Солнце перед ненастьем [Адам Огурлиевич Шогенцуков] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Как-то раз, приехав погостить в родное селение, он привез с собой маленького Залима.

Месяц отпуска пролетел быстро. Когда же гости стали собираться в обратный путь, Мазан вдруг затосковал, да так, что ни спать, ни есть не мог. Хадис перепугался — уж не заболел ли отец? Старик долго отмалчивался, не хотел говорить о своей хвори, а потом не выдержал и попросил: пусть Залим останется у него.

Что было делать? Не обижать же старого отца, да еще такого одинокого. Пришлось оставить ему сынишку.

Нелегко было Мазану управляться с домашним хозяйством, воспитывать внука, а когда тот подрос, следить за его занятиями в школе. Да, нелегко. Зато сколько радости приносил старику мальчик!

Устанет, бывало, Мазан, так устанет, что уж и ноги не держат, а прибежит с улицы Залим, обнимет покрепче да примется болтать о своих ребячьих делах — дед будто живой воды хлебнет.

«Шестой год пошел, — думал старый Машуков, не спуская глаз с внука и белокурой девочки, — шестой год с того самого дня, как повел я тебя в школу. А теперь ты стоишь, будто заправский жених возле своей невесты, и читаешь стихи… Нет! — тут же оборвал он себя. — Нет! Теперь другие времена: мальчики и девочки вместе учатся, вместе играют. Дружат… Но что за стихи он ей читает?»

Мазан шагнул вперед и отчетливо услышал:

Тишиною северного вечера
Кажется мне ласковый твой взор.
Всем несхожи мы, тут спорить нечего,
Но люблю тебя, как песню гор[3].
Что это?! В тринадцать лет — стихи о любви… Уж не почудилось ли старому Мазану?

Снова слышится голос Залима:

— Нина, приходи завтра, я покажу тебе наш сад. У нас и яблоки есть, и орехи, и груши… Мои деревья, сам сажал!

— Нет, лучше ты приходи к нам. Обязательно приходи!

«У Залима — деревья? — возмутился Мазан. — Ах, пустой болтун!» Мальчишку чуть ли не силком приходится тащить в сад, ни одного деревца он не посадил. Два-три раза ковырнет лопатой и примется ныть — там у него болит, тут колет. Ну, дед и отпускает внука. А теперь вон как расхвастался!

Голос девочки показался Мазану знакомым. Старик хотел было подойти поближе, чтобы разглядеть гостью, по та вдруг скользнула за дом. Скрипнула боковая калитка.

Залим почувствовал, что сзади кто-то стоит, и оглянулся. Деду стало неловко: мальчик может подумать, что за ним следили. Но внуку это, видно, и в голову не пришло.

— Дедушка, ты позабыл, что обещал? — спросил он. — Корзину для кукурузы. Скоро уборка, всего пять дней осталось.

— Из чего же я ее сплету, милый? Ведь мы договорились, что ты принесешь прутьев.

Упрек был справедлив. Не в первый раз мальчик давал обещание и не выполнял его. А дедушка, по доброте своей, не напоминал ему — не хотел обижать внука резким словом. Сколько раз, бывало, делал он за мальчика задания по труду. Залим обычно удирал с уроков труда, а потом жаловался, что ему грозит двойка, скулил, приставал к деду, и тому приходилось выручать своего любимца.

Опять ты скажешь, читатель, что я свернул в сторону. Но не могу я молчать, не могу не похвалить золотые руки старика Машукова. Все-то он умеет делать. «В пахоту Мазан — кузнец, в уборку — плотник», — говорят о нем люди. За свою долгую жизнь поработал Мазан и плотником, и кузнецом. В сарае у него стоит токарный станок, на полках лежат всевозможные инструменты. А скольких односельчан он обучил ремеслу! Вся молодежь из строительной бригады — ученики Мазана.

Теперь дедушка Машуков на пенсии, но хлопот у него не убавилось. От дел не отрывается, только чтобы поесть и помолиться. Да и молитву свою — нама́з — совершает лишь по привычке. «Нет, милый, лучше беги играй, — сказал он однажды Залиму, когда тот еще несколько лет назад вздумал было молиться, как дедушка. — Для меня это вроде отдыха, а тебе ни к чему».

Мазан рад, когда может смастерить что-нибудь для людей, любит он поплотничать. Инструменты так и играют в его руках — весело взлетает топор, заливается звонкой песней пила, рубанок плавно скользит, снимая тонкую, хрупкую стружку.

И еще одна сила преображает старика — дети. С ними он сам превращается в ребенка, неутомимого фантазера, выдумщика веселых игр и шуток.

Если бы не боязнь злых языков, Мазан, верно, все дни возился бы с ребятишками. А уж о внуке и говорить нечего: в Залиме он души не чает.

Жантину тревожила чрезмерная нежность и снисходительность свекра к ее сыну. Она понимала, что слепое обожание деда только портит мальчика. Но могла ли она, кабардинка, противиться воле старшего в доме?

И все-таки иногда она делала попытки образумить старика:

— Право, да́да, оттого, что вы сами возитесь с этими досками, Залим не научится пилить и строгать. Надо бы ему своими руками…

— Будь покойна, голубушка, он еще успеет всему научиться, — отвечал обычно Мазан. — И строгать, и пилить научится. Да разве мы готовим его в плотники? Он у нас инженером будет, таким большим инженером, что только шевельнет пальцем — и