Кремлевские кланы [Валентина Сергеевна Краскова] (fb2) читать постранично, страница - 4

приобретать совершенно разные значения в зависимости от характера их интерпретации.

История — это прежде всего люди, их судьбы, их влияние на других людей, на ход исторических процессов. Было бы все просто и ясно, если бы можно было все разложить по полочкам: это — хорошее, это — плохое, это — белое, это — черное. Но так просто не может быть: человек не робот и не статист. В каждом из нас генетически заложены особенности характера и мышления, талант (или его частицы), формирующийся в зависимости от условий жизни, среды, воспитания».

Любовь и власть, красота и преступление, грех и измена — стихии, которые преображали человека, нередко возвышали, часто губили… На разных ступенях цивилизации, в разные времена человеческого развития, у разных народов повторяются и повторяются сюжеты и истории человеческих судеб, словно веками разыгрывается один и тот же сценарий… «Ничто человеческое не чуждо» ни государственным деятелям, ни простым людям…

Мой отец привел меня в смятение, когда сказал:

— Глядя на тебя, я часто думаю: а куда делась моя маленькая дочка, которая боялась ходить через мост? Пред собой я вижу совсем другого человека. Моя мать мне как-то сказала: «Мне кажется, что мои маленькие дети давно умерли, их нет, а вы так… Не знаю даже, кто.»

А были родители, для которых их маленькие дети сначала исчезли (вырастая, почти все покидают своих родителей), а потом воскресли в образах вождей. Родители могли видеть портреты своих детей в газетах, на фасадах, их фотографии несли на демонстрациях по праздникам, вожди махали руками с Мавзолея… Получив власть, шли на крайние меры.

«Отец всех народов» был сыном сапожника. Известно также, что мать сказала Сталину перед смертью: «Как жаль, что ты не стал священником!»

Свидетельствует дочь Сталина Светлана Аллилуева:

«Я вспомнила как в 1934 году Яшу, Василия и меня послали навестить бабушку в Тбилиси, — она болела тогда…

Возможно, что инициатором поездки был Берия — мы останавливались у него в доме. Около недели мы провели тогда в Тбилиси, — и полчаса были у бабушки… Она жила в каком-то старом, красивом дворце с парком; она занимала темную низкую комнатку с маленькими окнами во двор. В углу стояла железная кровать, ширма, в комнате было полно старух — все в черном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Нас подвели к ней, она порывисто нас всех обнимала худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински… Понимал один Яша, и отвечал ей, — а мы стояли молча.

Я заметила, что глаза у нее — светлые, на бледном лице, покрытом веснушками, и руки покрыты тоже сплошь веснушками. Голова была повязана платком, но я знала, — это говорил отец, — что бабушка была в молодости рыжей, что считается в Грузии красивым. Все старухи — бабушкины приятельницы, сидевшие в комнате, целовали нас по очереди и все говорили, что я очень похожа на бабушку. Она угощала нас леденцами на тарелочке, протягивая ее рукой, и по лицу ее текли слезы. Но общаться нам было невозможно, — мы говорили на разных языках. С нами пришла жена Берия — Нина. Она сидела возле бабушки и о чем-то беседовала с ней, и обе они, должно быть, глубоко презирали одна другую…

В комнате было полно народу, лезшего полюбопытствовать; пахло какими-то травками, которые связочками лежали на подоконниках. Мы скоро ушли и больше не ходили во «дворец», — и я все удивлялась, почему бабушка так плохо живет? Такую страшную черную железную кровать я видела вообще впервые в жизни.

У бабушки были свои принципы — принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер, — все это перешло к отцу.

Стоя у ее могилы, вспоминая всю ее жизнь, разве можно не думать о Боге, в которого она так верила?»

Мать кремлевского долгожителя, Наталья Денисовна Брежнева, дожила до девяноста лет, была скромной женщиной. Не хотела переезжать в Москву и жила в небольшой квартире в Днепродзержинске вместе с семьей своей сестры, стояла в очередях в магазине, вечерами любила поговорить с соседками, сидя на скамейке возле дома.

Лишь после того, как Брежнев сделался Генеральным секретарем ЦК КПСС, его восьмидесятилетней матери пришлось все же переехать в Москву. Образ жизни сына и все московское окружение были ей явно не по душе. Не нравились ей ни склонная ко всякого рода авантюрам, пьяная и алчная дочь Леонида Галина, ни его легкомысленный и часто нетрезвый сын Юрий. Из этих противоречий в недружной московской семье Брежнева, доставлявшей ему самому немало хлопот и ускорившей в конце концов его смерть, и родился, по-видимому, один из многочисленных анекдотов о Брежневе:

— Пригласил как-то Л. И. в гости свою старую мать из небольшого поселка на Украине, где она прожила всю жизнь. Брежнев показал ей не только свою квартиру, но и роскошные дачи под Москвой и в Крыму, свои охотничьи домики, коллекцию золота и