В лабиринтах вечности [Алина Реник] (fb2) читать постранично, страница - 99


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

случае вывезут из страны. Я даже буду рад, если так оно произойдет, но нет, вижу…, вижу, как весь Египет пылает и опять подвергается разграблению — самому безжалостному разграблению! Фанатичному уничтожению!

Настя стальным взглядом остановила его — хватит, надо идти, я все понимаю…


Лицо ее заострилось, и она жестко скомандовала:

— Вот что: иди к толпе, попробуй убедить… Наверняка, там есть здравомыслящие, те, кто любит и ценит историю своих предков. Это же наше достояние! Да, да, так и скажи им — наше достояние… Ну, иди же! Останови их!

Теперь он, подгоняемый ее словами, был нерешителен…

— Это же самоубийство!

— А ты что хотел? Только мной остановить Хаос! Если не убедишь их встать на защиту музея, я одна не справлюсь…

— Но ты…?

— Я…, а я попробую… поговорить с теми, кто уже там… Им надо золото — пусть берут, но только оставят его, Рамсеса, и их всех остальных в покое.

Она не знала, что будет делать, что говорить и чем это все закончится, только одно стояло в голове: спасти реликвии — священные мумии.

Все остальное — да, важно, но прах фараонов — это как воплощение самого существования Египта.

Сверху доносились крики, мол, до золота не добраться, затем послышалось стальное лязганье, визг пил и чудовищные удары… Она спокойно поднималась по мраморным ступеням…


На площади, где еще ночью бесновалась толпа, теперь стояла безумная тишина. Утро в седоватой дымке зависло над Каиром, ветер подхватывал и кружил обрывки газет и бумаг, кое-где еще догорали шины, и черный едкий дым разъедал глаза…, но уже было так непривычно тихо…

— Тихо!

— Мы справились?

— На короткое время! Но люди уже ощутили свою силу, и не допустят повторного вандализма. Ты знаешь, когда эти молодые египтяне, — эти мальчишки — встали живой стеной, закрывая музей от расхитителей — они спасли не только древние артефакты, они спасли нас всех! Всех спасли! А ты молодец! Остановила тех… наверху! Как тебе удалось?!

Она не ответила ему, лишь, убрав с виска прядь серебристых волос, тихо произнесла:

— Рамсес спасен. Я могу теперь вернуться?

— Можешь!

— Тогда идем.

Она пошла к музею. Поднялась по ступенькам, коснулась высокой, резной двери, повернулась, еще раз обвела взглядом опустевшую площадь Аль-Тахрир, задумалась, и что-то решив для себя окончательно, сказала ему:

— Покажи мне путь!

— Ты и без меня его знаешь.

Она пристально взглянула на него и, не произнося больше ни слова, войдя в музей, направилась к «стеле Израиля». Почему к этой стеле, она не сказала бы, но для нее было некое притяжение именно к этим иероглифам и именно на этой стеле.


Одно прикосновение к иероглифам на стеле и они как будто ожили, — побежали под пальцами золотыми ниточками. И так ей было приятно вновь ощущать таинственные, магические и такие родные знаки, что по щекам заструились слезы, сердце трепетно застучало — заволновалось. Как необычна эта радость — радость возвращения! Она глубоко вздохнула…, чудесный голос полился из ее груди…

— «Я Усер-Маат-Ра…, царь царей…»

И все пришло в движение: зашуршали, закружились, полетели года… века… тысячелетия…

Когда понадобится ее помощь — она обязательно придет! Не знала, когда вновь призовут, но знала — ей теперь вечно блуждать по лабиринтам времени… и ждать зова о помощи!


(обратно)