Самый бесполезный мутант (СИ) [Allmark] (fb2) читать постранично, страница - 3

муниципальной программе да, но ведь можно, наверное, пересдать платно? Ну нельзя ж это так оставлять…

– По законам штата, после порога сердцебиения обычно «так и оставляют».

– Вильгельмина Энн, прекрати мне тут говорить такие вещи! Речь о твоём будущем! И о нашем, потому что то, что касается тебя, касается и нас! - женщина снова схватила листок, однако паскудная бумажонка и в этот раз её ничем не утешила, оставаясь ровно такой, какой Мина распечатала её ещё в школьном дворе, - погоди, так… Тут ведь написано - «Отклонения от стандартного генотипа», так? Ну… Это ведь не обязательно гены Х, правда? Наверняка, имеются в виду какие-то… ну, другие отклонения, человеческие. Знаешь, у младшего брата твоего дедушки было по шесть пальцев на руках…

Мина глубоко вздохнула.

– Мама, ты невнимательно слушала, когда по телевизору объясняли про это тестирование? Или школьную биологию не помнишь? Стандартный генотип - это и значит собирательный, потому что одинаковым он бывает только у однояйцовых близнецов, все люди чем-то в своих генах различаются. А тестирование проводится именно на наличие, точнее, отсутствие генов Х. Но просто анализировать на наличие тех или иных генов Х бессмысленно, их множество и при том не все они ещё есть в базе. Поэтому взяли собирательный генотип человека, включая, разумеется, все известные аномалии, то есть, и шестипалость, и гетерохромия, и даже все виды трисомий туда входят. И даже тетрасомии, кажется, тоже, хотя человека с тетрасомией поди встреть, просто на всякий случай… И вот всё, что не попадает в это собирательное описание, то есть, когда есть что-то ещё, и означает…

Миссис Крамер прижала ладони к вискам.

– Хватит! Тебе что, нравится эта мысль, что ты мутант? Ты мне сейчас доказываешь, что…

– При чём тут, что мне нравится? Это так есть! Я тебе ничего не доказываю, доказывает эта бумажка, и если её сейчас порвать в мелкий клок, мой генотип от этого не изменится! Чиновники нашего родного штата изволили потратить кучу денег налогоплательщиков на бесплатное тестирование, от которого в здравом уме никто не решится отказаться, и вроде никто не возражал, всем же было интересно, кто мутант, кто нет. И не ты ли мне говорила, что на меня будут коситься, если я его не пройду? Чем ты теперь недовольна?

– Ты обвиняешь меня, я не ослышалась? Ты говоришь, что в этом виновата я?

– Ничего подобного, я пошла на это сама, а не потому, что ты сказала. И испытывать вину я не собираюсь.

– А что надо испытывать по этому поводу? Радость?

– Но вообще-то, это ты родила мутанта, а не наоборот.

– Довольно! Марш в свою комнату и не выходи, пока отец не вернётся!

Мина прищурилась.

– Легко любить свою дочь и гордиться ею, когда она типичная хорошая девочка, хорошо учится и не общается с плохими компаниями. Всем подругам и соседкам хвастаться можно. Всегда хотелось понять, сколько настоящего в этой любви, мама.

Когда она только вошла в комнату после первого разговора с матерью, всё здесь показалось таким щемящим и милым, что едва не вышибло слезу. Здесь ведь годами ничего не менялось - вот этот шкаф, например, тут с пяти её лет, на нём наклейки с «Сейлор Мун», большинство совсем истёртые, но та, что возле верхней полки, ещё вполне отчётлива… Стол самый молодой, ему всего три года. Это не потому, что у родителей нет денег на новые вещи или жаль тратить их на неё, объясняла она зашедшей как-то в гости Глори, это потому, что они сразу выбирали хорошие, качественные вещи, у мамы к этому настоящий талант. Стол и кресло сменили потому, что из детских она выросла, и их с удовольствием перекупила миссис Бэнкс, а уж они люди точно не бедные… Так что менялись только шторы и обои, да два раза - ковёр на полу, первый раз - потому, что был белым, а она опрокинула на него новенькие краски… И на неё, кстати, не ругались. На неё вообще редко ругались.

А теперь, когда она вернулась после разговора с обоими родителями, комната дышала затхлостью. Всё здесь, действительно, вчерашнее. Всё, что подобрано по её вкусу - или родительскому, чаще всего вполне совпадающему с её, все её книжки, огромная фотография цветущих магнолий, сделанная ещё до её рождения - отец постоянно звал её выбрать, какие фотографии ей хотелось бы повесить в своей комнате, и только магнолии были вечными, вышитая матерью подушка-думка - мать, конечно, любила все эти интерьерные заморочки, но кроме вышивания, так что это с её стороны было подвигом. Она действительно всё это любила, каждая деталь тут служила тому, чтоб ей никогда не хотелось быть в каком-то другом месте больше, чем в собственной комнате, и всё действительно должно было оставаться так. Но не осталось…

– У тебя ведь есть друзья в муниципалитете… Что-то можно сделать, Густав!

– Кэсси, как ты не понимаешь, при чём тут муниципалитет? Её