Из глубины [Рене Маори] (fb2) читать постранично, страница - 33

загубят все дело. Они ведь не знают, какая опасность угрожает всей семье.

Чеснока в кухне полно. Можно незаметно туда прошмыгнуть, и утащить связку. А потом повестить ее над дверью, пусть тогда Эмма мучается. Хотя, даже если связку прятать днем под кровать, Федора обнаружит ее по запаху. Или выметет щеткой, когда будет убирать комнату.

Оставался только кол и кухонный нож. Йона вздохнул и принялся затачивать карандаш. Ведь карандаш вполне сможет выполнить функцию кола, если вампир маленький? «Я должен быть бесстрашным, – бормотал он, – очень сильным и ловким представителем человеческого рода». Эта фраза ему нравилась больше всего. Главное бесстрашным.

«Теперь я дождусь ночи, – шептал он, укладывая карандаш и нож для бумаги в ящик стола. – Я спасу всех».

– Что ты там шепчешь? – Федора, как всегда неожиданно, возникла за спиной. – Шепчет и шепчет. Ишь, какой шептун выискался. Выкладывай, что там у тебя. Я еще утром поняла, что тебя что-то гложет… Потерял что, али сломал?

Йона честно посмотрел ей в глаза и промолчал. Это ведь от нее он впервые услышал сказания о вампирах, и вот теперь она стоит, как ни в чем не бывало, словно все в порядке и так и должно быть. Он вдруг осознал, что все они в сговоре и просто желают отдать его на съедение, поэтому и делают вид, что ничего не понимают. Эх, поговорить бы с Янкой, да где она теперь? Наверное, укладывает спать младших.

Ночник-лилия не мог разогнать темноту, но Йона просто раздвинул занавески, надеясь на слабый свет фонаря у крыльца. Луны в ту ночь не было – с вечера шел дождь.

Прихватив карандаш и ножик для бумаги, мальчик прокрался в спальню родителей, которые в эту пору спали глубоким сном. Над детской кроваткой переливалось кровавое сияние, исходившее от самой Эммы. Йона склонился над сестрой и тут же отшатнулся, схватившись обеими руками за грудь, стараясь утихомирить колотящееся сердце, словно испугавшись, что этот звук разбудит родителей. В кроватке лежало чудовище, широко раскрыв рот полный острых зубов.

Я должен быть бесстрашным, очень сильным и ловким представителем человеческого рода.

Он вытащил из кармана нож и карандаш, и, сжимая их в руках, с криком бросился на врага.

И тут все исчезло. Перед глазами Йоны маячило лишь белесое пятно с рваными краями, и где-то далеко звучали голоса, отзываясь в голове таким жутким эхом, что он даже не мог разобрать – кому они принадлежат.

– Я увидел его здесь, прямо на полу, – объяснял один голос.

– Срочно врача, – требовал другой. – Это припадок.

– Сынок, что ты тут искал?

Йона с трудом разлепил ссохшиеся губы:

– Не знаю.

В самом конце центральной улицы стоит мрачное здание. Это порыжевший от времени трехэтажный кирпичный дом, в окнах которого установлены крепкие металлические решетки. В маленькой комнатке третьего этажа уже много лет находится человек – очень худой длинноволосый мужчина неопределенного возраста. Он тихий и покорный – не сопротивляется, когда его укладывают спать, и послушно поднимается по утрам. Свои дни он проводит в кресле, глядя в один и тот же угол пустой комнаты. На все вопросы он отвечает односложно – «не знаю».

Пятого числа каждого месяца входит санитар и радостным голосом говорит:

– Господин Раду, к вам сестра.

Он пропускает в палату молодую женщину в платочке, повязанном над самыми бровями. В сумке у нее гостинцы – апельсины, шоколад, пирожки. Она застенчиво застывает у самой двери и растерянно спрашивает:

– Йона, ты меня узнаешь? Это я – Эмма.

И тогда больной, не глядя на нее, вдруг начинает быстро-быстро говорить, обращаясь не к ней и не к санитару, а к кому-то невидимому, но постоянно присутствующему в комнате.

– Эмма – чудовище. Я должен быть бесстрашным, очень сильным и ловким представителем человеческого рода. Я должен ее убить.