В центре внимания [Maria Belkina] (fb2) читать постранично, страница - 3

житейское, всякое бывает, остальные-то все равно там зажигают по полной, да и дублер вообще оказался неплох. Так что в целом все нормально прошло. Но я, знаешь… как будто в сердце что-то кольнуло. Нутром почуял, что дело неладно. И в антракте — бегом за кулисы, узнать, что там такое стряслось у них.

— А Вера? А Сёма? С ними-то хорошо все было?

— Да вот понимаешь… мне из ложи виделось, будто бы все хорошо. Я поэтому и не встревожился сразу. Я же знаю: случись что, они первые заметят. Ну или если наш враг решит нам подлянку какую-то подстроить, то тоже ясно, что с них начнет. А раз они в порядке — значит, и вообще ничего такого страшного. Но я, пока к ним туда за кулисы добежал, пока расспрашивал, кто где… Ну, словом, ясно стало, что дело неладно. Там вообще полная неразбериха и переполох. Тенор наш, который Тамино пел, оказывается, пропал. Просто взял и исчез, бесследно. Потому и дублера пришлось на сцену срочно выталкивать.

— То есть как это исчез? Прямо на глазах у всех? — удивился Саша.

— Нет, не так эффектно. Просто прошел к себе в гримерку, и потом его больше никто не видел. Ему на сцену пора, помреж хватился — нету Тамино. Ищут, зовут — не отзывается. А гримерша, которая с ним работала, и говорит: а что вы хотите, у него нервный припадок был! Все в шоке: какой такой припадок? Да вот, говорит гримерша, что-то у него с головой приключилось, он змеи испугался до смерти, аж заикаться начал, бедный! Какой такой змеи? Ну вот той самой, которая там в самом начале, от которой Тамино убегает.

— Так она же… не настоящая!

— Ага. Вот и все говорят: она же не настоящая! Тряпочная змейка на каркасе, симпатяга такая, с рожками, в глазах фонарики, а внутри у нее — статисты, которые ее по сцене туда-сюда двигают. Но у него, видать, и правда в голове что-то помутилось. И ему пригрезилось, что змея настоящая, и рога настоящие, и в глазах, понимаешь, адское пламя. Он слова забыл, ноты забыл… кое-как дотянул до конца сцены, потом — бегом к себе в гримерку, а потом вот пропал.

— А Сёма? А Вера?

— Ага. Сёма и Вера. Вот тут-то я и понял, что началось что-то интересное, потому что… они тоже пропали. Не видать ни того, ни другого, и никто не знает, куда подевались, и на звонки не отвечают. Потом кто-то вспомнил, что Веру вроде видели, когда она в трюм спускалась. Зачем, спрашивается? Ей по роли ничего такого не полагается… Но я уже вникать не стал, просто побежал тоже в трюм. И, главное, там же обычно народ крутится, а тут — ни души, коридоры пустые. И я дверь на себя потянул, а за ней темнота… И я так, знаешь, попятился инстинктивно, но было уже поздно.

— То есть… в каком смысле поздно?

— В прямом. То, что там притаилось за дверью… оно меня уже в себя засосало, и я провалился. Только помню, что за дверную ручку взялся и дернул, и дальше — все, темнота.

Ваня нахмурился, вглядываясь в пустую коробку из-под печенья, словно и в ней таилась жуткая неназываемая бездна.

— Не могу объяснить, — сказал он беспомощно и вздохнул. — Знаешь, такое бывает, когда начнешь засыпать, и вдруг как будто кто-то за ногу тебя потянул и ты падаешь… хотя куда ты можешь упасть, когда кругом тебя кровать? Вот тут что-то похожее. И я все падаю и падаю куда-то вниз, как Алиса в кроличьей норе. Только в отличие от Алисы ни хрена вокруг не вижу. Причем там даже не то чтобы темно… темнота, она хотя бы… ну, черная, что ли. Ну то есть ты хотя бы понимаешь, что просто темно и поэтому ничего не видно. А тут не темнота, а такое… ничто. И только я один среди этого ничего еще трепыхаюсь, как мотылек, но сейчас и это закончится. Все, оттрепыхался.

Он снова надолго замолчал. Саша тихонько поднялся и достал из шкафа новую пачку печенья. Шорох упаковки заставил Ваню очнуться, и его остановившийся взгляд прояснился.

— Не знаю, сколько времени прошло, — продолжал он, — только следующее, что я помню, это как мне кто-то ботинком заехал по печени. И вот честное слово, это было одно из самых приятных ощущений в моей жизни! Потому что сразу стало ясно, что я еще живой, что я здесь не один, и вообще… если у человека есть печень, значит, можно еще потрепыхаться. Ну и тут я как будто проснулся, снова светло стало. Смотрю — я на полу лежу, и чьи-то ноги у меня перед носом. То есть кто-то там шел и об меня споткнулся. А, и ругаются еще вроде… по-русски! Глаза поднимаю — там Вера стоит, а рядом с ней — наш тенор. Ну, тот, который потерялся. Целый и невредимый, только с лица спал и глаза на меня выпучил. В общем, подняли меня, отряхнули, стали расспрашивать. Я наврал, что просто голова закружилась, давление и вообще… А он смотрит на меня внимательно, и вижу, что ни словечку моему не верит. Ну и я тоже, конечно, понял… что он не тряпочной змеи там, на сцене, испугался. С ним что-то такое же было, ну или похожее. Я-то уже знал, что всякое бывает, а все равно… страшно мне было там в темноте, и тошно, хоть волком вой. Да я, может, и выл, не знаю. Вот и на него тоже накатило, и он просто сбежал и спрятался. Хотел спрятаться, точнее, да все не мог, все ему казалось, что его