Пришельцы из прошлого [Дональд Гамильтон] (fb2) читать постранично, страница - 2

всего происходящего вокруг. Я смотрел на Тину, словно на всей земле не существовало никого, кроме нас двоих. Я снова вернулся в прошлое, когда мир был молодым и жестоким, а не старым, цивилизованным и изнеженным, как сегодня.

Казалось, все минувшие пятнадцать лет я был мертв, и только сейчас крышка гроба приподнялась, открыв доступ свету и воздуху…

Потом я перевел дыхание, и видение исчезло. Я снова был респектабельным человеком. Только что перед моими глазами мелькнули картины холостяцкой жизни, способные поставить меня в весьма затруднительное положение, если я не сумею выбрать правильной линии поведения. Следовало вести себя естественно, подойти и приветствовать Тину, как друга, которого я не видел долгое-долгое время, и как боевого товарища давних военных лет, и представить ее Бет, пока ситуация не сделалась неловкой для всех троих.

Я осмотрелся, отыскивая, куда бы поставить бокал. Мужчина, с которым пришла Тина, снял свою широкополую шляпу. Он был крупный, в замшевом спортивном пиджаке и клетчатой хлопчатобумажной рубашке с плетеным кожаным шнурком, которые в западных штатах предпочитают галстукам.

Он потянулся за накидкой на плечах Тины, и она, повернув голову, свободной рукой небрежно и грациозно откинула прядь коротко стриженных волос со своего ушка. Она не смотрела на меня, ее лицо было обращено в другую сторону. Движение ее руки казалось вполне естественным, но во мне еще жили воспоминания о мрачных месяцах суровой тренировки, через которую я прошел, прежде чем меня направили на первое задание. Я знал, что означал ее жест; «Я свяжусь с тобой чуть позднее. Жди!»

Внезапно меня охватил озноб. Я едва не преступил главное правило, которое вдалбливали нам в головы, — никогда и нигде не узнавать людей, вместе с которыми выполнял спецзадания.

У меня не укладывалось в голове, что мы еще можем играть по старым правилам и что появление Тины после долгих лет мира и покоя может означать что-либо, кроме совершенно случайного совпадения. Однако поданный ею сигнал требовал: спрячь в карман идиотское выражение лица, пока не наломал дров. Мы с тобой незнакомы, придурок.

Выходит, она снова работала. Возможно, в отличие от меня она и не прекращала работать. Это означало, что через пятнадцать лет ей потребовалась моя помощь.

II

Когда я наконец добрался до Амоса Даррелла, он вежливо разговаривал с молодой смуглянкой, на чьи роскошные длинные черные волосы нельзя было не обратить внимания.

— Твоя жена покинула меня, чтобы проконсультироваться о чем-то с активисткой из Ассоциации родителей и преподавателей, — сказал Амос. — Мартини ей больше не требуется, но, я полагаю, что мисс Херрера с удовольствием выпьет содержимое бокала, который ты принес. — После этих слов он представил нас; — Мисс Барбара Херрера — мистер Мэтью Хелм. — Он глянул на меня: — Кто эти люди, которые только что вошли?

В этот момент я протягивал девушке бокал. Моя рука не дрогнула.

— Понятия не имею, — ответил я.

— А мне показалось, ты их узнал, — вздохнул Амос. — Наверное, нью-йоркские друзья Фрэн. Не желаешь сыграть партию в шахматы у меня в кабинете?

Я рассмеялся;

— Фрэн не простила бы мне этого. А кроме того, тебе пришлось бы объяснять, как выглядит ферзь и чем он отличается от ладьи.

— Не прибедняйся, ты не так уж плохо играешь, — галантно возразил он.

Амос — пухлый лысеющий человечек небольшого роста. Взгляд из-под очков в стальной оправе — рассеянный и отсутствующий — иногда придает его лицу глуповатое выражение. В своей сфере деятельности Амос самый знающий человек в Соединенных Штатах, а возможно, и во всем мире. Это мне было известно. Правда, в чем конкретно заключалась его деятельность, я не знал, а если бы знал, мне было бы строжайше запрещено говорить на эту тему. Но повторяю, я ничего не знал и не имел ни малейшего желания узнать. У меня было слишком много своих секретов, чтобы еще совать нос в дела Амоса Даррелла и Комиссии по атомной энергии.

Я знал только, что Дарреллы жили в Санта-Фе потому, что Фрэн Даррелл нравилось здесь больше, чем в Лос-Аламосе, где общество было представлено исключительно наводящими дикую скуку учеными. Ей всегда импонировали колоритные личности вроде меня, подвизавшиеся в близких к искусству кругах, а таких в Санта-Фе пруд пруди. Амос был обладателем скоростного «порше-каррера», на котором ездил на работу зимой и летом, покрывая ежедневно тридцать с лишним миль в одну сторону и столько же в обратную. Маленькая сверхмощная спортивная машина как-то не очень вязалась с его внешностью, но я никогда не был хорошим психологом и судить о характере гения, тем более ученого гения, не берусь.

Но его поведение в обыденной жизни не являлось для меня загадкой, и отсутствующий взгляд был не признаком глупости, а показателем элементарной скуки. Видимо, ему давно приелись разговоры с тупицами вроде нас, неспособными отличить изотоп от интеграла.

Он зевнул, не пытаясь