На светлую дорогу [И. Фельдман] (fb2) читать постранично, страница - 3

как и иудейский Моисей. Полны человеконенавистнических призывов и страницы мусульманского корана, который требует, чтобы «гяурам» объявлялась беспощадная «священная» война — «газават».

И если я подробно останавливался именно на иудейской религии, то только потому, что я как бывший раввин лучше ее знаю. Да, религия принесла человечеству море крови и слез, она ответственна за многие бедствия, которые на протяжении веков потрясали народы и государства.

Иудейская религия уводит людей от борьбы за сохранение мира и по другой причине. Дело в том, что, согласно учению иудаизма, в так называемый «судный день» («Иом-Кипур») бог на небе решает участь каждого человека в отдельности, а стало быть, и всего человечества в целом. Следовательно, по представлениям верующего иудея, судьбы мира полностью зависят от бога, а поэтому организованные действия народов, направленные на предотвращение войны, столь же греховны, сколь и бесполезны.

Самое большее, на что способен человек, учат иудейские богословы, это в горячей молитве вымаливать у «всемогущего» Яхве мир и благочестие. Но разве не ясно, что еще никому и никогда не удавалось отстаивать мир молитвами?

Познав истинную цену основным положениям иудаизма, я оказался на распутье, не знал, как поступать в дальнейшем. Положение раввина обязывало притворяться, а совесть подсказывала, что нельзя бесконечно лицемерить. Принять окончательное, единственно разумное и честное решение помогли мне коммунисты, в частности Ю. Э. Гросберг. Терпеливые и задушевные беседы, которые вел со мной этот убежденный атеист, помогли мне избрать правильный путь, на который я и встал, твердо заявив своим прихожанам, что отказываюсь от сана раввина. Не к лицу нам, советским людям, строить свою жизнь по правилам торы, которые дошли до нас из тьмы веков.

Мне уже больше шестидесяти лет. Советское государство назначило мне пенсию, что лишний раз свидетельствует о заботе, которой в нашей стране окружены все престарелые люди. Но я продолжаю еще работать — устроился в заготконторе райпотребсоюза.

Как дурной сон вспоминаю теперь то время, когда жил за счет прихожан, отрывающих от своего трудового бюджета средства на содержание синагоги и ее служителей. Что касается пересудов и кривотолков ханжей, составляющих, кстати сказать, ничтожное меньшинство бывшей еврейской общины, то я на них не обращаю внимания. Сознание своей правоты, радость, которую я испытываю от того, что теперь иду в ногу со всем советским народом, дают мне право открыто смотреть людям в глаза.

Исаак Вольфович Голигорский,

житель г. Тирасполя.

Я НАШЕЛ СВОЕ СЧАСТЬЕ

Много лет прожил я на свете. Сейчас уже перешагнул порог девятого десятка, но память сохранил ясную. События давно минувшей юности встают передо мной с необыкновенной четкостью, словно это было только вчера.

Помнится мне, с каким душевным трепетом ловил каждое слово меламедов^[2] и раввина, сидя за партой еврейской религиозной школы, куда родители определили меня сызмальства. Но недолго я безоговорочно верил своим наставникам. По их совету я усердно, не жалея сил, изучал тору. Очевидно, раввинам было невдомек, к чему может привести человека глубокое знание торы. Если человек слаб духом, то долголетнее корпение над «священным пятикнижием Моисеевым» превратит его в закоренелого фанатика. Но если он наделен живым и любознательным умом, то тщательное изучение торы поможет ему отойти от иудаизма. Как известно, раввинов нельзя упрекнуть в недостатке хитрости. А мне кажется, что раввин действует недальновидно, добиваясь, чтобы современный иудей постигал премудрости библейские. Вот католические попы, те куда хитрее, они вовсе не разрешают рядовому верующему читать библию, ибо понимают, что такое занятие может обернуться против них самих, что они могут недосчитаться изрядной части своих прихожан.

Внимательное чтение торы как раз и пробудило мой разум, который раввину, видать, не удалось окончательно усыпить молитвами. Своими сомнениями относительно безусловной истинности пятикнижия я чистосердечно поделился с моим «духовным» учителем. Вместо ответа я услышал грубый окрик, который затем перешел в злобное шипение. Раввин «пояснил», что тот, кто осмеливается рассуждать о правильности «великой книги», впадает в самый тяжкий грех и будет за это жестоко наказан богом.

Я знал, что за «богохульство» можно попасть в неприятное положение, поэтому испугался и решил впредь держать язык за зубами. Но сомнения меня не покидали, они все более упорно сверлили мой мозг. Думал я и о том, почему всемогущий бог нуждается, чтобы вера в него поддерживалась угрозами раввинов. Ведь защита нужна слабым и немощным. Почему же бог, которому тора приписывает безграничное могущество, не может постоять сам за себя?

Шли годы, но сомнения не только не исчезали, а, наоборот, все больше усиливались, пока я окончательно не пришел к выводу, что все