Оценку не ставлю, но начало туповатое. ГГ пробило на чаёк и думать ГГ пока не в может. Потом запой. Идет тупой набор звуков и действий. То что у нормального человека на анализ обстановки тратится секунды или на минуты, тут полный ноль. ГГ только понял, что он обрезанный еврей. Дальше идет пустой трёп. ГГ всего боится и это основная тема. ГГ признал в себе опального и застреленного писателя, позже оправданного. В основном идёт
Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
присутствие, она хочет спать! И чем сильнее дочь настаивает на визите, тем больше ее одолевает зевота!
— Нет, не нужно… Мы сами как-нибудь…
«Да что она завелась! Если я переехала от них, редко звоню, не приезжаю, это же не значит, что мне все равно! В конце концов, они моя семья! Я… должна быть с ними! Конечно, ей тяжело, нужно поддержать…» Дочь тяжело и настойчиво выдыхает в трубку:
— Я приеду!
Телефонные гудки подтверждают ее намерение.
Мать смотрит на сына.
— Она сейчас приедет…
Сын понимает, что спать сегодня не придется. Но это святое право сестры — приехать, раз уж папа умер, поэтому он просто кивает головой, выпятив губы подковой. Зевая и подпирая головы руками, они сидят на кухне, слушая мерное движение секундной стрелки на кварцевых часах.
Мать смотрит на свои морщинистые руки и вдруг ни с того ни с сего вспоминает молодость. Занятия любовью на даче, свадьбу, комнату в коммуналке с железной скрипучей кроватью, страсть и нежность мужа. Как он сжимал ее, вдавливая в стонущие пружины, издавая животные вздохи возле ее уха, вцепляясь зубами в ее молодое упругое плечо. Потом его горячее: «Дети спят!», служившее сигналом к моментальному освобождению от ночной рубашки, быстрым, привычным ласкам. Господи! Этого больше никогда не будет! Как он мог умереть так рано! Раньше ее…
Сын смотрел в окно. Через несколько часов люди проснутся, проглотят свои бутерброды и пойдут на работу. А он… Он опять посмотрит телевизор, поиграет в компьютер… А ему уже двадцать три года! Отец не успел поговорить по поводу трудоустройства! А его девушка? Для нее принципиально, чтобы он работал, чтобы они поженились! Иначе… А без нее… У него вообще ничего своего не останется! Господи!
И исполненные чувства глубокой обиды на судьбу, ее несправедливость, несвоевременность, на свое собственное бессилие, наконец, на свою собственную недальновидность — ведь это должно, должно было случиться! — оба разрыдались. Слезы лились и лились, ибо обида всегда бездонна.
— Как же это так! — повторяла мать.
— Как все… не вовремя, так рано!.. — повторял сын. — Он не должен был умирать!
И обоим было стыдно друг перед другом, потому что казалось, что другой-то как раз плачет от горя, от боли, от того, что потерял дорогого человека! Потому рыдали, не делясь своими чувствами и создавая идеальную картину осиротевшей семьи — плачущие, потерянные, судорожно вцепившиеся в собственные волосы, обезумевшие от горя родственники. И у любого, кто бы это увидел, действительно сжалось бы сердце. Эта разом постаревшая на десять лет, растрепанная и заплаканная женщина, этот бледный, с красными глазами, худой, дрожащий молодой человек, понимающий, что он теперь опора стареющей матери. Ужасно. Больно. Душераздирающе.
Звонок в дверь. Вошедшая сестра чувствует себя очень некомфортно. Убитые горем мама и брат сидят на кухне вокруг пустого стола и не обращают на нее никакого внимания.
«Они считают меня бесчувственной! Что мне все равно!»
— Мама, ну успокойтесь! Все там будем… — родственники уставились на нее совсем зло. Что она порет? У нее отец умер!
— Хотя… хотя конечно. Кто бы мог подумать? — спохватывается не в тему выступившая сестра и, выдвинув из-под стола третий табурет, усаживается на него, все еще в плаще и туфлях, как вошла с улицы. Разматывает шейный платок и закрывает голову руками.
Так они и сидят до рассвета, не решаясь покинуть друг друга и лечь спать из страха быть заподозренными в бесчувственности.
Мать, вспоминая счастливые моменты совместной жизни с мужем и понимая, что все это безвозвратно в прошлом, незаметно для себя начинает покачиваться из стороны в сторону, напевая, как ей кажется, мотивы песен, под которые она когда-то занималась любовью, но на самом деле издавая невнятное мычание и уставившись в одну точку.
Глядя, как ему кажется, на обезумевшую от горя мать, сын не решается встать, хотя ему мучительно хочется в туалет.
Дочь засыпает, закрывшись руками, попутно обдумывая, как она обозначена в завещании. Квартира родителей двухкомнатная, остались мать и брат. Брат собирается жениться, невесту приведет к ним. Следовательно, ей, скорее всего, ничего не достанется.
Брат вскакивает и выбегает из кухни.
Мать продолжает раскачиваться на табурете, уставившись в одну точку. Дочь берет ее за плечи и встряхивает, вытащив из блаженного переживания самых страстных и нежных моментов жизни.
— Мама! Так нельзя! Ты и себя убьешь тоже!
Матери почему-то показалось, что слова дочери прозвучали как утверждение. Убирая руки, вцепившиеся в ее плечи, она, гневно сверкнув глазами, выходит из кухни. Хлопнув дверью, запирается у себя в спальне, повалившись на кровать, пытается выжать из себя хоть одну слезинку, но вместо этого ей грезятся жаркие объятия мужа, и она блаженно засыпает.
Ее дочь остается сидеть на кухне одна, кусая губы и подпирая так и сяк рукой голову, но чувство обиды уже переполняет ее — она вошла в третью стадию.
Последние комментарии
12 часов 25 минут назад
14 часов 58 минут назад
15 часов 27 минут назад
15 часов 33 минут назад
9 часов 49 минут назад
18 часов 36 минут назад