Эдуард Лабулэ_СКАЗКИ_II (с.88-127)_Зербино-нелюдим (art)_1861-020 (Глас А) [Эдуард Рене Лефебр Лабулэ] (pdf) читать постранично, страница - 3

полетел
вверх тормашками.
Встав на ноги, он собрал ветки и, взвалив их себе на плечи, отправился своей
дорогой. Теперь уже вязанка ехала на нём,
а не он на вязанке.

Когда кто-нибудь
нибудь падает, рискуя сломать
себе шею, люди почему-то
то смеются. ПочеПоч
му? Я не знаю. Мудрецы ещё не объяснили
этой тайны. Известно только, что все см
смеются и что принцесса Алели п
поступила так
же, как и все другие: она засмеялась.
Но вдруг щёки её побледнели. Она вст
встала, прижала руку к сердцу, как
как-то странно
поглядела на Зербино и молча удалилась в
свои покои.
А Зербино, как ни в чем не бывало, ве
вернулся к себе домой.
Своей удачи он не заметил, а на неуд
неудачи, как всегда, не обратил внимания. День
выдался славный, он хорошо продал в
вязанку дров — с него и этого было дост
достаточно.
Он купил себе целую головку сыра, б
белого и твёрдого, как мрамор, и, разрубив
её на куски, отлично поужинал.

Камень,
ень, упавший в воду, знает ровно
столько же о кругах, которые пошли по вов
де, сколько знал Зербино о том смятении,
которое поднялось во дворце после его
ухода.

испуге.
спуге. Перед ним стояла прекрасная Ал
Алели.

V.
В то время как происходили все эти важва
ные события, на городской башне пробило
четыре часа. День выдался жаркий. На
улицах было пусто.
Удалившись в залу парламента, король
Мушамиель размышлял о благоденствии
своего народа. Он спал.
Вдруг чьи-то
то руки обвились вокруг его
шеи и горячие слёзы закапали прямо ему
на лысину. Король Мушамиель вскочил в

— Что это значит? — сказал король,
удивлённый таким преувеличенным выр
выражением любви. — Поцелуи и слёзы? Ах,
дочь своей матери! Ты, верно, хочешь,
чтобы я исполнил какое-нибудь
нибудь твоё жел
желание?

— Нет, дорогой отец. Перед вами покорная дочь, которая только и думает о том,
чтобы исполнить ваше желание. Вы хотели
выдать меня замуж — я готова доставить
вам это удовольствие.
— Ну, слава богу, наконец капризы кончены! За кого же мы выходим, а? За принца Кава?.. Нет? Ну, так за графа Капри?..
Тоже нет? За маркиза Сорренто?.. Как,
опять нет? Кто же это такой?
— Я не знаю, дорогой отец.
— Не знаешь? Но ты, по крайней мере,
хоть видела его?
— Да, только что. На площади перед
дворцом.
— И он с тобою говорил?
— Нет, почти не говорил. Да и к чему
слова, когда сердца и так слышат друг друга!

Мушамиель поморщился, почесал за ухом
и пристально поглядел на дочь:
— Но, во всяком случае, это принц?
— Ах, я не знаю… Да и какое это имеет
значение!
— Очень большое. Ты ничего не смыслишь в политике, дочь моя. Разумеется, ты
можешь совершенно свободно, так сказать
по своему вкусу, выбрать себе подходящего мужа, а мне — подходящего зятя. Как
король и как отец, я совсем не хочу стеснять твою волю… если она совпадает с моей. В противном случае напоминаю тебе,
что я прежде всего обязан заботиться о
чести династии и о благе моих подданных,
и поэтому я требую, чтобы поступали так,
как угодно мне. Ну-с, что же за птица этот
твой избранник, которого ты едва видела,
с которым почти не разговаривала, но которого ты обожаешь?
— Не знаю, — сказала Алели.

— Вот это замечательно! — воскликнул
Мушамиель. — И для того, чтобы болтать
весь этот вздор, ты отнимаешь у меня время, принадлежащее моему народу. Эй, камергеры! Позвать сюда фрейлин! Пусть они
проводят принцессу в её покои. Ей нездоровится.
Услышав слова отца, Алели залилась
слезами и упала к его ногам. В это время
дверь открылась и две придворные дамы
вошли в королевские покои, покатываясь
со смеху.
— Опомнитесь, сударыни! Перед вами
король! — закричал Мушамиель, возмущённый таким грубым нарушением придворных правил.
Но чем громче кричал на них король, тем
громче хохотали фрейлины, совершенно не
заботясь о придворном этикете.
— Эй, стража, — закричал король вне
себя от гнева, — схватить этих грубиянок и

отрубить им головы! Будут знать, как смеяться над своим королём!
— Ваше Величество! — воскликнула Алели, всплеснув руками. — Вспомните, что
вы прославили своё царствование, запретив смертную казнь без суда.
— Ах, да, — сказал Мушамиель, — ты совершенно права, дочь моя. Нельзя нарушать законы. Но если нельзя казнить без
суда, то пусть их секут без суда до тех пор,
пока они не умрут естественной смертью,
— Пощадите их, отец! Умоляю вас!
— Ну хорошо, хорошо! — сказал добрый
Мушамиель. — Пусть только они перестанут смеяться и не попадаются мне больше
на глаза. Уведите этих дур — я их прощаю.
Запереть их в келью. Пусть они там издохнут от тишины и скуки… И довольно об
этом.
— Отец!.. — зарыдала Алели.

— Ваше Величество! — закричали в один
голос фрейлины, падая на колени. — Ваше
Величество, смилуйтесь! Мы не смеёмся
больше.
И в самом деле они больше не смеялись,
потому что рты у них от непрерывного смеха уже растянулись до самых ушей, как
пожелал