Том 6. Рассказы и повести [Георгий Иванович Чулков] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (67) »
II
В двухэтажном доме якута Епанчева, где столовались холостые ссыльные и где хранилась библиотека колонии, устроен был по обычаю обед для новых товарищей. Распоряжался всем Волков. Его красная бороденка мелькала везде: он неустанно сновал из кухни в столовую и обратно. Собственноручно ставил он на стол блюда то с гусем, то с жирною нельмою; кряхтя и торжествуя, откупоривал он бутылки и звенел неистово посудою… Три комнаты, уставленные столами, битком были набиты ссыльными – старыми и молодыми: тут был и длиннобородый Зонов, патриарх революции, когда-то на каторге гремевший кандалами, и другой старик – Табалин, там, в тюрьме, заболевший душевно и навсегда затаивший в своих глазах темную грусть. В одном из углов Вереев, окруженный товарищами, чему-то их поучал, выговаривая каждое слово точно и внятно, как будто припечатывая: – Итак, господа, восемнадцатого февраля правительство выпускает манифест против крамолы, а вечером в тот же день публикуется рескрипт на имя Булыгина о созыве народных представителей… Принимая во внимание, что, с одной стороны… Голос Вереева звучал, как стук стали машинной. А в другом углу разговор шел о взрыве в гостинице «Бристоль». С польским акцентом, бледный от волнения, говорил Прилуцкий и все поглядывал на Бессонову, около которой вертелся Мяукин, прижимая руки к груди и поднимаясь на цыпочки, как будто танцуя. – За стол, господа, пожалуйте! За стол! – кричал Волков, хлопотливо стуча стульями и скамьями. Когда все уселись, встал, по обычаю, длиннобородый Зонов, подымая стакан: – Товарищи! За здоровье Веры Николаевны! Все покорно встали, звеня стеклом. Старики совершали обряд неспешно и чинно и с видом мечтательным; молодые тоже пили «за здоровье» – иные в простоте и сердечно, иные (были и такие) не без иронии над прошлым «романтизмом»… Потом все усердно тыкали вилками в соленые грузди, в селедку и прочие яства, приготовленные старухою Епанчевою. Пили много и курили много. В сизых клубах табачного дыма плавали лица человеческие. Они то возникали, то снова пропадали в полумраке душного жилища, как странные маски. А неугомонный Волков все подливал и подливал в графинчики холодную очищенную. Она хранилась у него в сенях в ящике со льдом. И сам он впопыхах успевал-таки опрокидывать стаканчики; еще ноги его служили ему не худо, но рукою уже помавал он не так уверенно и лепетал что-то несуразное: – За здоровье, товарищи! Как его? А! Черт! За рескрипт, товарищи! А Вереев трезвым голосом все говорил и говорил, не уставая, что-то благоразумное: – С одной стороны, петербургское девятое января, а с другой… – А я, Гаврила Романович, пьян… И с одной стороны и с другой стороны… Со всех, значит, сторон, – промычал эс-дек Хиврин, по профессии портной. – Не надо пить, Хиврин… Я хотел поговорить с вами, – сказал Зонов, беря под руку захмелевшего Хиврина. Но Хиврин оттолкнул его. – Не хочу… не нуждаюсь… Мне, извините, на вас наплевать, господин Зонов. Вы, извините, интеллигент и утопист, а я, слава тебе Господи, про-ле-тарий! – Ну… Ну… ладно, – бормотал Зонов, отвертываясь от сердитого портного. Подлетела к Бессоновой на своих черных крыльях Чарушникова и, заглядывая ей в лицо, стала шептать восторженно: – Наконец, я вас вижу, очаровательница. Вы забыли меня, наверное. А я вас так помню, так помню! В Петербурге на вечеринках и на сходках я вами всегда восхищалась. Вы изменились, устали, но такая же прекрасная. – И я вас помню, конечно. Как вы могли думать, что я вас забыла! Вы мне одно слово сказали памятное. – Неужели? Какое же это слово, очаровательница? – Вы мне сказали, что я всегда говорю о жизни, а думаю о смерти. И от этого будто бы у меня глаза лукавые и улыбка- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (67) »
Последние комментарии
1 час 33 минут назад
7 часов 56 минут назад
8 часов 4 минут назад
8 часов 32 минут назад
8 часов 36 минут назад
8 часов 36 минут назад