Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке [Антология] (pdf) читать постранично, страница - 2

полном порядке, я работаю как должно, и вижу углубления в снегу, которые воспринимаю как человеческие следы». Ведь тебе известно,
каким беспокойным и обостренным даже на той высоте,
где находимся сейчас мы, становится сознание – ты сам
мне рассказывал, насколько яркие сны снятся тебе по ночам. Преумножь втрое эти возбуждающие влияния и, соответственно, беспокойное и обостренное состояние сознания,
и ты поймешь, что мозг самым естественным образом пре9

дается иллюзиям! В конце концов, что есть делирий, часто
сопровождающий высокую температуру, как не попытка
мозга выполнить свою работу в условиях лихорадки? Мозг
так стремится воспринимать, что воспринимает вещи, которых и вовсе не существует!
– И все-таки тебе не кажется, что эти следы босых ног
были галлюцинацией, – заметил я. – Ты сказал, что счел бы
их обманом чувств, если бы не знал, как обстоит дело.
Он пошевелился в кресле и бросил взгляд за окно. В воздухе висела теперь плотная завеса больших снежных хлопьев,
крутившихся в вое налетевшей с северо-запада бури.
– Вот именно, – сказал он. – Вероятней всего, человеческие следы были настоящими следами человека. Во всяком
случае, отпечатками ног существа, наиболее близко напоминающего человека. Я говорю это по той причине, что знаю –
подобные создания существуют. Добавлю, что однажды я даже видел совсем рядом (уверяю тебя, что ближе я ни за что
не захотел бы оказаться, пусть и сгорал от любопытства), скажем так, существо, что могло оставить такие следы. Если бы
снегопад утих, я показал бы тебе место, где я с ним повстречался.
Он указал на окно: там, за долиной, высилась громадная
башня Унгехойергорна с остроконечной кривой вершиной,
напоминающей рог гигантского носорога.
Я знал, что на гору можно взойти лишь с одной стороны,
и покорить ее были способны лишь самые опытные альпинисты; с трех других сторон отвесные уступы, перемежающиеся пропастями, делают подъем невозможным. Башня
представляет собой две тысячи футов крепчайшей скальной
породы; ниже идут пятьсот футов упавших сверху валунов,
а у подножия раскинулся густой хвойно-лиственный лес.
– На Унгехойергорне? – спросил я.
– Да. Еще двадцать лет назад вершина считалась неприступной, и я, как и некоторые другие, потратил немало времени на поиски подходящего маршрута. Бывало, мы с проводником проводили по три ночи в хижине у глетчера Блюмен, а днем рыскали вокруг, разведывая подходы. Только
чистейшим везением можно объяснить, что мы наконец
10

сумели найти путь, так как с противоположной стороны
гора кажется еще более неприступной, чем отсюда. И все же
в один прекрасный день мы обнаружили на склоне длинную
поперечную трещину; она вела к удобному карнизу, дальше
следовала наклонная ледяная расщелина – заметить ее можно лишь в непосредственной близости от устья. Впрочем,
мне не к чему вдаваться в подробности.
Большой зал, где мы сидели, постепенно заполнялся жизнерадостными компаниями, которых загнал внутрь внезапный ветер и снегопад, и гомон веселых голосов становился
все громче. Музыканты оркестра, этого неизбежного спутника вечернего чая на швейцарских курортах, начали настраивать свои инструменты, готовясь заиграть обычное попурри из Пуччини. Мгновение спустя полились нежные,
сентиментальные мелодии.
– Невероятный контраст! – проговорил Инграм. – Мы
сидим здесь в тепле и комфорте, наш слух приятно щекочут
младенческие ноты, а снаружи бушует буря, что крепнет с
каждой минутой, и порывы ветра разбиваются о суровые
утесы Унгехойергорна – Рога Ужаса, каким стал он для меня.
– Расскажи мне все, – попросил я. – Ничего не упускай:
и если рассказ твой краток, пусть станет длинным. Почему
ты назвал гору Рогом Ужаса?
– Ну что ж…. Мы с Шантоном (он был моим проводником) целыми днями исследовали утесы, чуть продвигались
с одной стороны, останавливались, поднимались футов на
пятьсот с другой, пока не натыкались на непроходимое препятствие; так продолжалось, пока нам не улыбнулась удача. Мы нашли путь – но Шантон, по непонятной для меня
причине, все беспокоился.
Дело было отнюдь не в трудностях или опасностях восхождения, поскольку в противоборстве со скалами и льдами он был самым храбрым в мире человеком; однако он
всегда требовал, чтобы мы до заката спустились с горы и
вернулись в хижину у глетчера Блюмен. Да и после, когда
мы оказывались в хижине и запирали дверь на засов, беспокойство не оставляло его.
11

Помню, однажды за ужином мы услыхали в ночи вой
какого-то зверя, вероятно, волка. Шантона охватил буквально панический страх; полагаю, он до утра не смыкал
глаз. Я подумал, что с горой может быть связано некое
пугающее поверье либо легенда, чем и истолковывается
ее название, и на следующий день спросил его, почему пик
именуют Рогом Ужаса. Сперва он отмахнулся и сказал, что,
как и в случае Шрекгорна, гора изобилует пропастями и отличается частыми камнепадами; но когда