Остров [Михаил Рейдерман] (fb2) читать постранично, страница - 40

жестокими правителями, как наш князь, а о тех бунтовщиках, что выходили против князей прошлых лет, мы знаем только, как о лихих разбойниках, которые много худого для народа сделали. Так и с Людомиром, дела его славные ещё остались в сердцах живых, но дети наши будут вспоминать о нём, как о воре и душегубе, который был недостоин всякой человеческой смерти. Такова уж жизнь и история: подонки становятся великими правителями, а светлая память о возроптавших героях исчезает с последним из живых, кто помнил славного безумца.

Думаю, Людомир понимал это и не гнался за славой, запечатлённой в песнях. Он хотел прожить жизнь с полным размахом, в бешеной скачке без оглядки на то, что подумают живые и какого мнения будут ещё не рождённые.

Стипе закончил свою печальную речь. Оба воина стояли молча. Было грустно, в том числе и от осознания того, что с каждой секундой времени остаётся всё меньше, и скоро, хоть и кажется, что это не так, они присоединятся к Людомиру, чтобы отпраздновать вместе на пиру все выигранные ими битвы. Белеса смотрел под ноги своей лошади, внимательно изучая, как сучки и хвоинки перемешиваются с землёй и травой. Насмотревшись, он уставил взгляд на безоблачное, ясное утреннее небо – зеркало вечности и безмятежности. Его не волновала вся та человеческая суета, что творилась в Авиридане и бурлила на Острове. Оно было бесчувственным зрителем всех этих людских страстишек и трагедий, сменявших друг друга в безостановочном калейдоскопе радости и горя. Стипе тоже смотрел на небо: ему предстояло сделать тяжёлый выбор. Он знал, о чём попросит Белеса, и понимал, что не сможет отказать тому.

– Нам пора, Стипе. Не дай Бог, Восьмёрка ещё окажется здесь раньше, чем мы с тобой уедем отсюда.

– Пойдём, – Стипе отвернулся и побрёл за лошадью со своим скромным оставшимся имуществом. Он взял узелок с бельём и съестными припасами, надел шлем и взял щит вместе со своим цепом. Оправил упряжь на коне и взобрался на него, готовый отправиться в путь.

Воины поскакали сквозь леса напрямую в деревню Водяного, чтобы успеть к отправке Парома. Птица-Сирин, не покидавшая воинов во время их разговора ни на минуту, указывала им путь, ловко пролетая сквозь ветки деревьев, сетью покрывшие верхний ярус леса. На лица воинам прилипали паутина и мелкие листья, а мошкара то и дело попадала в глаза или рот. Ветки деревьев хлестали по лицам людей и коней, оставляя на лицах первых красные кровоподтёки, а вторых вгоняя в ещё большее отчаяние, вызванное неумолимо бешеной скачкой, из-за которой конские сердца норовили вот-вот вырваться из мощных бугристых от развитых крепких мускулов грудных клеток. Нескончаемому густому лесу не было видно конца и края, запыхавшиеся воины и животные с мольбой бросали взгляд на Птицу-Сирин в надежде, что ещё чуть-чуть и она выведет их к пёсьеголовому Паромщику, который зальётся своим лающим смехом при виде решивших покинуть Остров авиридов. Но лес беспощадно продолжался, испытывая силу воли гостей Острова. Если бы Белеса и Стипе ехали бы шагом, они бы услышали прекрасный хор лесных птиц, радовавших мир своими высокими голосами. Ласковые теноры, бархатные баритоны и грудные басы, подчёркивающие красоту высоких нот, сливались в удивительные мелодии, по красоте с которыми не могли сравниться даже самые красивые песни, звучавшие в княжеском зале для пиров в авиридской столице. Ни один гусляр, баян или певец не сыграл бы такую музыку. Но воины ничего этого не слышали, поскольку в их ушах стоял только шальной свист ветра, развевающего их волосы и плащи.

В бешеной скачке воины и не заметили, как стемнело и звёзды рассыпались золотым пшеном по бархатному тёмному покрывалу ночного неба. А Сирин тем временем только быстрее и беспощаднее гнала лошадей, как будто они были не живыми, а деревянными игрушками. Но вся эта жестокость Птицы была оправданной, поскольку воины успели до полуночи доскакать до парома. На въезде в Деревню Водяного воинов встретили пьяные крики мужчин и похотливые взвизги женщин. Звуки, которые прельщали Белесу в начале их пребывания на Острове, казались уже далёкими и неправдивыми. Количество пережитого убило в нём страстное желание непрерывного разгула. Птица-Сирин не смогла влететь в деревню. Будто ударившись о невидимую стену, та мгновенно улетела в неизвестность, как только оказалась рядом со покривившимся знаком «Деревня Водяного».

Белеса и Стипе немного успокоили лошадей, со ртов которых клочьями падала пена на землю. Улочки деревни окаймляли мужчины, целовавшие женщин, и женщины – мужчин. Люди предавались своей природе и не отказывая себе в сиюминутном удовольствии. Но только ничего из этого не радовало воинов: ни женская нагота прекрасных тел, ни игривые, приглашающие взгляды девок.

Проезжая по деревне, мужчины встретили Водяного, который с грустным лицом проходил мимо и нёс рыбу в лавки, да кабаки, чтобы та сразу же оказалась в прожорливых желудках