Неизвестная солдатская война [Валерий Фёдорович Мясников] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

неодолимый патриотизм, о котором русский писатель и мыслитель Василий Розанов сказал так: «До какого предела мы должны любить Россию? … До истязания самой души своей. Мы должны любить её до «наоборот нашему мнению», «убеждению», голове. Сердце, сердце – вот она любовь к родине – чревная».


Как же воскрес дневник из полувекового небытия?

Однажды на пороге дома моих родителей в Севастополе появился пожилой человек. Он сказал, что знает их сына по двум книгам очерков и поэтому решил передать для него записки своего брата. Это был Павел Тимофеевич Лобас, который с 1945 года хранил тетради брата Григория у себя дома. Когда один раз в год – 9 мая у него за столом собирались однополчане-фронтовики, они всегда просили Павла Тимофеевича почитать эти записки. Слушали, смеялись, горевали и вспоминали то, другое у войны лицо, о котором сами они тоже никому и никогда не рассказывали. «Вот если бы всё это опубликовать…» – неизменно говорили фронтовики, но никто из них даже мысли не допускал, что такое возможно.

До 1985 года я работал корреспондентом газеты Черноморского флота "Флаг Родины". В военное время флоту выпала трудная судьба. Если бы немцы смогли взять последние две базы – Поти и Батуми, он прекратил бы своё существование.

Что было под Одессой, Севастополем, Керчью, Новороссийском, когда сдавали их и когда брали вновь, – об этом "Флаг Родины" писал много. Вообще выступлениям фронтовиков газета отводила целые полосы. Но на летучках журналисты сами часто критиковали их за однообразие материалов: сплошные героические эпизоды. А что же было под Одессой, Севастополем, Керчью, Новороссийском кроме героических эпизодов? Об этом ещё не написано ни одной правдивой книги. Нам, журналистам, многое становилось известным не из присланных в газету писем, а от разговорившегося после «неформальной» чарки фронтовика, не от тех, кто сверкая наградами и ветеранскими значками, в День Победы стоял поближе к кумачовой трибуне, а от одиноко приютившегося в тени каштана старика с одной-единственной на поношенном пиджаке медалью «За отвагу»…

Так, чисто случайно, эпизодически прорывалась солдатская правда, о которой нельзя было написать. Слушали мы этих людей, и стыд жёг сердце от собственного бессилия. Теперь, когда многое можно воскресить, осталось слишком мало времени.

Прошли годы как умер бывший черноморский матрос, позволявший себе после чарки говорить не «для печати». Давно уже не приезжает в Севастополь кавалер медали «За отвагу». А часы стучат. Сколько ударов они оставили тем, кто ещё в состоянии поведать, как ЭТО БЫЛО?..

Обо всём этом я хотел сказать и автору фронтового дневника Григорию Тимофеевичу Лобасу, когда ехал к нему в приазовскую станицу Гривенскую. Честно говоря, очень опасался, что старый солдат испугается своих фронтовых откровений и не решится вместе со мной ещё раз прочесть свои записи, но теперь уже – и между строк.

К счастью, мои опасения оказались излишними. У бывшего разведчика сохранилась цепкая память, открытый взгляд, военная прямота. Очень часто, не стесняя себя в выражениях и сравнениях, он говорил так решительно и твёрдо, словно казацкой шашкой отсекал ложь от правды. Жизнь он прожил такую, в которой ему кроме доброго имени нечего терять. До войны рыбачил с отцом на Азове, после войны и до 19 апреля 1981 года, когда исполнилось шестьдесят, шоферил в местном рыбколхозе. В 1947 году у Павла Тимофеевича и Марии Ивановны здесь же, в Гривенской, родилась дочь Нина. Спустя шестнадцать лет в их семье появилась двухмесячная Наташа, которую они подобрали ночью на одной из станичных улиц и назвали своей дочерью – в то голодное время нередко находили подкидышей.

Сейчас вся семья (ещё два зятя и трое внуков) по выходным и праздникам собирается за одним столом. Встречает их Григорий Тимофеевич всегда у калитки своего дома. Годы ещё не надломили стать высокого, могучего в плечах и физически сильного кубанца. Он часто улыбается, и кончики поседевших, закрученных кверху усов поднимаются до самых глаз. Искрящийся, с чертовщинкой взгляд выдаёт большого жизнелюба. Он и сейчас посмотрит вслед красивой женщине. Похожие на сапёрные лопаты руки в основном крутили баранку, вытаскивали из вентерей крупную рыбу и били по морде гадов. Этого последнего занятия Григорий Тимофеевич не стесняется. Пока сила есть, и сегодня в любой момент готов вступиться за обиженного. Зло в душе никогда не носил. Размахнулся раз, другой – и вылилось всё зло.

Для счастливой жизни, как сам считает, у него всё есть – дети, внуки и рыбалка. Однако с каждым днём, словно мартовский снег, тает здоровье. Напомнили о себе фронтовые раны. А ранен был трижды. Кстати, с ранениями совпадает и количество наград: два ордена Отечественной войны I и II степени и медаль «За отвагу».

Привёз я с собой в Гривенскую не только полуистлевшие тетради, но и с большим трудом восстановленный машинописный текст. Из-за утраченных, как правило, уголков страниц и выцветших чернил (автор иногда изменял