Любовная какофония [Варвара Андреевна Карбовская] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

но и в Болгарии и в Румынии, а отдельные произведения печатались в ГДР, Польше, Венгрии, Чехословакии, во Франции, в Англии, в ФРГ, в США — не высиживались в таинственной тишине кабинетного уюта, а рождались как раз из таких неустанных журналистских рейдов по глубоким тылам самой жизни. Отсюда их трепетная, непосредственная, по горячему следу отысканная злободневность, но отсюда же и их постоянная прописка на долгое жительство в большой литературе.

Данная книжка составлена из фельетонов и рассказов В. А. Карбовской, опубликованных в 1959–1968 годах в «Крокодиле» и не включавшихся в другие сборники.

В одной из своих статей, парируя невежественные взгляды дилетантов на «легкость» литературного труда, Варвара Андреевна писала:

«Только очень любя свою работу, только очень веря в нужность ее, можно сидеть и сидеть за машинкой (или с пером в руке) часами, днями, годами и думать о людях, о чувствах, о поступках и словах — самых точных и выразительных из тысячи возможных, и вытаскивать из мысленной горы слов эти самые точные и нужные. И делать свое дело, никогда не будучи уверенным, что написанное тотчас найдет отклик и получит признание…»

Надеюсь, что, читая книжку, вы не раз вспомните эти честные, умные слова.

А. ВИХРЕВ

ЛЮБОВНАЯ КАКОФОНИЯ

«Мужчина и женщина — две ноты, без которых струны человеческой души не дают правильного аккорда».

И. Мадзини

Первые звуки какофонии прозвучали в Марусинской музыкальной школе. Но сперва несколько слов об унтер-офицерской вдове Ивановой, которая была схвачена на рынке во время бабьей драки, и, по собственному свидетельству, ее «так отрапортовали: два дни сидеть не могла». Приключился этот прискорбный случай в 19-м веке и остался бы совершенно незамеченным, если б городничий Сквозник-Дмухановский не охарактеризовал его престранным образом: «Она сама себя высекла!» С тех пор вполне свободно гуляют по миру Городничевы слова, только уже в совсем другом значении. И нет-нет да вдруг и объявится кто-нибудь, кто сам над собой добровольно проделывает такую неосторожную экзекуцию. Зачем бы, кажется?

Ведь оно и болезненно и перед людьми совестно, но вот поди ж ты, не терпится человеку… Представляется ему, что он разоблачает своего недруга и обидчика, а между тем каждым словом сам же по себе — шлеп да шлеп! Да еще в присутствии общественности, не иначе.

За примерами ходить недолго. Бывает, что редакционная почта приносит образцы подобного самосечения. Однако не все они на тридцати страницах и не все до такой уж степени откровенны, как то, что прислала в редакцию «Крокодила» Людмила Александровна С. из города Марусинска. Сама она считает свою историю поучительной для доверчивых женщин, и в этом с ней нельзя не согласиться, добавив, однако, что и для мужчин, как доверчивых, так и бдительных, она не лишена интереса. Вот вкратце ее содержание с цитатами из письма, везде взятыми в кавычки.

Преподавательница вокала в вечерней школе влюбилась в своего ученика: ей показалось, что у него «доброе сердце и внутренняя тактичность». Ученику тогда шел двадцать третий год. Судя по присланному Людмилой Александровной документу, он 1940 года рождения. В том же документе на годе рождения самой Людмилы Александровны поставлена такая сочная клякса, что разобрать его не представляется возможным. Да, собственно, это и не важно, потому что, как сказал поэт, любви все возрасты покорны. Правда, он тут же добавил, что «юным девственным сердцам ее порывы благотворны», тогда как «на повороте наших лет печален страсти мертвой след»… Впрочем, возможно, что автору письма еще и далеко до «поворота лет», просто сочная черная клякса могла ввести нас в заблуждение.

Людмила Александровна много и успешно работала, бережно заботилась о дочке от первого брака и о своей матери. И тут вдруг появился кудрявый блондин Петя. Ему сразу везет: влюбленная преподавательница устраивает своего ученика временным преподавателем, передает ему свою кружковую работу. «Благодаря мне, — пишет ©на, — он на год раньше окончил музыкальную школу». Благодеяния на этом не кончаются: ученик-преподаватель направляется для дальнейшего музыкального обучения в соседний город. К тому времени благодетельница стала уже называть себя его женой, хотя регистрация брака и была отложена по обоюдному согласию: «Как моего мужа, его бы лишили стипендии, а 20 рублей в семье не были лишними».

Итак, любимый живет и учится в другом городе, а Людмила Александровна, оставаясь в Марусинске, печется о нем, боясь, «чтобы муж не остался голоден, чтобы из-за материальных недостатков не бросил учебу». В письме длинный перечень всего, что было принесено в жертву любви: «ежемесячные переводы в 40 руб., а иногда в 50, 60 и 80. Костюм — 60 руб.,