История Сепфоры, жены Моисея [Марек Альтер] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Здесь никто не возьмет меня в жены, потому что черна моя кожа. Но здесь мой отец, который любит меня. Для него я женщина, достойная уважения. Кем буду я для народа Куша? Я не знаю его языка, я не ем его пищи. Как мне жить среди него? У нас нет ничего общего, кроме цвета кожи.

О, Хореб, ты Бог моего отца Иофара. Кто будет моим Богом, если не ты?

I. Дочери Иофара

Беглец

Хореб молчал и в этот день, и в следующие дни. Сепфора долго не могла забыть свой сон. Он остался в ней, словно яд.

Шли месяцы. Сепфора страшилась наступления ночи. Не двигаясь лежала она на своем ложе с открытыми глазами, не осмеливаясь провести языком по губам, словно боясь ощутить на них вкус незнакомых губ. Она подумала было открыться своему отцу Иофару. Кто сможет дать ей лучший совет, чем мудрец царей Мадиана? Кто любил ее больше, чем он, и кто мог лучше понять ее смятение и тревогу?

Но она молчала. Она боялась обнаружить свою слабость, показаться слишком ребячливой, как другие женщины, которые больше слушают свое сердце и не верят глазам. Он так гордился ею, что ей хотелось быть сильной, умной и верной всему тому, чему он ее научил.

Постепенно воспоминания о сне стали стираться, лицо Египтянина теряло отчетливость. Прошло несколько месяцев, и она совсем перестала вспоминать свой сон. Однажды утром Иофар сказал своим дочерям, что назавтра у них будет гость, молодой Реба, сын царя Шеба.

— Он едет, чтобы посоветоваться со мной. Будет здесь к вечеру. Мы встретим его с почетом, как он того заслуживает.

Новость вызвала смех и шушуканье всех женщин в доме. Дочери Иофара и служанки знали, что им предстоит. Вот уже год, как красавец Реба каждый месяц приезжал к Иофару за советом.

Начались приготовления к завтрашнему пиру. Пока одни готовили еду, другие ставили шатер для приема, третьи отбирали ковры и подушки, чтобы разложить их во дворе. Сефоба, старшая из дочерей Иофара, еще живших в отцовском доме, сказала с присущей ей прямотой то, о чем думала каждая из них:

— Реба уже получил больше советов, чем нужно человеку на всю жизнь. Не иначе как его красивая рожица скрывает самую большую глупость, которую Хореб дал человеку. Он хочет увериться в том, что все еще по вкусу нашей дорогой Орме и что наш отец, приняв его терпение за мудрость, согласится сделать его своим зятем!

— Мы знаем, почему он приезжает, — признала Орма, пожав плечами. — Но зачем он все время приезжает? Мне это надоело. Все будет как всегда. Реба сядет перед нашим отцом, проведет полночи в болтовне за вином и уедет, так и не решившись ничего сказать.

— Действительно, почему, — прошептала Сефоба, притворяясь, что задумалась. — Может быть, он считает тебя недостаточно красивой?

Орма нахмурилась, поняв, что сестра подтрунивает над ней. Сефоба расхохоталась, довольная своей шуткой. Сепфора, почувствовав приближение обычной ссоры между сестрами, погладила Орму по голове, но та вместо благодарности ударила ее по руке. Трудно было представить более непохожих сестер, чем Орма и Сефоба, хотя их и родила одна мать. Небольшого роста, пухлая, чувственная и полная нежности, Сефоба не отличалась особой привлекательностью. Ее улыбка выдавала простоту и прямоту ее мыслей и чувств. Ей можно было доверить все, и Сепфора часто поверяла ей то, что не осмеливалась сказать никому другому. Зато Орма была прекрасна, как звезда, которая продолжает сиять и после восхода солнца. В доме Иофара, а может быть, даже во всем Мадиане не было женщины прекраснее Ормы. И не было другой женщины, столь гордившейся этим даром Хореба.

Бесчисленные поклонники писали длинные поэмы о блеске ее глаз, о прелести ее губ, о грации ее гибкой шеи. Песни пастухов, не называя имени Ормы, прославляли ее грудь и бедра, сравнивая их со сказочными фруктами, с неведомыми животными, с чарами богинь. Орма с упоением вкушала эти славословия, но еще ни одному мужчине не удалось вызвать в ней внимание, которое превосходило бы ее внимание к самой себе. Иофар приходил в отчаяние оттого, что ничто не интересовало Орму, кроме платьев, косметики и драгоценностей, словно это были самые большие ценности в мире. Она не была готова стать женой и матерью. Несмотря на всю любовь к своей младшей дочери, Иофар, который никогда не терял самообладания, иной раз не мог удержаться от суровых слов:

— Орма словно ветер в пустыне, — гневался он, обращаясь к Сепфоре, — который дует то в одну сторону, то в другую, наполняя шары, которые затем сам рвет в клочья. Ее разум похож на пустой сундук, в котором не осаждается даже пыль памяти! Она, несомненно, становится все красивее. Она драгоценность, которой Хореб в своем гневе желает подвергнуть меня испытаниям, которую он хочет превратить в мое бремя.

На что Сепфора мягко возражала:

— Ты слишком суров с ней, отец. Орма знает, чего она хочет, она независима и еще слишком молода.

— Она на три года старше тебя, — отвечал Иофар, — пора бы ей уже меньше думать об