"Врата сокровищницы своей отворяю..." [Алесь Адамович] (fb2) читать постранично, страница - 83


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

дела отечества, его церковную и общественную жизнь, хорошо был знаком с жизнью Могилевщины, а жизнь своего Баркулабова наблюдал длительное вре­мя со многих сторон и знал его досконально со многими подробностя­ми. И поэтому Баркулабовская кроника имела огромную ценность с точки зрения исторически описанного материала. Здесь мы находим белорусскую жизнь политическую, церковную, войсковую, обществен­ную, семейную, панскую и простых людей, одним словом — полную картину Белоруссии, жизни ее природы и людей... Как памятник ли­тературный она привлекает читателя красотой эпического стиля, об­разностью повествования и сочностью картин, но особенно авторской искренностью и духом времени, воплощенном в кронике. С одинаковой красочностью срисовал летописец... как новый календарь принимали, как боролись за веру, какие цены были на все, сколько грибов и в какое лето собирали, какой был урожай, какая погода. Картина голода в 1601 году трогает сердце. В ней столько необычной простоты, таящей великий драматизм. Картина голода завершается такими словами:

"...словы мовили силно, слезне, горко, мовили так: "Матухно, зезулюхно, утухно, панюшко, сподариня, солнце, месяц, звездухно, дай крошку хлеба!" Тут же подле ворот будет стояти зраня до обеда и до полудня, так то просячи. Там же другий под плотом и умрет... А коли варива просили, тые словы мовили: "Сподариня, перепелочко, зорухно, зернетко, солнушко, дай ложечку дитятку варивца сырого!" (Гарэцкі М. Гісторыя беларускае літаратуры. Изд. третье (исправлен­ное). Виленское изд-во Б. А. Клецкина. Белорусский отдел, 1924, с. 33—34).

Так писал М. Горецкий в своей "Истории белорусской литерату­ры" 1924 года. В "Истории" 1926 года больший акцент делается на социальной позиции летописца.

29. По далекой ассоциации, но хочется привести здесь слова по­лесской крестьянки Алены Булавы, обращенные к детям, которых она спасала от карателей. Уже не надеясь, что сама будет в живых, и боясь, что вот-вот потеряет сознание, она дает им свои последние советы: «Лежу я в той канаве, а тут бегут еще две, это девочки Кате­рины!.. А у меня в глазах темно. Говорю я:

— Доченька, ползите вот этой канавой да туда в мох. Может, спасетесь. Когда я уже не буду говорить, то вы посидите, пока нем­цы уйдут, может, кто-нибудь отзовется, может, как-нибудь куда-нибудь уйдете» (Алесь Адамовіч, Янка Брыль, Уладзімір Калеснік. Я з вогненнай вёскі... Мн., "Мастацкая літаратура", 1975, с. 193).

30. Сам М. Горецкий никогда не был узкоместным и в языковом отношении писателем. Еще в 1913 г. молодой совсем М. Горецкий обращался к друзьям по литературному труду:

"Писатели белорусские! Внимательнее прислушивайтесь к язы­ку людей наших на рынке, ярмарке и всюду-всюду, и те, которые жи­вут на западе Белоруссии, узнавайте, как говорят на востоке, а вос­точные побывайте на западе. Как круговорот крови в теле челове­ческом дает здоровье организму, так это переливание наших сил в Белоруссии оживит организм Белоруссии и сделает его сильным" (Гарэцкі Максім. Наш тэатр. Калядная пісанка. 1913. Типография М. Кухты, с. 17—18).