По Тихому Океану [Давид Давидович Бурлюк] (fb2) читать постранично, страница - 2

ежеминутно можно встретить европейцев, а над городом высится гора, по которой раскинулся, даже, целый город особняков, капиталистов-интервентов всего мира.

Город, человеку избалованному Парижами, Берлинами, Петроградами, не скажет ничего, ни размахом перспектив, ни количеством помпезных зданий.

Японцы интимисты – они любят все грациозное, не громоздкое: плетеночку из рисовой соломы, решеточку из дерева, природный камень, красиво поставленный в крохотном садике.

Японские города: ряд хрупких домиков, особнячков в один, два этажа: улицы узенькие, чтобы рикша, мог пробежать и, в крайности, автомобиль проехать.

Не постройка, а опера, не квартира, а декорации.

Всюду канальчики, ручейки, а чего действительно много, так это поездов, трамваев, велосипедистов; электричества же столько, что часто и горит даже днем; ночью же освещены даже проселочные дороги от одной деревни к другой… Хотя к этому надо присовокупить, что в Японии есть много районов, где страна представляет собой, одно сплошное поселение.

Японские деревни обладают удобствами городов, а города часто мало чем отличаются от окружающих их деревень. Иокогама и представляет смесь всего этого.

Слились, смешались: европейский город, океанский порт, железные дороги, трамваи, японский город и все это окружилось и засело в японскую деревню.

Пароходная контора и отплытие

Кто никогда не ездил по океану, тот с особым трепетом войдет в пароходную контору, где продаются билеты для путешественников.

Большое кирпичное здание, конторки, столы и, изредка входящие люди, которые наводят справки о билетах на Лондон, в Америку!.. Сердце сладостно сжимается, представляешь себе все перепиши далекого пути… Дом пароходства помещается на берегу канала из которого есть выход в гавань.

Наконец приближается час нашею отъезда: мы получили билеты, правда после таинственного приключения с нашим багажом, который исчез куда-то, и где-то, кем-то, очевидно, внимательно был просмотрен; через час багаж аккуратно был доставлен нам. Мы – на не большом катере; расталкиваем столпившиеся барки и пароходики, минуем несколько мостов и выходим на туманный рейд, где смешались: обрывки тумана, косые струи осеннего дождя и ржавые пятна дыма, выбрасываемого трубами морских путешественников, пока мирно отдыхающими от треволнений за крепкой стеной портового мола.

Вот вдали и «Хиго-Мару»: однотрубый, низкий, но довольно длинный, и, как потом оказывается, достаточно узкий; из трубы деловито и настойчиво клубами черный дым; понятно ровно через два часа мы должны отойти.

С катера на пароход переносим свой багаж сами, так-как вокруг не видно рук, которые могли бы быть наняты, впрочем, некоторые пассажиры любезно помогают нам.

У нас семь билетов, мы едем вторым классом; багаж мы складываем внизу лестницы, при входе в каюты нашего класса.

Но кают-кампания, применительно ко второму классу, должна быть взята в кавычки. Она оказывается маленькой комнаткой, в которую с трудом за стол могли сесть только десять человек; еще более разочаровывает вопрос с койками: выясняется, что коек только четыре, а для шести человек на полу, по-японски стелются шесть матрасиков; эти постели не убираются все время пути и, желающий выбраться на палубу, должен ловко прыгать между спящими, рискуя оттоптать кому-нибудь ухо или губы.

Прощальные гудки, и «Хиго-Мару», медленно раздвигая тумана «дрожжи», сгущающиеся ранние тени приближающегося вечера, осторожно подвигается к выходу из «гостиницы кораблей», из большого отеля, где лестно побывать каждому мореходу.

Лакей усердно увязывает наш багаж верёвочками; человека, боящегося качки, это может искренне повергнуть в мрачные предчувствия.

Я выхожу на палубу – сумерки; мы идем в большом заливе, справа и слева видны далекие маяки, они тянут к нам свои последние прощальные лучи.

Океан – расстилается темной нирваной. Там видна потемневшая ночью туча, которая широко раскрыла свои крылья, готовая принять нас; а за кормой парохода зеленоватые пятна заката и где то, ближе к земле, неясные, едва осязаемые, отблески отдаленных огней, зажженных человеком.

Подходишь к борту и видишь очи волн, они раскрыты и, мерцая, временами закрываясь белыми тусклыми веками пены, смотрят на «Хиго-Мару», который начинает ковырять носом, дрыгать кормой, переваливаясь с боку на бок, как будто он боится отдавить один из них во время своего медлительного хода.

Первая ночь на океане, когда море грозит волнением, а небо штормом, когда взгляд недоверчиво всматривается ночную зеленоватую тьму и, когда волна вдруг возьмем и встанет выше палубы, курчавясь своими сединами, окаймляющими её холодное прозрачно-зеленое мертвенное лицо.

Остров Хачиджио

За ночь пароход отошел далеко. Рассвет, восходящее солнце застают нас около потухшего вулкана, торчащего из волн; это остров «Хачиджио» на 33 параллели; прошли сто шестьдесят одну милю.

Сегодня девятнадцатое декабря. Солнце радостное; в