Золотая кровь [Люциус Шепард] (fb2) читать постранично, страница - 3

некоторые сомнения относительно характера этого так называемого бессмертия. Потому-то и важно изменить те взгляды на наше состояние, которых вы придерживаетесь. Если мы хотим достичь настоящего бессмертия и избежать тех гротескных превращений, что несет с собой жизнь, длящаяся много веков, нам нужно лечиться от этой болезни в надежде смягчить ее долгосрочные последствия. Если мы и дальше будем считать себя непредсказуемыми повелителями ночи, изменчивыми господами и госпожами, которые, при всей своей силе, пылая этим болезненным жаром, обречены на ужас такого существования, то мы в точности такими и останемся. Это, конечно, может утолить показную жажду саморазрушения, но и только. По моему мнению, в крайностях насилия и жестокости мы не столько следуем велению нашей природы, сколько потворствуем эмоциям, сопутствующим больному сознанию. Действительно, мы уже не принадлежим к смертным. И у меня нет желания вернуться в их число. Как и вы, как все мы, я полюбил эту лихорадку. И все же я не думаю, что некоторое видоизменение нашего поведения погубит нашу природу.

– Вы еще дитя, чтобы судить об этом, – сказала госпожа Долорес. – Да, вы говорите с большим воодушевлением, но ведь ясно, что вы марионетка, которой управляет образ мыслей вашего хозяина. Возможно, вы и способны ощутить кое-что из того, что чувствую я, но вам незнакома острота этих переживаний. Вы не познали еще имена теней, неотступно преследующих нас.

– Быть может, вы и правы. Но можно сказать и иначе: причина в том, что симптомы болезни, странности восприятия и тому подобное у меня не зашли столь далеко, как у вас – Бехайм поднял руку, предупреждая ее возражения. – Сударыня, мы можем спорить до бесконечности. Логика – инструмент гибкий, и мы оба сумеем выстроить с его помощью нужный нам обман. Но я к этому не стремлюсь. Все дело в трактовке, и я лишь предлагаю вам попытаться понять мою точку зрения ради того, чтобы облегчить наш удел. Согласитесь: приверженность традиционным взглядам в последнее время скорее мешала, чем помогала нам. И что плохого в том, чтобы допустить возможность иного, более перспективного пути развития?

Госпожа Долорес рассмеялась, как показалось Бехайму, вполне добродушно.

– С какой логической гибкостью вы доказываете мне тщетность использования гибкой логики!

Бехайм склонил голову, признавая ее остроумие, и собирался с новым пылом продолжить спор, но тут Агенор, взглянув на лестницу в западном конце залы, на массивные двери черненого дуба, к которым она вела, сказал с дрожью в голосе:

– Это она!

И почти сразу двери растворились, явив толпе белокурую девушку в прозрачной ночной сорочке. Она двинулась вниз по ступенькам, подобрав подол рубашки с каменного пола, неся с собой знакомый запах крови смертных. Да, знакомый, но такого насыщенного, нежного букета еще не было в жизни Бехайма. Он, как и все, повернулся к ней. Тонкий аромат разбудил в нем жажду. Он был столь осязаемым, что его воображению предстала картина сада – там по берегам алой реки растут розы, среди которых можно бродить, а в воздухе висит таинственная золотая дымка, кружащаяся в такт томному биению сердца.

Девушка шла сквозь толпу, застывшую вокруг нее словно по мановению волшебной палочки. Редко встретишь такую красоту среди смертных! Она была стройна, бледна, волосы кукурузного оттенка искусно вспенены цветком орхидеи. Кремовые бугорки ее грудей покрывал едва прорисовывающийся узор голубоватых жилок. Она приблизилась к ним, замедлив шаг рядом с долговязым, хищного вида гостем и его слугой, и Бехайм увидел ее глаза – настоящие россыпи драгоценных камней: радужные оболочки – точь-в-точь как бирюза, а на них – крапинки топаза и золота; верхняя губа чувственно и капризно выпячена. Лицо своенравной девочки, еще не совсем уверенной в своей привлекательности, ощущающей, но не вполне понимающей силу своих телесных чар. Выпуклость ее живота, груди, столь уязвимые в своих шифоновых гнездышках, и, конечно же, манящий зов ее крови привели Бехайма в исступленный восторг. У него потекли слюнки, пальцы скрючились. Он вдруг обнаружил, что дрожит, едва сдерживаясь, и, не в силах более выносить ее присутствие рядом с собой, опустил глаза. Если один только аромат крови Золотистой способен вызвать такую безумную жажду, каково же было бы отведать ее?

Он провожал ее взглядом – она неторопливо удалялась с ленивой грацией, как будто летним днем вышла прогуляться по парку. Члены Семьи расступились, образуя коридор, по которому она вернется к лестнице, а затем войдет в палату, где проведет ночь и следующий день под защитой Патриарха. Но уже почти скрывшись из виду, она вдруг застыла, обернулась и посмотрела на Бехайма. Потом сделала несколько нетвердых шагов обратно, к нему. Ее сжатые руки были сплетены на животе; казалось, она была взволнована: рот приоткрылся, щеки пылали. Ее пристальный взгляд с новой силой подстегнул его жажду. Рассудок отступил, Бехайм более не владел собой и уже подался вперед, но не