Тайны служебные и личные, или Карибский синдром [Александр Васильевич Кулешов] (fb2) читать постранично, страница - 91

подносить больше и больше. Все хотят индивидуального подхода, но такого, чтоб при этом не выделяться. Ты меня привлек тем, что не боишься выйти из строя. Ни один человек не может подняться в своей карьере до серьезных высот, не зная, на чью спину можно опереться, как отстаивать «политику партии», не имея поддержки. Тебе выпал невероятный шанс, равный восходу солнца на западе.

Когда первичная эйфория от услышанного от начальника штаба дивизии схлынула, лейтенант Коростелев понял, что разноса за сделанные им ошибки не будет. Настрой на мобилизацию всех сил на решение текущих задач армейской службы он услышал, но никаких адресованных ему предложений еще не было озвучено, и это был самый правильный момент представить свое мнение. Виктор совершенно спокойно сказал:

– Я абсолютно доволен многими вещами: тем, как сложились учения, тем, что все-таки неплохо батарея справилась с заданием, тем, что все это высоко оценено. Но все мои маленькие успехи дискредитируют настоящие достижения, которые являются результатом десятилетней и более службы, и просто смешны на том фоне, на котором все это произошло. Невозможно ежедневно выдавать себя за того, кем ты не являешься и не можешь быть. Можно быть выскочкой раз, ну два, если тебе в этом подыграли, но жизнь на этом не построишь.

Ответ прозвучал так, как будто лейтенант хотел вступить в дискуссию, которая не была запланирована майором, отрекаясь от пользы продемонстрированного ему благоприятного расклада. Последствия он не мог не понимать, умственного развития для этого у него хватало. Ниоткуда не доносилось никаких звуков, как будто беседа проходила в углубленном и защищенном бункере, даже мухи вылетели в открытую форточку. Отчужденно посмотрев в зеленые глаза лейтенанта, Дибунов демонстративно отвернулся к окну, его крепко стесанная спина выражала честное разочарование собственным ошибочным определением сущности молодого офицера.

– Фуфлогон! – определил он негромким голосом, не поварачиваясь ни на сантиметр в сторону лейтенанта, и с безучастностью наступившей пустоты добавил: – Как говорят на Востоке, не заставляйте ишака пить, если он этого не хочет делать. Свободен!

Свидетелей разговора предусмотрительно никто не пригласил. «Свободен» еще не означало полную свободу, но на шаг к ней он приблизился.

Выскочив из штабного корпуса, Виктор прямо на губах почувствовал запах крепкого кофе, так ему захотелось выпить его, но в условиях всеобщего дефицита продуктов такое удовольствие могли себе позволить немногие, а в условиях дивизиона не было предусмотрено каких-либо кофе-баров от военторга. Кофеин необходим для поддержания способности думать – день обещал быть трудным. Растворимый кофе был в наличии в известном ему месте, где у него оставался один шанс скрыться от суеты, почувствовать себя в другой жизни. Он доверял Насте, она единственная могла его принять, понять – так доверяют врачу с верой, что вылечит. Тепло ее тела выдавит из него тревогу, ее живая сила победит засевшее в душе разочарование. Ему Настя была нужна отчаянно. Не было смыслов «зачем» и «почему», был только категоричный и требовательный смысл «нужна». Личная эволюция лейтенанта Коростелева дошла до уровня, когда ему все самому в отношении Насти стало ясно. Это непременное условие выживания. И то, как они расстались до этого, какие слухи ходят о его избраннице, не имело абсолютно никакого влияния на текущее действие.

Он вошел в медпункт, и прислонился к дверному косяку, затаив дыхание, замер и робко поднял глаза. Настя заполняла какие-то формуляры, сидя за столом боком ко входу, с улыбкой смотрела в развернутые перед ней бумаги и делала вид, что не замечала появление визитера. Не застегнутый до верху халат открыл между створками прелестные формы, и Виктор ненасытно уставился на загорелую ложбинку между ключицами. Он чувствовал, как успокоение постепенно наполняет его душу, ему стало лучше и легче. Он не мог оторвать глаз от ее груди, поднявшейся на глубоком вздохе, от ее сияющих глаз, чуть зардевшихся щек. Он испытывал удовольствие от этого созерцания. Он один видел ее такой? Или она такая всегда и для всех? Но как бы там ни было со «всеми», он остро и сладко чувствовал, что она, такая, ему нужна. И в данный момент нет никакого дела, как у нее строятся отношения с «другими». Вот сейчас и здесь она его и ничья еще, отринув ханжество и всякие подозрения с несовпадениями. И с ней покойно, и в груди тепло. И он улыбнулся широкой счастливой улыбкой, осознав правоту своего влечения к этой конкретно женщине. Любое искреннее признание дается каждому человеку большим внутренним трудом, и он его завершил. Осознать и произнести самое важное – это почто одно и то же, что от себя что-то оторвать.

– Я тебя люблю…

Оказалось, что это легко, когда ничего не требуешь взамен, просто отдаешь то, что переполняет тебя, и готов повторить это снова и снова. И сразу пришло