Нобелевский лауреат [Елена Алексиева] (fb2) читать постранично, страница - 141


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

министр.

— Я тебя слушаю.

— Я бы хотела попросить вас вместо награды перевести меня на более легкую должность. У меня серьезно больна мать, за ней нужно ухаживать, а кроме меня это некому делать.

— Гм, да, я слышал об этом, — задумчиво сказал Гергинов. — И правда, очень сожалею. У тебя есть какие-то конкретные идеи? Я ничего не могу обещать, но постараюсь тебе помочь в этой трудной ситуации.

— Я думаю, может мне вернуться на работу в Детскую педагогическую комнату?

Министр изумленно взглянул на нее.

— А я думал, что тебе там совсем не понравилось.

Ванда ничего не ответила… Ей было холодно. Она чувствовала себя опустошенной. Будто все, что ей когда-то хотелось сказать, она уже сказала.

— Ладно, я позабочусь об этом, — пообещал министр. — Если ты хочешь еще что-то сказать, говори. Если нет, — ты свободна.

Она вышла из кабинета почти окоченевшей.

«Будет просто чудом, если я не простужусь», — подумала она, хотя была уверена, что именно сейчас этого не случится. Сейчас нельзя болеть.

А на улице было по-весеннему тепло и светило яркое солнце.

Навстречу ей шли люди, весело смеясь и переговариваясь. Они ее не знали, и ей они не были знакомы. И тем не менее, и Ванда, и эти люди, да даже и министр в своем кабинете были частью единого целого.

24

Однако человек, которого Ванда увидела на пороге цюрихского агентства, не был Гертельсман. Нобелевский лауреат и вправду бесследно исчез, оставив после себя лишь свои книги, которые все до единой уже принадлежали прошлому.


Когда он проснулся, рядом никого не было, хотя в первое время он ничего не видел. Но интуитивно чувствовал, что один, а значит — в безопасности. Так одинокие люди обладают особой интуицией, позволяющей им ощущать чужое присутствие, и стараются уберечься от него. Однако голова соображала плохо, глаза все никак не могли привыкнуть к полумраку. Во внешнем мире, окружавшем его, стояла звенящая тишина, наполненная тревогой и несовершенством. Редкие звуки, которые иногда долетали до него, отличались от его внутренней темной, абсолютно непроницаемой, герметически замкнутой тишины.

Он не испытывал боли. Вообще ничего не испытывал. Его даже не удивил тот факт, что он находится в незнакомом месте. Он только испытал удивление по поводу того, что жив, но и это удивление показалось ему странным.

Каждое движение отнимало у него много времени — минуты, может быть, часы, потому что он заставлял себя двигаться, вопреки желанию своего, уже немолодого тела, жаждущего одного — покоя.

Ему не хотелось сопротивляться, это была не его битва. Поэтому он снова лег и терпеливо замер. На его личном счету было слишком много легких побед против самого себя, чтобы хотеть еще одной.

Он закрыл глаза и стал ждать — неизвестно чего.

Полумрак уже не казался таинственным.

Тишина, заполнявшая все его внутреннее пространство, была соткана из голосов птиц и равномерного грохота чего-то необъятного и вечного.

Он был абсолютно уверен в том, что где-то неподалеку плещется море.


Он снова проснулся — на этот раз от звука дождя. Теперь он чувствовал себя отдохнувшим, но его мучили жажда и голод.

В темноте он ничего не видел, но тем не менее привстал с дивана, на котором лежал, и даже попытался выпрямиться. Однако перед глазами все поплыло, и он снова рухнул обратно. Все тело ныло, было трудно двигаться. Единственным результатом его попытки встать было то, что ему нестерпимо захотелось в туалет.

Снаружи мелькнула молния, а потом раздался гром.

Он снова попытался встать, и на этот раз ему удалось удержаться на ногах. Вытянув вперед руки, он, как слепец, двинулся вперед, предположив, что там, где время от времени сверкает, должно находиться окно. А где-то рядом, перпендикулярно окну, должна быть стена. И действительно, спустя всего несколько шагов, он добрался до стены и стал продвигаться наощупь, держась за нее. Наткнувшись на что-то, сильно ударился и невольно выругался. Воздух был спертым и влажным. Пахло плесенью. Вдруг рука, скользившая по стене, что-то нащупала. Сомнений не было — это был выключатель.

Он нажал на него, но тут же снова выключил, ибо скудный свет, вспыхнувший под потолком, ослепил его, заставив зажмуриться.


Просторный двухэтажный дом казался уединенным, хотя неподалеку имелись какие-то дачи. Но эта его обособленность давала ощущение изолированности и безопасности.

Хотя дом был скрыт от чужих взглядов, он решил не рисковать и выходить только ночью. Как раз было новолуние, и ему было приятно, что молодая луна сопровождает его в коротких прогулках по участку, огороженному проволочной оградой, или висит прямо над головой, когда он ненадолго присаживался на каменной лестнице, ведущей на террасу. Днем лестница нагревалась солнцем, но ночью была холодной и влажной.

Ему еще не хотелось уходить далеко, хотя на гвозде у входной двери он обнаружил связку ключей от всех дверей в доме.

Деревья на участке