Две половинки луны. Там, где сбываются сны [Полли Ива] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

а е ш ь.

Змей

Если хочешь – попробуй сдаться,

Если сможешь – попробуй уйти.

Я тебя научу расставаться

С болью той, что лелеешь в груди.


Если хочешь, я стану Евой,

Стану яблоком или раем.

Ты – моим первородным грехом,

Моим центром, началом, краем.


Я не часть тебя, не ребро твоё.

Мы равны в этой битве, милый.

Я Адаму жена, но тепло своё

Для тебя одного хранила.


Нас рассудит Бог, но ему ль судить?

Что он знает о нашей страсти?

Это если огнём душу мне спалить,

То и пепла ты будешь частью.


Это если тебя называют тьмой,

Значит свету не зваться светом.

Если хочешь ты, остаюсь с тобой,

Не боясь предстать пред ответом.


Но не хочешь ты и, наверно, прав.

Ты не змей, да и я не Ева.

Только пальцы сжимаю опять в кулак,

Проклиная тебя и веру.


Только ты всё равно остаёшься мне…

Я тебя научу прощаться

С этой болью, имя которой – гнев,

И не смей никогда сдаваться!


С этой болью, имя которой – боль,

Ты, я знаю, можешь быть сильным.

Не кричи, когда повторяю «мой»,

О тебе с древних пор просила.


Богом я прощена, и простил Адам.

Оставайся со мной, любимый.

Я тебя никогда теперь не предам.

Я – ребро,

Но Адаму ребро,

А тебе я – сила.

Касьянов день

Я в Касьянов день разведу костры, пусть горят огнём неуёмных душ. Ты была сестрой – больше нет сестры, только ветки рук и немая глушь. Только неба щит да лазурный меч, под ногами – ночь плачет янтарём. Твоя боль утихла и стала легче, а теперь – горишь и сама огнём.

Пусть снега сметут угольки с ресниц, белый пепел с плеч звездопадом вниз. И теперь ты – клин перелётных птиц, пред которым падать и падать ниц.

А моя коса рассекает ночь, этот воздух хлад и дрожит в руках. Ты была – невеста, подруга, дочь. А теперь ты мой постоянный страх… Страх забыть долги и отринуть боль, изувечить жизнь и продать за грош. Вот и жгу костры да по кругу соль. Вот и жду опять, что ко мне придёшь.

Я в Касьянов день разведу костры, пусть горят, сжигают немые души. Ты была сестрой – больше нет сестры, только память снова набатом глушит.


А я слышу крики ночной звезды

И в тоске бессильной зажимаю уши.

А он говорит

А он говорит: «Я небо ласкаю ветром,

На что мне, ничтожная, сердце твоё, душа.

Можешь гадать на дым, ворожить над пеплом,

Но я за тебя не отдал бы и гроша.»


А он говорит мне: «Девочка, всё пустое,

Мне твои сказки, словно бальзам на душу,

Но конь подо мной, солнце, и бог с тобою,

Ты мне не стала даже ручной зверюшкой.»


А он говорит мне: «Глупая, успокойся,

Скольких ещё целовала под звёздным небом?»

Вижу, он злится, хмурится и смеётся,

А я вновь молчу, что он у меня был первым.


Я реки вплетаю в косы и рву ромашки,

Я слёзы глотаю и жду его на дороге,

А он говорит, что мне в темноте страшно,

Вот и стою немой на его пороге.


А он закрывает двери, сметая пепел,

А пепел – косы мои, взгляды его да боль.

Он молод, красив, он небо ласкает ветром…


И, улыбнувшись, целует мою ладонь.

Трын-трава

Понесут меня к чистой да реке белы ноженьки,

Расплету косу русую на две дороженьки.

Бел-горюч да трын-трава не дают уснуть,

Да трава-мурава мне пророчит путь.


Али ветер был силён да не мне сулил

Счастье, васильки да ясна сокола,

Я вплету в венок перо ворона,

Коли быть мне с тем, с кем и свет не мил.


Я глаза красивые в слёзы выплачу,

Я запрусь навек в своём тереме.

Красотой гордилась, только было ль чем?

Ах, зачем, почему же не ведьма я?


Я бы нашептала, стала б птицею,

Улетела б к милому да соколу,

А теперь под венец да под колокол,

Стану я рабой, ручной синицею.


Мне моя краса не нужна теперь,

Пусть река чиста станет домом мне.

Илистое дно – вот моя постель,

Я сейчас сама не нужна себе.


Коли для другой ветер песни пел,

Пусть споёт теперь мне прощальную.

Сокол ясный, любый, помни обо мне

Да храни кольцо обручальное.

Прости, солнце

Моё солнце больше не светит,

Оно день за днём спит.

Я помолвлена. Мой жених – ветер.

Прости, солнце, прости.


Ты не греешь даже случайно,

Ветер – плечи целует мои.

Ты моей остаёшься тайной,

Моим сердцем, что бьётся в груди,


Но теперь ненароком даже

Не смотри на меня, не смотри.

Ты – мой

Я тебя опою волшебной разрыв-травой.

Я тебя околдую, витязь мой, на раз-два.

И тут хочешь/ не хочешь, а выбора нет – ты мой,


И ко мне проберешься сквозь самый дурной бурьян,

И ко мне перейдешь реку любую вброд,

Одолеешь любого зверя, любую рать.


Я в твоей голове, в душе я и сердца под,

Значит – ты не позволишь вырваться да упасть.


Значит, руки твои – надежнее, чем броня,

А твой взгляд – крепче, чем самый надежный щит.


Это значит, что я теперь остаюсь «твоя».

Это значит, что ты мятежную – приручил.

Ведьмы берут своё

Твоей травой прорастают тропы,