Пещеры Красной реки. Листы каменной книги [Александр Михайлович Линевский] (fb2) читать постранично, страница - 3

Красной реки у подножия высоких утесов…

Погруженный в свои мысли, Нум внезапно вздрогнул, ощутив на лице струю прохладного ночного воздуха. Тхор и Ури вернулись; Большой Охотничий Совет закончился.

Нум приподнялся на локте и обернулся. Завеса из коры, закрывавшая вход в хижину, была откинута, удерживаемая могучей рукой с длинными смуглыми пальцами. Молочный свет полной луны озарял внутренность жилища. Стоя на пороге, близнецы обменялись несколькими словами со своим спутником, огромная тень которого могла принадлежать только Кушу, вождю племени Мадаев.

— Он спит, отец! — вполголоса сказал Ури.

— Пусть спит, — ответил тоже шепотом Куш. — Это самое лучшее, что он может делать. Бедный мальчик!

Нум резко выпрямился. Жалость, прозвучавшая в голосе отца, оскорбляла его. Он считал, что жалеть следует только дряхлых стариков, людей, больных неизлечимой болезнью, или совсем маленьких детей, которые страдают и мучаются, не сознавая того, что с ними происходит. Но он-то, Нум, не был ни стариком, ни больным и уже не считал себя больше ребенком.

«Я ранен… я только ранен… Но я хочу выздороветь и выздоровею… и они не будут больше говорить про меня: „Бедный мальчик!“ Они еще увидят, на что я способен!»

Наклонившись и пригнув головы, близнецы вошли в хижину. Но макушки их все равно касались толстых веток, служивших остовом крыши. Длинные черные волосы обрамляли загорелые лица юношей. Они заплетут их в косы, когда отправятся на Большую Охоту, если Совет назначил ей наконец время и место.

Тхор и Ури были похожи друг на друга как две капли воды. В детстве, когда они были совсем крошками, Мамма, их мать, надевала на руки малышей браслеты из разноцветных камушков: красных — для Тхора и зеленых — для Ури. Но озорные мальчишки порой нарочно менялись браслетами, и Мамме лишь с трудом удавалось отличить друг от друга своих сыновей. Эту шутку Тхор и Ури повторяли бесконечное количество раз и неизменно получали при этом огромное удовольствие. Они хохотали во все горло, обнажая крепкие белые зубы, и все Мадаи, как один человек, смеялись вместе с ними.

Но теперь, несмотря на всю свою беспечность, близнецы уже много дней не помышляли о веселье. Вместе с другими Мадаями, молодыми и старыми, они страдали от голода, а главное — от мучительного беспокойства за будущее.

Озабоченность их была вызвана не столько недостатком ежедневной пищи, сколько необходимостью заготовить за лето огромные запасы вяленого мяса и жира, достаточные для пропитания племени во время долгой суровой зимы, которую Мадаи проводили, укрывшись в теплой глубине обширных пещер.

Все свои надежды племя возлагало теперь на Большую Охоту, проводимую ежегодно осенью, когда бизоны откочевывают с высокогорных альпийских пастбищ в глубокие, защищенные от зимних ветров долины. Если Большая Охота будет неудачной, Мадаи останутся на зиму без мяса, служащего им в эту пору года единственной пищей, и без шкур, защищающих от пурги и мороза их обнаженные тела. А это означает смерть для всего племени, медленную и мучительную смерть от голода и холода.

Инстинкт самосохранения вынуждал Мадаев каждую весну откочевывать всем племенем на юг, чтобы не истребить окончательно дичь, населявшую их родную долину. Там, у подножия южных гор, были расположены их четко ограниченные охотничьи угодья, которыми Мадаи пользовались с большим умом и осмотрительностью. Законы племени строго запрещали охотникам истреблять животных бесцельно, ради одного удовольствия: дичь разрешалось убивать только для пищи. Летом Мадаи охотились на диких лошадей, косуль, кабанов, горных баранов, а осенью, во время перекочевки стад, — на северных оленей и бизонов. Они всегда щадили самок, особенно весною и летом, когда у тех были детеныши, и старались не забираться на чужие охотничьи территории, чтобы избежать столкновений с соседними племенами.

Но в этом году Мадаев с самого начала лета преследовали неудачи. Лесной пожар уничтожил весной густые заросли деревьев и кустарников, простиравшиеся между обширным болотом, окруженным скалами и первыми отрогами высоких гор. Стада травоядных, напуганные огнем, покинули долину, укрылись на крутых горных склонах и все лето оставались там. Охотники племени не отваживались забираться за дичью в горы, дикие и малодоступные, увенчанные белоснежной короной вечных снегов и к тому же изобиловавшие волками, пещерными львами, огромными свирепыми медведями, а быть может, и другими, неведомыми еще людям чудовищами.

Мадаи пытались добывать себе пропитание на уцелевшей от пожара территории. Но там оставалась лишь мелкая дичь: зайцы и кролики, куропатки и рябчики, небольшое стадо кабанов. Старики и дети ловили в болоте карпов, угрей и лягушек, а в горных ручьях, впадавших в болото, — немногочисленных и мелких форелей. Женщины собирали грибы и ягоды, съедобные плоды и коренья. Но эта скудная пища никак не заменяла мяса, сочного мяса настоящей крупной дичи, которое было так