Леонид Вайнер [Нина Аркадьевна Попова] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

инженерам. Особый, уральский колорит придавали городу канцелярия и дом горного начальника, гранильная фабрика да магазины с изделиями из драгоценных и цветных камней.

Живописный центр окружали плоские окраинные улицы. Низенькие домишки кое-где послушно расступались, чтобы дать место заводу или фабрике, а кое-где тесно лепились друг к другу. Центр жил своей жизнью, окраина — своей. Рабочий редко захаживал в центр; обитатели богатых домов не показывались в рабочих кварталах, где веяло «крамольным» духом, где ночами на заборах появлялись листовки о том, что «богачи жиреют за счет рабочих».

По-новому взглянул большевик Вайнер на город своего детства.

В детстве он не задумывался над вопиющими контрастами богатства и бедности — сейчас они били в глаза; раньше он не заглядывал в рабочие кварталы Екатеринбурга, мало знал рабочих — теперь же все чувства и помыслы были связаны с судьбой пролетариата; раньше не было в нем протеста против буржуазной культуры — теперь он яростно боролся против ее растлевающего влияния…

В первые же дни Леонид Исаакович, через явку, связался с рабочими Николаем Михайловичем Давыдовым и Петром Захаровичем Ермаковым. Нерадостные вести услыхал он. В городе «специфически уральская» безработица. Революционное движение, из-за репрессий, из-за бегства «попутчиков», на спаде. Городской комитет арестован.

Но Вайнер убедился также и в том, что вера в партию жива, живы и воспоминания о славном девятьсот пятом годе. Бережно хранят рабочие листовку, выпущенную областным комитетом к первому мая: «Она не умерла, освободительница-революция, как не умер рабочий класс — ее носитель, как не исчезли причины, породившие ее».

Хотя городской комитет был арестован, рабочие, не входившие в его состав, остались на местах. Их надо было снова объединить. Вскоре после приезда Вайнер провел беседу с партийными организаторами. На Верх-Исетском заводе, на Монетном дворе (в железнодорожных мастерских), на заводе Ятеса возродились партийные группы. Начали работать кружки.

Леонид Исаакович вел кружок высшего типа, готовил передовых рабочих к самостоятельной агитационно-пропагандистской деятельности. Кружок изучал труды Маркса и Энгельса, труды В. И. Ленина.

Первоначальными же кружками, которые изучали Программу РСДРП, историю классовой борьбы, решения партийных съездов, руководила в то время невеста Вайнера — Елена Симановская.

В кружке пропагандистов занятия проходили так.

Или обсуждался чей-нибудь реферат, доклад по вопросам теории, или Леонид Исаакович читал лекцию. Потом он задавал контрольные вопросы, подводил итоги обсуждения.

Придавая большое значение конспирации, Вайнер учил, как провести шпика: «Если подозреваешь слежку, остановись. пропусти предполагаемого шпика. Он остановится и будет ждать тебя… а, если скроешься, начнет растерянно искать», «при условленной встрече с товарищем, не здороваясь, пройди мимо: надо убедиться, не привел ли ты или твой товарищ шпиона»; «подпольщик должен знать все дома с проходными дворами»; «никогда не оставляй нелегальную литературу в открытых местах, прячь ее так, будто именно в эту ночь ждешь обыска».

Пока было тепло, кружок собирался под видом катания на лодках. Поздней осенью и зимой сходились на дому у того или иного рабочего, проживающего на отдаленной улице. Теплой одежды у Вайнера не было. Под дождем и снегом он ходил в поношенном демисезонном пальто, в грубых сапогах. Не удивительно, что в начале зимы начался у него не отвязный кашель. Здоровье его все ухудшалось, но не было случая, чтобы из-за болезни он сорвал занятие.

В кружок он приходил всегда внутренне подтянутым, собранным, полным живого интереса к очередной теме занятия.

Был Леонид Исаакович крайне невзыскательным к жизненным условиям — пище, одежде, жилью, но строго соблюдал опрятность. Пиджак сильно потерт, но всегда вычищен, отглажен; рубашка старенькая, штопаная, но воротничок блещет чистотой.


Вот рассказ Елены Борисовны Вайнер, записанный автором очерка в 1940 году:

«Все помыслы Леонида были устремлены на партийную работу. О себе, о своих удобствах он совсем не думал. В 1908 году он работал наборщиком и жил от дельно от матери.

Представьте полуподвальную комнату: у одной стены кровать, покрытая ветхим одеяльцем, у другой — стол, несколько стульев. Комната опрятна, но бедна. Давит низко нависший потолок. Пахнет сыростью.

Мать Леонида (я остановилась у нее) стала меня упрашивать, чтобы я повлияла на жениха. Неужели он не понимает, что работа наборщика и жизнь а сырой комнате совсем не по его здоровью? Почему он не уст роится на другую работу? Почему не переедет к матери?

— Помоги, Лена, убедить его.

Я промолчала, а Леонид сказал:

— Мама! Я не ребенок. Если нужен ребенок, которым можно командовать, возьми в приюте.

В первый и в последний раз говорил так резко ее почтительный сын. Мамаша обиделась. А я… я поняла, чем продиктована эта резкость.