Алла Амуон Ра [Евгения Ивановна Хамуляк] (fb2) читать постранично, страница - 22

обещанное. Хозяйкой была строгой, но справедливой.

Усмехнулась Павлина на странные разговоры гостьи, привстала и полотенцем паутину с окошка смахнула, свету божьему разрешая вновь осветить и отеплить свой дом.

– Сына и мужа сильно любила… – печально молвила старуха.

– Вот и отпустили вам за вашу любовь сколько можно было. Ни много ни мало – двадцать лет! На большее, видать, не хватило молений родни за ваши души беспутные. Не выходило большего смысла из любви непутевой – никакого толку от нее никому не прибавилось. Вот ты представь, уважаемая, локоток захочет отделиться от всей руки, по своему жизнь направляя… Что его ждет? Ведь сердце с головой на всех работают, всем кровь горячую без устали качают: локотку и коленке, пояснице и ступне… Ведь у каждого из них общее дело имеется и своя личная работа. Поживет локоток с минуточку – да и сгинет как ненадобный. Так и вы, пожили сколько смогли себялюбиво – и канули. Хуже того, нету памяти больше об вас ни в чьем сердце на родине, а значит, никогда не воротитесь на землю, чтобы встретиться в кругу семьи. Безымянные души…

Наполнились глаза Марлены слезами обиды и горести жгучими.

– Звали тебя в деревне Марленой Семирукой, ибо красавицей родилась писаной, помню тебя с силою семь дел за раз переделывать. Гордостью деревни слыла! Большие надежды на тебя имелись. Лучшие семьи на тебя зарились. Да только на себя все и истратила. Ни земле, ни родителям от тебя ни капельки не досталось. Сыну свой ручей излила, вот он потонул в пучине твоего себялюбия.

Спрашиваешь, а никто не отвечает, что за проклятье на тебя обрушилось? Что за загадка держит не живой, не мертвой? Что за палку в руках несешь?

– Ответь, – глухо просила Марлена, маревом черным вспыхивая сильнее, и полились ручьями черными по лицу белому слезы женские долгожданные.

– А не отвечали, потому что знали: в руках несешь крест свой и хочешь сбросить его на того, кто первым укажет на весло от судьбы порушенной. Лопата это печная для хлеба сдобного для семьи большой и теплой, что утеряла ты по дурости – а потом как ударила по столу дубовому кулаком сильным Павлина Куприяновна, последний морок с себя сбрасывая, и грозно, как умела староста мудрая в былые времена и сейчас, вещала сурово. – Думала, порешила и вычеркнула живые сердца, за тебя болеющие, одним махом? Думала, похоронила память родительскую? Да, женщина, кара твоя справедливая! Погубила себя и свой дом, сына и мужа – ты одна, а не боги и не люди.

А говорю я тебе все это от чистого сердца, не таясь, чтобы дальше не двинулась сила твоя темная разорять чужие корабли да лодки, очаги да печи.

– Правда вся излилась… – подтвердила мертвецким голосом Марлена и черные слезы в черные смерчи накручиваться принялись, подхватили лопату печную, что стала остриться в краях, метясь в сердце старосты, храбро решившей на себя удар принять.

Тут неожиданно дверь в терем приотворилась и влетел ангел светящийся, крыльями белозерскими мерцающими обнял со спины молодую матерь и укрыл ее от удара смертоносного. В тот же миг от чудесного света копье в пыль рассыпалось, а вместе с ним и проклятье маревое развеялось.

На полу осталась лежать бездыханно женщина красивая в одеждах необычных, но красоты этих краев, то была Марлена Семирука много лет потерянная, но жданная на родине. И открыв глаза свои зеленые распрекрасные, увидела подругу давнюю, старосту Павлину Куприяновну, молодую и красивую, прежнюю, а за ней ангела беловолосного белоглазного, сына ее Асагоста, что за короткий срок вымахал в юношу раскрасивого, прям как Алкун, сынок ее прелюбимый единственный.

– Вставай, Марлена Семирука, ушло проклятье черное, само на себя запятнанное. Здесь теперь твой дом родной. И много дел тебя ждет впереди. Долг пора возвращать – раз не уберегла сына своего богатырского, так помоги другим родителям вернуть потерявших путь детей. Всех примем в стан родной, всех будем ждать, в сердце надежду подтапливая объятиями долгожданными. Как тебя ждали все эти года…

И поднялась Марлена, живой себя чувствуя, и упала теперь уже в объятия дружеские, не забытые, не обманные, а теплые и ласковые, принимая новую судьбу.