Аэций. Клятва Аттилы [Алекс Тавжар] (fb2) читать постранично, страница - 3

сыне, она окружила его вниманием и заботой, многократно большей, чем это необходимо для безопасности юного императора. Кроме Валентиниана, у неё подрастала старшая дочь, на которую она, впрочем, не тратила и малой доли своего внимания. Все силы и помыслы этой благороднейшей женщины полностью обратились на сына. За здоровьем Валентиниана следили всевозможные лекари и предсказатели, а безопасностью занимался Констанций Феликс, которого Феодосий направил в Равенну присматривать за Галлой Плакидией.

И вот Констанций Феликс убит. Вместе с женой и безвестным служителем храма лежит бездыханный в этой черной погребальной зале, и лицо его сковано мучительной маской смерти…

В глубине души августа не слишком сожалела о смерти соглядатая Феодосия, постоянно диктовавшего ей, что делать, но приходилось притворяться расстроенной, чтобы не вызвать подозрения у самого Феодосия, вполне способного лишить её регентства и титула августы.

К счастью Валентиниан ничего об этом не знал, иначе, кто знает, как изменилось бы его отношение к матери.

Возле постаментов с усопшими они стояли вдвоем. Телохранители остались снаружи у входа. За разговором матери и сына наблюдали лишь те, чей дух навеки покинул бренное тело. Потешаясь над их останками, Валентиниан продолжал давиться от хохота.

— Не смейся так громко. Мертвые могут услышать, — мягко предупредила августа, желая немного урезонить любимое дитя, но совладать с Валентинианом было не так-то просто.

— Мертвые ничего не могут услышать, — воскликнул он и, подбежав к голове Констанция Феликса, что есть силы, крикнул ему в ухо. — У-ууу!

Звонкое эхо разнеслось по залу, а довольный своей проделкой Валентиниан с нескрываемым торжеством посмотрел на мать.

— Вот видишь?! Этот ублюдок даже не вздрогнул!

Ругательство не впервые проскальзывало в речи юного императора. Скорее всего, сквернословил кто-то из близкого окружения. Вопреки запрету. Вопреки стараниям матери искоренить в поведении сына любые проблески грубости, способной повредить ему в глазах привередливой равеннской знати. Юного императора обучали стихосложению и виртуозной игре на лютне. Обстановка в его покоях была изнеженной и воздушной. Помимо молчаливых, не смевших произнести ни слова, телохранителей к нему допускали только одного простолюдина — необычайно красивого молодого евнуха, которого привезли из Константинополя вместе с черными капподокийскими вазами и резными столиками из слоновой кости. Сделав себе мысленную зарубку выяснить, не он ли сквернословит в присутствии Валентиниана, Галла Плакидия ласково выговорила сыну:

— Императору не пристало подражать в своей речи евнухам. Особенно в разговоре о таких заслуженных людях Империи, как Констанций Феликс.

— Значит, это неправда, что из-за него мы потеряли Африку? — невинным голосом спросил Валентиниан.

Вопрос был задан по-детски бесхитростно и прямо, но, как это нередко случалось в последнее время, поставил Галлу Плакидию в трудное положение. Не могла же она признаться сыну, что в прошлом приняла опрометчивое решение, из-за которого Африка оказалась под властью вандалов, и с тех пор там сражаются за каждый город, за каждую горсть земли.

— В потере Африки виноват совершенно другой человек, — произнесла она после некоторой заминки.

— Аэций?

Валентиниан с трудом запоминал простые пассажи на лютне, но имена военачальников Империи выучил назубок.

— О, нет, не Аэций. В то время он находился в Галлии, а наместником Африки был Бонифатий, — сказала августа, привычно перекладывая вину на другие плечи. — Бонифатий неверно истолковал значение того, что ему говорили, и позволил вандалам хозяйничать у себя в провинции.

Отчасти это было правдой, хотя идея переселить вандалов в Африку принадлежала вовсе не Бонифатию. Западная половина Империи отчаянно нуждались в поставках зерна из Африки, но гораздо сильнее нуждались в избавлении от постоянной опеки императора Феодосия. Опыт прежних правителей подсказывал Галле Плакидии, что добиться самостоятельности невозможно без собственного источника благоденствия, гораздо более надежного, чем поставки зерна из Африки, находившиейся под неусыпным наблюдением Феодосия.

Таким источником благоденствия августа видела разоренную вандалами Галлию, на восстановление которой, как утверждал Аэций, не требовалось больших усилий. Для этого надо было всего лишь избавиться от вандалов. Переселить их подальше от благодатных галльских земель на западе — куда-нибудь за́ море, в ту же Африку, под присмотр наместника Бонифатия, поладившего с вандалами с тех самых пор, как отказался вести против них военные действия. В Африке у вандальских правителей не будет врагов, рассудила августа, и воевать станет не с кем. Там они смогут наладить обычную мирную жизнь.

Могла ли она представить, чем обернется эта благая затея.

Узнав о внезапном переселении вандалов в Африку, Констанций Феликс, занимавший в