cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
затряслась, по лицу побежали тоненькие ручейки слез. Облегчение, стыд, боль, отчаяние, пережитые унижения, несбывшиеся надежды, раскаяние и бог весть что еще, что сразу и не передашь словами, все выплеснулось разом.
– Что, что он рассказал вам? – она взглянула на Сердюкова с опаской и затаенной надеждой.
– Он говорил о неугасимой любви к вам и… о путешествии в Альхор!
Глава тридцать третья
После похорон старшего Соболева минуло почти два месяца. На дворе стоял холод и мрак. По комнатам профессорской квартиры гуляли стужа, одиночество и тоска. Обе барыни-вдовы, старшая и младшая, сидели взаперти, каждая в своих покоях, иногда не говоря ни слова по несколько дней. Прислуга маялась без дел и указаний, печи топили из рук вон плохо, пыль лежала по углам, обед подавался стылый и сваренный кое-как. Словом, жизнь семейства завершилась самым печальным образом. Когтищев сначала было принялся навещать тетку, дабы поддержать и утешить, но встретил такой неласковый прием, что счел за благо более не появляться, полагая, что все положенные воспитанному человеку действия им совершены. Следствие закончилось странным образом. Хоть Сердюков и обещал, что все разъяснится, ничего совершенно не разъяснилось. Полицейский ограничился туманным рассуждением о том, что, вероятно, Петр Викентьевич нечаянным образом то ли обронил на себя, то ли выпил, то ли еще каким-то непонятным образом, соприкоснулся с одним из препаратов Северова. Горе-лекаря для острастки еще немного подержали в кутузке, а потом потихоньку выпустили. Серафима Львовна, сломленная потерями, совершенно не настаивала на продолжении следствия. Зоя же окончательно укрепилась в распространенной среди обывателей мысли о том, что полиция только жалованье зря получает, и что люди туда идут служить самые никчемные и тупые.
Однажды Зоя набралась храбрости и заявила свекрови, что желает вернуться к брату. Серна только равнодушно пожала плечами. Какой прок от этих злых слов, тем более, что упрямый Егор не изменил своих планов покинуть Петербург и отправиться в далекую Африку.
Впрочем, в решении Аристова снова уехать в Африку ей оставалось винить только себя. В день похорон Викентия Илларионовича на паперти церкви, после отпевания, Серафима Львовна покачнулась и чуть не упала. Аристов поспешно подхватил её под локоть. Она оперлась о его твердую руку, он же продолжал удерживать её, желая вести до экипажа. Они стояли рядом всего мгновение, потом Серафима Львовна мягко, но решительно отстранилась:
– Благодарю, Егор Федорович, я сама, – и опустила густую вдовью вуаль, словно закрылась от него. Серафима Львовна пошла одиноко вперед, а Аристов остался стоять с колотящимся сердцем. Вот и все! Она никогда не переступит через ужас своих потерь и переживаний. Её любовь просто сгорела в этом адском огне, истлела душа. Нечем любить! Вероятно, Серна почувствовала этот отчаянный взгляд, потому что споткнулась вновь, остановилась, подняла вуаль, резко обернулась и твердым шагом направилась к Аристову. Тот замер и похолодел. Мнимая надежда ожила и затрепетала. В этот миг к брату скорыми мелкими шажками приблизилась Зоя Федоровна. Но Серна как будто не видела её, она смотрела Аристову прямо в лицо, не отрывая глаз, и вдруг вся засветилась изнутри, словно там вспыхнул огонь. Егор весь устремился к Серне.
– Вы скоро едете, надобно проститься. – Она хотела подать руку в кружевной перчатке для поцелуя, но не смогла, так сильно были стиснуты ладони. – Прощайте, друг мой! Встретимся в Альхоре! – добавила она с особым выражением, отчего у Егора голова пошла кругом.
Внутренний свет вспыхнул и погас, озарив их лица и души последним печальным и прекрасным светом, словно светом падающей звезды.
Зоя застала брата как раз в тот момент, когда он, на этот раз окончательно, собирался в далекий путь. В квартире царил хаос, вещи покинули свои привычные места. Но Егор Федорович казался совершенно спокоен и сосредоточен, как полководец, уверенный в успехе сражения. Зоя еще накануне тешила себя слабой иллюзией, что перенесенные ею горести поколеблют планы брата. Он останется, и жизнь их потечет по-прежнему, как до её замужества. Но теперь, глядя в это сосредоточенное и отстраненное лицо, она поняла, что её мольбы и слезы он просто не услышит, не заметит. Пробираясь через ворохи одежды, сваленные в кучу ружья, револьверы и сабли, стоящие поперек баулы и чемоданы, она споткнулась о шкуру леопарда на полу. Шкура, украшенная головой, искусно выделанная чучельником, всегда производила на молодую женщину отталкивающее впечатление. В великой досаде она пнула чучело ножкой, в ответ коварный зверь поцарапал тонкую кожу ботинка острым клыком.
– Ах, боже мой, к чему этот гадкий зверь тут лежит, поперек?
Аристов поглядел на сестру с сожалением, и ничего не ответил, а только чмокнул в лоб.
– Зачем, зачем ты едешь? – затянула она прежнюю песню.
– К чему опять говорить, Зоя? Я решил, и решения своего не
Последние комментарии
2 часов 35 минут назад
4 часов 8 минут назад
8 часов 2 минут назад
8 часов 6 минут назад
13 часов 27 минут назад
2 дней 1 час назад