, мы ее удочерим, Нина Сергеевна поможет с оформлением документов.

— Как удочерим? Мы же с тобой не женаты?

— Это всего лишь формальность, — пожал плечами Иван.

— Ты делаешь мне предложение? — вспыхнув глазами, спросила Алена.

— Мне кажется, что сейчас не время и не место.

— Так ты делаешь мне предложении или нет?

— Да, делаю. Алена, выходи за меня замуж.

— Ты наверное шутишь. Слишком мало времени прошло, тебе не кажется?

— Нет, я давно к этому готов.

— А когда ты это понял?

— Давай не будем. Нас люди ждут.

— Отвечай, а то не соглашусь!

— А ты согласна? Я от тебя ответа пока не получил.

— Отвечай!

— Ладно. Сначала я, а потом ты.

— Хорошо, — Алена притянулась к его лицу.

— Еще в магазине.

— Ты врешь! Так не бывает!

— Ты же знаешь, я плохо вру.

— Да, ты не врешь, — Алена пристально смотрела в его глаза.

— Ну?

— Что ну?

— Теперь ты отвечай.

— Ой, какой ты непонятливый! Ну, конечно же, я согласна! — она страстно поцеловала его, отметив про себя с удовольствием, как он расслабился после ее ответа.

— Завтра же переедешь ко мне.

— Конечно же, я ж теперь жена, как-никак.

— Пока еще не жена.

— Но-но, поговори мне еще, муженек!

5.

— Па-ап! Я возьму твой телефон? — не дожидаясь ответа, Женя забрала телефон с тумбочки и ушла другую комнату.

— У тебя же свой есть, зачем тебе? — крикнул Антон с кухни, копаясь с потекшим смесителем.

— Тебе жалко? — огрызнулась дочка из комнаты. Послышался приглушенный смех Маши.

— Нет, просто интересно.

— Поиграю и отдам, — ответила Женя, листая его записную книжку.

— Маша подбежала к двери и, осмотревшись, не идет ли отец, бесшумно закрыла. Женя сидела на кровати, недовольно смотря в экран.

— Ну что там? — Маша нетерпеливо толкнула сестру, усевшись рядом.

— Да все то же самое, ничего нового.

— А ты СМС-ки смотрела?

— Да что их смотреть, одни какие-то краны, регуляторы — полная чушь! — Женя с досадой бросила телефон на кровать.

— Дай я посмотрю! — Маша схватила смартфон и углубилась в него, медленно водя пальцем по экрану.

— Нашла, нашла!

Маша, довольная собой, показала сестре отрытое в ворохе рабочих дел сообщение: «Привет! Как дела? Ты уже дома, наверное, я тоже. Как твои красавицы? Алина».

— Хм, он его даже не читал! — воскликнула, негодуя, Женя. — Алина, сейчас мы тебя найдем.

Она стала устанавливать один за другим мессенджеры, пока в списке контактов не появилась Алина. С профиля на них смотрела красивая темноволосая женщина со слегка суровым взглядом.

— У, какая злюка! — сказала Женя, пародируя ее лицом.

— И вовсе не злюка! — запротестовала Маша. — Красивая, да?

— Ну да, ничего. Нам подходит, — согласилась Женя.

— А давай напишем ей, а?

— Давай, надо только папин профиль заполнить, — Женя открыла галерею в поисках фотографии, но, ничего кроме трубопроводов и каких-то железяк, не увидела.

— Вот, давай эту! — Маша открыла на своем планшете фотографию отца на детском аттракционе, сделанную ею в предыдущий его отпуск.

— Фу, как-то не серьезно, — заупрямилась Женя.

— Давай эту! — настаивала Маша.

— Ну давай, — Женя перекинула ее на телефон отца и стала заполнять профиль. Через пять минут все было готово.

— Ну что, начнем?

Девочки переглянулись, Маша захихикала.

— О! Она в сети — воскликнула Маша, заметив, как поменялся статус контакта.

— А папа не будет ругаться на нас?

— Пусть ругается! Сам он ничего делать не хочет, придется нам, — грозно ответила Женя и принялась за чат.

«Привет! Извини, не видел твоего сообщения».

Через пару минут телефон пропищал ответом.

«Привет! А я думала, что ты на меня обиделся. Мы тогда не хорошо расстались, мне кажется, что я была не права».

— Интересно, а что там у них произошло — спросила Маша, игриво блестя глазами.

— Не знаю, но уверена, что наш папа накосячил! — Женя самодовольно ухмыльнулась.

Она набрала текст и вопросительно посмотрела на сестру, Маша, с видом знатока, утвердительно кивнула.

«Тебе не за что извиняться, это мне стоило быть напористей».

«Ой, давай закончим, а? А то сейчас будем извиняться по часу. Не люблю это. Как твои дела? Как дочки. Рады тебе?»

— Ну-ка, — Женя отвела телефон от себя и сделала их с сестрой фото. — Пуганем слегка.

Она отправила ей фото, Маша, ерзая от возбуждения, жадно смотрела, как сестра набирает ответ.

«Вот мои красавицы! Младшая чуть не задушила меня в объятиях. Все отлично, когда находишься дома. Как у тебя дела?»

— Неправда, я же легонечко! — возмутилась Маша. — Зачем ты обманываешь?

— Ничего я не обманываю, — вздернула нос Женя. — Он аж хрипеть начал.

— А сама в ванной плакала, — хитро улыбнулась Маша.

— У меня живот болел, — неуверенно оправдывалась сестра. — Смотри, ответила.

«У меня все хорошо, но… не знаю, наверное, это слишком уныло. Мне кажется, что на работе я чувствую себя счастливее. А тут я одна, вот».

— Одна! Одна! — весело повторяла Маша.

— Сейчас дожмем, — ехидно улыбнулась Женя.

«Я опять разоткровенничалась, ты не обиделся?»

— Так, чем это вы тут занимаетесь? — Антон вошел в комнату, делая строгое лицо.

— Ничем! — быстро ответила Маша.

— А разве стучаться не надо? — огрызнулась Женя. — Тут все-таки дамы!

— Дамы, ха. Подрастите сначала, — улыбнулся Антон. — Так что вы делаете?

— Играем, — ответила Женя.

— Во что играете?

— В викторину! — воскликнула Маша.

— В викторину? Интересно. А можно с вами?

— Потом, дай мы закончим, а? После обеда, а? — ответила Женя, пряча от его взора телефон.

— Хорошо. Я тогда пока в магазин сбегаю, а вы на стол накроете, договорились?

— Да, папочка! — ответила Маша, расплывшись в улыбке.

— Все, ушел, — Антон закрыл за собой дверь, понимая, что девчонки его обманывают, но ему не хотелось мешать их игре.

Как только хлопнула входная дверь, Женя торопливо стала набирать ответ.

«Приезжай к нам в гости. У нас весело!»

«В гости? Ну не знаю, а дочки твои против не будут?»

«Дочки — «за»! Я им о тебе рассказывал, они хотят с тобой познакомиться»

«Правда? Но я не знаю, понравлюсь ли я им…»

«Уверен, что да. У нас есть свободная комната, всем места хватит».

«Я могу приехать завтра, мне ехать пару часов. У тебя верный адрес в профиле?»

«Да, Заводская ул., дом 23, квартира 45».

«Тогда завтра к часу буду».

«Здорово! Я рад»

«Я тоже рада. Спасибо»

«Не за что, может тебе не понравится».

— Как это не понравится? — возмутилась Маша. — Как это наш папа может не понравится?

— Ну мама же нас бросила, — тихо прошептала Женя.

— Не надо, не напоминай! — Маша отвернулась, еле сдерживая накатившие рыдания, но вскоре повернулась обратно, услышав сигнал мессенджера.

«Не говори ерунды. Ты мне нравишься»

Хлопнула входная дверь, вернулся Антон.

— Дайте телефон, я же хотел нашей бабушке позвонить, — он потянулся к Жене, но та, поспешно сворачивая программу, вжалась в угол.

— Но пап, почему ты не стучишься сначала? — обижено ответила она, возвращая телефон.

— Ну извини, торопился, — он положил телефон в карман куртки. Телефон завибрировал. — Да, алло! О, привет. Очень рад тебя слышать. Да, все хорошо. Конечно. У тебя как? Понятно, понятно… Завтра, да собственно ничего… хорошо, отлично… а адрес? У тебя уже есть?… нет, … ну, забыл видимо… да. Захлопотался… нет, не похож, мне далеко до … Ладно, ждем… и я тебя… почему не говорил? Не знаю, тюфяк, видимо… ну да, ты заметила… Да нет, обедать собираемся, могу дать им трубку… не хочешь?… ну завтра поговорите, тем более что им есть, что тебе сказать, правда, Маша?

— Да, папа! — ответила Маша, во все уши слушая его разговор.

— Это Маша, младшая… что хочешь, на свое усмотрение… да, Женя у нас серьезная… тебе виднее… ну все, до завтра… ага, пока.

Он встал перед дочками, строго глядя на них, Маша делала вид, что боится и пряталась за сестру, Женя с вызовом смотрела на отца.

— Ну, что вы мне скажете? — спросил он их.

— Ты разве чем-то недоволен? — воскликнула Женя.

— Да нет, конечно, — смягчился он и сел рядом с ними.

— Ну вы даете, свахи. Это кто это вас научил?

— Жизнь научила! С тобой только так и можно! — ответила Женя.

— Ладно. Я не сержусь, — он улыбнулся, Маша тут же бросилась к нему на шею.

— Спасибо, вы обе правы. Дай обниму.

Женя, как бы нехотя, придвинулась в его объятия, ощутимо ткнув его твердым кулачком в бок.

— Надо ей подарок сделать! — сказала Маша.

— Какой подарок? — удивился он.

— Может, мы торт испечем? По бабушкиному рецепту? — загорелась Женя.

— Можно, напиши мне, что нужно докупить, я сейчас съезжу.

— Я сейчас! — Женя, радостная, побежала на кухню, проверить запасы.

Женя придирчиво осмотрела отца и устало покачала головой.

— Что, опять плохо? — удивился он, находя себя в зеркале вполне симпатичным.

— Дай я. Все приходится делать самой, — проворчала она, довольная очередной возможностью поруководить отцом, постепенно примеряя на себя роль главной женщины в доме.

— А мне нравится, — сказала Маша, появившаяся в комнате с измазанным в муке лицом.

— Ты такой серьезный.

— Вот именно, что как на похороны, — съязвила Женя.

— Ну-ну, не каркай, — погрозил пальцем Антон.

— Так, вот. Сначала одень это, — Женя выложила на большую кровать в родительской комнате подобранный комплект одежды.

— Давайте, выходите. Как я переоденусь?

— Ой, да чего мы там не видели, тоже мне, — проворчала Женя, но вышла, захватив с собой упирающуюся Машу.

На кухне творился настоящий хаос, везде была рассыпана мука со следами маленьких ладоней, из мойки горой торчала грязная посуда — девочки творили, а убирать придется отцу. «Художник не должен размениваться на рутину» — повторяла Женя, запомнив фразу из будничного сериала по телевизору. Посреди стола на большом белом блюде красовался огромный торт, украшенный разноцветными кремовыми розочками, было видно, что одну половину украшал один человек, а вот вторую совсем другой.

— Ох, Антоша, какой ты красивый! Сразу помолодел лет на десять! — послышался восторженный голос бабушки.

Девчонки, оторвавшись от любования тортом, бросились в комнату к отцу.

— Ну, а теперь как? — спросил он, разглядывая себя в зеркале. Ему казалось, что одежда слишком обтягивающая, приталенная рубашка, подаренная давным-давно женой, подчеркивала его атлетичную фигуру, но ему хотелось вернуться обратно к привычному облику свободных прямых линий.

— Вот так лучше, — Женя снисходительно осматривала его.

— Надо бы тебе гардероб обновить, а то ходишь в каком-то старье!

— Папа, ты такой красивый, прямо, как на фотографиях! — воскликнула Маша, пойманная Женей на лету, в своем честном порыве обнять отца.

— Иди умойся, — строго сказала Женя. — А потом я тебе подберу одежду.

— Но я сама могу! — возмутилась Маша.

— Ну давай сама, — ухмыльнулась Женя.

— Батюшки, уже половина одиннадцатого, — всплеснула руками бабушка.

— Ну, мне пора.

— Бабушка, ну куда ты пойдешь, — стала уговаривать ее Женя.

— Разве тебе не интересно познакомиться?

— Да, мама, куда это вы собрались? — спросил Антон, примирившись с новым нарядом. Он теперь назвал ее мамой, чем несказанно обрадовал тещу, растрогав ее до слез.

— Раз уж эти мошенницы устроили сегодня смотрины, то вы должны остаться. Мы же все должны решить, подходит она нам или нет, верно?

— Абсолютно точно, — подтвердила Женя, — строгое жюри вынесет свой вердикт.

— Ну какое жюри? — удивилась бабушка. — Это же человек, а вдруг мы ее напугаем?

— Никуда она от нашего папы не денется. Она не сможет устоять! — патетично сказала Женя.

— Да. Папа, там надо немного на кухне прибраться.

— Да я сейчас, — заторопилась бабушка.

— Мама, сам сделаю, — он снял рубашку и надел домашнюю майку.

— Сейчас все помою, все-таки девчонки старались.

— Да! — крикнула Маша, пробегая от ванной в комнату.

— Ну хорошо, я тогда комнату для гостьи подготовлю.

— Какую еще комнату? — удивилась Женя. — Мы сегодня с Машкой у тебя ночуем.

Не будем смущать их своим присутствием. Вам же надо побыть наедине, верно?

— А ты откуда все знаешь? — бабушка любя сжала внучку сильными руками.

— А что тут знать? Не маленькая же.

— Я тоже! — крикнула из комнаты Маша, а потом добавила неуверенно, — знаю.

— Да конечно, что ты там знаешь. Покажи-ка, что там напялила на себя, — Женя ушла в комнату.

— Ну, ты посмотри, какие деловые, — покачала головой бабушка. — И все знают.

— Я, честно говоря, об этом не думал.

— А вот и зря. Пора уже подумать, Антоша. Не молодеем же. Девчонки сами о себе позаботятся, вон, Женька почти все умеет, Машку научит. Ты о себе думать должен.

— Да знаю я все, Вы правы. Просто все неожиданно.

— Так оно так и быть должно, если все наперед знать, то в чем интерес жить? Да, ты не забыл, что завтра суд?

— Нет, я готов.

— Ну вот и славно.

Алина припарковалась около подъезда, ловко втиснувшись между двумя заснеженными машинами. Подъезд был верный. Выходя из машины, она, доставая пакеты с подарками, на секунду задумалась, брать ли сразу с собой сумку с вещами. Ей не хотелось сегодня возвращаться обратно по темной скользкой дороге между их городами, но разум подсказывал не торопить события, когда как сердце рвалось от нетерпения.

Из подъезда вышел мужчина, безразлично посмотрев на нее. Лифт поднял ее на седьмой этаж. Двери закрылись, а она все еще не решалась нажать на кнопку звонка. Заскрипел засов, и дверь открылась. На нее смотрела белокурая девочка, слегка наклонив голову.

— Привет! Ты Алина?

— Да. А ты, Маша, да?

— Ага. Ну, что стоишь, давай заходи! — Маша потянула ее за руки, втаскивая в дом.

— Маша! Ты чего дверь открыла? — раздался недовольный голос Жени.

— А, здрасьте.

— Здравствуй, — ответила ей Алина, выдерживая строгий взгляд старшей дочери.

Женя, удовлетворившись тем, что Алина не отвела глаз, как делали другие взрослые, и, вспомнив, что она хозяйка, взяла из рук Алины пакеты.

— Раздевайтесь и проходите. Я все отнесу на кухню.

— Спасибо, — Алина чувствовала, что глупая улыбка не сходит с ее губ. Она представляла себе все иначе, готовясь к стандартной помпезности семейных посиделок, а тут все было как-то легко.

— Привет, давно приехала? — наконец вышел Антон, спешно надевавший утвержденную дочкой рубашку.

— Нет, только что, — улыбнулась ему Алина. — Я вам небольшие подарки привезла.

— Ух ты! Обожаю подарки! — запрыгала на месте Маша. — Мы тоже подготовили для тебя подарок!

— Для меня? — вскинула черные брови Алина. — Интересно.

Маше так понравились ее брови, что она подошла ближе и жестом попросила повторить. Алина, нисколько не стесняясь, поиграла бровями, Маша попыталась повторить, но у нее не получалось.

— Я тебя научу, — сказала ей Алина. — Это не сложно, только надо тренироваться.

— Пошли мыть руки, — потащила ее в ванную Маша.

Руководя в ванной взрослой тетей, Маша, пододвинула к раковине скамейку и встала на нее, чтобы дотянуться до волос Алины, которые она распустила, чтобы причесаться.

— Какие красивые! — с восхищением говорила Маша, путая шаловливыми ручками.

— У тебя тоже очень красивые волосы, — Алина погладила ее по голове, слегка подергав за косички.

— Это бабушкины, — ответила Маша.

— Понятно, — удивилась Алина, но не захотела спрашивать дальше.

Это наша любимая бабушка! — звонко сказала Маша, приведя за руку Алину на кухню.

— Здравствуйте, — поздоровалась Алина со светло-русой женщиной, так похожей на девочек.

— Здравствуйте, Алина. Как доехали?

— Спасибо, хорошо. Дороги, правда, не очень.

— А Вы на машине?

— Да, я решила на своей приехать. Немного поплутала по городу, — Алина смущено улыбнулась. — Зато город посмотрела.

— Да у нас городок маленький, куда не поедешь, не заблудишься.

— Я смогла. Пришлось даже обратно вернуться.

— Ты бы позвонила, я бы тебя сориентировал, — сказал Антон, помогавший Жене собирать на стол.

— Да ничего страшного. Я вроде не сильно опоздала.

— На десять минут, — сказала Женя.

— Зануда, — сказала ей бабушка.

— А мы торт испекли! — воскликнула Маша, показывая на подоконник.

— И ты тоже? — удивилась Алина.

— Да! Мы вместе с Женей!

— Какой красивый! У меня такие красивые торты никогда не получались.

— Ничего, научим, — ответственным тоном ответила ей Маша.

— Эй, свахи. Вы чего тут уже планов настроили? — нахмурился Антон. — Сейчас напугаем Алину, и она сбежит отсюда подальше.

— Не сбегу, — улыбнулась она и прошептала одними губами, — если сам не захочешь.

Он остановился на месте, соединяясь с ней взглядом, не желая порвать эту нить. Пауза затянулась, девчонки с интересом смотрели на взрослых, будто бы забывших о них, пока Женя не звякнула тарелками об стол.

— Еще успеете! Давайте есть! — она толкнула отца, заставляя его двигаться.

— Женя! Ну, разве можно так? — возмутилась бабушка, хитро поглядывая на Алину.

— Ничего, она права, — смутилась Алина и опомнилась. — Я же вам всем подарки привезла.

— Мы уже распределили, — спокойно ответила ей Женя. — Тут никто ждать не будет, быстренько разделим.

— Да! — закивала Маша. — Подарков мало не бывает!

— Много не бывает, — поправила ее Алина.

— Точно!

Обед прошел шумно и весело. Девчонки атаковали ее вопросами, заставляя краснеть не только ее, но и бабушку с Антоном, который с нисходящей глупой улыбкой, тайком бросал на нее откровенные взгляды, получая не менее страстный ответ. За их переглядыванием внимательно наблюдала Женя, вздергивая брови и перешептываясь с бабушкой. Маша, в конец развеселившаяся, болтала без умолку стараясь руководить.

Еды на столе было много. От вкусного угощения и радушия Алина чувствовала, что скоро лопнет и с большим трудом смогла съесть один кусок торта.

— Все, я больше не могу, — взмолилась она. — Я объелась.

— Я тоже, — пропищала Маша, уже давно прижавшаяся к Алине, тщетно борясь с надоедливой зевотой.

— Ничего, не пропадет, — сказала бабушка, убирая угощение в холодильник.

— Женя, давай собираться.

— А что, вы уже уходите? — удивилась Алина.

— С девчонками еще надо кое-куда съездить.

— Понятно, — улыбнулась Алина, бросив взгляд на молчавшего Антона.

— Маша! Пошли одеваться, — Женя потащила сонную сестренку в комнату.

— Давайте я помогу, — сказала Алина, вставая из-за стола.

— Ну а что, помоги, — согласилась бабушка.

— Не надо, ты же в гостях, — запротестовал Антон, но женщины уже на пару занялись процессом мойки посуды.

— Ничего, я люблю мыть посуду, — сказала Алина, примеряя на себе детский фартук.

— Слышишь, Антон? Имей ввиду.

— У меня такое чувство, что мне смотрины устроили, — призналась Алина.

— А чего стесняться? Не время уже, сама понимаешь.

— Я понимаю, меня это не обижает, скорее радует, — Алина многозначительно взглянула на Антона.

— Вот и хорошо. Дальше сами приберете. Я пойду девчонок соберу, а то они что-то притихли там.

Алина молча мыла посуду, искоса поглядывая на стоявшего рядом Антона, механически складывающего чистые тарелки в шкаф.

— Мы ушли! — крикнула Женя из коридора, и дверь хлопнула. Заскрипел замок, и квартира погрузилась в тишину.

— Оставь, потом домоем, — почему-то тихо сказал Антон.

— Немного осталось, не люблю оставлять грязную посуду, — прошептала она, прикоснувшись мокрой ладонью к его руке.

— Потом.

Антон закрыл кран и притянул ее к себе, слегка подрагивая от ее запаха, теплоты дыхания, вырывавшегося из полураскрытых губ, жадно просящих поцелуя. Ловя губами ее ответные поцелуи, чувствуя напряжения всех своих мускул, чувствуя, как отзывается ее тело на неуклюжие ласки, он взял ее на руки и понес в спальню.

— Подожди, подожди, — шептала она, — дай хоть фартук сниму.

Серое административное здание гордо возвышалось на отгороженном пустыре, поблескивая на ярком солнце зеркальной пленкой на окнах. Неторопливо пыхтели три тойоты с госномерами, возле которых лениво курили водители, обсуждая последние новости. Алина сидела на скамейке крохотной детской площадки соседнего дома, находящейся в прямой видимости от здания суда. Идти вовнутрь она не захотела, непонятное чувство тревоги овладело ей, и она отказалась идти вместе с Антоном. Он не стал настаивать, понимающе пожав ее руку.

Она сидела и, погруженная в счастливую задумчивость, жмурилась на солнце. Как странно, всего один день, а как многое изменилось в ее жизни, протекавшей до этого вдали от всех, тихим слабым ручейком, пугающимся любого дуновения ветра. Как много общего оказалось у них с Антоном, несмотря на то, что они были абсолютно разными по характеру и темпераменту людьми. Антон был спокойным, как слон. Алина улыбнулась, вспоминая его реакцию на ее сравнение. Возможно это возраст? Ведь с возрастом все становятся похожими.

«Ну нет! — подумала она, вспоминая своих родителей, которые с возрастом отдалялись друг от друга все дальше и дальше, — просто ты дурочка влюбленная».

Алина грациозно потянулась, расслабленная на солнце. Легкий морозец приятно пощипывал лицо, все было замечательно, и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

— Привет! — еще издали закричала Маша, вприпрыжку подбежав к ней.

— О, Машка, привет! Какая ты красивая! — Алина смутилась от избытка теплых чувств чужого, еще вчера чужого ребенка, но так нагло и приятно обнимающего ее, смотря ей в глаза открытым доверительным взглядом.

— Это меня Женя накрасила! Она это хорошо делает, только ей не говори, а то зазнается!

— Я и так знаю, что все делаю хорошо. Привет, Алина, — Женя села рядом с показной неодобрительностью глядя на обезьяньи выходки сестры.

— Папа еще не выходил?

— Пока нет, но он там уже долго.

— А почему ты не там?

— Не люблю суды, — подернула плечами Алина.

— Почему-то не люблю и все, хотя никогда там не была.

— Я тоже не люблю, — по-взрослому сказала Женя. — Мы когда с бабушкой заявление от отца передавали на развод с этой, так меня чуть не вырвало. Такой запах ужасный, люди все такие жуткие, смотрят только перед собой, и ничего не видят.

— Это мы заявление о разводе с мамой относили, — весело пояснила Маша.

— Понятно, — смутилась Алина, не находя ничего для ответа.

— У нас это не запретная тема, ты же знаешь, мать нас бросила, живет с каким-то богатым уродом, — зло сказала Женя.

— Но все равно это моя мама, — Маша плотнее уселась к Алине. — Ты же останешься с нами?

— Да, мы тебя одобрили, — важно сказала Женя, садясь поближе к Алине. — Как тебе наш папа?

— У вас замечательный папа, и вы — замечательные! — Алина обняла девочек, чувствуя, как они сильнее прижимаются к ней.

— Ты любишь нашего папу? — строго спросила Женя, глядя ей прямо в глаза.

— Я не знаю, я об этом не думала.

— Не хорошо обманывать детей, — заметила Женя. — Так любишь или нет?

— Да, люблю, — ответила Алина. — Но этого мало.

— За папу не беспокойся, он уже готов, — хихикнула Женя.

— Да, он вчера на тебя такими глазами смотрел! Это точно любовь! — воскликнула Маша.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Алина, не скрывая улыбки от воспоминаний вчерашнего дня, от его грубоватых скованных, но нежных ласк, доверчивых, открытых глаз, точь-в-точь как у Маши.

— Конечно, знаю, я же не маленькая! — гордо ответила Маша.

— А где ваша бабушка?

— Скоро подойдет, — махнула рукой назад Женя. — Она там языком зацепилась со знакомой.

— Это мама нашей мамы, — пояснила Маша.

— Я так и подумала.

— У папы нет родителей, — добавила Женя.

— Как нет? Этого не может быть! — возразила Маша.

— Ну, может где-то и есть. Он из детдома, поэтому у нас одна бабушка, — уточнила Женя.

— Ваш папа мне об этом не говорил.

— Он не любит об этом разговаривать, — сказала Женя, — а где твои родители?

— Мама в Тюмени живет, а я недалеко отсюда, за старым колхозом.

— А почему ты не живешь с мамой? — удивилась Маша.

— Не задавай лишних вопросов, — осекла ее Женя.

— Ничего страшного, в этом нет большой тайны. Родители мои развелись, и я жила с матерью. Потом отец умер, и я больше не смогла жить с ней, захотела жить самостоятельно. Вот так.

— А почему ты не хочешь жить с матерью? — не понимала Маша.

— Ну как, я взрослая, она взрослая. У каждой свой характер, свои желания. Так всегда бывает.

— Наша же мама тоже не хотела жить с бабушкой, — заметила Женя.

— Да, я об этом не подумала, — ответила Маша.

— Да ты и не помнишь ничего, совсем маленькая была!

— Помню! Я все помню! И вовсе не маленькая! — возмутилась Маша, пытаясь через Алину толкнуть свою сестру.

Из здания суда вышел Антон и радостно помахал им прозрачной папкой с бумагами.

— Папа, папа! — радостно завопила Маша.

— Сиди, сам подойдет, — спокойно сказала Женя, но сильно ерзая на лавке.

— Привет, мошенницы, — Антон поцеловал облепивших его дочек. — Они тебя не замучили?

— Нет, что ты, все хорошо, — ответила Алина, вставая с насиженного места.

— Ну как дела?

— Все, я теперь свободный человек! — весело улыбаясь, сказал Антон.

— Ты теперь женишься? — Маша вопросительно посмотрела на него.

— Маша, я же только развелся. Рано еще жениться.

— И ничего не рано! — настаивала Маша. — Алина согласна!

— Ну, это мы с Алиной вдвоем решим, хорошо?

— Ничего, мы дожмем эту Синюю бороду! — уверено сказала Женя, подмигивая Алине, раскрасневшейся от детской непринужденности в простых по сути, но таких сложных для взрослых вопросах.

6.

В комнате стояло гнетущее молчание, шипевшее, изредка угасающими искорками напряженности, вырывавшимися наружу при каждом испепеляющим взгляде, которым одаривала друг друга каждая сторона. Казалось, еще немного, и объемный взрыв от этих искорок разорвет густую атмосферу непонимания и все более крепнущей ненависти родных людей друг к другу. Безучастно тикали часы. Любопытная кошка, не желавшая оставаться вне центрального действия, примостилась на коленях у Саши, поблескивая зелеными глазами на нависшую над ссутулившейся девушкой грозную мощную фигуру матери, которая только покачивала головой и, шепча одними губами, заранее заготовленные, рассчитанные на публику, причитания.

— Что ты хочешь от меня, мама? — холодным тоном вновь спросила Саша, бросая на мать непонимающий и полный яростного огня взгляд.

— Разве я что-то хочу? Кроме того, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы твои сестры были счастливы и устроены в жизни? Чтобы наша семья не бедствовала и жила достойно, так, как должна жить? Я для себя ничего не хочу! — закончила на патетичной ноте мать, глядя на дочь с детской наивностью и открытостью, сквозь которую слишком явно проявлялась еле сдерживаемая ярость, желание силой вытащить эту дрянь из дома и за волосы поволочь обратно.

Но это был чужой дом, и она в бессильной злобе мяла толстыми руками платок, не желая навлекать на себя позор побоища в чужом доме.

— Доченька, может поговорим дома, у нас, в родном доме? В родных стенах все и видится иначе, правильнее. Пойдем домой, тебя отец ждет. Он же тебя очень любит, помнишь, как он заботился о тебе в детстве?

— Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали! — уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.

— Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, — вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.

— Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!

— Доченька моя, — ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.

— Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела — ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.

— Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью! — истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери. — Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.

— Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!

— Ну, прекрати, мама! — с нажимом сказала Саша. — Оставь этот театр для других.

— Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь! — она повысила голос.

— И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму — ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!

Саша горько усмехнулась, вспоминая, как на нее повесили все хозяйство, после рождения этих двух принцесс, которых мать готовила для замужества с высокими видами.

— В моем доме я не позволю оскорблять моего сына, — Алия Каримовна, вынужденная свидетельница их разговора, вошла в комнату, властно глядя на гостью.

— Вам пора уходить.

— Не беспокойтесь, уйду, уйду. А ты, — мать встала и наставила толстый палец на Сашу, — Ты пожалеешь, горько пожалеешь. Запомни, материнское слово, запомни!

Шумно дыша, она быстро вышла из комнаты.Когда дверь хлопнула, Саша вся обмякла и закрыла лицо руками, сухие глаза уже давно выплакали все, и теперь только догорали угольками горечи потухшего костра обиды и досады, ненависти и любви.

Входная дверь открылась, и в сенях послышались другие шаги, ровные, четкие, как ходят солдаты на параде. В комнату вошел ее отец. Высокий, уже почти совсем седой мужчина с тонкими, как у Саши, чертами лица.

— Здравствуйте, Алия. Я могу поговорить с дочерью? — спокойным голосом спросил он. Алия утвердительно кивнула, и скрылась на кухне.

— Здравствуй Саша.

— Здравствуй, папа, — прошептала Саша, с надеждой глядя на него.

— Я не буду тебя мучить, — он пододвинул стул и сел рядом с ней, расстегивая ворот старой дубленки.

— Ты его любишь?

Отец смотрел на нее строгими, как всегда, но любящими глазами, ловя в ее покрасневших опухших глазах искры надежды и любви к нему.

— Да, папа очень сильно.

— Хорошо, пусть так и будет. За развод не беспокойся, устроим все быстро, ты больше никогда не увидишь Эльдара.

— Папа, он несчастный человек, не делай ему ничего, пожалуйста, — прошептала Саша, зная характер отца.

— Он обидел мою любимую дочь. Не проси меня забыть это, не проси, — он обнял ее и поцеловал в лоб. — За мать не беспокойся, я с ней поговорю.

— Спасибо, папа.

— Про твоего жениха выясню. Вы же собираетесь пожениться? — она часто закивала. — Сегодня поеду к прокурору, не беспокойся, все будет хорошо. Я уверен, что он честный парень, ты не могла бы полюбить другого.

Он склонился и еще раз поцеловал дочь в лоб, Саша схватила его небольшие крепкие ладони и прижала их к своему лицу.

— Ладно, мне пора. Как будут новости, я заеду, или Виктор подъедет, — он вышел из комнаты.

— Алия, спасибо Вам и будьте здоровы.

— До свидания, Рашид, — Алия вышла проводить гостя. — И спасибо Вам за участие.

— Не благодарите впустую, пока ничего не сделано.

Он вышел из дома, бесшумно закрыв за собой дверь.

Вечером приехал Миша. Когда он вошел в дом, все вокруг наполнилось запахами фабрики, кисло-сладким железистым вкусом, который прочно ассоциировался у Саши с отчаяньем. Она находилась уже третью неделю на больничном, и желания возвращаться не было. Миша старался держаться бодро, не желая показывать свою черную тоску, построенную из частей стены, которую он пытался разрушить. На него смотрели полные надежды и, в то же время, разочарования, глаза двух разных женщин, ставших так похожими за это время.

— Вот! — грозно потряс он папкой, — я собрал, наконец, характеристики на Марата. Даже из части прислали. Пусть теперь только попробуют, пускай попробуют не принять это во внимание.

— Мишенька, ну что ты стоишь, проходи, — засуетилась Алия Каримовна.

— Да ну что Вы, я на минутку всего, — нерешительно потоптался Миша.

— Ну как это на минутку? Ну, мы же тебя ждали, — она заставила его раздеться и пройти на кухню.

Пока гостю не было дано все, что приготовила радушная хозяйка, Алия Каримовна не позволяла ни себе, ни Саше, ни ему говорить о Марате. Было что-то в ее ритуале от дальних предков, ушедших в своей жизни далеко-далеко вглубь веков. Когда гость поел, раскрасневшийся, сытый, только тогда она стала аккуратно пытать его вопросами.

— Ты же завтра к прокурору идешь, да?

— Да, завтра в десять по записи. Со мной хотели многие пойти, но нельзя, только одному, — Соврал он, не желая передавать, то равнодушие к судьбе ее сына, которое царило внутри фабрики.

— Ну, одному-то и лучше. А то столько народу набежит, а каждый сказать захочет? Нет, так нельзя, — согласилась она, с благодарностью глядя на него и понимая, каких трудов ему сейчас стоит держаться уверенным и обманывать ее, давая маленькую, но надежду.

— Говорят, что следователя из Уфы вызвали, надеюсь, что тому идиоту!

— Миша потряс кулаком над столом. Саша мягко погладила его руку, успокаивая готовое вырваться наружу проклятие.

— Каждый делает то, что должен. Не нам судить об этом, — спокойно проговорила Алия Каримовна, тяжело вздохнув.

Нет, таких надо живыми в землю закапывать! — не выдержал Миша.

— Ведь все же понятно любому идиоту!

— Ой, телефон, — Саша выбежала из-за стола, заслышав оставленный в соседней комнате телефон.

Звонок был с незнакомого номера. Саша поколебалась, в последнее время ей часто звонили странные люди и попрекали ее, что она оскорбила Эльдара.

— Алло, алло, — Саша держала трубку подальше от уха, ожидая очередное проклятие.

— Саша, привет, — раздался глубокий хрипловатый баритон.

— Ой, дядя Виктор, здравствуйте.

— Как твои дела? Голос вроде пободрее.

— Получше, но, сами знаете… — она всхлипнула и села на кровать. Всегда рассудительный голос дяди Виктора, которого она знала с самого рождения, обезоруживал ее, делая беззащитной, полностью доверившись родному человеку.

— Ну, милая моя, не плачь. Уже можно не плакать. Я был сегодня у прокурора, — дядя Виктор задумался, было слышно, как он несколько раз затянулся.

— Поговорили. Дело, конечно, мутное. Но не буду я тебе всего рассказывать, незачем это. Завтра все документы по делу отправят на экспертизу. Он показал мне журналы, даже и так видно, что разные руки заполняли. Я думаю, что скоро разрешится.

— Спасибо, дядя Виктор. Спасибо!

— Не благодари, за это не благодарят. Ты лучше о будущем задумайся, пора бы нам с Рашидом уже и дедушками стать, а?

— Да я… я готова, дядя Виктор! — заулыбалась Саша, а потом, смутившись сама себя, добавила почти шепотом, — он мне уже предложение сделал.

— Ну, вот и хорошо. Уверен, что парень стоящий, многие о нем положительно отзывались, хотя есть и те, ну да ладно. Так ты мне свадьбу летом обещаешь? Пригласишь, а?

— Конечно! Почему Вы спрашиваете?

— Я пошутил, не пригласишь, сам приду. Завтра к тебе Ольга приедет с внуками, поговорите, отвлечетесь.

— Да, конечно, будем очень рады!

— Ну, вот и договорились. Я как посвободнее стану, заеду на днях вечерком.

— Хорошо, только не тяните!

— Я буду стараться. Ну все, пока.

— Пока, дядя Виктор. И большое спасибо!

— Так, Саша!

— Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Закончив разговор, Саша вбежала на кухню, где Миша перебирал большими руками тонкие листы с рукописными рекомендациями, показывая их Алие Каримовне. Саша сбивчиво, задыхаясь от нетерпения, пересказала им свой разговор, с горящими от возросшей надежды глазами глядя то на Мишу, то Алию. От ее слов он приосанился, увидев в своем труде действительную пользу, Алия тихо улыбалась, смахивая набежавшие капельки слез уголком салфетки, прикрывавший ее традиционный пирог.

Послеобеденное время тянулось лениво безмятежной тишиной, подобной замиранию воздуха во властных лучах летнего полуденного солнца на берегу реки, подавляющего все желание, кроме желания ничего не делать, просто лежать на траве, прикрыв голову от жарящего солнца. Яркий сноп света бил в палату, разогревая воздух до приятного душного жара, подзабытого за долгие зимние месяцы. Заброшены на прикроватных столиках бесконечные кроссворды, в углу тихо бубнило радио, даже не пытаясь разбудить мирно дремлющих больных.

— Сидит, — многозначительно проговорил сухощавый пожилой мужчина, разглядывая что-то в яркое окно, — она словно на посту.

— Почему Вы решили, что это та же ворона? — удивился молодой парень, оторвавшись от своего телефона. Он бесшумно соскочил с кровати и подошел к окну.

— Я ее лицо запомнил, — уверенно ответил он. — Вон, как сморит. К нам в окно, не иначе.

— Может она в гости хочет? — подал голос другой больной, вырвавшийся из своей полудремы и с живым интересом наблюдавший за ними, не вставая с кровати.

— А почему вы решили, что это ворона? Может это ворон? — удивился другой больной, выключая радио.

— Ну как же, яиц-то не видно, значит — ворона! — загоготал парень и пошел к себе.

— Сейчас уточним.

Он взял телефон и погрузился в поисковую ленту.

— Чуть что, сразу в телефон. Сами уже ничего не можете, — проворчал сухощавый мужчина у окна.

— Не наезжай, — ответил ему Семен Карлович. — Раньше ты сам как что-то узнавал?

— Ну как, шел в библиотеку и там читал, — удивился мужчина у окна.

— Вот, а разве ты сам по стеллажам лазил, искал нужную книгу? То-то, кто-то за тебя все описал и разложил. Вот так вот.

— Ну не знаю. Так-то оно так, только мне никто на блюдечке ничего не приносил — давали с десяток книг. Сам сиди, ищи.

— А зачем лишняя работа? — пожал плечами парень. — Раз, и все. Вот, ворона не имеет выраженных гендерных различий. Так что, может это и ворон!

— Все-то у тебя просто, — проворчал мужчина у окна.

— А чего усложнять? Вы же на лошади не ездите? Надо пользоваться плодами прогресса, новое время — новая жизнь.

— Мы с тобой свое пожили, а жизнь, сама все рассудит, — примиряющее сказал Семен Карлович, все время выступавший в качестве разводящего в непримиримом споре поколений.

В коридоре послышались шаги и недовольный шепот дежурной медсестры.

— Больные спят, у нас тихий час, — громко шептала она.

— Какой спят? — басил знакомый голос. — Никто не спит, вон, ходят!

— А ну-ка, по палатам! — скомандовала медсестра.

— Так, а вы куда пошли? Вам не разрешала!

— Мы тихо, — пробасил Миша, входя в палату. Здорово, мужики!

Миша, нагруженный пакетами, каждому пожал руку, стараясь не уронить, норовивший съехать на пол, белый халат, накинутый на плечи.

— Семен Карлович, — Миша уважительно поклонился, сгружая на кровать принесенные гостинцы. — Ты посмотри, кого я тебе привел, а?

В дверях топтались Марат с Сашей, не решаясь войти. Семен Карлович радостно вскинул руки, размашистыми жестами призывая их пройти к нему.

— Здравствуйте, — смущаясь, проговорила Саша, ведомая вперед Маратом.

— Здравствуйте, Семен Карлович, — Марат аккуратно пожал ему руку.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, — Семен Карлович криво улыбался, стараясь сдержать эмоции, чтобы не навредить заживающему после ожога лицу.

— Ну, как ваши дела? Марат, ты как?

— Да все хорошо. Позавчера отпустили. Вы как себя чувствуете?

— Да я то что, заживается все как на собаке. На старой правда, собаке, но заживает.

— Поскорее бы Вы выздоровели, — Саша с некоторым страхом смотрела на его пораженное лицо.

— Скоро, врачи говорят, что через пару недель домой отправят, а дома получше будет. Не хочу вдаваться в эти гнусные подробности, как меня все достало, ты не представляешь! — Семен Карлович жестом отмахнулся от подобных расспросов. — А ты прямо расцвела, глаз не оторвать.

— Спасибо большое, — Саша скосила глаза на Марата.

— Ну что, молодежь — это у вас серьезно или так? — строго спросил Семен Карлович.

— Да, — уверенно ответил Марат. — Через два месяца поженимся.

— Надеюсь, вы придете? — спросила Саша.

— А то! Конечно же! — воскликнул Семен Карлович. — Марат, Марат! Все у тебя так быстро, молодец! Это здорово, когда знаешь, чего хочешь.

— Спасибо, — ответил Марат.

— Ничего, все образуется, — Семен Карлович подмигнул ему. — Далеко пойдешь.

— Карлович, а чего ты ничего не съел? — возмутился Миша, делая ревизию его тумбочки.

— Да как же не съел? — возмутился он. — Все съел. Это ко мне дочка из Уфы приезжала.

— А, приехала все-таки, — проворчал Миша.

— Ты слишком категоричен, — доброжелательно сказал Семен Карлович. — У нее много дел, незачем разыгрывать из себя смертельно больного.

— Ну-ну, — процедил сквозь зубы Миша.

— Ой, ты смотри! — воскликнул парень, — все это время смотревший за вороной в окно,

— Семен Карлович, Вы как к окну подошли, так она аж вздрогнула!

— Кто так вздрогнул? — непонимающе пробасил Миша.

— Да, ну, не придумывай, — отмахнулся Семен Карлович.

— Чего ты там увидел? — Миша подошел к окну.

— Да вон. Ворона. Она уже какую неделю на посту сидит, — парень показал на фонарь во дворе, на котором сидела умная птица, завидев Мишу, она взмахнула крыльями.

— Семен Карлович, а ну-ка подойди-ка. По-моему это наша.

— Да ну. Брось, ты же сказал, что она улетела, — отмахнулся Семен Карлович.

— Ну так это с фабрики. Я ж ее только пару раз кормил, как ты просил. А потом ее и след простыл. Ну, подойди, что ты там, ну?

Семен Карлович подошел к окну и посмотрел на птицу. Ворона резко взмахнула крыльями и подлетела к окну, выбирая место для посадки.

— Господи, и впрямь Каркуша, — Семен Карлович бросился открывать окно, но шпингалеты не поддавались.

— Больной, отойдите, — важно скомандовал Миша, отодвигая разнервничавшегося Семена Карловича, и легко открыл окно.

Свежий весенний воздух ворвался в палату, разгоняя душную атмосферу отрешенности лечебного заведения, вдыхая жизнь в застывшее время.

Ворона села на подоконник, громко каркнув. Семен Карлович сел рядом, глядя восторженными глазами то на птицу, то на обступивших окно друзей, вставших полукругом, не желая подойти ближе, чтобы нарушить волшебство момента. Ворона радостно каркала, свое «Карович! Карович!», прижимая голову к шершавой ладони, Семена Карловича, нежно гладившей друга.

— Так. Что это вы тут устроили? — раздался позади возмущенный голос медсестры.

— Да тихо ты, родная. Ты только посмотри, — ее порыв строгости соблюдения режима остановил больной с радио, освобождая ей место. Она хотела возмутиться, но слова застыли в уже открывшемся для очередного приказа рте, глаза широко раскрылись от удивления, увидев трогательную картину общения человека с птицей.

В приемной непрерывно жужжал копир. Секретарша отправляла стопку за стопкой документы в приемный лоток. Не глядя, на вошедшего Марата, она махнула ему рукой на дверь.

— Проходи. Он тебя ждет.

Марат постучал и вошел в кабинет, не дожидаясь ответа. За большим столом сидел высокий худой мужчина, что-то быстро набиравший на компьютере.

— А, проходи, садись, — он быстро взглянул на вошедшего и показал на свободное место за длинным столом, придвинутым торцом к его столу.

Марат сел, с интересом рассматривая разложенные на столе технологические схемы. Главный инженер заметил это и довольно улыбнулся.

— Я сейчас закончу. Можешь посмотреть, если интересно.

Марат придвинул к себе чертеж и стал его внимательно изучать. Закончив печатать, главный инженер встал и сел напротив Марата, передав ему листы спецификации.

— Что-нибудь понятно? — спросил он.

— В целом да, но надо уточнить некоторые символы, не знаю этих значков.

— Ну, и что понял?

— Это похоже на наш 392-й участок, та же компоновка.

— Хм, верно. Мы думаем его слегка модернизировать, инновации, так сказать, — Главный инженер криво ухмыльнулся. — Как сам?

— Спасибо, все хорошо.

— Обиды на завод не держишь?

— Нет, все нормально.

— Да нет, ненормально это, — покачал головой главный инженер.

— Чай будешь или может кофе?

— Нет, спасибо.

— Хорошо, тогда поговорим. Что думаешь делать дальше?

— Работать.

— Понятно. А тебя все в работе устраивает?

— Сложный вопрос. Устраивает то, что есть работа.

— Правильный ответ, — главный инженер пристально посмотрел ему в глаза. — Не буду тянуть кота, ты мастером пойдешь?

— Мне нельзя, я без высшего.

— Этот вопрос мы решим. Дадим тебе разряд и назначим И.О. Сам-то хочешь?

— Да, мне было бы интересно. Цех я знаю, не хватает данных по технологии.

— Думаешь, кто-то из них знает? — он махнул рукой в сторону воображаемого цеха.

— Такие остолопы! Значит, я предлагаю следующее: год поработаешь мастером, пока все изучишь, втянешься, так сказать, ну а потом отправим тебя от предприятия целевиком на заочный.

— Большое спасибо.

— А почему сам не пошел учиться?

— Не сложилось.

— Понимаю. Ну, ничего. Научишься, себя проявишь, пойдешь дальше. Мне нужны нормальные люди, на которых я могу положиться. Я читал твои докладные, не думай, что мы тут ничем не интересуемся. Просто до всего сразу руки не доходят.

— Я так и не думал. А можно вопрос?

— Почему ты?

— Да, почему я? Я же слесарь.

— У тебя очень хорошие друзья, — улыбнулся главный инженер. — Да и твой подход к работе мне нравится. Еще когда ты был в ремцехе, мне старший мастер говорил про тебя. А нам нужно растить свои кадры понимаешь? А эти, придут после института и ничего делать не хотят, только деньги получать.

— Все работают из-за денег.

— Не ври, я изучал твое личное дело. Ну что, договорились? — он протянул ему руку.

— Договорились. Спасибо! — Марат крепко пожал ее.

— Ну вот и хорошо. С понедельника приступаешь. Завтра пойдешь на экзамен, получишь разряд, — он сложил чертеж на столе и положил его в папку вместе с листами спецификации.

— Вот, изучай. Позже пришлю документацию. Это тебе проект на этот год.

7.

Игорь зажмурился и отложил книгу в сторону. Мысли в голове путались, мешая сосредоточиться на чтении, перебивая повествование своими размышлениями. В палате было тихо, соседи ушли смотреть футбол, и из открытой двери доносились возмущенные возгласы под аккомпанемент громко кричащего телевизора.

Через пару недель его должны уже выписать, сломанная в двух местах ключица сильно болела, но он к ней привык. Воспринимая эту боль как само собой разумеющееся состояние. Он встал с кровати и подошел к окну. Вглядываясь в чернеющие улицы, подсвеченные разгорающимися фонарями, Игорь вновь возвращался туда, на рудник. Прошло уже больше двух месяцев, как его забрали родители из местной больницы в Москву, потом череда операций, сливающихся в один нескончаемый поток, пустое осознание себя в этих бездушных стерильных стенах с такими же как он потерянными манекенами. И ничего… больше ничего он не знал о Кате.

Мысль метнулась в другую сторону, сердце налилось обидной горечью, стало гадко во рту. Он увидел в отраженном свете улиц на стекле лицо своего руководителя, доброжелательно улыбающегося, доверительно смотрящего ему в глаза. К горло подкатил ком мерзкого чувства презрения к нему и к себе. Также деликатно принимающего свое увольнение, лежа, с загипсованным давно немытом телом. Кое-как он левой рукой подписал заявление на увольнение, на прикроватной тумбочке до сих пор небрежно валялась трудовая книжка. Тогда ему еще хотелось спорить, доказывать, что он не был пьян в ту ночь, что ни с кем не вступал в конфликт, он рассказывал все заново, как автомат, постепенно глохнув от своего голоса, звучащего в тишине безразличия. Но это все было сначала, а потом приехал этот душка, заискивающе улыбаясь, компания же не может иметь отношения с такими, как он… такими, именно так и было сказано. А горестно ему было не от потерянной работы, тут он, скорее, был даже благодарен, но все же не желание компании пойти ему навстречу, по сути пустяк — отдать его номер, но нет, собственность компании. Он слабо верил в обещании, что его номер передадут, а ведь она звонила, писала — он был уверен в этом.

Оказалось, что у него совсем нет друзей, кроме своих родителей. Мать, конечно же, сокрушалась, что у них с Кристиной все так сложилось, пыталась уговорить его попытаться. Напроситься обратно? Отец же больше молчал, взглядом останавливая мать. Игорь чувствовал, что у него стало больше общего с отцом, они больше не спорили, находя случившееся в некоторой степени положительным. Он поддержал сына, когда Игорь, отойдя после наркоза последней операции, заявил, что поедет ее искать. Эта идея завладела им давно, завладела полностью, подчинив собой все его желания и мысли. Игорь не рассчитывал, что она его ждет, как принца на белом коне, он должен был сдержать свое слово, должен.

Единственной ниточкой оставался Сан Саныч. Он рассказал Игорю официальную версию происшествия, что, дескать, он, получив отказ на свои ухаживания, грубо нарушил режим, напившись с неизвестными лицами, с которыми поспорил и спровоцировал драку. Странно, что в официальной версии не объяснялось, почему и как был утерян его телефон, кто и чем нанес ему ножевые ранения. Все было грубо слеплено, но вполне удовлетворило все стороны. Катю досрочно отправили домой, больше вызовов от фабрики на нее не поступало. Сан Саныч обещал ему разведать ее телефон, но все тщетно, старые номера не отвечали, не было и точного адреса, девчонки из лаборатории говорили, что она живет где-то рядом с Красноярском, в каком-то из бывших закрытых городков. Слишком мало информации, он даже не знал ее фамилию, от разных источников поступала противоречивая информация, да и Сан Саныч не мог точно вспомнить, так что получалось, что у нее могло быть до шести вариантов фамилии. Отдел кадров фабрики отказывался разглашать личную информацию бывших сотрудников, ссылаясь на заключенное веерным образом со всеми соглашение о неразглашении и … в итоге ничего.

На кровати глухо завибрировал телефон, Игорь оторвался от своих размышлений и подошел к своему месту. Звонил Сан Саныч.

— Да, Сан Саныч! Чего не спите? — повеселев, ответил Игорь.

— Так я на ночной. Как дела? — по телефону голос Сан Саныча был мягче, но в нем не было тех жалостливых интонаций, которые Игорь слышал у других, за что он был ему благодарен.

— Нормально, через две недели отпустят.

— Это хорошо. Ну что. Не передумал еще?

— Нет, не передумал.

— Ну что ж, вот тебе еще пара ниточек. На этой неделе заступила новая смена, одна из девчонок встретила Катю в Крае. Запоминай, она работает в районе Взлетки.

— Взлетки. Это где, там, где автовокзал?

— Точно, очерти циркулем радиус в пять километров и прочеши каждый метр. Я шучу, — Сан Саныч вздохнул. — К сожалению, больше информации нет.

— Сан Саныч. Это уже много, большое спасибо! Я ваш должник.

— Да ну, прекрати. Ты лучше летом приезжай, я как раз в отпуске буду. Сходим на рыбалку, дом у нас большой, места хватит.

— Обязательно! Надеюсь, что вместе и приедем.

— Ну, Игорь, я тебе дам совет — ты лучше особо не надейся, потом тяжелее будет. Да и с чего ты решил, что она согласится?

— Вы правы, это все глупо. Но что с того? Пускай, а иначе, зачем все?

— Что ж, если решил, действуй. Ладно, я побежал, надо на участок идти.

— Спасибо, Сан Саныч. Спасибо!

— Все, бывай!

Игорь сжимал в руках телефон, не в силах оторвать взгляд от затухающего экрана. План выстроился моментально, из полной неопределенности, которую он испытывал, изучая карту Красноярска, засветилась яркая точка. Скорее бы туда добраться, а там на месте он осмотрится и придумает, обязательно что-нибудь придумает!

— О! Игорян, здорова! — в палату вошел запыхавшийся Коля. — Хожу, ищу тебя, а ты вот где!

— Коля? — удивился Игорь, без особого желания пожимая потную пухлую ладонь. — Ты чего пришел?

— Ну, ты что? Мы же друзья! Вот, пришел проведать друга?

— Друзья? Хм, ну-ну.

— Да ладно тебе, ты чего, обиделся? Че ты, жизнь она такая, сложилось так, понимаешь?

— Понимаю, понимаю, — ухмыляясь, ответил Игорь. — Пойдем в коридор.

Они вышли из палаты и направились к свободным кушеткам возле окна. Игорь сел, чувствуя, как от нервного напряжения стала саднить рука.

— Ну, как сам? Выглядишь неплохо, — улыбался Коля. Было видно, что ему не терпится решить какой-то вопрос, но он не знал, как к нему быстрее подступить.

— Ладно, что ты хочешь? — Игорь пристально посмотрел ему в глаза, давая понять, что с любезностями можно заканчивать.

— Слушай, тут такое дело, — засуетился он. — Меня Кристина попросила.

— Кристина? А, тогда понятно.

— Что тебе понятно?

— Ты давай. К делу переходи.

— Как с тобой тяжело разговаривать. Короче, вы же вместе машину покупали?

— Машину? — Игорь засмеялся, он и забыл про нее. — Вообще-то я ее покупал.

— Нет, ну как, вы же вместе жили, так, значит это как, вроде совместно нажитого имущества, да?

— А, вот вы к чему, ну и подлецы.

— Ты это, следи за базаром, а то я не посмотрю, что ты больной.

— Слушай, а ты ее давно уже трахал, а? Мне просто интересно, когда началось?

Коля вскочил, побледнев от гнева.

— Только потому, что я считаю тебя своим другом!

— А друзья не трахают друзей за их спиной! — Игорь встал, оказавшись с Колей лицом к лицу.

— Да ты сам виноват! — взвизгнул Коля. — Сам, сам! Зачем ей нужен, такой как ты? Чего ты стоишь? Кто ты такой?

Игорь представил Кристину вместе с Колей, пыхтящих на их кровати, и ему стало тошно. Не осознавая до конца свои действия, Игорь отошел в сторону и, пошатнувшись, левой рукой ударил в челюсть Колю. Коля грохнулся обратно на кушетку, как-то обмякнув, растекаясь толстым не по годам телом по коричневому кожзаму. Игорь не удержался на ногах и упал на пол, сильно приложившись травмированным плечом. На шум набежала толпа больных, двое мужчин помогли Игорю встать. У него ломило зубы от боли, глаза застилала мутная пелена накативших слез.

— Вот ты как, да? Так, да? — истерично кричал Коля, боязливо трогая челюсть. — Я к тебе, как к другу…

— Пошел вон! — рявкнул на него Игорь. — Вон!

— Он меня ударил, вы видели, видели? — обращался к больным, с безучастием зевак смотревших на них.

— Так, мужчина, что Вы тут устроили? — прибежала медсестра. — Уходите, отсюда!

— Он меня ударил!

— Мне что, охрану вызвать? — медсестра дернула Колю за руку, вытягивая его к выходу.

— Идите уже!

— Ты мне за это ответишь, — бросил Коля Игорю, глядевшего на него с кривой ухмылкой.

— Я к твоим услугам, мразь, — шире улыбнулся Игорь.

Автобус подъехал к одноэтажному терминалу, выпуская на свободу засидевшихся сонных пассажиров. Толпа рьяно штурмовала узкие двери, боясь не успеть получить багаж, еще только выгружаемый из самолета. Игорь безучастно смотрел на это, по-новому осознавая себя в хорошо известном ему месте. Тот же терминал прилета, рядом двухэтажный терминал со смотровой площадкой, то же поле с немногочисленными, по сравнению с Москвой, самолетами, тот же легкий снежок, быстро тающий под лучами весеннего солнца. Но цель другая. Как иначе выглядит все вокруг, когда ты никуда не торопишься, когда ты сам по себе, нескованный рамками служебной командировки, свободный и невидимый для окружающих.

Лента транспортера медленно обрастала чемоданами, сумками, огромными рюкзаками, люди толпились вокруг, жадно вытягивая шеи в поисках своего чемодана. Это соревнование на приз первого в очереди на выход всегда забавляло Игоря. Он уже давно, стоя вдалеке, заметил свою сумку, но не хотел вклиниваться в толпу, давая возможность суетливым пассажиром насладиться общением друг с другом.

Сумка приятно не оттягивала плечо. Он уже и не помнил, когда брал с собой так мало вещей, собственно там не было ничего, кроме одежды. Приветливо поблескивал на солнце автобус до Абакана, ожидая неторопливо куривших неподалеку пассажиров и водителя. Игорь купил билет до Красноярска, оставалось еще двадцать минут. Ленивая усталость слабила тело, но спать не хотелось. Автобус наконец загрузился, пыхтя, двинулся в путь. Остановка резко опустела, и он остался один.

Чем дальше он приближался к цели, тем сложнее ему было бороться с чувством тревоги, раздуваемым простым вопросом — на что он рассчитывает? Пускай ему удастся найти ее, а может и не удастся, а что дальше? У них был всего один вечер, несколько часов, почему же он решил, что этого достаточно? Может это была ее минутная слабость, а может его? Может это он себе все напридумывал, а встретит ее и ничего нет, ничего. Этого он боялся больше всего, боялся, что не почувствует то самое жгучее чувство, воспоминание о котором поддерживало его все это время. И вот он здесь, совсем рядом.

Терзая себя этими бессмысленными рассуждениями, он не сразу заметил, что пришел автобус. Видя, что он не реагирует, его окликнула кассирша из будки:

— Мужчина, автобус до автовокзала.

— Ой, спасибо большое. Я что-то заснул.

— Ничего, не вы первый, — весело махнула ему в окошко рукой молоденькая кассирша.

Автобус выехал из аэропорта, набирая ход по пустой воскресной дороге. Полупустой автобус летел по магистрали, проносясь мимо невысоких построек, пейзаж был знаком, и Игорь не заметил, как задремал.

— Ну что, поедем, а? — спросил Игоря нагловатого вида таксист, точно выделив его из толпы народа, снующего по автовокзалу.

— Пока некуда, — ответил ему Игорь, допивая стаканчик приторно сладкого кофе.

На квартиру ехать было рано, он нашел ее еще в Москве, договорившись снять на месяц. Ему хотелось пройтись по району, в мыслях не было надежды на случайную встречу, но познакомиться с районом поиска не мешало.

— Ну так давай подумаем, — не отставал таксист, неприлично широко зевая.

— Ох, как спать охота.

— Так иди спи, что время теряешь?

— Тебя жду, видишь, как людей задерживаешь, — усмехнулся таксист. Это был молодой парень со светло-рыжими волосами и хитро прищуренными черными глазами.

— Действительно, — улыбнулся Игорь. — Но я пока не знаю, куда ехать.

— Так давай подскажу, что ты ищешь?

— Человека.

— Адрес есть?

— Нет.

— Хм, ну а фамилия? У меня кореш в ментовке работает, можем пробить.

— И фамилии нет.

— Вот те раз, — усмехнулся парень. — А как искать думаешь?

— Не знаю.

Они вышли из здания автовокзала, таксист шел за ним, ведомый любопытством и не желая отпускать последнего клиента. Улица уходила вниз, справа возвышалось здание гостиницы, позади оставалось нагромождение небольших павильонов, узких, заставленных машинами дорог и бестолковых рыночных вывесок.

— Ну, а где искать то хочешь? — спросил таксист, пока Игорь осматривался.

— Да вот здесь и буду искать.

— Че. На Взлетке? Ну, брат, тут днем с огнем ничего не сыщешь, глянь, сколько народу. Хоть объявления расклеивай!

— Объявления, — повторил Игорь и увидел вдали, ниже по улице, ведущей к проспекту, пустой рекламный щит с надписью «Это место свободно — займешь?». Ниже был напечатан телефон и название компании оператора.

— Знаешь, где они сидят? — Игорь показал на щит.

— Кто? Ты про наружку?

— Да, кто владелец щита?

— Да знаю, конечно, — обрадовался таксист. — Сам раньше баннеры вешал. А тебе зачем, хочешь рекламу заказать?

— Что-то вроде. Скорее объявление повесить.

— А-а, ну это ты лихо придумал, — таксист щелкнул пальцами. — Поехали, отвезу.

— А они разве работают сегодня?

— Они работают всегда. Поехали, я тебе еще и скидку выбью.

Видавшая лучшие времена тойота неслась по и не думавшему еще просыпаться городу, обгоняя пустые троллейбусы и редких заспанных водителей.

— Алло, Саня здорово! Как сам? … Да тоже ничего, во, смену сдаю. Ну, можно и к тебе… да, лады… Слушай, я к тебе клиента везу… ага, там, на Взлетке… ну не знаю, это уж вы сами… ты скидку-то дай… договорились… пока-пока, — таксист весело поглядел на Игоря.

— Ну все, Саня тебя ждет.

— А чего они так рано работают?

— Так монтажи часто по ночам, еще домой не успел уехать. Скоро приедем.

Городской пейзаж сменился высокими заборами и виднеющимися серыми ангарами. Такси встало у ворот и долго протяжно сигналило. Скрежетнула калитка, и показался невысокий мужчина в ярко красном пуховике.

— Здорово Саня! — таксист вышел, протягивая руку. Мужчина пожал ее своей широкой ладонью.

— Ну че, Слава, когда делом будем заниматься?

— Через пару деньков, ok?

— Давай, у меня как раз пара заказов намечается. Это клиент?

— Ага. Ну, вы тут сами, а я домой, спать.

— Аньке привет.

— Обязательно!

Игорь расплатился с таксистом, и тот уехал.

— Игорь, — он протянул руку, и Саня пожал ее.

— Пойдем, что тут стоять.

За калиткой стояли старые кирпичные здания с покатыми крышами. Внутри пахло чернилами, вдалеке стояли широкоформатные плоттеры и огромные стеллажи.

— Что хотите разместить? — Саня сел за стол, включая компьютер.

— Объявление, — ответил Игорь, медленно соображая, что на нем должно быть.

— Макет есть?

— Нет, я собственно не знаю, что там должно быть.

— Хм, я за тебя не придумаю. Текст какой?

— Можно я подумаю?

— Давай. Вот, — Саня достал папку со стандартными макетами.

— Может подберешь что-нибудь.

Пока Игорь листал папку, все больше запутываясь в своих желаниях, Саня сделал два чая и поставил перед ним пакет с печеньем.

— Не торопись, начни с текста.

— Так вот с этим то и проблема, — Игорь смущенно кашлянул. — Не знаю, что написать. Хочется сказать главное, но коротко не выходит.

— Давай помогу. Что ты хочешь сказать?

— Я хочу найти человека, девушку. Мы с ней… короче говоря…

— Тебе надо ее найти, — подсказал Саня, Игорь кивнул. — Как ее зовут?

— Катя.

— А фамилия?

— Не знаю.

— Потрясающе, но это не мое дело. Еще какие-нибудь данные есть?

— Больше нет, знаю только, где работала, но это, наверное, не стоит писать.

— Не стоит. Предлагаю так: Игорь «Катя, я вернулся», ну и твой номер телефона.

— Думаю, пойдет, вполне.

— Но если мы напечатаем только текст, то пустовато получится. Есть какая-то подробность, что ее могло бы заинтересовать?

— Даже не знаю, — Игорь понял, что ничего о ней не знает, эта мысль не посещала его до этого момента, было достаточно того, что он уже знал и чувствовал. Ему вспомнилась аватарка на мессенджере.

— У нее на аватарке синица.

— Синица? Давай подберем, — Саня стал рыться в папках клипарта, выискивая фотографии птиц. — Что-то все не то. Сейчас в сети посмотрю.

— Вот этот макет, думаю, подойдет, — Игорь показал на выбранный им в папке.

— Да, нормально. Вот, посмотри, какая тебе нравится. — Саня развернул к нему монитор.

— Вот, по-моему она, — Игорь показал на нижнее фото в галерее. — Да, точно она.

— Нам везет, файл более-менее, — Саня пощелкал мышкой, разворачивая фотографию маленькой юркой птички на весь экран. — Я пока макет сделаю. Не куришь?

— Нет, не курю.

— Ну и правильно, я вот с Нового Года бросил, держусь пока.

Он развернул к себе монитор и принялся за подготовку макета. Игорь встал и пошел изучать плоттеры, желая себя занять от нахлынувших волн надежды, ему казалось, что дело сделано, но разум подсказывал, что обольщаться не стоит.

— Так нормально? — Саня развернул на экране макет.

— Изображение напоминало ленту мессенджера, все выглядело естественно и привычно.

— Прекрасно! Давай так.

— На какой срок будем вешать, на пару недель?

— Давай на месяц.

— Ну давай. Есть еще одна идейка.

— Какая?

— Как найдешь ее, можем ответ доклеить, — Саня показал в пустое поле ответа пользователя «Катя». — Будет забавно.

— Согласен. Сколько стоит?

Саня стал считать на калькуляторе, задумался, и пересчитал заново, сумма вышла немного меньше. Игорь утвердительно кивнул, ожидая больших затрат.

— Как оплатишь, поклеим. Печать будет сегодня после обеда, — Саня протянул ему счет.

— Сегодня оплачу, как до квартиры доеду.

— А где снял?

— Гостинку здесь, — Игорь протянул ему адрес.

— А, знаю. Я тебя подброшу, мне как раз по дороге.

— Да, — Игорь устало поднял трубку, за последние две недели у него не замолкал телефон, звонили очень странные люди. Смешные, злые, что-то пытались продать, но зачастую просто одинокие, желающие поговорить.

— Привет, Игорюша, — раздался томный женский голос невнятного возраста, но судя по дыханию далеко за пятый десяток.

— Вы ошиблись.

— Ну как это? Это же я, Катя, — расстроилась женщина. — Ты меня не узнал. Но не беда. Я тебе помогу вспомнить себя.

— Пожалуй не стоит. До свидания.

— Но если что, звони, я необидчивая, — хохотнула дама и сама положила трубку.

— Однако, — вслух проговорил Игорь.

— Что, опят мимо? — улыбнулся ему хозяин павильона с китайской электроникой, с которым они довольно сдружились, пока Игорь, теряя лицо, обходил все возможные магазины и конторы с пространным вопросом «Не работает ли у них Катя?».

— Да, опять очередная нимфоманка.

— Да? А как голосок, ничего?

— Бархатный, вот как этот чехол, — Игорь показал пальцем на витрину, пестрая витрина из чехлов позволяла описать любого человека, сравнивая с обликом аксессуара.

— О, прекрасно. Дай-ка, перепишу телефончик, — хозяин лавки, невысокий, плотный армянин с уже сильно полысевшей головой, приготовился вносить новый контакт.

— Ох, Арсен, и сдались они тебе?

— Мой юный друг, запомни, женщина хороша в любом возрасте, если она это хочет. Каждая достойна любви, так что же в этом плохого? Разве плохо, когда всем хорошо?

— С тобой трудно спорить, — рассмеялся Игорь. — Обедать пойдем?

— Давай, минут через десять Тимур придет.

— Хорошо, — Игорь только собрался убрать телефон, но он снова зазвонил. — Алло.

— Алло, — раздался голос мальчишки, плохо пародировавший женский.

— Здравствуй, мой сладенький.

— Ну, привет, мама-то дома?

— А зачем тебе мама? Я же папа! — в трубке раздался хохот нескольких гиен, звонивший с трудом набирал воздух, чтобы не взорваться от приступа хохота.

— Хочешь, я тебя накажу, пидрила?

Звонившего прорвало, Игорь отвел трубку от уха, включив громкую связь. Мальчишки хохотали, забыв про телефон.

— Ай-яй-яй, как не хорошо, а? — назидательно, учительским тоном, сказал Арсен.

— Вот черт! — в трубке зашуршало, и звонок оборвался.

— Дети, играют, — улыбнулся Арсен.

— Да, мы и сами так играли, только звонили по случайным номерам, а тут я сам подставился.

— Ага, тебе придется номер сменить.

— Не беда.

Мимо павильона повалила толпа пассажиров, в лавке стало шумно, и Игорь, кивнув Арсену, вышел наружу, погреться на теплом весеннем солнце. Ветер безжалостно поддувал за шею, поднимая еще державшийся холод от земли, но солнце тут же согревало. Игорь отошел в сторону от потока и встал так, чтобы видеть свой баннер.

— Продаешь? — спросил его подошедший парень.

— Игорь удивленно посмотрел на него, но, поняв, что он все еще держит телефон в руках, как бы демонстрируя его, устало помотал головой. — Нет, не продаю.

— А, ну извини, — парень побежал дальше вниз по улице.

Поток медленно расползался по площади, уходя большими группами по боковым улицам. Игорь наблюдал за перемещениями людей уже не теша себя надеждой случайно опознать ее в толпе. Однако он не испытывал и чувства апатии, которая неминуемо должна была коснуться его, но все еще обходила стороной, не решаясь перейти шаткую стену уверенности в успехе безнадежного мероприятия.

— Ну чего ты тормозишь? — Высокая девочка в ярко-желтой куртке и оранжевой шапке возмущенно смотрела на упирающуюся сестру.

— Юля, нам надо все успеть. Я не хочу опять за полночь возвращаться, — Катя попыталась грозным взглядом заставить сестру слушаться, но та только закатила глаза и проворчала, что-то невнятное.

— Катя! У тебя же выходной, успеется еще. Ну, мы можем с бабушкой съездить, ну прекрати! — Юля топнула ногой и потянула ее за рукав короткого приталенного темно-серого пуховика.

Издали они были совершенно не похожи, Юля сильно выше, на полголовы, вся яркая, пестрая, видимая из дали. А Катя, хоть и не сливалась с толпой, выделяясь природной грацией, выглядела значительно сдержанней. Все же, достаточно было посмотреть на их лица, и все становилось понятным: глаза, нос, линия губ, болезненная бледность и вытянутое лицо отличали ее от сестры, имевшей правильные черты лица.

— Пойдем! Может, наконец-то, познакомим тебя с нормальным парнем. А то я быстрее тебя замуж выскочу, а это неправильно! — Юля с силой тащила Катю вниз по улице к проспекту.

— Ну Юля! — взмолилась Катя. — Прекрати давить, немаленькая же я.

— Это я немаленькая, через год могу замуж идти, — строго сказала Юля, запыхавшись от сопротивления сестры. Катя заметила это и перестала упираться, спокойно идя рядом.

— Это за кого это ты собралась, невеста?

— Как за кого? Мой принц, — Юля незлобно хохотнула. Готов на все!

— Да, Темка хороший мальчик, но рановато еще, тебе не кажется?

— Может и так, а вот тебе поздновато скоро будет!

— Да ну, кто это сказал? Я вообще замуж не хочу, — Катя старалась скрыть волнение, но голос звучал фальшиво.

— Ага, ну-ну. Это ты кому-нибудь другому расскажи. До сих пор ревешь про своего Игорька?

— Ты же обещала, не начинай, и так тяжело, — Катя погрустнела, остановилась и стала бесцельно копаться в сумочке.

— Извини, это я на автомате, — Юля широко улыбнулась, глядя на нее честными глазами. — Ты же знаешь, меня несет!

— Знаю, и не обижаюсь, ты же моя сестра.

— А если бы не была ею?

— Тогда бы точно убила!

— Еще кто кого, ха-ха-ха! — она горделиво вздернула нос, озираясь вокруг.

— О-па! Прикольно.

— Что прикольно? — удивилась Катя, озираясь по сторонам.

— Да не туда смотришь, вон, на щит посмотри. По-моему, это тебя ищут.

— Да ну, брось, Катя несколько раз жадно пробежала надпись на баннере и зажмурилась, как от наваждения.

— Да точно, Игорь тебя ищет. Ну, и аватарка твоя. Ну, ты чего тупишь? Звони, давай!

— Юля толкнула сестру в плечо, выводя ее из оцепенения.

— Нет, я не верю. Не может такого быть. Это, наверно, реклама какая-то.

— Да я сама позвоню, — Юля стала набирать номер. — Если тебе такой мужик не нужен, себе заберу, как раз годик остался!

Катя возмущенно посмотрела на нее, жадно ловя страстный блеск в ее глазах.

— Алло, это Игорь? — Юля говорила спокойно, не стесняясь, слегка вальяжно.

— Да, Игорь это я. А кто ты? — Игорь встрепенулся, машинально повращав головой, будто бы звонивший мог быть рядом. К нему подошел Арсен, но видя, что он весь напрягся, деликатно встал в стороне, чтобы не мешать.

— Это ты ищешь Катю, да?

— Да, ищу. Очень долго ищу, — голос собеседницы был не Катин, но казался ему настолько похожим, что с каждым ее словом все его нутро сжималось сильнее и сильнее.

— Она тут стоит рядом и стесняется с тобой поговорить.

— Ну, Юля! Замолчи, замолчи! — Катя попыталась вырвать у нее трубку, но Юля ловко отпрыгнула.

Игорь услышал в трубке голос Кати и шумно выдохнул, сбросив с себя непосильный груз.

— А, узнал! Узнал! — завопила Юля, подпрыгивая на месте.

Игорь заметил двух девушек неподалеку от баннера, одна из которых, в желтой куртке, приплясывала около второй. У него внутри все похолодело.

— Ну чего стоишь, иди же, иди! — прикрикнул на него Арсен, заметив его взгляд.

— А она не хочет с тобой разговаривать! — Хохотала Юля. — Ой, то есть боится!

— Чего боится? — Игорь побежал через улицу, неуклюже маневрируя между затормозившими машинами.

— Вон он! — крикнула Юля, заинтересовавшись происшествием наверху.

Катя обернулась и увидела, как к ним почти бегом идет Игорь. Сначала ей показалось, что это не он, вид его был незнакомый, он сильно похудел,но сердце не желало никаких сомнений, бешено колотясь в груди.

— Я, — только и смог выговорить запыхавшийся Игорь, после больницы короткий спринт дался ему слишком тяжело.

— А ты ничего, вот только обшарпанный какой-то, — Юля рассматривала его, совершенно не стесняясь.

— Я Юля, ну а эту ты знаешь.

— Я с тобой разговаривал? — спросил Игорь, на секунду бросив взгляд на юную оценщицу, но в ту же секунду вернулся обратно в огромные, кричащие, сердитые, яркие и любящие глаза Кати, подрагивающие от набежавших слез.

— Смотри, если с моей замороченной сестренкой не сложится, то я готова!

— Ну, Юля! — возмутилась Катя, бросив на нее умоляющий взгляд.

— Да ладно, шучу-шучу. Все, я ушла, пойду пока прогуляюсь.

Они не заметили, как Юля перебежала дорогу и пошла вниз к проспекту, перед этим помахав Арсену, заметив, как он смотрит на них. Он помахал ей в ответ и ушел, посчитав свое присутствие неуместным, хотя любопытство распирало его.

— Господи, что с тобой случилось? — Катя нежно, боясь сделать ему больно, трогала шрамы на челюсти, которые он получил при падении, разбив лицо о металлическую лестницу.

— Ничего, сам виноват, нужно было быть внимательнее.

— Не говори ерунды! Почему ты мне не позвонил? Я так ждала, я тебе звонила, писала!

— она хотела сказать еще что-то, передать то, что испытала за все эти месяцы, всю свою тревогу, печаль, боль, уничтожающую душу апатию, но слова застыли на устах, выпуская лишь легкий счастливый вздох.

Игорь прижал ее ладонь к своим губам и поцеловал, долго, нежно, не отпуская ее взгляда от своих счастливых, усталых глаз.

— Я не мог, телефон пропал, номер… Не хочу об этом говорить.

Она погладила его лицо второй рукой, прильнув к нему. Игорь прижал ее к себе ближе и поцеловал в горячие губы, нежно, еле сдерживаясь от нахлынувшей страсти, бури эмоций и освобождения, которое он остро чувствовал каждую секунду. Она отвечала ему тем же, отпуская накопленное напряжение обратно в пустоту, где оно родилось и где должно умереть.

— Я тебя больше не отпущу, — прошептал он, когда они оба устали от поцелуя, едва касаясь губами друг друга.

— Не отпускай, — прошептала она, блестя счастливыми глазами. — Не отпускай.

Подошла Юля, сжимая в руке скидочные купоны пиццерии, расположенной на углу с проспектом.

— Ну все, любовь, любовь! — продекламировала театральным тоном она. — Извините, что помешала, но может мы сходим поедим, а то есть больно хочется!

Она неудачно перепрыгнула лужу, и шапка соскользнула с головы, обнажив лысую голову с едва-едва пробившимся пушком. Увидев удивление и смущение Игоря, она махнула ему рукой.

— Все нормально, не стесняйся. Катька вот считает, что она должна со мной нянчиться, как мама! Я сама могу о себе позаботиться!

— Юль, сейчас не время, — попросила Катя.

— Нет, пусть знает сразу. Жених, вы согласны взять в жены эту неземную красавицу с плохим характером?

— Хватит ломать комедию, — проворчала Катя.

— Согласен, — уверенно ответил Игорь.

— А у меня действительно плохой характер, — улыбнулась Катя.

— У меня тоже, — улыбнулся он ей в ответ, Катя вздернула вверх бровь.

— Ну, а эта точно согласна, — махнула на нее рукой Юля.

— Все, пошли пиццу есть. Мне столько купонов надавали!

— Она у нас мастер скидок, — рассмеялась Катя. — Всегда что-нибудь найдет.

Катя взяла его под правую руку, на левой нагло повисла Юля. Когда они проходили небольшой бульвар, разделяющий улицу, у Игоря снова зазвонил телефон.

— Можно я? — Юля взяла у него из рук телефон и ответила.

— Алле! Нет, не Игорь… Да, рядом…Нет, все, барышня, нашли, нашли!

— Давай его выключим, — ревниво толкнула его в бок Катя.

— Ты поаккуратней, у меня еще ключица не зажила до конца.

— Прости, я не знала.

— Ничего страшного, просто пока не толкай, а то рассыплюсь, — он уже хотел выключить телефон, но вспомнил про предложение Сани. — Алло, привет! Да, нормально… нашел, нашел! …Спасибо… да, вот как раз и звоню… не знаю, может ты подскажешь?.. действительно, сейчас дам трубку. Кать, держи.

Он передал ей телефон, Катя удивленно взглянула на него, но ответила.

— Алло… да… ага, поняла… хм… давайте так…

Шум проезжающей раздолбанной машины заглушил ее голос.

Через несколько дней на баннере появился ответ, номер телефона был предусмотрительно заклеен. Щит простоял так почти до осени. Многие обитатели Взлетки частенько собирались вместе и, глядя на баннер, вспоминали того безумца, смешившего своими расспросами и вселявшего уважение своей настойчивостью.

Арсен несколько раз показывал этот щит своим внукам, рассказывая эту историю со всё новыми красочными подробностями. Кто-то пытался повторить это, но двойники смотрелись неестественно, не имея за собой ничего, кроме желания прославиться.

В памяти города остался только один щит:

Игорь: «Катя, я вернулся!»

Катя: «Я тебя больше никуда не отпущу!»

03.03.2018 г.

Когда сойдет снег

Рассказ написан под впечатлением от песни LendiLinduine российской группы Noid (https://music.yandex.ru/album/3684417/track/30441836?from=serp). Не стоит искать в рассказе пересечений со смыслом песни, перевод текста мне не известен, любые совпадения случайны — это лишь впечатления от музыки. Мне сложно определить, о чем этот рассказ. Я считаю, что он о нашей жизни.

Солнце еще не встало, а я уже на ногах. Я знаю, оно точно появится из-за этих двух холмов из темного снега. Темного? Нет, снег не может быть темным, он может быть только белым. И даже сейчас, в предрассветных сумерках долгой полярной ночи я вижу, что он белый. Снег бесшумно принимает на себя мой бег, оставляя меня невидимой в спящей тундре. Я бегу вперед, туда, куда влечет меня голод.

Я остановилась, есть что-то вдалеке, знакомое и еле уловимое. Да, тут прошел человек, значит, чутье меня не обмануло. Я прибавила шагу, все плотнее хватаясь за этот зыбкий след, где человек, там и еда. Лапы позорно дрогнули от нетерпения, маленький нос на короткой мордочке жадно втягивает воздух. До начала короткого дня еще долго, а шансов поймать хоть кого-нибудь у меня нет. Последняя надежда умерла, когда я не нашла в схроне припасенную куропатку, она бы мне сейчас ох как помогла! Я зарычала и прибавила шаг, переходя на бесшумный бег. Ожидание скорой трапезы вскружило мне голову, тем более, что я уже слышу, слышу эти запахи. Да! Точно, впереди пахло едой!

До сладких объедков оставалось несколько метров, я четко различила брошенные человеком пустые пакеты с чем-то очень вкусным, но на моей передней лапе звонко щелкнул капкан. Я неистово взвыла от боли, хотя, со стороны это был лишь жалобный писк и гневное рычание. Капкан, капкан! Но откуда мне знакомо это? Я же никогда не была в капкане… Быть может моя мать это знала, а кто была моя мать… Я долго билась, катаясь по снегу, пытаясь вырвать раненую лапу из железной хватки. Снег теперь не был белым, как и я, нет, все стало красным от моей крови, мне казалось, что и все вокруг тоже стало красным. И даже тот свет, что выхватил меня, мою изломанную страхом и болью тушку из черноты неба, да, он тоже был красным.

— Смотри, смотри! Я же говорил, что попадется! — раздался страшный голос прямо надо мной. Я попыталась броситься на это странное бородатое лицо, склонившееся почти над самой моей мордой, но не смогла, он жестко ударил меня прикладом, и я упала замертво.

— Ты смотри, какая дикая!

— Андрей, ты там поосторожнее. Может она бешеная, — раздался голос вдали.

— Да нет, нормальная, вроде, — бородатый мужчина потрогал раненого зверя, пощупав шкурку. — Ох, голодная совсем, раз уж к нам пошла. Шкурка то так себе.

— Вот и оставь ее, — ответил ему раздраженный голос. — Идем, нам пора обратно.

— А с ней что делать? — удивился бородатый мужчина, с некоторой нежностью глядя на покалеченного зверя. — Я подранков не оставляю.

— Ну, так добей, а там кто-то да съест, — ответил ему раздраженный голос. Второй мужчина подошел ближе и посмотрел на полярную лисичку. — Да, велика добыча. Добей, она уже не жилец.

— Добей, — Андрей поворчал и нервно встал. — Вот тебе и воротник, да жалко ее, смотри, молодая же совсем.

— А когда капкан ставил, о чем думал? — ухмыльнулся второй мужчина. В свете фонаря его бледное лицо, наполовину закрытое маской из толстой шерсти, выглядело угрожающе. Его глаза колко посмотрели на Андрея.

— Сам знаешь зачем, — огрызнулся Андрей. — Принеси, лучше, брезент.

— Чего? Ты эту рвань к нам собрался тащить?

— Дима, — Андрей сурово посмотрел на него. — Иди, неси брезент.

— Ну ты и козел, я тебе скажу, — злобно выдохнул Дима, но вернулся с задубевшем в кузове брезентом. — Только в салон не тащи, ничего, не замерзнет.

Он помог Андрею разжать капкан. Андрей бегло осмотрел рану и перевязал ее платком. Потом он завернул зверька в брезентовое полотно и отнес к машине.

— Капкан оставляем? — спросил Дима, осматривая ловушку.

— Нет, снимай. Хватит. Мне эти идиотские указания вот уже где! — Андрей полоснул большим пальцем себя по горлу. — Пусть сами идут и отлавливают. Егерей нанимают, не знаю, наше дело за установками следить, а не этой херней заниматься.

Дима пожал плечами и снял капкан.

Машина резко дернулась, взметнув в небо тучу невесомого снега, яростно буксуя, рванула вперед.

— Ты поосторожнее, — спокойно сказал Дима, снимая маску в теплом салоне доброго глазастого уазика. — Замерзнет в кузове.

— Не замерзнет, вон, какая шуба, — ответил Андрей, сбавляя ход, машина поехала ровнее, шурша задубевшими колесами по заснеженной земле. — Я вот подумал…

— Оставь это, — отмахнулся от него Дима и отвернулся к окну.

— Да нет, ты сам посуди, вот ведь что получается, да? Они на нас вешают также и компрессорную станцию, а в итоге, что для нас?

— Ты хочешь это с Алексеевичем обсудить? Давай, валяй, — Дима пожал плечами и безучастно глядел на пролетавшую за окном уснувшую до весны тундру. В черном стекле изредка вспыхивали красные огоньки, он больше не пытался понять, откуда они, раньше ему казалось, что это огни буровых вышек, но по близости не было ни одной. Ему вспомнилось, как называл эти огоньки Яртын, метис из ненцев, веселый, но слегка задумчивый старик, всех своих детей давно уже переселивший в большие города. Он вновь услышал его певучий голос, с неизменной улыбкой и вопросом в конце предложения, и повторил за ним. — Глаза тундры, да? Она следит за нами.

— А? Ты о чем? — Андрей бросил взгляд направо, но ничего не увидел.

— Да так, — Дима вздохнул и закрыл глаза.

— Да ладно тебе, не грусти, — Андрей по-дружески толкнул его в плечо. — Забудь ты ее, не твоя она. Чего душу терзать?

— Тебе легко говорить, — ответил Дима с беззлобной завистью. — У тебя жена, дети, внуки уже есть.

— Так и у тебя будет. Ты только Яртыночу скажи, он тебе живо невесту найдет.

— Ага, оленя приведет?

— Ну, хочешь оленя, можно и оленя. Вас, молодых, не поймешь. Но я тебе скажу, — Андрей подмигнул ему, широко заулыбавшись. — Ты б видел его племяшку, у-у, брат, такая дивчина.

— Да тут любая баба за королеву казаться будет, — буркнул Дима, силясь вспомнить, о ком говорит Андрей.

— Ну нет, зря ты так. Сашка такая умница, да и красавица. Она на метеостанции работает. Надо вас познакомить.

— Не надо, — буркнул Дима.

— Надо-надо. Я с Яртынычем поговорю, — Андрей резко свернул на видимый только ему поворот, и машина вся затряслась, подпрыгивая на ледяных кочках.

— Осторожнее! — возмутился Дима. — В кузове пациент, все-таки.

— Да ладно тебе, — Андрей засмеялся.

Они подъехали к одноэтажному строению с темными небольшими окнами, за которым виднелся каскад металлических контейнеров, установленных на крепкие опоры. К каждому подходили затянутые в шубу теплоизоляции пучки труб. Все выглядело нерабочим, лишь тихий гул двигателей, еле доносившийся сквозь обшивку контейнеров говорил о скрытой от глаз и мороза работе. Андрей бодро выскочил из машины и полез в кузов, песец был без сознания. Он схватил брезент в охапку и пошел в сторону хозблока. Дима вылез из теплой машины, ежась от резкого колкого ветра, и направился в жилой блок. Вскоре он вышел оттуда с пластиковым чемоданчиком, и вошел в хозблок.

— Ну, как она? — спросил Дима, входя в еле теплое помещение, заваленное всякой рухлядью и влажными досками.

— А, ну напугал, — дернулся Андрей, осторожно раскрывавший в это время брезент. — Да вроде живая.

— Почему живая? Ты думаешь это самка?

— Думаю, что да, — Андрей бросил на него смеющийся взгляд. — Так смотреть может только женщина.

— Ну-ну, не придумывай, — Дима сел рядом и снял пропитавшуюся кровью ткань с лапы. — Ничего, жить будет.

Он смочил рану антисептиком и ловко выстриг волосы вокруг раны. Наложив повязку с мазью, он аккуратно, чтобы песец не хватил его за палец, дотронулся до мордочки, животное будто бы спало, дыша медленно, но ровно.

— Пусть поспит пока, — сказал Дима, убирая за собой.

— А ты где так научился? — с уважением спросил Андрей.

— У меня было три собаки, — Дима поднялся и пошел к выходу. — Надо бы покормить.

— Покормим, — улыбнулся Андрей и встал. — А так оно повеселей будет, правда?

— Не знаю, — хмуро ответил Дима, и они вышли.

В небольшой кухне Андрей нашел давно забытую алюминиевую миску и выделил ее для нового жильца. Налив в нее остатки молока, он побросал туда пару кусков засохшего хлеба, и отнес в хозблок. Потом они пили чай, Дима молчал, как обычно глядя в свою кружку. Андрей не хотел ему докучать и пролистывал новости на планшете.

— А что потом с ней будем делать? — спросил Дима.

— Когда потом? — переспросил Андрей, ушедший с головой в сводки о военных успехах в аравийской пустыне. — А, ты про нашего питомца. Так выпустим. Пусть оживет, подлечится, а там свободна, куда хочет, туда пусть и идет.

— Понятно, — сухо ответил Дима.

— А, ты хочешь ее себе оставить? — Андрей покачал головой. — Вот тут не получится. Мы через кордон с ней не пройдем. А если ее на центр привезем, о-о, там такое начнется.

— Да я понимаю, — Дима снова уставился в кружку.

— О, точно. Мы ее Яртынычу отдадим.

— Ты что! — возмутился Дима, сверкнув глазами. — Он из нее быстро шкурку выделает.

— Нет, не думаю, — Андрей покачал большой, уже сильно поседевшей головой. — Он этим уже не занимается. Надо будет к нему в гости съездить, у него там что-то вроде дачи.

Андрей встал, и стул обрадовано заскрипел, освобожденный от непосильной нагрузки. Его огромные руки схватили обе чашки, ставя их в раковину.

— Пошли спать, по регламенту у нас отдых, — Андрей уже на половину протиснул свое мощное тело в узкий дверной проем.

— Я попозже, — ответил Дима, уставившись в свой телефон.

— Ну. Смотри сам. Если не отдохнешь, твои проблемы. Я с тебя не слезу, — Андрей ушел спать.

Дима проводил его взглядом и нерешительно открыл мессенджер. Сердце неистово забилось и безвольно сжалось, на мгновенье застыв в сковавшей все тело ледяной окове… она ничего ему не написала. Дима нервно бросил телефон на стол и вышел на улицу. Рука потянулась в карман куртки, доставая сигареты. От них стало еще тошнее, и он с остервенением бросил сигарету, а потом и всю пачку перед собой. Ветер тут же подхватил ее, унося далеко в тундру.

— Ну, и черт с тобой, — зло прошептал Дима и пошел спать. На удивление, он уснул довольно быстро, почти сразу, как голова коснулась туго сбитой подушки. Почему-то ему всю ночь снился этот бившийся в капкане зверек, с укоризной глядя на него блестящими черными глазами.

Темно. Я это знаю, мне не нужно открывать глаза. Я далеко, вокруг столько новых запахов, от которых я схожу с ума от страха и любопытства. Лапа сильно болит, но не так, что-то греет внутри нее. Я попыталась лизнуть рану, но язык лишь скользнул по шершавой поверхности бинта. Странный, непонятный вкус. Я приоткрыла глаза и осторожно осмотрелась. Здесь больше никого не было, но от каждого непонятного предмета, от каждой щепки пахло человеком.

Но вот, вот этот запах, что разбудил меня. Он повелевает мною, я уже не боюсь, скорее, скорее! Я подползла к миске и сунула в нее свою морду. Молоко. Я знаю этот вкус, знаю, потому, что это первый вкус. Оно другое, совсем другое, но все равно это оно. Я с жадностью проглотила оставленную человеком еду, пустая миска глухо ударяла о пол, когда я ее вылизывала, не желая ни капли оставить. Ступать на лапу было больно, и я легла обратно, забившись подальше в угол между этими плоскими деревьями, они пахли так же, как тот лес, до которого я когда-то добежала, следуя за медведем. Это была голодная зима, моя первая зима. Тогда я потеряла мать и отца, но я их не помню, как не помню и братьев и сестер, разбежавшихся сразу после лета по тундре. Я одиночка, и большего не хочу, я большего не знаю.

Резко скрипнула дверь, видимо я опять уснула. Это вновь он, этот страшный бородатый человек. Я вжалась в угол, не желая выдавать себя.

— Так-так, — покачал головой Андрей. — Ну, и куда ты спряталась?

Он повертел головой, выискивая возможные тайные уголки для пугливого зверька. Вошел Дима и закрыл за собой дверь.

— Чего открытой оставил? Убежит же, — сказал Дима, стаскивая с полки коробку с СИЗом.

— Не убежит, тут тепло и хорошо. К тому же кормят, — Андрей повертел в руках миску и вышел.

Через пару минут он вернулся с миской полной каши со свиной тушенкой.

— Она там, — Дима махнул рукой на темный угол, там, где были свалены беспорядочно сосновые доски.

— Как узнал, показалась? — с надеждой спросил Андрей.

— Нет, просто больше негде, остальные места я осмотрел.

— Ладно, начнем с простого, — Андрей поставил миску с едой и кивнул Диме. — Идем, ей этого на день хватит. Все собрал?

— Да, надо еще перчаток заказать, — Дима поставил почти пустую коробку обратно на полку, рассовывая по карманам новенькие перчатки.

— Надо, закажем, — Андрей взял свою пару из рук Димы и втиснул их в туго набитый карман куртки. Они вышли. Песец еще долго вглядывался в пространство сарая, ловя ухом малейшие изменения звуков. На улице тарахтела машина, пугающе, но она была далеко. Потом все стихло, она слышала только ветер, свободно гуляющий по широкой тундре, с удивлением натыкавшийся на неестественные образования из камней, оставленные здесь человеком. Съеденное молоко приятно согревало, и она уснула, по привычке накрывшись пушистым хвостом.

— Ты смотри, все съела! — восторженно воскликнул Андрей, поднимая пустую миску.

— Чего? — не расслышал Дима, все еще копаясь на улице.

Песец улучил момент и, когда Андрей повернулся к ней спиной, бросился наружу в оставленную Андреем широкую щель.

— Куда! — крикнул Дима и зачем-то бросился ловить зверька, но песец ловко вырвался из его рук и скрылся за углом дома. Дима сконфуженно поднялся, бесцельно стряхивая рассыпчатый снег с брюк. Руки после смены гудели, а ловить зверя в толстых рукавицах было все равно, что пытаться шить в боксерских перчатках, руки не слушались, работая как деревянные оглобли.

— Убежала, — извиняющее пожал плечами Дима, увидев озадаченное лицо Андрея.

— Ну, убежала и ладно, — спокойно ответил он. — Значит все в порядке, раз бегать может.

— Жаль, надо было бы повязку поменять, — вздохнул Дима.

— Ничего, никуда она пока от нас не денется, — Андрей хитро подмигнул ему.

— Ну, не знаю. Она такого стрекоча дала, ловкая, зараза.

— Зима, эх, — Андрей устало споткнулся и стал помогать Диме выгружать замерзший инструмент из машины. Ящики были тяжелые и ужасно холодные. Они затащили все в хозблок и закрыли дверь, решив разложить все завтра.

— Чего-то мы сегодня подзадержались, — сказал Андрей, вглядываясь в черноту ночи в тундре. Вдалеке кто-то будто охнул, и все опять затихло, погружая их в молчаливую мерзлоту. — А ничего и не сделали.

— Да какой там, — Дима отмахнулся, по привычке хлопнув себя по карманам, но сигарет не было, он недовольно крякнул, но сдержался, сильно морща лоб. — Как сделаем, так сделаем.

— Ну, это-то понятно, — распевно, подражая Яртынычу, ответил он.

— Оно-то всегда успеется, ночь длинная, — добавил распевно Дима. Они оба рассмеялись. — А что будем делать с компрессорами?

— А ничего. Информацию мы доложили, руководство приняло решение. Сейчас журнал заполним, рапорт отправим, а там пусть сами думают.

— Но так же нельзя! — возмутился Дима. — Надо останавливать, сгорят же!

— Ну, остановим, а дальше что? Надо вызывать кран, отвозить в РМЦ, у-у, такое дело, брат, не подъемное. Сейчас начнут выяснять, кто должен кран заказать, да на чей счет надо вписать, не-е, нам решение тут принимать нельзя. Вот так.

— Не понимаю. Надо останавливать. Сам же видел, масло хлещет, как из ведра.

— Пока будем доливать, а как кончится, остановим. Пойдем, чего морозиться.

Они вошли в дом. Дима снова принялся возмущаться, но Андрей его не слушал, с наслаждением подходя к батарее, отогревая замерзшие пальцы.

— Давай поедим сначала, а потом все напишем. Чего зря горло драть, нет в этом смысла, нет, — сказал Андрей, сбивая сосульки с замерзшей бороды.

Пока Дима готовил незатейливый ужин, Андрей заполнял журнал. Закончив, он придвинул к себе ноутбук и стал писать рапорт. Дима тут же оживился, заглядывая ему через плечо в экран.

— Ну что, так пойдет? — спросил Андрей, давая ему возможность прочесть рапорт.

— Пойдет, но я бы жестче написал.

— Можно и жестче, но тогда читать не будут. У руководства душа ранимая, нельзя с ними так. Надо их подготовить, слегка намекнуть и бочком-бочком подвести к верному выводу, тогда они сделают так, как ты хочешь.

— Плевать я хотел! — гордо воскликнул Дима. — Я еще перед всякими придурками расшаркиваться должен? Да пошли они к черту!

— Да, так ты карьеры не сделаешь, — покачал головой Андрей.

— Да на кой она мне? — искренне удивился Дима. — Наше место давно определено, выше тут не прыгнешь, надо на большую землю валить.

— Ну, почему же, — возразил Андрей. — Вон, Алексеевич, из простого слесаря, а как поднялся — до главного инженера, во как.

— Ну нет, это не мой путь, — гадко ухмыльнулся Дима.

— Ну да, — согласился Андрей. — Банщик — это призвание.

— Ага, задний талант, — засмеялся Дима.

— Ну что, отправляем?

— Давай, — Дима вернулся к плите и стал раскладывать дымящуюся кашу по тарелкам.

Они сели есть. Андрей вполглаза смотрел в свой планшет, читая новости.

— Эх, сейчас бы картошечки с сальцем, да грамм сто, а может и сто пятьдесят, — мечтательно проговорил Андрей.

— А я бы от куска окорока не отказался. Надоела эта каша уже. Когда завоз будет? Долго нам еще это есть?

— До конца вахты, — ответил Андрей. — Вот, ты смотри, что пишут. Задержали опять каких-то подставных военных. Но я же по лицам вижу, что они не служили никогда. Сейчас опять начнется.

— А, плевать, — отрешенно ответил Дима, погруженный снова в тягостные раздумья.

— Ну как, плевать, — возразил Андрей. — Там же наши люди…

— Да нет там наших! — перебил его Дима. — Сам вспомни этих, кто к нам на вахту приезжает, помнишь? Пока мы им деньги даем, все в порядке. А как перестанем, так они нас знать не знают. На хрена такие друзья?

— Все же родная кровь. Ты сам же говорил, что у тебя там есть родня.

— Есть, а что толку? — Дима весь покраснел, раздражаясь на Андрея и самого себя. — Нет, не хочу это обсуждать. Плевать мне на них, это не наша страна, у нас своих проблем хватает.

— Проблем хватает, это да. Хм, а ведь мы же по-другому не можем.

— В смысле?

— Ну, не можем. Вот сам посуди, никогда еще у нас в стране до конца не решались проблемы. Ну, там залатаем, тут приотпустим, так же?

— Ага, подвяжем на проволоке и походит еще, — улыбнулся Дима. — Прям, как здесь.

— Во-во. А вот побороться против чего-нибудь — это мы любим. Пусть у себя дома есть нечего, но зато где-нибудь в Африке несправедливость накажем. Может, это и неправильно.

— Конечно, неправильно. Надо свою страну в первую очередь отстроить, чтобы люди жили по-человечески, чтобы жили, как люди.

— Нет, так не будет. Мы не можем по-другому. У нас другая вселенская миссия.

— Вот ты загнул, переморозился, что ли?

— Сам ты мозги заморозил. Читал в одной книжке. Хочешь, запишу?

— Не, не хочу. Все равно читать не буду.

— И почему ваше поколение читать не любит, — в очередной раз сокрушенно покачал головой Андрей.

— А зачем? Если что надо, все можно быстро в сети найти.

— Можно, а разве тебе что-то надо? Не будешь мозг упражнять, так и потребностей не будет, ну кроме очевидных, пожрать и потрахаться с кем-нибудь.

— В моем случае скорее с чем-нибудь, — Дима зло усмехнулся. — Не хочу. Если начну думать, то задам вопрос — что я тут делаю?

— А чего ты боишься этого? Я вот где только не был, и ничего, живой же.

— Да ты привык сидеть в своей землянке, да орать на солдат.

— И это было, — улыбнулся Андрей. — Завтра такой мороз обещают, ужас. А каши не осталось?

— Осталось, тебе положить?

— Нет, не мне, — Андрей встал и направился в прихожую. Вернувшись, он держал в руках пустую алюминиевую миску.

— Ты думаешь, она вернется?

— Конечно. Вряд ли далеко убежала, — Андрей наложил полную миску и пошел одеваться. Дима встал и пошел за ним.

Андрей поставил миску возле входа, придвинув в угол так, чтобы ее не унесло ветром. После теплого дома на улице было приятно, сухой трескучий мороз, голова прояснялась.

— Почему мы всегда хотим казаться другими, чем мы есть? — спросил Дима, разглядывая безоблачное небо с яркими холодными звездами.

— Ты о чем?

— Да об этой миссии. Зачем все это?

— А, понял. Почему казаться? По-моему мы такие и есть. Посмотри, хотя бы, на себя. Ты точно такой и есть — все время хочешь что-то доказать, исправить, а зачем это тебе?

— А как же иначе?

— Вот, и я о чем. Никак, никак иначе нельзя.

Я долго не могла сомкнуть глаз, все казалось, что человек бросится за мной в погоню, настигнет мой след и схватит меня. Раненая лапа кровоточила, я оставила след, теперь мне точно конец, но я не могу идти дальше. Ветер нагоняет стужу, и я не хочу высовываться из моего сугроба. Нет, он не пойдет на охоту в такую стужу, пускай он и сильнее меня, но даже медведь не решится пойти на тюленя в такой мороз, тем более, что тюлень и носа из воды не покажет.

Время шло, я часто проваливалась в сон и быстро просыпалась, услышав новый звук, но это был всего лишь ветер. Лапа болела нестерпимо, но сон одолевал мною. В сугробе было тепло и спокойно, я сильнее прижала хвост к мордочке и уснула.

Проснулась я поздно, меня разбудила лапа, боль усилилась, но все же было легче. Осторожно высунула нос из-под хвоста и принюхалась… человека здесь не было. За ночь сугроб намело еще больше, и мои следы должны были тоже скрыться под снегом. Я чувствую их, вижу обонянием, но человек их не увидит, он слеп, это мое преимущество. Ветер принес мне запах той чудесной еды, которую он мне дал. О, как она прекрасна, я иду на этот запах, стараясь не наступать на больную лапу. Зачем, зачем он дает мне свою еду? Раз у него так много своей еды, значит он меня не съест.

Вот его дом, вокруг тихо. Вот эта страшная машина, в ней меня сюда привезли, она спит. Я с опаской обхожу ее, настороженно прислушиваясь, нюх помогает мне, я смогу быстро уловить любой новый запах, но еда манит меня, заставляя ускорить шаг.

Андрей вышел из дома и уловил стремительное движение в сторону левого угла от крыльца. Он прищурился и улыбнулся.

— А, привет-привет, — доброжелательно сказал он и посмотрел на миску, она была наполовину пуста. — Не бойся, я тебя не обижу.

Он взял миску и отнес ее подальше от крыльца и вернулся обратно ко входу. Из-за угла показалась белая мордочка песца, смотревшая на него тревожными блестящими глазами. Андрей жестом пригласил ее к столу, но зверек не двигался, чего-то выжидая.

— Ну, чего там? — вышел Дима, зверек дернулся, но не убежал.

— Не шуми, вон, пришла, — Андрей показал на угол дома. — Голодная.

— Еще бы, такая стужа, — Дима поежился. — Пойду за аптечкой.

Когда он ушел, зверек сделал несколько шагов из-за угла в сторону миски и замер, поджимая больную лапку. Андрей делал вид, что не смотрит на нее, краем глаза ловя движения осторожного зверька. Песец подошел ближе и снова замер, уловив движение в доме. Вышел Дима и тут же остановился, увидев зверька.

— Не вспугни, — тихо сказал Андрей. Дима сел рядом, кладя аптечку на колени.

Песец подошел к чашке и стал есть, часто поглядывая на людей. Они смотрели на нее, весело переглядываясь друг с другом. Дима достал телефон и принялся снимать. Когда песец закончил есть, он пристально посмотрел на людей, не решаясь подойти, но и не убегал назад. Раненая лапка болталась в воздухе, зверек то и дело качал ею. Бинт сполз, обнажая запекшуюся в белом скатавшемся мехе кровь.

Дима медленно спустился на землю и сел. Открыв аптечку, он достал оттуда бинт и показал его зверьку, она принюхалась. Дима достал банку с мазью и открыл крышку, зверек навострил уши, этот запах был ему теперь знаком, от него веяло прохладой и рана будто бы успокоилась, вспоминая ощущения от этого запаха, плотно впитавшегося в ее шкуру. Зверек медленно подошел к Диме и сел на расстоянии вытянутой руки.

— Ну, Куклачев, айда Димка, — восторженно прошептал Андрей, наблюдая за тем, как зверек, справившийся со страхом, послушно сел рядом с Димой, протянув вперед раненую лапу.

Дима аккуратно срезал старую повязку, обрызгал рану антисептиком и стал накладывать новую повязку с хорошим слоем бетадиновой мази. Как только он закончил, песец отошел назад, боясь, что его схватят, но видя, что Дима даже не дернулся, вернулся и, смотря прямо в глаза, лизнул его руку и убежал.

— Ну вот, а ты говоришь, что тебя бабы не любят! Не там ищешь! — захохотал Андрей, хлопнув его по плечу.

— Скажешь тоже, — покраснел Дима. — С чего ты решил, что это сука?

— О, а говоришь, что собачник. Причиндалов то не было, вот значит сука. Эх, молодежь! Все, пошли на обход. Да, масло не забудь, нам же что сказали?

— Доливать, — Дима встал и со злобой сплюнул в сторону. Он собрал срезанные бинты и бросил их в бак с мусором. — Слушай, а она же где-то неподалеку прячется, да?

— Кто? — переспросил Андрей, выходя из дома с тяжелой сумкой с инструментами. — А, ты про лисичку. Да прячется в каком-нибудь сугробе.

— Вот глупая, могла бы в тепле, в сарае то получше, чем на улице.

— А ты за нее не переживай, она привыкла спать в тундре, это для нее семечки, это нам страшно, мы здесь гости, а это ее дом.

— Понятно, — Дима сел за Андреем в машину. Двигатель долго не хотел заводиться.

— Экономия, блин. Раньше не глушили, а сейчас повесили какую-то систему разогрева, вот мучайся. А если не заведется? — начал свое обычное утреннее ворчание Андрей. Дима только посмеивался в маску, скоро машина грозно зарычала и завелась. — А ты не ржи, вот не заведется, что делать будем?

— Зимовать, — засмеялся Дима.

— Зимовать, как бы не так. Замораживаться, как тушка в рефрижераторе.

— Криотерапия, — важно произнес Дима.

— Ну-ну, я бы лучше в баню сходил.

Машина резко дернулась с места, и они уехали на обход.

Каждое утро песец приходил всегда в одно и то же время. Дима делал перевязку, а Андрей сидел рядом, зверек разрешал ему сидеть ближе. Рана быстро зарастала, Андрей все восхищался: «Черт, заживает, как на собаке!». Уже было заметно, что песец стал выглядеть лучше, мех распушился, черные глаза смотрели на людей с осторожностью, но игриво. Она с интересом наблюдала за их утренними приготовлениями, не решаясь войти в сарай, но засовывала туда свою морду, стремглав отбегая при их приближении. Все это уже стало обыденным ритуалом, через пару недель рана практически зажила, и Дима больше не делал повязок. Песец не давал себя гладить, но любил сидеть рядом с людьми, слушая их разговоры.

А потом, через неделю, она пропала. Оставленная еда в миске была нетронутой. Вернувшись со смены, Андрей с Димой долго бродили вокруг, выискивая следы, но вот что они искали, не могли понять. Скорее они не хотели бы ничего найти. Страшила мысль, что их песец мог погибнуть в схватке с другим зверем, но вокруг был нетронутый снег, а различить следы мягких лап не тренированному глазу было не под силу.

Тундра зовет меня. Я чувствую в себе новые силы, мне надо быть там, я знаю, я вижу это носом, я слышу это. Скоро весна, я это чувствую, что-то новое родилось во мне, я должна быть там, должна! Там, где течет новая жизнь, моя жизнь. Мне будоражат кровь новые запахи, скоро начнет сходить снег… я слышу их голоса, они зовут меня, их много, много, и они будут драться за меня, драться! Я чувствую себя сильной, я сильная, выносливая. Я готова сама найти себе еду, я готова, я хочу охоты, настоящей охоты. Я слышу их, вот они, просыпаются, ворошатся под снегом, думают, что я их не вижу, а я их чую, мне не нужны глаза, я их вижу иначе.

Я упорно разрываю снег, нет, он еще не понимает, что это я. Еще немного, хорошо зарылся, вот еще, еще! Нет уж! Этот грызун мой! Битва неравная, но так и должно быть, в равной схватке не будет победителя. Он еще теплый, теперь главное скрыться, чтобы мою добычу не отобрали, а есть кому, я слышу, здесь пролетала сова, я знаю, она недалеко. Спряталась в большой сугроб. Голода нет, только эйфория. Надо его припрятать на будущее, скоро он мне очень пригодится.

Дима сидел за большим белым столом в просторной переговорной. От новой мебели нестерпимо пахло клеем и краской, дышать было трудно, а запах был настолько невыносим после свободного ветра тундры, что он изредка кашлял, ощущая во рту неприятный вкус городской мокроты. Перед ним лежали раскрытые папки с какими-то безликими протоколами, большую часть листа занимали размашистые подписи в шапках документов, он даже не старался вникнуть в их суть, пробежавшись глазами по первым двум. Документы были столь же громоздки, сколь и бессмысленны по сути. Дима устало смотрел в закрытое неровными жалюзи окно, сквозь которые робко пробивалось первое весеннее солнце.

В кабинет вошел плотный чуть лысоватый мужчина в идеально отглаженном костюме. За ним следом вошли высокий парень в дорогой оправе на большом приплюснутом носе и худощавый мужчина в строгом темно-сером костюме. Парень сразу бросил свой светлый пиджак на стул и стал готовить себе чай. Плотный мужчина почему-то подмигнул Диме и сел напротив него, худощавый мужчина сел за соседний стол и стал с безучастным видом просматривать сложенные на столе папки с документами, подписывая некоторые из них.

— Ну, ознакомился? — спросил Диму плотный мужчина.

— Вкратце, — сухо ответил Дима, он не знал, как их зовут, из этих троих он знал лишь худощавого мужчину, он несколько раз приезжал к ним на участок, вроде он был руководителем подразделения или начальником службы, фамилия еще такая простая, то ли Иванов, то ли Петров.

— Ну, и что скажешь? — воодушевился плотный мужчина, от нетерпения вытирая резкими движениями накатившие на лоб крупные капли пота.

— Александр Николаевич, вам чай сделать? — спросил его парень в очках.

— Не надо, и так уже целый день пью. Ну, так что Дмитрий, что скажешь?

— Ничего не скажу, — ответил Дима плотному мужчине, чем вызвал у него на лице крайнее удивление и непонимание.

— Ну как же, тут же все написано, — засуетился он, листая файлы в папках.

— Ну и что, — пожал плечами Дима и снова принялся ловить взглядом солнечные лучи в окне.

На него бросил взгляд худощавый мужчина и задумчиво склонил голову, слегка прищурившись, но скоро вернулся обратно к своим папкам.

— Ну, ты же понимаешь, что за это кто-то должен ответить? — не унимался плотный мужчина, рядом с ним сел парень и методично размешивал большую дозу сахара в маленьком стаканчике.

— Я могу идти? — спросил Дима, демонстративно глядя на часы.

— А куда ты торопишься? — грубо спросил его парень, снимая засаленные очки. — Времени еще много.

— У меня отпуск, я вахту сдал, — ответил Дима.

— Ну и что, поедешь на другом поезде. Не тебе решать, — сказал парень, смерив его высокомерным взглядом.

— Ну, Данил, зачем ты так, — заулыбался плотный мужчина. — Мы же с Димой коллеги.

Парень в очках недовольно фыркнул и процедил, сквозь зубы: «Нечего с ними нянчиться, как сказали, пусть так и делает».

— А ты кто такой? — не выдержал Дима и смерил его жестким взглядом, парень не выдержал и отвернулся, возмущенно дыша.

— Ну, зачем конфликтовать, — расплылся в улыбке плотный мужчина, но в уголках его белесых глаз Дима уловил бушующий гнев, видно было, что он ожидал другого от него.

— Что вам от меня нужно? Я все указал в рапорте, — монотонно сказал Дима.

— Вы чего там, сговорились? — вскипел парень. — Что один, что другой лепят одну и ту же хрень? Александр Николаевич, я считаю надо обоих привлекать, тут налицо сговор.

— Не вижу ничего странного. Рапорты одинаковые, потому, что так все и было, — медленно, как для слабоумного, ответил ему Дима, открыто смеясь в лицо.

Плотный мужчина перестал улыбаться, а на его лице отразилась истинная эмоция — гневное красное лицо с узкими бесцветными глазами.

— Мы же предлагаем тебе возможность, ты же не хочешь всю жизнь проработать в тундре? Я вижу, что ты парень перспективный, нам такие нужны. Нам нужны новые, молодые кадры, надо избавляться от этих зажравшихся динозавров, — заговорщицким тоном проговорил плотный мужчина, он протянул Диме напечатанный рапорт, где была вбита его фамилия. — Что тебе стоит? Со следующей вахты пойдешь мастером, приказ мы подготовим, а?

Дима пробежал глазами рапорт и криво ухмыльнулся. Эта бумажка впрямую обвиняла Андрея в бездействии, что привело к выходу из строя компрессорной станции.

— Это вранье, — сказал Дима и стал складывать листок. Сложив в четыре раза, он принялся рвать его на мелкие кусочки. — Мы неоднократно отправляли отчеты о состоянии компрессоров. Вы все это получали. Все было отражено в журналах, копии журналов у меня есть, — Дима гадливо ухмыльнулся. — Что вам еще непонятно.

— Да ты че, козел! — вскричал парень в очках и вскочил со стула. — Да ты больше здесь работать не будешь! Тебя никуда не возьмут, сдохнешь, как собака, понял?!

Дима искренне расхохотался, видя, как у этих двух напротив одинаково побагровели лица. Он уже видел подобное, еще в армии, когда на него хотели повесить хищение со склада ГСМ.

Худощавый мужчина закончил со своими папками и, негромким властным голосом, позвал Диму.

— Дима, подойди ко мне.

Дима встал и, специально задев плотного мужчину, когда обходил стол, подошел к нему.

— Садись, сказал ему худощавый мужчина, указывая на стул, Дима сел. — Почему, по-твоему, это произошло?

— Не знаю, наверное хотели дотянуть до ППРа⁵. У нас же вечная проблема с кранами и транспортом, не допросишься.

— Нет у нас проблемы, что ты врешь! — возмутился плотный мужчина. — Сергей Сергеевич, мы всегда готовы, когда надо, техники хватает.

— Успокойся, Александр, — перебил его худощавый мужчина. Он пристально посмотрел на Диму серыми глазами, под стать тону его костюма. — Давай так, Дим, обо всех поломках и запросах на технику копию отправляйте лично мне.

Он протянул ему свою визитку. Дима внимательно прочел: «Смирнов Сергей Сергеевич, начальник участка…»

— Точно, СС, — вспомнил Дима, так звали его мастера других участков.

— Хорошо, Сергей Сергеевич, — сказал Дима. — Я передам Андрею.

— Хорошо, тогда свободен. Давай, еще успеешь на поезд. Данила, дай машину, пусть отвезут его на вокзал.

— Сейчас, — недовольно буркнул парень в очках и набрал диспетчерскую. — Кузнецов. Машину до вокзала. Да, сейчас. Хорошо.

— Я могу идти? — спросил Дима.

— Да, хорошего отпуска. Увидимся через месяц, — Сергей Сергеевич пожал ему руку, и Дима вышел.

Забрав свои вещи в подсобке, где навалом лежали коробки с бумагой и отработанные картриджи, Дима вышел на улицу. Возле входа уже стоял глазастый Уазик, водитель махнул ему, чтобы тот садился и ушел курить. Дима сел, сложив сумки на соседний диван.

— Нежирно ли? — спросил его Андрей, внося свои тяжелые сумки в машину.

— Сейчас подвину, — Дима суетливо бросил свои вещи назад.

— Ну, как дела? — спросил Андрей, весело глядя на него. Дима тяжело вздохнул и пожал плечами. — Склоняли, да?

— Да, — коротко ответил Дима.

— Ну, подписал?

— Нет, ты что! — возмутился Дима.

— Да не обижайся, я бы понял.

— Хорош заливать, — недовольно буркнул Дима.

— Молодец, этим лиходеям только бы на кого-нибудь спихнуть. Они тебе пели про то, сколько это все стоит?

— Это не мои деньги, их проблемы.

— Ну да. Вот так, вот так, — Андрей хлопнул себя по коленям здоровыми ладонями. — Ты хоть не уволишься?

— Нет, куда мне идти. А, вот, там еще СС был, — Дима протянул Андрею визитную карточку. — Он просил писать ему обо всех проблемах.

— Ну а мне она зачем? — удивился Андрей.

— Ну как? — не понял Дима.

— Вот ты и будешь писать, — улыбнулся Андрей. — Мне через пару лет на пенсию, а ты пока потренируешься, потом поднимем тебе разряд, ну чего загадывать. Не согласен?

— Почему? Согласен, конечно.

— Ну вот и лады. Летом к Яртынычу в гости поедем, я договорился, после вахты, на пару деньков, а?

— Я с удовольствием.

— Вот и хорошо, — Андрей открыл дверь и крикнул водителю. — Хорош курить, Сеня, поехали.

— Да успеешь, майор! — ответил ему водитель, зацепившийся языком с другими шоферами в курилке.

Снег уже почти сошел. Я нашла себе отличную нору, пускай ее засыпало землей, мне было не трудно откопать ее. Озеро рядом скоро растает, я уже присмотрела там прошлые гнездовья птиц, если повезет, то это будет легкая добыча, а она мне сейчас так нужна.

Нас теперь двое, он бежит со мной рядом, как и я вынюхивая в оживающей земле леммингов. Я позволяю ему взять инициативу на себя, мне теперь тяжелее охотиться, скоро я не смогу этого делать. Я рада, что он рядом, одной было бы тяжелее. Но что это, он зовет меня. Впереди промелькнула коричневая шкурка, он опередил меня, я успела к нему, когда все уже было кончено. Но почему он не ест, он стоит и ждет меня, оставляя мне всю добычу. Я охотно принимаю ее, но этого мало, мне нужно больше. Пока я ем, он принес мне еще двух, теперь я сыта, и он может поохотиться для себя.

В нашей норе сухо, талые воды не могут к нам пробраться, мы сделали вход на небольшой кочке, чуть выше земли. Человеку ни за что не найти его, но другие могут обнаружить, поэтому он не может надолго оставить нас, хорошо, что рядом много птиц. Несколько раз он приносил мне еду от человека, я помню этот запах, значитчеловек недалеко, но меня это не пугает, я должна заботиться о своем потомстве. Скоро, уже скоро я вновь вернусь на охоту, щенкам нужно свежее мясо.

Лето в тундре удивительное. Оно не такое влажное, как в средней полосе, наступающее медленно, с оттяжкой специально запаздывая или уходя ненадолго. Нет, лето в тундре наступает внезапно и быстро исчезает. Еще вчера перед тобой была замершая после зимы земля, с проплешинами упирающегося снега, и вдруг все разом зацвело, жизнь в ней закипела с новой силой, неистребимой и мощной, ведь надо столько успеть, а времени совсем нет. В эти короткие недели, которые полярные боги норовят укоротить по своей прихоти или детскому капризу, в эти дни природа бешено проживает то, что не ценят другие земли, особенно южные, принимая ту малую долю тепла, отведенную этому суровому краю, как должное, не считая это великим даром, не понимая и посмеиваясь над своей северной соседкой, упивающейся каждой секундой драгоценного тепла.

Как и договаривались, Андрей с Димой на недельку решили съездить в гости к старому другу. Ехать было недалеко, всего каких-то триста с лишним километров, но как сильно менялась тундра, по мере их движения в сторону полюса.

Уже давно пропало мелколесье, его и рядом с ними было немного. Впереди открывалась бескрайняя равнина, сплошь усыпанная цветами, яркими и сочными травами. Лето только началось, но от вида чудесного ковра, покрывшего пробудившуюся землю, захватывало дух. Тундра дышала, дышала полной грудью, освобожденной от ледяного гнета. Она была красива, как красива молодая девушка, только-только обретавшая свою первую истинную красоту, прозрачную и чистую, несовершенную, как у ее сестер, живущих южнее, обладавших стойкой идеальной красотой, расчетливой, но не лишенной тоже чистоты и молодости. И все же, вся эта красота была жестока, как может быть жестока природа. В этом великолепии кто-то рождался, и кто-то умирал, жизнь требовала новых жертв, чтобы вдохнуть потом в другого новую жизнь. Тундра жила по своим законам, умело пряча от восхищенного глаза жестокость действительности, но и не скрывая в этом летнем чистом красивом лице своего истинного сурового характера.

Дом гостеприимного хозяина они увидели задолго до приближения к нему. Андрей свернул с главной дороги, и, вскоре показался вдалеке массивный объект, резко выбивающийся из общей картины тундрового мира. Когда они достаточно приблизились, Диме удалось разглядеть маленький, выкрашенный белой краской домик и несколько сараев, один из которых напоминал хлев. Участок был огорожен низким дощатым заборчиком, выкрашенным в разные пестрые цвета, переходящие с одной доски на другую, перемешиваясь, залезая на «чужую территорию», отчего напоминал калейдоскоп. В этом орнаменте угадывались и национальные мотивы, но все же больше он напоминал художественное хулиганство.

Из дома вышел невысокий мужчина и приветливо помахал им. Андрей несколько раз просигналил и прибавил ход. Машина, скрипя шинами, лихо подкатила к входу во двор, Андрей залихватски встал боком прямо у забора, рядом с вышедшим Яртынычем.

Хозяин был невысокого роста, уже почти полностью седой мужчина с широким скуластым лицом и добрыми прищуренными по-детски озорными глазами. Он даже глазом не моргнул, когда Андрей остановил тяжелый автомобиль прямо у его носа.

— Ну, здорова! — Андрей выскочил из машины и размашистым движением пожал руку хозяину.

— Привет-привет, — разулыбался хозяин, пожимая руку Диме, пожатие старика было крепкое, но не сдавливающее, как любил пожимать руку Андрей, всматриваясь в глаза, выдержит или нет. — Как дорога? Долго ехали?

— Да нет, все отлично, — весело ответил Андрей, было видно, как хозяин становится радостнее с каждой минутой, молодея на глазах.

— Ну, что стоите, пойдемте в дом, — разволновался хозяин, потянув обоих гостей за рукава в свой дом.

Домик был уютный, поделенный на несколько комнат, в центральной стояла большая печь, выложенная плиткой в виде старинных изразцов. На деревянном полу лежали тканые дорожки, с блеклыми, по сравнению с промышленными красками, цветами, но от этого выглядевшими естественно. Кое-где на стенах висели звериные шкуры и рога. В центральной комнате на почетном месте висела шкура белого медведя, обрамленная хвостами белых песцов. Было видно, что оформитель обладал тонким вкусом и чувствовал голос своих корней.

— Это все моя Саша оформила, да. Такая мастерица выросла, не знаю, уж и в кого она, наверное, в свою мать, — расцвел Яртыныч.

— У вас очень прикольно, — только и сумел сказать Дима.

— Да, прикольно, — хозяин сузил хитро глаза, отчего они превратились в две темные щелки. — А ты, наверное, ожидал увидеть здесь чум, да?

— Признаться, да, — ответил Дима, гладя шкуру медведя.

— Ну, чум у меня тоже есть, лежит в сарае, но я его давно не раскладывал, зачем? Это скорее как память, не знаю, зачем он мне.

— А вы медведя… убили? — спросил Дима, несколько смущаясь своего вопроса.

— Да, пришлось, — сокрушенно сказал хозяин. — Он как-то забрел к нам на месторождение, а из всех только я оказался охотником. Мы его и так пугали, и эдак, но видимо больной уже был, не хотел уходить. Вот и пришлось. Заготовил я, значит, бочку всякой обрези и рыбьих голов. Дал потухнуть пару деньков, ну и стал выманивать, да, вот так. А с ним эти и бедные песцы прибежали, вот так. Выдали мне потом паллету соли, шкурку выделал, как меня еще отец учил, вот, висит теперь здесь. Я тогда молодой был, как ты, наверное. О, какой я был молодой, да.

Старик заулыбался, ненадолго погружаясь в воспоминания. В дом вошла высокая, по сравнению с хозяином, девушка. Она была одета в запачканные землей черные громоздкие сапоги, в которые были всунуты безразмерные штаны непонятного цвета, и в легкий стеганый жилет и красный свитер с яркими желтыми полосками, напоминающими разлетевшийся орнамент. Длинные черные волосы были убраны в тугую косу, а большие черные глаза смотрели на гостей приветливо, но слегка посмеиваясь.

— Добрый день, — распевно сказала она, подражая своему дяде, но все же в ее голосе чувствовались знакомые интонации жителя большого города, склонного делать ударения на последнем слоге слова. У нее было такое же, как у дяди, широкое скуластое лицо, но в нем чувствовалась та утонченная красота русской женщины, гордость, сменяющаяся покорностью, чувственность и сила характера.

— О, привет Сашка! — воскликнул Андрей. — Ты прямо цветешь. А, да, знакомься — этот балбес Дима.

Дима недовольно посмотрел на Андрея, не ожидая таких рекомендаций от него.

— Я так и поняла, — мягко проговорила Саша и с интересом взглянула на Диму, тот еще больше побледнел, став почесывать запыленную дорогой голову, бесцельно теребя короткие темно-русые волосы. — Дим, пойдем, поможешь мне, а?

— Давай, а мы пока потолкуем с Андреем, — Яртыныч дружески хлопнул Диму по плечу, тот не стал сопротивляться.

Он пошел за Сашей в высокий сарай, который он принял за хлев. Внутри было стойбище оленей, где стояло два здоровых зверя с огромными рогами. Саша весело подмигнула ему, чтобы он не боялся, хотя, признаться честно, Дима встал на входе, опешив от ударившего в нос запаха скота и вида суровых оленей, недоверчиво глядевших на незнакомца. Самый большой стал нервно бить копытом, к нему Саша и подошла.

— Ну, что же ты? — удивилась она и поманила Диму рукой. — Иди сюда, он тебя не съест.

Дима подошел и молча встал рядом с ней, ожидая дальнейших указаний. Саша уверенно потянула оленя за уздечку, с неженской силой подавляя волю зверя.

— Вот, видишь, вот так и держи, хорошо? А я ему быстренько укол сделаю, — она вложила Диме в руки уздечку, олень хмуро взглянул на него и попытался вырваться. Ему это почти удалось, но Дима, подстегнутый вспыхнувшей злостью на самого себя, слегка обиженный искренним смехом Саши, наблюдавшей все это, одолел оленя, что-то негромко шепнув зверю в ухо, после чего олень успокоился, но все же нервно поглядывал на Диму.

Саша выбежала и скоро вернулась с большим шприцом. Она долго вымеряла место и резким уверенным движением всадила иглу в тело оленя. Тот дернулся от неожиданности, но вырываться не стал, с мольбой поглядев на Диму.

— Ничего, сейчас пройдет, — успокоил его Дима, олень что-то промычал в ответ, издав сдавленный рык.

— Ну вот и все, мой хороший, — погладила его Саша. — Все, отпускай, пускай отдохнет.

Они вышли из хлева, Дима шел рядом с ней, улавливая сквозь запахи хозяйства тонкий цветочный аромат, струящийся от ее волос.

— Вот, это наше хозяйство, — она показала ему на небольшую грядку, где пытались вырасти какие-то растения, но в основном она была засеяна зеленью и цветами. — Скоро мы отдадим этих двух обратно в стадо, тут им скучно, а там все же повеселее.

— А зачем вообще держите?

— О, это причуда дяди. Он хочет иметь оленя, — она рассмеялась. — Смешной такой. Говорит, что старый стал, голос предков довлеет над ним. А так да, на маразм похоже.

— Понятно, — Дима криво ухмыльнулся. — А тебя, правда, Саша зовут?

— А что? Разве не похожа? — Саша отошла подальше, чтобы он лучше разглядел, и быстро произнесла какое-то слово. Дима не сумел разобрать, что это было.

— Не понял.

— Да это на нашем языке, — ответила она, — означает цветок. Так меня мама назвала, она же у меня родом отсюда, сестра дяди. А вот папа был такой же, как ты, вы чем-то похожи.

— Мы все чем-то похожи.

— Ну, может быть. Ты не обижайся, я могу и лишнего взболтнуть, — она погладила его по плечу и звонко рассмеялась.

— Да я не обиделся.

— Хорошо, а то я иногда не понимаю, что я такого сказала, а люди так злятся.

— Ты не похожа на своего дядю. Нет, ну похожа, но…

— Я в папу пошла, — ответила она, избавляя его от нестройных разъяснений своей мысли. — Конечно, доминантный ген, меня точно не спутаешь. Но а так я летом приезжаю сюда, у меня здесь выездная лаборатория на метеостанции. Училась в Питере, а потом вернулась обратно в Уренгой.

— А почему вернулась? Могла бы там остаться, так же все делают.

Саша погрустнела и отвернулась. Дима почувствовал себя неловко и решил не расспрашивать больше.

— Пойдем, прогуляемся? Или ты голодный? — спросила она, беря его под локоть.

— Нет, не особо.

— Хорошо, у нас как раз пару часов есть, пока эти наговорятся, — она махнула рукой в сторону дома. — Сейчас, я только дядю предупрежу.

Она забежала в дом и тут же выскочила, унося за собой какое-то напутствие от дяди.

Они вышли за забор и направились в другую от дороги сторону, дальше в тундру, туда, где трава становилась все гуще, а из-под ног вылетали зазевавшиеся грызуны, прячась в своих норках. Солнце грело несильно, да и ветер дул постоянно, но от заданного темпа Дима скоро взмок, сняв куртку и свернув ее под мышкой.

— Скоро придем, — сказала Саша, шедшая все это время молча, крепко сжимая его локоть. Он тоже молчал, не зная, что говорить.

— А куда мы идем? — наконец спросил он.

— У нас рядом озеро, небольшое, но красивое. Купаться, конечно, холодновато, — она засмеялась, возвращаясь в свое веселое настроение. — Но, оно красивое. Тут все красивое, мне здесь нравится больше.

— А что тебе здесь нравится?

— Не знаю, просто нравится. А разве должна быть причина?

— Никогда об этом не думал.

— А кем ты работаешь? С Андреем, да?

— Да, не вылезаем из нашего участка. А кем работаю, трудно сказать. На нас столько уже всего навешали, что получается ерунда какая-то.

— Ну, почему ерунда? Тебе же нравится, правда же?

— Нравится, — сознался Дима. — Но бесит сильно. Все эти отчеты, эти тупые начальники, которые ничего знать не хотят, им бы лишь бы все как-то само решалось, и желательно, без лишних затрат.

— Да ладно тебе. Думаешь, когда сам станешь начальником, будешь другим?

— А я не хочу им становиться.

— Да? А почему? Дядя сказал, что тебя скоро поставят старшим мастером.

— Ну, поставят. Нет, я таким не буду, я же понимаю, что к чему.

— Знаешь, это как тундра. В одно время ты ничего не видишь, ничего нет, только мерзлота и все. Но потом она расцветает, надо только немного подождать.

— Ну да, но расцветает ненадолго, а потом опять.

— Но все равно она меняется, и это остается, верно же?

— Ты меня будто бы уговариваешь.

— А если и так, то что в этом плохого?

— Да ничего, странно это все.

Они дошли до небольшого озера, вода была прозрачная, неглубокое дно свободно просматривалось. На другом конце суетились стаи птиц, не переставая кричать и махать крыльями.

— Так почему ты не осталась в Питере? — спросил Дима. Саша быстро взглянула на него и отвернулась к озеру. — Извини, я лезу не в свое дело.

— Нет в этом нет никакой тайны, — тихо ответила она и присела у воды, опустив в нее руки. Дима сел рядом, вода была прохладная, и приятно обволакивала ладони. — Просто не получилось. Я там никому не нужна. Наверное, это и правильно, всё полезно на своем месте. А ты где живешь?

— Недалеко от тебя, шесть часов на поезде.

— Понятно. В гости приедешь?

— Позовешь, приеду.

— Приезжай, — сказала она и выпрямилась. — Пойдем, прогуляемся еще немного?

Они пошли вдоль озера, чуть касаясь плечами друг друга, несколько раз Саша, как бы случайно, ловила его руку, пока он не схватил ее и не сжал в своей ладони. Ладонь ее была небольшая и крепкая, кожа чуть-чуть загрубела от работ по хозяйству, но все же в ней чувствовалась мягкость молодой женщины.

— А твой дядя постоянно там живет?

— Нет, это его дача, ха-ха, зимой там жить тяжело. Он нас все пугает, что обидится на нас на всех и переедет сюда, но это все неправда. Там жить нельзя, одному очень тяжело.

— Да, я не представляю, как это.

— А дядя делает вид, что знает. Но он такой же городской, как и я, нам не под силу уже это. Ой, смотри! — она остановилась и показала на двух песцов, вышедших к воде. Рядом с ними копошились коричневые щенята, а на взрослых еще кое-где оставались клочки белого меха.

Один из взрослых песцов долго смотрел на них, а потом что-то протявкал в их сторону. Дима помахал ему, и песец протявкал еще раз. Потом все семейство скрылось в траве.

— Что, старый знакомый? — с интересом спросила Саша.

— Скорее знакомая, — ответил Дима, улыбнувшись.

— Знакомая? — Саша многозначительно подняла бровь. — Вот, значит, кто тебя интересует.

— Ой, ну конечно, ха-ха-ха, — усмехнулся Дима. — Просто был у нас один песец, одна лисичка. Она попала в наш капкан. Нам тогда разнарядку дали, отловить зверей на периметре, один попался, — он достал телефон и показал видео с песцом, которые он делал у них на станции.

— Зачем? — возмутилась Саша, крепко сжав его руку.

— Да заняться им нечем, думают, что мы там ничего не делаем, — раздраженно ответил Дима. — Ну, мы ее выходили, а потом она убежала. Я ей повязку на лапу менял, поэтому и запомнила. А может это вообще другой зверь, мало ли что она там протявкала.

— Действительно, — сказала Саша. — Пора обратно идти, надо дядю покормить.

— А он сам не может? Давай еще погуляем, я не устал.

— Нет, сам не хочет. Должна женщина делать. Раньше моя мама была, потом жена, ну а теперь я. Больше никто сюда ехать не хочет. Но ничего, придется самому. Я уезжаю через день.

— Да?

— На работу пора, отпуск почти закончился.

— Ясно.

— Ну, не расстраивайся, — она повернулась к нему и притянула к себе, обхватив шею руками. Она обожгла его вечно обветренные губы жарким поцелуем, соленым, сладким, с тонким цветочным вкусом и грубым привкусом вяленой рыбы. В нем было все: и зима, и лето, и солнце, и вода, и ветер, и он, и она. Он весь покраснел, не ожидая этого. Саша игриво закусила губу, смотря на него прищуренными от удовольствия глазами. — Ты же обещал приехать, да?

— Когда?

— Когда захочешь. Только днем я буду на работе, лучше в выходные.

— Договорились.

— Ну что, пойдем? — она потянула его обратно.

— Не хочу, — теперь уже он притянул ее к себе, беря инициативу в свои руки.

Поднялся сильный ветер, задувая на них влажный прохладный воздух, но они будто бы не замечали этого, истомленные и освободившиеся, не чувствуя хода времени.

Уже почти стемнело, когда они вернулись домой. За столом сидели Андрей с Яртынычем, уже слегка осоловевшие от жара печи и выпитого.

— О, молодежь! — приветствовал их старик. — Давайте за стол. Как, нагулялись?

— Да, — ответила Саша и вся покраснела, пряча лицо в белые ладони.

— Ну, дело молодое, — сказал старик, весело подмигнув бледному как бумага Диме. — Давайте, еще горячее.

Старик достал из печи чугунок с картошкой, обильно сдобренной салом, и положил им на тарелки по большому куску жареного мяса.

— Я же говорила, что он сам все умеет, — шепнула Саша Диме на ухо.

— Ну что, Андрей, еще по одной и хорош? — старик разлил остатки водки по стаканам. — А вам не надо, успеете еще.

Старик смотрел на Сашу с Димой счастливыми глазами, слегка подернутыми пеленой прозрачных слез, уже выстраивая в голове всю их судьбу, которая могла и не сбыться, но он не хотел думать иначе. Точно мог сказать лишь ветер, гулявший снаружи, так ведь разве он скажет?

— Дядя, ну чего вы там себе напридумывали? — рассмеялась Саша, глядя на старика.

— Ничего, ничего, — старик хитро улыбался, глядя на них. — Мне не надо придумывать, я знаю.

— Да откуда же вы знаете? — удивилась Саша.

— Он мне сказал, — старик показал на шкуру медведя.

— А, ну тогда да, все верно! — Саша громко расхохоталась.

— Но-но, — погрозил ей пальцем старик, — нельзя смеяться над хозяином тундры.

— Я молчу, молчу-молчу, — Саша приложила палец к губам, едва сдерживая заразительный смех.

— Так, «Сатурну больше не наливать», — сказал Андрей и забрал стакан у старика.

Дом заполнился громким смехом, сквозь который старик пытался что-то сказать, но махнул на них рукой и сам рассмеялся.

15.01.2018 г.

Между первым и вторым

Минутная стрелка дошла до половины диска, часы показывали ровно 5.30. Слабое мерцание голубого света пробилось сквозь толщу утреннего мрака, неуверенно освещая кусок комнаты. К световой сигнализации телефон добавил постепенно нарастающий дребезжащий звук старого будильника.

Алексей, не глядя, ткнул пальцем в экран. Десять минут пролетели мгновенно, и будильник с новой силой требовал подъема.

За окном чернело зимнее утро, пронизываемое отблесками света фар несущихся без остановки машин по магистрали. Совершив тяжелый подъем, он на автопилоте закрылся в ванной. Стоя под душем, Алексей проговаривал сегодняшнее выступление, голова раскалывалась от всплывающих в памяти картин подготовленных вчера презентаций, тошнило. Как всегда всё надо было сделать в последний момент, задания выдавались только накануне сдачи. Это воспитание духа лояльности к компании, как лицемерно преподносилось генеральным, выводили из себя.

Алексей в очередной раз пообещал себе заняться поиском новой работы, в последнее время все эти игры вызывали в нем неподдельную ненависть.

Желая отвлечься, он подумал о Вике, но сознание вновь вернуло его к вчерашнему дню. Мысль возникла ярко, вытеснив остальные. Он попытался ее отогнать, но она упрямо вырисовывалась, подсовывая вновь доказательства своей правоты.

Она метила на его место, сомнений уже не было. Может и отношения у них завязались именно поэтому? С другой стороны он все равно решил поменять работу, пусть так. Алексей махнул рукой самому себе и вылез из душа.

С трудом проглотив чашку кофе, Алексей с отвращением смотрел на остатки магазинного салата. Есть совсем не хотелось, а от кофе во рту стало еще противнее. Убрав все обратно в холодильник, он посмотрел на часы. Уже 7.20!

Наскоро собравшись, он суетливо завязывал галстук. Кое-как завязав узел, побросал ключи в портфель и выскочил из квартиры. На лестничной площадке проверил карманы, ключи от машины остались в прихожей.

Выходя во второй раз вспомнил, что надо посмотреть бы в зеркало, но времени уже было в обрез. Смартфон проиграл короткую мелодию, его инфинити прогрелся.

Лифт блуждал по этажам, останавливаясь где-то сверху, складывалось ощущение, что кто-то катается туда-сюда. Алексей дернулся было к лестнице, но тут загромыхал грузовой, натужно открывая двери.

Лифт был пуст, лампочка медленно мигала, готовясь погаснуть. Стойкий запах дешевого парфюма ударил в нос.

Лифт медленно подъезжал на первый, Алексей уже различал голос консьержа, болтавшего с владелицей пискливой собаки. Вдруг лифт дернулся и встал. Освещение погасло на несколько секунд, но потом зажглось, перестав моргать.

Алексей нецензурно выругался и начал жать на все кнопки. Кнопки не реагировали, только весело ему подмигивали красными огоньками.

Вжав в панель кнопку вызова, Алексей напряженно смотрел наверх, ожидая ответа.

— Говорите, — раздался голос откуда-то изнутри.

— Я застрял, — ответил Алексей, машинально обращаясь к источнику звука.

— Ну говорите, лифт застрял? Вы в лифте?

— Лифт застрял, грузовой, — склонившись к панели Алексей как можно четче ответил. От нетерпения холодело в груди.

— Вы в лифте?

— Да, я нахожусь в лифте. Я в лифте.

— Поняла, ожидайте мастера.

— Хорошо, спасибо.

8.15 показал смартфон. Машина во дворе сообщила, что двигатель начал остывать. Пробки наверно собрались, проще было бы на метро успеть.

Алексей вытер пот со лба и расстегнул куртку. В кабине лифта было жарко и душно. От застойного духа парфюма тошнило, слух раздражала болтовня снизу, сдобренная доброй щепоткой визгливого лая.

— Это она гулять хочет, ты моя золотая.

— Ничего, сейчас мамочка тебя выведет гулять. А как наш выступил на Евровидении? Такой красивый мальчик.

— Говорят, что он из этих.

— Да что Вы говорите! Ай-яй, а такой красивый, что ж нам только страшные достаются?

Обе женщины громко рассмеялись, собака поддержала громким визгом.

Алексей в сердцах топнул ногой, это было невыносимо. На совещание он уже точно не успеет, где этот чертов ремонтник? Он нажал кнопку вызова.

— Что у Вас случилось, грузовой?

— Когда ремонтник придет?

— Я его уже вызвала, ожидайте.

— Но я опаздываю.

— Ремонтник уже вызван, у него три объекта, скоро будет.

— А он не может сначала сюда приехать?

— Нет, все в порядке очереди.

Алексей хотел еще что-то сказать, но спрашивать было нечего. Он буркнул слова благодарности и начал расхаживать взад и вперед по лифту.

Смартфон в кармане провибрировал. Всплыло уведомление вайбера от Vika-star.

«Ты где?»

«Я застрял в лифте».

«Ты че, дурак?».

«Вика, я застрял в лифте. Жду ремонтника».

«Шеф ходит, ищет тебя. Готовь вазелин».

«Я ему сейчас позвоню, скорее всего к началу не успею».

Свернув вайбер, он попытался набрать номер офиса, но соединение постоянно обрывалось. Значок оператора мигал. Он попробовал набрать шефа на мобильном, связи не было.

«Шеф спрашивает, когда ты будешь» — вайбер пробился сквозь бетонную шахту.

«Я не могу ему позвонить, связи нет».

«Так когда ты будешь?».

«Если ремонтник скоро придет, то через час».

Вайбер умолк, телефон вновь показал плохой прием и значок оператора скрылся.

«Шеф сказал, что если не придешь вовремя, то можешь и не приходить», — откликнулся вайбер через десять минут.

«Ты где?» — всплыл ватсап Сереги, менеджера соседнего отдела.

«В лифте застрял».

«Это залет чувак. Ты выступаешь первым».

«Почему? Я же должен был после вашего отдела выступить?».

«Шеф сказал, что сначала посмотрим итоги коммерческого отдела, а потом посмотрим, имеет ли смысл других выслушивать. Сорян брат».

«Спасибо за инфо».

«Держись;)».

«Ты подготовил презентации с отчетами?» — вайбер Вики вновь активизировался.

«Да, я вчера до ночи сидел над ними».

«Они у тебя в папке, да?».

«А зачем тебе?».

«Мы выступаем первыми. Шеф сказал, чтобы я выступила».

«В папке «Итоги».

«Уже нашла. Не скучай там, зая;)»

Гадливое чувство возникло у него в душе. Наружу рвалось что-то мерзкое, перемешанное с досадой и злостью на всех вокруг.

— Сука, — громко выругался он, но испугавшись своего голоса, обернулся. В кабине, как и раньше никого не было.

Голоса внизу давно стихли. Лифт в соседней шахте перестал метаться вверх-вниз, в подъезде было тихо. Несколько раз ему казалось, что пришел ремонтник, но это были всего лишь пара собаководов, устало прошаркавших по площадке и унесенных на последние этажи.

В полной тишине он слышал, как наверху выбрасывали мусор, курили, сплевывая в открытое окно. Время почти остановилось, голова налилась теплым шумом. Алексей выбрал место в углу и сложил куртку на портфель. В костюме было жарко, он ослабил галстук и расстегнул ворот рубашки.

Грубо крашеная металлическая панель лифта приятно холодила голову, он поудобнее оперся левым плечом и закрыл глаза.

Недосмотренный сон куцыми обрывками появлялся перед ним, смешивая реальность с забытьем. Оживающие картины и события не несли ничего для хотя бы малейшего осмысления. Он почувствовал себя сильно усталым, захотелось получше улечься и расслабиться.

Алексей сполз вниз, резко дернувшись при выходе из забытья. Некоторое время он озирался, осознавая себя в лифте. Телефон вновь что-то прожужжал в кармане. Часы уже показывали половину десятого.

Дверь внизу стукнула о магнитный замок, и послышались уверенные шаги. Ухо с трудом улавливало разговор внизу, видимо разговаривали в каморке.

— Да этот большой застрял. Да часа два наверно, я не помню, — консьержка нараспев отвечала.

— Ладно, я наверх. Там кто-то был?

— Да вроде нет.

— Я здесь, — хрипло проговорил Алексей.

— Вы в лифте? — мужской голос постучал по двери на первом этаже.

— Да, между первым и вторым.

— Вы ехали наверх или вниз?

— Вниз?

— Куда?

— Вниз! — крикнул Алексей.

— Подождите, сейчас я Вас выпущу.

Алексей поднял вещи с пола и стал ждать. Он готовился к резкому толчку, но ничего не происходило, ожидание длилось нестерпимо долго.

Наверху послышалось шуршание, скрип поистертых роликов. Крыша содрогнулась от удара спрыгнувшего тела. Послышались шаги наверху.

— Сейчас открою, — мастер начал наверху что-то вращать и двери лифта стали медленно открываться.

Алексей увидел, что он проехал от второго этажа всего метр. Двери на этаже открывались со значительным трудом, слышно было, как мастер тяжело дышит. Как створки чуть раздвинулись, Алексей сунул руку и, упершись ногой, со всей силы давил створку от себя. Дверь упиралась, но медленно отворялась. Открывшись наполовину, дверь встала колом.

— Сможете пролезть? — спросил его мастер.

— Да, — Алексей побросал вещи вперед и, уже не боясь запачкаться, полез.

— Спасибо что выпустили, — Алексей отряхивал белую пыль от брюк. Рукава пиджака были выпачканы чем-то серым.

— Я бы раньше пришел, но что-то сегодня день такой видимо, это уже четвертый с утра.

— Да, день сегодня так себе, — согласился Алексей, — Помощь нужна?

— Нет, тут все ясно, опять датчик дверью расклинило.

— Хорошо, удачи.

— До свидания, — мастер несколько раз ударил молотком, разнося звон по всему подъезду.

Уже спускаясь по лестнице вниз, Алексей услышал, как дверь на втором этаже медленно, тяжело скрипя, открылась.

Машина приветливо помигала фарами, когда он подошел к ней. Двигатель почти совсем остыл, рука привычно потянулась к кнопке зажигания, но остановилась на полпути. Телефон не переставал жужжать, принимая все новые сообщения.

Алексей бегло пролистал, все неотвеченные звонки. Он набрал офис.

— Привет. Да, я. Так получилось, да, давай, — в трубке заиграла знакомая мелодия, он поставил телефон на громкую связь, т. к. знал, что шеф всегда держит паузу.

В машине было холодно, но включать двигатель не хотелось, собственно и ехать не хотелось вовсе. Ожидание из тревожного переменилось на апатично вялое, зная характер руководства, он вполне представлял себе принятое решение.

В трубке мелодия оборвалась и хриплый голос громко кашлянул.

— Андрей Геннадьевич, это Алексей. Да, выбрался, спасибо… Да, я все понимаю… но, но все же… нет, но в этом нет моей… это понятно… но его подготовил я… Вы думаете?.. и это не имеет значения?.. — Алексей устало слушал долгую тираду, описывающую его как самого плохого сотрудника. Он начал зевать. — Это Ваше окончательное решение? Вы считаете, что это справедливо?.. Хорошо, меня это тоже устраивает… А, Вы уже все подготовили… Да, завтра приеду и все подпишу. До свидания.

Он бросил трубку на пассажирское сиденье. Нервная дрожь в руках от разговора начала передаваться всему телу. Градусник за бортом показывал -10.

Что ж, на работу смысла уже ехать не было, тем более что он бросил портфель назад, сунул телефон в карман куртки и вышел из машины.

Попрыгав на месте, чтобы согреться, Алексей обдумывал, чем ему заняться сегодня.

«Вечером придешь?» — написал он Вике. Ответа не последовало, он удивленно приподнял бровь и криво усмехнулся.

Машина расстроенно пискнула сигнализацией, сегодня мерзнуть одной у подъезда. Когда он уже прошел дворы насквозь и вышел на улицу, телефон несколько раз провибрировал.

«Сегодня не смогу, много работы, поздно закончу, не обижаешься?»

«Когда сможешь? Я теперь человек свободный»

Вика не отвечала, он решил позвонить, но в этот момент его сильно толкнули в плечо.

— Что встал на дороге, козел, — полноватый мужчина отпихнул его в сугроб. — Шатаются без дела, мажоры.

Алексей захотел догнать его, выбрался из сугроба, отряхнулся. Мужчина перешел дорогу и направился в «Пятерочку».

«Черт с ним, — подумал Алексей».

Телефон в кармане вновь провибрировал.

«Пока не знаю, я тебе позвоню, хорошо зай?».

«Ну, понятно, — кривая улыбка исказила его лицо, захотелось забросить этот кусок пластмассы подальше. Воспоминания волной обожгли грудь, чувство досады перемешивалось с гадливостью к своему малодушию, его это задело. Сильнее закутав шарф, он быстрым шагом направился в сторону набережной.

Лед, намертво заковавший канал, был густо засыпан свежим снегом, по которому с важным видом ходили две вороны. Подчас они вязли в снежной перине, перекаркиваясь друг с другом. Ветра почти не было, на прояснившемся небе появилось заспанное зимнее солнце, слегка прогревая воздух.

Набережная была пуста, только вдалеке виднелись две темные фигуры, Алексей не смог разглядеть их, глаза немного слезились от задуваемого редкими порывами ветром снега.

Вороны между тем развлекались в свое удовольствие, начало казаться, что они устроили небольшое соревнование, кто быстрее. Наблюдая за их игрой, Алексей не заметил, как к нему подошли двое полицейских.

— Сержант Коростылев, — представился один из них, второй же стоял чуть поодаль, держа автомат на плече дулом вниз. — Прошу предъявить документы.

— Здравствуйте, — Алексей нервно дрогнул, появление этих двоих стало для него неожиданностью, а накрывшая его дрема от жалостливых по отношению к себе мыслей, не сразу позволила оценить ситуацию. — А что собственно случилось?

— Пока ничего, плановая проверка, — ответил сержант, пристально смотрящий на Алексея в ожидании документов.

— У меня с собой только водительские права, — он достал из внутреннего кармана книжку с документами и протянул ее.

Сержант долго изучал документы, исподлобья поглядывая на Алексея.

— Все в порядке, — сержант вернул ему документы. — Почему один гуляете?

— День такой, — пожал плечами Алексей. — Меня сегодня уволили, вот решил прогуляться.

Сержант понимающе кивнул. Рядовой с автоматом снял шапку и почесал начавшую лысеть голову.

— Понятно. Будьте внимательны, до свидания,

— А что случилось?

— Да маньяка ищем, — сплюнул рядовой. Сержант неодобрительно посмотрел на него, тот поправил шапку, и они оба удалились.

«Маньяка, вот те раз, — подумал Алексей, — разве я похож на маньяка?».

Он достал телефон и в потухшем экране попытался рассмотреть себя. Да уж, морда осунувшаяся, болезненного вида. Действительно похож, да еще шатается без дела по безлюдной набережной.

Голод наконец напомнил о себе, поэтому он решил оставить ворон с их проказами и направился по склону к лестнице наверх. Засыпанные утрамбованным снегом маленькие деревянные мостики через слабо журчащие ручейки приятно скрипели под ногами, на укутанных снегом ветках вдалеке казались редкие зимние птицы, но приглядевшись, он понимал, что там никого нет.

Около длинной лестницы, уходящей далеко вверх по склону, стояла молодая женщина с коляской. По всему видимо она раздумывала, как поудобнее взяться или пройти далеко вперед, где дорога пологим подъемом выводила на улицу из парка.

— Давайте я помогу, — Алексей доброжелательно улыбнулся, вспоминая свою усталую мину, но улыбка получилась такой же уставшей.

— Ой, как Вы меня напугали, — она добродушно рассмеялась. — Если не сложно, нам бы наверх поскорее, а то нагулялись, да?

Она поправила одеяло у ребенка, тот что-то проагукал в ответ.

Коляска оказалась тяжелее, чем он думал. Последние пролеты дались нелегко. Задыхаясь, он победно поставил коляску, малыш о чем-то ворчал.

— Ну, что такое? — женщина захлопотала около ребенка. — Дядю испугался? Спасибо Вам большое, коляска хорошая, но очень тяжелая, когда лифт ломается, не знаю что и делать.

— Да, лифт ломается всегда не вовремя.

— Это точно. Вот, это Вам за помощь, — она сунула ему глазированный сырок и, помахав рукой, довольно бодро покатила коляску вперед по дорожке.

Рассматривая оплату, он отметил, что это первая удача за сегодняшний день. Время уже шло к полудню, возвращаться домой не хотелось, и он направился к метро.

Сидя за столом франчайзинговой кофейни, но со стойким нашим колоритом, он листал телефон. Все его ленты были пусты, рабочая почта замолчала с самого утра и больше не показывалась. На душе начало устойчиво складываться ощущение, что он остался совсем один, но окруженный людьми, которым до него не было дела. Горько усмехнувшись, он свернул все.

Кофе начал остывать, за стойкой сменилось уже несколько групп студентов. Кофе был сильно сладкий и драл горло. Он резко встал и вышел на улицу.

Снежный вихрь обдал его жесткой пощечиной, замотав обожженное лицо шарфом, устремился в подземку.

Открытая платформа была занесена тонким слоем снега, задуваемого резкими порывами. В центре платформы сотни ног замесили густую темную кашу, многие поскальзывались, хватаясь руками за столбы.

Поезд, покачивая широкими боками, неспешно подъехал на станцию. Толпа напряженных людей сбила его с ног, обдав фонтаном нелестных эпитетов.

Алексей уже забыл, когда в последний раз ездил в метро, освещение, атмосфера, запах нескольких пассажиров, заполнявший все вокруг — все это заставило кровь сильнее стучать в висках, стало душно и тошно от духоты. За окном вагона проплывали бетонные заборы, с налипшими белоснежными шапками, справа показалось ремдепо, с красными, еще довоенными зданиями, величественность которых померкла с годами, краска облупилась большими пятнами, но все равно они заметно выделялись среди однотипной панельной застройки, и смотрелись интересней, чем новые кварталы, видневшиеся сквозь снежную дымку вдалеке.

Так в раздумье Алексей проехал несколько остановок. Вдали показался уже кусок Краснопресненской набережной, и он решил выйти.

«Киевская» схватила его крепким потоком и выплюнула на улицу. Пустая площадь перед ТРЦ уже полностью была запорошена снегом, исчерченная косыми нитями нестройных следов.

Привычный маршрут стал неузнаваем, шум десятков машин, шлепанье и гомон голосов, порой крикливых, но столь же неразборчивых, вязкая каша под ногами, стремившимися все время разъехаться — ему казалось, что он попал в другой мир, не то, что он привык видеть в лобовом стекле. И когда он сумел стать выше него, чувствуя себя джентльменом, по воле судьбы попавшем в портовые трущобы.

Ворох подобных мыслей шелестел в его голове, в которую лезли все новые воспоминания из давно прочитанных книг, а может фильмов. Напевая песенку бродяги, он неожиданно для себя поднялся на мост и уже прошел его половину.

В кармане завибрировал телефон, номер был незнакомый.

— Да, — сипло ответил он.

— Алексей, добрый день, — бодрый голос в трубке заставил его очнуться от тупой задумчивости. — Я тебе сегодня целый день пытаюсь дозвониться. Мне сказали, что ты уволился.

— Да, добрый день, Павел Николаевич. Так сказать уволился. А что Вы хотели?

— Хотел обсудить с тобой спецификацию, что-то мне в ней не нравится, но ты что правда больше не работаешь?

— Правда, но Вы спрашивайте, я помню запрос.

— Да ладно, черт с ним. Уволили что ли?

— Да, уволили по собственному неожиданному желанию.

— Знакомая формулировка. А что делать собираешься?

— Да пока не знаю, возьму пару недель, к родителям съезжу, — эта неожиданная, и в то же время простая мысль, сказанная по инерции, виделась теперь единственным верным решением, а ведь об этом и не думал.

— Ты молодец, родителей не надо забывать. Ну а потом что думаешь? — голос в трубке заговорщически перешел на шепот.

— Честно, не знаю, — Алексей искренне вздохнул и присел на лавку.

— Не переживай, работу найдешь. Сам-то кто по образованию?

— Инженер-технолог.

— А что ж в коммерцию ушел? Молодой же, занялся бы делом.

— Вы говорите прямо как мой отец, — он рассмеялся, представив как они оба насели бы на него.

— Вот так значит, дело говорю. Ну ладно, не переживай, если что, звони, мастера нам нужны.

— Спасибо, я подумаю.

За стеклянными стенами моста уже разливалось ленивое зимнее солнце, отражаясь теплыми бликами от наледи на стеклах.

Алексей долго смотрел на то, как солнечный луч искрился на пушистом снеге, засыпавшем насколько хватало глаз, все русло реки. Выбрав контакт, он с непонятно откуда подступившим замиранием в сердце отстукивал в голове каждый гудок. Через пару минут ответили.

— Алексей привет.

— Привет, папа.

19.06.2016 г.

Ларс

Предисловие:

Ларс — это кличка кота, но не он является главным героем повести, и в то же время произошедшее с ним трагическое событие помогает взрослым лучше узнать друг друга, а детям повзрослеть.

(прим. автора: основная музыкальная тема повести «Март»: https://vk.com/music?z=audio_playlist490644596_1).

1.

Серая машина с начищенным кузовом, отливающая в свете ночных фонарей красноватым металлическим блеском, неторопливо свернула с заснеженной притихшей магистрали, уходя дальше вглубь квартала. До рассвета оставалось еще больше двух часов, зимний спящий город встречал путников пустынными улицами и удивленным светом фонарей, выхватывавших из черноты декабрьского предрассветного часа одинокие машины. На заднем сиденье, прислонившись к мягкой игрушке, дремала девочка, уткнувшись в белого медведя бледным личиком. Рядом с ней спала женщина, неестественно ровно сидя на упругом диване.

— Пап, а мы скоро приедем? — прошептала сквозь сон девочка.

— Уже подъезжаем, Дашуль, — тихо ответил водитель, бросив взгляд в зеркало заднего вида, повернутое так, чтобы ему было лучше видно спящую дочь.

— Правда? — девочка встрепенулась и стала тереть заспанные глаза.

— Правда, посмотри, скоро уже наша улица, — водитель махнул рукой налево, машина остановилась у перекрестка, ожидая, когда сработает медленный ночной светофор. Перед ними прогромыхал оранжевый мусоровоз, а за ним две машины такси, идущие, почему-то, вместе, почти бампер в бампер. — Я думаю, что он спит.

— Нет! — горячо воскликнула девочка. — Он не может спать, я же ему сказала, когда мы приедем.

— А? Что? — встрепенулась женщина. — А, подъезжаем. Даша, одевайся.

— Я готова, мама, — девочка натянула толстую зеленую шапку на густые темно-каштановые кудри, все же выбившиеся из-под шапки непослушными локонами на лоб, легко щекоча носик.

— Дай, я поправлю, — женщина потянулась к дочери и ловко заправила кудри под шапку. — Смотри, вот так лучше.

— Нет, мне нравилось до этого, — огрызнулась девочка и отвернулась к окну, всматриваясь, как машина приближается к их дому.

— Даша, это что такое? — удивилась женщина, нахмурив идеальную линию черных бровей. — Это все твое воспитание.

— Свет, оставь ее в покое. Она устала, — ответил водитель, поворачивая во двор.

— А я не устала, значит? — возмутилась женщина, надевая меховую шапку на ровно уложенные прямые черные волосы. У нее был идеальный, будто бы очерченный рукой художника тонкий нос, капризные губы были слегка полураскрыты, не то в усмешке, не то в легком флирте, черные глаза сверкнули на дочь, но она нежно поправила на ней шарф, красиво укладывая выбившиеся волосы под куртку.

— Но ма, нам только добежать! — негромко возмутилась девочка, но не стала сопротивляться. — Не хочу!

Девочка, повернув к матери встревоженное лицо. Она была очень на нее похожа, такие же ровные тонкие черты лица, красивый капризный рот, белая кожа, но сильно выделялся длинный тонкий нос, доставшийся явно от отца. Она стала его усиленно чесать, водитель, машинально, принялся делать то же самое.

Машина зарулила на парковку возле дома, Даша в нетерпении сжимала ручку двери, проверяя то и дело замок, но дверь была закрыта. Водитель профессионально встал на свободное место, слегка запорошенное свежим утренним снегом, и открыл замок. Даша тут же выскочила из машины, с недоумением смотря на родителей.

— Ну, идемте же! — нетерпеливо воскликнула она.

— Разбаловал ты ее, Дима, — недовольно проговорила Света и вышла, расправляя на себе короткую шубу, не скрывающую длинные черные сапоги на высоком каблуке и черные брюки.

— Брр, как холодно.

— Дашуль, возьми пока гостинцы от тети Наташи, — сказал отец, вытаскивая из багажника несколько объемных пакетов, маленький он отдал довольной дочери. Даша подскочила к нему и схватила пакет, второй рукой она потянула его к дому.

— Все идем, идем.

Они вместе вошли в подъезд высокой башни, за столом мирно дремал консьерж, любитель посидеть с друзьями до утра. Даша показала на него пальцем и засмеялась.

— Не буди, он на посту, — улыбнулся отец, положив ему вчерашнюю газету, которую он прихватил из машины.

Лифт скоро доставил их до девятого этажа. Даша с шумом бросилась из него, громыхая ботинками по выложенному мозаикой полу из светло-бежевого и коричневого кафеля. Отец подошел следом и открыл дверь. В темноте пустой квартиры, блестя ворвавшимися из коридора лучами света, горели два внимательных больших глаза.

— Ларсик! — воскликнулаДаша и вбежала в квартиру, падая на колени возле большого британца, стойко переносящего удушье от ее искренних объятий.

— Даша, почему ты обувь не сняла? — возмутилась мама, бережно вешая свою шубу на вешалку. — Давай, раздевайся. Еще успеете наобниматься.

— Сейчас, мама! — Даша быстро взглянула на нее, блестя счастливыми глазами, и вновь стала душить кота. — Ларсик, ты ждал нас! Я же говорила, пап! Я была права, права!

— Да, ты была права, — отец забрал у нее толстую шапку с головы и подмигнул коту. — Ларс, привет.

Кот ответил радостным мяуканьем, по-собачьи виляя хвостом. Даша, наконец, отпустила его и быстро разделась, отдав одежду отцу.

— Даш, иди, помой руки, — сказал отец, вешая ее вещи. — Кушать будешь?

— Немного, — крикнула Даша из ванной. Возле нее уже хвостиком ходил кот. — Ларсик, а ты не голодный?

Кот весело замяукал, обтираясь о ее ноги. Они вместе побежали на кухню, где ее схватила мама и стянула с нее яркий желтый свитер с красными и синими полосками, вырисовывавшими затейливый орнамент.

— Омлет будешь? — спросил отец, входя на кухню. Он уже снял свой свитер и оставался в светло-бежевой рубашке. Он надел фартук и подошел к холодильнику.

— Я пойду спать, — сказала мама, расстегивая длинную кофту. — Как можно есть в такую рань?

— А мы можем! — ответила ей Даша, глядя влюбленным взглядом на кота, внимание которого уже было полностью отдано холодильнику и хозяину, повелителю холодильника.

— Дим, проконтролируй, чтобы она поспала. Ей завтра в школу, — сказала Света и ушла в комнату. Вскоре она появилась в длинном халате и скрылась в ванной.

— Хочешь дать Ларсику колбаски? — Дима протянул дочери кусок вареной колбасы, которую он нарезал кубиками для омлета.

Даша подбежала к нему и стала заигрывать с котом, маня его куском колбасы. Кот вставал на задние лапы и пытался выбить заветное лакомство из ее рук. Игра нравилась и ему, и ей. Даша шумно смеялась, но скоро отдала колбасу коту.

— Заслужил, — похвалил его отец, ставя сковородку на плиту.

— А можно я? — Даша побежала к вешалке на стене и надела яркий оранжевый фартук с мультяшными героями.

— Конечно, лук порежешь?

— Нет, давай лук ты, а я пожарю, а? — она игриво посмотрела на отца.

— Хорошо, сейчас порежу, — он достал из холодильника половинку небольшой луковицы и быстро нашинковал ее увесистым ножом.

Кот, съевший колбасу, делал вид, что мылся, поглядывая искоса на людей, не перепадет ли еще что-нибудь. Быстро сделав ритуал мытья, скорее для хозяев, сам он особо не пачкался, кот улегся около батареи, нагло распластавшись всем телом на полу.

— Ларсик наелся, — хихикнула Даша.

— Ну, еще бы, ты ему как на роту солдат еды насыпала. Вон, даже не справился, — Дима кивнул на полупустую миску у входа на кухню.

— Главное, чтобы не голодал! — Даша бросила лук в раскаленное масло, лук зашипел, и кухня наполнилась заманчивым запахом готовящейся еды.

Следом полетела колбаса, Даша аккуратно и методично перемешивала, еще не чувствуя той легкости опытного повара, но верно повторяя подсмотренные у родителей движения, пытаясь копировать отца в стремительности действия. Дима взбивал яйца с молоком, наблюдая за тем, как старается дочь.

Из ванной, на запах, вышла Света. От нее пахло мылом и свежестью. Она распустила волосы по плечам, превратившись в обыкновенную милую женщину, смывшую с себя бессмысленный дома пафос.

— Решила с нами поесть? — спросил Дима, подвигая к Даше миски с нарезанными помидорами и зеленью. — Даш, посоли слегка.

— Столько хватит? — Даша потрясла солонкой над сковородой.

Дима кивнул и насмешливо посмотрел на жену.

— Конечно, — ответила она ему не менее насмешливым взглядом. — Чтобы вам меньше досталось.

— Тут всем хватит! — звонко сказала Даша, выливая взбитые яйца в сковороду. Она убавила накал и закрыла крышкой.

Света встала из-за стола и принялась готовить бутерброды. Даша суетилась с чайником, вымеряя, сколько ложек кинуть в заварочный чайник, потом она разделила омлет на троих, отдав большие части маме и папе, и они сели есть. Дима тут же переложил часть своей порции Даше, сказав, что он будет бутерброды. Света положила перед Дашей нарезанные яблоки и груши, не позволяя дочери даже возразить, усмиряя ее взглядом. Даша съела первая, и Света отдала ей часть омлета, сославшись, что уже наелась.

Родители еще пили чай, когда Даша уже убежала в свою комнату, кот быстро побежал за ней. Непродолжительная возня за стенкой вскоре прекратилась, и квартира наполнилась глухой тишиной.

— Уснули, — улыбнулся Дима.

Света бесшумно встала и подошла к приоткрытой двери дочери. На кровати спала крепким сном Даша, укутавшись в одеяло, а рядом свернулся клубком кот, уткнувшись головой в ее плечо. Света подняла разбросанные на полу вещи, уложив их на стул, и выключила свет.

— Спят, — прошептала она, принимаясь за чай. — Хулиганка.

— Да ладно тебе, еще успеет барби стать.

— Это ты на меня намекаешь? — Света блеснула на него глазами.

— Не начинай.

— Я пошутила. Идем спать, — она встала и принялась укладывать посуду в посудомоечную машину.

— Мне надо поработать, — замялся он.

— Прекрати, — сказала она, бросив на него гневный взгляд. — Ты можешь хоть день провести с семьей?

— Ну, мы же три дня были вместе, — удивился он.

— Мы были у твоей сестры, — спокойным голосом сказала она. Закончив, Света подошла к нему и погладила его по темно-каштановым волосам, вглядываясь в темные, почти черные, карие глаза. — Ты же обещал Даше в парк с нами сходить, помнишь?

— Помню, — он погрустнел и задумался. — Хорошо, поспим пару часиков и пойдем. Ей же надо еще к школе подготовиться.

— Идем, — Света взяла его за руку и потянула в спальню.

2.

Свежий морозный ветер хлестал по разгоряченному лицу. Снежный настил, непривычно стойкий для этого времени, поблескивал озорными огоньками, веселил и так уже разгоряченный взгляд после стремительного марша на лыжах. Дима резко остановился, тяжело дыша ртом. Света с Дашей безнадежно отстали, только-только их фигурки появились при выезде из стены заснеженного леса, медленно приближавшиеся к нему. Он лихорадочно осмотрелся, чувствуя, как в детстве, странное ощущение полета и нестерпимого желания двигаться, чувствовал свою силу и легкость, несмотря на то, что отвыкшие мышцы уже просили пощады, настойчиво постанывая. Он буквально захлебывался от восторга, не желая впускать в голову ни единой мысли — только он, снег, снег и больше ничего. Впереди в беседках уже расположились уставшие лыжники, попивающие горячий чай или глинтвейн из закусочной неподалеку.

— Ну, ты дал! — Света устало облокотилась об него, жарко дыша ему в лицо.

— Даш, ты как? — спросил Дима, глядя на запыхавшуюся дочь.

Даша помотала головой и продолжила шумно дышать, хватая ртом воздух.

— Не дыши ртом, простудишься, — сказала Света, не в силах сама дышать иначе.

— Ну что, может еще кружок? — спросил Дима, криво ухмыляясь.

— Если хочешь, то давай, — Света кивнула Даше, и они поехали в сторону беседок. Дима поехал за ними. — Что же ты?

— Мне одному скучно, — ответил он.

— Да ладно, просто скажи, что устал, — сказала Света.

У беседки Дима принял у них лыжи и остался очищать их. Света и Даша устало плюхнулись на свободные места за большим столом, Даша положила голову на сложенные руки и внимательно разглядывала собравшихся спортсменов. Дима принес три стакана дымящегося чая и несколько сочников и сел рядом с дочерью. Света придирчиво взглянула на сочники, но взяла один.

— Здравствуйте, — раздался осторожный тоненький голосок.

— Женька! — воскликнула Дашка и соскочила, чуть не опрокинув свой стакан с чаем.

— Привет, Женя, — поздоровался Дима с подошедшей к ним подружкой дочери, тоненькой высокой девочке с голубыми глазами. Она была совсем не похожа на его дочь, но было нечто общее в их взгляде и манере говорить и казалось, что они сестры. — Тоже на лыжах решили?

— Да, дядя Дима, — сказала Женя и слегка покраснела от его внимательного взгляда. — Тетя Света, какая вы красивая.

— Ой, Женечка, это ты красивая, мне уже не положено, — ответила ей Света, не без удовольствия принимая ее комплимент.

Подошли родители Жени со старшим братом. Все были разгоряченные, краснолицые.

— Привет, — Дима встал и пожал руку ее отцу, высокому, уже слегка грузному мужчине, но с веселым добродушным лицом и голубыми, как и у детей, глазами. Сын был очень похож на него, такой же высокий и подтянутый, как его отец много лет назад, с русыми волосами.

— Ты прикинь, они меня решили укатать! — воскликнул он и засмеялся.

— Ой, тебя укатаешь, — сказала его жена и села рядом со Светой. Она имела явную склонность к полноте, чего очень стеснялась. — Как дела, как съездили?

— Да нормально, — Света вложила в это «нормально» максимальное количество безразличия, но Дима не заметил, все еще обсуждая с отцом Жени лыжную прогулку. — Как у вас дела, вы, кстати, ходили на эту выставку?

— Оль! Ты будешь что-нибудь? — спросил ее отец Жени.

— Только чай, без сахара. Коль! Коля! — крикнула она отошедшему уже мужу. — Смотри, чтобы Женька на сладкое не налегала.

— Ей можно, столько калорий сожгла! — добродушно махнул он рукой, уходя с сыном в закусочную.

— Рома серьезный стал, — Света улыбнулась подруге. — Красивый, и не подумаешь, что в Колю пошел.

— Ну, ты скажешь, — заулыбалась Оля, беря у подруги половину недоеденного сочника. — Тебе уже много.

— Бери-бери, а то я остановиться не могу, а Дима меня все время провоцирует.

Дима, пока Оля не видела, придвинул к Жене тарелку с сочниками, весело подмигнув. Женя зарделась еще больше, но схватила выпечку и, запивая чаем из стакана Даши, быстро съела.

— Ее мама в модели готовит, — шепнула Даша и засмеялась, подтолкнув смущенную подружку.

— Нет, у меня просто скоро экзамен в балетной школе, — сказала Женя, с тоской глядя на оставшийся сочник, Дима кивнул ей, и быстро забрал тарелку к себе, когда Женя схватила последний.

Вернулись Коля с Ромой. Мальчик сел рядом с отцом, искоса поглядывая на тетю Свету, сильно смущаясь от ее ответных подразнивающих взглядов.

— Рома в этом году экзамены сдает, — сказала Оля.

— Совсем взрослый стал, — сказала Света, и они с Олей расхохотались.

Рома, не понимая их веселья, но чувствуя, что это обращено к нему, занервничал, ерзая. Коля пожал его плечо большой ладонью и, крякнув, сказал. — Женщины, да, они такие. Учись, сынок, перед тобой хорошие учителя.

— Ты на что это намекаешь? — возмутилась Оля.

— Не на что, дорогая, — ответил он ей, глядя в такое же, как у дочери, тонкое бледное лицо с ярко-голубыми глазами.

— Мы пойдем, погуляем? — Даша соскочила с лавки, увлекая за собой подругу.

— Давайте, только недолго, — Коля сунул им по паре пирожков, несмотря на гневные взгляды жены. — Ну, Оль, ну голодные же.

— Дома поговорим, — сказала Оля и вздернула свой носик.

Девчонки убежали в снежный городок, спрятавшись от контроля взрослых за невысоким снежным теремом.

— Ты не представляешь, как я хочу есть — сказала Женя, жадно набросившись на пирожки, Даша отдала ей один свой, видя, что подруга в одну секунду умяла все. — Мама все боится, что я не пройду по весу, а я и хочу не пройти. Знаешь, как мне все это надоело!

— Не понимаю, почему она тебя заставляет? — пожала плечами Даша.

— Свои мечты реализует, — важно сказала Женя, пародируя свою маму. — Помнишь, нам в школе рассказывали про это.

— Да, там такой смешной учитель был, ха-ха-ха.

— И вовсе не смешной, — обиделась Женя.

— А, он тебе понравился, понравился!

— Нет, просто он несмешной, — еще больше залилась краской Женя.

— Не хочу завтра в школу.

— А ты подготовила доклад?

— Нет, я же только сегодня приехала. Да, набросаю что-нибудь. Сейчас в инете найду.

— А я написала, сама, — гордо сказала Женя. — Даже в библиотеку ходила. Там так интересно.

— Да ну, глупости.

— Нет, правда, надо сходить вместе, тебе понравится.

— Нам надо в штаб сходить, — сказала Даша и оглянулась, не подслушивает ли ее кто-то. Тут сзади в нее врезался снежок, потом еще. — Эй!

— Вон они! — крикнула Женя, уворачиваясь от нового снаряда.

Девчонки, атакованные ребятами с другого конца снежного городка, спрятались за теремок, торопливо скатывая снежки.

— Ромка! Ром! — позвала Женя брата, тот услышал, и, оценив обстановку, побежал к ним, не желая больше оставаться за столом, где две женщины продолжали обсуждать его будущее, то и дело посмеиваясь.

— Совсем парня засмущали, — покачал головой Дима.

— Ничего, зато потом не будет мямлей, — сказала Света.

— Ты на кого это намекаешь? — поднял брови Дима.

— А так, был один, — усмехнулась Света.

— Так, дамы, может по глинтвейну? Дим, вы на машине? — Коля стал потирать руки в предвкушении горячего напитка.

— Нет, мы пешком, тут же недалеко, — ответила Света.

— Вот и мы, потащились пешком! — возмутилась Оля, но Коля ее уже не слышал, убежав за стаканами.

— Смотри, сам меня домой понесешь, — сказала Света.

— Дотащим, как-нибудь, — ответил Дима.

— Слушай, а ты смотрела, я тебе скидывала ссылку на платье? — возбудилась Оля, ближе пододвигаясь к Свете.

— Началось, — безнадежно выдохнул Дима.

— Потерпи, милый, это ненадолго, — ласково сказала Света и вернулась к подруге, обсуждая новые наряды.

— А, трепятся, — сказал Коля и шумно выпил, расставляя стаканы с глинтвейном.

— Трепятся, — зевнул Дима. — У вас как дела?

— Да все нормально, что у нас может измениться. Про Ромку ты знаешь, а с Женькой, эх, ну ничего, лишним не будет. Дашка то на стрельбу ходит?

— Да, ей, вроде нравится. Уже скоро на взрослый разряд пойдет.

— Ну, дай бог, — Коля шумно выпил. — Я тут рядом один ресторанчик разведал, недавно открылся, пойдемте?

— А с лыжами что делать?

— Да там и бросим, в гардеробе. Там простые люди, без пафоса.

— Не вопрос. Свет, пойдем, поедим? Коля предлагает хорошее место неподалеку.

— Этот тот небольшой дворик, как же его? — спросила Оля.

— Да-да, именно.

— Ой, а давайте, — Оля обрадовалась. — Там хорошо готовят.

— Я не против, — сказала Света. — Надо детей собрать, где они?

— Там, воюют, — Коля махнул рукой в сторону снежного городка, где продолжалась снежная битва.

В небольшом кафе было немноголюдно, молодые официанты из студентов ближайших общежитий скучали у барной стойки, изредка показывая друг другу найденное в инете на ярких телефонах. Пару раз заходили дамы в длинных шубах, забирая заказы в хрустящих бумажных пакетах. Где-то под потолком лилась незатейливая музыка, и даже голоса спорящих за столом у окна мужчин не мог нарушить покой этого сонного царства.

Они расположились у окна, сдвинув два стола друг к другу. Девчонки устало смотрели в свои тарелки, ковыряясь вилками в непонятном рагу из жареного кролика и зимних овощей. Старший брат Жени умело улизнул от этого единения семей, сославшись на желание готовиться к летним экзаменам, хотя до них было еще полгода.

— Так что ты считаешь, что не надо было ничего делать, да? — распалялся разгоряченный очередной порцией аперитива Коля, его жена уже успела объяснить внимательному официанту, чтобы им больше не приносили водки.

— Да, именно так. Зачем нам это все надо? Ты не подумал, как это все влияет на твою жизнь? Ну, ввязались в эту войну, а что дальше? Не наша та война. Вот ты можешь мне четко объяснить, за что мы воюем? — отвечал ему Дима с издевательски спокойной уверенностью в правоте своего мнения, что немало бесило Колю, распылявшегося еще больше.

— Ну, знаешь! Если все мерить только своим животом, так и все остальное тоже не нужно!

— А разве мы поступаем иначе? Я что-то не заметил, что ты записался в добровольцы и уехал на Украину или в эту пустыню арабов бить. Ты же здесь, в Москве, ах, как хорошо рассуждать в тепле и сытым о судьбах мира. Это мне напоминает разглагольствования дворянства второй половины XIX века где-нибудь в Баден-Бадене, там же особенно душа болит за Россию, — Дима издевательски засмеялся и хлопнул друга по плечу. — Нечего нам из-за этого друг с другом собачиться. У нас есть свои задачи.

— Нет, так не пойдет, — покачал головой Коля. — Ты пойми, если не мы их, то они нас, понимаешь?

— А разве они нас еще не это, а? — Дима усмехнулся, а Света погрозила ему пальцем, зная, что он хочет сказать. — Молчу— молчу. Так вот, Коль, а ты скажи мне, на какой машине ты на работу ездишь? А? Вот, то-то. А работаешь сам где? На кого? А? На них, так вот они нас уже… опа! И не раз, а мы и рады.

— Я не согласен, — надулся Коля, угрюмо глядя в пустую рюмку. — Это совсем другое. Тут речь идет о судьбе цивилизации.

— Ну, это ты брат махнул, — сказал Дима, принимаясь за уже остывший бифштекс.

— Вы нас уже достали своим спором, — сказала Оля, — среди вас есть дамы, давайте, развлекайте нас.

— А зачем? — пожал плечами Дима, ловя ехидный взгляд жены.

— Вот как? — возмутилась Оля. — Смотри, вот бросим вас и все.

— С горы бросите или что? — засмеялся Дима.

— Не, Дим, ты не прав, — сказал Коля, подзывая официанта. — Пару пива принесите.

Официант ушел, Оля недовольно посмотрела на мужа.

— Я думаю, что не правы все, — сказала Света, показывая официанту, что она тоже будет бокал пива.

— Как все? — опешил Коля. — Но так не может быть.

— Может, — уверенно сказала Света. — Это и есть наиболее частое событие. Когда есть финансовые интересы, правды быть не может. — Ты с ней не спорь, она у нас дипломированный историк, — сказал Дима, Света ехидно ухмыльнулась ему.

— Дети, а вы что будете? — спросила Оля, обратив внимание на скучающих девчонок.

— А можно мы пойдем погулять? — спросила Женя.

— А вам к школе не надо готовиться? — засомневалась Оля. — Вы все сделали.

— Да что там делать, — нетерпеливо махнула рукой Женя. — Пап, можно?

— Конечно, милая, гуляйте, только чтобы без опозданий, хорошо?

— Хорошо, папа! — обрадовалась Женя, вскакивая со стула и кивнув Даше.

— А мне можно? — спросила Даша, взглянув сначала на мать, а потом на отца.

— Ты решай, отец, — сказала Света, колко взглянув на мужа.

— Иди, гуляй. Телефоны при вас? — спросил Дима.

— Да, все в порядке, — Даша достала из кармана лыжных штанов телефон, Женя продемонстрировала свой. — Ну, мы побежали?

— Идите уже, — согласилась Оля, строго взглянув на девчонок.

— Спасибо! — выпалили девчонки и убежали к гардеробу.

— Растут, — задумчиво сказал Коля.

— Да, мы им уже не интересны, — вздохнула Оля.

— Да мы сами-то друг другу интересны? — спросил Дима. — Как не соберемся, так собачимся по всякой ерунде.

— Ну почему по ерунде? — возмутился Коля.

— О, пиво! — воскликнула Света, хватая свой бокал. — Пейте, давайте, петухи.

— Я бы был осторожнее в выражениях, — заметил Коля, беря свою кружку. — Оль, а ты не будешь?

— Нет, я не хочу. Лучше чай.

— И тортик, да? — усмехнулась Света.

— Нет, воздержусь, а то уже скоро на стул помещаться не буду.

— Да все нормально, — сказал Коля.

— Конечно, до тебя мне еще далеко! — сказала Оля, надув щеки и изображая мужа.

— Я же похудел, — обиделся Коля.

— Извини, милый, — Оля нежно погладила его по руке. — Да, Коля у нас сбросил пять килограмм.

— Что, дубленку перестал носить? — спросил Дима.

— Ах ты, гад! — засмеялся Коля, толкнув друга в плечо.

Через двадцать минут они распрощались на перекрестке. Дима нес три пары лыж, плотно прижав под мышкой правой рукой. До дома они шли молча, изредка Света останавливалась около какого-нибудь дома, разглядывая новогодние украшения витрин магазинов.

— Что, пора уже елку ставить? — спросил Дима.

— У нас? А зачем? — удивилась Света, специально округляя глаза и моргая длинными черными ресницами. — Ты что, собрался Новый год с нами проводить?

— Хорош подкалывать, — Дима помрачнел и пошел вперед.

— А я не прикалываюсь, — сказала Света, догнав его. — Вспомни, когда ты в последний раз был с нами на Новый год?

— Я тебе уже все объяснял.

— А мне не нужны твои объяснения, и Даше не нужны. Может и ты нам не нужен, а?

Дима насупился и до самой квартиры не проронил ни слова. Пока он убирал лыжи на балкон, Света разделась и пошла в душ. Дима повесил сушиться свой костюм рядом с лыжами и пошел в ванную.

— Эй! Занято! — недовольно воскликнула Света, стоя в душевой кабине с намыленной головой.

— Я тебе спинку потру, — сказал Дима, заходя к ней.

— Я сама могу, — сказала она, толкая его к выходу.

— Тогда ты мне, — он схватил ее и прижал к себе, жадно вдыхая запах ее тела.

— Дурак! — несильно толкалась она. — Ты хоть дверь закрыл, Даша же может увидеть.

— Ничего, она до вечера не вернется.

— Ну, ты же понимаешь, что это недостаточно для извинения? — спросила она, окончательно тая под его ласками.

— А я его и не прошу. Его же надо заслужить?

— Правильно понимаешь, капитан, — улыбнулась она.

Уже почти стемнело, когда они очнулись лежа в кровати, едва прикрытые легким покрывалом. Света уже начала замерзать и плотнее прижималась распаренным и истомленным лаской телом, в ней еще горело не до конца затушенное желание, но не хотелось больше ничего делать, испытывая блаженство от этой истомы и легкого покалывания не уснувшего пожара. Дима лежал на спине и дремал, по обыкновению.

— Дашка же скоро придет, — Света соскочила с кровати и прикрыла полураскрытую дверь, чтобы их не было видно при входе в квартиру.

Дима, делая вид, что дремлет, тайком смотрел на нее, как светится белая кожа в лучах отблесков уличных фонарей, залетавших в открытое окно. Света задумчиво встала у окна, не боясь, что ее кто-нибудь увидит, что было в принципе невозможно на их этаже. Он бесшумно встал и обнял ее сзади, ощущая, как она напряглась.

— Дашка же придет, — прошептала она.

— Ничего, услышим, — ответил он шепотом.

— Ты же понимаешь, что этого мало?

— А мне, думаешь, не мало?

— Ну, так делай, что-нибудь с этим, — она повернулась к нему и сверкнула глазами. Он схватил ее на руки, она громко вскрикнула, забывая, что хотела еще сказать.

Дверь распахнулась настежь, и в комнату вошел кот. Он блеснул глазами на хозяев и громко замяукал.

— Дашка идет! — в один голос воскликнули Дима и Света.

Они бросились лихорадочно одеваться, Защелкал замок на двери, и в квартиру вошла Даша.

— А что это вы в темноте? — удивилась она, включая свет, и видя слегка виноватые лица родителей. — А, понятно.

— И что тебе понятно? — спросила Света, подходя к ней, все еще расправляя никак не хотевший разглаживаться халат.

— Да так, ничего, — пожала плечами Даша, в этом движении она была точной копией отца.

— Где была? Ужинать будешь? — Света пошла на кухню, щелкая выключателями.

— Да мы с Женькой по торговому центру погуляли, ну там, на проспекте.

— Это же далеко, — удивилась Света.

— Мы на автобус сели, быстро, кстати, доехали. Мам, я буду только чай.

— Что, мороженого натрескались? — подмигнул ей отец, выходя из спальни с шиворот-навыворот надетой футболкой.

— Пап, переодень, побьют.

— Не побьют. Женьке разве можно мороженое?

— Вы только тете Оле не говорите, — попросила Даша. — А то Женьке влетит.

— А дяде Коле можно сказать? — крикнула Света из кухни.

— Можно! — раздался звонкий голос Даши из ванной, резанной гармоникой накладываясь на шум воды. — Он не выдаст.

— Так-так, а ты тоже мне не расскажешь, да? — Света поймала мужа за руку, больно ущипнув острыми коготками.

— А ты? — Дима сел за стол, подтянув к себе вазочку с печеньем. — Чем кормить будешь, хозяйка?

— Что приготовлю, то и будешь есть, — ответила Света, ставя на плиту сковороду.

— Ой, мам, оладушки, да? — захлопала в ладоши Даша, видя, как мама готовит квашню в большой стеклянной миске.

— Оладьи будешь? — спросила Света.

— Да, конечно же, буду! — запрыгала Даша и убежала переодеваться.

— Ничего, ей можно. Пока не выросла, можно все, — сказал Дима.

— А вот мне не стоит, — Света погладила себя по уже начавшим округляться бокам.

— Глупости. Ты — прекрасна, — шепотом сказал Дима, отодвигая от себя манящую вазочку с печеньем.

— Скажешь тоже, — буркнула Света, слегка покраснев.

На кухню вбежала Даша и принялась возиться с котом, нагло распластавшимся на подоконнике.

— Ларсик, милый мой котик, как ты тут без нас? Скучал, да? — сюсюкала она с котом. Кот отвечал ей громким урчаньем, легко когтя курточку домашнего костюма.

— Даш, дыры оставит, — сказала Света, начиная жарить оладьи.

— Да ладно, ничего страшного! — Даша уселась на подоконник, кот запрыгнул к ней на колени.

— Пересядь на стул, — сказал Дима. — Продует из окна.

Даша соскочила, не выпуская кота из рук, и села напротив отца.

— А у меня он никогда на коленях не сидит, — обиженно сказала Света, — хотя я его кормлю и убираю за ним тоже я! Поняла, Даш?

— Ма, ну я же тоже убираю. Но у меня школа, я занята.

— Ага, это значит я одна тут ничем не занята, да? — возмутилась Света.

— Нет, главный бездельник у нас Ларс, — сказал Дима. — У него работа такая.

— Только не говори, что ты хотел бы быть котом, — рассмеялась Света, ставя перед ними первую порцию оладий.

— А сметана? — спросил Дима.

— Сам возьмешь, — сказала Света, выкладывая вторую порцию в сковороду.

— Эх, все сам, все сам, — заворчал Дима, пародируя отца Светы, Даша прыснула от смеха.

— Нечего тут моего отца пародировать.

— Ой, а к нам в центре парни пристали! — воскликнула Даша. — Подходят такие, такие смешные!

— Какие еще парни? — спросил Дима.

— Так, давай отец, разберись, — сказала Света.

— Да лохи. Женька сказала, что они из параллельного с Ромкой класса. Мы от них сбежали!

— А чего вы от парней бегаете? — удивилась Света.

— Это твои гены, — сказал Дима.

— Не надо. Я никогда не бегала от парней. Просто со всякими придурками общаться не хотела.

— Вот и мы не хотим! Я же твоя дочка, — заулыбалась Даша.

— Когда тебе что-то надо, — огрызнулась Света. — Заварите чай.

— Так уж и быть, — Дима встал и принялся колдовать над чайником.

— Мне с чабрецом! — сказала Даша. — И некрепкий, а то я спать хочу.

— Ты к школе все сделала? — строго спросила ее мама.

— Да что там делать, галиматья одна. Чушь, какая-то, — картинно развела руками Даша, кот недовольно воткнул в нее когти, чтобы она не двигалась.

— Это не тебе решать. Никогда не знаешь, что в жизни пригодиться, — сказала Света.

— Мама, я все сделала.

— Хорошо, завтра посмотрим. Кстати, завтра тебя папа заберет из секции.

— Да? — удивился Дима.

— Я завтра не могу, у меня дела, — сказала Света.

— Какие еще дела? — еще больше удивился Дима.

— Какие надо. Садись есть.

Она поставила на стол тарелку с оладьями. Даша быстро насытилась и долго пила чай, играя с котом, который небрежно поглядывал на стол, понимая, что для него там нет ничего интересного.

Она болтала без умолку, рассказывая, в каких ежовых рукавицах держит тетя Оля Женьку, заставляя ее готовиться к поступлению в модную балетную школу. Света только качала головой, приговаривая: «Бедная девочка». Время пролетело незаметно, и им с трудом удалось отправить Дашу спать. Кот ушел вместе с ней, проконтролировав, чтобы его миску наполнили и долили воды.

— Я как подумаю, страшно становится, — прошептала Света, когда они легли с мужем спать.

— Ты о чем? — спросил он сквозь сон.

— Да я про Женьку. Может мне с Олей поговорить?

— Не надо. Коля сказал, что это бесполезно. Женька должна сама проявить характер.

— Ну да, с Олей проявишь, — хмыкнула Света. — Мы же не такие?

— Нет, мы другие.

— Какие еще другие? — она привстала на локте.

— Нормальные, давай спать. У меня с утра совещание, а я еще ничего не делал.

— Другие, — повторила она, ложась обратно, — другие.

3.

Кот лениво поглядывал сквозь полураскрытые веки, делая вид, что не обращает внимания на суету взрослых. Но стоило Даше его поманить, как он с готовностью вскидывал голову, ожидая получить что-нибудь вкусное со стола.

— Даша, прекрати дразнить кота, — сказала мама, забирая у нее тарелку с недоеденной кашей, которую Даша демонстративно отказывалась есть.

— Я не дразню, я с ним играю, — Даша взмахнула рукой с воображаемым куском колбасы, кот, повинуясь игре молодой хозяйки, превратился во внимание, не сдвинувшись, правда, с места, четко понимая, что на столе нет ничего интересного для него.

— Давай допивай чай и собирайся, папа уже готов, — строго сказала Света, бросив взгляд на настенные часы, незаметно примостившиеся между шкафами кухни.

— Ничего страшного, там все равно ничего нового не будет, — тоном бывалого школьника ответила Даша, быстро допивая чай и бросаясь к коту на подоконнике. — Ларсик, почему тебе нельзя со мной в школу?

Кот гортанно промяукал, громко заурчав. Даша долго гладила его, норовя прижать к себе, но ловила неодобрительные взгляды матери и отстранялась с явной неохотой.

— Ларсик, ты ее не слушай, — сказала Света, обращаясь к коту. Кот навострил уши, блестя умными глазами. — Она бы тебя вместо себя отправляла.

— Да, это было бы неплохо! — мечтательно ответила Даша.

В коридоре отец загремел ключами и открыл дверь. Он кивнул Даше и пошел греть машину. Кот весь напружинился, встав в стойку, провожая хозяина, но к двери не побежал.

— Ларсик, ну чего ты? — возмутилась Даша, припечатывая его обратно к подоконнику, — лежи спокойно, тебе же никуда не надо.

Света затолкала посуду в посудомойку и запустила программу, агрегат благодарно заурчал. Она вышла из кухни и вернулась с рюкзаком.

— Ты все взяла? — строго спросила она, заглядывая внутрь рюкзака.

— Да вроде да, — пожала плечами Даша, — у нас сегодня пара контрольных, учебники мне не нужны.

— Да? А почему я об этом не знаю? — она бросила ей в рюкзак пакетик с бутербродами, Дашка запротестовала.

— Но мама, я это все равно не съем. Я не хочу есть.

— Ничего, захочешь, — она положила во внешний карман несколько маленьких шоколадок.

— Не съешь, принесешь обратно, коту отдам.

— Не, Ларсик это есть не будет, правда, Ларсик?

Кот заинтересовано посмотрел на рюкзак, из которого явственно доносился запах колбасы.

— Тогда папе отдадим, он съест. Давай, а то папа опоздает.

— Ну, Ларсик, не скучай. Я скоро приду, — Даша крепко прижала кота к себе и побежала в коридор одеваться. Кот спрыгнул с подоконника и медленно пошел за ней следом.

— Пока-пока! — Даша поцеловала маму и помахала коту, кот что-то мяукнул и дождался, пока Света закроет за дочерью дверь.

— Все, молодец, — погладила она кота, кот от удовольствия выгнул спину, — иди, ложись спать.

Она ушла в спальню, а кот, пройдясь по кухне и не найдя ничего интересного, вновь запрыгнул на теплый подоконник и уставился в окно. За стеклом просыпалась улица, по темным дорогам катились непроснувшиеся машины, через дорогу перебегали группы школьников, вводя в ступор зазевавшихся водителей, резко оттормаживающихся на наледи около пешеходного перехода. В окно билась вереница пушистых снежинок, несколько из них Ларс попробовал поймать лапой, но скоро успокоился, он уже давно понимал, что такое стекла, но иногда он позволял себе дурачиться, забавляя хозяев сваей наигранной непонятливостью.

— Ну, что ты там увидел? — Света встала возле него, уже переодетая в длинное темно-зеленое шерстяное платье, и расчесывала волосы, глядя на свое отражение в окне. Кот дотронулся лапой до ее платья и легонько зацепился когтем. — Ну, перестань. Итак, вся в зацепках.

Света освободила уже начавшую дергаться лапу кота, погрозив ему пальцем.

— Будешь так делать, не буду кормить, — грозно сказала она, продолжая укладывать строгую прическу. — Ну, как я тебе?

Кот одобрительно мяукнул и потянул лапу к платью.

— Хулиган! — она убежала в ванную и вскоре вернулась с круглым зеркальцем и тушью. — Как думаешь, дадут мне кафедру.

Кот недоуменно посмотрел на нее, склонив голову налево.

— Вот и я думаю, что могут не дать, — она закусила губу и поморщилась. — Не знаю, зачем мне это самой надо, не понимаю.

Кот мягко, уже без когтей, тронул ее лапой и отвернулся обратно к окну.

— Думаешь? Хорошо, ты меня успокоил, — она потрепала его уши и побежала в коридор. Одевшись, она еще раз критически осмотрела себя и крикнула ему, — так, не хулигань!

Дверь хлопнула, кот оглянулся и спрыгнул с подоконника. В пустых комнатах еще стоял дух хозяев, кот прошелся по всем углам, скинул, для порядка, одежду со стульев и, удовлетворившись, вернулся на кухню. Запрыгнув обратно на свое любимое место, он улегся ровно по середине щели, из которой тянуло теплым воздухом от батареи, и быстро уснул.

Дима остановил машину около школьных ворот, Даша что-то копалась сзади, ища упавшую ручку на полу.

— На, возьми мою, — протянул он ей ручку из бардачка.

— Не надо, я уже нашла, — натужно проговорила она снизу, вытаскивая закатившуюся под переднее сиденье ручку, — пока, пап!

Она схватила его за шею и звонко поцеловала в щеку.

— Я после секции сама доберусь, мы с Женькой пойдем погулять, можно?

— Давай, только недолго. Маму предупреди, а то она будет волноваться.

— Хорошо! А куда она пошла?

— Она пошла в свой институт. У нее сегодня что-то вроде экзамена, так что держи за нее кулачки, хорошо?

— Обязательно! — Даша схватила рюкзак и, забыв найденную ручку на сиденье, убежала к сонной очереди на вход, там ее уже ждала Женька, приветливо помахавшая Диме. Он три раза посигналил и уехал на работу.

— Ты к контрольной готовилась? — спросила Женька, когда они повесили свои куртки на вешалку на их место у окна.

— Не-а, так почитала что-то.

— Везет тебе, а меня мама до ночи мучила, — Женька тяжело вздохнула. На ее бледном лице явственно виднелись молодые синяки под глазами, она просительно посмотрела на Дашку, та, вспомнив, что нее есть бутерброды, отдала их подруге. — Я так хочу есть, ты не представляешь!

— А я не хочу! Как подумаю, так страшно становится, — ответила Даша, видя, как тоненькая подруга быстро справляется с бутербродами, — может, не пойдем?

— Ты что?! Меня же убьют! — поперхнулась Женя.

— Я пошутила!

Они побежали на четвертый этаж, там их встретил молчаливый Ромка, сунув сестре пакетик с бутербродами. Он приходил в школу за час, разминаясь с друзьями в спортивном зале.

— Спасибо, Ром, — покраснела Женька.

— Ром! — позвала его Даша, он вернулся. — Ты не забыл?

— помню, сегодня пойдем. С нами Серега пойдет.

— Серега? Это тот в очках? — спросила Даша.

— Да, он.

— Но он же зануда, — сказала Даша.

— А, по-моему, он хороший, — покраснела Женька.

— А, он тебе нравится! — воскликнула Даша, но Женька не успела ничего ответить, раздался звонок, и они побежали в класс.

Света подошла к автобусной остановке, народу было много, а в снежной пурге автобуса видно не было, весь проспект был покрыт прозрачным снежным одеялом, из которого то и дело выныривали желтые и белые огоньки автомобильных фар. Она проехала три остановки до метро, два раза мимо нее проехал набитый под завязку автобус. Станция метро обдала ее влажным теплом, захотелось быстрее сбросить с себя промокший шарф и снять куртку, но стремительный поток еще спящих пассажиров затолкал ее в вагон, и она так и ехала с шарфом в руках, не в силах даже расстегнуть куртку.

До института она доехала быстро, оставалось еще много времени. Света пошла прогуляться по парку, расположенному совсем рядом. Еще будучи студенткой, а потом уже аспиранткой, работая на кафедре, она частенько сбегала в этот парк подышать свободой, как она говорила. Парк изменился, из полузаброшенного, но такого родного и милого сердцу, он превратился в почтенного горожанина, с вымощенными плиткой дорожками, снег был аккуратно убран стройными кучками вдоль дорожек, стояли новые скамейки, яркие фонари, но все равно это был он. Она вновь ощутила этот томительный запах свежего воздуха, сдобренного сладковатым привкусом выхлопных газов машин с соседней улицы, заполонивших всю ее в ожидании просвета в глухих пробках. Ей почему-то вспомнилось, что вот так, в декабре, она гуляла здесь с подругой и встретила Диму. Волна приятных воспоминаний нахлынула на нее, и она, получив заряд уверенности от старого друга, пускай и в новой одежке, побежала в институт.

Институт встретил ее запахом новых стен и блестящего пола. Все вокруг было торжествующе обновленное, но от этого все скорее казалось неестественным, диссонируя со старым обликом советского здания. Сквозь этот купаж гипсокартона и фенольного духа клея, Света уловила чуть слышный аромат старых книг, а может это лишь ее воображение, борющееся с посредственной реальностью. Она взошла по старой лестнице, сохранившей еще свой облик, на третий этаж. Их крыло было все тем же, марш реновации скис уже на втором этаже, затухая и теряясь в трясине старого института.

Из дальнего кабинета вышел полный пожилой мужчина, увидев ее, бросился к ней, радостно размахивая руками. Его лысина стала еще больше, превратившись из озера в громадный океан, на котором не сохранилось ни единого островка волос.

— О! Светлана Борисовна! Светочка! Как я рад тебя видеть! — подбежал он к ней и они обнялись.

— Вы совсем полысели, — Света фамильярно погладила по лысине своего научного руководителя, тот аж просиял, глядя на нее маленькими добрыми глазами, непрестанно моргавшими от нетерпения.

— Да что я, меня уже в архив пора. А ты, моя дорогая, все такая же обворожительная. Ну, что ты стоишь, идем к нам. Давай, раздевайся, сейчас чаю попьем! — он потянул ее за руку на кафедру.

За приемным столом как всегда, сидела уже стареющая старая дева Александра Яковлевна, которая была всего на десять лет старше Светы, но требовала, чтобы ее называли только по имени отчеству. Она придирчиво осмотрела Свету, но осталась довольна.

— Светлана, здравствуй, — поздоровалась она, встав из-за своего массивного стола. — Решила вернуться в наше болото?

— Ну почему же болото? — засуетился дружелюбный толстяк. — Сашенька, душечка, давайте чаю попьем?

— Можно-с, Григорий Павлович, — по театральному, горделиво поднимая голову на худой шее, ответила Александра Яковлевна. Она была почти на полголовы выше Светы, худая от природы, она всегда держалась прямо, демонстрируя хорошую осанку, полученную в детстве в школе танцев, чем подавляла многих мужчин, терявшихся на ее фоне и быстро удалявшихся от нее. Но Света знала, что она больше разыгрывает из себя неприступную женщину, имея на стороне несколько постоянных ухажеров.

— Как дела, Александра Яковлевна? — Света иронически улыбнулась, заметив на ее белоснежной блузке новую яркую брошь с дорогими камнями.

Александра Яковлевна заметила ее взгляд и довольно заулыбалась, напевая себе под нос.

— Все хорошо, моя дорогая, все просто замечательно, — ответила она, возвращаясь с чайником. Она удалилась в маленькую комнатенку, служившую испокон веков кухней, и через минуту зашумел чайник.

— Все течет, все изменяется. Время не может ждать нас, — продолжила она, беря Свету под локоть и уводя на кухоньку. — Ты не поверишь, я вот замуж собралась.

— О, ну наконец-то, — обрадовалась Света, садясь на свое любимое место у окна. Они никогда не были с Александрой Яковлевной близки, но, почему-то, им было достаточно перекинуться парой фраз, чтобы знать друг о друге больше, чем бывало знают самые близкие друзья.

— Да, вот так. Ну а ты, опять скучаешь или решила вернуться?

— Да вроде решила вернуться, хватит уже бездельничать, — ответила Света, с удовольствием отмечая, что ее чашка стоит на верхней полке шкафа, бережно спрятанная от других.

— Вот, и прекрасно, прекрасно, моя дорогая! — влетел в кухоньку неугомонный Григорий Павлович.

— Сашенька, достань нашей Светочке ее чашечку, а то я не достаю.

Александра Яковлевна легко дотянулась до верхней полки и сняла чашку, придирчиво ее осмотрев, она вышла и быстро вернулась, с чистой чашкой.

— Может все-таки докторскую начнем? — с надеждой посмотрел на Свету Григорий Павлович.

— Ну что Вы, Григорий Павлович, — рассмеялась Света. — Мне кажется, что я уже все что знала, все забыла. Какая научная работа? Ну что вы.

— А вот не скажи, не скажи! — запальчиво воскликнул он. — Ты даже не представляешь, какие сейчас приходят… дураки! Нет, правда, Сашенька не даст соврать.

— Григорий Павлович говорит правду. Бездари, честное слово, — важно подтвердила Александра Яковлевна. — Григорий Павлович все время тебя вспоминает, вздыхает.

— Ну, а что Антон? Он начал новую работу? — спросила Света, решив сместить центр внимания от себя.

— Антон. Хм, да как тебе сказать. Наверное, что-то начал, но ты же знаешь, вы же с ним общаетесь, вроде? — Григорий Павлович будто бы с укоризной взглянул на Свету, но взгляд быстро вернулся обратно в свое доброжелательное состояние. — Он теперь все оценивает иначе, нет, это я бы не назвал работой, это не научная работа в ее истинном понимании.

— Это бизнес, — заключила Александра Яковлевна, ставя на столик заварочный чайник с хорошим черным чаем, она не терпела пить помои, лучше тогда вовсе чай не пить.

— Да, именно, бизнес. Вот и приходят ребята, ну вроде не совсем дураки, а все меряют деньгами, да, деньгами.

— А может оно и правильно? Время теперь такое? — спросила Света.

— Да-да, все верно, время. Но мы же не Сколково, моя дорогая, у нас бюджетов нет, да и быть их не может, — ответил Григорий Павлович, садясь за стол и с благодарностью принимая чашку чая от Александры Яковлевны.

— Госзаказ, — сказала она, ставя чашку перед Светой. Убедившись, что у всех все налито, она села и налила себе. — Ты же видела наш ремонт?

— Да, видела. Что-то он заглох, как-то, — засмеялась Света.

— И, слава Богу! — горячо воскликнул Григорий Павлович. — Я хочу умереть в этих стенах.

— Ну, зачем вы так, — удивилась Света. — Вам еще рано.

— Госзаказы Антон к себе в контору увел, вот все и закончилось, — пояснила Александра Яковлевна. — Все себе машины обновили, так что все хорошо.

— Не говори так, ты же точно не знаешь, — тихо возмутился Григорий Павлович.

— Знаю, Григорий Павлович. Я все знаю, это только наш Григорий Павлович ничего себе не вытребовал, хотя Антон ему предлагал, — Александра Яковлевна стойко выдержала недовольный взгляд руководителя и продолжила. —Кремень, не поддался. За что и любим.

— А может, так и лучше? — спросила Света.

— Каждый сам решает, не мне их судить, — помрачнел Григорий Павлович, сконцентрировавшись на чае.

— Ой, что это я! — Света выбежала из кухоньки и вернулась с коробкой трюфелей, — совсем забыла.

— Эх, ну разве что пару конфеток, — заулыбался Григорий Павлович.

— Да кого вы обманываете, — сказала Александра Яковлевна, пододвигая к нему ближе коробку с конфетами. — Вам худеть незачем.

Они дружно рассмеялись, продолжая подтрунивать друг над другом, будто бы и не было четырехлетнего расставания.

Через час была защита кандидата, как они ее называли, а по сути все сводилось к беседе с соискателем на должность преподавателя. Обширная комиссия, составленная из профессоров других кафедр и пары проректоров, важно жевавших слова и многозначительно поднимая брови, когда Света верно отвечала на их, кажущиеся такими сложными, а по сути простые вопросы. Весь этот ритуал длился бесконечно долго, и часы уже давно пересекли обеденную зону.

Под конец заседания приехал Антон. Это был высокий моложавый мужчина с красивыми темно-русыми волосами, прореженными ровными седыми прядями, придававшими ему облик законченного европейца. Он сел за стол президиума, даже не взглянув на Свету, быстро пробежался по составленному заранее протоколу и подписал его, не задав ни одного вопроса. После этого другие профессора поставили свои резолюции и стали расходиться.

— Ну что, выстояла? — Антон подошел к Свете, ехидно ухмыляясь.

— Как видишь, — она холодно посмотрела на него, не понимая его глумливой улыбки, но Антон и вида не подал, продолжая кривить рот в неприятной усмешке, делавшей из благочестивого европейца обыкновенного наглеца.

— Не понимаю, зачем тебе это все? Пошла бы ко мне работать, у меня для тебя всегда место найдется. Дам тебе отдел, нам как раз нужны такие специалисты.

— Какие такие?

— Ну как же, ты же у нас эксперт по истории 20 века, а это, милая моя, в тренде. Знаешь, сколько заказов.

— Могу представить, — она недовольно подернула плечами. — Что ты хочешь?

— Ты знаешь, — его рот скривился в похотливой усмешке.

— Мы с тобой все обсудили. Я не хочу об этом больше говорить.

— Не хочешь, не будем, — с готовностью ответил он, расплываясь в доброжелательной улыбке при подходе Григория Павловича и профессора с другой кафедры. Света знала его, но никогда не могла запомнить имя этого древнего старика, то ли Лаврентий Евгеньевич, на языке крутилось лишь Лаврентий Павлович, собственно в институте его звали не иначе, как «Берия», на что он не обижался.

— Светлана Борисовна, я рад, что вы вернулись, — сказал Берия, деликатно склонив голову на старый манер. — Надеюсь, что теперь надолго. Нам нужна настоящая молодая кровь. Желаю удачи.

Он еще раз поклонился и отошел, не дожидаясь слов благодарности от Светы, которые она, запинаясь, произнесла ему уже в спину.

— Да, надолго ты к нам? — спросил Антон, не снимая маски приветливости.

— Надолго, — Света сверкнула на него глазами взяла под руку Григория Павловича. — Пойдемте на обед?

— Ой, я что-то чаю, наверное, перепил, — замялся Григорий Павлович, но все же повел ее в столовую. Антон тихо присвистнул и ушел к себе в кабинет.

В столовой неровной змейкой двигалась разношерстная очередь, состоящая из преподавателей и студентов, уткнувшихся в телефоны. Надо сказать, что часть преподавателей была неотличима от студентов, также сгорбившись, глядела в яркие экраны смартфонов, изредка похихикивая.

Они выстояли очередь, Григорий Павлович, сославшись на диету, взял только суп и потом с некоторой завистью смотрел, как Света уплетает котлеты с пюре, вспоминая вкус институтской «тошниловки».

— Что-то Антон не в духе, — заметила она, допивая жидкий кофе.

— У него пару заказов забрали, другим политологам отдали, вот он и злится, — спокойно, немного даже снисходительно ответил Григорий Павлович. — Что сказать, бизнес есть бизнес.

— Это да. У меня муж тоже часто злится, но он старается это домой не приносить.

— Как это у него получается?

— Да как, просто домой не приходит. Свалит в свои командировки на полмесяца или больше и все, — с обидой ответила она.

— Ты знаешь, может это и к лучшему. Ведь сложно сказать, что лучше на самом деле, верно?

— Нет, — помотала она головой. — Я хочу, чтобы он был дома. У нас дочь все-таки растет.

— По-моему, тебе пора возвращаться на работу.

— Вот, и он тоже также говорит. Я же уже пыталась, но потом Даша заболела, пришлось бросить.

— Ну, ничего, Даша выздоровела. Все получится, если захочешь. Ведь женщине главное что…

— Знаю, знаю, — рассмеялась она. — Женщина должна всегда быть занята делом, иначе она начинает выклевывать мозг окружающим.

— Верно, ты хорошая ученица, — Григорий Павлович взял поднос с посудой и отнес его на мойку.

Они поднялись на кафедру, Александра Яковлевна взяла ключи и пошла открывать дальний кабинет у окна, напротив кабинета Григория Павловича.

— Вот, мы его никому не отдавали, — сказал Григорий Павлович, обводя рукой пыльную комнату, захламленную старой мебелью и коробками с папками.

— Сейчас приберемся и все будет хорошо. Я помогу.

— Да ничего. Александра Яковлевна, у тебя найдется халатик?

— Конечно, у нас столько всякой рухляди и пыли, что спецодежда первое дело в нашем институте, — гордо ответила Александра Яковлевна.

Через десять минут Света, облаченная в длинный синий халат и желтые резиновые перчатки, вместе с Александрой Яковлевной наводили порядок в комнате. Григорий Павлович привлек пару студентов, которые не торопясь выносили мусор, с интересом поглядывая на новое лицо на кафедре. Один из них даже попытался выпросить телефончик, чем вызвал безудержное веселье у Светы, а Александра Яковлевна сказала, что телефон он может получить у нее, на что парень скис и ушел курить.

— На твои лекции они будут ходить, — задумчиво сказала Александра Яковлевна.

— Почему это? — удивилась Света.

— Ну не на этих же старых пердунов смотреть.

— Фу, как грубо.

— А правда — она груба, — Александра Яковлевна сняла длинную перчатку и достала из бездонного кармана своего синего халата пачку сигарет и зажигалку. Она закрыла дверь и подошла к открытому окну, закуривая. — Я рада, что ты вернулась. Григорий Павлович так расцвел, а то плохой стал.

— Да, а что с ним?

— Да что, возраст, тут уже ничего не поделаешь. Да лучше ничего и не делать, я по своим родителям знаю.

Она выпустила долгую струю дыма в окно и оглянулась, внимательно глядя на Свету.

— На его место поставят Антона, я тогда уволюсь.

Она докурила и бросила окурок в окно. Света прислонилась к книжному шкафу и задумчиво огляделась.

— Думаешь, что мне надо начать заниматься докторской?

— Да, надо. Антон ее не написал, так что тут кто первый. Ладно, давай я окно помою, а ты столы и шкафы протри.

4.

В заветный час школа извергла из себя поток неистовых и освобожденных на время школьников, заполоняя площадь перед главным корпусом змейками галдящей детворы, сталкивающимися с себе подобными и безжалостно разрезаемые более старшими, важно выходящими из решетчатого забора по направлению к парку. Дашка коротко простилась с Женькой и побежала к метро, Женька же медленно побрела в сторону дома, где ее уже ждала мама, чтобы отвезти в балетную школу.

Чтобы не терять время, Даша села в конец вагона и принялась делать домашку. Задания не были сложными, но все равно она не успела все сделать, поезд пришел на ее станцию. Другие пассажиры не обращали на нее внимания, здесь было уже несколько групп кадетов, разодетых в форменную школьную одежду, но ведущие себя отнюдь не подобающе, срывая объявления в вагонах и приклеивая их к дверям, чтобы проверить, смогут двери открыться или нет. После того, как они прилепили пять широких объявлений к двери, дверь дернулась, но не смогла открыться, возмущенно шипя пневмоцилиндром. Стали раздаваться недовольные голоса проснувшихся пассажиров, но Даша не узнала, чем все кончится, она выскользнула через другую дверь и побежала к выходу.

Выбегая из метро, она почувствовала, как завибрировал телефон в рюкзаке. Пробежав мимо торгового центра, куда постоянно входили люди, она стремглав бросилась вниз по скользкой лестнице, завидев, что ее трамвай уже подошел к остановке.

— Да, привет, — Даша перезвонила маме, звонившей ей только что. — Да, села, еду, все хорошо. Как у тебя все прошло? А, понятно. А когда придешь? Ясно. А ты теперь каждый день так будешь, да? Ну, я понимаю, что не маленькая, хорошо, хорошо, мама. Да, я все поняла.

Она чуть не выронила телефон из рук, когда ее толкнули выходящие пассажиры. Даша не разглядела кто, ощутив лишь тяжелый удар сумки-тележки по голени. Трамвай встал на светофоре, пропуская встречный поток с моста через Москву-реку. Справа высились громады корпусов элитного дома, Даша во все глаза рассматривала их, пытаясь угадать сквозь зеркальные окна, как там все устроено. Ей казалось, что жизнь там совсем другая, чем у них в доме, но мама говорила, что ничего там такого особенного нет, а папа говорил, что честный человек не сможет заработать на такую квартиру. Трамвай дернулся и повез ее на левый путь, уходящий далеко,

вглубь района, вытянувшегося вдоль реки. Рядом раздалось ворчание нескольких пожилых женщин, тыкавших пальцем в окна, указывая на закрытую от взора высоким бетонным забором территорию.

— А я тебе говорю, вон там они все прячут. Все отходы свозились к нам, — безапелляционно заметила одна. — Мне тесть привозил дозиметр, там такой фон, а ты говоришь.

— Ты еще скажи, что они там закопали старый реактор! — возмутилась другая.

— И скажу, помнишь, Валентину, из пятого подъезда? Она проработала там сорок лет!

— Да кем она там работала? — возразила другая.

Даша отвернулась к окну, переставая слушать их разговор и стараясь настроиться на тренировку. В прошлый раз она была слишком невнимательна и постоянно мазала. Проигрывая в голове свои неудачи, Даша в очередной раз пришла к выводу, что ей мешал тот противный парень, то он случайно заденет ее, сбивая настрой, то вдруг громко заорет рядом. Если она и сегодня будет также мазать, то ее переведут обратно в позицию лежа.

«Стадион «Октябрь» — произнес мягкий голос диктора, и она ринулась к выходу, опережая приготовившихся штурмовать выход бабулек и смурных мужчин, медленно встававших со своих мест. До тренировки было еще полчаса, но ей хотелось первой занять лучшую позицию, подальше от этого придурка. Она выбежала из трамвая и побежала, что есть мочи к калитке в высоком заборе, где начинался стадион. Дорога уходила вниз, по проложенной лыжне проносились яркие лыжники, ее ботинки скользили по заледенелому асфальту главной аллеи, и, в конце концов, она поскользнулась, проехав на спине до заснеженного теннисного корта.

— Ха-ха-ха! Куда так спешишь? — захохотал этот противный парень, остановившись около нее вместе с группой своих товарищей. Они важно смолили сигареты, неуверенно и смешно держа их в замерзших пальцах.

— Куда надо! — Даша поднялась и стала отряхиваться. — Тебе какое дело?

— О, посмотрите, какая грозная девочка! — расхохотался другой пацан.

— Да ну ее, пусть еще полежит, — противный парень толкнул ее в ближайший сугроб, и вся компания, шумно смеясь, пошла вниз к тиру.

Ей стало так обидно от этого, что она не выдержала и заплакала, все еще не вставая с этого уже начавшего сереть сугроба. В какой-то момент она даже захотела пойти обратно, эта мысль все больше укреплялась в ее голове, подавляя возмущенную гордость.

— Так, Алешина, чего расселась? — рядом стоял тренер, протянув ей руку.

— Да это не я, это меня столкнули… — стала она объяснять, запинаясь.

— Знаю, я видел, — тренер помог ей подняться, твердой рукой возвращая ее в спокойное состояние. Он был уже немолод, сильно старше ее отца, но так сильно походил на него, как старший брат.

— Ты подумала о том, что я тебе говорил в прошлый раз?

— Да, Александр Иванович, но мне мешали сосредоточиться! А этот!

— А что этот? Ты про Попова? Ну а ты что? Почему не дала отпора? Думаешь в спорте иначе? Если ты не будешь уметь постоять за себя, то тебе делать здесь нечего, — он взял ее за руку и повел к тиру, сжимая ее локоть на каждом слоге.

— Я хочу! — воскликнула Даша. — Но что мне его, побить?

— Можешь и побить, — пожал плечами тренер.

— Но их там трое! Они меня…

— А ты попробуй, — он остановился и хитро ей подмигнул. — Защищай свою территорию.

— А можно меня подальше от него поставить, а?

— Нет, нельзя. Ты у нас на следующий разряд идешь, поэтому я тебя к разрядникам и определил.

Даша хотела выдать еще несколько доводов «за», но тон тренера усмирил ее желание спорить с ним, в этом они отличались с отцом, с папой она могла подолгу спорить, более того, ему это нравилось, он подбадривал дочь к развитию своей собственной, пускай и поначалу ложной, но своей мысли.

С первого шага при входе в тир ее обдал знакомый и уже приятный запах жженого пороха, видимо предыдущая группа уже отстрелялась, и старого железа, перемешанного с прогорклым запахом машинного масла и старого дерева. В раздевалке уже вовсю гудел народ, трое пацанов, завидев Дашу, вальяжно подошли к ней, один из них, будто бы случайно, толкнул ее в плечо. Даша, не раздумывая, ощутимо толкнула его в спину.

— Э, ты че? — повернулся он к ней, выпучив остекленевшие от злости и удивления глаза.

— А ни че! Нечего толкаться!

— А ты че на проходе встала, дура?

— А ты что, слепой? — парировала она, готовясь ударить его со всего размаху ногой в живот, если он двинется на нее.

— Зорин! — окликнул его тренер, — иди получать, что там встал.

— Хорошо, Александр Иванович, — с готовностью ответил он и обернулся к Даше, прошипев, — тебе не жить.

Даша смерила его насмешливым взглядом, но внутри у нее все закипело от восторга и страха. Надо бы с кем-нибудь уйти с тренировки, но тогда она опоздает на встречу с Женькой.

Получив свою пристрелянную винтовку, Даша умело провела ее осмотр, все было чисто и густо смазано, как она и оставляла в прошлый раз. На стрельбище стоял монотонный гул, ребята обсуждали, кто кого сегодня выбьет, желая друг другу попадать только в молоко. Она была единственная девочка в группе, девчонки приходили и уходили после двух-трех занятий. Когда Даша пришла в секцию, была разрядница Аня, но она стала часто забивать, а потом и вовсе бросила. А Даше это нравилось, тем более что она уже перешла в позицию с колена, когда как многие, с кем она приходила в секцию, до сих пор лежали на месте, стреляя по неподвижной мишени «из укрытия».

Во время тренировки к ней никто больше не приставал, только пару раз, когда она меняла мишень, возвращаясь с разбора предыдущей серии стренером, она чувствовала, как недобро и с усмешкой на нее смотрят те трое. Даша быстрее всех отстреляла свою серию и побежала чистить винтовку.

— Вот, теперь молодец, — подошел к ней тренер, когда все остальные отстрелялись и по одному входили в учебный класс чистить оружие. — Через две недели, если все так пойдет, будешь сдавать на разряд.

— Спасибо! — радостно воскликнула Даша, демонстрируя ему почищенную винтовку.

— Все хорошо, смазывай и собирай. Следующая тренировка будет в четверг, не забудь.

— В четверг? — Даша задумалась, придется прогулять химию. — Хорошо. Я приду!

— Ну, давай сегодня все отлично, так и держи дальше, — тренер пошел к молодым ребятам, еще судорожно разбиравшим оружие, боясь сделать что-то неправильно.

Сдав винтовку, она первая выбежала из тира. Дорога стала очень скользкая, и ей пришлось сбавить ход, поднимаясь вверх по пологому склону, у нее сильно скользили ботинки, и пару раз она чуть не упала. Мимо пронесся лыжник, разгоняя себя еще больше на льду коньковым ходом. Выходя за пределы стадиона, перешагнув за калитку, она увидела, что вдалеке блеснули фары трамвая, и дернулась к светофору.

— Куда это ты? — схватил ее за рюкзак один из трех пацанов.

— Че, сбежать решила, да? — сказал второй.

— Отпустите меня, я буду кричать! — завопила Даша, яростно вырываясь, но двое пацанов уже сильно схватили ее, скрутив руки сзади.

— Пора платить!¬ — противный парень подошел к ней и что-то достал из кармана.

— Эй вы, что там делаете? — раздался крик мужчины от остановки.

— Давай быстрее, Ден, — просипел один из державших ее пацанов, видя, как к ним приближается высокая темная фигура.

Противный парень гортанно заржал и стал закрашивать ей лицо несмываемым маркером.

— Валим! — крикнул он, и все трое бросились в сторону.

— Вот же хулиганье! — возмущенно проговорил мужчина. — Ты как? Что они сделали?

Даша ничего не ответила, а только плакала, ощупывая исчерченное черным маркером лицо.

— Дай посмотрю, — мужчина отвел ее на свет. — У-у, да. Ничего, ототрешь.

— Зачем они это сделали? — сквозь плач спросила Даша.

— Ну, как тебе сказать. Наверное, ты им нравишься, — пожал плечами мужчина. — Ты из «Октября»?

— Да, — всхлипнула Даша, пытаясь вытереть лицо влажной салфеткой, но она даже не почернела.

— А чем занимаешься?

— Пулевой стрельбой.

— О, да ты опасная девушка. Пойдем, куда тебя проводить?

— Мне на остановку. Как я теперь пойду? — воскликнула Даша, смотря на себя в зеркальце под лучами желтого уличного фонаря.

— Э, да ты не переживай так. Не беспокойся, на тебя никто смотреть не будет. А дома мама все ототрет, у них всегда есть там всякие смывки, и прочая дребедень, еще узнаешь.

— А я знаю, — гордо ответила Даша.

— Вот, какая умница, — он повел ее через дорогу и дождался пока, придет трамвай. С виду он походил на деда, провожавшего свою внучку.

Уже далеко отъехав, Даша вспомнила, что не поблагодарила его и не знает, как его зовут. Ей показалось, что она уже раньше видела этого дедушку, лишь в свете фонаря было видно, что ему уже много лет, а по осанке и фигуре вряд ли кто дал бы больше пятидесяти.

— Алло! — Даша схватила телефон, когда уже подъезжала на трамвае к метро.

— Даш, а ты уже освободилась? — спросила уставшим голосом Женя, он доносился откуда-то снизу, будто бы из каменного мешка, так всегда было, когда она находилась в балетной школе.

— Да, скоро сяду в метро.

— Отлично. Мы тогда тебя у метро подождем, хорошо? Ты через сколько будешь?

— Через минут сорок, — Даша огляделась, как и говорил ей дедушка у стадиона, никто не обратил на нее особого внимания, большинство уткнулось в телефоны, а другие смотрели перед собой стеклянными слепыми глазами. — Слушай, а ты домой зайдешь?

— Нет, а что надо?

— Да так, ничего. Ладно, я в метро, пока!

— Пока!

Через сорок пять минут она выбежала из станции метро, где ее уже ждали Женя, Рома и его друг Серега, который каждый раз сильно смущался, когда оставался рядом с Женькой.

— Ого, нанесла камуфляж? — присвистнул Ромка, первым разглядев исчерченное маркером лицо Даши в свете резкого диодного уличного фонаря.

— Отстань! — резко ответила Даша и отвернулась от него.

— Да ладно тебе, я так, хотел пошутить, — пожал плечами Ромка.

— Ой, кто это тебя? — ужаснулась Женька и полезла в свой рюкзак, который таскал Серега, за салфетками.

— Не надо, я уже пробовала, — раздраженно ответила Даша. — Что, так и будете на меня смотреть?

— Может пойдем, поздно уже, — предложил Серега, поправляя очки, на которые налипал мокрый снег, сильно разыгравшийся под вечер.

— Давайте, вы вперед, а мы позади, — скомандовала Женька и кивнула им. — Ром, возьми рюкзак.

Ромка беспрекословно принял рюкзак у Даши, и они с другом пошли вперед. Перейдя светофор, и все дальше углубляясь в жилые районы старых пятиэтажек, Даша успокоилась, скрытая от взора плохим освещением еще не разгоревшихся фонарей.

— Кто это тебя? — прошипела Женя, крепко держа подругу под локоть.

— Да там есть, козлы. Помнишь, я тебе рассказывала?

— Так это эти? А тренер что?

— Тренер сказал, что надо бороться. Вот я одному и врезала, а они потом меня, — Даша всхлипнула от обиды. — Схватили, и этот гад все лицо мне изрисовал. Ничем не смывается, я пробовала!

— Вот гады! А ты тренеру скажи, чтобы он их наказал.

— Я боюсь туда ходить, — неожиданно для себя сказала Даша.

— Ну, хочешь, я Ромку попрошу, он пару раз тебя заберет?

— Нет, да не надо, — замялась она.

— Да ну, ты что. Ром! — позвала она брата. — Рома! Иди сюда!

Ребята, ушедшие довольно далеко от них, вернулись.

— На, попробуй, — Серега протянул Даше платочек, смоченный чем-то пахучим. — Я этим клей оттираю, должен и маркер взять. Только надо потом промыть лицо.

Даша принялась усиленно тереть, платочек быстро почернел, а с части лица маркер стал сходить, размазываясь серыми кляксами.

— Щиплет, — пожаловалась Даша, но продолжала тереть. Серега дал еще один платочек, также обильно смоченный вонючим раствором.

— Ром, Сереж, надо помочь Даше. Ее там одни уроды терроризируют, понимаете? — строго сказала Женя.

— Так, кого надо побить? — с готовностью спросил Рома.

— Их трое, — сказала Даша. — И они сильные.

— Мы тоже ничего, — криво ухмыльнулся Серега, толкнув друга в плечо.

— Так, ребята, заберете Дашку со следующей тренировки? — спросила Женя.

— А когда следующая?

— В четверг, — ответила Даша, почти полностью оттерев лицо.

— В четверг, а что у нас в четверг? — спросил Серегу Рома.

— Да ничего, можно забить, — небрежно ответил Серега. — Так давай, мы тебя проводим и заберем потом?

— Да ну, зачем столько ждать? — запротестовала Даша, — тренировка долгая.

— Ну, не больше часа, я думаю, — сказал Серега, — а где это?

— На Щуке, там, еще на трамвае надо по Живописной, — ответила Даша. — Только мне придется с химии смыться.

— Я бы тоже хотела, — сказала Женя, передавая Даше платок, смоченный водой. — Но у меня тройка выходит, надо доклад подготовить.

— Короче решили. Пойдем, вождь краснокожих, — сказал Ромка, получив тычок в бок от Даши.

Они прошли вверх, сквозь жилые кварталы и вошли в парк. По заснеженным дорожкам, выложенным новой брусчаткой, кое-где вспучившейся, отчего на этом месте появлялась коварная наледь, они дошли до маленького пруда, вокруг которого кипела жизнь. Горела яркими огнями летнее кафе, уже давно приноровившееся для работы в зимний период. Удушливый запах шашлыков летом сменился мягким сладковатым запахом горячей сдобной выпечки. Пока девчонки прошли к пруду, Ромка с Серегой сходили в кафе, набрав большой кулек всевозможной выпечки и горячих стаканов со сладким чаем.

— Идемте! — крикнул им Ромка, уходя дальше вверх к лестнице, ведущей вниз, к набережной.

Девчонки догнали их у самого спуска, вытребовав для себя по булке с повидлом.

— Смотри, мамка заругает, — сказал Ромка Жене.

— Пусть ругает! — звонко ответила она, вдыхая воздух свободы, доступной им пускай и даже на малое время. — Я вообще больше не хочу заниматься!

— Если не хочешь, почему ты должна заниматься? — удивился Серега.

— О, ты нашу маму не знаешь, — похлопал его по плечу Ромка.

— Идите уже, — возмутилась Женя, — видя, как ребята встали на проходе, желая поболтать.

Наверх поднимались редкие гуляющие, с улыбкой глядя на проносившихся мимо веселых детей, несущихся наперегонки вниз. Лестница резко кончилась, слева уходила мокрая дорожка с перекинутым через узкий ручей деревянным мостиком. Ребята шумно перебежали его, заставив старые доски ходить ходуном в разные стороны. Дальше по пути им никто не встретился, дорога уходила чуть выше, потом опять спускалась к набережной, но не выводя к ней, предлагая спуститься ниже по частым откосам с уже проделанной лыжней по середине.

Добежав до лодочной станции, они остановились и прислушались. Ветер свистел в высоких кронах деревьев, на шапку и лицо грузно падал мокрый снег.

— Добро пожаловать, — Ромка отодвинул одну из досок сарая, но девчонки первые не пошли, полез Серега, бросив рядом рюкзак Жени на снег.

— Можно, — раздался голос Сереги, и пару раз мигнул фонарик. Они залезли в сарай лодочной станции, Ромка несколько раз, так как был самый высокий, ударился головой о днище подвешенных лодок. В конце сарая стоял небольшой столик с деревянными лавками.

— Я приветствую всех в нашем штабе, — важно произнес Серега, сметая пыль со стола.

— Ой, придумал, тоже, — фыркнула Женя, но села на предложенное ей Серегой место.

Серега закрепил фонарик на гвозде, вбитом в стену, освещая стол импровизированной люстрой. Пока Ромка расставлял стаканы с уже почти остывшим чаем, девчонки принялись перешептываться, показывая друг другу найденные посты из ВКонтакте. Серега, чтобы они не заподозрили, бросил пару сообщений Роме по ватсапу, тот глухо заржал, ничего не скрывая.

— Так, давайте поиграем, — сказала Женя, когда почти все пирожки были съедены. Она открыла приложение и стала задавать вопросы. — Столица Канады?

— Опять учеба, — недовольно сказал Рома.

— А варианты ответов есть? — спросила Даша, заглядывая в экран телефона Жени.

— Н Нет. Это сложнее, тут надо знать, — ответила Женя.

— Давайте, тогда, порассуждаем, — сказал Серега. — Определенно это не Квебек и не Калгари.

— Это еще что за города? — удивилась Даша. — Я знаю только Монреаль.

— О, давайте Монреаль, я что-то такое слышал, — поддержал ее Рома.

Женя ввела ответ, приложение заморгало красным.

— Мама, — сказала она, телефон вывел входящий звонок от мамы. — Да мам. Ничего, мы гуляем. Да, да, да я все сделала. Ну, Мам! Ну почему? Ладно, я поняла. Хорошо, Роме тоже скажу.

Она положила телефон на стол и что-то беззвучно сказала.

— Что, пора? — спросил Серега.

— Да, сказала, чтобы мы шли домой. С Джессикой, видите ли, надо погулять, — передразнила свою маму Женя, демонстрируя слегка плаксивый, но властный тон матери.

— Зачем? Я же с ней перед уходом погулял? — удивился Рома.

— А она считает, что недостаточно. Просила тебе передать, что плохо погулял.

— Фу, достала, — фыркнул Рома.

— Ну что, тогда собираемся, — вздохнул Серега, собирая стаканы в пакет.

— Да, сегодня, видимо, день такой, — сказала Даша, чувствуя, как устала.

— Понедельник, — сказал Серега.

Обратно они шли тяжело, крутой подъем утомил под конец, и домой они дошли, еле волоча ноги. Серега пошел дальше, его дом был через проспект, а Даша попрощалась с Ромой и Женей во дворе, их дома были практически напротив друг друга, разделенные хоккейной коробкой и пожарным проездом.

— Как дела? — окликнула Дашу мама с кухни, на плите что-то скворчало, источая заманчивый аромат.

— Нормально! — крикнула Даша, убегая в ванную. — Мама!

— Что? — Света подошла к ней, вытирая руки полотенцем.

— А у тебя есть это средство, ну, чтобы макияж смыть?

— Да, должно быть. А тебе зачем? — Света посмотрела внимательно на дочь, заметив серые разводы на ее лице. Кожа девочки была слишком суха и слегка красноватая. — Что это у тебя?

— Да козлы одни лицо изрисовали, — нервно проговорила Даша, беря из рук матери ватные тампоны и бутылочку со средством для снятия макияжа. Жидкость приятно пахла, а тампоны быстро почернели, зато лицо становилось все белее.

— Так, какие еще козлы? Имя и Фамилия у этих животных есть?

— Не знаю, есть, наверное, хотя я бы им не давала. Да ерунда, просто есть у нас в группе трое придурков, вот они мне лицо изрисовали, — объяснила Даша, удовлетворенно глядя на свое лицо в зеркале. Она умылась и стала намазывать лицо кремом, который Света достала с верхней полки шкафчика.

— А ты тренеру говорила? Почему это произошло? — Света нахмурилась, показывая всем видом, что дочери придется все ей рассказать.

— Да, но он сказал, что я должна учиться давать отпор. Я и дала, одному, а они меня на выходе подловили и изрисовали. Их было трое, я старалась отбиться, честное слово!

— Верю, конечно, старалась, — мама погладила ее по голове, расправляя взлохмаченные волосы. — Я пока папе не скажу, а то он пойдет разбираться, но если это повторится, ты мне сразу скажи, хорошо?

— Хорошо, мама, — Даша поцеловала ее в щеку. — Женька попросила Ромку и Серегу встретить меня в четверг, ну, для гарантии.

— Да? — Света приподняла правую бровь, — а Ромка то ничего, да?

— Да, ничего, — радостно ответила Даша. Увидев, как рассмеялась мама, покраснела. — Нет, ну я не в этом смысле.

— Пойдем ужинать, не в этом смысле, — потянула Света ее на кухню.

— Сейчас, я только переоденусь! — Даша убежала к себе в комнату и через минуту вернулась в домашнем костюме с зеленым динозавром на груди. Цвет костюма гармонировал с тоном халата матери, будто бы они оба были из одного комплекта, вторя тону бежевой кухни. — А папа скоро будет?

— Ну, ты что. У нашего папы есть дела поважнее — грустно улыбнулась Света, ставя дочери тарелку с дымящимися драниками со сметаной.

— Но он же для нас старается? — спросила Даша с набитым ртом.

— Конечно, и для себя тоже, — спокойно ответила мама, ковыряясь вилкой в тарелке. Зазвонил телефон, она подняла его со стола и передала дочке. — Вот, как звали, спроси его сама, когда он придет.

— Алло! Привет пап! А ты когда придешь? Ну почему? Давай быстрее! Какое еще совещание? А почему нельзя на завтра? Да? Правда, нельзя? А может ты его прогуляешь? Что? Я никогда не прогуливала! Никогда-никогда!

Света громко рассмеялась, глядя, как неумело врет Даша.

— Пап, давай ты в следующий раз не пойдешь. Скажи… эм, скажи, что тебя дома ждут, очень-очень! Да, я тебя тоже люблю. Передаю! — она отдала телефон маме.

— Привет, — меланхолично ответила Света. — Ничего, ужинаем. Твою порцию тоже съедим, нет, не оставим. Ладно, да мне понятно. Хорошо. У меня? Да все, вроде приняли, кабинет даже выделили. Видишь, какая я теперь важная. Ну, давай, до завтра. Мы уже спать будем, пока ты приедешь. Давай, пока.

Она положила телефон на стол и принялась за еду. Кот, все это время внимательно слушавший разговор хозяев, прыгнул Даше на колени и нагло оглядел стол.

— Вот зараза, а у меня на коленях сидеть не хочет, — обиженно покачала головой Света.

— Это потому, что он тебя боится, — ответила Даша, гладя свободной рукой кота.

— Нечего меня боятся, — проворчала Света. — Ларсик, ты у нас остаешься сегодня за мужчину, папа у нас будет после полуночи.

Кот долго смотрел на нее, будто бы осознавая сказанное, потом он привстал, положив обе лапы на стол.

— Так, это еще что? — Света сбросила его вниз. — Ты чего это?

— Он решил, что ему тоже положена порция, — захихикала Даша, глядя на ничуть не обидевшегося кота, вальяжно разлегшегося у теплой плиты.

— Еще чего. Вот сейчас уроню на тебя горячую сковородку, — погрозила ему пальцем Света, но кот лишь что-то промяукал в ответ, не веря в силу ее угрозы.

5.

В кабинете директора было душно и сильно пахло духами, перемешанными с запахом дезодоранта и мужского пота. Директор компании, невысокий лысеющий неровными островками мужчина с маленькими бегающими глазками, сидел во главе конференц-стола, становясь с каждым часом все краснее и краснее. Его голос уже перестал быть громким и перешел в яростное сиплое сопение, большая часть потока этой брани доставалась сидевшим рядом, походивших в этот момент в своей профессиональной безмятежности на восковые фигуры провинциального музея.

— Мне что, вашу мать, вас всех уволить, да? Может ну его к черту? Вы думаете, мне нужны деньги? Да у меня денег достаточно на сто ваших никчемных жизней! — сипло плевался директор куда-то вперед, не обращаясь ни к кому конкретно.

Дима сидел посередине стола, нервно поглядывая на часы, полчаса назад пробила полночь. Напротив него сидела стройная ухоженная женщина в белоснежной блузке и с тонкой золотой цепочкой на шее, на которой болтался безрассудный кулончик с Микки-Маусом, Она открыто и элегантно потянулась, давая окружающим увидеть, куда стремился ее мышонок, то и дело прятавшийся в ложбинке между грудями. Она широко зевнула, обнажая идеальный прикус, блеснув на Диму довольным взглядом умных карих глаз. Директор запнулся, наблюдая, как она медленно распутывает строгий клубок каштановых волос на голове.

— Я устала. Ну, сколько можно, Павел Андреевич? — без хамства, но и не без наглости сказала она. — Сколько можно заниматься этим козлодранием?

— Да, — поддержали ее другие. — Вы на время посмотрите!

— А что время? — вспылил директор. — Это не ваше время, — это мое время. Я на вас трачу свое время!

— Так может обойдемся без таких жертв? — предложил Дима, демонстративно сворачивая свою папку.

— Ну, Павел Андреевич, ну может хватит на сегодня? — пропела женщина напротив, полностью распустив волосы по плечам. — Мы все хотим спать, у нас есть семьи, ну, давайте по домам.

— Знаете что, Ирина Александровна! — вскипел директор, но взглянув, наконец, на часы, гневно махнул рукой. — Выметайтесь! Но это не значит, что я с вами закончил!

— А мы так и не думаем — сказал Дима, поднимаясь с места, за ним поспешили и остальные, суетливо толпясь у выхода.

— Дим, Дима! — позвала его Ирина, подбегая к нему, когда он уже собирался запирать свой кабинет.

— Что случилось?

— Ничего, может ты меня добросишь домой? Так не охота садится за руль, я устала, — она легонько дотронулась до его руки, ласково погладив. — Ну, пожалуйста.

— Давай, собирайся, — улыбнулся он, — я буду на парковке.

Он спустился вниз по лестнице, лифты, по обыкновению, уже выключили. На парковке стояло два десятка заснеженных автомобилей, разбросанных в случайном порядке по большому паркингу бизнес-центра. Он завел машину и принялся очищать ее от нападавшего за весь день снега. Голова гудела, а ноги были ватные и будто бы не его, во рту было гадко и слегка тошнило от воспоминаний об обеде. Он подумал о драниках, которые приготовила сегодня Света, и ему стало так обидно и гадко на душе, что он со злостью ударил щеткой по крыше ни в чем ни повинной машины.

— Ой, не нервничай, — сказала подошедшая Ира, ловко сбивая красивой варежкой снежную шапку с крыши. — Ну чего ты такой смурной, я тебя не узнаю.

— Я сам себя не узнаю, — сплюнул он в сторону. — Поехали.

Они сели в машину и выехали с паркинга. Стоя на светофоре, Дима нервно отстукивал пальцами по баранке, хотелось рвануть вперед, наверстать время в свободном спящем городе, но это было всего лишь глупое желание. Ира сняла пушистую шапку из ценного зверя и разметала волосы по не менее пушистой шубке, из-под которой виднелись кончики блестящих черных сапог.

— Как жена? Как Даша? — спросила она, разглядывая себя в косметическое зеркальце.

— Нормально. Жена злится — сухо ответил он, выезжая на эстакаду в ее сторону, она жила чуть дальше, но в ночном городе это расстояние не имело особой разницы.

— А чего злится? Может, ревнует? — игриво спросила она, посмотрев на него смеющимся взглядом.

— У нее нет для этого причин, — ответил он, не поддаваясь на ее обычную игру.

— А вот я бы ревновала. Уверена, что она меня помнит, — самодовольно сказала Ира. — Муж до ночи сидит на работе, как же так? Я бы никогда не поверила в эту сказку про идиотские ночные совещания!

Она залилась громким смехом, Дима даже не взглянул на нее, разгоняясь на проспекте, ведущем к ее дому.

— А как твой муж? Как дети? Ты их вообще видишь?

— А что муж? Он все понимает, у нас с ним договор, не беспокойся. Может и нам с тобой тоже наконец, договориться, а? — она дотронулась до его руки, лежавшей на ручке автомата, он резко одернул ее.

— Мы с тобой все уже обсудили, нечего к этому возвращаться.

— Как хочешь, но если надумаешь, я пока готова. Смотри, я терпеливая, но все имеет свои границы.

— Ир, ты бы лучше детьми занялась, что ты в какие-то игры все играешь?

— А что дети? У детей все хорошо. У них есть и бабушка, и няня, чего еще желать? А мама должна работать, муж-то, ха-ха, не угадала, видишь как, а бросить жалко.

— Готовься, — сказал он, сворачивая на ее улицу.

— А что мне готовиться, только подпоясаться, вроде так говорили? — сказала она, запахнув полы шубы. — Может, зайдешь? У меня как раз никого нет сегодня, все остались за городом. Ну, на чашечку чая, а? Я очень радушная хозяйка.

— Не выйдет, сирена, не выйдет, — ответил он, ехидно ухмыльнувшись, подвозя ее к шлагбауму жилого комплекса. — Все, конечная.

— Спасибо, ты такой милый, — она поцеловала его в щеку и вышла, оставив после себя густой аромат зимних духов.

Он дождался, пока она скроется из виду, и поехал обратно на проспект. Рука медленно прогуливалась по радиостанциям, пока не наткнулась на тихую запись какой-то оперы. В блеске ночных фонарей в заснеженном городе эта музыка, тревожная, но романтичная, с яркой лирикой и огненными чувствами, эта музыка поглотила его, оглушая. Его ослеплял блеск ночной, укрытой пушистым снегом Москвы, и Диме нестерпимо захотелось домой. Мимо проехал патрульный автомобиль, полицейский поравнялся с ним и долго рассматривал его. Дима открыл окно, кивнул ему, полицейский покачал головой, и машина, включив проблесковые маячки, развернулась через сплошную и поехала в обратном направлении.

На удивление, ему удалось найти место возле дома, нагромождение снежных куч испугало автовладельцев, решивших поставить свои авто на платной стоянке за домом. Он бегом вошел в подъезд, лифт еле-еле полз с шестнадцатого этажа, но желания бежать по лестнице не было. Голова сильно кружилась, а ноги, став из ватных невесомыми, стали подкашиваться. Дима громко и долго кашлял.

На этаже было тихо, сосед уже уснул, рядом жил одинокий пенсионер, смотревший до поздней ночи политические ток-шоу на большой громкости. В холле еще пахло едой, Дима чувствовал, что этот запах из их квартиры.

У дверей его встретили два светящихся голубых глаза. Ларс подбежал к нему и пару раз прошелся между его ног, выгибая от удовольствия спину.

— Привет, — прошептал Дима, гладя кота, — один не спишь, разбойник?

Кот громко заурчал, и Диме почудилось, что он может этим разбудить жену и дочь, но все было тихо. Он бесшумно разделся и пошел в ванную. Кот следовал за ним, не желая выпускать хозяина из виду.

— Ну чего, есть хочешь?

Кот плотнее прижался к его ногам и заурчал громче.

На кухне его ждала целая тарелка остывших драников, заботливо укрытых глиняным блюдом, он когда-то привез его из командировки в Уфу. Достав из холодильника батон колбасы и сметану, он сел за стол. Ларс сел на соседний стул, чинно глядя на хозяина.

— Держи, — Дима бросил ему кусок колбасы, кот тут же спрыгнул и стал играть с новой мышкой, загоняя ее по углам, набрасываясь издалека и душа в смертельной хватке безропотную жертву.

— А что ты в сухомятку? — Света включила свет и протяжно зевнула. Она поставила чайник и села рядом, схватив у него из тарелки половину драника. — Ну что наработался?

— Знаешь, — он поперхнулся и посмотрел ей в глаза. — Я устал.

— Ха, неудивительно, — хмыкнула она и налила ему чай. Сев обратно, она подперла тяжелую после сна голову руками и долго смотрела на него, как он ест. — И долго это еще будет продолжаться? То ты на совещаниях, то в командировке. Может, мне любовника завести? А Дашке другого папу найдем, ну на время твоего отсутствия.

— Не начинай, пожалуйста.

— А я не начинаю, — она покачала головой, держа ее на ладонях. — Я и не заканчивала.

— Давай подождем следующего года, мне должны в феврале ответ дать, хорошо?

— А, ты про эту сказку. Ну-ну. Ты сам в это веришь?

— Хочу верить, — он доел и поставил тарелку в посудомойку.

— Брось в раковину, я так помою, — зевнула она, — пойдем спать или тебе завтра на работу?

— Завтра я уезжаю, — извиняясь, сказал он.

— А, ну понятно. Все как обычно. Тогда можешь и не ложиться, — она встала и пошла обратно в спальню.

Дима открыл воду и помыл посуду. Кот, наигравшись с жертвой, довольный, умывался.

— Ну, а ты что думаешь? — спросил он у кота.

Кот подошел к нему и слегка покоптил его брюки.

— Наверное, ты прав, — вздохнул Дима. — Увольняться?

Кот потерся о его ноги и побежал к Даше в комнату обратно спать. Дима вошел в спальню и прикрыл за собой дверь. Побросав вещи на стул, он лег рядом с женой. Света демонстративно отодвинулась от него, повернувшись спиной.

— Знаешь, мы тут с Ларсом посоветовались, — начал он, лежа на спине.

— Да? Ты теперь с котом советуешься? — Света повернулась к нему и привстала на локте. — Так-так, идо чего договорились?

— Буду менять работу с нового года.

— Да, а почему не раньше?

— Да что там осталось?

— И то верно. Хорошо, жаль, что ты раньше у Ларсика совета не спрашивал.

— Наверное, — он долго и тревожно прокашлялся.

— Ты чего кашляешь? — она провела рукой по его лбу. — Да ты весь горячий.

Она вскочила и побежала в ванную за градусником. Вернувшись, она включила свет и сунула ему электронный градусник.

— Да ладно, завтра все пройдет, — он неохотно взял градусник.

— Меряй, давай, а я пока пойду тебе разведу чего-нибудь.

— Свет, я вот что подумал, — сказал он, улыбнувшись.

— Чего?

— А может мне пока не работать, отдохну немного. Ты же у нас теперь на работу вышла.

— Ой, как смешно, ха-ха-ха. С моей зарплаты мы только Ларсика накормим.

— Боюсь, что не хватит.

— Так, больной, лежи уже, — она вскоре вернулась с кружкой горячего жаропонижающего.

— Дай посмотрю. Ого, никуда ты, милый, завтра не поедешь.

— Сколько там — спросил он, медленно отпивая горячий напиток.

— 39. Завтра врача вызовем.

— Нет мне надо…

— Никаких «мне надо». Другой кто-нибудь съездит. Например, — Света дернула в усмешке правый край губ. — Может, Ирочка поедет, она же еще работает?

— Да, работает. Привет тебе передавала.

— Вот как, как мило, — Света села рядом и ощутимо щипнула его за ногу.

— За что?

— За Ирочку. То-то от тебя духами пахнет.

— Ревнуешь?

— Я? Да что ты, — всплеснула она руками.

— Жаль, — вздохнул он.

— Не жаль, — сказала Света и помрачнела. — Короче, чтобы дома сидел.

— Завтра посмотрим, — он отдал ей пустую кружку, Света ушла надолго на кухню и вернулась бледная и напряженная, дрожащей рукой погасила свет. Она легла рядом с ним, долго, пристально смотря ему в глаза.

— что случилось?

— Ничего, — ответила она хриплым голосом, будто бы подавляя в себе резко накатившее рыдание.

6.

В комнате было прохладно от приоткрытой форточки, морозный ветер задувал на подоконник легкие снежинки, бесцельно таявшие на его белой поверхности. Женя стояла, закинувногу на перекладину спортивного комплекса в вертикальном шпагате, и листала ленту ВКонтакте на планшете. Со стороны не было видно ни малейших усилий с ее стороны, казалось будто бы она просто стоит, непринужденно и легко, но еле заметные подрагивания ног и нахмуренный лоб свидетельствовали, что ей это стоит значительных усилий.

— Ты что, с ума сошла! — воскликнула Оля, ворвавшись в ее комнату, еще не успев сбросить шубу после улицы. Она суетливо закрыла окно и гневно посмотрела на дочь. — У тебя же скоро экзамен! Ты что, хочешь заболеть?!

— Было бы неплохо, — задумчиво проговорила Женя, зачитавшись новым постом, но быстро опомнилась, не давая матери разойтись дальше. — Я шучу, мам. Мне просто жарко. Открой еще на пару минут, я скоро закончу заниматься.

Оля с неодобрением смерила наряд дочери, спортивные лосины и флисовая курточка на тонкую майку не вызывали у нее доверия, но, все же, открыла окно.

— Чтобы через пять минут закрыла, — проворчала она и вышла из комнаты.

Женя сделала маленький шажок в сторону, усиливая натяг шпагата, и чуть не выронила планшет, округлив от напряжения глаза. На кухне загремела посуда, ее мама проверяла, не ела ли она неположенного.

— Ты картошку не ела? — услышала она подозрительный голос матери с кухни.

— Нет, это Ромка ел, — без эмоций ответила она, снимая ногу со снаряда, мышцы гудели, а в животе, при мысли о картошке, запеченной вместе с тонкими бифштексами, глухо заурчало. Она закрыла форточку и сняла кофту, чувствуя легкий жар.

— Я тебе салатик сделаю, — сказала Оля, шелестя пакетами в холодильнике.

— Спасибо, мама, — грустно ответила Женя, уходя в душ.

Скоро вернулся Рома. Он был весь красный от мороза и веселый, они с друзьями только что закончили играть в футбол на школьном поле.

— Рома, позови сестру, будем есть.

— Она в душе, — Рома зашел на кухню и с тоской взглянул на приготовленный салат для Жени.

— Тебе мясо погреть? — спросила Оля, доставая противень из холодильника.

— Не, мама. Я не особо голодный, так, что-нибудь перекусить.

— Да? — спросила она удивленно. — Если ты из-за сестры, то ей нельзя, нечего тут разыгрывать конформизм.

— Это не конформизм, — поморщился Рома, не любивший, когда мать использует подобные слова, зачастую неверно и невпопад. — Просто пока не хочу.

— Тогда ешь салат, — она поставила перед ним тарелку с зеленым салатом, в котором кроме самого салата и сельдерея прятались маленькие половинки помидоров. — Тебе еще с Джессикой гулять.

— помню. А где она? Куда спряталась?

— На балконе сидит, думает о чем-то, — ответила Оля.

Из ванной вернулась бледная Женя и села за стол. Увидев у брата на тарелке такой же салат, она с благодарностью взглянула на него, а он подмигнул ей, не в силах сдержать улыбки.

— Так. Чего это вы тут размигались? — строго спросила Оля. — Ром, ты не засиживайся, сейчас пойдешь с собакой гулять.

— Пойду, пойду, — буркнул Рома, делая кислую мину после каждой вилки салата, Женя громко расхохоталась, вся раскрасневшись от смеха.

На кухню бесшумно вошла рослая овчарка и ткнулась мордой в бок Роме. Он потрепал ее за голову, она развернулась и легла у ног Жени, внимательно следя за тем, что делает Оля.

— Джессика, это ты от меня ее охраняешь, да? — возмутилась Оля.

Собака широко зевнула, демонстрируя отличные белые зубы.

— Джессика меня любит, — Женя погладила собаку и вздохнула. — Я тебе салат не дам, мне тебя жалко.

Рома вспрыснул от смеха, зажимая рот рукой. Оля треснула его полотенцем и, возмущаясь, вышла из кухни.

— Пойдем с нами, — предложил Рома, кивнув на Джессику. — А то эта тебя сейчас съест.

Он произнес последнюю фразу шепотом, но тут, же услышал голос матери.

— Я все слышу, нечего там шептаться.

— Пойдем, — закивала головой Женя. — Мама, а я пойду с Джессикой погуляю?

— Только недолго, — ответила мать, копаясь в шкафу в соседней комнате.

— Ну, может к Дашке забегу, можно?

— Можно, только ничего у них не ешь, — строго сказала мать. — Знаю я их, накормят тебя всяким. Ты так по весу не пройдешь.

— Да и плевать, — одними губами прошептала Женя.

Рома дожевал зеленую чачу, забрал тарелку у сестры, которая давно с отвращением отодвинула ее от себя, поглядывая на собаку, положившую ей свою морду на колени. Женя потрепала ей уши и встала, собака пошла за ней в комнату.

— Мам, хлеба не надо купить? — спросил Рома, надевая куртку.

— Купи два батона, а то твой папа скоро придет, а у нас мало хлеба.

— Ладно. Женька, ты готова?

— Сейчас! — раздалось из-за закрытой двери.

— Ты там за сестрой следи, понял?

— Зачем? Она разве маленькая? — пожал плечами Рома.

Дверь открылась, и прибежала овчарка, встав около него, чтобы он защелкнул поводок в ошейнике. Женька вышла в желтых лыжных штанах и свитере с высоким горлом яркого зеленого цвета с пугливыми оленями на груди.

— Ты что как чучело вырядилась? — сказала Оля.

— Нормально. Я же гулять иду, — ответила Дочь, застегивая куртку. — Мама, а где моя зеленая шапка?

— Какая? Эта та старая? Я ее убрала.

— Достань, я хочу ее надеть.

— надень другую, я же тебе купила.

— А я хочу ее, — упрямо сказала Женя.

— Когда ты будешь современно одеваться? Выглядишь, как библиотекарша, — проворчала Оля, доставая из шкафа зеленую шапку, в которой Женя ходила еще с первого класса.

— Мне все нравится, — ответила она и стала играть с собакой. Собака радостно отзывалась на игру, несколько раз опасно вставая на задние лапы, норовя снести вешалку со шкафом.

— Нечего дома баловаться, — Оля вытолкала их на лестничную площадку.

На улице сильно подморозило, Женя прикрыла лицо варежкой, постепенно привыкая к морозному воздуху. Джессика терпеливо стояла рядом, ожидая команды хозяйки для игры.

— Вперед! — крикнула Женя, отпуская собаку с поводка. Овчарка радостно побежала во двор, скуля от нетерпенья, оборачиваясь на запаздывающих хозяев.

— иди сюда, иди сюда! — приказал ей Рома, подзывая собаку, та послушно подбежала. Он стал надевать на нее намордник.

— Так нет же никого, — удивилась Женя, осматривая пустую игровую площадку и одинокую ледовую коробку, над которой ярко горел фонарь.

— Положено, — ответил Рома, отпуская собаку уже в наморднике. — За мной!

Он побежал на лед, овчарка ринулась за ним, вступая в дружескую игру, собака мягко перебарывала хозяина, валя его на спину, но давая ему возможность отбиться от ее натиска.

— Давай, Джессика! — радостно кричала Женя, болея за собаку.

— Ах, вот ты как! — дружелюбно возмущался Рома, борясь с весело рычащей собакой.

— Больные какие-то, — проворчала пересекавшая кварталы сквозь дворы запоздалая жительница, беря в сторону от этой игровой схватки.

Джессика, чувствуя, что хозяин стал уставать, сама прекратила игру, села рядом, скосив голову влево, смотря на Рому дрожащим от веселья блестящим взглядом умных глаз.

— Пойдем в парк? — предложила Женя, защелкивая поводок на ошейнике Джессики.

Они прошли по переходу под железной дорогой и вышли к бульвару, чудом сохранившемуся посреди никогда неспящего проспекта. Пройдя подальше от редких прохожих, спешивших к метро, Женя отпустила собаку, давая ей возможность вволю набегаться по кустам, между яблоневого сада.

— А вы когда на площадку пойдете? — спросила она брата.

— В этом году уже не пойдем. Папа сказал, что там какая-то реорганизация или что-то в этом роде. В следующем году.

— Жаль, а то я тоже хотела пойти.

— Да куда тебе. Вон, у тебя экзамен, мать нас всех тогда съест.

Ром, ну что мне делать?

— Ничего, придется подчиниться. Если не пройдешь, один вопрос, ну, а если пройдешь? А может тебе потом самой захочется?

— Ну, не знаю, — Женя задумчиво прикусила губу. — Может и захочется, я сама не знаю, чего хочу. Знаю, чего не хочу!

— Потерпи, сестренка. На следующей неделе все решится. А дальше сама можешь принимать решение, я думаю, мама это понимает.

— Я знаю, она хорошая, и любит меня. Но как мне это все надоело! — громко крикнула Женя. Джессика отозвалась из дальних кустов громким воем.

— Собака Баскервилей, — картинно произнес Рома. — Сейчас весь бульвар распугаем.

Женя обернулась, и правда, никого на бульваре больше не было.

— А, слушай, забыл совсем. Серега на игру пирожки приносил, просил пару тебе передать, — Рома полез в карман и вытащил пакетик с завернутыми в пергаментную бумагу пирожками.

— У-ум, с печенкой! — счастливо воскликнула Женя с набитым ртом, откусив сразу половину пирожка. Она помахала им перед собой и позвала собаку. — Джессика, иди сюда!

Собака не дала себя долго ждать, скуля от нетерпения. Рома снял с нее намордник, и Женя отдала ей вторую половинку. Так вместе с ней они съели все, пирожки были с капустой и яблоками. Женька прыгала от радости, в окончании сделав даже пару вращений на заледеневшей дорожке, высоко поднимая идеально ровную ногу.

— Знаешь что, — сказал Рома, одевая обратно намордник на собаку.

— Что? — задыхаясь от упражнения, спросила Женя.

— Кто бы ни прошел в этом экзамене, ты все равно самая лучшая.

— Ну, не самая, Наташка гораздо сильнее, чем я. Но, спасибо, — она поцеловала брата в щеку. — Скажи Сереге, чтобы еще сделал, мне понравилось!

— Вот сама и скажи.

— Нет, ну так нельзя, — заулыбалась Женя.

— Как у вас все сложно, ладно, передам, ему будет приятно. Ну что, пойдем домой?

— Нет, не хочу, — запротестовала Женя, — может к Дашке заглянем, на пару минут?

— С собакой? У них же кот?

— Да ну и что? Его же Джессика не съест.

— Вот уж не знаю. Правда, мы ее покормили, но черт ее разберет, — она кивнула довольной собаке, внимательно слушавшей их разговор. — Кота жрать будешь?

Джессика помотала головой, а потом спрятала морду в передние лапы.

— Вот, я же говорила! — Женя набрала номер Даши. — Алло, привет! Ты дома? А, ну хорошо. Мы тогда сейчас забежим, вы же еще не спите? Папа болеет? Ну, мы ненадолго, хорошо? Ну как кто? Я, Ромка и Джессика. Да, гуляем, давай-давай.

— Ну что?

— Пошли.

— А что про собаку сказала?

— Сказала, что им давно пора познакомиться! — отчеканивая каждое слово, ответила Женя.

Не сговариваясь, они побежали к переходу, Джессика бежала рядом, не натягивая поводка, редкие прохожие около метро пугливо отходили в сторону, хотя им они не мешали, выдернутые из сонливой задумчивости длинного городского дня.

Дверь в подъезд им открыл консьерж, парень лет тридцати пяти, с хорошей памятью и склонностью к условно законному предпринимательству.

— О, какая красавица, — потрепал он Джессику, не боясь большой собаки. — Сука, да?

— Джессика, — улыбнулась Женя, ее всегда смешил этот молдаванин, говорящий с легким акцентом и с неизменным вопросом в конце любого предложения.

— У, ты хорошая. Кота идете пугать? — весело спросил он, давно запомнив, куда часто ходила Женя. — В 237, да?

— Нет, знакомиться, — ответила ему Женя. Из лифта вышла пожилая женщина с маленькой крикливой собачкой. Рома взял Джессику на короткий поводок, а Женя обратилась к испугавшейся женщине, еле удерживающей яростно залившуюся лаем собачонку. — Она не укусит, она ученая.

— Тут вопрос, кто еще кого укусит, — сказал консьерж. — Проходите, Маргарита Федоровна.

— Ты мне пошути еще, Дима, — беззлобно погрозила ему пальцем женщина с собачонкой и быстро прошла к выходу.

Джессика вела себя воспитанно и даже не повела носом, чуя в лифте запах мелкой соперницы. Лифтовой холл этажа Даши был весь украшен цветами, висящими в разноцветных кашне по всей стене. Женя дала Джессике осмотреться, собака обнюхала все цветы, до которых смогла дотянуться ее морда. Женька с театральным злорадством вдавила кнопку звонка, защелкала дверь и вышла Даша в больших мягких тапочках и бежевом костюмчике.

— Привет! — радостно воскликнула она. — Ой, Джессика, иди сюда моя хорошая.

Даша вцепилась в подбежавшую собаку.

— Даша? — позвала ее Света, выходя из квартиры, — а, привет, ребята. О, и Джессика с вами. Ну, заходите, посмотрим, кто больше испугается.

Они прошли в квартиру, Рома неуверенно мялся на входе, не понимая, раздеваться ему или нет.

— Мы ненадолго, — сказала Женя.

— А к нам надолго и нельзя, — сказала Света. — У нас карантин, папа заболел.

— У папы грипп, — сказала Даша. — Поэтому в гости не приглашаем. Мама, а у нас остались еще блинчики?

— Блинчики! — захлопала в ладоши Женя.

— Конечно, да я вам с собой заверну, — Света ушла на кухню.

— Нам с собой нельзя, — покачал головой Рома.

— Ах, да, я и забыла, — Света вернулась с двумя тарелками еще теплых блинов со сметаной. — Тогда ешьте так. Собаке можно дать?

— Можно, но не много, — сказал Рома, без стеснения став есть блины руками.

— Держи, моя хорошая. — Света поставила перед Джессикой плоскую тарелку со свернутыми в трубочку блинами. Джессика, помотала головой, вопросительно глядя на хозяина.

— Намордник то снимите, — сказал Дима, появившись в дверях темной комнаты. За ним стоял Ларс, поблескивая глазами, рассматривая новых гостей.

Рома доел блины и отдал тарелку Даше. Потом снял с собаки намордник, Джессика, не торопясь, принялась за блины, искоса посматривая на замершего в дверях комнаты кота. Ларс подошел к ней совсем близко так, что в какой-то момент они столкнулись носами друг с другом, обнюхивая друг друга. Кот ее совсем не боялся, а собака глядела на него с интересом, норовя опять ткнуть его носом.

— Ну все, подружились, — сказал Дима в тот момент, когда собака вернулась к поеданию блинов. Кот пару раз слизнул с ее тарелки остатки размазанной сметаны.

— Спасибо большое, тетя Света, — Женя довольно похлопала себя по животу, — главное, чтобы теперь мама не заметила.

— Ничего, твой папа уже, наверное, пришел, — ухмыльнулась Света.

— Да, ей уже не до нас, — ухмыльнулся ей в ответ Рома. — Ну, мы пойдем, уже поздно.

— Заходите еще, все вместе, — сказал Дима.

— Иди, лечись, — сказала Света, жестом отправляя его обратно в комнату.

— Слушаюсь. Всего хорошего, — он удалился обратно в темную комнату.

— До свидания, дядя Дима. Выздоравливайте! — сказала Женя. — До свидания, тетя Света. Спасибо за блины.

— Да, пожалуйста, приходите еще. Даша, проводишь?

— Конечно, — Даша вышла с ними к лифту.

— Ну что, завтра идешь на тренировку? — спросила Женя, когда лифт открылся.

— Да, пойду. Я думаю, что меня можно не встречать.

— Нет, мы уже договорились, — сказал Рома. — Пока, созвонимся завтра.

— Пока, Ром, — помахала Даша зашедшему в лифт Роме с Джессикой, собака что-то проскулила в ответ.

— Ты видела, что я тебе прислала? — шепнула Женя Даше.

— Да, я тебе завтра скажу, хорошо? — заговорщицким тоном ответила Даша.

— Ну, давай, пока, — они поцеловались, и Женя вбежала в лифт.

7.

— По-моему, это она, — Серега кивнул Роме на показавшуюся вдалеке фигуру Даши, одиноко поднимающуюся по обледенелой дороге. Он запустил заготовленный снежок высоко в ствол сосны, чуть-чуть не достав до наметившегося дупла.

— Смотри, вон, видишь тех? — Рома показал рукой на мелькнувшие за ее спиной фигуры трех парней, уходящих на скрытую лесом аллею. — Пойдем?

— Пойдем, — сказал Серега, снимая очки. Без очков он выглядел слегка беспомощно, глаза глядели недружелюбно, всматриваясь, смешно выдаваясь вперед. Он зачерпнул снега и стал лепить плотный снежок. — Надо было, наверное, Костю позвать.

— Посмотрим. С Костей потом проблем не оберешься, я на учет встать не хочу, мне после того случая такую взбучку дома устроили? — Рома нервно почесал шею сквозь шарф.

— Это да. Мне пару раз звонили оттуда, — сказал Серега, закончив со снежком.

— Угу, — Рома потуже натянул кожаные перчатки.

Даша увидела их и радостно помахала им рукой, она прибавила шагу и поскользнулась, растянувшись на дорожке.

— Что это ты такая неуклюжая? — раздался голос над ее головой.

— Че, полежать захотелось? А на мне полежать не хочешь? — засмеялся другой.

Даша попыталась встать, но кто-то сзади ее толкнул, и она опять упала.

— Эй! Отстаньте от меня! — громко крикнула она, но идущие позади люди поспешно свернули вглубь лесопарковой зоны.

— Ну что, может, простим ее? — спросил тот самый противный парень, Это он толкнул Дашу сзади.

— Пусть сначала мне отсосет! — загоготал другой.

— Да она еще не умеет! — залился щенячьим визгом третий. — Еще испугается, маме пожалуется.

— Ребят, отстаньте от меня, — сказала Даша, тщетно пытаясь встать, противный парень опять ее толкнул, голос у нее дрогнул, и она заплакала, так и, оставшись сидеть на льду.

— Ой, заплакала! — заржал второй, но получил ощутимый удар сзади снежком в голову.

— Эй! Ты чего, козел?!

Серега, ничего не говоря, побежал к нему и подсечкой, недавно разученной на секции, повалил его на лед. Третий бросился на него, увяз в борьбе с ним. Они покатились вниз, мутузя друг друга почти вслепую. Рома кивнул противному парню, но в это время встал второй, накинувшись на него сзади, хватая Рому за шею. Противный парень разбежался и дал Роме со всего размаху ногой в живот. Рома только в конце удара успел поймать его ногу, но полученный удар заставил его задохнуться, в глазах потемнело. Противный парень быстро освободился и стал изготавливаться для второго удара, а второй пытался выкрутить руки Роме.

— Ты че! Ты че! — заорал противный парень, когда снизу побежал Серега, у него было разбито лицо, а близорукие глаза горели бешеной яростью. — Ну, хорош, хорош!

Противный парень пытался сначала отбиваться от яростных ударов Сереги, которые он наносил зачастую не глядя, впустую молотя воздух, но вскоре бросился бежать. Серега бросился за ним, но Рома, к этому моменту заломивший державшего его парня, окрикнул его.

— Брось его! — Рома вывернул кисть своему сопернику, отчего тот взвыл, бессильно молотя свободной рукой по льду.

— Вы чего это тут? А, хулиганье! Я сейчас милицию вызову! — закричала какая-то женщина снизу, угрожающе тряся им руками.

— Полицию вызови, дура! — крикнул ей Серега, помогая Даше встать. — Нормально, не тронули?

— Все нормально. Ой, у тебя кровь, — Даша полезла в сумочку за платком и принялась вытирать лицо Сереге. — Ой, и синяк будет здоровый. Ром, да отпусти ты его.

— Ну, уж нет, — замотал головой Рома, получив полный контроль над жертвой. — Сейчас будем разговаривать.

— Отпусти, Рома, — строго сказала Даша, заметив, как снизу женщина указывает на них охраннику. — Пошли отсюда.

— Как скажешь, — Рома отпустил парня, и тот побежал от них в сторону.

— Тебе конец, поняла? — крикнул ему второй с безопасного расстояния и убежал к своим.

— Идемте. Сережа, где твои очки? — Даша обеспокоенно взглянула на его лицо.

— Здесь, — Серега достал твердый очешник из кармана и надел очки. Лицо его раздулось от побоев, и он поморщился.

— Да, влетит тебе, — покачал головой Рома, потирая ушибленный живот, вся его шея горела, шарф болтался где-то внизу.

— Ох, герои, — Даша замотала ему шарф, слегка дотронувшись до горячей шеи. — Не болит?

— Нормально, — отмахнулся Рома. — Пойдем.

Они дошли до верха и побежали к приближавшемуся к остановке трамваю. Народу было уже мало, и они плюхнулись на последний ряд, весело разглядывая друг друга. Даша сидела посередине, вытирая лицо салфеткой то одному, то другому. Ребята делали вид, что слегка недовольны, но каждому было приятно это внимание.

— Женька меня убьет, — задумчиво проговорила Даша, оглядывая парней.

— Да ладно, ничего страшного, — отмахнулся Рома.

— Да не из-за тебя, — рассмеялась Даша, заметив, как покраснел Серега, часто заморгав глазами, под правым глазом уже отчетливо просматривался здоровый синяк. — Надо снег приложить. На, держи.

Она достала зеркальце в металлическом корпусе, он послушно приложил его к синяку.

— А чего им от тебя надо? — спросил Серега.

— Не знаю, завидуют, наверное, — ответила Даша. — Я же на разряд иду.

— А им какое дело? — удивился Рома.

— Да придурки они! — ответила Даша.

Они вышли на остановке и пошли к метро. Из подземного перехода толпы людей устремлялись на небольшой автовокзал, тонкой струйкой стекая вниз по лестнице к трамваям. Из торгового центра выходили пары с обильно нагруженными пакетами, теряясь в переходе или сбегая вниз по лестнице, заслышав приближающийся трамвай.

— Пойдемте по мороженому, — предложил Серега, держа снежок возле глаза.

— Поздно уже, — засмеялась Даша.

— Пойдем, как-никак мы тебя спасли, — улыбнулся Рома

— Я угощаю, — сказал Серега.

— Ну, нет, тогда уж я угощаю! — воскликнула Даша, взяв под руку парней и ведя их к вращающимся дверям торгового центра. Они поднялись к кинотеатру, Даша знала там кафе с нормальным мороженым, почти все столики были заняты ожидавшими сеанса зрителями с чашками кофе или горячего шоколада. Они сели за столик у самого входа, на который почти падала стойка с постерами нового блокбастера. Официант принес заказ и вернулся с чашкой со льдом.

— Подержи минут десять, — подбадривающе кивнул ему официант. — Я когда занимался, мне всегда помогало.

— Спасибо, — Серега завернул лед в салфетку и прижал его к лицу. Второй рукой он стал неуверенно копаться в замерзшем мороженом.

— Может, в кино на выходные пойдем? — спросила Даша, разглядывая афиши новинок. — Давайте на мультик!

— Опять мультики, — картинно прижал руки к лицу Рома.

— А по мне нормально, — сказал Серега.

— Да тебе как моя сестра скажет, так и будешь делать, — с укоризной сказал Рома.

— Рома, ну зачем же ты так, — учительским тоном сказала Даша. — Может, у них интересы совпадают, а?

— Что вы ко мне пристали? — обиделся Серега. — Я, правда, люблю мультики.

Даша набросала пару сообщений Жене, телефон тут же отреагировал, мигая ярким экраном. Даша пробежала глазами ответы Женьки и самодовольно ухмыльнулась.

— Все, идем на мультики.

— Ну, понятно, — махнул рукой Ромка.

— Не хочешь, не ходи, — Даша бросила на него быстрый язвительный взгляд, она научилась ему у мамы, часто заставлявшей папу нервничать под таким же взглядом.

— Вот еще, пойду.

— Не, Ром, ну что ты себя будешь мучить? Мы нормально сходим, — решил поддержать игру Серега.

— Ты вообще молчи, вон, фингал уже один есть, — огрызнулся Рома.

Даша, уже давно углубившаяся в телефон, тихо хихикала, переписываясь с Женей.

— Ром, Женька сказала, чтобы ты шел домой. Надо с Джессикой погулять.

— Блин, вот больше некому! — с досадой произнес Ромка и взглянул на часы. — Скоро восемь, надо идти. У нас с утра контроша. Серега, ты делал что-нибудь?

— А по чему контрольная? — заинтересованно спросила Даша.

— По математике, — вздохнул Рома. — Серега то что, ему можно и не готовится.

— Если я очкарик, то значит сразу шарю в математике? — возмутился Серега.

— А ты шаришь? — заинтересовано спросила Даша.

— Да, немного.

— О, тогда нам поможешь. Ну, поможешь, да? Ну, пожалуйста, — Даша жалостливо протянула слова, но переусердствовала и залилась смехом, почесывая свой длинный носик.

— Не вопрос, мы же уже это все проходили. У вас скоро контрольная?

— Да, на следующей неделе, во вторник, вроде или в четверг, — Даша задумалась и написала Женьке. — В четверг. Я сказала Женьке, что ты нам поможешь.

— Договорились. А когда?

— Давай в субботу, или нет, лучше в воскресенье, — сказала Даша.

— Да, в субботу у Женьки предварительный экзамен, — сказал Ромка. — Все равно ничего не запомнит.

— Бедненькая, — сказала Даша. — Ну что, пошли домой?

Как и обещала, она побежала расплачиваться.

— Зря ты согласился, — усмехнулся Ромка.

— Почему?

— Они тебя убьют. Особенно моя сестра, Ромео.

— Да пошел ты!

— Сам иди туда же!

В метро было на редкость много народа, усталые пассажиры нервно брали штурмом вагоны. Когда ребята втиснулись в вагон на Кольцевой линии, их сзади еще сильнее прижали, не давая возможности вдохнуть свободно. На следующей станции толпа вынесла их на перрон, уводя слепым потоком к переходу на радиальную линию.

— Давайте на следующем, — предложила Даша, с опаской поглядывая на то, как толпа с перехода пытается войти в заполненные вагоны поезда.

— Давай, — пожал плечами Ромка, и они двинулись в другой конец перрона.

У Даши зазвонил телефон, она прислонилась к колонне, закрыв ладонью микрофон от воя уходящего поезда.

— Алло! Да, я знаю, мам. Ну, так получилось. Да, встретили, вот, едем домой. Хорошо. Мы уже на «Киевской». Хорошо, я поняла. Какая собака? Ротвейлер? А я не помню такого у нас во дворе. Я поняла… Да, поняла я! Все, пока!

Она с немым вопросом на лице посмотрела на ребят, но этот вопрос не адресовался к ним. Она смотрела куда-то сквозь них и на них одновременно, впав в странную задумчивость, сделавшую ее лицо очень серьезным, брови нахмурились, а глаза стали искать ответа то на потолке, то на облицовочном камне колонны.

— Чего задумалась? — спросил Ромка, Серега в это время копался в телефоне, пытаясь выяснить причину столпотворения в метро.

— Да ничего, — задумчиво протянула Даша. — Мама сказала, чтобы я была осторожна, у нас во дворе появилась какая-то бешеная собака. Она толком не разглядела, черный ротвейлер, вроде.

— Черный ротвейлер? — удивился Рома, перебирая в уме всех собак их двора. — У нас вроде нет такого.

— Вот и я говорю, что нет. Мама сказала, что он кинулся за нею в подъезд, консьерж вовремя успел открыть дверь.

— Так мы тебя проводим, — с готовностью ответил Серега, закончив поиски. — Нашел, поезда отменили, авария какая-то.

— Да чего тебе мотаться, ты и так уже очень помог, — запротестовала Даша, не желая напрягать друга еще больше.

— Да ладно, — пожал плечами Серега. — Дома мне и так уже достанется, чуть больше, чуть меньше, какая разница.

— Ну почему? — спросила Даша, но ответ Сереги заглушил поезд, тормозивший у платформы.

Они забежали в полупустой вагон. Основная схватка за места велась в конце состава, рядом с переходом на кольцевую линию.

— А у тебя такие строгие родители? — спросила Даша Серегу, когда они сели на свободные места. Напротив сидело несколько мужчин и женщин, часть весело поглядывала на Дашу, цепко державшую под руки двух довольных парней, но другая часть смотрела на нее неодобрительно, позволяя себе достаточно громко комментировать это друг с другом так, чтобы им было слышно.

— Да нет, не сказал бы, что строгие. Просто любят лечить своими разговорами, — ответил Серега, смотря на сидевших перед ними близорукими глазами, очки он снял, запрятав под шарф.

— Да, у него отец как начнет объяснять, — Ромка схватился рукой за голову. — Не отвяжется, пока все не растолкует.

— Но он прав, — вступился за отца Серега. — Просто я этого не люблю.

— А у нас такого нет. Мама, может, поворчит пару минут и все. А папа… папа часто на работе задерживается, так что не успевает мне мозги вправлять! — Даша вдруг погрустнела и скосила взгляд себе на ботинки.

— Не знаю, у меня с батей все нормально. У нас только мама ворчит постоянно, но все достается Женьке, — сказал Рома.

Они замолчали. Поезд стал замедлять ход, покачиваясь боками в черном тоннеле. События дня медленно убаюкивали ребят, и они чуть не проспали свою станцию, резко вскочив с места, когда вагон уже почти опустел, закрывающиеся двери успели задеть плечо Ромки.

— Ай! — вскрикнул он от неожиданности.

Они шумно побежали к ближайшему выходу, де одиноко вращали ступенями пустые эскалаторы. В вестибюле метро было пусто. Ушли даже дежурные, ярко горел свет, и, казалось, что это был их личный выход, только уже выходя из дверей, они увидели редкие темные фигуры спешащих пассажиров. Выход из метро был спрятан подальше от посторонних глаз, с одной стороны его прикрывала бывшая перехватывающая парковка, с других сторон он был закрыт сохранившимися островками бульвара. Проспект гудел далеко впереди, в сгустившейся темноте сквозь замерзшие деревья пробивались вспышки фар несущихся по проспекту автомобилей. Все это вместе со светом желтых фонарей и белым снегом создавало радостную картину приближающегося праздника, несмотря на заброшенную парковку слева и в целом не слишком живописность местности, готовящейся к прокладке новой дороги в будущем году. Даша обернулась назад, ловя отблески оставшегося позади выхода из метро. Он отливал в этом свете чудесным изумрудным цветом, и ей захотелось быстрее дойти до дома, чтобы рассказать маме, какого цвета платье она хочет на Новый год.

Рядом прогудела электричка, ей ответила встречная. Ребята, не сговариваясь, протянули свою песню, пародируя гудок электропоезда. В переходе сидел замерзший гармонист и играл натужно, постоянно сбиваясь, сводя все песни в одну бесконечную заунывную мелодию с простым банальным ритмом.

На улице было уже пусто, вдали блестели фары неторопливого автомобиля, ребята перебежали светофор на красный свет, не останавливаясь, неслись вперед, поскальзываясь на накатанной за день пешеходами узенькой дорожке вдоль тубдиспансера. Почти добежав до Дашиного подъезда, позади них послышалось движение, негромкое сопение становилось все ближе, переходя в довольный нетерпеливый рык здорового животного.

— Ай! — вскрикнул Рома, бежавший позади них. Его сбила с ног большая черная собака, он чудом отбился от нее ногами и молниеносно вскочил, неестественно сгибая ногу.

— Давайте быстрее! — крикнул им из подъезда консьерж Дима, махая руками. — Ну, быстрее!

Ребята вбежали в подъезд, Дима с силой захлопнул дверь почти перед самой мордой бешеного черного как смола пса. Пес яростно поскреб лапой по железной двери, но, услышав оклик хозяина, побежал обратно.

— У, зверюга! — воскликнул консьерж Дима, делая комичное лицо. — Я уже участкового вызвал, что-то не едут, боятся, наверное.

— Рома, ты цел? — Серега с тревогой стал осматривать побледневшего друга.

— Кажется, — ответил Ромка и весь скривился, сделав шаг вперед.

— Ой! Да у тебя кровь! — воскликнула Даша, заметив, как из его левой ноги медленно вытекла струйка темной крови. Вся штанина джинс уже промокла, Ромка от испуга побледнел еще больше, опершись на плечо Сереги.

Пока Дима с Серегой помогали Ромке подняться по ступенькам, Даша вызвала лифт и нервно переминалась с ноги на ногу, ожидая такой неповоротливый лифт, застрявший где-то на четырнадцатом этаже.

— Тебе не больно? — с тревогой спросила она Ромку, когда тот кое-как вошел в лифт.

— Терпимо, — прохрипел он, а краска с лица ушла почти полностью, еще чуть-чуть, и он потеряет сознание.

Лифт поднимался мучительно долго, Даша жала на кнопку их этажа, Бессознательно пытаясь так увеличить скорость лифта. Она первая выскочила из кабины, выронив ключи из рук.

— Я сейчас! — она побежала к двери принялась лихорадочно открывать ее. Дверь, наконец, поддалась, и Даша влетела в квартиру. — Папа! Папа!

— Что случилось? — появилась из кухни встревоженная Света.

— Рому покусали! Папа, ну где ты!

— Где он, на улице? — отец вышел из комнаты, наспех накидывая на себя свитер.

— Нет, около лифта! — Даша в нетерпении тянула его за руку.

Он выбежал в лифтовой холл, где Серега уже помог Роме выйти. Дима подхватил шатавшегося от страха и потери крови Рому на руки и внес в квартиру.

— Давай в ванную, — скомандовала Света, уже держа наготове домашнюю аптечку. Дима усадил Рому на табурет, принесенный Дашей, Света, властно отодвигая всех в сторону, приказала. — Так, не толпитесь. Идите, пока лучше чай сделайте, только не горячий.

— Мам, а сахар класть? Спросила Даша, стягивая с себя куртку и свитер.

— Да, и посоли, — сказал Дима, разглядывая Серегу. — Это кто тебя так?

— Хулиганы, — улыбнулся Серега, машинально ощупывая опухшее лицо.

— Раздевайся, я тебе лед дам, — Дима ушел на кухню, где уже суетилась Даша.

Чайник, как и лифт, вскипал недопустимо медленно, она вполголоса ругалась, часто поглядывая назад, но дверь в ванную была закрыта. Дима передал Сереге пакет со льдом, тот сел на стул и приложил его к лицу.

— Так, давай посмотрим, что у тебя тут, — Света стала разрезать промокшую от крови штанину ножницами, чувствуя, как он дергается при каждом ее прикосновении. — Потерпи, будет немного больно.

Она оторвала прилипшую к ноге ткань, Ромка громко охнул. Влетела Даша с кружкой чая.

— Я посолила, как папа сказал, — Даша крепко держала кружку в руках, с ужасом глядя на всю красную от запекшейся крови ногу Ромки, из которой, часто пульсируя, выливалась струйка свежей крови.

— Дай мне кружку, — Света забрала у нее чай и кивнула ей на дверь. — Папу позови.

Даша выбежала, Света протянула Ромке чай, тот стал жадно пить. От сладкого чая становилось легче, он чувствовал, что головокружение уходит, но лицо его оставалось все еще таким же бледным. Вошел Дима.

— Закрой дверь, — сказала Света. — Дима, завяжи ему жгут, я пока повязку наложу.

Дима достал из аптечки шланг тонометра и подвязал Ромке ногу под коленом, кровь стала литься медленнее, вытекая небольшими пятнами. Света долго мыла ногу перекисью, пока кожа не стала более-менее светлой, а затем наложила тугую повязку, смазав рану холодной мазью.

— Вот и все, а ты молодец, — похвалила она Ромку. — Надо его в травмопункт отвезти.

— Хорошо, пусть поесть что-нибудь, а я пока соберусь, — Дима вышел.

— Дим, Дима! Пусть Сережа тоже зайдет, — Света погладила Ромку по голове. — Давай, иди на кухню, Дашка тебя покормит.

Ромка, ковыляя, вышел, за ним вошел Серега, все еще прижимающий лед к лицу.

— Так, ну а с тобой что? — строго спросила его Света, отнимая его руку от лица, чтобы разглядеть синяки. — Неплохо тебе надавали.

— Сам виноват, — гордо ответил Серега, стойко перенося ее осмотр.

— То, что сам виноват, это понятно. Но, ты же понимаешь, что так нельзя поступать? Надо решать эти вопросы по-другому.

Серега непроизвольно закатил глаза, готовясь к очередной порции нравоучений.

— Не закатывай глаза. Сколько их было?

— Трое, — поморщился Серега, Света протирала ему лицо антисептиком.

— Так, не морщись. Ну, и вы отбились?

— Да, враг был повержен, — пародируя голоса киноанонсов, ответил Серега.

— Это хорошо, — она наложила ему йодную сетку и отдала обратно в руки лед. — Иди на кухню, герой.

— Спасибо, тетя Свет, — он неуклюже вышел из ванной, боясь задеть ее.

На кухне уже вовсю хозяйничала Даша. Ромка разговаривал с Женькой по телефону.

— Да все нормально, Женька, ну чего ты волнуешься? Мама придет? Когда? А, ну хорошо, я понял. Ну, давай, а? Дашку, сейчас, — он протянул трубку Даше. — Женька тебе хочет что-то сказать.

Дашка взяла телефон и убежала в свою комнату.

— Дядя Дима, сейчас мой отец приедет. Они меня в травмопункт отвезут, — сказал Рома.

— Хорошо, они скоро будут? — спросил Дима, кладя обратно на стол документы на машину.

— Сестра сказала, что уже одеваются. Мама тоже поедет.

— А ты будто не рад? — спросила его Света, убирая аптечку обратно в шкаф на кухню.

— Да рад, конечно. Просто она будет волноваться, зачем это.

Серега прыснул от смеха, переглянувшись с другом.

— Ой, юмористы, — сказала Света, делая им еще бутерброды, — ешьте лучше. Мама и так будет волноваться. Сережу до дома добросите?

— Не надо, я сам дойду, — запротестовал Серега.

— Нет уж, пусть отвезут. Дим, может, ты отвезешь?

— Не надо, мы отвезем, — сказал Рома. — Покорись.

— Да я мог бы и сам, — проворчал Серега, налегая на бутерброды с чаем.

На кухню вбежала Даша, отдав телефон Роме. Она вся раскраснелась и игриво посматривала то на Ромку, то на Серегу.

— Они выехали, — сказала она. — Ну, ребята, готовьтесь!

— К чему? — удивился Серега.

— Дядя Коля разговаривал с твоими родителями, Сереж, — сказала Даша.

— Ну, все, я пропал, — Серега достал свой телефон из кармана, там было десять пропущенных вызовов.

8.

Света сидела за столом у себя в маленьком кабинете и бегло просматривала учебный план. Все было столь же знакомым, сколь и безликим. Она с сожалением отодвинула от себя папки с файлами, стопка методичек опасно стояла на углу стола, норовя завалиться под шкаф. Света бросила на нее игривый взгляд и слегка пошатала старый стол, стопка покачнулась, но не упала, скорее стала устойчивей, нижние ряды разъехались в стороны, и она приобрела вид странной пирамиды. «Вот она — сила методики» — с ухмылкой подумала Света и лениво потянулась, до начала семинара было еще полчаса.

В кабинет ворвался Григорий Павлович, душистый и розовощекий, в новой отглаженной рубашке, отдававшей разбавленной бирюзой в неясном свете. Его галстук съехал в сторону, а пиджак был забыт где-то в других кабинетах.

— О, как не зайду к вам, так не нарадуюсь. Сразу видно, что здесь живет молодая женщина, — воскликнул он, искренне радуясь обновлению кабинета, маленькая комната, благодаря стараниям Светы и Александры Яковлевны, превратилась из заброшенного чулана в светлую уютную комнату, где строгость казенных шкафов была низвергнута новыми зелеными занавесками с этническими мотивами и рядом разноцветных цветов, занявших весь подоконник, знавший до этого только вес тяжелых коробок с папками, да серую жирную пыль. — Вы готовы к семинару?

— Всегда готова! — отрапортовала Света, вскинув руку в жесте пионеров. Она встала и поправила на нем галстук. — Что-то Вы забегались.

— Да вот дела, конец года, сама понимаешь. Ох, достали меня уже эти отчеты, пора отчетов, будь она трижды проклята! — с чувством воскликнул он. — Светочка, а ты разве была пионером? Успела?

— Конечно, успела, — рассмеялась Света, — я же не такая молодая, это вы меня все в девочках держите.

— Только подумать, как время летит, — он вновь дернул за ворот рубашки, смещая галстук в сторону. — У, жара, и не поверишь, что декабрь.

— Ну что Вы опять, — возмутилась Света и вернула галстук на свое место. — Сядьте, отдохните. Остыньте.

— Не могу, какой сядь, тут дел в невпроворот. Я же один остался, Сергей Алексеевич вот, некстати как, в больницу попал.

— Это никогда кстати не бывает. Ничего, он крепкий, выкарабкается.

— Да не такой уж крепкий, восьмой десяток пошел, не с чего крепиться то, — покачал головой Григорий Павлович. — Я вот подумал, может, пока ты его группы возьмешь? Тема тебе знакомая, разберешься, да? А то я не хочу Антона просить, каждый раз… ну нет, не хочу об этом говорить.

— Да, с Антоном сложно, — согласилась Света. — Чувствуешь себя, будто бы обязан ему до гроба.

— Да, вот, я это и хотел сказать, просто слов найти не мог, — с живостью ответил он. — Сергей Алексеевич у нас от учебного плана не отходит, так что…

— Я справлюсь, не переживайте, — ласково сказала она.

— Ну, вот и славненько. А ты уже подумала над своей темой?

— Нет, признаться, даже и не думала.

— Так давай подумаем вместе. Мы на следующей неделе соберемся всей кафедрой, но, думаю, что будем только мы с Сашей, у остальных дела, коммерция, контракты.

— Надо же на что-то жить.

— Надо, конечно. Но, не знаю, наверное я не прав, просто не получается, недоделанность какая-то. Ты же знаешь, я идеалист в душе.

— Вы идеалист до кончика ногтей, Григорий Павлович, — Света стала собирать материалы для семинара.

— Да, надо идти. Ну, желаю удачи! — он приветственно махнул рукой и стремительно выбежал, оставив после себя жар неугомонной души.

В послеобеденное время институт был наполовину пуст. Коридоры, кишевшие до полудня толпами студентов, выглядели теперь сиротливо, помаргивая старыми лампами. Света подошла к аудитории, машинально расправила и без оттого ровную узкую серую юбку, рука скользнула по белоснежной блузке. Ей показалось, что пара пуговиц не застегнута, но это был лишь сквозняк от раскрытого в аудитории окна. На шее безупречно завязанный тонкий зеленый платок, а убранные в тугой пучок волосы окончательно придавали ей вид строгой учительницы или сотрудницы крупного банка.

Она вошла в аудиторию. За столами сидели сонные студенты, вяло обмениваясь друг с другом короткими фразами, устало посмеиваясь над перепостченными в бесконечных лентах мессенджеров картинками или тупыми видео. Света прошла через всю аудиторию и закрыла окно. До начала занятий оставалось еще пять минут, она придирчиво осмотрела свой стол и, взяв тряпку, вышла в уборную.

— Это кто? — проснулся с задних рядов студент, лежавший до этого на парте как тюлень после обеда.

— А где наш дед? — спросил другой.

— Да тише вы, — шикнула на них девушка, сидевшая на первом ряду.

Света вернулась и, так же молча, вытерла стол. Один студент встал и подошел к ней, предлагая помочь.

— Возьмите тряпку и вымойте доску, — сказала она, отдавая ему мокрую тряпку. Студент принялся тщательно стирать меловые разводы на доске.

— О, Санька уже бал заработал, — хмыкнул тот же студент сзади. Света внимательно посмотрела на него, от ее взгляда он выпрямился и принял усидчивую позу. — А вы теперь будете вместо…

Он замялся, видимо вспоминая имя преподавателя.

— Я буду замещать Сергея Алексеевича на время его болезни, — четко, заполняя своим голосом всю аудиторию, ответила Света. Ей понравилось, что она не утратила этого навыка. Легкая тень усмешки скользнула по ее чуть накрашенным губам от воспоминания о ее первых лекциях, когда она от смущения шептала с кафедры.

— О, здорово, — ответил тот же студент. Остальные молчали, пара девушек с передних рядов шикнули на него, чтобы он заткнулся, — а что? Я же просто спрашиваю. А экзамен тоже вы будете принимать?

— Скорее всего, да. Окончательно решится на кафедре в ближайшее время. Ну что, давайте начнем?

— Еще одна минута, — ответил ей студент со второго ряда, смотревший все это время в окно.

Она с интересом стала его рассматривать, прикидывая, как он будет вести себя на экзамене. Студент также открыто разглядывал ее, не стесняясь, как бы оценивая ее фигуру. Прозвенел звонок.

— Теперь можно? — язвительно спросила его Света.

— Пожалуйста, — буркнул парень, дернув головой, чтобы косая челка черных как смола волос перестала съезжать на нос.

— Давайте с вами познакомимся, — Света встала за кафедру и оглядела аудиторию. — Меня зовут Светлана Борисовна Колесникова. Буду замещать Сергея Алексеевича, фамилию вы должны были уже выучить. Назовите, пожалуйста.

Она обратилась к студенту с черной челкой, все еще глядевшему в окно.

— Смирнов, — ответил он, не взглянув на преподавателя.

— Верно. А что выувидели в окне, может нам расскажете? — спросила она, пронзая его строгим взглядом.

— Свободу, — коротко ответил он, повернувшись к ней.

— Свободу, замечательно. Как ваша фамилия?

— Алексеев, — ответил студент с челкой.

— Ну, а полное имя?

— Константин Сергеевич Алексеев, — отчеканил он.

— Замечательно, Константин, я же могу вас так называть?

— Как угодно.

— Отлично, подойди, пожалуйста, сюда, и проведи перекличку.

Парень встал и бодрым шагом спустился к кафедре. Он был выше ее, но безнадежно худ, длинные руки висели как плети, отчего он напоминал худую обезьяну. Челка снова упала на его длинный нос, он махну головой и принялся громко называть фамилии с конца.

Семинар пролетел быстро. Поначалу студенты огрызались ей, упражняясь в остроумии, но уже на второй час вступали в разговор более осмысленно, четче формулируя собственную мысль. Света сильно отошла от учебного плана, давая возможность студентам высказаться, желая с ними познакомиться. Когда второй час закончился, она попрощалась с ними, принявшись вытирать исписанную доску, Света не любила оставлять после себя «грязную» аудиторию.

— Давайте я, — рядом встал Константин, привычно дернув головой.

— Держи, — она протянула ему тряпку, Костя быстро стер с доски и сложил тряпку.

— До свидания, было вполне неплохо, — сказал он, уходя.

— Костя, не уходи, — Светлана поманила его к себе, заметив, как смутился парень — Подойди.

Он подошел, она показала на свой нос.

— Не зачем прятать свой нос, — сказала она. — Челка тебе совсем не идет.

Парень вспыхнул, но промолчал.

— Я могу идти? — бесцветным голосом спросил он.

— Да, иди. Подготовь к следующему разу небольшой доклад, хорошо?

— А зачем?

— У тебя много лебедей, — она полистала журнал.

— Я сюда пришел учиться, а не баллы зарабатывать, — гордо ответил он.

— Так вот пора начать учиться, — она широко улыбнулась. — Если доклад будет плохой, я тебе поставлю очередного лебедя, не сомневайся.

— Хорошо. Тема любая?

— Нет, конечно же. Все должно быть в рамках программы, заодно посмотрим, на что ты способен. Сделай что-нибудь интересное, ведь ты доклад делаешь не для меня, а для себя и своих друзей. Я итак все знаю.

— Я все понял. Еще что-нибудь?

— Нет, до следующей недели.

— Хороших выходных, — буркнул парень и вышел.

На этаже возле кафедры столпился народ. Это были в основном мужчины в блестящих черных костюмах, важно кивавшие на реплики друг друга. Она хотела прошмыгнуть мимо них, но ее схватил за руку Антон, подводя к собравшимся.

— Вот, позвольте представить вам ценнейшего специалиста по истории 20 века, — презентовал он ее собравшимся. Света смутно вспоминала эти лица, часть из них она часто видела на экране телевизора в безликих политических ток-шоу, заполонивших телевизионный эфир.

— Светлана Борисовна Колесникова.

— О, почему вас еще нет у Антона в команде? — воскликнул полноватый телеэксперт с редеющими длинными волосами. — Вы бы украсили наш эфир.

— Да-да, это бы привлекло новую аудиторию, — вторили ему другие.

— Мне надо идти, — сказала Светлана, сделав дежурную улыбку и попытавшись вырваться из рук Антона.

— Ну, подожди, останься, — прошептал он ей на ухо.

— Антон, у меня много работы, — сказала она так, чтобы было слышно остальным.

— Вот, заметьте, — вновь начал Антон, отпуская Свету. — Она только восстановилась в нашем институте и уже взяла на себя целый поток.

— Вы молодец, Светлана, — похвалил ее телеэксперт. — Подумайте, может, пойдете к нам?

— Я подумаю, спасибо за предложение, — она выдавила из себя еще одну дежурную улыбку и удалилась быстрым шагом.

— Какая строгая, настоящая русская женщина, — восхитился телеэксперт.

— Да, о таких писал Некрасов, — подхватил другой.

— Кстати, а почему бы нам не вспомнить Некрасова на следующей передаче? Как вы считаете? Света не услышала ответа, она быстро вошла в свой кабинет и закрыла дверь. На столе в маленьком блюдце лежали два крохотных пирожных, она засмеялась, вспоминая, как после ее первой лекции Григорий Павлович также поздравил ее небольшим угощением. Он часто любил так баловать женщин на кафедре, всегда предлагая именно то количество сладкого, которое не могло бы повредить стройности фигуры. Она села за стол и с удовольствием принялась за пирожные. Лежавший на столе телефон почувствовал ее присутствие и провибрировал о пропущенных вызовах. Звонила дочка.

— Да, Дашуль, что случилось?

— Мама! — раздался звонкий голос Даши в трубке. — Я все уроки сделала, папа все проверил.

— Молодец. А чего ты хочешь?

— А почему ты думаешь, что я чего-то хочу?

— потому, что я тебя знаю. Давай, говори.

— Мама, можно я пойду в гости к Женьке?

— А, на Ромку хочешь посмотреть. Как он?

— Хорошо, говорит, что нога болит, а так нормально.

— А ты Английский выучила?

— Мама, я все успею. Ну, можно?

— А что папа сказал?

— Папа сказал, что он не против. Сказал, чтобы ты подтвердила.

— Ладно, иди. Но если я завтра узнаю, что Маргарита Александровна на тебя жалуется…

— Мама, я все выучу!

— Хорошо, тем более что ты уже идешь туда, да?

— Как ты узнала?

— Ой, ну не велико знание. Иди, Роме привет передай, пусть не нагружает ногу.

— Хорошо, передам. Ему после уколов нехорошо, так Женька сказала. У нее завтра предварительный экзамен.

— Ты пойдешь? Слушай, а ты ей мешать не будешь?

— Нет, не буду, — Даша зашептала в трубку. — Она сама меня просила прийти, мама ее достала. А на экзамен я не пойду, она будет смущаться.

— Хорошо, доченька. Ты только сильно не засиживайся.

— Хорошо, мама!

— Слушай, Даш, а как Сережа?

— О-о-о, — протянула Даша. — Ему дома такую взбучку устроили, Женька сказала, что комп забрали и телефон.

— Ничего, он парень крепкий. А Женька с ним часто общается?

— Ага, мама, я побежала, ладно?

— Ну, давай, целую.

— И я тебя!

Света положила телефон на стол и взглянула на цветы, улыбаясь. Она набрала мужа и подошла к окну.

— Привет. Лечишься? Ну, молодец. Мне Дашка звонила… ну как, разрешила, конечно же, ты же разрешил… а я без тебя не могу, сам знаешь… я не смеюсь. Дим, ты можешь позвонить родителям Сережи, объяснить им, а то, мне кажется, они зря его так… ты с Колей говорил, ну и что он? А, понятно, Оля рвет и мечет, на нее это похоже… ну не сказала, что с того, не знала, что так будет… я не злюсь, просто настроение испортили тут… да, есть одни… а, семинар, нормально. Ребята хорошие, умные. Наглые только… нет, я с ними не заигрывала, строга как никогда… наверное да, возраст… ой, какой ты смешной! — она искренне рассмеялась, гладя лепестки цветов. — Сейчас еще кое-что доделаю и домой поеду… да, я знаю, что ты болеешь, не переживай, скоро буду. Ну, давай, целую… угу, пока.

За окном уже медленно скатывалось солнце к закату, плотнее входя в серые облака, готовящиеся обрушить на город новый снежный коллапс. Ей вдруг стало лень что-либо делать, заполнить формы она может и в понедельник. Она быстро оделась и вышла из кабинета. Толпа экспертов стояла еще на этаже, не обращая на нее внимания. Света скользнула к пожарной лестнице и побежала вниз, не уступая в резвости студентам, пролетевшим прямо перед ней, спеша на свободу.

Домой она вернулась раньше обычного, по пути забежав в магазин за рыбой. Выйдя из лифта, она ощутила приятный запах жареной рыбы.

— Ты что, в магазин ходил? — спросила она мужа с порога.

— А что? — Дима вышел из кухни в цветастом фартуке.

— Тебе же нельзя, забыл, что врач сказал? — строго спросила она, протягивая ему пакет с рыбой. — Вот, держи. У дураков мысли сходятся.

— О, прекрасно, — он взвесил на руке филе трески. — На завтра хватит. Раздевайся, скоро будет все готово.

— А откуда ты узнал, что я скоро приду? — спросила она, снимая куртку.

— Я звонил тебе на кафедру.

— А чего на сотовый не позвонил?

— Я звонил, ты же не слышала.

Света достала телефон из сумочки, в трее висело несколько пропущенных вызовов от Димы и Даши.

— А чего Даша звонила?

— Скоро придет. Ее Оля за дверь выставила. Спрашивала, надо ли хлеб купить.

— Какая хозяйка стала, ты смотри. А что Оля взяла и вытолкала, да? — Света подошла к Диме, стоявшему у плиты, и легонько толкнула его в бок.

— Нет, конечно. У Жени завтра выступление, вот Оля и волнуется.

— А Женя не волнуется?

— Волнуется. Даша сказала, что Женя в панике и плохо себя чувствует.

— Ну, еще бы, загоняли бедную девочку, — сочувственно сказала Света. — Мы же не такие?

— Хвала Аллаху нет, — улыбнулся он, притянув к себе жену и поцеловав в щеку.

— Уйди, заразишь меня еще, — оттолкнула она его.

— Уже бы давно заразилась.

— Нечего. Ты лучше думай, что будешь делать, когда выздоровеешь.

— А что думать? Мы же уже все решили.

— А ты решил?

— Да, я решил. Будем жить на твою зарплату.

— Ха-ха-ха, ну юморист, сил моих нет.

— Я на следующей неделе в тир поеду. Надо с тренером поговорить, что-то это все ненормально.

— Может, ты и прав. Но ребята все равно молодцы, не бросили подругу, правда же?

— Молодцы, но это не выход.

— А ты дрался в детстве из-за девчонки?

— Конечно, дрался, и не раз.

— А как ее звали?

— Ой, не начинай, опять разведешь тут…

— Нет, я хочу знать, чего ты боишься?

— Отстань!

— А, значит, есть что скрывать!

Входная дверь хлопнула, вошла Даша. Она шумно раздевалась, бросив вещи на ходу.

— Вот хлеб! — вбежала она на кухню, бросив на столешницу пакет. И побежала в туалет.

— Еще поговорим, — щелкнула зубами Света и поцеловала мужа в губы.

— Заразишься же.

— От тебя? Слабовата зараза-то!

На кухню вбежала растрепанная Даша, взгляд у нее был недовольный, а руки терзались от безделья, ища себе занятие. Она схватила лопатку и полезла в сковороду, желая перевернуть рыбу.

— Пап, а где Ларсик? Почему он меня не встречал? — обиженно спросила она.

— Ларсик твой обожрался рыбы и дрыхнет на подоконнике, — Дима показал на спрятавшегося за пакетами кота, свернутого в плотный клубок.

— Ах, вот ты где! — воскликнула Даша и бросила свое занятие, метнувшись к подоконнику. Кот вяло отреагировал на нее, осоловев от съеденного, и разморенный теплым воздухом от батареи. — Ну ладно, спи пока, разрешаю.

Даша погладила кота и вернулась к плите. Света дала ей в руки разноцветные тарелки, дочка радостно побежала сервировать стол, перемещая корзинки с фруктами и хлебом в разные стороны, не определившись, как будет выглядеть лучше.

— Закормил кота, — сказала Света Диме, перекладывая рыбу небольшое блюдо.

— Не завидуй, — ответил он ей, легко потрепав кота, Ларс ответил негромким мурлыканьем и глубже спрятал нос в свою шкуру. — Похолодает, видимо.

— Ты доверяешь нашему придворному синоптику? — улыбнулась Света, помогая Даше определиться с расстановкой тарелок.

— Придворный синоптик? А я тогда принцесса! — воскликнула Даша.

— Ну, нет, ты не принцесса, — сказала Света.

— Ну почему же? Я хочу быть принцессой! — запротестовала Даша.

— Вот еще, придумала. Садись за стол. ТЫ руки помыла? — строго спросила Света.

— Конечно, мама. Принцессы никогда не садятся за стол с грязными руками!

9.

Женя сидела позади водителя и устало смотрела в окно. За запотевшим стеклом проносился молчаливый субботний город, только начавший продирать заспанные глаза после долгого сна. Навстречу им плыли яркие снегоуборочные машины с веселыми ребятами за рулем, болтавшими без умолку. Такси остановилось на перекрестке, пропуская колонну уборочной техники. Один молодой парень из маленького трактора помахал ей, отправляя красивый воздушный поцелуй, все это было так же нелепо, как и трогательно, она засмеялась, сбрасывая себя накатившую с вечера хандру.

— Мы так опоздаем, — нервно проговорила Ольга, сидевшая рядом. Она смотрела прямо перед собой, изредка бросая взгляды на дочь, не зная, что делать с ее напряженной фигурой. С одной стороны ей хотелось приободрить ее, обнять, но нервное напряжение, которое она накрутила всем вчера и себе самой еще больше, чем другим, подавляло в ней все хорошее, заставляя беспричинно ругаться по всякому поводу. — Твой папа не захотел нас отвезти, твоя судьба ему не интересна, конечно же! Лучше он в сервис съездит.

— Мама. Мне нехорошо, — прошептала Женя, повернувшись к матери. Ее лицо стало совсем бледным, а на щеках выступил ярко-красный горячечный румянец, голубые глаза резко потускнели, превратившись в серую воду.

— Ничего, ты просто нервничаешь, — Оля дотронулась ладонью до ее лба и тут же одернула, будто бы обжегшись. Она испугалась, но почему-то сказала совсем другое, не то, что почувствовала. — Это все нервы, сейчас приедем, ты успокоишься. Да? Может, хочешь поесть, у меня что-то осталось.

Ольга принялась копаться в сумочке, но Женя еле слышно прошептала, что ей ничего не хочется, и уронила голову на холодное стекло. Такси дернулось и повернуло налево, входя в небольшой занос на обледенелой дороге. Все оставшееся время Оля часто посматривала на дочь, трогая ее горячую руку, но сил повернуть обратно у нее не было, нелепо ставя во главе призрачное будущее дочери. Ей вспомнился их разговор с Колей, он перестал быть покладистым, как он изменился, а может это она «заигралась»? Эти воспоминания раздули в ней новый пожар, и Оля недовольно сказала водителю:

— Мы скоро приедем? Почему мы так долго едем?

— Еще три километра, — спокойно, не поддаваясь на ее тон, ответил водитель. Родом он был скорее всего из Узбекистана, но говорил по-русски хорошо, только смешной акцент выдавал его за приезжего. — Я не могу нарушать правила, вы же понимаете.

— Можно было бы и побыстрее. Вы же знаете, что мы спешим!

— Мама, мы успеваем, — нервно сказала Женя.

— Ну вот, мы уже подъезжаем, — водитель показал на видневшееся вдали серое здание бывшего института, отданное под аренду.

Такси встало у центрального входа. Оля расплатилась, ей хотелось еще что-то сказать, но Женя опередила ее, выходя из машины со своей сумкой, где лежал танцевальный костюм и обувь.

— Спасибо, хорошей дороги, — сказала Женя.

— Желаю удачи, — водитель открыл свое окно и, широко улыбаясь, глядел на нее. — Главное, чтобы чувствовать легкость, у меня старшая дочка занимается танцами.

— Да? — Женя удивилась и обрадовалась, ей было приятно услышать доброе пожелание, пускай и от незнакомого человека, но так точно отражавшее ее мысли и чувства. — А она здесь учится?

— Нет, конечно, нет, дома, в Ташкенте, — ответил он.

Женя не знала, что ответить и просто смотрела на него, улыбаясь. Он был старше ее отца, но выглядел гораздо лучше, он был веселее. Водитель что-то сказал ей на своем языке и, приветливо помахав, уехал.

— Я тебе говорила, что не стоит с ними разговаривать, — Оля попыталась забрать у нее сумку, но Женя не отдала.

— Мама, прекрати. Он хороший человек.

— Откуда ты знаешь? Знаешь, сколько таких насилует каждый день?

— Ты этого тоже не знаешь! — неожиданно громко воскликнула Женя и побежала вверх по лестнице.

— Женя, стой! — только успела выкрикнуть Оля, но дочка не повиновалась, уже скрывшись в стеклянных дверях.

Студия находилась на шестом этаже. При выходе из лифта посетители попадали в полностью переделанное помещение со стеклянными стенами, за которыми проглядывались силуэты танцовщиц и танцоров в ярких зеркальных залах. Девушка на стойке властно указала Оле на небольшой холл позади лифта, где собрались уже такие же нервные, как и она, родители, вскакивающие при каждом новом звуке, прислушивающиеся к отголоскам пианино, пытаясь угадать, когда начнет выступать их чадо.

— Женечка, я тебя люблю, — только и успела прошептать Оля, видя, как ее дочь уводит в раздевалку хореограф их школы.

— Мам, не переживай, — Женя помахала ей и скрылась из виду.

Оля села на свободное место у окна на черный продавленный диван. Эти шаги дались ей слишком тяжело, голова кружилась, а лоб стал дико горячим, точно так же, как у Жени.

— Это все нервы, — рядом с ней села высокая женщина с пышными каштановыми волосами. Она сидела очень ровно, напоминая балерину, хотя никогда балетом не занималась. Это была мама Наташи, второй девочки, которую отобрали для этого конкурса из их школы, между ней и Женей всегда было дружеское соперничество, подогреваемое больше мамами, чем самими детьми.

— Вот, я бы без этого пропала совсем.

Она протянула Оле маленькую шоколадку и мило улыбнулась. Оля поблагодарила и стала медленно разворачивать угощение. Она не слышала, что ей говорит мама Наташи, она все больше хмурилась, наконец, не выдержав, резко встала.

— Извините меня, Елизавета, я сейчас, — Оля быстро побежала в сторону раздевалки, девушка на стойке окликнула ее, но не стала бежать за ней вслед.

— Куда? — удивился молодой парень с идеальной осанкой, ловя ее у самого входа в раздевалку.

— Я мама Жени, ну она только что пришла, — от волнения Оля начисто позабыла фамилию, лихорадочно пытаясь подобрать слова, но выходила какая-то бессвязная речь.

— Ой, я знаю, что вы волнуетесь, это ничего, мы все волнуемся, правда-правда. Не беспокойтесь, ваша дочь под присмотром. По правилам конкурса мы не можем допустить вас в зал. Вы понимаете, девочки будут волноваться и ошибутся, а этого же никто не хочет. Не переживайте, — парень мягко взял ее под руку и повел обратно в холл.

— Но Женя, она такая горячая, надо вызвать врача, — лепетала Ольга.

— Ничего, выступит и остынет. Я был такой горячий, ух, просто огонь, — парень жеманно рассмеялся и ушел, но вскоре вернулся со стаканом воды. — Не переживайте, все будет хорошо, вот увидите.

Оля жадно выпила воду и растеряно посмотрела на Елизавету.

— Это Вадик, такой красивый мальчик, жалко, что гей, — хохотнула Елизавета.

— Почему, гей — удивилась Ольга. — Мне так не показалось.

— Ну, как почему? Потому, — мама Наташи рассмеялась своей шутке и села еще прямее, продолжая улыбаться. — Скоро будут выступать наши девочки. Вы готовились?

— Да-да, конечно. А вы?

— Спрашиваете. Наташенька ночей не спала, все думала об этом. Вы представляете, я просыпаюсь, а у дочери свет горит, три часа ночи, вы представляете? А моя бедная девочка вращение репетирует. Я ей тогда сказала: «Наташенька, ложись, милая спать. Надо же отдохнуть, завтра попробуешь снова». А она мне говорит, что не может спать, пока не получится, не ляжет. И вот мы всю ночь с ней занимались, а под утро упали обе без сил и проспали до полудня!

Она громко расхохоталась, Оля вежливо улыбнулась и тревожно поглядела на часы, через десять минут должно начаться выступление Жени.

В раздевалке было душно, за стенкой играло пианино, было слышно, как вибрирует пол под прыжками конкурсанток. Женя силилась сосредоточиться, но ей никак не удавалось завязать балетные туфли, все выходило как-то не так.

— Давай, помогу, — рядом с ней на корточки села высокая девочка с очень яркой внешностью. Темно-каштановые волосы были убраны в аккуратный пучок, а зеленые глаза светились любопытством и озорством, изрядно размешанным с чувством легкого превосходства, свойственного многим красивым девушкам. Пожалуй, ее красивое лицо портил лишь слишком большой нос, странным образом попавший на это изящное личико, в купе с полураскрытым ртом в веселой улыбке он придавал ее облику простоту и незаметную притягательность.

— О, как ты все тут запутала.

Наташа быстро перемотала ленту, надежно закрепив ногу. Женя медленно моргала глазами, ей казалось, что она засыпает.

— Ой, какая ты горячая, — сказала Наташа, трогая пальчиками ее лоб. — Ужас какой. Почему ты не осталась дома? — Наташа строго взглянула на нее, но видя, что Женя на ее вопрос тяжело вздохнула, понимающе кивнула. — Понятно, мама заставила. И меня тоже.

Она оглянулась и перешла на шепот.

— Тут посмотрела, как другие выступают. Женька, у нас с тобой мало шансов. Вон, видишь эту девочку? — Наташа кивнула на прошедшую мимо них горделиво вытянутую девочку с пучком черных волос. — Ей даже рукоплескали.

— А разве ты не хочешь пройти? — удивилась Женя.

— Почему не хочу? Хочу, но если не возьмут, долго переживать не буду. Поплачу, ну так, для мамы. Ну а потом, — Наташа мечтательно закатила глаза. — А потом свобода, свобода!

Лицо ее загорелось краской, а зеленые глаза вспыхнули пламенем. Она потерла свой толстый нос и засмеялась.

— Ну, все, надо собраться, — Наташа оглядела себя. — Ну как, нормально?

— Все отлично, — Женя встала и поправила ей прическу, заколка норовила съехать в сторону. — Ни пуха, ни пера.

— К черту! — Наташа приняла горделивую позу и ушла в зал.

Женя поколебалась, но пошла вслед за ней, встав у стеночки возле входа, где толпились уже оттанцевавшие или ожидающие своей очереди. Зал был очень светлый, гладкий лакированы пол блестел, не выдавая ни капельки скрипа при прыжках танцоров. На окнах висели красивые белые шторы, полностью закрывая улицу, по бокам висели зеркала, в дальнем углу стоял черный рояль, за которым сидел уже порядком уставший концертмейстер.

Наташа ровно оттанцевала свою программу, четко, по-спортивному отрабатывая обязательные элементы. Была в ее выступлении и сила, и мастерство, но не было легкости. Женя отмечала про себя ее преимущества, обдумывая, что она сможет противопоставить ей. Музыка закончилась, Наташе вяло поаплодировали. И она, довольная собой, убежала в раздевалку, шепнув Женьке

— Удачи!

Женя вышла на середину зала, так они решили с хореографом на последней репетиции, и стала ждать. Все внутри нее напряглось, в ожидании первого аккорда, она старалась предугадать его, и вот, пожилой концертмейстер положил руки на клавиши, извлекая начальный аккорд⁶. Музыка полилась, а за ней вспорхнула Женя. Ей казалось, что с каждым шагом, каждым вздохом она взлетает все выше и выше, полностью сливаясь с музыкой, теряя нить времени и ощущение пространства. Зал затаил дыхание, следя за ее полетом. Еще не затих последний аккорд, застыв трезвучием в воздухе, а никто не смел сделать вдох, боясь вспугнуть продолжение. Женя застыла в финальной позе, закрыв глаза, когда по залу пронеслись восторженные аплодисменты, как ей показалось. Но было в них что-то странное. Там была и встревоженная Наташа, почему-то склонившаяся над ней, не было больше ни музыки, ни света, а только тягучая пустота, медленно заволакивающая ее в себя, тянущая к себе на дно, тихое, уютное, теплое. Стало легко и спокойно, будто это был сон.

Дальше все было как в бреду. Куда-то бежали люди, что-то говорили, кричали, Ольга не могла понять их, внутри нее все тяжелело от предчувствия беды. Такими же встревоженными стали и все остальные, они хватали пробегавших молодых людей, но в ответ звучали невнятные слова, только усиливавшие напряженность. Через десять минут на руках вынесли Женю. Ее безвольное тело свисало вниз, молодому парню было тяжело ее нести, но он старался сделать это побыстрее, другой уже держал лифт. Ольга, что было сил, рванула за ним, влетая в лифт.

— Куда вы! Не видите разве?! — возмутилась девушка со стойки, пытаясь вытащить ее из лифта.

— Я ее мама, — чуть не плача прошептала Ольга, не в силах сдвинуться с места.

— Простите, я не знала, — девушка отошла назад, испуганно глядя на нее.

Лифт закрылся и поехал вниз. На первом этаже уже стояли фельдшеры скорой помощи с носилками.

— Кладите сюда, — скомандовала старший фельдшер, доставая из чемодана инструменты. Она подошла к Жене, отстранив задыхавшуюся Ольгу. — Не мешайте. Вы мать?

— Да, я ее мама, — прошептала Ольга, не узнавая свой голос.

Фельдшер бегло осмотрела пациентку. Женя медленно приходила в себя, не осознавая, где находится. Она смотрела на них невидящим туманным взглядом, еле слышно дыша.

— Ого, 40 градусов, — присвистнула вторая фельдшер.

— Госпитализируем, — старшая фельдшер быстро сделала Жене укол и внимательно стала разглядывать Ольгу. — Вы знали, что ваша дочь больна?

— Да, она говорила, что ей плохо. И она была такая горячая, — ответила Ольга, только сейчас осознавая истинное значение произнесенных ею слов.

— А почему вы разрешили ей танцевать? Вы хотите, чтобы она умерла? — грозно спросила ее фельдшер, заполняя бумаги. — Полное имя?

— Евгения Николаевна Титова.

— Сколько полных лет?

— 14 лет — прошептала Ольга.

— 14? — переспросила фельдшер, не расслышав ее. — Так, остальное заполните в больнице.

Она встала и направилась к выходу. Ольга побежала за ней.

— А вы куда? — удивилась фельдшер.

— Как куда? — недоумевала Ольга.

— Напишите ваши данные, вам сообщат. С нами вы не поедете.

— Сейчас, сейчас, — Ольга принялась копаться в сумке, ища хот какую-нибудь бумажку, но в ней ничего не было. В сердцах она достала паспорт, намереваясь выдернуть из него страницу. — Ничего нет, раньше всегда была записная книжка.

— Эй, вы что делаете! — возмутилась фельдшер, вырывая у нее из рук паспорт.

— Сказали бы сразу, что нет бумажки.

Фельдшер достала пустой бланк и дала ей ручку. Ольга криво написала свой номер и имя. Фельдшер оторвала половинку и написала на ней номер их экипажа и телефон.

— Если не позвонят, спросите по этому телефону. А пока идите домой, подготовьте вещи для больницы.

Она вышла на улицу, Ольга побежала следом.

— Куда вы идете? Где ваша одежда? — окликнула ее фельдшер из машины скорой помощи, когда Ольга побежала по улице в сторону проспекта, чтобы поймать машину. — Идите, оденьтесь, нам еще вас лечить не хватало!

Ольга вернулась обратно, на этаже уже стояла Наташа, держа ее вещи.

— Можно я позвоню вам? — спросила ее Наташа, помогая Ольге одеться.

— Да, конечно, — Ольга продиктовала ей номер. — Ты видела, как это произошло?

— Да, Женя после прыжка упала на пол и больше не вставала. Она была такая горячая.

— Это я виновата, я виновата, — медленно проговорила Ольга и выбежала на улицу.

10.

Даша сидела на подоконнике в лыжных штанах и толстом свитере и играла с котом. Ларс разыгрывался все сильнее, стремясь ухватить яркую бабочку на веревке. Заигравшись, он цеплялся когтями за штаны Даши, часто маша свободной лапой возле самой бабочки, не настигая ее. Даша сбрасывала его лапу с ноги, разглаживая наметившиеся дырочки от когтей. Коту надоело тянуться наверх за бабочкой, и он запрыгнул на подоконник, сразу ухватив цель в обе лапы, жадно таща ее к себе в рот.

— Эй! Так не честно, Ларсик! — возмутилась Даша, но кот крепко вцепился в добычу, не давая ей возможности выдернуть приманку обратно. — Папа, он жульничает!

Дима подошел к ним и легонько дотронулся до кота. Развеселившийся и слегка озверевший кот вцепился лапами в его руку, жадно вгрызаясь в предплечье, но не превышая допустимый для игры уровень сжатия челюстей. Дима стал с ним играть, как со служебной собакой, отрабатывающей команду фас на солдате в толстом ватнике.

— Ты и так весь исцарапанный, — сказала Света, сгоняя Дашу с подоконника. — Даша, разденься, тебе будет жарко.

— Нет, они скоро придут! — с нетерпением ответила Даша, поглядывая на часы. — Что-то они опаздывают.

— А вы как решили ехать, на метро? — спросил Дима, хлопнув заигравшегося кота по голове, Ларсик тут же отпустил его руку, невинно глядя на хозяина, но в его больших глазах еще не угас озорной огонек, не суливший ничего хорошего.

— Да, сначала на метро, а потом пешком, там недалеко, вроде. Я по карте смотрела, полчаса пешком, — отрапортовала Даша.

— Может вас все-таки папа отвезет? — спросила Света, осматривая пораненную котом руку Димы. — И как тебе не больно?

— Нет, не надо, мы сами справимся. Мы же Джессику с собой возьмем, — ответила Даша. Запиликал домофон, она радостно побежала к двери, набрасывая на себя куртку и запрыгивая в ботинки.

— Ты телефон взяла? — спросила мама, доставая из шкафа аптечку.

— Да, я все взяла! Пока! — крикнула Даша.

— Женьке привет передавайте, — крикнул ей Дима.

— Хорошо! Но к ней же не пускают, — Даша застряла на выходе, вопросительно глядя на отца.

— А ты передай, она почувствует, — сказала Света, подманивая мужа к себе на экзекуцию.

— Хорошо! Пока!

— Не задерживайтесь, — сказал Дима, но дверь уже хлопнула. — Ты смотри, какая самостоятельная стала.

Он отошел от подоконника, кот, будто бы этого и ждал. Он спрыгнул вниз и с грозным, но довольным рычанием впился ему в ногу, чуть выше ступни.

— Ах, ты стервец! — Дима попытался пнуть его, но Ларс отпрыгнул в сторону, издав победный рык. — У, зверюга!

— Вырастили хулигана, — рассмеялась Света.

Даша выбежала из подъезда, на ходу надевая шапку. Ее уже ждали Рома с Джессикой и Серега, он застенчиво прятал за спиной оранжевый тубус для чертежей.

— Привет! — Даша быстро поцеловала в щеку мальчишек и склонилась над Джессикой, радостно завилявшей хвостом.

— Ну что, пойдем? — спросил Ромка, потерев варежкой покрасневшую щеку.

— Пойдем. А Джессика будет себя хорошо вести в метро? — Даша потрепала довольную собаку за уши.

— Спрашиваешь, поприличней многих, — гордо ответил Ромка.

— А что это у тебя за спиной? — спросила Даша Серегу, заставив его покраснеть.

— Да так, ничего, — замялся он.

— Наш Ромео написал послание своей Дульсинеи, — хохотнул Ромка.

— О, какой ты молодец, Сережа! — воскликнула Даша. — А мне можно посмотреть?

— Конечно, но давай потом, — сказал Серега, поглядывая на часы. — Через несколько часов темнеть начнет.

Они пошли бодрым шагом к метро. Собака шла рядом с хозяином, не натягивая поводка. В метро их пропустили без проблем, Джессика была в наморднике и послушно села перед полицейским, смотря на него умными глазами.

— Какая красавица, — восхитился тот. — А как зовут?

— Джессика, — ответил Ромка. — Она не кусается.

— У, ты какая, — погладил ее полицейский.

— А на нее билет надо брать? — спросил Серега.

— Да ладно, так проходите, — махнул рукой полицейский.

В вагоне им быстро уступили место, особо мнительные пассажиры сбежали в другой конец вагона, и ребятам освободилась пара лавок друг напротив друга в конце вагона. Джессика лежала посередине, внимательно осматривая пассажиров.

— Товарищ начальник, у меня ничего нет, — хохотнул парень на соседнем месте, показывая собаке свою сумку. Джессика что-то гавкнула ему в ответ.

— А разве можно с собаками ездить? — возмутилась женщина, сидевшая довольно далеко от них.

— Но она же не кусается, вон какие глаза умные, — ответил ей тот же весельчак.

— Вот такая же с умными глазами загрызла девочку в нашем дворе, — вставила другая, нервно поводив головой. — Где, какой район? — требовательно спросил ее другой парень, гневно взглянув на нее.

— А почему это я должна вам отвечать? — возмутилась она.

— А потому, что вы врете, — ответил ей парень и отвернулся, потеряв всякий интерес к ее персоне.

Джессика навострила уши и приняла стойку. На станции вошел пьяный пассажир и пошел прямо к ней, размахивая руками.

— Спокойно, спокойно, Джессика, — погладил ее Ромка, чувствуя, как собака напряглась.

— О, какая сучка! — завопил пьяный. — А можно я поглажу?

— Не надо, она не любит пьяных, — возразил Рома, вставая, желая остановить пассажира, но тот его не слышал, идя прямо на собаку.

— Будет кусаться, я ей башку проломлю, — пьяный мужчина погрозил собаке кулаком, но не подошел, Джессика нервно гавкнула, натянув поводок.

— Вам же сказали, собака пьяных не любит, — парень, до этого расспрашивающий женщину, встал и кивнул пьяному на выход.

— А тебе собственно, что надо? — пьяный толкнул его в грудь.

— Мы сейчас выходим, — забеспокоилась Даша, не желая оставаться в этом вагоне.

— Не надо, мы выйдем, — парень вдруг резко схватил руку пьяного и заломал ее.

— Э, ты чего! — заорал пьяный. — Я в полицию пойду! Помогите, граждане!

Он вопил громко и истерично. Парень достал свободной рукой удостоверение и показал его присутствующим. Подведя пьяного к двери, он сообщил машинисту, вызывая наряд на станцию. Когда они вышли, ребята прильнули к окнам, разглядывая, как двое полицейских приняли утихомирившегося гражданина из рук парня. Поезд тронулся, оставляя эту картину позади.

На станции назначения их уже ждала Наташа. Она была одета в длинную черную шубу, сидевшую на ней как настоящая шкурка, делая ее старше и привлекательнее. Даша нахмурилась, непроизвольно бросив взгляд на свой лыжный костюм, безусловно, Наташа выглядела гораздо эффектнее. Она раскованно чмокнула парней в щеку, улыбнувшись уголками губ, когда у парней вспыхнули уши. Даша закипела вся, не понимая от чего. Ей не нравилось, что она здесь, хотя лично против нее ничего не имела, Наташа была нормальная девчонка, но с большой страстью к позерству, как казалось Даше, а на деле она просто ей завидовала.

— А что это у тебя? — спросила Наташа Сергея, гладя собаку. Она не стеснялась приседать в своем шикарном наряде, задевая полами шубы пол станции.

— Это для Жени, — сказал Серега и потер уши.

— Отлично, а то я все думала, что делать? К ней же не пускают, — сказала Наташа, хлопнув Джессику по носу.

— Да, там никого не пускают, инфекционная, вроде. Я так и не поняла, — ответила Даша.

— Да, мама что-то в этом роде говорила, — задумчиво произнесла Наташа. — Пойдемте, а то у меня мало времени. Я иду в театр.

Она подмигнула Даше и взяла Серегу под руку. Даша встала рядом с Ромкой, недовольно поглядывая на него, он непонимающе пожимал плечами, теребя красное ухо.

Дорога до больницы оказалась незаметной, Наташа рассказывала про конкурс, как она выступала, горделиво вскидывая нос и заливаясь хохотом от собственной важности. Рассказала, как танцевала Женька, признавшись честно, что по технике она Женьку превосходит, но Женька выглядела, на ее взгляд, интереснее, хотя и не выполнила несколько обязательных элементов.

— Вы не представляете, она, как зазвучала музыка, так и полетела, — восторженно рассказывала Наташа. — У нее такое чувство музыки, это довольно редко, мне это с трудом далось, а у нее все так легко!

Они встали у забора больницы. Серега долго возился с планшетом, вымеряя лучшую точку обзора на ее корпус. Он остался доволен, и они встали на открытой площадке, откуда, по расчетам Сереге, Женька должна была их увидеть.

— Давай, звони, — скомандовал Серега, открывая тубус.

Женя дремала на своей койке в коридоре, мест в палатах не было, да и селить ее к инфекционным врач не захотел, не веря в подтверждение диагноза. После уколов и таблеток ей стало значительно лучше, три ночи лихорадки прошли навсегда, напоминая о себе тягучей усталостью и постаныванием костей. Женя отложила в сторону планшет, глаза слипались, читать было невозможно. Вдруг зазвонил телефон, она стала шарить по постели, ожидая очередного звонка от мамы, которая каждый день носила ей передачи в виде домашней еды, требуя, чтобы она ела больше, но Женя совсем не хотела есть, приходилось через силу справляться с маминой едой.

— Алло, — Женя ответила, не глядя на экран. — О, Дашка, привет!

— Женька! — завопила Даша. — Подойди к окну!

— А зачем? — удивилась Женька, но подошла.

— Что ты видишь?

— Я вижу дома, нет, это корпуса больницы.

— Она видит корпуса больницы, — сказала Даша в сторону, послышались глухие голоса, и Даша завопила вновь. — Подойди к окну с другого конца здания.

— Сейчас! — Женя побежала по коридору в другой конец корпуса. Пробегая мимо палат, выстроенных по периметру строгой линией, как камеры в тюрьме, она чуть не налетела на стойку с капельницами. — Я на месте! Вижу жилые дома.

— А стоянку видишь? Там еще автомойка недалеко? — спросила Даша.

— Да, вижу. А это вы стоите, да? — Женя разглядела на заснеженной стоянке четыре фигуры и собаку. Все радостно запрыгали на месте. — И Джессика с вами! Это Ромка, Сережа и Наташа, да?

— Да, это мы! — закричали все в трубку, Даша вывела всех на громкую связь. — Раз, два, три!

Ребята развернули подготовленный Серегой длинный плакат, где неровно, но четко были написаны широкой кистью большие буквы короткого послания: «Женя, выздоравливай быстрее!»

Женя включила камеру на телефоне, снимая эту картину. Руки дрожали от радости и возбуждения, а на глазах накатывались крупные слезы счастья.

11.

— Даша, ты Ларсика собрала? — Света придирчиво выбирала наряды дочери, укладывая в чемодан более-менее понравившиеся.

— Да, мама! — Даша вбежала в комнату, держа на руках кота в клоунском колпаке, Ларс послушно носил сомнительное украшение, уцепившись передними лапами за шею Даши, но не выпуская когтей.

— А ты не боишься, что его Джессика слопает? — спросила Света, закончив с выбором ее платьев.

— Нет, я с ней договорилась. Мам, а зачем ты так много взяла, мы же не на бал едем.

— Посмотрим, может и на бал, — Света нахмурилась, ей не очень нравилась эта идея встретить Новый год в охотничьем угодье, предложенная Колей и живо поддержанная Димой, но все же она чувствовала, что это гораздо лучше, чем в очередной раз зависнуть дома.

— Мам, а папа говорил с Сережиными родителями?

— Да, он как раз от них идет, — Света вздохнула и принялась дальше укладывать вещи. — Они не хотят его отпускать с нами.

— Это из-за той драки у секции?

— Да, это из-за этой драки. Его отец, и я его понимаю, считает, что так нельзя было поступать.

— Значит, это я виновата, — у Даши задрожал голос, кот уткнулся ей мордой в лицо, преданно глядя в глаза.

— Нет, Доченька, ты не виновата. Сережа сам сделал свой выбор. Ты же его не заставляла драться?

— Но он дрался из-за меня, — твердо ответила Даша.

— Да, но это было его решение. Были и другие возможности избежать этой драки.

— Но он все равно хороший, и поступил как настоящий друг!

— Да, но мы не можем давить на его родителей. Сережа подготовил для вас всех подарки, папа привезет их.

— Ой, как здорово! А мы тоже подготовили для него подарок, один на всех. А как нам его передать?

— Ничего страшного, передадите позже. Сережа умный и хороший мальчик, он все поймет.

— Да, ты права, мама. Какая ты умная, правда, Ларсик? — кот промяукал в подтверждении и громко заурчал. Даша подошла к маме и поцеловала ее в щеку. — Здорово, да, что мы едем все вместе.

— Да, это замечательно, — медленно проговорила Света, обдумывая, что еще взять. — Хорошо, что Женю выписали пораньше.

— Да, у нее ничего не нашли, простой грипп, — отмахнулась Даша.

— Ну, грипп — это тоже плохо. Ты смотри, чтобы она не переохлаждалась. Она же еще не выздоровела. Это твое задание, поняла?

— Конечно, мама. Я прослежу, — Даша выбежала из комнаты, услышав, что пришел папа. В коридоре завязалась возня, Даша, хотела рассмотреть подарки от Сережи, но Дима предусмотрительно спрятал их в машине. — Но пап, покажи!

— Потом, рано еще, — отвечал Дима, забирая подготовленные женой сумки. — Свет, это все?

— Нет, конечно, — крикнула она в ответ.

— Ну, ладно. Сейчас вернусь, — он вышел, оставив Дашу ни с чем. Она недовольно поворчала и убежала в свою комнату, заталкивать разбросанные по кровати вещи в рюкзак.

Все сидели уже в машине, Ларсик важно разлегся на торпеде, посматривая блестящим взглядом в лобовое стекло. Во двор въехала машина Коли, добротный минивэн непонятного коричневого цвета. Обменявшись морганием фар, автоколонна выдвинулась на трассу, двигаясь вперед из города.

Дороги, освобожденные от яростных автолюбителей, оккупировавших все прошлые дни торговые центры, выглядели сиротливо и заброшенно, недоуменно помаргивая светофорами перед незаполненными полосами. Шел мелкий снег, покрывая толстой влажной пленкой лобовое стекло. Они двигались медленно, каждый чувствовал, что машина на ледяной дороге может быстро уйти в занос. Дима шел последним, понимая, что Коля вряд ли успеет за его седаном. Коту надоело смотреть на дорогу, и он спрыгнул на сиденье, перебираясь к Даше. Дорога становилась все монотоннее, к охотничьим домикам, выполненным в коттеджном стиле, они добрались только поздно вечером. Даша и Света спали на заднем сиденье, а кот, не желая оставлять хозяина одного, сидел на торпеде, нервно маша хвостом в нетерпении.

Домики были небольшие, выполненные из оцилиндрованного бревна. Все выглядело как в сказке, пушистый снег, деревянные домики, из печных труб валил густой пар, а в окнах горел гостеприимный свет.

— Вот, это наш, — улыбаясь, Коля показал на домик рядом со стоянкой для машин. В домике горел свет и шел дымок из трубы, кто-то заботливо растопил печь.

— Чур, мы на втором этаже! — завопили Даша, Женя и Рома, который все еще ковылял после укуса, важно стоя рядом с машиной, ожидая указаний отца.

— Хорошо, — пожала плечами Оля. — Женя, ты только не мерзни, ложись поближе к трубе, хорошо.

— Хорошо, мама, — ответила Женя, прокашлявшись. После больницы она чувствовала себя хорошо, но редкие приступы кашля все же одолевали ее.

Быстро поделив комнаты, дети, как и хотели, заняли большую комнату сверху, а взрослые разбрелись по маленьким комнаткам на первом этаже. Приготовленный хозяевами незатейливый ужин из запеченной в печке картошки и жирной птицы с овощами был съеден моментально. Дети выпили почти все молоко, поставленное на стол, и убежали спать.

— Ну что, по маленькой? — Коля достал из-под стола заготовленную его другом бутылку с перцовкой и рюмки.

— Ты чего? Только приехали, и сразу пить? — возмутилась Ольга.

— Ну, по маленькой же? — удивился Коля, с вопросом глядя на Свету и Диму. Дима часто закивал в знак согласия.

— И я буду, — Света указала ему на пустую стопку. — Половинку налей, хорошо?

— Ну, тогда и я буду, — сказала Ольга, указывая ногтем на рюмке, сколько ей налить.

— Вот, это разговор, — обрадовался Коля и разлил пьянящий напиток. — Ну, за приезд?

— Чтобы все удалось, — сказал Дима. Они чокнулись и выпили, женщины дружно крякнули и потянулись к остаткам холодной птицы на тарелке.

— Не пошла, куме, — сказал Коля, разливая себе и Диме еще по одной полной рюмке.

— Мне не надо, — запротестовала Света, забирая свою рюмку. — Мне уже хватит.

— А я буду, — Ольга поставила свою рюмку перед мужем, тот наполнил.

— Ну, здрав будь, боярин, — Коля чокнулся с ними и выпил, его примеру последовал и Дима. Ольга долго смотрела на свою рюмку и, отлив часть Свете выпила. Света поколебалась, но допила рюмку, жадно хватая воздух ртом.

— Хватит — сказал Коля, убирая перцовку обратно под стол в скрытый от глаз ящик.

— Да не уж-то? — удивилась Ольга.

— Вот, представь себе, — разулыбался Коля. — Всё, спать. Завтра будет отличный день!

— Да, спать, — Света встала и покачнулась, Дима поймал ее, держа за талию. — Вот она, моя опора.

— Ну а ты, моя опора, пойдем? — Ольга кивнула Коле на дверь комнаты.

— Сейчас, моя дорогая. Одну сигаретку, ладно? — Коля кивнул всем и вышел на улицу покурить.

— Спокойной ночи, — зевнула Света, увлекая мужа в комнату.

— Спокойной ночи, — Ольга осталась и принялась собирать со стола.

Комнатка была крохотной, в нее с трудом уместилась двуспальная кровать и небольшой комод. Окно было задернуто толстой шторой, из-под которой не выбивался ни один луч света. Пока Дима расстилал постель, заправленную простой, но чистой простыней, толстые одеяла лежали ровными стопками на краю кровати, она приоткрыла окно, впуская морозный ночной воздух

— Погаси свет, — сказала Света, она полностью разделась, побросав свои вещи на комод.

— Ого, ты хочешь пошалить? — заулыбался Дима, закрывая дверь на защелку.

— Хватит разговаривать, — Света юркнула под толстое одеяло, желая согреть голое тело. — Чего ты там копаешься?

— Я уже иду, — Дима сбросил с себя все и выключил свет. Уже лежа в постели, лаская жену, он вдруг остановился и тревожно спросил. — А ты приняла?

— Ой, да не придумывай, — Света обхватила горячими руками его шею, увлекая к себе.

Утром ее разбудил топот ног сверху и еле сдерживаемые смешки детей. Дети носились то верх, то вниз, деревянные перекрытия сотрясались от неизвестного ранее урагана, потолок ходил ходуном так, что тряслась старомодная люстра. Света выскользнула из теплой постели, ощутив морозную свежесть зимнего утра, из приоткрытого окна весело задувало, сквозь толстые шторы пыталось проглядывать осторожное зимнее солнце.

Она оделась, собрав вещи мужа с пола, и вышла из комнаты и на ходу поймала Дашу за руку, та набрала яблок на кухне и бежала обратно наверх.

— Вы чего шумите? — спросила она Дашу, не выпуская ее из рук, девочка хотела убежать наверх, где ее уже нетерпеливо окликали.

— Пора вставать, — сказала Даша, кивая на часы ходики на стене. Было уже далеко за девять часов.

— А может взрослые хотят еще поспать?

— А мы хотим есть! — ответила Даша. Сверху спустилась Женя, одетая как снегурочка, неизвестно откуда вытащившая длинный сарафан.

— Привет, Женя, сказала Света, осматривая ее. — Откуда взяла такой наряд?

— А что? — Женя смутилась, бесцельно перекладывая туго заплетенную косу с одного плеча на другое. — Там в шкафу висело. Там еще много разных костюмов.

— Да ничего, тебе очень идет, как настоящая снегурочка. Тебе очень идет.

— Спасибо, — Женя оглядела свой голубой сарафан с серебристыми нитями и заулыбалась. — А мы для Дашки нашли наряд Василисы Премудрой.

— Да, мама, там такой красный сарафан с зелеными полосами, пойдем, покажу! — Даша потянула мать наверх.

По лестнице сбежал вниз Ромка, на нем были ярко красные шаровары и белая вышитая косоворотка, а на голове маска медведя.

— У-у-у-у! — заревел он, пугая девчонок, но, увидев Свету, замолчал, сконфузившись.

— Иди сюда, Мишка, — поманила его Света. Он подошел, она поправила на нем маску и расправила косоворотку, непонятно как перекрутившуюся. — Вот так лучше.

— МА, пойдем! — Даша упрямо потянула ее наверх.

Верхний этаж представлял собой одну большую комнату, посреди которой шла печная труба, огороженная металлической сеткой. В правом углу стояли четыре кровати, слева был небольшой столик и старый деревянный шкаф, раскрытый настежь. В шкафу битком висели всевозможные наряды, маски, елочные украшения, все буквально валилось из него.

— Ого, какое роскошество, — удивилась Света, осматривая вещи, пока дети принялись за яблоки.

— Даш, что ты себе подобрала?

— Вот, вот это, — Даша вытащила из вороха вещей красивый сарафанчик лубочно-красного цвета с зелеными вышитыми по бокам полосами. — К нему еще вот этот кокошник подойдет.

— А ну-ка, — Света примерила его на Даше и кивнула. — Надень-ка его.

— Мишка, иди, погуляй, — сказала Снегурочка, выталкивая Ромку на лестницу.

— Да ладно, — пожал плечами Ромка, но упрямиться не стал.

Дашка быстро переоделась и встала рядом с Женькой. Обе они напоминали героинь детской сказки, юные, красивые, гибкие, еще не утратившие юношеской угловатости.

— Какие вы красивые. Глаз не оторвать, — искренне восхитилась Света. Ей захотелось самой что-нибудь примерить. Девчонки, точно угадав ее желание, бросились к шкафу выбирать для нее наряд. Через десять минут на этаже стояли Снегурочка, Василиса Премудрая и Снежная Королева. Света удивилась, насколько ей пошел этот голубовато-ледяной наряд, ее черные волосы придавали особую пикантность ее образу, отлично дополняя простую корону и белую накидку из тонких кружев.

— Ну что, можно? — крикнул снизу медведь.

— Да! — хором крикнули девчонки и расхохотались.

Медведь поднялся наверх и так и остался на лестнице, зачарованно и сильно смущаясь, глядя на сказочных героинь.

— Ну, что, кто тебе наиболее мила? — довольно усмехаясь, спросила Света, желая раззадорить его замешательство. Они все стояли босиком, а карнавальный наряд омолаживал ее лет на десять, а то и больше.

— Не мучай парня, — Поднялся Дима, спасая Ромку от неправильного в любом случае ответа. — Вы все прекрасны, глаз не оторвать.

— Спасибо большое! — хором проговорили все три девицы и поклонились низко в пол, у Дашки слетел кокошник, и они громко расхохотались.

— Папа, давай мы тебе наряд подберем! — Дашка бросилась к шкафу, за ней побежала Женя.

— Ты смотри, чтобы не ниже короля, — сказала ему Света, подойдя поближе, — а то нечего мне с простолюдинами знаться. Он прижал ее к себе и поцеловал. — Ну, ты чего?

— А ничего. Всегда мечтал поцеловать королеву, — ответил он, отпуская жену.

— Да? Это значит я только сейчас королева? — она ткнула его кулаком в бок.

— Тогда Дашка принцесса, — ответил он.

— Квиты, — Света блеснула на него глазами. — Ты как спал?

— Как младенец. Замечательно. А ты?

— Я тоже, — ответила она и добавила шепотом, когда Ромка отбежал к девчонкам, помогать разбирать завалы одежды. — Ты меня хорошо усыпил, всегда бы так.

Даша откопала наряд и показала его отцу. Это была простая белая косоворотка, Женька достала шаровары непонятного цвета, а Ромка откопал пару безразмерных лаптей.

— О, да ты у нас будешь Иванушкой-дурачком, — расхохоталась Света.

— Что, уже не мил сердцу? — Спросил Дима, начав переодеваться. Он ничуть не стеснялся девчонок, которые сами убежали в другой конец комнаты, где разместились Джессика, лежа между рядами кроватей, и Ларс, занявший кровать Даши. В течение ночи он спал то у Даши, то у Женьки, ловко перепрыгивая через спящую собаку, следившую за ним в полглаза. Девчонки трепали разнеженного кота, растянувшегося на половине кровати. Джессика послушно сидела рядом, не смея дотронутся лапами до ярких нарядов, но было видно, как ей хочется пойти погулять, поиграть на улице.

— Папа, какой ты красивый, — восхитилась Даша, рассматривая переодетого в рубашку, шаровары и лапти отца. Он подпоясался тонким ремешком, вышитым блеклым бисером и, взлохматив волосы, принял удивленно-бесшабашное лицо, которое, видимо, должно было соответствовать его образу.

— Иванушка-дурачок!

— Ты как с отцом разговариваешь? — погрозила ей Света, встав рядом с мужем. — Вот, девчонки, запомните. Какая бы ты ни была королева, а замуж выйдешь все равно за дурачка.

— Девчонки расхохотались, повалившись на кровать.

— А ничего, нас это устраивает, да, Ромка, — он похлопал медведя по плечу. — Мы же на королеве женимся.

— У-у-у — зарычал медведь.

Когда поднялись Оля с Колей, за столом сидели Иванушка с медведем, ожидая, пока Снегурочка и Василиса соберут на стол под руководством Снежной Королевы. Коля аж рот открыл, увидев такое представление. Рядом с ним встали две девочки, держась рукой за тугие косы и, раскланявшись на старый манер, в голос пропели:

— За стол просим, гости дорогие!

— Вот это да! — восхитился Коля и только собрался сесть за стол, как Иванушка указал ему на два стула рядом, на которых лежали подготовленные для них с Олей костюмы.

— За стол садятся только сказочные герои, — сказал Иванушка.

— А что, нормальным людям голодать? — возмутилась Ольга, но взяла костюм и ушла в комнату. За ней последовал и Коля.

Через пару минут вышли Дед Мороз и боярыня в расшитом платье. Дети радостно завопили, Женя подбежала к матери, оббегая ее кругом, она вся раскраснелась, тяжело дыша от возбуждения.

— Постой-ка, — Ольга поймала дочь и потрогала лоб. — Ты вся горячая.

— Это я от бега, мама! — воскликнула Женя, ловко вывернувшись из ее рук. — У меня нет температуры, я утром мерила.

— Да, мерила, — подтвердил медведь, неуклюже примеряясь, как в маске приняться за кашу, приготовленную девчонками.

— Да сними ты ее! — Даша стащила с него маску и убрала подальше.

В дверь постучали, и в дом вошел высокий мужчина с орлиным носом и пышными усами, на которых налип растаявший снег, превращая его тоже в героя какой-то старой сказки. Темно-коричневый тулуп и огромные валенки дополняли образ. Он снял заснеженную шапку и весело оглядел всех присутствующих, широко улыбаясь пухлыми, слегка наивными детскими губами.

Весь его вид располагал к себе, а всклокоченные длинные черные волосы смешно торчали во все стороны. Так выглядел старший егерь этого охотничьего угодья, собственно он был здесь один за всех, за хозяина, за егеря, бухгалтерией занималась его жена, а дочка помогала на кухне, приезжая на новогодние праздники к родителям из Москвы.

— Доброе утро! — в нос пробасил он.

— Доброе утро! Садитесь к нам! — завопили девчонки, Женя бросилась за новой тарелкой, но он остановил ее рукой.

— Спасибо, я поел. Вы не стесняйтесь, кушайте.

— Это Кирилл, я про него рассказывал. Хозяин тайги, — представил его Коля.

— Да какая тут тайга, — улыбнулся Кирилл.

— Ничего, что мы костюмы надели? — забеспокоилась Ольга.

— Ой, да на здоровье. Мы как-то несколько лет назад пытались устраивать подобные карнавалы, но что-то не пошло. Народ смурной стал, серьезный, не до пустяков, — пояснил он, осматривая сидевших за столом. — Вы все выглядите замечательно, ну а девушки просто восхитительны.

— Спасибо! — крикнули Даша с Женей, с интересом разглядывая хозяина угодья.

— Это Женя, моя дочь, Даша, дочка Димы и Светы, — начала представлять всех Оля. — Это Ромка, наш сын.

— Я Снежная королева, — заметила Света, надменно посмотрев на окружающих.

— Нечего сказать, похожа, похожа, — покачал головой Кирилл. Он был старше их лет на пятнадцать, а может быть и больше, сложно было угадать возраст в этом здоровом мужчине, спрятавшемся под пушистыми усами. — Я чего зашел. Надо будет к Анечке подойти, решить, что готовить на стол.

— Да мы все съедим, — сказал Коля.

— Да, птица была бесподобна, — сказала Света, демонстрируя ему бутерброд из остатков холодной птицы, — очень вкусно.

— Я рад, но надо обсудить. Да, и программу придумать. В этот раз много молодежи, они сами все делают, дискотека какая-то, пьянка, все как положено.

— Нет, дискотеки нам не надо, — сказала Оля, строго взглянув на забеспокоившуюся Женю.

— Но почему? Мы тоже хотим потанцевать, — сказала Женя.

— Да, я бы тоже не отказалась, мама, можно? — Даша умоляюще посмотрела на Свету.

— А почему бы и нет, мы и сами не прочь, — сказала Света, толкнув локтем Диму. — Не стар еще?

— А где она будет? — спросил Дима.

— Пока не решили, если ветра не будет, то можно прямо на улице. Вы же видели, у нас есть небольшая площадь перед общим зданием. Ну, а если будет холодно, тогда внутри, мы с Полей зал подготовим, должны вместится все. Технику ребята с собой привезли, — Кирилл рукой показал большие колонки, — главное, чтобы генератор выдержал.

— Дискотека неплохая идея, — сказал Дима.

— Вот и хорошо, а то Аня мало конкурсов подготовила. Что-то у нее настроение не очень в этот раз, — сказал Кирилл.

— Аня — это его дочь, — пояснил Коля. — Она работает в театре.

— В детском театре, — закивал Кирилл. — Часть костюмов она привезла, их выкидывать собрались. Ну, а завтра, если захотите, можем поехать пострелять. Вы ружья взяли?

— Я взял, — сказал Дима. — У нас Даша разрядница по пулевой стрельбе.

— У меня пока еще детский разряд, — засмущалась Даша, пряча глаза в тарелку, видя, как загорелись интересом черные глаза егеря.

— Вот и посмотрим, кто лучше стреляет, — сказал Кирилл, — подходите через час, поговорим, как раз все проснутся к этому времени.

— Договорились, — ответил Коля.

— Может, посидите с нами? — еще раз предложила Света.

— Нет, спасибо большое, у меня еще куча дел. Ну, до встречи.

Через час они все вместе были около большого деревянного дома, стоявшего по центру поселка. На площади перед домом высилась огромная живая ель, украшенная крупными красными и синими шарами. Двое помощников Кирилла, небольшие мужички из соседнего города, заканчивали крепить на ней гирлянду из разноцветных лампочек, за их работой наблюдала крупная девушка с большим, как у Кирилла лицом и орлиным носом. Из-под толстой красной шапки у нее выбивались черные кудри. Во всех ее движениях чувствовалась сила, страсть, и в тоже время даже издали можно было понять, что это была молодая девушка. Аня ругалась на них, эмоционально размахивая руками, не удовлетворившись полученным результатом, она сгоряча затопала ногами. Пусть оставят так, все равно от них ничего больше не добьешься.

— Здравствуйте! — окликнула она подошедших. Рядом пили чай из дымящихся кружек парочка хмурого вида парней, кутавшихся в свои тонкие куртки. Один медленно отпивал чай из кружки, искоса поглядывая на действие, второй же пыхтел сигаретой, жмурясь на ярком солнце.

— Это можно сказать все, — засмеялась Аня, подбежав к ним. Она сразу же бросилась к Джессике, собака радостно подпрыгнула в ответ, они были знакомы не первый год, так как Коля каждый сезон ездил сюда охотиться. — У, моя хорошая. А Тарзан тоже здесь, помнишь, Тарзана?

— Кто такой Тарзан? — с любопытством спросила Женя.

— О, Тарзан это наш волкодав. Добрейший пес, но только для своих. Тарзан! Эй, ты где?

Издали показалась большая мощная собака, вся черная и лохматая, настоящий зверь. Даша округлила глаза и спряталась за папу. Женя, видя, что Джессика даже не шелохнулась, часто заморгала, борясь с инстинктивным желанием спрятаться за своего отца. Пес подошел к Ане и послушно сел рядом, переглядываясь с Джессикой.

— О, какой красавец, — восхитилась Света, — его можно погладить?

— Не надо, он не любит, когда его гладят. Потерпит, но лучше не стоит, — Аня грубо потрепала пса, тот довольно рыкнул.

— У нас во дворе тоже есть страшный зверь, — сказал Ромка. — Он меня даже покусал.

Ромка закатал штанину, показывая Ане заживающие шрамы от укуса черного ротвейлера.

— Это плохие хозяева, — покачала головой Аня. — Собака не виновата, всегда виноват хозяин. Либо не воспитал, либо специально натравливал, но собака, она как ребенок, что в нее вложишь, такой она и будет.

— Это точно, — закивал головой Коля, погладив Джессику.

— Вы представляете, — возмущенно сказала Ольга. — Нам отказали в возбуждении дела. Представляете? Значит, кусать людей можно, а эти не усматривают в этом состава преступления.

— А что на этот раз написали? — спросил Дима, давно уже махнувший рукой на эту историю, судя по всему, у хозяина этого пса были хорошие связи, каждое новое заявление было захоронено под ворохом нелепых отговорок.

— Теперь говорят, что есть свидетели, которые утверждают, что наши дети сами спровоцировали собаку, издевались над ней. Мне посоветовали больше не приходить с жалобами, чтобы не завели дело на Рому и Женю! Нет, ну вы представляете?!

— Кошмар какой-то, — сказала Света. — По-моему ее проще пристрелить.

— Может вы и правы, — задумчиво сказала Аня. — Нет, вы не подумайте, я собак очень люблю, до безумия, но если хозяин натравливает собаку на людей, то ее проще пристрелить. Это будет самооборона, мне как раз недавно друг об этом рассказывал.

— Ой. Ну, хватит. Ну, Новый Год же! — воскликнул Коля. — Хватит, все это останется в старом году, верно?

— Очень бы этого хотелось, — ответила ему Ольга, она выговорилась, и больше ей самой не хотелось продолжать эту тему, тем более, что она решила больше не будоражить этот вопрос.

— Да, правильно. Давайте лучше про Новый год поговорим. Ребята, подойдете сюда? — Аня помахала хмурым парням, те медленно подошли. — Это остатки наших гостей, Артур и Александр.

— Можно просто Сандер, — ответил парень, который жмурился на солнце.

— Остальные полегли, мы одни, выжившие, — добавил второй, у него был характерный армянский нос. От обоих крепко несло алкоголем.

— К вечеру то оклемаетесь? — спросил Коля, с тревогой глядя на пошатывающихся парней.

— Не вопрос, оживем, — Артур допил чай и глубоко вздохнул. — Мощности то хватит, не спалим хату?

— Должно хватить, — сказала Аня. — Если что, подключится наш генератор.

— Тогда помигаем! — радостно сказал Сандер, изобразив ртом звук медленно останавливающегося проигрывателя.

— А вы будете музыку ставить? — спросила Женя, разглядывая парней.

— Будем, снегурка, — ответил ей Артур. — Можешь сделать заказ.

— А почему ты меня назвал Снегуркой? — удивилась Женя.

— Похожа, потому что. А, это твои родители. Извините, пожалуйста, — он картинно поклонился.

— Она еще в школу ходит, — ни с того ни с сего сказала Ольга, начавшая беспокоиться за дочь, хотя парни не позволяли себе даже похабного взгляда в адрес девочек, они скорее рассматривали Свету, отрезвляющую их своим холодным ответным взглядом.

— А есть что-нибудь народное, ну. Не знаю, — замялась Женя, начисто забыв все названия, чувства от возникшей в миг идеи обуревали ею, она переглядывалась с Дашей, которая поначалу не понимала, но скоро догадалась.

— Ты хочешь наш танец, ну тот, который мы готовили для школы? — спросила ее Даша.

— Да, у нас и наряды соответствующие, — закивала Женя. — Но надо прорепетировать.

— Особенно мне, — сказала Даша.

— Будет вам русская плясовая, — сказал Артур. — Аня, так какая программа-то? Тупо бухать надоело уже.

— Я думаю, что мы сначала поиграем. Папа мне сказал, что вы, дядя Коля, будете дедом Морозом, — Аня вопросительно посмотрела на Колю. Тот пожал плечами, делая лицом, что он-то не против.

— А ты будешь Снегуркой, — Артур показал пальцем на Женю.

— Я замерзну, — запротестовала Женя.

— Не замерзнешь, — захохотала Аня. — Снегурочка не может замерзнуть! Тем более, что у меня как раз есть и шубка, и шапка, полный комплект.

— А почему ты сама не хочешь? — удивилась Женя.

— О, я в него не влезу. Я как всегда. Буду Зимушкой-Зимой. Вот это мой масштаб.

— Да ладно тебе, Анька, ты красотка, отвечаю! — воскликнул Сандер.

— Ты давай, держи себя в руках, — строго сказала ему Аня.

— А что, я может с самыми честными намерениями, — возмутился Сандер.

— Он у нас самый честный и с намерениями, — подтвердил Артур. — Хорошо, музыку для конкурсов я подготовлю, колонки выведем наружу.

— А они не замерзнут? — заволновалась Даша.

— Не, не должны, — ответил ей Артур. — Замерзнут, внесем обратно, мощности и на улицу хватит.

— Так, а что есть будем? — спросил Коля.

— Папа заготовил пару кабанчиков, птица есть еще, — Аня задумалась. — Можно еще пирогов напечь, но мне нужны помощники.

— Мы можем! — запрыгали девчонки.

— Я тоже помогу, — сказала Света. — Все равно делать ничего особо не хочется.

— С нас бухло, — сказал Сандер. — Ой, простите, горячительные напитки.

— А вам не хватит? — возмущенно взглянула на него Ольга.

— На данный момент хватит, — Сандер смешно кивнул головой, желая изобразить галантный жест, но вышло это скорее комично, чем элегантно. — Может нам наших девчонок на кухню пригнать?

— Не, не надо. Они там все испортят, — отрицательно покачал головой Артур. — Они только есть умеют.

— Как вы строги к своим половинкам, — сказала Ольга.

— Да какие там половинки, четвертинки и спать, — махнул рукой Артур. — А можно еще чая?

— Конечно, сходи в дом, там мама тебе нальет, — ответила ему Аня.

— Ну, а мы что будем делать? — спросил Дима, глядя на мужиков.

— Отдыхать, — мечтательно ответил ему Коля. Сходим к Кириллу, он найдет, чем нас занять.

— Тогда мы пошли, — Дима бросил взгляд на Свету, та подтвердила, и он с Колей и Ромой ушли к хозпостройкам, где орудовала высокая фигура Кирилла, вытаскивая большие деревянные ящики из сарая.

— А мы на кухню, — сказала Света. — Что, девочки, не передумали еще?

— Нет! — хором ответили Даша и Женя.

— Только, чур, я лепить буду! — воскликнула Даша.

— Нет, я! — запротестовала Женя.

— Не ссорьтесь, там на всех работы хватит, — рассмеялась Аня.

— Пошли чай пить, — сказал Артур Сандеру, провожающему взглядом уходящих в дом женщин.

— О, чай, чай, чай! — пропел он. — Какие, а?

— Не светит, — Артур закурил новую сигарету. — И не мечтай.

— Я знаю невозможное возможно, — запел Сандер.

— Заткнись, козел, — толкнул его в плечо Артур.

Внутри дом напоминал скорее терем, чем столовую. Массивные столы из дуба, а рядом, под стать столам, большие лавки, на которых, при желании, можно было бы и поспать. Все это деревянное великолепие оттенялось довольно современными светильниками, висевшими в нескольких точках на потолке, а также новыми окнами с трехкамерными стеклопакетами. В общем зале спокойно могли разместиться человек пятьдесят, а может и больше. Справа от входа наверх вела узкая лестница, на втором этаже жили хозяева, а слева спряталась большая кухня, уходя отдельным флигелем за дом, скрываясь от общего взора. Скорее всего кухню достраивали позже, уж больно сильно она отличалась от всего дома. Кухня была современная, с кафельным полом и стенами, и напоминала горячий цех небольшого кафе.

Хозяйка кухни, Полина, была небольшого роста, в отличие от своей дочери и мужа. В силу возраста она уже сильно прибавила в весе, но двигалась быстро, немного суетливо, то тут, то там мелькали ее белые пухлые руки, легко перемещая тяжелые кастрюли с картошкой или переворачивая тушу небольшого кабанчика, готовящегося быть насажанным на вертел. Возле плит, ближе к дальнему углу, стоял большой вертел, на котором уже крутился один из кабанчиков, источая безумные ароматы.

— Ой, как вас много! — всплеснула руками Полина. — Я тут одна не справлюсь, но мне не хочется вас нагружать. Мы вообще не готовим много, как правило, гости готовят сами, я только завтраки делаю, но вот на Новый Год Кирюша непременно хочет давать пир, ох, не знаю, как и справиться!

Она говорила очень быстро, не переставая что-то делать, резать, кидать приправы в кастрюли, успевать смотреть за тестом, стоявшим неподалеку от плиты, прикрытым большим белым полотенцем с красными петухами.

— У вас все отлично получается, — Ольга поймала ее и слегка обняла за плечи, подбадривая разнервничавшуюся хозяйку. — Мы сделаем, что вы скажете, и не будем больше мешать.

— Мы хотим лепить пирожки! — хором ответили Даша и Женя.

— А руки мыли? — Полина взглянула на них с «ленинским» прищуром, видя, как замялись девочки.

— Давайте, раздевайтесь и возвращайтесь сюда. Вещи можете повесить на вешалку у входа.

— Действительно, что это мы расслабились, — сказала Света, уже запарившаяся в своей куртке.

Они вышли обратно в зал, после кухни тут было даже прохладно, хоть градусник на стене показывал 22 градуса. Первыми разделись девчонки, они побежали обратно на кухню, но Света поймала их и заставила разуться, рядом с вешалкой стояли резиновые тапки всевозможных размеров.

— Мы готовы! — крикнула Даша, вбегая обратно на кухню, они с Женей усиленно трясли мокрыми после мытья руками.

— Ну, раз готовы, тогда идите сюда. А как вас зовут?

— Меня Даша.

— А меня Женя

— Меня зовут тетя Поля. Пирожки лепить умеете?

— Ну, так, — замялась Женя.

— Что-то умеем! — радостно воскликнула Даша.

— Ничего, я вас научу. Это не сложно, — Поля показала им, как следует раскатывать тесто, отщипывая нужный кусочек от уже поднявшегося вкусно пахнущего теста. Сделав несколько штук с тушеной капустой, она уложила их на противень и проконтролировала, как делают девчонки.

— Уже лучше, вот так и делайте.

На десятый пирожок девчонки начали делать что-то удовлетворительное, с каждым следующим они становились все лучше и ровнее.

— А что с этими делать? — спросила Женя, глядя на их первые неказистые опыты.

— А что, в печку их, — Полина положила их на противень и отправила вместе с остальными в духовку. — Скоро приготовятся, заодно и попробуете. Пирожок же он не снаряд, в стволе не застрянет, всё съедят.

— Пирожок не снаряд, — повторила Даша, оглядывая свою батарею и батарею Женьки. — У меня больше!

— Это мы еще посмотрим! — упрямо ответила ей Женька.

Полина поставила перед ними пару кастрюль с другими начинками, и девочки ушли с головой в соревнование. В итоге они обе устали, уже по инерции долепили последние пирожки. Им пришла на помощь Света, первая справившаяся со своими салатами. Потом пришла Аня, решившая все вопросы с оформлением улицы, и Полина вывела гостей из кухни, усадив их за накрытый вышитой скатертью стол, на котором скоро появились пирожки, сделанные девчонками, и сладкий чай. К ним подсели Артур и Сандер, все это время обсуждавшие помещение, сидя на лавках у окна и попивая чай.

— Это наши первые! — сказала Даша, отвечая на вопросительный взгляд Артура, ухватившего неказистый пирожок из чашки.

— А, ну и что, все равно вкусно, — ответил он, принимаясь за него.

Медленно подходили и другие гости, заспанные молодые люди, ежившиеся от холода. Аня ставила им на стол чайники и блюда с пирожками. Даша и Женя забеспокоились, что пирожки быстро кончатся, но Аня сказала, что там их целая гора, еще и на завтра останется.

— Спасибо за пирожки, — Артур поднялся, собираясь уходить, за ним встал и Сандер, широко улыбающийся, его полностью отпустило, и теперь он просто кипел энергией.

— Девчонки, с вас танец! — весело сказал Сандер.

— А с вас музыка! — звонко ответила ему Женька.

— Заметано! — ответил Артур. Они подошли к своим товарищам, на ходу высмеивая их жалкий вид. Несколько девушек смотрели мутным, еще непроснувшимся взглядом на Дашу и Женю, но вскоре отвернулись, почувствовав на себе грозный взгляд Светы. Ольга же ничего не замечала, она наконец-то успокоилась и радостно обсуждала с девочками обстановку дома, ей особенно понравились скатерти и полотенца, расшитые яркими цветами, красными петухами и другими диковинными птицами. Все это было настоящее и ненастоящее, погружая изголодавшийся по хорошим впечатлениям мозг в сказочную реальность, вырывая их из строгой циничной действительности.

12.

Во второй половине дня Аня плотно взялась за Колю, выряженного в деда Мороза для лучшего закрепления образа и Женю, скромно стоявшую рядом в серебряной шубке Снегурочки, бесцельно поправляющую немногим большую шапку на голове. Ольга нашла у себя пару булавок, и шапку сзади слегка подтянули, чтобы она не спадала Жене на глаза. Порывшись в шкафах, Аня нашла и для Даши яркую красную шубку, оставшуюся от какого-то старого спектакля, теперь она могла вместе с Женей участвовать в этом самодеятельном спектакле.

С непривычки все путали слова, с трудом запоминая известные с детства стишки, путая куплеты песен местами, на что Коля, на правах деда Мороза, достал из их домика почти пустую бутылку перцовки, которую они с Димой быстренько уговорили, и дела пошли лучше. У деда Мороза появился зычный голос, и даже когда он путал куплеты, все это выглядело естественно. Коля, заявлял, что это его творческое видение.

В отсутствии хозяев Ларс и Джессика вели себя первое время чинно и благородно, каждый сидел на своем месте, не обращая друг на друга никакого внимании. Кот методично занимался своей шкуркой, вылизывая для проформы итак чистые места, а собака лежала на половике, положив морду на лапы, будто бы, дремала. Кот же, закончив со своим туалетом, стал важно прогуливаться по комнате, забираясь то на кровати, перепрыгивая собаку, то подбегая к шкафам, где валялись не убранные наряды. Собака краем глаза следила за ним, не выдавая себя. В один из моментов кот, проходя мимо морды собаки с тем же безучастным видом, как бы невзначай врезал ей мягкой лапой по носу и бросился бежать. Джессика вскочила и ринулась за ним, громыхая когтями по лестнице, валя стулья и радостно повизгивая, пытаясь догнать кота на первом этаже. Погоня продолжалась недолго, собаке удалось захватить кота и мягко сжать его своими большими зубами. Через секунду все успокоились, собака была на своем месте, лежа на половике, а кот, недовольно глядя на нее, чистил свою шкурку. Джессика лениво зевнула и встала, идя к лестнице, но вдруг она подбежала к коту и грубо ткнула его мордой в бок. Погоня продолжилась, с той лишь разницей, что теперь Ларс догонял собаку, желая надавать ей лапами по наглой морде.

Таким образом, они развлекались несколько часов, Джессика повалила стулья, кот сбросил пару эмалированных мисок, оставшихся после завтрака, но в целом все выглядело вполне пристойно. Хозяева обнаружили своих питомцев спящих в обнимку на половике возле кроватей на втором этаже. Ольга поворчала по поводу беспорядка, но девчонки вместе со Светой безудержно смеялись, хором предполагая, что здесь могло произойти. Наконец и Ольга заразилась их настроением, не в силах больше ругаться на озорных и так сдружившихся животных.

— Я уже думала, что Джессика его съест, с голоду! — воскликнула Света, умиляясь картине на втором этаже: Ларс приоткрыл один глаз и тихо мяукнул, Джессика навострила уши, но глаза не открыла, ожидая, последует ли наказание.

— Ну, разве можно их наказывать, какая милота, честное слово.

Девчонки схватились за телефоны, делая снимки, А Ольга, вздыхая, принялась поднимать разбросанные по полу костюмы, уже довольно сильно испачканные собачьей и кошачьей шерстью.

— Так, нам надо репетировать! — завопили девчонки, выталкивая Свету и Ольгу со второго этажа.

— А может, мы хотим посмотреть? — возмутилась Ольга.

— Потом посмотрите, — раздраженно ответила Женя. — Ну, мам, не мешай!

— Пойдем, не будем смущать, а то сорвем творческий процесс, — Света увела Ольгу вниз.

Они еще не успели спуститься, как пол второго этажа весь затрясся, девчонки принялись репетировать. Слышался строгий голос Жени, явно копирующий преподавателя танцевальной школы, она отсчитывала такты, поправляя движения Даши. Ларс и Джессика во все глаза смотрели на них, как самые преданные зрители.

— Как она с матерью разговаривает? — возмущалась Ольга, наводя порядок на первом этаже. Света села за стол и листала атлас занесенных в Красную книгу животных соседнего региона. — Разве я могу помешать?

— Можешь, — спокойно ответила Света, разглядывая красочные портреты птиц.

— Да что ты такое говоришь? Разве мать может помешать? — Оля встала возле нее, гневно глядя на подругу.

— Еще как может, — Света улыбнулась. — Это я знаю по себе. Девочки выросли, им нужно больше свободы.

— Вот уж нет, вот дай им свободу, сразу же залетит!

— Ты так плохо думаешь о своей дочери? — Света удивленно вскинула правую бровь. — По-моему Женя очень умная и хорошая девочка. Ты к ней несправедлива.

— Наверное, ты права, — Ольга устало села за стол. — Но я не могу иначе, я боюсь, что она совершит ошибку, а я не помогу.

— Ну и что, пускай совершает. Почему ты думаешь, что сможешь ее от всего оградить? Это банально и глупо, тем более, что это просто не реально. Вспомни, какие мы были в их возрасте?

— О, я такая была! — с жаром воскликнула Ольга, — мне слово только поперек скажи, разорву. А сейчас я понимаю, что моя мама была права.

— А папа?

— Папа? — Ольга задумалась. — Я никогда не думала об этом. Он всегда поддерживал меня, говоря, что все надо испытать самой, иначе не поймешь.

— Разве он не прав?

— И он прав. Ты меня запутала! — Ольга громко рассмеялась. — Где наши мужики?

— Не знаю, копаются где-то с Кириллом. Дима сказал, что они решили сделать большой праздничный костер, ночь холодная будет.

— Костер? Еще спалят тут все.

— Опять ты за старое.

— Извини, — Ольга убежала на кухню и вернулась с полупустой бутылкой клюквенной настойки.

— Давай, пока мужиков нет?

Света кивнула, и Ольга разлила по рюмкам немного настойки. Они выпили, настойка была сладкая и совсем не жгла горло, приятно разогревая организм.

— Успокоились, — Света заулыбалась, на втором этаже все стихло, словно там никого не было.

— Устали, бедненькие, — Ольга налила еще чуть-чуть, они чокнулись и выпили. Не сговариваясь, они поднялись по лестнице. Девчонки спали на кроватях, головой друг к другу, в ногах у Даши лежал Ларс, а Джессика положила свою большую голову в ноги Женьке, сидя в полудреме в неудобной позе. — Пусть поспят пару часов.

Как только начало темнеть, Кирилл подпалил большой костер, сделанный мужиками из остатков старых досок, больших бревен и дров. Ромку научили пользоваться бензопилой, он боязливо нарезал бревна на дрова, в то время как мужики сбивали высокую конструкцию. Костер послужил сигналом для начала праздника. На площадь повалил народ, молодежь была одета в разноперые костюмы, были здесь и герои фильмов, и сказочные персонажи и просто непонятные абстракции. Каждый костюм был сшит из большого куска поролона и разноцветной ткани, поэтому никому не было холодно, особенно после принятия дополнительного допинга.

— Ого, такого веселого Нового года у нас еще не было, — восхищенно сказал Кирилл, одетый в костюм лесника, держа за талию Полину, разодетую на пример средневековой хозяйки в бордовом фартуке и белоснежной рубашке. Она нее выходила из дома, наблюдая за всем от двери.

Возле дома был организован фуршетный стол, куда выложили всевозможные закуски и блюда, подогреваемые снизу электрическими обогревателями. Каждый подходил, открывал крышку и брал себе, все что хотел. Отдельно стоял стол с алкогольными напитками, где хозяйничал Сандер, одетый в виде зеленого змия, смешивая коктейли и раздавая бокалы с шампанским. У него нашлось кое-что и для Даши с Женей, Ромка горделиво отказался, считая, что детское шампанское не для него.

— Ты смотри у меня, — погрозила пальцем Сандеру Ольга.

— У меня все под контролем, не сомневайтесь, — весело ответил зеленый змий, — яд только для взрослых! Кому накапать змеиного яда?

— Мне! — завопили уже порядочно веселые девушки, в одинаковых костюмах толстеньких фей, костюмы постоянно спадали с них, не желая держаться на их худых фигурах.

Раздалась музыка, Артур был за пультом, поглядывая на действо через окно дома, и Аня начала праздник, по праву Зимушки-зимы, на ней был расшитый снежинками белоснежный костюм, а в руках она держала грозную палку с огромными снежинками на верху, подвязанную голубыми лентами. Она быстро разбила разношерстный люд на группы, увлекая всех в веселые и незатейливые конкурсы, которые неизменно заканчивались хороводом вокруг елки, а потом и вокруг костра, где было тепло и горячо. Уже скоро народ сам организовался, устраивая спонтанные хороводы посреди конкурсов. Без подсказки, они принялись требовать появления Деда Мороза и Снегурочки. Скрытые до этого отблесками яркого пламени, на площадь вышли дородный Дед Мороз и его внучка Снегурочка. Дед Мороз, путая слова, так развеселил публику, что Дарт Вейдер в сопровождении штурмовика поднесли ему чарку с огненным напитком. Несмотря на свой вид, публика была подготовленная, часто продолжая за чересчур задумавшегося Деда Мороза праздничные стишки и частушки, быстро находя их в интернете.

— А сейчас моя внучка Снегурочка и ее подруга Василиса Премудрая зададут вам несколько вопросов, — сказал Дед Мороз. — А кто отгадает, тот получит призы.

Вперед вышли Женя и Даша, одетые в театральные костюмы. Они быстро переглянулись и, подбадриваемые собравшимися сказочными героями, стали проводить конкурс. Вопросы были простые и рассчитаны были скорее на реакцию, чем на сообразительность. Выигравшим раздавали призы Аня и Ромка, одетый в костюм медведя, правда, в современной куртке, в реквизите нужного костюма не оказалось.

Когда последний подарок был разыгран и съеден, заиграла балалайка, и все затихли. Аня руками отодвинула сказочных персонажей от костра, освобождая место для танца. Женя кивнула Даше, и они вышли в центр.

— Два, три, четыре!!! — скомандовала Женя, и они закружились вместе с Дашей в танце.

Танец был несложный, сразу была видна разница между танцующими, Даша шла по мелодии не так уверенно, сбиваясь, но зрители принялись поддерживать их дружными аплодисментами, ударяя в ладоши в такт разудалой музыке. В конце танца осталась только одна Снегурочка, они заранее договорились с Артуром, чтобы у Жени была возможность сольного выступления. Музыка затихала и замедлялась, уводя нежными переливами мелодии далеко вглубь веков, открывая взору давно забытые и сказочные картины. Снегурочка пылала возле костра, сливаясь в своем движении с музыкой, чем ближе она подходила к костру, тем громче и быстрее становилась музыка. Вот уже Снегурочка отбросила назад свою шубу, оставшись в одном серебристом сарафане. Платье кружилось, увлекаемое движением, казалось, даже пламя застыло, любуясь ее танцем. Снегурочка все дальше и дальше уходила в сторону от костра, как бы входя в него, музыка ускорялась, ускорялась и вдруг оборвалась, застыв в морозном воздухе. Возле костра уже не было Снегурочки, она растаяла.

— Браво! — закричал в микрофон Артур, вышедший из дома, чтобы посмотреть на танец.

Под шквал аплодисментов, который вряд ли бывает на камерной сцене, Даша привела дрожавшую от возбуждения Женю, накинув на нее шубу. Женя вся горела, лицо ее покрылось ярко красным румянцем, а глаза светились от счастья.

— Браво! — кричали зрители.

Несколько парней выбежали вперед, неся бокалы с шампанским для девчонок, но их поймали другие девушки, в костюмах средневековых дам.

— Вы чего, дебилы! — шикнули они на них. — Это же еще девчонки совсем.

— А что? — удивились парни. — Когда-то же начнут, а так замерзнут.

Пока они перепирались друг с другом, Света, одетая в костюм снежной королевы, но с накинутой курткой, отвела девочек в дом греться.

— Это потрясающе, — Артур похлопал девочкам. — Вы обе просто красотки.

— Да я то что, — отмахнулась Даша. — Так, что-то получилось. А Женька у нас почти балерина.

— Ну, Даша! — Женя совсем засмущалась, пряча лицо в кружку со сладким чаем.

— Вы такие, такие… — Полина стала задыхаться от чувств, не находя нужных слов.

— Как ангелы, прямо.

— Спасибо большое, — хором ответили девочки.

— Мам, а ты видела? — спросила Даша.

— Да, я все засняла, — Света похлопала себя по груди, где лежал телефон. — Вы обе молодчины. Я и не знала, Даша, что ты так научилась.

— Меня Женька научила. А вы видели, как она в костер ушла?

— Я его обошла, — поправила Женька.

— Так никто и не заметил, — Артур вспомнил о своих обязанностях и бросился к пульту. Вновь зазвучала веселая музыка, оставшиеся на улице радостно закричали, продолжая веселиться. — А где ты выступаешь?

— Я не выступаю, — сказала Женя. — Я провалила конкурс.

— Хм, я тогда не понимаю, кого они набирают, — сказал Артур. — Если бы ты выступала, я бы тогда пошел, а так нет, не люблю.

Женька еще больше зарделась, а Дашка захихикала, подтрунивая над смущением подруги. Влетела Ольга.

— Ты зачем шубу скинула, замерзнуть хочешь? — начала она возмущенно, но, увидев грозный взгляд Светы, осеклась. — Извини, я просто беспокоюсь. Девочки, вы такие красивые. Я тут папу твоего останавливала, его там черти какие-то споить хотели.

— Это не черти, а орки, — пояснил Артур, он один был без костюма.

— Орки? — удивилась Ольга, Света расхохоталась вместе с девчонками.

— Мама, я тебе потом объясню, — сказала Женя.

В дом вбежал Дима, одетый в деревенский наряд.

— Ну, как дела? — спросил он.

— Все отлично! — хором ответили девчонки.

— Ну, а так чего тут сидите. Идемте танцевать, — Дима потащил Свету на улицу.

— Ты как с королевой обращаешься? — строго спросила она. — Девочки, если согрелись, идемте.

— Мам, можно? — спросила Женя.

— Можно. Я не пойду. Папу своего пришли сюда. Свет, проконтролируй, пожалуйста.

— Не беспокойся, — Света подмигнула ей.

— Ну а ты чего, не танцуешь? — спросила Ольга Артура.

— Нет, не люблю, — ответил тот, кивнув в окно Зеленому Змию, тот, через секунду вбежал со стаканом затейливого коктейля.

— Вообще кайфец! — завопил Сандер. — Ну, круто же, круто!

— Ага, — Артур медленно пил коктейль.

— Слышь, Артур, тебя там Ленка ищет.

— Чего хочет?

— Ну как чего? — удивился Сандер, помотав зеленой головой. — Че, дурак, что ли.

— Иди, танцуй, — Полина погладила его по плечам. — Никуда твоя музыка не денется.

— Верно, идем же, идем! — зеленый Змий потащил его на улицу, Артур еле успел зацепить рукой свою куртку.

Возле входа в дом стояла девушка в костюме принцессы Фионы. Она кивнула зеленому Змию, и тот убежал обратно к своему столику, чтобы обслужить страждущих орков.

— Привет, — сказал Артур, — что-то ты позеленела.

— Ой, как смешно, — Ленка потянула его за руку к костру, где уже вовсю шла дискотека. — Пошли уже.

— Я не хочу, — заупрямился Артур, но она притянула его к себе и поцеловала.

— Ну, пошли! — возмущенно воскликнула она.

Все смешалось, сказки, фильмы, разные персонажи танцевали друг с другом, особенно много желающих было потанцевать с девчонками, но многие, улавливая строгие и слегка насмехающиеся взгляды Снежной королевы, принимавшей приглашение на танец от любого, тушевались, ведя себя подчеркнуто прилично, не позволяя себе распускать руки. Девчонки этого не замечали, им было просто весело. Дашка много танцевала с Ромкой, передавая его то к Женьке, то к маме, но скоро его захватили взрослые девушки, желая научить медведя танцевать. Дима все ближе продвигался к жене, и к концу вечера они танцевали друг с другом. Даже Дед Мороз смог вытащить свою боярыню из дома, не принимая никаких возражений. Зеленый змий же методично спаивалЗимушку-Зиму, пока та не согласилась пойти танцевать с ним, потом их никто не мог найти, бармен самовольно оставил свой пост.

13.

Для многих первое утро нового года прошло незаметно, уже давно встало свежее зимнее солнце, ласково играя на барханах свежего снега, едва-едва сокрывшим от взора хулиганства прошлой ночи. Если приглядеться, то сквозь эту зыбкую снежную перину, играющую блестящими искорками на солнце, то можно было разглядеть маленькие и крупные бумажки от хлопушек, разноцветные конфетти и выстроенные в цветочную клумбу пустые бутылки из-под шампанского. Все было беспорядочно, по-новогоднему, но вполне прилично. Мимо скользнула тень волкодава, бегущая против солнца, и быстро скрылась за углами домиков, не оставив после себя ни звука, ни запаха, ни следов.

Из домика вышли заспанные Даши и Женя. Они с трудом натягивали на головы шапки, беспрестанно зевая. Женя облокотилась на деревянный столб крыльца и закрыла глаза, моментально провалившись в сон. Даша сняла варежки и принялась лепить снежки, один из них она запустила в Женьку.

— Эй! — вяло возмутилась Женька, не желая менять свою позу, но второй снежок заставил ее сменить позицию, отбежать на другой конец крыльца, спрятаться за деревянную решетку.

— Лови! — крикнула ей Даша, кидая в нее большой снежный ком, он разлетелся о деревянную решетку, обдав Женю дождем из рассыпчатого снега.

— Ах, ты так! — Женька лепила снежок за снежком, наудачу кидая их в подругу, но они все летели то выше, то врезались в дом, крыльцо, не достигая своей цели.

— Мазила! — веселилась Даша, наращивая темп и совершенствуясь в точности.

— Тренируетесь? — к ним подошел Кирилл, перехватив рукой снежок, пущенный Дашей в уже порядком засыпанную снегом Женю.

— Ага! — радостно ответила ему Даша. — Доброе утро!

— И вам доброе утро, и с Новым годом, — ответил он, помогая отряхнуться недовольной Жене.

— И вас с Новым годом, — ответила Женя, грозя Даше кулаком.

— Но-но, что вы. Не надо ссориться. Вы вчера были украшением нашего праздника, — сказал Кирилл, ловя очередной снежок, пущенный Дашей в Женьку.

— Да ладно, я то что, — пожала плечами Даша, подходя ближе. — У нас звезда Женька.

— Я думаю, что вы обе очень талантливые, — сказал Кирилл.

— Это вы нас перехвалите, — сказала Женя, обдумывая, как отомстить подруге. Улучив момент, когда Даша засмотрелась на тень волкодава, оббегавшего территорию, она столкнула ее в ближайший сугроб, накрыв сверху подхваченной с соседнего сугроба снежной шапкой.

— Бомбардировка! — крикнула Женька и убежала в дом, боясь мести Даши.

— Ах, ты… — прошипела Дашка, вскакивая на ноги.

— На стрельбище пойдем? — спросил ее Кирилл. — Мне твой папа сказал, что ты хорошо стреляешь.

— Нормально, могла бы и лучше, — ответила Даша.

— Но на стрельбище пойдут только друзья. Пока заканчивайте ваши игры.

— Хорошо, я потом ей отомщу. — Даша потерла в нетерпении руки и крикнула. — Женька! Выходи, я тебя не трону!

— Ага, ищи дуру! — крикнула Женька, высунувшись из двери и тут же ее захлопнув.

— Правда, выходи, — Даша встала рядом с Кириллом, показывая, что ее руки пусты.

Женька быстро выглянула и скрылась, потом еще раз. Наконец, она решилась и вышла наполовину, ожидая удара снежком. Но Даша стояла спокойно, широко улыбаясь.

— Женя, выходи, — сзади подошел Дима, держа в руках чехол с ружьем, за ним стоял Ромка, а из двери показалась любопытная морда Джессики.

— Джессика! — Женя вытащила собаку к себе, трепля за уши. — А мы тебя с собой не возьмем, подождешь нас здесь, хорошо?

Собака послушно взвизгнула, выражая мордой покорность и глубочайшее огорчение.

— А Коля где? — спросил Кирилл, пожимая руки Диме и Ромке.

— Папа не пойдет, — ответил Ромка.

— Да, дед Мороз слегка перебрал, — покачал головой Дима.

— Ничего, бывает, — сказал Кирилл, который, казалось, и не пил вчера ни капли. — Ну что, пойдемте?

Женя с Дашей загнали собаку обратно в дом, уговаривая ее не скучать, и побежали за мужчинами, ушедшими в сторону леса. По дороге Кирилл захватил из крайнего к лесу домика пару ружей и бодрым шагом пошел вперед.

Через лес вела утоптанная узкая дорожка, петлявшая между оврагами и старыми пнями, на которые были вбиты затейливые флажки с веселыми картинками. Несколько деревьев были помечены краской, в остальном же это был обыкновенный зимний лес с заваленными снегом прогалинами, с торчащими острыми голыми ветками буреломов, наполовину засыпанных снегом и от этого походивших на непонятное чудо-юдо, тянущее к случайным путникам свои длинные костлявые пальцы. Скоро лес начал редеть, и они вышли на большую поляну, ограниченную по периметру веревкой с яркими красными и желтыми флажками, подвязанную к невысоким деревьям. В дальнем конце поля стояли деревянные щиты с грубо нарисованными мишенями. Щиты напоминали старый дуршлаг, исчерченные дробью и лихими пулями.

— Кто умеет стрелять? — спросил Кирилл, передавая винтовку сначала Ромке, который неуверенно взял ее.

— Я умею! — воскликнула Даша, показывая Ромке как и что должно быть. Она ловко проверила затвор, магазин и чистоту дула и, только после того, как удовлетворилась чистотой, отдала ее обратно Ромке. — Я тебя научу, если хочешь.

— Да и сам умею… — начал говорить Ромка, но Дима похлопал его по плечу.

— Не сопротивляйся, Дашка тебя действительно может научить.

— Я не умею, — сказала Женя, с опаской глядя то на оружие, то на Дашу, уже ловко орудовавшую со вторым ружьем, легко разламывая его пополам.

— О, это не сложно, главное не бояться и слушаться, — затараторила Дашка, показывая Жене, как следует обращаться с оружием.

Потом Кирилл провел общий инструктаж, заставив каждого повторить несложные действия по зарядке и разрядке оружия. Он настаивал, что без его команды никто стрелять не должен, повторял, чтобы никто не направлял даже не заряженное оружие друг на друга, но все равно, сначала Женька, а потом и Ромка пару раз направили ружье на соседа, когда тот что-то хотел у них спросить.

Дима с дочкой закрепили новые бумажные мишени на щитах, Даша постоянно оглядывалась, грозя пальцем ожидавших их нетерпеливых стрелков. Первыми на огневой рубеж вышли Ромка и Кирилл. Мальчику выдали двуствольное ружье, заряженное мелкой дробью. Подойдя поближе к мишеням, Кирилл показал, как надо целиться и сделал пробный выстрел. Дробь кучно вонзилась в деревянный щит, раскачав его из стороны в сторону. Ромка прицелился и промазал, почти весь заряд ушел далеко влево, выбивая щепки из видавшей виды фанеры. Ромка весь напрягся, ожидая смешков от девчонок, но они не смеялись, внимательно разглядывая мишень в бинокли.

— Тебе надо брать правее, делай поправку на ветер! — крикнула ему Даша, в полголоса объясняя Жене, в чем была ошибка ее брата.

— Прижимай приклад плотнее к плечу, — сказал Кирилл, выравнивая положение ружья Ромки. — Даша верно говорит, видишь, как качаются сосны.

— Ага, — Ромка показал дулом ружья, но, быстро вспомнив инструктаж, принял неподвижную стойку. — То есть мне надо прикинуть скорость ветра?

— В идеале да, но сначала тебе стоит научиться держать ровно ружье, иначе ничего не выйдет, — он поправил приклад Ромки и, встав позади, направил ружье на мишень. — Видишь, мишень слегка качается, раз-два, раз-два. Делаешь вздох, ловишь удары сердца и стреляешь. Вот так, раз-два, вздох, сердце, выстрел. Все понял?

— Да, — уверенно ответил Ромка, не меняя позы.

Кирилл отошел назад и стал ждать, пока Ромка все посчитает. Грянул выстрел. Ромка еще не успел рассмотреть мишень, как позади девчонки радостно закричали: — Молодец!

Рома с Кириллом подошли к мишеням, снимая перфорированные дробью листы бумаги с черными концентрическими окружностями.

— Вполне неплохо. Сейчас мишень поменяем для девчонок, а потом еще попробуешь.

Ромка с гордостью смотрел на свою мишень, кучно пробитую дробью в районе 6–7 слева.

— Надо брать еще правее, верно?

— Все верно, — Кирилл нацепил новую мишень на щиты.

Девчонки стреляли из мелкокалиберных винтовок. Даша, долго рассказывающая Жене, как следует держать винтовку, все же не смогла заставить ее плотно прижать приклад к плечу, Женька боялась, что затвор отскочит ей прямо в глаз. Они сделали по выстрелу из позиции стоя. Дашка выбила девятку, а Женька пальнула в воздух, не удержав сильную отдачу винтовки.

— Ой, как больно! — воскликнула Женька, но тут, же нетерпеливо спросила. — А куда я попала, сколько выбила?

— Ты попала вон туда, — Даша показала рукой в небо. — Даже в молоко не попала.

— Не может быть! — Женька забрала бинокль у Даши и долго рассматривала мишени. — Так. Как надо держать?

На этот раз Женька плотно прижала винтовку к плечу и, долго целясь, выстрелила. Пуля попала в мишень, выбивая честную пятерку.

— Молодец! — похвалила ее Даша. — Бери левее, у тебя дуло уходит слишком вправо. Даша долго смотрела на сосны впереди и, глубоко вздохнув, выстрелила. На этот раз она выбила десятку.

Итоговый счет был 47 у Даши и 32 у Жени, она прогрессировала с каждым выстрелом, но после пятого выстрела схватилась за плечо, которое уже порядочно ныло с непривычки.

Через полчаса на огненном рубеже остались только Даша с отцом, их соревнование продолжалось до десяти выстрелов с каждой стороны. Дима не подыгрывал ей, дочка шла с ним ноздря в ноздрю, медленно сокращая разрыв. Осталось по два последних выстрела, Дима промазал, всадив пулю в позорную двойку, несколько крупных снежинок залетели к нему в нос, мешая сосредоточиться. Даша так разволновалась, что запорола оба последних выстрела, всаживая пули не лучше отца.

— Вот черт! — воскликнула она, в гневе потрясая руками. Со стороны это выглядело угрожающе, девочка машет ружьем, как какой-то туземец, но и смешно, в этой вспышке гнева она больше походила даже на обезьянку, у которой отняли банан. — Ну почему так!

— Ты расслабилась, — Дима забрал у нее ружье, и они вместе подошли к мишеням. — Вот смотри, это все твои нервы. Вот эта пуля и эта, понимаешь?

— Да! Но я иначе не могу. Вон у тебя всего одна двойка, у меня сколько! — Даша затопала ногами. — Папа, как мне успокоиться? Ну, когда я уже почти выиграла?

— Хм, даже если ты не выиграла, а просто начинаешь соревнование или тренировку, то самое простое — это сконцентрироваться на том, чего ты хочешь достичь, для чего ты это делаешь. И больше ни о чем не думать, думай только о цели, только о ней. Тогда у тебя все получится. Спорт учит тебя мобилизовать свои силы для достижения цели, можно накачать какие угодно мышцы или выбить сотни десяток, но если ты не сможешь в нужный момент сконцентрироваться на цели, то у тебя ничего не получится. Меня так учил тренер.

— Я поняла. Надо сконцентрироваться на цели. Нет, надо сначала увидеть цель, верно?

— Увидеть и понять. Молодец, — он вручил ей мишени и погладил по плечу. — Пойдем, нас все ждут.

Кирилл взял из рук Даши мишени и долго их рассматривал.

— Ты сдашь на разряд, — уверенно сказал он. — Надо еще потренироваться.

— Спасибо, мне папа то же самое сказал. — А еще, что я должна четко представлять себе цель.

— Вот, держи, — Кирилл покопался в кармане и вытащил ярко красный патрон. — Это тебе в качестве сувенира, поощрительный приз.

— Ого, а что это? — Даша с интересом осмотрела патрон для гладкоствольного ружья.

— Пап, а к твоей подойдет?

— Подойдет, — ответил ей Кирилл. — Смотри, только в костер его не кидай, патрон боевой.

— Что я, дурочка что ли? — обиделась Даша. — Сама знаю, что нельзя. А почему он красный?

— Там больше пороха, верно? — ответил ей Дима, кивнув Кириллу.

— Да, более ударный патрон.

— А можно его п.… — начала вопрос Даша, но Кирилл отрицательно покачал головой.

— Нет не надо, щит разнесет в щепки.

— А, поняла. Это на медведя, да? — Даша повертела яркий патрон и спрятала его в карман куртки.

— Можно и на медведя. На утку больно жестоко. Утки не останется, — ответил ей Кирилл, и они с Димой рассмеялись.

— Да, были уже случаи, — подтвердил Дима. — Хватает дураков.

— Да, дураков в лесу хватает. Жаль, что они еще и с ружьями ходят, — добавил Кирилл.

— А может, мы подстрелим что-нибудь на обед? — спросила Даша, с интересом оглядывая видневшуюся вдали лесную чащу.

— Это вряд ли, — покачал головой Дима. — Ничего не найдем.

— Ну, почему же, — Кирилл задумался. — Найти то найдем, но вот дойдете ли вы, это вопрос. Да и сезон закрыт, незачем будоражить лес попусту, зимой и людям и зверям несладко.

— Я бы сейчас целого кабанчика бы съела, — мечтательно проговорила Женя, вспоминая жаренного на вертеле кабанчика накануне.

— Я бы тоже! — с готовностью подтвердила Даша. — А там что-нибудь осталось?

— Конечно, осталось. Поля, думаю, уже накрыла на стол и ждет нас, — Кирилл забрал ружья и сложил их в чехлы, повесив все на правое плечо. Ромка хотел взять одну винтовку, но Кирилл не разрешил. — Нельзя, ты не должен носить оружие.

— Да, про наше стрельбище никому ни слова, — предупредил Дима. — А то влетит, как следует, если кто-то проболтается.

— Даже маме? — удивилась Женя.

— Маме можешь сказать, она и так все знает, — ответил Дима.

Они повернули обратно, идя уже по знакомой дорожке. Девчонки пытались идти след в след по большим следам Кирилла и Димы, но быстро запутались.

Когда они подошли к центральному дому, у елочки уже стояли несколько парней, громко зевая и потягивая что-то дымящееся из кружек.

— О! Снегурочка и ее подружка! — воскликнул один из них, неловко взмахивая руками так, что часть напитка выплеснулось на снег.

— Это Василиса Премудрая, долбоящер, — поправил его другой парень.

— Куда ходили? — крикнул им первый парень.

— Все тебе расскажи, — Даша показала ему язык, и они, хохоча, вбежали в дом.

— О, какие, видал? — засмеялся первый парень.

— Нормальные, — ответил ему третий парень, хмуро глядевший все это время на елку. — Ты наших сейчас поспрашивай, они тебе такое скажут, получишь, за вопросы.

— Да эти дрыхнуть будут до завтра, — махнул рукой первый парень. — А видели Артура вчера?

— Ага, Ленка его захомутала все-таки, — подтвердил второй парень.

— Гм, будто бы он сильно сопротивлялся, — ответил третий парень. — Ладно, пойду Катьку будить, а то больно долго спит.

— Прощай, мой друг! — патетично, с красивым театральным жестом сказал ему первый парень.

— Мы будем помнить тебя как настоящего коммуниста.

— Если не вернусь, прошу считать меня нашистом, — ответил третий парень и ушел.

Ромка, все это время слушавший беседу парней, невольно засмеялся, боязливо посмотрев на более рослых парней, ожидая гневной реакции, но ребята лишь кивнули ему в сторону ушедшего друга и второй парень сказал: «Он пал смертью храбрых».

— Он потерян для общества, — подтвердил первый.

— Почему? — удивился Ромка.

— Потому, что женился, — с грустью ответил ему второй парень.

— Ой, ну вы тут наговорите, — из дома вышла Света и помахала Ромке, зовя его в дом.

— Вы чего парня раньше времени пугаете?

— Я знаю, о чем говорю, — ответил первый парень. — Сам женат уже три года. О, какая была жизнь, какая была жизнь!

— Не женись, упирайся до последнего! — воскликнул второй парень. — Если, конечно, не накосячишь.

— А как это, накосячить? — недоумевал Ромка, но Света схватила его под руку и погрозила пальцем парням.

— Так, ребята, закончили. Сам разберется.

Когда они вошли в дом, парни переглянулись и расхохотались.

— Какая строгая. Ух, я б ее! — начал было первый парень, но второй осек его.

— Она с мужем приехала.

— А чего мне ее муж? Мне он не нужен.

В доме было тепло и пахло пирогами и мясом. Девчонки сидели за столом и уплетали за обе щеки пироги с холодной свининой, жадно запивая сладким чаем. Ольга сидела напротив них и тихо улыбалась. Света заставила Ромку помыть руки, он упирался, но не сильно, и усадила его за стол рядом с Дашей.

— Держи, это тебе! — Даша навалила ему полную тарелку пирогов, а Женька придвинула чашу с салатом.

— Чего улыбаешься? — шепнула Света Ольге на ухо. Та встревожено дернулась и повернулась к ней. — Просто, посмотри, какие они красивые, — прошептала Ольга, глядя на раскрасневшихся девчонок.

— Женя, ты прости меня, пожалуйста.

— Мама, ну прекрати! — воскликнула Женя и еще сильнее покраснела, от стыда. — Мы же с тобой все обговорили.

— Да, Оль, все нормально, — Света сжала руку подруге. — А ты чего сама не ешь?

— Не хочется, вчера много съела.

В дом шумно ввалились Дима с Колей. Коля размахивал руками, делясь впечатлениями о вчерашнем вечере.

— О, дедушка Мороз пришел, язвительно сказала Ольга. — А где же твоя борода?

— А где мешок с подарками? — добавила Света.

— Все подарки раздал, все раздал! — загремел Коля, не выходя из образа, — никого не обидел. Вот только может, что и перепутал, самую малость.

— Это да, путал ты вчера знатно, — подтвердила Ольга. — Потому что пить надо меньше.

— А, по-моему, все было отлично, — сказала Света. — Коля, тебе очень идет, роль подучишь, а то такой талан пропадает.

— Да, я талант, — горделиво сказал Коля, сев рядом с дочерью. — Ну что, Снегурочка, хорошо погуляли?

— Да, просто здорово! — ответила Женька. — Дашка нас всех перестре… короче переиграла!

— Ну не всех, — скромно заметила Даша. — Папу я не смогла перебороть.

— Еще переборешь, не сомневайся, — Света бросила насмешливый взгляд на мужа, севшего рядом с ней и стащившего у Даши два пирожка.

— Конечно, сможет, — подтвердил Дима.

— Папа, но ты в мои годы уже стоя стрелял и на соревнования ездил, — заупрямилась Даша, желая нарваться на новый комплимент.

— Подожди, и ты поедешь, — сказал Дима.

— А ты, кстати, с тренером говорил? — спросила Света.

— Да, поговорил.

— Ну и что?

— Сказал, что сделает выводы, — ответил Дима, принимаясь за салат.

— Очень обнадеживающе звучит, — фыркнула Света.

— Не ссорьтесь, — сказала Ольга. — Я вот верю, что в этом году все будет хорошо.

— Куда уж лучше, — покачал головой Коля. — Вроде и так неплохо.

— Нет, я думаю, что это будет замечательный год, — уверенно сказала Ольга.

14.

Новогодние праздники украшают любой город, пускай даже это будет небольшой областной центр, но все равно он будет стараться выглядеть нарядно и празднично. В каждом городе есть свои особые места, где горожане привыкли видеть праздничное убранство, с чем ассоциируются у них Новый год. Новогодняя Москва другая, она дорожит своей историей, но и пытается вплести в этот красочный ковер центра города и отдаленные районы, не желающие отставать от старшей сестры.

Новогодняя Москва как сказка, красивая, добрая, спокойная и многолюдная. Покидая гостеприимный лесной уголок, Дима решил проехать через центр города. Ольга настояла, чтобы Коля ушел на кольцевую, по-своему тоже украшенную, но главным украшением было отсутствие заторов. Машины разминулись на въезде в город, и Дима, не желая торопиться, повел машину по проспекту к Садовому кольцу. Даша прильнула к окну, во все глаза, рассматривая праздничный наряд города. Ларс полулежал на торпеде спиной к ним, показывая всем своим видом недовольство, в первые дни года ему уделяли мало внимания, и поэтому он теперь демонстративно не обращал на них внимания.

— Ларсик, ну иди сюда! — возмутилась Даша, в очередной раз, позвав строптивого кота, но кот не пошевелил даже ухом, сделав вид, что дремлет.

— Он на тебя обиделся, — сказала мама, потолкав кота в спину, она сидела впереди вместо штурмана, указывая мужу, куда следует свернуть. — Может, бросим машину и погуляем?

— Давай до дома доедем, а потом пойдем гулять. Не хочу кота одного оставлять, — ответил Дима, сворачивая вправо перед туннелем на дублер. — Нам ехать еще минут пятнадцать, а там на метро доедем, вы же не устали?

— Нет, не устали! — звонко ответила Даша и стала копаться в своей куртке.

— Что-то потеряла? — спросила Света, обернувшись к ней.

— Нет, вот, нашла! — Даша продемонстрировала ей красный патрон, подаренный Кириллом.

— Ты его лучше спрячь, — посоветовала Света. — А то ружье рядом, мало ли, придерутся еще.

— Да, убери его подальше, — забеспокоился Дима, все еще переживавший, что для ружья не хватило места в багажнике, заваленном мороженой дичью и лесными деликатесами, щедро одаренными Полиной и Аней.

— Я все спрятала, — сказала Даша и хихикнула. — Никому не отдам.

— А вот и наши друзья, — хмуро заметил Дима, завидев впереди пост ДПС, там, нормально все?

— Все нормально, — отрапортовала Даша, поправив мамину шубу, которой был накрыт чехол с ружьем.

Инспектор долго всматривался в их машину, Дима даже стал притормаживать, но инспектор махнул ему рукой, чтобы тот проезжал, весело показывая пальцем на кота.

— Молодец, Ларсик, — сказала Света, погладив кота, тот недовольно буркнул, не желая менять свою позицию обиженного.

Через двадцать минут Дима свернул с проспекта, уходя по старой трассе к жилым кварталам, окруженную заснеженными деревьями. На светофоре дремала несколько машин, самый торопливый водитель принялся громко сигналить, видя, что стоявшие впереди не торопятся повернуть под стрелку. По мере приближения к дому Даша совсем развеселилась, ерзая на месте, а Ларс насторожился и встал, закрыв собой часть лобового стекла.

— Ларс, что ты там услышал? — спросила Света, пытаясь усадить кота на место, но кот не поддавался, весь напружинившись, он повернул голову к хозяйке и громко замяукал. — Дим, что-то с ним не то.

— Не знаю, — Дима лавировал между небрежно припаркованными машинами, въезжая во двор. Возле подъезда места не было, и он поехал к дальнему краю дома.

— Даш, возьми Ларсика, — Света подняла кота и передала его дочери.

— Ай! Ларсик! Ну чего ты! — Кот вцепился в нее когтями и пристально смотрел в окно, что-то негромко мяукая. — Мам, может он собаку почуял?

— Может и так, — Света осмотрелась, двор был пуст, до их подъезда было не больше сорока метров.

— Мы с папой выйдем, а ты пока сиди. Я тебе махну рукой, тогда выйдешь, хорошо?

— Хорошо, мама, — Даша подняла с пола переноску кота и с трудом запихнула его туда. — Не сопротивляйся, скоро придем домой.

Кот выглядывал из приоткрытой переноски и тревожно смотрел на хозяйку. Дима вышел и пошел к багажнику, вытаскивая оттуда массивные пакеты. На секунду ему показалось, что вдалеке мелькнула черная тень. Двор был пустынен и тих, такого не было раньше, обычно кто-нибудь стоял у подъездов, обсуждая новости, или ребята гоняли шайбу на коробке.

— Что-то как-то тихо, — медленно проговорил Дима.

— Пошли, — Света вышла и надела шубу. Она взяла небольшие пакеты из багажника и закрыла его.

— Даша, ты пока сидишь, хорошо?

— Хорошо, — Даша приоткрыла дверь и крепко вцепилась в ручки переноски, кот замолчал и, будто бы замер, приняв стойку.

Дима со Светой дошли до подъезда, во дворе было пустынно, даже ветер стих, были слышны голоса телевизоров первых этажей, кто-то выше мучил пианино, разучивая песню.

— Даша, пойдем, — Света помахала ей, и Даша вышла из машины.

Дима закрыл ее с пульта, но сигнализация не сработала.

— Что за черт, — Дима поставил пакеты на пол, недоуменно смотря на экран брелока.

Из-за угла на них бросилась черная собака, Света от страха чуть не выронила ключи, успев открыть подъезд. Собака налетела на дверь, но они были уже внутри. Черный ротвейлер стал рвать пакеты, яростно рыча.

— Даша, беги к машине! — закричала Света из приоткрытой двери, но Даша не слышала ее, она остолбенела от страха, когда на нее бросилась черная собака. — Даша!

Ротвейлер сбил ее с ног, переноска покатилась в сторону. Из нее выскочил Ларс и бросился на собаку, запрыгнув ей на шею. Даша, придя в себя, бросилась к машине, не видя схватки. Собака, рыча от боли и злости, стала кататься по снегу и сбросила кота, успев сильно укусить его за спину. Ларс страшно завыл и бросился от нее в сторону, оставляя за собой кровавый след, собака бросилась за ним.

Время остановилась после вопля раненого Ларса. Даша больше никого не слышала и не видела, кроме цели. Она не видела, как бросился к ней отец, захватив у консьержа лом, она не слышала криков матери, она видела только цель, а цель убегала от нее все дальше. Ружье было собрано за доли секунды, патрон уже стоял патроннике. Она встала на колено, вдох, сердце раз-два — выстрел! Зверь впереди взлетел вверх и отлетел в сторону, упав мертвой тушей на снег. Даша не увидела, куда убежал Ларс, она больше ничего не видела, а только все жала и жала на курок пустого ружья.

— Отдай, отдай, милая, — Дима с трудом забрал у нее ружье. — Ну, все, все. Все хорошо, хорошо.

Он прижал ее к себе, и только тогда она очнулась и заплакала навзрыд, задыхаясь. Кто-то яростно ударил Диму ногой в бок, и он отлетел в сторону.

— Ты что, сука! Моего Тайсона пристрелил! — огромный мужик набросился на Диму, избивая его ногами. Дима, как смог, сгруппировался, поймал его ногу и повалил на землю, но мужик был значительно сильнее его и тяжелее.

— Мама! — панически закричала Даша, забившись к машине, не в силах сдвинуться с места.

Коля нагрузил на себя сумки и пошел к подъезду. Ольга вывела Джессику из машины, едва держа ее за поводок. Внезапно собака встала в стойку и завыла.

— Джессика, это еще что такое? — вскрикнула Ольга, схватившись за поводок, когда собака попыталась вырваться, но Джессика завыла так жалостливо и дернулась еще сильнее. — Коля!

Собака вырвалась и побежала в соседний двор. Раздался выстрел.

— Джессика! — крикнула Женя, и они с Ромкой побежали за ней.

— Куда! Стойте! Стойте! — истерично закричала Ольга. Коля все бросил и грузно побежал за ними, потеряв на ходу ключи от машины, упавшие в снег возле подъезда.

Когда они вбежали во двор, никто не смог сразу понять, что тут произошло. У одного конца дома весь снег был окрашен кровью, а с другой стороны две темные фигуры барахтались на снегу. Джессика накинулась на здоровенного мужика, вцепившись зубами в его руку, тот громко взвыл, пытаясь отбиться от собаки, но она упрямо тащила его в сторону, все сильнее сжимая челюсти.

— Уберите собаку, уберите собаку! — кричал мужик, крутясь на снегу.

— Джессика, сторожить! — скомандовал собаке Коля, собака слегка отпустила мужика и, рыча, смотрела ему в глаза, не позволяя сделать ни одного движения.

Коля помог встать Диме, лицо его все было избито, его рвало, а рот был весь в крови. У машины сидела Света, прижимая трясущуюся Дашу, рядом валялось ружье. Женька села рядом, не зная, что делать, но желая помочь подруге, Рома встал рядом с Джессикой.

— Уберите собаку, — тихо, боясь сделать резкое движение, проговорил мужик, смотря на Ромку.

— Когда надо, тогда уберу, — ответил мальчик, — Джессика, сторожить.

Собака, подтверждая команду, сильнее сжала челюсти, мужик застонал.

— Жень, побудь с ней, хорошо? — Света передала Дашу подруге и пошла к Диме, который стоял, склонившись над дорогой, сплевывая кровь изо рта. — Дим, ты цел?

— Нормально. Как Даша? — прохрипел он, посмотрев на жену затуманенными от слез глазами.

— Она не пострадала, — Света оглянулась, Женя уводила Дашу к дому, обходя Джессику. — Что мы будем делать, Дим?? Что нам теперь делать?

— Не знаю, ментов вызвали?

— Консьерж вызвал, скоро будут. Что делать с ружьем? Как… — Света заплакала, вытирая кровь с лица мужа своим платком.

— Это я стрелял, — ответил ей Дима.

— Но, это же не… — Света не успела договорить, как он перебил ее, громко выкрикнув,

— Это я стрелял!

15.

В сыром подвале было темно и холодно. Запертая с осени дверь насквозь промерзла изнутри, а из щелей вихрем залетал ледяной воздух, задувая клубы снега. Ларс забился в угол, скрытый за беспорядочно набросанными старыми матрацами и мокрыми коробками. Кот просто лежал на картонке, медленно дыша, не в силах пошевелиться. Из его спины струйкой сочилась медленная кровь, застывая на свалявшейся шерсти. Он ждал, инстинкт подсказывал, что сейчас лучше всего не двигаться, и предоставить телу успокоиться, зажить. Он жалобно попискивал, конвульсивно дергая лапами в периоды частых, но коротких сновидений. Ветер подул сильнее, и пирамида из матрасов дернулась и упала на него сверху, от этого стало теплее, и он, наконец, уснул крепким сном.

— Ларс! Ларс! — кричала Женька, ведя Джессику за поводок.

— Орать нет смысла, он нас не услышит, — сказал Серега, пристально вглядываясь в каждую кочку на земле и на впадины вентиляции подвалов.

— почему? — удивилась Женя.

— Потому, что он боится и дальше своей норы не двинется. Я читал об этом, — пояснил Серега. — Давай еще раз пустим Джессику, может она найдет, наконец, что-нибудь.

— Давай, — вздохнула Женя и передала ему кусок пледа, на котором любил спать Ларс, его отрезала Света. — Ты думаешь, мы его найдем?

— Конечно. Он не мог далеко убежать. Тем более что он ранен, — ответил Серега.

— Ранен? — Женя округлила глаза и с силой сжала его руку. — Ты думаешь, он уже мертв?

— Нет, я так не думаю. Всего второй день, рано еще. Раз он смог убежать, значит, рана не такая серьезная, — успокоил ее Серега, хотя сам уже давно был готов к этому сценарию. — Ну, Джессика, давай, ищи!

Он дал понюхать собаке кусок ткани, а Женя отстегнула ее от поводка. Джессика долго нюхала, а потом, встав в стойку, бросилась в другую часть двора. Она остановилась около дальнего подъезда соседнего корпуса и громко завыла, царапая лапами стену дома.

— Опять сюда привела, — с досадой сказала Женя. — Видимо здесь след обрывается.

— Нет, не думаю, — Серега снял шапку и принялся чесать голову. — Не думаю.

Он подошел к Джессике и кивнул ей, собака ответила ему радостным лаем и заскулила, еще сильнее царапая стену когтями.

— Нам надо попасть в этот подвал, — уверенно сказал Серега.

— Но нам, же этот, забыла кто он, ну этот сказал, что все ходы закрыты, никого там нет, — сомневалась Женя.

— Я бы не стал ему верить, — поморщился Серега, вспоминая разговор со старшим по дому, неприятным мужчиной с сальными глазами в толстой, пропахшей старой квартирой дубленке.

— А что ты предлагаешь? — спросила его Женя, подзывая собаку к себе, завидев вдали делегацию из старшего по дому и нескольких активистов, уже заметивших их и идущих к ним. — Джессика, пойдем.

Собака заскулила, но послушалась хозяйку. Женя защелкнула поводок, и они с Серегой быстро удалились, не желая вновь объясняться с этими людьми.

— Я думаю, что нам надо пойти в управляющую компанию, — серьезно сказал Серега. — Мне папа говорил, что все ключи находятся у них.

— ты думаешь, что они нам откроют подвал? — засомневалась Женя.

— Откроют. Если откажут, пойдем к участковому, — Серега выглядел очень уверенно, и Жене от этого стало спокойно.

— Какой ты молодец, — она быстро поцеловала его в щеку, отчего он весь зарделся. — Пойдем скорее?

— угу, — буркнул Серега. — А Ромка скоро вернется?

— Ой, не знаю. Их потащили на беседу со следователем. Кошмар, да и только. Хорошо, что мне не надо идти.

— а ты разве ничего не видела?

— Я? Ромка был первый. Я ничего не видела, я сразу к Дашке побежала.

— У нее все нормально?

— Тетя Света сказала, что нет. Она всю ночь не спала, плакала, — на глазах у Жени навернулись слезы, но она помотала головой, сбрасывая с себя плаксивое настроение, ей нельзя было расслабляться.

Они прошли два квартала до офиса управляющей компании. Войдя внутрь, они остановились перед недоуменным охранником, не желавшим пропускать их с собакой.

— Это куда это вы? — спросил он, преграждая им путь.

— Нам надо поговорить с главным инженером, — ответил Серега.

— Да? И собаке тоже? — ухмыльнулся охранник, — с собакой нельзя.

— Я подожду на улице, — предложила Женя.

— Хорошо, — Серега вопросительно посмотрел на охранника, когда Женя с Джессикой вышли за дверь.

— а к главному инженеру только по записи, вот так, — пожал плечами охранник и сел на свое место.

— но нам надо сейчас, — настаивал Серега.

— Что, кто-то умирает, что ли?

— Именно так. Какой кабинет? — Серега решительно направился вверх по лестнице, но охранник схватил его.

— Эй, ты куда это? Я тебя не пропускал!

— Отпустите! Я буду кричать! — закричал Серега.

Сверху спустилась женщина в строгом сером костюме, в руках у нее были три огромные папки.

— Валера, это что еще? — строго спросила она.

— Вот, Наталья Николаевна, — мягко ответил ей охранник. — Рвется к главному инженеру.

— Да! У меня срочный вопрос! — Серега весь покраснел от возмущения, голос его начал дрожать от бессильной злобы.

— Отпусти его. Молодой человек, возьмите эти папки и пойдемте со мной, — она дала ему пару папок и поманила за собой. — Главного инженера сегодня все равно нет.

Он пошел за ней, все еще пыхтя от гнева. Они вошли в небольшой узкий кабинет, уставленный с одной стороны высокими шкафами. Женщина поставила папки в шкаф и кивнула ему на стул.

— Садись, — она села за стол и щелкнула мышкой, будя компьютер. — Как тебя зовут?

— Сергей, — ответил он, только сейчас осознав, что он не знает, с чего начать разговор.

— Хорошо, Сереж. Рассказывай, — голос у нее стал мягче, но все равно в нем чувствовалось легкое недовольство, вызванное, скорее всего, усталостью.

— нам надо попасть в подвал! — выпалил Серега. — И найти кота.

— Так, подожди. Какого кота, какой подвал. Давай по порядку. Какой дом? — он назвал, она записала на бумажке, — а, это тот, что рядом с тем, ну где стрельба была вчера?

— Да! Точно. Мы ищем кота! — заторопился он.

— Подожди. Я что-то припоминаю. Это кот той девочки, да?

— Да, ее. А мы…

— Собственно, а кто вы?

— Мы ее друзья.

— Это хорошо, у нее отличные друзья. А почему ты решил, что кот именно там?

— Его Джессика нашла.

— Кто такая Джессика?

— собака, овчарка. Она на улице стоит, позвать?

— Нет, вот собаки мне тут еще не хватало, — она притянула к себе телефон и набрала номер. — Алло, кто это? А, это ты, Рустам. Слушай, возьми ключи от… ладно, зайди, все объясню.

Через пару минут в комнату вошел крепкий невысокий мужчина в оранжевом жилете, накинутом на толстый ватник.

— Звала, Наталья Николаевна? — спросил он нараспев, смешно играя акцентом.

— Да, вот возьми ключи от подвалов для этого дома, понял?

— Да, понял. А что надо?

— Вот, сходишь с этим пареньком, надо один подвал открыть, он тебе покажет. Хорошо?

— Хорошо. Это все на сегодня, да?

— А ты остальное уже сделал?

— Обижаешь, товарищ начальник, — Рустам смешно раздвинул руками.

— Ладно, давай. Потом расскажешь.

— Конечно, — он кивнул Сереге, и они вышли на улицу.

Женя стояла у входа и с надеждой смотрела на них. Джессика радостно залаяла, привставая на задние лапы.

— О, какая собака, — Рустам подошел к Джессике и, совершенно не боясь, погладил ее по голове, — у меня тоже была такая, умная. А я вижу, что и эта умная, да?

— Это Джессика, — сказала Женя, с интересом разглядывая мужчину, он часто бывал в их доме, вроде он был то ли электриком, то ли сантехником, звали его очень сложно, поэтому для всех он был просто Рустам.

— Ну, идемте, а то я хочу пораньше освободиться, — заторопился он. — У меня дочка приехала, а тут.

Никто не хотел задерживаться, и они, почти бегом, подошли к дому. Джессика вновь уверенно показала на подвал. Рустам долго думал, потом пошел в соседний подъезд, ребята пошли за ним.

— Куда это вы? — грозно спросил его старший по дому, преграждая путь.

— В подвал, — ответил ему Рустам, не понимая, почему его спрашивают.

— а вы кто такой? — старший по дому увидел ребят и собаку и рассвирепел. — А, это опять вы! Уходите немедленно, или я вызову полицию.

— Зачем полицию? — удивился Рустам. — Ребята просто ищут бедного котика, зачем так ругаться?

— Ты заткнись и пошел вон отсюда! — заорал тот, грозя кулаками.

— нельзя так разговаривать, — Рустам нахмурился и легко отвел руку старшего по дому в сторону, когда тот хотел властно вытолкнуть его за дверь, — нельзя так делать, нельзя.

— Ну, погодите! — замахал тот руками и убежал к лифту.

— Больной какой-то, — пожал плечами Рустам, — нет, вход не здесь, он с улицы.

Они вышли на улицу, и подошли к задраенной двери, поросшей толстой коркой льда. Рустам попробовал добраться до замка, но его ножик только царапал лед. Скоро подошли другие ребята с ломами и лопатами. Втроем они раскачали дверь, и оттуда пахнуло затхлостью и острым запахом гнили.

— Фу! — воскликнула Женя, закрывая нос варежкой.

— ничего, мадмуазель, — улыбнулся Рустам. — Сейчас проветрится. Ну что, Джессика, нам туда?

Собака натянула поводок и рванула вперед, Женя не удержала ее, и она вбежала в подвал. За ней бросился Рустам и Серега.

Женя осталась у входа, ей было и любопытно и страшно входить в этот зловонный подвал. Она смотрела, как слабые лучи от экранов телефонов блуждали по стенам и полу, выхватывая куски старой жизни, давно похороненной в этом подвале. Джессика лаяла где-то далеко, нервно скуля. Женя набралась храбрости и вошла в подвал, освещая себе путь фонариком смартфона.

Пол был грязный, черно-серого цвета, с остатками непонятного мусора, который, то хрустел под ногами, то пружинил, она даже не пыталась его разглядеть, не желая знать о том, на что она возможно уже наступила.

Трое мужчин весело разгребали наваленные матрасы, отбрасывая их в сторону не глядя, Женя отбежала в другой угол подвала, уворачиваясь от зловонных снарядов.

— Нашел! — крикнул один из них, радостно откидывая последний матрас.

На листе гофрокартона лежало неподвижное тело серого кота, судорожно прижавшего к себе лапы. Серега склонился к нему и осторожно потрогал, он был еще теплым и, как ему показалось, еле заметно дернулся от его прикосновения.

— Женя! — позвал он, не зная, что она стоит позади. — Жень!

— Я здесь, — ответила она, не решаясь подойти ближе.

— Подойди, по-моему, это он.

— Я боюсь, — ответила Женя.

— Не бойся, он живой, — приободрил ее Серега, после чего она подошла и села на корточки рядом с ним.

— Ларсик, бедненький, — прошептала она и отвернулась, не в силах смотреть на искалеченного кота.

— Спасибо вам большое! — громко сказал Серега, снимая с себя куртку и бережно укладывая в нее кота. Джессика, все это время покорно стоявшая рядом, нервно поскуливала, не понимая их медлительности.

— Да не за что, — заулыбался Рустам, ребята весело закивали. — Нам это было не сложно.

— Тут недалеко есть ветеринарная клиника, у меня там жена работает, — сказал другой, подходя ближе к Сереге. — Знаешь, там, за почтой, чуть дальше в парк.

— Я знаю! — воскликнула Женя. — А они работают?

— Сейчас узнаю, — таджик достал телефон и набрал жену. Он долго говорил с ней на своем языке, почему-то постоянно кивая при каждом ее слове. — Да. Работает. Она предупредит, вас будут ждать.

— Тогда побежали, — Серега вскочил, держа куртку с котом на руках.

— Э, малый, простудишься, — покачал головой Рустам и снял свой ватник, за которым оказался еще один, только размером меньше. — Надень, потом занесешь, скажешь, что для Рустама.

— Огромное спасибо! — Серега отдал кота Жене, у нее задрожали руки от волнения, но она не выронила куртку. Одевшись, он забрал кота и побежал на выход, за ним тут же бросилась Джессика, оглядываясь на затормозившую хозяйку.

16.

Из комнаты, покачиваясь при каждом шаге, вышла бледная Даша. Она, не переставая, терла красные глаза, одергивая назад взлохмаченные волосы. Света медленно помешивала кашу в кастрюле, глубоко вздыхая, и не заметила, как Даша вошла на кухню

— Мам, а папа когда придет? — спросила Даша, стоя в дверях.

— А, ты встала, — встрепенулась Света, подбегая к дочери. — Ну как, ты поспала?

— Нет, — покачала головой Даша. — Когда придет папа?

— Папа у следователя, я не знаю, когда он придет, — руки у Светы дрожали, стыдясь, она убрала их от лица дочери, едва коснувшись холодными пальцами ее разгоряченной кожи. — Садись, будем есть.

— Я не хочу есть, — покачала головой Даша, — я хочу идти искать Ларсика.

— Его ищут Женечка с Сережей. Я уверена, что Джессика его найдет, — Света стала раскладывать кашу по тарелкам.

— Я хочу идти искать Ларсика! — крикнула Даша и бросилась в коридор, отрывистыми, неловкими движениями пытаясь надеть на себя куртку поверх пижамы.

— Даша, никуда ты не пойдешь! — строго сказала мама, стягивая с нее куртку.

— Я хочу идти искать Ларсика! Я хочу идти искать… — забилась в истерике Даша, стуча кулаками в живот матери. Света сильнее прижимала ее к себе, пока дочь не успокоилась, продолжая шептать: «Я хочу искать, хочу искать…искать».

— Я знаю, знаю, милая. Вот папа придет, и я пойду искать, хорошо?

— Я тоже хочу, тоже хочу, — шептала Даша, обмякнув на руках матери.

— Дашенька, у тебя высокая температура, тебе нельзя. Пойдем, надо поесть.

— Я не хочу есть.

— Если ты не будешь есть, то как же ты найдешь Ларсика? У тебя не будет сил. Как ты ему хочешь помочь, если у тебя не будет сил?

— Мама, что ты разговариваешь со мной как с маленькой? — Даша возмущенно поглядела на мать, стряхнув с глаз слезы, но пошла на кухню и села за стол.

— Пускай так, — проговорила про себя Света, не зная, что сказать дочери. Ее злило, что мужа нет рядом, когда он нужен, впрочем, как всегда. Голос разума подсказывал, что в этом нет его вины, но обида довлела над ней, вплетая его отсутствие в давно выстроенную картину его отношения к семье. Ставя тарелку с кашей перед дочерью, она одернула себя от этих мыслей, заставляя думать о другом, но скрежет замка входной двери вновь возродил в ней гнев. Ее лицо еще сильнее побледнело, а глаза сузились до мелких щелочек.

— Папа пришел? — с надеждой спросила Даша, оглянувшись назад.

— Да, пришел твой отец, — сквозь плотно сжатые губы, ответила Света.

Дима быстро разделся и вошел на кухню Он устало сел на стул и стал нервно перебирать конфеты в вазочке на столе.

— Ну что скажешь? — спросила его Света, накладывая ему кашу.

— ничего хорошего, — тихо сказал он. В его горле все пересохло, язык с трудом ворочался после многочасовой беседы со следователем. Он налил себе полный стакан воды и с жадностью выпил, потом еще один. — Идем в суд, вот и все. У этой мрази действительно хорошие связи.

— Пап, а мы пойдем искать Ларсика? — спросила Даша, с надеждой смотря на него.

— Да, милая, сейчас немного отдохну ипойду искать, — ответил Дима, он с силой потер виски, голова нестерпимо болела.

— Если бы мы не поехали на это идиотское охотничье угодье, то ничего бы и не было, — с тихой яростью сказала Света, бросив перед ним коробку с таблетками.

— Света, не начинай опять, — с нажимом сказал он, проглотив сразу две таблетки.

— А что не начинай? Мы же делаем только то, что тебе нравится, да? Зачем мы туда поехали? Зачем ты взял это чертово ружье? А если Дашу привлекут, что тогда? — закричала Света.

Даша зарыдала и выбежала из кухни. Дима со злостью бросил тарелку с кашей в стену кухни, она разлетелась о кафельный фартук на крупные осколки, отвратительной жижей спадая на столешницу.

— Заткнись, — прошипел он. — Заткнись, умоляю тебя.

— А почему это я должна заткнуться?! — еще громче закричала Света, в сердцах разбивая свою тарелку и разбрасывая посуду со столешницы на пол, — мало нам было проблем? Набрали этого дерьма полную машину! Ты чему ребенка научил? Ты понимаешь, что ей могут дать реальный срок, понимаешь?!

— А что я могу сделать?! Ты что, считаешь, что я это специально все подстроил?! Ты что, дура?! — вскричал он, вскочив, близко подошел к жене, глядя бешеными глазами в ее смеющееся, искаженное гневом лицо.

— Ну, давай, ударь меня, ну ударь, что ты стоишь? Ну, давай, ты же этого хочешь, правда, да?

Он ничего не ответил, а только отошел к окну, шумно дыша, в голове били молоты, а руки бесцельно пытались оторвать подоконник. В коридоре послышалось копошение, Света оглянулась, а Даша уже, схватив куртку, выбегала из квартиры, спотыкаясь в надетых наспех ботинках.

— Даша стой! — крикнула она, бросившись к двери, но девочка захлопнула ее перед самым ее носом, выкрикнув сквозь рыданье: — Я вас ненавижу, ненавижу!

Света выбежала в коридор, но лифт уже уехал, прибежал Дима, набросив на себя куртку.

— Господи, что мы наделали? — спросила она, с мольбой глядя на мужа, Дима яростно жал кнопку вызова лифта, но второй лифт застрял где-то внизу.

— Так, ты сиди дома, если Даша придет, позвони мне, — сказал он, бросившись к лестнице.

— А ты куда? — растерянно спросила она.

— Я за ней, может, сумею догнать, — крикнул он с лестницы.

Перепрыгивая через три ступеньки, он быстро выбежал на первый этаж, но ему казалось, что он двигается слишком медленно. На этаже никого не было, консьерж куда-то ушел, Дима выскочил из подъезда и замер на месте. Куда бежать? Двор был пуст, жители еще не вернулись с праздников, в дальнем конце шумела одна машина, тарахча замерзшим двигателем. Куда бежать? Куда Даша могла убежать? Он пошел быстрым шагом по направлению к остановкам, высматривая везде яркую желтую куртку дочери, но ее не было. Один раз он увидел вдали желтую куртку и стремглав бросился к ней.

— Простите, — сказал он, чуть не налетев на удивленную девушку в желтом пуховике, — обознался.

— Хорошо отпраздновали, — хохотнула девушка и, блестя карими глазами, пошла дальше.

Он набрал жену, Света взяла трубку тут же.

— Пришла? — спросил он.

— Нашел? — спросила она одновременно с ним.

— Нет, — ответил Дима. — Я пойду дальше, а ты, если что-то узнаешь, позвони мне, хорошо?

— конечно. Ты же найдешь ее, правда? Правда? — голос Светы дрожал.

— Конечно, все будет хорошо, — он положил трубку и пошел к метро.

На станции ему сказали, что девочка с такими приметами не проходила, он пошел к другому выходу, там только недоуменно развели руками, дескать, здесь вообще редко кто ходит. Выйдя наружу, он с досады хлопнул себя по голове, мысль о том, что надо позвонить дочери, пришла к нему лишь сейчас. Он лихорадочно тыкал в экран, злясь, что телефон срабатывает так медленно.

— Алло, — ответила Света, голос ее был так похож на дочь, что у него внутри все отлегло от радости.

— Даша, Дашенька, ты где?

— Дим, это я, — тихо ответила Света. — Даша оставила его дома.

— Черт, а я только подумал об этом.

— Я тоже, — Света вздохнула. — Ты где?

— У метро, говорят, что не проходила. Слушай, пришли мне телефон Женьки.

— Женьки? А сейчас пришлю, — Света засуетилась, копаясь в телефоне.

— все, жду, отбой, — он положил трубку. Через мгновение пришел номер Женьки, и он тут же его набрал. — Алло, Женя привет, это папа Даши.

— Здравствуйте, дядя Дима! — Женя вся запыхалась, но говорила бодро и весело. — Я все звонила Даше, но она трубку не берет. Мы нашли Ларсика и идем сейчас к ветеринару.

— Здорово! Вы молодцы, — как можно более весело сказал Дима, не желая сразу выдавать своего волнения, — а где вы, я сейчас подойду.

— Знаете клинику у парка?

— Да, знаю, там еще автомойка или автосервис рядом.

— Наверное, — Женька замялась и переспросила у Сереги, тот подтвердил. — Да, Сережа говорит, что есть. Мы вас ждем, а то у нас денег нет с собой.

— Я сейчас буду! — выдохнул Дима и побежал.

В клинику он влетел тогда, когда кота уже отправили в смотровую, готовить к операции. В холле сидели бледная Женя и раскрасневшийся Серега. Джессика смирно сидела рядом, не двигаясь, как и остальные животные, попавшие в этот «храм животного здоровья» и предчувствовавшие начало неизбежной экзекуции над ними.

— привет, — Дима встал возле них, запыхавшийся, в расстегнутой куртке. — Где Ларс?

— Его отнесли в операционную, — ответил Серега, встав с места и пожимая руку Диме. — Должен выжить.

— Это хорошо, — Дима замялся, не зная, как начать.

— Что-то случилось? — забеспокоилась Женя, видя, как побледнело его лицо, а глаза потемнели.

— Да, случилось, — наконец ответил он. — Жень, пойдем, поговорим.

— Хорошо, — удивилась Женя и пошла за ним, отдав команду собаке. — Джессика, сидеть.

Они вышли на улицу, Дима долго молчал, не в силах начать. Женя смотрела на него, недоуменно хлопая ресницами.

— Что-то случилось с Дашей? — спросила она.

— Да. С Дашей, — медленно проговорил он. — Она убежала.

— Как убежала? — воскликнула Женя, побледнев от его слов.

— Так, убежала. Мы в этом виноваты, только мы, — сказал он, — но не в этом дело. Мне надо ее найти. Ты можешь сказать, куда она могла побежать? Вы же лучшие подруги.

— Не знаю, — Женя нахмурилась, теребя косичку. — Может… нет, вряд ли… а в метро она …

— В метро она не проходила, я спрашивал.

— Тогда в штаб! — радостно ответила Женя, укрепляя уверенность в своей догадке.

— Штаб? Это где?

— Ой, вы только больше никому не рассказывайте, хорошо? — замялась Женя.

— Обещаю. Где это?

— Я покажу, — с готовностью ответила Женя.

— Отлично. Тогда Я сейчас тете Свете позвоню, она побудет с Сережей и Ларсом, а мы с тобой пойдем в штаб, хорошо?

— Хорошо, — Женька убежала в клинику,

— Жень! — позвал он ее.

— что? — Женька быстро вернулась.

— Никому не рассказывай, хорошо?

— Я поняла.

— И родителям тоже не надо, прошу тебя.

— Я понимаю, — по-взрослому ответила Женя.

Он позвонил Свете, потом, забежав в клинику, наскоро заполнил карту, оставив свои контакты и контакты Светы, и они с Женей и Джессикой скорым шагом направились в сторону канала. Время шло к закату, грозные тучи почти полностью заполонили небо, скрывая последние лучи солнца от земли. Пошел снег, крупные влажные хлопья падали на голову и лицо, но Дима не чувствовал их, он весь горел, хотелось сбросить с себя куртку и побежать, Женя едва успевала за ним.

К лодочной станции они подошли, когда уже совсем стемнело. Джессика радостно заскулила, и это прибавило им уверенности, хотя никто не просил собаку брать след. Женя подошла к сараю и постучала. За стеной послышалось нервное движение, там кто-то был.

— Даша, ты там? — прошептала Женя, отодвигая доски.

Внутри кто-то двигался, но в кромешной тьме разглядеть ничего не удавалось. Женя протиснулась в узкий лаз, за ней еле пролез Дима. Она включила фонарик на телефоне и осветила сарай.

— Женька, — удивленно прошептала Даша, она вся замерзла и вжалась в угол сарая, дрожа всем телом, — папа?

— Ничего, ничего, — Дима с трудом протиснулся к ней, снимая свою куртку. — Все, пойдем домой, пойдем.

— Папа, папа, — Даша прижималась к нему, не давая толком надеть на себя его куртку.

— Подожди, сейчас домой пойдем, сейчас. Вот, хорошо, — он завернул ее в свою куртку.

Дойдя до дороги, он поймал машину, водитель долго морщился, но разрешил собаке ехать тоже. Женя все это время молчала, не зная, что сказать, чувствуя, что сейчас самое лучшее ничего не говорить. Она с тревогой глядела на подругу, оборачиваясь назад с переднего сиденья. Дима набрал жену, она взяла трубку сразу, еще не успел затихнуть первый гудок.

— Мы едем домой, — тихо сказал он. — Да, нашел… все хорошо… у вас как? Что ж, могло быть и хуже… да, Даше скажу, может, лучше ты скажешь?

Он подергал засыпающую дочь и дал ей в руку трубку.

— Дашуль, это мама.

— Алло. Да, у меня все нормально, да. Прости меня, мам.… Да, да… Правда?! Как он? Я хочу к нему! А когда можно? Но я не усну! Хорошо, хорошо… я буду ждать!

Даша, встревоженная и веселая, посмотрела на отца, а потом на Женьку.

— Женечка, спасибо тебе большое! Спасибо!

— Да это не я, — засмущалась Женька. — Это Джессика нашла, а Сережа к главному инженеру ходил, чтобы подвал открыли.

— Джессика, умница! — Даша сжала в объятьях собаку, собака не сопротивлялась, бешено маша хвостом от радости.

17.

Дима бегло осмотрел свой рабочий стол, на нем оставались еще полупустые папки с бланками, большая часть бумаг была утрамбована в ведро, горделиво стоявшее рядом со столом, заполненное доверху. Ящики были пусты, с собой он решил ничего не брать, собственно и брать было нечего, старая кружка, забытая им надолго, не имела никакой ценности, да и ему не очень хотелось ее искать. Его учетную запись заблокировали еще до его прихода на работу, а на столе уже ждали заботливо заполненные заявление на увольнение и приказы, подписанные директором. Сейчас ему не верилось, что он проработал здесь десять лет, теперь все казалось чужим, а бывшие коллеги старались не смотреть в его сторону, погруженные в кипучую деятельность после новогоднего безделья.

К нему подошла Ирина и встала рядом с ним, не смотря на него. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, на бескрайние просторы, хотя напротив была глухая стена с огромным копиром.

— Я думаю, что это большая ошибка для компании, — наконец проговорила она, посмотрев на него, но Дима не повернулся, лишь криво усмехнувшись. — Нет, я правда так думаю. Посмотри на них, никто не возьмется за твои проекты, никто.

— Почему это? — удивился он. — Все материалы на серваке, осталось только довести до тендера в марте.

— Нет, — она покачала головой. — Там слишком много геморра, да и маржа низкая.

— Генерал скажет, возьмутся.

— Сомневаюсь. Может тебе стоит поговорить с Павлом, он человек в целом неплохой, а? — она с надеждой взглянула на него.

— Я сам не хочу здесь больше работать, — спокойно ответил он, в голосе его чувствовалась и радость и напряжение, вызванное волнением, ему было неприятно, что го так вот уволили. — Лучше раньше, чем позже.

— Жаль, — искренне ответила она, нервно оправив на себе и без того идеально отглаженную блузку. — Я тебя провожу, можно?

— Конечно, — пожал он плечами и, собрав файлы с приказами и выписками, в которые была уже вложена заполненная трудовая книжка, шумно выдохнул и бодро пошел к выходу.

Проходя мимо секретаря, он весело подмигнул молодой девушке, смотревшей на него своими большими синими глазами из-за высокой стойки ресепшена. Она застенчиво ему улыбнулась, пряча глаза за каштановую челку.

— Аленушка, я тебе желаю успехов. Чтобы ты закончила учебу и, — он перешел на шепот, склонившись через стойку к покрасневшей девушке. — Чтобы ты нашла себе нормальную работу.

Девушка громко рассмеялась, не в силах сдержать эмоции и с благодарностью посмотрела на него.

— Большое вам спасибо, Дмитрий, — важно ответила она, приоткрыв спрятанные под папкой рекомендации, написанные им для нее еще в прошлом году. — Я тоже желаю вам успехов.

— Значит так и будет, — улыбнулся он. — Мир тесен, увидимся. Пока.

— Пока, — она помахала ему, когда он был уже в дверях, он махнул ей в ответ и вышел. Секретарша выдержала неприятный взгляд Ирины, приняв свое привычное непроницаемое выражение лица, только большие синие глаза выдавали ее открытую насмешку.

Ирина нервно дернула дверь и вышла, догоняя Диму у лифта.

— Я дальше не пойду. Подожди, не вызывай, хорошо? — попросила она.

— Хорошо, — Дима перестал завязывать шарф, недоуменно смотря на нее.

— Значит все так и кончится? — тихо спросила она.

— А разве что-то начиналось?

— Для меня да, — ответила она и припала губами к его губам, ожидая от него ответного чувства, но он не ответил на ее поцелуй, и она быстро отстранилась. — Жаль.

— Ира, я же тебя никогда не обманывал.

— Я знаю, но это уже не важно, — взгляд ее изменился, из глаз ушел налет грусти, глаза вновь стали властными. — Прощай, Дима.

Она повернулась и ушла. В каждом ее шаге он чувствовал, как она выбрасывает из себя его. Она скрылась за дверью офиса, не обернувшись к нему. Он затянул потуже шарф и принялся тереть платком губы, вкус ее помады был нестерпим, его начало тошнить от всего: от этого здания, от нее, от бывших коллег, от себя, хотелось быстрее покинуть это место.

В лифте ему повстречался знакомый из другой конторы, веселый мужчина, чуть постарше него, с неизменно позитивной жизненной позицией.

— О, с Новым Годом! — воскликнул он, пожимая руку Диме. — Уже закончил работу?

— Да, я здесь закончил работу, — улыбаясь, ответил он.

— Уволился, что ли?

— Да, можно и так сказать.

— А, уволили, — понимающе кивнул мужчина. — Что думаешь делать дальше?

— Пока ничего. У меня скоро суд, точнее предварительное слушание, не помню точно. А там. Как пойдет.

— Суд? А что случилось?

— Да не хочется рассказывать, — замялся Дима.

— Понимаю, не рассказывай, если не хочешь. Слушай, как решишь свои проблемы, позвони, может, что и найдем. У меня есть пара знакомых, им как раз нужны инженеры типа тебя.

— Да какой я инженер, — нервно махнул рукой Дима. — Одно только название осталось. Я продавец.

— Да мы все продавцы, другие и не нужны. Короче звони, хорошо? — он протянул ему визитку. — Сбрось мне свое резюме, я его по знакомым разошлю.

— Хорошо, через пару месяцев.

— Нет, зачем так долго? Надо уже сейчас. С судом ты вопрос решишь, это дело времени, а короче, не тормози, ок?

— Ок, — Дима пожал ему руку, и они разошлись на первом этаже.

Стоянка была запружена машинами, это было непривычно, обычно он выходил поздно вечером, когда все было свободно. С трудом вырулив к выезду, он встал у шлагбаума, думая, куда ехать. Навигатор показывал, что до дома он будет добираться больше двух часов. Мелькнула шальная мысль заехать на работу к Свете в институт. Он достал телефон и набрал ее.

— Привет, — Света ответила не сразу, слышался шелест бумаг и глухой стук, кто-то рядом переставлял кипы папок.

— Ты скоро освободишься?

— Да, должна скоро, — ответила она. — А ты уже все?

— Да, могу за тобой заехать.

— Нет, давай езжай домой. Надо Дашку с Ларсом в клинику отвезти, на перевязку. Я боюсь, что не успею.

— Хорошо, я ей позвоню.

— Дима, у тебя все нормально? — вдруг с беспокойством спросила она, уловив в его голосе оттенки грусти.

— Сойдет. Неприятно, конечно, но не беда, — ответил он, сзади кто-то принялся истошно сигналить, не желая объезжать его. — Ладно, тут какой-то козел сзади, увидимся.

— Пока, — Света положила трубку и устало села на стул. Александра Яковлевна остановилась, отложив отсортированные папки на соседний стол, и внимательно посмотрела на нее, ожидая комментариев, но Света молчала, уставившись в стол.

— Проблемы? — уточнила Александра Яковлевна, вновь принимаясь за раскладывание папок по архивным шкафам.

— Да, в этом году одни проблемы. Ужас какой-то. Представляешь, сама настаивала, чтобы муж поменял работу, а как он уволился, не знаю, теперь переживаю. Может я была тогда не права.

— Может быть, — ответила Александра Яковлевна тоном не подтверждающим, но и не опровергающим ее слова. Она почти всегда говорила тоном беспристрастного свидетеля. — Какой смысл об этом думать.

— Есть, смысл есть, — Света постучала ручкой по столу, — может, сделаем перерыв?

— С удовольствием, — с готовностью ответила Александра Яковлевна. — Видеть уже не могу этот архив!

Они вышли из архива и пошли на кафедру пить чай. Каждая молчала о чем-то своем, изредка они переглядывались, посмеиваясь над своими задумчивыми и постными лицами.

— Отдыхаете, — к ним зашел Антон, от него пахло ядреным одеколоном, а лицо сильно отекло, видно было, что праздники для него не прошли даром.

— Плохо выглядите, — не стесняясь, заметила Александра Яковлевна.

— Зато вы отлично, — язвительно ответил ей Антон.

— Безусловно, — ответила ему Александра Яковлевна, собирая чашки со стола, демонстративно показывая, что чаепитие окончено.

— О, я вам помешал, — криво улыбнулся Антон.

— Как всегда, — Александра Яковлевна смерила его презрительным взглядом, требуя освободить проход.

— Пожалуйста, пожалуйста, — Антон сделал неуклюжий галантный жест, пропуская ее. — Свет, я сейчас еду в твои края, могу подбросить, если хочешь.

Света замялась, оставалась работа в архиве, занятий сегодня не было, а прием экзаменов у несдавших был только через несколько недель.

— Светлана Борисовна, езжайте домой. Я вас прикрою, — сказала Александра Яковлевна, проходя мимо, — но, будьте осторожны.

— Это вы на меня намекаете? — спросил ее Антон.

— Я? Я никогда не намекаю, — гордо ответила она, садясь за свое место.

— Поехали, — согласилась Света. — Только ты меня до проспекта добрось, а дальше я сама доеду.

— Как скажешь, — пожал плечами Антон и направился к выходу. — Я жду тебя внизу.

Когда он вышел, Александра Яковлевна сделала такую презрительную гримасу, что Света громко рассмеялась.

— До завтра, Александра Яковлевна, — Света достала свою куртку из шкафа, роняя на пол шарф.

— Я, наверное, тоже скоро пойду, — устало потянулась Александра Яковлевна. — Вот, заполню эту дребедень.

Света с комичной ненавистью взглянула на стопку журналов, Александра Яковлевна поддержала ее, скорчив лицо в отвращении.

Выходя с кафедры, Света поймала высокого черноволосого студента с ее потока. Парень хмуро взглянул на нее, но не стал упрямиться и встал рядом, ожидая расспросов.

— О, ты отрезал челку, тебе так значительно лучше, — сказала она, рассматривая парня, тот нахмурился еще больше, движением руки поправляя съезжавшую на глаза челку, но это было скорее рефлекторно, видно он подстригся не так давно.

— Пришлось, — коротко ответил он.

— А почему не сдал экзамен?

— Потому, что не сдал, — ответил он, не смотря на нее.

— А, ну тогда увидимся через пару недель.

— Вы будете принимать пересдачу? — удивился он.

— Да. Ты не рад?

— А разве дело в радости?

— Ну, мне было бы приятно, если бы тебя это порадовало.

— Тогда я рад, — ухмыльнулся парень.

— Ладно, беги. Смотри, готовься, хорошо?

— Конечно, буду стараться, — парень поклонился и побежал вверх по лестнице.

Антон стоял у машины и курил. Увидев выходящую Свету, он бросил окурок в сторону и сел за руль. Она села на заднее сиденье.

— Сядь вперед, — сказал он, убирая оттуда свою сумку. — А то я как таксист.

— А это так оскорбительно? — удивилась она и пересела.

— Да, крайне оскорбительно, — процедил он сквозь зубы.

Всю дорогу он молчал, изредка дергая головой от гнетущих его мыслей. Свету это вполне устраивало, впереди уже показались знакомые места, и она стала собираться.

— Высадишь меня на остановке, дальше я сама, хорошо?

— Хорошо, — он встал на светофоре и повернулся к ней. — Свет, я считаю, что ты не права.

— Антон, — медленно проговорила она, сразу угадав, куда он клонит, — мы с тобой все обсудили. То, что было, прошло. И больше не будет, почему ты этого не понимаешь?

— А я считаю, что ничего не прошло, — он властно сжал ее ногу, продвигаясь дальше по внутренней части бедра. — Нам же было хорошо вместе.

— Нет, не было. Убери руку, — спокойно ответила она.

— Ты не боишься, что я все расскажу твоему мужу?

— Я ему сама все расскажу, убери руку, я буду кричать, — твердо сказала она, блеснув на него гневными глазами.

— Кричи, — рассмеялся он.

— Выпусти меня, я выйду тут, — она попыталась убрать его руку, но он сжал ее ногу, яростно, резко двинувшись вперед, причиняя ей боль.

Света вскрикнула от боли, с силой треснула его по лицу ладонью. От неожиданности он отпустил руку, прижав ее к покрасневшей щеке. Он с недоумением смотрел на нее, не ожидая такой реакции. Света открыла дверь и выскочила, перекресток уже начинал движение, машины сзади яростно сигналили.

— А с тобой я была только для того, чтобы отомстить мужу! — крикнула она ему. — Не смей ко мне подходить, ничтожество!

Она яростно хлопнула дверью и побежала через затормозивший поток машин на другую сторону дороги.

— Чего встал, урод?! — крикнул ему остановившийся рядом мужик с пассажирского кресла, несколько раз ударив по крыше автомобиля щеткой.

Антон резко рванул с места, чудом не задев объезжавшую его машину.

Света шла быстрым шагом по проспекту, ветер задувал в лицо крупные снежинки. До дома было еще далеко, но ей не хотелось садиться в автобус. Что-то странное происходило в ее душе, ей было нестерпимо стыдно и больно за Диму, но в тоже время она яростно оправдывала себя, заставляя поверить в то, что это он был виноват. Но снежный ветер все настойчивее отгонял эти мысли, оставляя ее перед самой собой, перед проснувшейся не к месту совестью. В сумочке зазвонил телефон, это был Дима.

— Я тебя вижу, — весело сказал он, слева от нее просигналила машина.

— Дима! — чуть не плача воскликнула она и остановилась, не зная, что делать.

— Что случилось? Иди в машину.

— Я… я не хочу…

— Не понял, — напрягся он.

— Дима, прости меня, прости, пожалуйста, — сказала она, боясь подойти к машине, остановившейся в пяти метрах от нее у обочины.

— За что? — его голос дрогнул, чувствовалось, что внутри него все напряглось.

— Я тебе изменила, — наконец решилась она. — Я давно хотела это сказать, но не решалась. Дима,

мне так стыдно, я не знаю, не знаю, зачем я это сделала. Зачем… зачем? Я хотела тебе отомстить. Да, отомстить!

— Постой, остановись! — резко осек он ее торопливую речь. Он вышел из машины и медленно подошел к ней. Глаза его пылали, а по лицу пробегала нервная дрожь, — кто он?

Света безвольно опустила телефон, глядя в глаза мужу. Руки ее дрожали, и телефон упал в снег. Он поднял его и положил в карман своей куртки.

— Это Антон? — спросил он, пряча от нее свои руки, сжатые в кулаки.

— Да, — прошептала она, инстинктивно прижимая руки к лицу, боясь его удара, хотя он никогда не позволял себе распускать руки, даже в минуты самых диких ссор.

Он отошел в сторону и принялся ходить взад и вперед, что-то бормоча под нос. Она смотрела на него со страхом и болью, ей хотелось провалиться сквозь землю. Она боялась, боялась и надеялась, что он не простит, она не хотела, чтобы он ее простил.

— Зачем ты мне это сказала? Зачем ты мне это сказала?! — почти крича, спросил он, подбежав к ней.

— Затем, что я больше не могу врать! — крикнула она ему в ответ. Проходившие мимо пешеходы прибавили шагу, не желая впутываться в их разборки. — Это было два года назад, несколько раз.

Она шумно выдохнула, освобождаясь от гнета.

— Это закончилось?

— Да, конечно, закончилось. Я не жду от тебя прощения. Я думаю, что мы должны развестись.

— Нет, я так не думаю, — покачал он головой.

— Почему? Ты хочешь жить со мной дальше?

— Да, хочу.

— Но почему?

— Потому, что я тебя люблю, — ответил он, ломая в руках свою шапку, ему хотелось разломать телефон или сломать ключи от машины, но он сдерживался, лишь частая дрожь пробегала по его телу, сбивая напряжение.

— Но я не хочу, — ответила она.

— Почему? Ты меня не любишь?

— Люблю. Но я не хочу больше с тобой жить, не хочу, — повторила она навязчивую мысль, сейчас она видела ее ясно, полностью покоряясь.

— Нет, — покачал он головой.

— Что нет?

— Я тебе развод не дам, — глухо ответил он и пошел к машине. — Поехали домой.

— Я сама дойду.

— А про дочь ты забыла? — крикнул он, с силой ударяя по крыше автомобиля.

— Нет, не забыла, — прошептала она и поплелась к машине.

18.

Даша сидела в своей комнате на кровати, рядом лежал Ларс на старой простыне. Из-под бинта просачивалась темно-желтая жидкость, стекая по выбритому телу на простыню, оставляя неприятные разводы. Даша боялась его погладить, чувствуя, как от каждого ее прикосновения кот дергался, жалобно пища, поэтому она просто сидела не в силах приняться за уроки. За стенкой в полголоса переговаривались родители, Даша слышала почти все, и от этого у нее сильнее сжималось сердце, а руки сжимали связки ключей, которые она незаметно собрала у себя.

Света затолкала последнюю вещь в чемодан и устало села на кровать. У окна стоял Дима, спиной к ней, глядя невидящим взглядом на разыгравшуюся метель за окном.

— Зачем? — глухо спросил он.

— Что зачем? — она не поняла его вопроса, находясь в прострации. Принятое решение, еще недавно такое незыблемое, логичное и единственно верное, теперь пугало ее. Ей хотелось, чтобы он ничего не говорил, но в душе она желала, чтобы он что-нибудь сделал, хоть что-нибудь, а не стоял так, как истукан.

— Зачем ты это делаешь? — глухо повторил он вопрос.

— Я тебе все объяснила. Я не хочу больше говорить на эту тему, — скороговоркой ответила она.

— Это не ответ. По-моему, у нас и так достаточно проблем.

— Вот только не надо меня во всем обвинять! — повысила она голос и стала закрывать чемодан, но набитый доверху чемодан не хотел закрываться, — может, поможешь мне?

— Нет, — ответил он. — Скажи честно, зачем это тебе?

— Мне? — она неприятно рассмеялась. — Мне? Мне ничего не надо, ничего.

— Ты о Даше подумала? Ладно я, меня ты не любишь, но в чем виновата наша дочь?

— Вот только не надо меня этим шантажировать! — вскричала она, бешено глядя на его спину. — Не надо, она уже взрослая и все поймет.

— Нет, не поймет, — покачал он головой, прислонив лоб к холодному стеклу. — Не поймет.

— Да? Ты так думаешь? Отлично! — завелась она. — А ты сам то что? Ты хоть что-нибудь сделал? Сделал?

— А что я должен был сделать?

— Да хоть что-нибудь! — Она кое-как закрыла чемодан и вышла с ним из комнаты. В коридоре послышались звуки торопливого одевания. — Где мои ключи?

Ответа не последовало. Раздраженная Света влетела в уличной одежде в комнату, цокая каблуками сапог, и толкнула в спину Диму.

— Ты куда дел мои ключи?

— Какие ключи, — он повернулся к ней, глядя на нее холодным взглядом.

— Да, действительно, это же не моя квартира, — расхохоталась она. — Открой дверь.

— Тебе надо, ты и открывай, — ответил он и отвернулся.

— Ты что не понял, открой дверь! — еще громче сказала она.

В дверях появилась Даша, лицо ее дергалось от еле сдерживаемого рыдания.

— Мама, ты куда? — спросила она, держась за косяк двери.

— Даша, — выдохнула Света. — Я поживу пока у бабушки. Ты не знаешь, где мои ключи? Открой мне дверь, пожалуйста.

— Не открою, — покачала головой Даша и стала тереть нос. Дима, повинуясь непонятному чувству, стал чесать нос в точности, как дочь.

— Даша, открой дверь! — грозно сказала Света и подошла к ней. — Это ты все ключи спрятала?

— Не открою! — с вызовом ответила дочь, глядя на мать разгневанными глазами.

Света сгоряча дала ей сильную пощечину, и Даша упала на пол, громко заплакав. Дима бросился к двери и грубо оттолкнул Свету. Она бросилась на него с кулаками, но он опередил ее, ударив кулаком в грудь. Света согнулась и прислонилась к стене, держась за живот, дыхание ее было прерывистым, а на губах играла гадкая улыбка.

— Мама не хотела, не хотела, — Дима поднял дочь и прижал к себе. — Пусть уходит, если хочет.

— Почему, почему она уходит? — плакала Даша, боясь посмотреть на маму.

— Она сама не знает этого, — медленно проговорил Дима. — Дай ключи, пусть уходит.

Даша протянула ему связку ключей, он взял ее и протянул Свете, но она не взяла. Гадкая улыбка сошла с ее губ, сменившись ужасом, губы ее дергались, а руки дрожали.

— Доченька, доченька, — зашептала она, — прости меня, прости. Я виновата, я не хотела, не хотела.

— Я знаю, мама, — Даша подошла к ней обняла ее, погладив по голове. — Мама, не уходи, мы без тебя не сможем.

— Спасибо, — Света посмотрела на Диму.

— За что? — удивился он, стоя у стены, не зная, куда деть свои руки, которые он то сжимал в кулаки, то прятал за спину.

— Если хочешь, можешь меня еще ударить, — сказала она.

— Ты ненормальная, — сказал он и ушел на кухню.

— Я это заслужила, — сказала сама себе Света, прижимая дочь. — Даша, что мне делать?

— Не уходи, — шептала Даша, засыпая у нее на руках. — Не уходи.

Света отвела ее в комнату и уложила на кровать рядом с котом. Даша долго не отпускала ее руку, пока не заснула. Она вернулась в прихожую и разделась. На кухне гремел чашками Дима, чайник закипал, громко клокоча.

— Сделаешь чаю? — спросила она, садясь на место Даши.

Он не ответил, поставив перед ней чашку. Она подперла голову руками и долго глядела на него, пока он заваривал чай.

— Чего? — смутился он от ее взгляда, открытого, глубокого и любящего.

— Ничего, — она слабо улыбнулась, ее черные глаза горели. — Ничего… просто я дурра.

— Дура, — подтвердил он.

— Почему ты меня любишь?

— Потому, — нервно ответил он.

— А я вот знаю, почему я тебя люблю.

— И почему же?

— Потому, что люблю, — ответила она.

— Очень логичный ответ, — усмехнулся он, наливая ей чай.

— Садись, — сказала она, пододвигая стул к себе. — Сядь рядом.

Он сел, она прижалась к нему, положив голову на плечо и обхватив его руку так, что ему было трудно налить себе чай.

— Почему все так? — спросила она.

— Не знаю.

— Но так же не должно быть?

Он не ответил, сосредоточившись на чае. Они просидели так до позднего вечера. Света зашла к Даше, та спала в одежде, по-детски подложив под щеку обе ладошки. Она накрыла ее покрывалом, чуть сдвинув кота. Ларс, полностью подавленный уколами, беззвучно спал, дергая безвольными лапами.

Дима долго не мог уснуть, глядя в черный потолок. Света, не решаясь до него дотронуться, лежала рядом, слушая его прерывистое дыхание.

— Тебе завтра на слушание? — спросила она.

— Да, в 10 утра.

— Как думаешь, что там будет?

— Ничего хорошего. У этого мудака куча всяких грамот. Он, оказывается, почетный гражданин города и еще какая-то дрянь, — он еле слышно выругался.

— А что говорит адвокат?

— Ничего, дебил какой-то, по-моему.

— Может нам его поменять?

— А на кого?

— Не знаю.

— Давай спать, — он отвернулся к стене. Света прижалась к нему и заплакала. Он нервно подергал плечами. — Хватит, спи, давай.

— Я не могу, — сквозь плач, ответила она. — Я пойду с тобой.

— Не надо, — он повернулся к ней, прижимая к себе.

— Нет, я пойду с тобой, — твердо сказала она, осыпая его поцелуями. — Я пойду, пойду.

Следователь делал вид, что изучает документы, разложив перед собой заявления обеих сторон, и искоса поглядывал на Диму. Света сидела у стены, сложив руки на коленях. Ей казалось, что юбка слишком короткая, и она постоянно пыталась натянуть ее дальше на колени.

— Итак, — медленно сказал следователь. — Дмитрий Михайлович, вы утверждаете, что из ружья стреляли вы, все верно?

— Да, я хотел защитить свою дочь.

— Это прекрасно, прекрасно, — улыбнулся следователь. — Но это неправда.

Он быстро взглянул на Диму и придвинул к нему его заявление, составленное вместе с адвокатом.

— Это я стрелял, — повторил Дима.

— Нет, не вы. Понимаете, показания свидетелей — это хорошо, но они бывают ложными, по разным причинам. Мне ваша мотивация абсолютно понятна, но я призываю вас подумать и принять верное решение. Самооговор приведет нас совсем другой статье, а это может плохо кончится, в первую очередь для вашей дочери.

Дима вздрогнул и оглянулся на Свету, она вся сжалась. Следователь встал и приоткрыл окно. Свежий воздух ворвался в кабинет, они облегченно вздохнули.

Следователь был уже не молод, пенсия была не за горами. У него было хмурое, серое лицо с умными карими глазами, смотревшими на других как бы в сторону, но собеседнику казалось, что он смотрит насквозь.

— Вы знаете, — он затянулся, выпуская длинную струю дыма в окно, — у меня уже были подобные дела. Как правило, все сводилось к банальной безалаберности, пьяные родители, глупые дети, все бывает. Вы же понимаете, что утаить ничего не получится, не получится.

Он подошел к телефону и набрал номер сотрудника. В трубке ответил громкий голос.

— Зайди ко мне с этим, ну, как его. Да, у меня они сейчас, надо показать… ага, жду, — он вернулся к окну и докурил. — Сейчас придет наш специалист, он покажет вам доказательства. А заявление заберите себе, сейчас будете писать новое.

Через пять минут вошел молодой парень, в руках у него был ноутбук с большим экраном. Он молча поставил его перед Димой и включил запись. На экране появилась видеозапись камер наружного наблюдения подъездов, сведенных на один экран. С разных точек была видна их машина, вот Даша вышла и направилась к подъезду, появилась черная собака… Даша с ружьем, выстрел… подбежал Дима…

— Достаточно? — спросил молодой парень Диму, тот закивал головой, переглянувшись со Светой.

— Вот, — протянул следователь. — Так что пишите все, как было. Хочу добавить, что дело точно пойдет как самооборона, факт нападения не оспорим, можете не сомневаться. Да, адвоката вам стоит поменять, в принципе, он вам совсем не нужен. Охотничий билет у вас будет отобран, да, еще грозит штраф за неверное хранение оружия.

— а что будет с нашей дочерью? — спросила Света.

— Ничего. Я буду ходатайствовать о рассмотрении дела как допустимую самооборону.

— Но, а как же этот… — Дима замялся, вспоминая имя хозяина собаки, но ему на помощь пришел молодой парень с ноутбуком.

— Мы его привлечем, я надеюсь. У меня лежит шесть заявлений на эту собаку и ее хозяина, — сказал парень. — Будем разбираться, почему им не дали ход.

— Ну, Андрей, — усмехнулся следователь. — Посмотрим, кто кого. Хотелось бы, но видимо он кому-то очень нужен. Ну, а вы не переживайте, дочка у вас боевая, молодец. Многие мужики бы струсили, а она героиня.

Молодой сотрудник вновь включил запись, домотав до того момента, когда появилась Джессика, схватившая избивающего Диму мужчину.

— Мне кажется, что я знаю эту собаку, да и дочка мне ваша знакома, — сказал Андрей.

— Да? — удивилась Света. — А где вы ее могли видеть?

— В вагоне метро, они ехали… — парень задумался.

— Да, точно, — закивала Света, — они как-то ездили к Женьке в больницу на Профсоюзную.

— Да, верно, — подтвердил парень. — Я вышел раньше. Собака хорошая, хорошо воспитана.

— Да, Джессика умница, — согласилась Света.

— Джессика? — удивился парень, — никогда бы не подумал. Хм, а подходит.

— Андрей у нас очень любит собак. Он к нам перешел из кинологов, — объяснил следователь.

— Но почему этот ротвейлер кидался на людей? Ведь он же действительно хотел напасть на нас? — спросила Света.

— Да, это была не игра, — сказал Андрей. — Хозяин, видимо, специально натравливал собаку. Всегда виноват хозяин, собака тут ни при чем.

— Это да, — улыбнулся следователь, садясь за стол. — У моего соседа был Стаффорд, большая такая, страшная собака. Но умница, я вам скажу. У него была тогда дочка совсем маленькая, так она прыгала на него с дивана и каталась, как на лошади. Очень умная собака, никто рядом с ней ничего себе не позволял.

— Стаффорд? — переспросила Света.

— Стаффордширский терьер, — пояснил Андрей. — Очень мощная собака. При неправильном воспитании может быть очень опасна.

— Опаснее, чем этот ротвейлер? — спросила Света.

— Гораздо опаснее, стаффорд задерет ротвейлера на раз, — ответил парень.

— Ну, ты не пугай, — сказал следователь. — Дмитрий, пишите бумагу, а я ее приложу к делу.

— А что писать? — спросил Дима.

— Можете в свободной форме. Напишите все, как было. Если хотите, Андрей оставит вам запись.

— Не надо, я все отлично помню. Слишком хорошо помню, — ответил Дима.

Андрей сложил ноутбук и подошел к двери. Обернувшись, он посмотрел на Свету и сказал: — Передайте привет вашей дочке и Джессике.

— и Джессике? — удивилась Света.

— Да, ей особенно, — улыбнулся парень.

— Хорошо, — ответила Света.

— Он без ума от собак, — пояснил следователь, когда Андрей вышел, — он любит их больше, чем людей.

— Тогда он на своем месте, — задумчиво проговорил Дима, не решаясь начать писать.

— Это точно, — подтвердил следователь, хитро улыбнувшись.

19.

Прозвенел звонок. Учитель математики, высокий полный мужчина с добрым, почти всегда улыбающимся лицом и уже лысеющей головой весело махнул ребятам, и класс шумно собираясь, побежал на волю. Он принялся стирать с доски, напевая современную песенку с простым незатейливым текстом. Женя сидела на своем месте, устало подперев подбородок руками, и смотрела в тетрадь.

— Ну, что же ты, Женечка, — покачал он головой, не поворачиваясь к ней. — Плохо, моя милая, плохо.

— Я знаю, Вадим Вячеславович, — ответила она, бросив на него страдальческий взгляд.

Он повернулся и улыбнулся еще шире, небрежно вытирая руки о свитер, на его большом животе остались меловые разводы. Женя впилась в них глазами, не решаясь сказать или показать пальцем.

— А? да, опять испачкался. Видишь, какой я рассеянный, — сказал он и подошел к ней. — Контрольная что? Ерунда! Ха-ха, еще исправишь, а вот главное другое, надо понять, вот что главное. Оценки — это для родителей, а тебе нужны знания.

— Я знаю, — сказала Женя, чуть не плача. — Но я не понимаю, не понимаю!

— Ну-ну, что ты. Не надо так расстраиваться. Думаешь, я сразу все понимал в твоем возрасте? Нет, конечно же. Учитель же он как, объяснит раз, два, ну третий раз, если захочет, но а остальное дело за тобой.

— Но у меня не получается.

— Ничего, товарищи помогут. Жалко, что Даша еще болеет, вы вместе хорошо друг другу объясняли.

— Я знаю. Я тебе дам пару задачек, а потом приду и мы вместе их разберем? Хорошо? Мне просто надо на планерку к нашему завучу, — он смешно показал большую сову, на которую была очень похожа завуч старших классов.

— Спасибо вам большое!

— Да не за что, пока еще не за что. Я вижу, как ты учишься, вижу, что стараешься. В этом нет ничего позорного, что кому-то математика дается легко, а кто-то должен долго корпеть над каждой формулой. Кстати, еще неизвестно, кто в итоге будет лучше знать, неизвестно.

Так, — он подошел к своему столу и стал листать учебник. — Вот, давай все с этой страницы, они как раз подходят.

— Ого! — воскликнула Женя, в ужасе глядя на убористые абзацы задач.

— У страха глаза велики. Сделаешь одну сама, остальные будешь щелкать как орешки.

— Ну, не знаю, — засомневалась Женя, переписывая себе первую задачу в тетрадь, так советовал учитель математики, говоря, что так лучше начинаешь понимать суть задания.

— Давай, у тебя все получится, — он постучал белым от мела пальцем по парте и вышел, оставив дверь полуоткрытой.

Женя тяжело вздохнула и несколько раз перечитала задание, все слова были ей понятны, но в итоге получалось… а ничего не получалось. Она в расстройстве отодвинула от себя тетрадь, не зная, с чего начать решение, и уставилась в окно.

— А ты чего тут сидишь? — в класс вошел Ромка, а за ним Серега.

— О, это вы, — очнулась Женя. — Да вот, оставили задачки решать, а у меня ничего не получается.

— Хм, Ромка повертел учебник и положил его на место. — Я уже сдавал эту галиматью.

— Поможешь мне? — с надеждой спросила Женя.

— Неа, я уже все забыл. Начисто, как будто затерли, — весело ответил он. — Вон. Серега все знает. Давай, голова.

Серега подошел ближе и взял учебник в руки, Женя смотрела на него во все глаза, а он, чувствуя это, снял очки и стал тереть их платком, стараясь скрыть смущение.

— Это несложно, — ответил он, закончив с очками. — Могу объяснить.

— Сереж, объясни, пожалуйста, — Женя непроизвольно захлопала глазами, как учила ее Наташа, и Серега совсем поплыл, покраснев.

— О-о, — протянул Ромка, глядя на друга. — Ты смотри, она из тебя все жилы вытянет.

— Ну, Рома! — возмутилась Женя. — Ну, что ты такое говоришь?

— Да ладно, мне не сложно, — Серега сел рядом и стал копаться в своем рюкзаке.

В класс забежал взлохмаченный парень и удивленно взглянул на них.

— Ром, а ты чего здесь забыл? Пошли, Мишке родоки новую плазму купили, порубимся в FiFa!

— Ого, я пошел, — Ромка кивнул Сереге. Ты идешь?

— Я? — Серега взглянул на парней. Женя схватила его за локоть рукой, ласково сказав, — Сереж, ну помоги мне, пожалуйста.

— я остаюсь, — ответил Серега.

— Все, пропал пацан, — махнул на него рукой взлохмаченный парень и выбежал. — Ромка, давай резче!

— Будь осторожнее, — напутствовал Ромка друга и выбежал.

Женя показала убегающему брату язык и вопросительно посмотрела на Серегу.

— Я тебя не съем, — сказала она.

— Я знаю, — усмехнулся Серега. Он достал большую тетрадь и повернул ее назад, открывая чистые листы. — Давай я тебе объясню сначала саму тему, так проще будет решать.

— Давай, — обрадовалась Женя. — А то мне Вадим Вячеславович объяснял, а я никак понять не могу.

— Странно, он вроде хорошо объясняет, — пожал плечами Серега.

Он не успел еще начать, как в класс вернулся Вадим Вячеславович.

— Забыл свои бумаги, — сказал он, пробежав к столу. — О, и ты здесь, Петров. Пришел помогать?

— Да, он согласился мне объяснить эту тему, — гордо ответила Женя, бросая веселые взгляды на напрягшегося Серегу.

— Что ж, молодец. Женя, слушай его внимательно, — учитель выбежал из класса, плотно прикрыв за собой дверь.

За сорок минут, пока отсутствовал учитель, Серега весь взмок, пытаясь объяснить Жене, как стоит решать подобные задачи. Он пыхтел, краснел, ища слова для разъяснения, но сил уже не хватало. Женя видела, как ему тяжело с ней, и ей становилось жалко его, она старалась, но каждый раз делала одни и те жеошибки.

— Давай передохнем? — предложила она, отодвигая тетрадь. Покопавшись в своем рюкзаке, она достала из него пластиковый контейнер, в котором лежали два куска яблочного пирога. — Мне его мама испекла.

Она протянула один кусок Сергею, а второй с жадностью принялась есть.

— А тебе разве можно? — удивился он, с удовольствием принимаясь за еду.

— Угу, — ответила с набитым ртом Женя. — Я как провалила экзамен, так мне теперь все можно!

Она захохотала, ловя на лету вырвавшиеся изо рта крошки. Глядя на нее, он подавился от смеха, жадно хватая ртом воздух.

— Мне кажется, я поняла, — сказала Женя, успокоившись после смеха. Она снова взялась за задачу, выводя верное решение. — Вот, верно?

— Ура! — захлопал в ладоши Серега.

— Значит, я не такая тупая?

— Ты не тупая, — возразил Серега.

— Не знаю, мне иногда кажется, что тупая. Мама всегда так сердится, когда со мной что-нибудь решает.

— Ну, мама, — усмехнулся Серега. — Ничего, переживет. Давай следующую делай.

Женя нахмурила брови, вчитываясь в задание. В класс вошел Учитель, он выглядел уставшим, а его глаза были полны сожаления или печали.

— Ну, как успехи? — спросил он, садясь рядом с ними.

— Вот, одну сама уже решила, — сказал Серега.

— Хм, не быстро, но все равно хорошо, — учитель наблюдал за ходом решения в тетради Жени, она напряглась еще больше, став торопиться. — Не спеши, у нас есть время.

Она закончила решать и с надеждой посмотрела на учителя, тот радостно закивал.

— Ну, молодец. Давай, еще две реши, и я тебе исправлю твоего лебедя.

— На четверку? — с надеждой спросила Женя.

— Нет, ну ты не наглей, — рассмеялся он, садясь за свой стол. — На самую демократичную оценку.

— На какую? — не поняла Женя.

— На тройбан, — пояснил Серега.

— Тройка? Меня дома убьют, — погрустнела Женя.

— Три лучше, чем два, — ответил ей учитель. — В институте это называется пересдачей.

Она вздохнула и решила еще две задачи. Скорость решения увеличивалась, она действительно стала въезжать в материал, как говорил ее отец, занимаясь с ней вечерами после работы. Учитель стер оценку из журнала и поставил ручкой честное «3».

Они вышли из школы, когда уже совсем стемнело. Женька быстро перебросилась парой слов с Дашкой и спрятала телефон.

— ТЫ домой? — спросила она Серегу, забирая у него свой рюкзак.

— Да, домой. Хочешь, могу проводить.

— Хочу, — улыбнулась она, отдав рюкзак обратно.

Школа была от ее дома в пятнадцати минутах ходьбы, с утра их подбрасывал отец. Они шли рядом, слегка касаясь плечами, не в силах побороть стеснительного молчания, раньше им не приходилось быть вместе без друзей. Иногда они расходились ненадолго, обходя хмурых прохожих, стоявших на остановке в ожидании запоздалого автобуса. Серега постоянно хмурился, борясь со своими мыслями, меньше всего ему хотелось встретить по дороге знакомого. Они прошли перекресток и углубились в квартал старых пятиэтажек. Огромные сугробы были разбросаны вдоль дороги, вынуждая въезжавшие машины отрабатывать давно забытую змейку, лавируя между сугробами и припаркованными автомобилями.

— Вон мой дом, — сказала Женя, показывая ему и так уже давно знакомый белый панельный дом, стоявший вдалеке за баскетбольной площадкой, на которой дети помладше гоняли мяч на плотно утоптанном снегу.

— Я знаю, — ответил Серега.

— Спасибо тебе, Сереж, — Женя остановилась, когда они прошли площадку, до дома оставалось еще метров двадцать, они стояли посреди пожарного проезда, скрытые от глаз тенью деревьев и глухой стеной кирпичной пятиэтажки.

— Да, не за что, — ответил Серега.

— Сереж, я вот хотела тебя спросить, — начала Женя, хитро глядя на него. Он весь напрягся, по привычке снимая очки, чтобы начать их тереть платком.

— О чем?

— А тебе кто-нибудь нравится?

— В смысле?

— Ну как, ну девушка, конечно же, — рассмеялась она, — или тебе нравятся мальчики?

— Нет! — воскликнул он. Но, увидав ее смеющееся лицо, хмыкнул. — Нравится.

— А я ее знаю?

— Конечно, знаешь.

— А кто это?

— Не скажу.

— Ну, скажи, я же никому не расскажу.

— Не знаю, — замялся он.

— Ну, скажи, скажи, — она подошла к нему ближе, заглядывая в его близорукие глаза. — Я никому не скажу, честное слово.

— Ты, — тихо ответил он.

— Что? — спросила она, не расслышав.

— Ты мне нравишься! — неожиданно громко ответил он, быстро оглянувшись, но рядом никого не было.

— Правда? — она побледнела, а потом вся вспыхнула, как от зажженной спички сухая солома летом.

— Да, а что тут такого, по-моему, и так все понятно, — буркнул он, глядя в сторону.

— И ты мне, — прошептала она, закусив губу. Она толкнула его в плечо. — Ну, что же ты!

Серега прижал ее к себе и поцеловал. Первый поцелуй всегда быстрый, осторожный, когда боишься сделать что-то не так, хотя сам и не знаешь, как надо делать по-настоящему. Сколько он открывает потом, сколько неизведанного, манящего, но он всегда останется первым. Женя охнула, но не отстранилась, прижавшись ближе. Ее глаза стали ярко голубыми в свете уличного фонаря, полностью раскрывшись, тонкие покрасневшие губы жаждали нового поцелуя, теперь он был увереннее, они жадно изучали друг друга.

Разбил их хрустальный мир протяжный гудок автомобиля, которому они перегородили проезд. Женя отскочила в сторону, громко смеясь, Серега поднял брошенные на землю рюкзаки и отбежал к ней. Грозный автомобиль нервно побибикал и проехал за дом.

— Пора домой, — расстроенно сказала Женя, бросив на него игривый взгляд.

— Наверное, — еле слышно ответил он, поправляя куртку снизу, боясь, что кто-то увидит его возбуждение.

— Пойдем, — она поцеловала его и потянула за собой, не замечая его конфуза.

У самого подъезда они долго стояли, держась за руки, но не решаясь встать ближе друг к другу.

— Завтра увидимся, — сказала Женя.

— Да, завтра, — растерянно ответил он.

— Спишемся, да?

— Ага, мне телефон вернули, — обрадовался он.

— Пока, — она оглядела двор и быстро поцеловала его. Схватив рюкзак, Женя скрылась в подъезде.

Серега пошел домой, глупо улыбаясь, пряча глаза от встречных прохожих.

— Ты чего такая веселая? — спросила Ольга дочку, когда та, танцуя, вошла домой.

— Ничего, просто настроение хорошее, — распевно ответила Женя, снимая куртку.

— У тебя тройка по математике.

— Ну и что, бывает, — махнула рукой Женя и побежала мыть руки.

— Женя, тройка — это плохо. Мне стоит опять за тебя взяться? — Ольга грозно встала на пороге ванной.

— Не надо, мама. Я ее исправлю. Сначала это была двойка!

— Двойка? — Ольга схватилась за сердце. — Папина порода!

— Да, я папина дочка! Мама, я все исправлю, не переживай!

— Легко тебе сказать. Сын вырос балбесом, спасибо папочке, теперь и ты туда же, — заворчала Ольга.

— Мама я хочу есть! — Женя поцеловала маму и побежала на кухню. — А что у нас есть?

— Иди, переоденься, сначала.

Пока Женька переодевалась, мама подогрела ей суп и поставила греться котлеты с пюре.

— Жень, у тебя телефон пищит, — крикнула она ей.

Женька бросилась к своей куртке и вытащила светящийся телефон. Серега прислал ей несколько фото с проспекта, летящие на скорости машины сливались в одну большую световую волну, освещая темное небо. Она села за стол и вся ушла в телефон.

— Кто пишет? — спросила ее мама, ставя перед ней горячую тарелку.

— Что? — Женя вся покраснела и спрятала телефон от ее глаз. — Да так, ничего.

— Ничего, — Ольга улыбнулась. — Как его зовут?

— Но мама! — возмутилась Женя.

— Что, мама? — Ольга села рядом с ней и заговорщицки улыбнулась. — Ну. Как его зовут?

— Это Сережа, — Женя спрятала глаза в тарелку, ожидая недовольства матери, которой, как ей казалось, он не нравился.

— Я так и думала, — улыбалась Ольга.

— Ты не злишься? — с надеждой спросила Женя.

— Я? А почему я должна злиться? Знаешь, мне мама Сережи уже не раз задавала вопрос о тебе, но ты же у нас партизанка.

— Но мама! Я не партизанка, просто…

— Ничего не просто, не просто, — Ольга погладила ее по голове. — Еще узнаешь. Ты ешь, остынет.

— Значит ты не против?

— А я могу быть против? Вы, разве, меня слушать будете?

— Не будем.

— Ах ты, зараза! — Ольга легонько хлопнула ее полотенцем по спине, Женя выпрямилась, горделиво, как их учили в танцевальной школе, посмотрев на мать.

— Я уже взрослая.

— Ешь, взрослая, — засмеялась Ольга.

Десять разгоряченных парней плавили снег на школьном поле, борясь за мяч, который блуждал между двумя воротами, не решаясь влететь ни в одни ворота. Нападающие скользили, нетвердо попадая по мячу, но и защитники были не лучше, отправляя мяч то в аут, то своему же вратарю, яростно кричавшему на игроков, требуя скорее отвести мяч подальше от него. Завязалась возня, несмотря на то, что каждая команда была одета в разные жилеты, одна была в белых, другая в оранжевых, было сложно определить, кто сейчас владеет мячом. Защитник растянулся на прокатанной ледяной дорожке, повалив за собой других игроков, и, улучив момент, нападающий пробил.

— Гол! — неистово заорал он, прыгая на месте. — 6:3! Вы продуваете, как последние лохи!

Парень гордо прошелся возле кучи-малы, медленно поднимавшейся с поля. Вратарь, не сумевший угадать удара, нервно пенал ворота, отпуская угрозы в сторону защиты своей команды.

— А где ваш очкарик? — к забившему гол подбежал другой парень, насмешливо глядя на поднявшихся игроков. — Где ваша защита?

— Серега не смог прийти, — Рома стряхивал с себя налипший снег, тело болело от тяжести навалившихся на него игроков.

— У него есть дела поважнее, — ответил другой парень в таком же белом жилете, как и Рома.

— Пропал пацан.

— Заткнись, — устало бросил ему Ромка.

— Это он с твоей сестрой, что ли загулял? — расхохотался парень, забивший гол. — Я бы тоже не отказался ей пару раз забить.

— Ты рот свой закрой, — зло блеснул глазами Рома, видя, как этот парень стал двигать тазом, гнусно постанывая.

— А чего? Я могу научить, как надо забивать, — не унимался он.

Рома бросился на него с кулаками, повалив на землю. Парень был крупнее него и старше на год. Завязалась драка, в которой никто пока не мог получить преимущество. Их с трудом разняли, дерущиеся бросали друг на друга яростные взгляды, тяжело дыша.

— Да бросьте вы, чего драться? — успокаивали их ребята. — Ну, пошутили и ладно.

— Нечего оскорблять мою сестру, — процедил сквозь зубы Рома.

— А что, я тебя должен спрашивать? — выкрикнул ему ответ его оппонент.

— Да брось ты его, он же конченный, — похлопал по плечу Рому их вратарь, сняв мокрую шапку, из-под которой вырвались мокрые взлохмаченные волосы. — О, сворачиваемся. Ребята.

Он увидел, как к ним бежит завуч, размахивая руками. Команды разошлись, не желая общаться с ней. На пустое поле влетела крупная женщина в больших очках, по виду она напоминала недовольную сову.

— Так! Куда это вы? — заорала она на спешно расходившихся игроков.

— Уроки делать! — крикнул ей Ромка, почти бегом подходя к выходу из школьного двора.

— Титов! Иди сюда! — закричала она, но он сделал вид, что ее не услышал, и скрылся за гаражами.

Ребята расстались на перекрестке, и Рома в одиночестве побрел домой. Он был весь мокрый, в спешке они не переоделись, ветер задувал на спину, холодя тело. Он решил пробежаться, чувствуя, что замерзает. Забегая во двор, он едва не влетел в выезжавшую оттуда машину, водитель смотрел в телефон, выбирая маршрут.

— Козел! — крикнул ему Ромка.

— Э, слышь? — водитель открыл окно, строя гримасу, но никого уже рядом не было.

Дома, как всегда, была мама, она возилась на кухне, отшлифовывая и без того начищенную плиту.

— Мама, привет, — сказал он, сбрасывая с себя мокрую одежду в коридоре.

— Ты чего такой мокрый? — забеспокоилась она, поднимая разбросанные вещи. — Почему не переоделся? Заболеешь же.

— Да ладно, все нормально, — отмахнулся он, убегая в свою комнату.

— Рома, — позвала она, складывая мокрую одежду в ванной.

— Сейчас, — крикнул он и вернулся, переодевшись.

— Так, а что это у тебя? Опять подрался? — она дотронулась до уже наметившейся шишке на лбу, под левой скулой проявлялся синяк.

— ДА нет, просто упал лицом на землю, — весело ответил он, принявшись умываться. — А Женька где?

— Она пошла на конкурс. Ей пригласительные дали в танцевальной школе.

— Какой конкурс?

— Я точно не помню, — задумалась Ольга. — Танцевальный, конечно же. Вроде современный танец.

— А, понятно. Скукотища, — сказал он.

— А Сережа так не думает, — заметила Ольга.

— Ну. Сережа. У него теперь и выбора нет, думать иначе.

— Зачем ты так говоришь? Женя сказала, что ему это нравится.

— Ну-ну, — тоном знатока жизни ответил ей Ромка.

— Что это ты из себя строишь, а? — Она потрепала его светло-русые волосы, торчащие в разные стороны.

— Да так, есть примеры, — усмехнулся он, выскальзывая из рук матери.

— Уж не на нас ли с папой ты намекаешь?

— И вовсе не намекаю, — ответил он, гремя кастрюлями на кухне.

— Ромка, не наглей.

— Слушаюсь, мам!

Она подошла к нему и, таинственно улыбаясь, спросила, — А может ты с Дашей куда-нибудь сходишь?

— С Дашей? — удивился он. — А с чего вдруг?

— Ну, не знаю, — она отошла к холодильнику и бросила на него заговорщицкий взгляд. — Надумаешь, скажи, могу денег подкинуть.

— Вот еще, — надулся он, садясь за стол. — Должен я еще…

— Не ворчи. А ты с Наташей не общаешься?

— С Наташкой? Это которая с Женькой на танцы ходит?

— Ну да. Знаешь, какая она красивая стала, настоящая леди.

— А мне то что, — пожал плечами Ромка.

— ДА так, ничего, — рассмеялась Ольга, видя, как он покраснел и надулся. — Но Дашка лучше.

— Лучше, — быстро ответил он, тут же замолчав, понимая, что мать его подловила.

— Ну, я так и думала, — усмехнулась Ольга, ставя перед ним еду.

— Мама, вы же сами мне говорили, что учеба в первую очередь? Ты что, хочешь, чтобы я женился? — ехидно спросил он.

— Учеба в первую очередь, — строго ответила она. — Не валяй дурака, все ты понимаешь.

— Не понимаю, ничего не понимаю, — ответил он с наигранным дебиловатым акцентом, за что получил больно ложкой в лоб.

20.

Даша сидела за столом в своей комнате, склонившись над учебником. Губы ее были плотно сжаты, брови то хмурились, то вскидывались вверх. На ее кровати сидела Женя и осторожно гладила кота, пребывающего в полудреме.

— Даш, давай помогу, — в очередной раз предложила Женя.

— Нет, я хочу сама разобраться, — упрямо ответила Даша, повернувшись к ней.

— Ларсик, ты не спишь?

Она с радостью сорвалась с места и села рядом с котом, вяло ответившим ей тихим «мяу». Она потрогала его бинт, он был сухой.

— Ветеринар сказал, что наш котик идет на поправку, — сказала Даша, показывая Жене на забинтованную спину. — Говорит, что он еще легко отделался. А так я два раза в день меняла повязку.

— Это сложно, да? — Женя удивленно раскрыла глаза.

— Да нет, только поначалу. А потом, когда несколько раз сделаешь, легко. Меня мама научила, она у нас сестринские курсы оканчивала.

— Но она же историк, верно?

— Да, историк. А на курсы пошла после школы, протест, ха-ха-ха! — Даша прислушалась, к их комнате кто-то подошел. — Потом расскажу.

В комнату вошла Света и встала перед ними. Женя спрятала глаза, но густой румянец выдал ее.

— Так, Даша, ты к школе подготовилась? — строго спросила Света, подходя к ее столу.

— Конечно, мама. Но, я думаю, что для Ларсика необходимо, чтобы кто-нибудь был дома, — сказала Даша, пародируя вкрадчивую речь ветеринара из клиники, где Ларсу делали операцию.

— Ничего, Виктор Андреевич сказал,

что он уже вполне неплох, выкарабкается сам. У него же девять жизней, одной меньше, ничего страшного. Тем более что дома пока будет твой папа, а ты пойдешь в школу, — Света улыбнулась и кивнула дочери на стол. — Давай, доделывай.

— Но мама, школа может подождать, — заупрямилась Даша, Света очень выразительно на нее посмотрела, и Даша со вздохом села на место, Женька залилась громким смехом, пряча лицо в ладонях. — А ты чего смеешься?

— Ничего, просто, — замотала головой Женя.

— Я разве не права, как думаешь, Жень? — спросила ее Света.

— Вы правы, тетя Света, — ответила Женя.

— Предательница! — прошипела Даша.

— Девочки, не ссорьтесь. Даша, ты на следующей неделе должна выйти, пока Женя здесь, не теряй времени, спрашивай ее, она тебе подскажет, не правда ли?

— Конечно, я ей предлагаю, но она хочет все сама, — Женя выпрямилась, готовая сесть рядом с Дашей.

— А я хочу сама! — воскликнула Даша. — Мне надо самой разобраться.

— Так никто за тебя делать то не будет. Ты спроси, что непонятно, — Света поманила Женю, придвигая стул к столу, Даша заворчала. — Не злись, давайте все вместе посмотрим.

— Хорошо, — буркнула Даша. — Вот, это я не понимаю.

Она открыла учебник, ткнув пальцем в абзац.

— О, давай объясню. Мне это Вадим Вячеславович раз пять объяснял, только потом я поняла, — загорелась Женя.

— Вот и отлично, — сказала Света, выходя из комнаты. — Жень, ты с нами поужинаешь?

— С радостью, но меня может мама домой позвать, — засомневалась Женя, взглянув на огромный будильник, стоявший на подоконнике, часы продвигались к 7 вечера.

— Твою маму я беру на себя. Я ей сейчас позвоню и договорюсь. Ужинать будем через двадцать минут. — Света вышла, а Даша крикнула ей вдогонку.

— А папа когда придет?

— Скоро, он уже едет, — ответила ей Света из кухни.

Женя толкнула Дашу в бок и стала писать в тетрадке формулы, Даша быстро потеряла нить и замотала головой, чтобы она остановилась.

— Давай медленнее, я не успеваю!

Дима пришел домой тогда, когда все уже сидели за столом после ужина. Даша разложила на нем учебник и тетради, а мама с Женей пытались найти ошибку, ход решения был вроде верным, но ответ не получался.

— О, вот кто нам поможет, — сказала Света, маня мужа к себе. — Дим, подойди, а то мы уже голову сломали.

— Привет, — он вошел на кухню, схватив с тарелки еще теплый оладушек с картошкой.

— Давно сидите?

— Уже почти час, — сокрушенно сказала Даша. — Женьку уже дома заждались.

— Ничего, я еще с Джессикой погулять хочу, пойдешь со мной? — спросила Женя, почему-то глядя на Диму, он подмигнул ей и взял со стола тетрадь с решением, пристроившись около тарелки с оладьями.

— Ты бы хоть переоделся, — возмутилась Света.

— Ничего страшного, все свои, — отмахнулся он. — Так, а какой ответ?

— 34! — хором выкрикнули Даши и Женя.

— А, понятно. Даш, дайка ручку, — Даша быстро протянула ему карандаш, и он что-то начеркал в тетради, отдавая ей все. — Теперь правильно.

Девчонки склонились над тетрадью, вполголоса обсуждая. Наконец, Даша посмотрела на отца и спросила.

— А разве так можно?

— Можно, этот метод называется аналитическим, — ответил он, наливая себе чай. — Но, если вы мне покажете, что проходите, я могу решить и вашим методом.

— нет, научите нас этому, — попросила Женя.

— Давай листок, — сказал он, не желая отходить от тарелки с оладьями.

Предложенный им метод был короче и на первый взгляд проще, но требовал большого числа предварительных знаний. Девчонки почти поняли его, путаясь в непонятных пока для них алгоритмах, но он успокоил их, что это они пройдут в следующем году.

— Так можно было и раньше решать? — удивилась Женя. — А почему нас сразу не научили этому, ведь это проще и быстрее?

— Не знаю, для меня всегда учебный план был загадкой, надо у Светы спросить, она должна знать. А, Свет?

— Я ничего не могу сказать про математику, — ответила она, заставляя Диму сесть за стол, — но могу предположить, что обучение должно быть ступенчатым.

— В смысле? — спросила Даша.

— Она сейчас будет мучить нас методологической терминологией, — пояснил Дима.

— Методолог… — попыталась повторить Женя, но запнулась.

— Я тоже долго учил, зато у нее это как от зубов, не зря кандидат наук, — сказал Дима.

— Очень смешно, — скривила лицо в ухмылке Света. — Обычно делают так, чтобы новые знания ложились на прочный фундамент базовых понятий.

— Да, нам это рассказывали, помнишь, по физике? — сказала Даша.

— Да, помню, — согласилась Женя. — Что-то там про дом, который не может быть без фундамента и первого этажа. Я тогда не вдумывалась в это, так, забавно рассказывали.

— Их по ходу всех одинаково учат, — сказал Дима, тут же получив втык от жены.

— Тетя Света, а вы правда будете докторскую писать? — спросила Женя, Света удивленно вскинула брови.

— Это я сказала, — созналась Даша.

— Не знаю, пока не собиралась, — пожала плечами Света. — Жень, это не так просто. Надо сначала понять для себя тему, а если нет темы, то и писать не о чем. Это же не реферат писать.

— А что там реферат, — фыркнула Даша, — взял и скачал, уже же все написано давно.

— А я сама писала, — гордо сказала Женя. — Даже в библиотеку ходила.

— Вот ты молодец. А Дашку разве выгонишь в библиотеку, только под страхом смерти, — сказала Света.

— Не, ни за что! — воскликнула Даша. — Можно я пойду погулять?

— А не поздно? — удивился Дима.

— Да мы с Джессикой, — сказала Женя.

— А, тогда да. Но не долго, завтра нам в суд, помнишь, Даш? — сказал Дима.

— Да, папа, помню. Мы ушли!

Девчонки побежали в прихожую и уже через пару минут выбежали за дверь. Света села рядом с мужем, прижавшись к его плечу и обхватив руками его локоть.

— Дим, а Дашка справится?

— Конечно, справится, она у нас умница.

— Я так боюсь, ты не представляешь.

— Не надо бояться, все пройдет хорошо.

— Правда?

— Правда, я обещаю.

— Хорошо. А можно, — она замялась, он недоуменно взглянул ей в глаза, заметив несвойственное ей смущение.

— Так, что ты еще удумала, говори, давай.

— Ничего, просто… я не знаю, это наверно глупо, — она спрятала глаза. — Дим, у меня задержка.

— Ого, сколько дней?

— Ну, сам посчитай, — ответила она.

— Понятно.

— Что, понятно? — забеспокоилась она.

— Понятно, почему ты стала такой нервной. Плавали, знаем.

— Это только начало, — она блеснула глазами и сжала его локоть. — Что думаешь?

— Думаю, что пора мне работу искать, на тебя больше надежды нет!

Она обиженно оттолкнула его, громко рассмеявшись. Дима притянул ее к себе и долго целовал, останавливаясь, чтобы тонуть в ее счастливых черных глазах.

Во дворе гулял Рома с Джессикой. Они барахтались на снегу. Собака выигрывала, заставляя хозяина все чаще падать снег.

— Она тебя побила! — радостно закричала Женя, подманивая разыгравшуюся собаку к себе, вместе с Дашей они на силу утихомирили ее, не желавшую заканчивать игру.

— Я поддавался, — гордо ответил Рамка, вставая с земли.

— Ой, опять костюм порвал, — Женя показала ему на начавшийся разъезжаться шов на брюках лыжного костюма.

— Да ладно, он уже старый, — сказал он.

— Мама тебя убьет, — сказала Женя.

— Сам зашью, она не узнает.

— Сам? Не смеши меня, — скривила лицо Женя. — Ты сам-то ничего сделать не можешь.

— Я умею, — сказала Даша, меня тетя Наташа, сестра папы, научила.

— И охота тебе, — поморщилась Женя. — Я бы ему не помогала.

— О, какие мы стали высокомерные, ваше Величество, — неуклюже раскланялся Ромка. — Где ваш принц Сергий?

— Он у репетитора, — Женя вытащила язык. — Он же хочет поступить в университет, не то, что некоторые.

— Больно надо, — обиженно сказал Ромка, пристегивая поводок к Джессике.

— Ну чего вы ссоритесь? — непонимающе воскликнула Даша.

— А ничего! Он считает, что я выбила пацана из команды, вот так! — Женя вся покраснела, гневно смотря на брата.

— Она его захомутала, поработила, — сказал он печальным голосом. — Пропал парень, пропал.

— И вовсе не пропал! — начала спорить Женя. — Он может делать все, что хочет!

— Ну, конечно. А хочет он только то, что хочешь ты, — ответил ей Ромка. — Даш, представляешь, он ее даже с танцевальной школы теперь встречает, прикинь?

— О, какой молодец, — мечтательно сказала Даша.

— Тьфу, и ты туда же, — Ромка вскинул руки и пошел с собакой в сторону бульвара. Девчонки побежали за ним.

— Ром, ну ты что, обиделся? — спросила его Женя, схватив за руку.

— Ну, мы же пошутили, — сказала Даша, слегка толкнув его в плечо. — Ну, ты же мужик, чего ты.

— Да я не обиделся, просто надо с собакой погулять, — буркнул он.

— Я вот тоже не прочь, чтобы меня встречали после секции, — сказала Даша.

— Уж больно это опасно, — заметил Ромка.

— Ну, я же пошутила!

— Даш, а ты еще будешь ходить? — спросил ее Ромка.

— Да, скоро опять начну. Я, правда, боюсь. Как подумаю об оружии, страшно становится. Одно дело по мишеням стрелять, другое, — она нахмурилась, отгоняя воспоминания.

— Я хочу, но не знаю, возьмут ли обратно, много пропустила, опять на разряд пересдавать придется.

— Если хочешь, я могу тебя с Джессикой встречать, — предложил Рома. — Только придется полчаса подождать, я раньше не успею.

— Даша, соглашайся, — Женя взяла ее за руку, кивая на брата. — Бери его, пока он тепленький.

Ромка громко расхохотался, тыча в сестру пальцем. Женя грозно посмотрела на него, не понимая этой выходки.

— Ты чего ржешь? — раздраженно спросила Женя.

— Да так, видела бы ты свое лицо, вылитая наша мама! — хохотал Рома.

— Да Жень, действительно, похоже, — засмеялась Даша.

— Да ну вас! — обиделась Женя, вырвав поводок из рук брата.

— Джессика, пойдем от этих придурков.

— Ну вот, обиделась, — сказал Рома. — А что плохого быть похожей на свою мать, не понимаю.

— Ну, я бы не хотела быть похожей на вашу маму, — ответила ему Даша.

— А на свою?

— Смотря в чем, — Даша хитро улыбнулась. — А так да, мне кажется, что я очень на нее похожа.

— Похожа, — кивнул Ромка, долго посмотрев ей в глаза. Даша смущенно отвернулась. — Пойдем, а то вон куда усвистала.

Женька уже дошла до бульвара, нетерпеливо маша им рукой. Несколько прохожих обошли ее стороной, разглядев скромно сидевшую рядом собаку. Они подбежали к ней, Даша запыхалась, не выдержав заданный Ромкой темп.

— Ребят, меня Наташка, ну помните, мы вместе в балетную школу ходим? — начала Женька.

— А, Наташка, — мечтательно проговорил Ромка, подметив, как надулась от его слов Даша. — Помню-помню.

— Расслабься, у нее есть парень, — отрезала Женя. — Короче, у нее есть шесть пригласительных, и она зовет нас на балет «Дон Кихот».

— У-у, — протянул Ромка. — Я бы лучше на них сходил.

Он показал на большой постер с «Black Star». Женя скривила лицо, изображая рвотные позывы.

— Фу, какое Г! — воскликнула она, держа два пальца у рта.

— А мне нравится, — сказала Даша. — Я бы тоже сходила.

— Давай сходим, — предложил Ромка.

— Ну, не знаю. Ну, я не знаю! — топнула ногой Даша, не определившись, что следует делать, ей подумалось, что соглашаться сразу не стоило, хотя она и не понимала, почему.

— Потом сходите, — властно сказала Женя, — но сначала на балет. Вам разве неинтересно, чем я занимаюсь?

— Но тебя же не взяли? — удивился Рома.

— Спасибо, что напомнил! — Женя толкнула брата. — Гад!

— Я думал, что ты рада, — удивился он.

— Нет! — крикнула она и вдруг хитро улыбнулась. — Наташку тоже не взяли, от этого мне легче. Короче, я соглашаюсь!

— А Сережа идет? — язвительно спросил Ромка.

— Конечно, конечно идет, — Женя не сразу поняла его насмешки и, догадавшись, попыталась еще раз толкнуть его, чтобы он упал в снег, но Ромка ловко отскочил назад, предугадав ее выпад.

— А я никогда не была на балете, — сказала Даша. — Нет, была, но я тогда была совсем маленькая. Мы ходили с родителями на, эм, «Жизель», вроде. Не помню о чем, но мне понравилось.

— Тебе обязательно понравится! — у Жени горели глаза от возбуждения. — И даже если мой брат, балбес, не пойдет, то найдем тебе пару. У нас в балетной школе такие мальчики занимаются, не то, что этот неандерталец.

— Не-не! — запротестовал Ромка. — Я пойду.

Собака громко пролаяла, желая, чтобы на нее обратили внимание. Пока Женька отстегивала ее, Ромка незаметно шепнул Дашке на ухо: «А потом пойдем на «Black Star», без этих».

Даша взглянула на него сужеными темно-карими глазами, казавшимися в темноте черными, как у мамы, и слегка кивнула. Этому она научилась у мамы, всегда принимавшей приглашения с едва заметным снисхождением.

Джессика, гулять, — Женя отпустила собаку, та радостно побежала к деревьям, прячась за невысокими сугробами. — Да, Ром, придется надеть костюм.

— Ну, вот еще! — возмутился он.

— И галстук! — забила последний гвоздь сестра.

21.

С утра стоял плотный снежный туман, видимость была низкая, и машины плелись друг за другом нерешительной змейкой. Даша сидела рядом с отцом на переднем сиденье, напряженно вглядываясь вперед. У нее было бледное лицо, а руки подрагивали, с силой сжимая колени.

— Не волнуйся, все продлится недолго, — Дима дотронулся до ее плеча, несильно сжав.

— Все нормально.

— Папа, я боюсь, — она повернулась к нему, в широко раскрытых от страха глазах светился нездоровый огонек.

— А ты не бойся, ты же у нас смелая, — приободрил он ее, Даша слабо улыбнулась.

— Нет, пап, я трусиха. У меня все внутри трясется от страха. А если они меня посадят, что я буду делать?

— Никто тебя не посадит, это невозможно, — отрицательно покачал он головой, съезжая с улицы к серому зданию суда.

— А тебя они тоже не посадят? Разве мы сделали что-то плохое? — заволновалась Даша.

— Нет, ничего плохого мы не сделали. Запомни это, и не обращай внимания на то, что тебе могут говорить эти люди, они по-своему несчастные, их стоит пожалеть.

— Но почему я должна жалеть каких-то уродов? — воскликнула Даша, глаза ее загорелись открытым гневом. — Ведь всем понятно, как все было! Почему мы должны оправдываться?

— Это называется — правовое государство, — Дима криво усмехнулся, не сдержавшись. — Жаль, что тебе так рано пришлось с ним столкнуться.

— Но почему все так? А дальше будет то же самое?

— Что будет дальше, я не знаю. Но, я уверен, что вряд ли что-то сильно изменится. К сожалению, Дашенька, это так.

— Но нам в школе рассказывали совсем другое. Там было что-то про главенство права и, не помню, что-то еще. А, да, что наши права защищает Конституция, эм, Гражданский кодекс, вроде так, да?

— Все верно. Но она защищает и права наших противников, — Дима припарковался на свободном месте, в столь ранний час парковка была почти свободна. — Понимаешь, тут система такая: кто раньше подал, у того и право первого хода.

— А еще выигрывает тот, у кого большие связи! — горячо добавила Даша.

— А это кто тебе сказал?

— Тетя Оля. Разве она не права?

— Только отчасти, слава богу, — вздохнул Дима. — Не волнуйся, у нас все получится.

Они вышли из машины, до начала заседания было еще больше получаса. Даша долго копошилась у машины, не желая идти в здание, но вскоре, понурив голову, пошла за отцом, еле волоча ноги.

— Тебе что, плохо?

— Не выспалась, — ответила она, помотав головой. — Я хочу пить.

Они вошли в здание суда, свободно пройдя мимо охранников, которые не обратили на них никакого внимания. Зал заседаний находился на третьем этаже. По пути Дима остановился у кофейного автомата и взял какао для Даши, ему самому ничего не хотелось, от нервного напряжения его слегка подташнивало. Поднявшись на этаж, они сели у двери, сложив одежду рядом с собой.

— Пап, — протянула Даша.

— Чего?

— А мы больше не будем делать операции Ларсику?

— Нет, ветеринар сказал, что больше не требуется.

— Это хорошо, а то он после последней совсем ослабел, — сказала Даша, делая маленькие глотки какао, сладкий напиток взбодрил ее, придав лицу естественный румянец.

— Ну почему же, он же ходить начал.

— Да, он молодец. Мне его так жалко, а я не знаю, как ему помочь.

— Ты и так ему помогаешь, остальное он должен сделать сам, понимаешь?

— Да, но я хочу, чтобы он быстрее выздоровел.

— Мы все этого хотим, я уверен, что Ларсик в первую очередь.

— А я его вчера нормально покормила, — гордо сказала Даша, отдавая ему пустой стаканчик.

— молодец, раз у него появился аппетит, значит все идет хорошо.

— Мама тоже так сказала. Она сказала, что в нем проснулся обжора, значит выздоровел.

— Мама права.

На этаже гулко застучали тяжелые ботинки, и к залу подошел истец в сопровождении своего адвоката. Даша вся сжалась, глядя на то, как этот здоровенный мужчина посмотрел на Диму, ткнув в него пальцем. Дима спокойно выдержал взгляд, не выразив лицом никаких эмоций, лишь стали снова болеть синяки от побоев, с трудом заживающие на его лице.

— Вы же понимаете, что вам не на что рассчитывать? — спросил Диму адвокат, расплываясь в елейной улыбке. Дима ничего не ответил.

Истец с адвокатом вошли в зал заседания, из которого сразу донесся голос истца, подчеркнуто вежливо произносивший фразу «Ваша честь», но они быстро вышли, вытолканные секретарем суда.

— Заседание начнется через двадцать минут, — скомандовал секретарь. — До этого времени заходить в зал суда запрещено.

Она захлопнула дверь, послышался скрежет замка.

— Ну что ж, подождем, — сказал истец, усаживаясь на диване с другой стороны двери. Истец принялся подчеркнуто громко обсуждать с адвокатом перспективы дела. Даша слушала это все, все больше округляя глаза.

— Это называется — психическая атака, — шепнул Дима Даше на ухо. — Когда хотят деморализовать противника, то прибегают к подобным словесным интервенциям.

Даша задумалась, переводя слова отца. И переспросила, что такое словесная интервенция, он объяснил. Она улыбнулась и хитро прищурилась.

— Пап, а это же наше последнее заседание, больше же нам сюда не надо приходить? — спросила она, нарочно повышая голос.

— Да, конечно, — поддержал ее Дима, мужчины на другом конце замолкли, не ожидая такой наглости.

— Это решит суд, — заметил адвокат, обращаясь к Диме.

— Но судья же умный, да, пап? — громко спросила Даша.

— Конечно, он рассудит все по совести, — подтвердил Дима.

— По совести? — взревел истец. — Да вас надо всех сажать, вы опасны для общества, вы…

— Тише, тише, — забеспокоился Адвокат.

— Вы хотите нас оскорбить? — спросил его Дима, глядя ему прямо в глаза.

— Да вас убить мало! — крикнул Истец.

Из зала суда вышла секретарь, приглашая всех войти. Она долго смотрела на истца и сказала адвокату.

— Ведите себя нормально, а то можете получить обвинение в неуважении к суду.

— Я? — возмутился истец. — Я уважаю суд, но вы же понимаете, они убили нашего члена семьи, вероломно и жестоко!

— Прекратите! — жестко сказал секретарь, — Все ваши доводы вы можете изложить в ходе судебного заседания.

Дима с Дашей вошли последними, ожидая, пока войдут истец с адвокатом. Зал был совсем крохотный, по главе стола уже сидел хмурый судья, быстро листая материалы дела. Они сели за стол слева от судьи и стали ждать. Через пять минут пришел следователь и передал судье свое заключение. Судья ознакомился с ним и кивнул. Следователь сел на свое место.

Дальше все происходило в нереальном мире. От потока слов, непонятных фраз, которые Даша не могла полностью понять, у нее закружилась голова, вводя ее в полусонное состояние. Ей хотелось быстрее проснуться, чтобы не видеть этого тянущего на дно кошмара. Она ерзала на стуле, вертя головой. Когда судья вызвал ее для дачи показаний, она старалась не смотреть на истца, запинаясь после его выкриков с места, что она врет, что все было не так и т. п. Судья несколько раз останавливал его, пока не вынес предупреждение, после чего тот заткнулся, громким шепотом возмущаясь своему адвокату.

Даша села на место и схватилась за руку отца, он сжал ее ладонь, кивнув, что все в порядке. Время текло медленно, будто бы остановившись. Она не соображала, что происходит дальше, пропустив объяснения папы, почему он сначала дал ложные показания. Так незаметно пролетело два часа. Уже сидя в коридоре, ожидая решения суда, к ним подошел следователь и пожал руку Диме, подмигнув Даше.

— Ну, вот и все, — сказал он, искоса поглядев на красного как рак истца. — Конечно, дело неприятное, и вам, Дмитрий, будет вынесено предупреждение, до реального наказания вряд ли дойдет, но вы должны понимать, что все закончилось. Скорее всего ваше ружье будет конфисковано.

— Да и черт с ним, — ответил Дима. — Пусть лучше его больше никогда не будет.

— Вот это правильно, — согласился следователь. — Все, желаю удачи, до свидания.

Он пожал руку Дмитрию и Даше и ушел. Даша радостно взглянула на отца.

— Мы можем идти домой? — спросила она.

— Еще немного потерпи и пойдем. Сейчас судья закончит, и тогда все.

— Скорее бы. А то кушать хочется.

— Погоди, мама тут собрала нам, — он порылся в сумке, вытаскивая пакетик с бутербродами.

— Ура — Даша накинулась на них, забрав весь пакет. — Ты будешь?

— Нет, я не хочу. Ты и сама справишься.

— Папа, надо есть. Ты же не завтракал, — серьезно сказала Даша, сунув ему в руку бутерброд с ветчиной и сыром.

— Уговорила.

Через десять минут судья вызвал всех, скороговоркой прочитав вынесенное решение. Адвокат заявил, что они будут его обжаловать, на что судья заметил, что на его клиента уже начато дело, и им стоит лучше позаботиться об этом. Не желая выслушивать возражения, судья удалился.

— Ты кому звонишь? — спросил Дима, когда они уже вышли из суда.

— Маме! Но она не берет трубку.

— У нее сейчас экзамены, позвони через час.

— Ну вот, — расстроилась Даша. — Пап, а мы выиграли, да?

— Ну, ты же слушала решение суда.

— Я там ничего не поняла. Так выиграли или нет?

— Выиграли, не беспокойся.

— Ура! — закричала Даша, подпрыгнув на месте. Напряженные люди, выходящие из здания суда, с удивлением смотрели на них, не понимая, как можно радоваться в таком месте.

В аудитории стояла глубокая тишина, еле-еле различались шуршания шпаргалок под столами, каждый раз заканчивающиеся глубокими вздохами. Света сидела за столом, листая книгу. Ей уже надоело следить за этими списывающими, но все же каждое новое шуршание, переходящее в суетливость и застывание студента на месте, с опаской глядевшего на преподавателя, все это смешило ее. Она подняла глаза на студентов, не в силах уже сдержать смеха и сказала, обращаясь к сидевшему на первой парте парню с черными волосами — Костя, давай, иди сюда. Ты же уже все написал.

— У меня еще есть 15 минут, — ответил он, поглядев на часы.

— Вот и хорошо, значит, у нас есть больше времени поговорить, а у твоих друзей подготовиться, — при ее словах остальные студенты дернулись, у кого-то на пол попадали шпаргалки. Она расхохоталась, махнув на них рукой, парень встал и подошел к ней. Так как он сидел на первом ряду, она отлично видела, что он даже не пытался списать, сразу после изучения билета незаметно, как ему показалось, передав свои шпоры соседу выше. Садись, посмотрим, что у тебя. Да, Кость, если он не сдаст, я тебе оценку снижу на балл, хорошо?

Она показала на того, кому он передал шпоры, хитро прищурив глаза. Парень даже бровью не повел и насмешливо взглянул на нее.

— Это называется произвол, — ответил он, садясь напротив нее так, чтобы ей было не видно остальных.

— Не без этого, — довольным голосом сказала она, по касательной взглянув на других студентов.

— Так, ребята, то, что вы списываете, я знаю.

— Мы не списываем! С чего вы взяли, — возмутились несколько голосов.

— Так, с преподавателем не спорьте, это бессмысленно и вредно для вас же, — заметила она. — Сдавать будете по факту, так что выучите хотя бы то, что написали, хорошо?

— Конечно, Светлана Борисовна, — хором ответили студенты.

— Вот и отлично. Ну, Кость, рассказывай, — сказала она, забирая у него листок, на котором были написаны только вопросы.

— можно сначала один вопрос? — спросил он.

— Хм, вопросы, вообще-то, здесь задаю я. Но, давай попробуем. Задавай.

— Почему вы не принимали у нас экзамен?

— Это было решение кафедры. Следующий вопрос.

— Вы будете у нас еще что-нибудь вести?

— Да, семинары, как и раньше.

— Ура! — раздался крик сзади.

— О, какие эмоции. Тараканов, а ведь ты мне ни одного семинара нормально не сдал, чему ты радуешься?

— Но я же многому у вас научился, — ответил тот.

— О, молодец, полбалла заработал, — засмеялась она. — Итак, Костя, вернемся к твоему билету. Судя по всему, ты не любишь писать, верно?

— Не люблю писать то, что не нужно и так уже есть, — гордо ответил он.

— Ясно, а ты у нас писатель новых идей? — она заметила, что он нахмурился, и решила больше его не подначивать. — Ладно, давай, разберемся со всеми известными фактами.

Костя прокашлялся и стал голосом пономаря излагать ответ по первому вопросу. По мере повествования его лицо краснело, а голос приобретал новые оттенки, было видно, что ему хочется добавить еще что-то, но он сдерживается. Она периодически останавливала его, задавая вопросы, тем самым раскрывая полнее его мысль. Они в два раза уже превысили лимит на ответ, когда Света сделала жест, что достаточно.

— Ты понимаешь, что я тебе не могу поставить выше, так как это пересдача? — спросила она, выводя четверку в ведомости.

— Да, я все понимаю.

— А понимаешь, что на самом деле должен быть высший балл?

— Это не мое дело, — огрызнулся он.

— Ну и зря, тщеславие должно быть даже у самых прожженных нигилистов, как ты.

— Я не нигилист — это устарело.

— Он анархист! — крикнул с места Тараканов.

— Так, ты пойдешь следующим, — сказала ему Света.

— А я готов, — вальяжно ответил Тараканов.

— Костя, надо сдавать с первого раза, тебе понятно. Я уверена, что ты к сегодняшнему экзамену не готовился.

— Нет, я готовился. Я тогда не готовился, — признался он.

— А почему? — она долго смотрела на него, отчего он весь зарделся. — Слушай, мне, конечно, приятно с тобой общаться, но давай мы будем делать это на семинарах, а экзамены ты будешь сдавать, как положено, договорились.

— Так получилось, — упирался он, но под ее взглядом утвердительно кивнул.

— Все, иди. Так, Тараканов, на эшафот! — скомандовала она.

— Прощайте, братцы! — трагическим голосом воскликнул Тараканов, вставая с места.

Через три часа экзамен был завершен. В коридоре толпились уже сдавшие, ожидая выхода последнего, встречая его радостным ликованием. Света вышла из аудитории, удивленно поглядев на собравшуюсякомпанию. Тараканов держал в руках большой букет цветов, остальные ребята глупо улыбались.

— Так, вы чего это удумали? — спросила она.

— Это вам! — Тараканов преподнес ей букет, галантно встав на одно колено. — В знак нашей любви и признательности!

— Я же тебе три поставила, — удивилась она, склонив голову над цветами, чтобы понюхать.

— А я ее заслужил, — ответил он.

— Ну, спасибо вам большое, — сказала Света, перекладывая в одну руку все журналы с ведомостями, но держать еще и букет ей было неудобно. — Так, донесете его до кафедры, хорошо?

— Конечно! — хором воскликнули ребята.

Не желая, чтобы они смотрели на ее зад, Света погнала их вперед, ребята пошли спиной, то беспрестанно оглядывались на нее, ей был непривычен этот студенческий зоопарк, но приятен.

На этаже возле входа на кафедру стоял Антон, нервно постукивая пальцами по периллам. Ребята, завидев его еще издали, быстро прошли на кафедру, спрятав букет, и стали ждать Светлану.

— Нам надо поговорить, — сказал он, схватив ее за руку.

— Отпусти меня, мне больно, — Света с презрением посмотрела ему в глаза. — Нам не о чем говорить.

— Ты что, думаешь, что я позволю какой-то суке вроде тебя так со мной обращаться? — его голос шел как бы из глубины груди, подавляемый желанием схватить ее сильнее или ударить, она хорошо это почувствовала и попыталась вырваться.

— Отпусти меня! — громко сказала она, сделав движение, чтобы вырваться, но Антон только сильнее сжал руку.

Он не заметил, как рядом выросли студенты, Тараканов оставил букет на подоконнике и стоял рядом с Костей, глумливо улыбаясь улыбкой уличного дебила.

— Эй, мистер, — сказал Тараканов, пародируя негритянскую манеру из американских фильмов. — По-моему, леди вас не желает.

— Ребят, не надо, я сейчас сама разберусь, — Света взглядом попросила их отойти, боясь, что у них потом могут быть проблемы.

— Пошли вон отсюда, дебилы! — прикрикнул на них Антон.

— Ты кого назвал дебилом? — спросил Костя, не боясь его. Он подошел к нему совсем близко и вперился в него взглядом. — А ну, быстро отпустил и пошел отсюда сам, понял?

— Ты что? — Антон отпустил Свету и толкнул Костю в грудь, тот отлетел на лестницу, чуть кубарем не покатившись с нее, Антон был выше и сильнее этого тощего парня.

— Наших бьют! — крикнул Тараканов, и к нему подошли еще пара крепких ребят, намереваясь избить Антона.

— Не надо, пожалуйста, — попросила их Света, встав между ними и Антоном. — Пойдемте отсюда. Костя, ты цел?

— Нормально, — ответил Костя, потирая ушибленную голову.

Антон, все это время кипевший от злости, дернул за руку Свету, таща ее за собой, но она вырвалась, сильно приложившись боком к деревянным перилам. От удара ее скрутило, она схватилась за живот и согнулась пополам.

Больше ребят никто не сдерживал, и они бросились на Антона. К счастью уже прибежал Григорий Павлович с Александрой Яковлевной.

— Как вы себя ведете, Антон! — вскричал он, буквально расталкивая напружинившихся ребят. — Вы ведете себя не достойно! Немедленно уходите, уходите!

— Это я тебя должен слушать, старый козел?! — вскричал Антон, замахнувшись на него кулаком.

— Хотите меня ударить? — неожиданно спокойно, голосом уверенного в себе человека спросил Григорий Павлович. — Что, вы сильнее меня, но стоит ли быть большей сволочью, чем ты есть, а, Антон?

Антон отшатнулся, глядя на десятки презиравших его глаз и, выкрикнув проклятия, что никто из них не будет больше здесь работать, а этих молокососов он отчислит, сбежал вниз по лестнице.

— Чего это с ним? — спросила Света у Александры Яковлевны, помогавшей ей дойти до кафедры.

— У него забрали почти все контракты, вот и психует, — сказала она, — может скорую вызовем?

— Нет, не надо. Я почти не ударилась, — улыбнулась Света. — Спасибо ребятам, не бросили в беде.

Студенты довольно заулыбались, а Тараканов, сбегав за букетом, с уважением сказал:

— А вы роковая женщина, Светлана Борисовна.

— Да ну, скажешь тоже, — рассмеялась Света.

— Тараканов, — строго сказала Александра Яковлевна. — Это панибратство и оно не допустимо, но, вынуждена с тобой согласиться.

— Ребята, нам всем следует успокоиться! — воскликнул Григорий Павлович. — Сашенька, у нас же хватит приборов?

— Конечно, на зал заседаний есть, — хмыкнула Александра Яковлевна.

— Ребята, идемте пить чай. Я же правильно понимаю, что все сдали? — Григорий Павлович оглядел радостных студентов, те закивали. — Вот и прекрасно. Сашенька, организуй ребят.

Александра Яковлевна раздала паре ребят чашки, и они побежали их мыть.

— Мы пока за тортом сбегаем, — вызвался Костя.

— Не надо, не надо, — запротестовал Григорий Павлович, — у нас все есть, вы знаете, сколько нам надарили всяких конфет, если мы все это съедим, то наши дамы будут такими же, как я! А это недопустимо!

22.

Даша вертелась у зеркала в коридоре, рассматривая себя в новом малахитовом платье. Мама сделала ей несложную прическу, чтобы она могла сама поправить в театре. Волосы были заколоты серебряными заколками с круглыми малахитами, а на груди висел мамин кулон с множеством прозрачных камней разных оттенков.

— Как мне нравится! — радовалась Даша, глядя счастливыми глазами на маму.

— Я очень рада, — мама подошла к ней и поправила платье, перекрутившееся от ее вращений. — Следи, чтобы не съезжало. Мне кажется, что ты похудела, оно тебе немного большое.

— А, по-моему, все просто прекрасно, — сказал Дима, рассматривая дочку и жену в зеркале, они были настолько похожи, что у него защемило в сердце, он усмехнулся своему умилению. — Вы обе просто сногсшибательны.

— Ну конечно, я в джинсах просто неотразима, — возмутилась Света.

— Мамочка, ты самая красивая! — Даша звонко поцеловала мать в щеку, оставив яркий след от помады.

— О, милая моя, надо бы тебе губы вытереть, а то запачкаешь кавалера, — сказала Света, промокнув ей губы салфеткой.

— В смысле? — удивилась Даша.

— сама разберется, — сказал Дима.

— Ты иди, обед готовь, — скомандовала Света, — Мы тут сами разберемся.

— А вы не опоздаете? — Дима посмотрел в окно, на улице гуляла веселая метель.

— Нет, еще много времени. Нас дядя Коля отвезет, — сказала Даша.

— А потом как поедете? — спросила Света, слегка подводя глаза дочери карандашом.

— Не знаю, может, мы захотим погулять, — пожала плечами Даша.

— Ты шубу наденешь? — с надеждой предложила ей Света.

— Да! — радостно воскликнула Даша, не зная, как выпросить мамину шубу, ей никак не хотелось выглядеть хуже Наташки.

Света достала из шкафа свою короткую шубу и надела ее на дочь, Даша восторженно завертелась.

— Спасибо, мам!

— Подожди, еще шапку, — она достала ей свою пышную шапку и надела на голову.

Зазвонил домофон, Даша стремглав бросилась к нему, открыв не спрашивая.

— Это Женька, — пояснила она. — Мы договорились с ней встретиться до отъезда.

— Ее надо накрасить? — усмехнулась Света.

— ДА, а как ты догадалась? — опешила Даша.

— Больно большой секрет, — усмехнулась Света. — Раздевайся, вспотеешь.

— Не хочу, мне так хорошо в ней.

— Нравится? — спросила ее Света из ванны, подбирая для Жени тушь и тени.

— Да, очень. И почему я раньше отказывалась?

— Тогда носи.

— а ты?

— У меня еще есть.

— Даша, соглашайся, пока мама щедрая. Я свидетель, — сказал Дима, снимая шапку с дочери, — иди, открывай дверь.

Женя не успела нажать звонок, как перед ней открылась дверь.

— Привет! — завопила Даша, втаскивая подругу в квартиру.

— Здравствуйте, — поздоровалась Женя, как всегда поначалу смущаясь, на ее бледных от мороза щеках заиграл яркий румянец. Она бережно сняла свое зимнее пальто и повесила на вешалку.

— А мне мама дала свою шубу, — похвасталась Даша.

— она тебе очень идет, — сказала Женя, разглядывая вертящуюся у зеркала подругу.

— А давай ты тоже померяешь? — Даша сняла ее с себя и протянула Жене.

Женя засомневалась, расправляя отпущенные волосы, свободно, без всякой прически, струившиеся по голубому платью, но надела шубу.

— Подожди, — Света встала сзади и вытащила волосы Жени наверх.

— Отлично! — воскликнула Даша.

— Да, ты очень красивая, — подтвердила Света. — Я бы дала вам вторую шубу, но она сильно больше, вы еще пока не доросли до моих размеров.

— Спасибо, мне мое пальто нравится, — Женя крутилась перед зеркалом, любуясь своим отражением.

Девчонки еще долго вертелись перед зеркалом, обсуждая свои платья, пока Света не потащила Женю в ванную, чтобы сделать ей небольшой макияж.

— Пойдете обратно, зайдешь ко мне, я смою все, — сказала Света, накрашивая ресницы Жене.

— Не надо, я хочу, чтобы он был подольше. Вы так красиво красите, научите меня?

— Конечно, научу. А мама ругаться не будет?

— Ну, мама. Она так и так ругаться будет, это же ее нормальное состояние, — пожала плечами Женя.

— Хм, а ты, я смотрю, повзрослела.

— Годы идут, — вздохнула Женя.

Это у меня они идут, а вам еще не стоит об этом думать, — Света щелкнула ее по носу, принявшись за губы. Ей не хотелось сильно красить Женю, как и свою дочь, они не требовали много косметики, чтобы подчеркнуть истинную красоту, скорее тушь, полупрозрачная помада и карандаш должны были подчеркнуть их юную красоту, не придавая им облик уже взрослой девицы. — Ну, вот и готово, посмотри-ка.

Женя повернулась к зеркалу и радостно охнула, разглядывая себя.

— Очень красиво! Я бы так не смогла!

— Научишься, куда ты денешься. Но, я тебе скажу честно, вы с Дашей можете и не краситься, вы итак красивые.

— Это точно, — подтвердил с кухни Дима.

— Вы так говорите, потому что меня знаете, а Даша ваша дочь, — заметила Женя.

— Нет, не поэтому. Запомни, не стоит гнаться за идеалами, так ты будешь похожа на других, а истинная красота в индивидуальности.

— Я об этом не думала, — Женя закусила губу. — Но ведь в «инсте» они все такие красивые.

— Да, и я понимаю, что ты хочешь быть не хуже.

— Да, хочу!

— Но они все одинаковые, обрати внимание.

— Как куклы, — добавил Дима, подойдя к ним. — Женя, ты настоящая красотка.

— А я? — возмутилась Даша, толкнув отца.

— А ты моя любимая красавица! — сказал он, поцеловав ее в лоб, — но папа! Испортишь прическу! — возмутилась Даша.

— Не испортит, — сказала Света.

— Тетя Света, — Женя повертела в руках черную тушь. — А вы правы, я об этом никогда не думала, а сейчас понимаю, что так и есть. Но все равно получилось красиво?

— Конечно, ведь это же ты, я ничего тебе не нарисовала, только слегка выразила глаза, видишь, и губы стали чуть-чуть ярче, поняла?

— Да, спасибо!

— Мама, а у нас в школе есть такие куклы, — Даша завыла, Женя поддержала ее тонким воем. — Губы как эспандер, вот такие груди.

— Даша, да не может быть, — удивилась Света.

— может, я сам видел, — сказал Дима.

— А, заметил уже, — нахмурилась Света.

— А ты на собрание походи, не хочешь? — предложил Дима.

— Нет, не хочу, тебе же там нравится, да?

Вновь зазвонил домофон.

— Это Ромка, — сказала Женя.

— А чего он? — недоуменно спросила Даша.

— Ну, узнаешь, — замялась Женя.

Даша возмущенно удалилась к себе в комнату, в которой послышалось сюсюканье с котом.

Вошел Ромка с красивым букетом из синих и белых роз, обрамленных зелеными листьями папоротника.

— О, какой красивый, — сказала Света, разглядывая букет. — Сам собирал?

— Здравствуйте, Тетя Света и дядя Дима, — Ромка весь покраснел. — Да, сам.

— Ну, я сейчас позову Дашку, — Света взяла Женю под руку и ушла с ней на кухню, Дима подмигнул Ромке и ушел, закрыв дверь. С кухни раздался крик Светы. — Даша, иди, встречай гостя.

— Вот еще, — проворчала Даша, но вышла. — Привет, Ром.

— Привет, — глупо улыбнулся он, не зная, что делать, и протянул вперед руку, как оглоблю с букетом. — Это тебе.

— Мне? — Даша округлила глаза и схватила букет. — Мне никто еще не дарил цветов. На кухне громко прокашлялась Света, а Женя прыснула от смеха. Даша подошла к Ромке и быстро, почти незаметно, поцеловала его в губы. — Спасибо.

Парень совсем засмущался, пряча глаза в пол, Даша убежала в комнату, хвастаясь перед котом букетом.

— Мам, а где ваза? — крикнула она, вбегая на кухню.

— Я сама поставлю, собирайтесь, опоздаете, — сказала Света. — На что идете-то, помните?

— На балет, — прокашлялся Ромка.

— Верно. Балет — это красиво. Женя вам все расскажет. Знаете, одно дело, когда смотришь его сам, другое дело, когда тебе кто-нибудь может рассказать, — Света поправила галстук у Ромки, съехавший в сторону. — Следи за галстуком, кавалер, видишь, какая принцесса к тебе идет.

— Значит я все-таки принцесса? — заулыбалась Даша.

— Даже Золушка стала принцессой, — заметил Дима.

Ой, нашел Золушку, — рассмеялась Света.

Дети собрались и шумно вышли за дверь. Света подождала, пока лифт уедет, и закрыла ее. Вернувшись на кухню, она устало села за стол, подперев левой рукой отяжелевшую голову. Она смотрела на Диму, хлопотавшего около плиты, по кухне растекались ароматы запеченной рыбы.

— А девочки-то выросли, правда? — спросила она, с любовью глядя на мужа.

— Да, настоящие красотки стали, а помнишь, какие были раньше хулиганки?

— Да, как вспомню, не поверю. А сейчас важные такие, парнями уже крутят.

— Ну, так кто учитель? — усмехнулся он.

— Дим, а мы с тобой же еще не старые, правда?

— Конечно, нет, а почему ты так решила?

— Не знаю, дочь почти взрослая. Я волнуюсь.

— А чего ты волнуешься? — он подошел к ней, сев рядом на корточки и обняв за талию. — Все будет хорошо, не волнуйся.

— Мне все говорят, чтобы я аборт делала, — Света побледнела, испуганно посмотрев на него. — Я не хочу.

— Даже не думай об этом. Нечего всяких уродов слушать! — возмущенно воскликнул он.

На кухню, ковыляя, пришел Ларс. Он подошел к ним и легонько боднул Диму, что-то промяукав.

— О, Ларсик пришел, — обрадовалась Света. Дима поднял его и посадил ей на колени. Кот уютно примостился и громко заурчал, приподнимая голову при каждом ее поглаживании. — Теперь сидит на коленях, а раньше никогда, помнишь, только у Даши.

— Ну и хорошо. Главное, чтобы выздоровел. Кушает вроде неплохо, но я Дашу останавливаю, а то она его закормит.

— Да, она может, да, Ларсик? — кот что-то промяукал. — Дим, я вот что подумала.

— Что, милая, — он опять сел на корточки рядом с ней, погладив кота.

— Может Григорий Павлович прав, и мне стоит заняться докторской. Время у меня есть. Так же? — она с надеждой смотрела то на него, то на кота, будто бы кивавшего в знак согласия.

— Конечно, стоит, — воодушевленно сказал он. — Я тебе об этом давно говорю. Даша поможет с ребенком, надо же ей навык приобретать.

— Ты хочешь, чтобы она после школы залетела? — удивилась Света.

— Этого мы предугадать не сможем, — покачал головой Дима, — но я уверен, что она и так сама понимает, что правильно сейчас.

— Да ты же ее воспитал.

— И ты.

Ларс дотронулся мягкой лапой до его носа, призывая Диму погладить его.

— И Ларсик! — рассмеялся Дима, погладив довольного кота.

— Да, и ты, — Света бережно помяла его уже почти зажившую шкуру.

16.01.2018 г.

Метроном

Слишком яркий свет. Почему он так бьёт в глаза? Кто-то шутит, специально направил прямо в глаза прожектор или стробоскоп, как это у них называется, и слепит, слепит, слепит! Надо встать и уйти, а тело не слушается, будто бы связали по рукам и ногам, ноги надутые и безобразно огромные, как набитые чем-то мягким. Теперь он понял, что значила фраза «ватные ноги», попробовал повернуть голову, и это не удалось. Какие-то голоса вокруг, крики, кто-то дёргает за щеку.

«Прекратите это немедленно!» — крикнул про себя, рот открылся, не выдав ничего, кроме судорожного дыхания.

— Вызовите скорую! — кричали вокруг него. Одна из женщин мочила платок и обтирала его лицо, мужчина, сидевший рядом, пристально всматривался в его лицо, а потом дал ощутимую пощечину.

— Нет, точно не инсульт, — уверенно заявил мужчина, с ним стали спорить, шум голосов стал настолько нестерпимым, что сидевший в кресле бледный мужчина нервно затряс головой.

Концерт ещё не закончился, пять минут назад должно было начаться второе отделение, зал был полон, все успели вернуться из буфета, а оркестранты с живым интересом смотрели на суетливую группу в пятом ряду. Мужчина сидел ровно по центру, многие его помнили, он ходил по абонементу и садился всегда на одно и то же место. Если бы не бледность и отсутствие реакции, признаки жизни были, мужчина медленно моргал, на него никто бы не обратил внимания, сколько таких же сидело в зале, задумчивых и неподвижных, оглушённых великой музыкой или коньяком в буфете.

— Ну, вы вызвали скорую?! — нервно взвизгнула одна из женщин, потрясая сумочкой.

— Да, обещали скоро быть! — раздалось несколько голосов.

— Инфаркт, — глубокомысленно проговорил один старик в видавшем долгую жизнь костюме, старомодном, но выглаженном и чистом, только запах приближающейся смерти нельзя было отстирать. Старик взял левую руку умирающего и пощупал пульс, — плохо дело.

И, с грацией, достойной балеруна, отскочил в сторону, насколько это позволил узкий проход между креслами. Больного начало тошнить. И свет померк, и отключились все голоса разом — тишина и покой, долгожданный покой.

Снова яркий свет, много белого вокруг, невыносимо воняет спиртом и отчаяньем. Больница, знакомое место. Мужчина заворочался на койке, ему вторили глухим кашлем другие выздоравливающие в палате.

— Очнулись, очень хорошо, — врач склонился над больным и долго что-то рассматривал в лице, зачем-то посветил в глаза и, довольный чем-то, улыбнулся, сунув руки в карманы халата. — Вам очень повезло, вы не находите?

— Не знаю, — ответил мужчина, — с трудом поднимая длинную тонкую руку с костлявыми пальцами. — Что со мной.

— Ну, что-что, инфаркт. Доигрались, не думаете же, вы, что это случайность? — мрачно сказал врач, его маленькие глазки в узких очках в тонкой золотой оправе горели праведным гневом, как всегда горят у врачей, наткнувшихся на настоящего «безбожника», плюющего на достижения медицины и профилактическое лечение, а чего? Так это не важно, здоровых, как известно, не бывает.

— Я не знаю, — повторил мужчина и закрыл глаза. Разговор не столько утомлял его, сколько злил. В ушах застучало раз-два-три и раз-два-три и раз-два-три! Странный ритм сердца, тут же сменившийся торжеством вальса из первой части концерта. Но кто автор, кто композитор? Как ни старался он вспомнить, звучала музыка, лицо композитора расплывалось в восковой дымке забвения, голова кружилась, уносясь в нарастающем вихре танца.

Потом были капельницы, уколы, капельницы, уколы, тугая грудь медсестры, немногим старше его, которой она укладывала его на койку, поправляя подушку и одеяло, и снова капельницы, уколы и отвратительная еда. Он смотрел на эту немолодую медсестру, не то заигрывавшую с ним, не то просто веселую по натуре, ещё не обозлённая гундящая жаба, как его ровесницы, и думал, как же им тяжело носить на себе эти два баллона. Вот у Любы, его жены, были такие же, на которые он и повелся когда-то. Люба поправилась с годами, но осталась вполне стройной, в чем-то даже стала привлекательней. Но сейчас он бы, не раздумывая, поменялся на эту медсестру, смотревшую на него с доброй укоризной и особым нежным чувством, которое видится больному. Сразу вспоминаются книги про войну, фильмы, госпиталь и куча калек, влюблённых все как один в медсестричку. И ему тоже захотелось влюбиться, может, когда он выйдет отсюда, пригласить эту женщину на концерт, послушать музыку, он много может о ней рассказать, сыграть, если она захочет Как здорово было бы просто так влюбиться, без ответа, что уже не важно, не тот возраст, лень, способная сжечь любые романтические порывы, а просто влюбиться, чтобы чувство и жгло, и грело внутри, заставляло и радоваться, и печалиться, смеяться, улыбаться солнцу и дождю.

Глухо и темно, в душе и в сердце, полная пустота и капля злости, куда-то она вся вытекла, видимо, где-то уже образовалась дыра, разъело. Он и сам чувствовал, что его разъело, весь в дырах, как дуршлаг, а жизнь не кончается, вытекает из него тонкими струйками, а он всё жив. Как же живуч человек, зря, ошиблась природа, дав человеку столько сил. А на что они ему? Зачем вообще всё это вокруг, зачем он сам? На этот вопрос он знал ответ ещё с детства, со школы от завуча старших классов, которая назвала его конченным ублюдком и мразью, добавив, что вот из-за таких как он страна и сломается. Почему-то она думала, что страна может сломаться как телевизор или плита польская, о которой она так мечтала. Страна в итоге и сломалась, рухнула, дала дуба, приказала долго жить, но обещала вернуться, и всю взрослую жизнь он с ухмылкой нес в себе эту миссию, то, что вот из-за таких как он всё и сломалось. А что было то? Всего лишь сыграл на отчётном школьном концерте пару песен Элтона Джона, еще и оделся, как он, вот только был слишком худой, поэтому никто и не понял, а очки были знатные — взял у бабушки взаймы, цилиндр делал сам вместе с мамой, которая нашила ему блёсток на папин свадебный пиджак, а брюки выкрасили в полоску. Папа, был бы жив, может всё вышло иначе, и с сестрой тоже.

— Да что это вы такой грустный? — спросила его как-то молоденькая медсестра, румяная круглолицая киргизка с живыми блестящими синими глазами. — Вы же завтра выписываетесь. Не хотите от нас уходить?

— Конечно, где я ещё смогу пообщаться с такими прекрасными девушками, — ответил он, улыбнувшись ей.

— Шалите, — весело ответила она, потрепав по голове. Как давно никто не гладил его по голове, по коротким тонким почерневшим от жизни волосам, в которых, назло жене, не было ни одного седого волоса, зато борода вся поседела, но он не носил ни бороды, ни усов. — Не переживайте, доктор же что сказал? Вам надо искать больше положительных эмоций.

— А где искать? — спросил он, поставив девушку в тупик. Она надолго задумалась и, не найдя ответа, лишь пожала плечами.

Из больницы его забрал угрюмый водитель шефа, филигранно проталкивавший Мерседес S-класса через московские пробки. Водитель взял сумку с вещами, потом схватил больного под локоть и без слов, не принимая никаких возражений, протолкнул его через неиссякаемый поток больных и выписанных, перемешанных с усталыми родственниками и друзьями, вылечившихся здесь не было, сюда попадали не просто так. Уже в потоке, водитель, посмотрев на бледного человека на заднем сиденье, начал говорить.

— Илья Александрович жалуется на вас, что не позвонили, не сообщили.

— Да? Интересно, зачем мне надо было ему звонить? — удивился недавний больной, медленно примерявший на себя новый статус «выписанного». Статус ничего не менял в ощущениях, сил не было даже смотреть в окно, а каждое слово приходилось выжимать из груди.

— Ну, будто бы вы не знаете Илью Александровича — рвал и метал, что вас запихнули в клоповник, а он бы устроил самую лучшую клинику. Поставил за стол академиков. И так далее, гремел каждый день, уши до сих пор болят, — водитель состроил гримасу и обернулся назад, машина как раз догнала хвост пробки. Несмотря на то, что у водителя и шефа лица были совершенно разные: у водителя широкое, смуглое от солнца с густыми усами, а у шефа маленькое, с такими же мелкими глазками, зубами, носом и ртом. Глядя на эту комичную гримасу, выписанный засмеялся глухим сыпучим кашлем, как же похоже, а главное, почему у шефа всё было настолько мелким, вся его жизнь, всё его существо?

— Ты прямо мастер. Шефу не показывал?

— Нет, что вы. Я хочу здесь проработать до самого конца, — ответил водитель.

— До пенсии? — уточнил пассажир.

— До последнего вздоха. Шеф меня в любом случае переживет, а значит, мне бояться нечего. Вы же знаете, как шеф дорожит надежными людьми, как не любит ничего менять?

— Да, знаю, как и все остальные это тоже знают, — ответил выписанный пассажир и задумался, не пора ли поменять самого шефа или пусть правит, лишь бы не мешал работать?

Дома было невыносимо душно, воняло пластиком и разочарованием. Водитель помог занести сумку, не спрашивая, раскрыл окна, по-хозяйски заглянул в холодильник и стал выгребать в пакет оттуда всякое замерзшее гнилье.

Бледный хозяин сел на стул в кухне и бесстрастно смотрел на всё, ему было всё равно, была б его воля, он бы выбросил отсюда все вещи, мебель — всё, в первую очередь себя. Отдав карточку водителю, он, видимо, заснул на стуле с открытыми глазами. Водитель вернулся с пакетами и аккуратно раскладывал продовольствие по полкам холодильника. Почему-то едой это называть не хотелось, вот продовольствие для широких масс и слоев населения звучало более гармонично.

— Что ещё сделать? — спросил водитель, готовый к новым приказам, которых и не было, всё, что происходило сейчас на кухне и в комнатах, где он тоже навёл порядок, была его инициатива.

— Давай обедать, а потом я буду спать.

И проспал он так две недели, а может, и три, счет времени, как и счет чего бы то ни было потерял всякую ценность. Бледность не ушла, она стала новым в облике и без того чахоточного образа, но появилась сила, воля к приказам себе, желанием заставлять себя что-то делать, жить, наконец. Жить, на самом деле, не хотелось совсем, сама жизнь, как и всё остальное, потеряло какой-либо смысл.

Он ходил по знакомой, когда-то любимой, когда-то ненавистной квартире, где прошла большая часть жизни, когда он был счастлив, как зомби или нет, как живой мертвец среди кладбищенских плит, часто останавливаясь, читая имена, годы, эпитафии, оценивая степень понтов, примеряя к себе, как намётанный взгляд девушки сразу видит то самое платье.

На работу звали, с каждой неделей всё активнее, настойчивее. Он и сам хотел туда, посмотреть на тех, с кем работал столько лет, с кем по сути жил все эти годы. Он не помнил никого, как стёрли из памяти имена и лица старым ластиком, испачканным в чернилах, поэтому оставались грязные разводы вместо людей, кроме своего заместителя, молчаливой и умной женщины, которая настойчиво приходило в его сны, вытесняя бывшую жену и сына. С бывшей семьей у них была полная идиллия и взаимопонимание — они ненавидели друг друга. Диета, упражнения, режим дня, лекарства, ровной пирамидой стоявшие на столе — ничего из этого не раздражало, но и не радовало, что было, что не было — пустота. И в голове, и в душе, и в сердце — одна пустота. А что было ещё ожидать? Семья бросила, чему он, на самом деле, был очень рад, не хватало ещё этих жадных морд и слюнявых причитаний. Как все перестали врать друг другу, лицемерить, сняли маски и стали при каждом удобном случае уничтожать соперника, ещё недавно бывшего не то, чтобы союзником, а так, близким человеком.

Он сел за ноутбук, вычислительная машина радостно взвизгнула вентилятором и послушно загрузилась. Сколько же ему лет, а до сих пор работает. Сколько раз ему предлагали поновее, помоднее или помощнее, и он всегда отказывался, а старый ноутбук работал и работал, выполняя всё, что от него хотел пользователь.

Почта была завалена письмами, читать которые не имело никакого смысла, шеф много раз вывернет всё на совещаниях часто длившихся до поздней ночи. В таких собраниях не было никакого смысла, как и во многом, что происходило на работе, но шеф не мог остановиться, что-то кричал, что-то доказывал, выспрашивал, выматываясь сам больше всех, наверное, это и была какая-то психическая болезнь, изредка проступавшая в лице шефа, делавшая его похожим на одну из масок греческого театра, каждый раз разную, но каждый раз мёртвую, так не мог выглядеть живой человек. Руки всё делали сами, а голова думала, кто из его коллег был ещё жив? А жив ли он сам? Вроде жив, сидит, нажимает клавиши, смотрит тупым взглядом в экран: по всем признакам он живой организм.

Не осознавая, а, может, просто не мешая себе, он писал письмо сестре. Как же давно они не виделись, как же давно они рассорились. А из-за чего? Он не помнил, скорее всего, она помнила, но могла и забыть. Внутри оставалось чувство обиды, до инфаркта жгучее, горькое, а сейчас, как и все остальные чувства и ощущения, пустое и мелкое. Пока писал письмо, оно куда-то делось, будто бы он смог залезть к себе в душу, развернул грудную клетку и выскреб из замученного сердца эту грязь, вот бы так поступить со всем остальным.

В голове зазвучала соната Бетховена, он не помнил, какая, а не всё ли равно? Кто же это играл? Наверное, Рихтер, кто же ещё, больше пластинок не было. Музыка начиналась тихо, постепенно раскрываясь, становясь громче, пока пианист не начинал лупить по клавишам в безумном экстазе. И раз! И всё затихало, опять слышались слабые клавиши, затухающая мелодия. Музыка уже давно пропала, но он слышал, чувствовал её ритм, не понимая, что так билось его сердце, как метроном, запущенный незримой рукой.

Он встал и ушел в другую комнату. В книжном шкафу стоял старый поцарапанный метроном. Тук-тук, тук-тук, тук-тук, как бьется сердце, он выставил нужный ритм и перечитал письмо. Захотелось вернуться в ту комнату, где рядом с его кроватью стояло старое немного расстроенное пианино, и сыграть сонату. Всё равно чью, что взбредет в голову, но сыграть. И желание быстро иссякло. Вытекло на пол, как из дырявого бурдюка с вином. Опустошённый, но отчего-то восторженный, он три раза перечитал письмо к сестре, расценив его слишком слезливым и жалким. Рука уже набрала команду, выделила весь текст и застыла над клавишей del. Да жалкое, как и он сам, да слезливое, а ему хотелось, чтобы кто-то его понял, свой человек, которого он знает лучше себя, так чего же он боится и стесняется? Себя? Да, себя, такого жалкого и никчемного, как и большинство людей на планете.

«Гиблое место, одни нытики и ничтожества живут», — подумал он и не стал удалять, а приписал в конце:

«P.S.

В первый раз я написал честно, без тайных замыслов. Ты же всегда видела их, не правда ли? Я помню, как в детстве, ты ещё только-только пошла в школу и была не по годам умна, и ты мне сказала, что я лицемер, жалкий тип, переполненный социальным лицемерием. Тогда мы первый раз серьёзно подрались, помнишь?

Ты была права, таким я и был. Сейчас остался только жалкий скелет, оболочка, вместо человека».

И отправил, не перечитывая, чтобы не вернуться обратно, не совершить ошибку и снова не стать учётчиком своих мыслей, чувств и лжи.

Выход на работу, как спуск в подземелье, кишащее червями, с желтым серным туманом вместо воздуха, с капающей водой. Где-то глубоко гномы зарыли мешки и сундуки с сокровищами, бессмысленность которых становится яснее с каждым шагом вниз, в глубь чрева дракона. И этот дракон поглотил всех, переварив до песка и стойких оксидов металлов, и вся эта пыль ещё сохраняла образ и подобие человека, бредущего дальше вниз с безумным жадным и пустым взглядом. Он смотрел в эти лица, слушал речи, читал, изучал документы, лавиной обрушивавшиеся на него, и не понимал, что они все здесь делают, на что тратят свою жизнь.

Молодые девушки, для него молодые — тридцать с небольшим, щеголяли новыми нарядами, стягивающими упругие тела, вышколенные и высеченные бесконечными тренировками в фитнес-клубе, от них всегда пахло всеми цветами сразу, перемешанными с медом и айкосом. От мужчин пахло почти также, но больше сигарет или айкоса, пополневшие, лысеющие, постоянно шутившие в окружении красивых женщин, отвечавших им полунамеками на случайный секс в офисе, если вдруг они и останутся здесь одни, тогда может быть, а может и нет, как он себя поведет и так далее. И как он раньше этого не замечал? Вспоминались, обрывками, как флешбеки в кино, его пассажи, глупые шуточки и влажные взгляды на молоденьких секретарш или бухгалтерш, отвечавших ему политкорректным флиртом, не подразумевавшим ничего за собой, достаточное удовольствие для импотента, каким он себя ощущал вот уже много-много лет. И дело было совсем не в физиологических возможностях, с этим особых проблем никогда не было, просто стало скучно, а скука пострашнее любого недуга. Скольких она уже выбросила на встречку на мотоцикле или отправила в ад после безумных трюков или путешествий в самые «дружественные места»?

В его кабинете стояло два стола, его решение, а на двери красовалась гордая табличка «Директор по финансам». Вместе с ним работала Катерина, его помощница, женщина за сорок-под пятьдесят, но тоже поддавшаяся этому аттракциону тщеславия. Худая по природе, скорее даже чахоточного вида, в его молодости таких называли «суповой набор» и ДСП, она, в перерывах между паникой о двенадцатилетнем сыне который всё время то школу прогуливал, то бездельничал вместо уроков, старалась не уступать более молодым телочкам, что часто выглядело смешно, если не знать о том, как ей завидовали молодые, её фигуре, не менявшейся с годами. Так и живем: каждый завидует другому, не довольствуясь своими прелестями.

Катерина стойко тянула работу в его отсутствие, допоздна засиживалась на работе, как делала это обычно и в его присутствии. Наверное, она не хотела идти домой, к сыну, не слушавшемуся её, к матери, укорявшей за то, что не нашла второго мужа, к пустоте быта, который часто путают с жизнью. Он сидел за столом, погрузившись в экраны двух мониторов, изредка поглядывая на ссутулившуюся худую женщину, казавшуюся до сих пор ещё девушкой, сидевшую к нему боком, как задирается тёмно-синее платье, открывая красивые ноги в колготках телесного цвета, как падает на лоб прядь чёрных волос, как она отмахивается от неё, злится и не может вырваться из бездны пустых цифр. Потом он окунётся в эту бездну, не видя, как с тоской и материнской жалостью она смотрит на него, закусывает до красна тонкие губы, пытается скрутить волосы в косу, быстро устает и небрежно закалывает их на затылке, чтобы через полчаса распутать снова, и так весь день, весь вечер, пока он не выгонит её домой.

Офис опустел, перестали взрываться диким визгом звонки смартфонов, по которым он отслеживал последние тенденции в популярной музыке, перестали булькать бездонный кулер и свистеть кофемашина за стенкой. Столовая, а на деле маленькая комнатка с холодильником, кулером и тремя круглыми столами смотревшими на грудь проголодавшегося работника, находилась прямо за левой стенкой, сделанной из бумажного листа. Пальцы медленнее нажимали на клавиши, рука застыла, устало держа мышку, и он стал слышать стук. Тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук. Стук то приближался, то отдалялся, переходя в мерные удары его старого метронома, поверх которых наплывала мелодия. Это была та же соната Бетховена, но уже без эмоционального нарастания Рихтера.

Он застыл, слушая эту мелодию, представляя себе, как пальцы скользят по клавишам инструмента, едва касаясь, чтобы извлечь ноту, но не сделать громко, не потревожить звенящей тишины. Гул вентиляторов, усталый скрежет жестких дисков и мерное дыхание. Так дышал он, закрыв глаза, примеряя этот стук, эту мелодию и удары метронома к себе, слушая свое сердце, но это было не оно. Метроном усилился, сбился с мелодии, забился в рваном ритме, будто бы кто-то специально двигал стрелку, желая ускорить, раздавить его. Он слушал этот стук чужого метронома, чужого сердца и не мог понять, откуда он.

Катерины не было на месте, сумка на столе, ноутбук включен, она ещё не успела собраться, закрыть базу и уйти. Он вспомнил, что ей кто-то звонил, как она побледнела и быстро вышла. Он поднялся и вышел в офис, застыл на месте, слушая тишину, бульканье кулера в столовой, как включилась программа очистки в кофемашине, и все эти звуки были фоном, который можно было легко отбросить. Он пошел к туалетам, одна из дверей была закрыта, а за ней слышался приглушенный плач.

— Катерина, с вами всё в порядке? — спросил он, постучал и спросил ещё раз. За дверью кто-то задвигался, послышались громкие всхлипы, а от шума в голове, от рваного стука метронома у него закружился мир, вот-вот потолок рухнет прямо на голову, а пол вздыбится, кинет в стену.

— Я вхожу.

Дверь не была закрыта на защелку, и он вошел, обнаружив Катерину на банкетке возле раковины и огромного зеркала. Это была его идея много лет назад оборудовать женские кабинки вот таким большим и ярким зеркалом с подсветкой, позже появилась и банкетка со столиком для косметички. Катерина глухо всхлипывала, утирая левой рукой лицо, тушь потекла, губы скривились в некрасивую гримасу, она была сейчас очень похожа на школьницу старших классов, которую бросил первый парень. В правой руке она сжимала телефон, увидев его, она выронила телефон на пол, он успел поймать. Последний вызов отразился в журнале, больше получаса она разговаривала с матерью.

— Идемте, нечего здесь сидеть, — сказал он и взял Катерину за руку.

— Простите, — только и сумела она выдавить, губы не слушались, в какой-то момент ему захотелось дать по ним, чтобы успокоились.

Он отвел её на кухню, поставил за стол и ушел к себе, вскоре вернувшись с бутылкой бренди и двумя бокалами, хранившимися у него в нижнем ящике стола. Бутылка была открыта десять лет назад, кто-то подарил этот дорогой видавший лучшие годы бренди. Налив ей и себе, он кивнул, чтобы она выпила.

— А разве вам можно? — забеспокоилась она, смотря, как он разом выпил свою часть.

— Неважно, пейте, а то придется влить вам это в горло силой, а я не хочу этого делать, — сухо, даже как-то зло ответил он. Катерина испугалась, и страх внезапно успокоил её. Она выпила и пристально посмотрела ему в глаза. — Ещё?

— Ещё! — уверенно ответила она и добавила. — А себе не наливайте, вам нельзя.

Он налил ей и унес бутылку. Сев за стол, он стал сохранять документы, смакуя вкус бренди. Соната заиграла снова, он прислушался к своим чувствам и улыбнулся, метроном еле слышно отстукивал верный ритм.

Катерина вошла с вымытыми и вытертыми бокалами и двумя чашками кофе на подносе. Она не улыбалась, но и не грустила, смутив его умным и проницательным взглядом синих глаз, а ещё недавно он был пугливым и робким.

— Пригласите меня в ресторан. Всё равно в какой, лишь бы там было шумно и много людей, — сказала она, а ему показалось, что приказала.

— Хорошо, я не знаю в какой. Не помню, когда в последний раз ходил в ресторан сам, без шефа.

— Выберем первый попавшийся, сейчас же ещё не так поздно, самое время поужинать, как считаете? — она села за свой стол и защелкала клавишами, закрывая десятки файлов. — А вы знаете, что сегодня пятница?

— Да, я смотрел календарь, — ответил он и задумался, что это значит. А какое сейчас время года? Вроде зима, то есть он уже больше двух месяцев, как вернулся на работу, или больше? В голове его вспыхнул дерзкий план, или она ему это подсказала? — Катерина, а вы спешите домой?

— Не, не хочу домой, — ответила она и долго смотрела ему в глаза.

Он ничего не сказал, она ничего не спрашивала. В зеркале перед выходом они увидели себя, очень похожих, немолодых, но ещё и не совсем старых, он думал, что выглядит гораздо хуже. Катерина взяла его под руку и не отпускала до того момента, как они вошли в номер отеля, находившегося через три улицы от их офиса. Он оплатил номер до понедельника, она не возражала, одобрительно сжимая его локоть

Номер был большой, не меньше его квартиры. Катерина ушла в ванную, а он заказал ужин в номер. Когда всё принесли, она вышла из ванной в одном халате, вся одежда была аккуратно сложена в пакеты на стирку. От неё пахло теплом и цветочным мылом, мокрые волосы струились по плечам и спине, а голые ноги выглядывали из-за пол халата. Катерина его не стеснялась, быстро насытившись и, видя, что он почти ничего не ест, она ушла в спальню. В гостевой комнате было душно, зачем-то горел телевизор. Он выключил его, приоткрыл окно и ушел в ванную.

Душ придал сил, слегка подзадорил, напомнив о былых годах, когда он был молод, и девушка не должна была долго ждать, пока он помоется, да они и не мылись особо, чтобы не терять времени. Сложив все вещи в пакеты, завтра утром их вернут после стирки, он вошел в спальню в халате, прикрыв себя так, будто бы он был молоденькой девушкой среди толпы пьяных матросов.

Катерина сидела на кровати и расчесывала волосы. Кровать была расстелена, подушки взбиты, чувствовалась рука женщины. Она встала, подошла к нему вплотную, и он склонился, чтобы её поцеловать. Музыка зазвучала сильнее, он ловил ритм её сердца, сразу не осознавая, что слился с ней в этой музыке. Халаты брошены в кресло, Катерина ничего не позволяла ему делать, шепча, что надо беречь себя. Рядом с ней, целуя её горячие губы, небольшую крепкую грудь он молодел, слушая, как расходится его сердце, как оно набирает былую силу. Ему нравились её длинные тонкие пальцы, как у пианистки, и он знал, что Катерина не умела играть, нравилась её тонкая, пожалуй, даже слишком худая фигура, тонкие крепкие ноги, как она грациозно сидит на нём, как часто дышит, двигаясь всё быстрее.

Он почувствовал силу и перевернул её на спину. Катерина обхватила его ногами, прижала к себе и не отпускала до самого конца, смотря полными счастья синими глазами.

Все дни они не выходили из номера, не вылезали из постели, вспоминая или пробуя то, что не успели за прошлую жизнь. Ей нравилось подолгу стоять у витражного окна, упершись в него ладонями и подрагивая от холода. Она смотрела, как их комната парит над громадным равнодушным городом и улыбалась, когда он накрывал её халатом и прижимал к себе, чтобы согреть. В её взгляде, улыбке в этот миг было столько простоты и бескорыстности, радости и счастья. Никогда ещё он не видел, чтобы женщины так реагировали на него, обычно ему говорили, что надо в следующий раз лучше стараться. Под ногами жила заснеженная Москва, а в их номере время застыло на месте. Катерина смеялась, что не ожидала от себя такого, и от него, называя в шутку молодоженами.

За всё время в отеле ни он, ни она не вспоминали о работе, хотя раньше каждые выходные, всё то жалкое время, что оставалось вечером после рабочего дня — всё уходило на думы об отчётах, об ошибках, о недоделанной работе, преследовавшее их как волк, выматывая, выедая до костей. Катя, они сумели перейти на «ты» с трудом, мешала незримая и подлая субординация, рассказывала о сыне, и он видел, как она в действительности любит его, как скучает, по многу раз звоня, выслушивая подростковые выпады, но уже без злости или раздражения, а с улыбкой, смеясь. Сын сразу сказал, чтобы она раньше понедельника не возвращалась, а то ЭТА, так называл он бабушку, не успеет отойти, и тогда всё по новой. ЭТА действительно отошла к понедельнику, прорычав положенное не больше получаса.

Катя несколько раз в неделю станет жить у него, наведёт в квартире порядок, поменяет всё, что следовало бы поменять много лет. Возвращаясь домой, он чувствовалеё запах, её музыку, ритм сердца, даже когда её не было с ним. Он ставил метроном и отводил стрелку влево. Старый друг ровно и четко отстукивал ритм Кати, его ритм. Но это всё будет позже, много позже, после бала голов в пещере короля гор!

Прошло безвременье, пугливая тревожная реальность вытягивала к себе из безвоздушного пространства, наполненного волшебным эфиром свободы и детской радости. Катя вспоминала, как в детстве не хотела идти в школу, как каждый понедельник накануне вызывал приступы тошноты или рост температуры. С возрастом чувства притупились, как и всё остальное, осталась тихая ненависть, переходящая в неразрывную цепь хронической усталости. Он чувствовал что-то похожее, какое-то неприятное тупое чувство, давящее на шею и затылок.

Они сидели в ресторане отеля и медленно ели завтрак. Ни вкус, ни красота отеля и виды за окном ничего не могли сдвинуть в душе. Тоска, бесконечная и мокрая тоска. Не хотелось ничего видеть, ничего делать, тем более, никуда идти. Они переглядывались, держась за руку, глазами передавая друг другу остатки того восторга, когда ты паришь над городом, видишь далеко вперед, все его засыпанные снегом районы, серую обыденность с яркими вывесками, и тебе никуда не надо, мир существует вокруг тебя, а ты не существуешь в нём, пускай и недолго, но свободен.

Он впервые опоздал, как и она. Никто не заметил, что финансовый директор и его помощница, о которой постоянно забывали, что она заместитель директора по финансам, все считали Катю секретаршей, обращаясь соответственно, пришли вместе, вместе долго пили кофе в столовой, так значилось на табличке двери, долго о чём-то молчали. День предстоял тяжёлый, тягучий, у большинства головы еле держались на плечах после выходных, опенспэйс гудел от рассказов, вздохов и восклицаний, как здорово все провели выходные, если бы не дети, если бы не муж или жена. Сквозь закрытую дверь просачивался в кабинет этот гул, Катя ушла в работу, как обычно, и ничего не слышала, а он внимательно слушал этот гул, эту сумбурную музыку, выделяя ритм каждого: рваный, мелкий, ускоряющийся и падающий, затаённый и рвущийся наружу, но в основном неинтересный, безликий и пресный, как и вся современная музыка, залитая в их смартфоны. Он не был ретроградом или заносчивым знатоком, были исполнители и группы, которые ему нравились, особенно электронная музыка, транс конца нулевых, что уже должно было считаться старьем, а для него это была музыка унылой жизни, где иногда рождалось что-то красивое, тонкое, заглушаемое вскоре ритмом и однообразными лупами, на которые надвигался общий фон бесконечной тоски.

Катю он отправил домой после семи вечера, всё сделать не переделать, но что толку торчать, когда через час начнется козлодрание, совещание у шефа, на которое сгоняли всех, кто не успел сбежать из офиса. Он никогда не брал её на такие совещания, когда как другие руководители отделов тащили всех ведущих менеджеров, ассистентов и всех-всех-всех, чтобы было на кого наорать, перед кем хвост распушить. Перед уходом Катя закрыла кабинет, и этого никто не заметил. Без макияжа ей было гораздо лучше, она стала выглядеть ещё моложе, чем разозлила телочек из отдела маркетинга и отдела продаж. У неё некрасивое лицо, не вписывающееся в общепризнанный стандарт, черты больше резкие, придающие ей на первый взгляд образ законченной стервы, горюющей над своей жизнью и проклинавшей всех за своё горе. Но это только на первый взгляд, пока не взглянешь в темные синие глаза, но люди разучились смотреть друг другу в глаза. А зачем это делать, что там можно увидеть? Пустоту или?

Они целовались под шум офиса, готовившегося к публичной порке, шеф уже приехал и пил кофе чашку за чашкой, готовился, не хватало ещё, чтобы он вымачивал розги в мужском писсуаре, как любили делать наставники военно-морских училищ в царское время, чтобы и больно, и унизительно одновременно. Как любим мы уничтожать, унижать других, радуемся этому, гордимся, требуем от окружающих понимания и признания своей благодетели, ведь не зря же, ведь на пользу же униженному. Об этом он подумает позже, а сейчас в ослабевших от болезни руках была живая любящая женщина, безумно красивая, теплая, добрая, которую надо скорее выгнать из этого гадюшника. Сколько же лет они работают вместе? Неужели уже семь лет бок о бок? Столько длится крепкий брак, и как же хорошо она знает его, а он её, как мало надо слов, чтобы понять друг друга. Семь лет, как и их разница в возрасте, и, глядя на неё, отбрасывая счастливое число в сторону, он становился моложе, глухая, давящая тоска, окутавшая всю жизнь липким вонючим туманом, будто бы рассеивалась, он стал слышать новые звуки, новую музыку, её музыку, и он сыграет ей, обязательно сыграет. Пускай это попурри из Бетховена и Шопена, отрывки, порой рваные куски, соединенные вместе мастерством пианиста, переходящие в аллегро Грига, затухающие, как последние аккорды ноктюрнов Шопена, и взрывающиеся минимализмом неоклассики и скоростью Бешевли. Он слышал это в ней, в себе, запоминая, как юноша дрожа от нетерпения сыграть девушке, поразить её, влюбить в себя.

В таком настроении он и сел за длинный овальный стол в зале для переговоров. Во главе восседал шеф, на подушке, кресло большое, как трон, а личность маленькая. В курилке все посмеивались над этим, но так никто бы не осмелился и вида показать, что знает об этой хитрости. Шеф сидел выше всех, оком епископа обозревая еретиков, один взмах пальца, и этого на костер, а этому кишки выпустить и намотать, влить расплавленный свинец и ждать прозрения, предсмертного видения. Офис стих, все сидели смирно, не смея лишним движением проявить неуместную сообразительность, ум или характер: лихие и бессовестно глупые лица, ждущие первых слов оракула, супербожества.

И началось! Не хватало грома и молний, чтобы лампы на потолке дрожали, ссыпались плиты подвесного потолка, а по углам зала лилась грязным потоком вода, нет, лучше лава. Вопросы, отчеты, восклицания, крики, требования, опять вопросы, отчеты и так далее до бесконечности. Очередь до директора по финансам не доходила никогда, к нему не было вопросов, но сидеть он был обязан, чтобы знать ситуацию, понимать, как оно на самом деле. И не докажешь, не объяснишь, что цифры, числа расскажут гораздо больше и внятнее этих сбивчивых докладов, этой цепи перекладывания ответственности с руководителя на ведущего, с ведущего на более младшего менеджера и вплоть до сисадмина, который никак не может наладить работу электронной почты, чтобы она не висла, чтобы наконец заработала как надо, а вот как это надо, никто не объяснял. Есть много вещей, которые известны всем и не требуют объяснений, и часто это самые невнятные и непонятные вещи, в незнании которых никто не посмеет признаться.

Он слушал стук шефа, то нараставший, то замиравший на полуслове. У остальных метроном стучал ровно, быстро и ровно, как и положено послушным роботам. И ему стало скучно, он стал представлять, как здорово бы здесь звучала тема из Пер Гюнта «В пещере короля гор», как уместна здесь и сейчас музыка Грига. И ритм поменялся, он уже слышал начало мелодии, ещё неуверенное, оживающее.

И голова шефа отделилась от туловища, руки продолжали махать, не хватало меча и кубка, и они появились тут же. Голова шефа, оставляя мерзкий кровавый след, катилась по столу, подскакивая перед кем-нибудь, кусая за нос или ухо. Стол расширился, вся комната расширялась, превращаясь во внушительный зал с каменным сводом, освещенный чадящими факелами, с полом, выложенным неровными шершавыми плитами.

Голова шефа неистовствовала, кричала, нападала на других, и головы директоров посыпались на стол, а за ними и ведущих менеджеров, руководителей подразделений, пока все сидящие за столом не остались без голов. Здесь же была и его голова, она отпрыгивала от других, ища безопасное места, пока голова не запрыгнула обратно на плечи. Безумное действо, игра или драка, непонятно, что происходило на огромном столе, где десятки голов катались, врезаясь друг в друга, кусались, смеялись, зубоскалили, уворачивались от других, чтобы вцепиться тут же в кого-нибудь другого, а туловища помогали, отпихивали врагов, слепо и размашисто орудуя руками, придавая этому хаосу ещё больше безобразности. И над всем этим гремела музыка Грига в финальной части, хор давил сверху, как плита из гранита, сплошная чёрная громадина, которая вот-вот раздавит эти головы, как жалкие орехи.

В какой-то момент все головы разом повернулись к директору по финансам, единственному, кто надел свою голову обратно, и ринулись на него. Ужасающая армада разинутых пастей, с бешено вращающимися глазами, бороться с которой было легче легкого, одним щелчком пальца откинуть назад, заставить скатится на пол и затаиться по углам, под столом, спрятаться под платье, притворяясь беременной безголовой барышней. Отгремел последний аккорд, звук завис в воздухе, и всё пропало.

Он очнулся уже дома, на часах была половина шестого утра, будильник настойчиво пищал, затихая. Дома тепло, сухо и пахнет даже какой-то едой, но не хватает её. Сегодня же он отдаст ей запасные ключи, надо бы и кровать поменять, им будет тесно на его полуторке. Но кровать никто не поменяет, Катя оказалась против, и он тоже. Спать вместе, прижимаясь друг к другу, держать её, чтобы она не упала на пол, Катя спала всегда на краю кровати — это была игра, интересная им обоим, и пусть спали мало, часто просыпались среди ночи, смеялись, громко, неожиданно громко для самих себя, и отдыхали, поднимаясь бодрыми, как двадцать-тридцать лет назад.

Он расскажет ей про то, как проходят теперь все эти совещания, какой бред видится ему, а она посмеётся, станет спорить, что это вовсе и не бред. Он встанет первым, принесёт ей кофе и бутерброды, а сам сядет за инструмент, сыграет что-нибудь, что само придёт, пальцы жили отдельно от него, резонируя на настроение, чувства, её восторженные и смешливые взгляды. Всё же он очень стеснялся ей играть, стеснялся себя, сняв со стены все дипломы о победах в конкурсах, как давно это было. Катя их нашла и повесила обратно, светлые пятна на стенах не дадут соврать, спрятать себя.

Заскрипела дверь, замок он побрызгал ВД40, как посоветовал сосед, и старый стражник перестал заедать, вот петли упирались, не поддавались и стервозно скрипели. Он не вставал, решив проспать всё утро. Кто-то вошел в квартиру, наверное, Катя. Послышался женский голос, очень знакомый, немного низкий и властный. Это была не Катя, он хорошо знал этот голос, которому в ответ донесся мальчишеский бас, дерзкий, несогласный. И этот голос был ему знаком, напоминал его в детстве, бас уйдет, и останется один хрип, но позже, сильно позже.

Он не беспокоился, лежал с закрытыми глазами. Катя обещала привести Павла, своего сына. За последние месяцы они сдружились, мальчик оказался смышленым, любил маму, и не любил нравоучения — хороший умный парень. Он останавливал Катю, игравшую перед ним роль строгой матери, и Катя подчинялась, поняв со временем, что поезд ушел, и дело здесь даже не в авторитете, и нужен ли он в отношениях между матерью и сыном. Она скоро придет и столкнется с незваными гостями, но кто же это? Он уловил знакомый запах духов, так душилась всегда Маша, но она же в США, или вернулась?

— Ага, спишь! — Маша вошла в комнату и резким движением раскрыла шторы. В комнату заглянуло любопытное майское солнце. — А вот я тебе сейчас сыграю!

Она села за пианино, поколдовала с метрономом, он застукал ровный уверенный ритм, и стала лупить по клавишам тему «В пещере короля гор», с каждым переходом играя всё громче и громче.

— Мама, прекрати! Уши уже болят! — крикнул из кухни мальчишка, но Маша лупила и лупила, злобно хохоча.

— Ты сбиваешься на третьем такте, каждый раз, — сказал он и сел, с улыбкой смотря на сестру. Он тогда не поверил, что она приедет, что это письмо от неё правдивое, что она не соврет, как раньше.

— Ну так я и не лауреат международных конкурсов, — язвительно ответила она, сощурив красивые голубые глаза. Они были похожи с ним, как брат с сестрой, без смешения. Так сразу не угадаешь, а как станут рядом, то сомнений больше нет, и все всегда удивлялись, как же так вышло, что он был брюнетом с темно-карими, почти черными глазами, а она голубоглазой блондинкой.

Она встала и придирчиво посмотрела на его пижаму с игрушечными зайчиками и медвежатами, которую купила ему Катя. Маша почти не изменилась, всё такая же красивая и стройная, разве что плечи округлились и руки набрали мышечную массу. Она до сих пор нравилась молодым мужчинам, ходившим за ней косяками морских коньков, пугающихся её язвительных шуток.

— Я смотрю, ты бабу завел, — она ткнула пальцем в пижаму, в кровать, такое белье он вряд ли бы купил сам, обычно он покупал что-то лучше, чем простыни в поездах.

— Бабу, — повторил он и рассмеялся. — В твоих устах это звучит как похвала.

— Посмотрим, она же придет сюда или не сегодня?

— Сегодня, скоро, — он встал и обнял сестру. Она три раза поцеловала его в щеки и крепко прижала к себе.

— Ну, здравствуй. Какой же ты дурак, чего же раньше не сообщил! — строго, с обидой и страхом за него воскликнула Маша.

— Не знаю, не хотел мешать.

— Дурак! — громко воскликнула она.

Они пошли на кухню, там мальчишка варил кофе в большой турке на четыре-пять чашек. Турку и кофе они принесли с собой, мальчишка делал всё важно и деловито, ставя чайник, чтобы нагреть чашки перед тем, как разлить кофе.

— А это мой Даниэль, — представила Маша сына.

— Данила, — мальчишка пожал руку дяде, весело хлопая глазами. Он был не очень похож на Машу, разве что ростом, уже почти выше неё, немного смуглый, черноволосый, с живыми чёрными глазами.

Дверь скрипнула снова, и вошли Катя с Павлом. Катя увидела чужую обувь, пальто и куртку на вешалке, поймала запах розовых духов и напряглась, побледнев больше обычного. Павел пожимал плечами и неуверенно снимал куртку.

Они прошли на кухню, откуда доносились голоса, и Катя встала у двери, вопросительно смотря на всех. Он увидел в её взгляде тревогу. Катя рассматривала Машу, высокую красивую женщину, с длинными золотыми волосами и большими голубыми глазами. Кого-то она ей напоминала, но Катя никак не могла понять.

— Катя, познакомься, это моя сестра Маша, — он встал рядом с ней, и Катя увидела, как же они на самом деле похожи. — А это её сын Данила. Данила познакомься с Павлом.

Мальчишки тут же сориентировались, Данила кофе оставил на мать, и ребята ушли в другую комнату. Вскоре забренчало пианино, раздался смех, толкотня.

— Очень приятно, — неуверенно сказала Катя, ей почему-то хотелось уйти, но как он обнял и поцеловал её, все страхи улетучились.

— Катя, скажу тебе честно, ты гораздо лучше, чем его прошлая корова, — сказала Маша и обняла Катю, звонко поцеловав её в губы. Катя смутилась ещё больше, но засмеялась.

— Корова — это моя бывшая жена.

— Да ладно, ты разве развелся до конца? — удивилась Маша.

— На финише, я подключил юриста нашей компании, а то сидит без дела, скучает.

— Да, ему не дают развод, требуют эту квартиру тоже поделить, — сказала Катя.

— А, похоже на Любку, — кивнула Маша. — А ты не смотри на него, что он такой тихий и смирный, знаешь, какой Гошка был раньше? Знаешь, как он говорил, где у меня мозги осели?

Маша без стеснения схватила себя за промежность, не боясь помять длинное свободное платье. Катя рассмеялась и повторила.

— Гошка, а я никак не могла назвать его просто Герой, а не Георгием Николаевичем!

— Да Гошка и есть! А знаешь, что самое ужасное? — Маша ткнула в него пальцем. — Так это то, что он был прав. Вот гад, и я с этим жила много лет!

— Так мы из-за этого поссорились? — спросил он сестру, про себя повторяя «Гошка» пробуя своё имя на вкус. Он и забыл, как его звали в детстве, как его дразнила сестра. Он забыл своё имя, воспринимая обращение к себе как идентификатор, очередную вереницу бездушных цифр. — Я честно забыл, почему мы поссорились.

— Да я тоже! Махнула Маша рукой. — Да какая разница! Я была так зла на тебя, просто рвала и метала, а сейчас понимаю, что зря. Только с возрастом понимаешь, насколько ты на самом деле глуп.

— Это да, ты в свои годы давно поняла? — ехидно спросил он.

— Ой, тоже мне, — хмыкнула Маша. — Кать, а тебе сколько лет?

— 47. Много, — улыбнулась Катя, беря его за руку и ласково смотря в глаза.

— Так ты всего на четыре года меня младше. Не беда, мы с тобой ещё молодые, не то, что этот старый хрыч! — Маша охнула и бросилась к плите, где бесчинствовал сбежавший кофе. Запахло вкусным жареным кофе и летом.

— Гошка — Катя засмеялась и поцеловала его. — Теперь я буду тебя только так называть.

— Но не на работе, — строго сказал он.

— Конечно, на работе нас нет, только наши тела, живые трупы, — ответила Катя.

Маша удивленно и с некоторой тревогой смотрела на них, как они общаются молча, понимая друг друга с первого взгляда. Она разлила кофе и впервые за много лет всплакнула от радости за брата и горести за себя, поняв, что так и не встретила того, кто бы её понимал, хотел понять.

— Маша, что случилось? — Катя обняла её сзади, прижавшись щекой к спине. Маша утерла слезы, но в груди ещё дрожало.

— Стареешь, и ты стареешь, Маша, — сказал Георгий. Обретя заново имя, он иначе смотрел на всё, ему хотелось больше света, тепла, радости, волнующих тревог и захлестывающих эмоций, как на сцене, куда он выходил к инструменту ни жив не мертв от страха, и только пальцы касались клавиш, мир тут же исчезал, превращаясь в яркий поток света.

Он слышал, как мелодия Кати заиграла внутри Маши, как сблизились они за эти минуты, и, взяв самых дорогих женщин за руки, отвёл в спальню, сел за пианино и стал играть.

19.01.2022

Фата-моргана⁷

В просторном конференц-зале медленно собирался народ, многие из пришедших откровенно выражали свое неудовольствие, отпуская громким шепотом нелестные комментарии по поводу собрания. Через полчаса зал был заполнен, тем, кому не хватило места за столом, разбились по группам вдоль стен.

¬— Ну что, все собрались? — во главе президиума появился президент группы компаний.

— Да, можно начинать, — ответила ему секретарь, только-только закончившая раскладывать по столу копии презентации.

— Сергей Алексеевич, начинайте, — президент группы компаний сел на свое место за столом, как всегда чуть ближе к левому краю, оставляя во главе президиума начальника подразделения.

В зале стало тихо, почти две сотни глаз устремили свой взор на экран со слегка подрагивающим логотипом компании.

— Добрый день, уважаемые коллеги, — начал Сергей Алексеевич, не вставая с места. Его узкое острое лицо не выражало ни явной приветливости, ни равнодушия, оно было ровным и спокойным, без эмоций. ¬— Сегодня наша компании может поставить очередную памятную дату в наш календарь. Как вы все знаете, на этой неделе мы добились получении подряда на строительство нового инновационного завода по производству лекарственных средств и препаратов на базе микробиологического синтеза в городе Новозареченск.

Зал продолжал внимательно слушать, ожидая новой информации. Президент компании недоуменно осмотрелся и включил свой микрофон.

— Я думаю, тут стоит похлопать, эта победа далась нам очень нелегко, — президент компании демонстративно похлопал, и зал поддержал его бурными овациями.

— Спасибо Дмитрию Павловичу, — Сергей Алексеевич не повел и бровью, оставаясь с тем же непроницаемым лицом. — Наша команда приложила огромные усилия, предложив наиболее рациональное и эффективное решение. Стоит отметить, что работа будет вестись с нашими давними партнерами, с которыми мы все хорошо знакомы, успешно завершив множество серьезных проектов.

На экране сменился слайд, отобразив коллаж из логотипов западноевропейских производителей оборудования и материалов. Ведущий презентации вывел на экран упрощенную модель будущего завода, затем пошли графики выполнения этапов, диаграммы, которые не вызвали ни у кого особого интереса. Было видно, что их показали только потому, что так было положено. Зал и президиум откровенно скучали, пропуская сквозь себя поток цифр и дат. Но Сергей Алексеевич и не старался развеселить публику. Наоборот, он все тщательнее выговаривал расчетные данные, не упуская из виду ни одной строчки в таблице.

— Спасибо Сергею Алексеевичу, мы теперь действительно поняли, что проект стоящий! — воскликнул президент компании, картинно зевнув. Зал ответил корпоративным смехом.

— Я думаю, что пришло время познакомиться с тем, кто за все это будет отвечать. Сергей Алексеевич, кого вы решили обрадовать?

— Да, конечно. От выбора руководителя проекта зависит практически все. Я уверен, что сделанный нами выбор будет поддержан вами. Елена, прошу вас.

Из первого ряда встала сияющая еще молодая женщина и вышла к президиуму. Строгий темно-синий костюм плотно облегал фигуру, темно-каштановые волосы были собраны в аккуратный пучок, украшенный большой заколкой с яркими красными ягодами. Такая же гроздь, только чуть поменьше, украшала лацкан пиджака, перекликаясь с бледно-розовым платком, как бы небрежно обмотанным вокруг шеи, раскрашивая белоснежную блузку. Она широко улыбалась, а глаза ее светились от счастья, устремленные куда-то вверх, не видя десятки завистливых и равнодушных взглядов.

— Елена Афанасьева! Наш новый руководитель проекта! Мы желаем Елене успеха и готовы помочь ей в реализации этого сложного и так важного для нас дела! Ура! — президент компании встал и призвал зал похлопать.

Дощатый пол веранды потрескивал, остывая в уже набравшем прохладу воздухе затянувшегося вечера. Медленно разгорался полумесяц в окружении слабых точек далеких звезд. Елена стояла на веранде, облокотившись на резную опору крыши, и бесцельно разглядывала вытянувшийся далеко вперед участок, с высаженными в линию карликовыми кустарниками и ровными клумбами, будто очерченными циркулем. Она сильно устала, неготовая так долго принимать поздравления и поднимать бокал за будущее компании, за свое будущее. Вечер на даче у коммерческого директора сильно затянулся, стремясь к полуночи, ей хотелось домой и спать, голова кружилась от выпитого и разговоров.

— Елена Николаевна! Вот вы где, а я вас уже обыскался, — к ней подошел невысокий, он был ниже нее, уже начавший лысеть мужчина, держа в руках два бокала. — Ну что, может, выпьем?

— Нет, спасибо, Антон, мне уже достаточно. Не знаю даже, как я завтра на работу пойду.

— На работу — удивился он, ставя бокалы на широкие перила, его рука по-дружески приобняла ее за талию. — Какая работа? Завтра должен быть выходной, я поговорю с Сергеем.

— Не надо, у меня завтра несколько коллов с вендорами.

— А, понимаю. Ну, ничего, думаю, скоро закончим. Димка скоро угомонится, и поедем по домам, — его рука скользнула ниже. — Хочешь, я тебя завтра утром на работу подброшу?

Елена сверкнула зелеными глазами, отливавшими в свете желтого фонаря на веранде странным медным блеском, и мягко отстранилась от него. — Мы же с тобой уже все обсудили. Я замужем, ты тоже женат, давай оставим все как есть.

— Тогда тебя это не останавливало, — с досадой проговорил он, опорожняя свой бокал с шампанским.

— А у нас ничего и не было! — она залилась тихим смехом, погладив его по голове, как обиженного ребенка. — Это была минутная слабость, не более.

— Нет, не ври хоть себе, — он выпил второй бокал. — А может это любовь?

— Может и любовь, — она серьезно посмотрела на него, но в ее взгляде вновь появились искорки наигранного веселья. — Пускай даже и так, а что с того? Поздно, Антоша, поздно. Кстати, а где Люда, я ее не видела.

— Не знаю, — он махнул рукой и погрустнел, она давно не видела его таким, обычно он был радостным, много шутил, и тем очень ей нравился. — Опять с какими-то шмарами.

— Ну почему же шмарами?

— Да потому! Накачала себе силикона, аж из ушей лезет, а по виду кукла из сексшопа, только уже надутая и ходит.

— Это да, — она вспомнила свою подругу Настю, недавно вновь увеличившую грудь. — Но мужикам-то нравится, правда же?

— Только поначалу срабатывает вау-фактор, сельдерей торчком, а потом все остывает, поиграли и хватит.

— А ты я смотрю знаток, да?

— Не трави душу, и так тошно, — он с силой уперся на перила и невидящим взглядом посмотрел вперед.

— Надо жизнь менять, надо.

— А что ты хочешь менять? У тебя же все неплохо, какой дом построил, отличная работа, жена, как с обложки.

— Как с обложки, — повторил он и бросил на нее откровенный взгляд.

— А в итоге — пусто.

Она отвернулась и стала смотреть на месяц, с усилием отгоняя от себя набежавшие пьяные мысли, не несущие в себе ничего, кроме разочарования, от встряхивания едва осевшей пыли былых переживаний.

— Пойдем, вроде к концу идет, — он взял бокалы и подождал, пока она соберется с мыслями, принимая бесконечно радостное выражение лица, уже, правда, неспособное скрыть усталость.

Наутро у нее сильно болела голова, и безумно хотелось спать. Домой она вернулась глубоко за полночь, обнаружив, с удивлением, что Андрей еще не спал. Ей не хотелось ничего выяснять, она прошмыгнула в спальню. Сразу же уснула. В вагоне было душно и неприятно пахло, а в голове шумела звенящая пустота.

Забежав в бизнес-центр, она влетела в набитый лифт, быстро отвернувшись ко всем спиной, лицо ее слегка опухло после вчерашнего, и казалось, что каждый встречный человек осуждающе смотрит на нее.

Елена постаралась побыстрее прошмыгнуть на свое место у окна в просторном опенспэйсе, но у ксерокса уже стояла на посту ее ассистентка Алена, как всегда доброжелательная и свежая, словно цветок на лугу. Алена широко ей улыбнулась и бодрым голосом поздоровалась.

— Доброе утро, Елена Николаевна!

— Здравствуй, Алена, — Елена бросила на нее недовольный взгляд. Не то, чтобы она была действительно недовольна своей ассистенткой, как раз наоборот, эта девушка была посмышленей многих, но ее молодость и подчеркнутая вежливость сегодня сильно раздражали. — Я же просила тебя не называть меня по отчеству?

— Простите, меня так воспитали, — невозмутимо ответила Алена, давно привыкшая к подобным выпадам своего руководителя. Ей оставался последний год учебы в ВУЗе, и она твердо решила уволиться сразу после защиты. — Сделать вам кофе?

— Кофе? А ты сама пила?

— Нет, вот только начала копировать второй пакет проектной документации. Столько бумаг, как вы во всем этом разбираетесь?

— А кто тебе сказал, что я в этом разбираюсь? Вот уж нет, ха-ха-ха, — она взяла Алену под локоть и повела на кухню. — Пойдем, выпьем по чашечке кофе.

Когда они шли рядом, то можно было подумать, что это мама с дочкой или, что точнее, старшая сестра ведет младшую. Они были почти одного роста, обе с длинными каштановыми волосами, густой волной лежавшей на острых плечах, даже одевались они похоже, предпочитая костюмам обтягивающие платья. Может поэтому Елена частенько раздражалась на нее, видя в ней свою угасавшую молодость.

— Как вчера все прошло? — спросила Алена, ставя на стол две чашки эспрессо.

— Ой, лучше бы меня там не было, — Елена показала характерный жест.

— Очень тяжело. Надо постоянно улыбаться, что-то говорить, кошмар!

— Да, это тяжело, — со знанием дела ответила Алена. — Я когда на ресепшене работала, — она засмеялась, — у меня потом лицо болело от улыбки, и хотелось тишины.

— Вот и мне тоже хочется тишины, — Елена осторожно пила горячий кофе. — Вот только через час первый колл с этими австрийцами. У нас все готово по ним?

— Австрийцы? Это по фильтрам, да?

— Да, фильтры, забыла, какие.

— По мне они все одинаковые, — Алена махнула рукой. — Железяка и есть железяка.

— Ты смотри Сергею Алексеевичу об этом не скажи, он тебя взглядом испепелит!

Алена спародировала начальника подразделения, и они обе разразились громким смехом.

— Спасибо, Аленка, умеешь вернуть к жизни, — Елена встала и положила обе чашки в раковину. — Пойдем готовиться.

— Конечно! — Алена бодро поднялась, и они вышли.

— Так, что это еще? — Елена недоуменно смотрела на свой стол, полностью очищенный от бумаг и, ноутбука тоже не было. — Куда все делось?

— Ой, так Вы не знаете? Вам же выделили отдельный кабинет, — Алена показала на приоткрытую дверь в конце зала. — Меня вчера попросили все перенести.

— Кабинет? — удивилась Елена.

— Но я не хочу. Что они еще напридумывали?

— Это было распоряжение Дмитрия Павловича, — пояснила ей Алена. — Вы же теперь большой начальник, биг босс!

— Это ты на мой возраст намекаешь или на вес?

— На статус!

— То есть все-таки на вес, смотри у меня! — Елена незлобно погрозила ей пальцем. — Мне Димка как-то сказал, что бояться своего веса — это чисто женская истерика, навязанная маркетологами. Мужчине цифры на весах не важны, важна сама женщина, а не ее паспортные ТТХ.

— А я смотрю, он у тебя знаток женской души, — усмехнулась Елена.

— Пускай так, все равно я бы хотела сбросить пару кило.

Она похлопала себя по бедрам, показывая проблемные места. Алена только слегка вскинула брови, но не стала комментировать.

— Так-так, — они вошли в ее кабинет, в котором большой стол и пара шкафов по стенке.

— Вот и мой карцер.

— Почему карцер? — удивилась Алена.

— У нас многие хотели бы тут оказаться.

— Ну, что хотят многие мне неинтересно. Вот ты бы хотела такой кабинет?

— А что я? Мне не положено по статусу.

— Статус дело наживное, — Елена провела рукой по полированной столешнице и села в большое директорское кресло.

— Чувствую себя как ребенок в папином кабинете. Да и окошка здесь нет.

— Да, а я сразу не заметила, и так до девяти вчера все переносили.

— А давай мы тут твой стол поставим? — она встала и шагами стала примеряться, влезет ли Аленин стол. — Можно меня еще немного к стене сдвинуть.

— Нет, спасибо, — ехидно улыбнулась Алена. — Я лучше подальше от начальства буду, так спокойнее.

— Ах, ты ж лиса, ай-яй-яй, могла бы хоть для приличия что-нибудь соврать.

— А зачем врать? Не понимаю, и так достаточно вранья вокруг.

— Это да, а когда начинаешь говорить правду, так тебе все равно не верят.

— Но вы же мне верите?

— Тебе — верю, а им, — Елена махнула рукой в сторону директорского крыла.

— Им не верю. Я так стремилась туда попасть, представляешь, десять лет прошло — и вот, а радости никакой, ничего не чувствую.

— Вы просто устали. Сходите в отпуск, и все наладится.

— Ну, ты что, какой отпуск. А, черт возьми, — она спешно подбежала к столу и стала рыться в бумагах. — Через пять минут у нас колл с этими бюргерами. У нас все готово.

— Да, я подготовила документы, принести?

— Бери их с собой и пойдем в переговорную.

— Мне тоже?

— Конечно, а ты как думала? Я намеревалась сделать тебя своим бэкапом.

— Чтобы потом все на меня сбросить?

— Да, а ты разве против?

— Да нет, не против.

— Все, побежали. Да, кстати, по поводу стола я не шутила, сегодня решим, как поставить.

Алена кивнула и пошла к своему месту, где еще со вчерашнего дня лежали аккуратно разложенные по папкам финишные ТКП.

В переговорной пахло кофе и новой мебелью, разогретой шумными ноутбуками со свистящими вентиляторами. За столом уже сидели Сергей Алексеевич и Виталий, второй менеджер проекта, отвечавший за техническую часть.

— Доброе утро, коллеги, — Елена бодро вошла в переговорную, расцветив атмосферу запахом приятных духов. За ней прошмыгнула Алена, неуверенно севшая рядом.

— Привет, — кивнул ей Виталий и удивленно посмотрел на Алену.

— Кофе будете — спросил Сергей Алексеевич, подходя к кофейнику.

— Нет, спасибо, мы уже попили, — Елена взглянула на смущенную Алену, та отрицательно покачала головой, уткнувшись в документы.

Алене не нравился колкий взгляд Виталия, который он бросал то на нее, то на Елену.

— Ну что, может еще кого-нибудь позовем? — ни к кому не обращаясь, процедил сквозь зубы Виталий.

— Я думаю достаточно, — отрезал Сергей Алексеевич, поставив перед Еленой с Аленой блюдце с миниатюрными пирожными.

— У нас есть еще около десяти минут. Может, есть дополнительные вопросы?

— У матросов нет вопросов, — рассмеялся Виталий.

— У Алены есть вопрос, да? — Елена кивнула ей, подбадривая.

— Да, мне не совсем понятно в чем разница между предложениями, — еще больше смущаясь, начала Алена, но ее тут же перебил Виталий.

— А ты предложения-то читала? Что там непонятного?

— Подожди, не наезжай, — остановил его Сергей Алексеевич. — Что тебе в них непонятно?

— Многое, но это в основном по техничке.

— А ты разве у нас уже и в технике шаришь? — воскликнул Виталий.

Елена пожала ей руку, призывая, не обращать внимание на него, а сама одарила Виталия долгим презрительным взглядом.

— Если вкратце, то мы имеем три КП по одному и тому же ТЗ, но с сильно разными ценами. Я попыталась сравнить их с ТЗ, но там очень сложно, поэтому я выбрала только один параметр, а именно производительность линии, — Алена достала подготовленную заранее табличку и протянула ее Сергею Алексеевичу, — мне непонятно, почему мы выбрали третий вариант.

— Елена, а Вы что думаете? — спросил Сергей Алексеевич, изучая таблицу.

— Я полностью согласна с Аленой. По-нашему мнению, мы должны выбрать первый или второй варианты.

— Да? А ты посмотрела, сколько они стоят? — взорвался Виталий.

— Ты хочешь, чтобы мы сработали в минус по этому проекту? Нас и так уже по цене опустили ниже некуда!

— Я все пересчитала, — Елена достала калькуляцию. — Мы вполне вписываемся и по первому и по второму варианту. Да, прибыль упадет, но зато у нас будет гарантия.

— Гарантия? Очень плохо, когда техникой начинают заниматься экономисты! Ты разве понимаешь в производстве? Вот объясни тогда, зачем ставить такие мощности, которые завод загрузить не сможет? Совка уже давно нет!

— Но сам поставщик пишет, что максимальная производительность возможна только при… — попыталась возразить Алена, но ее заглушил Виталий.

— Ты сначала соизволь разобраться в технике, а потом вставляй свои замечания!

— Так, хватит спорить. Мы пока еще не выбрали ни один из вариантов, — сказал Сергей Алексеевич, выводя на экран меню телеконференции.

— Странно, а Дмитрий Павлович вроде однозначно сказал, какой вариант берем? — Виталий нервно щелкнул по клавиатуре.

— С Дмитрием Павловичем все согласовано, и мы принимаем конечное решение, — твердо сказал Сергей Алексеевич.

— Установленная норма прибыльности по этому проекту позволяет нам выбирать.

На экране появилась светлая комната, выполненная в сером стиле с резкими синими полосками на стенах, выводящими очертания незатейливого логотипа. За столом сидело трое мужчин с одинаково радушным выражением лица. Сидевший по центру абсолютно лысый мужчина поблескивал начищенной лысиной.

— Привет! Как дела? — начал он по-русски с карикатурным акцентом.

— Привет, Рональд! Как всегда все ОК, — ответил ему Сергей Алексеевич по-английски.

— Надеюсь, что столь ранний час не нарушил ваши планы?

— О, что вы, конечно нет! Дело превыше всего, — ответил лысый Рональд по-английски, сидевшие рядом с ним часто закивали в знак согласия.

— Хорошо. Тогда приступим к делу? — Сергей Алексеевич взглянул в документы, а потом на своих коллег, призывая начать дискуссию.

— Хай, Рональд, Хай Джим, Генри, — поздоровался Виталий, делая акцент на своем произношении.

— Вы знаете, что мы подписали контракт и готовы заключить контракт с вами.

— О, да! Это прекрасная новость! — ответил ему Генри, сидевший по правую руку от Рональда.

— Мы готовы, осталось только поставить подпись.

— Я хотел узнать, сможем ли мы сократить сроки поставки? Конечный клиент хочет ввести завод уже в марте следующего года.

— Мы будем стараться, но вы же понимаете, что многое от нас не зависит. Есть необходимые технологические периоды при изготовлении, которые мы должны выдерживать, — ответил ему Генри.

— Кроме того не забывай про срок поставки комплектующих. По некоторым позициям он довольно значительный, — ответил ему Джим.

— Мы это все понимаем и не давим на вас, — вступила в разговор Елена. Ее речь была раскованная и свободная, показывала хороший уровень английского. — Возможно, вы сможете отгружать оборудование частями, чтобы мы могли уже начинать монтаж?

— Как ты линии разделишь? — прошипел по-русски Виталий, криво ухмыльнувшись.

— Я думаю, — Рональд остановился и недолго пошептался с коллегами.

— Мы сможем разделить поставку на три этапа. Да, так даже будет лучше, спасибо, Элен.

— Но надо понимать, на каком варианте вы остановились, — сказал Генри.

— Мы рекомендуем иметь запас по производительности, так как никто не сможет гарантировать неизменное качество сырья.

— Да, у нас уже были подобные проблемы в Африке. Когда каждый день меняется сырье, то мы не можем гарантировать стабильность процесса, — добавил Джим.

— Но мы же не Африка, не надо нас обижать! — рассмеялся Виталий.

— Мы остановились на третьем варианте, завод не будет выходить на полную мощность.

— Ты в этом уверен? — удивился Рональд.

— Мы еще пока обсуждаем, — вмешалась Елена, бросив раздраженный взгляд на Виталия. — Сегодня мы пришлем наш заказ, а контракт Алена уже подготовила.

Австрийцы заулыбались, глядя на покрасневшую от смущения Алену.

— У меня был вопрос по переходу права собственности — сказала Алена, голос не выдавал смущения, звучал четко и звонко. Наши юристы предлагают изменить этот пункт на…

— О, давайте не будем, — махнул рукой Рональд, широко улыбаясь.

— Мы прислали стандартную форму, а ваши требования законодательства мы знаем. Напишите вашу версию, мы подпишем.

— Отлично! Тогда остается один вопрос о плане работ выполнения проекта. Мы должны будем на следующей неделе представить его клиенту, — Елена сделала себе несколько пометок в ежедневнике.

— План мы предоставим после подписания контракта, — ответил Генри. — Но, хочу еще раз заметить, что мы рекомендуем выбрать линию с запасом по производительности.

— Конечно, она же стоит на 30 % дороже! — воскликнул Виталий.

— И это тоже! — рассмеялся Джим, — хорошее оборудование не может стоить дешево.

— Есть ли у вас вопросы к нам? — спросил Сергей Алексеевич.

— Нет, у нас нет, — ответил Рональд.

— Тогда до встречи через месяц в Новозареченске! — Сергей Алексеевич помахал им рукой.

— До свидания, — ответил ему по-русски Рональд.

Экран погас, сидевшие за столом молча смотрели друг на друга. Елена стойко выдерживала взгляд Виталия, одаряя его насмешливым презрением, на которое способна только женщина.

— Сергей, вот чего мы людям мозги пудрим, а? Ведь уже все решили, берем то, что утвердил Дмитрий Павлович! — вновь вспыхнул Виталий.

— Я считаю, что стоит прислушаться к рекомендациям производителя, — спокойно ответила Елена.

— Ты считаешь? И что дальше? За технику проекта отвечаю я! — вскричал Виталий.

— Не лезь не в свое дело. Твоя работа ходить и разговаривать!

— Иди, подыши на улицу, а то что-то ты перевозбудился, — сказала ему Елена, перемигнувшись с побледневшей Аленой.

— Виталий, прекрати. Елена отвечает за весь проект, и поэтому должна вникать во все вопросы. Твоя же задача помочь ей в этом, — Сергей Алексеевич, не мигая, посмотрел на Виталия, тот отвернулся.

— Я всегда готов, Елена Николаевна. Приходите, я вам покажу все циклограммы.

— Обязательно приду.

— После двенадцати собираемся у Дмитрия Павловича и определяемся с конечным предложением, — Сергей Алексеевич встал и стал собирать свои документы. — Я думаю, что вторую конференцию стоит отменить, пока мы внутри себя не договорились. Все, по местам.

Елена и Алена вышли первыми, тихо перешептываясь друг с другом. В офис уже подтягивались сотрудники, не торопясь начинать рабочий день. Опенспейс медленно заполнялся гулом голосов, редких звонков и тягучих запахов фирменных духов и пахучих одеколонов. Пока не начались планерки, Елена попросила двух парней из техотдела помочь им перенести стол Алены к ней в кабинет, и уже скоро они с Аленой сидели напротив друг друга, привыкая к новой обстановке.

— Мы как в резервации, — сказала Алена, оглядываясь назад на приоткрытую дверь, за которой шумел утренний офис.

— Может это они в резервации? А мы с тобой как раз на свободе? — парировала Елена, сама неуютно чувствовавшая себя в глухом кабинете, с белыми безликими стенами и тихо шелестевшем кондиционером. — Но другого нет, надо привыкать.

— Не помню, у кого читала, вроде это был Беляев, — Алена задумалась. — Нет, не могу вспомнить. Так вот, там рассказывалось о планете, где размеры тюрьмы постепенно разрослись на всю планету, и было уже сложно определить, кто находится в действительно в заточении, тюремщики или заключенные. Очень похоже на нашу жизнь.

— Ох, Аленка, я в твои годы думала только о парнях и шмотках. И в кого ты такая пошла?

— В папу, — Алена заулыбалась. — Он у меня очень умный.

— Да-да, похоже. А я вот со своим так сильно спорила всегда, аж до пены на губах. А сейчас понимаю, зачем все это надо было, — Елена погрустнела и нервно подернула плечами.

— И я со своим спорю. Но мы мирно. Как правило, говорим одно и то же, но по-разному, а мама только охает и качает головой.

— Ладно, давай перейдем к делу, — Елена разбудила компьютер, — надо составить список открытых вопросов.

— Ага. А еще я хочу к Лехе с Игорем сходить, чтобы они мне популярно объяснили разницу по этим фильтрам.

— Давай, а мне потом расскажешь. А я пока расчеты подобью, что-то мне этот Виталик не нравится.

— Так он вам завидует. Он же думал, что его поставят главным по проекту.

— Может и так. А ведь раньше он был вполне ничего, приветливый.

— Амбиции, Елена Николаевна, амбиции.

— А разве у тебя их нет? Вот не поверю.

— Есть, конечно, но они не связаны с работой.

— А, ты про свою мечту реализоваться у себя. Но это всего лишь мечта там, в Ярославле.

— Это не мечта — это мой план!

— Тебя отговаривать не буду, знаю, что бесполезно.

— Да, не стоит. Ну, я пошла?

— Давай, только сильно не задерживайся, нам еще план прикинуть надо.

— ОК, босс! — Алена взяла папку с ТКП и вышла, оставив, предусмотрительно, дверь полуоткрытой.

Елена посмотрела на офис в открытую щель, ловя приглушенный шум голосов и свист оргтехники, стоявшей прямо за стеной. Вспомнился вчерашний разговор с Антоном, молчание Андрея, его недовольный, впрочем как обычно, взгляд. В кабинет вошел СергейАлексеевич, вырывая ее из паутины задумчивости и тоски.

— Ну, как на новом месте? — он поставил на ее стол тарелку с конфетами и миниатюрными пирожными. — С новосельем!

— Ой, да вы меня закормите! — наигранно возмутилась она, но тут же схватила одну из конфет, чувствуя нестерпимый голод.

— Ничего, осилите с Аленой. Вам можно. Так, давайте подумаем, что будем делать с нашим техэкспертом. Я смотрю, Алена засела в техотделе, это Вы ее отправили?

— Нет, это она сама вызвалась. А что решать? Если Дмитрий Павлович сказал, что мы можем сделать? — Елена картинно развела руками, поблескивая глазами.

— Посмотрим, но делать надо. У нас не в первом проекте возникают подобные вопросы.

— Да, я помню, но разве это как-то что-то меняет? Главное первичный cashflow, а там дальше как кривая выведет. Акционеры довольны, остальное рабочие моменты, так же любит говорить Дмитрий Павлович?

— Любит, но это не снимает с нас ответственности, — он посмотрел на часы, стоявшие на шкафу у входа, — мне пора на планерку, у нас готовится еще пара проектов в этом году. Вы тоже подготовьте обоснование, а я вас поддержу.

— Хорошо, Сергей Алексеевич. Но, я думаю, что это мало что изменит.

— Не будем забегать вперед. Пускай в этот раз я буду оптимистом. А по остальным поставщикам вопросов нет?

— Тут, слава богу, нет. Нам хотели навязать дешевые замены, но тут уж завод настоял.

— Хорошо, тогда до встречи.

После того, как он вышел, она с жадностью съела три пирожных, желая съесть еще, но сделав титаническое усилие, отодвинула тарелку на стол Алены так, чтобы не видеть ее за своим широким монитором.

День пролетел стремительно, не останавливаясь, неся вперед в разгоряченных вагонах кипучей деятельности. Полуденное собрание вышло за рамки отведенного времени, оставляя в сухом остатке горечь непонимания и бессилия. Именно с этим багажом вернулась Елена в свой кабинет, резко захлопнув за собой дверь. Алена не стала расспрашивать, и так понимая результат. В шесть вечера Елена буквально вытолкала Алену домой, применив право начальника, видя, что ее ассистентка устала, закопавшись в лавине комментариев юротдела, накрывший их под конец дня.

Оставшись одна, Елена вяло пролистывала почту, слушая, как пустеет офис. Скоро стало совсем тихо, с ней оставался только кондиционер, устало певший свою простую мелодию ветра. Она набрала мужа, номер был занят. Вернувшись к почте, она и не заметила, как часовая стрелка перешла на девятый час. Она вновь набрала Андрея, он не взял трубку.

Вечер одарил ее прохладой остывающего дня, начавшее уже раньше темнеть августовское небо, раскрасилось яркими розовыми пятнами невесомых облаков, приятно дул теплый ветер. В кафе, рядом с бизнес-центром, было не протолкнуться, и она пошла вниз по бульвару, решив пройти пару остановок до своей линии. Вдыхая вечерний город, Елена постепенно выпрямлялась, усталая походка приобретала былую грацию, глаза наполнялись игривым блеском. Она стала замечать заинтересованные взгляды мужчин, встречавшихся ей на пути, рука невольно скользнула в сумочку за зеркальцем, да, так и есть, лицо посвежело, будто бы и не было вчерашнего вечера и тяжелого дня. Вот так раньше они часто гуляли с мужем, о, как давно это было… очень давно, но сейчас она подумала не о нем, а об Антоне. Ей просто захотелось с ним поговорить, без других мыслей, просто поговорить, хотя она никогда не забывала их единственную ночь вместе пару лет назад, когда у них был свободный вечер в Сочи после форума. Вот и сейчас она вспомнила об этом, остановившись возле входа в небольшое кафе, где были свободные столики. Она вспомнила себя, такую застенчивую, а поутру виноватую, бессмысленно каявшуюся, и его, заботливого и бесконечно нежного, любящего. А ведь он ей никогда не врал, ни тогда, ни сейчас. Андрей так и не перезвонил, она вошла в кафе и заказала ужин.

— Привет! — раздался в трубке бодрый голос Антона. Она не удержалась и набрала его. Только сейчас ей стало понятно, что она не знает, зачем ему позвонила.

— Ну как ты? Не хотел тебя сегодня дергать.

— Привет, все хорошо, как всегда, сам знаешь, — она расслабилась в мягком кресле, почему-то смущенно посмотрев на официанта, принесшего салат.

— Как твои дела?

— Все хорошо, жена приехала, вот, так.

— Ой, я наверное тебе помешала?

— Нет, как раз нет. Ты меня спасла! Они там с подругами засели на кухне, а я никак не мог улизнуть оттуда. Ты же мне по работе звонишь?

— Конечно, как же иначе, — она рассмеялась. — Ты извини, я тут поужинать зашла.

— А, приятного аппетита. Давай, я тебе перезвоню попозже?

— Нет, что ты. Расскажи мне что-нибудь, а я послушаю, а?

— А что тебе рассказать?

— Не знаю, что хочешь. Подожди, я гарнитуру включу, — она положила телефон и достала из сумочки гарнитуру. — Давай, я поем, ничего, если буду чавкать?

— Да на здоровье. Так, чтобы тебе рассказать, хм, сейчас-сейчас. Помнишь, я ездил недавно на один уральский ГОК?

— Угу.

— Забавный городок, но, надо сказать, чистый и ухоженный. Меня это приятно удивило. Конечно, и тут есть эти поражения, эти алкоопухоли в каждом квартале, ну ты знаешь, как я к этому отношусь.

— Да. Мне кажется, что ты слишком категоричен к этим магазинам. Я вот не представляю, как буду жить без вина — ты даже не сможешь вообразить, какая я буду мерзкая баба!

— Да нет же, я не против таких магазинов, просто считаю, что их должно быть меньше, а не в каждом районе по десятку. Это спаивает народ.

— Народ? А кто это — народ?

— Не паясничай, все ты поняла. Был случай, я зашел в маленький магазинчик купить сигарет, а рядом, буквально дверь в дверь, алкомаркет. Рядом стоит парень, молодой, ну как твоя Аленка, а может и младше. Стоит и смотрит на меня жалостливо. Потом денег попросил, не хватало на бутылку.

— Ну и что, не дал?

— Не совсем. Зашел и купил бутылку нормальной водки, чтобы хоть дрянью не травился. Ну, это ладно, не будем о грустном. В городке всего две гостиницы, и обе принадлежат ГОКу. Есть еще один пансионат, расположен практически в черте города, неплохой, кстати, по его постояльцам можно всю историю фабрики прочитать.

— И ты жил в пансионате?

— Ну естественно, не в этих же клоповниках. Там хотя бы можно было нормально поесть, а другие рестораны, собственно их два, один в гостинице, а другой неподалеку, так там невозможно, дорого и невкусно. Интересно, но в гостинице в ресторане сохранился еще платный вход, я всегда думал, что этот архаизм уже изжил себя, но нет. И ведь понимаешь, ходят и платят.

— Ну, так больше некуда же. А что там такого, стриптиз или?

— Не знаю, я там не был. Меня сам факт платного входа возмутил. Местные рассказали, что там в основном горько пьют, а потом бьют морды.

— Да уж, ну и ну. Пока очень грустно.

— Ну а что веселого? Чем дальше от Москвы, тем больше жизнь замирает, а где-то она и почти остановилась. Городок этот вырос из старателей, начали разрабатывать месторождение, а там и бараки в жилые массивы переросли. Но вот что интересно, оцени подход к делу, пока строилась фабрика, параллельно строились и другие предприятия — швейная фабрика, хлебокомбинаты, школы, детсады, поликлиники, больницы. По проекту для работы переселяли целые семьи, а надо было же не только обеспечить жильем, но и создать рабочие места для всех членов семьи. Вот так, а сейчас что было бы? Искали бы инвестора с факелами и собаками.

— Найти инвестора — это искусство.

— Да, искусство обмануть. А вот еще, фабрика каждую неделю устраивает субботники, убирают одну улицу, командируются работники и чистят свой город.

— Это здорово, не представляю этого здесь. Столько бы шума и вони бы поднялось!

— Ну конечно, мы же за все это заплатили.

— Ага, именно. Ах, как жаль, что я не твой проект веду. Ну почему ты не хочешь со мной работать?

— Хочу, почему же не хочу. Но только не работать.

— Не надо, не начинай опять. Итак, вчера меня заставил нервничать.

— Я не хотел тебя обидеть, был честен с тобой, и ни от чего не отказываюсь.

— Я знаю, знаю. Давай не будем об этом. Тебя жена не заждалась?

— Да, зовет.

— Ну, ладненько. Привет можешь не передавать.

— Да, думаю, не стоит. Завтра в командировку, начинается тур по Сибири.

— О, понятно. А когда вернешься?

— К концу сентября.

— А, понятно. Тогда меня не будет — будем по стройплощадке расхаживать.

— Это нужное дело. Если что, звони, подскажу что-нибудь.

— Обязательно, а ты подготовь что-нибудь повеселее, а то нагнал на меня грусти.

— Постараюсь, ну все, пока.

— Пока, — копаясь ложкой в десерте, она смотрела, как гаснет экран телефона после завершения вызова.

Домой она пришла поздно, стрелка приближалась к одиннадцати часам. В квартире было темно и тихо, пахло застоявшимся запахом перегретого обеда и сигарет, видимо Андрей опять курил в квартире. Елена быстро разделась, сразу отложив то, что она наденет завтра. Выйдя из душа, она долго и придирчиво разглядывала себя, отмечая явные признаки увядания молодости, так незаметно покидавшей ее. Ей захотелось увидеть себя глазами Антона, искренне восхищавшегося ею, но наметившиеся проблемы на бедрах, не идеальная грудь, как она считала, не позволили ей увидеть себя по-настоящему, затмевая взор пеленой навязанных комплексов. Она вновь задумалась о пластике груди, ей было немного завидно смотреть на Настю, сделавшую недавно уже вторую операцию, и щеголявшую упругими идеальными грудями, нарочито обтянутыми или почти выпадающими из декольте. Елена вспомнила, с каким интересом эти груди рассматривал Андрей, совсем не стесняясь ее, вспомнила Настю, с ее укоризной в ее адрес, что она не хочет порадовать мужа.

— Алло, а ты где? — Елена лежала в кровати, теребя свободной рукой полы легкой ночной рубашки. На этот раз Андрей взял трубку. Было шумно, и она с трудом его слышала.

— А понятно… ну забыла, наверное… ну нет конечно… ну прекрати… ладно, давай завтра, я устала… да устала… все, пока!

Она со злостью бросила телефон рядом, что-то разладилось у них. Она потрогала холодную постель рукой и почти с головой укрылась легким одеялом.

— Привет, дочурка! — как всегда бодрым голосом поздоровался с Аленой ее отец, глядя на дочку с экрана светящимися любящими глазами.

— Здравствуй, папа, — важным голосом ответила Алена, расплываясь в улыбке, как в детстве, не хватало двух непослушных косичек.

— Ты один?

— Нет, мать пока на кухне копается. Скоро подойдет. Ну, ты как, уже устроилась? Все нормально?

— Да, все отлично! Ты не представляешь, тут номер больше, чем та халупа, которую я снимаю! — она подняла со стола ноутбук и провела для него обзорную экскурсию.

Номер действительно был большой. Основная комната делилась на три большие зоны, которые в оснащении не уступали друг другу. Одежда потерялась в пространстве, разбросанная Аленой по номеру, ей пока не удалось нормально расположиться, да и просто было лень. — А ты посмотри, какая тут ванная! — Алена вошла в ванную комнату, стараясь с перспективой передать блеск и роскошь гостиничного санузла. — Какая большая ванна! Мне кажется, что я там смогу поплавать!

— Смотри, за буйки не заплывай, а то знаю я тебя.

— Ну, вот сколько лет ты мне еще будешь вспоминать тот случай. А? По-моему, уже пора было забыть! Я теперь серьезная женщина!

— Пф, как была вертлявой макакой, так ею и осталась. Для меня ты всегда останешься маленькой девочкой. А случай тот мне не забыть никогда, помнишь, как ты нас тогда всех перепугала?

— Не помню, конечно же. Я же тогда маленькая была. А вы все на меня потом орали с такими страшными лицами! — Алена спародировала разгневанное лицо, грозя указательным пальцем, как любил делать ее отец в минуты наставления дочери.

— Бегали что-то, кричали, а я, может быть, хотела с дельфином подружиться!

— Ну ладно, что об этом говорить. Теперь же ты уже взрослая, в Москву перебралась.

— Да, я живу в М-а-скве! — нарочито растягивая слова, ответила Алена. — Но это же ненадолго, еще немного осталось, и я вернусь домой.

— Ага. Мать все переживает, что ты свое будущее угробишь. Хочет, чтобы ты не бросала работу и строила карьеру. Вот так, наказ матери я тебе передал, — он придвинулся поближе к камере и заговорил шепотом.

— Она меня уже на части распилила, чтобы я на тебя повлиял.

— Ну, ты же сам понимаешь, что это бесполезно! — Алена громко рассмеялась.

— Одна же порода!

— Это правда, одна. Вот говорят, что второй ребенок больше похож на мать. Ты, слава богу, не пошла в меня лицом, представляешь, какая страшная была бы девка, ух!

— Ну почему же страшная? Довольно симпатичная.

— Довольно симпатичная в мое время означало, что девушка страшная, но добрая.

— Это тоже неплохо. Но характер-то у меня твой!

— Мой-мой, самый лучший!

— Самый лучший! — она передала в камеру свой поцелуй.

— Я люблю тебя, папа! Спасибо, что не давишь на меня, как…

— Как мама? Ты не обижайся, она тебе добра желает, вбили все в голову, что жить можно только в Москве.

— Нет, папа, это не жизнь! — звонко ответила она и испугалась своего громкого голоса.

— Ой. Что это я разоралась.

— Почему не жизнь?

— Да потому! С утра до ночи на работе, а надо еще диплом писать! В выходные тоже работу доделываю! А я так не хочу! Хочу семью и детей — минимум двое! А Пашка где?

— Пашка сегодня на ночной смене. Завтра Маринка заедет с хулиганами, вот мать и печет, печет!

— Она пирожки печет? Ой. Как вспомню, так слюна сама собой выделяется, как у собаки Павлова!

— Это да, наш семейный условный рефлекс. Я вот тут сижу, в животе все возмущается от запахов. Может удастся парочку свиснуть, пока не смотрит.

— Действительно, ты же все съешь!

— Нет, все не смогу! Там уже на роту солдат. Всем хватит. К нам когда собираешься?

— Не знаю, не раньше Нового года, столько всего навалилось, а еще этот завод!

— Да, помню. Ты уже была на стройплощадке?

— Нет, мы сегодня только приехали, завтра поедем смотреть на эти руины.

— Почему же руины?

— Так их назвал наш сотрудник. Он был тут год назад.

— Ну тогда уже не руины, должны уже цеха возвести.

— Да, все вроде построили. Что-то там подводят, коммуникации какие-то и прочую хрень, я не разбираюсь.

— Захотела бы, разобралась бы.

— Нет, не хочу! Я хочу! Я хочу замуж!

— Вот так, значит? Замуж и все?

— Да, замуж! — настойчиво повторила она. — Мне уже давно пора!

— Ну, пожалуй, да, пора. Мы-то с твоей матерью уже Пашу нянчили.

— Вот, а я торможу. Не хочу быть как моя начальница, в сорок лет и без семьи.

— Почему без семьи? Ты же говорила, что она замужем?

— Да там одно название, — Алена приблизила лицо к камере и зашептала громким шепотом. — Там брак одно название, я думаю, что они уже давно не спят друг с другом.

— Так, — строго сказал отец. — Это ты со своей матерью обсуждай, а меня не вмешивай. Я не могу поверить, что ты уже такая взрослая.

— Папа, ну не будь ханжой! Я уже давно взрослая и все знаю.

— Ну, ты не зазнавайся, знаешь, да не все, соплячка еще.

— И ничего не соплячка!

— Ладно, меня там мать зовет, может пирожок даст. Давай, позже созвонимся, а ты пока приберись, а то разбросала все. Полнейший бардак!

— Да ладно, ты это заметил? — смутилась Алена, обнаружив на кресле рядом беспорядочно разбросанное нижнее белье. — Я такая неряха!

— Ничего, научишься. У вас там с Димкой все нормально?

— Да, все отлично, а что?

— Да ничего, просто интересуюсь.

— Папа, не переживай, у нас все хорошо.

— Ну и Слава богу. Ну, все, пока-пока.

— Пока, папа! — она отправила ему воздушный поцелуй и закрыла ноутбук.

Алена огляделась вокруг, стоило конечно разложить все по полкам, но она решила это сделать вечером. В комнате было жарко, кондиционер включать не хотелось. Алена стянула с себя облегающее по фигуре платье и вальяжно развалилась на постели. Красивые волнистые волосы струились по плечам и груди, едва дотягиваясь до живота, стройные ноги тянулись к окну, к яркому солнцу, бесстыдно гладившему ее тело горячими лучами. Через несколько минут она и не заметила, как уснула, разморенная дорогой и негой теплого дня.

Солнце уже стало медленно плыть к закату, оставляя за собой след жаркого дня, медленно растворявшегося в долгожданной прохладе. За окном негромко катились машины, доносились спокойные голоса людей, стоявших у центрального входа гостиницы. Елена сидела согнувшись за столом и нервно кликала мышкой. У входа уныло стоял чемодан, забытый ею после заселения. День пролетел незаметно, поглощенный рутиной бесчисленных таблиц и каскадом неизвестных ей терминов и понятий, так часто встречавшихся в ТКП по новому проекту, что она в конце концов запуталась, а слова уже стали сливаться в один большой безобразный ком, мешавшийся перед глазами.

Как прилетела она с Аленой в областной центр, так и не раздеваясь и не умывшись, засела за работу. Спину ломило от неудобной позы, приходилось слишком сильно наклоняться к журнальному столику, явно не предназначенному для работы с компьютером, ноги тяжелели и требовали к себе внимания. В комнату постучали. Елена не сразу поняла, что это к ней, продолжая вчитываться в пояснительную записку, но прочитанное все больше напоминало китайскую грамоту. Постучали снова. Она встала и открыла дверь.

— Ой, да чем вы тут занимались? — на пороге стояла посвежевшая после дневного сна Алена, одетая в беззаботное летнее платье. Волосы ее были убраны в косичку, которая свободно болталась между лопаток. — Опять за работу засели, ай-яй-яй!

— Ну кто-то же должен работать, — начала Елена, но Алена не дала ей продолжить, потянув ее за дверь.

— Идемте есть, так в статую превратитесь!

— Дай мне хотя бы умыться! — возмутилась Елена.

— У вас пять минут, — строго сказала Алена и бесцеремонно села в кресло возле журнального столика.

— А ты чего это раскомандовалась, а?

— Ввиду сложной ситуации приняла командование на себя! — отчеканила Алена, вспомнив давно просмотренный фильм про войну.

— Ну-ну, — Елена ушла в ванну и принялась умываться.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, она решила переодеться, уж больно завидно ей было смотреть на Алену, будто бы нарочито легкую, в укор ей, желая посоперничать со своей молодой ассистенткой.

— Ну что, какое? — Елена достал из чемодана два легких летних платья, одно было зеленное, с яркими цветами, а другое синее, в морскую полоску.

— А какое у вас настроение?

— Ну, не знаю, хочется просто погулять. Наверно так, — пожала плечами Елена.

— Тогда зеленое! — уверенно ответила Алена, поигрывая полами своего длинного белого платья с маленькими цветами, горстями рассыпанными по мягкой ткани.

— Ладно, я в ванную иду, ненадолго, — Елена поспешила в ванную, и вскоре зашумела вода.

Алена деловито придвинула к себе ноутбук, но быстренько посмотрев на открытые документы, картинно зевнула и закрыла его крышку, отодвигая подальше от себя. Пока Елена принимала душ, Алена листала на телефоне отзывы о ближайших кафе, но ничего путного не нашла, решив довериться воле случая.

— Я готова, — Елена вышла из ванны, бодрая и повеселевшая. Волосы были убраны в аккуратный пучок, платье невесомо струилось по ее телу, заманчиво приоткрывая красоту ее фигуры.

— Подождите-ка, — Алена подошла к ней и долго рассматривала. Потом она встала у нее за спиной и распустила волосы.

— Вот так гораздо лучше!

— Как-то несерьезно выгляжу, — Елена не без удовольствия осматривала себя в зеркале, поправляя освобожденные волосы.

— Отлично выглядите! Елена Николаевна — Вы просто красотка!

— Скажешь тоже, — смутилась Елена. — Ну да, ничего еще вполне.

— Идемте, есть охота!

— Подожди, дай хоть сумочку взять.

Они вышли из гостиницы, и пошли вниз по бульвару. Улица была ухоженная, с чистым тротуаром, выложенным из светлой плитки, по краю которого в строгом порядке были высажены постриженные деревья. Чистые фасады невысоких зданий с красиво оформленными вывесками дорогих магазинов и модных кафе создавали впечатление европейского города. Машины вальяжно двигались к светофору, водители подолгу разглядывали двух хорошеньких девушек, цокавших каблуками и не замечавших их.

— А давайте здесь, — Алена жадно втянула запах жареного мяса, остановившись около одного кафе, слегка затерявшегося в глубине здания между двумя модными бутиками.

— Давай, мне все равно.

Они вошли в кафе, где их тут же подхватил бойкий юноша, усадив за небольшой столик у окна, за которым был виден бульвар. Он стал расхваливать кухню, предлагая лучшие блюда из меню.

— Я хочу мясо! — громко сказала Алена и игриво взглянула на юношу, тот слегка зарделся.

— У нас сегодня нежнейшая телятина и потрясающие бараньи ребрышки. Очень рекомендую.

— Ох, даже не знаю, что и выбрать, — Алена призывно втянула носом запах с кухни. — Давайте, наверное, ребрышки. Боюсь, что два блюда я не осилю. Да, и салат, зеленый, хорошо?

— Записал, что желаете из напитков?

— А давайте пива, местное есть?

— Конечно, с частной пивоварни.

— Вот, его. Ну, а Вы, Елена Николаевна, что будете, опять салатик и профитрольку? — съехидничала Алена.

— Ах вот ты как! — возмутилась Елена, немного обиженная тем, что она назвала ее по имени отчеству в присутствии этого красивого юноши.

— Я тоже буду ребрышки и салат!

— Может, вы возьмете телятину? А мы поделим порции, так вы сможете попробовать оба блюда? — предложил юноша, Алена согласно закивала.

— А что, давайте. И пиво принесите, пожалуйста, только мне нефильтрованное.

— Записал. Что-нибудь еще?

— Пока нет, а там посмотрим, — заулыбалась Алена, предвкушая чудную трапезу.

Через пару минут юноша вернулся с двумя слегка запотевшими бокалами пива и тарелкой душистых гренок из бородинского хлеба.

— Ну, за нас, — подняла бокал Елена.

— За нас, — Алена чокнулась с ней и сделала большой жадный глоток.

— И не называй меня Еленой Николаевной, — прошипела Елена, сверкнув на нее глазами.

— Вам парень понравился, да? — Алена повернулась к барной стойке.

— Да, ничего, симпатичный.

— И вообще, что ты меня все на «Вы» называешь? Я себя такой старой чувствую.

— Вы моя начальница, как же иначе, — пожала плечами Алена.

— Сейчас я тебе не начальница, договорились?

— Давайте, — Алена замешкалась. — Давай.

— Вот, так-то лучше. Ты к завтрашнему дню готова?

— А что там готовиться? Мы же сотню раз все проговаривали.

— А я вот чувствую, что не готова. Опять придется с этим… мудаком, честное слово, как он

меня достал!

— Не переживай, — Алена легко перестроилась, воспринимая начальницу как подругу, в ее голосе появилась некоторая вальяжность.

— Он тебе просто завидует.

— Но я не виновата, что он не смог себя проявить. Я к этой должности десять лет шла, потом и кровью, ночей не спала.

— Да, я знаю. Ну и как теперь?

— А что теперь? Ты о чем?

— Ну как себя чувствуешь, когда цель достигнута?

— Не знаю, никак. Ничего не чувствую. Сначала была рада, счастлива, — Елена помрачнела, вспоминая реакцию мужа на ее повышение, полное безразличие и какую-то неприкрытую злобу к ней. — Не знаю, Ален, ничего особо не изменилось, работы только прибавилось. Да еще приходится с каждым договариваться, ужас какой-то!

— Я так и думала. Не стоит оно того. Не жизнь, а фата-моргана.

— Это еще что такое?

— Так мой папа говорит, когда человек сам себе миражей настроит, а потом живет под их властью, а в итоге — ничего, пустыня вокруг.

— А я смотрю у тебя отец философ. Он кем работает?

— На коптилке, как он говорит. Инженером или старшим мастером, я никак не могу запомнить, нефть перегоняют туда-сюда.

— Да, интересно. Ну, а ты сама как думаешь? Стоит оно того?

— Я думаю, что каждый должен сам решать. Если так рассуждать, то вся наша жизнь сплошной мираж, который накладывается потом на еще один, и еще один. В итоге и нельзя понять, где настоящее, а где то, что мы сами придумали для себя. Это не я такая умная, вовсе нет. Мне такие мысли и в голову не приходили.

— А ты в отца больше пошла, да?

— Да, слава богу. А то была бы жадная, как мама.

— Ну, ты что, мама должна быть бережливой, надо семью кормить, все правильно.

— Все это верно, но только ведь это тоже мираж, мираж достатка.

— Ну хорошо, а что тогда есть. Вот что есть вокруг без миражей, которые мы сами для себя рисуем?

— Не знаю, — пожала плечами Алена, — и не хочу знать!

— Интересная у тебя логика.

— Не-ет, тут логики нет. У меня есть план, который должен сбыться, а остальное неважно.

— Получается, что я себе все придумала, и мне это не надо было?

— Я не знаю, почему ты меня спрашиваешь? Я же не могу другому человеку в голову залезть?

— Жаль, мне бы хотелось самой понять себя. Черт, ну ты мне и голову заморочила! Я теперь спать не буду, буду думать об этом!

— Нет, не надо об этом думать. Вон уже нам еду несут! Ура-ура!

Официант принес им салат, и они набросились на него с разгоряченным от пива аппетитом. Потом принесли горячее, пышущее жаром и томительными ароматами, заставлявшими нестерпимо желать его, набросится на кушанье с неприкрытой жадностью.

Уже давно Елена не чувствовала себя так хорошо. Голова полностью освободилась от гнетущих мыслей, заражаясь беззаботностью юности от Алены, она молодела в душе, смотря на мир вокруг свежим, незатуманенным взглядом. Уже позже, лежа на кровати в номере, она переписывалась с Антоном, ей не хотелось разговаривать, особенно после сухого разговора с Андреем, опять чем-то недовольным, ей хотелось читать его, наделяя короткие фразы на экране телефона образом Антона, такого, каким сейчас видела она его, но и таким, каким он мог и не быть в реальности. Еще один мираж, улыбалась она себе, еще один, но такой пленительный, необходимый.

Новый день принес с собой проливной дождь с самого утра и нервную суетливость, заставлявшую все время что-то делать, ходить с раздраженным видом по холлу гостиницы. Именно в таком настроении, не сулившим ничего хорошего, встретили Елена с Аленой Виталия и австрийцев. Мужчины громко и нервно о чем-то спорили, куря сигареты одну за другой.

— Доброе утро, — просияла отдохнувшим лицом Елена. Она была одета в строгий костюм, на плече висела сумка с легким ноутбуком, она была выспавшаяся с хорошим благожелательным настроением, не хотелось ни спорить, ни ругаться, как обычно при виде Виталия.

— Как вы спали, господа?

Рядом стояла слегка заспанная Алена, так и не проснувшаяся после трех чашек кофе за завтраком. Сумка ее была побольше, вся растолстевшая от толстых папок с документами. Алена деловито кивнула мужчинам, встала чуть поодаль, зевая тайком.

— Доброе утро, — процедил сквозь зубы по-русски Виталий и неодобрительно взглянул на Елену, которая только шире улыбнулась на его готовящийся очередной выпад.

Австрийцы продолжали спорить друг с другом, не обратив внимания на приход дам, как этого требовал этикет, хотя может и уже не требовал. Елена спокойно к этому относилась, понимая, насколько разная у них культура, насколько они разные. Это понимание помогало ей находить общий язык с европейскими компаниями, не стараясь продавить им свое трактование терминов, ясно осознавая, что это абсолютно бесполезно. Вскоре подъехал микроавтобус с ярким логотипом фармкомпании на двери. Елена с Аленой сели на задний ряд, предоставляя перебравшим накануне мужчинам, продолжить свой бесполезный спор друг с другом. Автобус быстро покинул город, опасно разгоняясь на пустой дороге. Елена смотрела на пейзаж за окном, ловя глазами проносившиеся бескрайние поля, сливающиеся с дорогой в одну большую бесконечную равнину. Изредка попадались встречные машины, летевшие столь же стремительно в нарушении требований одиноких знаков. Алена тихо дремала рядом, не обращая внимании на непрекращающийся гомон голосов сидевших впереди. Через час они прибыли на место. Микроавтобус остановился у подъезда нового блестящего на выглянувшем солнце здания из салатового стекла. Ухоженная территория вокруг радовала глаз, но все же отдавала неестественностью идеальных линий клумб, ровностью дорожек и идеальным асфальтом. Все было как на картинке или в конструкторе, который Елена часто видела в «Детском мире», выбирая очередной подарок для племянника. У входа их встречала высокая, стройная девушка с блестящими черными волосами, аккуратно подвязанными лентами в том же салатовом стиле, что и здание. На ее белоснежной блузке красовался логотип компании, а безупречно выглаженные брюки делали ее еще выше, чем она сильно смутила вышедших из салона автомобиля мужчин, почему-то сразу замолчавших.

— Доброе утро! — весело, с явным говорком поздоровалась она, стараясь делать акцент на поставленном произношении, но от этого ее речь принимала несколько комичное звучание.

— Доброе утро, — ответил ей Виталий. Иностранцы покивали головами, вытаскивая свои, как всегда безразмерные дорожные сумки, заполненные всевозможными брошюрами, чертежами и еще бог знает чем.

— Прошу следовать за мной, — пропела девушка и с достоинством повела гостей внутрь.

В здании пахло свежей мебелью, пластмассой и новеньким ремонтом, все вокруг блестело и играло новизной. Тихий холл, негромкий звонок телефона и та же распевная речь молоденькой секретарши, сидевшей на ресепшене.

— Меня зовут Марина, я буду вас сегодня сопровождать. Если у вас появятся вопросы или просьбы, прошу не стесняться, мы сможем вам помочь, — девушка раздала каждому по гостевому бейджу и, дождавшись, пока все оправятся, повела гостей дальше вверх по стеклянной лестнице.

Австрийцы было взглянули на лифт, но он видимо пока еще не работал, слегка покряхтывая, они медленно поднимались по ступенькам, неся свои сумки.

В просторном конференц-зале было оживленно. Молодые проектные инженеры толпились около развешанных по стенам технологических схем, бурно обсуждая детали. Каждый доказывал свою точку зрения, водя пальцем по замысловатым линиям трубопроводов, ведущих от одного реактора к другому. Вскоре все вокруг перемешалось. Каждый хотел лично поздороваться с иностранным гостем, смотря на представителя австрийской компании не то с покорностью, не то с подобострастием, в тайне надеясь, что вот они-то и разрешат все их споры и он, именно он окажется прав. Марина незаметно рассадила всех проектных инженеров по местам и убежала за директорами. Австрийцы первым делом распаковались, вытаскивая из своих дорожных сумок громадные ноутбуки и пакеты с грошовой сувениркой, которой тут же одарили всех присутствующих. В зал энергично вошли директоры, кто был из них кто Елена не помнила, так как они были очень похожи — оба небольшого роста, коренастые и с круглым брюшком. Они сразу же объявили, что начало совещания будет через минут десять, поэтому просили не обращать на них внимании. Елена сидела напротив австрийцев, возле которых уже примостился Виталий, желая показать свою приближенность, безостановочно отпуская какие-то шутки, она даже и не пыталась вникнуть в их суть. К Алене подошел высокий молодой инженер и предложил сделать краткий обзор по технологии будущего завода. Через несколько секунд около Алены, вставшей у центрального стенда с 3D-моделью завода столпились пять парней, наперебой рассказывая каждый свою часть. Елена в полглаза наблюдала за ними, отмечая про себя правильную позу Алены, выгодно открывавшую ее фигуру для окружающих. Парни распушали свои хвосты возле нее, и даже австрийцы, откровенно засмотревшись на Алену сзади, встали и подошли к модели, не желая пропускать участие в этом по сути бесполезном, но от этого не менее приятном флирте. Елена бросила насмешливый взгляд на Виталия, который в отсутствии иностранных господ опивался минеральной водой.

— Долго вчера тусили? — спросила она его.

— Да, пришлось. Я один за всех отдувался. Вы же не соизволили.

— Вообще-то нас никто и не звал, — доброжелательно ответила Елена и бросила взгляд на Алену.

— Думаю, наши австрийские петушки были бы не против.

— Ну, вот сегодня вечером и пообщаетесь, а может и ночью.

— Ты свои фантазии держи при себе, мальчик. А вечером не получится, мы улетаем сегодня.

— Как улетаете? Я что опять за всех должен отдуваться?

— Я тебе уже говорила, что не стоит так долго планировать командировку, но ты тогда что сказал, а? Ну вот то-то. Надо экономить деньги компании. Понимаешь?

— Так дела не делаются, понимаешь? Главные вопросы решаются не здесь! — он раскраснелся и слегка повысил голос.

— Может раньше так и было, но сейчас все иначе, а ты так и не смог перестроится. Давай успокаивайся, нам еще целый день работать, хорошо?

— А что, я спокоен, спокоен, — он ухмыльнулся. — Я же не могу, как ты, решать вопросы в постели, да?

— Ох, какой же ты все-таки дурак, — Елена решила не реагировать на его очередной выпад, появившийся в последнее время. Виталий настойчиво пускал слух по компании, что ее продвинули после близости с генеральным. Сначала ее это бесило, доказывала обратное, но вскоре поняла, что ее доказательства никому не нужны, всем хотелось немного жареного мяса, а было ли это на самом деле никого не волновало, более того, даже сам генеральный, который был непонятной фигурой, по сути ничего не решавшей, стал ей подмигивать скорее в шутку, открыто демонстрируя всем комичность их домыслов, но это больше раззадорило публику, добавляя в сплетню новые подробности и сюжетные ходы.

Началом совещания послужило то, что один из директоров снял свой пиджак и повесил его на спинку кресла. Он несколько раз похлопал в ладоши, призывая всех занять свои места. Когда они сели, Елена вспомнила как кого зовут, и успокоилась, сделав незаметные пометки у себя в ежедневнике. Первый директор был слегка лысоват и ему было всегда жарко, второй же был более сдержанным и, как правило, всегда молчал, смотря на присутствующих внимательным требовательным взглядом. Слева от них сидела Марина, исполняя роль переводчика, и вела параллельно протокол совещания.

После окончания приветственной части, Елена взяла ход дискуссии на себя, демонстрируя хорошее понимание процесса, они с Аленой несколько недель до этого корпели над материалами. Ведя дискуссию так, чтобы поочередно высказывались все стороны, она держала нужный темп с помощью Алены, которая вовремя подкладывала ей нужные данные, когда Елена начинала забывать, чтобы обсуждение не скатилось в банальную перепалку, так как вопросов у принимающей стороны было очень много. В основном они касались методов проектирования, которые разительно отличались от принятых в России. Это могли увидеть даже она с Аленой. Как ни старался Виталий вместе с австрийцами объяснить, что эти несоответствия есть лишь следствие современных проектных технологий, которые практически полностью исключают человеческий фактор, а следовательно и ошибки, но у них ничего не получалось. Даже молодые инженеры, превозобладая врожденную веру в западную промышленность, прямо на технологических схемах пририсовывали верное расположение клапанов, регулирующей арматуры, насосов. Со временем Елена с Аленой запутались в технических подробностях, также как и Марина, уже не понимавшая, что она должна заносить в протокол, и Елена передала вожжи Виталию, который пыхтел у чертежей, отдуваясь за всех. Австрийцы же пару раз попытались сказать, что переделка проекта стоит денег, но их откровенно не поняли.

— Вам то что? Сдали проект и все, нет вас, а нам тут работать! Как мы эту хрень будем обслуживать? — распалялся первый директор, вскакивая с места и безошибочно показывая на основные болевые точки.

Когда накал дискуссии стал достигать своего апогея, Марина, переглянувшись со вторым молчаливым директором, объявила обеденный перерыв.

За гостевым столом в новенькой столовой смогли разместиться все. Когда они подошли, их уже ждал накрытый стол с простыми блюдами. Марина села рядом с Еленой и Аленой, замыкая круг мужчин, принявшихся за еду со здоровым аппетитом.

— У вас вкусно готовят, — сказала Алена, отмечая, что в их столовой в бизнес-центре вкус еды был совершенно иной, — не знаю, как сказать, похожа на настоящую что ли.

— Настоящую? — удивилась Марина. — Это вы про еду? Я обязательно передам нашему повару, ему будет приятно. А готовят здесь действительно хорошо. К нам даже иногда мэр с губернатором заезжают отобедать. А что плохого, по пути, да и бесплатно!

Она звонко расхохоталась, на что ей погрозил пальцем молчаливый директор.

— Молчу, молчу, — продолжая смеяться, ответила она ему. — Мы сюда переехали пару месяцев назад, ждем не дождемся, когда же завод пустим.

— Да, мы тоже, — ответила ей Елена, с удовольствием доедая куриные котлеты.

— А область участвует в этом проекте?

— Областной центр в основном разнарядки нам присылает, — ответил молчаливый директор.

— То школу надо построить, то поликлинику оснастить. Мы еще работать не начали, а столько вложений. Нет, вы не подумайте, мы не против, скорее сами часто делаем без указки с центра, но все же по правильному стоило бы сначала запуститься.

— А что, у вас есть опасения? — спросила вдруг Алена.

— Конечно есть. Мы не первый раз работаем с иностранцами и научены горьким опытом, — вздохнул он.

— Но сейчас все будет иначе, — уверенно сказала Елена.

— Я надеюсь, но стоит все же и соломку подстелить, — он прокашлялся.

— Елена, вы же видели нашу последнюю версию доп. соглашения?

— Да, и мы ее практически согласовали с нашими юристами.

— Да, это долго, — согласился он. — А как раньше было хорошо, юристы работали быстро, все решалось в один день, а сейчас — сначала мы по полмесяца пишем бумажку, потом вы ее читаете, ужас. А ведь тогда работал всего один юрист, а сейчас у нас этих дармоедов целый отдел!

— Ну что вы так, Сергей Павлович, — с укоризной сказала Марина.

— Ты не в счет, поэтому мы тебя к себе и забрали, — махнул он рукой. — Ладно, кто идет курить, пошли. Через полчаса продолжим.

Он встал из-за стола, Марина быстро перевела австрийцам его слова, и те, с готовностью пошли за ним. Елена кивнула Виталию, застрявшему за столом, копаясь в тарелке с запеканкой.

— Иди, давай, — сказала она ему. — Или ты курить не хочешь?

Пока все ушли курить, Марина показала им здание, отпуская комментарии по каждому из отделов. Все было по общепринятому стандарту, тот же openspace с стеклянными лицами сотрудников, утонувших в бумагах, та же витиеватая иерархия. Она начинала здесь секретарем после ВУЗа, потом ее перевели в юротдел, о котором она вспоминала с ужасом — бесконечное количество бумаг, все одно и тоже, сидишь с утра до позднего вечера, а выходные тащишь толстенные папки домой. Елена с Аленой переглянулись и расхохотались, объяснив, что у них тоже самое.

— Нет, это не жизнь! — уверенно сказала Марина.

— А что тогда жизнь? — спросила Елена.

— Ну, не знаю, путешествия, новые знакомства, — начала Марина. — Но не это.

— Мужчины? — предложила Алена, слегка зардевшись.

— О, да!

— Так чего ж еще не замужем? — спросила ее Елена.

— Успеется, — отмахнулась Марина. — Я хочу пока мир посмотреть. Через две недели мы летим в Чили, а вы там не были?

— Стыдно признаться, но я уже и забыла, когда в последний раз в отпуск ходила, — задумалась Елена.

— Странно, а я думала, что в Москве все постоянно куда-то летают, — удивилась Марина.

— Нет, не все. Может кто-то и летает, а большинство впахивает как папа Карло! — ответила ей Елена.

— Ну, а то думала в Москву перебраться. Нет, не хочу.

— И правильно, — поддержала ее Алена.

— Ну почему же? — возразила Елена.

— Если у тебя нет блата или капитала, то это работа на истощение, — ответила Алена. — Так мой брат говорит.

— Я смотрю у тебя вся семья философов, — сказала Елена.

— Жить надо легко. У нас почти всегда тепло, а у вас там постоянно то снег, то ураган. Кошмар! Как можно так жить! — восклицала Марина.

— Ну а как люди на Крайнем Севере живут? — спросила ее Алена.

— Ох, не знаю. А может это и не люди вовсе, а роботы? Нельзя жить в холоде. Нельзя!

— Ты очень категоричная, Марина, — заметила Елена.

— Я вот выросла в Тюмени и ничего, человек.

— Но все равно же вас на юг потянуло, правда же? Нет, меня деньги потянули, — ответила ей Елена. — А климат мне в Тюмени больше нравится, там зима как зима, а лето очень жаркое.

Они дошли до конференц-зала, где постепенно собирался народ. Марина побежала за свежим кофейником, а Елена с Аленой встали около чертежей, внимательно их разглядывая.

— Вот, нашла, — Алена показала накрашенным длинным ноготком линию на схеме. — Вот о чем они говорили.

— Ты о чем?

— Да вот, смотрите. Это идет вот от этого, реактор, вроде, вот сюда.

— Ну, и что

— Так эти краники висят прямо под потолком, — Алена показала рукой наверх. — Как к ним добраться?

— Действительно, хрень какая-то, — согласилась Елена.

— Еще какая, — подошел к ним Сергей Павлович, — раньше-то как было сидит инженер и чертит, а потом сам на объект приезжает, контролирует и перечерчивает. А сейчас — опа, мышкой одну точку поставил, и другую поставил, а САПР сам тебе все отрисовал. А машине то что, ей все равно, она машина, а работать людям. Думаете вы у нас первые? Нет, не первые, а проблемы одни и те же, так что я могу с закрытыми глазами сказать, что сделано не так.

— А у нас в стране так же делают? — спросила Алена.

— У нас в стране ничего уже не делают, развалили все. Вот мы и вынуждены брать вот это, — он недовольно поморщился. — Одно слово, колония.

— Почему колония? — удивилась Алена.

— Потому что покупаем технологии и оборудование, а своего нет. Это и есть колония. Мы от всего зависимы. Думаете сырье у нас откуда? Вот, часть нашего, самая ничтожная, остальное импортное. Вот так-то, приехали.

— Опять ты, старый коммунист, за политликбез взялся, — похлопал его по плечу второй директор. — Что ты прекрасным барышням голову пудришь. У них какая задача — нас уговорить, так мы и согласны. А ты начинаешь — весь мир уже такой, пора и нам меняться.

— Нам очень интересно, — возразила Алена.

— Смотрите, этот старый лис запудрит вам голову, спать потом не будете.

— Так, Саныч, иди куда шел, — кивнул ему Сергей Павлович. — Ладно, все нормально. Я уверен, что мы с вами сработаемся.

— Спасибо, мы тоже бы этого хотели, — ответила Елена.

— А нам с вами иного выбора нет — контракт уже подписан, обратного пути нет. Если пропадем, то все вместе.

— Ну что вы так сразу, все же хорошо, — улыбнулась ему Елена, беря под локоть.

— Ну, уговорили,уговорили, — растаял он, — пойдемте, я вам кофе налью.

Он подмигнул задумавшейся Алене и повел Елену к кофейному столику, за которым уже хозяйничала Марина.

— Колония, — повторила Алена, теребя верхнюю губу, она всегда так делала, когда сильно задумывалась.

— Что, колония? — спросил ее молодой инженер, желавший отвести ее пить кофе.

— Да так ничего, просто задумалась. Надо будет с папой обсудить. Пойдем? — она взяла его под руку, отчего кавалер засиял довольной улыбкой.

Андрей сидел в большом кресле перед широкой плазмой и смотрел футбол. Он особо не следил за игрой, мало интересуясь вторым дивизионом английской премьер-лиги. На журнальном столике рядом медленно нагревалась восьмая бутылка пива, которую он лениво допивал, заедая горстью орехов. В комнате было душно и жарко, стоял стойкий дух пива и чего-то жареного, давно уже съеденного.

В дверь позвонили один раз, потом настойчиво три раза. Он встал с кресла и как был, не накидывая на голый торс валявшейся рядом рубашки, пошел открывать.

— А, привет, — кивнул он Насте, которая, не спрашивая, прошмыгнула в квартиру.

— Привет! А что, Ленка еще не приехала? — она чмокнула его в щеку полными губами, обдав крепким запахом духов и недавно выпитого мохито.

— Нет, она же только в полночь прилетит.

— Ах да, а я совсем забыла, — рассмеялась она. — Ну ладно, не помешала?

— Не, пиво будешь?

— А ты все скучаешь. Да-да. Ну ты не скучай, Ленка же скоро приедет, — она игриво пощекотала его прокаченную грудь и живот острыми коготками с ярким шеллаком и блестками на кончиках. — О, футбол смотришь, а кто играет?

Она прошла в комнату и села на кресло рядом с ним. Духота комнаты и запах пива, казалось, ничуть ее не смутили.

— Да, не помню, — он поставил перед ней бокал и стал открывать новую запотевшую бутылку. — Так, дремлю в полглаза.

— Ой, мне много, отлей половину. Я уже часть своей дозы приняла, а то меня в разнос пустит! — Ох, жарковато тут.

— Могу кондей включить, — он потянулся за пультом.

— Не надо, я боюсь простудиться. На улице такая духота, наверное гроза будет? — она легко стянула с себя футболку, туго обтягивающую ее грудь, и осталась в лифчике и коротких шортах. — Пока Ленка не видит, не люблю летом в одежде ходить. Я тебя не стесняю?

— Хм, а я тебя? — он бросил откровенный взгляд на ее грудь и сел на свое место.

— Ну да, чего мы не видели, ха-ха-ха! Вот мы в прошлом месяце были с Артемкой на Мальдивах, вот там хорошо. Такое море, и никого рядом нет. Я загорела вся, красиво, правда? — она выпрямилась на кресле, демонстрируя ему ровный загар на теле.

— Угу, — ответил он, снова прикладываясь к бутылке.

— Давай за честный отдых, мы же его заслужили, да? — она поднесла бокал к нему, и они чокнулись. Она жадно выпила половину налитого и шумно выдохнула. — Как хочется пить, просто ужас. А вы когда с Ленкой собираетесь? Лето-то уже почти кончилось.

— Да никогда. Она задолбала этим своим проектом. Ты знаешь, как ее повысили, она стала невыносимой, только о работе и думает, больше ничего не интересует. Ну и пусть как хочет. Мы с ребятами на следующей неделе на базу под Астраханью рванем.

— Ой, да она всегда такая была, — отмахнулась от его слов Настя. — Как я ее еще десять лет назад увидела, так она и осталась таким же трудоголиком. Работать должны мужчины, так же?

— А что вы должны?

— А мы должны вас радовать! — она залилась громким слегка визгливым смехом. — И еще вы должны нас любить.

— Ну понятно. Знакомая песня.

— Конечно, мы же самые красивые. Разве я не красивая? — она все больше стала растягивать слова. А в полудетской интонации явно слышались откровенные намеки. — Красиво получилось, правда?

Она поднялась с кресла и встала перед ним, загородив экран. Она взяла его руку и положила себе на грудь.

— Не бойся. Пока Ленка не видит. Правда, как настоящие, да?

— Да, — с придыханием выговорил он, чувствуя, как к нему подкатывает волна нестерпимого желания.

— Нет, так плохо видно, — она сняла лифчик, небрежно бросив его на соседнее кресло. Ее руки приподняли и без того упругие груди, она сделала шаг вперед, вплотную приблизившись к его лицу. Голос ее принял откровенно детские интонации, пухлые губки свернулись бантиком. — Не понимаю, почему Ленка не хочет сделать себе такие же? Конечно не как у меня, а то мне придется еще увеличить, но прибавить размерчик ей бы не помешало, как думаешь?

Он ничего не ответил, а плотнее притянул ее к себе, впившись губами в два идеальных искусственных образования.

— Бедненький, совсем замучила мужика, — шептала она, вороша его волосы и позволяя его рукам торопливо стягивать с нее шорты. — Не спеши, не спеши.

Вылет задержали на час. В маленьком аэропорту все шло неторопливо, работники аэропорта искренне удивлялись, что их донимают такими вопросами, задержка-то всего на час, какой пустяк.

— Как же здорово, что завтра не надо на работу! — воскликнула Алена, когда они с Еленой садились в такси в Домодедово. — Что вы собираетесь делать на выходных?

— Опять ты меня на «вы» называешь! — блеснула глазами Елена. — Мы же договорились.

— Я стараюсь.

— Старайся лучше. А выходных у меня не будет. Надо до понедельника еще два проекта проработать, на следующей неделе начало тендера, а я не знаю, за что взяться, так много всего.

— Так нельзя, надо отдыхать, а то много ошибок будешь делать, я по себе знаю.

— Если я не подготовлюсь к понедельнику, с меня стружку снимут. Ладно, а ты-то сама что делать будешь?

— А ничего! — весело ответила Алена. — Может, полдня в субботу попишу диплом, ну а потом просто пойду гулять. Меня девчонки позвали в усадьбу где-то в Подмосковье, я не запомнила.

— Я только в Архангельском была, и то на фестивале.

— Может и Архангельское, — пожала плечами Алена. — Сказали, что недалеко. Хочешь, поедем с нами?

— Спасибо, но я не смогу. Мне завтра надо будет на работу съездить, я по ходу документы на серваке оставила, не могу найти их.

— Как хочешь, если что, звони.

— Хорошо, я подумаю.

Такси вырулило из аэропорта и зашелестело шинами по сухой дороге свободного шоссе. Минут десять они крепились, но уже скоро обе заснули, укачиваемые тихим ходом автомобиля Е-класса. Ночной город встретил их яркими огнями пустых улиц, машина ехала спокойно, стараясь не разбудить пассажиров. С трудом растолкав крепко уснувшую Алену, Елена помогла еще не до конца соображавшей после короткого сна Алене собрать свои вещи. Водитель быстро донес ее чемодан до подъезда, молчаливо ожидая, пока Алена откопает в бездонной сумке ключи, и помог донести багаж до двери. Елена разглядывала «хрущевку», в которой Алена снимала квартиру, вспоминая, как когда-то и она жила в подобном доме, но в другом районе, снимая комнату у противно пахнущей женщины, которая строила из себя бабушку, но никогда ей не была. Странная мысль закралась в голове, от которой ей не удалось избавиться до самого дома. А ведь тогда она чувствовала себя счастливой, тогда, живя в убогой комнате с полуразвалившейся мебелью, пропахшем клопами и ветхостью шкафом. А сейчас, въезжая за шлагбаум огороженной территории своего дома, она чувствовала в сердце странное покалывание, как предчувствие чего-то плохого, уже случившегося. Силой воли она заставила сбросить с себя эти мысли, нацелившись лишь на одну идею — надо хорошенько выспаться. Уже подходя к двери квартиры, Елена решила позвонить Алене, может ей стоит прогуляться? Тем более, что она будет на машине. Первое, что она ощутила при входе домой — это запах пива, пота и крепких духов. В квартире было тихо, только поскрипывал холодильник на кухне. Андрей дремал в кресле под мигание телевизора с выключенным звуком.

Елена открыла настежь балкон, желая проветрить комнату.

— А, прилетела, — безучастно сказал Андрей, потягиваясь в кресле.

— Ну, ты бы хоть убрал за собой, — возмутилась Елена, собирая со стола пустые бутылки и блюдо с орехами. — Кто-то в гостях был?

— Да, Настя забегала.

— И что ей надо было? — удивленно и настороженно спросила Елена.

— Да ничего, тебя искала. Вы вроде как договаривались.

— Я? Ни о чем я с ней не договаривалась, — Елена ушла на кухню. — И долго она была?

— Да нет, минут десять или больше, я не запоминал.

— Ты ее пивом угощал?

— Ну да, а что такого?

— Да нет, ничего, — в ее голосе чувствовалось явное раздражение.

— А что, ты меня ревнуешь? — он вошел на кухню и обхватил ее сзади.

— Нет, а есть повод?

— Ну не знаю, ты все время на работе, я скоро забуду, как ты выглядишь. Пойдем в постель.

— Нет, Андрей, я устала. У меня был тяжелый день, еще этот рейс задержали, — она отстранилась от него, собирая в раковину разбросанную грязную посуду.

— Понятно, тогда я спать.

Она облегченно вздохнула, меньше всего ей сейчас хотелось близости с полупьяным Андреем. Загружая грязную посуду в посудомойку, она старалась ни о чем не думать, но мысли так и лезли в голову. Ей захотелось еще что-то спросить про Настю, но, войдя в комнату, она обнаружила его уже спящим, и так и застыла с открытым ртом. Колкое чувство в сердце, которое она ощутила при подъезде к дому, усилилось, ей стало тяжело дышать и слегка подташнивало.

Утром она проснулась поздно, стрелка часов уже перевалила за вторую половину дня. Андрея дома не было, его обычно по субботам и не бывало, весь день он проводил в спортзале вместе с друзьями. Елена так и не смогла понять, зачем надо было таскаться на другой конец города, когда рядом с ними был большой фитнес клуб с бассейном. Она встала и первым делом набрала Настю.

— Алло, Ленусик, привет! — раздался в трубке голос Насти, видимо она только встала, и от этого слегка хрипела, напоминая маленькую девочку с жутким бронхитом.

— Привет. Чего вчера заходила?

— Да так, проезжала мимо, думала ты дома.

— Я же в командировке была.

— Ой, ну я забыла. Ты же знаешь, какая у меня память.

— Нормальная у тебя память, не прикидывайся.

— А что ты со мной так разговариваешь? — в голосе Насти слышались явные насмешливые нотки.

— Да ничего. Просто как-то странно, ты приходишь домой, когда меня нет дома.

— Ой, Ленусик, ты что меня к Андрею ревнуешь? Может я наоборот его проверить решила, ты все время в разъездах, а вдруг он, да? Мы же подруги, правда?

— Не делай так больше и все, поняла?

— Какая ты грозная, устала? Как прошла командировка?

— Настя, ты меня поняла или нет?

— Ой, ну давай ты отдохнешь, а потом поговорим, а то кто-то явно не в духе, да-да-да. Я вот нашла такую классную процедуру, кожа потом просто как шелк, пойдем завтра?

— Никуда я не пойду, у меня много работы. Короче, Настя, чтобы так больше не делала. Я к твоему не хожу. И ты не ходи.

— Да ладно, приходи, думаю, Артем против не будет. А может нам вместе всем собраться, а? Ну помнишь, я тебе предлагала? Андрей-то, наверное, против не будет.

— Я против! — воскликнула Елена. — Не напоминай мне об этом. Как вспомню, аж противно. Все, пока!

Она с омерзеньем бросила телефон на диван и села рядом, растирая виски от накатившей головной боли. Надо было поесть, но на кухню идти не хотелось, вспомнила кучу посуды с пригоревшей едой, брошенной Андреем. Зазвонил телефон, Елена долго выжидала, не желая брать трубку. Не выдержав, она взяла его в руки, это была Алена.

— Доброе утро! — голос ее был бодрый и веселый. — Надеюсь, не разбудила?

— Нет, я уже встала. Как ты, выспалась?

— Ну, это невозможно! Я бы, конечно, еще поспала, но хватит пока.

— Согласна. Мне больше всего на свете хочется выспаться, только не получается никак.

— Это да. Ну как вы, ой, то есть ты, поедешь завтра с нами?

— Дай подумать, — Елена посмотрела на часы, ехать на работу не хотелось, ничего не хотелось делать. — Хорошо, когда собираетесь?

— Ну, мы собираемся к десяти на Кунцевской. Поедем в Можайск.

— А сколько вас человек?

— Я и две подружки.

— Так давай на машине, я как раз рядом живу. На Славянском бульваре встретимся и поедем.

— Здорово! А где?

— Там есть перехватывающая парковка, возле нее. В десять, да?

— Да. Спасибо!

— Ну, все, тогда до завтра. Да, а что брать с собой?

— Ну не знаю, себя, ну можно фотик. Да, высокие каблуки не надевайте.

— А ты в чем поедешь?

— Не знаю, пока, но вроде в спортивном костюме. Девчонки сказали, что там по холмам ходить придется.

— Хорошо, тогда я тоже, а то наряжаться не хочется, хочется отдохнуть от этого.

— Это да. А ты с мужем будешь?

— Вряд ли, у него там какие-то игры или еще что-то. Неважно.

— Понятно. Ну ладно, я побежала в магазин, а то надо еще кучу дел поделать. Пока-пока!

— Пока. Спасибо!

Елена склонилась над багажником, проверяя, не забыла ли она что-то. Дорожная сумка— холодильник с заготовленными накануне бутербродами была на месте, упаковка воды, все вроде было на месте, но чего-то не хватало. Усиленно вспоминая свой дорожный набор, она и не заметила, как подошла Алена.

— Привет! — бодро поздоровалась она. Она была одета в легкий белый костюм и яркие кроссовки.

— Привет. Хорошо выглядишь.

— Да, ты тоже. Вот только футболку бы стоило повеселей найти.

— А что? Елена осмотрела себя. На ней была черная приталенная футболка и синие джинсы, в которые ей наконец-то удалось влезть. — Нормальная футболка.

— Ну, черная. Не очень люблю этот цвет.

— Для дороги нормально. Где твои подружки?

— Да что-то задерживаются. Подождем немного.

— Конечно, подождем. Пойдем, сядем, — Елена закрыла багажник своей ярко красной мазды 6, кивнув Алене на место рядом с водителем.

— Ты на права когда учиться пойдешь? — спросила Елена.

— Никогда! Я боюсь дороги, особенно в Москве.

— Я тоже раньше боялась, а потом привыкла.

— Нет, я такая трусиха, руль брошу от страха! Папа сказал, что мне за руль нельзя.

— Хм, а меня отец учил водить, — сказала Елена и погрустнела. — Как давно это было.

— А он в Москве или в Тюмени остался?

— Он уже умер.

— Прости, я же не знала.

— Да не за что тут извиняться, все умирают.

— К сожалению да. Я так переживала, когда моя бабушка умерла, думала, что… а сейчас ничего, только грустно. Странно это, да?

— Нет, не странно. А иначе изведешь себя. Надо жить дальше. Это не твои идут?

К машине подошли две девушки гротескного вида, одна была высокая и худая, как оглобля, а вторая была небольшого роста и слегка квадратная.

— Мои! Давайте к нам! — Алена помахала им рукой.

— Здравствуйте, — поздоровались они, садясь в машину.

— Меня зовут Лена. Сразу предупреждаю, если меня кто-то станет называть на «вы», то пойдет пешком, понятно? — грозно сказала Елена, повернувшись к ним.

— Здравствуй, Лена! — дружно ответили девчонки и расхохотались.

— Эта каланча Юля, а крепыш Оля, — представила их Алена.

— Ну что ты так сразу, по-моему, ты несправедлива, — возмутилась Елена, глядя на улыбающихся симпатичных, но не блещущих красотой девчонок.

— Да ладно, мы на Каштанку не обижаемся, — хохотнула Оля.

— Ее крепышом прозвали, после того, как она заломала парня в институте, — пояснила высокая Юля, чуть-чуть не достающая до потолка машины.

— КМС по самбо, вот так, — похлопала себя по рукам Оля.

— А почему Каштанка? — удивилась Елена, глядя на Алену.

— Не знаю, как-то с первого курса прозвали, так и закрепилось, — пожала плечами Алена.

— Витька лохматый, тогда прозвал, — пояснила Юля.

— Да, он тогда всем клички раздавал, сейчас служит где-то! — девчонки дружно расхохотались.

— Надо будет его найти, хороший парень, — сказала Алена.

— Он вроде потом восстанавливаться хотел, так Ден говорил, — ответила ей Юля.

— Так, едем, — скомандовала Елена, проследив, чтобы все пристегнулись.

Шурша шинами по сухой дороге, мазда выкатилась на проспект, не стесненная медленно движущимся потоком, Елена перестроилась в левый ряд, но, завидев в зеркале заднего вида пару черных джипов, резко лавировавших между полосами, решила встать правее. Проспект был почти пуст, по сравнению с его обычным состоянием, Елена шла неторопливо, не разгоняясь от светофора к светофору, как делали проносившиеся рядом машины.

— Может, музыку послушаем? — спросила Елена пассажирок, тяготимая нависшим молчанием, вызванным ее присутствием.

— Давайте! — воскликнула Юля. — А какая у вас есть?

— Юля! — погрозила ей пальцем Елена, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида. — Сейчас пойдешь пешком.

— Все, я все поняла! — хохотнула Юля. — Какая музыка у тебя есть?

— Не знаю, разная. Ален, там в бардачке сумка с дисками, выберете, что-нибудь.

Алена достала из бардачка разбухшую от дисков сумку и передала ее назад.

— Так, посмотрим, — Юля, с видом знатока стала перелистывать диски. — Скукотища, старье, старье, ох… нет, давайте iphone сконнектим, а то, боюсь, мы уснем, пока доедем.

— Давай, — Елена слегка обиделась, считая свою подборку музыки более удачной, но спорить не стала. Поглядывая в зеркало заднего вида, она вспоминала себя в их возрасте, чувствуя, какая все же между ними разница. — Только я не знаю как, сами подключите.

— А, ну это все просто, — Юля долго копалась в сумке, отыскивая нужный провод.

Через десять минут ругани между собой и тщетных попыток договориться с медиасистемой мазды, Оля кому-то позвонила, и вскоре музыка заиграла, наполняя салон четким битом незатейливой мелодии. Девчонки сзади явно повеселели, подпевая нестройными голосами жалостливым песням. Волей-неволей Елена вслушивалась в текст, незаметно от себя подпевая песням о несчастной любви. Сидевшая рядом Алена, не стесняясь, в голос подпевала, широко улыбалась, поглядывая на свою изменившуюся начальницу. Время летело незаметно, и Елена, обычно устававшая от долгой езды, едва не проскочила нужный поворот. Пришлось резко тормозить, съезжая на старое шоссе, Алена убавила звук, а девчонки сзади не унимались, суетливо споря о чем-то. Они въезжали в город, навигатор неуклонно вел их через свободные улицы, расцвеченные вездесущими вывесками торговых сетей на постаревших уже невысоких домах. Главный проспект поднимался выше, выводя их на круглую площадь, к каменным воротам.

Панельные дома, как признаки развития города, остались позади. Вокруг стояли двух-трехэтажные строения с массивными стенами и глубокими окнами. На обновленных фасадах висели вполне органичные вывески, не вырывавшиеся резким глянцевым пятном из облика старого города.

Елена припарковалась подальше от центральных ворот, спрятав машину между двумя блестевшими на солнце новенькими ладами. Еще въезжая на площадь, она заметила неприятную суету возле ворот, там стояли профессиональные побирушки, открыто выяснявшие отношения из-за доходного места.

Пока Юля собирала свой огромный фотоаппарат, Оля уже успела оббежать округу, вернувшись с четырьмя стаканчиками мороженого. Солнце хорошо припекало, и мороженое было кстати, часы уверенно перешли за полдень.

— Давай я это возьму, — предложила Алена, заметив, как Елена примеряется ухватить и сумку-холодильник и большой пакет с пледами и термосом.

— Бери пакет, — Елена повесила на плечо сумку, раздумывая, что бы еще взять.

— Я готова, — сказала Юля, отойдя чуть поодаль, она сделала несколько групповых снимков ни в чем не подозревавших моделей.

— Ну, зачем! — возмутилась Елена, — надо сначала причесаться, а то выгляжу черти как.

— Да нормально ты выглядишь, — только отмахнулась Юля, легко перешедшая границу их возраста, воспринимая Елену как свою сверстницу. — Важен момент, вспышка, а на памятник сфоткаться всегда успеем. Ну, идемте!

Юля поскакала вприпрыжку вперед, то и дело останавливаясь, чтобы сделать пару снимков.

— Юлька хочет журналистом стать, — пояснила Оля.

— Только не туда учиться пошла! — рассмеялась Алена, — у нас готовят только канцелярских крыс.

— Ну почему же крыс? — удивилась Елена.

— Потому что крыс, — Оля стала неприятно попискивать. — У нас нет иллюзий по поводу нашего образования. Нужна корочка, а работать будем там, где придется. Я вот не хочу зарываться в бумагах.

— А кем ты хочешь работать? — спросила ее Елена.

— Мне нравится работать с детьми. Я с детства мечтала работать в детском саду.

— Но там денег не заработаешь, — заметила Елена. — Там очень малые оклады, просто мизерные.

— Это если в муниципальный идти. Мы с Машкой, ну моей подружкой, решили, что организуем свой садик. Мы уже бизнес-план накидали.

— Знаю я ваш бизнес-план, — фыркнула Алена.

— А, по-моему, идея хорошая. Если действительно захотите, то все получится. Я вот, например, по образованию инженер-технолог хлебопекарного производства. Правда я ни дня не проработала по специальности, — Елена стала слегка растягивать слова, сдерживая накатившую волну смеха. — Но зато пеку со знанием дела, на профессиональном уровне.

— А почему? — удивилась Оля, — платили мало?

— Ой, ну я была амбициозная, мне хотелось большего, ну там, машину, квартиру в Москве. Да, именно в Москве. А сейчас я даже не могу вспомнить, кто вбил мне в голову эту навязчивую идею.

— Но в итоге все получилось?

— Да, все так — и квартира есть, и машина, и работа хорошая, но… — Елена закусила до крови губу, отгоняя от себя точившую ее тоску.

Впереди уже ругалась Юля с побирушками, которые не хотели пускать ее без подаяния во внутренний двор, требуя денег за то, что она их сняла.

— Вы нарушаете мои права, — еле шевеля ртом, возмущалась женщина неопределенного возраста в грязных лохмотьях, — ты не имеешь права меня снимать.

— Да вы что?! — восклицала Юля. — А вы являетесь сотрудниками спецслужб при исполнении? Я имею право снимать то, что захочу!

— Надо тебя сдать полиции! — возмущалась другая, тщетно до этого выпрашивавшая подаяние.

— О, так давайте вызовем наряд. Сколько у нас там дают за попрошайничество? Оль, не помнишь?

— От трех до пяти лет строгача, — безапелляционно ответила Оля, подходя к подруге и властно отпихивая надоедливых нищих. — Тут не подают.

— Даруйте и вам воздастся… — начала было первая нищенка, но Оля быстро пресекла ее.

— Женщина, отойдите от нас!

— С Юлькой всегда какие-нибудь приключения, — сказала Алена. — Ее даже пару раз в обезьянник сажали.

— Да-да, и надо сказать, что незаконно! Я имею право снимать на митингах!

— Она залезла на какой-то памятник, там ее и приняли, — хохотнула Оля.

— Там была лучшая точка для съемки! — возразила Юля. — На крышу же меня не пускали.

— Ну выдаете! — восхитилась Елена. — Репортаж-то вышел?

— А то! Мои фото несколько газет потом использовали! — с гордостью ответила Юля.

— Она все хочет свой канал открыть на youtube, — сказала Алена.

— Да, вот только не могу компаньонов найти, — горячо воскликнула Юля, с обидой взглянув на подруг.

— А зачем нужны компаньоны? — удивилась Елена.

— Как зачем? Нужна камера, свет, звук. А это все денег стоит! Опять же тексты нужны, — куча всего!

— Хм, ну камера — это не проблема — стала размышлять вслух Елена, вспомнив про купленную в прошлом году цифровую камеру, так и валявшуюся без дела где-то в шкафу. — Со светом тоже можем решить вопрос. У меня есть знакомый. Он когда-то увлекался фотографией, должны были остаться софиты.

— Это ты про Антона? — улыбнулась Алена, хитро взглянув на нее.

— Уж все-то ты знаешь! — слегка толкнула ее в плечо Елена. — Да, у него. Все равно валяется без дела. Я договорюсь.

— Ой, вот спасибо! Ты в доле! — развеселилась Юля, не забывая делать снимки. Они подошли к высокой церкви, стоявшей посреди каменных стен со следами непрекращающегося ремонта, кое-где стояли закапанные краской леса, лежали неровными стопками доски, остатки рубероида. Юля долго примерялась, с какой точки запечатлеть церковь, то ей не нравилось положение солнца, то объектив казался неподходящим. Пока она делала снимки, остальные вошли вовнутрь.

Служители дернулись было к ним, но остановились, уловив властный взгляд Елены, не желавшей выполнять навязанные ими правила. Рядом шикала какая-то бабка, махая рукой в сторону вешалки с видавшими видами платками.

— Красиво, — сказала Алена, осматривая убранство небольшой церкви, стремившийся куполом ввысь. — Хорошо, что мало золота.

— У нас приход небогатый, — заметила женщина, стоявшая рядом с темной иконой. — Только-только на реставрацию фасада насобирали.

— Да, — согласилась Елена.

В отличие от московских храмов, пышущих златом и расканифоленных ладаном, она чувствовала себя здесь спокойно и легко, без гнетущего чувства подавленности, которое накатывало на нее каждый раз при входе в храм. Она не могла определиться в своих взглядах на веру, иногда ей хотелось верить. Она чувствовала, что верит, но это чувство было нестойким, особенно легко оно разбивалось при взгляде на роскошества внутри церкви и на блестящие авто, стоявшие внутри прихода. Тогда в ней закипал гнев на них, но большей частью на себя, так легко доверившейся, обманутой в своих идеалистических ожиданиях.

— А разве нужно что-то еще?

— Ну, хотелось бы побогаче, — смущенно улыбнулась ей женщина у иконы, закончив молиться. У нее было простое и доброе лицо. Морщинки возле глаз явно указывали на ее возраст, но все же она была еще красива в своей простоте и искреннем смущении.

— Бывает неудобно перед гостями. Но, наверное, вы правы — все это не нужно, ведь вера же не требует этого?

— Вера? Наверное, — Елена задумалась, отгоняя от себя ворох мыслей, заполонивших вдруг ее голову. — Мне кажется, что настоящая вера не требует и церквей.

Позади кто-то заохал и запричитал, зашипели недовольные голоса: «Слава Богу, что батюшка не слышит!».

— Нет, церковь нужна, — возразила ей женщина. — Нужно место, где люди бы могли собираться, искать и находить совета, просить и отдавать.

— Не думаю, что вы сможете здесь решить свои проблемы, — Елена подернула головой, ей захотелось закончить дискуссию, чувствуя, что скоро она перерастет в религиозную проповедь.

— Я понимаю ваш скепсис, — неожиданно твердо ответила ей женщина, в ее лице появилась решимость и понимание. — Я раньше тоже так думала, и считаю, что вы правы и не правы. Вот уже пятый год я посещаю эту церковь и нет, мне никто и никогда здесь не указывал, что я должна делать. Прихожу сюда и думаю, набираюсь сил, а решение… оно приходит как-то само, позже, но я чувствую, что оно рождается здесь. Не бойтесь открыть себя. Она погладила ее по руке и пошла к выходу. Елена проследила за ней, возле самого выхода, она обернулась, и луч света, выбившийся из-под темных углов коридора, впущенный открытой массивной дверью слева, осветил ее лицо. У Елены сжалось сердце, в этом ярком свете она увидела в ее лице свою бабушку, смотревшую на нее со старой фотографии, держа на коленях непоседливую Лену.

— С тобой все в порядке? — к ней подошла вошедшая Юля, уже сменившая объектив для съемок в темном помещении без вспышки.

— Да, вроде, — сглотнула Елена, еще не отойдя от странного чувства дежавю.

— Я сейчас тут быстро нащелкаю, и пойдем на улицу. Там такая классная веранда внизу! — Юля побежала делать снимки.

— Пойдем? — Алена взяла ее за руку и повела на выход, у двери уже стояла Оля, разглядывающая товары в церковной лавке.

Яркий свет разгоревшегося солнца ослепил их. Они встали прямо у входа, зажмурившись. Алена продолжала держать руку Елены, холодную, слегка подрагивающую от нервного возбуждения.

— Я редко хожу в церковь, — сказала Алена, первая открывшая глаза. — У меня потом болит голова. Да и нервная становлюсь какая-то.

— А я потом долго спать не могу, всю ночь ворочаюсь, все думаю. Думаю, о чем, сама потом не помню, — неуклюже рассмеялась Елена, крепко сжав руку Алене, показывая, что все нормально.

— А ничего, мне понравилось, — к ним подошла бодрая Оля, держа в руках какую-то брошюру. — Сейчас Юльку дождемся, она там вроде заканчивает.

— Вы есть не хотите? — засуетилась Елена, начав копаться в сумке.

— Хотим! — воскликнула Оля, увидев бутерброды с бужениной и салатом, которые Елена делала накануне.

Елена раздала каждой по хорошему бутерброду, а себе взяла поменьше. Холодная свинина, укрытая листом хрустящего салата, на ароматном бородинском хлебе, слегка смазанным нежной горчицей… Девушки, не стесняясь, жадно проглотили бутерброд, подавляя в себе желание выпросить еще один, и еще.

— Так, готова! — прискакала веселая Юля. Казалось, что храм никак не воздействовал на нее, глаза ее все также горели, без тени задумчивости или покаяния. — О, спасибочки!

Юля схватила бутерброд из рук Елены и побежала вниз по дорожке, ведущей к красивой веранде, взмахами руки призывая следовать за ней.

Дорожка была вымощена свежей плиткой, но кое-где оставались островки старого камня. На веранде распоряжалась Юля, заставляя каждую подолгу позировать ей для портрета. Для каждой она находила свое место, снимая под разными углами. Стараясь придать образу некоторую таинственность, открывая взору только привлекательные стороны. Уже потом, расположившись на солнечной лужайке неподалеку от откоса, уходившего в обрывистый овраг, на другом конце которого виднелись разноперые домики, густо усеявшие склон, они оживленно обсуждали получившиеся портреты.

— Очень красивая, — сказала Елена, разглядывая портрет Юли, сделанный Аленой.

— Ну нет, там надо было с другого угла, вот же солнце не так легло, — возразила Юля, заглядывая через плечо в планшет Елены.

— Не придирайся, ты очень хорошо получилась, — Елена смотрела на Юлю, подсвеченную лучами солнца и казавшуюся светящейся изнутри. Ее слегка угловатые черты лица и оттопыренные уши смотрелись гармонично, придавая ее облику неземную красоту.

— Все замечательно получились, даже я себе нравлюсь.

— Да ты прекрасно выглядишь, — пожала плечами Оля.

— Для своих лет, да? — усмехнулась Елена.

— Нет, я не это имела ввиду, — стала возражать Оля.

— Да все нормально, я своего возраста не боюсь. Давайте есть!

Опасения Елены, что она слишком много приготовила не оправдались — все было съедено и причем довольно быстро. Несмотря на жаркую погоду, горячий кофе из термоса был в самый раз после бутербродов с бужениной и сыром.

— На этот раз без профитролек? — улыбнулась Алена, медленно потягивая кофе из пластикового стаканчика.

— Нет, как же без них, — Елена достала коробочку с маленькими эклерами.

Через пару минут от десерта не осталось и следа. Девушки сидели на траве, жмурясь на солнце, млея от еды и тепла в последний из солнечных деньков.

— А ты давно замужем? — спросила Юля, сидя сгорбившись на пледе, обхватив длинные худые ноги руками.

— Да уж давненько. Дай соображу, ну уже лет девять. А что? По мне так видно? — Елена сидела чуть поодаль, глядя на дома за оврагом, остальные девчонки спали, вольготно расположившись между ними.

— Да так, ничего, — смутилась Юля, отвернувшись, но тут же вернулась обратно, блестя глазами. — И ни разу не пожалела?

— Не вижу смысла о чем-либо жалеть в жизни. Когда жалеешь, то убиваешь себя. Так говорила моя бабушка, — ответила ей Елена, не отворачивая головы от оврага. — Посмотри туда, видишь, какие разноцветные домики?

— Да уж, настроили кто во что горазд. Я уже сделала пару фоток.

— Но все же они стоят стройно, как бы все в одной линии.

— А, поняла, если выдернуть несколько из ряда, то получится дыра, ты это имела ввиду?

— Ну, можно сказать и дыра, так может и вернее. Я хотела предложить — пустое место, но дыра даже поточнее будет. Так и ты сама начнешь жалеть о чем-либо, издергаешься, захочешь что-то менять, а в итоге останутся только дыры.

— Как-то грустно это. Но если захочется что-то поменять, разве нельзя построить новое на том же месте, вон как тот дом, а? — Юля показала на почти достроенный новый коттедж, заколоченный между двумя покосившимися, крашенными в разные цвета домами.

— Нет, ты можешь построить новый дом следующим, — Елена указала на продолжение поселка, уходившего далеко, скрываясь за выступами холмов. — А на том месте так и останется дыра. Поэтому не жалей ни о чем, но и не забывай ни о чем.

— А ты счастлива?

— Счастлива? Хм, сейчас, пожалуй, да, — искренне ответила Елена.

— Нет, в целом, счастлива? — не унималась Юля.

— Не знаю, не думала об этом. А ты что, уже замуж собралась?

— Я? Нет, увольте! Ни за что, чтобы я добровольно, сама. Нет, ни за что!

— Значит, собралась, — усмехнулась Елена, — Я такой же была, независимой, а вдруг влюбилась, сразу подобрела и опа — уже невеста. Тогда мне хотелось настоящей, крепкой семьи, чтобы была куча деток. Красивый большой дом и все такое. Я и сейчас этого хочу.

— А у тебя нет детей?

— Нет, детей нет.

— А почему? — Юля увидела, как напряглась Елена и смутилась. — Извини, я, наверное, слишком, да?

— Нет, не слишком. Я сама виновата, но не думай, я это не так давно осознала, все искала другие причины. А получилось все просто — работа, карьера, карьера, — с горечью ответила Елена, на глазах ее навернулись слезы. — Раньше мне казалось, что оно того стоит.

— А теперь?

— А теперь не знаю. И бросить все не могу, и жить так тоже не хочу.

— А почему не можешь бросить? Сама же говоришь, что не надо ни о чем жалеть?

— Говорить-то говорю, но сама себе не верю, вот так вот. Посмотри, как наши девочки спят, ни о чем не думают.

— А, эти то, — только и махнула на них рукой Юля. — Они только с виду такие, а как вечер придет, так весь день пережуют, спать не будут.

— В смысле пережуют?

— В прямом. Начнут искать проблему, к словам придираться, начальство оценивать.

— О, интересно, и что про меня Алена говорила?

— Правду? Что ты строгая, иногда злая, но честная и добрая, только боишься это показать.

— А еще, что я несчастна, верно?

— Да, и это то же. Но ты не будешь за это Аленку ругать?

— Если бы я не была такой же, то точно бы обиделась! — рассмеялась Елена, ей нравилась откровенность, простота в общении Юли. — Но лучше людям такое в лицо не говорить.

— Знаю, люди мстительны и обидчивы.

— И мы не исключение. Ладно, так за кого собралась?

— Да так, есть один парень, — засмущалась Юля, покрывшись ярким румянцем. Она шумно выдохнула и затараторила. — Мне нельзя о нем говорить, но он сделал мне предложение, а я согласилась.

— У, сколько тайн. Ай-яй-яй, Юля, а с виду такая простая девушка.

— Да ничего я не прикидываюсь. Просто сдуру ляпнула, а теперь не знаю, что и делать.

— Но ты сама этого хочешь?

— Хочу. Конечно же, но мне кажется, что рано еще, надо сначала…

— Не надо, не надо, — перебила ее Елена. — Если чувствуешь, что не можешь иначе — вперед! Не старайся просчитать жизнь на годы вперед, это бесполезно.

— Ты, правда, так думаешь?

— Ха, я тебе завидую. Ты молодая, красивая, да, красивая. Не думай, что все должны быть как с обложки, одинаковые. Я тебе так сильно завидую, что скоро начну ненавидеть!

— Тогда точно выйду замуж! — воскликнула Юля, и они обе громко рассмеялись.

— Чур, я первая, — подала голос Алена.

— Ну, это мы еще посмотрим! — возразила Юля.

На обратном пути никто не стал спорить против дисков Елены. И девчонки, убаюканные расслабленной игрой джазбанды, спали на заднем сиденье. Алена некоторое время крепилась, но поймав утвердительный кивок Елены, уснула на переднем сиденье. Машина двигалась все медленнее, становясь в очередь воскресной пробки усталых дачников, рвущихся обратно в Москву. Постепенно джаз сменился радиоволной, разбавляющей сухой воздух климат-контроля цифрами и пустыми комментариями экспертов.

Развозя полусонных девчонок по домам, она удивлялась, как это они собирались самостоятельно возвращаться обратно. Вроде и путешествие было не таким уж далеким, правда и она сама была бы не прочь упасть на диван и просто лежать, не включая телевизор, без шума и пустого музыкального фона, хотелось сохранить то ощущение пространства и прозрачности, которое они почувствовали там, и которое было уже начисто вымыто шумным мегаполисом.

Они договорились поехать куда-нибудь вместе еще раз, связь было решено держать через Алену, но довлеющий над Еленой шум города неумолимо подсказывал, что стоит об этом забыть, завтра их вновь окунет с головой бесконечность рутины, всепоглощающая и опустошающая. Ей захотелось быть хоть на малую часть столь же легкой в своих решениях, как Юля. В этой девочке она видела себя много-много лет назад. Домой ехать совсем не хотелось, Андрея не было, странно, но она даже перестала спрашивать куда и с кем… от понимания этого у нее в глубине груди разлился ледяной водопад, сковывающий сердце и легкие. Она начала задыхаться, с трудом осознавая, куда она движется.

Обнаружила она себя медленно движущуюся по площади Гагарина, хорошо было видно блестящую стелу, с взлетающим ввысь человеком. Со всех сторон ее объезжали машины, оглушительно сигналя и крича что-то гадкое в окно.

Проехав площадь, она свернула на дублер и вжалась между двумя огромными джипами на парковке. Перед ней поблескивали на позднем солнце яркие витрины магазинов, безучастно смотрели на нее десятки глаз проходящих мимо, не замечая на ее лице мертвенную бледность, неиссякаемый поток слез, который она и не старалась унять.

В окно постучали, деликатно, но настойчиво. Она медленно, как бы во сне обернулась. Рядом стоял инспектор ДПС и спокойно ожидал, пока она откроет окно.

— Добрый вечер, — поздоровался он хрипловатым баритоном. Он был огромного роста, со смешным большим носом, напоминающим картошку, из-под фуражки пробивались черные толстые волосы, покрытые серой пылью дороги. — Сержант Павлов.

— С Вами все хорошо?

— Да, да, все нормально, — попыталась отшутиться Елена, но вышло это неестественно. Она не могла понять, что на нее нашло, почему у нее дрожат руки, и что с ней происходит. Слезы душили, рвали сердце в груди, яростно, жестоко. Она снова заплакала.

— Может вам вызвать скорую, или позвонить кому-нибудь? — ему было неудобно, он уже жалел, что решил проверить ее, завидев ее машину еще на подъезде к площади.

— Нет, не надо. Я сейчас успокоюсь, и все будет хорошо. Спасибо вам большое, — Елена выключила зажигание и, резко схватив сумку, вышла из машины, едва не сбив его с ног.

— Ой, простите. Я сейчас погуляю полчасика и успокоюсь.

— Хорошо. Если вам будет нужна помощь, обращайтесь. Можем, если потребуется, сопроводить до дома, — он показал на припаркованную на проспекте патрульную машину.

Она мило улыбнулась ему и поблагодарила еще раз за участие. Сержант, радостный, что больше ничего не нужно, попрощался, еще раз внимательно всмотревшись в ее глаза, зрачки были нормальные, глаза раскраснелись от слез.

Ругая себя за слабость, она направилась к набережной. Голова медленно прояснялась. Чувство гнетущей тревоги, как ей теперь казалось, что это была именно тревога, улетучилось, сменившись злой уверенностью. Остановившись на склоне Андреевской набережной, она еще долго ходила вокруг пруда, испытывая странное желание раздеться и броситься в него. Ее не смущал ни цвет, ни запах пруда. Мало заботили гуляющие рядом, ей просто захотелось, как в детстве, побыть немного бесшабашной, сделать что-то без оглядки на чужое мнение, хотелось свободы.

Большая лохматая собака, не слушая криков хозяев, с размаху бросилась в пруд, весело разбрызгивая спокойную воду.

— Гарри! Гарри! Ух, негодник! Иди сюда! — не унималась на другом конце пруда полная женщина, бессильно взмахивая руками с широким поводком, но пес и не думал вылазить.

Наплескавшись вволю, пес вылез на другом конце пруда, подальше от хозяйки, топавшей с грозным видом на месте. Он вальяжно подошел к Елене и, ничуть не стесняясь, стал отряхиваться, обдав ее фонтаном теплых брызг.

— Ну, и как это понимать? — осуждающе спросила его Елена. Пес только широко зевнул, пролаяв что-то примиряющее.

— Ты считаешь это нормальным?

Пес несколько раз гавкнул, игриво махая хвостом.

— Ах, вот ты как, ну погоди, — она оглянулась и увидела брошенное на траве ведро, видимо оставленное дворником. Зачерпнув почти полное ведро, она стремительно подбежала к псу и вылила на него воду. Пес, не ожидавший такого от человека, отскочил в сторону и стал с опаской глядеть на нее.

— Квиты, — отряхнулась Елена.

Наконец добежала хозяйка, бросившаяся к псу.

— Гарри, маленький мой, она тебя обидела? Тебе больно. Да? Да? — она с ненавистью посмотрела на Елену. — Таких как вы надо в полицию сажать! Издеваетесь над моим Гарри!

— Никто над ним не издевался, — пожала плечами Елена. Футболка была мокрая, и ей хотелось снять ее и выжать, но вокруг было слишком много людей. Собравшаяся толпа громко высмеивала грозящую судом хозяйку собаки, и та, не найдя поддержки, быстро ушла, чуть ли не на руках уводя «покалеченного» пса.

— Да, мельчают кобели, — заметил один пожилой мужчина.

— Это уж точно! — расхохотались девицы рядом, тыча пальцами в своих кавалеров.

— Это уж точно, — горько повторила про себя Елена.

* * *

Время неумолимо, еще недавно цвели цветы, все вокруг зеленело и дышало свежестью, которую не смог убить мегаполис, а теперь уже пришла осень, с ее колючими ветрами, серым дождливым небом. Все задуманное терялось в этом сером свинце, не оставляя и капли жизни в поглотившей все рутине. Поблизости уже маячила зима…

В столовой было немноголюдно, обеденное время подходило к концу, и запоздалые посетители апатично соглашались на то, что им клали в тарелки. Елена с Аленой долго стояли возле витрины с салатами, делая вид, что выбирают.

— Честно говоря, я не хочу есть, — шепнула Алена, безразлично глядя на поставленный на поднос капустный салат. — Я так устала, что хочу только спать.

— Я тоже, — вздохнула Елена и двинулась дальше. — Пойдем, через полчаса продолжение, а если мы не поедим, — они нас сожрут!

Алена заметила входящих в зал Дмитрия Павловича с Виталием и толкнула Елену в бок.

— А, вот вы где! — картинно радостно воскликнул Дмитрий Павлович. Елена тихо выругалась. — А я все думаю, куда наши красотки делись.

— Смотрите, много не ешьте, а то вырастет одно место, — хихикнул Виталий.

— Не хами, — Елена строго взглянула на него, ставя второе себе и Алене.

— Я? Да я никогда не хамлю, ты что! Я же о вас забочусь, — ответил Виталий, набирая себе пирожков и булок.

— Так, все взяли? — Дмитрий Павлович мотнул головой в сторону свободного столика около окна, приглашая всех присоединиться.

— Еще одну минутку, Дима! — Виталий шумно пыхтел возле кассы, набирая мелочь.

— Вот черт, — прошептала Алена.

— И неговори, — ответила ей Елена.

Они сели за стол, где президент компании весело и с хорошим аппетитом принимался за обед. Трудно было представить его другим, особенно тем, кто видел его редко и на людях. Всегда веселый, энергичный, шутивший непрестанно, зачастую невпопад, но ему это прощали и коллеги, и партнеры. Но за этой веселостью скрывался затаенный гнев, который открыто источали его глаза. Он ел шумно, подшучивал над осторожными движениями, сидевших напротив женщин, которые с неохотой копались в тарелках, но и Елена, и Алена чувствовали на себе этот неприятный хлесткий взгляд, обращенный на них.

— У нас же богатая компания, правда? — хохотнул Дмитрий Павлович.

— Конечно, Дим, — ответил Виталий.

— А я не тебя спрашиваю, — неожиданно резко воскликнул он. — Я вот хочу у нашей Елены Николаевны узнать.

— Я не имею всех данных, — сухо ответила она, понимая, к чему он подводит.

— А я вот думаю, что вы считаете, что, наверно, слишком богатая, так, да?

— Я вас не понимаю, Дмитрий Павлович.

— Да неужели? — он картинно развел руками, едва не уронив на стол чашку с чаем.

— А вот мне кажется, что вы решили, что очень богатая.

— Алена, если ты закончила, подготовь к продолжению копии рабочей папки, хорошо? — Елена повернулась к напрягшейся Алене, быстро проглотившей свой обед. Алена с благодарностью посмотрела на нее и кивнула в ответ.

— Я не думаю, что стоит продолжать этот разговор здесь.

Елена долго смотрела на Дмитрия Павловича, но тот даже бровью не повел, а только еще шире и дружелюбнее улыбнулся.

— А почему же? Тут нет шпионов. Да и к чему они нам, ведь у нас есть люди пострашнее!

— Вы меня в чем-то обвиняете? — Елена сложила свои тарелки на поднос и встала. — Продолжим в конференц-зале.

— Конечно, мы будем ждать вас, — Дмитрий Павлович, кивнул ей, подтверждая, что разрешает уйти.

— Мартышку свою можешь не брать, — сказал Виталий.

— Да, не тянет девочка, ну, не тянет, понимаешь? — Дмитрий Павлович сделал скорбную мину и махнул рукой. — Ну а ты, что думаешь?

— Я? Да я тебе уже тысячу раз говорил! — воскликнул Виталий. — Надо менять проект. А что я могу? Вон, есть главный менеджер проекта, то что могу я уже сделал?

Елена ушла, не услышав ответа президента компании, который сказал, видимо, что-то сальное, так как Виталий разразился диким смехом. Она поднялась на свой этаж и застыла перед дверью, смертельно не хотелось входить. Она подошла к окну в холле и застыла перед ним, наблюдая за тем, как первый снег ложится на мокрые мостовые. Снег падал крупными, как белые бабочки, хлопьями на тротуары, черные пустые лужайки сквера, исчезали в потоке машин, лишь на мгновение касаясь крыш автомобилей, растворяясь в липкой грязи дороги.

На этаже зашумел лифт, она слегка напряглась, но в холле ее не было видно со стороны лифтов. Лифт выпустил два шумных голоса, в которых она безошибочно узнала Виталия и Дмитрия Павловича. Из обрывков фраз она поняла, что сейчас ее начнут рвать на кусочки. Да пускай хоть увольняют! Странно, почему ей раньше не пришла эта мысль?

А может и вправду уволиться? Шальная мысль настолько овладела ею, на бледных щеках проступил красный румянец, в душе росла уверенность, что это и есть самое верное решение. Но разум останавливал, она еще никогда не увольнялась «в никуда», становилось не по себе от этой мысли, да и не хотелось бросать Алену одну на съедение этим… она долго подбирала слово, не находя нужного.

— Елена Николаевна, пойдем, — рядом стояла Алена, теребя ее за локоть.

— Опять ты меня по отчеству назвала.

— Ну, извини, пойдем. Все тебя ждут.

— Ладно, идем. Тебе ходить не стоит.

— Да, мне уже Виталий об этом сказал.

— Как сказал?

— Как обычно, я не запоминаю.

— Мне бы так, а я вот все помню, все-все.

Они вошли в офис, в котором монотонно шумели голоса, скрежетал принтер, шелестя нагретыми листами.

— А, вот и наша Елена! — воскликнул Дмитрий Павлович. В конференц-зале остался только он, Виталий и новый технический директор, странного вида мужчина, старавшийся по большей части молчать, уткнувшись в бумаги.

— Проходи, не до утра же нам тут сидеть.

«А ведь уже почти зима, — думала про себя Елена, усаживаясь за стол. — И Антона нет, и Сергея Алексеевича». Она вздохнула, вспоминая, как один за другим уходили Антон и Сергей Алексеевич, насмерть переругавшийся с президентом компании. Почему ушел Антон, она так и не поняла, он пропал надолго из ее жизни, редко отвечал на короткие сообщения, а позвонить ему она не решалась.

— Ну что ж, продолжим, — Дмитрий Павлович потер руки. — Борис Иванович, ну как, разобрался?

— Да, думаю, что все вполне ясно, — ответил технический директор, поправляя очки на пухлом, слегка отекшем лице. — Клиент выставляет нам оправданные претензии. Я не знаю, как принималось решение, но определенно линия не может выдать требуемую производительность.

— Вот! Здорово! То есть — это наш косяк или чей? Ты у нас человек новый, как ты считаешь? — президент компании аж подскочил на месте. — Так вот получается, что мы на целый лям попадаем! А откуда, вот откуда нам его взять?

— Почему вы так на меня смотрите? — удивилась Елена. — Разве я в этом виновата?

— Ну а кто же? Ты же у нас менеджер проекта — ты в ответе за все!

— Простите, Дмитрий Павлович, но мы еще на стадии подписания договора неоднократно говорили, что утвержденный вариант не имеет запаса по производительности, и что также по рекомендациям изготовителя…

— Да что там говорили! Что толку от этих разговоров, а? Вот есть факт, да? Поставили не то, ну не то поставили, понимаешь?! И что я теперь должен вспоминать, кто и что сказал? Ты мне решение дай, решение, а болтовня мне не нужна, ну не нужна! — Дмитрий Павлович весь раскраснелся и стал ходить по комнате. — Вот что я должен говорить акционерам. А? Что мы в очередной раз облажались?

— А что, это уже не первый проект с подобными проблемами? — удивился Борис Иванович.

— Нет, проблемы везде разные, — начал было Виталий, но его резко осек Дмитрий Павлович.

— Да какая разница! Всё всё равно сводится к тому, что мы за свой счет что-то да закупаем, так сказать дыру латаем, да?

— Хм, тогда стоит более внимательно проводить техническую экспертизу перед заключением контракта, — заметил Борис Иванович.

— Вот. Да. А ты думаешь, зачем мы тебя взяли? Был у нас тут один Сережа, все время что-то гундел — и это не так и то не это, а решения, где решения?

— Сергей Алексеевич всегда предлагал решения проблем, — вступилась Елена.

— Вот она старая команда, один за всех — а ведь ты одна осталась, понимаешь? Нет больше покровителей, придется самой как-то, — скривился в ухмылке Дмитрий Павлович.

— Давайте вернемся к этому проекту, — поморщился Борис Иванович. — Я не знаю, как и что было, но следует зафиксировать, что иного решения, как выполнение требований контракта, у нас нет. А для этого придется модернизировать линию, установив еще два пресса.

— Еще два пресса, вот так просто, да? — воскликнул Виталий, поддержанный одобрительным кивком президента компании. — А помещение кто будет строить? Ведь цех проектировался под существующую линию, куда ставить то будем?

— Хм, — прокашлялась Елена, сверкнув от удовольствия глазами, — я должна отметить, что при согласовании проекта с нашим клиентом была достигнута договоренность, что они спроектируют цех с учетом возможной модернизации или расширения производства.

— Вот это хорошо, тогда расходы на запуск будут незначительны.

— Да что ты там согласовала? Мало ли что они там спроектировали, физически-то куда ставить?! — возмущался Виталий. — Я был там, там нет места, ну нет там места!

— Ну как же нет? — не теряя самообладания, ответила Елена, хотя внутри нее все горело от гнева. — Вот, сам посмотри, — это мне вчера Джон прислал.

Она достала из папки сложенный чертеж и расстелила его на столе. Борис Иванович склонился над ним и одобрительно кивнул. Виталий нехотя встал и подошел ближе.

— Да, все верно, — подтвердил Борис Иванович, — вписываются, даже место для обслуживания остается.

— Клиент готов взять на себя обвязку и монтаж, — сказала Елена, вытаскивая письмо от клиента.

— По-моему, дело ясное, надо размещать заказ на производстве. Я так понимаю, от реализации этого проекта зависят еще три подобных? — спросил Борис Иванович.

— Да, верно. И акционеры ждут, что при реализации следующих у нас не будет подобных проблем! — воскликнул Дмитрий Павлович.

— Это невозможно предугадать, — важно сказал Виталий. — У всех разное сырье, оно меняется каждый месяц, нельзя всего учесть.

— Все учесть нельзя, но можно заложить запас. Всегда при проектировании сложного процесса нельзя использовать для расчета максимальную производительность линии, это типичная ошибка проектирования, — Борис Иванович сел на место и сделал пометку в своем ежедневнике. — У нас же есть предложения от завода?

— Да, все готово. Мы уже даже согласовали контракт, поставка может быть уже через месяц, у них есть два отказных пресса, надо только ткани поменять, ну или что-то такое, — Елена, запутавшись в объяснении, смущенно засмеялась.

— Пришлите мне это ТКП, а я посмотрю, хорошо?

— Да, конечно. Оно на самом деле прифайлено в системе, там вся информации по проекту.

— А, тогда я сам из базы вытащу.

— По-моему проектом должен заниматься человек, который может отличить ткань от еще чего-то! — раздраженно воскликнул Виталий.

— Ты себя имеешь ввиду? А разве не ты настаивал на этой комплектации? Ходил тут, важничал? — Елена не выдержала и хлопнула папкой о стол.

— Давайте не будем переходить на личности, — Дмитрий Павлович примиряюще улыбнулся.

— Нет, давайте будем! — Елена больше не пыталась себя сдерживать, — вы, Дмитрий Павлович, вы настояли на самом дешевом варианте!

— Я думаю, что всем стоит успокоиться, — Борис Иванович аккуратно взял Елену под локоть, отводя от надувшегося Дмитрия Павловича, сидевшего с красным потным лицом.

— Я посмотрю ТКП, и завтра примем решение.

— Хорошо, пусть так, — Дмитрий Павлович шумно выдохнул. — Елена, зря ты так, зря.

— А вы мне не угрожайте, понятно? — она собрала документы, оставив чертеж Борису Ивановичу, и вышла, хлопнув дверью.

Влетев в свой кабинет, она закрыла за собой дверь на защелку и стала нервно ходить по комнате. Алена, уткнувшаяся до этого в экран, встревожено смотрела на нее.

— Черт, черт, черт! — твердила Елена. — Дай карандаш.

Алена протянула ей остро отточенный карандаш. Елена разломила его, раскрошив на мелкие кусочки.

— Дай еще! — потребовала она. Через пару минут все карандаши были на полу, мелкими обломками следуя за движениями Елены.

— Больше нет, — сказала Алена на очередной требовательный жест Елены.

— Принести еще?

— Не надо, — Елена устало села на свое кресло. — Ну, я и насорила.

— Ничего, Гуля уберет.

— Нет, я так не хочу. Где у нас совок с веником?

— В подсобке, там, где бумага, картриджи. Принести?

— Нет, я сама схожу. Да, меня, наверное, скоро уволят. Так что, имей ввиду.

— Не уволят, — отрицательно покачала головой Алена. — Ребята сказали, что идет передел власти, вот Павлович и психует.

— Ну, тогда я сама уволюсь. Вместе уволимся!

— Правильно! — поддержала ее Алена.

Звякнула входная дверь, и в кафе ввалилась шумная компания. Елена обернулась назад, словно желая увидеть там знакомого, но это были четверо молодых парней, нежно опекавших двух смущенных, но бесконечно довольных девушек. Она задержала взгляд на этой компании, улыбаясь неумелым движениям борющихся за внимание девушек парней, которые, надо сказать, умело управляли всеми четырьмя, позволяя каждому думать, что одна из них выбрала его. За этой нескучной игрой она и не заметила, как принесли ее десерт, а из уборной вернулась Настя.

— Ленусик, опять замечталась? — она проследила ее взгляд и довольная ухмыльнулась.

— Какие мальчики, да? Вон тот слева вполне ничего.

— Настя! — устало проговорила Лена, копаясь в принесенном чизкейке. Он показался ей приторно сладким, как сидящая напротив подруга.

— О, как он на меня посмотрел! — Настя засветилась от удовольствия и ловко, будто бы незаметно, расстегнула одну пуговицу на тугой блузке, сильнее открывая взору заманчивую впадину между грудями.

— А мы с тобой еще ничего, но уж точно сможем отбить этих кобельков у этих дохлых сучек!

Она рассмеялась, довольная своей шуткой, и погрузилась мороженое. Лена хотела что-то ей ответить, но ощутила другое чувство — желание поскорее уйти отсюда. Ей было здесь неуютно, пускай это было ее любимое кафе, но сейчас больше всего ей хотелось уйти. И дело было даже не в Насте, которую она перестала понимать, а может это она изменилась? Ведь раньше она могла так же, как и Настя заигрывать с молодыми парнями, испытывая их смелость, и после их позорного отступления смеяться над ними, чувствуя свое превосходство, свою власть, подавляющую волю мечущегося, одурманенного гормонами и нестерпимым желанием самца. А сейчас она подумала, а что будет, если один из этих парней все же бросит своих спутниц и друзей и подойдет. И что дальше? Ей стало тошно от себя, рука безвольно бросила ложку на скатерть.

— А ты действительно изменилась, правильно Андрей говорит.

— Андрей? — будто бы вырвавшись из дурмана, переспросила Лена.

— Ну да, Андрей. Мы же ходим в один фитнес-клуб, забыла, как вместе абонемент покупали? Кстати, а ты там давно не была, не боишься, что жопень отрастет?

— Не боюсь, — резко ответила Лена, ей стало неприятно от мысли, что Андрей ходит в клуб вместе с Настей. Но почему вместе? Они же могли ходить и в разное время. Но Лена чувствовала, что они ходят вместе. — И часто вы там встречаетесь?

— Ой, а ты не знаешь? Так мы же в одну секцию ходим, bodypump, а потом в бассейн, так здорово, ты не представляешь! Ты прямо чувствуешь, как твои мышцы нагрузились, все, что надо подтянулось, а потом медленно плывешь, у-ум, — она скривила губы в легкой ухмылке и с вызовом посмотрела на нее. — Андрей хорошо плавает, у него такой красивый торс, прямо как Ихтиандр. А ты мужика в черном теле держишь, смотри, кобель сам себе сучку найдет.

— Это ты от своей собачки терминологии набралась? — поморщилась Лена.

— Это он тебе рассказал?

— Да нет, что ты! — она громко расхохоталась. — Я и так вижу, когда мужику уже невмоготу, я прямо горю рядом с ним, понимаешь?

— Только попробуй! — Лена резко встала и бросила на стол несколько купюр.

— Ну, ты что? Мы же подруги. Я бы никогда себе не позволила, но разве я не могу помечтать?

— Иди ты к черту! — Лена развернулась и пошла к выходу.

— Дура! — крикнула ей вслед Настя и засмеялась.

На улицу она выбежала распахнутая, толком не застегнувшись, и холодный ветер обхватил крепкими руками ее шею, набивая горстями снег за шиворот. Справившись с шарфом, она по-солдатски зашагала вверх по бульвару в сторону Пушкинской. Метель разгулялась, разогнав всех гуляющих, только редкие спешащие фигуры мелькали рядом с ней. Она дошла до перекрестка. В снежной мгле проезжающие машины казались светящимися призраками, осторожно крадущимися по обледенелой дороге. Елена с трудом увидела зеленый сигнал светофора, но пока обходила сгрудившиеся на светофоре машины, опоздала на другой. Ветер немилосердно обдавал ее снежным дождем, ноги сами начинали идти в пляс, становилось холодно. Больше всего сейчас она жалела, что не поехала на машине, решив после встречи с Настей прогуляться вверх по бульварам.

На другой стороне возле замерзшего фонтана она увидела одинокую фигуру мужчины, со странно оттопыренной курткой на груди. Мужчина стоял стойко, не шелохнувшись, слегка склонив голову. Загорелся зеленый сигнал, и она перешла на другую сторону.

— Девушка! Девушка, постойте, — позвал он ее, когда она пробежала мимо него.

— Это вы мне? — удивилась она.

— Да, вам. Не знаю, даже как и сказать, — замялся он. Это был молодой парень, немногим выше нее, прятавший глаза за толстые стекла очков. — Не сочтите мою просьбу как оскорбление, точнее это даже предложение…

— Молодой человек, давайте к делу, — она подошла к нему, встав спиной к ветру, который как назло стал гулять по площади, кружа снег в веселой карусели.

— Да, вы правы. Вы не хотите пойти в театр? Начало через десять минут. Нет, Вы не подумайте, просто та, которую я ждал, не пришла, — он с надеждой посмотрел на нее, но заметив сомнение в ее глазах, засуетился. — Нет, вы не подумайте. Вот, я могу доказать.

Он полез в карман за телефоном и открыл ветвь переписки. Последнее сообщение было короткое и чрезмерно жестокое, как показалось сейчас Елене: «Нет, не приду. Не хочу».

— Понимаю, — сочувствующе покачала она головой. Время близилось к семи, Андрея дома все равно не было, она в этом и не сомневалась. — Что ж, пойдемте.

Она взяла его под руку и повела к светофору.

— Меня зовут Антон, — парень, обрадованный, придерживал рукой полу открытой куртки, стараясь не давить сильно. — А как вас зовут?

— Меня зовут Елена Николаевна, — ответила она и рассмеялась. — Мы же с Вами разного возраста.

— Ну почему же? Мне двадцать пять лет.

— А мне сильно больше, — рассмеялась она.

— Никогда бы не подумал.

— Спасибо, это очень приятно слышать, но это факт. В другом освещении вы сможете почувствовать разницу.

— Мне кажется, что это женщины придумали сами для себя. Мужчина не обращает внимания на возраст, — уверенно ответил он.

— Это вы сейчас так думаете, Антон, — рассмеялась она. — А чем старше становитесь, тем больше начнете заглядываться на молоденьких.

— Возможно другие, но не я, — уверенно ответил он. Были в его голосе и самоуверенность, и смущение, заставлявшее его то и дело поправлять очки, отпуская полу куртки.

— Расскажите, о чем спектакль? — она сильнее сжала его руку, чувствуя, как он инстинктивно напряг мышцы, желая показать свою мужскую силу. Ей это понравилось, она тихо рассмеялась.

— Про любовь, конечно. Разве может быть пьеса о чем-то другом? Я не большой знаток театра, предупреждаю сразу. Выбирал наобум.

— В любом случае, это лучше, чем мерзнуть возле фонтана.

— Это да! Признаться, я совсем замерз.

— Пострадали за любовь.

— Вы знаете, я для себя решил, что это, наверное, мазохизм. Итак, понятно, что мне ничего не светит, но… не знаю как сказать.

— Зря вы так думаете. Я вот по себе могу сказать: если женщина говорит нет, то это еще ничего не значит. Но если вы верите в свои силы, то можете добиться своего, правда, не всегда. Тут надо чувствовать вашу избранницу, понимать, когда она с вами играет, а когда желает освободить вас. Не кажется, что она с вами играет.

— Возможно, что вы и правы. Но мне эти игры уже поднадоели.

— Тогда дам вам простой совет — забудьте ее на пару недель, а там уж как получится.

— Мне сестра то же самое сказала.

— У вас мудрая сестра.

— Да нет, ей двенадцать лет, что она может в этом понимать?

— Ну, она же женщина, это инстинкты.

Они свернули на Малую Бронную. Проходя мимо ресторана, их обдал прелый запах кухни, уксуса и специй, перемешанный с духом подогретого вина и свежей выпечки. На афише театра значилось лаконичное название «МЦК».

— Пришли, — парень открыл ей дверь и шмыгнул следом.

— Опаздываете, — пожурил их контролер на входе.

— Старались, как могли, — ответила ему Елена, настроение заметно улучшилось. — Вы же видите, что происходит на улице.

— Да, зима, — важно ответил контролер. — Второй звонок уже был, поторопитесь.

Принимая у Елены куртку, парень торжествующе вытащил из-под полы куртки яркий букет и вручил ей.

— О, как красиво, — она спрятала лицо в белых и синих цветах, разбавленных зелеными ветвями папоротника. — Сами Антон, вы же его сами собирали?

— Да, а как вы догадались? — удивился он.

— Не знаю, просто так подумала.

Он быстро сдал одежду, и они побежали в партер, где неспешно заходила последняя очередь догнавшихся в буфете театралов. Зазвучал третий звонок.

— Успели! — радостно выдохнул парень.

— Ага, — Елена с интересом разглядывала зал. — А почему вы решили мне предложить билет?

— Честно говоря, не только вам. Просто вы единственная, кто не испугалась.

— А что, другие боялись?

— О да, некоторые даже… ну да что их вспоминать, люди нервные, город.

— А что в городе все люди нервные?

— Конечно, а как иначе? Город утомляет, уничтожает человека, высасывая из него все соки, — он рассмеялся. — Вы не подумайте, это я в программке сейчас прочел.

Он показал на сидящего впереди мужчину, который углубился в программку.

— Да? — Елена приблизилась к сидящему впереди и заглянула ему через плечо. — Извините, я только одним глазком.

— Пожалуйста, пожалуйста, — ответил ей мужчина, передвигая программку так, чтобы ей было лучше видно.

«Вся наша жизнь — дорога. Как мало остается от жизни, теряя драгоценные минуты в дороге на работу, учебу и потом обратно. Город поглощает тебя, принимая в свой улей, и больше никогда не отпускает. Он требует от тебя плату, за свои блага, уничтожает тебя, высасывает все соки и выбрасывает на обочину дорог, ведущей из него, как мусор.

Но даже в этом жернове есть место для любви, для мечты и надежды, надо лишь сделать один шаг, и войти в вагон».

В зале погас свет, засветились экраны телефонов. Елена достала свой, пришло одно сообщение, но она решила посмотреть его после спектакля. Держа букет на коленях, она вся погрузилась в начавшееся действие.

Звук приближающегося поезда ворвался в зал, застучали колеса, яркие огни фонарей пронизали темноту зала красными и желтыми лучами. Луч прожектора выхватил одиноко стоящую фигуру девушки, скрывая под тенью сцены безразличные фигуры пассажиров. Некоторые подходили ближе к ней, вырываясь из темноты вагона, но тут же скрывались обратно в серую мглу.

Елена смотрела на сцену, завороженная действием. Иногда ей казалось, что она знает каждую следующую фразу, она знает, что сейчас произойдет, как офис сменится вагоном метро, все было близко и вызывало чувство испуга, настолько действие пьесы сближалось с ее мыслями.

Первый акт пролетел на одном дыхании. Антон оказался галантным кавалером, стойко отстояв очередь в буфет, а Елена, все еще переживающая действие первого акта, глядела в окно, точно также как и героиня, стоя у окна электрички, смотрела в зал, не видя никого в нем, не видя ничего.

— А вот и кофе, — Антон поставил чашки на столик рядом с ней. — Я взял еще пару бутербродов, или Вы хотели пирожное?

— Нет-нет, бутерброды самое то, — улыбнулась она. — Запомните, Антон, на самом деле женщины любят рыбу и мясо, а вот сладкое — это любят мужчины.

— Да, вы правы, я сладкоежка.

— Ну. По вам не скажешь. Хотя признаться, что тоже иногда люблю съесть что-нибудь сладкое.

— Как вам пьеса?

— Нравится. Я не театралка, вспомнить бы, когда в последний раз была в театре. Все как-то не досуг, работа, работа, работа.

— Да, работа. Одна работа, а жизни нет.

— А разве у нас есть выбор?

— Наверное, нет, но хочется верить, что есть. Вы никогда не задумывались, что по сути крепостное право, рабство, если хотите, так вот его никто и никогда не отменял. Все это мишура, мираж, а суть остается та же: распределение благ неизменно, меняются только вывески.

— Ой, мне это надо обдумать, — рассмеялась она. — Я чувствую, что в этом что-то есть, но с другой стороны, а зачем надо об этом думать? Разве вы можете что-то изменить?

— Наверное, нет, но очень бы этого хотелось.

— А посмотрите на это с другой стороны, разве наша жизнь чем-то отличается от животных? Разве она так уж и плоха?

— Все же человек должен к чему-то стремиться. Мне кажется, что и автор пьесы хотел это передать зрителю.

— А разве стремление к счастью, к любви — это не то самое настоящее, то, ну не знаю, эм…

— Цель?

— Да, вот именно — цель!

— Для женщины — да.

— А для мужчины?

— Мужчина должен побеждать, искать, находить, бороться.

— А любить?

— Мне кажется, что это только мешает двигаться вперед.

— Нет, не согласна. Подумайте, все же открытия, победы, поражения, разве они были без любви? Не любовь ли есть та цель, к которой стремишься?

— Не знаю, любовь только мешает жить. Заставляет страдать, осмотрите на героев пьесы, разве она дала им что-то хорошее?

— Но она заставила их ожить, разве не так?

Прозвучал второй звонок. Люди засуетились у входа в зал, на дальних столах допивали бутылку коньяка, набираясь сил для второго акта.

После окончания спектакля Елена еще долго сидела в кресле слушая, как затихают последние аплодисменты задержавшихся зрителей.

— Пойдемте? — Антон встал, приглашая ее к выходу.

— Да-да, — она встала и подошла к сцене. — А ведь это почти про меня.

— Что простите? — Антон не расслышал ее слов и подошел ближе.

— Да так, ничего. Спасибо, что пригласили. Мне очень понравилось.

— Вам спасибо, — засмущался парень. — Я пойду пока в гардероб.

— Хорошо, — она не спеша вышла из зала, бросила короткий взгляд на женскую уборную, там стояла неизменная очередь.

Антон помог ей одеться, куртка высохла и приятно грела. Мимо прошла пожилая женщина и, остановившись, достала из бездонной сумки полиэтиленовый пакет.

— Вот, оберните букет, а то замерзнет, — сказала она и радостно улыбнулась им. — Ты смотри, не заморозь свою красавицу, а то вон как разыгралось.

— Не заморозит, — Елена игриво поцеловала его в щеку, отчего он весь раскраснелся. — Надеюсь, я вас не сильно смутила?

— Нет, все нормально, — еще больше засмущался он.

— И все-таки любовь, Антон, любовь. Ну, признайтесь же, что без нее вы не сможете прожить и дня, ну же! Вы же романтик, я чувствую это! — смущенный вид парня так развеселил ее, она взяла его под руку и потащила к выходу.

— Я об этом не думал, — серьезно ответил он.

— Вот и не думайте! Как начнете думать, так все! Как вы думаете, они еще встретятся?

— Вы про героев пьесы?

— Да, конечно же, про них.

— Думаю, что да. Иначе и быть не может.

— А почему вы так думаете? Москва огромный город.

— Вы же сами сказали не думать, вот я не думаю, просто знаю.

— Молодец! И не забудьте про вашу барышню, помните мой совет.

— Да, так и сделаю.

— Идемте быстрее, а то я скоро замерзну.

Они дошли до Пушкинской, Антон, прощаясь, не стал выпрашивать ее телефон, хотя было видно, как сильно она ему понравилась, но протянул свою визитку.

— Ум, а вы кино снимаете? — спросила Елена, читая на визитке «фото, видео, свет».

— Скорее я светотехник, но могу и видео снять.

— А это ваша профессия или хобби?

— Скорее хобби. По профессии я инженер, а съемками увлекся еще в школе.

— Я передам вашу визитку одной девушке, ей как раз требуется оператор, ну и все такое, для своего канала.

— Девушка красивая? — улыбнулся он.

— Я считаю, что да, но я же не могу знать ваш вкус.

— Все просто, вы мне нравитесь.

— Осторожнее, Антон, — рассмеялась она. — Я вообще-то замужем, да и сильно старше, поверьте, очень сильно. Она на меня совсем не похожа. Вы разве против?

— Нет, я не против.

— Правда она замуж собралась, но у нее есть сестра. Я плохая сваха, да?

— Нет, все нормально.

— Ну ладно, еще раз спасибо за вечер, Антон. Я побежала, — Елена поцеловала его в холодную щеку и побежала на «Тверскую».

Антон проводил ее взглядом, пока ее куртка не скрылась из виду, уплывая вниз на эскалаторе, и пошел на «Пушкинскую», улыбаясь сам себе, и с ярко красной щекой.

Домой она пришла почти в полночь, шелестя пакетом с букетом. Из комнаты доносился неизменный гул телевизора, шел очередной футбольный матч.

— Привет, — поздоровалась она с вышедшим из комнаты хмурым Андреем. Она подошла к нему и поцеловала. — Ты не скучал тут без меня?

Елена убежала на кухню ставить букет в вазу.

— А ты где была? — спросил он, входя на кухню.

— В театре, не поверишь. Так забавно, остановил на улице парень и позвал в театр. Его девушка не пришла, а он один мерз около фонтана.

— И ты сразу согласилась? Ты теперь к малолеткам пристаешь?

— А что, может и так, ты же мной не интересуешься? — с некоторой обидой ответила она.

— А ты мной. У тебя в голове только твоя работа.

— Работа — это важно, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Я вот по-твоему не работаю?

— Работаешь, конечно, работаешь.

— А что ты знаешь о моей работе? Все ли у меня хорошо?

— А что, у тебя что-то случилось? — она подошла к нему и обняла, прижавшись к груди. — Ты же мне ничего не рассказываешь.

— А что тебе рассказывать, когда слово вставить нельзя, только и слышу про этот чертов проект.

— Милый, но это все скоро кончится. Потерпи пару месяцев, хорошо?

— Я тебе звонил.

— Ой, я выключила телефон, — она побежала в коридор и достала телефон. — Ладно, завтра включу.

— Есть будешь?

— Не откажусь, а ты что-то приготовил?

— Что есть, то и будешь есть, — буркнул он. — Я смотрю у тебя настроение хорошее?

— Да, хороший спектакль. Почему мы никуда не ходим?

— А когда? Ты все время на работе.

— А ты все время в зале или в спортбаре.

— А что мне дома одному сидеть?

— Ну, нет, конечно. Давай завтра сходим просто погулять, а?

— Погода паршивая.

— Ну что, ну придумай что-нибудь. Помнишь, какие ты мне свидания делал?

— Странно, что ты помнишь.

— А я помню. Ну, подумай, кто из нас мужчина?

— Ладно, я подумаю, — он достал сковороду и выложил на нее из казана жаркое, — столько хватит?

— Да, больше не надо. Какой ты у меня хозяйственный, не то, что я.

— Ты не подлизывайся, лиса, — Андрей покраснел от ее поцелуя, оттаивая. — Ходит тут со всякими в театр.

— Не ревнуй, я же тебя люблю.

Он погрел ей жаркое и положил на тарелку с остатками зеленого салата. Она с удвоенным аппетитом принялась за еду, игриво посматривая на мужа.

— Что? — спросил он.

— Ничего, куда завтра пойдем?

— Узнаешь.

— А ты уже придумал?

— Да, придумал. Надо только будет лыжный костюм найти.

— Ой, а я в него влезу?

— Влезешь, ты не изменилась.

— Правда? А мне кажется, что я растолстела.

— Это Настя растолстела.

— Умеешь порадовать!

Утром Андрей разбудил ее, когда еще солнце не встало. Она начала было сопротивляться, но он буквально стащил ее с постели и отнес на руках в ванну.

— Ты такой горячий с утра. Откуда у тебя столько сил? — она притянула его к себе, чувствуя, как все его тело подергивается от мелкой судороги напряженных мышц.

— Так, хватит, — он отстранился.

— Ну почему? — обиделась она, вспоминая его нежные, ночные ласки, как он еле сдерживал свой напор, чтобы сразу не наброситься на нее. — Мне понравилось ночью, давай повторим, а?

— Ха-ха! — он криво усмехнулся. — Мы план уже на месяц выполнили.

— Какой еще план? — удивилась она и задумалась. — Разве мы так редко?

— Да вспомни, когда мы с тобой в последний раз сексом занимались?

— Ну и что! Кто старое помянет, помнишь?

Он хотел еще что-то добавить, но она остановила его, завладев его глазами, телом и разумом, умело управляя растущим с каждой секундой вектором его энергии, доводя чувствительность нервных окончаний до исступления.

— А мы еще ничего, правда? — спросила она, войдя на кухню в его старой футболке и тюрбаном из мокрого полотенца на голове.

— Конечно, когда ты забываешь о своей работе, то ты вполне ничего, — недовольно буркнул он, ставя на стол яичницу с помидорами и мелко нарубленной зеленью. Он бросил несколько тонких листов сыра поверх желтка и красивым жестом опытного официанта пригласил ее за стол.

— Давай не будем это вспоминать, хорошо? Я предлагаю больше дома это не обсуждать. — Она села за стол и, не дожидаясь его, набросилась с жадностью на еду. — Как вкусно, вот почему у меня так не получается?

— Все просто, надо больше практиковаться, — он сел напротив и налил себе крепкого чая. — Только ведь завтра все опять вернется обратно.

— Но это будет завтра, а сегодня я даже не буду включать телефон, вот так! А куда мы пойдем?

— Пойдем с горки покатаемся. Я, кстати, нашел твой костюм. Ты его, конечно, далеко запихала.

— С горки? А мы разве не староваты для этого?

— Нет, а ты, решай сама.

— Я же младше тебя на три года!

— Да? А так не скажешь.

— Вот ты хам! — она бросила в него хлебом, он поймал его на лету и тут же отправил его себе в рот.

— Позавтракаем и поедем. Давай поедем на твоей, а то на моем тарантасе будем долго искать место на парковке.

— Нет, давай на твоей. Мне нравится, как ты водишь. Тем более я не хочу сегодня ничего делать.

— Тебя же все время трясет?

— Ничего, я потерплю, нам же недалеко ехать?

— В принципе да, до Коломенского, — он встал из-за стола. — Уберешь тут, а я пойду машину погрею. Давай только не тяни резину.

— Нет, не буду. Мне только волосы надо высушить. Минут двадцать, не больше.

Он поставил посуду в раковину и вышел в коридор.

— Андрей! — позвала она его.

— Что? — он обернулся.

— Ничего, — улыбнулась она. — Просто ты сегодня такой веселый. Мне это нравится.

— А, ну тебя! — он покраснел от смущения, точно также, как и в начале их знакомства, махнул рукой в ее сторону и пошел в прихожую.

Скоро хлопнула входная дверь, и Елена осталась одна, медленно попивая горячий чай, лениво, разморенная теплом дома, недавно такого чужого.

Через полчаса она спустилась во двор, где уже стоял блестящий раскочегаренный пикап Андрея. Он что-то внимательно осматривал под капотом, как всегда сосредоточенный, когда дело касалось техники.

— Я готова! — она запрыгнула в машину и два раза нажала на клаксон.

Андрей захлопнул капот и запрыгнул в машину.

— Пристегнись! — скомандовал он и резко дернул с места, обдав стоявший рядом машины фонтаном рассыпчатого снега.

— Холодно сегодня.

— Не особо, всего пятнадцать градусов.

— Ну, это холодно, — она поежилась.

— Если стоять на месте, то да, пожалуй, — он вел машину уверенно, остро входя в повороты.

— А ты стал не так агрессивно ездить.

— Старею. Честно говоря, просто надоело. Камер понаставили, да и незачем.

— А я вот недавно с инспектором общалась, — засмеялась она, — встала, как дура, посреди Ленинского, ну там, на площади Гагарина. Он так внимательно меня осматривал. Я бы себя точно задержала!

— А зачем встала? — он озабоченно посмотрел на жену.

— Не знаю, дура потому что. Ты не беспокойся, это было еще летом.

— По-моему ты мне раньше об этом не рассказывала?

— Да как-то не получалось, а потом я забыла.

— Ты мне сразу говори об этом, пожалуйста.

— Андрюша. Ну, это было один раз, не беспокойся.

— А я буду беспокоиться! — он хлопнул с досады руками по рулю. — Я не хочу, чтобы ты как тогда влетела под автобус, забыла?

— Да помню я, помню. Но я тогда была ненормальная, я вылечила свой психоз! — она примиряюще улыбнулась. — Сейчас все иначе, я все контролирую.

Он поморщился, но промолчал. Елена погладила его ладонь, мозолистую и сухую, со следами многочисленных порезов и ссадин.

— Больше такое не повторится, я обещаю.

Дороги были свободные, и уже скоро они подъехали к входу в парк. Стоянка была забита машинами, оставалось только несколько снежных куч, самовольно занявших полезное пространство. Андрей с третьего раза сумел заскочить на одну из них.

— Царь горы! — похвалила она его.

— Поумничай мне еще, — огрызнулся он.

На пологом склоне возле усадьбы вырос снежный городок с невысокими горками и шатрами, из которых раздавался манящий запах блинов и горячего сбитня. Чуть поодаль, на пригорке детвора уже строила с родителями снежную крепость под руководством разодетого в стрелецкий кафтан мужика, важно шагавшего взад и вперед по линии укреплений. На небе ярко горело зимнее солнце, мороз приятно пощипывал лицо.

— А какая вчера мерзкая погода была! — воскликнула Елена. — А что мы тут будем делать?

— Кататься с горки, — он потянул ее к длинной пологой горке со щитовыми ограждениями.

Возле кассы уже столпилась небольшая очередь, решавших, сколько ватрушек они будут брать. Андрей, пройдя насквозь нерешительных «спортсменов», оплатил две ватрушки. Усадив на первую Лену, он, не дожидаясь, пока она сообразит, столкнул ее вниз и прыгнул на своей следом. Лена прилетела вниз в нелепой позе, не успев толком закричать от неожиданности. Ее ватрушка угодила в снежный сугроб, и теперь она, с трудом выкарабкиваясь, обдумывала месть мужу.

— Ну как? — подбежал к ней раскрасневшийся Андрей.

— Ты мне за это ответишь! — воскликнула Лена и толкнула его в сугроб.

— Ах, вот ты как! — он вскочил, но получил тут же удар ватрушкой в бок, Лена что есть силы размахнулась и вложила в удар весь свой гнев.

— Квиты! — сказала она, но в ту же секунду была сбита еще одним незадачливым спортсменом, и свалилась на мужа в сугроб.

Поначалу она сама таскала ватрушку наверх, но он, увидев, что с каждым разом Лена поднимается все позже, легко затаскивал оба снаряда, нетерпеливо ожидая ее на верху горки. Он всегда давал ей фору, но все равно приезжал первым, обходя ее у самого финиша. Первый час у нее ничего не получалось, ватрушка летела вниз как хотела, частенько вертя ее в разные стороны, постепенно она сумела справиться с ней, правильно направляя свой вес, и наконец обогнала Андрея на два корпуса.

— Ну что, не устала? — по истечению второго часа он сам тяжело дышал, уже шагом поднимая тяжелевшие с каждым спуском ватрушки.

— Давай последний раз? — Она совсем запыхалась, но в глазах ее горел игривый огонек.

— Давай, садись, — он подготовил ее ватрушку, но она изловчилась и толкнула его на нее.

Андрей несуразно скатился вниз, а она важно села и спокойно скатилась следом.

— Я же обещала, — Лена помогла ему стряхнуть снег сзади. — Ну что, куда пойдем?

Снежную крепость уже достроили, обороняющиеся спешно лепили боезаряды, посматривая на огромную кучу снежков внизу. Через десять минут начался штурм. Андрей с Леной смотрели на сражение около шатра с блинами, запивая горячие блины с творогом душистым сбитнем.

— Так здорово, — с завистью сказала Елена, наблюдая за детской игрой, в которую по уши ушли и родители, не уступая детям в азарте. — Правда, здорово?

— Да, но мне кажется, что нам уже поздно, — он верно уловил ее мысль, сильнее прижав к себе.

— Но я же не такая старая, правда же?

— Нет, ты не старая. А как же твоя работа?

— А все равно уволюсь летом.

— Почему?

— Просто хочу уволиться, не могу там больше работать.

— А почему тогда летом?

— Не хочу бросать Аленку, помнишь, я тебе рассказывала о ней?

— А, помню, сестренка твоя.

— Почему сестренка?

— Потому что похожи.

— Ну нет, мы же разные.

— Не спорь, со стороны виднее.

Снежное сражение подошло к концу, крепость была взята, но вскоре ликующие победители перемешались с побежденными в другой шумной игре, прерываемой поеданием блинов с чаем.

Домой они вернулись, когда солнце уже устало закатывалось за горизонт. Усталые и веселые, раскрасневшимися от мороза лицами. Елена захотела приготовить ужин и побежала в магазин, захватив из сумки только карточку, телефон сильно оттягивал карман, и она оставила его на тумбочке. Выйдя из душа, Андрей услышал, как на тумбочке в прихожей жужжит телефон, принимая все новые сообщения. Он подошел и взял его в руки. Борясь с желанием прочитать чужую почту, он долго мялся на месте, ему хотелось доверять жене, и он ей доверял. Отложив телефон в сторону, он не успел уйти на кухню, как телефон яростно завибрировал, принимая входящий звонок. На экране обозначился просто «Антон», Андрей взял трубку.

— Алло, Лена! Лена, ну что ты мне не отвечаешь? Тебе пишу, пишу! Я вернулся, я так соскучился, что ты делаешь сегодня, а? Ну, что же ты молчишь! — в трубке волновался неизвестный ему мужской голос, у Андрея все сжалось внутри.

— Лены нет дома.

— А кто это говорит?

— Это я хочу знать, кто это говорит! — рявкнул Андрей.

— Это Антон. А ты, наверное, Андрей, да?

— Зачем ты звонишь моей жене? Что тебе от нее надо?

— Андрей, давай на чистоту, — Антон прокашлялся. — Она же тебя не любит, ну давай не будем портить друг другу жизнь. Разберемся, как мужики, а?

— Только попробуй ей еще раз позвонить! — Андрей в сердцах бросил телефон на ковер.

Внутри его все кипело, он пытался, пытался сбросить с себя накатившийся приступ паники и ненависти, но не мог — ревность все больше и больше овладевала им. Ему захотелось сделать ей больно, ударить, может даже убить… подавляя это в себе, он с размаху ударил кулаком по зеркалу в прихожей. Зеркало страшно звякнуло, по трещине тонкой струйкой потекла его кровь, но он даже не заметил этого, яростными глазами он впился в экран телефона — он, он! Одни сообщения от него, везде. Чувствуя в себе что-то мерзкое, отвратительное, страшное, Андрей наскоро оделся и выбежал из дома, боясь себя, боясь за нее.

Лена пришла домой, нагруженная пакетами с деликатесами.

— Андрей! Возьми у меня пакеты.

Не дождавшись ответа, она поставила их на ковер и только сейчас увидела свой телефон на полу и разбитое зеркало в кровавых потеках.

— Господи, Андрей! — она бросилась в комнату, но дома никого не было.

Телефон вновь завибрировал.

— Алло, алло! — схватила она трубку.

— Лена, привет, — раздался голос Антона. — Я думал, что опять твой муж возьмет.

— Ты что говорил с ним? — начала задыхаться Лена.

— Да. Мы с ним все обсудили, по-мужски. Я тебе писал вчера целый вечер, почему ты не отвечала?

— Антон, что же ты натворил! Зачем ты это сделал, Антон?!

— А что я сделал? Ты же его не любишь, по-моему, пора уже это признать.

— Ненавижу! Я тебя ненавижу!

Она бросила телефон на пол и, рыдая, спустилась по стене. На экране высветилось последнее открытое сообщение от Антона: «Я так соскучился! Когда же мы встретимся?».

— Ой, как мне это нравится! Давай возьмем, а? — Настя заплясала у витрины бутика с нижним бельем, присмотрев откровенный комплект из дорогой зеленой ткани с малахитовым отблеском.

— У тебя и так много, скоро придется отдельный шкаф ставить, — Артем властно потянул ее дальше, но она заупрямилась, как маленькая девочка.

— Нет, хочу, хочу, хочу! Тебе что, жалко?

— Признаться да, больно дороги уже стали твои капризы.

— Но они же тебе нравятся, ведь так? — Настя довольно цокнула языком, видя, как муж дает слабину. — Я просто померю, может мне это самой не понравится.

— Ну, давай, — он покорно вошел в магазин, вслед за ней.

Настяуже скрылась в примерочной, на лету отдавая указание засуетившимся продавцам. Артем спокойно чувствовал себя в подобных магазинах, не испытывая смущения, свойственное случайным мужчинам, впервые решившим купить нижнее белье своей женщине. Нет, он был тут не впервые, и со знанием дела осматривал вывешенные на бюстах комплекты, прицениваясь, что подарить любовнице на 8 марта.

— Милый! — Настя позвала его из примерочной.

Он прошел за портьеру. Настя вертелась у зеркала, облаченная в тот самый малахитовый комплект. Он был ей слегка маловат, бюстгальтер норовил раскрыться распираемый высокой грудью, трусы терялись в роскошном теле.

— Ты знаешь, это у них самый большой размер, — расстроенным голосом сказала она. — Да и цвет мне не очень идет.

— А, по-моему, неплохо.

— Правда? Спасибо. Но я же не для себя его мерила, милый. Он больше подойдет твоей Машке, она темненькая, и грудь поменьше, как думаешь? Ты же ей еще не подбирал подарок?

— Пока нет. Ты хочешь сделать ей подарок?

— А почему нет? Все-таки нечужие люди, — она рассмеялась. — Ладненько, ну что, берем? Это ее размер, я знаю.

— Да, ей пойдет.

— Ну хорошо, иди оформляй, а я пока переоденусь.

Артем ушел на кассу, где радостные девчонки наперебой расхваливали выбранный комплект.

— Как идет он вашей жене! Это может оценить только настоящий мужчина!

— Это мы моей любовнице подарок подбираем, — ухмыльнувшись, ответил им Артем, проводя карточкой по терминалу оплаты. Ему нравилась реакция людей, когда они с женой так играли. — Празднике же скоро, нельзя без подарка.

— А, ну тогда… — молоденькая девушка кассир вся засмущалась, выбивая чек. — У вас хороший вкус.

— Спасибо! — Настя подошла к ним, протянув белье для упаковки. — Главное доверять друг другу, верно, дорогой?

— Конечно, доверие — залог счастья.

Они забрали покупку и вышли из бутика. Заняв столик у окна в ближайшем кафе, Настя углубилась в меню.

— Но ты скажи, что это я выбирала, хорошо?

— Хорошо. Надо бы вас познакомить.

— Может быть, я доверяю твоему вкусу. А она не против?

— Пока сомневается, я ей слегка намекнул, не будем пугать, молоденькая совсем. Да, кстати, давно Ленки не видел. Как она?

— Ленка то? Да как, разводиться собралась, вроде, — Настя подозвала официанта и сделала заказ на двоих.

— Андрей наткнулся на ее хахаля, вот и взбесился.

— А что, у Ленки разве был любовник?

— Да ты что! У Ленки то? Не смеши. Эта монашка один раз перепила, так теперь всю жизнь раскаивается.

— А, это ты про тот случай в Сочах?

— Ну да, пьяный секс, разбежались и ладно. А она переживает, дурочка.

— Так, а что за хахаль-то?

— Да так тот и есть, понравилось, видимо. Он ей мозги крутит, в любовь играет, но я же знаю, что ему только одно нужно.

— Прямо как тебе.

— Ну, а тебе разве не нужно?

— А что с Андреем? Долго ты его обрабатывать будешь?

— Ох, не дави на мозоль. Козел какой-то, ничего не хочет, представляешь? Мне иногда кажется, что он и не мужик.

— Что больше не дается?

— Да какой там, — она отмахнулась, едва не уронив принесенный бокал с вином.

— Я уж и так к нему приставала, в сауну с ним пошла, а ты знаешь, как не люблю парилку.

— И что, не дался?

— Представляешь, я и так лягу, и так. Там еще мужики были, так они чуть не лопнули от возбуждения, а этот сидит молча и ничего вокруг не видит.

— Так может его напоить? Вообще, зачем тебе все это? Лена вроде твоя подруга, а ты хочешь их в конец развести. Тебе мало было одного раза?

— Ленка, конечно, мне подруга, — Настя вдруг сделалась серьезной, пропал гламурный вид, открыв ее настоящее лицо, уже начавшей стареть женщины. — Я не люблю, когда кто-то считает, что он лучше, чем я. Я хочу ее проучить. А тот раз не считается, он был пьян, так, одно название, не больше. А я хочу, чтобы она нас увидела, чтобы ревновать стала.

— Не понимаю, зачем ее так мучить. Она и так вся в проблемах. Ты жестока.

— Да, я такая, — самодовольно ответила Настя, чокнувшись с ним. — Но ты же меня такую и любишь, правда? Тебе что, Ленку жалко?

— Нет, не жалко.

— Ну, тогда не мешай, дай я поразвлекаюсь.

— Больно ты загружена работой, — усмехнулся он.

— Ой, кто бы говорил. Целыми днями только и делаешь, что трахаешь свою Машку, — фыркнула она.

— А ты что против?

— Нет, я же сама тебе ее наняла.

— Ты что-то задумала, да?

— Ленка завтра едет в свой дебильный Новозареченск. В пятницу вроде вернется.

— А дома ее ждет сюрприз.

— Ага, как думаешь, она на меня с ножом не бросится?

— Нет, она скорее в угол забьется! — Артем неприятно засмеялся, Настя неестественно громко расхохоталась. — Не забудь все заснять.

— Не волнуйся милый, я уже все приготовила.

Лена подошла к закрытой двери комнаты и осторожно постучала, Андрей поднялся с кресла, но дверь не открыл.

— Андрей, открой, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить, — тихо попросила она.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — его голос звучал глухо через дверь, скрывая обиду и горечь. Щелкнула зажигалка, из-под двери потянулся легкий запах сигареты.

— Андрей, ну открой. Ну, я так больше не могу. Открой, пожалуйста, — Лена тихо заплакала и опустилась на пол возле двери. Слова дробились на слоги, разрываемые тяжелым рыданием, ей не хватало воздуха, а дым сигареты душил, дурманил, убивал.

— Я… я не хотела… ну нет у меня с ним ничего… я же тебе все рассказала… я не помню. Не знаю, как это получилось… ну что мне еще сделать, ну скажи?! Не мучь меня! Пожалей меня…

— Пожалеть? — он открыл дверь и вылетел из комнаты, едва не сбив ее. — Пожалеть, вот значит как! Действительно, а ведь больше ничего не остается, только жалеть, правда? Как мне тебя жалко!

— Прекрати, пожалуйста, — она встала, утирая слезы. — Давай, как я вернусь, уедем куда-нибудь. Подальше, чтобы никто нас не трогал, хорошо?

— Уедем? Так просто? И все забудем? Ой, как просто! — от него сильно несло алкоголем, он с трудом стоял на ногах.

— Андрюша, не пей больше, пожалуйста! Посмотри, ты и так уже опух, прошу тебя, — она подошла к нему и провела ладонью по его отекшему лицу.

— Хочу и пью! У меня отпуск! Иди. Иди уже в свой аэропорт, — голос его дрогнул, он дернулся, освобождаясь от нее, но Лена почувствовала, что он сомневается, и не отступила.

— Я скоро вернусь, всего три дня. Андрей, я тебя люблю, слышишь?

— Твое такси пришло, — Андрей пошел в прихожую, взяв ее чемодан.

— Всего три дня, хорошо.

— Собирайся, опоздаешь, — он взял чемодан и вышел за дверь.

Такси, аэропорт, взлет, посадка — все было как в тумане. Алена, ни на шаг не отходила от Елены, чувствуя, что ей нужна поддержка. Она не задавала лишних вопросов, молча вела ее от одной точки до другой. В гостинице Елена отказалась от ужина, Алена долго не уходила из номера, пока не заставила ее переодеться и выпить успокоительное.

— Иди, со мной все в порядке, — еле слышно отвечала Елена на немые вопросы Алены, которая боялась оставить ее одну. — Правда, я успокоилась.

Алена долго колебалась, но вытребовав у нее согласия, что если что-то понадобится, то она сразу ей позвонит, ушла. Елена попробовала позвонить Андрею, но он отключил телефон. Она легла на кровать, поджала ноги к груди и забылась тяжелым сном, навязанным большой дозой успокоительного.

Утром Алена обнаружила ее полностью готовой, с непроницаемым лицом и непонятной злостью в движении и взгляде.

— Ты уже завтракала? — спросила она Елену.

— Нет, а ты?

— Нет, я за тобой пришла.

— Пойдем. Я есть не хочу, но надо.

— Мы можем сегодня улететь, если хочешь. Я пока держу бронь на рейс, — Алена показала ей письмо в телефоне.

— Спасибо! — у Елены загорелись глаза. — Спасибо, Алена.

— Не за что, как ты думаешь, как все пройдет? — Алена положила себе и ей яичницу с салатом.

— Ой, мне много, — запротестовала Елена.

— Не спорь, — строго сказала Алена. — Я знаю, что нужно.

— Откуда ты все знаешь?

— Просто знаю, — смутилась Алена. — Так как все пройдет?

— Надеюсь, что пройдет. Меня это больше не волнует, — она звякнула вилкой по тарелке. — Я хотела уволиться летом, вместе с тобой, но я больше не выдержу.

— Ну и увольняйся! — обрадовалась Алена. — А то я не знала, как сказать. Понимаешь, я не успеваю заниматься дипломом, вот и решила уйти после марта.

— Замечательно! Вот пусть эти козлы сами и рулят всем! — воскликнула Елена.

— А вот и козлы, — прошептала Алена, кивнув на вход, где уже показались президент компании и Виталий.

— О! Доброе утро, красавицы! — неприятно дружелюбно поздоровался президент компании и сел рядом. — Завтракаете?

— Мы уже закончили, — Елена встала, Алена поднялась за ней. — Приятного аппетита.

— А я думал, что вы составите нам компанию? — искренне удивился он.

— Нам еще нужно подготовиться к переговорам, носики напудрить, сами понимаете, — улыбаясь, ответила ему Елена.

— А, ну тогда да, не смею задерживать. Красота страшная сила.

— Страшная красота! — хохотнул севший рядом Виталий.

Дорога до завода сильно затянулась, в салоне было душно, пахло печкой и промокшей обувью. Машина вгрызалась в снежную колею, оставленную после ночного снегопада колонной фур.

— Ты как, нормально? — спросила Елена Алену, сидевшую у окна с побледневшим лицом.

— Меня сейчас стошнит, — прошептала она одними губами.

— Откройте, пожалуйста, окно, — попросила Елена водителя.

— Ты что? Не май же месяц! — возмутился на заднем ряду Виталий, сильно закашлявшись, когда поток свежего морозного воздуха влетел в салон через открытое окно.

— Ничего не замерзнешь, — не оборачиваясь, ответила Елена. — А можете еще печку сбавить?

— Да, конечно, — водитель подкрутил регулятор и через пару минут закрыл окно.

Виталий позади усердно кашлял, а Дмитрий Павлович спал, убаюканный дорогой и вчерашней попойкой.

— Когда мы приедем? — спросила Алена.

— Надеюсь, что скоро. Как раз к обеду.

— Я не хочу есть, — поморщилась Алена.

— Ты не заболела? — Елена потрогала лоб у Алены, он был сухой и очень горячий.

— Наверное, что-то подхватила в метро.

— Скорее у нас подхватила, все друг за другом переболели.

— Наверное, а почему ты не заболела?

— Потому что я сибирячка, а сибиряк это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто хорошо одевается.

— Но я нормально одеваюсь, — фыркнула Алена. — Не с Юга приехала.

— Ты знаешь, я в твоем возрасте часто болела, а потом, после тридцати, как-то все прошло. Муж говорит, что с моим характером ни один вирус не уживается, — она попыталась сделать веселое выражение лица, но получилась только нелепая гримаса. — Как дела у Юли? Она связалась с тем парнем, я тебе визитку передавала?

— Ой, он такой смешной, серьезный такой, Юлька с него ухахатывается. А так ничего, помог с аппаратурой, у них там целая команда собралась, кто-то тексты пишет, другие тоже что-то делают

— Я посмотрела пару выпусков. Юля сильно волнуется, сидит как столб. Надо быть

пораскованней. Вот Оля молодец, напористая и жесткая.

— Ты не представляешь, как они обе нервничают, Оля только с виду такая, а как камеру увидит, полчаса в ступоре сидит. Я была на паре съемок, просто ужас!

— А ты почему не хочешь? Ты бы хорошо смотрелась, да и голос у тебя неплохой.

— Нет уж, это не мое! — воскликнула Алена и раскашлялась. — Я как вспомню себя на выпускном, у-у-у, такая страшила! А папе нравится, не понимаю его.

— Потом поймешь, когда свои дети будут, или со временем, как я.

— Может быть.

Они замолчали. Оставшуюся дорогу все ехали молча, сзади картинно кашлял Виталий, Алена задремала в кресле, плотнее закутавшись в куртку, ее бил сильный озноб.

Через час микроавтобус въехал в заводские ворота, медленно подвозя гостей к входу в цех. Запорошенные снегом висячие клумбы с многолетними растениями смотрелись как огромные вазочки с мороженым, повисшим над зелеными островками между бетонными цехами, слившимися теперь с дорогой в одну бесконечную белую дорогу.

У дверей их уже встречала Марина, как всегда улыбающаяся, но почти по глаза закутанная в длинную куртку.

— Привет, Марина, замерзла, да? — поздоровалась с ней Елена.

— О да! Никогда тут такого не было, настоящее стихийное бедствие! — восклицала она, ярко жестикулируя. — Ой, Алена, что с тобой случилось?

— Да что-то заболела, — извиняясь, ответила Алена, заходя в здание.

Вошедших обдала волна теплого воздуха из цеха с привкусом кисловатого запаха гниения. Алена закачалась на месте, почти теряя сознание.

— Я отведу ее в наше управление, — забеспокоилась Марина. — У нас там и медкабинет есть.

— Не надо, я сейчас оклемаюсь, — запротестовала было Алена, но Елена крепко взяла ее под руку и потащила к выходу.

— Чувствуешь запах, Дима? Это биоразложение, вот как, — радовался Виталий. — Вон, видишь там реакторы? За ними должна быть наша линия.

— Мы скоро придем, — крикнула Марина, подошедшему Сергею Павловичу. — Елена, я сама отведу Алену, не беспокойтесь.

— Так, Аленка, чтобы не сопротивлялась, понятно? — Елена озабоченно посмотрела в лицо Алене.

— Меня просто укачало, — слабо протестовала Алена.

— Ну конечно! Знаю я это укачивание, — уверенно заявила Марина и весело подмигнула Елене. — Все будет хорошо, дело ясное.

Видя непонимание на лице Алены, Марина громко рассмеялась и потащила ее к выходу.

— У меня две сестры, и я уже два раза тетя, так что ты меня не проведешь!

Елена подождала, пока микроавтобус увезет их в заводоуправление и вернулась. Виталий болтал без умолку, обращаясь то к Сергею Павловичу, то к Дмитрию Павловичу.

— О, Елена, здравствуйте! — Сергей Павлович подошел к ней и поцеловал протянутую для рукопожатия руку. Он был явно обрадован ее возвращением и возможностью отойти от назойливого Виталия.

— Сергей Павлович, ну что вы! Вы меня совсем засмущали.

— Не смущайтесь, мы вам всегда рады, Елена, — он говорил громко и четко, повернувшись к президенту компании, добавил. — Мы в первый раз работаем с таким чутким к нашим проблемам менеджером.

— Наши клиенты — это самое главное для нас! — расцвел президент компании. — Покажите свои владения?

— Да, конечно. Мы как раз вчера вышли на расчетную производительность, так что можете оценить линию во всей красе, — Сергей Павлович хозяйским жестом пригласил их пройти за ним. — Елена, пойдемте со мной.

Она подошла к нему и взяла его под руку. В цеху было очень жарко, поэтому они прошли мимо операторской, где оставили в гостевых шкафчиках верхнюю одежду.

— У нас тут небольшое ЧП из-за морозов, заморозили пару труб, поэтому перенесли раздевалку в операторскую, — объяснил Сергей Павлович.

— Хорошо, что надзор не видит, — хотел пошутить Виталий, но Сергей Павлович только удивленно посмотрел на него.

— А вот и ваша линия, — голос его утонул в шуме вакуумных прессов, стоявших в идеальной линии вдоль цеха, где-то вдалеке выла центрифуга, привнося в общий гул низкочастотную мелодию нагруженного шнека.

Елена достала телефон, желая сделать пару фото, Сергей Павлович утвердительно кивнул.

— Ну и как вам оборудование? — стараясь перекричать шум машин, спросил Виталий.

— Нормально, нас устраивает, — ответил ему Сергей Павлович, ведя гостей по цеху.

— Да, все же настоящее европейское качество! — заметил президент компании.

— Ну, вот тут бы я поспорил! — возразил Сергей Павлович. — Очень много «детских» болезней. Мы все это хорошо знаем, уже по регламенту определяем, где и когда потечет, но, честно говоря, ожидали большего!

— Как же так? А почему вы нам ничего не сообщали? — Виталий обеспокоенно посмотрел на Сергея Павловича, а потом на президента компании.

— Да, вы нам подготовьте отчет, а мы поговорим с заводом, — добавил президент компании.

— Я уже отправлял отчет Елене, — ответил Сергей Павлович.

— Елена! А почему я ничего не знаю? — возмутился президент компании.

Елена убрала телефон и криво усмехнулась, не совладав со своим желанием высмеять его.

— Я уже отправляла неоднократно отчеты по отказам! Все прифайлено в базе, вам приходит копия и Виталию тоже!

— И что ответил завод? — президент компании сделал возмущенное лицо. — Надо было мне лично доложить, я бы надавил на них!

— Завод ответил, что количество отказов минимальное, и что работ RND никто проводить из-за пары случаев не будет, — ответила она ему, приняв спокойное деловое выражение, но в глазах горел тот же огонек насмешки.

— Типичный ответ! — добавил Сергей Павлович. — К сожалению, другого не имеем — работаем с тем, что есть, а работать надо!

— Да, работать надо, — согласился президент компании. — Что вы планируете на следующий год?

— А, пойдемте, покажу, — Сергей Павлович повел их из цеха, ведя Елену под руку и продолжая рассказывать о производстве.

Дмитрий Павлович и Виталий шли за ними, на лице президента компании стояла мертвенная бледность гнева.

В медкабинете пахло свежими бинтами и зимними духами. Алена лежала на кушетке, чувствуя себя неуютно под напряженным взглядом медсестры. Толстые зимние шерстяные брюки и пушистая кофта аккуратно лежали на стуле рядом, из-под белой простыни несмело выглядывали ступни в черных колготках. Медсестра подошла к ней и поправила простынку, скрывая жавшиеся к телу ноги.

— Ну что, моя дорогая, — моложавый врач неодобрительно покачал головой.

— Я права, да? — оживилась Марина, сидевшая на стуле у двери.

— Определенно можно сказать, что у вас грипп. Как вы вообще в таком состоянии решились на подобное путешествие, учитывая ваше положение, я бы не рекомендовал так шутить со здоровьем, — назидательным тоном сказал врач, заполняя гостевую карту.

— Какое еще положение? О чем вы? — удивилась Алена. Ей сделали пару уколов, и теперь она с трудом боролась со сном.

— Вот, Владимир Семенович, молодежь, — покачала головой медсестра. — Беременная ты, понимаешь? Сама то не чувствуешь, что ли?

— Я думала, что просто заболела, — слабо оправдывалась Алена, совсем засмущавшаяся от строгих взглядов.

— Да ладно вам! — воскликнула Марина. — Моя сестра полгода ходила, ни о чем не думая!

— Ты ее с Лизой не сравнивай, у нашей пациентки конституция другая, более нежная, — заметила медсестра. — Ой, ну сейчас совсем заснет.

— Нет, я не сплю, не сплю, — прошептала Алена.

— Так поспи, — врач закончил писать и встал со стула. — На анализы сходишь у себя, нечего тут время терять? Когда обратно?

— Сегодня вечером, — ответила Марина.

— Ну, вот и хорошо, как раз слегка оклемаешься. Все спи, через пару часов отведешь ее на обед, договорись со столовой, чтобы оставили, — распорядился врач.

— Все поняла, — Марина подошла к Алене и легонько пожала ее руку. — Ты не скучай, если что, сразу звони, хорошо?

— Хорошо. Большое вам спасибо.

— Не надо за это благодарить — врач собрал вещи со стола и все вышли, потушив свет.

Принтер зажужжал, извлекая из себя три листа. Сергей Павлович встал из-за стола и забрал бумаги. Резкими отточенными движениями он поставил свою подпись и отдал их Марине, которая ловко проставила печати.

Дмитрий Павлович достал из кармана пиджака ручку с золотым пером и размашисто, величаво расписался.

— Ну, вот и готово, — Дмитрий Павлович громко щелкнул печатью, отштамповывая три акта. — Я думаю, что это стоит отметить, а? Сергей Павлович, вы как?

— Нет, спасибо. Я завтра утром в командировку уеду, уже не мальчик, возраст, все-таки.

— Да, старость не радость. Может, вы хотя бы Марину делегируете составить нам компанию? — Дмитрий Павлович подмигнул напрягшейся Марине, но Сергей Павлович отрицательно покачал головой.

— У нас это не приветствуется.

— Да мы без претензий, настаивать не будем, но сами отметим, а то нехорошо получается. Карма плохая будет, — похихикал президент компании.

— Так, ну тогда все? — Виталий потянулся забрать документы со стола, но Сергей Павлович остановил его.

— Не хватает подписи Елены Николаевны.

— Так давайте я распишусь? — удивился Виталий.

— Нет, она столько сил вложила в этот проект, пусть будет на финальном акте и ее подпись, это справедливо, — сказал Сергей Павлович.

— Она скоро подойдет, сейчас Алену заберет из медкабинета, — засуетилась Марина.

— Видите, как работаем — на износ! — хохотнул Дмитрий Павлович.

— Теряем лучших! — добавил Виталий.

— Зачем вы так? — удивился Сергей Павлович.

— Да мы же шутим, конечно же, мы все переживаем за нашу красавицу, — ретировался Дмитрий Павлович.

В кабинет вошла Елена и бледная Алена.

— Алена, как себя чувствуете? — спросил ее Сергей Павлович, подходя к ней.

— Спасибо. Все в порядке.

— А по лицу не скажешь. Ну, ничего, проект закрыли, теперь отдохнешь.

Алена переглянулась с Еленой, и они обе прыснули от смеха.

— Это мы от радости, — пояснила Елена.

— Елена Николаевна, ждем Вашей подписи, а то никак закрыть проект не можем! — воскликнул Дмитрий Павлович, галантным жестом приглашая ее к столу.

Елена сделала вид, что ничего не заметила и быстро подписала документы, пробежав их глазами за пару секунд.

Сергей Павлович подмигнул Марине, и она скрылась за дверью. Дмитрий Павлович спрятал свой экземпляр акта в кожаную папку, пауза слегка затянулась.

— Ну что мы, наверное, пойдем? Или у Вас остались вопросы к нам? — спросил Виталий.

Сергей Павлович сделал жест рукой, призывая немного подождать. В кабинет вошла довольная Марина, неся на подносе запотевшую бутылку шампанского и блестящие бокалы.

— Все же карму портить не стоит, — Сергей Павлович профессиональным движением открыл бутылку, разливая холодную пенящуюся амброзию в звенящий хрусталь.

— Елена, Алена, — он протянул им по бокалу, следующий передал Марине. Остальным он предоставил самостоятельно взять бокалы с подноса, — предлагаю выпить за успех, за наш общий успех.

— И за наше будущее! — добавил Дмитрий Павлович.

— Ура! — воскликнула Марина, и кабинет наполнился звоном бокалов.

Несмотря на радостность момента, обратно все ехали молча. Президент компании нервно мял в руках кожаную папку, бросая гневные взгляды на Елену, от профессиональной доброжелательности не осталось и следа, лицо было серым и грубым. Сидевший рядом Виталий делал вид, что ничего не замечает, просматривая почту на планшете.

— Вот, Дим, еще один проект профукали, — сказал Виталий, показывая ему полученное решение тендерной комиссии.

Президент компании сплюнул в сторону и с вызовом посмотрел на Елену.

— Ну что, главный менеджер проекта, движемся к успеху?

— Я вам, Дмитрий Павлович, сразу говорила, что мы даем заведомо непроходное ТКП.

— Говорила! — взорвался он. — А мне не надо, чтобы ты говорила! Надо было съездить к клиенту, обосновать, обсудить, да?

— Вообще-то Виталий ездил к клиенту, — ответила ему Елена.

— Я только по технике, остальное… — Виталий развел руками.

— Как вам кажется, Елена Николаевна, вы полностью отработали этот проект? –

с нажимом спросил президент компании.

— Вы хотите меня в чем-то обвинить?

— Нет, что вы, Елена Николаевна. Я хочу просто разобраться. Вот скажите, сколько проектов мы реализовали за последние полгода, ну, навскидку, а?

— Три проекта. Вы их все отлично знаете, — ответила она ему, с трудом сохраняя спокойствие.

Алена проснулась и боязливо смотрела то на президента компании, то на открыто улыбающегося Виталия.

— А почему так? Ведь тогда, когда вас назначали на должность, мы верили, что вы поднимите нашу компанию на новый небывалый уровень! — воскликнул президент компании. — А что в итоге?

Микроавтобус подъехал к гостинице. Елена с облегчением вышла из душной машины.

— Ален, иди, собирайся, через полчаса поедем в аэропорт. Дмитрий Павлович, давайте без вступления, чего вы от меня хотите?

— Я? Я ничего не хочу, вот чего хочет компания от вас, вот это и есть вопрос.

— Значит так, если вы хотите назначить кого-то другого на мою должность, то это легко будет сделать, потерпите до понедельника, — Елена дернулась к выходу, но он схватил ее за руку.

— Елена Николаевна, никто не говорит об изменении вашей должности, нет, акционеры заинтересованы в вашей дальнейшей работе.

— В этом не заинтересована я. В понедельник я буду в офисе и заберу свои вещи.

— Елена, вы что увольняетесь? — президент компании озабоченно посмотрел ей в лицо.

— Хм, вообще-то я отдала заявление еще две недели назад, — Елена ухмыльнулась. — Вы не знали об этом?

— Нет. Ну, постойте. Давайте обсудим, это же не решение, мы не хотим, чтобы вы уходили, — речь его стала торопливой, он искоса взглянул на застывшего с глупой улыбкой Виталия, но тот лишь хлопал глазами.

— Я опаздываю! — Елена резко дернулась и вошла в гостиницу, затаскивая Алену.

Президент компании нервно закурил, сильно затягиваясь.

— Да ладно тебе Дим, что сами не справимся?

— Ты на ее место метишь? Не мечтай! Мне потом после тебя разгребать неохота. Катастрофа, это просто катастрофа.

— Ты также говорил, когда Сергей Алексеевич уволился.

— Мне знаешь, как тогда вставили? — он достал вторую сигарету и прикурил от первой.

— Один щелчок и нас тут не будет ни меня, ни тебя!

— Да ладно, ты сгущаешь краски. Вот выстрелит мой проект, и все наладится.

— Да не выстрелит, не выстрелит! Мне только эту лапшу на уши не вешай!

На этаже было тихо, слабо играл за стенкой телевизор. Алена остановилась около двери Елены и вопросительно на нее посмотрела.

— Ты, правда, увольняешься?

— Правда, но заявление я не писала. Приеду в понедельник, устрою скандал и уволюсь.

— А я собиралась через две недели заявление писать, — расстроилась Алена. — Они же меня разорвут.

— В понедельник решим. Давай собираться, не хочу тут больше оставаться.

— Я закажу машину, через полчасика, хорошо?

Елена кивнула и вошла в номер. Алена побежала вниз на ресепшен заказывать такси, где столкнулась с Виталием и Дмитрием Павловичем.

— Ты тоже собралась увольняться? — зло спросил ее Дмитрий Павлович.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Смотри у меня. Я тебя с волчьим билетом выпущу, тебя никто не возьмет на работу, поняла меня? — Дмитрий Павлович резко дернулся вперед и зашагал вверх по лестнице.

— Вот так вот, — глупо улыбался Виталий, которому было не по себе от этих разговоров.

Андрей сидел за столом на кухне, углубившись в чтение новостей на планшете. Уже начало призывно пахнуть мясо из духовки, и от этого живот недовольно заурчал. Он мельком взглянул на часы, было уже около десяти вечера, Лена уже должна была приземлиться. Он набрал ее номер. Телефон пока был выключен.

В дверь настойчиво позвонили. Он недоверчиво взглянул на часы на кухне и сверил их с телефоном, ошибки не было.

— А, это ты, — удивился он, пропуская внутрь надушенную Настю. — Чего пришла?

— Я хочу с тобой поговорить, — серьезным тоном сказала она. — Я могу пройти?

— Разве нам есть о чем говорить?

— А разве нет? — Настя сняла шубу и повесила ее на вешалку. — Пойдем на кухню?

Она, не дожидаясь ответа, прошмыгнула между ним и стеной, игриво дотронувшись до его живота.

— О, ты готовишь, какая прелесть.

— Тебе стоит уйти — твердо сказал он, входя на кухню.

— А разве ты все уже забыл? Я вот не забыла, это у меня никак не выходит из головы, — она подошла к нему ближе, обдав его жарким дыханием. — Не думаю, что ты мог это забыть, ты был тогда таким страстным, горячим.

— Я был тогда пьян и все.

— И все? А разве так можно? Вскружил бедной женщине голову, а теперь говорит, что все, — обиженным тоном ответила она ему, норовя встать поближе, но он отошел к двери.

— Уходи.

— Я уйду, но ты же сам понимаешь, что я должна буду рассказать об этом Лене. Ты этого хочешь? Мне кажется, что Ленка и так на грани, это ее добьет, ага?

Она неприятно рассмеялась и села за стол. Андрей смотрел на нее с презрением, напряженно играя желваками. Пропищал телефон, пришло сообщение от Лены. Настя взяла его телефон и прочитала: «Я уже еду, скоро буду. Я люблю тебя». Она вытянула губы бантиком и пропищала. — Как мило. Я сейчас расплачусь.

— Пошла вон, — прошептал он, сжав кулаки от бессильной злобы.

— Ты же не будешь меня силой выталкивать? — она бросила на него насмешливый взгляд. — Я же могу и закричать: «Помогите, насилуют!».

Андрей ушел в прихожую и вернулся с ее шубой.

— Одевайся и уходи, — он бросил в нее шубу.

— Ну, что ты такой грубый. А я все мужу расскажу, он приедет и набьет тебе морду. Не боишься?

— Не боюсь. Давай, я тебя жду.

— А я не тороплюсь. Я хочу дождаться Ленку, нам надо поговорить. Она положила шубу на стол и взяла его телефон, набирая Лену. — Алло, Ленусь. А, не ожидала. Да, это я. Ну ты приезжай, мы тебя очень ждем… Ну, как зачем? Нам надо поговорить, всем втроем. Ну, давай, целую, милая.

Она положила телефон на стол и посмотрела на него довольным взглядом.

— Ну, ты и тварь, — прошипел он.

— Не большая, чем ты, милый, — таймер прозвенел, и она подошла к плите. — Давай поедим, а то что-то есть захотелось. Она достала форму из духовки и стала разворачивать фольгу. Кухня заполнилась запахом запеченной шейки с чесноком. Она отрезала себе большой кусок.

— Ум, прекрасно. Не хочешь? Нет, а я вот еще один кусок съем!

Такси съехало на проспект, осторожно пробираясь по мокрому снегу, выпавшему несколько часов назад. Лена сидела сзади, бесцельно копаясь в сумке, руки ее дрожали, то и дело роняя вытащенные предметы на сиденье.

— Скоро будем, — сказал таксист, бросив на нее взгляд в зеркало заднего вида. — Там небольшой затор, но мы его сейчас объедем, вы не против?

— Нет-нет, как вам удобно, — торопливо ответила она, боясь, как бы ее голос не выдал волнение, клокотавшее внутри нее бешеным котлом.

Она вытащила ключи от машины, такси дернулось, и Елена выронила их на пол.

— Пробки сегодня, целый день толкаемся то там, то здесь, — посетовал таксист, желая развлечь пассажирку.

— Снег, стихийное бедствие, — слабо улыбнулась она.

— Да, каждый раз неожиданность для коммунальных служб — никогда такого не было, чтобы снег, да в марте! — рассмеялся он.

— Мне кажется, что не стоит все валить на городские службы. Многие могли бы и не выезжать в такую погоду, — сказала Елена, вспомнив себя в первые годы жизни в Москве, когда еще играло в ней желание доказать свой статус, считая метро чем-то низким для себя, чуждым.

— Да, это вы точно подметили. Иногда такие индивидуумы выползают, диву даешься, и как она смогла сюда доехать. Но вы не подумайте, я не только про женщин говорю, встречаются и такие, с позволения сказать, мужчины! Просто женщин больше замечаешь, наверное, так.

— Женщины-женщины, я подтверждаю, — улыбнулась Елена, переключившись на разговор, чувство тревоги отступило назад, выжидая лучшего момента, чтобы оглушить. — Я по себе знаю, могу такое учудить, сама потом не понимаю, как в аварию не попала!

— Нет, вы на себя наговариваете. Вы такая серьезная женщина.

— Но я же женщина, а это фактор наибольшего отклонения от ожидаемого результата, так мой муж говорит.

— Ну, нет, разве можно так с женщиной разговаривать — удивился он.

— Вы знаете, а он прав. Я раньше возмущалась, а потом решила, что он прав.

— Не знаю, меня моя бы убила за такие слова. Вот, в следующем месяце домой поеду.

— А вы далеко живете?

— Так я с Ростова. Тяжело в Москве работать, воздух очень тяжелый. А домой приезжаешь, красота, дышишь полной грудью, с внуками поиграешь, и жить хочется.

— Да, это прекрасно, — Елена вновь ушла в свои мысли, заново переживая слова Насти.

— Ну, вы еще молодая, не расстраивайтесь. Я могу это говорить, мне же больше шестидесяти лет, много чего повидал. Все будет хорошо, будьте уверены в этом, и это сбудется.

— Спасибо, постараюсь, но что-то пока не получается. Я вот подумала, что не все женщины так уж и непредсказуемы, есть очень даже расчетливые, все заранее продумывают.

— Конечно, есть, но, да Бог им судья. На чужом горе своего счастья не построишь.

— Да, вы, наверное, правы. Спасибо большое!

— Да не за что. Мы как раз подъезжаем.

Такси остановилась около шлагбаума, Елена долго вызывала номер, но было занято.

— Что-то не берут трубку. Я так дойду, — она вышла из машины.

— Я помогу, только машину переставлю, — таксист прижался поближе к краю заезда. Вытащив чемодан из багажника, он быстрым шагом донес его до подъезда.

— Все, дальше я сама. Спасибо большое, — поблагодарила его Елена, начав копаться в сумке в поиске ключей.

— Не за что. Доброй ночи! — он широко улыбнулся и побежал обратно к машине. Елена позавидовала его бодрости, она была значительно моложе, но чувствовала себя полностью разбитой. Найдя ключи, она уже вошла в подъезд, когда он ее окликнул.

— Подождите! Вы ключи потеряли! — он протянул ей связку ключей от машины.

— Спасибо, я их, видимо, обронила, — Елена сунула ключи в карман куртки. Он приветливо ей помахал, пожелав еще раз всего хорошего, и она осталась одна, погруженная в безмолвие и пустоту подъезда. Она долго стояла в лифтовом холле, не решаясь вызвать лифт, и прислушивалась, ожидая чего-то, не желая узнать то, чего сердце боялось, а разум молчал, с трудом подавляя набравшую силу бездушную тревогу.

Андрей стоял, опершись на косяк дверного проема кухни, устало смотря на Настю. Она же, ничуть не смущаясь, пила чай, с найденными в холодильнике крохотными пирожными из кондитерской напротив, которые он купил сегодня к приезду Лены.

Заскрежетал ключ в замке, Андрей дернулся, как от оцепенения, и бросился в прихожую.

— Привет, нормально долетела? — он взял ее чемодан и поставил в сторону.

— Да, все хорошо, — она говорила медленно и очень тихо, лицо было бледным, а руки подрагивали как при лихорадке. — Андрей, я не понимаю?

Она испытующе посмотрела на него, ища ответа, но он стыдливо отвернулся.

— О, Ленусь, привет, моя дорогая, — Настя вышла в прихожую, держа в одной руке чашку с чаем, в другой пирожное. — А мы как раз чай пьем.

— Что ты тут делаешь? — гневно прошептала Елена.

— А ты как думаешь? — Настя насмешливо посмотрела на нее. — Ты знаешь, а ведь в этом ты сама виновата. Я же тебя предупреждала, но что об этом говорить теперь? Нас с тобой столько связывает, а теперь еще и общий мужчина.

Она запила остатки пирожного и властно погладила Андрея по плечу.

— Я тебя не понимаю! Уходи, уходи немедленно! — крикнула Елена, толкнув ее в грудь.

— Ну-ну, милая, — Настя стряхнула воду со своей блузки. — Блузку только мне испортила, а ведь она недешевая.

— Андрей! Скажи, что она врет, ну скажи, скажи! — взмолилась Елена, глядя на мужа.

— Я был пьян, но это меня не оправдывает, — торопливо начал он, попытавшись взять ее за руку, но она стала пятиться назад, мотая головой, как бы желая стряхнуть с себя что-то, что мешало ей.

— Он такой горячий, ты не представляешь. Ум, у вас тоже так? Тогда понимаю, почему ты его выбрала, — Настя громко рассмеялась, удовлетворенная произведенным эффектом.

Лена бросилась к двери, но Андрей схватил ее.

— Отстань! Отстань от меня! — закричала Елена, вырвавшись из его рук и с яростью, вложив весь свой вес, ударила его в лицо.

— Лена! — крикнул он ей вслед, приходя в себя после нокдауна.

— Вот это да! А я-то думала, что наша девочка не такая нервная, а тут такие нервы, у-ух, прям мурашки по коже. Ну что ты так переживаешь? Вернется, погуляет, остынет. Хочешь, я пока тебя утешу, а то я уже завелась.

— Пошла вон! — закричал он ей в лицо и с силой вышвырнул за дверь.

Настя грохнулась на бетонный пол, покрытый яркой плиткой, недоуменно глядя на него. Он выкинул за дверь ее вещи и, накинув на себя куртку, побежал лестницу. Настя еще долго собирала рассыпанные из сумки мелочи по полу, нервно смеясь.

Лена выбежала из подъезда и бросилась вперед к палисаднику. Она не знала, куда и зачем бежит, ей просто хотелось убежать, убежать куда-нибудь подальше. В кармане пропел брелок от пульта, сигнализируя о приближении к ее мазде. Повинуясь импульсу, она бросилась к ней, машина радостно запищала, опознав хозяйскую метку. Холодная машина долго не заводилась, Елена неистово дергала стартер, лихорадочно нажимая на кнопку запуска. Наконец машина завелась, и она резко стартанула с места, едва не задев припаркованную впереди ауди. Шлагбаум уже начинал закрываться после выезда жильца, Елена прибавила газу и пролетела под ним. Не разбирая дороги, она вылетела на проспект и погнала машину вперед.

Андрей выбежал из подъезда и встал на месте, пытаясь понять, куда могла убежать Лена. Краем глаза он уловил бордовое пятно, пронесшееся под закрывающимся шлагбаумом.

— Твою мать, Лена! — бросился он в гараж.

Долгие три минуты, пока он выезжал из подземной парковки и ждал, пока шлагбаум поднимется. Он выехал со двора и остановился. Перед ним было минимум две возможности, куда могла она уехать, дорога уводила на проспект в центр и на разворот по эстакаде.

— Куда ты поехала, куда? — спрашивал он себя, медленно двигаясь по проспекту. Он боялся не успеть, в прошлый раз нервный приступ закончился аварией, когда она на лету въехала в сломанный автобус, чудом оставшись в живых. Он решил довериться чутью и погнал пикап вперед по проспекту в центр, ему казалось, что он знает, куда она поедет. С трудом подавляя желание втопить сильнее, он внимательно осматривал дорогу, выискивая следы ее машины, боясь увидеть красную мазду на обочине, влетевшую в столб или перевернувшуюся на бок. Город был пуст, машина скользила на липком снегу, система контроля выла, скрипела, но все же отрабатывала, не смотря на желание водителя вывести машину из равновесия, закружив ее в опасном круговороте. Лена ехала, не разбирая дороги, теряя свою полосу, опасно маневрируя. Слезы застилали глаза, машина вязла в снегу, и ей казалось, что она стоит на месте, буксуя на скользкой дороге, нога все сильнее давила на газ, руки вцепились в руль. Она не замечала ни светофоров, ни редких встречных машин, одаривавших ее громкими трелями клаксонов. Каким-то образом она съехала с проспекта, двигаясь теперь перпендикулярно по Минской улице. Позади оставались красные светофоры и пронзительный гул автомобилей. Пересекая Ленинский проспект, Лена дернула руль влево и, чудом не уйдя в занос, понеслась вперед.

Через несколько минут за ней несся автомобиль ДПС, требуя остановится, но она не слышала его, перед глазами было самодовольное лицо Насти и виноватый Андрей, сердце бешено колотилось, дыхание прерывалось вырвавшимся наружу рыданием. Машину резко развернуло, и Лена, не понимая, что происходит, бросила руль, закрыв лицо руками. Мазда закружилась и влетела в большой сугроб, у обочины. На нее осуждающе смотрел взмывавший ввысь человек на стеле, наклонив голову к подбородку.

— Откройте! Немедленно откройте! — требовал инспектор, стуча дубинкой в стекло. Он дернул за дверь, и она открылась. — Выходите из машины!

Елена смотрела на него невидящим взглядом и повторяла еле слышно, — Почему? Что я не так сделала? Что я сделала?

— Выходите из машины, немедленно! — рявкнул он.

— Что там? — спросил подошедший второй инспектор.

— Да не знаю, обколотая, что ли, — развел руками первый. — Вот и что делать? Не силой же ее вытаскивать.

— Что я не так сделала? Что я не так сделала? — повторяла Елена, ища у них ответа.

— Что вы сделали? Да вы неслись как ненормальная через перекрестки! Вы не понимаете, что вы натворили?

— Почему? Почему? — взмолилась она, не понимая с кем разговаривает. Ее всю трясло, руки яростно сжимали руль, передавая дрожь на него.

— Надо скорую вызывать, — сказал второй и пошел к машине.

— Эй! Эй! — крикнул первый, видя как пикап со встречной полосы несется прямо к ним.

Андрей бросил машину поперек дороги и подбежал к ней.

— Лена! Лена! Лена! — тряс он ее за плечи, пытался выдернуть ремень, но тот почему-то заклинил. — Ты не ранена, с тобой все хорошо?

— Так, гражданин! — оттолкнул его инспектор. — Вы что себе позволяете? Предъявите ваши документы!

— Вызови скорою, вызови! Будь человеком! Потом меня заберешь, все подпишу, все! — закричал он, бросившись обратно к жене. На этот раз ремень поддался, и Андрей вытащил ее, взяв на руки. — Давай на твоей машине отвезем, не видишь, плохо ей, плохо!

— А что с ней? — спросил второй инспектор, подходя к ним, на линии у него была скорая помощь.

— Я не знаю, как это называется. Психоз, как-то так. У нее уже такое было, ну не тяни, не тяни! Куда нести, куда?

— Положи пока на заднее сиденье, — скомандовал первый инспектор, пока второй объяснял скорой причину.

— Как зовут? — спросил второй инспектор.

— Лена, черт, Афанасьева Елена Николаевна.

— Сколько лет?

— Сорок лет.

— А вы кто будете?

— Муж, Шитов Андрей Александрович.

— Ну что, Андрей Александрович, документы Ваши предъявите, — потребовал первый инспектор, успокоившись.

— Нет у меня документов, дома, все дома. Я как был за ней выбежал, — Андрей бережно положил ее на заднее сиденье. Лена вцепилась в его руку, что-то шепча.

— Вижу, — сказал первый инспектор, осматривая его намокшие от снега домашние трикотажные штаны. — Сядьте в машину, а то замерзнете. Да, ключи дайте, ваш пикап переставлю, а то бросили поперек дороги.

Андрей протянул ключи и сел рядом с Леной, положив ее голову себе на колени. Лена больно вцепилась ему в руку, продолжая что-то бормотать, медленно успокаиваясь.

* * *

В палате было тихо, пахло больничным бельем и сладковатым привкусом старости. Она была одна в палате. Все ее соседки сбежали в холл смотреть очередной сериал. Кровать была жесткая и нещадно скрипела, на тумбочке рядом с ней стояла простая стеклянная ваза, в которой стояли красные и розовые тюльпаны, склонившись к ней под тяжестью свежих бутонов. Она смотрела на них и улыбалась, глухо вибрировал спрятанный в ящике телефон, время после обеда тянулось медленно и сонно. Вечером должен прийти Андрей, он чудом передал ей утром букет через медсестру, где он их только смог достать? Она погладила бутоны, представляя себе встревоженный любящий взгляд мужа, так сильно изменившегося за эти дни.

Две недели прошли незаметно, она не сильно вдавалась в то, как ее лечат, ей просто было хорошо. Ее все норовили перевести в отдельную палату, даже приезжал страховой агент, но она отказывалась, меньше всего ей сейчас хотелось оставаться одной. А здесь ее все любили и жалели, называли девочкой. Давали советы, пускай даже ислегка назойливо, но по-доброму.

Телефон вновь заставил вибрировать тумбочку, Лена, наконец, вытащила его.

— Алло.

— Лена, привет! Это Антон. Ну как ты, как дела?

— Да все хорошо, — ответила она. — А чего ты звонишь?

— Ну как чего? Я же волнуюсь! Я тебе столько раз звонил, писал, а ты не отвечаешь! — волновался на другом конце Антон.

— Ну что ты так волнуешься, все в порядке.

— Когда тебя выпускают?

— Через неделю.

— Нам надо встретиться.

— Зачем?

— Поговорить.

— О чем?

— Поговорить о нас.

— Ох, Антон. Ты сам-то в это веришь?

— Верю. Да я люблю тебя! Разве ты не понимаешь? И ты меня любишь!

— Антон, я тебя не люблю.

— Я тебе не верю — ты врешь сама себе!

— Антон, — она говорила с ним медленно, тщательно выговаривая каждый слог. — А что же ты не приехал?

— Я не могу, я в командировке. Как только вернусь, так сразу к тебе! — в трубке раздался ролик известного ей торгового центра и она громко рассмеялась.

— Тебе надо о Люде заботиться. Все-таки ей скоро рожать. Кстати, кого ждете?

— Откуда? — он поперхнулся. — Откуда ты знаешь?

— Ну, я же не совсем дура, твоя жена ведет инстаграм, так-то, — она ухмыльнулась, вспоминая, как Алена за пару минут нашла ей инстаграм его жены. — Давай Антон, не стоит больше звонить.

— Значит все? Так просто?

— Да, так просто. Тем более что ничего и не было. А про тот случай можешь забыть, ну или вспоминай. Дело твое, но только это ничего не значит, переспали и все.

— А ты стала циничной, раньше ты такой не была.

— Видишь, взрослею. Прощай, — она положила трубку, подумала и удалила его контакт.

За окном мела метель, последняя в этом году, Лена вновь посмотрела на цветы и улыбнулась. Она больше не злилась на Андрея, зная, как он бывает неадекватен, когда переберет со спиртным. «Квиты, — сказала она про себя, вспомнив, как это вырвалось у Алены, когда она прибежала к ней в больницу, а Елена, заколотая успокоительным, все ей рассказала. Хорошо, что никого не убила, машину ей было жаль, но там, как сказал Андрей, всего лишь пару царапин.

Через час пришла Алена, запыхавшаяся. Лене показалось, что у нее стал явно проглядываться живот через платье.

— Привет, — Лена встала и обняла ее. — Ну что ты так себя мучаешь, пошла бы домой, отдохнула.

— Привет! — задыхаясь, ответила она. — Да я не устала. Я же по делу пришла, меня отправили с тобой пару вопросов решить.

— Да чего со мной решать, я же заявление тебе передала. Они его приняли?

— Неа, Борис Иванович его положил к себе в стол и сказал, что ты должна сначала выйти на работу.

— Борис Иванович? Не понимаю.

— А, так я тебе не рассказала! Ой, забыла совсем, — Алена достала бутылку и стала жадно пить.

— Ты не торопись, садись, — Елена погладила ее по животу. — Чувствуешь?

— Мне кажется, да. Все время хочется есть и пить. И еще, — она побежала в туалет, расположенный в палате. Вернувшись, Алена села рядом с Еленой. — Так вот, Бориса Ивановича поставили ВРИО вместо Дмитрия Павловича.

— Ого, а его куда дели?

— Уволили, — пожала плечами Алена. — Я на прошлой неделе прихожу, а мне говорят, что его уволили. И почему я тебе ничего не рассказала, дура что ли.

— Ничего страшного. Ты, я надеюсь, заявление еще не написала?

— Нет, я хочу нормально уйти в декрет. Мне теперь на все плевать, могу расплакаться и убежать, беременная же. Очень удобно.

— Ага, а пробовала уже пару раз?

— Ха, регулярно. Меня теперь не трогают, лишь бы не плакала! — засмеялась Алена.

— Ну, ты и лиса!

— У меня был хороший учитель, — улыбнулась Алена. — Да, да, девчонки тебе гостинцы передали. Вот, это пирог от Оли, а это от Юльки, а это от меня!

Алена вытащила контейнер с пирогом с яблоками и контейнер с запеченной рыбой. Видя, как она жадно посмотрела на гостинцы, Елена взяла тарелку с тумбочки и выложила пирог и рыбу на нее.

— Я сейчас чай поставлю и мы поедим, хорошо? — Елена пошла ставить чайник, Алена только открыла рот, но Елена погрозила ей пальцем. — Ты же знаешь, меня нельзя расстраивать, да?

— Хорошо, но ты должна съесть больше меня!

— Ну, уж нет! Я как ты не смогу! — рассмеялась Елена.

— Не могу больше, такая вкуснятина! — Алена схватила кусок пирога и с жадностью голодного человека откусила большой кусок. — Так вкусно!

— Ты не торопись, а то я с трудом понимаю, что ты говоришь, — Елена достала из холодильника мясо, приготовленное Андреем, и положила перед ней контейнер с тонко порезанной слабосоленой свининой. — Ешь-ешь, я все равно все не смогу осилить. Андрей почти каждый день приходит, то продуктов понатащит, то цветы принесет.

— Ой, как я люблю тюльпаны! — заулыбалась Алена. — Мне Димка как-то нарвал их с городской клумбы, я его тогда чуть не убила! Но было очень приятно.

— Дима приезжал?

— Да, они с моим братом Пашкой на выходных заезжали. Они так волнуются, не разрешали мне ничего делать, а я и не против. Квартиру зато всю вычистили.

— Вы когда поженитесь то?

— Как на декрет уйду, так сразу и поженимся. Мы решили не праздновать сильно, лучше денег подкопить.

— И это правильно.

— Ай, вот, совсем забыла. Это Юлька просила передать, — Алена протянула пакет, в котором лежал большой фотоальбом.

— Ух, ты, это мне, а?

— Да, Юлька все волновалась, понравится ли тебе.

Елена открыла альбом и стало заворожено листать страницы, рассматривая сделанные еще тогда фотографии их прогулки по Можайску. Фотографии были крупные, яркие, совсем не такие, как на экране планшета, здесь все выглядело более живым, настоящим.

— Потрясающе, ой, а это ты, такая красивая. Ну-ка, — Елена посмотрела на смутившуюся Алену. — У тебя лицо стало покруглее.

— Что, разнесло уже?

— Да ну, какие глупости! Тебе это очень идет.

— А мне кажется, что стала толстой, — Алена подергала себя за бока, но не удержалась, и схватила еще один кусок мяса с рыбой. — Пускай другие завидуют!

— Верно! — Елена задержалась на своем портрете, вглядываясь в себя, пойманную фотографом в момент задумчивости.

— А о чем ты тут думала?

— Я? Да не помню.

— Помнишь, уверена, что помнишь.

— Да не думала, просто вспоминала, как мы с мужем познакомились. Он меня тогда часто возил по всяким усадьбам, паркам.

— Рожать тебе пора.

— Не наглей.

— А я не наглею, пора-пора.

— Поздно уже, поздно.

— Да ну брось ты! Сейчас и в шестьдесят рожают.

— Ну, я не такая старая.

— Так вот и я о том же. Давай — давай.

— Ты прямо как Андрей говоришь.

В палату быстрым шагом вошел Андрей, неся в руках пакеты с продуктами.

— Так, что тут про меня говорили?

— О, привет! — поздоровалась Алена, не до конца прожевав.

— Привет, Аленка. Хорошо выглядишь, — он поцеловал жену и сел рядом с ней.

— Я вам тут не помешал?

— Нет, мы уже закончили тебя обсуждать, — улыбнулась ему Елена. — Опять натащил всего. Ты как, пешком?

— Да, пешком. Мне через пару месяцев права вернут. Ничего, так даже веселее. Так, ну-ка, есть тарелки?

— Да ну, зачем? — запротестовала Елена.

— Ну, ты не будешь, а Аленка-то точно будет, верно?

— Буду! — воскликнула Алена.

Он достал из тумбочки, принесенные им неделю назад фарфоровые тарелки, и пошел в ванную с большим пакетом.

— Врач сказал, что мне нужны положительные эмоции, вот он и решил меня закормить, — кивнула ему вслед Елена.

— Здорово!

— Здорово, что я растолстею?

— Опять ты за старое! — махнула на нее рукой Алена. — На, держи пирог.

Она протянула ей кусок пирога и строго посмотрела на Лену.

— Так, — Андрей вернулся, расставляя на тумбочке тарелки с деликатесами. Он легко приподнял ее и поставил перед девушками. — Налетай!

— Ух, ты! Откуда ты это достал? — Алена схватила большую клубнику с тарелки, зацепив большое облако сливок.

Елена сунула ему половину куска пирога, он не стал возражать.

— Аленка, ты испекла?

— Нет, это Оля, она у нас кулинар.

— Ну что, не как у Ленки, конечно, но очень даже неплохо, — похвалил Андрей, придвигая к жене ближе тарелку со слабосоленой рыбой. — Ты ешь, давай.

— Ну, мне то, что есть, это Аленке надо на усиленный рацион переходить, — запротестовала Елена.

— Аленка и сама все знает, верно?

— Угу! — ответила Аленка, комбинируя себе бутерброд из мяса, рыбы, сыра и пирога.

— Ален, а что ты там по работе хотела обсудить? — спросила ее Елена, но та только замотала головой.

— Да ничего, сама все решу, — не прожевав, ответила она. — Ты же мне доверяешь?

— Видишь, какая стала? — кивнула на нее Елена.

— Какая? Как ты, — пожал плечами Андрей. — Вы же сестры.

Елена посмотрела на Алену, и они обе громко рассмеялись.

— Чего смешного? — непонимающе смотрел на них Андрей.

— Ничего, все хорошо, милый, — Елена погладила его по руке.

— Давай еще кусок пирога, а?

— Елена Николаевна, у вас все готово? — Борис Иванович по-молодецки подбежал к ней, неторопливо переминаясь с ноги на ногу.

— Да, мы с Катей уже все подготовили, — Елена посмотрела на него широко открытыми глазами, слегка улыбаясь в уголках губ.

— Отлично! Мы завтра едем защищать проект. Все. До завтра! — он энергично махнул рукой и убежал дальше, останавливаясь возле руководителей подразделений и давая короткие ЦУ.

— Слышала? — спросила Лена, сидевшую рядом Катю, обложившуюся кипой бумаг.

— А, да. Желаю удачи, — Катя подула на съезжавшую на глаза челку и вновь погрузилась в чтение договоров.

— Ха-ха, решила тут отсидеться, — Лена встала и подошла к ней, забирая бумаги. — Не выйдет. Завтра поедешь вместе со мной.

— Но Елена Николаевна! — запротестовала Катя, потянувшись обратно к своим бумагам.

— Никаких Елена Николаевна! — Я тебе что говорила? — она подошла к ней поближе и прошептала на ухо. — Будешь меня так называть, придушу.

— Ой, не пугайте, — Катя забрала свои бумаги и положила их на стол.

— И в кого ты такая дерзкая?

— Так у вас же учусь.

— Катя! — Лена погрозила ей пальцем.

— А мы с вами на брудершафт не пили, — огрызнулась Катя. — И вообще, я свято чту корпоративную этику.

— Будешь мне огрызаться, отправлю работать в карцер! — Лена показала на свой бывший кабинет, из которого она с большим удовольствием переехала на свое любимое место, теперь там было место для приходящих сотрудников или налоговой.

— Ничего. Отсижу! — Катя рассмеялась.

— Ладно, завтра выпьем на брудершафт, а пока иди домой. Я за тобой заеду в половине восьмого.

— Но мне надо еще просмотреть это, — Катя показала на толстую пачку бумаг.

— Ты что это, перечишь руководителю? Я сказала марш домой!

— Вы не генеральный, — усмехнулась Катя.

— Да, а кто же я, по-твоему?

— Вы золото! — хором ответили сидевшие рядом девчонки.

— А ну-ка все по домам! — Лена топнула ногой. Уже шесть вечера, чтобы никого здесь через пять минут не было!

Через десять минут openspace опустел, раздавался только мерный стук клавиш из бухгалтерии, да несколько парней из техотдела вяло водили мышкой по чертежу на огромном мониторе. Этот мерный стук скоро убаюкал ее, и она уснула, прислонив голову к спинке кресла.

Сон обволакивал ее, имитируя реальность. В пустом офисе она увидела Алену, слегка сгорбившуюся под тяжестью папок, которые она тащила в стену. Алена остановилась и оглянулась, улыбнувшись ей, а потом исчезла. Как из тумана появился Виталий, как всегда недовольный, а за ним плелся Дмитрий Павлович. Все они скрылись в том же тумане. Странно, но не было ни Антона, ни… офис медленно растворялся в сизом тумане, осталась только пустая комната, не имеющая ни начала, ни конца, и она, стоявшая в центре. Не было уже и ее стола, стула, Лена как бы повисла в воздухе, застыла, не решаясь пошевелить головой, чтобы узнать, что находится позади нее. Холодная струя сковала грудь, медленно обволакивая, опутывая все ее тело.

Она очнулась, сидя в своем кресле, на часах уже была половина девятого вечера. Лена потерла виски, они были горячие, в голове стучало.

— Я так и знал, что ты здесь! — воскликнул Андрей, появившись в начале офиса. — Ты почему еще не собралась?

Он подбежал к ней и взял ее белую руку. Взгляд его снова стал тревожным, как три месяца назад в больнице.

— Не знаю, просто задремала. Я же не нарочно, — оправдывалась она, нервничая под его взглядом, чувствуя свою вину за то, что заставила его волноваться.

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Хорошо, только спать хочу. Поедем домой?

— Ты опять ничего не ела, да? — Андрей сокрушенно покачал головой. — Тебе же врач запретил голодать.

— Ой, я что-то так заработалась, что не успела.

— Нет, я поговорю с Борисом, пускай он тебя принудительно отправляет на обед!

— Ну не волнуйся, все же нормально.

— А я буду беспокоиться! — Он встал перед ней на колено и приложил голову к животу. Он улыбался, а Лена гладила его по голове. — Все получилось, наш первый месяц.

— Уже? Правда? — она поцеловала его в лоб.

— Да, а ты мне не верила, что получится.

— Ну, ты же знаешь, что я всегда во всем сомневаюсь, а тем более операция.

— Да какая там операция! — возмутился Андрей. — Не смеши меня.

— Да, я все время забываю, что ты почти врач.

— Я не медик, я инженер.

— А для меня ты самый лучший врач.

— Поедем домой?

— Да, конечно, — он энергично встал и потащил ее за руку к выходу.

Когда машина уже выехала на проспект, Лена достала свой телефон и еще раз перечитала письмо.

— Ты читал сегодня нашу почту?

— Нет, не было времени. А что там пришло?

— Нам одобрили усыновление, — она улыбалась, смотря на фото десятилетней девочки с озорными веснушками, большими глубокими глазами и слегка лопоухими ушами, выбивающимися из тонких рыжих волос.

— Правда? Черт возьми!

— Ты что, не рад?

— Я? Да я счастлив! — он сжал ее ладонь. — Просто как-то странно — теперь все получается и сразу!

— А может так и должно быть?

— Хочется верить, что да, — он быстро посмотрел на нее, глаза его горели счастьем. — Ты рада?

— Счастлива, особенно за Лизу. Как ты думаешь, ей у нас понравится? Мы сможем быть ей хорошими родителями?

— Да, если только не избалуем.

— Ну, это скорее к тебе, у меня не забалуешь.

— А я и не спорю. Черт! Ну, надо же!

Он вел машину плавно, но от нетерпения подпрыгивал на сиденье, Лена сжимала его руку и все глядела на фото девочки, которая, казалось, уже смотрела не испуганно, а счастливо, видя сквозь толщину кристаллов экрана, через бездушные байты фото свою маму, сделавшую эту фотографию на прошлой неделе.

Алена стояла на мосту ожидая, пока Юля закончит свою работу. На ней было красивое белое платье, скрывавшее от невнимательного взгляда ее большой живот, а на голове красовалась маленькая шляпка с тонкой вуалью, давая понять окружающим, кто здесь сегодня невеста. Юля сделала последний снимок и побежала к мужчинам, уже начавшим строиться для группового фото.

Лена подошла к Алене, ведя за руку высокую рыжую девчонку, которая и так не хотела далеко отходить от нее, прижимаясь худеньким телом к Лене. Они вместе смотрели, как неугомонная Юля носится вокруг мужчин, заставляя их принять нужное ей положение, как стыдливо порой задиралось ее голубое платье на тонких ногах, срываемое то ветром, то резким движением экспрессивного художника фотосъемки.

— С нее так платье слетит, — сказала Алена.

— Не слетит. А она всегда такая?

— Нет, она вообще-то, довольно стыдливая, просто она пока не замечает, — Алена достала телефон и сделала снимок в тот момент, когда ветер почти полностью обнажил стройные ноги Юли, когда она вся погрузилась в объектив своего фотоаппарата. — Мужики замечают.

— Ага, вон те аж рот разинули, — Лена показала на остановившихся чуть поодаль мужиков, с интересом глядевших на Юлю.

— Она красивая, — тихо сказала девочка, стесняясь своих слов.

— Да, Лизочка, Юля красивая, и Оля красивая, — Лена погладила ее по голове.

— И вы красивая, очень красивая, — расхрабрилась Лиза, глядя на Алену.

— Спасибо, а что тебе во мне больше нравится?

— Шляпка! — уверенно ответила Лиза.

— Ты знаешь, мне тоже, — улыбнулась Алена. — Ты, кстати, тоже ничего.

— Ой, ну спасибо, а я-то думала, не заметишь, — картинно повозмущалась Лена. — Представляешь, полдня убили, чтобы найти то, что мне понравится. Кошмар какой-то, а самое смешное, что это был соседний ТРЦ, прямо рядом с нами. Андрей тогда силой меня затащил, чтобы я уже хоть на что-то решилась.

— А мне оно очень нравится, такой мягкий зеленый цвет. Мне такое тоже бы пошло, — сказала Алена.

— Ну, какие платья, твое дело — это пеленки и соски.

— Твое тоже, — усмехнулась Алена. — А почему не захотели сами попробовать?

— Я тоже об этом думала. Все как-то быстро получилось, Андрей не любит подолгу размусоливать. Так, наверное, правильнее.

— Главное результат.

— Точно, — Лена сильнее прижала Лизу к себе.

Они стояли и долго смотрели на своих мужчин. Юля уже сняла их, и теперь они что-то обсуждали, активно жестикулируя.

— А может это все нам тоже кажется? Помнишь, ты рассказывала про два миража? — Елена пыталась понять, о чем ее Андрей так эмоционально говорит с ее Димой и братом Пашей.

— Ты про фата-моргану? Я, кстати, это с отцом недавно обсуждала.

— Ну, и к чему пришли?

— А ни к чему. Может, это и неплохо, ведь кто знает, будет ли жизнь лучше без своих миражей. Отец сказал, что реальность может убить желание жить.

— Ну и как тебе наши миражи? — Лена помахала рукой Андрею.

— Они прекрасны! Особенно мой, твой, правда, тоже ничего, — засмеялась Алена.

— А как тебе Артем? — Лена показала на молодого парня, невозмутимо таскавшего Юлькину сумку с огромными объективами.

— Он интересный, совсем непохожий на нас. Юлька так и не колется, где с ним познакомилась, один раз правда проговорилась, что на даче.

— Да, необычный парень. У него очень знакомое лицо, а взгляд такой, аж мурашки по коже.

— И все-таки я первая! — довольно улыбнулась Алена. — Первая, первая!

— Ой, а где Оля? Я ее потеряла, — забеспокоилась Лена.

— Сейчас придет, шляется где-то, как всегда, — Алена огляделась. — А, вон она!

Вдалеке показалась Оля, уже державшая в руках какие-то буклеты.

— Опять набрала что-то, — Алена покачала головой. — Она ни одного музея пропустить не может.

К ним подбежала Юля и тут же застыла, сделав несколько снимков.

— Ну, Юля! — возмутилась Алена. — Я же тебя просила!

— Так-так! — радостно восклицала Юля, продолжая отщелкивать кадры. — А теперь втроем посмотрите на меня!

Они застыли, ожидая, когда фотограф угомонится.

— А ты не передумала? — шепотом спросила Алену Лена.

— Я нет, — Алена хитро улыбнулась. — Димку скоро переведут в Москву, так что ты от меня не отделаешься.

— А ты от меня.

Они посмотрели друг другу в глаза и хором сказали: — Фата-моргана!

— Что — переспросила Юля, отлипая от объектива.

— Фата-моргана! — звонко повторила Лиза.

— Что еще за хрень? — удивилась Юля.

— Я тебе потом расскажу, сказал ей Артем, поправляя задравшееся от ветра легкое платье.

01.07.2017 г.

Сбой системы

Магнитное поле начало постепенно ослабевать, и поезд замедлил ход. За окном уже не так стремительно менялся пейзаж, и Сергей смог подробнее рассмотреть пролетавшие мимо здания, приветливо улыбающиеся ему светлыми фасадами.

Он глубоко вздохнул. Дышать стало легче, с головы будто сняли тяжелый мешок, давивший его позвоночник последние шесть месяцев.

Сидевший рядом пожилой мужчина в старомодном пиджаке одобрительно кивнул.

— Дома дышится легче, — задумчиво проговорил он, вглядываясь как и Сергей в далекие отблески морской глади. — Я понимаю, что у нас тут своя атмосфера, воздухоподготовка, но все же каждый раз возвращаясь домой начинаешь дышать полной грудью.

— Я командировочный, — ответил ему Сергей, подумал пару минут и тихо добавил с легкой горечью, — да и семьи у меня нет.

— Ну это дело молодое, скоро будет, можешь мне поверить, — мужчина заговорщически подмигнул ему и довольный широко заулыбался.

— От меня мало что зависит в этом вопросе, сортинг определит лучше.

— Сортинг веешь хорошая, спорить не буду, сам отдал ему большую часть жизни. Но послушайте совет, точнее сказать житейскую мудрость — все зависит только от Вас, и только от Вас. Сортинг всего лишь инструмент, а руки Ваши, Вы меня как инженер должны понимать.

— Понимаю, но откуда Вы знаете, что я инженер?

— сорок лет в Сортинге, это стаж! — мужчина поднял палец вверх, многозначительно сдвинув брови и тут же честно рассмеялся.

Сергей не смог долго сопротивляться и громко рассмеялся в ответ, отчего несколько недовольных голов повернулись в их сторону.

— не обращайте на них внимания, — махнул рукой мужчина, — они слишком зажаты в себе. Мы уже подъезжаем, простите старческую суету, побегу. Но мы с Вами еще увидимся меня зовут Павел Николаевич, — мужчина встал и протянул Сергею сухощавую руку.

— Сергей, — смущенно ответил он, привстав ответив осторожным рукопожатием на протянутую руку.

— Не грустите, Вы приехали в лучший город на свете, будьте здоровы.

Мужчина похлопал его по плечу и, подхватив небольшую шляпу с крючка, немного неуклюже потащил антикварный саквояж по узкому коридору между рядами сидений.

Сергей долго провожал его взглядом, пока смешно покачивающаяся фигура не скрылась за прозрачной дверью вагона.

Поезд начал сильнее замедляться, пассажиры соскочили с мест и начали, толкая друг друга, снимать с полок багаж. Сергей сел на место, вернувшись к видам за окном. Теперь уже он смог различить вывески на домах, небольшие группы людей, по южному вальяжно бредущих куда-то. Яркое солнце игриво отражалось в молодых лужах майского дождя.

За ухом легонько прожужжало, и браслет на руке легонько сжался, помигивая радужным огоньком. Сергей не глядя ткнул в браслет, и за ухом милым голосом пропел робот, что его около первого подъезда ожидает такси. Продиктовав номер машины, робот добавил, что в любом случае машина его узнает, подсказывая путь. Он поморщил нос, недобро ухмыльнувшись в усы. Несмотря на то, что он сам был инженером, подобные помощники в лице машин его всегда настораживали. В такие моменты он всегда вспоминал слова преподавателя квантовой физики: «Раньше люди управляли машинами, теперь мы с вами живем в эру, когда машины управляют людьми, а люди лишь то необходимое, чтобы машина не померла со скуки на этом свете». Сергей долго не мог понять абсурдность этой фразы, но взрослея все больше приходил к выводу, что профессор был прав. Ему было неуютно, что он сам является лишь материалом для деятельности машин.

С годами курс квантовой физики в большинстве своем улетучился из его головы, тем более что это был факультатив, его товарищи скорее выбирали спортивные игры, дразня его то средневековым, то пещерным человеком, не видя для себя особой разницы.

Вагон уже давно опустел, когда Сергей все еще был погружен в свои мысли, рассматривая мокрые листочки на тоненькой березке, непонятно как уцелевшей на этом технологичном перроне.

Браслет сжался сильнее, и за ухом робот вагона вежливо повторил ему, что поезд прибыл на станцию, и его ожидает такси.

«Все то ты знаешь, — недовольно буркнул про себя Сергей, схватил свою сумку и вышел на перрон.

Свежий ветер ударил в лицо, закружив растрепанные волосы в дружном танце. Сергей с удовольствием вздохнул чуть терпкий аромат южных цветов, бодрым шагом, разгоняя дремоту затекшего тела, направился к крутой лестнице, минуя травалаторы, спокойно увозящие прибывших пассажиров в здание вокзала. Краем глаза Сергей уловил, как несколько парней, дурачившихся на травалаторе, тыкали в его сторону пальцем. Он быстро вбежал наверх, обходя вокзал справа. С небольшой высоты открывался вид на уходящие далеко, чуть преломляющиеся на горизонте, магнитные рельсы. Маленькие, как игрушечные, фасады старых домиков пробивались сквозь череду современных зеленых башен, отливавших величественным зеленым и фиолетовым блеском в лучах полуденного солнца.

Сергей привычным жестом потянулся было к очкам, но подумав, достал из сумки старую, антикварную камеру с небольшим объективом, и, выбрав точку, сделал пару снимков. Камера дружелюбно зажужжала при выключении, закрывая шторку объектива.

Снимки получались нечеткими, по сравнению со «вторыми глазами», да и само понимание ограниченности кадров повергало большинство людей, кто бывало интересовался диковинной игрушкой в его руках, в недоумение. Финальным же аккордом была цена камеры, граничащая со стоимостью хорошего робомобиля. Подобные вещи можно было встретить только в музеях, или антикварных аукционах паутины.

Сергей в институте читал на курсе истории, что были еще и камеры с пленочной матрицей или пленкой, он не мог точно вспомнить, да и описание было довольно путанным, но почему-то ему хотелось найти именно такую камеру.

Бережно уложив камеру обратно в сумку, он направился на привокзальную площадь, тем более что браслет настойчиво подрагивал, а в ухе отвратительно вежливо рекомендовали вернуться к травалаторам, и пройти через вокзал к подъезду № 1.

Площадь непрерывно двигалась: людские потоки входили в робобусы, и тут же их сменял другой поток. Потоки прибывающих и отъезжающих не пересекались, разделенные яркими оранжевыми полосами на пьезобрусчатке, заряжавшейся от каждого шага нового пассажира.

Роботакси приветствовало его, объясняя как лучше ему пройти, но Сергей и так его заметил и решил срезать угол в образовавшихся пустотах двух потоков. Роботакси на секунду его потеряло, но голос робота вокзала вежливо попросил его вернуться к размеченным путям, чтобы не создавать опасную ситуацию.

В два прыжка он достиг такси, отчего пьезобрусчатка озарилась довольным синеватым светом.

— Добрый день! — опередил робота Сергей, плюхнувшись на заднее сиденье.

— Добрый день Сергей, — ответил ему уже не в наушник милый женский голос. — желаете во время пути послушать музыку или экскурсию по городу?

«А если я ничего не желаю? — ехидно подумал Сергей, но знал, что подобный ответ не устроит машину и она затаскает его советами, или еще хуже, подключит какого-нибудь психолога».

— Расскажите лучше что-нибудь. Как Вас зовут?

— Я роботакси 90210, — голос робота мелодично пропел цифры.

— Но тебе же дали имя?

— меня зовут роботакси 90210, — повторил голос, не теряя доброжелательной интонации.

— Ну хорошо, 90210, расскажи мне о городе.

Такси тронулось, еле слышно шелестя яркими колесами по быстро подсохшей дороге.

Под восторженно бесцветную музыку робот мягким сопрано галопом прошелся по истории города, не особо задерживаясь на архаичных временах, описывая развитие местности и этноса общими фразами энциклопедической статьи. Описание же города современного привнесло в нотки искусственного голоса новые оттенки. Рассказывая о лучших предложениях развлекательных заведений, робот с большей чувственностью призывал Сергея к посещению тех или иных мероприятий, подходящих ему по возрасту и социальному статусу.

«Опять меня посчитали, — усмехнулся Сергей». Былое негодование от навязчивого склонения его к созданию семьи в любой ситуации сменилось чувством усталости и легкой апатии. Он прекрасно понимал, что уже давно выбрал все возможные допуски по возрасту, и в его доме уже давно должны были весело носиться двое или трое его генетических продуктов, от этой формулировки, принятой много лет назад, его передергивало, но, пока ни он сам, ни вездесущий Сортинг так и не смогли найти ту одну единственную, хотя современное общество вовсе не возбраняло неограниченное количество попыток, все же нежелание довериться Сортингу признавалось зачастую психологическим расстройством, что, естественно подлежало коррекции личности, и полному душевному равновесию. Нет, это не его вариант, лучше не попадаться под лучи их прожекторов, а иначе можно и раствориться в них.

Сергей в пол-уха слушал, разглядывая проносящиеся мимо виды набережной и блестевшего вдалеке моря. Роботакси, заметив его интерес, предложило сделать остановку на одной из смотровых площадок, с которой открывался замечательный вид на лагуну. Дальше Сергей слушать не стал, так как началась дальнейшая обработка на тему романтичности и прочего.

— Будьте любезны, 90210, я немного прогуляюсь, не более 10 минут.

Такси остановилось и, как он вышел, тихонько шмыгнуло на близлежащую стоянку, подмигивая шашечками.

Сергей облокотился на блестящий металлический поручень ограждения и подставил себя под набегающий поток прохладного ветра, несущегося из лагуны. Смотровая площадка была выполнена в старомодном стиле, металлическое ограждение, простая, чуть неровная брусчатка, фонари, будто даже простые, электрические, которые можно было бы сейчас увидеть разве что в музее или совсем забытых местах. Теплые лучи весеннего солнца разогревали ограду, отражаясь от хромированных труб яркими веселыми зайчиками, перепрыгивающими с ограды на влажные от дождя булыжники и растворяясь глубине маленьких луж. Рука привычно потянулась к сумке, но она осталась в такси. А ветер все дул, а солнце все грело, постепенно стало казаться, что время остановилось, что можно еще немного постоять под этим солнечным душем, а может, если захочется, рискнуть и спустится по крутому склону, поросшему небольшими кустарниками и ярко-зеленой травой, к берегу.

Браслет несколько раз сжался, такси на стоянке приветливо поморгало фарами. Сергей прошел до конца площадки и подошел к краю дороги. В голове мелькнула мысль изменить курс и спуститься к берегу, но такси уже стояло рядом, ожидая посадки.

Всю оставшуюся часть пути Сергей просидел почти не слушая рассказа, погрузившись в свои мысли, спутанные воспоминаниями давно забытых книг, рассказов друзей.

Робот третий раз повторил, что такси достигло окончания маршрута, а браслет настойчиво сжал руку.

— Выхожу, выхожу, — он подхватил сумку и пододвинулся к открытой двери. — Будь здорова, 90210.

— Будем рады встретиться с Вами еще Сергей, хорошего дня, — роботакси закрыла дверцу и пошелестела дальше по проспекту.

В гостиничном номере его уже ждал багаж, а на столике приятно запотев стояла бутылка простой минеральной воды и вазочка с фруктами.

Чемодан у него был без автораспаковщика, поэтому вещи он укладывал в шкаф самостоятельно. Чем больше ему доводилось по долгу службы общаться с роботами, тем больше он хотел делать для себя сам.

Время обеда, на журнальном столике раскрылась карта города, приглашая его посетить близлежащие кафе. Сергей мельком взглянул на нее, но решил сначала погулять, а место выберет потом.

Дверь номера бесшумно закрылась, когда он уже спускался в холл гостиницы.

Матовая, чуть с кремовым оттенком страница книги казалось впитывала в себя солнечный свет. Теплые лучи перекатывались с изгиба книжного блока на руки, подсвечивая тонкую кожу изнутри.

Саша смотрела перед собой не видя окружающих. Мысли ее витали где-то далеко-далеко, там, куда ее уносили скопления черных букв на тонкой странице электронной бумаги. Именно они не позволили ей заметить рядом группу молодых парней, пристально ее разглядывающих, гадавших, кого из них она выберет, но равнодушие с ее стороны в их адрес сначала вызывало в них сомнение, неуверенность, некоторые поправляли на себе одежду. Потом же это чувство перешло в недоумение, сменившееся быстро злой насмешкой.

Вживленный в запястье чип передал по каналам ЦНС сигнал об окончании перерыва. Саша дернулась как после оцепенения, сладко потянулась и бережно закрыла книгу. На обложке высветилась пара уведомлений. Саша не глядя сбросила их и, убрав книгу в сумочку, направилась вперед по бульвару в сторону площади. Времени еще было достаточно, поэтому она не торопилась.

— Опаздываете, Александра, — недовольно буркнула полная женщина, не отрываясь от трех мониторов.

Часы показывали ровно половину второго. Саша удивленно пожала плечами, но ничего не сказала. Села на свое место и нарисовала пароль на экране. Экран несколько раз моргнул, и ее озарил голубоватый свет.

— Меня не будет до понедельника, — недовольный голос из-за мониторов оставался сдержанно раздраженным. — В мое отсутствие руководство решило тебе передать подбор первичных пар. Уж не знаю, почему тебе оказывают такое доверие.

Саша прикусила губу, чтобы не пискнуть от радости. Внутри нее все ликовало. Наконец-то! Она тайком открыла свой профиль и который раз проверила параметры видимости.

— Поэтому ты должна до вечера ознакомиться с процедурой и пройти тесты. Ошибки не допускаются.

— Хорошо, Тамара Геннадиевна.

— Но это не должно быть в ущерб твоей основной работе.

Саша скривила лицо, посмотрев на подросшую с обеда кучу новых поступлений. Придется опять задержаться вечером.

— Конечно, я задержусь немного и все успею.

— Надеюсь. Тебе доверили очень ответственное дело, отнесись к нему должным образом, — назидательно раздалось из-за мониторов.

— Да ладно тебе, Тамара, Саша у нас умная, справится сама, а может и себе кого подберет, да? — в комнату вошел начавший лысеть мужчина, весело подмигнув Саше, и встал напротив трех мониторов, сложив руки подмышками на круглом животе.

— Мужики, что с вас взять, — уже не так зло раздалось из мониторов, но удары по клавишам не утратили силы.

— Ты же знаешь, что мое сердце принадлежит только тебе, вовеки вечные, — патетичность вкупе с искренностью окончательно растопили лед, и Тамара, делая вид, что перебирает на столе электронные бланки, тихим, довольным, но чуть смущенным голосом ответила, бросив недвусмысленный взгляд на склонившегося над ней воздыхателя.

— Толя, ну ты же сам все понимаешь, Сортинг определил низкую вероятность.

— Знаю, знаю! — Анатолий чуть повысил голос, дрогнувший в конце от глубоко затаенной обиды. Сухим бесцветным голосом перегоревшего разочарования он добавил. — А я бы все равно попробовал, этого я никогда себе не прощу.

— И это нам говорит руководитель техподдержки! Может быть и профессия у тебя не та? — лицо ее раскраснелось, электронный бланки зашуршали активнее в ее руках.

Саша удивленно подняла брови, посмотрев на Анатолия, который уже не столь бравый, стоял с поникшей головой, задумчиво теребя подбородок.

— А может и не та, — ответил он наконец. — Я вот нынче нахожу большее счастье на своей даче.

— Вот и копай свой навоз. Каменный век! — Тамара с явным ожесточением бросила на стол кипу бланков.

Поступив на работу в «Центр анализа и прогнозирования работы с населением» после окончания техучилища, в которое ее распределили сразу после школы, или в «Сортировочную», как ее называли в народе, Саша была удивлена такому архаичному методу сбора данных как электронный бланки. Анатолий, проводивший ей первый инструктаж, объяснил, что это больше нововведение, чем отсталость, т. к. было решено, что для развития населения полезно заставлять людей учиться набирать информацию вручную. Саша сначала не поняла зачем это надо, когда любая информация о любом человеке итак уже есть в бигдатацентрах, и может при необходимости быть считана с чипа, достаточно приложить руку к считывателю и все. Первое время ей было тяжело обрабатывать вручную заполненные гражданами бланки, половина была заполнена с ошибками или просто не заполнена. Неожиданно для себя через полгода она начала читать книги, особенно ее поразили стихи, т. к. ни аудио ни видео визуализация не позволяла передать тот образ, что возникал в ее голове. Саша задумалась, вспоминая недавно прочитанное, мысли ее неслись вперед легко, уводя ее все дальше и дальше от реальности. Очнулась она после того, как, уже изрядно повысив голос, ее окликнула Тамара.

— Александра! Опять замечталась, вот как на нее оставлять?

— Да, Тамара Геннадьевна, я задумалась, извините.

— Думать будешь в свободное время, а на работе надо работать. Запоминай, если возникнут вопросы, обращайся к Анатолию, все поняла.

— Да, если у меня возникнут вопросы или сомнения, я позвоню Анатолию.

— А ты, — Тамара ткнула пальцем в Анатолия. — головой мне ответишь, если что.

— Отвечу, она мне все равно не нужна, — Анатолий ехидно улыбнулся, подмигнул Саше и, насвистывая что-то нестройное, вышел бодрым шагом.

Саша широко улыбаясь проводила его взглядом, не обращая внимание на неодобрительное сопение руководителя.

Начали возвращаться сотрудники с обеда, постепенно помещение заполнилось легким постукиванием клавиш и тихими разговорами.

Кто-то открыл жалюзи, и в комнату ворвались потоки солнечного света, разгоняя тоску цифр и букв.

Под яркими лучами каштановые волосы Саши приняли плотный золотистый оттенок, и со стороны казалось, что солнце светящимися прядями струилось по ее плечам. Маленькие веснушки, случайно рассыпанные возле ее чуть вздернутого носа, придавали ей чуть насмешливый вид.

Тамара Геннадьевна громко прокашлялась, и Саша, поняв намек, но все же не торопясь, собрала волосы в тугую косичку и с довольным видом придвинула к себе большую кучу бланков.

Сергей долго ходил по городу, так и не выбрав для себя какое место ему больше понравилось. Чувство голода постепенно ослабло, напоминая ему слабым недовольным урчанием Воздух был чист и свеж, солнце грело. Остановившись на смотровой площадке набережной, выложенной разноцветными ракушками и камушками, беспорядочно разбросанными и чуть выпирающими наружу, он вглядывался в далекую морскую гладь, припекаемый солнцем, и в очередной раз обдумывал, почему же мы до сих пор не научились использовать солнечную энергию в качестве пищи. От глубоких мыслей его оторвал запах свежевыпеченного хлеба, донесшийся с резким порывом ветра откуда-то снизу пологого склона.

Обрадованный желудок заурчал, и Сергей, повинуясь основному инстинкту, начал внимательно изучать побережье.

Пляж был пуст, только редкие фигуры прогуливающихся пар нарушали покой берега, но вдалеке справа он заметил чуть уловимый клубок пара. Не найдя поблизости организованных спусков, Сергей перемахнул через перила и стал спускаться по пологому склону к берегу. Он не заметил несколько неодобрительных взглядов, брошенных ему в спину прохожими, он наметил цель и уже бежал к ней. Склон становился круче, и скорость его росла. Неожиданно склон окончился обрывом, и, не успев затормозить, Сергей с разбегу вылетел с него.

Падение было не столь серьезным, сколько неожиданным. Пять метров не могли причинить ему вред, но стремительность действия не позволила ему правильно сгруппироваться, и он кубарем прокатился по влажному песку.

Обнаружив себя в столь нелепом положении, Сергей стал громко смеяться, но это не привлекло внимание, т. к. кроме важно прогуливавшихся по берегу альбатросов, никого и не было.

Отряхнув налипший на рубашку песок, он направился по намеченному вектору, ошибки не было, уже довольно хорошо была видна веранда с небольшой летней кухней, из которой доносились заманчивые запахи.

Кафе было совсем маленьким, десять столов, небольшая жаровня и тандыр. Хозяин кафе, завидев посетителя, удивленно поднял брови, взглянув на жену.

— Но у нас еще ничего не готово, — ответила ему она, продолжая замешивать тугое тесто.

— Добрый день! — Сергей подошел к барной стойке, с интересом разглядывая красочные этикетки всевозможных бутылок, выстроенных по ранжиру на уже потемневших деревянных полках, отчего значимость напитка только возрастала в его глазах.

— Здравствуйте, молодой человек, — хозяин говорил с заметным акцентом. Вытирая помытые от мяса руки чистым полотенцем, он встал за барную стойку. — К сожалению Вы пришли немного раньше, мы открываемся только через два часа.

— Я не знал, шел на запах, — Сергей широко улыбнулся.

— У Вас хороший нюх, раз Вы пришли к нам, — хозяин улыбнулся в ответ, ему была приятна похвала гостя. — Я вижу, что Вы голодны. Позвольте я соберу пока из того что есть, уверен, Вы останетесь довольны.

— Я полностью доверяюсь Вам, куда я могу сесть?

— Выбирайте себе любое место. Что Вы хотели бы выпить?

— На Ваше усмотрение, особых предубеждений не имею.

Сергей выбрал столик с лучшим видом на море, солнце не так сильно светило в этом месте, растекаясь фотонными волнами по крыше веранды.

Хозяин вскоре принес большой красивый бокал и налил в него чуть больше половины белого вина, заткнув пробку, поставил бутылку в тень. Сергей кивком поблагодарил его и взял в руку тонкую ножку бокала. Вино влетело в него легким фруктовым ароматом, желудок ожесточенно заурчал. По институтской привычке он сделал большой глоток. Голодный, он сразу и не распробовал вкуса, вино моментально всосалось, голова немного потяжелела той приятной тяжестью, что дает только хорошее вино.

Второй глоток он сделал уже более деликатно, ощутив вкус и аромат вина, так точно отражавшего морской берег, теплую, чуть ветреную майскую погоду, ветерок, доносивший ароматы уже начавших цвести растений, соленые брызги, шум задумчивой волны.

Постепенно на столе появились свежие, нарезанные крупными кусками овощи, зелень, замыкающие в круг тонкие ломтики холодного запеченного мяса. Большая миска с густой белой заправкой, приятно пахнущей чесноком и свежей сметаной. Сергей отогнал от себя поэтические мысли и с большим удовольствием схватил большой ломоть мяса, завернул в него пару огурцов и палок сельдерея, не макая в заправку, с небывалой жадностью все проглотил одним махом. Довершив все доброй ложкой заправки, с набитым ртом он жестами показал хозяину свой восторг.

Хозяин поставил перед ним свежую, еще дымящуюся лепешку из тандыра, с выложенным по середине свежесваренным сыром, усыпанным мелко порезанной зеленью. Похлопав Сергея по плечу, он направился обратно на кухню.

Сергей не смог для себя определить его возраст, но решил, что фраза «в отцы годится» наиболее подходит. Широкоплечая, чуть сутуловатая фигура внушала уважение, особенно со спины. Хозяин имел небольшую ровную бороду, лицо его было больше некрасивым, неровный большой нос, видимо не раз сломанный, глубоко посаженные глаза, с суровыми нависшими дугами бровей, поначалу производили впечатление довольно хмурого человека, если только не посмотреть в глаза, поймать взгляд, источавший доброту пожившего человека и гостеприимного хозяина.

Справившись со всем, Сергей блаженно допивал бутылку, разглядывая остатки вина в бокале на просвет.

— Вам все понравилось? — спросил его женский голос, отрывая его от бездумногоблаженства, которое возможно только после сытного обеда.

— О, да! Большое спасибо! Давно так вкусно не ел.

— Я очень рада, будем рады видеть Вас снова, — жена хозяина ловко собирала пустые тарелки.

Сергей поймал себя на том, что он беспардонно рассматривает ее. Она была довольно высокой, возможно, что и выше его. Сильные руки, но не обезображенные мышцами, стройное тело. Рыжие, чуть с соломенным оттенком, волосы были собраны под платком, лицо острое, взгляд гордый, орлиный, и все же добрый. Она была не молода, но старой Сергей назвать ее не мог. Она не подходила под принятые стандарты красоты, но она была красива, в своем образе, действии, в каждом движении угадывалась сила и грация, присущая только настоящим женщинам.

Заметив его взгляд, она тихо улыбнулась, Сергей смущенно покраснел.

— Все хорошо, мой друг, — раздался позади голос хозяина. — Пати не одного мужчину свела с ума, но выбрала почему-то меня.

— Потому что ты заслужил, — Пати кинула гордый взгляд на мужа и унесла тарелки.

Сергей приложил браслет к терминалу, тот удовлетворенно заурчал, подтверждая выполненную транзакцию.

— Большое спасибо, — Сергей протянул ему руку.

— Заходи еще, Сергей, — хозяин крепко пожал ему руку, браслет высветил имя Магомед и короткий номер. — Приходи со своей девушкой. Не пожалеешь.

— Обязательно, но пока разве что один, но спасибо, Магомед.

— Большой уже, одному бегать.

— Сам знаю, но пока не подобрал.

— Ай, не верь этой хрени, машина не может ничего знать. Вот мы с Пати вообще не совпадаем, знал бы ты, как мы ссоримся. А ссориться это тоже искусство.

— Искусство признавать, — донеслось с кухни.

— Вот видишь, никакая Система тебе не подберет такую.

— Все понял, буду работать.

— Давай, приходи на выходных, после восьми.

— Договорились, пока!

Сергей помахал Пати и спокойным шагом сытого человека направился обратно в город. По часам уже близился вечер, но хотелось подольше пройтись по морскому берегу, проводник передал ему оптимальный маршрут, и он пошагал вдольбереговой линии.

Планшет радостно замигал, оповещая Сергея о том, что ему удалось подключиться к внутренней сети завода. Через пару секунд рабочая среда вытащила журналы оператора и ремонтный с предложением начать анализ.

Сергей повертел в руках шестигранный кубик, задавая параметры фильтра. На экране один за другим начали появляться графики, замелькала строчка подсчета. Когда глаз Сергея замечал что-то интересное, он замедлял отображаемый поток данных, сравнивая их с ранее сделанными метками.

— Ну что, освоились? — бодрым голосом окликнул его энергичный мужчина в темно-сером костюме с фирменной символикой. Несмотря на свой довольно внушительный вес, он был воплощением движения, ни на секунду не задерживаясь на одном месте.

Сергей утвердительно кивнул, погруженный в отчеты.

— Давайте чайку, что Вы сразу и за работу? — поймав утвердительный кивок Сергея, он выскочил из кабинета и скоро вернулся с двумя парящими кружками. Комната заполнилась малиновым ароматом с легким вкусом мяты. — Все, перерыв.

Он поставил кружку перед ним, и система, предугадав, поставила на паузу сводный анализ. Сергей отложил в сторону манипулятор и принялся за чай.

— Угощайтесь, — энергичный толстяк придвинул к нему тарелку с выпечкой. — Моя жена пекла, сами видите, избаловала совсем.

— Спасибо, Ваша супруга Павел Георгиевич, настоящая мастерица.

— Что правда то правда. Да-а, — протянул он и задумчиво посмотрел на тарелку, но сделав титаническое усилие только придвинул ее ближе к Сергею. — Искушения, вся жизнь сплошное искушение.

— Никогда об этом не задумывался.

— Признаться, я тоже, но становлюсь старше, голова начинает думать, а может это маразм.

— да нет, до маразма Вам пока далеко.

— Не скажите, бывало посмотришь вокруг, кажется что совсем то и не далече. А как перечитаю собственные же отчеты, ох, так сам от себя дурею.

— Способность к самокритике полностью отметает наличие маразма, так что я Вас поздравляю.

— А иногда хочется, чтоб он поскорее настал, ведь никаких забот больше, а особенно этого чертова завода! — толстяк заразительно рассмеялся. — Чуть не забыл, после обеда Вам надо будет подойти в управление, есть кое какие формальности, очень просили.

— Хорошо, хотя мне казалось, что я все данные передал при первичном сканировании.

— Да дело то простое, вроде что-то по поводу Вашего семейного статуса.

— Отсутствует.

— Хм, тогда действительно есть небольшая проблема.

— Какая проблема?

— Лучше там спросите, я еще напутаю, итак, наверно что-то не так сказал. Сами знаете, слышал звон, да не знаю где он. Это про меня, мне как показать какой-нибудь бланк или статью Кодекса, так я умру на глазах.

— Не Вы один, большинство с трудом это воспринимают.

— Ладно, до обеда еще часа два, у нас хорошая столовая, городской конкурс даже брала. Может пока сходим в цех, хотя может Вам и не интересно.

— Отнюдь, всегда интересно. Идемте, — Сергей сложил планшет и убрал его в карман куртки. Немного подумав, он порылся в сумке и прихватил небольшой прибор в толстом кожаном полимерном чехле.

Он вышел первым. На подвешенном на стене стеллаже ровной линией лежали серые каски, Сергей надел одну, и она, считав его браслет, окрасилась в белый цвет с темно-зеленой полосой по середине.

Каска Павла Георгиевича получила две желтые полосы по бокам.

— Редко сейчас встретишь цветовую дифференциацию, — заметил Сергей.

— Это еще что, у нас до сих пор работают машины на не магнитных опорах. А что, хорошо работают.

— Да, я просмотрел отчеты.

— Отчеты отчетами, а это уже история. Ну пойдемте.

Павел Георгиевич жестом пригласил его пройти вперед по коридору.

Здание было еще старого проектирования, и поэтому в нем напрочь отсутствовали травалаторы, пневмокубы. Автоматика и роботы — это конечно здорово, но начинаешь любить цех только когда сам набегаешься по лестничным пролетам, постоишь в пультовых. Павел Георгиевич сбивал дыхание, но продолжал рассуждать о вреде автоматизации.

Так с шутками и прибаутками поднявшись без лифта на шестой уровень они вошли в цех.

Толстые двери из жаропрочного сплава легко, почти бесшумно, захлопнулись за ними. Сергей отметил для себя, что он упустил тот момент, когда они считали их метки, заболтавшись с Павлом Георгиевичем, потерял бдительность. Пожурив себя немного, он сосредоточился на генерируемом каскадом центрифуг магнитно-звуковым полем.

На участке осветления стоял ровный гул пчелиного роя. Каска заботливо выдвинула защитные наушники, но Сергей отменил команду. Продвигаясь вперед вдоль каскада ультраскоростных центрифуг, привычным движением разложил планшет, тот радостно загорелся, стал упругим, практически не сгибаемым. Делая небольшие пометки на подгруженной технологической схеме, Сергей ненадолго останавливался около некоторых центрифуг, проверяя свои ощущения прибором.

Павел Георгиевич посетовал, что на их участке довольно устаревшие модели, но нареканий к их работе нет. Сергей вспомнил из курса истории техники, что еще тридцать лет назад о подобном никто и мечтать не мог. Использование энергии термоядерного синтеза позволило снизить стоимость киловатта до статистической единицы. Грошовая энергия совершила настоящий прорыв в материаловедении, позволив создавать высокотемпературные сплавы на монополимерной основе. Мало кто сейчас смог бы хотя бы приблизительно описать строение сплава, из которого отливались барабаны центрифуг, но многие с умным видом рассуждали, что данная технология уже устарела. А ведь разогнать центрифугу, в атмосферном давлении до 50 000g, да еще и работать с суспензиями — все это до сих пор кажется фантастикой. Именно поэтому цех был защищен не хуже любого противоракетного бункера, ведь разрыв одной центрифуги равносилен хорошему взрыву, способному похоронить вместе с собой и здание.

Прибор показал сильное отклонение электромагнитного поля опор ротора первой центрифуги последней цепи каскада. Сергей показал данные Павлу Георгиевичу, тот уважительно закивал, предоставляя специалисту карт-бланш. Сергей перевел поток на байпасную линию. В пчелином улье появилась новая волна, набирающая силу. Легкая магнитная рябь прошла по телу Сергея, он сверился с планшетом, отмеченная на ремонт центрифуга начала торможение.

Сергей жестом показал, что на сегодня он закончил.

Ворота с небольшой задержкой считали их метки и без видимых усилий отворились.

После обеда Сергей зашел в управление и бесцельно шатался по коридору, ожидая специалиста с обеда. Вся стена была увешана интерактивными объявлениями, отображающими ту информацию, которая была положена к изучению обладателю соответствующей метки.

Сергей бегло пробежался по стандартным нормативам и предложениям, ничего нового, все как и везде. Он отключил на браслете распознавание себя, эту функцию он уже давно прописал, хотя это считалось довольно серьезным нарушением, и, как правило, каралось большим штрафом и принудительным чипированием.

Доска объявление на минуту зависла, было забавно наблюдать, как система пыталась опознать сотрудника, застыв на стопкадре очередного визуализированного документа. Поморгав экраном, система выдала информацию о ближайших городских мероприятиях.

В газете сообщалось, что на этой неделе в субботу пройдет очередной ежегодный фестиваль реконструкция воздушных шаров «Летим как птицы». Остальные мероприятия ничем особенным не выделялись, сплошные награждения, пустые концерты, выставки традиционного индустриального искусства.

Сергей неприлично зевнул, представляя себе подобное биеннале.

Приближающиеся шаги заставили его включить распознавание, и доска вновь обрела сугубо нормативный вид, оповещая его о правилах соблюдения техники безопасности и об ответственности за несоблюдение или иные действия, Сергей дальше читать не стал.

—

Вы наверное ко мне, — окликнула его женщина в темно-синем костюме и с очень усталым лицом. — Проходите, Сергей.

Сергей вошел в кабинет. Легкое шипение позади, и дверь, выплывшая из стены, с некоторым усилием закрылась.

—

Добрый день, — приветливо улыбнувшись поздоровался Сергей. Брошенный вскользь на него усталый взгляд должен был перебороть его, но он решил не сдаваться, максимально излучая позитив. — Хороший сегодня день.

—

Возможно, — женщина меланхолично перебирала сложенные неровной стопкой бланки, пока не нашла нужный. — Петров Сергей Викторович, все верно?

Сергей утвердительно кивнул, расплывшись в улыбке как майская роза. В глазах напротив он уловил некоторое негодование его поведением, но не подал вида. Спокойные, уже проявляющие первые признаки старения черты лица его собеседницы не выражали ровным счетом ничего, только глаза поблескивали темным огоньком. Сергей подумал, что эту красивую, но уже немолодую женщину, портила напыщенная строгость и особенно равнодушие в лице.

—

Значит так, Сергей Викторович, как Вы должны знать, 22 августа прошлого года было выпущено постановление за подписью, хотя это не важно, — она попереключала страницы на его бланке, — Вы являетесь ценным специалистом, но не можете быть освобождены от выполнения возложенных на Вас Правительством обязательств.

—

К сожалению, не могу понять о чем идет речь, я добросовестный налогоплательщик.

—

Безусловно, но Вы находитесь уже более двух лет как должник Долга перед обществом.

—

Простите перед кем?

—

Перед обществом. Понятие Долга перед обществом регламентируется Гражданским Кодексом, статья… — она начала было искать очередной электронный бланк, но передумала. — Но это тоже не так уж важно. Сергей, я хочу, чтобы Вы меня правильно поняли. У меня нет задачи насильно тянуть Вас куда-то, а тем более навязывать Вам что-либо. Но мне хочется дать Вам дружеский совет — чужая забота хуже строгого наказания. Вы меня понимаете?

—

Кажется начинаю.

—

Уверена, что понимаете. Поэтому Я Вас записала на завтра в Сортировочную к 11:00. Сходите, если уж совсем не хочется, то сделайте хотя бы вид, развлекитесь. А то проблемы будут не только у Вас, нам тоже достанется.

—

Что меня начнут обрабатывать это понятно, имел уже удовольствие, но Вы тут причем.

—

Видите ли какое дело, Ваша неустроенная судьба наша недоработка. Вот, сколько у меня таких как Вы, — она с горечью показала на внушительную стопку электронных бланков. — Только и занимаюсь этим, извините, тошно уже. По-человечески прошу, не упрямьтесь.

Она тихонько улыбнулась, и Сергей увидел новую, красивую, немного уставшую, но все еще молодую женщину. Он не стал скрывать своего взгляда и ответил ей, глядя прямо в глаза.

—

Я Вам обещаю, что сделаю все, что будет в моих силах.

—

Спасибо. Может у Вас есть вопросы, может что-то неясно по оформлению?

—

Нет, вопросов у меня больше нет, кроме одного.

—

Задавайте, у меня еще есть пара минут до совещания.

—

Почему попугая зовут Наташей?

—

Какого попугая? — опешила она, но обернувшись, залилась негромким смехом. — Попугая зовут Жорой, а Наташей зовут мою дочку, это она свою клетку подписала и мне отдала, чтобы на работе не скучала. Вы первый, кто заметил.

Сортировочная находилась неподалеку от центральной площади, скрытая от взора тенистой аллеей. Старомодный фасад с декоративным обрамлением окон, фигурами крылатых богов, в голове всплывало слово модерн, а может и нет, Сергей попытался вспомнить, но бросил эту затею.

Внутри же здание ничем не отличалось от современных, все те же вездесущие травалаторы, пневмокубы. Сплошной людской поток ровными шеренгами появлялся ниоткуда и растворялся по очерченным лучам отделов.

Пневмокуб почти моментально донес его до двадцатого этажа, больше никто не вышел, остальные стремились выше.

Безликий хорошо освещенный коридор приветливо зажужжал травалатором. 2018 комната, его довезли именно к ней. Чуть поколебавшись, он вошел.

Комната была большой, густо усеянная рабочими столами, плотно сдвинутыми друг к другу.

Сергей посмотрел на часы, ровно 11. Странно, но в комнате больше никого не было.

Он пожал плечами и собирался уже было выйти, считая свою миссию выполненной, т. к. валидатор подтвердил его приход, но в дальнем углу послышались неуверенные шаги, и он увидел кипу бланков, которая покачиваясь двигалась в его направлении. Стопка пошатнулась, за ней кто-то ойкнул, и десятки бланков полетели в разные стороны.

Вжав голову в плечи, Саша старалась удержать остальные, тоже начавшие соскальзывать.

— НЕ двигайтесь, я все соберу, — Сергей подбежал к ней и начал собирать упавшие бланки. Набрав целую кучу, он не решился положить их Саше, которая и так с трудом удерживала оставшиеся. — Куда положить?

— Вон на тот стол, — Саша кивком головы показала направление и медленно пошла в его сторону.

Сергей обогнал ее, выложил свою кучку, потом забрал у нее большую часть. Осмотревшись, он заметил еще парочку, залетевших под столы, все было собрано.

— Извините меня, — покраснела Саша. — И большое спасибо.

— Пожалуйста, — он только сейчас обратил на нее внимания, с интересом разглядывая.

Красивые, чуть вьющиеся каштановые волосы, аккуратный чуть вздернутый нос. Лицо ее не относилось к идеальным пропорциям и это скорее было плюсом. Стройное молодое тело было скрыто под довольно свободным платьем, усыпанным большими яркими цветами. Серые с голубым огоньком глаза насмешливо смотрели на него, давая понять, что она видит, как он ее разглядывает.

— Мне назначили на 11, — Сергей решил не извиняться, но проступивший румянец выдал его смущение.

Саша прыснула в кулак, более его откровенного взгляда ее смешили его дурацкие усы.

— Тогда Вы, наверное, как раз ко мне, — Саша довольная произведенным эффектом, села за свой стол.

Система уже давно оповестила ее о приходе посетителя. На экране высветилась карточка. Саша посмотрела на фото, потом на него, и вновь не удержалась от смеха.

— У меня такой смешной вопрос?

— Нет, просто настроение сегодня такое.

— Ну что ж, я пришел, что дальше?

— Приложите Ваш браслет к считывателю, система должна сравнить данные.

Сергей поднес руку, браслет активно замигал, встретив старого знакомого.

— И каковы мои шансы?

— Как и у всех, большие, — Саша пыталась придать своему голосу соответствующую должности интонацию, но эти усы сводили ее с верного пути. В какой-то момент ей захотелось взять ножницы и отстричь их, настолько они ее смешили.

— Большие шансы не гарантия успеха.

— Почему же?

— Я считаю, что кроме шансов должна быть и работа, зачастую долгая.

— Это слишком сложно, мне кажется ВЫ преувеличиваете. Сортинг за Вас проделает всю работу.

— Сомневаюсь. Вот Вы замужем?

— А причем тут я? Мое семейное положение не имеет никакого отношения к Вашему вопросу.

— Ну а все же?

— Нет, но мне пока рано.

— Врете, ой, врете.

— Давайте сосредоточимся на Вашем вопросе, — Саша прикусила губу, чтобы сосредоточиться.

Система выдала ответ. Саша задумалась, вновь дала команду на пересчет, но ответ был тот же.

— Что-то не так?

— Да нет, все так, — Саша задумалась. Этого не было в процедурах, но и спросить было не у кого, Анатолий как назло отсутствовал.

— Ну раз ничего не нашли, я пошел.

— Нет, совпадения есть.

Сергей удивленно посмотрел на нее. Возникшее волнение неприятно обожгло, пока он не решил, что его больше тревожит.

Саша вновь отправила запрос на пересчет, но выпало опять только два совпадения, оба с равной вероятностью 50 %.

— Ну хорошо, надеюсь сегодня вечером Вы свободны. Это стандартная процедура, Вы встретитесь с соискателем сегодня вечером.

— Интересно, но я не знаю города, ума не приложу, куда повести девушку.

— А этого и не надо. На основании Ваших и ее предпочтений, проанализированных системой, утвержден вариант первого свидания.

— Утвержден? А как же свободная воля выбора?

— Вас никто и не решает права выбора в определенной локации.

— Мдамс, придется покориться?

— Да, — Саша сочувственно улыбнулась, ей самой не была понятна эта Система добровольного выбора. — все данные уже переданы Вам, не опаздывайте и…

Она замялась, раздумывая сказать или нет.

— И что?

— Ничего, все нормально.

— Скажите, а сколько совпадений было? Какова вероятность?

— К сожалению, эта информация только для служебного пользования.

— Не скажете?

Саша отрицательно покачала головой. Он вздохнул и поднялся.

— Спасибо за помощь.

— Будем рады видеть Вас снова, но уже в ином статусе.

— Я был бы рад увидеть Вас снова просто, без всяких статусов, — неожиданно для себя честно ответил ей Сергей и, приподняв невидимую шляпу, этот жест он видел в какой-то старой книге, направился к выходу.

Не дойдя до выхода, он обернулся и спросил.

— Вы когда-нибудь летали?

— Как и все, на самолетах.

— Да нет, иначе. До свидания, — Сергей вышел.

— До свидания, — задумавшись ответила Саша, когда он уже вышел.

Сергей долго разглядывал себя в витрине. Вроде неплохо сложен, про красоту лица он про себя ничего сказать не мог, но вроде не урод. Странно, что ее так рассмешило?

Он прокручивал в голове дневной разговор с оператором и никак не мог избавиться от навязчивости этого воспоминания. В голове рождалась куча вопросов. На часть из них он логически ответил сам, например, почему эту операцию проводит человек, а не терминал. Наверное, чтобы подчеркнуть человечность процесса?

Стрелка уже доходила до семи, пора было настраиваться на иной лад. Пока Сергей для себя решил, что лучше просто спросить напрямую, но начать надо хотя бы с ее имени. Очередная стая вариантов налетела на него, спас браслет, сдавивший его руку — пора.

Он повернулся и встретился взглядом с молодой девушкой, оценивающе разглядывавшей его. Сергею показалось, что в целом она была довольна его видом. Не Аполлон конечно, да и без модных выступающих рельефов мышц, справедливости ради надо отметить, что и задохликом он не был. Его обычная фигура человека привыкшего много двигаться сильно контрастировала с большинством вокруг.

Он в свою же очередь не преминул столь удачной возможностью, чтобы подробнее и главное открыто рассмотреть ее. В отличие от него, не придававшего особого значения одежде и предпочитавшего скорее удобную, чем модную одежду, она была одета излишне строго на его взгляд, но каждая деталь туалета говорила о продуманности образа. «Настоящая альфа-самка, — подумал Сергей и усмехнулся в усы». Черные, с яркой синевой волосы были уложены в замысловатую фигуру, напомнившую ему один силовой агрегат, что вполне дополняло ее волевую позу. Высокая грудь была открыта взору ровно настолько, насколько позволяли приличия, но вполне достаточно, чтобы возбудить у окружающих самые теплые чувства по отношении к ее владелице. Взгляд скользнул ниже, по стройным ногам, но она оторвала его от созерцания, и так довольная произведенным эффектом.

— Вы Сергей, верно?

— Да это я, добрый вечер, Катерина.

— Добрый вечер Сергей, давайте на ты, мы же не на официальном приеме, хорошо?

Странно, но такой простой вопрос насторожил его. Что-то начало роиться в душе, сопротивляться, возможно это был ее более властный тон, чем следовало бы, может ему просто претила ее доминантность.

— Договорились, идем? — Сергей жестом пригласил ее ко входу в галерею, она взяла его под локоть, убедительно сжав. Внутри него начал тихо разгораться пожар.

На удивление, посетителей на выставке было совсем немного. Катя водила от экспоната к экспонату рассказывая о идее, которую пытался передать художник. Сергей поначалу силился понять в этих нагромождениях левитирующих кусков необработанного металла, светозвуковой пыли идею автора, но не мог. Ему, как инженеру, все это виделось не более чем попыткой простой формой передать очень простую идею. Он решил бросить это бесполезное дело и просто созерцать отрешенным от действительности мозгом.

Через некоторое время мозг сам начинал дорисовывать образы, которыми он дополнял рассказ своей спутницы. На нее это произвело большое впечатление, было видно, что ей сильно понравился интерес Сергея, взобравшись видимо на любимого коня, она усилила напор, дыхание ее становилось все ближе к нему, и он уже чувствовал на коже ее энергию. Низ живота начал наполняться приятным напряжением, и он почувствовал ее сети, поймавшие и прочно зафиксировавшие.

Одна инсталляция вызвала в нем неподдельный интерес. О ней Катя не стала распаляться, а коротко заметила, что данный объект искусства олицетворяет борьбу света с тенью, добра со злом.

Сергей же увидел в этой работе больше, простое противопоставление было лишь завесой, идея же была более глубока. Он пожалел, что не захватил с собой фотоаппарат и решил приобрести каталог выставки на память.

Скульптура представляла собой маленький, только начавший расти цветок с ярко красным бутоном, исчерченным желтыми полосками. Корни цветка были заключены в ледяной куб, на который постоянно светил лазер, растапливая лед и давая возможность корням жить. С другой же стороны на ледяной куб постоянно дул морозный туман, предотвращая раскалывания куба и падения цветка на пол. Вся конструкция была помещена в сильное магнитное поле и висела воздухе, чтобы посетители могли сильнее прочувствовать всю непрочность конструкции.

— Пойдем поедим? — Катя безапелляционно повела из галереи.

Часы показывали половину десятого, как быстро пролетело время, обычно его хватало не больше чем на час. Катя привела его в ресторан в паре кварталов от галереи. Это была довольно оживленная улица с большим количеством огней от нарядных витрин, пролетающих бесчисленным роем робомашин. Разодетая публика прогуливалась от одного заведения к другому, составляя бесконечный поток местного истеблишмента.

Сергей поежился, хотя погода была теплой, он резко ощутил себя не в своей тарелке.

Ресторан под кричащим названием «Thebestone» каждой даже малейшей деталью подчеркивал свою элитарность. Надменные официанты учтиво и сдержанно поприветствовали их, лампочка на столике желтым мерцанием приглашала к столу. Спортивный стиль Сергея выделялся белым пятном, его ухо уловило несколько тихих смешков, видимо в его адрес.

Катя помахала кому-то рукой, получив в ответ воздушный поцелуй от прокаченного парня, в переливающейся психоделическими рисунками рубашке. Видимо рисунки менялись в зависимости от настроения обладателя, рубашка зажглась ярко красным цветом, пульсируя мощными волнами.

Она самодовольно посмотрела на Сергея, желая оценить впечатление, но его скучающее лицо, которое он даже не пытался скрывать заставило ее вздернуть бровями.

А он действительно заскучал, не то чтобы его смутил этот франт, но все вокруг, музыка, усердно бомбардировала его пульсацией низких тонов, запах интуитивной кухни — все раздражало.

— Это лучший ресторан в городе, — Катя приложила руку к валидатору, депозит был открыт — Конечно не как у Вас в Москве.

— Я, если честно, слабо разбираюсь какие у нас там рестораны, — Сергей приложил браслет, валидатор что-то пропищал в ответ, пришлось приложить еще раз.

— Ну да, ты же постоянно в командировках, — Катя сочувственно посмотрела на него. — Вот я бы обязательно все посетила.

— А зачем? По-моему достаточно парочки любимых мест.

— Какой ты скучный. Новое место — это новая кухня, новые знакомства. Люблю все новое!

Подошел официант и предложил несколько вариантов меню на выбор. Сергей попросил посмотреть меню, чем вызвал удивление и официанта, и Кати.

— Но зачем? — не понимала она. — Система сама подберет тебе то, что ты действительно сейчас хочешь.

— Хотелось бы все же сделать выбор самостоятельно.

— Ты пещерный человек, но мне это нравится, — она игриво выпятила губу. В остальных вещах ты такой же самостоятельный?

Официант протянул ему меню, и он, обрадованный, сделал вид, что выбирает.

Меню настойчиво предлагало ему те блюда, которые посчитал компьютер, считав его браслет. Сергей решил на пару минут отключить браслет. Валидатор беспомощно замигал красной лампочкой в поисках клиента.

— Он меня потерял, — объяснил он Кате, которая подозрительно смотрела на него.

— а разве это законно?

— Законно, это плановая перезагрузка, не более двух минут.

Катя неодобрительно посмотрела на него.

Меню же успокоилось, выдав все наименования по порядку. Сергей быстро пробежавшись глазами определился и включил браслет. Странички меню перемигнулись и ему предложили вариант ужина. Компьютер не ошибся, именно это он хотел заказать, ошибка была только в выборе напитков.

Кате принесли молекулярное блюдо, что это было Сергей не понял, он плохо разбирался в этом направлении. Его мясо смотрелось как велосипед рядом с робокаром.

Ели молча, он обдумывал о чем бы спросить, чтобы поддержать разговор, но в голове было пусто, спрашивать было нечего.

Катя видимо тоже подустала от его занудства, поэтому при первой же возможности быстро попрощалась, пообещав в другой раз получше его узнать, и сбежала с группой своих знакомых, название клуба Сергей не расслышал.

Оставшись один он понял, что депозит в итоге открыт только на него. Странно, у современных девушек было непринято не платить за себя, слишком торопилась сбежать от него.

Не держа на нее обиду он оплатил оба счета. Скорее он был ей благодарен, что она сбежала.

Он проснулся поздно. За окном весело пели птицы, послеполуденное солнце уже не так настойчиво заглядывало в комнату. Суббота, делать было нечего, основная работа начнется не раньше понедельника, а то и может не случиться, ну а пока наступило безвременье, наихудшее время в чужом городе, когда не знаешь, куда себя деть.

Часы двигались к обеду, но есть совсем не хотелось. Сергей умылся и задумчиво посмотрел на себя в зеркало.

Почему же она над ним смеялась, или не над ним? А может…да нет, точно, ее рассмешил его вид. Ее… он даже не знал ее имени. Перед глазами мучительно рисовался ее портрет, сменяющийся то и дело горделивой Катей. Слишком много он вчера выпил, не стоило так разгоняться.

И все же. Сергей внимательно смотрел в зеркало и решил отключить свое восприятие и посмотреть на себя как бы со стороны.

Хм, физиономия осунувшаяся, как бывало после попойки. Не красавец, это можно точно зафиксировать. Глаза усталые, нос… нос вроде нормальный, зубы все на месте. Усы! Вот оно!

Сергей прокашлялся от смешка, ну и чучело. Представив себя с умным видом что-то объясняющего, он расхохотался.

Быстро сбрив усы триммером, он еще долго придирчиво рассматривал себя в зеркале.

Обновление облика подстегнуло и остальное. Проснулся аппетит. Быстро одевшись, он сбежал в гостиничное кафе и проглотил несколько порций оладьев, нещадно залитых приторно сладким сиропом.

В панорамном окне где-то далеко в небе появился красный шарик, за ним еще один, потом синий, желтый. Сколько он ни напрягал зрение разглядеть было невозможно. Черт возьми, он же совсем забыл про фестиваль!

Роботакси быстро несло его на набережную, но ему казалось, что оно еле тащится. По часам фестиваль вот-вот должен был закончиться. Досада на самого себя саднила живот, а может это все эти оладьи.

Набережная пустела, оставались только небольшие группы силившиеся еще рассмотреть превратившиеся в крохотные точки воздушные шары.

Море тихо плескало волнами, издали доносился детский смех — опоздал. Сергей устало сел на песок и угрюмо начал перебирать песчинки в руке.

— проспали? — голос справа заставил дернуться, лихорадочно завертев головой.

— А, это Вы, — он вскочил. Саша стояла рядом и поигрывала электронным биноклем.

— проспали! Вижу, хорошо провели вечер! — утвердительно воскликнула она, но Сергей уловил в ее голосе щепотку горечи.

— Нет, не угадали, просто забыл, — признался он.

— Я думала, что в наше время никто ничего не забывает, — Саша показала на его браслет, а потом похлопала себя по руке, где был вживлен чип.

— Я смотрю Вас это веселит.

— Ой, я разве Вас обидела?

— Нет конечно, разве Вы можете?

— Могу, еще как могу, верьте в меня.

— пока не можете.

— Отчего же?

— Мы с Вами не знакомы, мое имя вы знаете, хотя навряд ли вспомните.

— помню, Петров Сергей Викторович, инженер пусконаладчик, профессия одна на миллион, не женат, — отрапортовала она.

— Я польщен, у ваших всех такая память?

— Наверно, нас заставляют вводить все данные вручную, это чтобы мы не тупели так объясняют.

Как Вас зовут?

— Вам так хочется, чтобы я Вас обидела?

— Я не думаю, что Вы хотите меня обидеть.

— Кто знает, кто знает.

— Ну так как же?

— Александра, — она приосанилась, вздернув подбородок влево.

Сергей расцвел улыбкой, глядя на нее, одетую в легкий спортивный костюм, прекрасно вписывавшийся в весенний пляж с его чуть прохладным ветерком, мягким немного влажным песком.

— Что? — удивленно спросила она его, смущенно оглядев себя.

— Саша, — ответил он ей. Он решил пока больше не смущать ее своим взглядом, сделал над собой усилие. — Так как ты хотела меня обидеть?

— У тебя дурацкие усы! — она приложила палец к верхней губе и надула щеки.

— Знаю, дурацкие, но их больше нет.

Саша изумленно смотрела на него, и правда, усов больше не было, но в голове все равно рисовался он с усами, а еще больше хотелось подколоть его по поводу вчерашнего свидания, но ведь это она его туда направила, но он же пошел!

— А что это ты один? Где Царевна?

— Царевна во дворце, а нам холопам по бережку ходить дозволено.

— Не поняла.

— Не сложилось, собственно я так и думал.

— Странно, — Саша задумалась, вероятность вроде была неплохая, что-то она упустила. — А ты меня не разыгрываешь?

— Нет, зачем мне это? Просто у нас разные интересы.

— Ой, мне пора, — Саша взглянула на часы. В понедельник ей всыпят по первое число, опять что-то напутала.

— Как пора? — забеспокоился Сергей. — может прогуляемся?

— Ты хочешь позвать меня на свидание? Без предварительного анализа?

— А мне он не нужен. Да, я этого очень хочу.

Саша задумчиво смотрела в морскую даль. Потеребив косичку, она игриво посмотрела на него, ей надо было идти, обещала помочь матери, но было еще полчаса в запасе.

— Хорошо, но при одном условии, и встретимся завтра, сегодня я и правда не могу.

— Говори, готов стойко вынести все невзгоды.

Она расхохоталась.

— Так же не говорят, откуда ты это взял?

— Из одной старой книжки, давно смотрел, не помню уже.

— Тогда слушай мое условие: сочинишь сейчас для меня стишок, так уж и быть, пойду завтра с тобой гулять.

— Стишок, хи, — Сергей почесал голову. В детстве у него был небольшой опыт, но это было скверно. — на какую тему?

— А на какую хочешь. Даю тебе десять минут на раздумье, так уж и быть.

Саша села на лежащее рядом бревно, подготовленное вместо скамейки. Сергей наблюдал за полетом чаек, в голове роились кучи пустых рифм, надо успокоиться.

Через пять минут он сел рядом.

— Ну что ж, слушай.

Саша повернулась к нему, изображая само внимание. Он прокашлялся и начал тихим голосом.

Один, во тьме и во свету,

Одной мечтой лишь тихо дышит,

Уделом ль жалким замерзнуть на хребте?

Уделом ль нищего под пламенем забыться?

Мой дух такой же слабый, как тот цветок на льду,

Когда от слов твоих моя судьба решится.

Сергей не смотрел на нее, как у школьника, его слова теперь казались ему такими наивными, он внутренне готовился получить удар насмешки, но подготовиться не получалось, сердце билось все сильнее, наращивая темп. Браслет обеспокоенно зажужжал, определив не характерные ритмы. Сергей быстро сбросил предупреждение, чтобы тот вдруг скорую не вызвал.

Саша не смотрела на него, взгляд уносил ее далеко в море, а в голове вновь и вновь, строчка за строчкой повторяла нестройные строфы.

— Это ты сейчас придумал?

— Да.

— А что это за цветок на льду?

— Завтра покажу, ведь я прошел испытание?

— Прошел, — Саша посмотрела на часы, пора было бежать. — Завтра после работы, хорошо?

— Хорошо.

— Тогда до завтра., — Саша резко поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Потерев место поцелуя рукой, она взлохматила его и побежала вверх по склону.

Он долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась. Браслет мигал довольным огоньком, она оставила ему свою карточку.

Щека после поцелуя горела, он чувствовал себя юнцом, все было как в первый раз.

Он отправил заказ столика на завтра Магомеду. Тот ответил почти сразу: «Один не приходи, Пати сказала».

«Нас будет двое».

Воскресное утро заливалось солнечными лучами, отражающимися причудливыми зайчиками от ночных луж.

Саша бежала на работу, робобус уехал прямо перед носом, но можно было срезать и на дежурство не опоздать.

Пробегая мимо цветочной лавки, она остановилась высматривая в пестрой поляне тот цветок.

Из лавки показался пожилой мужчина в старомодном пиджаке.

— Доброе утро, милая девушка. Вы куда-то спешите?

— Ой, да на работу. Я так, посмотреть.

— подождите, я как раз для Вас сейчас подберу.

— спасибо, но я не собиралась ничего покупать.

Но мужчина уже скрылся и вскоре вернулся с небольшим букетиком свежих полевых цветов. Ножки их были собраны и обернуты тонкой лентой.

— Это Вам, подарок от меня.

Саша приняла букет и галантным книксеном, вычитанным недавно, поблагодарила. Пожилой мужчина заулыбался и помахал на прощание рукой, отпуская ее бежать дальше.

Она опоздала минут на десять, о чем ей неодобрительно пропищал валидатор.

Сдвинув кипу электронных бланков на другой конец стола, она торжественно поставила букетик в высокий стакан. Из дальнего угла послышался одобрительный свист, Саша ответила своей трелью. Разговаривать во время работы было не принято.

Система развернула перед ней рабочий стол со списком текущих заданий. Саша быстро все свернула и открыла свой профиль. В заголовках висело напоминание: Найдено одно совпадение, вероятность 50 %.

Саша покачала головой, как бы выбирая между чем-то, потом сняла с себя галочку «активного поиска», и система перестала ее считывать.

21.05.2016 г.

Примечания

1

Музыкальная тема «Синица»: https://vk.com/audio490644596_456239094_17a87377e5f6d21038

(обратно)

2

ГОК — горно-обогатительный комбинат.

(обратно)

3

ГМО — гидрометаллургическое отделение

(обратно)

4

Иван играет эту музыкальную тему «Бабочка»: https://vk.com/audio490644596_456239093_4f5b965761f674eb01

(обратно)

5

ППР — планово-предупредительный ремонт.

(обратно)

6

Женя танцует под пьесу «Осень»: https://vk.com/audio490644596_456239017_961ea20d5e84d18055

(обратно)

7

Музыкальная тема «Фата-моргана»: https://vk.com/audio490644596_456239068_8f5b74c299dd293eca

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***