Летунья [Полина Люро] (fb2) читать постранично, страница - 2

довольно успешно от них отбивалась. Знакомая малоинтересная сцена вызвала у меня зевоту, и, развернувшись, я неожиданно услышала скрипучий старческий голос:

– Ну чего варежку-то разинула, растяпа! Раззевалась она тут…

Я повертела головой в поисках вредной бабульки, но голос меня опередил:

– К тебе, летунья, обращаюсь. И нечего на меня пялиться, спускайся, присаживайся рядом, поболтаем…

Теперь я её увидела: маленькая сухонькая старушенция в белом платочке и больничном халате сидела на стуле в коридоре, приглашающе помахивая мне рукой. Рядом с ней было полно свободных мест, и я приземлилась на соседний стул:

– Здравствуйте, бабушка!

– Какая я тебе бабушка, тоже мне, внучка нашлась, зови меня тётя Маша. Ну, что молчишь, язык прикусила? ― агрессивно накинулась странная старушка. Теперь она уже не казалась привлекательной собеседницей, заставив пожалеть о скоропалительном решении посидеть и поболтать с ней.

– Э… тётя Маша, я ― Лёля, вот, летаю тут, а почему Вы меня видите? ― промямлила, совершенно не представляя, что ещё сказать.

– Почему, почему, тоже мне почемучка, а сама-то как думаешь? ― огрызнулась вредная бабулька и, не дождавшись моего ответа, продолжила, ― потому что я такая же, как ты, дурёха! Застряла между жизнью и смертью, во второй реанимации лежу. Ненормальные внуки никак не хотят отключить меня от аппарата, вот и кукую здесь, в одиночестве. Жду, когда им надоест сорить деньгами, и смогу спокойно уйти в рай…

– Ага, как же, в рай с таким-то характером… Да по тебе самое жаркое пекло плачет… ― подумала про себя, побоявшись сказать это вслух и сочувственно кивая. Тётя Маша посмотрела на меня с подозрением, но я ответила ей таким честным взглядом, что, похоже, она поверила.

Старушка замолчала, задумавшись о чём-то своём, а я, воспользовавшись передышкой, стала осматриваться, ища пути к отступлению. И тут она снова меня огорошила:

– Лёль, а ты их уже видела? ― шёпотом заговорщика, планирующего государственный переворот, спросила тётя Маша.

– Кого? ― удивилась я.

– Кого, кого, ну что ты за человек, всё-то тебе объяснять приходится ― ловцов душ, конечно…

Я стерпела очередное хамство, поскольку разговор начинал принимать интересный оборот.

– Тёть Маш, я же новенькая, меня только сегодня привезли, ещё не в курсе. Расскажите, кто такие эти «ловцы», ― заканючила жалобным голосом. Старушке, видимо, понравилось моё самоунижение, она хмыкнула, более благодушно пояснив:

– Ловцы душ, Лёля, это такие твари, что приходят в наш мир и утаскивают с собой любую душонку, не сумевшую от них спрятаться. Я тут уж больше трёх месяцев обретаюсь, такого понасмотрелась, тебе и в страшном сне не привидится… Ловцы эти похожи на здоровущих мужиков, в руках у них особые верёвки с петлёй на конце, чтобы на шею, значит, набрасывать и с собой тащить…

– И куда же они бедные души тащат? ― запищала я от страха не своим голосом.

– Куда, куда ― опять закудыкала, да почём я знаю… Может, в чистилище, а может, и ещё куда.

Я притихла, в ужасе представляя, как на мою тонкую шейку набрасывают страшную верёвку, и сглотнула. Но тут в голове что-то щёлкнуло, наверное, сработал переключатель с «доверчивой дурочки» на «не такая уж и дурёха»», вспомнив сериал, в котором были точно такие же «ловцы душ» и, причём, с верёвками.

Подозрительно взглянув на невозмутимую бабулю, ехидно произнесла:

– Тётя Маша, это Вы мне фильм пересказываете? Не стоит, я его уже смотрела, и совсем недавно.

Смутившись, она фыркнула:

– Ну и что, может, и фильм. Посиди, поскучай тут в одиночестве, и не такое придумаешь, ― голос «рассказчицы» звучал так расстроенно, что на минутку мне даже стало её жаль.

Мы помолчали, провожая взглядом одинокого больного, шаркающего тапками по полутёмному коридору. Неожиданно тётя Маша встрепенулась, найдя, видимо, новую тему для разговора:

– Слушай, Лёль, а тебя-то каким ветром к нам занесло?

– Попутным, ― вздохнула я и, поскольку делать было совершенно нечего, поделилась своей грустной историей с любопытной бабулей. Она оживилась, слушая рассказ, и радостно его комментировала, в основном непечатными выражениями. Особенно рассердила её моя соседка Марта, из-за которой я, собственно, и пострадала. Тётя Маша проявила недюжинную фантазию, изобретая способы расправы с ней, и это меня насмешило, возмутив старушку:

– И чего, скажи на милость, ты улыбаешься? Совсем девка глупая, как я посмотрю. До тебя ещё не дошло, что ты там, на койке, помираешь из-за этой заразы. Что жизнь твоя молодая того ― уходит, не вернёшь? Эх, ладно я, мне уж пора, а ты-то, только жить начинаешь. Не цените вы, молодые, жизнь, вот она от вас и убегает…

Её голос стал таким печальным, что показалось, будто она по-настоящему меня жалеет, а я уж и забыла, как это бывает. И так вдруг самой себя стало жалко, что жизнерадостная «летунья» скривилась и заплакала ― ведь вредная старушка была права: жизнь моя висела на волоске, пока я порхала словно легкомысленный