Грехи прошлого [Евгений Алексеевич Аллард Lord Weller] (fb2) читать постранично, страница - 3

папа.

Мой психоаналитик говорил то же самое. Но именно благодаря системе «Идентификация», которая позволяет создавать несколько личностей-голограмм, я мог успевать повсюду.

— Мне кажется, не стоит впутывать твоего отца в это дело, — я старался всеми силами скрыть раздражение.

— Но папа поможет найти хорошего врача, — настаивала она. — Лучшего в стране, если не в мире.

Я скрипнул зубами, иногда жена может быть жутко назойливой.

— Хорошо. Если понадобится, я сам его об этом попрошу. Как раз сегодня лечу с ним на конференцию.

— Хорошо, милый, — она сжала мою руку и застенчиво улыбнулась, очаровательные ямочки сделали её по-детски беззащитной.

Я больше не мог сердиться.

Конференция проходила на космической станции, зависшей на геостационарной орбите где-то над Мексикой. Кто-то решил прикрыть свою задницу и сделал всё, чтобы наблюдать станцию в телескоп с территории России было невозможно. А на картах глобал-портала её местоположение было замаскировано.

Я добрался до космопорта, оставил авиамобиль на стоянке и направился к взлётной полосе, где раскинул крылья, словно альбатрос, белоснежный красавец-космолёт, украшенный российским триколором. Взбежал по трапу, быстро обвёл взглядом салон, отделанный дорогой белой кожей и улыбнулся, заметив худощавую фигуру премьера-министра Огарёва, по совместительству моего тестя. И несколько человек из его охраны.

— Добрый день, Виктор Евгеньевич, — мы пожали друг другу руки.

— Рад видеть вас, Карл. Садитесь.

Мы расположились в противоперегрузочных креслах и космолёт начал мягко набирать ход. Оторвался от полосы. Земля стала отдаляться, превратившись в рельефную карту, расчерченную на изумрудные квадраты полей, домики. Блестящей змейкой сверкнула река. Достигли границы атмосферы. По корпусу прошла сильная вибрация: включились ракетные двигатели, и космолёт вырвался в безграничные просторы космоса. Я летал так уже много раз. Но все равно каждый раз, когда отдаляюсь от Земли, душу наполняет тревога и тоска, как у малыша, который потерялся в толпе, случайно отпустив мамину руку.

Лазурная дымка обволокла изогнувшийся дугой горизонт. Проступающая сквозь облака, будто истаявшими по весне сугробами, ультрамариновая гладь океана превратилась в иссиня-чёрный шёлк, когда космолёт добрался до полушария, где царила ночь. Очертания материка угадывались теперь лишь по разбросанным внизу, словно тлеющие угольки в потухшем костре, золотистым огонькам. А над ним проплывала станция: едва заметный в призрачном лунном свете шар, раскрывший сапфировые крылья солнечных батарей.

— Да, Карл, — вдруг прервал молчание Огарёв. — Хотел попросить вас об одолжении. Напишете пару слов о моей книге. Это автобиография, — он протянул томик в переплёте из настоящей светло-коричневой кожи с золотым тиснением, что выглядело анахронично, но очень солидно. Книги печатали редко и стоили немалых денег. Но для премьер-министра, естественно, это проблемой не было.

— Разумеется, Виктор Евгеньевич, это честь для меня.

Я начал листать книгу и взгляд упёрся в цветную фотографию, на которой обнималось трое парней.

— А вот это я, — премьер постучал указательным пальцем по фигуре в центре. — Мне было тогда… Дай бог памяти. Двадцать три года. Учился в МГУ на факультете международных отношений. На последнем курсе. Отличные были времена, — он вздохнул. — Яркие, незабываемые. Молодость — лучшие дни нашей жизни.

— Ада очень похожа на вас, — соврал я.

Моя жена — вылитая мать, такая же стройная, миниатюрная, с тонкими чертами, похожа на гречанку: прямой нос с небольшой горбинкой. Огарёв наоборот отличался грубоватыми чертами, крупным носом. Но я ловил себя на мысли, что парень на фотографии хорошо знаком мне, будто знал его раньше.

Я углубился в чтение, перелистывая страницу за страницей. И не заметил, как увлёкся. У Огарёва был неплохой слог, отличное чувство юмора.

Космолёт пристыковался. После проверки, шлюз раскрылся, пропустив меня, наконец, в узкий коридор, в конце которого виднелась махина сканера. Отошла дверь, я пропустил премьера вперёд, зашёл вслед за ним. Оранжевый луч несколько раз прошёлся вверх-вниз. Высветился голографический экран с подробными данными: Карл Миклашевский, тридцать два года, спецкор медиа-портала «Альфаком».

Вместе с Огарёвым мы прошли в конференц-зал с высоким куполообразным потолком и рядами кресел вокруг сцены.

Едва мы успели расположиться в креслах, как в круге света на сцене возник, как фокусник высокий худой шатен с недельной щетиной, одетый фривольно для подобной обстановки — в джинсы и синюю футболку. Леон Ипатьев, один из руководителей проекта «Медиа-сингулярность», в сорок два уже лауреат Нобелевской премии по биофизике.

— Как вы знаете, господа, человеческий мозг представляет собой совершенно уникальный, непревзойдённый по мощности компьютер, данный нам природой, — начал он. — Но, несмотря на огромный массив